СПИСОК КНИГ ДЛЯ ДОПОЛНИТЕЛЬНОГО ЧТЕНИЯ 9 страница



До Ла-Платы погода стояла довольно тихая, и Бугенвиль имел возможность произвести ряд наблюдений над течениями, которые часто являлись причинами ошибок, допускавшихся мореплавателями при определении своего местоположения.

Тридцать первого января «Будёз» бросил якорь в бухте Монтевидео, где его уже месяц ждали два испанских корабля. Пребывание Бугенвиля в этой гавани и вскоре затем в Буэнос-Айресе, куда он отправился для переговоров с губернатором относительно передачи Мальвинских (Фолклендских) островов, дало ему возможность собрать о городе и его жителях очень интересные сведения, которые мы не можем обойти молчанием. Буэнос-Айрес показался ему слишком большим по сравнению с числом жителей, не превышавшим двадцати тысяч. Это следует приписать тому, что все дома были одноэтажными, с большим двором и садом. Город не имеет не только порта, но даже мола. Поэтому суда вынуждены перегружать свой груз на лихтеры[70], входящие в небольшую речку, откуда тюки доставляются в город на телегах.

Множество мужских и женских религиозных общин придает Буэнос-Айресу своеобразный характер.

«Год заполнен там, — сообщает Бугенвиль, — праздниками в честь святых, отмечаемыми процессиями и фейерверками. Религиозные церемонии заменяют театр… Для набожных женщин иезуиты установили более суровый способ очищения от грехов, чем их предшественники. При их монастыре существовал так называемый „дом упражнений для женщин" (casa de los ejercicios de las mujeres). Женщины и девушки без согласия мужей или родителей приходили туда, чтобы очиститься от грехов двенадцатидневным затворничеством. Помещение и пища предоставлялись им за счет общины. Ни один мужчина не допускался в это святилище, если он не носил одежды ордена Святого Игнация; даже служанки не могли сопровождать туда своих хозяек. Упражнения в этом святилище заключались в размышлении, молитве, чтении катехизиса, исповеди и в самобичевании. Нам показывали стены часовни с еще сохранившимися пятнами крови, фонтаном брызгавшей, как нам говорили, из-под плетей, которые раскаяние вкладывало в руки кающихся грешниц».

Окрестности города хорошо возделаны и оживлены множеством загородных домов. Но всего в двух-трех лье от Буэнос-Айреса простирались огромные равнины без малейших возвышенностей, предоставленные в полное распоряжение быков и лошадей, почти единственных их обитателей. Эти животные водились в таком изобилии, рассказывает Бугенвиль, «что путешественники, проголодавшись, убивают быка, отрезают от него столько, сколько могут съесть, а все остальное бросают на растерзание диким собакам и тиграм»[71].

Индейцы, живущие по обоим берегам Ла-Платы, еще не были покорены испанцами. Их называли «Indios bravos» («дикие индейцы»).

«Они среднего роста, довольно непривлекательны и почти все больны чесоткой. Кожа у них очень смуглая, а от жира, которым они постоянно натираются, она становится еще более темной. Они не носят другой одежды, кроме широкого плаща из шкур диких коз, спускающегося до пят. Индейцы постоянно разъезжают верхом, во всяком случае вблизи от испанских поселений. Иногда они являются туда со своими женами, чтобы купить водку, и пьют до тех пор, пока не пьянеют до бесчувствия… Случается, что они собираются в отряд в двести — триста человек и угоняют скот с принадлежащих испанцам земель или нападают на караван путешественников. Они грабят, убивают и уводят в рабство. От этого зла нет спасения; каким образом можно покорить бродячее племя в огромной дикой стране, где его трудно даже отыскать?»

Что касается торговли, то она весьма далека от процветания с тех пор, как испанцы запретили провоз в Перу и Чили европейских товаров сухопутным путем. Впрочем, Бугенвиль еще видел, как из Буэнос-Айреса вышел корабль, на котором везли миллион пиастров; «если бы все жители страны, — добавляет он, — имели возможность вывозить кожу в Европу, этого одного было бы достаточно, чтобы их обогатить».

Якорная стоянка в Монтевидео безопасна, хотя иногда туда проникают «памперос» — юго-западные шквалы, сопровождающиеся ужасными грозами. Город не представляет никакого интереса; его окрестности совершенно не возделаны, так что муку, сухари и все необходимое для снабжения кораблей приходится привозить из Буэнос-Айреса. Впрочем, там в изобилии имеются такие фрукты, как инжир, персики, яблоки, айва и т. д., а также говядина в не меньшем количестве, чем в остальных районах страны.

Эти данные столетней давности интересно сравнить с теми, которые нам сообщают современные путешественники, и, в частности, Эмиль Деро в своей книге о Ла-Плате. Картина, нарисованная Бугенвилем, во многих отношениях остается правильной; но в книге Деро имеются некоторые подробности, говорящие о значительном прогрессе. Например, Бугенвиль не мог писать о народном образовании, так как в то время в этой области ничего не делалось.

Когда продовольствие, запасы воды и живой скот были погружены на борт, три корабля 28 февраля 1767 года вышли в море и направились к Мальвинским островам. Переход оказался неудачным. В результате перемены ветров, шторма и разбушевавшегося моря «Будёз» получил кое-какие повреждения. 23 марта он бросил якорь в бухте Франсез, где на следующий день к нему присоединились оба испанских корабля, серьезно пострадавшие от бури.

Первого апреля произошла торжественная передача колонии испанцам. Лишь немногие французы воспользовались разрешением короля остаться на Мальвинских островах; почти все предпочли погрузиться на испанские фрегаты, направлявшиеся в Монтевидео. Что касается Бугенвиля, то он остался ждать транспортное судно «Этуаль» («Звезда»), которое должно было доставить продовольствие и затем сопровождать его в кругосветном плавании.

Прошли март, апрель и май, а судно «Этуаль» не появлялось. О том, чтобы пуститься в плавание через Тихий океан, имея на борту «Будёз» лишь шестимесячный запас продовольствия, не приходилось и думать. Поэтому 2 июня Бугенвиль решил идти в Рио-де-Жанейро, где назначил командиру «Этуаль» Лажироде встречу на тот случай, если непредвиденные обстоятельства помешают тому достичь Мальвинских островов.

Переход протекал при такой благоприятной погоде, что уже через восемнадцать дней фрегат достиг берегов португальской колонии. Судно «Этуаль», ожидавшее здесь четыре дня, покинуло Францию позже, чем предполагалось. Ему пришлось искать убежища от бури в Монтевидео, откуда оно, в соответствии с инструкциями, и отправилось в Рио-де-Жанейро.

Встретив прекрасный прием со стороны графа Акуньи, вице-короля Бразилии, французы посещали Оперу, где смотрели комедии Метастазио[72], ставившиеся труппой из мулатов, и слушали величайшие произведения итальянских мастеров в исполнении плохого оркестра, которым дирижировал хромой аббат в рясе.

Благосклонность графа Акуньи длилась недолго. Бугенвиль купил с разрешения вице-короля небольшое парусное судно, но в передаче судна ему без всякой мотивировки было отказано. Ему запретили брать дрова с королевского лесного двора, на поставку которых он заключил договор; наконец, он и его офицеры не получили разрешения поселиться на время ремонта «Будёз» в пригородном доме, предоставленном в их распоряжение одним частным лицом. Чтобы избежать всех этих дрязг, Бугенвиль поспешил закончить приготовления к отплытию.

Во время пребывания в столице Бразилии французский командир отметил в своем дневнике красоту гавани и живописность окрестностей; в заключение он дает очень любопытное описание огромных богатств страны, доставляемых в порт Рио-де-Жанейро.

«Ближе всего к городу, — пишет он, — на расстоянии примерно семидесяти пяти лье находятся прииски, называемые „главными". Они ежегодно дают королю, в силу его права на пятую долю, по меньшей мере сто двенадцать арроб[73] золота; в 1762 году они принесли ему сто девятнадцать арроб. Под общим названием „главных" понимают прииски „Риу-даш-Мортиш", „Сабара" и „Серу-Фриу". На последних кроме золота добываются также все бразильские алмазы. Все драгоценные камни, за исключением алмазов, не считаются контрабандой. Они принадлежат владельцам приисков, обязанным давать точный отчет лишь о количестве найденных ими алмазов и передавать последние интенданту, специально назначенному королем. Этот интендант немедленно складывает алмазы в ларец, обитый железом и снабженный тремя замками. Ключ от одного замка принадлежит ему, от второго — вице-королю и от третьего — поставщику королевского казначейства. Ларец помещают в другой ларец, в который вкладываются три ключа от первого и который опечатывается печатями трех упомянутых выше лиц. Вице-король не имеет права проверять содержимое. Он лишь укладывает все в денежный сундук и, приложив к замку свою печать, отправляет в Лиссабон».

Несмотря на все предосторожности и на строгость наказаний за кражу алмазов, они служат предметом безудержной контрабанды. Но это не единственная доходная статья, и Бугенвиль приводит расчет, показывающий, что за покрытием расходов на содержание войск, на жалованье чиновникам и всех издержек по управлению колоний доход португальского короля, получаемый им из Бразилии, превосходит десять миллионов ливров[74].

Во время плавания от Рио-де-Жанейро до Монтевидео не произошло никаких событий; но на Ла-Плате во время шторма судно «Этуаль» столкнулось с испанским кораблем, который сломал ему бушприт[75], решетчатый гальюн на борту и часть такелажа. Эти повреждения и вызванное сильным толчком усиление течи заставили Бугенвиля подняться вверх по течению реки в Энсеньяда-де-Бараган, где было легче, чем в Монтевидео, произвести необходимый ремонт. Только 14 ноября удалось покинуть Ла-Плату.

Тринадцать дней спустя оба корабля очутились в виду мыса Кабо-Вирхенес у входа в Магелланов пролив, куда они не замедлили направиться. Первой на пути оказалась бухта Посесьон, широко вдающийся в сушу залив, открытый всем ветрам и предлагающий мореплавателям очень скверные стоянки. Расстояние от Кабо-Вирхенес до мыса Оранжевого превышает пятнадцать лье, и повсюду пролив имеет ширину от пяти до семи лье. Первый пролив преодолели без затруднений и бросили якорь в заливе Буко, где человек десять офицеров и матросов высадились на берег.

Вскоре они свели знакомство с патагонцами и обменяли несколько безделушек, представлявших в глазах тех большую ценность, на шкуры вигони[76] и гуанако. Туземцы были высокого роста, но ни один из них не превышал шести футов.

«Непомерными мне в них показались, — пишет Бугенвиль, — ширина плеч, величина головы и толщина конечностей. Они коренасты и хорошо упитанны; мышцы у них твердые и крепкие; это люди, которые, живя на лоне природы и употребляя полную живительных соков пищу, достигли высшей степени развития, на какую способны».

Расстояние от пролива Первого до пролива Второго составляет примерно шесть-семь лье. Пролив Второй, также пройденный благополучно, имеет в ширину всего полтора лье и в длину около четырех. Кораблям вскоре встретились острова Сен-Бартельми и Элизабет. На второй из них французские моряки высадились, но не обнаружили там ни дров, ни воды. Это абсолютно бесплодная земля.

Начиная с этих мест американский берег пролива изобилует лесом. Хотя первый трудный этап был пройден благополучно, Бугенвилю пришлось, однако, проявить в дальнейшем много терпения. В самом деле, отличительная особенность здешнего климата состоит в том, что изменения атмосферного давления происходят очень быстро, и невозможно предусмотреть неожиданные и опасные смены погоды. В результате происходят аварии, которые нельзя предупредить; они задерживают движение кораблей, а подчас заставляют приставать к берегу для ремонта.

Залив Гюйо-Дюкло представляет собой прекрасную якорную стоянку, где на глубине шести — восьми саженей имеется хороший грунт. Бугенвиль остановился там для того, чтобы наполнить несколько бочек водой и попытаться раздобыть немного свежего мяса; но диких животных ему попалось мало. Затем была произведена топографическая съемка мыса Сент-Анн. Там в 1581 году испанский капитан Педро Сармьенто основал колонию Вилья-Фелипе. Ранее мы уже рассказывали об ужасной катастрофе, из-за которой это место получило название Пуэрто-Амбре (Голодного порта).

Французские моряки обнаружили затем ряд заливов, мысов и гаваней и сделали несколько остановок. То были залив Бугенвиль, где произвели ремонт корпуса «Этуаль», мыс Форуорд, представляющий самую южную оконечность Патагонии, залив Каскейд на Огненной Земле, являющийся идеальной стоянкой для мореплавателей благодаря своей безопасности, удобству и легкости снабжения дровами и водой. Все эти гавани, открытые Бугенвилем, ценны тем, что дают возможность выгодно лавировать при огибании мыса Форуорд — одного из самых неприятных для мореплавателей мест, где их обычно встречают порывистые противные ветры.

Первые дни 1768 года французские моряки провели в бухте Фортескью, в глубине которой находится гавань Галан. Отвратительная погода, не идущая ни в какое сравнение даже с самыми плохими днями парижской зимы, задержала экспедицию больше чем на три недели. Здесь моряков посетила группа жителей Огненной Земли, решившихся подняться на корабли.

«Их уговорили петь, — сообщается в отчете, — танцевать, послушать игру на музыкальных инструментах, а главное, поесть, что они сделали с большим аппетитом. Им все нравилось: хлеб, солонина, говяжье сало; они пожирали все, что им давали… Они не проявили никакого удивления при виде кораблей и разнообразных предметов, которые им показывали; это, конечно, объясняется тем, что нужно обладать некоторыми элементарными знаниями для того, чтобы приходить в удивление от изделий, знаменующих торжество человеческого ума. Дикари относились к высочайшим достижениям техники так же, как и к законам природы и их проявлениям… Здешние туземцы маленького роста, некрасивые, тощие, и от них исходит невыносимая вонь. Они ходят почти голые; вся их одежда состоит из жалких тюленьих шкур, слишком маленьких, чтобы в них можно было завернуться. Женщины их безобразны и, кажется, почти не возбуждают желаний у своих мужчин. Эти дикари живут в хижинах, посреди которых поддерживается огонь, и спят вповалку, мужчины, женщины и дети вместе. Питаются они главным образом моллюсками; впрочем, у них имеются собаки и силки, сделанные из китового уса… В общем они, как видно, вполне безобидные люди, но такие жалкие, что лучше было бы не иметь с ними никакого дела… Из всех дикарей, каких мне приходилось видеть, огнеземельцы самые обездоленные».

Печальное событие омрачило стоянку в здешних местах. На корабль явился ребенок лет двенадцати, и ему дали кусочки стекла и зеркала, не подумав о том, какое он может найти им употребление. У туземцев существует, должно быть, привычка засовывать в рот в качестве талисмана куски талька. Мальчик, конечно, пожелал проделать то же самое и со стеклом; и вот, когда французы сошли на берег, они увидели, что у мальчика ужасная рвота и он харкает кровью. Глотка и десны у него были порезаны, и из них текла кровь. Несмотря на заклинания и на лечение колдуна, заключавшееся в яростном растирании шеи, — а может быть, именно из-за слишком энергичного массажа — ребенок ужасно мучился и вскоре умер. Это послужило для огнеземельцев сигналом к поспешному бегству. Они, несомненно, боялись, что французы могут напустить на них порчу и они все умрут такой же смертью.

Шестнадцатого января Бугенвиль вышел из гавани Галан; во время попытки подойти к острову Руперт «Будёз» подхватило течением, и корабль очутился в полукабельтове от берега. Немедленно брошенный якорь разбился на куски, и так как с земли не было ни малейшего ветерка, фрегат сел на мель. Пришлось вернуться в гавань Галан. Это оказалось очень кстати, так как на следующий день налетел страшный ураган.

«После того как в течение двадцати шести дней, проведенных в гавани Галан, постоянно дули жестокие встречные ветры, тридцати шести часов попутного ветра, на который мы никогда и не смели надеяться, было достаточно, чтобы привести нас в Тихий океан; я думаю, что это единственный случай безостановочного плавания от гавани Галан до выхода из пролива. По моим исчислениям, общая длина пролива от Кабо-Вирхенес до мыса Пилар составляет примерно сто четырнадцать лье. Мы прошли их за пятьдесят два дня…

Несмотря на трудности, испытанные нами во время плавания Магеллановым проливом (в данном вопросе Бугенвиль полностью согласен с Байроном), я советовал бы, начиная с сентября до конца марта, отдавать предпочтение этому пути и не идти вокруг мыса Горн. В остальное время года я скорей был бы склонен плыть открытым морем. Противные ветры и бурное море не представляют особой опасности, и благоразумнее не рисковать, двигаясь вслепую между двумя берегами. Плавание проливом связано, конечно, с некоторой задержкой, но оно имеет и положительную сторону. Там можно в изобилии найти воду, дрова и съедобные моллюски, иногда очень хорошую рыбу; и я не сомневаюсь, что цинга производит больше опустошений среди экипажа кораблей, выходящих в Тихий океан, после того как они обогнут мыс Горн, чем кораблей, попадающих в него через Магелланов пролив. Когда мы из него вышли, у нас не было ни одного больного».

Приведенное мнение Бугенвиля до последнего времени многими оспаривается, и путь, который он так горячо рекомендовал, мореплавателями совершенно заброшен. Наиболее веской причиной для этого в наши дни является то обстоятельство, что применение пара полностью преобразило судоходство и совершенно изменило условия навигации.

Как только Бугенвиль очутился в Тихом океане, он, к своему великому удивлению, встретил южные ветры. Поэтому ему пришлось отказаться от намеченного захода на острова Хуан-Фернандес.

С командиром «Этуаль», Лажироде, было условлено, что для обследования возможно большего морского пространства оба корабля будут держаться на таком расстоянии, чтобы лишь не терять друг друга из виду, и что каждый вечер транспортное судно будет приближаться к фрегату и двигаться примерно в полулье от него; таким образом, если «Будёз» встретит какую-нибудь опасность, «Этуаль» сможет ее легко избежать.

Некоторое время Бугенвиль разыскивал остров Пасхи, но не нашел его. 22 марта Бугенвиль открыл четыре островка, названные им Катр-Факардин; они являлись частью Опасного архипелага (Туамоту) — скопления коралловых островков, низменных и полузатопленных; его непременно, словно по уговору, посещали все мореплаватели, вступавшие в Тихий океан через Магелланов пролив или обойдя вокруг мыса Горн. Несколько дальше французские моряки открыли плодородный остров, населенный совершенно голыми дикарями, вооруженными длинными копьями, которыми они угрожающе размахивали, вследствие чего он и получил название острова Копейщиков.

Мы не станем повторять то, что не раз уже имели случай сообщать о природе этого архипелага, о трудности подступа к нему, о его диком и негостеприимном населении. Тот же самый остров Де-Лансье был назван Куком Трум-Кап (Акиаку); остров Лагарп, открытый Бугенвилем 24 марта, английский мореплаватель назвал островом Боу (Хао).

Бугенвиль знал, что Роггевен чуть не погиб при посещении этих мест, и, считая пользу от их исследования не оправдывающей риска, которому можно подвергнуться, взял курс на юг и вскоре потерял из виду огромный архипелаг, простирающийся в длину на пятьсот лье и состоящий по меньшей мере из шестидесяти островов или групп островов.

Второго апреля Бугенвиль увидел высокую крутую гору, которой дали название пика Будёз. То был остров Маитеа, ранее названный Киросом Десана (острова Общества). 4 апреля на восходе солнца корабли очутились в виду Таити, длинного острова, состоящего из двух полуостровов, соединенных перешейком шириной не больше одной мили.

Свыше ста пирог с балансирами[77] вскоре окружили оба корабля; туземцы везли кокосовые орехи и огромное количество превосходных плодов, которые охотно меняли на всякого рода безделушки. С наступлением ночи берег осветился тысячью костров; в ответ с кораблей было пущено несколько ракет.


Дата добавления: 2021-04-15; просмотров: 68; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!