Что вы думаете об интервенции в Корее, чем она может кончиться? 24 страница



257

ным командованием какие-либо выступления в Варшаве. Ввиду этого ответственность за происходящее в Варшаве падает исключительно на польские эмигрантские круги»8.

16 августа Сталин писал Черчиллю: «Варшавская акция представляет безрассудную ужасную авантюру, стоящую населению больших жертв. Этого не было бы, если бы советское командование было информировано до начала варшавской акции и если бы поляки поддерживали бы с последним контакт». И еще раз, 22 августа, Сталин — Черчиллю: «Рано или поздно, но правда о кучке преступников, затеявших ради захвата власти варшавскую авантюру, станет известна всем. Эти люди использовали доверчивость варшавян, бросив многих почти безоружных людей под немецкие пушки, танки, авиацию. Создалось положение, когда каждый новый день используется не поляками для освобождения Варшавы, а гитлеровцами, бесчеловечно истребляющими жителей Варшавы...»9

И все же, несмотря на столь резкое осуждение лондонского правительства и командования АК, советское руководство попыталось облегчить положение повстанцев. Когда соединения 1-го Белорусского фронта вышли наконец на ближние рубежи Варшавы, его командующий К.К. Рокоссовский связался со Сталиным. «Я доложил, — вспоминал позднее Константин Константинович, — обстановку и обо всем, что связано с Варшавой. Сталин спросил, в состоянии ли войска фронта предпринять сейчас операцию по освобождению Варшавы. Получив от меня отрицательный ответ, он попросил оказать восставшим возможную помощь, облегчить их положение»10.

Начиная с 13 сентября началось интенсивное, регулярное снабжение по воздуху повстанцев оружием, боеприпасами, продовольствием и медикаментами. Советская авиация по указаниям командования АК прикрывала с воздуха освобожденные ею районы города, бомбила немецкие войска. 14 сентября части 1-го

258

Белорусского фронта сумели занять Прагу — правобережную часть Варшавы, а через день 1-я польская дивизия форсировала Вислу, пытаясь с севера войти в польскую столицу и соединиться с повстанцами. Однако тяжелые бои с превосходящими силами противника вынудили десантников 23 сентября отойти назад, за реку. Теперь восстание было обречено, и 2 октября Бур-Коморовский подписал капитуляцию.

Второй визит Миколайчика в Москву, проходивший с 12 по 19 октября, не изменил отношений лондонцев и советского руководства, ибо отныне Кремль полностью полагался лишь на КРН и ее ПКНО. Не привели к каким-либо положительным сдвигам встречи польского премьера 13 октября со Сталиным и Черчиллем, а 14 октября с Черчиллем и Иденом, которые демонстративно отказались поддерживать претензии «лондонцев» на западные области Белоруссии, Украины и Виленщину. Особенно ярко проявился новый подход Великобритании к польской проблеме в высказываниях британского премьера.

«Миколайчик. Сталин заявил, что граница между Польшей и Россией должна проходить по линии Керзона.

Черчилль (раздраженно). Я умываю руки. Что касается меня, то я отказываюсь от этого дела. Мы не будем нарушать мир в Европе только потому, что поляки ссорятся между собой. Вы с вашим упрямством не видите, как обстоит дело. Мы расстанемся, не придя к соглашению. Мы расскажем миру, насколько вы неблагоразумны. Вы хотели развязать новую войну, в которой погибнет 25 миллионов человек. Но вам ни до чего нет дела.

Миколайчик. Я знаю, что наша судьба была предрешена в Тегеране.

Черчилль. Она была там спасена... Польша получит гарантии трех держав. От нас — наверняка. Действия президента ограничены американской конституцией. Во всяком случае, вы ничего не теряете, потому что русские все равно уже там.

259

Миколайчик. Мы теряем все.

Черчилль. Болота Припяти и пять миллионов человек. Украинцы не принадлежат к вашему народу. Спасайте свой народ и предоставьте нам возможность для эффективных действий»11.

Столь же безрезультатными оказались и контакты 17 октября с Осубкой-Моравским. Миколайчик пытался придерживаться старой линии, предлагая ППР три места в будущем правительстве и категорически отвергая даже возможность объединения с ПКНО. Разумеется, Осубка-Моравский не мог принять столь унизительные для него условия достижения компромисса, поэтому вернувшемуся в Лондон после полного провала своей миссии Миколайчику пришлось 24 ноября подать в отставку и уступить пост премьера представителю крайне правого крыла ППС Т. Арцишевскому.

Теперь руки у Кремля оказались развязанными. Ведь его попытки, хотя и весьма вялые, в достижении примирения на деловой основе двух польских политических группировок не увенчались успехом. Они окончились безрезультатно только из-за очевидной уже всем несговорчивости и бессмысленного упрямства «лондонцев». А раз все произошло именно так, то, следовательно, можно было и пойти навстречу властолюбивым устремлениям КРН. Позволить наконец осуществить ей давно желанное — преобразовать ПКНО во временное правительство. Это и произошло 31 декабря, формально — по настойчивому требованию населения освобожденных районов Польши. И практически сразу же, 5 января 1945 г., СССР признал новый властный орган12.

Благоприятная ситуации, сложившаяся летом 1944 г., предоставила советскому руководству возможность попытаться осуществить программу-максимум своей доктрины национальной безопасности. Не ограничиваться достигнутым — созданием пояса дружественных стран вдоль западной границы, а продвинуться

260

несколько дальше — возвести еще одну, дальнюю «линию обороны», установить тесные союзнические долговременные отношения с Чехословакией, Югославией и Болгарией.

На редкость стремительно и в то же время необычайно удачно для Советского Союза менялось положение в Болгарии. Едва только Красная Армия вышла на ее северную границу, как в Софии — 5 сентября — поспешно огласили программную правительственную декларацию: заявили о восстановлении демократических свобод, роспуске фашистских организаций, о денонсации антикоминтерновского пакта и намерении впредь проводить политику нейтралитета. Однако СССР и его союзников подобная попытка уклониться от принципиальных решений не удовлетворила, ибо мало что меняла по существу, сохраняла в силе давнюю ориентацию страны на Берлин, пребывание на болгарской территории немецких войск и болгарских оккупационных — в Греции и Югославии. Именно поэтому Советский Союз счел возможным, даже необходимым разорвать дипломатические отношения с Болгарией и объявить ей войну.

7 сентября софийский режим попытался вновь отсрочить свой крах очередными уступками — разорвал все же дипломатические отношения с Германией, а 8-го — декларировал состояние войны с нею, однако даже с такими мерами он безнадежно опоздал. Соединения Красной Армии уже начали продвижение от Дуная к югу, не встречая ни малейшего, хотя бы символического сопротивления со стороны болгарской армии. В тот же день в Софии было сформировано новое правительство — Кимона Георгиева, которое отдало приказ об аресте членов прогерманского регентского совета и объявило о готовности сделать все, что только от него потребуют, для официального выхода из войны.

Удовлетворенное достигнутым, советское руководство заявило о прекращении военных действий в Болгарии. Условия же, предъявленные правительст-

261

ву Георгиева, оказались достаточно мягкими — требовали лишь вывода войск с территорий Югославии и Греции, занятых в ходе боевых действий на стороне Германии. Эвакуация болгарских частей началась 10 октября, а 28 октября в Москве министр иностранных дел Болгарии П. Стайнович и командующий 3-м Украинским фронтом маршал Ф.И. Толбухин подписали соглашение о перемирии.

Единственной страной, где столь удачно опробованный трижды сценарий не оправдал себя, стала Чехословакия, с которой у Советского Союза на всем протяжении войны ни разу не возникало ни проблем, ни осложнений. Еще 18 июля 1941 г. в Лондоне с ее правительством в эмиграции был подписан договор о совместной борьбе с Германией, развитый московским соглашением от 27 сентября 1941 г., регламентировавшим создание на территории СССР чехословацких воинских частей, и лондонским от 12 декабря 1943 г. — о дружбе, взаимопомощи и послевоенном сотрудничестве. В феврале 1942 г. в Советском Союзе началось формирование отдельного чехословацкого батальона, который спустя два года удалось развернуть в корпус: две пехотные, одну десантную, одну танковую бригады и авиаполк, с марта 1943 г. доблестно действовавший на советско-германском фронте.

В середине апреля 1944 г. Красная Армия вышла в районе Закарпатья на старую границу Чехословакии, но не стала преодолевать Карпаты. Предполагалось, что двинутся советские части дальше на запад только после того, как сложится благоприятная военно-политическая обстановка, — когда Словацкий национальный совет (СНС) — региональный центр антифашистского сопротивления, образованный осенью 1943 г. на многопартийной основе, начнет вооруженное восстание; опираясь на настроенную антинемецки 47-тысячную армию марионеточного «Словацкого государства», собственными силами освободит территорию от Кошице до Брно. Рассчитывая на безусловную удачу

262

задуманного, СССР и Чехословакия еще 30 апреля заключили соглашение, предусматривавшее в деталях взаимоотношения командования Красной Армии с национальной администрацией правительства Эдуарда Бенеша, которую предполагалось создавать в ходе восстания. Новый документ вместе с тем подтвердил и весьма важное обстоятельство для послевоенного устройства Европы: независимость Чехословакии в границах, существовавших до Мюнхена.

К сожалению, план, рассчитанный на приближение победы с минимальными жертвами, осуществить не удалось. Буквально в канун восстания, 29 августа, части вермахта оккупировали Словакию и разоружили наиболее дееспособный Восточно-словацкий корпус, захватив все перевалы в Карпатах. И хотя 30 августа СНС все же провозгласил свержение пронацистского режима Тисо, а через день — воссоздание Чехословацкой республики в довоенных границах, овладеть положением он так и не смог. Боевые действия приняли характер разрозненных столкновений местного значения, сразу же став всего лишь партизанскими. Не повлиял существенно на обстановку значительный по размерам советский десант, который должен был усилить и поддержать повстанцев. Неудачно завершилась и операция 1-го и 4-го Украинских фронтов, попытавшихся прорваться через перевалы и изменить тем самым ситуацию. И наступление Красной Армии, и словацкое восстание захлебнулись к концу октября.

Выход советских войск на Балканы позволил Москве решительно вмешаться в крайне сложное, ни с чем не сравнимое положение, сложившееся в Югославии. Там длительное время беспощадно боролись, но главным образом между собою, несколько политических группировок. С одной стороны, союзники Германии: хорватские легионеры, усташи и домобранцы-ополченцы; «Белый корпус» — три полка русских эмигрантов-врангелевцев; словенские домобранцы.

263

С другой — антифашистские силы: четники (партизаны) генерала Драже Михайловича, министра обороны королевского правительства в эмиграции; народно-освободительная армия (НОА) под командованием Иосипа Броз Тито, созданная на основе коммунистических партизанских отрядов, начавших сопротивление оккупантам еще в июле 1941 г. При этом ситуацию доводило до абсурда то, что четники сражались не столько с немецкими и итальянскими частями, сколько с НОА, которой приходилось одновременно с борьбой на два фронта еще защищать сербское и черногорское православное, боснийское мусульманское население от хорватов-католиков.

Британское командование, поддерживавшее тесные связи с королем Югославии Петром II и его правительством, находившимся в Каире, после высадки союзников в Италии установило отношения также и со штабом НОА, начало снабжать оружием и ее. Именно тогда Москва сделала свой окончательный выбор — в декабре 1943 г. осудила действия четников, являвшихся, по мнению НКИД, фактическими пособниками Германии, и высказалась в поддержку Национального комитета освобождения Югославии (НКОЮ), политического крыла НОА. В феврале следующего года советское руководство отклонило предложение королевского правительства заключить с ним пакт о взаимопомощи, а в марте направило к Тито военную миссию во главе с генерал-лейтенантом Королевым. Еще сильнее ориентацию Кремля подчеркнул ставший демонстративным прием 19 июля Сталиным прибывших в Москву представителей штаба НОА Терзича и Джиласа.

Подобный поворот событий вынудил югославского премьера Пурича, проводившего политику конфронтации с коммунистами, подать в отставку. Утвержденному главой нового кабинета Шубашичу пришлось потребовать от Михайловича прекратить борьбу с частями НОА и выступить вместе с нею единым

264

фронтом. Эти отношения были закреплены во время переговоров в середине июня на территории Югославии Шубашича с Тито и привели к формированию кабинета, включившего двух представителей НКОЮ — Вукославлевича и Марушича. 22 июля Шубашич от имени короля объявил о назначении Тито верховным главнокомандующим всеми югославскими силами сопротивления, а месяц спустя упразднил штаб Драже Михайловича.

Королевскому правительству столь сложный, явно невыгодный для него маневр пришлось осуществить прежде всего под значительным воздействием Черчилля. Не довольствуясь уже достигнутым югославскими политическими кругами, британский премьер 12 и 13 августа лично принял Шубашича и Тито в Лондоне, подчеркнув в беседе с ними всю неотложность единства антигитлеровских сил. Ну а побуждало Черчилля поступать именно так стремление усилением борьбы в Югославии вынудить части вермахта как можно быстрее покинуть Грецию, где высадка английских войск была намечена на начало октября.

Не бездействовало и руководство СССР, вносило собственный, весьма ощутимый вклад в совместную борьбу. Командование Красной Армии, использовав как базы Южную Италию, Румынию и Болгарию, в течение июля — сентября поставило штабу НОА вооружение и боеприпасы для двенадцати пехотных и двух авиадивизий. Усилив таким образом боеспособность сил Тито, советские войска 28 сентября начали Белградскую операцию, позволившую уже в начале октября, с официального согласия НКОЮ и совместно с НОА, освободить значительную часть Восточной Югославии, а 20 октября — и ее столицу.

Своеобразным завершением действий союзников в Европе за 1944 год, предвосхищением решений, принятых позже в Ялте и Потсдаме, стал впоследствии широко известным своеобразный «джентльменский» договор, заключенный Черчиллем и Сталиным

265

в Москве 9 октября. Фактически — о сферах интересов, о сферах влияния Великобритании и СССР, что должно было послужить, с их точки зрения, одним из краеугольных камней послевоенного устройства мира. Договор, следующим образом описанный британским премьером в военных мемуарах.

«Создалась деловая атмосфера, — вспоминал Черчилль, — и я заявил: «Давайте урегулируем наши дела на Балканах. Ваши армии находятся в Румынии и Болгарии. У нас есть там интересы, миссии и агенты. Не будем ссориться из-за пустяков. Что касается Англии и России, согласны ли вы на то, чтобы занимать преобладающее положение на 90 процентов в Румынии, на то, чтобы мы занимали также преобладающее положение на 90 процентов в Греции и пополам — в Югославии?» Пока это переводилось, я взял пол-листа бумаги и написал:

«Румыния

Россия — 90 процентов Другие — 10 процентов Греция

Великобритания (в согласии с США) — 90 процентов

Россия — 10 процентов Югославия — 50:50 процентов Венгрия — 50:50 процентов Болгария

Россия — 75 процентов Другие — 25 процентов».

Я передал этот листок Сталину, который к этому времени уже выслушал перевод. Наступила небольшая пауза. Затем он взял синий карандаш и, поставив на листке большую птичку, вернул его мне. Для урегулирования всего этого вопроса потребовалось не больше времени, чем нужно было для того, чтобы это написать»13.

266

Польский вопрос, хотя он обсуждался и в тот день, и позже, остался неурегулированным.

В мемуарах Черчилль не упомянул только об одной детали своего разговора со Сталиным, той, о которой он довольно отстраненно сообщил две недели спустя Рузвельту: Сталин «хочет, чтобы Польша, Чехословакия и Венгрия образовали сферу независимых антинацистских просоветских государств, причем первые два могли бы объединиться»14. О своей реакции на такое предложение, явно расширявшее пределы возможной договоренности, Черчилль умолчал. Не прореагировал на него в своем ответе и Рузвельт.

Глава 10

 

В первых числах января 1945 г., через шесть месяцев после высадки союзников в Нормандии, нацистский режим все еще продолжал упорно сопротивляться, удерживая практически всю Центральную Европу, контролируя, помимо собственно Германии, большую часть Польши, Чехословакию, Австрию, Северо-Западную Венгрию, северные районы Югославии и Италии, Нидерланды, Данию, Норвегию. Вермахт противостоял Красной Армии на западном берегу Вислы, не подпускал к Рейну американские, британские и французские дивизии. Однако даже такая, весьма выгодная для Германии стратегическая ситуация изменить что-либо уже не могла. Кольцо союзнических войск готово было сжаться в любой момент, и потому скорая гибель Третьего рейха была предрешена и неизбежна. Не вполне ясным оставалось лишь одно — что же последует за победой.

Члены «большой тройки» настойчиво стремились как можно быстрее завершить обсуждение остававшихся спорными проблем: окончательно решить судьбу Германии — быть ли ей расчлененной навсегда — на несколько самостоятельных государств, или временно — на зоны оккупации; определить величину и форму

267

репараций, которые предстояло взыскать с побежденного противника; согласовать, наконец, свои весьма различные представления о послевоенном устройстве мира, разумеется, для начала — Европы. Но стремительно приближавшаяся развязка обнаружила не столько сближение, сколько дальнейшее расхождение, и довольно значительное, по большинству этих вопросов.

Советское руководство пыталось твердо придерживаться столь выгодного для него «джентльменского» соглашения от 9 октября — даже не буквы, а духа его. Оно не делало ни малейших попыток изменить общественный строй, «советизировать» страны, где находились части Красной Армии, довольствовалось достигнутым и потому сотрудничало со сформированными там многопартийными правительствами, возглавляемыми отнюдь не коммунистами: в Румынии — с монархией и кабинетом беспартийного генерала Сатанеску; в Болгарии — также с монархией и правительством Георгиева; в Венгрии — с временным правительством во главе с представителем партии мелких хозяев Миклошем; в Югославии — с утвержденным королем кабинетом Шубашича. Более того, Кремль никак не реагировал на кровопролитные бои, шедшие в Греции между британскими войсками и ЭЛАС, партизанами-коммунистами. Смирилось советское руководство и со своим неучастием в решении внутриполитических проблем стран Западной Европы. Хорошо осведомленное о разногласиях Рузвельта и Черчилля по отношению к де Голлю, оно признало его временное правительство только после Вашингтона и Лондона, потому надеялось на такое же отношение Великобритании и США, на возможность и впредь решать все назревшие проблемы столь же компромиссно. И, как оказалось, напрасно, ибо и премьер, и президент вели собственную игру, пытаясь достигнуть исключительно своих целей.

Рузвельт оставался приверженцем ограниченно изоляционистской политики. Он открыто предупреж-

268

дал Черчилля еще в середине ноября 1944 г. о скором уходе американцев из Европы: «После краха Германии я должен буду доставить свои войска на родину настолько быстро, насколько это позволят сделать транспортные средства»1. Своей позиции он не изменил, хотя британский премьер пытался настойчиво убедить его в обратном, доказывая, что французских сил будет явно недостаточно для послевоенного сдерживания Германии. Все интересы Рузвельта сосредоточивались прежде всего на Азиатско-Тихоокеанском регионе — на судьбах Китая, Французского Индокитая, Филиппин, Нидерландской Индонезии, на завершении борьбы с Японией, что казалось для США более значимым, нежели положение в Европе после победы.


Дата добавления: 2021-04-07; просмотров: 39; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!