Движение общественной мысли в эпоху смуты

Тема 3.2.

Русская общ. мысль эпохи нисходящего

Развития религиозной культуры

( XVI– X VI I вв.)

Введение

Историческая подоплека событий

2. Первый внутрицерковныйконфликт

Движение общественной мысли в эпоху смуты

По 1613-1618 годы)

Движение общественной мысли после смуты

Церковный раскол сер. XVII века

Кризис Московской Руси и его влияние на развитие

Общественной мысли конца XVII века

А) Поворот общественной мысли к Западу.

Б) Первые западники и просветители: Иван Хворостинин,

Вóин Ордин-Нащокин, Григорий Котошихин, Василий Голицын.

В) Националистическая реакция западному влиянию. Первый

"славянофил" (панславист) Юрий Крижанич.

Заключение

Введение

Русская церковь наследовала традиции Византии, но с падением Византии ее отношение к Москве ухудшилось. «Измена» греков (византийцев. — В.Т.) в Унии 1439 года[1] заставило русских пересмотреть отношение к византийской церкви, начать отрыв от ее традиций, движение к утверждению русской, по понятиям Москвы, истинно православной церкви. Уже Иван Грозный говорит, что «наша вера — не греческая, а русская», а это было знáком особого избранничества русского народа, его готовности перейти к идее Москвы как Третьего Рима. С падением Константинополя (1453) эта идея получила еще большее развитие и русская церковь постепенно отказалась от иррациональных традиций, заменила их рационалистическими традициями и вступила на путь своего возвращения к более ранней византийской модели соотношения ветвей центральной власти.

Историческая подоплека событий

В западной римской империи функцию ведущей власти выполняла католическая церковь, а в восточной империи — государство (т.е. светская власть); на Руси, вначале, тоже была утверждена византийская модель соотношения ветвей власти. Поэтому в XI в. не случайно встречаются сведения, утверждающие приоритет светского разума над религиозным. Например, в "Поучении" Владимира Мономаха (1053-1125) и в "Молении" Даниила Заточника[2].

Такое положение церкви было отражением исторической целесообразности, оно закрепляло за церковью статус нравственного авторитета, а при таком раскладе сил между князьями и митрополитами устанавливался относительный мир, почти никогда не бывало конфликтов. И это понятно. Само собой понималось, что духовная власть нравственно выше светской, но что духовным владыкам не приличествует брать на себя прерогативы светской власти. Это и позволяло Церкви выступать в качестве примиряющей силы в междоусобных распрях князей[3].

Но в эпоху феодальной раздробленности и монголо-татарского нашествия ситуация изменилась. Русская церковь оказалась в более благоприятном положении, чем государство, и чтобы сохранить единство Руси, взяла на себя инициативу ведущей ветви власти, как в западной римской империи. Однако позже, когда государство вступило на путь собирания Руси, такое положение церкви стало нетерпимым.

За время ордынского владычества церковь вросла в удельную (боярско-княжескую. — В.Т.) систему и уже не могла поддерживать политику централизации.

Это рождало почву для острейших конфликтов между государством и церковью. Поэтому церковь оказывалась перед необходимостью поиска поддержки у боярства, а государство — у дворянства. Такая связка сторон имела неприятные последствия, она ослабляла устойчивость молодого государства, и центральная власть шла на любые жертвы, чтобы ослабить союз боярства и церкви, а во многих случаях действовала по принципу "разделяй и властвуй".

В таких столкновениях и рождались предпосылки развития будущей богословской мысли, ее изначальной заостренности на политических вопросах.

Первый внутрицерковный конфликт

С самого начала христианства на Руси монастыри были рассадниками христианского просвещения и сыграли решающую роль в становлении общественных нравов.

Однако в период феодальной раздробленности и монголо-татарского нашествия ситуация изменилась.

Монастыри оказались собственниками обширных земель и всякого богатства, поэтому жизнь в монастыре становилась соблазном для разного рода тунеядцев и шедших туда не ради спасения души, а для безбедной и безопасной жизни. В итоге монастырские нравы начинали расшатываться[4], а это закончилось печально: монашество постепенно разделилось на две враждующие между собой группы — "нестяжателей" и "стяжателей".

Конфликты между сторонами возникали разные и по разным причинам, но происходили они всегда и всюду.

Один из них оказался определяющим для судьбы всей церкви, он разгорелся по поводу ее отношения к ереси жидовствующих.

Это была секта, настроенная в духе времени, рационалистически: не случайно она и распространилась главным образом в Новгороде (там всегда поддерживали Запад), и ее родоначальником оказался ученый еврей Схария. Одно время «жидовствующие» даже получили общественное признание — сам митрополит Новгородский и великий князь Иван III склонялись к ней.

Однако это признание натолкнулось на сопротивление нестяжателей и стяжателей. Обе части духовенства осуждали ересь, но при этом спорили о методах борьбы с нею. Первые предлагали бороться с еретиками словом и убеждением, а вторые — жестким преследованием. Победили тогда стяжатели, при этом по ходу спора противоборство с нестяжателями обострилось настолько, что некоторые из нестяжателей поплатились жизнью, как Вассиан Патрикеев (? - 1545) — князь, монах, писатель и глава нестяжателей с 1508 года. Ересь, конечно, была разоблачена и подавлена[5], но междоусобная борьба в среде духовенства не прекратилась.

Во главе нестяжателей стояли заволжские старцы, их вождем был Нил Сóрский (ок. 1433-1508), а во главе стяжателей — иосифляне и их вдохновитель Иосиф Волóцкий (1439/40-1515).

Движение заволжских старцев возникло под влиянием византийских «исихастов», их учение доказывало необходимость нравственного очищения духовенства, его удаления от мирской суеты. Не удивительно, что и ученики Нила Сóрского, как исихасты, развивали идею нравственного самоусовершенствования и аскетизма монахов; в продолжение своей идеи они настаивали на проведение реформы монастырей на началах скитской жизни[6]: они считали, что монастыри должны остаться центром духовного подвижничества и молитвы, по этой причине монахи не должны иметь имущества и жить обязаны только за счет плодов собственного труда.

Как ни странно, движение стяжателей тоже имело корни в Византии. Иосифляне соглашались с тем, что монастыри превратились в фокус падения нравов, но предлагали бороться с этим злом, опираясь на другие византийские традиции, — жесткой дисциплиной, строгостью устава, неукоснительным соблюдением обряда и тесным сотрудничеством церкви с государством. Само же сосредоточение богатств в монастырях они считали делом второстепенным, полезным лишь для укрепления духовной власти церкви.

Таким образом, спор между иосифлянами и заволжскими старцами был, в сущности, спором между двумя византийскими традициями, достаточно укоренившимися в русской почве, а названный конфликт оказался всего лишь местом, где столкнулись носители двух отношений православия к миру и двух его идеалов.

Результаты этой борьбы оказались далеко неоднозначными.

Вожди нестяжателей и стяжателей не были крупными мыслителями. Они были монахами, и Нил Сóрский отличался от Иосифа Волóцкого лишь свободолюбивостью своего характера. Однако позиция первого открывала простор для пробуждения религиозной мысли, а позиция второго — заслоняла его.

Заслуга иосифлян заключалась в том, что они продвинули русскую церковь к автокефалии, но беда состояла в том, что сделали они это слишком дорогой ценой. Они отодвинули время пробуждения богословской мысли; более того, они ввели эту мысль в летаргический сон, после которого она еще долгое время испытывала состояние усталости и вялости развития. Поэтому победа над нестяжателями в конечном итоге оказалась пирровой — она затворила дорогу к духовному творчеству.

А ведь среди нестяжателей нарождались довольно оригинальные мыслители.

Один из них — Максим Грек (ок. 1475-1556)[7]. Иван III пригласил этого монаха из Греции, для перевода греческих оригиналов. Он был писателем и ученым, мог бы, по отзывам современников, стать гордостью богословской науки, но Москва оказалась для него местом, где он смог испытать лишь печаль своей судьбы. Своим авторитетом он старался поддерживать «заволжцев»[8], но их противники иосифляне осудили его на соборах 1525 и 1531 годов, выдвинули против него обвинение в ереси и сношениях с турецким султаном и сослали на долгие годы, в глухие места, где он в тяжких условиях провел 16 лет и погиб. Так было прервано одно из направлений будущего развития отечественного богословия.

После этого не удивительно, что школа Максима Грека в XVI веке дала лишь одного, более-менее самостоятельного русского богослова — монаха Зиновия Отéнского (? - ок. 1568). Последний был в общем-то компилятором греческой патристики, но компилятором чрезвычайно сведущим и потому достойным, чтобы создать ему условия для развития уже появившихся зачатков русского богословия. К сожалению, этого не произошло, монах подвергся суровым репрессиям.

Из этого круга впоследствии вышел и такой выдающийся деятель, как князь, боярин и писатель Андрей Курбский (1528-1583), первый русский эмигрант — он обвинял Ивана IV в том, что тот затворил русскую жизнь и не создал условий для развития свободной мысли.

Впрочем, надо признать, что "летаргический сон", вызванный действиями стяжателями, лишь замедлил развитие русского богословия, но не остановил его вовсе.

Об этом говорит тот факт, что, спустя некоторое время, но еще при Иване Грозном, состоялся Стоглавый Собор (1551), очень важный для судьбы церкви и государства, так он был созван и организован выучениками Иосифа Волоцкого — Сильвестром и Макарием, знаковыми фигурами того времени. Например, последний был главным составителем Энциклопедии древнерусской церковной образованности («Четьи-Миней»), имел влияние на развитие молодого Ивана, и через это обнаружил, что иосифляне, некогда разгромившие заволжцев, не превратились в законченных «реакционеров», что они так или иначе усвоили дух заволжского монашества, вобрали в себя и то ценное, что было у них. И Иван Грозный, как политик, управляющий массами, понял их и поддержал на соборе, а его поддержка была признанием того, что в деле объединения Руси победа иосифлян имела немаловажное значение, хотя и далась дорогой ценой — ограничением духовной свободы верующих.

Среди выучеников Волоцкого числился и другой монах — Филофей. Именно он в нач. XVI века выдвинул идею Москвы как Третьего Рима. ("Два Рима пали, — писал он, — третий Рим стоúт, а четвертому Риму не бывать".); и именно его идея определила идеологию объединения Руси. А это доказывает, что изречение Филофея оказалось самым удачным для своего времени, и не удивительно, что оно обрело значение философской глубины и красоты художественной формы.

Но идеал заволжцев не уступал идеалу иосифлян. Он звал к духовному возрождению личности, к «умной молитве», через которую можно погружаться в самосознание человека и совершенствовать его. К сожалению, он показался тогда слишком непрактичным и от него, через колебания, сомнения и душевные муки, постепенно отказались или отшатнулись.

В старом идеале была заключена своя правда. Интуитивно верующие понимали, что времена исторически меняются, что могут наступить и такие, когда опять понадобится идеал нестяжателей, и что он может оказаться самым практичным из всех идеалов. Ведь не зря в русской историографии симпатии многих историков неизменно оказывались, да и теперь оказываются на стороне Нила Сóрского; не зря он частенько становился любимым святым для русской интеллигенции и многие из них не случайно считали фигуру Иосифа Волóцкого роковой для судеб церкви всей России.

Однако для корректной оценки тех и других богословов нужны все-таки оговорки.

Суть их должна заключаться в том, что с исторической точки зрения нельзя изображать Нила передовым и единственным пастырем русских людей, а Иосифа — реакционером.

Нил ратовал за «старину», за восстановление былой нравственной и мистической силы монастырей. Однако известно, что такой идеал проводился в жизнь на заре русского православия, в период распада Киевской Руси, феодальной раздробленности и монголо-татарского нашествия, в эпоху господства иррационалистического типа мышления, а такая совокупность исторических событий характерна не для всех времен, значит, не для всех времен годится и этот идеал.

Иосиф же должен был стать своего рода «новатором» и свою деятельность заточить на собирании Руси под знаменами Москвы, а здесь нужно было действовать иначе — строгостью устава, неистовостью обряда и, главное, в теснейшем сотрудничестве с государственной властью, — через ограничение духовной свободы верующего, с чем не могли согласиться и чего не могли дать тогда сторонники Нила Сóрского.

Движение общественной мысли в эпоху смуты

( 1598 по 1613-1618 годы)

Чем больше закрепощались государству жители московской земли, тем тяжелее давила на них государственная машина и тем естественнее было им стремиться к облегчению своего тяжелого положения. Уже автор «Бесƀды валаамских чудотворцев» видел, что далеко не все обстоит благополучно в Московском государстве, и опасался наступления такого времени, когда начнутся междоусобия и зашатается царский трон. Эпоха Смуты оправдала все его опасения.

Как же повлияло Смутное время на политические понятия московских людей?

Проф. Ключевский говорит, что уже в царствование Грозного зародилось недовольство московским политическим порядком. «Произвол царя, беспричинные казни, опалы и конфискации вызвали ропот, и не только в высших классах, но и в народной массе, «тугу и ненависть на царя въ міру», и в обществе проснулась смутная и робкая потребность в законном обеспечении лица и имущества от усмотрения и настроения власти». События Смутного времени дали, по словам того же ученого, «первый и очень болезненный толчок движению новых понятий, недостававших государственному порядку, построенному угасшею династией)». К чему же, однако, привело движение новых понятий? Сообщаемые Маскевичем отзывы москвитян о преимуществах их неволи перед польско-литовской вольностью показывают, что в самый разгар Смуты население Великороссии продолжало сохранять тот же взгляд на отношение подданных к верховной власти, который сложился к концу царствования Грозного. И все те факты, на которые ссылается проф. Ключевский, подкрепляя свое мнение, свидетельствуют скорее о застое, чем о движении общественной мысли в период Смуты.

Ничего не изменилось и при Василии IV Шуйском (1552-1612, царь с 1606-1610)[9].

"В.О.Ключевский думает, что воцарение Василия Шуйского составило эпоху в нашей политической истории, так как новый царь ограничил свою власть и довел об этом до сведения жителей своего государства в особой разосланной по областям записи, на которой он целовал крест". Но это не так. "Предположив, что это было в самом деле так, и вспомнив, что в земских соборах XVI века участвовали главным образом служилые люди, мы должны будем признать, что происшествие в Успенском соборе означало лишь попытку нового царя опереться на нисшую часть служилого сословия для ослабления неприятных ему боярских притязаний. Подобная попытка хорошо удалась как Грозному, так и Борису Годунову и привела лишь к расширению самодержавной власти. Странно, кроме того, что в подкрестной записи уже нет речи о соборе, а говорится только об участии бояр в царском суде". "Обещаясь «держать» Московское государство так, как держали его прежние цари, Шуйский имел в виду старый порядок, существовавший до опричнины, т.-е. до того времени, когда Грозный принялся отнимать родовые боярские земли, губить знатных людей и налагать опалы на целые группы великородных семей".

"Но в таком случае подкрестная запись царя Василия является лишь обещанием осуществить в деле государственного правления тот идеал, к которому стремился еще автор «Бесƀды валаамских чудотворцев». Никакого нового движения понятий в ней незаметно. Поэтому и воцарение Шуйского не может считаться новой эпохой в нашей политической истории" .

"Вотчинная монархия установилась в Москве не потому, что московские государи склонны были к тирании, а потому, что она являлась естественным политическим следствием исторических и главным образом экономических условий развития Великороссии. Конечно, возникновение склонности к тирании чрезвычайно облегчалось бесправием жителей. С прекращением старой династии лица, добивавшиеся московского престола, считали выгодным для себя гласно отказываться от тиранических замашек. Однако, они не могли, если бы даже и захотели, переделать внутренние отношения Московского государства. Им невозможно было превратить это государство из вотчинной монархии в королевскую (чтобы опять употребить здесь термины Бодэна), если бы они даже и доросли до сознания преимуществ правления, основанного на «законах природы». Но при данной обстановке они, конечно, и не могли дорости до такого сознания. Отзывы собеседников Маскевича о выгодах московской неволи показывают, как хорошо приспособились понятия москвитян ко внутренним отношениям вотчинной монархии".

"И все-таки для московских людей не прошли без следа их беспрестанные сношения с польско-литовской шляхтой в период Смутного времени. В договоре 4-го (14-го) февраля 1610 г. польско-литовское влияние заметнее всего сказалось в требовании, имеющем не столько политический, сколько экономический характер... Осуществление этого требования в самом деле составило бы важную эпоху в истории Московского государства. Оно оградило бы имущественные права по крайней мере высших слоев населения и тем самым создало бы ту социальную основу, на которую только и могли бы опереться при подходящих обстоятельствах политические права этих слоев".

"Но оно осталось неосуществленным. Смута нанесла окончательный удар родовитому боярству, которое было более всех других классов заинтересовано в неприкосновенности «отчизнъ и маетностей». Поместное дворянство пока еще могло прекрасно уживаться с вотчинной монархией, по своему произволу распоряжавшейся «маетностями» подданных. Оттого оно, как видно, и не придавало большого значения указанной статье договора 4-го февраля 1610 г.

...когда высший общественный класс или слой обгоняется тем, который непосредственно за ним стоит на общественной лестнице, то этот последний уже не далек от победы над «высшей знатью». Напрасно московская знать вычеркивала из договора 4-го февраля статью о возвышении незнатных людей по заслугам... «Княженетские роды» неумолимо оттеснялись на задний план ходом развития московской вотчинной монархии. После Смуты простое дворянство окончательно стало господствующим сословием, разумеется, поскольку может итти речь о таком сословии в «вотчинной монархии», в которой и господа были «холопями» государя".

[1] Церковная Уния (1439) — объединение православной и католической церквей с признанием главенства римского папы при сохранении своих обрядов и богослужения (См.: СЭС., с. 1377.). Движение Византии в эту сторону началось еще раньше. Так, "во время тяжелой борьбы с Карлом Анжуйским и различными коалициями западных держав Михаил VIII ... решился на отчаянный шаг — на примирение с главным врагом греков — папским престолом. Мир с папой был куплен, однако, дорогой ценой: в 1274 г. в Лионе была подписана уния западной и восточной церквей... Однако в Византии уния вызвала стойкое сопротивление монашества, духовенства, народных масс и части знати. Уния... полностью провалилась". Позднее, в 1366 г., когда угроза турецкого нападения усилилась, Иоанн V принялся лихорадочно искать союзников, а их можно было найти только на Западе, в том числе — у папы Урбана V, под давлением папства император Византии принял даже католичество, но помощи так и не получил. Еще позднее, в 1439 г. эта уния была заключена, для греков условия были унизительными, а помощи они так и не дождались. Уния опять провалилась. За год до падения Византии, в 1452 г. на помощь явился папский легат с небольшим отрядом наемников, помощь пришлось принять, но взамен они опять потребовали заключения унии, Византия вынуждена была принять это предложение. Но эта уния вызвала в городе беспорядки, их поддержали духовенство, народ и монашество. Они говорили: "Лучше видеть царствующей в городе турецкую чалму, чем латинскую тиару" (См. подр.: Удальцова З.В. Византийская культура. М.: Наука, 1988. 288 с. С. 210-229.).

[2] См.: Руденко А.М., Несмеянов Е.Е. История философии. Ростов Н/Д., 2015. С. 256.

[3] Например, Владыка Новгородской Руси не раз примирял враждующие стороны веча, когда дело доходило до кровавых побоищ (См.: Левицкий С.А. История русской философии. Т. 1. С. 4.).

[4] Левицкий С.А. История русской философии. Т. 1. С. 5-6.

[5] Собор 1503 года постановил предать казни главных еретиков через сожжение. В материалах расследования дел еретиков и об их казни написано: "В ту же зиму великий князь всея Руси Иван Васильевич и его сын великий князь всея Руси Василий Иванович со своим отцом Симоном, митрополитом всея Руси, с епископами, и со всем собором расследовали дела еретиков и повелели их предать смертной казни. И сожгли в клетке дьяка Ивана Волка Курицына и Митю Коноплева, и Ивашку Максимова в декабре в 27 день". А также сожгли Ивана Волка (брата Фёдора Курицына), Ивана Максимова и Дмитрия Пустосёлова. При этом Некрасу Рукавову урезали язык и отослали его в Новгород, где сожгли вместе с юрьевским архимандритом Касьяном, братом Иваном Самочёрным и другими. Жгли их в специально построенных деревянных срубах, не желая демонстрировать собравшимся ужасы предсмертной агонии. Остальных разослали по монастырям. Однако преследования на этом не закончились. И в следующем, 1504 году, были приговорены к сожжению еще 27 еретиков, а остальные сосланы по монастырям.

[5] Скиты — кельи отшельников в отдалении от монастырей или небольшие монастыри в глухих и непроходимых местах, подходящих для уединенной молитвы монахов.

[7] Монах Ватопедского монастыря на Афоне.

[8] В одном источнике говорится, что Максим Грек и Вассиан Патрикеев были защитниками интересов родовитого боярства, а защитником служилого дворянства и ревностным противником первых был митрополит Даниил (См.: https://studfile.net/preview/1864997/page:13/).

[9] Возглавлял тайную оппозицию Борису Годунову, поддержал Лжедмитрия I, затем вступил в заговор против него. Став царем, подавил крест. восстание И. Болотникова, усилил закрепощение крестьянства. Борясь с польскими интервентами и Лжедмитрием II, заключил союз со Швецией, к-рый привел к шведской интервенции. Низложен москвичами, умер в польском плену (СЭС., с. 196.).

Дата добавления: 2021-04-05; просмотров: 137; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

Мы поможем в написании ваших работ!