Религию может сменить только религия 15 страница
Поклонение солнцу
Если почитают бога солнца или огонь, то почитают свое влечение или libido.
К.Г.Юнг, "Метаморфозы и символы", 1911
Даже самые недавние научные открытия..., рассказывающие нам о том, как мы живем, как движемся, как связано наше существование с солнцем, как мы его палим, как им дышим, как им питаемся, не дают нам ни малейшего представления о том, .что этот источник света и жизни, этот молчаливый странник, этот величавый правитель , этот умирающий друг или погибающий герой сделал со своим дневным или ночным путем для пробуждения человеческого сознания. Люди удивляются, почему древняя мифология арийцев является до такой степени солнечной — но какой же ей, спрашивается, быть?
Фридрих Макс Мюллер, "Лекции о возникновении и развитии религии", 1878
А теперь я готов рассказать о том, что считаю наиважнейшим для всего того, "что дышит и движется по земле", но, в первую очередь, для меня самого. Ибо я последователь Царя Гелиоса. И этому у меня есть подтверждения, ведомые лишь мне одному и передать которые я никак не смогу. Но, по крайней мере, не будет кощунством, если я решусь сказать, что с самого детства в моей душе поселилось томление по божественному сиянию.
Юлиан, Римский император, "Гимн Царю Гелиосу", 362 г. н.э.
Кто в состоянии понять подлинный источник древних восстановительных энергий, пульсировавших в душе К.Г.Юнга в годы после его столкновения с Отто Гроссом и Сабиной Щпильрейн? Да, он был испуган нахлынувшей на него волной сексуальной энергии, но это еще не все: в его дневных фантазиях и в ночных снах царили ужасающие, явно вагнерианские, видения таких тевтонских фигур, как Вотан и Зигфрид, а также картины космических драм из греческой мифологии. И это у того самого человека, который некогда гордился своим умением все рационально осмыслить, своей способностью сохранять самообладание перед лицом психоза, у того самого человека, который заклеймил спонтанную жизнь фантазии как нечто слабое, болезненное и отталкивающее. Но вскоре он обнаружил, что не в состоянии управлять новоявленным хаосом в своей собственной душе.
В период с сентября 1909 г. (когда стало ясно, что период трансформации уже начался) по сентябрь 1912 г. (когда Юнг опубликовал свою исповедь о том, что он потерял веру во Фрейда и в иудео-христианского бога) отношение Юнга к бессознательному разуму претерпело глубокие изменения. Будучи поначалу уверенным в том, что бессознательное является хранилищем исключительно личных воспоминаний индивида, он впоследствии стал рассматривать его как передатчик желаний и намерений предков (и даже их опыта), унаследованных нами биологическим путем: с помощью своего рода живого механизма — универсальной жизненной силы, названной либидо. К сентябрю 1912 г. он довел до ведома Фрейда и своих цюрихских сподвижников, что данной могучей жизненной энергией жизни является вовсе не одно лишь сексуальное влечение, как утверждал Фрейд, и поэтому ее следует рассматривать как более универсальную природную силу, чьи потоки передают по биологическим каналам духовные упования предков.
За эти годы Юнг сформулировал идею о том, что бессознательное является результатом длительного, филогенетического, эволюционного процесса. Человеческая психе, точно так же как и тело, является живым музеем истории эволюции. А поскольку наиболее важными для человека являются религиозные идеи, то в глубинах бессознательного разума каждого индивида нам надлежит открыть духовные символы наших предков. А с точки зрения эволюционного развития человеческого рода, самыми недавними из них и, следовательно, наиболее сильно воздействующими на нынешний человеческий опыт должны быть те, которые имеют расовое или племенное происхождение. Согласно новым воззрениям Юнга, религиозные потребности имели биологическую основу. Духовный мир представителей языческой античности, стоявших значительно ближе к нашим доисторическим предкам, восхвалял сексуальность, и потому они меньше страдали от неврозов и психозов, чем современные европейцы. Из этих гипотез Юнг создал теорию, согласно которой жизнь отдельного человека может иметь смысл лишь в том случае, если его религиозные убеждения и сексуальные практики созвучны убеждениям и практикам его расовых предков.
Полигамия открыла путь лучам этого внутреннего источника света и тепла, столетиями затмевавшегося монотеизмом и моногамией, которые неумолимо внедрялись иудео-христианством. Этому его научил Отто Гросс, но Гросс смешал знание о том, что полигамия разъедает устоявшуюся мораль, с попытками вызвать соответствующие изменения в политическом сознании, и на основании этого занимался поощрением революции и анархии. Вместо этого Юнгу хотелось создать дополнительные психотерапевтические методы, которые вызывали бы духовное возрождение. Он искал новые мощные символы трансформации для того, чтобы вызвать изменения в сознании у большого числа людей. Он все сильнее осознавал, что ему предназначено принести человечеству подобное освобождение, но никак не мог понять, какими средствами этого можно достичь. После того, как сон указал ему путь, он понял, что искомая тайна скрывается в рассказах о языческом перерождении.
А после того как Юнг однажды встал на этот путь, уже ничто не могло его остановить. Нет сомнений, на этой стезе у него было множество предшественников. В ту пору в германской Европе целые легионы ученых и художников, представителей богемы и буржуазии искали во многом того же самого. И внимательно прислушиваясь к их голосам, мы можем сквозь какофонию исторических событий (вполне упорядочившуюся начиная с 1933 г.), расслышать слабый отзвук распеваемых ими гимнов солнцу.
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
"Часто мне кажется, что я в одиночестве странствую по незнакомой стране"
Все началось со сна, приснившегося ему на борту корабля, на котором он вместе с Фрейдом возвращался в Европу после посещения конференции в Кларковском университете в сентябре 1909 г. В этом сне Юнг шаг за шагом (и в пространственном и во временном отношении) приближался к фундаменту большого старинного здания. Как гласит история, рассказанная в MDR, Юнг спустился из находившегося на верхнем этаже "салона в стиле рококо" на первый этаж, где было жилое помещение пятнадцатого или шестнадцатого века!. Затем, спускаясь по каменной лестнице, он оказался сначала в комнате "римской эпохи", а потом — на самом глубоком уровне — в "находящейся в скале пещере", в которой он обнаружил останки примитивной культуры: глиняные черепки, разбросанные человеческие кости и "два человеческих черепа".
В MDR Юнг утверждает, что этот сон впервые натолкнул его на идею о коллективном бессознательном. В прочитанной в 1925 г. лекции, в которой он изложил совершенно иную версию произошедшего, Юнг сообщил своим слушателям, что у него "в связи с этим сном было совершенно надличностное ощущение", указав, что, по крайней мере, для него, этот сон был не столько продуктом его личного бессознательного, сколько чем-то похожим на послание, пришедшее из загробного мира2. А еще через некоторое время он рассказал Э.Беннету нечто такое, что поставило под сомнение мистический характер его предыдущей интерпретации. Как сообщает Беннет, Юнг связывал этот, как предполагалось, "надличностный" материал из коллективного бессознательного с очень личными мыслями. "Размышляя над этим сном, — пишет Беннет, — он позднее обнаружил, что здание ассоциируется у него с очень старинным базель-ским домом его дяди, построенным над старым крепостным рвом и в котором было два подвала; самый нижний подвал был очень темным и напоминал пещеру"3. Как бы то ни было, этот сон задел в Юнге нечто такое, что направило его по совершенно иному пути.
Сразу же по возвращении из Америки, Юнг начал посещать места, где он мог наблюдать как производятся археологические раскопки. Он также начал интенсивно изучать мифологию и эллинистические спиритические практики по классическим на тот день трудам. "Археология или скорее даже мифология захватила меня в свои объятия", — написал он Фрейду 14 октября 1909 г.4 И это стало одной из основных тем в их переписке в течение последующих двух с половиной лет.
В детстве Юнг хотел стать филологом-классиком или археологом. Новоявленный проект заново пробудил эти детские фантазии. "Все мои восторги по поводу археологии (некогда похороненные на годы) вновь возвратились к жизни", — сказал он Фрейду5. Вскоре, однако, его занятия мифологией превратились почти в одержимость, мифологические фигуры стали вторгаться в его дневные фантазии и ночные сны. 20 февраля 1910 г. он написал Фрейду: "Во мне варятся всякие разные вещи, и в особенности мифология"6. К 17 апреля у него появилась обеспокоенность насчет того, как могут сказаться эти исследования на его психическом состоянии: "В настоящий момент я занимаюсь своими мифологическими снами почти с аутоэротическим наслаждением, лишь вскользь намекая о них своим друзьям... Часто мне кажется, что я в одиночестве странствую по незнакомой стране и моему взору предстают удивительные вещи, которых до меня никто не видел и не хотел бы увидеть.... Я еще не знаю, что из этого получится. Видимо, мне нужно довериться этому потоку, уповая на то, что где-то я в конце концов увижу берег"7. А к 15 февраля 1912 г. он был просто в панике: "Я веду ужасное сражение с гидрой мифологической фантазии и еще не все ее головы удалось отрубить. Иногда, когда хаотичность материала подавляет меня с особой силой, мне кажется, что я взываю о помощи"8.
Но юнговские усилия были не напрасны. Уже на исходе ноября 1909 г. стало ясно, что он сформировал новую психоаналитическую теорию, которой в будущем суждено было иметь глубокие расовые импликации.
Филогенетическое бессознательное
Весной 1909 г. Юнг оставил свой пост в Бургхельцли и с этого времени принимал пациентов в частном порядке в приемной своего нового дома в Кюснахте, что приблизительно в семи милях на юго-восток от Цюриха. Расстояние не слишком большое чисто физически, но очень большое для Юнга психологически. Из своего нового дома на Цюрихском озере в письме к Зигмунду Фрейду Юнг сразу же набросал контуры своей новой расистской теории бессознательного:
Я все сильнее ощущаю, что окончательное понимание психе (если таковое вообще возможно) достижимо лишь посредством истории или благодаря ей. Точно так же как понимание анатомии и онтогенеза возможно лишь на основании филогенеза и сравнительной анатомии. По этой причине древность теперь предстает для меня в новом и существенном свете. То, что мы в настоящий момент обнаруживаем в индивидуальной психе (в сжатом, зачахшем и одностороннем виде), в прошлом предстает во всей своей полноте. Счастлив тот, кто способен читать эти знаки. Беда лишь в том, что наша филология столь же беспомощно неумела, как и наша психология. Они ужасно подводят друг друга9.
К Рождеству он взял к себе в ассистенты одного молодого психиатра из Бургхельцли по имени Иоганн Якоб Хонеггер. Фрейду он сказал (25 декабря 1909 г.), что доверил Хонеггеру все, что знал, "так что из этого может что-нибудь и выйдет". К этому моменту Юнг был еще больше убежден, что он близок к прорыву, поскольку благодаря "прекрасным видениям" ему открылись "широкие взаимосвязи, которые я пока не в состоянии охватить". Он подтвердил Фрейду новое направление своих мыслей: "Последнюю загадку неврозов и психозов нам не решить без мифологии и истории культуры, теперь это для меня совершенно ясно, так же как и эмбриология немыслима без сравнительной анатомии 10.
Одной из сильных сторон Юнга (по сути — его "гением") была его замечательная способность синтезировать крайне сложные и на первый взгляд никак между собой не связанные области исследования. На заре своей карьеры Юнг,пытался воспользоваться уроками, полученными в ходе экспериментальных исследованиях, применяя словесно-ассоциативный тест для объяснения феномена истерического "вытеснения" в психоанализе и измененных личностей "духов", возникавших в ходе медиумических трансов. Сперва всеобъемлющим объяснением для подобных феноменов служила его теория о том, что нормальная человеческая психика состоит из бессознательных комплексов — полуавтономных скоплений образов, мыслей или чувств, образовавшихся вокруг специфического мотива •или тематического ядра. Позднее, впервые сознательно идентифицировав себя с Фрейдом и психоаналитическим движением, он в целом ряде публикаций (наиболее известной из которых была его небольшая книга о психологии dementia praecox) попытался интегрировать данную теорию комплексов с психоанализом11.
К ноябрю 1909 г. клинический опыт подтолкнул Юнга раскинуть свою интеллектуальную сеть еще шире. Он вполне осознал, что его интеллектуальный "проект" был не чем иным, как великим синтезом психоанализа с эволюционистской биологией, археологией и сравнительным языкознанием. Тот факт, что Юнгу удалось найти способ интегрировать психоанализ с такими общепризнанными дисциплинами , которые в конце девятнадцатого века почитались всем миром как замечательнейшее достижение немецкой науки, можно было считать огромным успехом психоаналитического движения. Это могло служить подтверждением заявлений Фрейда и Юнга о том, что психоанализ является наукой, способной подстегивать развитие других дисциплин. Психоаналитические техники, в которых в качестве метода для раскрытия прошлого индивида выступал анализ его словесных ассоциаций, очень сильно напоминали приемы сравнительного языкознания, предназначенные для восстановления изначальных культурных и лингвистических форм. В свою очередь филологов, так же как и психоаналитиков, интересовало, каким образом языковые правила могут быть взаимосвязаны (или даже идентичны) с законами, по которым функционирует психика. Неудивительно поэтому, что Фрейд поощрял Юнга в его поисках. Другое дело, что этому проекту суждено было окончательно расколоть психоанализ (по крайней мере, в Швейцарии) по этническим и расовым вопросам.
Юнг не терял время. Он поручил ассистентам заняться активным чтением работ классицистов, археологов и филологов, посвященных мифологическим системам языческой античности. Двое из них — Сабина Шпильрейн и Жан Нелькен — опубликовали статьи, в которых подробно сообщалось, как они применили свое знание мифологии к анализу галлюцинаций и бредов пациентов, страдающих dementia praecox. Хонеггер был первым, кто публично представил результаты своих изысканий на состоявшейся в 1910 г. конференции. Четвертым последователем был Карл Шнайтер (работавший в лечебнице, находившейся за пределами Цюриха), который дополнил картину чуть позднее, опубликовав в 1914 г. сходное подтверждение юнговских взглядов12.
Юнг предписал своим ассистентам заняться исследованием прошлого их лечебницы и собирать мифологический материал у психотических пациентов, словно каждая новая галлюцинация или бред были новым экзотическим видом флоры или фауны, который необходимо проанализировать и занести в каталог. А ведь до тех пор, пока Юнг не поручил читать им книги по мифологии, эти молодые врачи навряд ли когда-либо занимались систематическим изучением мифологии или археологии. Вооружившись новыми знаниями, они двинулись в путь и нашли именно то, за чем их посылал Юнг: древних языческих богов в бессознательном пациентов.
И, в полном соответствии с предписаниями Юнга, теми, кого они чаще всего находили у наиболее "регрессировавших" психотических пациентов, были разнообразные дохристианские солярные божества: боги Солнца.
Wandlungen und Symbole der Libido
Ассистенты Юнга поставляли ему клинический материал, который подтверждал наличие дохристианских мифологических мотивов у психотических пациентов. Юнг тут же заносил эту россыпь свидетельств в свой magnum opus, которому предстояло принести всемирную известность и ему и психоанализу. Первоначально опубликованные в виде двух больших статей в психоаналитическом журнале в 1911 и 1912 гг., Wandlungen und Symbole der Libido ("Метаморфозы и символы либидо") годом позднее вышли отдельной книгой13.
Это странная книга. Такую оценку она получила еще в те времена, и остается таковой по сей день. Без специфических ключей для ее расшифровки читатель оказывается беспомощным и потерянным. Однако, последователями Юнга, равно как и мистически настроенными представителями богемы, она воспринималась как ошеломляющее откровение, гимн неоязыческому бытию.
Эта книга преследует, по крайней мере, две цели и, соответственно, ее следует исследовать, по крайней мере, по двум направлениям: во-первых, как попытку синкретизировать психоаналитическую методологию с такими признанными науками, как сравнительное языкознание, сравнительная мифология и эволюционистская биология; во-вторых, как сплав разнообразных философий перерождения и возрождения. Психоанализ, таким образом, стал не только наукой, но также и способом культурной и индивидуальной ревитализации, т.е. тем, чем он стал для Юнга к моменту начала работы над книгой в 1910 г. 14
Создание книги отражало протекание у самого Юнга трансформационного процесса, результатом которого явилась утрата им христианской идентичности и формирование в качестве компенсации нового витального опыта Бога. Исходным пунктом для Юнга была опубликованная неизвестной американкой мисс Фрэнк Миллер небольшая статья, в которой содержался ряд поэтических размышлений и сообщений о ее собственных видениях15. Она обладала всеми способностями спиритического медиума, и знала об этом. Многие из ее видений и переживаний могли быть истолкованы как доказательство реинкарнации или духовного мира. Однако, после учебы в Женеве (в одно время с Теодором Флурнуа), она приняла решение написать статью, демонстрирующую, что весь этот материал, который спонтанно возникал в ее "творческом воображении", можно объяснить вещами, которые она уже прежде видела, читала или слышала. На самом деле, статья была написана в поддержку тезиса Флурнуа о том, что все творческие произведения являются результатом новой комбинации материала, который некогда оказался в памяти, но чей источник давно забыт, т.е., иными словами, результатом криптомнезии.
Юнг взял видения и поэзию Миллер и начал доказывать прямо противоположное: что они никак,не могут быть результатом новых комбинаций скрытых воспоминаний, а, наоборот, являются подтверждением наличия в бессознательном разуме филогенетического пласта, способного продуцировать дохристианские символы языческой древности. С тех пор как в 1911 г. в журнале появилась первая часть Wandlungen, Юнг уже никогда не допускал возможным, чтобы мифологическое содержание в снах или психотических симптомах его пациентов было чем-то иным кроме как подтверждением филогенетического или "коллективного" бессознательного пласта в человеческом разуме.
Онтогенез вкратце повторяет филогенез
Главная теория Wandlungen базируется на известной формуле: "онтогенез вкратце повторяет филогенез", ставшей популярной в конце девятнадцатого века благодаря немецкому зоологу и биологу-эволюционисту Эрнсту Геккелю, едва ли не в одиночку представившему дарвинизм германской публике. Геккель активно пропагандировал прогрессивность и целесообразность эволюции. Его биологические теорий объединяли дарвинизм, ламаркианство и старинную германскую романтическую биологию Гете. Геккель первым заявил, что биология является первой и главнейшей исторической наукой, воспользовавшейся историческими (а не экспериментальными) методологиями эмбриологии, палеонтологии и, особенно, филогенеза. То же самое впоследствии сделал с психоанализом Юнг,
В годы обучения в медицинской школе Юнг больше всего любил заниматься сравнительной морфологией и эволюционистской теорией, т.е. теми областями, в которых доминировал Геккель. Однако, юнговское увлечение Геккелем восходит к еще более ранним годам. В MDR он рассказывает сон, в котором он в зарослях кустарника увидел большую лужу, а в ней "странное существо: круглое с разноцветными щупальцами, состоящее из бесчисленных маленьких клеточек. Это была гигантская радиолярия, и в ней было около трех футов поперек"16. Согласно Юнгу, этот сон был пророческим посланием извне, предрекающим ему судьбу быть естествоиспытателем и врачом. Геккелевские изысканные цветные иллюстрации радиолярий имелись в научно-популярных книгах и журналах, а мы знаем, что, будучи подростком, Юнг читал такую литературу. Он мог почерпнуть свои знания о радиолярии лишь у Геккеля17.
Что удивляет в этом сне, это его несообразность с реальностью, так и не объясненная ни в MDR, ни в каком-то ином юнговском пересказе этой волшебной истории. Радиолярия является крошечным морским организмом, заключенным в замысловатый сферический (и очень красивый) экзоскелет. Но это микроскопический организм; никто не может отчетливо разглядеть радиолярию невооруженным глазом. Радиолярий размерами в три фута, таких как это сакральное чудовище из юнговского сна, не бывает. Превращение простого природного феномена в гиганта (т.е., иными словами, спектакль) — прием, весьма характерный для Юнга. Его применение "биогенетического закона" Геккеля к стадиям эволюции культуры и человеческого сознания — лишний тому пример.
Геккелевский биогенетический закон, согласно которому "онтогенез вкратце повторяет филогенез", является плодом его исторических исследований в биологии, а повлиял он не только на эволюционистскую биологию, но и на теории психики в психологии, психиатрии и психоанализе. Идея о том, что стадии индивидуального развития (онтогенез) могут последовательно повторять стадии развития человечества, начиная с самых примитивных форм жизни (филогенез), представляла собой неопровержимую теорию. Это и к ней привлекло как Фрейда, так и Юнга, хотя они оба редко ссылались на Геккеля.
Юнг был уверен, что трансформации, которые либидо претерпело по ходу своего исторического развития, могут быть поняты с помощью исследования древних религий и культур. Если бы ему удалось выделить определенные стадии этого трансформационного процесса, соответствующие тем трансформациям, которые претерпевает в ходе своего развития либидо отдельного человека, психоанализ мог бы с полным правом заявить, что он раскрыл тайны жизни и истории. Юнг знал, что сделать это предстоит ему.
Повсюду в Wandlungen, ссылаясь на мифологию, Юнг в конечном счете пытается путем соединения идей Геккеля, Фрейда и Ба-ховена создать новую модель человеческой психики: все фрейдовские стадии психосексуального развития (инфантильный период полиморфной перверсивности; пред-эдиповский, инфантильный период сильной привязанности к матери; фаллическая стадия; и, наконец, генитальная фаза) кажутся соответствующими баховеновс-ким описаниям стадий эволюции культуры (безбрачие; матриархат; переходный дионисический период; патриархат). А геккелевский закон предоставляет объединяющий биологический и эволюционистский ключ.
Вычленив основной скелет, Юнг хотел показать наличие у современных пациентов и в культурах прошлого такого символического содержания, которое соответствовало бы каждой из этих стадий.
"Мощное божество, солнцеподобное, живет в каждом, и кто познает его, становится бессмертным"
Вероятно, основная черта Wandlungen состоит в том, что эта книга переполнена религиозным символизмом, который в большинстве случаев тем или иным образом связан с солнцем. Если человек наугад откроет любую страницу в этом массивном томе, то скорее всего на него тут же посыпятся или солярные мифы или мифы о солнечном герое или солярно-сексуальные интерпретации. Юнг рассматривал эти древние мифы как исторические свидетельства трансформации либидо и утверждал, что наиболее подходящей метафорой для духовно-сексуальной энергии или жизненной силы является солнце. "Сравнение libido с солнцем и с огнем есть 'аналогия по существу'".
В первой части Wandlungen количество солярных ссылок резко возрастает, начиная с главы под названием "Песня о моли". В ней Юнг попытался проанализировать небольшую романтическую поэму, озаглавленную "Моль к солнцу". Он истолковал ее в религиозном ключе, заявив, что стремление моли к "звезде" на самом деле является томлением поэтессы по Богу. После рассмотрения цепочки ассоциаций он пришел к выводу, что и Бог, и звезда, и солнце суть одно и то же; но на этом он не остановился. Интерпретируя эту поэму, он еще ближе подошел к идее, которая обуревала его с 1910 г. и до самого конца жизни: на самом деле, Бог — это не удаленное, трансцендентное, абсолютное божество иудео-христианства, а либидо, живущее в каждом из нас.
Во втором стихотворении, где томление прорывается более открыто, таким символом не является непосредственно земное солнце. Так как стремление отвратилось от предмета внешней действительности, то предметом его становится прежде всего нечто субъективное, именно бог. Психологически же бог является именем, обозначающим комплекс представлений, группирующихся вокруг одного очень сильного чувства (сумма libido); чувство же есть то, что наиболее характеристично и действенно в комплексе. -Атрибуты и символы божества могут с полным правом быть отнесены к чувству (к страстному томлению, любви, libido и т.д.). Если почитают бога солнца или огонь, то почитают свое влечение или libido. Сенека говорит: "Бог близок к тебе, он у тебя, в тебе"19.
В этом отрывке слышны отзвуки священных текстов пиетистов. Пиетисты, такие как граф Цинцендорф (упоминаемый в Wandlungen) или даже Шлейермахер, были очень увлечены идеей "бога внутри" как пылающего огня. У читателя просто голова идет кругом от рассыпаемых Юнгом в огромном количестве метафор насчет того, что можно обнаружить, взглянув вовнутрь себя; он утверждает, что "божественное видение — это чаще всего не что иное, как солнце или свет", а также часто напоминает о "внутреннем свете, который суть солнце мира иного". Он даже говорит, что "мощное божество, солнцеподобное, живет в каждом, и кто познает его, становится бессмертным"20. Страница за страницей идет непрекращающийся анализ мифов о солнечных героях: иногда — это герои эллинистического язычества, иногда — тевтонские герои, такие как Зигфрид или Арминий, но все они неизменно символизируют тему возрождения и искупления. Даже Христос анализируется как солнечный бог и на этом основании отождествляется со всеми этими, приносящими себя в жертву германскими богами-героями.
В конце первой части Юнг приводит высказывание филолога-компаративиста Эрнеста Ренана, некогда бывшего студентом-теологом, но затем под влиянием филологических изысканий утратившего веру и ставшего знаменитым после публикации в 1863 г. шокирующей книги Vie de Jesus ("Жизнь Иисуса"), в которой Иисус трактовался как историческая фигура, а не богочеловек. Филологические исследования побудили самого Ренана и многих других вполне серьезно заняться рассмотрением спиритических верований дохристианских народов и доказательством того, что их поклонение солнцу куда больше соответствует современному научному миру, чем иудео-христианская ортодоксия. В цитируемом Юнгом отрывке из его Dialogues et fragments philosophiques (1876) Ренан делает следующее утверждение: "До того, как религия дошла до провозглашения, что бога надо искать в абсолютном, в идее, то есть вне мира, существовал лишь один разумный и научный культ: это был культ солнца"21.
Дата добавления: 2021-04-05; просмотров: 60; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!