Приступы и начало психоанализа
Травма рождения Жаннет,
О которой никто ничего не хотел знать
Год назад у меня состоялась переписка с молодым психоаналитиком, который заявил: “Прошлого - не существует. ... Вы же не будете узнавать у родственников о прошлом человека, вычитывать что-то из истории болезни и т.п. Это все не является объектом психоанализа и откровенно бессмысленное занятие, и не имеет никакого значения”.
Услышать это от психоаналитика, для меня было большой и неприятной неожиданностью...
Останавливая, рвущийся наружу поток оценочных суждений, хочу представить читателю конкретный случай, в котором травма рождения также не имела для аналитика никакого значения, а поэтому была проигнорирована. Это привело к отходу от истории жизни и болезни пациентки, потери психоаналитической инициативы, и привело аналитика к частично-ошибочному толкованию симптомов, а пациентку к частично приемлемым результатам.
Речь идет о тридцати четырёхлетней женщине-истеричке по имени Жаннет, перенесшей к этому возрасту семь операций[1].
Знакомство с этим случаем подвело меня к мысли, что ни одно нарушение локомоторных функций Жаннет не являлось следствием психогенной травмы, и ни одну операцию на ее опорно-двигательном аппарате нельзя было заменить психоанализом – все они имели исключительно органическую природу, начало которой положила физическая травма рождения.
Но утверждая это, я не отрицаю того, что здесь имел место и психический компонент травмы рождения, который, однако, был недооценен, а его актуальность в анализе была приписана эдипову комплексу, хотя именно она формировала первичную форму поведения.
|
|
|
В настоящей работе я не буду касаться темы эдипова комплекса, а буду исследовать только те аспекты случая, которые относятся к психофизическим переживаниям внутриутробного развития и периода рождения, которые остались вне поля зрения психоаналитика и на которых я обосновываю свое понимание причин возникновения страданий Жаннет.
***
В заключительной части своей работы И. Ж. Ронжа пыталась передать нам удовлетворение от «потрясающих» изменений во всей личности Жаннет, которые наступили после психоанализа. Я никаких изменений не заметил. Они или не были отражены в работе, либо отсутствовали вовсе.
Действительно, Жаннет после психоанализа (прерванного, кстати, по ее желанию в тот момент, когда психоанализ вплотную подошел к инцестным воспоминаниям) нашла себе применение на должности директора учреждения милосердия для бедных и покинутых детей.
Можем ли мы считать, что “уравновешенной особой”, как ее назвала мать воспитанника, Жаннет стала в результате психоанализа, если все это уже было до начала самого анализа?
|
|
|
Вспомним, что с самого начала своей сознательной жизни она всегда чувствовала себя комфортно со стариками и детьми; что в одиннадцатилетнем возрасте предпочитала не играть на пляже, как другие дети, а ухаживать за больными детьми; вспомним, как она самозабвенно ухаживала за своими племянниками; как она работала с детьми в чужих семьях.
История Жаннет показала, что еще ребенком она знала, чего хочет от жизни. Знала, но не осознавала. Ее скрытые мысли были выявлены доктором З. без всякого анализа. Он правильно интерпретировал ее симптомы, когда сказал, что “ее намерение оставаться в постели и более не подниматься, вызвано желанием укрыться от активной жизни и таящихся в ней опасностей, оставаться маленьким ребенком возле своих родителей и позволять им нежить себя”. Не сделал он малого – он сам не понял, почему этот ребенок с самого рождения не только не хотел ходить, но и покидать постель. Хотя именно после его психотерапевтических интервенций, как я считаю, жизнь Жаннет стала потихоньку меняться.
Здесь можно задаться риторическим вопросом, можем ли мы сказать, что психоанализ Жаннет избавил ее от инфантильных защит немощи, если после него она стала принимать самое активное участие в формировании аналогичных защит у других детей.
|
|
|
Пусть это прозвучит цинично и биологически жестоко, но ухаживая за немощными, она не “позволяла” им вставать “на ноги”, обслуживать себя самостоятельно, ухаживать за собой, развиваться одним словом, чем консервировала их состояние, превращала их форму ранней Жаннет, месяцами лежащей в кровати. Сколько потребуется этим детям времени, чтобы понять, что в этой жизни они должны добиваться всего сами. Если верно выражение что в семье невротиков - все невротики, а в семье психотиков - все психотики, то оно особенно справедливо и ко всем детям, находящихся на попечении у таких личностей, как Жаннет.
История случая
Из истории случая нам известно, что к моменту первой встречи с психоаналитиком Жаннет исполнилось 34 года. Это была кроткая, неуверенная и боязливо-застенчивая женщина, обладающая осунувшимся лицом, с блуждающим взглядом, с нервными движениями головы. В ее образе было что-то инфантильное, не согласующееся с ее возрастом.
Она жаловалась на приступы, которые начинались с резкой (“внезапной и неистовой”) головной боли, в этот момент ей становилось жарко, она задыхалась, ноги ее подкашивались, она не могла держаться на ногах, ее правое бедро охватывалось болезненной судорогой. Иногда эти приступы сопровождались потерей сознания. После приступа девушка с трудом приходила в себя и в состоянии полнейшего изнеможения засыпала. Пробудившись она чувствовала себя разбитой (“в плачевном состоянии депрессии и общего потрясения”).
|
|
|
Тот, кто увидит в этих приступах нечто схожее с эпилептическими припадками, увидит, вероятно, и психологические проявления травмы рождения.
К моменту посещения психоаналитика, Жаннет посетила уже множество медицинских кабинетов; ничто для нее не было в новость, а поэтому вела она себя естественно, насколько это ей позволяло ее состояние. Войдя в кабинет, она прихрамывала: ее левая (!) нога была значительно короче правой. Кроме, описанных выше приступов, она жаловалась на страхи “всего”: шума, слов, вида предметов, прохожих (особенно мужчин), машин... Все это может явиться причиной приступов ужаса, которые сами могут сопровождаться криками и картинами временного безумия. Она “почти не спит, плохо ест, у нее случаются отвращения к пище, тошнота и частая рвота”.
История жизни
Из личной истории Жаннет нам известно, что родилась она раньше срока, семимесячной, посредством акушерской операции наложения щипцов. В возрасте девяти месяцев она обожгла правое (!) бедро кипятком, а позднее обожгла эту же ногу (как я понял) огнем из камина (не вдаваясь в подробности того, почему короткой была левая нога, а до земли носком еле доставала правая, остановлю внимание читателя на более важном факте того, что ходить девочка начала поздно, в 18 мес.).
В возрасте пяти лет ребенок впервые подвергся наркозу, после которого он находился в состоянии возбуждения.
В возрасте семи лет с Жаннет случилась трагедия, она подверглась насильственным действиям со стороны неизвестного мужчины (я не буду приводить в своей работе эту историю и опираться на нее, поскольку считаю, что причины состояния Жаннет относятся к более раннему периоду; по этой же причине я не буду исследовать способы и методы медицинского лечения локомоторных нарушений).
В возрасте первого пубертатного криза (семь лет) “во время приема морских ванн девочку внезапно охватила лихорадка, сопровождаемая бредом.
В десятилетнем возрасте Жаннет изолируется от родителей (попадает в пансионат в Берке), в котором ее состояние улучшается, а локомоторные нарушения частично нивелируются, но при ее воссоединении с семьей, прежние нарушения возвращаются.
В семнадцать лет она подвергается наркозу, который она тяжело переносила, и после которого у нее стали возникать приступы удушья. В течении девяти месяцев она оставалась в гипсе. В этот же период Жаннет переживает сильный моральный шок, связанный с замужеством сестры. Ее отправляют во Францию, но состояние Жаннет не улучшается, а напротив, она становится буйной и получает диагноз истерии и рекомендации по ее лечению посредством гипноза. Гипнозу Жаннет не поддалась: из-за сопротивления ее невозможно было усыпить. С чрезмерной нервозностью борются постельным режимом и холодным душем. Ее состояние ухудшается - у нее исчезают месячные, а на лбу появляется опухоль. В конце концов девушку отправляют в деревню, где она участвует в уходе и воспитании за маленькими племянниками, и ей становится лучше. Как только дети уезжают, ей становится хуже.
Вскоре Жаннет уезжает в Италию, для воспитания трудного ребенка, которое она выполняет в течении года к “полному удовлетворению заинтересованных лиц”.
Очень интересным в случае Жаннет мне кажется совпадение возрастных периодов, кратных девяти: в девять месяцев она обожгла ногу кипятком; в восемнадцать месяцев начала ходить; восемнадцать месяцев провела в постели; девять месяцев в гипсе; в восемнадцать лет перенесла детское заболевание – корь; в восемнадцать лет попытка самоубийства.
На этом можно было бы остановиться, но у нас имеется еще два срока, но уже семимесячных, которые совпадают с фетальным возрастом рождения Жаннет, - это эпизод на пляже и в ванной (приступ).
Семья
О матери Жаннет ничего конкретного не известно, кроме того, что она сделала все, что должна делать мать больного ребенка. Но материнской любви я здесь не увидел.
Отец, как мне кажется, не принял ребенка (также, как и его жена), в своих нежных чувствах дистанцировался от младшей дочери. Что явилось причиной такого поведения, остается только догадываться, и эту догадку я изложу чуть ниже, когда коснусь темы “нерожденного мальчика”.
Жаннет имела сестру Лили, которая была на четыре года старше ее самой.
О бабушках и дедушках вообще ничего не известно.
Поскольку из случая не следует большего, могу только предположить, что внутрисемейная обстановка родительской семьи желала лучшего.
Приступы и начало психоанализа
Свой первый сеанс психоанализа Жаннет начала с “большого” приступа: во время которого она металась на диване, вздыхала, вертела головой, краснела и выкрикивала: “Мне жарко, я задыхаюсь!”; ее взгляд помутнел, зрение (видимость) ухудшилось, заболела голова, появилась тошнота, начались конвульсии, она сжималась дугообразно изгибалась на кровати, формируя опистотонус. Закончился приступ бурными рыданиями.
Как я понимаю, в этом приступе мы должны увидеть внешние проявления внутренних процессов. И поскольку внешние проявления были только что продемонстрированы, осталось понять, что происходило в момент приступа в психическом аппарате бесящейся Жаннет.
О тайном сценарии приступа мы можем узнать из ее сновидения, поскольку оно находится в ассоциативной связи с приступом и скрывалось сильным сопротивлением.
Но прежде чем я продолжу разговор о сновидении, я хочу обратить внимание читателя на то, что в этом приступе я вижу картину смены одной личности Жаннет на другую.
К этой теме мы еще вернемся.
Сон о поезде
“Большой поезд, весь украшенный белыми цветами, останавливается на вокзале. Отправление назначено в полночь. В поезде много пожилых дам и детей. Я нахожусь в поезде, а мои родители на перроне. Через дверь я передаю им ребенка, маленькую девочку. Вокруг нее говорят: “Она походит на вас!” И я отвечаю: “Да, она заменит меня”. Пока затягивается рождественская песня, поезд трогается и убыстряется, убыстряется! Вдруг внезапно я проваливаюсь в огромную дыру, я покрыта трупами, это могила – я задыхаюсь ... и просыпаюсь”.
Сновидение о гробах
“Я кладу маленький ключик на ночной столик для мадемуазель М.Я. в кровати: гробовщики приходят меня укутать в саван и кладут меня в стеклянный гроб. Я чувствую себя очень стесненной. Гроб поднимают по длинной лестнице и с вершины его опускают в воду. Я хочу спать, когда я посплю достаточно, мадемуазель придет за мной. Вода проникает в гроб, и я задыхаюсь. Я в ужасе просыпаюсь”.
Рассказав свое сновидение Жаннет добавила, что “всегда видит смерть у подножия кровати ..., что с нее довольно, что она хотела бы быть в маленькой комнатке совсем одна...”.
Интерпретация
Обратите внимание на следующее сновидение, подтверждающее мою мысль о том, что Жаннет в своей воспитательной практике должна была создавать себе подобных.
“Я нахожусь в яслях. Кто-то, глядя на меня, говорит: “Тот ребенок вон там, это, должно быть, ее ребенок; так он похож на нее! Я в ответ: “Нет, это мой приемный ребенок”. Мне не хотят верить. Тогда я даю ваш адрес и адрес д-ра З., для того чтобы вы подтвердили, что я сказала правду”.
В этом сновидении я вижу прокрустово ложе, через которое пропускаются дети. Они растут и развиваются в этом ложе до тех пор, пока не станут похожими на Жаннет.
Я мог бы сделать двойное предположение, что этот ребенок, есть альтер личность самой Жаннет, но не могу, поскольку она сама, утверждая, что это ее “приемный ребенок”, от единства с ним отказалась, а поэтому остановлюсь на втором, при наличии первого – она делала “немощными и лежащими в постели” (как ранее это делали с ней самой врачи) своих воспитанников. И в этой связи мне интересна дальнейшая судьба этих детей.
Ее потребность сослаться в этом деле на, имеющиеся у нее авторитеты (доктора З. и психоаналитика), подтверждают существование у нее бессознательного несогласия ее самой с подобной формой воспитания. Ведь теперь она воспитывает не так как хотела бы она, а так, как воспитывали ее саму.
Чем не невротическая ситуация?
А теперь рассмотрим следующее сновидение, являющееся продолжением первого.
С тем же самым ребенком на руках я пробегаю длинную дорогу. Я оказываюсь перед красивым домом; это детский приют. Меня встречают монахини. Мне вновь говорят о том, что ребенок похож на меня, но я объясняю, что нашла его, что он не мой. Я прошу принять меня на службу в приют, и мне выдают униформу. Я с радостью сбрасываю мою прежнюю одежду (символ обновления). Я скидываю мою износившуюся обувь и обуваюсь в сандалии, одеваюсь в униформу сиделки; затем засыпаю совершенно одетой. И мне так хорошо после этой долгой ходьбы!”
Проводя свои интерпретации, И.Ж. Ронжа писала: “Одеяние (фартук) – очевидно не “замаскированный” компромисс: именно в фартуке она чувствовала себя уютно, поскольку именно в нем ребенком она однажды понравилась своему отцу: “Только в фартуке она чувствует себя хорошо”, - сказал он. Тем не менее прогресс неопровержим, он заключается в отказе от “отцовского ребенка” (усыновленный ребенок, найденный ребенок!)”.
Я не могу понять, откуда такое предположение и на чем основана эта интерпретация. Я думаю по-другому.
Из первого сновидения следует, что Жаннет взяла своего приемного ребенка из яслей, прекратив на этом одну форму его развития (Увидит ли кто-нибудь в этом аналогию с ее собственным преждевременным рождением?). Длинная дорога является символом многих усердий, посредством которых она сделала из него свою копию (Помните, она говорила про ребенка: “Он заменит меня”?). Во сне она перенесла этого ребенка в другое учреждение для дальнейшего развития. Она не выпустила его на полянку погулять, что сделать во сне достаточно просто, и не выпустила его полетать, - она отвела его в другое учреждение, где воспитатели ходят в униформе (нужно полагать это обязательное условие).
Из чего я могу сделать вывод, что к самостоятельной жизни этот ребенок оказался не готов. А поскольку, этот ребенок заменяет саму Жаннет, я делаю вывод о том, что она сама еще не готова к самостоятельной жизни, хоть и стала директором учреждения. Ей по-прежнему нужны авторитеты; она готова им беспрекословно подчиняться, и поэтому “с радостью” переоделась “в униформу сиделки” и переобулась (сбросила свою прежнюю одежду, износившуюся обувь) в сандалии. А затем, заснула “совершенно одетой”.
Хотелось бы чтобы читатель обратил внимание на эту психотическую связку – “просила принять на службу, переоделась, переобулась и заснула”. Все выглядит так, как будто произошел сбой в некой программе. А поскольку всякий такой сбой я объясняю несогласованной работой всех компонентов “Я”, у меня не остается ничего иного, как предположить эту же “поломку” и в данном случае. Иными словами, мы видим, что психотический компонент может существовать и в сновидениях. Собственно, в этом нет ничего странного: в бессознательном противоположности сходятся. Другое дело, что они не только не конфликтуют, но и удовлетворяют (делятся удовольствиями) друг друга. На это указывает то, как заканчивается это сновидение, а оно выражает долгожданное успокоение: “мне так хорошо после этой долгой ходьбы!”
Давайте, обратим внимание на обувь, в которую переобулась Жаннет. В начале прошлого века сандалии носили и взрослые, и дети. У взрослых дам, кроме сандалий имелись еще несколько пар обуви, которые мы называем туфлями. Однако в сновидении в качестве обуви, соответствующей dress code сновидения, использовались сандалии, что указывает нам о возрасте, которого коснулось это сновидение.
Таким образом через сгущение темы обуви, сновидение объединило и возраст ребенка и ее самой.
Мы помним, что сновидение выражает, мыслями в своем противоположном значении, скрытые от сознания желания. Скрытые от сознания – это, значит, бессознательные. Так мы выходим на то, что в бессознательном Жаннет все еще живо то самое желание, о котором ей говорил доктор З.; “оставаться маленьким ребенком возле своих родителей и позволять им нежить себя”. И в этом смысле психоанализ ничего не изменил, да и изменить ничего не мог, поскольку вообще прошел мимо первотравмы, закрутившей вокруг себя жизнь Жаннет.
Если мы имеем во сне движение в прошлое, значит, мы должны думать о том, что речь идет о регрессии, которая идет дальше того периода, который снится. Сон приснился взрослой Жаннет. Снилось ей сандальное детство, где все дети ходят в одной униформе.
Вывод напрашивается сам собой: - здесь речь идет о регрессии до фетального (дотравматического) уровня, иными словами; о скрытом желании оставаться в матке плодом, где можно было быть “совершенно одетой” – это быть голой, но во что-то одетой, а униформа – однообразная для всех одежда, означает фетальную оболочку (оболочку детского места), которая делает всех одинаковыми.
И все это должно продолжаться до самых “белых волос”, до смерти в состоянии полнейшего маразма – “старческого детства”. На это нам указывает третье сновидение.
“У меня белые волосы. Я нахожусь в учреждении для бедных детей. Все эти несчастные малыши вокруг меня, мы украшаем большую рождественскую елку. Когда я думаю о прошлом, я говорю себе: “Боже мой! Вы и д-р З. Приглашены, вы собираетесь прийти: вокруг царит большая радость, все меня благодарят”.
Именно это восклицание (Боже мой!), выдает неожиданную встречу у рождественской елки, где в кругу “несчастных малышей” они и должны были встретиться, чтобы убедиться, что ничего не изменилось: психоанализ оказался бесполезен и его ко “всеобщей радости” требовалось прекратить.
Но, как здесь не коснуться еще одной ассоциации, которая вскрывает отношение Жаннет к ментальным (психоаналитическими) способностям “гостей”. Не видит ли она место своих гостей в кругу “несчастных детей”? Не о восстановлении ли справедливости мы должны подумать, прочитав ее слова: “Вокруг царит большая радость, все меня благодарят”. Понятно, что благодарят за изоляцию, но кого и от кого?
***
Я исхожу из того, что в периоде фетального развития у плода и его матери существует единый психический аппарат. Этому аппарату я дал имя “Мега-Я”. В функцию этого аппарата входит обучение и развитие способности психического аппарата плода использовать и утилизировать (конденсировать, консервировать, контейнировать) в форме фетальных образов (воспоминаний) всю ту психическую энергию, которая поступает к нему в форме загрузок. И эта работа психического аппарата осуществляется ежесекундно, независимо от того в каком состоянии сознания находится плод. Фактически речь идет о памяти тела. Посредством этой же временной структуры психики происходит “перекачивание” необходимой для вида и рода биологической информации от матери к плоду. В момент отделения плода от матери “Мега-Я” исчезает, но в психическом аппарате каждого из разделенных остаются некие воспоминания о существовании друг друга, которые проявляются в форме взаимной (родственной) тяги. В дополнении к этим воспоминаниям у новорожденного от плода остаются некие воспоминания, которые со временем (при регрессии) актуализируются и превращаются в убежденность о всемогуществе и всесилии, об исключительности, о способности читать чужие мысли, о неких знаниях, которые были дарованы свыше. Короче, речь идет о тех проявлениях, которые при их высокой актуализации мы, вслед за М. Кляйн, называем параноидными или шизоидными позициями.
Но эти воспоминания возвращаются не только в форме психических, но и локомоторных эквивалентов. Именно такими эквивалентами воспоминаний в случае Жаннет выступали ее приступы. В сновидениях Жаннет это особенно хорошо продемонстрированно. Кроме того, что эти воспоминания “вываливались” со своего ложе во время приступов, они появлялись еще и в более мягкой форме поведения, которую окружающие воспринимали как обычную.
Если попытаться довести свою мысль другими словами, то укажу, что любой внешний процесс имеет в психическом аппарате свое внутреннее сопровождение и, наоборот, психические процессы снимают с себя излишки психической энергии, превращая ее в физическую.
Читатель может задать вопрос, а как узнать, что происходит в психическом аппарате, когда еще нет тех буйств и приступов, которые пугают окружающих и делают необходимой госпитализацию, когда все происходит мягко, незаметно и для окружающих, и для самого человека.
Отвечу, нет других путей, кроме как освоить для этого определенную сумму знаний. А когда критическая сумма этих знаний накопится, в голову придет и понимание, происходящих в психике процессов.
Вернемся к случаю Жаннет. Из него мы знаем, что жила была семья, как писал Л.Н. Толстой, “счастливая одинаково”. В этой семье уже четыре года росла девочка Лили; мать отходила шесть месяцев беременности и перешла на седьмой; отец занимался своими делами. Но все резко изменилось, когда, как я считаю, родителям захотелось лучшего. А, как говорит народная мудрость, - “лучшее – враг хорошего”. Родители добились своего, у матери отошли воды и на два месяца раньше положенного срока начались роды, в результате которых на свет появилась Жаннет.
Думаю, что эти роды стали тем самым ошибочным действием, которое скрывает за собой истинное, возможно, даже не вытесненное желание не иметь больше детей.
Кто играл в реализации этого сценария первую партию - сама Жаннет, еще в утробе понявшая нежелательность своего появления на свет (желание остаться в маленькой комнате), или ее родители, с высокой долей вероятности установить уже не удастся. И даже навязчивое “восстановление” Жаннет девятимесячных сроков, ничего не меняет, и не может свидетельствовать ни за, ни против того, что инициатором рождения была она сама.
Здесь я должен хоть как-то объяснить свою категоричность, а для этого должен предложить читателю свою версию событий, которая, впрочем, ничего уже изменить не может.
Раньше женщины знали, что, не имея лучшего, регулировать численность детей можно было посредством усиления частоты и интенсивности половых актов во время беременности. Отголосками этих знаний стали строчки практических руководств по акушерству и гинекологии, содержащие полные или частичные запреты на ведение половой жизни в тех семьях, где риск выкидышей и преждевременных родов достаточно высок и, в которых появление ребенка – желательный процесс.
Судя по всему, семья Жаннет являлась обеспеченной, что предполагало не только доступ к необходимым знаниям из книг по акушерству, но и доступ к самим носителям этих знаний, врачам. Но, как я думаю, своим правом они не воспользовались, сославшись на некую психологическую травму, которую они назвали “потрясением от скорби”. Отсутствие у И.Ж. Ронжи упоминания предмета этой скорби, остается сделать вывод, что скорбь является рационализацией, в которую не поверила и сама Ронжа. Могу предположить, что скорбью явилось “ожидаемо-неожиданное” излитие околоплодных вод.
Обратим внимание на самый первый случай приступа, который был продемонстрирован Жаннет в первый же день психоанализа. Не искушенная еще в способах сопротивления и защитах, Жаннет сразу же продемонстрировала причину своего состояния. Ее приступ начался сразу после того, как психоаналитик предложила ей лечь на диван.
И.Ж. Ронжа проинтерпретировала этот случай, и поэтому он не требует новых интерпретаций, но не могу не сделать одно добавление от Ш Ференци, который писал, что психоаналитическая ситуация напоминает собой эмбриональное состояние. Таким образом, получается, что в самый свой первый приход Жаннет намекнула аналитику на то, что причина ее страдания находится в ее фетальном периоде.
Конечно, в такой ситуации я бы обязательно поинтересовался тем как проходила беременность матери; были ли угрозы прерывания беременности; желанной ли была беременность; поинтересовался бы историей рода в этом контексте. Иными словами, я сделал бы все, чтобы как можно больше узнать о прошлом этой семьи, о всем том, что никак бы не заинтересовало молодого психоаналитика.
Поскольку приступ указал нам на вовлеченность в процесс фетального периода, я увидел некоторое сходство его и с моментом родов, и с переживаниями плода, переживающего собственные роды.
Предполагаемую связь с фетальными переживаниями оставим в покое, и обратимся к тем разъяснениям, которые последовали от Жаннет. А эти разъяснения также подвели меня к теме родов.
Примечательным считаю еще один момент. Сразу после пересказа второго сна, у Жаннет развивается “второй приступ, который похож на первый, после которого утомленная она надолго засыпает и уходит нетвердой походкой”.
В этом поведении Жаннет я вижу проявление регрессии, сначала, до фетального (засыпает), а затем и детского (нетвердая походка) периода. Зачем она регрессировала до фетального периода и возвращалась в присутствии психоаналитика, мы поймем, если вспомним, что дикое животное, нуждающееся в человеческой помощи, но не умеющее говорить, своим поведением (лапами) ведет (указывает) человека к тому месту, где происходят важные для него события. Своим поведением Жаннет уподобилась такому животному и пыталась показать то место в своем психическом аппарате, где происходит все то, что является причиной ее страданий.
Как пишет И.Ж. Ронжа, во время второго сеанса пациентка попыталась снова продемонстрировать свой приступ, но под энергичным запретом аналитика, вынуждена была от этой формы рассказа о природе своего состояния отказаться.
От себя скажу, что я позволил бы показать пациентке все, что она хочет, а когда она стала бы повторяться, стал бы выводить на другую (языковую) форму коммуникации.
***
Аналогичный эпизод мною был обнаружен в истории семьи Жаннет. Это следует из ее воспоминаний, когда она имела возможность наблюдать за интимными отношениями своих родителей.
Остановимся на них.
Ронжа И.Ж. пишет: “К пяти годам, находясь в комнате своих родителей, когда она была в гипсе и плохо спала, так, что при этом никто об этом не догадывался, ей представился случай все хорошо видеть! Она услышала, как стонет, жалуется мать... “стало быть, папа сделал ей плохо?” – кровать скрипела – “Мама умрет!”
В комнате светил ночник; она видела смутно... отец выбросил подушку... От страха Жаннет спряталась под одеяло. Она помнит восклицание своей матери: “Мне жарко!” (Те же слова, с которых больная регулярно начинала свой приступ!) То же самое восклицание она часто слышала из уст своей матери в период, когда та вынашивала “младшего братика”, так и не родившегося. (Соответственно, это восклицание также зафиксировалось в больной голове, как симптом беременности). Даже сейчас, когда она видит, что у матери прилив крови к лицу, она безумно боится!
Прошу читателя задуматься над фактом ассоциативного соседства воспоминаний о младшем братике, который так и не родился, и родительских сексуальных отношениях, невольным свидетелем которых была пятилетняя девочка. Не аналогичные ли этим отношения между родителями выступили в роли “сильного потрясения (скорби)”, запустившие процесс родов самой Жаннет?
Как следует из ее воспоминаний, своими интимными отношениями они не пренебрегали даже в период вынашивания мальчика. Я не могу принять такую форму поведения как легкомысленную, а значит, именно таким образом они регулировали численность членов своей семьи. История появления на свет самой Жаннет не оставляет сомнений относительно той участи, которой ей удалось избежать.
Сам я считаю, что новая беременность была нежелательна и родители “работали” над тем, чтобы ее разрешить.
В этом месте я хочу обратить внимание читателя на схожесть сексуальных переживаний матери (из воспоминаний Жаннет) и проявлений ее приступов. Также, как одна во время коитуса, а другая во время приступа, эти две женщины испытывали чувство жара, обе метались в постели, обе вертели головой о подушку, обе краснели, обе вскрикивали, обе задыхались, у обеих мутнело в глазах и рассеивалось сознание.
Но были и различия. Жаннет после такого приступа чувствовала себя разбитой (“в плачевном состоянии депрессии и общего потрясения”), ее мучили головные боли и тошнота, она искала помощи.
Возможно, здесь имеется феномен “списывания” одних симптомов, но как быть с другими, такими, как головная боль, тошнота, разбитость? Эти то симптомы она у кого “списала”? Разъяснения содержатся в словах “когда она видит, что у матери прилив крови к лицу, она безумно боится”. Она боится возврата переживаний, когда у нее у самой в результате прилива крови к голове, вызывало головную боль и тошноту (забегая вперед, поясню, что речь идет о моменте, когда тело Жаннет уже родилось, а голова оставалась в родовых путях.
Есть еще одна группа вопросов.
Как известно Жаннет и Лили спали в одной комнате. Лили, рожденная раньше Жаннет, раньше должна была столкнуться с теми же проявлениями родительской жизни, с которыми в свое время столкнулась Жаннет, но из Случая это не следует.
Как это объяснить? Почему токсичными родительские отношения стали только для одной девочки? Почему, при свойственном детям любопытстве, звуки родительских отношений караулила только Жаннет, а Лили при этом безмятежно спала в своей кроватке?
Думаю, что дело не в том, что Жаннет все это слышала, а в том, что все это она переживала сама. Она не “списывала” у матери симптомы, а воспроизводила свои. Другое дело, что симптомы ее состояния перемешивались с симптомами материнского состояния. Думаю, что именно это сочетание загрузок из двух источников: от своих ощущений и ощущений матери, поступающих через систему “Мега-Я”, усилило токсичность этих загрузок. Мы это поймем и нам все станет ясно, если вспомним причину, по которой так и не смог родиться ее братик: он не смог справиться с тем, с чем смогла справиться Жаннет.
Не буду деликатничать и ходить все кругом да около – Жаннет тоже не должна была родиться, она должна была стать нерожденной, как ее брат, но ее организм оказался крепче намерений ее родителей, она осталась в матке, откуда ее вынуждены были доставать с помощью акушерских щипцов.
Таким образом, как я считаю, и появилось сновидение на “вокзальную тему”, в котором она передает своего ребенка родителям.
Но прежде чем я перейду к толкованиям сновидения, я хочу отметить еще один момент отсутствия у Лили “настороженности”: ее отсутствие объясняется тем, что первая беременность была желательная и родители во время нее вели себя более благоразумно.
Символы поезда, вокзала и его остановка мною понимаются как символы некоего процесса, концовкой которого будут цветы (судьба младшего брата это подтверждает). Этот процесс пролонгирован во времени и после остановки предполагается его дальнейшее движение (отправление). Поскольку в сновидении речь идет на вокзальную тему, в этом процессе я вижу процесс вынашивания беременности. Эта символика поддерживается вагонами (поезд); обилием пожилых дам и детей; двумя пространствами (внутренним и внешним); передачей ребенка из одного пространства в другое; девочка, похожая на мать, которая должна ее заменить; тема Рождества; головокружение, в котором я вижу ухудшение общего состояния и потеря сознания (поезд трогается и убыстряется, убыстряется; внезапный провал в огромную дыру; обилие трупов; осознание того, что это могила; нехватка воздуха (я задыхаюсь) и сами роды (просыпаюсь).
Большое количество пожилых дам, детей и трупов, а также могила, указывает на некую “маточную” память, которая настойчиво заявляет о себе, но о механизмах работы которой я могу только догадываться. Слова “я задыхаюсь и просыпаюсь” указывают на переживание плодом удушья, потери сознания и возвращения в него (травма рождения). Тема внутриутробной смерти, которую Жаннет чудом удалось избежать, наиболее отчетливо изложена во втором сновидении и не требует каких-либо интерпретаций.
Тема сновидения с передачей ребенка указывает на последние сроки внутриутробного развития Жаннет. При этом, что чуть позже было замечено и самой Ронжа И.Ж., ребенок означает саму Жаннет в двойном образе, в образе матери и новорожденного ребенка, что, собственно, и наталкивает на мысль об общем матери и плода психическом аппарате (“Мега-Я”).
Хотелось бы обратить внимание читателя на очень удивительный феномен внутриутробной смерти, который никак не шифровался: он выглядит также, как и должен выглядеть после его расшифровки. Я хочу сказать, что тема смерти не подвергалась символизации. Этот феномен открытости (несимволизируемости) смерти можно встретить во множестве других случаях.
Таким образом, уже на самом первом сеансе Жаннет симптомами своего приступа указала своему аналитику на ту причину, которую и нужно было принять за источник ее симптомов.
Дата добавления: 2021-07-19; просмотров: 71; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!