Посещение Дворца Екатерины II
Итак, утром следующего дня комендант Шписс, захватив Петра, сел в грузовую машину, и они поехали в дворцовый город Пушкино. Этот город – парк представлял собой до войны созвездие уникальных по красоте и оригинальности архитектурных сооружений, построенных гениальными зодчими прошлого века.
Весь ансамбль дворцов парковой зоны венчал Дворец Екатерины II, одно из красивейших зданий России, созданное архитектором Франческо Растрелли . Дворец был расположен на самом высоком месте парковой зоны городка и когда-то являлся резиденцией царицы Екатерины II.
Но в то злополучное время, когда бушевала война с немцами, линия фронта проходила дальше городка – парка в сторону Ленинграда и городок, и сам Дворец Екатерины с парковой зоной находились на стороне, захваченной немцами…
Через час езды машина подъезжала к парковой зоне Дворца, и въехала внутрь его двора.
… Печальное зрелище являла эта уникальная сокровищница Русского зодчества. Представители европейской цивилизации, подарившей миру Бетховена, Шиллера, Гёте и Маркса, превратили Дворец в жалкую конюшню для немецких лошадей. К сожалению, это была не гипербола…
Пётр, осматривая вместе со Шписсом дворец, увидел, как один из немцев выводил лошадь из нижнего этажа .
На дворе возле его стен были раскиданы экземпляры полного собрания сочинений Байрона в сафьяновых переплётах издания Брокгауза. Отдельные музейные экспонаты, керамика, изделия из фарфора были разбиты и валялись, затоптанные в грязь.
|
|
|
И это всё бросалось в глаза при мимолётном осмотре только дворцового двора. Что же можно было увидеть, войдя во внутренние покои Дворца, в это хранилище величайших исторических ценностей?!
Позже стало известно, что Дворец со всеми редкими историческими экспонатами был разграблен и увезён немцами в Германию.
Особенно велика была ценность увезённой немцами знаменитой Янтарной комнаты Екатерины, которая и до сих пор является предметом поиска людей, имеющих отношение к искусству. Янтарная комната являлась шедевром, не могущим быть повторённым.
Много и других исторических ценностей было увезено из дворца и тоже исчезло и не найдено до сих пор.
К сожалению, и Пётр, и комендант не имели возможности познакомиться детально с архитектурой и внутренним устройством Дворца. И погрузив котёл с помощью немцев, они привезли его в Гатчину.
Здание котельной строилось быстро, так как кирпич брали из разрушенных зданий, а рабочих рук хватало из числа военнопленных.
Примерно в начале июля Неверов заболел, и, провалявшись около трёх недель, выйдя на работу, был приятно удивлён, увидев, что баня была почти выстроена и покрыта крышей.
|
|
|
Котёл, который они привезли из Пушкина, уже стоял на фундаменте. Верхний сборник горячей воды был обвязан трубами и соединён с нижним котлом. Печь-каменка была выложена и заполнена вымытым булыжником. А стены и потолки обшиты сосновыми досками для создания аромата. Монтаж трубопроводов котельной и бани делал дядя Саша, маленький человечек, но с большой благородной душой. В начале войны он не был взят в армию из-за болезни, язвы желудка. По той же причине он не эвакуировался из Гатчины, и, потеряв семью, он жил совсем одиноким, кое-как перебиваясь, подрабатывал у немцев. Обычно, проработав два – три часа, он, почувствовав боль в желудке, садился на порог и, согнувшись дугой, ждал, когда боли затихнут. И когда боль утихала, дядя Саша снова начинал работать.
И вот, закончив почти все монтажные работы, они вместе с Петром решили опробовать баню. Вентили были открыты, и котлы заполнены водой. И, растопив котёл, они вымыли ванную и напустили туда горячей воды. Мылись долго, радуясь окончанию работы.
- Скажи, Петя, ты хоть раз монтировал такую же баню до войны? – спрашивал он Петра.
- Нет, дядя Саша. Я только проектировал для ТЭЦ отдельные трубопроводы… А это…в первый раз…
|
|
|
Дядя Саша, вымывшись, вышел из ванны благодушный и довольный.
- Завтра я, Петруша, подведу воду к душевым, и на этом мы с тобой закончим все работы. Можно будет пускать баню.
Но не пришёл дядя Саша назавтра. Не пришёл он и на другой… и на третий день. Он умер… при приступе язвы.
И никто не оказал помощь маленькому человеку – труженику.
А на следующий день комендант привёл другого слесаря, того самого Андрея, который собирался строить баню, но с трудом подвёл два метра трубы к душу.
И вот стены и полы были чисто вымыты, и баня стала работать. А Пётр так и остался работать при ней в качестве машиниста в котельной.
Туда часто заходил Дмитрий Вишневский, и они продолжали делиться задушевными мыслями.
Шёл июль месяц, и отзвуки Курской битвы дошли и до Гатчины.
В газете «Русское слово» сообщалось чрезвычайно кратко и скупо, что немецкие армии отошли в некоторых местах на заранее укреплённые позиции, спрямляя фронтовую линию. Газета умолчала о величайшей битве, невиданной из всех предыдущих битв по силе накала, по введённым в действия резервам, по количеству танков, авиации и артиллерии по той простой причине, что немцы проиграли её, эту битву, где был надломлен и без того ослабленный хребет всей немецкой машины; после которого она уж не смогла оправиться, и стала постепенно отходить как раненый зверь в своё логово.
|
|
|
Об накале этих боёв рассказал один очевидец, случайно оказавшийся в тех районах. Он говорил, что бои шли такой силы и такого напряжения, что солнца не было видно от черноты, возникающей от взрывов и бомб.
Из этих сообщений оба друга сделали заключение, что фрицам всё туже и туже приходится в войне.
Немцы всё больше мрачнели и злились. Но наученные горьким опытом прошлых лет, остерегались открыто применять репрессии.
Иногда комендант приходил к Петру в баню с тем, чтобы поделиться своими переживаниями. Садясь за стол, он обоими руками хватался за голову и с нотой страдания в голосе говорил:
- Ах, Пётр, мой дом в Берлине разрушили американские бомбардировщики, и не известно, живы ли мои жена и дети?
- Да, да… Война - большое несчастье, - соглашался Пётр, а сам думал: - Так вы же сами превратили наши города в пепел и кирпич. Вы же вешали и расстреливали наш народ на каждом шагу. А теперь вы жалуетесь на американцев за то, что они ваши города жгут…
Нет, «друзья», получайте то, что вы заработали! И это только цветочки, а ягодки будут потом. И вы «сполна» получите своё, что заработали…
И теперь, когда в газетах писали о выравнивании немецких позиций, Пётр с Дмитрием понимали, что немцы отступают, приближаясь к Днепру.
Однажды Пётр, выйдя из котельной, увидел во дворе девушку. Она была лет 18 – 20ти с красивыми черными глазами и слегка вздёрнутым носиком. Пётр, подойдя к ней, не удержался от вопроса:
- Вы к кому пришли?
И, наблюдая за её фигурой, смотрел на неё. Девушка, оглянув его исподлобья, ответила :
- У меня тут мама работает.
И в смущении отошла в сторону. Действительно, Пётр увидел, как из одного подъезда вышла довольно молодая, лет сорока, женщина и, сделав знак рукой девушке, стала завёртывать в газету то, что держала в руках в белой бумаге.
… Очевидно, что девушка была голодна и наверно, приходила за куском хлеба, а я, дуралей, набиваюсь ей на разговор, - думает Пётр, ругая себя за излишнее любопытство.
А та, получив свёрток от своей матери, стала быстро удаляться в сторону парка, оставив Неверова в «сметении чувств» и неудовлетворённом любопытстве.
- Ну, я всё-таки потом узнаю у её мамы, где они живут и как её имя. – задумался Пётр. Он явно переживал за свою нетактичность по отношению к этой девушке.
Надо же, глупец,.. дубина…, а она… да, неплохая девушка: и фигура, и всё остальное…
Этот эпизод был почти забыт, когда однажды, идя с работы, он увидел на Комсомольской улице эту девушку у одного из деревянных домов. Поравнявшись с ней, Пётр остановился и спросил с улыбкой:
- Вы здесь живёте?... Вот не ожидал вас здесь увидеть!
- Да, здесь, как видите, - ответила она в тон Петру, - И что же вы находите в этом удивительного?
- Да, нет… Я не нахожу. – ответил Пётр с явным смущением. – Наоборот, я почему-то думал, что вы живёте на другой улице. А кто ещё живёт вместе с вами?
- Мама, конечно,… а потом ещё мой отчим. Правда, он редко бывает дома, потому что работает, где-то у немцев на складах…
- Ну, а вы тоже работаете?
- Да, - с неохотой отвечает девушка, - тут в швейной мастерской.
- Скажите, а как вас звать? – продолжал Пётр, не скрывая своего любопытства.
Девушка, подумав с минутку, спросила с улыбкой:
- Это вы по долгу службы или спортивный интерес? – намекая на то, что Пётр работал в «СД».
Пётр явно был смущён от этого намёка.
- Да нет, я не предполагал, что это вам неприятно. Я просто хотел узнать ваше имя.
- Ну что же, меня зовут Галя, а Вас?
- А меня Пётр, - сказал он и протянул ей руку. – И вы здесь давно живёте, Галя?
- Да нет, раньше мы жили в Петергофе. Там мой папа работал смотрителем памятников парка. А когда немцы подошли к городу, то мама была больна и я не смогла её эвакуировать. Вот так и остались…
А когда через наш городок прошла фронтовая полоса, то нас выселили сюда в Гатчино. Мама здесь сошлась с Михайлом Ивановичем. Теперь и живём мы в этом доме.
- Галя, А можно ли к вам иногда заглянуть? – спросил Пётр.
- Заходите, - отвечала она, слегка потупясь.
Попрощавшись с Галей, Пётр пошёл к своему дому в том возбуждённом настроении, которое все мы испытывали в молодые годы, идя домой после счастливого знакомства.
Вскоре Пётр зашёл в Галин дом, и был встречен очень дружелюбно её мамой. Отчима Гали дома не было, и они хорошо провели время в душевных разговорах. С этого дня Пётр стал часто заглядывать к Шаговым «так была фамилия Гали», ощущая в этом душевную потребность и понимая, что был он неравнодушен к Гале.
В сентябре месяце 43го года, придя к Шаговым, Пётр застал Галю в слезах. Она сообщила, что всех незамужних девушек немцы отправляют в Германию, и её ждёт такая же участь.
Петра эта новость не на шутку встревожила. Когда уходил домой, он обещал что-нибудь придумать.
Вот ведь негодяи: даже русских девушек хотят сделать своими рабами, желая увести их в Германию. Но все равно, это уже фрицев не спасёт. Слышал он, что Гитлер не раз объявлял тотальную мобилизацию, т.е. все немцы: слепые и горбатые, туберкулёзные и прочие, неспособные воевать теперь забирались и направлялись на фронт.
А кто же должен работать на производстве? Так вот для пополнения рабочей армии Третьего Рейха этих русских девушек забирали и увозили в Германию. А в лагерях военнопленных отбирались «Рабочие команды» и ставились на немецкое довольствие, т.е. на тот довольно скудный паёк, который позволял им кое-как поддерживать рабочее состояние. Эти рабочие команды и заменяли обслуживающий персонал немецкой армии, который направлялся по приказу Фюрера на передовые позиции, сильно поредевшего Гитлеровского вермахта.
Пётр прекрасно понимал, что это были последние отчаянные потуги немцев для спасения фронтов, разваливающихся под мощными ударами Советских войск.
Да, но как же помочь Гале?
Если ей предложить оформить фиктивный брак?!
И какой же я жених в такой ситуации?
На другой день он, придя к Шаговым, передал свои соображения её маме и ей. И этот вопрос был положительно решен на семейном совете. Не откладывая на долго, они вскоре сходили и оформили это специальным документом. Так Галя была спасена от уезда в Германию.
Безусловно, Пётр был далек от мысли предъявлять какие-либо права к Гале, считая, что пошёл на это только из гуманных побуждений.
В конце 43го года в работе Гатчинского «СД» стало чувствоваться нарастание какой-то напряженности. Была выстроена во дворе комендатуры деревянная тюрьма. Увеличилось количество заключенных. Чувствовалось, что немцы ожидали каких-то важных военных событий, связанных с очисткой тылов от ненадёжных элементов для немецкой Армии.
Усилению этой общей напряженности способствовали два события, происшедшие в самой комендатуре. Первый случай произошёл под вечер одного из августовских дней. Из окна четвёртого этажа комендатуры выбросился один из обслуги лейтенанта Доннера, паренёк по имени Сергей. По слухам, он работал в качестве портного, но очень редко показывался на глаза рабочей команды.
Так вот, этот паренёк, Сергей, в возрасте около 18 -20ти лет, выкрав у Доннера пистолет, хотел застрелить из него того самого генерала, имя которого было неизвестно.
Как это в действительности всё происходило?
Выполнял ли Сергей чьё-либо поручение или действовал по своей инициативе?
Имел ли Сергей связь с подпольными организациями?
На эти вопросы никто в среде рабочей команды не мог ответить. Но, к несчастью, покушение не удалось, и Сергей, застрелив себя, выбросился из окна…
Начало второго события было связано с организацией злополучного отряда «СД», расформированного после событий в Ганцевичах.
Пётр Неверов, будучи в Натальевке во время организационного периода отряда несколько раз обращался за помощью в медпункт отряда к врачу по фамилии Загоруйко. Он произвёл довольно приятное впечатление на Петра: высокого роста, шатен с коротко остриженными волосами, в обращении очень сдержан и внимателен, с большой внутренней культурой и гуманным отношением к людям. Он вызывал неподдельную к себе симпатию.
Доктор Загоруйко находился при отряде и в Ганцевичах, но при расформировании его был оставлен при комендатуре «СД» для обслуживания всех русских, в том числе и рабочую команду, поэтому Неверов частенько встречался с доктором и беседовал на тревожащие их темы.
Однажды Пётр познакомил Загоруйко с Дмитрием Вишневским. И они изредка встречались у Шаговых, распивая иногда «бутылочку», принесённую дядей Мишей, отчимом Гали.
Доктор, находясь при отряде «СД» в Ганцевичах знал об участии Неверова в побеге. Они часто говорили о «полезности этого момента», хоть и говорилось это намёком.
Вскоре доктора Загоруйко перевели в Натальевку. Что там с ним было?
Но только после этого о нём ничего не было слышно.
Исчезновение доктора в связи с переводом в Натальевку сильно взволновало Петра и Дмитрия.
- Всё могло случиться не только с доктором, но и с нами в это тревожное время. – думал Пётр, и чувство висящей над ними беды всё время его тревожило и не давало покоя.
Перед Новым годом деятельности Советских войск под Ленинградом оживилась на столько, что артиллерийскую канонаду можно было ясно слышать даже в Гатчине. А к декабрю месяцу выстроенная немцами деревянная тюрьма была переполнена. Её входные двери и день и ночь хлопали. Людей приводили…и уводили… на допросы.
Немцы явно готовились к наступлению Советских войск на Ленинградском фронте и вели себя очень нервозно.
Однажды эта нервозность чуть не стоила Петру жизни.
Как–то часовой, стоявший с автоматом у тюрьмы, очевидно не досчитался одного человека из числа заключенных и, решив, что тот мог зайти в котельную, подбежал к ней и толкнул дверь плечом. Почувствовав, что дверь плотно закрыта, он решил, что её заперли изнутри, и стал кричать, а затем начал стрелять из автомата по двери.
Пётр, испугавшись, спрятался за котёл и оттуда наблюдал, как летели щепки от двери при выстрелах из автомата, а пули с визгом рикошетили от каменной стены. А рядом находилось полуоткрытое окно, в которое можно было смотреть внутрь. Наконец, дверь открылась, и вбежавший немец с побледневшим и перекошенным от злости лицом заорал «Hände hoch!» (Руки вверх) и наставил автомат на Петра. Но затем, убедившись, что в котельной никого нет, он, придя в себя, вышел.
Через два дня после описанного случая, когда рабочие, придя рано утором на работу, разметали ночной снежок на своих рабочих метрах, в котельную прибежал Дмитрий.
- Пётр, давай выходи на улицу!
- Что там случилось, Дима?
- А ты сам услышишь.
Они вышли из котельной, рассвет только ещё начинался и кругом стояла утренняя тишина.
Но через эту тишину ясно слышался стук… ту-ту-ту-ту, похожий на работу пневматического молотка под землёй. Этот стук доносился откуда-то со стороны Ленинграда и не прекращался вот уже около часа….
Работа комендатуры лихорадочно усилилась. И вот во второй половине этого дня по шоссе от Ленинграда хлынул поток машин.
Этот поток к вечеру усилился настолько, что машины шли уже не одна за другой, а в два или три ряда. Все они были покрыты мёрзлой землей, куски которой лежали и на верху кузова, и на капотах машин. Это были следы от взрывов снарядов и бомб. На бронированных машинах лежали немцы в белых халатах буквально «навалом» с запрокинутыми назад головами с бледными, покрытыми пылью лицами.
Были они ранеными или убитыми, сказать было трудно.
Раз как-то с одной машины сошёл немец. Постояв немного, он повернул к дощатому забору и пошёл настом к нему. Подойдя, он ухватил голову руками и стал ей колотить об забор, что-то бормоча про себя.
Пётр с Дмитрием наблюдали эту картину, стоя во дворе комендатуры.
На душе у них было тревожно и радостно.
- Ну и дали им под Ленинградом… Как видится, до сих пор опомнится не могут, - говорит Дмитрий.
- Мне кажется, у них идёт очередное «выпрямление» линии фронта, похожее на бегство… - острит Пётр.
На другой день бригадир поднял рабочих очень рано. Выйдя на улицу, все слышали всё тот же стук «пневматического молотка», но уже звук его был значительно ближе и яснее.
А по шоссе от Ленинграда по-прежнему ехали в два и три ряда машин и повозки.
Пётр был поражён таким огромным скоплением войск противника под Ленинградом.
Какую же надо силу удара, чтобы сдвинуть с места такую махину войск, думал он, а звуки «пневматического молотка» всё росли и делались всё слышней.
Придя во двор «СД», Пётр увидел, как к подъездам комендатуры подъезжали грузовые машины, в которые складывали своё имущество фрицы и тут же в быстром темпе увозили.
К Неверову подошёл Шписс - комендант, с бледным, осунувшимся лицом, и нервно сказал:
- Wo ist deine Frau? Du musst um sechs Uhr hier sein! (Где твоя жена? Ты должен в шесть часов обязательно быть здесь!)
Пётр не стал объяснять коменданту, что жены у него нет, и брать с собой ему некого. Но подумал: «А, может, Галя с матерью захотят поехать? Надо их спросить.» Он тут же пошёл к Шаговым.
Галя и Ольга Кузминишна были дома…
- Ну, что вы думаете делать? Ехать или оставаться?
Галка молча растерянно поглядывала на мать.
- Михаил Иванович уже уехал, а мы на всякий случай сложили тоже в мешки, - говорит мать.
– Ведь не известно, как наши будут относиться к нам всем, - упавшим голосом добавляет она. – И особенно к вам, Пётр, как к военнопленному.
Да, подумал он, ведь после таких переживаний в Ленинграде, народ законно не сможет смотреть спокойно. И может всё произойти стихийно… Да и как тут разбираться, кто прав, кто виноват?
- Ольга Кузьминична, вы всё-таки будьте готовы к пяти часам. Я приду за вами. И уж раз так, то едемте вместе.
Когда он уходил от Шаговых, то у него была мысль: почему же мы с Дмитрием этот вопрос как-то не обдумали? Ведь немцы в такой момент могут пойти на любой необдуманный шаг. И если бы было решено оставаться, то нужно было найти где-то «место». А этого ничего не было подготовлено.
Возвратившись во двор «СД», Пётр обратил внимание на странную картину: из подвала комендатуры по одному выводили заключённых; они все были в кандалах. Цепи были у них и на ногах и на руках. На дворе их пристёгивали к длинной и толстой цепи.
Всего их было человек около тридцати. После присоединения к цепи их повели в парковую зону, подгоняя прикладами автоматов…
Прошло после этого около часа времени, и из парковой зоны стал проникать удушливый и терпкий трупный запах. Он начал расстилаться по всей низине парковых прудов и, наконец, достиг и комендатуры «СД».
Это заключенные сжигали трупы расстрелянных во рвах и траншеях парка, обливая их бензином. Немцы старались скрыть свои преступные следы от гласности.
Да, подумал Пётр, воры и бандиты стараются смыть с рук кровь после совершенных ими убийств.
Но вряд ли им удастся это?!
Позднее один из рабочей команды сказал Петру, что заключенных после этого тут же расстреляли и тоже сожгли трупы.
В то время, когда Пётр подходил к котельной, он мельком увидел Дмитрия; тот ехал на санях, подстёгивая куцую лошадку. Пётр помахал ему рукой… и это было их последнее «свидание». После чего он уже ни разу так и не увидел Дмитрия.
Часам к шести были поданы к подъездам огромные грузовики с высокими бортами и обтянутые сверху брезентом. Все приготовившиеся к погрузке со своим скарбом были вмещены.
Там же оказался и Пётр с Ольгой Кузьминишной и Галей. На следующей машине ехали все из рабочей команды.
Машины выехали из ворот и влились в общий поток отступающих. Ночью, миновав Волосово, движущаяся по дороге масса машин ускорила марш на Кингисепп.
Было слышно, что у Волосова следующие за нами немецкие колонны были отрезаны и окружены нашими войсками. При этом было взято много техники и пленных.
После Кингисеппа колонна машин Гатчинского «СД» прибыла в Таллин, где и была разгружена у одной из школ. И на другой же день всех их вместе с рабочей командой вывезли на один из хуторов, отстоявших от Таллина километров на двадцать, где находилась большая сельскохозяйственная ферма.
Это было когда-то крупное хозяйство, принадлежавшее богатому помещику. Огромные скотные дворы стояли по периметру усадьбы, выложенные из крупного булыжника и покрытые дранью. Внутри находился крупный рогатый скот, а снаружи виднелись стога сена и огромные кучи навоза.
Внутри двора помещался особняк помещика. В нижнем этаже особняка и разместились все приезжие. Надо сказать, что немцы часть рабочей команды всё же оставили в Таллине при комендатуре. В числе их находился и друг Неверова Дмитрий.
Приехавшие на усадьбу стали заниматься всеми сельскохозяйственными работами, связанными с уходом за скотом и всеми другими, которые были нужны при этом.
Работая на ферме, Пётр чувствовал некоторое душевное облегчение. Так как в глубине души он все же надеялся уйти от этой страшной организации, и ферма ему мыслилась как первый шаг в этом направлении.
Надо сказать, что ещё в Гатчине всей рабочей команде были выданы так называемые Кен-карточки, т. е. опознавательные карточки, которые позволяли им свободно ходить по территории города. И они служили как бы удостоверением личности. Выдача этих карточек ставила военнопленных на положение вольнонаёмных, работающих наравне гражданскими в тылу у немцев.
Были ли введены такие Кен-карты в других частях и лагерях военнопленных, Пётр не брался утверждать. Но что немцы из пленных организовывали рабочие команды и ставили их в положение вольнонаёмных – это было введено во многих частях немецких войск в 44м году. Отсюда наличие такой карточки давало свободу передвижения. Поэтому для ухода от организации «СД» требовалось только её разрешение.
Вскоре на ферму приехал дядя Миша, которому все же удалось разыскать свою семью.
Их разговоров с ним Пётр узнал, что немцы стабилизировали фронт по реке Нарве. Отчим Гали также сообщил, что его завод, эвакуированный из Гатчины, остановился в городке Везенберге.
Этот завод, по словам дяди Миши, занимался изготовлением гвоздей из стальной проволоки и имел около десятка станков.
Михаил Иванович, желая помочь Петру в уходе, предложил ему устроиться на завод в качестве слесаря и работать с ним вместе.
В принципе, это предложение вполне устраивало Петра.
- Не знаю, дядя Миша, отпустят ли меня из рабочей команды немцы?
- Но у тебя же есть документ, что ты женат, - смеётся Михаил Иванович. – поэтому ты можешь им сказать, что вместе с женой едешь на один завод работать, а я в этом тебе помогу.
Они уговорились вместе идти в комендатуру с этой просьбой.
Пётр помнит, как в этот счастливый день он в последний раз увидел коменданта Шписса, когда обратился к нему с просьбой об уходе.
Комендант ходил к кому-то из высшего начальства и, вернувшись с разрешением, отдал ему в руки.
Получив разрешение, они, захватив семью Михаила Ивановича, отправились на Гвоздильный завод с весёлым настроением.
На Гвоздильном заводе Петр проработал недолго, так как завод прекратил работу по причине отсутствия специальной проволоки. И всю «рабочую силу» перебросили на строительство в местечко Верро.
Там отделывался нижний этаж здания под помещение военной части. Но вскоре и эти работы были закончены. И Неверов был уволен со строительства навсегда.
Долго бродил он по хуторам в поисках работы, уходя иногда на пятнадцать – двадцать километров от города, но работу в это время найти было трудно. Иногда ему удавалось устроиться на две – три недели, а то и меньше.
Однажды на поле, где он работал, была найдена пожелтевшая листовка, в которой сообщалось об открытии Второго фронта.
Там же было сказано, что Франция была освобождена английскими и американскими войсками.
Итак, думал Пётр, ясно, что немцы доживают последние месяцы. Так же думали, по всей вероятности, и эстонцы на хуторах. Это было видно по их торопливости и нервозности.
Шёл август месяц 44го года, а некоторые хозяйства начали косить овёс и ячмень, а затем их клали на специальные вешалки для сушки. Эстонцы явно торопились с уборкой.
Пётр, желая быть лучше в курсе наступающих событий, перебрался на работу поближе к городу.
За все это время он не прерывал свою связь с Ольгой Кузьминичной и Галей, которые находились в городе. Почти каждое воскресенье он бывал у них. Работа на новом месте его полностью устраивала. Хозяин был очень зажиточным, имел около десяти коров, несколько лошадей и кормил Петра отлично. Масло и молоко на столе было в неограниченном количестве.
Работал же Пётр, как говорится, «по мере своих сил», выезжая на поле то с жнейкой, то с косилкой. За это время он научился не только запрягать лошадь, но и работать на косилках, жнейках, и даже научился пахать.
Нужда - великий учитель, думал он, и при желании можно любую работу освоить.
Итак, наступил август месяц. Эстонцы, чувствуя уход немцев, старались скорей убирать урожай.
Однажды, работая на поле, Неверов был свидетелем следующего эпизода, характеризующего положение немцев на чужой захваченной земле. По дороге шла группа военнопленных, человек около десяти. Одеты они были в серые шинели, выглядели они неважно, но всё-таки лучше, чем в 41м году начала войны. Сопровождал их конвоир – немец. Он был лет сорока, горбат и носил очки. Роста он был небольшого, и длинная шинель билась по его ногам. Военнопленные шли не торопясь. Наконец, они, дойдя до опушки леса, присели на лужайку. Пётр подошёл к ним.
- Добрый день, ребята, - здоровается Пётр, - как вы поживаете?
- Да ничего, кое-как перебиваемся. Камрад у нас хороший, работать нас не заставляет.
При слове «камрад» немец оживился, заулыбался и стал повторять: «Gut, gut, entspannen, nicht arbeiten» (Хорошо, хорошо, отдыхать, не надо работать).
Затем он снял очки, протёр их, распахнул свою шинель и вынул оттуда четвертинку Шнапсу. Затем открыл её и, показав, что надо пить по глотку и передать товарищу, он отдал её крайнему военнопленному. Четвертинка пошла по рукам и, наконец, почти пустая пришла к немцу. Все пленные выпили по глоточку. Затем немец со значительным видом вынул из кармана пачку сигарет и каждому из них дал по одной штуке.
Когда все закурили, конвоир полез «за пазуху» и вынул на этот раз большой лист белой бумаги. Пётр посмотрел на этот лист через плечо немца. Там четко по-русски было написано: «Я, солдат Курт Бергман, хорошо относился к русским военнопленным, что и подтверждается подписями». Этот листок злополучный Курт Бергман подал военнопленным с просьбой расписаться в нём.
Пленные, очевидно не чувствуя в этом большой беды, поставили кое-какие закорючки и отдали этому жалкому вояке.
Да, если уж такие … стали забираться в армию, то Гитлеру скоро капут. Так думали военнопленные, посмеиваясь.
Посидев с полчаса, военнопленные пошли потихоньку в сторону города, а сзади них плёлся слепой и горбатый конвоир.
17 августа на железнодорожную станцию Везенберг был совершён налёт нашей авиации. На станционных путях стояли цистерны с горючим. После бомбёжки вся площадка с пристанционными постройками покрылась ярким пламенем.
Петру, находящемуся на поле, хорошо была видна панорама города и пылающая станция.
Вскоре на шоссе, ведущему на Таллин появились отдельные автомашины, а затем их количество резко увеличилось. Вместе с машинами появились бронеавтомобили и танки. Немцы, теперь уж было ясно видно, начали отступать из Везенберга.
Ещё до 17го августа было известно, что наши танковые армии, прорвав немецкий фронт, пройдя через Минск и Вильно вышли к морю, отрезав группу войск немцев в Эстонии. Поэтому немцы и ударились в бегство из Везенберга. Часа в два дня семнадцатого шоссе было сильно забито отступающими немцами, но к пяти часам поток стал более редким и потом прекратился совсем. И к половине шестого появились со стороны силуэты наших танков. Это были Т-34. Они медленно шли вперёд по шоссе, изредка постреливая в сторону убегающего противника.
Когда Пётр пришел на усадьбу своего хозяина, то пришедший из города эстонец процедил сквозь зубы:
- В город пришли Советские войска.
Эпилог
После описанных событий прошло уже более десяти лет.
Много воды утекло за этот период.
Много пришлось испытать моему герою.
Тяжёлую жизнь он прожил за эти десять лет, побывав на различных стройках от Котласа до Воркуты, где он отбыл положенный срок за те решения, которые им были приняты в описанный выше период.
Но в конце концов в 54 м году он снова попал на родную Ярославщину, покинутую им в 41м году.
Залечивая душевные раны, работал он в своём родном городе, стараясь забыть тяжёлое прошлое.
Но в 56м году судьба снова свела его с прежними знакомыми.
А произошло это после того, как он получил повестку, в которой вызывался по одному «делу», в качестве свидетеля. Дело это относилось к одному из участников Ганцевичской «эпопеи».
Не вдаваясь в подробности, следует сказать, что там снова встретил Гоголевского, Есина, Александрова и ещё других, фамилии которых уже забыты.
Позднее он вызывался по этому же «делу» в Минск. Где кроме вышеуказанных лиц он увидел Шитнева, Сивака, Лыкова. Все они, как выяснилось в разговорах, неплохо жили, имея свои семьи и своих детей.
Как видится, Родина – мать, стараясь забыть их прошлое, снова приняла к себе, давая приют и жизнь.
КОНЕЦ
[1] В последствии Пётр узнал, что не босых, а Босса. Это была фамилия начальника следственного отдела.
Дата добавления: 2021-06-02; просмотров: 67; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!