Вместо пролога - Мое отречение от веры 2 страница
Однако само существование Современной Медицины зависит от веры в нее. То же мы видим и в других религиях. Церковь Современной Медицины настолько зависит от веры, что если мы хоть на один день перестанем в нее верить, вся система придет в упадок. Чем еще можно объяснить, что люди позволяют Современной Медицине делать с ними то, что она делает, как не полным запретом на сомнения? Разве позволяли бы люди погружать себя в искусственный сон и разрезать на части в ходе процедуры, о которой они не имеют ни малейшего представления, если бы не верили? Разве люди стали бы глотать тысячи тонн таблеток ежегодно, опять же не имея никакого понятия о действии этих химических веществ на организм, если бы не верили?
Если бы Современная Медицина объективно оценивала свою деятельность, в моей книге не было бы надобности. Вот почему я собираюсь показать вам, что Современная Медицина – это не та религия, в которую стоит верить.
Некоторые врачи беспокоятся о том, чтобы не напугать своих пациентов. Читая эту книгу, вы в каком-то смысле становитесь моим пациентом. И я думаю, что вы должны быть напуганы. Пугаться, когда вашему здоровью и свободе угрожает опасность, это нормально. А вы уже в опасности.
Если вы готовы узнать кое-какие неприятные вещи, которые скрывает от вас ваш врач; готовы выяснить, опасен ли ваш врач; готовы научиться защитить себя от врача, – читайте дальше, потому что данная книга как раз об этом.
|
|
|
Глава I
Опасный диагноз
Я не советую вам являться на профилактический осмотр, если вас ничего не беспокоит. Даже если у вас есть какие-то жалобы, обращение к врачу не всегда полезно. Весь процесс диагностики – с момента вашего появления в кабинете врача до момента, когда вы выходите от него с рецептом или направлением – не более чем ритуал, который редко приносит пользу.
Предполагается, что сам факт вашего появления у служителя медицинского культа и готовность ввериться его желаниям принесут вам пользу; чем тщательнее вы обследуетесь, тем лучше для вас.
Все это вздор. Вам следует относиться к обследованиям скорее с подозрением, чем с доверием. Вы должны представлять себе их опасность; проще говоря, вам нужно знать, что безобидные, на первый взгляд, процедуры могут угрожать вашему здоровью и благополучию.
Диагностические приборы опасны сами по себе. Например, стетоскоп – это не более чем культовый предмет. Как прибор он приносит больше вреда, чем пользы. Несомненно, что при помощи стетоскопа могут передаваться заразные болезни от пациента к пациенту. Зато почти не существует сколько-нибудь серьезной болезни, которую нельзя было бы заподозрить или диагностировать без стетоскопа. При врожденном пороке сердца ребенок синюшный, и уже поэтому диагноз очевиден. При других сердечных заболеваниях диагноз может быть поставлен после измерения пульса на разных частях тела. Например, при сужении аорты наблюдается слабый пульс в бедренных артериях в паху. Чтобы обнаружить это, стетоскоп не нужен.
|
|
|
Единственное преимущество стетоскопа над ухом, приложенным к груди пациента, это удобство и психологический комфорт врача. Так как не существует ничего, что можно было бы расслышать при помощи стетоскопа и не расслышать, приложив ухо к груди пациента. Я видел врачей, которые носят стетоскоп на шее и «слушают» пациента, не вставляя наушники в уши. Одно время я думал, что это ужасно. Но теперь я понял: возможно, врачи – осознанно или инстинктивно – чувствуют, что пациент сам хочет, чтобы его прослушали стетоскопом, потому что это скорее часть священного ритуала, чем разумная или полезная процедура.
А ведь процедура эта может быть и вредной, особенно для детей. Представьте, что мать приводит своего ребенка на ежегодный профилактический осмотр. У малыша нет ни малейших жалоб. Но врач берется за стетоскоп и обнаруживает функциональные шумы в сердце – безобидный шумок, возникающий как минимум у одной трети всех детей в том или ином возрасте. И вот перед врачом встает выбор – сообщить об этом матери или нет. Когда-то врачи были приучены держать подобную информацию при себе. Они могли сделать пометку об этом в карте, но в такой форме, что понять ее могли только коллеги. В последнее время врачей учат делиться такой информацией с родителями. Возможно, ради соблюдения права пациента на информацию, а может быть, что более вероятно, – из боязни, что другой врач тоже обнаружит этот шум и объявит о нем первым.
|
|
|
Итак, врач решает сказать об этом матери. И даже если он заверит всю семью, что этот шум в сердце безопасен, – и мать, и ребенок, возможно, всю жизнь будут подозревать, что что-то действительно не в порядке. Скорее всего, после этого мать пойдет к детским кардиологам, которые назначат бесконечные ЭКГ, рентген грудной клетки, даже сердечную катетеризацию, чтобы «помочь матери добраться до сути проблемы». Исследования показали, что родители детей, у которых обнаружили шумы в сердце, делают две ошибки: они ограничивают двигательную активность своих чад, не разрешают им заниматься спортом, и поощряют переедание. Вот худшее, что можно сделать! Собственными руками превратить детей в инвалидов.
|
|
|
Хотя электрокардиограф (ЭКГ) выглядит куда солиднее, чем стетоскоп, это тоже не многим более чем еще одна дорогостоящая игрушка врача. Исследование двадцатилетней давности показало, что если одну и ту же кардиограмму расшифровывают разные врачи, расхождение в оценках достигает двадцати процентов. На ту же величину разнятся друг от друга расшифровки кардиограмм, сделанные одним и тем же врачом, но в разное время. На результат электрокардиограммы влияют разные факторы, а не только состояние сердца пациента. Здесь и время суток, и то, чем был занят человек перед снятием кардиограммы, и много еще чего. Однажды был проведен эксперимент по изучению кардиограмм людей, действительно перенесших инфаркт миокарда. По данным ЭКГ получилось, что инфаркт перенесла только четверть из них, половина кардиограмм допускала двоякое толкование, на остальных не было никаких следов инфаркта. В результате другого эксперимента было обнаружено, что более половины кардиограмм здоровых людей показывают существенные отклонения от нормы.
И все равно терапевты и другие медицинские работники все больше доверяют ЭКГ при диагностике сердечных заболеваний. Меня часто посещает видение. Человек находится в кардиологическом отделении после сердечного приступа. И вполне сносно чувствует себя до тех пор, пока не появляется медсестра со шприцем. Она объявляет, что кардиограмма показала нарушение сердечного ритма, и требуется немедленное лечение. (Конечно, она и знать не знает об исследованиях, обнаруживших высокую степень неточности диагностических приборов, и частых перепадах напряжения в оборудовании, находящемся в одном отделении). Мой воображаемый пациент начинает протестовать и умолять медсестру: «Пожалуйста, проверьте мой пульс. Он абсолютно нормальный!» Но медсестра отвечает, что нет смысла измерять пульс – как можно спорить с машиной! – и немедленно вонзает иглу. О последствиях легко догадаться.
Этот сценарий не столь уж и фантастичен, как может показаться. Некоторые «передовые» кардиологические отделения оборудованы приборами, которые могут самостоятельно «корректировать» сердцебиение пациента. Им – приборам! – дано право решать, требуется ли сердцу пациента дополнительный импульс. Я слышал о случаях, когда такой прибор ошибался.
Несмотря на то, что электроэнцефалограф (ЭЭГ) является прекрасным средством диагностики некоторых видов судорожных явлений, диагностики и локализации опухолей мозга, лишь немногим известно о весьма ограниченных возможностях этого прибора. Примерно у двадцати процентов людей с клинически подтвержденными судорожными расстройствами электроэнцефалограмма никогда не показывает каких-либо отклонений. Зато у пятнадцати–двадцати процентов совершенно здоровых людей на электроэнцефалограмме обнаруживаются отклонения. Чтобы продемонстрировать сомнительную надежность ЭЭГ при измерении активности мозга, подключили электроэнцефалограф к манекену, у которого голова была наполнена лимонным желе. Прибор объявил: «Живой»!
Вероятность ошибок ЭЭГ очевидна. Но электроэнцефалограф продолжает являться основным инструментом диагностики при решении вопроса о том, действительно ли у ребенка есть органические изменения, вызывающие трудности обучения, есть ли у него незначительные повреждения мозга, гиперактивность или еще какой-нибудь из двадцати-тридцати диагнозов, придуманных для этого «болезненного» состояния. Каждый детский невропатолог, когда приходит время для публикации, пишет статью о значении того или иного пика или спада на электроэнцефалограмме. Однако до сих пор не сложилось единого мнения о том, существует ли какая-либо взаимосвязь между данными ЭЭГ и поведением ребенка.
И все-таки недостаточная научная обоснованность этого метода диагностики не помешала широкому распространению электроэнцефалографов и резкому росту числа направлений детей на ЭЭГ. Я часто советую студентам, занятым поиском работы, идти в электроэнцефалографию, потому что это благоприятная почва для карьерного роста, как и все, связанное с проблемами трудностей обучения. Сегодня все – педагоги, врачи, родители – сознательно или бессознательно вступили в сговор с целью медикаментозного решения поведенческих проблем. Что происходит, если родителей слишком резвого ребенка вызывают в школу? Им сообщают, что у их чада, возможно, имеется какое-нибудь органическое нарушение, гиперактивность или незначительное повреждение мозга. Родителям советуют поскорее показать школьника врачу, чтобы сделать электроэнцефалограмму. И на основании данных ЭЭГ, которые могут быть и неверными, при помощи лекарств у ребенка формируется тип поведения, удобный учителю.
Гораздо более распространенным и опасным орудием Современной Медицины стал рентген, прибор поистине магической силы. Врачи знают, что их способность первыми узнавать причину расстройства, видеть насквозь то, чего не видят другие, внушает людям благоговейный трепет. И врачи буквально упиваются этой властью и назначают рентген по любому поводу – от обследования прыщей до вмешательства в тайны внутриутробной жизни. Многие акушеры настаивают на рентгеновском обследовании, когда в силу своей некомпетентности не могут вручную определить положение плода. И это несмотря на то, что связь детской лейкемии с внутриутробным облучением давным-давно доказана документально!
Количество заболеваний щитовидной железы, среди которых много злокачественных, выросло в тысячи раз среди людей, подвергшихся рентгеновскому обследованию головы, шеи, верхнего отдела грудной клетки двадцать-тридцать лет назад. Рак щитовидной железы может развиться даже после небольшой дозы радиации – меньше той, которая излучается при обзорном снимке зубов. Ученые, выступая перед Конгрессом США, подчеркнули опасность малых доз радиации не только для самих облучаемых, но и для будущих поколений, в которых могут проявиться генетические повреждения. Они объявили о связи рентгена с развитием таких заболеваний, как диабет, сердечно-сосудистые болезни, инсульт, повышенное кровяное давление, катаракта – короче, со всеми так называемыми возрастными болезнями. Другие исследования выявили связь радиации с раком, болезнями крови, опухолями центральной нервной системы. По самым скромным оценкам, 4000 человек ежегодно умирают по причинам, непосредственно связанным с радиационным облучением, полученным во время медицинских обследований. По моему мнению, этих жертв можно было избежать, как и многих других несчастий, вызванных облучением. В 50-е годы, когда я был студентом, меня учили, что рентгеновское обследование молочных желез практически бесполезно. Время не переменило этой оценки. Врачи, вроде бы специально обученные расшифровке маммограмм, умеют распознавать на снимке рак груди ничуть не лучше, чем необученные. По некоторым исследованиям 40-х годов, двадцать четыре процента рентгенологов дают различную интерпретацию снимка груди даже в случае обширного изменения тканей. И тридцать один процент не соглашаются сами с собой при повторном прочтении того же снимка! Все последующие исследования, в том числе проведенные в Гарварде, только подтверждали достоверность предыдущих.
Но и по сей день рентген остается предметом культа как у терапевтов, так и у стоматологов. И по сей день сотни тысяч женщин ежегодно выстраиваются в очередь на рентгеновское исследование, несмотря на общеизвестность того факта, что маммография сама по себе вызывает больше случаев рака, чем призвана диагностировать! Ритуальные ежегодные рентгены, рентген при устройстве на работу, рентген при приеме в школу, вся эта рентгеновская ярмарка здоровья продолжается. Люди рассказывают и пишут мне о том, что врачи, признавая их абсолютно здоровыми, все равно настаивают на рентгене. Один человек сообщил мне, что в больнице, где он лежал, чтобы оперировать грыжу, ему сделали шесть рентгеновских снимков грудной клетки. Из разговоров рентгенологов между собой, он вынес четкое впечатление, что они просто экспериментировали, с какой выдержкой получаются лучшие снимки. Этому же человеку сделали тридцать рентгеновских снимков, когда он обратился в местный стоматологический институт, чтобы заменить коронку.
Многие врачи оправдывают использование рентгена тем, что пациенты сами требуют такого обследования. На это я отвечаю: если уж люди так верят в силу рентгена, лучшее, что могут сделать врачи – установить в клиниках муляжи рентгеновских аппаратов. Это поможет избежать огромного количества болезней.
Еще один аспект диагностики, от которого больше вреда, чем пользы, – это лабораторные анализы. Диагностические лаборатории допускают скандальную неточность. Это убедительно показала проверка, проведенная Центром контроля заболеваний (CDC) по всей стране в 1975 году: грубые ошибки содержались в четверти всех анализов. Другая обще американская проверка обнаружила, что половина лабораторий, имеющих лицензию для работы по программе «Медикэр»1, не соответствует взятым на себя «высоким стандартам».
1 Федеральная программа льготного медицинского страхования для лиц старше 65 лет и инвалидов, учрежденная Конгрессом в 1965 году. Входит в общую федеральную программу социального страхования. Финансируется как федеральными властями, так и лицами, пользующимися этой программой. – Прим. переводчика.
Чтобы дать некоторое представление о том, ради чего люди тратят по двенадцать миллиардов долларов в год на лабораторные анализы, достаточно сказать, что специалисты тридцати процентов лабораторий из группы, подвергшейся проверке, не смогли распознать серповидно-клеточную анемию. Другая группа проверенных лабораторий не обнаружила инфекционный мононуклеоз как минимум в одной трети случаев. От десяти до двадцати процентов лабораторий не нашли признаков лейкемии в образцах тканей. А пять–двенадцать процентов лабораторий гарантированно припишут вам какое-нибудь отклонение там, где его нет. Ялюблю приводить в пример одно исследование, обнаружившее, что 197 из 200 человек могут быть «вылечены» просто повторным анализом!
Если вам кажется, что вы уже потрясены этими фактами, то знайте: Центр контроля заболеваний отслеживает и корректирует работу менее чем десяти процентов лабораторий страны. Таким образом, приведенные примеры отражают лучшую работу лучших лабораторий. В остальных лабораториях вы рискуете за свой счет. А счет этот будет расти, так как врачи, практикующие «медицину на всякий случай», назначают все больше и больше анализов.
Поскольку неточность анализов безмерно высока, нам остается смотреть на них как на обряды предсказания судьбы, а на «аналитиков» как на священных оракулов. Говоря другими словами, результаты анализов зависят от прихоти божества или от мастерства служителя культа. Но даже если боги сделают все от них зависящее и результаты ваших анализов чудесным образом окажутся правильными, существует опасность, что неверное заключение сделает ваш врач. Одна женщина написала мне, что на обычном профилактическом осмотре в анализах ее кала была обнаружена кровь. Врач подверг ее всестороннему обследованию, включая рентген с барием, и не получил никаких определенных результатов. Из-за всего этого здоровье женщины действительно ухудшилось, но врач, тем не менее, рекомендовал дальнейшее обследование. Через полгода он объявил измученной пациентке: «У вас повышенная кислотность желудка!».
Лабораторные тесты и диагностическое оборудование не были бы столь опасны, если бы врачи перестали полагаться исключительно на количественные методы диагностики. Поскольку цифры и статистика стали языком молитвы Современной Медицины, количественная информация считается священной, словом Господним, – в буквальном смысле последним словом в диагностике. И какими бы ни были орудия измерений (простыми, как термометр, весы, детская бутылочка с делениями, или сложными, как, например, рентгеновская установка, электрокардиограф, электроэнцефалограф, оборудование для лабораторной диагностики), люди ослеплены их сиянием настолько, что уже не могут прислушиваться даже к собственному здравому смыслу. Как и к заключениям врачей – непревзойденных мастеров диагностики, использующих в своей работе качественные, а не количественные методы.
Измерения – причина всех несчастий в педиатрии и акушерстве. Педиатр взвешивает ребенка и ставит все вверх дном, если тот не набрал определенного количества граммов. Врач опять-таки подменяет качественную оценку количественной. Ему следовало бы задаться такими вопросами: как выглядит ребенок? как он себя ведет? как он смотрит на вас? как двигается? как работает его нервная система? Но вместо того, чтобы довериться своим наблюдениям, врач опирается на цифры. Иногда малыш, находящийся на грудном вскармливании, набирает вес не так быстро, как представляется нужным врачу. И врач переводит грудничка на искусственное питание – в ущерб здоровью и матери, и ребенка.
Беременным также не следует уповать на измерения. Не существует никаких правил, регулирующих, сколько веса можно набрать той или иной женщине во время беременности. И здесь – качество важнее количества. Нужно есть не «определенное количество» пищи, а пищу определенного качества. Если женщина следит за своим питанием, ее вес проследит за собой сам. Она сможет с полным правом игнорировать измерения.
Казалось бы, какую опасность могут представить предназначенные для детского питания бутылочки с делениями. Педиатр рекомендует матери следить за тем, чтобы ребенок съедал столько-то граммов смеси за одно кормление, и она воспринимает это замечание как прямое указание. И в каждое кормление, хитростью или угрозами, – любым путем – добивается, чтобы именно это количество смеси было вылито из бутылки и влито в малыша. В сухом остатке получаем массу взаимно неприятных ощущений у матери и ребенка – напряженность и беспокойство там, где есть место только для любви и наслаждения. Я уж не говорю о перспективе ожирения в будущем.
Измерение температуры, в сущности, тоже бесполезная процедура. Когда мать заболевшего ребенка звонит врачу, тот первым делом спрашивает, какая у него температура. Но этот вопрос лишен смысла, так как некоторые безобидные болезни протекают с очень высокой температурой. Скажем, розеола, обычная детская болезнь, совершенно безвредная, часто дает температуру в 40–40,6°С. И в то же время существуют смертельно опасные болезни, скажем, туберкулезный менингит, при которых температура нормальная или почти нормальная. Поэтому врача должны интересовать качественные, а не количественные параметры – например, как чувствует себя ребенок, появилось ли что-нибудь необычное в его поведении. Доверять цифрам – значит придавать религиозное значение всему лечебному процессу. Поскольку измерение температуры – это просто бесполезный ритуал, матерям на вопрос врача о температуре следует отвечать: «Я не знаю. Не мерила» или: «У нас дома нет градусника». Конечно, после такого ответа врач сочтет мать странной, не вполне адекватной, может быть, даже психически больной. Во избежание этого называйте первую попавшуюся цифру. Если вам действительно необходимо привлечь внимание врача, выберите внушительное сорок или что-нибудь в том же правдоподобном духе. Если врач, придя к вам, обнаружит, что температура нормальная, ровно тридцать шесть и шесть, солгите не моргнув глазом: «Но недавно она была гораздо выше!».
Дата добавления: 2020-12-12; просмотров: 30; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!