Практическая и педагогическая составляющая курса
Гумбольдтианство – теоретический фундамент курса
Отказ современной лингвистики от структуральной парадигмы во многом продолжает оставаться декларативным. А.А. Кибрик констатирует: «И в настоящее время большинство лингвистов продолжает полагать, что лингвистика должна изучать лишь фонемы, морфемы, слова, синтаксические конструкции и другие вербальные сегментные единицы, а выход за эти пределы неизбежно приводит нас в запретную или по крайней мере нереспектабельную область «паралингвистики». Между тем, становится всё более очевидно, что попытки принципиального отделения языка от коммуникации, мышления и поведения малоконструктивны, искусственны, обусловлены лишь логикой развития науки, но никак не самой природой вещей»[1]. Альтернатив структурализму много. Одной из самых интересных и взрывоопасных из них посвящено данное пособие.
Родоначальника современной европейской теоретической лингвистики немецкого ученого В. фон Гумбольдта (1767-1835) без преувеличения можно считать нашим современником. Лингвистика ХХI в. плодотворно разрабатывает его научное наследие, на богатом языковом материале подтверждая его гениальную научную интуицию. Удел гениев – одиночество среди современников и …признание потомков. Нельзя сказать, что Гумбольдт был совсем одинок. Как мыслитель он вырос в русле немецкой классической философии – прежде всего кантианства. В филологии его идеи сложились параллельно и в связи с немецким романтизмом, и в частности с работами Й.Г. Гердера (1744-1803). Учение самого Гумбольдта, так называемое неогумбольдтианство, имело многочисленных интерпретаторов и последователей. Однако кафедра языкознания в созданном братьями Гумбольдтами берлинском университете была отдана Ф. Боппу, который имел совсем другое лингвистическое мировоззрение, а магистральным направлением мировой лингвистики конца ХIХ-первой половины ХХ вв. стало учение структурализма, противоположное неогумбольдтианству по своей философии, проблематике и методам.
|
|
|
Позитивистов послегумбольдтовского поколения отталкивало уже само слово Giest (дух), положенное Гумбольдтом в основу его лингвофилософской концепции. Лингвистический бомонд, вежливо выслушав немецкого мыслителя и отдав ему дань, пошел другим путем и оказался в открытом Ф. де Соссюром (1857-1913) тупике. Конечно, структурализм принес свои плоды. Он рационализировал лингвистический инструментарий и поставил языкознание в ряд «полноценных» наук, не нуждающихся в снисходительности естествознания. Лингвистика научилась не только описывать язык, но и экспериментально подтверждать свои выводы. Однако формально-семантическое изучение, замкнутое на системе языка, не могло ответить на самые интригующие вопросы лингвистов, психологов, культурологов: что такое язык? в чем причина универсализма человеческого Языка и многообразия национальных языков? какое влияние оказывает язык на мышление и культуру народа? и т.п.
|
|
|
Гумбольдт, как бы предвосхищая диктатуру структуралистской формы, писал: «Надо только всегда помнить, что царство форм – не единственная область, которую предстоит осмыслить языковеду; он не должен по крайней мере упускать из виду, что в языке есть нечто еще более высокое и самобытное, что надо хотя бы чувствовать, если невозможно познать»[2]. Структурализм сделал свое дело, но структурализм не может уйти. Его нельзя волевым исследовательским решением удалить, как шекспировского мавра, потому что нельзя упразднить системность языка. Структуральный метод полезен при условии осознании границ его применимости и отсутствии притязания на доминирование. Конец ХХ – начало ХХI вв. – время антропологической, интегральной парадигмы[3] в языкознании, многие идеи которой восходят к гумбольдтовской лингвофилософии. Р.М. Фрумкина выход из структуралистского тупика сформулировала в виде эффектно-парадоксального лозунга: «Вперед, к Гумбольдту»[4].
|
|
|
Итак, слово предоставляется барону Фридриху Вильгельму Кристиану Карлу Фердинанду фон Гумбольдту, в одной публичной лекции сказавшему: «Разные языки – это отнюдь не различные обозначения одной и той же вещи, а различные вúдения ее; и если вещь эта не является предметом внешнего мира, каждый [говорящий] по-своему ее создает, находя в ней ровно столько своего, сколько нужно для того, чтобы охватить и принять в себя чужую мысль»[7]. Это было столь колоссальное открытие, что современники оказались не способны его оценить. Но то, что когда-то было интуитивным прозрением гения-одиночки, со временем становится общим местом учебников. Причем общим настолько, что механическая цитация уже застилает «замыленному» обилием информации глазу глубину открытия. Для его переоткрытия необходим свежий взгляд на превратившиеся в штампы гумбольдтовские мысли.
|
|
|
Каков настоящий мир, не знают даже физики, потому что и у них нет другого способа восприятия действительности, кроме общих всем людям чувственных анализаторов. Физика установила: «Есть только один мир, этот мир квантовый… <…> Каждый классический мир представляет собой лишь одну «классическую проекцию» квантового мира. Эти различия создаются сознанием наблюдателя, тогда как сам квантовый мир существует независимо от какого-то ни было наблюдателя»[11]. Объективно существующий мир конструируется сознанием (языком) наблюдателя. По сути, современная физика пришла к тому же, что и В. Гумбольдт. В другой работе он писал, что «различные языки по своей сути, по своему влиянию на познание и на чувства являются в действительности различными мировидениями»[12]. Объективно существующую реальность люди, имеющие физиологически абсолютную одинаковую систему ее отражения, не просто описывают по-разному. Они воспринимают ее несколько по-разному.
Что бы вы сказали о существе, которое знает только три цвета? Это существо – индеец навахо (юго-западные штаты США). Физиологическая светочувствительность глаза навахо и русского одинакова. Но в языке навахо три слова для обозначения цвета (два из них обозначают «оттенки» черного: цвета угля и цвета ночи), а в русском более ста несложных наименований цветов – белый, черный, семь цветов радужного спектра и слова типа карий, лимонный, салатовый, кофейный и т.п[13].
У племени Dani (Н. Гвинея) два слова для обозначения цвета: слово mili обозначает темные, холодные тона, а moli – светлые, теплые[14]. Два слова и в диалекте басса аборигенов Либерии: tzta ‘красный, оранжевый, желтый’, hui ‘зеленый, голубой, синий, фиолетовый’[15] (Меньше уже нельзя. Знание основано на оппозиции, поэтому если мы знаем только один цвет, то тем самым не знаем ни одного). Неужели мир новогвинейцев и либерийцев скучен, как черно-белый мир собаки? Конечно, нет. В том-то и дело, что этот «дальтонизм» не «в глазу», а «в голове». Мир входит в нас не только через глазной хрусталик, а через что-то еще. Различение цветов связано с умением воспринять короткий отрезок электромагнитной волны в диапазоне 400-800 нм (нанометр – 10-9 м)[16]. Экспериментально установлено, что человеческий глаз воспринимает до 10 млн. оттенков цвета. Ни один филолог-эрудит не способен удержать в памяти всё содержание 17-томного Большого академического словаря (БАС). Редкий «носитель языка» может пронести БАС хотя бы несколько шагов. А в БАС всего лишь 120 тыс. слов, средний семантический объем которых приблизительно 7 значений. Представляете, сколько бы весил словарь одних цветообозначений, если бы все оттенки получили свое наименование в языке? Человек процеживает поступающую органам чувств информацию, оставляя что-то действительно для себя важное.
Мир конструируется в языке и в связанном с ним сознании. Язык – это нечто третьего мира, опосредующего взаимодействие между внешней действительностью и психической реальностью. В этом качестве посредника язык назван Гумбольдтом Zwischenwelt – «междумирие» (zwischen ‘между’ и Welt ‘мир’). Наши представления о мире определяются и ограничиваются нашим языком. В. Гумбольдт указывал, что «определенные языковые формы, несомненно, дают определенное направление духу, накладывают на него известные ограничения…»[17]. В более сильной интерпретации, люди – в плену своего языка. Язык показывает нам только то, что может, а не то, что мы хотим. Некоторые философы даже видели задачу философии в освобождении человечества из этого плена. Л. Витгенштейн (1889-1951) считал, что никаких философских проблем вообще не существует. Они лишь результат вносимой языком путаницы: «Философия – есть битва против околдования нашего разума средствами нашего языка»[18].
Современная наука считает, что языковая специфика обусловлена менталитетом (само за себя говорит название книги О.А. Корнилова «Языковые картины мира как производные национальных менталитетов»). Непосредственной (первичной) картиной мира является когнитивная (концептуальная) картина мира (ККМ, концептосфера) – сформированный концептуализацией образ действительности. Концептуализация – процесс осмысления, оценки действительности и формирования концептов. Языковая картина мира (ЯКМ) – это результат фиксации концептосферы в языке. Таким образом, национальный менталитет порождаетЯКМ, которая является вторичной виртуальной реальностью человека. Но ведь и бытование менталитета, как любого феномена знакового характера, и концептуализация как процесс познания и оценки действительности осуществляется в языковых формах. Круг замыкается: менталитет производит ЯКМ, но сам менталитет формируется при непосредственном воздействии языка. Кажется, что разумнее всего до выяснения всех обстоятельств, если это вообще возможно в данном случае, признать таинственную природу человека, языка, менталитета, сознания и заниматься анализом доступных наблюдению фактов.
Практическая и педагогическая составляющая курса
Человек находится не посреди объективного мира, а внутри интерпретирующей этот мир языковой модели. Мы живем в одной виртуальной реальности, а говорящие на иностранном языке – в другой. У этих возможных миров разные законы. Поощряемое в одном, лишь терпимо в другом и невозможно в третьем. Знание этих законов – насущная потребность не только для филолога и культуролога, но и для тех, кто вообще не связан с гуманитарными науками. Неописываемая реальность не исчезает. Наоборот, риск столкновения с ее неожиданными и неприятными проявлениями, на языке этнологии именуемыми культурным шоком, повышается. При наличии разных языков – национальных, социальных, индивидуальных – проблемы возникают там, где люди и не подозревают.
? Вышла Маша за Фрица. Осмотрев результаты первой уборки квартиры, муж с немецкой методичностью отчитал жену и, не слушая оправданий, ушел. Думая, что она плохо поняла, Маша достает словарь и перепроверяет ключевые слова его речи. Всё правильно: Ordnung ‘порядок’, Sauberkeit ‘чистота’, putzen ‘чистить, убирать (комнату)’. По словарю правильно, а по жизни нет. Помогите незадачливой соотечественнице объяснить недовольство своего мужа. Не зная немецкого языка, всё-таки можно предложить более точный русский перевод putzen (Подсказка: однокоренное слово к глаголу чистить).
Шок, вызванный разностью культур, может иметь и положительные следствия. Г.Д. Гачев передает рассказ своего знакомого: «– С чешкой у меня даже роман начался. Но и кончился – на танцах. У нее в животе что-то заурчало вдруг. Я стараюсь не замечать, а она так простодушно: «В бжихе урчит».
– Где?
– Ты что, чешского не знаешь? «В брюхе»…
<…> И знаешь, все очарование пропало – и с ней не встречался я…»[19]. Весьма поучительный случай. Люди избежали легкомысленного «романа»[20] и его возможных следствий только потому, что в чешской культуре некоторые звуки не вызывают смущения и слово břicho ‘брюхо’ в устах женщины, оказавшейся в неловкой, с русской точки зрения, ситуации, воспринимается как норма. Так, если бы у русских выработалась подобная же реакция на матерную брань и лексику, связанную с физиологическими отправлениями, наши отношения стали бы намного чище.
Менталитет и язык выступают как означаемое и означающее. По форме (языку) познаётся содержание (менталитет). Когда человек говорит Я к[о]ренной м[о]сквич, окружающих «терзают смутные сомнения» в справедливости данного заявления. Что-то здесь не так. Лингвист может пояснить: здесь противоречие между кодом (языком) и информацией (речью). Форма и содержание сообщения несовместимы. Речь субъективна и может скрывать истинные ценности и намерения говорящего.
Лингвистика снимает покров с сокровенных тайников души человека и народа. В 1804 г. В. Гумбольдт писал Ф. Вольфу: «Мне удалось открыть – и этой мыслью я всё больше проникаюсь, – что посредством языка можно обозреть самые высшие и глубокие сферы и всё многообразие мира»[21]. Известный автор афоризмов Г. Малкин как-то пошутил: «Счастье – это когда тебя понимают, несчастье – когда поняли до конца». Несчастье только для того, кому есть что скрывать. Открытие некоторых тайны нравится не всем. Кажется, именно поэтому так старательно внедряется в сознание общества идея необходимости отказаться от оценки социальных феноменов, национальных культур и менталитетов.
В этнопсихологии и культурологии оценочность иногда приравнивается к расизму и шовинизму. Это не новость. Обвинения подобного рода были и будут. А. Вежбицкая справедливо указала: «…Тот факт, что упор на Volksgeist в немецкой философской традиции тем или иным образом способствовал силе новейшего немецкого национализма и формам, которые он приобрел…, не должен автоматически вести к тому, чтобы осудить и отвергнуть всю «основную традицию интеллектуальной мысли и работы – от Вильгельма фон Гумбольдта... до Рут Бенедикт»... Это было бы эффектным примером того, как вместе с водою выплескивают ребенка»[22]. Если гумбольдтианство стилизуют под шовинизм, значит, это кому-то нужно. На наш взгляд, признание мультикультурализма (равноценности культур) во многом обесценивает культуру и обессмысливает гуманитарную науку. Любой человек всегда способен отделить свое мнение от чужого предрассудка. Но всегда ли мы убедительны для других? В наше время, когда пересмотрен сам тип научной рациональности, доказать что-то вне математической области, практически невозможно[23]. И все-таки делать это надо. Пусть каждый решает проблему в соответствии с профессиональными возможностями и требованиями совести.
Осмысление национального менталитета позволяет избирательно подходить к предлагаемым педагогическим и образовательным инновациям. В 20-е гг. ХХ в. А. Нилл открыл в английском местечке Саммерсхилл школу, в которой ученикам предоставлялась полная свобода. Они могли обращаться к старшим на «ты» (т.е. по имени, а не мистер /миссис) и даже не ходить на уроки. Когда маленькая девочка идет мимо директора и говорит: «Нилл – дурацкий дурак», он понимает, что это означает “Я тебя люблю”»[24]. Появление в России аналогов Саммерсхилла не может не вызывать тревогу. Русский менталитет просто несовместим с подобной степенью «свободы».
Научно-педагогическое кредо данного курса – традиционная русская школа с императивом религиозно-нравственного воспитания К.Д. Ушинского: «Мы требуем, чтобы учитель русского языка, учитель истории и т.д. не только вбивали в голову своим ученикам факты своих наук, но и развивали их умственно и нравственно. Но на чем же может опираться нравственное развитие, если не на христианстве?»[25].
[1] Кибрик А.А. Мультимодальная лингвистика // Когнитивные исследования: Сборник научных трудов: Вып. 4. – М., 2009. С. 134.
[2] Гумбольдт В. О различии строения человеческих языков и его влияния на духовное развитие человеческого рода // Гумбольдт В. фон. Избранные труды по языкознанию. 2-е изд. – М., 2000. С. 163.
[3] Научная парадигма (термин американского историка и философа науки Т. Куна) – принятые в научном сообществе теории и гипотезы, критерии научной рациональности, методы исследования и способы их верификации. По мнению Е.С. Кубряковой, "несмотря на фактически наблюдаемые процессы интеграции сближения позиций разных школ, каждая из них продолжает свой собственный путь развития, демонстрируя разные предметные области исследования и по существу являя собой отдельную (малую) парадигму научного знания. В таком случае статус современной лингвистики следовало бы охарактеризовать как полипарадигмальный" (Кубрякова Е.С. Эволюция лингвистических идей во второй половине XX века // Язык и наука конца 20 века. – М., 1995. С. 228).
[4] Фрумкина Р.М. Есть ли у современной лингвистики своя эпистемология? // Язык и наука конца 20 века. – М., 1995. С. 105.
[5] Буначенко А.Л. Очарование науки // Новый мир, 2007, № 8. С. 141.
[6] Веккер Л.М. Психика и реальность: единая теория психических процессов. – М., 1998.
[7] Гумбольдт В. Об изучении языков, или план систематической энциклопедии всех языков // Гумбольдт В. фон. Язык и философия культуры. – М., 1985. С. 349.
[8] Впрочем, и говорящие на одном языке тоже: «Поскольку ко всякому объективному восприятию неизбежно примешивается субъективное, каждую человеческую индивидуальность, даже независимо от языка, можно считать особой позицией в видении мира» (Гумбольдт В. О различии строения человеческих языков и его влияния на духовное развитие человеческого рода // Гумбольдт В. фон. Избранные труды по языкознанию. 2-е изд. – М., 2000. С. 80).
[9] Это информация к размышлению: вероятно, мобилизационные возможности китайцев выше, чем у русских. Если каждый пятый в мире – китаец, а у Китая территориальные претензии к России, чего ей ждать от своего великого юго-восточного соседа?[10] Слова Н.М. Карамзина из письма к И.И. Дмитриеву и Н.А. Некрасова из поэмы «Крестьянские дети».
[11] Менский М.Б. Концепция сознания в контексте квантовой механики // Успехи физических наук. Т. 175. 2005., № 4. С. 424.
[12] Гумбольдт В. Характер языка и характер народа // Гумбольдт В. фон. Язык и философия культуры. – М., 1985. С. 370.
[13] Фрумкина Р.М. Цвет, смысл, сходство. Аспекты психолингвистического анализа. – М., 1984. С. 41.
[14] Меркулов И.П. Эпистемология (когнитивно-эволюционный подход). Т. 2. – СПб., 2006. С. 231.
[15] Мечковская Н.Б. Социальная лингвистика. – М., 1994. С. 64.
[16] Длина световой волны в пределах 400-470 нм идентифицируется в русском языке как фиолетовый цвет, 475 нм – уже как синий. Еще большее увеличение длины волны будет восприниматься как голубой. Ощущение красного цвета дает длина волны в 800 нм. В "Справочнике конструктора оптико-механических приборов" под ред. Панова приводятся такие цифры: Красный 620-780, Оранжевый 585-620, Желтый 575-585, Зеленый 510-550, Голубой 480-510. Синий 450-480, Фиолетовый, 380-450.
[17] Гумбольдт В. фон. О влиянии различного характера языков на литературу и духовное развитие // Гумбольдт В. фон. Избранные труды по языкознанию. 2-е изд. – М., 2000. С. 326.
[18] Витгенштейн Л. Философские исследования // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. ХVI. Лингвистическая прагматика. – М., 1985. С. 124.
[19] Гачев Г.Д. Национальные образы мира. Америка в сравнении с Россией и славянством. – М., 1997.
С. 586.
[20] Традиционно это называлось блуд. Мысленный грех уже был совершен, ибо «всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем» (Мф. 5:28). Это, разумеется, касается и женщин.
[21] Цит. по: Гумбольдт В. фон. Избранные труды по языкознанию. 2-е изд. – М., 2000. С. 6.
[22] Вежбицкая А. Понимание культур через посредство ключевых слов. – М., 2001. С. 39.
[23] С одной стороны, люди отказываются верить оче-видному. Для случаев, когда глаза все-таки недвусмысленно свидетельствуют о некоем факте, используется формула типа «человек, похожий на имярек». С другой стороны – большинство абсолютно доверчиво к совершенно необоснованным фантазиям.
[24] Гусинский Н.Э., Турчанинова Ю.И. Введение в философию образования. – М., 2003. С. 204.
[25] Ушинский К.Д. О нравственном элементе в русском воспитании // Ушинский К.Д. Избранные труды. – М., 2005. С. 212.
Дата добавления: 2021-03-18; просмотров: 319; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!