Наступление на Прибалтийском направлении
Сергеев С.В.
«Из истории моей жизни»
Автобиографические воспоминания
(продолжение, орфография сохранена)
Война
В феврале 1942 года папу (Морозова В.С.) мобилизуют в армию и маршевой ротой отправляют в блокадный Ленинград через «дорогу жизни» на Ладожском озере. Он попадает служить в Колпино, в Ижорский истребительный полк, который был оснащён 45 мм орудиями для борьбы с танками противника. Их выдвигают на первую линию обороны на подступах к Ленинграду. Оборона проходит в тяжёлых условиях, когда к городу рвутся немцы, финны и испанцы (Голубая дивизия), вооружённые до зубов. А с нашей стороны, блокадный плацдарм Ленинграда и прилегающих пригородных районов защищали полуголодные бойцы. Хлеба давали рабочим – 250 гр., служащим, детям и иждивенцам – 125 гр., войскам первой линии – 500 гр.
В артиллерийском полку, где служил отец, поваром работал земляк из деревни Субаш Терентий Егоров, который понемногу отца подкармливал. Он звал его к себе в помощники для мытья котлов. После раздачи каши отец соскребал прилипшие к стенке котла остатки каши и этим получал возможность выжить. Мама говорила, что отец всегда вспоминал этого товарища и считал, что остался жив только благодаря ему. Многие солдаты погибли во время обороны от постоянного недоедания.
Полк, где служил отец, стоял в обороне до 27 января 1944 года, когда Ленинградского фронта полностью сняли блокаду. В этот день папа был ранен в тазобедренный сустав. Товарищи, видя безвыходное положение, завернули его в тулуп и оставили на поле боя. Папа, раненный, целые сутки пролежал на снегу. И на второй день после боя его подобрала похоронная команда. После первой помощи его и других раненых погружают в санитарный поезд и по Северной железнодорожной ветке, через Вологду, Киров, Пермь (Молотов) везут в Свердловск в эвакогоспиталь.
|
|
|
В госпитале у отца начинается воспаление лёгких, перешедшее в открытую форму туберкулёза. Полуголодное существование в блокадном Колпино и переохлаждение после такого серьёзного ранения дали толчок к вспышке туберкулёзного процесса, который скрывался в могучем организме отца.
После двухмесячного пребывания в госпитале, его комиссуют. По приезде домой ВТЭК устанавливает ему инвалидность 2-ой группы Великой Отечественной войны. Впоследствии отец был награждён медалью «За оборону Ленинграда».
По возвращении домой, отец застал плачевную картину. В нашем доме располагалось правление колхоза, ибо мама рассчитывала на какую-то поддержку с его стороны. Иван, раненый в ногу, ходил с костылями и не работал, являясь инвалидом 2-ой группы Великой Отечественной войны. Николаю шёл четвёртый год. В колхозе на трудодни ничего не давали; весь урожай, выращенный колхозниками, сдавали государству; даже семенной фонд выгребали подчистую. Единственной надеждой была корова.
|
|
|
С приездом отца Ивана назначают продавцом Тямтинского сельпо, а затем переводят на должность заведующего базой Тюлячинского райпотребсоюза.
Отец по состоянию здоровья работать не мог. Болезнь прогрессировала. Лекарств не было. 20 ноября 1945 года у родителей рождается моя сестра Анна. А 20 ноября 1948 года, в день рождения дочери, отец внезапно скончался от инфаркта лёгких. Похоронили его на кладбище деревни Тямти, рядом со старшей сестрой Агриппиной.
Призыв в армию
Перед ноябрьскими праздниками 1943 года я получил повестку о том, что 9 ноября должен явиться в Тюлячинский райвоенкомат для отправки в армию. Вместе со мной были призваны еще 7 человек, родившихся в1926 году.
Сергеев Сергей Васильевич
Степанов Степан Егорович
Антонов Антон Васильевич (1925 г.р.)
Степанов Иван Степанович
Илогарпонов Иван Андревич
Кириллов Александр Фёдорович
Ремесленников Александр
и Миша, эвакуированный из города Кандалакша Мурманской области.
Мне в то время было 16 лет.
|
|
|
В армию нас провожала вся деревня. Семья новобранца готовила угощение. И мы с утра обходили каждую семью и угощались тем, что нам приготовили. Всей оравой пришли и в наш дом. Но, то ли из-за горя, то ли из-за волнения, курица у моей мамы оказалась недоваренной.
С Тюлячинского района призывников в количестве 250 человек повели пешком до станции Арск. Оттуда пригородным поездом до Казани, далее Йошкар-олинским поездом до станции Сурок, где нас высадили и направили в 139-ый запасной стрелковый полк, располагавшийся на правом берегу реки Малый Кундыш. На левом берегу находился 137-ой запасной стрелковый полк. На станции Сурок располагался штаб запасной стрелковой дивизии, включающей в себя, один запасной стрелковый и один артиллерийский полк.
Меня, Степана и Антона определили в учебный батальон, в пулемётную роту курсантом. Мы изучали станковый пулемёт «Максим», у которого станина весила 32 кг, тело – 28 кг и щит – 9 кг. В процессе обучения мы поочередно таскали такую тяжесть. В батальон входила ещё рота противотанковых ружей (ПТР), куда брали рослых и крупных в теле парней.
Учебный батальон
Кормили очень плохо: давали 650 гр. хлеба, баланду из рыбных костей и гнилой картошки, на второе – ложку какой-нибудь каши (гороховой, ячневой, пшённой). Вот и вся еда. Ходили голодные, всё время хотелось есть. За время пребывания в полку я настолько похудел, что на лице появился пушок – первый признак дистрофии. В январе 1944 года ко мне приезжала мама. Когда она меня увидела, то заплакала. Мама привезла сушёной картошки и немного хлеба. Хлеба у неё и дома не было. (…)
|
|
|
Занимались до обеда строевой подготовкой или тактическими занятиями на поляне возле реки М. Кундыш. После обеда нас заставляли таскать лес. Пил хватало только для свалки дерева. Спиленную сосну целиком тащили 30 солдат, засовывая поперёк толстые палки. Планировалось строительство настоящих казарм.
Мы жили в землянках, наполовину врытых в землю. Стены и крыша были сделаны из жердей, а двухэтажные нары – из горбылей. Землянка с двух сторон отапливалась бочками, из них была выведена наружу прямая железная труба. Около бочки дежурили по 2 человека днём и ночью. В землянках жили по 250 человек.
Помню, как меня послали топить бочку в землянку, где жили командиры взвода: наш младший лейтенант Богун, парень с Урала, и ещё три офицера. Я им показал свои запасные лапти, которые они с интересом рассматривали. В этот вечер я сжёг свои лапти. К утру я уснул у бочки, поэтому дрова сгорели, и в землянке стало холодно. За сон меня поругали, но наказывать не стали и отпустили в роту.
Из-за сна истопников полностью сгорела землянка 3-ей роты учебного стрелкового батальона. Бочка накалилась и вместе с ней накалилась труба, от которой загорелся потолок построенной из сосновых жердей и горбылей землянки. Она вспыхнула, как спичка. Началась паника, а выход только один. Половину людей потоптали. В результате сгорели живьём 90 курсантов. Их похоронили в братской могиле. На похороны привели и нас, желторотых солдат, как бы в назидание.
В холодные дни, когда был мороз 15-20 градусов и более, нас на полевые занятия не водили. К тому же, от недоедания солдаты были истощены и поэтому не могли заниматься военной подготовкой. Для них был организован оздоровительный батальон, где истощённых солдат лучше кормили и распорядок дня у них был совсем другой, им давали возможность отоспаться. В этот батальон попал наш деревенский – Илларионов Иван, будущий муж моей двоюродной сестры Марфы, дочери тёти Анны.
Когда мы приехали в полк, на кладбище, возле железной дороги, было очень мало могил, а когда я уезжал на фронт, их количество увеличилось в разы. Я это помню очень хорошо, т.к. мы ежедневно ходили мимо кладбища на тактические занятия.
На всю жизнь запомнился один случай, когда однажды нас послали заготавливать дрова замполиту полка, майору. Мы, отделение курсантов в составе 12-ти человек, вблизи дома майора свалили сосну и распилили её на чурбаки, потом раскололи их и сложили поленницы в штабель. Получилось около пяти кубометров дров. Хозяйка дома, жена замполита, сварила макаронный суп с мясом, налила его в эмалированный тазик и выставила его на улицу. Мы вытащили ложки и поели этот суп на морозе. Пустить нас в дом она, видно, посчитала зазорным. Вот тогда я получил наглядный урок: кем мы, солдаты, являемся для наших командиров. Мы – рабы, обыкновенное быдло. С нами можно не считаться и делать, что угодно. У нас, в деревне, даже корову после отёла заводили в дом и кормили чем-то вкусным (сырым картофелем со свёклой или турнепсом). А тут солдат, целый день трудившихся ради них на морозе, не накормили в тёплом помещении. Оказалось, лозунги социализма, что человек человеку друг и брат, всего лишь декларация, пропаганда.
Учебный батальон нас выпустил 20 марта 1944 года. Мне было присвоено воинское звание «сержант» и предложено остаться в роте в должности командира отделения. Но я отказался, решив: чем голодать – лучше на фронт. И в это время началось формирование маршевых рот.
Меня назначили старшим по вагону. Пульмановский вагон был оборудован для перевозки людей: с двух сторон из досок были сооружены двухэтажные нары. В вагоне помещалось 50 человек.
Дали ведро и несколько котелков. И без остановок гнали поезд на фронт. Остановку сделали лишь в Москве, где нас накормили обедом. Это был первый нормальный обед после призыва в армию. Дальше почти без остановок проехали города Смоленск и Витебск, и на какой-то станции, западнее Витебска нас ночью выгрузили, построили и повели на передовую: правее Витебска, около местечка Ленино стоял в обороне наш 252 стрелковый полк, 70-й дивизии, 43-ей Армии, 3-его Белорусского фронта. Рота автоматчиков подчинялась непосредственно командиру полка, майору Александру Тимофеевичу Яценко, а дивизией командовал полковник Серафим Андреевич Красновский.
Впервые на передовой
На передовую мы попали 1 апреля 1944 года. Оборона была глубоко эшелонированная и с нашей, и с немецкой стороны. Это значит, что по фронту было несколько параллельных траншей, с ходами сообщения и блиндажами, на несколько километров в глубину.
Командиры увидели, какое поступило им пополнение (мы были полу-истощённые, почти доходяги), они решили привести нас в человеческий вид. Не зря, когда мы уезжали из запасного полка, все солдаты кричали: «Прощай, проклятый Кундыш».
Хотя по военно-учётной специальности я был станковым пулемётчиком, но судьба распорядилась по-своему. Попал я в роту автоматчиков командиром отделения. Командиром роты был старший лейтенант Никитин, командиром взвода – ст. лейтенант Жуков, родом из Иркутской области.
До 24 июня 1944 года нас обучали приёмам боя в обороне. Параллельно нас откармливали всем, чем только можно. В течение месяца мы очухались и вошли в строй. Нас учили окапываться, приёмам маскировки и рукопашного боя в условиях обороны.
24 июня 1944 рано утром началось!!! Сначала наша авиация бомбила передний край противника, стоял сплошной гул. Самолёты-штурмовики атаковали позиции врага, огневые точки, укрепления: доты и дзоты, блиндажи, траншеи. Затем началась артподготовка. Сотни орудий обстреливали вражеские позиции. Так продолжалось 2 часа. После окончания артподготовки поступила команда: «Пехота, вперёд!» Вот началось выполнение плана «Багратион». Я бежал, строчил из автомата, бросал гранаты. Бойцы, бежавшие рядом, от прямого попадания пуль падали, те, кто был жив, бежали вперёд, преодолевая траншеи одну за другой. Я тогда мало что соображал. Но мы прорвали оборону противника, и немцы начали отступать.
В Белоруссии война носила партизанский характер: немцы бежали на Запад, а мы их догоняли. На пути немцев большим препятствием были белорусские партизаны: они их били и справа, и слева, и с фронта, и с тыла. Наш полк наступал в направлении города Полоцка. Меня поразило, что в Витебской области я не видел ни одного целого дома: все сгорели, только печи торчали. Уже после войны узнал, что немцы здесь свирепствовали особенно люто, было уничтожено 25 процентов населения.
После занятия Полоцка наша дивизия, проходя правее Минска, вышла в Гродненскую область и заняла город Волковыск. Мы стояли несколько дней на берегу озера (не помню название) и ждали дальнейшего наступления. Нам говорили, что идут переговоры с временным правительством Польши, которое находилось в Лондоне, о дальнейшем наступлении наших войск. Не дождавшись результатов переговоров, нас перебросили в Литву.
Наступление на Прибалтийском направлении
Наш полк освобождал город Ковно, по-литовски Каунас. Поэтому нашему 252-му стрелковому полку присвоили название 252-ой стрелковый Ковенский полк. Затем мы наступали в направлении города Шауляй, где немцы нас остановили. Тогда нашу дивизию пешком перебросили под Ригу. В это время 43-я армия была передана под командование Первого Прибалтийского фронта, командующим которого был генерал армии Иван Христофорович Баграмян.
В начале сентября 1944 года началось наступление наших войск на Ригу. Наш полк наступал из города Бауска, который находится в 60 км от Риги. Когда до неё оставалось около семи км, нашу дивизию вывели с фронта и перебросили в город Шауляй. 180 км шли пешим строем и проходили в день около 60-ти км. Через каждые 15 км делали привал, ноги у нас болели и гудели. После команды «Привал» все падали в кювет около дороги и поднимали ноги вверх на полчаса, чтобы почувствовать хоть малое облегчение. Во время привала подходили походные кухни с горячей пищей: супом или кашей. Во время перехода полк получил пополнение. В нашей роте численность личного состава увеличилась до 83 человек.
В конце сентября подошли к оборонительным позициям около Шауляя, и началась подготовка к прорыву обороны немцев и освобождению Шауляя. Началось наступление направлением к морю. Были освобождены города Куршенай, Тельшяй, Плунге и другие. К 5 октября 1944 года наши танки появились на улицах Мемеля. Но они, оторвавшись от основных сил, ничего не смогли сделать, и были все подбиты. Нас немцы остановили в 6-ти км от Мемеля. В этом сухопутным войскам немцев большую помощь оказала корабельная артиллерия. Так образовалась Паланго-Мемельская группировка немцев на побережье Балтийского моря.
В результате недельного наступления в нашей роте из 83-х человек осталось 17.
Оборона Мемеля
Таким составом мы и заняли оборону, причем в низине, что для нас обернулось настоящей бедой. Дело в том, что побережье Балтийского моря отличается большой влажностью, поэтому, чтобы вырастить злаковые (рожь, ячмень, овёс и др.), необходимы осушительные работы на земле. Для этого всё пространство, годное для посева злаковых, на глубину 1,5 метров в шахматном порядке укладывают керамические трубы диаметром 10 см. Излишняя вода собирается в эти трубы и выносится за пределы поля, в речку или овраг.
Когда мы начали рыть окопы, то, где бы ни копали, везде натыкались на эти трубы, из которых всегда сочится вода. Более того, в течение 2-3 часов вырытая траншея набирается по колено водой. Вот в таких условиях мы с 5 октября 1944 по 1 января 1945 года стояли в обороне. Рядом море, осень, сверху постоянно накрапывает мелкий дождь. Укрыться негде, сушить одежду негде. Если днём выйти на бруствер, попадёшь под пулю снайпера. Таким образом, мы три месяца стояли в воде. Я стоял до 1 января, а остальные до 26 января 1945 года. С этих пор я и начал кашлять, заработав хронический бронхит, что переросло в серьёзную болезнь.
Перед ноябрьскими праздниками 1944 года я был назначен помощником командира взвода и присвоением воинского звания «старший сержант».
Если в первые дни обороны враг делал несколько попыток отбросить нас с занимаемых позиций, то в дальнейшем он успокоился и не делал попыток выбить нас из траншей. Однако нам сильно досаждала корабельная артиллерия немцев, которая педантично, почти каждый день, обстреливала наши позиции. Мы уже знали, когда начнётся обстрел, и покидали свои траншеи, т.к. там негде было укрыться: блиндажей нет, в траншеях вода. Ночью не давала покоя немецкая авиация: вдоль линии фронта навешает фонари, что становится всё видно, как днем. Лётчик, как только увидит, что что-то движется, сразу начинает бомбить. Вот в таких условиях мы стояли на передовой в обороне.
Дата добавления: 2021-03-18; просмотров: 41; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!