ТРИ КОНЦЕПЦИИ РУССКОЙ РЕВОЛЮЦИИ

Лев Троцкий. Сталин (том 2)

--------------------------------------------------------------- Под ред. Ю. Г. Фельштинского From: y.felshtinsky@verizon.net Date: 30 Mar 2004--------------------------------------------------------------- Под ред. Ю. Г. Фельштинского В двух томах Том 2 МОСКВА "ТЕРРА" -- "TERRA" 1990, 1996 ББК 66.6(2)8 Т76 Под редакцией Ю. ФЕЛЬШТИНСКОГО Художник Р. АЮПОВА Троцкий Л. Д. Т76 Сталин: В 2 т. Т. 2 / Вступ, ст. В. Козлова, А. Нена-рокова. -- М.:ТЕРРА, 1996. -- 286 с. -- (Тайны истории в романах, повестях и документах). ISBN 5-300-00590-8 (т. 2) ISBN 5-300-00588-6 Второй том книги "Сталин" не был завершен автором и издается по егочерновикам, хранящимся в Хогтонской библиотеке Гарвардского университета. 0902020000-364 Т A30(03)-96 Без объявл. ББК 66.6(2)8 ISBN 5-300-00590-8 (т. 2) ISBN 5-300-00588-6 © Издательский центр "ТЕРРА", 1990, 1996 СОДЕРЖАНИЕ Сталин в революции 5 Сталин в Наркомнаце 26 Гражданская война 52 Дорога к власти 136 Термидор 214 Приложения Из черновых набросков, не вошедших в основной текст 282 Три концепции русской революции....................................... Письмо                                                          Ч.Маламута............................................................... СТАЛИН В РЕВОЛЮЦИИ 20 октября происходит  исключительно важное заседание ЦК, гдеразрешается вопрос о поведении или о штрейкбрехерстве Каменева и Зиновьева.Ленин предлагает исключить их из партии, Дзержинский предлагает потребоватьот Каменева полного отстранения от политической деятельности, принимая вовнимание, что Зиновьев без того скрывается и в партийной работе участия непринимает. Сталин считает, что предложение Ленина должно быть разрешено на пленумеи предлагает в данный момент не решать. Против членов ЦК, поддерживающихрешительные меры против Каменева и Зиновьева, Сталин возражает, что "Каменеви Зиновьев подчинятся решению ЦК", доказывает, что все наше положениепротиворечиво и считает, что исключение их из партии нецелесообразно, нужносохранять единство партии; предлагает обязать этих двух товарищейподчиниться, но оставить их в ЦК. Сокольников сообщает, что не принималучастия в заявлении от редакции по поводу писем Зиновьева и т.п. и считаетэто заявление ошибочным. Принимаются решения: принять отставку Каменева. "За" -- 5 голосов,"против" -- 3, в том числе и Сталин. "Вменяется Каменеву и Зиновьеву вобязанность не выступать с заявлениями против решения ЦК". "За" -- шесть,два -- воздерживаются, в том числе Сталин. После этих двух голосований,гласят протоколы, "Сталин заявляет, что выходит из редакции", чтобы избежатьполного кризиса, Центральный Комитет не входит в обсуждение заявленияСталина в "Правде" и, не принимая его отставки, переходит к очередным делам.На заседании ЦК 21 октября 1917 года, по предложению Дзержинского, дляукрепления работы Исполнительного Комитета Совета, решено ввести в егосостав для работы десять видных большевиков, в том числе и Сталина. Решениеэто осталось на бумаге; Сталин не принимал в работах ИсполнительногоКомитета ни малейшего участия. 21 октября ЦК обсуждает вопрос о подготовке к предстоящему съездуСоветов. Намечен дух вопросов, по которым шли тезисы и доклады. Тезисы оземле, о войне, о власти поручено составить Ленину, доклад о текущем моменте-- Троцкому, о рабочем контроле - Милютину и о национальном вопросе -Сталину. После переворота по настоянию правого крыла большевиков (Зиновьева,Каменева, Рыкова, Луначарского и других) велись переговоры с меньшевиками инародниками о коалиционном социалистическом правительстве. В качестве одногоиз условий низвергнутые восстанием партии требовали себе большинства и сверхтого устранения из правительства Ленина и Троцкого, как "виновниковоктябрьской авантюры". Правые члены ЦК склонялись к принятию этоготребования. Вопрос обсуждался в ЦК в заседании 1 ноября. Вот что гласитпротокол: "Предложено исключить Ленина и Троцкого. Это предложениеобезглавить нашу партию, и мы его не принимаем". Готовность правых идти науступки (фактическую сдачу власти) ЦК заклеймил как "боязнь советскогобольшинства использовать свое большинство". Большевики не отказывались делить власть с другими партиями, но лишь наоснове соотношения сил в Советах. Ленин заявил, что переговоры смелкобуржуазными партиями имели смысл лишь как прикрытие военных действий.Дмитриевский пишет: "Пренебрежительно, свысока ведут переговоры вожди соглашательскихпартий. Ставят твердое условие: в коалиционном правительстве не должно бытьни Ленина, ни Троцкого -- "виновников октябрьской авантюры", как они ихназывают. Председателем правительства до Учредительного собрания должен бытьЧернов или Авксентьев. А там... большевики вообще сойдут со сцены. Каменев, ведущий переговоры, готов на все. Что ему Ленин, что Троцкий,что вся линия большевиков, что пролитая в октябре и безостановочно льющаясяи сейчас кровь! Но у Ленина твердая рука. И вокруг него -- крепкое ядро таких же, какон, решительных и непримиримых людей. Каменеву дают нахлобучку. Отзывают.Вместо него посылаются Свердлов и Сталин, которые выступают резко,непримиримо. Переговоры срываются. Тогда Каменев, Зиновьев, Рыков, Ногин,Милютин, Рязанов, Теодорович, Ларин, Юренев и другие - члены ЦК, наркомы,руководители важнейших учреждений заявляют о своем уходе." Принимается резолюция Троцкого о перерыве переговоров с соглашателями.Сталин не участвует в прениях, но он с большинством. Представители правыхвыходят в виде протеста из ЦК и из правительства. Большинство ЦК обращаетсяк меньшинству с требованием безусловного подчинения дисциплине партии. Подультиматумом подписываются десять членов и кандидатов ЦК: Ленин, Троцкий,Сталин, Свердлов, Урицкий, Дзержинский, Иоффе, Бубнов, Сокольников, Муралов.О происхождении документа один из членов ЦК, Бубнов, рассказывает следующее: "Ленин 16 (3) ноября составил текст заявления в Центральный Комитет,где резко критиковалась политика соглашательства и бесконечных колебаний.Написав его, он приглашал в кабинет к себе отдельно каждого из членовЦентрального Комитета, знакомил их с текстом заявления и предлагал подписатьего. Под заявлением подписалось большинство членов Центрального Комитета,если не ошибаюсь, 17 (4) ноября оно было оглашено". ("Известия ЦИК" No256,6-7 ноября 1927 г.) Рассказ интересен в том отношении, что позволяет правильно оценитьзначение порядка подписей. Ленин прежде всего показывает свой проектультиматума Троцкому и, заручившись его подписью, вызывает остальных,начиная со Сталина. Так было всегда или почти всегда. Если б документ не былнаправлен против Зиновьева и Каменева, их подписи стояли бы, вероятно, доподписи Сталина. Уже знакомый нам Пестковский рассказывает, что в октябрьские дни"необходимо было выделить из среды ЦК группу для руководства восстанием --выделенными оказались Ленин, Сталин и Троцкий". Отводя руководствовосстанием этим трем лицам, отметим мимоходом, сотрудник Сталинаокончательно хоронит тот практический "центр", куда ни Ленин, ни Троцкий невходили. В показаниях Пестковского есть на этот раз ядро истины. Не в днивосстания, а после его победы в важнейших центрах, но до установлениясколько-нибудь правильного режима, необходимо было создать тесный партийныйштаб, который мог бы на месте принимать все нужные решения. Участие в этом штабе Ленина и Троцкого предполагалось само собою. Но нужен был третий.Ни Зиновьев, ни Каменев для этого не годились, к тому же они сами находилисьв состоянии восстания против ЦК. Выбор оставался между Сталиным и болеемолодым Свердловым. 29 ноября (12 декабря) ЦК избрал, как гласит протокол, для разрешениянеотложных вопросов бюро в составе четырех человек: "Сталин, Ленин, Троцкийи Свердлов... Этой четверке предоставляется право решать все экстренныедела, но с обязательным привлечением к решению всех членов ЦК, находящихся вэтот момент в Смольном". В этот период Зиновьев, Каменев и Рыков из-заострых разногласий вышли из состава ЦК. Этим объясняется состав четверки.Свердлов был, однако, поглощен секретариатом партии, выступал на собраниях,улаживал конфликты и редко бывал в Смольном. Четверка практически свелась ктройке. Естественно, если каждый из членов тройки ограничивал при каждомсвоем шаге мнение двух других членов. Таково происхождение фразы Ленина,которой придается ныне столь преувеличенное значение. Бичуя политику большевиков после 1917 года, Иремашвили пишет:"Исполненный ненасытной местью триумвират начал в бесчеловечной жестокостиистреблять все живое и мертвое" и т.д. Под триумвиратом Иремашвили понимаетЛенина, Троцкого и Сталина. В сущности это первый раз, где нам приходитсявстречать объединение трех названных лиц именем триумвирата. Можно сказать суверенностью, что эта идея триумвирата возникла в уме Иремашвили лишьзначительно позже, когда Сталин выдвинулся на первый план. Однако же,крупица истины, по крайней мере формальной, в словах Иремашвили есть. Всвязи с переговорами в Брест-Литовске несчетно цитируются слова Ленина"посоветуюсь со Сталиным и дам отчет". Дело в том, что такая тройка внекоторые моменты действительно существовала, хотя и не всегда с участиемСталина. Не надо, однако, представлять себе, что дело шло о "триумвирате". ЦКсобирался часто и разрешал все важные и особенно спорные вопросы. Тройканужна была для неотложных практических решений в связи с ходом восстания впровинции, попыткой Керенского войти в Петроград, продовольствием столицы и прочее. Тройка существовала по крайней мере номинально, до переездаправительства в Москву. Важнейшие решения того периода достигались нередко соглашением Ленинасо мной. Но на тот случай, если такое соглашение не было достигнуто, нуженбыл третий. Зиновьев находился в Петербурге, Каменев также далеко не всегдав Москве. Кроме того, он, как и другие члены Политбюро и ЦК, отдавализначительную часть своего времени агитации. Сталин был свободнее всех членовПолитбюро от агитации, руководства Советами и проч. Вот почему до егоотъезда в Царицын он выполнял обычно обязанности "третьего". Ленин оченьстрого соблюдал форму и потому, естественно, не брал на себя отвечать отсобственного лишь имени. Вообще не редкие в новейшей литературе замечания отом. как Ленин предписал, приказал и проч., представляют перенесение порядкасталинского режима на тот период, когда о них не было еще и речи. Директивымогло давать, тем более приказывать, только Политбюро, а за отсутствиемполного состава, тройка, которая составляла кворум пятичленного бюро. Вовремя отсутствия Сталина Ленин с такой же скрупулезностью совещался сКрестинским, секретарем ЦК, и в архивах можно найти несомненно не малописьменных ссылок на такие совещания. Правда, Зинаида Орджоникидзе в своих воспоминаниях "Путь большевика"пишет: "Восемь дней после этого я не имела от Серго никаких известий. Этоочень волновало меня. Из Питера доходили слухи о каких-то событиях,поговаривали, что власть перешла в руки большевиков, что во главе восставшихстоят Ленин и Сталин..." Эта свидетельница впервые выехала за пределы своейсибирской родины в 1917 г., и поезд, который она увидела тогда в первый разв жизни, произвел на нее большее впечатление, чем революция. Проведя днипетроградского восстания на Кавказе,  она свидетельствует теперь, что воглаве восстания стоял Ленин и Сталин. Вряд ли во всей кавказской печати тоговремени можно хоть раз встретить имя Сталина. В этот период нередко говорили о дуумвирате. Во время гражданской войныДемьян Бедный написал стихи о "нашей двойке". О триумвирате не говорилникто. Во всяком случае, если б кто-нибудь употребил этот термин, тотретьим, в качест- ве председателя ЦИК, значился бы не Сталин, а Свердлов, оченьпопулярный в качестве председателя ЦИК, подписывавший все важнейшие декреты.Помню, жалуясь на недостаточный авторитет московского распоряжения наместах, Свердлов говорил мне как-то: "На местах признают только три подписи:Ильича, вашу да еще немножко мою". Ф. Самойлов в книге "По следам минувшего" (стр. 300) пишет:"Меньшевистский секретарь (СМ. Зарецкая) нас определенно игнорировала, а мы,не доверяя ей, в свою очередь, старались как можно меньше к ней обращаться ивместо нее обращались к нашим петроградским товарищам, виднейшимпартработникам, которые и консультировали нас по всем интересовавшим насвопросам. Этими товарищами в то время были: М.Н. Крестинский, Н.Д. Соколов,М.С. Ольминский, М.А. Савельев, К.Н. Самойлова, Я.М. Свердлов, Сталин, А.С.Бубнов, Каменев и некоторые другие. Они участвовали на различных нашихсовещаниях по возникавшим у нас от времени до времени разным вопросам и наобщих заседаниях фракции давали нам всякие советы, писали речи." Опять интересен порядок имен: никто никогда не ставил Сталина напервое, ни даже на одно из первых мест. Между тем воспоминания вполнеблагонадежного автора опубликованы в 1934 году. Сейчас цензура ни в коемслучае не пропустила бы такой список. Остается еще отметить, что изперечисленных лиц четыре умерли естественной смертью, два расстреляны(Крестинский, Каменев), один таинственно "исчез" (Бубнов); соратникомСталина остается один Савельев, который стал одним из главныхфальсификаторов истории. Когда я в начале мая прибыл в Петроград, я вряд ли помнил имя Сталина.В большевистской прессе я, вероятно, встречал это имя под статьями, которыевряд ли останавливали на себе мое внимание. Первые встречи были с Каменевым,Лениным, Зиновьевым. С ними велись переговоры о слиянии. Ни на заседанияхСовета, или Центрального Исполнительного Комитета, ни на многочисленныхмитингах, занимавших значительную часть моего времени, я Сталина невстречал, т.е. я сразу вошел в тесное общение с ним уже по работе вЦентральном Исполнительном Комитете. Я потерял Сталина и из числавторостепенных членов Центрального Комитета, таких как Бубнова, Милютина, Ногина и др. В первое Политбюро вошли Ленин, Сталин, Троцкий, Каменев, Крестинский.Кандидатами были Бухарин, Зиновьев, Калинин. В первое Оргбюро вошли Сталин,Белобородов, Серебряков, Стасова и Крестинский. Центральный Комитет имел не менее двух пленарных заседаний в месяц взаранее установленные дни. Все наиболее важные политические иорганизационные вопросы, не требующие самого спешного разрешения,обсуждались на этих пленарных собраниях Центрального Комитета. Центральный Комитет организовал, во-первых, Политическое Бюро,во-вторых. Организационное Бюро, в-третьих, -- Секретариат. Политическое бюро состояло первоначально из 5 членов ЦентральногоКомитета. Все остальные члены ЦК, имеющие возможность участвовать в том илиином заседании Политического Бюро, пользовались в заседании ПолитическогоБюро совещательным голосом. Политическое Бюро принимало решения по вопросам,не терпящим отлагательства, и о всей своей работе за две недели делали отчеточередному пленарному собранию Центрального Комитета. Считалось, что Организационное Бюро состоит из 5 членов ЦентральногоКомитета. Каждый из членов Организационного Бюро заведует соответствующимотделом работы. Организационное Бюро собирается не реже 3 раз в неделю.Организационное Бюро направляет всю организационную работу партии.Организационное Бюро отчитывается перед пленумом ЦК каждые две недели. Секретарь ЦК, Крестинский, входил в Политбюро и в Организационное Бюро,создавая между ними необходимую связь. Согласно уставу. Политбюро "принимаетрешения по вопросам, не терпящим отлагательства". Но таковы были, по сути,все вопросы. Естественно, если руководство сосредоточивалось в рукахПолитбюро. Оргбюро и секретариат сохраняли совершенно подчиненное положение,за исключением тех случаев, когда в самом Политбюро возникали острыеразногласия. ЦК в целом шел обычно за Политбюро. 24 сентября ЦК постановляет: "Председателем Совета проводить Троцкого".И позже, когда группа эсеров решила в декабре "срезать большевистскуюголовку", им, по рассказу Бориса Соколова, одного из заговорщиков,"представлялось ясным, что наиболее зловредными и важными большевикамиявляются Ленин и Троцкий. Надо начать именно с них". Обвинительный акт 1938г. приписывал Бухарину план убийства Ленина, Сталина, Свердлова в 1918 г.,когда Бухарин и его группа противились подписанию Брестского договора. В1918 году Сталин был настолько второстепенной фигурой, что самому заклятомутеррористу не пришло бы в голову выбрать его жертвой. В этой своей частипроцесс имеет задачей проектировать нынешнее бюрократическое величие Сталинана прошлое. "В президиум Предпарламента, -- гласят протоколы ЦК, -- от большевиковвошли Троцкий и Каменев". А в Учредительное собрание Сталин предлагалвыставить "кандидатуры тов. Ленина, Зиновьева, Коллонтай, Троцкого иЛуначарского". Это те пять лиц, которые выставлялись от имени всей партии.Напомним, что только две недели тому назад Троцкий вместе с меньшевиками иэсерами требовал будто бы явки Ленина на суд. Отметим здесь же, что черездесять лет в юбилейном номере "Правды", целиком посвященном июльским дням,имя Сталина, тогда уже первого лица в стране, не названо ни разу: память ещене успела перестроиться. Понадобилось еще несколько лет, чтоб отвестиСталину то место в событиях, какое указал он сам. В списке большевистских кандидатов в Учредительное собрание,возглавляемым Лениным, имя Сталина стоит на восьмом месте. Первые двадцатьпять кандидатов являются официальными кандидатами ЦК. Список вырабатывалсякомиссией под руководством трех членов ЦК: Урицкого, Сокольникова и Сталина.Ленин резко протестовал против списка: слишком много сомнительныхинтеллигентов, слишком мало надежных рабочих. В протоколах указывалось:"Совершенно недопустимо также непомерное число кандидатов из малоиспытанныхлиц, совсем недавно примкнувших к нашей партии (вроде Ю. Ларина). Заполняясписок такими кандидатами, кои должны бы сначала месяцы проработать впартии, Центральный Комитет открывает настежь двери для карьеризма, дляпогони за местечками в Учредительном собрании. Необходим экстренный пересмотр и исправлениесписка.... Само собою понятно, что из числа межрайонцев, совсем мало испытанных напролетарской работе в направлении нашей партии, никто не оспорил бы такой,например, кандидатуры, как Л.Д. Троцкого, ибо, во-первых, Троцкий сразу поприезде занял позицию интернационалиста; во-вторых, боролся средимежрайонцев за слияние; в-третьих, в тяжелые июльские дни оказался на высотезадачи и преданным сторонником партии революционного пролетариата. Ясно, чтонельзя этого сказать про множество внесенных в список вчерашних членовпартии..." ("Первый легальный П.К. большевиков в 1917 году", ЛенинградскийИстпарт, стр. 305-306). В первые месяцы Сталин вместе с Каменевым, Сокольниковым и другими,входит во всякого рода делегации ЦК для переговоров с другими партиями иорганизациями, входит в бюро большевистской фракции Учредительного Собрания,разоблачает в печати Украинскую Раду, защищает перед ЦИК декрет онезависимости Финляндии, ведет сношения со своим старым соперником СтепаномШаумяном, который назначен теперь "чрезвычайным комиссаром по деламКавказа". В качестве представителя партии Сталин участвует в конце января 1918 г.в совещании представителей нескольких иностранных социалистических партий вПетрограде, где присутствовали: И. Сталин (ЦК РКП (б)), Хеглунд и Гримлунд(Шведская марксистская левая партия), Ниссен (Норвежская с.-д, партия),Натансон и Устинов (левые эсеры), Петров (Британская социалистическаяпартия), Я. Долецкий (ЦК с.-д. Польши и Литвы), Бужор (румынские с.-д.),Радошевич (югославские с.-д.), Б. Рейнштейн (Американская СоциалистическаяРабочая партия), Айкуни (Армянская с.д.) и др. Совещание, обсудив вопрос осозыве левой интернационалистической конференции, пришло к выводу, что"международная социалистическая конференция... должна быть созвана приследующих условиях: 1. Согласие партий и организаций стать на путьреволюционной борьбы против "своих" правительств за немедленный мир; 2.Поддержка Октябрьской российской революции и Советской власти ("Правда"No23, 6 февраля (24 января) 1918 года). Совещание кроме того избралоИнтернациональное Бюро. "Когда в октябре 1917 г. собрался съезд Финляндской социалистическойпартии, -- пишет Пестковский, -- и встал вопрос, за кем пойдет рабочий классФинляндии, ЦК большевиков отправил на этот съезд в качестве своегопредставителя Сталина". Причина была та, что никого другого из вождей партиинельзя было в те дни отрывать от работы. Ни Ленин, ни Троцкий, ни Свердловне могли отлучиться из Петрограда, с другой стороны, Зиновьев и Каменевсовершенно не подходили в этот период для задачи поднятия восстания вФинляндии. Кандидатура Сталина являлась наиболее существенной. На этомименно съезде Сталин, по-видимому впервые, познакомился с Танкером, скоторым ему пришлось 22 года спустя вести переговоры наканунесоветско-финляндской войны. В качестве члена Политбюро Сталин был включен в делегацию от РКП, ноэто включение имело чисто номинальный характер, в работе Конгресса Сталин непринимал участия. Представителями от РКП (б) были Ленин, Сталин, Троцкий,Зиновьев, Бухарин и Чичерин, и с совещательным голосом -- Воровский иОсинский. Во время Брест-литовских переговоров распущено было УчредительноеСобрание. Инициатива принадлежала Ленину, как и выработка соответствующегодекрета. Вопрос о роспуске Учредительного Собрания был предрешен на частномсовещании членов Совета народных комиссаров, происходившем вечером 18 (5)января в Таврическом дворце. На этом же совещании Ленин набросал тезисыдекрета о роспуске Учредительного собрания. Днем 19 (6) января вопрос о егороспуске рассматривался на заседании Совета народных  комиссаров; на этомзаседании были утверждены тезисы Ленина, легшие в основу декрета. Несколькопоправок в написанный Лениным проект декрета было внесено И.В. Сталиным.Декрет о роспуске был оглашен на заседании ВЦИК В.А. Карелиным и принят ВЦИКв 1 ч. 30 м. ночи на 20 (7) января. В ночь на 8 (21) ноября Духонину отправлена радиограмма за подписьюЛенина, Троцкого, Крыленко с предложением немедленно открыть переговоры оперемирии. С тех пор вопрос о сепаратном мире неоднократно обсуждался в ЦК. Протокол совещания 21 (8) января не сохранился; в архиве ИнститутаЛенина сохранилась лишь запись выступлений против- ников сепаратного мира, которую вел Ленин карандашом на обороте"тезисов". (Имеется запись речей В.В. Оболенского-Осинского, Л.Д. Троцкого,Г.И. Ломова. Е.А. Преображенского, Л.Б. Каменева и В.Н. Яковлевой). Насовещании присутствовало 63 человека, из которых абсолютное большинство (32Голоса) высказалось за революционную войну, точка зрения Л.Д. Троцкого -- нивойна, ни мир -- получила 16 голосов и Ленина -- 15 голосов. Вопрос о мире обсуждался затем на заседании ЦК партии 24 (11) января.На этом заседании Ленина поддерживали И.В.Сталин, Г.Е. Зиновьев, Г.Я.Сокольников, Артем (Сергеев);  за революционную войну высказывались Г.И.Ломов, Н.Н. Крестинский; за точку зрения Л.Д. Троцкого, кроме него самого,-- И.И. Бухарин и М.С. Урицкий. На голосование было поставлено трипредложения: Ленина -- "мы всячески затягиваем подписание мира" -- (за 12,против 1), Л.Д. Троцкого -- "собираемся ли мы призывать к революционнойвойне?" (за 2, против 11, воздержавшихся 1); и "мы войну прекращаем, мира незаключаем, армию демобилизуем" (за 9, против 7). Протоколы 1918 года, несмотря на неполноту и тенденциозную обработку,дают и в этом вопросе неоценимые указания. В заседании 11 января тов.Сергеев (Артем) указывает, что все ораторы согласны в том, что нашейсоциалистической республике грозит гибель при отсутствии социалистическойреволюции на Западе. Сергеев стоял на позиции Ленина, т.е. за подписаниемира. Никто Сергееву не противоречит. Все три борющиеся группы апеллируютнаперебой к одной и той же общей посылке: без мировой революции намнесдобровать. В заседании 11 января Сталин обосновывал необходимость подписаниясепаратного мира тем, что "революционного движения на Западе нет, нетфактов, а есть только потенция, а с потенцией мы не можем считаться". Ещевесьма далекий от теории социализма в отдельной стране, он, однако, явнообнаруживает в этих словах свое органическое недоверие к интернациональномудвижению. "С потенцией мы не можем считаться!" Не может считаться! Ленин сейчас же отмежевывается от сталинскойподдержки: революция на Западе еще не началась, это верно; "однако если бы всилу этого мы изменили свою тактику, то мы явились бы изменниками международному социализму". "Заседание (24) 11 января 1918 г. Тов.Сергеев (Артем) указывает, чтовсе ораторы согласны в том, что нашей социалистической республике грозитгибель при отсутствии социалистической революции на Западе" (стр. 206). Член ЦК Артем свидетельствует: все члены ЦК солидарны в том, что безсоциалистической революции в Европе советская республика погибнет. Такимобразом "троцкизм" в это время безраздельно господствовал в ЦентральномКомитете партии. И чего только смотрел Сталин? Почему молчал? "Заседание 23 февраля 1918 г. тов Сталин... "мы тоже ставим  ставку нареволюцию, но вы рассчитываете на недели, а на месяцы" (стр. 210). "Так в оригинале", -- притворяется Савельев непонимающим. Но мысльСталина совершенно ясна: "Мы тоже ставим ставку на революцию, но вырассчитываете на недели, а мы -- на месяцы". Это вполне соответствуеттогдашним настроениям и, в частности, словам Артема о том, что все члены ЦКбыли согласны в одном: без победы международной революции в ближайшее время(по Сталину -- в ближайшие месяцы) советская власть не устоит. В течение нескольких лет Сталин и все его Куусинены распространяют вовсем мире версию, будто Троцкий самовольно и против ЦК решил в Бресте миране подписывать. Сталин брался даже доказать это в печати. Теперь мы имеемофициальное показание протоколов. "Заседание 24/11 января 1918 г. Тов. Троцкий предлагает поставить наголосование следующую формулу: мы войну прекращаем, мира не заключаем, армиюдемобилизуем. Ставится на голосование. За -- 9, против -- 7" (стр. 207). Кажется, достаточно ясно? На следующий день 25 (12) января вопрос о мире обсуждался насоединенном заседании Центральных Комитетов большевиков и левых эсеров.Большинством голосов было принято постановление предложить на рассмотрениесъезда Советов формулу: "войны не вести, мира не подписывать". Свои тезисы Ленин, по-видимому, первоначально предполагал опубликоватьвскоре после партийного совещания и начал даже писать к ним послесловие(имеется в архиве Института Ленина). Но так как точка зрения Ленина не былапринята ЦК партии, тезисы были опубликованы в "Правде" только 24 февраля,после того, как ЦК принял предложение Ленина о необходимости подписаниясепаратного мира. При опубликовании тезисов Ленин сопроводил их вводнойстатьей: "К истории вопроса о несчастном мире". 14 (27) января в связи с мирными переговорами в Брест-Литовске былимассовые забастовки в Германии и Австро-Венгрии с требованием скорейшегомира и улучшения продовольственного положения. Что германцы "не смогутнаступать", этот довод миллионы уже раз повторялся в январе и начале февраля1918 г. противниками сепаратного мира. Самые осторожные из них определяли --примерно, конечно -- вероятность того, что немцы не смогут  наступать, в25-33%. Как относился Сталин к формуле Троцкого? Вот, что заявил Сталин черезнеделю после того заседания, где эта формула была принята 9-ю голосамипротив 7-ми: "Заседание 1 февраля (19 января) 1918 г. т. Сталин... выход из тяжелогоположения дала нам средняя точка -- позиция Троцкого" (стр. 214). Приходится удивляться, как эти слова Сталина, несмотря на недреманноеоко Савельева, сохранились в протоколе: ведь они же не оставляют камня накамне во всей позднейшей многолетней агитации по поводу Брест-литовскогомира. Оказывается, 19 января (1 февраля) Сталин считал, что позиция Троцкогодала партии "выход из тяжелого положения". Слова Сталина станут вполнепонятны, если принять во внимание, что в течение  всего этого критическогопериода подавляющее большинство партийных организаций и Советов стояли зареволюционную войну, и что, следовательно, позиция Ленина могла бытьпроведена не иначе, как путем партийного и государственного переворота (очем, конечно, не могло быть и речи). Таким образом, Сталин отнюдь неошибался, а только констатировал бесспорный факт, когда говорил, что позицияТроцкого являлась для партии в тот период единственно мыслимым выходом изположения. 10 февраля 1918 г. произошло несколько событий: оглашение советскойделегацией на мирной конференции в Брест-Литовске заявления об отказеСоветского правительства подписать аннексионистский мир и о прекращениивойны с державами Четвертого союза; отъезд советской делегации в Петроград;опубликование приказа верховного главнокомандующего Н.В. Крыленко опрекращении военных действий против держав Четвертого союза и одемобилизации армии. Как же вообще вышло так, что ни одно течение, ни однонаправление, ни одна организация нашей партии не были против этойдемобилизации? Что же мы -- совершенно с ума сошли? Нисколько. Офицеры, небольшевики, говорили еще до Октября, что армия не может воевать, что ее нанесколько недель на фронте не удержать. Это после Октября стало очевиднымдля всякого, кто хотел видеть факт, неприглядную горькую действительность, ане прятаться или надвигать себе на глаза шапку и отделываться гордымифразами. Армии нет, удержать ее невозможно. Лучшее, что можно сделать, --это как можно скорее демобилизовать ее. Это -- больная часть русскогогосударственного организма, которая не может выносить долее тяготы этойвойны. Чем скорее мы ее демобилизуем, чем скорее она  рассосется средичастей, еще не настолько больных, тем скорее страна может быть готовой дляновых тяжелых испытаний. Вот что мы чувствовали, когда единогласно, безмалейшего протеста принимали это решение, с точки зрения внешних событийнелепое, -- демобилизовать армию. Это был шаг правильный. Мы говорили, чтоудержать армию -- это легкомысленная иллюзия. Чем скорее демобилизоватьармию, тем скорее начнется оздоровление всего общественного организма вцелом. Вот почему такой глубокой ошибкой, такой переоценкой событий былареволюционная фраза: "Немец не может наступать", из которой вытекала другая:"Мы можем объявить состояние войны прекращенным. Ни войны, ни подписаниямира". Но если немец наступит? "Нет, он не сможет наступать". Заседания ЦК 18 февраля были целиком посвящены вопросу о том, какреагировать на начавшееся немецкое наступление. После разрыва переговоров в Бресте 10 февраля и оглашения русскойделегацией декларации о прекращении войны и неподписании мира в Германииокончательно победила "военная партия" -- партия крайних аннексионистов. На совещании в Гамбурге 13февраля, происходившем под председательством императора Вильгельма, былапринята предложенная им формулировка: "Неподписание Троцким мирного договораавтоматически влечет за собой прекращение перемирия". 16 февраля германскоевоенное командование официально сообщило Советскому правительству опрекращении перемирия с Советской республикой с 12 часов дня 18 февраля,нарушив, таким образом, договор о том, что предупреждение о прекращенииперемирия должно быть сделано за семь дней до начала военных действий. Вопрос о том, как реагировать на немецкое наступление, обсуждался назаседании ЦК партии вечером 17 февраля. Немедленное предложение Германиивступить в новые переговоры для подписания мира было отвергнуто 6 голосамипротив 5; с другой стороны, "за революционную войну" не голосовал никто,причем Н.И. Бухарин, Г.И. Ломов и А.А. Иоффе "отказались от голосования втакой постановке вопроса". Большинством голосов было принято решение"выждать с возобновлением переговоров о мире, пока в достаточной степени непроявится наступление и пока не обнаружится его влияние на рабочеедвижение". Единогласно при трех воздержавшихся было принято следующеепостановление: "Если мы будем иметь как факт немецкое наступление, иреволюционного подъема в Германии и Австрии не наступит, -- заключаем мир". 18 февраля началось наступление немцев. ЦК партии заседал весь день --с небольшими перерывами (на одном из протоколов указано время - "вечером",два другие более точно не датированы) . На первом заседании, послевыступления Ленина и Г.Е. Зиновьева за подписание мира и Л.Д. Троцкого иН.И. Бухарина -- против, -- предложение: "немедленно обратиться спредложением о возобновлении мирных переговоров" было отвергнуто 7 голосамипротив 6. На втором, вечернем, заседании после выступлений Ленина, И.В.Сталина, Я.М. Свердлова и Н.Н. Крестинского за возобновление переговоров омире, М.С. М.С. Урицкого, Н.И. Бухарина и Г.И. Ломова -- против, и Л.Д.Троцкого, предложившего - не возобновлять переговоры о мире, но затребоватьот немцев формулированные требования, -- был поставлен на голосованиевопрос: "следует ли немедленно обратиться к немецкому правительству с предложением немедленногозаключения мира?" Это предложение было принято 7 голосами (Ленин, И.Т.Смилга, И.В. Сталин, Я.М. Свердлов, Г.Я. Сокольников, Л.Д. Троцкий, Г.Е.Зиновьев), против -- 5 (М.С. Урицкий, Г.И. Ломов, Н.И. Бухарин, А.А. Иоффе,Н.Н. Крестинский) при 1 воздержавшемся (Е.Д. Стасова). Далее было решено сейчас же дать точную формулировку принятого решенияи выработать текст обращения к немецкому правительству. По предложениюЛенина было поставлено на голосование, из каких частей должна состоятьтелеграмма. За протест голосовали все, 2 воздержалось. За вынужденность мира-- все, 2 воздержалось. За готовность подписать старые условия с указанием,что нет отказа от принятия худших предложений: за -- 7, против -- 4,воздержалось -- 2. Выработка самого текста поручена Ленину и Л.Д. Троцкому. Проект радиограммы был тогда же написан Лениным и с незначительнымипоправками Л.Д. Троцкого утвержден на соединенном заседании ЦК большевиков илевых эсеров и послан за подписью Совнаркома в ночь на 19 февраля в Берлин. Ответ на советскую радиограмму с изложением немецких условий мира былполучен в Петрограде в 10, 1/2 час. утра. Условия мира, по сравнению спредъявленными 10 февраля, были значительно ухудшены. Лифляндия и Эстляндиядолжны были быть немедленно очищены от Красной армии, и в них вводиласьнемецкая полиция; Россия обязывалась заключить мир с буржуазными Украинскими Финляндским правительствами и т.д. Вопрос о принятии немецких условий мира обсуждался 23 февраля сперва назаседании ЦК РСДРП (б), затем на соединенном заседании ЦК РСДРП и ЦК левыхэсеров, на соединенном заседании фракций большевиков и левых эсеров ВЦИК и,наконец, на пленарном заседании ВЦИК. На заседании ЦК РСДРП (б) за принятие этих условий и подписание миравыступали Ленин, Г.Е. Зиновьев, Я.М. Свердлов и Г.Я. Сокольников; против --Н.И. Бухарин, Ф.Э. Дзержинский, М.С. Урицкий, Г.И. Ломов. Л.Д. Троцкийзаявил, что "если мы имели бы единодушие, мы могли бы взять на себя задачуорганизации обороны, мы могли бы справиться с этим... Но нужно было бымаксимальное единство. Раз его нет, я на себя не возьму ответственности голосовать за войну". ЦК постановил 7 голосамипротив 4 при 4 воздержавшихся: 1) принять немедленно германское предложение,2) единогласно -- готовить немедленно революционную войну и 3) единогласнопри трех воздержавшихся -- произвести немедленно опрос советских избирателейПетербурга и Москвы для выяснения отношения масс к заключению мира. А какова же была позиция самого Сталина? "Заседание 23 февраля 1918 г.Тов. Сталин. Можно не подписывать, но начать мирные переговоры. Тов.Ленин... Сталин неправ, когда он говорит, что можно не подписывать. Этиусловия надо подписать. Если вы их не подпишите, то вы подпишите смертныйприговор советской власти через 3 недели. Тов. Урицкий возражает Сталину, что условия надо принять или нет, новести теперь еще переговоры нельзя" (стр. 249). Для всякого знакомого с положением вещей в тот момент ясна безнадежнаяпутаница, вытекавшая из отсутствия у него какой бы то ни было продуманнойпозиции. Уже к 18-му февраля немцы взяли Двинск. Их наступлениеразвертывалось с чрезвычайной быстротой. Политика оттяжек была исчерпана безостатка. Сталин предлагает 23 февраля мира не подписывать, а... вестипереговоры. Сталин выступает снова, второй раз, чтобы защищать на этот разнеобходимость подписать договор. Он пользуется случаем, чтоб поправитьсятакже и в вопросе о международной революции: "Нам важно задержаться допоявления  общей социалистической революции, а этого мы можем достигнуть,только заключив мир". Смысл Брестской капитуляции исчерпывался для Ленинасловом "передышка". Протоколы свидетельствуют, что после ленинскогопредложения Сталин искал случая поправиться. На заседании 23 февраля 1918года он заявил: "Мы тоже ставим ставку на революцию, но вы рассчитываете нанедели, а (мы) -- на месяцы". Никакой самостоятельной позиции в период Брестских переговоров Сталинне занимал. Он колебался, выжидал, отмалчивался. В последний моментголосовал за предложение Ленина. Путанная и беспомощная позиция Сталина втот период достаточно ярко, хотя и не полно, характеризуется даже официальнообработанными протоколами ЦК. Он выжидал и комбинировал. "Старик все еще надеется на мир, -- кивал онмне в сторону Ленина, -- не выйдет у него мира". Потом он уходил к Ленину иделал, вероятно, такие же замечания по моему адресу. Сталин никогда невыступал. Никто его противоречиями особенно не интересовался. Несомненно,что главная моя задача сделать наше поведение в вопросе о мире как можноболее понятным мировому пролетариату, было для Сталина делом второстепенным.Его интересовал "мир в одной стране", как впоследствии -- "социализм в однойстране". В решающем голосовании он присоединился к Ленину. Лишь нескольколет спустя, в интересах борьбы с троцкизмом, он выработал для себя некотороеподобие "точки зрения" на брестские события: "Все контрреволюционеры, начиная от меньшевиков и эсеров и кончая самыми отъявленными белогвардейцами, вели бешеную агитацию против подписания мира. Их линия была ясна: они хотели сорвать мирные переговоры, спровоцировать наступление немцев и поставить под удар неокрепшую еще Советскую власть, поставить под угрозу завоевания рабочих и крестьян. Их союзниками в этом деле оказались Троцкий и его сподручный Бухарин, который вместе с Радеком и Пятаковым возглавлял враждебную партии группу, именовавшую себя для маскировки группой "левых коммунистов". Троцкий и группа "левых коммунистов" повели внутри партии ожесточенную борьбу против Ленина, требуя продолжения войны. Эти люди явно играли на руку германским империалистам и контрреволюционерам внутри страны, так как вели дело к тому, чтобы поставить молодую, не имевшую еще армии, Советскую республику под удар германского империализма. Это была какая-то провокаторская политика, искусно маскируемая левыми фразами. 10 февраля 1918 года мирные переговоры в Брест-Литовске были прерваны. Несмотря на то, что Ленин и Сталин от имени ЦК партии настаивали на подписании мира, Троцкий будучи председателем советской делегации в Бресте, предательски нарушил прямые директивы большевистской партии. Он заявил об отказе Советской республики подписать мир на предложенных Германией условиях и в то же самое время сообщил немцам, что Советская республика вести войну не будет и продолжает демобилизацию армии. Это было чудовищно. Большего не могли требовать  немецкие империалисты от предателя интересов Советской страны. Ленин назвал это решение "странным и чудовищным". В то время партии не была еще ясна действительная причина такого антипартийного поведения Троцкого и "левых коммунистов". Но как это установил недавно процесс антисоветского "право-троцкистского блока" (начало 1938 года), Бухарин и возглавляемая им группа "левых коммунистов" совместно с Троцким и "левыми" эсерами, оказывается, состояли тогда в тайном заговоре против  Советского правительства. Бухарин, Троцкий и их сообщники по заговору, оказывается, ставили себе цель -- сорвать брестский мирный договор, арестовать В.И. Ленина, И.В. Сталина, Я.М. Свердлова, убить их и сформировать новое правительство из бухаринцев, троцкистов и "левых" эсеров ". В современных исторических исследованиях можно на каждом шагу встретитьпраздник: в Брест-Литовске Троцкий не выполнил инструкции Ленина, на Южномфронте Троцкий пошел против директивы Ленина, на Восточном фронте Троцкийдействовал вразрез с указаниями Ленина и пр. и пр. Прежде всего надоотметить, что Ленин не мог давать мне личных директив. Отношения партии былисовсем не таковы. Мы оба были членами ЦК, который разрешал все разногласия.Если между мной и Лениным было то или другое разногласие, а такиеразногласия бывали не раз, вопрос автоматически переходил в Политбюро, и оновыносило решение. Следовательно, с формальной стороны тут не шло никакимобразом речи о нарушении мной директив Ленина. Никто не отваживаетсясказать, что я нарушил постановление Политбюро или ЦК. Это только однасторона дела, формальная. По существу же нельзя не спросить: были ли основания выполнятьдирективы Ленина, который во главе военного ведомства поставил меня -- лицопреступное и не совершавшее ничего, кроме ошибок и преступлений; во главевсего народного хозяйства поставил Рыкова, реставратора капитализма,будущего агента фашизма и пр.; во главе Коммунистического Интернационалапоставил будущего фашиста и изменника Зиновьева, во главе центральногооргана партии и в качества одного из руко- водителей Коммунистического Интернационала будущего фашистского бандитаБухарина и т.д. и т.п. Или Ленин столь роковым образом ошибался в оценкесвоих ближайших сотрудников, которых он знал в течение десятков лет? 8 марта, на 7-ом съезде, Ленин говорил: "Дальше я должен коснуться позиции тов. Троцкого. В его деятельностинужно различать две стороны: когда он начал переговоры в Бресте, великолепноиспользовав их для агитации, мы все были согласны с тов. Троцким. Онцитировал часть разговора со мной, но я добавлю, что между нами былоусловлено, что мы держимся до ультиматума немцев, после ультиматума мысдаем. Немец нас надул: из семи дней он пять украл. Тактика Троцкого,поскольку она шла на затягивание, была верна: неверной она стала, когда былообъявлено состояние войны прекращенным, и мир не был подписан... Я предложилсовершенно определенно мир подписать. Лучше Брестского мира мы получить немогли. Всем ясно, что передышка была бы в месяц, что мы не проиграли бы.Поскольку история отмела это, об этом не стоит вспоминать." Было глубокое различие между политикой Ленина во время Брест-литовскогокризиса и политикой Сталина, который стоял ближе к Зиновьеву. Надо сказать,что Зиновьев один имел мужество требовать немедленного подписания мира,предсказывая, что затяжка переговоров поведет к ухудшению мирных условий,вернее сказать, пугая нас этим. Никто из нас не сомневался, что с точкизрения "патриотической" выгоднее подписать условия немедленно, но Ленинсчитал, что затягивание мирных переговоров есть революционная агитация и чтозадачи международной революции стоят над патриотическими соображениями оттерриториальных и иных условий мирного договора. Для Ленина вопрос сводилсяк передышке в борьбе за международную революцию. Сталин считал, чтомеждународная революция будет "потенция", с которой мы считаться не можем.Он вносил, правда, позже в эти слова поправки, чтобы противопоставлять себядругим. Но по существу международная революция в те дни, как и значительнопозже, оставалась для него безжизненной формулой, с которой ему нечего былоделать в практической политике. Именно во время этого кризиса ясно видно было, что факторы мировойполитики являются для Сталина рядом неизвестных величин. Он их не знал, иони его не интересовали. В германском рабочем классе шли страстные прения впередовых слоях о том, почему большевики вступили в переговоры и готовятся кзаключению мира. Было не мало голосов в том смысле, что большевики иправительство Гогенцоллерна играют комедию с заранее распределенными ролями.Борьба за революцию требовала доказать этим рабочим, что мы не можемпоступить иначе, что враг наступает нам на затылок, что мы вынужденыподписать мирный договор, именно поэтому немецкое наступление являлось самымочевидным доказательством вынужденного характера договора. Одногоультиматума с Германией было недостаточно: ультиматум мог тоже входить взаранее условленную игру. Другое дело -- продвижение германских войск,захват городов, военного имущества. Мы теряли огромные ценности. Но мывыигрывали в политическом доверии рабочего класса всего мира. Таков былсмысл разногласия. СТАЛИН В НАРКОМНАЦЕ 2 (15) ноября опубликована за подписью Ленина и Сталина "Декларацияправ народов России", объявляющая, что национальную политику советскойвласти будут направлять четыре принципа: 1) равенство всех народов России;2) право на отделение и образование самостоятельного государства; 3) отменавсех национальных ограничений; 4) свободное развитие национальных меньшинствв составе каждого из народов. Текст самого документа, несущего на себе,несмотря на краткость, черты тяжеловесности, был, видимо, очищен рукоюЛенина. На тексте этого исторического документа есть поправки, внесенныеБухариным и Сталиным. "Большинство их поправок, -- гласит комментарий ксочинениям Ленина, -- не имеет принципиального характера". В этот первый хаотический период работа еще не поделена, роли неопределились. Время административной работы комиссара национальностей еще непришло. В агитации Сталин не участвует. Он выполняет разные поручения,помогая в текущей работе Ленину. Позже он сам говорил о себе, как о членештаба Ленина. Это было бы не лишено меткости, если б работа Сталинаотличалась большей систематичностью. Наряду с вождями партии и страны имелись вожди, так сказать,ведомственного значения. Таким вождем стал Сталин в области отсталыхнациональностей. На различных съездах отсталых национальностей, на съездах,посвященных национальному вопросу, имя Сталина включается в список вождей,правда, на последнем месте. 27 ноября 1919 г. открылся в Москве Второй Всероссиский съездмусульманских коммунистических организаций народов Востока. Съезд был открытСталиным от имени Центрального Комитета партии. Почетными членами былиизбраны четыре лица: Ленин, Троцкий, Зиновьев и Сталин. Председатель съезда Султан-Галиев, один из тех, который плоховпоследствии кончил, предложил съезду приветствовать Сталина как "одного изтех бойцов, которые горят огнем ненависти к международному империализму". Однако крайне характерен для тогдашней градации вождей тот факт, чтообщая политическая резолюция по докладу   Султан-Галиева заключаетсяприветствием: "Да здравствует Российская коммунистическая партия... даздравствуют ее вожди Ленин и Троцкий." Даже этот съезд народов Востока,проходивший под непосредственным руководством Сталина, не счел нужнымвключить Сталина в число вождей партии. В апреле происходит в Москве Первый Всероссийский съезд чувашскихкоммунистических секций. Почетный президиум состоит из тех же четырех лиц:Ленин, Троцкий, Зиновьев и Сталин. Описывая открытие съезда, журналНародного комиссариата национальностей указывает, что на стенах красовалисьпортреты вождей мировой революции: Карла Маркса, Ленина, Троцкого иЗиновьева. Первый съезд коммунистов-чувашей происходил в апреле  1920,следовательно, через два с лишним года после установления советской власти.В этот период портретов Сталина еще не существовало, они нигде невывешивались, и никому не пришло в голову украсить хотя бы зал съезда,который целиком входил в сферу деятельности самого Сталина. В июле 1920 г. собирается 2-ой конгресс Коминтерна. На этом конгрессеобсуждается национальный и колониальный вопросы. Тезисы по национальному иколониальному вопросам вырабатывает Ленин, ему же принадлежит руководствоработой комиссии по национальному и колониальному вопросам, он делает назаседании 2-го конгресса 6 июля доклад от имени комиссии по национальному иколониальному вопросам. Никому не могло прийти в голову поручить составлениетезисов или доклад по национальному вопросу Сталину. Принимал ли он участиев комиссии по национальному вопросу? Курьез, что биограф Сталина Суваринрешительно, поскольку в теоретической области решительность ему свойственна,отвергает принцип права наций на самоопределение, принцип, лежащий в основеНаркомнаца и соответственной деятельности Сталина. В то же время Суварин решительно выступает за принцип демократии в противовес диктатуре.Бедному автору не приходит в голову, что принцип демократии в применении кнациональной области не означает право на самоопределение. Если демократияесть власть народа, то очевидно, что народ должен "иметь право" организоватьсвою власть сообразно со своими национальными интересами, как он ихпонимает. Сказать, что это не осуществимо, значит попросту не знать, чтодемократия не осуществима. Действительно идеальная, законченная,действительная демократия оказалась немыслима в капиталистическом обществе,но это вовсе не значит, что  она не мыслима вообще со всеми темиограничениями, которые вносит в нее классовый строй. Точно то же самоеотносится и к вопросу о национальном самоопределении. С 16 мая (дата Четвертой украинской конференции), по крайней мере до 20мая, Сталин принимал участие в различных заседаниях и совещаниях Украинскойпартии. На 9-ой партийной конференции писал статьи и произносил речи(ленинскому пятидесятилетию и т.д.). К концу этого года (октябрь, ноябрь,декабрь) он занят на всякого рода конгрессах. 7 ноября 1920 г., т.е. в третью годовщину Октябрьского переворота мызастаем Сталина в Баку, где он выступает на торжественном заседании Совета сдокладом "Три года пролетарской диктатуры". 13 ноября Сталин выступает сдокладом в Дагестане на съезде народов Дагестана для декларации об автономииДагестана. "Речь т. Сталина, -- как сообщает журнал комиссариатанациональностей, -- во многих местах прерывалась громом аплодисментов,Интернационалом и закончилась бурной овацией". 18-21 декабря происходит Первое Всероссийское совещание представителейавтономных республик, областей и пр. Каменский передает совещанию привет отимени Сталина, который не может присутствовать по болезни. Единогласнопринимается предложение послать приветствие Сталину. 19 января 1921 года состоялось заседание Совета Национальностей подпредседательством Сталина. Следовательно, его болезнь, о которой сообщалКаминский 18 декабря, могла начаться не раньше, как в середине ноября, ибо13 ноября 1920 г. он участвовал на съезде народов Дагестана. Болезньзакончилась до 19 января, когда происходило заседание Совета Национальностей подпредседательством Сталина. Период болезни мог длиться при этих условияхвместе с периодом выздоровления и отдыха не более двух месяцев. Очевидно, кэтому времени относится его операция. Посты, которые занимал Сталин в первые годы после переворота, иотдельные поручения, преимущественно организационного и дипломатическогохарактера, которые он выполнял, очень разнообразны; но такова была участьбольшинства ответственных работников того времени. Прямо или косвенно всезанимались гражданской войной; рутинные обязанности ложились обычно наближайших помощников. Сталин числился членом редакции центрального органа,но на деле почти не имел к "Правде" отношения. Более систематическую работу,прерывавшуюся поездками на фронт, он выполнял в комиссариатеНациональностей. Советское государство только формировалось, и установитьпо-новому взаимоотношения разных национальностей было нелегко. Общееруководство в этой области, не говоря уже об инициативе, принадлежалиполностью Ленину, который с давних пор придавал  национальному вопросуогромное значение, второе по важности после аграрного. По дневнику егосекретариата видно, как часто он принимал разного рода национальныеделегации и обращался с письмами, запросами и указаниями по поводу той илидругой национальной группы. Все сколько-нибудь принципиальные мерыпроводились им через Политбюро; менее важные обсуждались по телефону соСталиным. На комиссариат Национальностей ложилось лишь техническоевыполнение уже вынесенных решений. О работе этого комиссариата опубликованы в 1922 г. и в 1930 г.воспоминания Пестковского, ближайшего помощника Сталина в первые 20 месяцевсоветского режима. Старый польский революционер, бывший на каторге, участник Октябрьскоговосстания, занимавший после победы самые различные должности, в том числепост советского представителя в Мексике (1924-1926 гг), Пестковский долгосостоял в одной из оппозиционных групп, но успел своевременно раскаяться.Печать свежего раскаяния лежит на второй части этих воспоминаний, но нелишает их ни свежести, ни интереса. Инициатива сотрудничества принадлежала Пестковскому, который стучался вразные двери, ища и не находя применения своим скромным способностям. "Тов.Сталин, -- сказал я, -- вы народный комиссар по делам национальностей?--Я.--А комиссариат у вас есть? - Нет. Ну, так я вам сделаю комиссариат. -Хорошо. А что вам для этого нужно? -- Пока только мандат"... Здесь нелюбящий тратить лишних слов Сталин удалился в управление делами Совнаркома,а через несколько минут вернулся с мандатом". В одном из уже занятых помещений Смольного Пестковский нашел свободныйстолик и поставил его у стены, укрепив над ним лист бумаги с надписью:"Народный комиссариат по делам национальностей". Ко всему этому прибавилидва стула. 'Товарищ Сталин, -- сказал я, -- денег ни гроша у нас нет". В этидни новая власть еще не обладала государственным банком. -- Много ли нужно?-- спросил Сталин. Для начала хватит тысячи рублей. -- Придите через час. --Когда я явился через час, Сталин велел мне сделать заем у Троцкого на тритысячи рублей. "У него есть, он нашел их в бывшем министерстве иностранныхдел". Я пошел к Троцкому и дал ему форменную расписку на 3 тысячи рублей.Насколько мне известно, Наркомнац до сих пор не возвратил тов. Троцкому этихденег." По тексту конституции народный комиссар считался толькопредседателем коллегии, состоявшей из полдюжины, а иногда и дюжины членов.Руководство ведомством было нелегко. По словам Пестковского "все членыколлегии по национальному вопросу стояли в оппозиции к Сталину, нередкооставляя своего народного комиссара в меньшинстве". Раскаявшийся авторспешит прибавить: "Сталин решил путем упорной работы перевоспитать нас...Здесь он проявил много выдержки и ума." К сожалению, об этой стороне делаПестковский ничего не пишет. Зато мы узнаем от него, каким своеобразнымспособом Сталин кончал конфликты со своей коллегией. "Иногда он терялтерпение, -- рассказывает Пестковский, -- но он никогда не обнаруживал этогона собраниях. В тех случаях, когда в результате наших бесконечных дискуссийна совещаниях запас его терпения истощался, он вдруг исчезал. Делал он эточрезвычайно ловко. Сказав: "Я на минутку", он исчезал из комнаты и пряталсяв одном из закоулков Смольного и Кремля. Найти его было почти невозможно. Сначала мы его ждали, апотом расходились. Я оставался один в нашем общем кабинете, терпеливодожидаясь его возвращения. Но не тут-то было. Обычно в такие минутыраздавался телефонный звонок: это Владимир Ильич требовал Сталина. Когда яотвечал, что Сталин исчез, он мне говорил неизменно: "Срочно найти". Задачабыла нелегкая. Я отправлялся в длинную прогулку по бесконечным коридорамСмольного и Кремля в поисках Сталина. Находил я его в самых неожиданныхместах. Пару раз я застал его на квартире у матроса т. Воронцова, на кухне,где Сталин лежал на диване, курил трубку и обдумывал свои тезисы." Для перевоспитания своей коллегии народный комиссар применял, надопризнать, своеобразные методы. Разгадка трудного положения Сталина в своейсобственной коллегии в том, что он не пользовался авторитетом. Не тольконародные массы, но даже широкие круги партии не знали его. Он был бесспорнымчленом штаба большевистской партии, и в этом было его право на частицувласти. Но даже в "коллегии" собственного комиссариата он не пользовалсяличным авторитетом, а по всем важнейшим вопросам оставался в меньшинстве. Так как лучшие силы партии ушли на военную и хозяйственную работу, токоллегия комиссариата национальностей состояла из людей малозначительных.Тем не менее они имели навык мобилизовать аргументы, отбивать доводы Сталинаи ставить ему вопросы, на которые он не находил ответа. Он имел власть, ноэтой власти было совершенно недостаточно, чтобы принуждать; приходилосьубеждать. Для этого у Сталина не было данных. Противоречие между властностьюнатуры и   недостатком интеллектуальных ресурсов создавало для негонестерпимое положение. Он не пользовался авторитетом в собственномведомстве... Когда его терпение истощалось, он просто прятался "в самыхнеожиданных местах". Действительно ли он на кухне у коменданта обдумывалсвои тезисы, можно сомневаться. Скорее он тяжело переживал про себя обиду иразмышлял о том, как хорошо было бы, если бы несогласные не смели возражать.В то время ему, однако, и в голову не приходило, что наступит такой период,когда он будет только приказывать, а все остальные будут молчать иповиноваться. Не менее красочно Пестковский описывает поиски помещения длякомиссариата национальностей в Москве, куда правительство переехало в мартеиз Петрограда. "Между ведомствами шла ожесточенная борьба из-за купеческихособняков. Нарком-нац сначала не имел ничего. Я нажал на Сталина. На кого оннажал -- мне неизвестно, но... по прошествию некоторого времени Наркомнацвладел уже несколькими особняками. Центральное ведомство и белорусыпоместились на Поварской, латыши и эстонцы на Никитской, поляки на Арбате,евреи на Пречистенке, а татары где-то на Москворецкой набережной. Крометого, Сталин и я имели кабинеты в Кремле. Сталин оказался весьма недоволентаким положением. "Теперь уж за вами совсем не уследишь. Нужно было быполучить один большой дом и собрать туда всех". Эта идея не оставляла его нина минуту. Через несколько дней он сказал мне: "Нам дали большую сибирскуюгостиницу, но ее самочинно захватил ВСНХ, мы, однако, не отступим. ВелитеАллилуевой написать на машинке несколько бумажек следующего содержания: "Этопомещение занято Нарком-нацем". Да захватите с собой кнопки". Аллилуева,будущая жена Сталина, состояла машинисткой в комиссариате Национальностей.Вооруженные магическими бумажками и кнопками Сталин и его заместительотправились в автомобиле в Златоустин-ский переулок. "Уже темнело. Главныйход в гостиницу оказался закрытым. У дверей красовалась бумажка: "Этопомещение занято Высшим Советом Народного Хозяйства". Сталин сорвал ее, и мыукрепили наше заявление. "Надо проникнуть внутрь", -- сказал Сталин. Задачабыла нелегкая. С большим трудом мы отыскали черный ход. А электричествопочему-то не действовало. Мы освещали себе дорогу спичкой. Во втором этажемы набрели на длинный коридор. Прикрепили наши записки еще на других дверях.Пора было возвращаться обратно, а спички у нас истощились. Спускаясь впотемках, мы попали в подвал и чуть не свернули себе шеи. Наконец, мывсе-таки добрались до автомобиля". Нужно известное усилие воображения, чтобы представить себе фигуру членаправительства, который в сумерки проникает в здание, занятое другимминистерством, срывает одни плакаты и наклеивает другие. Можно сказатьнаверняка, что никому другому из народных комиссаров или членов ЦК не пришло бы в головусовершить такой шаг. Мы узнаем здесь Кобу эпохи тюремного заключения в Баку.Сталин не мог не знать, что спорный вопрос о здании будет разрешаться вконце концов в Совете Народных Комиссаров или в Политбюро. Проще было бы ссамого начала обратиться в одно из этих учреждений. Сталин имел, видимо,основание предполагать, что тяжба будет разрешена не в его пользу, пыталсяпоставить Совнарком перед совершившимся фактом. Попытка сорвалась: зданиебыло передано ВСНХ, как более важному министерству. Сталину снова пришлосьзатаить обиду против Ленина. В 1920 г. власть Сталина была уже неоспоримой, но государственный культего личности только устанавливался. Этим объясняется то обстоятельство, чтов воспоминаниях, несмотря на общий панегерический тон, слышится еще нотафамильярности, и даже допускается оттенок доброжелательной иронии. Черезнесколько лет, когда чистки и расстрелы установят необходимый пафосдистанций, рассказы о том, как Сталин скрывался на кухне у коменданта илиночью захватывал особняк, будут уже звучать, как непристойный документ,возможно, что автор жестоко поплатился за нарушение этикета. Большинство коллегии рассуждало, по изложению Пестков-ского, такимобразом: "Всякий национальный гнет есть лишь одно из проявлений классовогогнета. Октябрьская революция уничтожила основу классового гнета. Поэтому нетникакой необходимости в организации в России национальных республик иавтономных областей. Территориальное деление должно идти исключительно поэкономическому признаку.. Организация республик и областей по национальномупризнаку является при советской власти компромиссом с мелкобуржуазнымнационализмом." Коллегия, призванная осуществлять национальную политику правительства,отвергала самые основы этой политики. Этот парадоксальный факт объясняетсяотчасти тем, что коллегия состояла из людей случайных, теоретически малоподготовленных. Оппозиция против ленинской принципиальной политики была, какэто на первый взгляд ни странно, особенно сильна в среде большевиков --"инородцев" (поляков, украинцев, армян, евреев и пр.). большевики на угнетенных окраинах воспитывались в борьбес местными националистическими партиями и склонны были отвергать не толькоотраву шовинизма, но и прогрессивные социальные требования. КоллегияНаркомнаца состояла из русифицированных "инородцев", которые свойабстрактный интернационализм противопоставляли реальным потребностямразвития угнетенных национальностей. Фактически эта политика поддерживаластарую традицию русификаторства и представляла особую опасность в условияхгражданской войны. Революция, начатая в центре, не могла долго оставаться в рамках узкойего территории. Победив в центре, она неминуемо должна была распространитьсяна окраины. И действительно, "революционная волна с севера, -- писал Сталинв первую годовщину Октябрьской революции, -- разлилась по всей России,захватывая окраину за окраиной. Но здесь она натолкнулась на плотину, в видеобразовавшихся еще до Октября "национальных советов" и областных"правительств" (Дон, Кубань, Сибирь). Буржуазные по природе, они вовсе нехотели разрушить старый буржуазный мир, -- наоборот, они считали своимдолгом сохранять и укреплять его всеми силами... Они, естественно, сталиочагами реакции, стягивавшей вокруг себя все контрреволюционное в России...Но борьба "национальных" и областных "правительств" (против советскогоцентра) оказалась борьбой неравной. Атакованные с двух сторон: извне -- состороны советской власти и извнутри -- со стороны своих же собственныхрабочих и крестьян, -- "национальные правительства" должны были отступитьпосле первых боев... Разбитые наголову, "национальные правительства"вынуждены были обратиться за помощью против "своих" рабочих и крестьян кимпериалистам Запада". Так началась полоса иностранного вмешательства и оккупация окраин.Такова в общем схема гражданской войны, ясно указывающая, в то же время, томесто, какое в развитии событий занимала национальная проблема. Висторическом масштабе исход гражданской войны зависел от того, поддержат ликрестьяне и угнетенные национальности петроградских и московских рабочих илибуржуазию. Начать с того, что из 140 миллионов населения РСФСР (исключаютсяФинляндия, Эстония, Латвия, Литва, Польша) великороссы составляют не более75 миллионов, остальные же 65 миллионов представляют не великоросскиенациональности. Далее, национальности эти населяют, главным образом,окраины, пункты, наиболее уязвимые в военном отношении, причем окраины этиизобилуют сырьем, топливом, продовольственными продуктами. Наконец, окраины эти менее развиты (или вовсе не развиты) впромышленном и военном отношении, чем центральная Россия, ввиду чегоотстоять свое самостоятельное существование без военно-хозяйственной помощицентральной России они не в силах, так же, как центральная Россия не всостоянии сохранить свою военно-хозяйственную мощь без топливно-сырьевойпомощи окраин. Эти обстоятельства плюс известные положения национальной программыкоммунизма определили характер национальной политики русских коммунистов. Существо этой политики выразилось в нескольких словах: отказ от всех ивсяких "притязаний" и "прав" на области, населенные нерусскиминациональностями; признание (не на словах, а на деле) за этиминациональностями права на самостоятельное государственное существование;добровольный военно-хозяйственный союз этих национальностей с центральнойРоссией; помощь отсталым национальностям в деле их культурного ихозяйственного развития, без чего так называемое "национальное равноправие"превращается в звук пустой; все это на основе полного раскрепощения крестьяни сосредоточения всей власти в руках трудовых элементов окраинныхнациональностей -- такова национальная политика русских коммунистов. "Русские рабочие, -- писал Сталин в четвертую годовщину переворота, --не смогли бы победить Колчака, Деникина, Врангеля без... сочувствия идоверия к себе со стороны угнетенных масс окраин бывшей России. Не следуетзабывать, что район действий этих мятежных генералов ограничивался райономокраин, населенных по-преимуществу нерусскими национальностями, а последниене могли не ненавидеть Колчака, Деникина, Врангеля за их империалистскую ирусификаторскую политику". Антанта, вмешавшаяся в дело и поддерживающая этих генералов, моглаопереться лишь на русификаторские элементы окраин. Этим она лишь разожгланенависть населения окраин к мятежным генералам и усугубила его сочувствие ксоветской власти. Это обстоятельство определило внутреннюю слабость тыловКолчака, Деникина, Врангеля, а значит, и слабость их фронтов, т.е. в концеконцов их поражение. Наблюдение за ходом гражданской войны в стране производилось главнымобразом через посредство прямого телеграфного провода, и эту функцию несСталин как наиболее свободный от других занятий член ЦК. Разговоры Сталинапо  прямым проводам имели по существу полутехнический, полуполитическийхарактер, он выполнял поручения. Чрезвычайно интересен один из его первых,если не первый разговор по прямому проводу 17 (30) ноября 1917 г. черезнесколько дней после завоевания власти с представителем украинской РадыПор-шем. Украинская Рада представляла правительство подобное правительствуКеренского. Она опиралась на верхи мелкой буржуазии и имела безусловнуюподдержку со стороны крупной буржуазии и союзников против большевиков.Украинские Советы подпадали тем временем под влияние большевиков инаходились в прямой оппозиции к Раде. Столкновение между Советами и Радойбыло неизбежно, особенно после Октябрьского переворота в Петрограде иМоскве. Порш от имени Рады запросил, как смотрит петроградское правительствона национальный вопрос вообще и на судьбу Украины и ее внутренний режим вчастности. Сталин отвечал общими соображениями: "Власть на Украине, как и вдругих областях, -- говорил Сталин, -- должна принадлежать всей суммерабочих, солдатских и крестьянских депутатов, включая сюда и организациюРады. В этой области представляется широкое поле для соглашения междуцентральной Радой и Советом Народных Комиссаров". Именно такой комбинациитребовали меньшевики и эсеры после Октябрьского переворота, и на этомвопросе сорвались переговоры, ведшиеся Каменевым. В Киеве по прямому проводу наряду с украинским министром Поршемнаходился большевик Сергей Бакинский, который также требовал ответов навопросы. Они контролировали друг друга. Бакинский представлял Советы и сообщил, что центральная Рада несчитает возможным передачу власти на местах Советам. Отвечая Бакинскому,Сталин говорил, что если центральная Рада откажется созывать вместе сбольшевиками съезд Советов, то "созывайте его без Рады". "Власть Советовдолжна быть принята на местах. Эта та революционная заповедь, от которой мыне можем отказаться, и мы не понимаем, как может спорить украинскаяцентральная Рада против аксиомы." Четверть часа перед тем Сталин заявлял, что возможно скомбинироватьСоветы с демократическими организациями Рады, сейчас власть Советов безкаких бы то ни было комбинаций, он объявлял аксиомой. Как объяснить этопротиворечие? У нас в руках нет документов, но механика беседы совершенноясна. Во время переговоров Сталин посылал ленту из нижнего этажа Смольногона верхний -- Ленину. Прочитав предложение Сталина о комбинации Советов сорганизациями Рады, Ленин не мог не послать суровую записку, а может быть, исам сбежал с лестницы в телеграфное помещение, чтобы высказать Сталину своюмысль. Сталин не спорил и во второй части беседы дал директиву прямопротивоположную той, какую дал в первой части. Пестковский пишет, что Сталин стал "заместителем Ленина по руководствубоевыми революционными действиями. Он имел наблюдение за военными операциямина Дону, на Украине и в других местах России". Слово заместитель здесь неподходит, так как Ленин сам находился в Смольном. Правильнее было бы сказатьтехническим помощником. С. Пестковский пишет: "Ленин не мог обходиться без Сталина ни одного дня. Вероятно, с этойцелью наш кабинет в Смольном находился  "под боком" у Ленина. В течение дняон вызывал Сталина по телефону бесконечное число раз или же являлся в нашкабинет и уводил его с собой. Большую часть дня Сталин просиживал у Ленина.Что они всегда там делали, мне неизвестно, но один раз, войдя в кабинетИльича, я застал интересную картину. На стене висела большая карта России,перед нею стояло два стула, а на них стояли Ильич и Сталин и водили пальцемпо северной части, кажется, по Финляндии. Ночью, когда суета в Смольном немножко уменьшалась, Сталин ходил напрямой провод и пропадал там часами. Он вел длиннейшие переговоры то с нашими полководцами (Антоновым,Павлуновским, Муравьевым и др.), то с нашими врагами (с военным министромукраинской Рады Поршем). Иногда, когда у него было какое-нибудь неотложноедело, а его вызывали, он посылал к проводу меня." Факты здесь переданы более или менее верно, а истолкованиеодносторонне. Ленин в этот период чрезвычайно нуждался в Сталине. Этонесомненно. Зиновьев и Каменев вели против Ленина борьбу, Троцкий проводилвремя либо на собраниях, либо в Брест-Литовске (главным образом вБрест-Литовске), Свердлов нес на себе всю организационную работу партии.Сталин не имел по сути определенных занятий. Наркомнац особенно в первыйпериод отнимал у него мало времени. Он играл таким образом при Ленине рольначальника штаба или чиновника по ответственным поручениям. Разговоры попрямым проводам составляли по сути дела совершенно техническую задачу. Нотак как дело шло об очень ответственных разговорах, то Ленин мог доверить ихтолько испытанному человеку, стоящему в курсе всех задач и забот Смольного. 24 сентября 1920 г. Орджоникидзе по прямому проводу запрашивает изБаку, можно ли послать миноносец в Энзели (Персия). Ленин кладет резолюцию:"запрашиваю Троцкого и Крестинского". Фактически резолюций на телеграммах,письмах, докладах множество. Ленин сам не решал, а обращался в Политбюро; изего состава в Москве находилось три, а иногда и не более двух человек. Изэтих сотен резолюций о запросе членов Политбюро, иногда и отсутствующих,извлечены те случаи, когда Ленин делал надпись "допросить Сталина". И этирезолюции истолковывали в том смысле, что Ленин не делал без Сталина шагу. Наркомнац имел, главным образом, дело с отсталыми народностями, которыевпервые призывались революцией к независимому национальному существованию. Вих глазах Наркомнац имел несомненный авторитет, он открывал им двери ксамостоятельному существованию в рамках советского режима. В этой областиСталин был для Ленина незаменимым помощником. Сталин знал близко жизньпервобытных народов на Кавказе, откуда он вышел сам. Эту первобытность оннес в своей крови.  Он любил общество людей примитивных, находил с ними общий язык, небоялся их превосходства и потому держал себя с ними демократично,покровительственно, дружественно. Ленин несомненно дорожил этими качествамиСталина, которых не было у других, и всячески старался поддержать авторитетСталина в глазах всякого рода национальных делегаций. "Поговорите соСталиным, он этот вопрос знает хорошо, он знаком с условиями, обсудите с нимвопрос", -- такие рекомендации он повторял десятки и сотни раз. Члены коллегии Наркомнаца относились, по существу, свысока илибезразлично к интересам отсталых народностей. Открыто или полусознательноони стояли на уже известной нам точке зрения Розы Люксембург: прикапитализме национальное самоопределение невозможно, а при социализме оноизлишне. Они гораздо более склонны были к абстрактной форме проповедиинтернационализма, чем к тому, чтобы отсталым и вчера еще угнетеннымнациональностям дать возможность достойного существования. В их оппозиции кСталину неправота в подавляющем большинстве случаев была на их стороне.Сталин по всем вопросам руководствовался директивами Ленина, с которым егосвязывал прямой телефонный провод, или с которым он совещался сперва вСмольном, затем в Кремле. Во всех тех случаях, где у Сталина возникалисерьезные конфликты в собственной коллегии, с национальными делегатами,вопрос переносился в Политбюро, где все решения неизменно выносились впользу Сталина. Это должно было еще более укреплять его авторитет в глазахправящих кругов отсталых народностей: на Кавказе, на Волге и в Азии. Новаябюрократия национальных меньшинств стала затем немаловажной опорой Сталина. Народный комиссариат национальностей издавал свой еженедельный журнал"Жизнь национальностей", в котором передовые статьи писал Сталин. Читая их,мы узнаем старого редактора тифлисских изданий и редактора петроградской"Правды". 1 декабря 1918 г. Сталин пишет в "Жизни национальностей" статью"Украина освобождается". Это все та же семинарская риторика. Фигураповторения заменяет другие ресурсы патетического стиля. "Мы не сомневаемся,что украинское советское правительство сумеет дать должный отпор новымнепрошен- ным гостям -- поработителям из Англии и Франции. Мы не сомневаемся, чтоукраинское советское правительство сумеет разоблачить реакционную роль ит.д. Мы не сомневаемся, что украинское советское правительство сумеетсплотить вокруг себя и пр." В статье 22 декабря 1918 г. в той же "Жизни Национальностей" Сталинпишет: "С помощью лучших коммунистических сил восстанавливаются советскиегосударственные аппараты (на Украине). Члены ЦК партии на Украине во главе ст. Пятаковым..." и пр. Лучшие коммунистические силы, составлявшиеправительство Украины были: Пятаков, Ворошилов, Сергеев (Артем), Квиринг,Затомский, Коцюбинский. Из них только Ворошилов остался в живых и сталмаршалом. Сергеев (Артем) погиб от несчастного случая, все остальные либооткрыто расстреляны, либо исчезли бесследно. Такова судьба "лучшихкоммунистических сил". Сталин довольно усердно работает в "Жизни национальностей". 23 февраляон пишет передовую: "Два лагеря". "На два лагеря раскололся мир, решительнои бесповоротно: лагерь империализма и лагерь социализма... Социалистическиереволюции неудержимо растут, осаждая твердыни империализма. Их рокототдается в странах угнетенного Востока. Почва под ногами империализмазагорается..." Несмотря на волны, образы ходульны и не согласованы друг сдругом, во всем есть внутренняя фальшь, под пафосом -- бюрократическийхолод. В 1922 г. сама редакция ответила, что "в первое время изда ния "Жизни национальностей" деятельное участие принимал нарком по делам национальностей т. Сталин". Он писал в этот период не только передовые статьи, но часто составлял информа ционные обзоры, давал заметки в отдел партийной жизни и пр. 9 марта 1919 г. Сталин пишет в "Жизни национальностей" статью "За два года". Его вывод: "Опыт двухлетней борьбы про летариата целиком подтвердил предвидение большевизма и неиз бежность мировой пролетарской революции". В те дни предвиде ние большевизма еще не сводилось к социализму в отдельной стране. Того же типа и все другие статьи: в них нет ни оригинальной мысли, нияркой формы. Статьи формально агитационного характера, сухи, вялы ифальшивы. В "Жизни национальностей" в марте 1919 г. печатались "Прения понациональному вопросу на 8 съезде РКП". Прения -- без Сталина. Почему?Потому что он высказался за самоопределение трудящихся классов и темпоставил себя в трудное положение. Тут позицию Сталина защищали Бухарин,кажется Пятаков и Преображенский, но не сам Сталин. "Я хочу признавать только право трудящихся классов на самоопределение",-- говорит т. Бухарин. "Вы, значит, хотите признать то, чего вдействительности не достигли ни в одной стране, кроме России, это смешно",-- указывал Ленин. Ленин напоминает Бухарину о башкирах. "Допустим даже, что башкирысвергли бы эксплуататоров и мы помогли бы им это сделать. Но ведь этовозможно только там, где переворот вполне назрел. Делать это надо осторожно,чтобы своим вмешательством не задерживать тот самый процесс, который мыдолжны ускорить. Что же мы можем сделать по отношению к таким народам, кактюркизы, сарды, которые до сих пор находятся под влиянием своих мулл?" "Надо считаться с тем, на какой ступени стоит данная нация по пути отсредневековья к буржуазной демократии и от буржуазной демократии -- кдемократии пролетарской". "Если мы скажем, что не признаем никакой финляндской нации, а толькотрудящиеся массы -- это будет пустяковейшей вещью. Не признавать того, чтоесть, нельзя: оно само заставит себя признать." Прения на 8-ом съезде (18-23 марта 1919 г.) по национальному вопросудалеко не имеют той остроты, как по военному вопросу, но они в высшейстепени характерны для Сталина, его методов действия, его взаимоотношений сЛениным. На 3-ем съезде советов, предшествовавшем 8-му съезду партии, Сталинвместо самоопределения национальностей выдвинул форму "самоопределениетрудящихся классов в каждой национальности", другими словами он предлагалотныне ставить разрешение национального вопроса в зависимости не от волинации в целом, а от воли трудящихся классов. Ему казалось, что он делаетэлементарный вывод из факта Октябрьской революции. Употребленная Сталинымформула, внушенная, возможно, Бухариным, который всегда был против лозунгасамоопределения наций прошла незамеченной. На 8-ом же съезде она получила подкрепление. В своей речи в заседании 19 марта при обсуждении партийной программыБухарин сообщил: "В комиссии я, опираясь на заявление, сделанное т. Сталинымна 3-ем съезде Советов, предлагаю самоопределение трудящихся классов каждойнациональности". В своей речи Ленин назвал формулу Бухарина "принципиальнонеприемлемой", причем не назвал Сталина по имени. Ленин исходил из того, чтодиктатура пролетариата вовсе не есть универсальный факт, а исключение,далеко не обеспеченное даже в самой России, что десятки национальностей ещене прошли через стадию своего национального освобождения и что поэтомуобъединять самоопределение наций диктатурой пролетариата в национальнойобласти, значит, легкомысленно перепрыгивать через неизвестные, может бытьмногочисленные, исторические этапы. Сталин совершенно не поднял перчатки ине принял участия в прениях, он не опроверг ссылку Бухарина на его речь, нои не поддержал Бухарина. Он просто не принял участия в прениях. Более того,в "Жизни национальностей" "Дискуссия по национальному вопросу"на партийномсъезде была перепечатана, но ссылка Бухарина на формулу Сталина былатщательно исключена. В прениях Рязанов, полемизируя против Бухарина, прямо говорит, что егоформулировка: "та формулировка, которую он (Бухарин) повторяет за т.Сталиным". Курьезно, что эта вторая ссылка на Сталина была по оплошности, понедосмотру Сталина перепечатана в "Жизни национальностей". Сталин вообще не имел удачи в прениях. Он потерпел поражение в июле1917 г. на  Петроградской конференции, имея против себя молодогоВолодарского, а за своей спиной -- авторитет Ленина. Ему не удалосьперетянуть на свою сторону свою собственную коллегию в комиссариатенациональностей. Украинское поражение не представляло, таким образом,исключения, неожиданности. Но удивительным все же кажется соотношение сил.Весьма возможно, что, прощупав заранее неблагоприятное для тезисовнастроение конференции, Сталин решил сыграть в поддавки, дав понять черезпосредников, что он защищает тезисы не по убеждению, а только в силудисциплины. Он мог рассчиты- вать, таким образом, убить одним ударом двух зайцев: приобрестисимпатии украинской делегации и перенести поражение на автора тезисовТроцкого. Комбинация была вполне в его духе! Таким образом, нарком национальностей и в некотором смысле официальныйтеоретик по национальному вопросу не выступал на прениях по национальнойпрограмме партии. В ходе этих прений обнаружилось неожиданно, что Сталинвременно подпал под влияние Бухарина в национальном вопросе, хотя линияБухарина официально расходилась с линией партии. При всей своей твердости икрепости в вопросах, где он знает, чего он хочет, эмпирик Сталин всегдаоткрыт самым неожиданным влияниям в области теоретической, которая всегдаостается для него на втором плане. Ленин знает об этих качествах Сталина ибьет по Бухарину, у которого есть теоретическая позиция и постояннаяготовность защищать ее. Но Ленин не вызывает Сталина, как и в апреле 1917г., как и в ряде других случаев, чтобы дать ему возможность бесшумноотступить с ошибочной позиции. Ленин достигает цели. Сталин не вмешивается впрения, как он не вмешивался фактически в прения на апрельской конференции1917 г. Он озабочен одним: дать забыть о его ошибке, компрометирующей егоавторитет, как народного комиссара национальностей. Он прибегает даже ктехническим трюкам, изгоняя свое имя из речи Бухарина. Комиссия по национальному вопросу возглавляется следующими именами:Ленин, Зиновьев, Бухарин, Сталин, Каменев, Сокольников и другие. Порядокимен представляет интерес сам по себе. Напомним, что Троцкий на этом съездеотсутствовал. Таким образом, даже в области национального вопроса, ставшего егоспециальностью, Сталин не мог подняться до синтетической, цельной,законченной концепции. Он написал в Вене под руководством Ленина ценнуюработу по национальному вопросу, но попытка его самостоятельно продолжитьэту работу в Сибири дала такой результат, что Ленин не счел возможным даженапечатать его статью. На мартовском совещании в 1917 г. Сталин развивал тотвзгляд, что национальный гнет является продуктом феодализма, совершенноупустив из виду империализм как главный фактор национального гнета нашейэпохи. В 1923 г. он ставит на одну плоскость великорусский национализм, имевший за собойвековые традиции и угнетение слабых народов и оборонительный национализмэтих последних. Эти грубые сталинские ошибки, сведенные вместе, объясняются,как уже сказано тем, что Сталин ни в одном вопросе не поднимается досинтетической концепции. Он пользуется отдельными положениями марксизма длянужной ему практической цели, выбирая их так, как выбирают в магазине обувьпо мерке. Оттого он так легко при каждом повороте обстановки вступает впротиворечие с самим собою. В "Правде" 28 марта 1917 г., т.е. за несколько дней до приезда Ленина,Сталин печатает статью "Против либерализма". Он доказывает, что федерацияявлялась в прошлом прогрессивной лишь в тех случаях, когда она вела отполного раздробления к полной самостоятельности штатов, кантонов и пр. кдальнейшему унитарному государству. Тенденция капиталистического развитияцентралистична. Федерация может быть только коротким этапом. Россия ужеобъединена. Федерация была бы для нее шагом назад. "Неразумно добиваться дляРоссии федерации, самой жизнью обреченной на исчезновение... Чтобыпревратить Россию в федерацию, пришлось бы порвать уже существующиеэкономические и политические узы, связывающие области между собой, чтосовершенно неразумно и реакционно... Империализм в России не решает и неможет решить национального вопроса, не ясно ли, что федератизм в России нерешает и не может решить национального вопроса, что он только запутывает иусложняет его донкихотскими потугами повернуть назад колесо истории...Половинчато переходная форма -- федерация не удовлетворяет и не можетудовлетворить интересов демократии." Все это писалось за пять месяцев до того, как Россия превратилась всоветскую федеративную республику. В этой статье от 28 марта 1917 г. автор признает право на отделение затеми нациями, которые не хотят оставаться в рамках республики, но для тех,которые остаются в ее составе, он предлагает: "Политическая автономия врамках единого (слитного) государства с едиными нормами конституции дляобластей, отличающихся известным национальным составом и остающихся в рамкахцелого. Так и только так должен быть решен вопрос об областях в России." Принцип федерации не пользовался никогда большим успехом в марксистскойлитературе. В предшествующих работах Ленина можно также найти отрицательныеотзывы о федерации. Но то же самое можно сказать и о мелкой земельнойсобственности. Сама по себе она, конечно, не решает проблемы человеческойкультуры, но по отношению к феодальному землевладению, представляет огромныйшаг вперед. Точно так же и федерация автономных национальных республикозначала огромный шаг вперед по сравнению со старым угнетательским,бюрократическим централизмом. 28 марта 1917 г. Сталин не видел этого иповторял общую абстрактную формулу, которая на деле являлась оправданиембюрократического централизма. В качестве народного комиссара национальностей Сталин, естественно,должен был держать под своим наблюдением развитие национального движения наУкраине. Уже  в силу этого, он теснее других был связан с Украинскойбольшевистской партией. Эта более тесная связь началась уже в 1917 году,вскоре после Октябрьского переворота, и тянулась в течение трех лет. Сталинпредставляет на Украине Российский Центральный Комитет большевиков. С другойстороны, на некоторых общепартийных съездах представляет украинскуюорганизацию, что было тогда в обычае. Он участвует на конференцияхУкраинской партии в качестве фактического руководителя, а так как жизньукраинской организации в значительной части расходовалась на постоянныетрения, конфликты, фракционные группировки, то Сталин в этой атмосферечувствовал себя как рыба в воде. Его украинский период полон неудач ипоэтому остается совершенно неосвещен. Большевизм на Украине был слаб. Причину этого надо искать внациональной и социальной конструкции страны. Города, население которыхсостояло из великороссов, евреев, поляков и лишь в небольшой степениукраинцев, имели б значительной степени колонизаторский характер. Средипромышленных рабочих Украины великороссы составляли значительный процент.Между городом и деревней оставалась почти непроходимая зияющая пропасть. Теукраинские интеллигенты, которые поворачивались лицом к деревне, кукраинскому языку и культуре, встречали полуироническое отношение к себе вгородах, и это толкало их, естественно, в сторону национализма. Украинские социалистическиефракции в городах не чувствовали себя связанными с жизнью широких масс,главным образом деревни, и представляли в украинских городах великорусскуюкультуру, которую многие из них, особенно слой еврейской интеллигенции, неочень хорошо знали. Отсюда в значительной мере экзотический характерукраинского большевизма, отсутствие у него в первый период глубоких корней,глубокая зависимость от Великороссии, стремление отстоять свою независимостьи многочисленные конфликты, склоки, постоянная внутренняя фракционнаяборьба. Незачем говорить, что меньшевики, социалисты-революционеры, которые,стоя у власти, отказывали Украине в автономии, теперь признали центральнуюукраинскую Раду единственной властью на Украине и оказывали ей всемернуюподдержку против большевиков. На 9-ом съезде в марте 1921 г. Сталин снова читал свой неизбежныйдоклад по национальному вопросу. Как часто бывает с ним в силу егоэмпиризма, он в области обобщений исходит не из живого материала, не изопыта советской власти, а из условий внешних абстракций. В 1921 г., так жекак и в 1917 г., он повторял общие соображения о том, что буржуазные страныне могут разрешить национальные вопросы, а советская страна имеет к этомувсе возможности. Доклад вызвал недовольство, недоумение, в прениях наиболеезаинтересованные делегаты, представители национальных партий, высказали своенедовольство. Даже Микоян, уже тогда один из ближайших союзников Сталина, ав последствии один из его верных оруженосцев, жаловался на то, что партиянуждается в указании того, "какие изменения должны быть проделаны в этойсистеме, какой тип советской системы должен быть установлен на окраинах" ипр. "Т. Сталин сего не указал". Можно считать твердо установленным, что по крайней мере до мая 1919 г.,Сталин был очень занят делами своего комиссариата, вначале, по словам Райта,Сталин не писал руководящих статей. Но затем, когда журнал стал выходить вбольшом формате, в одном номере за другим появлялись руководящие статьиСталина. В номере 3 от 24 ноября 1918 г. Сталин пишет маленькую статью подзаглавием: "Не забывайте Востока", которую мы читаем: "Без этого нечего идумать об окончательном торжестве социализма, о полной победе надимпериализмом. Задача коммунизма -- развить вековую спячку у угнетенныхнародов Востока, заразить рабочих и крестьян этих стран освобождающим духомреволюции, поднять их на борьбу с империализмом." Востоку посвящен и ряддругих статей. Основная идея принадлежала Ленину, но у Ленина обе перспективы, иЗападная, и Восточная, были тесно связаны друг с другом. В 1918 г. напереднем плане стояли вопросы Запада, а не Востока: заканчивалась война, вовсех странах шли потрясения, революции Германии и Австро-Венгрии и т. д.Так, статья "Не забывайте Востока" появилась в номере от 24 ноября 1918 г.,т.е. как раз во время революции в Австро-Венгрии и Германии. Эти революциивсе мы рассматривали как преддверие социалистических революций Европы. Вэтот период Сталин пишет, что без революционного движения на Востоке "нечегои думать об окончательном торжестве социализма", другими словами, не тольков России, но и на территории Европы Сталин не думал об окончательномторжестве социализма без революционного пробуждения Востока. Это былоповторение идей Ленина. Однако в этом повторении идей было разделение нетолько труда, но и интересов. По поводу революции на Западе Сталинусовершенно нечего было сказать. Он не знал Германии, ни ее жизни, ни ееязыка, и об этом писали с гораздо большей осведомленностью другие. Сталинсосредоточился на Востоке. Здесь он чувствовал себя тверже и увереннее. Таким образом, в ряде номеров он посвящает свое внимание Востоку. Этоосновная идея Ленина, которую мы можем проследить в ряде статей и речейЛенина. Но, несомненно, у Сталина интерес к Востоку имел в значительной мереличный характер: он сам был родом с Востока, и если перед представителямиЗапада он, не знакомый ни с жизнью Запада, ни с его языками, чувствовал себявсегда растерянным, то с представителями отсталых народов Востока он,комиссар, который в значительной мере разрешал их судьбу, чувствовал себянесравненно увереннее и тверже. Он остро чувствовал свое доминирующее положение как представителя ЦКпартии, как представителя советского правительства, как наркоманациональностей. В Грузии, где он считал себя с полным основанием болеекомпетентным, чем все другие члены партии и ЦК, он мог проявить твердуювласть и почувствовать до конца возможность проявления твердой власти вболее широком масштабе. Если по отношению к Москве он опирал свой авторитет на свое качествогрузина, знакомого с местными условиями, то по отношению к Грузии онвыступал как представитель центральной власти, независимой от местныхнациональных симпатий и предубеждений. Он особенно стремился показать, чтоон не грузин, а большевик, делегированный Москвой, что он Наркомнациональностей и что она для него одна из национальностей. В его грубомигнорировании национальных условий Грузии был явный элемент преодолениясильных национальных настроений в собственной юности. Именно поэтому Ленинговорил о крайних русификаторах-инородцах, это относилось в такой же степеник Сталину, как и к Дзержинскому. В 1921 г. Сталин посетил Грузию совсем в другом качестве, не в том, вкотором его привыкли видеть на родине, когда он был еще Coco, а позже сталКобой. Сейчас он был представитель Центральной власти могущественногоПолитбюро ЦК, но все же никто еще в Грузии не видел в нем вождя, особенно вверхнем слое партии он пользовался признанием не как Сталин, а как членвысшего руководства партии, т.е. не по личности, а по должности. Бывшие еготоварищи по нелегальной работе считали себя, по крайней мере, столь жекомпетентными в делах Грузии, как и Сталин, оказывали ему противодействие иесли вынуждены были подчиниться, то делали это с сопротивлением, резкойкритикой, с угрозой потребовать пересмотра всего вопроса в Политбюро ЦК.Сталин еще не был вождем даже в собственном своем представлении. Меньшевистская Грузия не могла держаться. Это для всех было одинаковоясно. Однако о моменте и методах советизации единогласия не было. Я стоял заизвестный подготовительный период работы внутри Грузии, чтоб развитьвосстание и прийти к нему на помощь. Я считал, что после мира с Польшей иразгро- ма Врангеля непосредственной опасности со стороны Грузии нет и развязкуможно отложить. Орджоникидзе при поддержке Сталина настаивал на немедленномвторжении Красной армии в Грузию, где восстание будто бы назрело. Ленинсклонялся на сторону двух грузинских членов ЦК. Вопрос в Политбюро был решен14 февраля 1921 г., когда я находился на Урале. Военная интервенция прошлавполне успешно и не вызвала международных осложнений, если не считатьнеистовой кампании буржуазной печати и Второго Интернационала. Но все жеспособ советизации Грузии имел огромное значение в ближайшие годы. Врайонах, где трудящиеся массы до переворота успевали в большинстве своемперейти к большевизму, они воспринимали дальнейшие трудности и бедствия, каксвязанные с их собственным делом. Наоборот, в тех более отсталых районах,где советизация была делом армии, трудящиеся массы воспринимали дальнейшиелишения как результат внесенного извне режима. В Грузии преждевременнаясоветизация усилила на известный период меньшевиков  и привела к широкомумассовому восстанию в 1924 г., когда, по признанию самого Сталина, Грузиюприходилось перепахивать заново. Почти сплошь крестьянский и мелкобуржуазный состав грузинского народасам по себе, конечно, создавал большие затруднения. К этому прибавлялся тотспособ военной внезапности, в каком Грузия подвергалась советизации. Приэтих условиях со стороны правящей партии требовалась двойная осторожность поотношению к грузинским массам. Именно отсюда выросли острые разногласиямежду Лениным, который требовал в Грузии и вообще в Закавказье гибкой,осторожной и терпеливой политики, и Сталиным, который считал, что разаппарат управления в наших руках, значит дело обеспечено. Агентом Сталина наКавказе был Орджоникидзе, горячий и нетерпеливый победитель Грузии,воспринимавший каждое сопротивление как личное оскорбление. По поводу договора РСФСР с Грузией 7-го мая 1920 г. Ире-машвили пишет:"Сталин был против этого договора. Он не хотел допустить, чтоб его родинаоставалась выключенной из русского государства и пребывала в свободнойвласти ненавидимых меньшевиков... Его честолюбие толкало его к владычеству над Грузией, где мирное, разумное население с ледяной решимостьюпрепятствовало успеху его разрушительной пропаганды. Мстительность противменьшевистских вождей, которые отказывали ему с давнего времени в поддержкеего утопических планов и исключили его из своих рядов, не давала ему покоя.Против воли Ленина, по собственной эгоистической инициативе, Сталин добилсябольшевизации или сталинизации своей родины..." "11-го февраля 1921 г., игнорируя мирный договор, заключенный Лениным,вторглись по приказанию Сталина значительные части Красной армии в Грузию". "Сталин организовал свою экспедицию в Грузию из Москвы и отсюдаруководил ею. В середине июля 1921 г. он сам вступил в Тифлис какпобедитель." Иремашвили рассказывает, что Сталин натолкнулся в Тифлисе на общуювраждебность. На собрании в театре, созванном тифлисскими большевиками,Сталин оказался предметом враждебной манифестации. Собранием овладел будтобы старый меньшевик Рамишвили, который бросал Сталину в лицо обвинения, также поступали и другие ораторы. "Сталин был вынужден часами в молчаниивыслушивать своих противников и принимать обвинения. Никогда раньше иникогда позже Сталину не пришлось больше перетерпеть такое открытоемужественное возмущение". После ареста ряда меньшевиков "он созвал еще однособрание. На этот раз в моем избирательном округе. Но на этот раз делоограничилось попыткой говорить. Он натолкнулся на то же самое честное,внутреннее возмущение против него, как и раньше. Уже после двух дней своегопребывания в Тифлисе он снова покинул Грузию и вернулся назад в Москву." Во время приезда Сталина в Тифлис в июле 1921 г. Иремашвили сидел втюрьме. Сестра его обратилась к Сталину с ходатайством за брата. Сталинсказал будто бы: "Жалко Coco, до глубины сердца скорблю о нем, у насодинаковые идеи и однако же, он стоит по другую сторону баррикады..." Надругой день Иремашвили вместе с несколькими другими заключенными былосвобожден "по прямому распоряжению Сталина" из Метехско-го замка. Вскорепосле освобождения к нему явился Шеханов, общий друг юности обоих Coco, ипредложил ему отправиться во дворец для разговора со Сталиным. Иремашвили ответил будто бы:"Отправляйся назад к Coco и передай ему, что я не пожму моей рукой рукуизменника нашей родины..." и т.д. К сожалению, протоколов этих переговоровне сохранилось, и никто не обязан принимать в этой части воспоминанияИремашвили слишком буквально. Иремашвили пишет: "Грузинские большевики, которые в начале включились врусское сталинское вторжение, преследовали целью независимость Грузинскойсоветской республики, которая не должна была иметь с Россией ничего общего,кроме большевистского миросозерцания и политической дружбы. Они ведь быливсе же грузины, которым независимость страны была выше всего... Тут прибылообъявление войны со стороны Сталина, который нашел верных помощников впосланных им русской гвардии и чека". В середине сентября 1922 г. 62 грузина, в том числе Иремашвили, былиизвещены в Метехском замке о предстоящей им высылке в Германию. 3-го декабря1922 г. они прибыли в Берлин. ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА Все те, которые возглавляли Красную армию в сталинский период --Тухачевский, Егоров, Блюхер, Якир, Уборевич, Дыбенко, Федько, были в своевремя выделены на ответственные военные посты, когда я стоял во главевоенного ведомства, в большинстве случаев мною самим, во время объездафронтов и непосредственного наблюдения их боевой работы. Как ни плохо было,следовательно, руководство, но оно, очевидно, умело выбирать людей, разСталин в течение более десяти лет никого не нашел им на смену. Правда, почтивсе полководцы гражданской войны и строители армии оказались впоследствии"предателями" и "шпионами". Но это не меняет дела. Именно они отстоялиреволюцию и страну. Если в 1933 г. выяснилось, что Сталин, а не кто-либодругой строил Красную армию, то на него, казалось бы, падает иответственность за подбор такого командного состава. Из этого противоречияофициальные историки выходят не без трудностей, но с честью: назначениеизменников на командные посты ложится ответственностью целиком на Троцкого;зато честь одержанных этими изменниками побед безраздельно принадлежитСталину. Сейчас это своеобразное разделение исторических функций известнокаждому школьнику из Истории, редактированной Сталиным. Три года гражданской войны наложили неизгладимую печать на советскоегосударство уже тем одним, что создали широкий слой администраторов,привыкших командовать и требовать безусловного повиновения. Те теоретики,которые пытаются нынешний тоталитарный режим в СССР вывести не изисторических условий, а из природы большевизма как такового, забывают, чтогражданская война выросла не из природы большевизма, а из стремлениябуржуазии, международной буржуазии, опрокинуть советский режим. Несомненно,что и Сталин сфор- мировался в обстановке гражданской войны, как и вся та группа, котораяпомогла ему установить его личную диктатуру: Орджоникидзе, Ворошилов,Каганович и целый слой работников в провинции. Три года советского режима были годами гражданской войны. Вся остальнаягосударственная работа имела подчиненный характер. Военное ведомствоопределяло государственную работу страны. За ним по значению следовалкомиссариат по продовольствию. Промышленность работала, главным образом, навойну. Все остальные ведомства и учреждения непрерывно сжимались,сокращались и даже закрывались полностью. Все, что было активного,инициативного и смелого, подвергалось мобилизации. Члены ЦК, народныекомиссары и пр. сидели в значительной мере на фронтах в качестве членоввоенных советов, а иногда и командующих. Для революционной партии, тольконесколько месяцев тому назад вышедшей из подполья, война была суровой школойгосударственной дисциплины. Война с ее беспощадными требованиями производиланепрерывный отбор в партии и государственном аппарате. Из членов ЦК в Москвеоставались Ленин, который был политическим центром, Свердлов, который был нетолько председателем ЦК, но и генеральным секретарем партии прежде, чемвведен был этот пост. Зиновьев, считавшийся всеми и считавший сам себянепригодным к военному делу, оставался политическим руководителемПетрограда; Бухарин как редактор "Правды". Каменев, руководивший Москвой,несколько раз посылался на фронты, хотя и он по натуре своей был заведомоштатским человеком. Из членов ЦК оставались на фронте почти неизменноСмилга, И.Н. Смирнов, Сокольников, Серебряков, Лашевич. Лашевич был в ранние годы учеником одесского еврейского ремесленногоучилища "Труд" и носил в соответствии с этим кличку "Миша Трудник". Он ушелв подпольную работу 16-ти лет, и вся дальнейшая его жизнь представляла, какпишет летописец одесского подполья Евгения Левицкая, "беспрерывноечередование тюрьмы и ссылки, с годами солдатчины, где он работал причрезвычайно тяжелых условиях, недолгая воля и снова тюрьма и ссылка, спервав Вологодскую губернию, затем в Нарымский край, откуда он бежал; работал вПитере, снова был арестован и отправлен на место ссылки." Такова была биография будущегокомандующего 3-ей армии, -- типичная биография профессиональногореволюционера, ни в чем не уступающая биографии Сталина за тот же период. 2 сентября 1918 г. Центральный Исполнительный Комитет опубликовалпостановление: "Председателем Революционного Военного Совета единогласноназначается т. Троцкий. Главнокомандующим всеми фронтами назначается т.Вацетис." Странно, что никто не подумал в этот период о Сталине, которогоныне задним числом изображают как инициатора, организатора и вдохновителяКрасной армии с первых ее шагов. В период гражданской войны Сталин не только в армии, но и на фоне общейполитики оставался фигурой третьего ряда. Он председательствовал насовещаниях коллегий комиссариата национальностей, на съездах некоторыхнациональностей, он вел переговоры с Финляндией, с Украиной, башкирами, т.е.выполнял хотя и существенные, но все частные и второстепенные порученияправительства. К большой политике, какой она была представлена на съездахпартии и на конгрессах Советов или на конгрессах Третьего Интернационала, онотношения не имел. В некоторых официальных изданиях упоминается мимоходом, очевидно наосновании каких-то архивных данных, что Сталин состоял одно время членомРеволюционного Военного Совета Республики. Однако никаких определенныхуказаний, хотя бы относительно периода его участия в высшем военном органенайти нельзя. Официальная история в специальной монографии "РеволюционныйВоенный Совет СССР за десять лет", составленной тремя авторами в 1928 г.,т.е. уже при полном господстве Сталина, когда в руках у него была ужесосредоточена вся власть, говорит, между прочим: "2 декабря 1919 г. в состав Революционного Совета включен был Гусев. Вдальнейшем на протяжении всего периода гражданской войны в составРеволюционного Военного Совета разновременно входили: т.т. Сталин,Подвойский, Акулов, Антонов-Овсеенко, Серебряков." Авторы специального исследования, в руках которых были все необходимыеархивы, не сумели, таким образом, установить период, в течение которогоСталин состоял членом Революцион- ного Военного Совета Республики. Между тем протоколы этого учреждениявелись в высшей степени аккуратно и хранились в  условиях полнойобеспеченности. Но в этих протоколах Сталин ни разу не показан в числеприсутствующих. Насколько подсказывает мне память, это загадочноеобстоятельство объясняется следующим образом. 8 июля 1919 г. был сокращен состав РВСР, в который вошли Троцкий(председатель), Склянский (заместитель председателя) , Рыков, Гусев, Смилгаи главнокомандующий Каменев. В то время, как в официальной историиназначение действительных и активных членов РВСР указано точно, о Сталинеупоминается крайне глухо, при перечне других случайных назначений,опрокинутых ходом событий и вскоре забытых. В протоколах РВС совершенно нетуказаний на участие Сталина в заседаниях. Как многие другие представителиотдельных армий и фронтов, он присутствовал на заседаниях раз или два вкачестве ходатая по местным делам. В общем руководстве военным ведомствомСталин не принимал никакого участия. "Число членов Реввоенсовета Республики,-- писал в 1920 г. один из военных работников, Берзин, -- не было указаноточно, так что одно время, если не ошибаюсь, в него входило до 10 членов.Работали фактически, однако, председатель, главком и один-два члена... Вполном своем составе Реввоенсовет Республики ни разу не собирался". В 1921 г. Сталин был введен в Революционный Военный Совет Республики,насколько помню, по моей инициативе. В течение всех лет гражданской войны при каждом конфликте со Сталиным япытался поставить его в такие условия, чтоб он вынужден  был ясно и точноформулировать свои взгляды на военные задачи. Его глухую и закулиснуюоппозицию фронтам я пытался прекратить или заменить членораздельным участиемего в руководящем военном органе. По соглашению с Лениным и с Крестинским,который поддерживал военную политику полностью, я добился, не помню уже подкаким предлогом, назначения Сталина в состав Революционного Военного Советареспублики. Сталину не оставалось ничего другого, как принять назначение. Его интриги были очевидны, а в то же время у него совершенно не былокаких-либо особых методов военной работы, -- поэтому наиболее целесообразным было дать ему возможность на делепоказать, чем именно он недоволен и чего именно он хочет. Но Сталин сразупонял опасность открытой совместной работы: он ни разу не появился назаседаниях Военного Совета, ссылаясь на обремененность другими делами. Этонетрудно проверить по очень тщательным и точным протоколам РеволюционногоВоенного Совета. Рассказы о работе Сталина в военном ведомстве с 1921 г.опираются на запись в протоколах ЦК, и только, представляют протокольнуюзапись о введении Сталина в состав ВРК. На самом деле самое постановлениебыло вскоре позабыто. Здесь повторение, правда менее яркое, истории с"практическим центром" в октябре 1917 г. В той настойчивости, с какою Сталин подготовлял свою новую биографию,несомненно сказались основные черты его характера. Можно по-разномуотноситься к ней, но нельзя отказать ей в  силе. Он хотел продвинутьсявперед, занять более видное, если возможно -- и первое место. Это стремлениебыло у него сильнее всех других чувств, не только личной привязанности, но иверности определенной программе. Оно не покидало его никогда. В нем не былои тени того великодушия богатых натур, которое радуется талантам и успехамдругого. В чужом успехе он всегда чувствовал угрозу своим целям, удар посвоей личности. С силою рефлекса он занимал немедленно оборонительную, аесли возможно и наступательную позицию. Он не мог никоим образом приписатьсебе роль теоретика и создателя большевистской партии, -- он стремилсяпоэтому преуменьшить роль теории и эмигрантов-теоретиков, осторожноподдерживать недовольство Лениным, преуменьшать значение тех вкладов,которые Ленин вносил на важнейших поворотах истории, выдвигать егодействительные или мнимые ошибки. Только после его смерти он канонизировалего, чтоб постепенно вытеснять его память. Он не мог никак приписать себе ни руководство Октябрьским переворотом,ни руководство гражданской войной. Но он с первого дня неутомимо подкалывалавторитет тех, кто участвовал в руководстве, неутомимо, осторожно, шаг зашагом, сперва без какого-либо общего плана, лишь повинуясь основной пружинесвоей натуры. Уже через год после переворота, призна- вая за Троцким руководящую роль в перевороте, он в то же времяосторожно противопоставлял ему ЦК в целом. Он называл по имени Ленина, чтобсоздать противовес Троцкому. Но в то же время под безличной фирмой ЦК онрезервировал для себя место в будущем. Одна и та же политика, системаэтапов, переходов в отношении Октябрьского переворота, как и Красной армии.Сперва признание руководящей роли другого, но ограничение ее ролью ЦК. Затемсужение чужой руководящей роли и постепенное оклеветание всех остальныхчленов ЦК, кроме мертвого Ленина, который не опасен, но зато может служитьприкрытием. Между утверждениями Сталина на разных этапах его борьбы противсоперников вопиющие противоречия. Поставленные рядом, они показывают, чтоСталин насквозь лживый человек. Но на каждом этапе его ложь служит данномумоменту, она не стеснена заботой о вчерашнем и завтрашнем дне, онарассчитана на короткую память большинства и на материальную невозможностьдля меньшинства публично опровергнуть ложь. Было бы, однако, чистейшим ребячеством сводить весь вопрос к тому, чтоСталин ложью, обманом, интригой обеспечил свое руководящее  положение встране и сфабриковал для себя биографию, которая похожа на фантастическийхвост. Ложь, обман, интрига вовсе не всесильны, и во всяком случае так и невывели Сталина из неизвестности до 1923 г. Нужно, чтоб на определенную ложьбыл социальный спрос, чтоб она служила определенным социальным интересам,чтоб эти интересы объективно стояли в порядке дня, -- только тогда ложьможет стать историческим фактором. Юбилейные статьи, печатавшиеся из года в год 23 февраля, дают крайнепоучительный отпечаток сознательных и полусознательных сдвигов официальнойидеологии и вех формирования официальной легенды. В первые годы, когдапартия еще сохраняла старые спартанские традиции, имена вождей называлисьредко, скорее в виде исключения; признания или похвалы как бы случайнопрорывались наружу и сохраняют поэтому тем большее значение. В первые годы в юбилейных статьях вообще нет речи о том, кто строилКрасную армию: во-первых, это было известно всем; во-вторых, статьи византийского характера не поощрялись: в 1921 г. былособым приказом изгнан из рядов военного ведомства журналист, пытавшийся,правда еще в очень скромной форме, предвосхитить рекламный тон сталинскогопериода. В 1922 г. народный комиссариат просвещения выпустил сборник "За пятьлет", в который входят пятнадцать статей, в том числе статья, посвященнаястроительству Красной армии и статья "2 года на Украине". О роли Сталина вэтих статьях ни слова. После 1922 г. имя Сталина начинает появляться в"Правде" жирным шрифтом. Отныне внешние проявления его значительностистановятся для него все более повелительной необходимостью. В 1922 г. издан был в двух томах сборник "Гражданская война. Собраниедокументов и материалов по истории Красной армии". В то время никому не былоинтереса придавать этому сборнику тенденциозный характер; тем не менее вовсем сборнике о Сталине ни слова. В 1923 г. издательством Центрального Исполнительного Комитета выпущентом в четыреста страниц "Советская культура". В отделении об армиинапечатаны многочисленные портреты "создателей Красной армии". Сталина срединих нет. В главе "революционные силы революции за первые семь лет Октября"имя Сталина даже не упоминается. Здесь названы и изображены в портретахследующие лица: Троцкий, Буденный, Блюхер, Ворошилов; названыАнтонов-Овсеенко, Бубнов, Дыбенко, Егоров, Тухачевский, Уборевич и др.,почти все объявленные позже врагами народа и расстрелянные. Из умершихестественной смертью названы: Фрунзе и С. Каменев, назван также Раскольниковв качестве командующего Балтийским и Каспийским флотами. Пять книг, в которых были собраны мои приказы, воззвания и речи, былиизданы военным издательством  в 1923-1924 гг. "Пролетарская революция",официальный исторический журнал партии, писал в октябре 1924 г. по поводуэтого издания: "В этих трех больших томах историк нашей революции найдетогромное количество в огромной степени ценного документального материала".Ничего, кроме документов, это издание в себе вообще не заключало. С тоговремени это издание было не только конфисковано и уничтожено, но и все отголоски этого издания,цитаты и пр. были объявлены запретным материалом. Та история гражданскойвойны, которая нашла свое непосредственное документальное отражение в этихдокументах, собранных и изданных не мною, а официальными учреждениямигосударства, была объявлена измышлением троцкистов. Во время болезни Ленина главная политическая работа "тройки" состояла втом, чтоб подорвать влияние Троцкого. Благодаря осторожности и настойчивостиСталина, сдерживавшего Зиновьева, эта работа производилась со всейнеобходимой постепенностью. Стараясь скомпрометировать мои политическиевзгляды (крестьянство и пр.) и в то же время опасаясь скомпрометировать себяпреждевременным обнажением своего замысла, тройка придавала себе видбеспристрастия, признавая по каждому поводу мои военные заслуги. Только подприкрытием таких признаний можно было, не вызывая немедленного и бурногоотпора аудитории, инсинуировать, намекать, мобилизовывать недовольных. Ковремени шестой годовщины Октябрьской революции (26 октября 1923 г.) этаработа была уже в полном разгаре. С 1924 г. имена исчезают вовсе: не потому, конечно, что партия сталастроже на этот счет, а потому, что имена старых вождей уже не годятся, аназывать другие имена в связи с вопросом об армии еще психологическиневозможно. Основная идея этого переходного периода: Красную армию создалине отдельные лица, а партия. "Героическое" начало и культ лиц никогда несуществовавшие в партии Ленина, подвергаются систематическому осуждению. Заместитель Ворошилова Уншлихт писал в 1926 г.: "Теоретиком и практикомстроительства вооруженных сил за весь период был наш гениальный стратег итактик -- Владимир Ильич". Все понимали смысл этого недосказанногопротивопоставления. Но во всяком случае такое противопоставление можно былосделать, только прикрываясь именем Ленина. О Сталине никто еще не заикался.Во всех юбилейных статьях имя его вообще не упоминается. Дело для негосамого идет пока о том, чтоб разрушить установившуюся репутацию Троцкого, ане создать свою собственную. Достаточно сказать, что С. Гусев, который был подлинным агентом Сталина в Красной армии, как ныне Мех-лис, в 1925 г.в статье "Разгром Врангеля" не счел нужным или необходимым ни разу назватьимени Сталина. 25 марта 1924 г. Склянский был удален из Реввоенсовета и замещенФрунзе. В новый Реввоенсовет вошли Троцкий (председатель) , Фрунзе(заместитель), Бубнов (начальник ПУРа), Уншлихт (начальник снабжения),Ворошилов, Лашевич, Буденный, Каменев, Розенгольд, Орджоникидзе, Аделиава,Мясников, Хадыр-Алинев, Караев. Имя Сталина не названо. После 1925 г., когда постановлением ЦК я был снят с поста народногокомиссара по военным делам, официальная печать настойчиво внушала ту мысль,что Фрунзе, мой  заместитель, играл исключительную роль в созданиивооруженных сил. После смерти Фрунзе он окончательно был провозглашенорганизатором Красной армии. Решительно никому не приходило тогда в головуприписывать эту роль Сталину. Фрунзе несомненно играл выдающуюся роль вгражданской войне и вообще был несколькими головами выше Ворошилова. 3 февраля 1926 г., в восьмую годовщину, новый глава вооруженных силВорошилов в статье, написанной для него его секретарями, пишет о реформе,произведенной в Красной армии "под непосредственным руководствомнезабвенного вождя Красной армии Михаила Васильевича Фрунзе". В течениекороткого момента Фрунзе был точкой опоры для реформы не столько армии,сколько ее истории. Это был лишь запоздалый отголосок неосуществившегосяплана. Но прежде, чем утвердился в учебниках и головах миф Фрунзе, началасьподготовка мифа Сталина. Сегодня Фрунзе почти совершенно забыт. Фрунзе умер под ножом хирурга в 1926 г. Смерть его уже тогда породиларяд догадок, нашедших свое отражение даже в беллетристике. Даже эти догадкиуплотнились в прямое обвинение против Сталина. Фрунзе был слишком независимна военном посту, слишком отождествлял себя с командным составом партии иармии и несомненно мешал попыткам Сталина овладеть армией через своих личныхагентов. В последний период моего пребывания во главе военного ведомства усилияСталина, Зиновьева и Каменева были направлены на то, чтобы поставить армию вневозможное финансовое    положение. Все ассигнования по военному ведомству беспощадноурезывались. Немедленно после моего смещения военное ведомство получилокрупные дополнительные ассигнования и жалование командному составу былозначительно повышено. Эта мера должна была примирить армию с происшедшейпеременой. Уже в 1926 г., когда я был не только вне военного ведомства, нонаходился под жестокими преследованиями, военная академия выпустилаисследование "Как сражалась революция", в котором авторы, заведомыесталинцы, писали: "Клич т. Троцкого "пролетарии, на коня!", явилсяпобудительным лозунгом для завершения организации Красной армии в этомотношении", т.е. в отношении создания кавалерии. В 1926 г. не было еще иречи о Сталине как об организаторе кавалерии. В статьях по поводу девятилетнего юбилея Красной армии (23 февраля 1927г.) имя Сталина еще ни разу не названо. 2 ноября 1927 г., наканунеисключения оппозиции из партии, Ворошилов произносит на партийнойконференции Краснопресненского района речь, посвященную Красной армии. Вэтой речи нет и намека на то, что Сталин -- организатор Красной армии. Самаямысль об этом просто не приходит Ворошилову в голову. Только через три годаон не без осторожности приступит к выполнению этого поручения. Нужен был определенный сигнал сверху, дополненный прямыми предписаниямипартийного аппарата, чтоб анонимность была устранена и чтоб имя партии былозаменено именем Сталина. Этапы передвижения от исторической правды к бюрократическому мифу можнопроследить из года в год. Мы ограничимся лишь несколькими иллюстрациями. В одной статье 1927 г., когда власть была уже полностью в рукахСталина, его имя, как организатора  или вдохновителя Красной армии, еще неупоминается вовсе. Вообще не названо никаких имен. В этот период задачасостояла в том, чтоб заставить забыть одни имена и тем подготовить почву длядругих. Через два года в номере "Правды" от 23 февраля заключается небольшаяатака против Троцкого и его сотрудников за невнимательное отношение кКрасной армии после окончания гражданской войны. Имя Сталина еще совершенноне названо. В 1929 г. в связи с одиннадцатой годовщиной армии Ворошилов впервыеатаковал старое руководство армии, но не за период гражданской войны, а заследующее трехлетие, когда Троцкий, занятый фракционной борьбой, не уделялбудто бы достаточного внимания реорганизации армии; эта задача легла затемцеликом на Фрунзе, преемника Троцкого. Сталин пока еще совершенно не назван.Ворошилов писал: "Кронштадтское восстание во флоте, значительное ослабление дисциплины ввоинских частях того времени, целый ряд колебаний в военных слоях рабочегокласса -- все это было прямым следствием внутрипартийной борьбы, размерыкоторой были доведены до последних пределов." В 1929 г. имя Фрунзе еще выдвигалось как имя строителя Красной армии:"Только после того, -- писал Ворошилов в 1929 г., -- как вспыхнула войнавнутрипартийных схваток с Троцким, ЦК вплотную подошел к вопросам армейскогостроительства. На долю новой большевистской группы военных работников воглаве с М.В. Фрунзе выпала чрезвычайно трудная и почетная задача вплотнуюприняться за реорганизацию вооруженных сил." Лавинообразный ход фальсификации имеет свои законы, свой внутреннийритм. Так, в номере от 23 февраля 1929 г., посвященном одиннадцатойгодовщине Красной армии, Сталин еще не упоминается. В статьях Ворошилова,Уншлихта, Бубнова, С. Каменева, Эйдмана, Дегтярева и др. нет и речи оСталине как организаторе Красной армии. Между тем, юбилейный номер газетыпоявился как раз в момент высылки Троцкого в Турцию. Несмотря на грандиознуюработу по фальсификации, проделанную за предшествующие шесть лет(1923-1929), в тот момент еще психологически немыслимо было изображатьСталина как организатора победы. Для этого понадобилось еще несколько летконвеерной фальсификации. 23 декабря 1929 г. в "Правде" появилась статья Ворошилова "Сталин иКрасная армия". В этой статье говорится, между прочим: "В период 1918-20 гг.Сталин являлся, пожалуй, единственным человеком, которого ЦК бросал с одногобоевого фронта на другой". Статья заключала в себе первый набросок программыновой истории гражданской войны. Но эта статья. изобилующая грубыми анахронизмами и искажениями, не вошла сразу даже всознание военной бюрократии. Только в юбилейной статье 1930 г. впервыеназывается имя Сталина, притом в связи не со строительством армии в целом, алишь Первой конной армии, которая действительно формировалась в Царицыне приучастии Сталина. С. Орловский в статье "Ворошилов в Конной армии" пишет: "Большую роль сыграло создание Сталиным именно в этом периодегражданской войны конной армии. "Это был, -- пишет Ворошилов, -- первый опытсоединения кавалерийских дивизий в такое крупное соединение, как армия.Сталин видел могущество конных масс в гражданской войне. Он конкретнопонимал их громадное значение для сокрушительного маневра. Но в прошлом ни укого не было такого своеобразного опыта, как действие конных армий. Не былооб этом написано и в ученых трудах, и поэтому такое мероприятие вызывало илинедоумение или прямое сопротивление. Особенно возражал Троцкий." Объединять ли два корпуса и стрелковую бригаду в особую конную армиюили оставить эти три единицы в распоряжении командования фронтом, этотвопрос вовсе не имел ничего общего с общей оценкой или недооценкой значенияконницы. Важнейшим критерием являлся вопрос о командовании: справится лиБуденный с такой массой всадников? Сможет от тактических задач подняться достратегических? При выдающемся командующем фронтом, знающем и понимающемконницу и при надежных средствах связи, создание особой конной армии было бынеправильно, так как чрезмерное массирование конницы всегда грозит ослабитьего основное преимущество: подвижность. Разногласие по этому поводу имелоэпизодический характер и, если б история повторилась, я бы опять повторилсвои сомнения. На первых шагах миф ищет опоры в фактах. Никому еще не приходит вголову назвать Сталина организатором Красной армии. Даже в юбилейной статьеВорошилова имя Сталина как организатора еще не названо вовсе. Затоподчеркивается роль Ленина. В 1930 г., как и в 1931 г., юбилейные обзорыКрасной армии все еще не уделяют Сталину места в гражданской войне. В 1930 г., 23 февраля, ни в одной из юбилейных статей (Ворошилова,Куйбышева, Гамарника и других) имя Сталина не упоминается, не упоминаетсявообще имен по понятным причинам. Только на третьей странице "Правды"появляется фотография с подписью "Т. Сталин" без указания на его отношение кКрасной армии. В 1931 г. опубликована сталинская инструкция историкам партии, котораябыла разъяснена и конкретизирована в устных беседах. В 1932 г. юбилейныйномер "Правды" получает уже новую физиономию. 23 февраля 1932 г. портретСталина украшает первую страницу газеты. Впервые выдвинута формула: "ВождемКрасной армии является коммунистическая партия, ее ленинский ЦК во главе ст. Сталиным". Эта формула стала суррогатом присяги на личную верностьСталину. Но и в этом году власть его еще не распространена на прошлое.Сталин не фигурирует еще как строитель армии и руководитель гражданскойвойны. В качестве главной заслуги политического аппарата армии указано, чтоон провел "блестящую борьбу против троцкизма". Отметим, что во главе этойборьбы стоял Гамарник, который погибнет через шесть лет как "троцкист". Впервые история Красной армии была перестроена официально 23 февраля1933 г. в "Приказе Военного Совета СССР Республики", где после вводных фразо том, что Ленин -- гений человечества, величайший стратег пролетарскойреволюции, вождь и организатор партии большевиков, "организатор и вождьКрасной армии", говорилось: "С именем тов. Сталина, лучшего ленинца, вождяпартии большевиков, вождя всех трудящихся, тесно связана вооруженная борьба,победы и строительство Красной армии. В годы гражданской войны партия всегдапосылала тов. Сталина на наиболее опасные и решающие для жизни пролетарскойреволюции фронты". Приказ заканчивался призывом: "Еще теснее сплотимсявокруг нашей коммунистической партии, вокруг нашего лучшего друга, вождя иучителя тов. Сталина." Этот приказ по армии был, вместе с тем, приказом по исторической науке.Одновременно телеграммы из Ленинграда и Пскова, т.е. от Кирова, приветствуют"организатора великих побед Красной армии т. Сталина". В 1933 г. "Правда"уже говорит о Сталине как об "организаторе побед Красной армии". Но и здесьподразумеваются лишь некоторые известные победы. Строителем армииизображается партия и персонально  Ленин. В 1934 г. статья Радека пытаетсяустановить разногласия между Троцким и Сталиным в период гражданской войны.А Зиновьев в 1934 г. писал о великом знамени Ленина-Сталина. В 1935 г., когда месяцы Тухачевского были уже сочтены, он в юбилейнойстатье о Красной армии, защищая необходимость ее механизации, заканчивалнеизбежной византийской фразой о том, "что гарантией победы являетсяискусство нашей партии, ее вождя т. Сталина и верного соратника его т.Ворошилова." Сейчас может показаться странным, что никто в течение первых двенадцатилет не упоминал не только о мнимом "руководстве" Сталина в военной области,но и об его несомненном и активном участии в гражданской войне. Объясняетсяэто тем, что в партии, в правительстве и в стране были рассеяны многиетысячи военных, знавших, как было дело. Многие члены или агенты ЦК принималив гражданской войне не меньшее участие, чем Сталин, а некоторые --неизмеримо большее. И.Н. Смирнов, Смилга, Сокольников, Лашевич, Муралов,Розенгольц, Фрунзе, Орджоникидзе, Антонов-Овсеенко, Берзин, Гусев -- все онипровели все три года на фронтах в качестве членов Революционных ВоенныхСоветов, возглавлявших армии и фронты, и даже в качестве командующих армиями(Сокольников, Лашевич), тогда как Сталин за три года войны провел на фронтахвряд ли больше нескольких месяцев. Смилга, Муралов и Фрунзе были членами Реввоенсовета Республики, тогдакак Сталин был назначен только в 1921 г., после окончания гражданской войны,причем ни разу не появился на заседании Совета. Это было бы, разумеется,совершенно невозможно, если б он хоть в какой-либо мере претендовал наруководящую роль. Те официальные легенды, созданные о роли Сталина, как организатораармии, стратега, вдохновителя гражданской войны, легенды, созданные в периодс 1932 г до 1940 г., получили очень яркую проверку в событияхСоветско-финляндской войны. Подготовка наступления со стороны СССР былапоистине убийственной. Кремль недооценил силы сопротивления Финлян- дии, не подготовил необходимых материальных условий, не сумел объяснитьни армии, ни народу всех задач своей политики. Вся операция былаподготовлена за спиной народа чисто бюрократическим путем и потому на первомсвоем этапе в течение 10-11 недель не дала ничего, кроме позора кремлевскиминициаторам. В отличие от Гитлера, Сталин и не думал даже появляться передвойсками, выезжать на фронт, беседовать с солдатами и вдохновлять их. Можнопрямо сказать, что такая поездка была для него совершенно невозможна. Ктознает его ближе, тому вообще невозможно представить себе на морозном воздухеперед солдатскими массами этого аппаратного диктатора с невыразительнымлицом, с тусклым голосом, с трудом процеживающего слова, с желтоватымотливом глаз. Сталину нечего сказать солдатам. 21 декабря 1917 г. установлены были принципы создания будущей Краснойармии, которая, как гласит постановление, "борется за интересы трудящихсявсего мира и служит поддержкой для грядущих социальных революций во всеммире". Сердцевиной армии были рабочие-большевики. Массовая партийнаямобилизация коммунистов обеспечила перелом в красноармейских частях. Питая отвращение к дилетантизму, на который мы все были более или менееосуждены, я всеми силами отбивался от сосредоточения слишком большого числаобязанностей в моих руках. Так, в течение долгого времени я всяческипротиводействовал соединению морского комиссариата с военно-сухопутным. Помоему настоянию народным комиссаром по морским делам был назначен Шляпников.Только в результате категорического постановления ЦК, я согласился взять всвои руки народный комиссариат по морским делам. 4 марта 1918 г. создается Высший Военный Совет в составе Троцкого(председателя), военного специалиста и руководителя Бонч-Бруевича и членовСовета Подвойского, Склянского и Мехоношина. 22 апреля 1918 г. в ЦК подокладу Троцкого санкционируют декреты об организации волостных, уездных,губернских и окружных военных комиссариатов. Страна была разбита на 8 военных округов, в состав которых входили 46 губерний и344 уездных военных комиссариата. 2 сентября 1918 г. был образованРеволюционный Военный Совет под председательством Троцкого. В первоначальныйсостав его вошли Троцкий, Раскольников, Иван Смирнов, А. Розенгольц иВацетис как главнокомандующий. Вскоре присоединены были Склянский, Муралов иЮренев. В конце октября под председательством Ленина создается Совет Труда иОбороны для напряжения работы хозяйственных органов и согласования их снуждами войны. Те возрасты, которые знали военное дело, устали от войны, от траншей; иреволюция была для них освободительницей от войны. Мобилизовать их снова дляборьбы было не просто. Младшие возрасты не знали войны, их мобилизовать былолегче, но их надо было обучать, а враг не давал необходимого времени. Числосвоих офицеров, связанных с партией и безусловно надежных, было ничтожно.Они играли поэтому большую политическую роль в армии, но их военный кругозорбыл невелик, а знания незначительны; и нередко свой революционный иполитический авторитет они при создании армии направляли по ложному пути.Сама партия, девять месяцев тому назад вышедшая из царского подполья инесколько месяцев спустя попавшая под преследование ВременногоПравительства, после блестяще одержанной победы с трудом приучалась к мысли,что гражданская война еще впереди. Все вместе создавало величайшие трудности на пути создания армии.Нередко казалось, что прения поглощают всю затрачиваемую энергию. Сумеем илине сумеем создать армию, этот воп-рос покрывал собою всю судьбу революции. Материальные условия были крайне тяжкие. Расстройство промышленности,транспорта, отсутствие запасов, отсутствие сельского хозяйства, причемпроцессы хозяйственного распада еще только усугублялись. В этих условиях опринудительной воинской повинности и принудительной мобилизации не моглобыть и речи. Пришлось временно прибегнуть к принципу добровольчества. Труднее всего было создавать кавалерию, потому что старая кавалерияродиной своей имела степи, населенные богатыми крестьянами и казаками.Создание кавалерии было высшим до- стижением этого периода. В четвертую годовщину Красной армии 23 февраля1922 г. "Правда" в очерке гражданской войны давала такое изображениеформирования красной конницы: "Мамонтов, производя сильные разрушения,занимает на время Козлов и Тамбов. "Пролетарии, на коня!" -- клич т.Троцкого -- в формировании конных масс был встречен с энтузиазмом, и уже 19октября армия Буденного громит Мамонтова под Воронежем." Кампания длясоздания красной конницы составляла основное содержание моей работы втечение месяцев 1919 г. Армию, как сказано, строил рабочий, мобилизуя крестьянина. Рабочий имелперевес над крестьянином не только в своем общем уровне, но в особенности, вумении обращаться с оружием, с новой техникой. Это обеспечивало рабочим вармии двойной перевес. С конницей дело обстояло иначе. Родиной конницыявлялись русские степи, лучшими конниками были казаки, за ними шли степныебогатые крестьяне, имевшие лошадей и знавшие лошадь. Конница была самымреакционным рядом войск и дольше всего поддерживала царский режим.Формировать конницу было поэтому трудно вдвойне. Надо было приучить рабочегок коню, надо было, чтобы петроградский и московский пролетарий сели на конясперва хотя бы в роли комиссаров или простых бойцов, чтобы они создаликрепкие и надежные революционные ячейки в эскадронах и полках. Таков былсмысл лозунга "Пролетарий, на коня!". Вся страна, все промышленные городапокрылись плакатами с этим лозунгом. Я объезжал страну из конца в конец идавал задания насчет формирования конных эскадронов надежным большевикам,рабочим. Мой секретарь Познанский лично с большим успехом занималсяформированием кавалерийских частей. Только эта работа пролетариев, севших наконя, превратила рыхлые партизанские отряды в кавалерийские действительностройные части. Закваской армии являлись коммунисты. На 1 октября 1919 г. во всемаппарате армии и флота, в тылу и на фронте, насчитывалось около 200.000коммунистов -- членов партии и кандидатов, которые были организованы в 7000ячеек. Формально коммунисты в армии не имели никаких особых прав ипривилегий, кроме тех, какими они пользовались по занимаемой ими должности. Первоначально командиры привлекались из состава бывших офицеров вдобровольном порядке. Только впервые декретом от 29 июля произведенамобилизация бывших офицеров в Москве, Петрограде и в ряде крупных городов.При каждом из таких специалистов поставлен комиссар. Для того, чтобывыдвинуть с низов более близких Советскому режиму командиров, былапроизведена специальная мобилизация бывших царских унтер-офицеров.Большинство из них были возведены в унтер-офицерский чин в последний периодвойны и не имели серьезного военного значения. Но старые унтер-офицеры,знавшие хорошо армию, особенно артиллеристы и кавалеристы, были нередкогораздо выше офицеров, под командой которых они состояли. К этой категориипринадлежали люди, как Крыленко, Буденный, Дыбенко и многие другие. Этиэлементы набирались в царские времена из более грамотных, более культурных,более привыкших командовать, а не пассивно повиноваться, и естественно, еслив число унтер-офицеров проходили исключительно сыновья крупных крестьян,мелких помещиков, сыновья городских буржуа, бухгалтеры, мелкие чиновники ипр., в большинстве случаев это были зажиточные или богатые крестьяне,особенно в кавалерии. Такого рода унтер-офицеры охотно брали на себякомандование, но не склонны были подчиняться, терпеть над собой командованиеофицеров и столь же мало тяготели к коммунистической партии, к ее дисциплинеи к ее целям, в особенности в области аграрного вопроса. К заготовкам потвердым ценам, как и к экспроприации хлеба у крестьян, такого рода крепкиеунтер-офицеры относились с бешеной враждой. К такого рода типам относилсякавалерист Думенко, командир корпуса под Царицы-ным и прямой начальникБуденного, который в тот период командовал бригадой или дивизией. Думенкобыл более даровит, чем Буденный, но кончил восстанием, перебил коммунистов всвоем корпусе, попытался перейти на сторону Деникина, был захвачен ирасстрелян. Буденный и близкие к нему командиры также знали периодколебания. Восстал один из начальников царицынских бригад, подчиненныйБуденному, многие из кавалеристов ушли в зеленные партизаны. ИзменаНосовича, занимавшего чисто бюрократический административный пост, имеларазумеется меньший вред, чем измена Думенко. Но так как военная оппозиция сплошь опиралась на фронте на элементы, как Думенко,то об его мятеже сейчас не упоминают совсем. Разумеется, высшее руководствоармии несло ответственность и за Носовича, и за Думенко, ибо в своемстроительстве пыталось комбинировать, сочетать разные типы, проверяя их другчерез друга. Ошибки при назначениях и измены были везде. В Царицыне, гдеусловия были особые: обилие конницы, казачье окружение, армия, созданная изпартизанских отрядов, специфический характер руководства -- все этосоздавало здесь условия для большого количества измен, чем где бы то нибыло. Винить в этом Сталина или Ворошилова сейчас было бы смешно. Но стольже нелепо взваливать ответственность за эти эпизоды сейчас через двадцатьлет на главное командование, на руководство армии. В момент смертельной опасности казанский полк во главе с командиром икомиссаром, занимавший ответственный участок, покинул самовольно фронт,захватив пароход, чтобы бежать из-под Казани в направлении НижнегоНовгорода. Пароход был задержан по моему распоряжению и дезертиры преданысуду. Командир и комиссар полка были расстреляны. Это был первый случайрасстрела коммунистов за нарушение воинского  долга. В партии было на этутему много разговоров и сплетен. Как для меня в декабре 1918 г. вЦентральном органе партии появилась статья, которая, не называя моего имени,но явно намекая на меня, говорила о расстреле "лучших товарищей без суда". Вответ я обратился в ЦК с письмом: "Копия Секретно /25/Декабря 1918 г. В Центральный Комитет Российской Коммунистической Партии. Уважаемыетоварищи, Недовольство известных элементов партии общей политикой военноговедомства нашло свое выражение в статье члена ЦИК т. А. Каменского в No 281центрального органа нашей партии "Правда". Статья заключает в себе огульноеосуждение примене- ния военных специалистов, как "николаевских контр-революционеров" ипрочее. Полагаю, что в высшей степени неудобно давать такие характеристикитем лицам, которые советской властью поставлены на ответственные посты.Вопрос приходится разрешать или индивидуально, или в партийном порядке, а непутем огульных обвинений, которые отравляют атмосферу в соответствующихвоенных учреждениях и вреднейшим образом отражаются на работе. Но помимоэтого, в статье имеются тягчайшие обвинения, направленные против меня, хотяя прямо в статье не назван. Так, сообщают, что за побег семи офицеров наВосточном фронте "чуть не были расстреляны двое наших лучших товарищейЗалуцкий и Бакай (очевидно Бакаев), как это и было с Пантелеевым, и лишьстойкость т. Смилги спасла их жизнь. Далее говорится о расстреле лучшихтоварищей без суда. Центральный Комитет уже заслушал в свое время мимоходомсообщение по поводу мнимой попытки расстрела Залуцкого и Бакаева. Дело былона самом деле так. Узнав из третьих рук, в частности из газет, опредательстве нескольких офицеров из состава третьей армии, я, опираясь наизданный ранее приказ, силой которого комиссары обязаны держать на учетесемьи офицеров и принимать на ответственные посты в том случае, если имеетсявозможность в случае измены захватить семью, дал телеграмму т.т. Лашевичу иСмилге, которая обращала их внимание на побег офицеров и на полноеотсутствие донесений по этому поводу со стороны соответствующих комиссаров,которые не умеют ни следить, ни карать, и закончил телеграмму фразой в томсмысле, что комиссаров, которые упускают белогвардейцев, нужнорасстреливать. Разумеется, это не был приказ о расстреле Залуцкого и Бакаева(я совершенно не знал, какие комиссары стоят во главе дивизии, тем более,что речь шла не о комиссарах дивизии, а более мелких частой), но имелдостаточно оснований полагать, что Смилга и Лашевич будут на местерасстреливать лишь тех, кого полагается расстрелять. Никаких серьезныхпоследствий инцидент не имел, кроме разве того, что Лашевич и Смилга вутрированно-официальном тоне заявили, что если они считаются плохимикомиссарами, то их надлежит сместить, на что в ответ я телеграфировал, чтолучших комиссаров, чем Лашевич и Смилга у нас в армии вообще не может быть ипросил их не кокетничать. Никогда мне не могло притти в голову, что из этой телеграфной перепискимогла вырасти легенда о том, что лишь стойкость Смилги спасла двух лучшихтоварищей от продиктованного мною расстрела, "как это было с Пантелеевым".Пантелеев расстрелян был по суду, и суд назначен был мною не для Пантелеева,-- я не знал его присутствия среди дезертиров, не знал его имени, -- судназначен был над дезертирами, захваченными на пароходе, причем судрасстрелял Пантелеева в числе других. Никаких других расстрелов комиссаров,которые происходили при моем хотя бы косвенном участии, насколько помню, небыло. Такие расстрелы имели, однако, место в значительном числе случаев,когда в числе комиссаров оказывались бандиты, пьяницы, предатели и прочее. Ни одного случая, когда бы возбуждено было каким либо авторитетнымучреждением дело о незаконном расстреле без суда кого-либо из товарищей, яникогда не слышал, если не считать заявления Западного Областного Комитетапартии по поводу того же дела Пантелеева. Ввиду вышеизложенного, прошу Центральный Комитет: Заявить во всеобщее сведение о том, является ли политика военного ведомства моей личной политикой, политикой какой- либо группы, или же политикой нашей партии в целом; Установить перед лицом общественного мнения всей партии те основания, какие имел тов. Каменский для утверждения о расстреле лучших товарищей без суда; Указать редакции центрального органа на полную недопус   тимость печатания статей, которые заключают в себе не критику общей политики ведомства или хотя бы партии, а прямые тяг чайшие обвинения в действиях самого тягчайшего свойства (расстрел лучших товарищей без суда) без предварительного за    проса в партийных учреждениях об основательности этих об винений, ибо ясно, что если бы обвинения были сколько-нибудь основательны, то дело не могло бы ограничиться партийной по лемикой, а должно было стать предметом судебно-партийного    разбирательства. Троцкий" Автор статьи А. Каменский был сам по себе малозначительной фигурой.Непонятным казалось, как статья, заключавшая такое тяжкое и вместе с темнесообразное обвинение, могла появиться в центральном органе. Редактором былБухарин, левый коммунист и постольку против привлечения в армию "генералов".Но он совершенно не был способен, особенно в тот период, на интригу.Разгадка заключалась в том, что автор статьи, т.е. тот, кто подписался поднею, А. Каменский, принадлежал к царицынской группе, входил в состав 10-йармии и находился в тот период под непосредственным влиянием Сталина. Можноне сомневаться, что именно Сталин обеспечил за кулисами напечатание статьи.Самая формулировка обвинения: расстрел "лучших" товарищей, притом "безсуда", поражала своей чудовищностью и в то же время внутреннейнесообразностью. Но именно в этой грубой утрированности обвинениясказывается Сталин, организатор будущих московских процессов. ЦКурегулировал вопрос, Каменский и редакция получили, кажется, внушение.Сталин остался в стороне. По моему требованию Центральный Комитет назначил комиссию изКрестинского, Серебрякова и Смилги (трех членов ЦК) для рассмотрения всеговопроса. Комиссия пришла, разумеется, к выводу, что Пантелеев был расстрелянпо суду и не как коммунист, а как злостный дезертир: "Копия Секретно Телеграмма 11/1-19 г. No212 (Балашов) Москва, Кремль. Предцик Свердлову. Редакция газеты "Правда". Редакциягазеты "Известия ВЦИК". По поводу расстрела комиссара Пантелеева. На вопрос о том, где и прикаких условиях был расстрелян комиссар 2-го Номерного Петроградского полкаПантелеев, -- бывший командующий армией, ныне командующий фронтом тов.Славен сообщает: "Вместе с командиром полка, комиссар Пантелеев покинул позиции во главезначительной части своего полка и оказался затем на пароходе, захваченномдезертирами для самовольной отправки из-под Казани на Нижний. Расстрелян былне за то, что его полк покинул позиции, а за то, что он, вместе с полком,покинул позиции." Документы по этому делу находятся у политкома 5 Михайлова. (Подпись)Славен. Предреввоенсовета Троцкий." Через  10 лет этот эпизод снова будет фигурировать в кампании Сталинапротив меня под тем же самым титулом: "расстрел лучших коммунистов безсуда". Между тем Ленин ответил тогда на это запиской: "Товарищи! Зная строгий характер распоряжений тов. Троцкого, я настолько убежден,в абсолютной степени убежден, в правильности, целесообразности инеобходимости для пользы дела даваемого тов. Троцким распоряжения, чтоподдерживаю это распоряжение всецело. В. Ульянов (Ленин)."  Кто-то из реакционных писателей назвал этот документ lettre de cachet.В этом нет даже внешней меткости. Для применения репрессий мне не нужно былоникаких дополнительных полномочий. Заявление Ленина не имело ни малейшегоюридического значения. Это демонстративное выражение полного и безусловногодоверия к мотивам моих действий предлагалось исключительно для партии и посуществу было направлено против закулисной кампании Сталина. Прибавлю, что яни разу не делал из этого документа никакого употребления. В первый период, когда революция развертывалась от промышленных центровк периферии, создавались вооруженные отряды из рабочих, матросов, бывшихсолдат для установления советской власти на местах. Этим отрядам приходилосьнередко вести малую войну. Пользуясь сочувствием масс, они легко выходилипобедителями. Отряды получали известный закал, руководители -- авторитет.Правильной связи между отрядами не было. В случае нужды они вступали всоглашение. Их тактика имела характер партизанских налетов и до известноговремени этого было достаточно. Но низвергнутые классы начали, при помощииностранных покровителей, строить свою армию, хорошо вооруженную, с большимобилием офицеров, и переходят от обороны к наступлению. Привыкшие к легкимпобедам, партизанские отряды сразу обнаруживали свою несостоятельность: уних не было правильной разведки, ни связи друг с другом, ни способности кболее сложному маневру. Так, в разных частях страны в разные срокиоткрывался кризис партизанства. Включить эти своенравные отряды вцентрализованную систему было нелегко. Они привыкли ни от кого не зависеть иникому не повиноваться. Военный стаж командиров был очень невысок. Ониотносились враждебно к старым офицерам, отчасти не доверяя им политически,отчасти прикрывая недоверием к офицерам недоверие к самим себе. На 5-м съезде Советов в июле 1918 г. левые социалисты-революционерызаявляли, что нам нужны партизанские отряды, а не централизованная армия."Это все равно, -- возражал я им, -- как если б нам сказали: "Не нужныжелезные дороги -- будем пользоваться гужевым транспортом..." Наши фронты имели тенденцию сомкнуться в кольцо с окружностью свыше 8тысяч километров. Противники сами  выбирали направление, создавали базу напериферии, получали помощь из-за границы и наносили удары по направлению кцентру. Преимущество нашего положения состояло в том, что мы занималицентральное положение и действовали из единого центра по радиусам или по такназываемым внутренним операционным линиям. Наше центральное положение,расположение врагов по большому кругу, возможность для нас действовать повнутренним операционным линиям, свели нашу стратегию к одной простой идее:именно  к последовательной ликвидации фронтов в зависимости от ихотносительной важности. Если враги выбирали направление для удара, то мымогли выбирать направление для ответа. Мы имели возможность перебрасыватьнаши силы и мас- сировать их в ударные кулаки на наиболее важном в каждый данный моментнаправлении. Однако реализовать это преимущество можно было только приусловии полного централизма в управлении и командовании. Чтоб жертвоватьвременно одними участками, более отдаленными или менее важными, для спасениянаиболее близкого и важного, нужно было иметь возможность приказывать, а неуговаривать. Все это слишком азбучно, чтоб останавливаться здесь на этом.Непонимание этого исходило из тех центробежных тенденций, которые неизбежнопробудила революция, из провинциализма необъятной страны, из примитивногодуха независимости, который не успел еще подняться на более высокую ступень.Достаточно упомянуть, что в самый первый период в каждом уезде создавалсясвой Совет Народных Комиссаров со своим народным комиссаром по военнымделам. Успехи регулярного строительства заставляли эти разрозненные отрядыперестраиваться в полки и дивизии, приспособляться к нормам и штатам. Но духи приемы оставались нередко пережитками. Неуверенный в себе начальникдивизии был очень снисходителен к своим полковникам. Ворошилов в качествекомандарма был очень снисходителен к начальникам своих дивизий. Но темнедоброжелательнее они относились к центру, который не удовлетворялсявнешним превращением партизанских отрядов в полки и дивизии, а предъявляетболее серьезные требования. Из старого офицерства в состав Красной армии вошли, с одной стороны,передовые элементы, которые почувствовали смысл новой эпохи; они составляли,разумеется, маленькое меньшинство. Дальше шел широкий слой людей неподвижныхи бездарных, которые вступили в армию только потому, что ничего другогоделать не умели. Третью группу составляли активные контрреволюционеры,которые либо были застигнуты врасплох нашими мобилизациями, либо имели своисамостоятельные цели, выжидали благоприятного момента для измены. Большуюроль в организации армии играли бывшие унтер-офицеры, которые вербовалисьпутем особых мобилизаций. Из этой среды вышел ряд выдающихся военачальников,наиболее известным из них является бывший кавалерийский вахмистр Буденный.Одна- ко и этот слой, пополнявшийся до революции главным образом сыновьямибогатого крестьянства и городской мелкой буржуазии, выдвинул немалоперебежчиков, игравших активную роль в контрреволюционных восстаниях и вБелой армии. При каждом командире ставился комиссар, преимущественно израбочих-большевиков, участников великой войны. Институт комиссаров мыслился,как временное учреждение, до подготовки надежного командного корпуса."Институт комиссаров, -- говорил тогдашний глава военного ведомства, -- это,так сказать, леса... Постепенно леса можно будет убирать". Тогда во всякомслучае никто из нас не предвидел, что через 20 лет институт комиссаров сновабудет восстановлен, но на этот раз с новыми, прямо противоположными целями.Комиссары революции были представителями победившего пролетариата прикомандирах, вышедших преимущественно из буржуазных классов; нынешниекомиссары являются представителями бюрократической касты при офицерах,которые в значительной мере вышли из низов. Переход от революционной борьбы против старого государства к созданиюнового, от разрушения царской армии, к строительству Красной, сопровождалсякризисом партии, вернее рядом кризисов. Старые приемы, мысли и навыки накаждом шагу вступали в противоречие с новыми задачами. Необходимо былоперевооружение партии. Так как армия является наиболее принудительной извсех организаций государства и так как в центре внимания в первые годысоветского режима стояла военная оборона, то не мудрено, если все прения,конфликты и группировки внутри партии вращались вокруг вопросовстроительства армии. Оппозиция возникла почти с момента первых наших попытокот разрозненных вооруженных отрядов перейти к централизованной армии.Разногласия проходили через всю партию, включая и ее Центральный Комитет.Большинство партии и Центрального Комитета в конце концов поддержало меня ивоенное руководство, так как в пользу тех методов, которые применялись ввоенном ведомстве, говорили все возрастающие успехи. Однако недостатка внападках и колебаниях не было. В самый разгар гражданской войны члены партиипользовались полной свободой критики и оппозиции. Даже на фронте коммунис- ты на закрытых партийных собраниях подвергали нередко политику военноговедомства жестоким нападкам. Никому не могло прийти  в голову подвергатькритиков преследованиям. Кары на фронте применялись очень суровые, в томчисле и к коммунистам, но это были кары за невыполнение военныхобязанностей, за трусость, за дезертирство, небрежность. Внутри Центрального Комитета оппозиция имела очень смягченный характер,так как я пользовался поддержкой Ленина. Надо вообще сказать, что когда мы сЛениным шли рука об руку, а таких случаев было большинство, остальные членыЦентрального Комитета поддерживали нас неизменно и единогласно. ОпытОктябрьского восстания вошел в жизнь партии огромным уроком. Нужно, однако, сказать, что поддержка Ленина была не безусловной; онтоже знал колебания, в некоторые моменты -- очень острые. В отношениивоенных проблем Ленин не раз колебался, а в нескольких случаях крупноошибался. Мое преимущество пред ним состояло в том, что я непрерывноразъезжал по фронтам, сталкивался с огромным количеством народа, начиная отместных крестьян, пленных, дезертиров и кончал высшими военными и партийнымируководителями фронтов. Эта масса разнообразных впечатлений имела неоценимоезначение. Ленин никогда не покидал центра, где все нити сосредоточивались вего руках. О военных вопросах, новых для нас всех, ему приходилось судить наосновании сведений, шедших преимущественно из верхнего яруса партии. Ленинумел, как никто, понимать отдельные голоса, шедшие с низов. Но они доходилидо него лишь в виде исключения. У него были колебания по поводу привлечения военных специалистов. Вавгусте 1918 г., когда я находился на фронте под Свияжском, Ленин запросилмоего мнения насчет предложения, внесенного одним из видных членов партии,заменить всех офицеров генерального штаба коммунистами. Я ответил резкоотрицательно, возражая по прямому проводу из Свияжска в Кремль: "Копия Телеграмма Из Свияжска 23/8.1918 г. No234 Москва Председателю Совнаркома Ленину. Предложение Егорова об объединении командования бесспорно и практическиставилось мною не раз. Затруднения в лице. Выдвигаемую Вами кандидатуру ясам называл не раз. Его кандидатура должна быть предварительно оправдана непоражениями и сдачей городов, а победами. Назначение, о котором вы говорите,сможет состояться только после первой победы, когда оно будет мотивировано. Что касается Ларинского предложения о замене генштабов коммунистами, тооно, во-первых, противоречит первому, которое Вы выдвигаете, ибо Вашкандидат не коммунист и подбирает вокруг себя не коммунистов, а людей своенным образованием и боевым опытом. Из них многие изменяют. Но и нажелезных дорогах при продвижении эшелонов наблюдается саботаж. Однако никтоне предлагает инженеров-движенцов заменить коммунистами. Считаю Ларинскоепредложение в корне не состоятельным. Сейчас создаются условия, когда мы вофицерстве произведем суровый отбор: с одной стороны, концентрационныелагеря, а, с другой стороны, борьба на Восточном фронте. Катастрофическиемероприятия, вроде Ларинского, могут быть продиктованы паникой. Те же победына фронте дадут возможность закрепить происшедший отбор и дадут нам кадрынадежных генштабистов... Прошу прислать Ларина сюда на выручку. Резюмирую:первое: объединение командования необходимо, провести его можно будет послепервой победы; второе: сжатие всей военной верхушки, удаление балластанеобходимо -- путем извлечения работоспособных и преданных нам генштабов,отнюдь не путем их замены партийными невеждами. Раскольников, образованныйморяк и боевой революционер, считает даже в более скромной области морскоговедомства абсолютно невозможной другую политику и требует присылки сюда образованных морских офицеров, хотя те хуже сухопутных и процентизменников среди них выше. Больше всего вопят против применения офицеровлибо люди панически настроенные, либо стоящие далеко от всей работы военногомеханизма, либо такие партийные военные деятели, которые сами хуже всякогосаботажника: не умеют ни за чем присмотреть, сатрапствуют, бездельничают, акогда проваливаются -- взваливают вину на генштабов. Троцкий." Ленин не настаивал. Тем временем победы чередовались с поражениями.Победы укрепляли доверие к проводившейся мною военной политике; поражения,умножая неизбежно число измен, вызывали в партии новую волну критики ипротестов. В марте 1919 г. на вечернем заседании Совета Народных Комиссаровв связи с сообщением о каком-то новом предательстве командиров Красной армииЛенин написал мне записочку: не прогнать ли нам всех спецов и не назначитьли главнокомандующим Лашевича (старого большевика). Я понял, что противникиполитики военного ведомства, в частности Сталин, с особенной настойчивостьюнаседали на Ленина в предшествующие дни и вызвали в нем известные сомнения.Я заметил, что Ленин с большим интересом ожидает моего ответа, поглядываяискоса в мою сторону. На обороте того же вопроса я написал ответ: "детскиеигрушки" и вернул Ленину бумажку. Сердитые слова произвели, видимо,впечатление. Ленин ценил категорические формулы. Новое сообщение о предательстве дало ему повод подвергнуть проверкесвою собственную позицию и свои колебания. На другой день я, со справкойштаба в кармане, пошел к Ленину в его кремлевский кабинет и поставил емувопрос: "Вы знаете, сколько у нас в армии царских офицеров?" "Нет, не знаю",-- ответил он, заинтересованный. "Приблизительно?" "Не знаю". Онкатегорически отказывался угадывать. "Не менее 30 тысяч!" Цифра прямо-такипоразила его. "30 тысяч..." - повторял он. "Теперь подсчитайте, -- наступаля, -- какой среди них процент изменников и перебежчиков -- совсем не такойуж большой. Тем временем армию мы построили из ничего, и эта армия растет икрепнет!" Именно эта беседа завоевала поддержку Ленина в военной политикеокончательно. Через несколько дней на митинге в Петрограде Ленин подвел итогсобственных сомнений в вопросе о военной политике. "Как часто, -- говорилон, -- товарищи, принадлежащие к числу самых преданных и убежденныхбольшевиков-коммунистов, возбуждали горячие протесты против того, что встроительстве Красной социалистической армии мы пользуемся старыми военнымиспециалистами, царскими генералами и офицерами... Оказалось,  что мыпостроили ее только так. И если мы подумаем над задачей, которая здесьвыпала на нашу долю, то нетрудно понять, что так только и можно былопостроить. Это дело не только военное, эта задача стала перед нами во всехобластях народной жизни и народного хозяйства." Именно военный опыт и был впоследствии перенесен на все другие сферыгосударственной работы. "Когда мне недавно тов. Троцкий сообщил, --продолжал Ленин, -- что у нас в военном ведомстве число офицеров составляетнесколько десятков тысяч, тогда я получил конкретное представление, в чемзаключается секрет использования нашего врага: как заставить строитькоммунизм тех, кто является его противником, строить коммунизм из кирпичей,которые подобраны капиталистами против нас. Других кирпичей нам не дано!" Мы были чужды педантизму и шаблонам, прибегали ко всяким комбинациям иэкспериментам, ища успеха. В одной армий командует бывший унтер-офицер приначальнике штаба из бывших генералов. В другой армии командует бывшийгенерал при помощнике из партизан. Одной дивизией командует бывший солдат, асоседней -- полковник генерального штаба. Этот "эклектизм" навязывался всемположением. Изрядный процент образованных офицеров имел, однако, в высшейстепени благотворное влияние на общий уровень командования. Военныеавтодидакты учились на ходу. В 1918 г. 76% всего командного и административного аппарата Краснойармии представляли бывшие офицеры царской армии и лишь 12,9% состояли измолодых красных командиров, которые естественно занимали низшие должности. Кконцу гражданской войны командный состав состоял из нескольких источников:рабочие и крестьяне, выдвинувшиеся в процессе гражданской войны из рядовыхбойцов, без всякого военного обучения, кроме непосредственного боевого опыта; бывшие солдаты иунтер-офицеры старой армии; молодые командиры из рабочих и крестьян,прошедшие краткосрочные советские военные школы; наконец, кадровые офицеры иофицеры военного времени царской армии. Основное военное звено -- отделение-- в подавляющем большинстве случаев имело совершенно случайных инеподготовленных командиров: чего нам не хватало, это корпусаунтер-офицеров, ибо унтер-офицеры царской армии, поскольку они включались вцарскую армию, командовали не отделениями, а ротами, батальонами и полками.Лишенных военного образования командиров было к концу гражданской войнысвыше 43%, бывших унтер-офицеров -- 13%, командиров, прошедших советскуювоенную школу -- 10%, офицеров царской армии -- около 34%. Армия строилась под огнем. Приемы строительства, в которыхгосподствовала импровизация, подвергались немедленному испытанию на деле.Армия росла численно чрезвычайно быстро. Объяснялось это, с одной стороны,чрезвычайной протяженностью фронтов, с другой стороны, рыхлостью военнойорганизации. Недостаточная подготовка вызывала, естественно, чрезмерныйрасход человеческой силы. Быстрый и полухаотический рост армии вызывалсятем, что для разрешения каждой новой боевой задачи приходилось строить изничего новые полки и дивизии. Это было трехлетие непрерывных боев. Цепьмалых войн свелась в одну большую гражданскую войну, в которой революцияобеспечила свое существование. Армию строил рабочий, мобилизуя крестьянина,где нужно заставляя его, привлекая к делу бывшего офицера и ставя его подсвой контроль. Давно уже стало традицией изображать дело так, будто весной 1918 годаЦарицын  представлял большую важность в военном отношении и Сталин былотправлен туда для спасения военного положения. Все это основано нанедоразумении. Дело шло на самом деле о продовольствии; и военное ведомствов целом занималось в те дни вопросом продовольствия пожалуй больше, чемчисто военными делами. 28 мая на заседании Совета Народных Комиссаров Ленинобменивался с тогдашним руководите- лем продовольственного дела Цюрупой записками об исключительных методахпо снабжению столиц и промышленных центров продовольствием. Ленин пишет кЦюрупе: "Сегодня же созвонитесь с Троцким, дабы завтра он все пустил в ход".Тут же Ленин сообщает о состоявшемся постановлении в том смысле, чтобынародный комиссар труда Шляпников выехал немедленно на Кубань дляобъединения продовольственной деятельности юга в интересах промышленныхрайонов. Цюрупа пишет: "Сталин согласен ехать на Северный Кавказ. Посылайтеего. Он знает местные условия. С ним и Шляпникову будет хорошо."  Ленинотвечает: "Я согласен вполне. Проводите обоих сегодня". В ближайшие два днясостоялись специальные постановления о Сталине и Шляпникове. Сталин былнаправлен на северный Кавказ и в Царицын "в качестве общего руководителяпродовольственным  делом на юге России". О военных задачах еще не было иречи. Со Сталиным получилось то, что со многими другими советскимиработниками и с целыми отрядами их. Многие рабочие отправлялись в разныегубернии для мобилизации хлебных избытков. Но наталкивались на восстаниябелых, и из продовольственных отрядов, становились военными отрядами. Многиеработники просвещения, земледелия и других ведомств попадали на окраинах вводоворот гражданской войны и меняли, так сказать, свою профессию. Каменев, наряду с Зиновьевым, был одним из наименее воинственных членовЦК. Однако и он посылался на фронты и играл в течение нескольких периодоввидную роль. Подобно Сталину, Каменев был в апреле 1919 года послан наУкраину для ускорения продвижения продовольственных грузов к Москве. НоЛуганск оказался сдан, опасность грозила всему Донецкому Бассейну, положениена только что отвоеванной Украине становилось все менее благоприятным.Совершенно так же, как Сталин в Царицыне, Каменев на Украине оказался втянутв военные операции. Ленин телеграфирует Каменеву: "Абсолютно необходимо,чтобы вы лично... не только проверили и ускорили, но и сами довелиподкрепление к Луганску и вообще к Донбассу, ибо иначе нет сомнения, чтокатастрофа будет огромная, едва ли поправимая: мы несомненно погибнем, еслине отчистим полностью Донбасс в короткое время..." Это обычный стиль Ленина того времени. На основании таких цитат можно доказывать, что судьбуреволюции Ленин  ставил в зависимость от военного руководства Каменева наЮге. Читателю, не посвященному в действительный ход событий и не могущемуныне иметь доступ к архивам, трудно себе представить, до какой степениискажены пропорции событий. Весь мир знает ныне об эпопее защиты Царицына, опоездке Сталина на Пермский фронт или так называемой Профсоюзной дискуссии.Эти эпизоды кажутся сейчас вершинами исторической цепи событий. Эти мнимыевершины созданы искусственно. Из громадного архивного материала выделеныопределенные эпизоды и вокруг них поставлены грандиозные историческиедекорации. Во всех новых изданиях к этим декорациям прибавляются новыепреувеличения, источником которых являются только старые преувеличения.Ссылки на документы встретить почти нельзя. Заграничная печать, даже ученыеисторики, относятся к этим повествованиям, как к первоисточнику. В разныхстранах можно встретить специалистов-историков, которые знаюттретьестепенные детали, касающиеся Царицина или Профсоюзной дискуссии, но неимеют почти никакого понятия о событиях неизмеримо более важных изначительных. Фальсификация достигла здесь таких размеров, такой динамики,что она выработала свой собственный, почти непреодолимый автоматизм, похожийна автоматизм лавины. На самом деле, нельзя не поразиться бедности техдокументов и материалов, которые опубликованы в связи с работой Сталина нафронтах. При тоталитарной концентрации всех средств устной и печатной пропагандыможно городу создать столь же фальшивую репутацию, как и человеку. Вманевренной и глубоко подвижной войне разные пункты страны приобретают вразные моменты исключительное значение и затем теряют его. Защита Царицынаникогда не могла иметь того значения, как борьба за Казань, откудаоткрывается путь на Тулу и Москву, или, как борьба за Петроград, потерякоторого была бы грозным ударом сама по себе и открывала бы путь с севера,путь на Москву. Сейчас много героических эпизодов гражданской войны забыто:забыты все, где не участвовал Сталин; зато имени Царицына приданомистическое значение: "Царицын, -- вполне справедливо пишет один из историков Красной армии,-- явился зачатком военной академии, где создались кадры командиров длядругих многочисленных фронтов, ныне возглавляющие основные единицы армии". "... На Царицынском фронте началась борьба между Сталиным и Троцким --не столько борьба двух больших честолюбий, сколько борьба двух человеческихслоев и двух линий в революции" (С. Дмитриевич, стр. 221). Наиболее выдающиеся организаторы и полководцы вышли не из Царицына. Яуж не говорю о центральных фигурах, как Склянский, действительный КарноКрасной армии, Фрунзе, выдающийся военачальник, поставленный впоследствии воглаве Красной армии, Тухачевский, будущий реорганизатор армии, Егоров,будущий начальник Штаба, Якир, Уборевич, Корк, Дыбенко. Все они воспиталисьв других армиях или на других фронтах, крайне отрицательно относились кЦарицыну и его невежественному самодовольству, требовательности. Само слово"царицынцы" имело в их устах уничтожительное значение. Городским головой Царицына был некий большевик Минин, ставшийвпоследствии членом Революционного Военного Совета. Этот Минин написал в1925 г. героическую драму: "Город в кольце". Так как Сталин в этой драме неполучил надлежащего освещения, это послужило в дальнейшем опале Минина,который был в конце концов разоблачен как "враг народа". В изданиях годов гражданской войны эпопея Царицына -- одна из многихэпопей, которая совершенно не связывалась с именем Сталина. Его закулиснаяроль, очень краткая к тому же, была известна небольшому числу лиц и недавала решительно никакого повода для славословий. В юбилейной статьеОрджоникидзе, посвященной 11-й армии, ни словом не упоминается Сталин. То жеи в других статьях. Нужно было очень долго и настойчиво раскачивать качелиистории, чтобы поднять Сталина на высоту героя царицынской эпопеи. Продовольственные задачи оказались в сколько-нибудь широких масштабахнеразрешимы из-за военного положения. "Связи с Югом, с егопродовольственными грузами, прерваны -- писал Сталин 4 августа, -- а самЦарицынский район, связывающий центр с Северным Кавказом, оторван, а своюочередь, или почти оторван от Центра". Причину крайнего ухудшения военной обстановки Сталин объяснял, с однойстороны, поворотом крепкого крестьянина, в Октябре боровшегося за советскуювласть, -- против советской власти (он ненавидит всей душой хлебнуюмонополию, твердые цены, реквизиции, борьбу с мешочничеством); с другойстороны -- плохим состоянием наших войск. "В общем нужно сказать, --заканчивал он, -- что до восстановления связи с Северным Кавказомрассчитывать (особенно) на Царицынский участок (в продовольственномотношении) не приходится". 4 августа Сталин пишет из Царицына Ленину, Троцкому, Цурюпе: "Положениена Юге не из легких. Военный Совет получил совершенно расстроенноенаследство, расстроенное отчасти инертностью бывшего Военного Руководителя,отчасти заговором привлеченных Военруком лиц в разных отделах ВоенногоОкруга. Пришлось начинать все сызнова... Отменили старые, я бы сказалпреступные, приказы, и только после этого повели наступление..." Подобные сообщения получались тогда со всех концов страны, ибо хаосгосподствовал везде. Удивление вызывают лишь слова о "расстроенномнаследстве". Военные округа были декретированы 8 апреля, едва успелиприступить к работе, так что о "расстроенном наследстве" говорить былотрудно. 8 апреля 1918 г. был издан декрет о создании волостных, уездных,губернских и окружных комиссариатов. В июле я докладывал 5-му съездуСоветов, что многие низовые комиссариаты еще не созданы за отсутствиемкомпетентных военных людей. В качестве члена Революционного Военного Совета армии с особымиполномочиями от ЦК и Военного Совета Республики Сталин пользовался крайнеширокими, практически неограниченными правами. Он мог производить на местахмобилизации, реквизировать имущество, милитаризировать заводы, подвергатьаресту, предавать суду, назначать и смещать. Другие члены Совета армии -например, Ворошилов -- были слишком малозначительны по сравнению с ним,чтобы стеснять его волю. Грубость, нарушение приказов, вызывающие резолюции -- все это был непросто взрыв темперамента, а обдуманный способ поднять свой авторитет.Военные, как и большинство комисса- ров, не знали Сталина, а к приказам из центра уже научились относитьсяс большим вниманием. Цель Сталина состояла в том, чтоб показать, что онравен по рангу тем, кто подписывает приказы, исходящие из центра. Никакойдругой цели его вызывающие действия иметь не могли: если б он хотелизменения неразумного приказа, достаточно было бы снестись по прямомупроводу с Москвой. Сталин стремился поднять свой авторитет за счетавторитета центра. Самочинно взятые на себя Сталиным функции руководителя всех военных силфронта получают подтверждение Москвы. Несмотря на всю неприязнь Троцкого кСталину, телеграмма Реввоенсовета республики, носящая пометку, что онаотправлена по согласию с Лениным (вероятнее -- по настоянию Ленина)возлагает на Сталина: "Навести порядок, объединить отряды в регулярныечасти, установить правильное командование, изгнав всех неповинующихся". Таким образом, полномочия, выданные Сталину для рабочих управителейбыли подписаны и, на сколько можно судить по тексту, формулированы мною.Дело шло о том, чтоб подчинить столицы центру, установить правильныевзаимоотношения и подчинение армии и фронту. Основное направление работыСталина в Царицыне имело прямо противоположный характер. О его резолюциях непринимать к сведению и пр. я не знал, так как сам он о них в центр недокладывал. Мое впечатление было таково, что Сталин недостаточно решительноборется с самоуправством и местничеством, партизанством и пр. местных людей.Я обвинял его в покровительстве неправильной политике Ворошилова и других.Но мне и в голову не приходило, что он является вдохновителем этой политики.Только позже из его собственных телеграмм и из признания Ворошилова идругих, это стало ясно. Каждый военный округ возглавлялся Революционным Военным Советом из трехчленов: двух представителей партии и правительства и одного военногоспециалиста при одновременном назначении значительного числа военныхспециалистов. Разумеется, приходилось действовать в значительной мереощупью. Мы создали военную аттестационную комиссию, но и она, разумеется, нерасполагала необходимым материалом для оценки ста- рых генералов и полковников с точки зрения их скверности к новомуреволюционному режиму. Не забудем, что дело происходило весной 1918 года,т.е. через несколько месяцев после завоевания власти, когда административныйаппарат строился в окружении величайшего хаоса, при помощи импровизациислучайных связей, случайных рекомендаций. Никакого другого способа и быть немогло. Лишь постепенно совершалась проверка военных специалистов на деле иих отбор. Среди офицеров было много таких, пожалуй большинство таких, которыесами не знали, как определить себя. Реакционеры бежали с самого начала,наиболее активные из них на периферию, строившую тогда белые фронты.Остальные колебались, выжидали, не решались бросить семью, не знали, что сними будет и таким образом оказались в числе военно-административного иликомандного аппарата Красной армии. Дальнейшее поведение многих из нихопределялось тем отношением, которое они к себе встретили. Умные, энергичныеи тактичные комиссары, а такие были, конечно, в меньшинстве, завоевывалисразу офицеров, которые смотрели на них снизу вверх и удивлялись ихрешимости, смелости и политической определенности. Такие союзы командиров икомиссаров длились иногда долго и отличались большой прочностью. Там, гдекомиссар был невежественен и груб и третировал военного специалиста,пренебрежительно компрометируя его перед красноармейцами, о дружбе, конечно,не могло быть и речи, и колебавшийся офицер склонялся окончательно в сторонуврагов нового режима. Атмосфера Царицына с ее административной анархией,партизанским духом, неуважением центра, отсутствием административногопорядка и вызывающей грубостью по отношению к военным специалистам,разумеется, не способна была расположить этих последних к себе и сделать изних слуг нового режима. Было бы ошибкой думать, что Царицын обходился безвоенных специалистов. Каждому из импровизированных командиров нужен былофицер, который знал рутину военного дела. Но такого рода специалистынабирались из худшей части офицерства: из пропойц или людей, потерявшихчеловеческое достоинство, безразличных, готовых ползать на задних лапахперед новым начальством, льстить ему, не перечить ему во всяком случае ит.д. Таких военных специалистов я нашел в Царицыне. В качестве начальникаштаба я нашел покорного и тихого капитана царской армии, склонного кспиртным напиткам. Имя этого незначительного офицера нигде больше неупоминалось, и о судьбе его мне неизвестно. С глазу на глаз с этимначальником штаба командующий армией не раз вынужден бывал опускать глаза.Жизнь в штабе вовсе не была идиллической. Самородки: Ворошилов и Буденный --отстаивали каждый свои права. Сталин несколько месяцев провел в Царицыне. Свою закулисную борьбупротив меня, уже тогда составлявшую существеннейшую часть его деятельности,он сочетал с доморощенной оппозицией Ворошилова и его ближайшихсподвижников. Сталин держал себя, однако, так, чтобы в любой момент можнобыло отскочить назад. Ленин лучше меня знал Сталина и подозревал, очевидно, что упорствоцарицынцев объясняется закулисным режиссерством Сталина. Я решил в Царицыненавести порядок. После нового столкновения командования в Царицыне я настоялна отозвании Сталина. Сталин был отозван из Царицына во второй половинеоктября 1918 г. (30 октября появилось в "Правде" его сообщение о Южномфронте). Это было сделано через посредство Свердлова, который сам отправилсяза Сталиным в экстренном поезде. Ленин хотел свести конфликт к минимуму, ибыл, конечно, прав. Поэтому Ленин написал письмо. Письмо Ленина явно написано под влиянием настояний Сталина. Он искалпримирения, дальнейшей военной работы, хотя бы ценою временной и неискреннейкапитуляции. Фронт привлекал его потому, что здесь он впервые столкнулся снаиболее за-конченным из всех аппаратов, именно с военным. В качестве членаРеввоенсовета при том же члена ЦК, он, разумеется, в каждом Реввоенсовете, вкаждой армии каждого фронта являлся первой фигурой. Если другие колебались,то он разрешал. Он мог приказывать. Приказание получало почти автоматическоевыполнение, не так, как в комиссариате национальностей, где ему приходилосьскрываться от оппонентов на кухне коменданта. После отъезда всех участников царицынской армии я в особом приказе (5ноября 1918 г.) воздал должное заслугам многих частей и их командиров, но вто же время отмечал, что в состав армии входят единицы, которые носят названия дивизий, не являясьтаковыми по существу; что "политическая работа в частях пока еще почти непоставлена"; что "расходование боевых припасов происходит далеко не всегда снеобходимой осмотрительностью"; что в некоторых случаях "командир, не желаявыполнить оперативный приказ, передавал его на рассмотрение митинга". "Какграждане, -- гласил приказ, -- солдаты в свободные часы могут устраиватьмитинги по любым вопросам. Как солдаты (в строю и на фронте) они выполняютбеспрекословно боевые приказы". Именно в эти дни, отозванный из Царицына, с глубокой злобой и жаждоймести в душе, Сталин написал свою коротенькую статью, посвященную юбилеюреволюции. Цель статьи была нанести удар престижу Троцкого, выдвинуть противнего авторитет Центрального Комитета, возглавлявшегося Лениным. Этаюбилейная статья была продиктована затаенной злобой. После посещения Южного фронта, а частности Царицына, я докладывал на VIсъезде Советов 9 ноября 1918 года: "Не все советские работники поняли, чтосуществует централизованное управление, и все приказы, идущие сверху, должныбыть незыблемы...; к тем советским работникам, которые еще всего этого непоняли, мы будем безжалостны; мы их отстраним, выбросим из наших рядов,подвергнем репрессиям" (1, 340). Это било по Сталину в неизмеримо большейстепени, чем я мог думать тогда, направляя эти слова главным образом противВорошилова. Сталин присутствовал на съезде и молчал. Он молчал на заседанииПолитбюро. Он не мог защищать открыто своих действий. Тем больше оннакапливал злобы. В то время как на Восточном фронте Красная армия успела уже одержатькрупные победы, почти целиком очистив Волгу, на юге дела шли по-прежнемуплохо,  порядка не было, приказы не соблюдались. 5 октября из Козлова былообъявлено приказом об объединении всех армий и групп Южного фронта подкомандованием Революционного Военного Совета Южного фронта в составе бывшегогенерала Степина и трех большевиков: Шляпникова, Мехоношина и Лазимира. "Всеприказы и распоряжения Совета подлежат безусловному и немедленномуисполнению". Ослушникам приказ грозил строгими карами. 30 ноября 1918 г. Центральный Исполнительный Комитет, уже объявившийсоветскую республику военным лагерем, принял постановление о создании СоветаОбороны в составе Ленина, Троцкого, Красина, комиссара путей сообщения,комиссара продовольствия и представителя Президиума ЦИК Сталина. Предложениебыло внесено мною по соглашению с Лениным и Свердловым. Ленин хотел датьСталину известное удовлетворение за его удаление из царицынской армии. Яхотел предоставить Сталину возможность открыто формулировать свою критику исвои предложения, без подрыва порядка в военном ведомстве. Однако делосвелось больше к титулу, чем к работе. Первое заседание Совета Обороны, намечавшее общие задачи, происходило 1декабря. Из записей Ленина на заседании видно, что Сталин брал слово шестьраз, Красин -- девять раз, Склянский -- десять раз, Ленин -- восемь раз.Каждому из ораторов давалось не больше двух минут. Руководство работой Совета Обороны не только в больших вопросах, но и вдеталях, целиком сосредоточилось в руках Ленина. Сталину поручено былосоставить проект постановления о борьбе против областничества и о борьбе сволокитой. По-видимому, этот проект никогда не был составлен. Кроме того, винтересах ускорения работы, решено было, что "постановления комиссий,назначаемых Советом Обороны, подписанные Лениным, Сталиным и представителемсоответствующего ведомства, имеют силу постановлений Совета Обороны". В первые месяцы 1919 г. Красные войска нанесли сокрушительный ударюжной контрреволюции, состоявшей главным образом из донской казачьей армиипод командованием генерала Краснова. Но за Красновым формировалась на Кубании Северном Кавказе добровольческая армия Деникина. В середине мая нашанаступавшая армия, в значительной мере выдохшаяся, столкнулась со свежимивойсками Денинкина и начала откатываться назад. Мы поперяли все, чтозавоевали, и сверх того, всю недавно освобожденную Украину. Контрреволюция превратилась на Дону, в Кубани, Тереке в серьезную силу.Генералы Корнилов, Алексеев, Деникин, Каледин, Краснов нашли себе поддержкув среде казачества, особенно, разумеется, в среде зажиточных кругов. Как разнакануне Восьмого съезда, заседавшего в Москве с 18 по 23 марта 1919 г. мыполучили на Востоке со стороны белых крепкий удар под Уфой и продолжалиотступать. Вопрос о съезде казался мне теперь совершенно малозначительным всравнении с тем, что происходило на Востоке. Я предложил немедленно вернутьна фронт военных делегатов и решил сам, невзирая на съезд, немедленноотправиться на Восточный фронт, под Уфу. Часть делегатов была недовольна: они на несколько дней приехали встолицу и не хотели покидать ее. Кто-то пустил слух, что я желаю избегнутьпрений в военной политике. Эта мысль поразила меня. 16 марта 1919 г. я внесв ЦК предложение: отменить директиву об отъезде, немедленном возвращении,военных делегатов, поручить Сокольникову официальную защиту военнойполитики, а сам немедленно уехал на Восток. Обсуждение военного вопроса наВосьмом съезде, несмотря на наличие довольно значительной оппозиции неостановило меня: положение на фронте казалось мне гораздо более важным, чемизбирательство на съезде, тем более, что я не сомневался в победе той линии,которую считал единственно правильной. Центральный комитет одобрил внесенныемною заранее тезисы и назначил официальным докладчиком Сокольникова. От имени оппозиции доклад был представлен Смирновым, старым большевикоми бывшим артиллерийским офицером мировой войны. Смирнов был одним из вождейлевых коммунистов, решительных противников Брест-литовского мира,требовавших открытия против германской регулярной армии партизанской войны.На этой основе, несколько, правда, поостывшей, они продолжали оставаться и в1919 г. Формирование централизованной и регулярной армии было невозможно безвоенных специалистов и без замены импровизации правильной системойруководства. Левые коммунисты успели значительно поостыть и пыталисьприспособить свои вчерашние взгляды к росту государственной машины ипотребностям регулярной армии. Но они отступали шаг за шагом, нагоняя все,что можно, из старого багажа, и прикрывали свои по существу партизанскиетенденции новыми формулами. "Год тому назад, -- докладывал на VIII съезде партии Сокольников, -- вмомент полного развала армии, когда никакой военной организации для защиты пролетарской революции не было,Советская власть прибегла к системе добровольческого формирования армии, и всвое время эта добровольческая армия сыграла свою роль. Теперь, оглядываясьна этот период, как на пройденную ступень, мы должны учесть положительные иотрицательные стороны. Положительная сторона его состояла в том, что в нейприняли участие лучшие элементы рабочего класса... Наряду с этими хорошимисторонами партизанского периода были и черные стороны, которые в концеконцов перевесили то хорошее, что было в этом партизанском периоде. Лучшиеэлементы выбивались, умирали, попадали в плен и, таким образом, создавалсяотбор худших элементов. К этим худшим элементам присоединились те, которыешли в добровольческую армию потому, что были выброшены на улицу в результатекатастрофической ломки всего общественного уклада. Наконец, шли полугнилыеостатки старой армии. Вот почему в партизанский период нашей военнойорганизации развились силы, которые вынудили ликвидировать эту партизанщину.В конце концов, получилась система независимости маленьких отрядов, которыегруппировались вокруг отдельных предводителей. Эти отряды, в конце концов,ставили своей задачей не только борьбу и защиту советской власти противзавоевания революции, но и бандитство, мародерство. Они превратились впартизанские от-ряды, которые были опорой авантюризма..." "Нынешний период, -- продолжал Сокольников, -- стоит под знакомгосударственного строительства, которое ведет пролетариат... Чрезвычайномного горячих прений возникло вокруг вопроса о военных специалистах...Теперь этот вопрос в сущности разрешен теоретически и практически. Дажепротивники применения военных специалистов утверждают сами, что вопрос этотустарел. Там, где военные специалисты были привлечены, где была проведенареорганизация партизанской армии в армию регулярную, там была достигнутаустойчивость фронта, там был достигнут военный успех. Наоборот, там, гдевоенные специалисты не нашли себе применения... там пришли к полномуразложению и изчезновению самих армий..." "В вопросе о военных специалистах, -- говорил Сокольников, -- мы имеемне чисто военную проблему, а общую специальную проблему. Когда был поставлен вопрос о привлечении на фабрикиинженеров, о привлечении бывших капиталистических организаторов, вы помните,как из рядов красных левых  коммунистов была начата жесточайшая"сверхкоммунистическая" критика, которая утверждала, что возвращатьинженеров на фабрики нельзя. И вот мы имели аналогию этой критики,перенесенной в область военного строительства. Нам говорят, возвращая вармию бывших офицеров, вы этим самым восстанавливаете бывшее офицерство ибывшую армию. Но эти товарищи забывают, что рядом с этими командирами стоиткомиссар, представитель советской власти, что эти военные специалистынаходятся в рядах армии, которая целиком поставлена на службу пролетарскойреволюции... Та армия, которая имеет десятки тысяч старых специалистов напрактике показала, что она есть армия пролетарской революции". Разногласия по военному вопросу к моменту съезда в значительной степенидали уже тот острый характер, какой имели в предыдущий период. Оппозиция ужене ставила вопросы так прямолинейно, как год тому назад, когдацентрализованная армия объявлялась характерной для империалистическогогосударства и ей противопоставлялась система партизанских отрядов, когдаотвергалось использование современных технических средств борьбы:аэропланов, танков и т.д. Военная оппозиция состояла из двух групп: с одной стороны, в ней былипредставлены многочисленные подпольные работники, которых изрядно потрепалитюрьмы и ссылка и которые теперь не умели найти себе место в строительствеармии и государства. Они с большим недоброжелательством относились ковсякого рода выскочкам (а в них недостатка не было), занимавшимответственные посты. С другой стороны, в оппозиции сильно были представленыпередовые рабочие, боевые элементы со свежим запасом энергии, но взиравшим сполитическим страхом на то, как вчерашние инженеры, офицеры, педагоги,профессора снова занимают командные позиции. В этой рабочей оппозицииотражалось в конечном счете недоверие к своим собственным силам иуверенность в том, что новый класс, ставший у власти, сможет подчинить себеширокие круги старой технической интеллигенции. Чтобы определить роль Сталина, достаточно сказать, что гнездом воппозиции был Царицын. На VIII съезде члены царицынской группы представлялиядро оппозиции, в том числе Ворошилов. В период предшествовавший съезду онинаходились в постоянной связи со Сталиным, который инструктировал их,по-видимому, сдерживая их непомерную прыть, но в то же время централизуяинтригу против военного ведомства. Этим определялась его роль на VIIIсъезде, обсуждавшем военный вопрос, где произошел интересный эпизод свыбором президиума. Петроградская делегация предложила президиум в составе: Ленина,Каменева, Зиновьева, Пятакова и трех других товарищей местного масштаба.Председательствовавший Ленин спросил: "Есть другие предложения?" Этоозначало, что вопрос согласован с председателем. Раздались голоса,предлагавшие в президиум Бухарина, Оборина, Рыкова, Стасову, Сокольникова,Муралова и Сталина.  Первые четыре отказались. Сталин не отказался, Ленинпредлагает, "не считаясь с дополнениями, поставить на голосование преждевсего прочитанный список. Голосуют. Большинство -- за". "Предложеноголосовать сначала, требуется ли дополнение вообще". Другими словами,становится предварительный вопрос по поводу Сталина и Муралова, голосоватьли вообще. "Голосуют. Дополнение отклоняется". Этот небольшой эпизод очень характерен. Вопрос о составе президиумасоставлял до известной степени определение физиономии съезда, хотя бы впредварительном порядке. В порядке дня стоял острый военный вопрос. ДляЛенина не было тайной, что Сталин за кулисами фактически возглавляетоппозицию по военному вопросу. Ленин сговорился с петроградской делегацией осоставе президиума. Оппозиционные элементы выдвинули несколькодополнительных кандидатур, разные группы по разным соображениям; не толькооппозиционные группы, ибо выдвинута была кандидатура и Сокольникова. ОднакоБухарин, Стасова, Оборин, Рыков и Сокольников отказываются, признаваязаключенное неофициальное соглашение о президиуме обязательным для себя.Сталин, не отказываясь, занимает явно оппозиционную позицию. Он как быпытается проверить число своих сторонников в составе делегатов съезда. Сосвоей стороны, Ленин пытается избегнуть голосования "за" или "против" Сталина. Он ставит через одного из делегатов предварительный вопрос,"нужны ли дополнительные члены президиума вообще", и достигает без трудаотрицательного ответа на этот вопрос. Сталин терпит поражение, которомуЛенин придает как можно менее личную и обидную форму. По отношению к военной оппозиции Сталин держал себя совершенно так же,как по отношению оппозиции Зиновьева, Каменева в предоктябрьский период илипо отношению к примиренцам в 12-13 году. Он не солидаризировался с ними, ноон поддерживал их против Ленина и стремился найти в них опору. Докладчик оппозиции Смирнов уже прямо возражал против утвержденияСокольникова, что "одни будто бы стоят за партизанскую армию, а другие зарегулярную". По словам Смирнова, в вопросе о привлечении военныхспециалистов "никаких разногласий с господствующим течением в нашей военнойполитике у нас нет". Основной вопрос разногласий свелся к вопросу онеобходимости расширения функций комиссаров и членов революционных военныхсоветов в смысле большего их участия в управлении армией и решенияоперативных вопросов и тем самым умаления руководящей роли командногосостава. Создана была особая примирительная комиссия для выработки общихрешений; в комиссию входили и Зиновьев и Сталин, но докладчиком комиссиивыдвинут был Ярославский. Решение съезда были приняты единогласно при одном воздержавшемся.Объясняется это тем, что оппозиция успела отказаться от своих наиболеепринципиальных предрассудков. Бессильная противопоставить большинству партиисвою линию, она вынуждена была присоединиться к общей резолюции. Тем неменее, пережитки настроения соответствующего периода не были еще полностьюликвидированы в течение всего 1919 года, в особенности на юге, на Украине,на Кавказе и Закавказье, где победа над партизанскими настроениями даласьнелегко. Привлечение старых военных специалистов осталось в практическихрешениях съезда во всей силе. С другой стороны, подчеркнута быланеобходимость подготовки нового командного состава, который явился бынадежным рычагом советской системы. Никто уже не решался принципиально отвергать основы военной политики.Оппозиция перешла к критике отдельных недочетов и преувеличений. Здесь,конечно, открывалось богатое поле для всякого рода печальных анекдотов.Полемизируя против одного из царицынских сторонников Сталина, я писал вянваре 1919 г.: "В одной из наших армий до недавнего времени считалось признаком высшейреволюционности довольно-таки мелкотравчатое и глуповатое глумление над"военспецами", т.е. над всяким, кто прошел военную школу. Но в частях этойсамой армии почти не велось политической работы. К коммунистам-комиссарам, кэтим политическим "специалистам", там относились не менее враждебно, чем квоенным специалистам. Кто же сеял эту вражду? Худшая часть новых командиров.Военные полузнайки, полупартизаны, полупартийные люди, которые не хотелитерпеть рядом с собой ни партийных работников, ни серьезных работниковвоенного дела... Цепко держась за свои посты, они с ненавистью относятся ксамому упоминанию о военной науке... Многие из них, запутавшись вконец,кончали прямым восстанием против советской власти". Принципиальная оппозиция сдавала позиции, теряла сторонников, замирала,питалась мелочами, сплетнями, пересудами. Новые поражения придавали ей навремя активности, но только для того, чтобы обнаружить ее несостоятельность:ничего своего она предложить не могла. В книжках и статьях все еще повторяютоб изменах "генералов", назначенных Троцким. Эти обвинения звучат особеннонесообразно, если вспомнить, что через двадцать лет после переворота Сталинобвинил в измене и истребил почти весь командный состав, им же самимназначенный. Остается еще добавить, что и Сокольников, официальныйдокладчик, и В.Смирнов, оппозиционный содокладчик, оба активные участникигражданской войны, пали впоследствии жертвами сталинской чистки и что в 1920г. видный военный работник писал: "Несмотря на все боли, крик и шум, поднятые по поводу нашей военнойполитики, по поводу привлечения военных специалистов в Красную армию и т.д.,глава военного ведомства т.Троцкий остался прав. Он железной рукой провелнамеченную воен- ную политику, не боясь угроз... победы Красной армии на всех фронтах --лучшее доказательство правильности военной политики". Во время съезда происходило особое военное совещание, протоколыкоторого велись, но не были опубликованы. Цель этого совещания состояла втом, чтобы дать возможность всем участникам, особенно недовольнымпредставителям оппозиции, возможность высказаться с полной свободнойоткровенностью. Ленин на этом совещании произнес энергичную речь в защитувоенной политики. Каково было мнение Сталина? Выступал ли он в защитупозиции Центрального Комитета? Трудно ответить на этот вопрос категорически.Что он действовал за кулисами съезда, натравливая оппозицию на военноеведомство, в этом нет никакого сомнения на основании тех обстоятельств ивоспоминаний участников съезда. Яркой уликой является тот факт, чтопротоколы военного совещания VIII съезда не опубликованы до сих пор: потомули, что Сталин вообще не выступал, или потому, что его тогдашнее выступлениеявляется слишком стеснительным для него сейчас. Официальные источникиговорят, что Сталин поддерживал на 8-м съезде позицию Ленина в военномсовещании. Почему, однако, не опубликованы протоколы теперь, когданеобходимость сохранения военных тайн давно исчезла? На украинской конференции Сталин формально защищал тезисы, выступаядокладчиком от имени ЦК; в то же время через доверенных людей он немалопоработал над тем, чтобы провалить тезисы. На VIII съезде партии это былотруднее, так как вся работа протекала на глазах Ленина, других членов ЦК иответственных военных работников. Но по существу Сталин и здесь игралсовершенно ту же роль, что и на украинском съезде. Как член ЦК, ондвусмысленно выступал в защиту официальной военной политики илиотмалчивался; но через своих ближайших друзей -- Ворошилова, Рухимовича --он вел на съезде подкоп не столько, правда, против военной политики, сколькопротив ее руководителя. С особенной грубостью он натравливал делегатов наСокольникова, взявшего на  себя защиту политики военного ведомства безоговорок. О связях Сталина с военной оппозицией можно сделать то зак- лючение, что все наличные документы, особенно телеграмма Подвойскому вконце августа и письмо Ленину от 3 октября, доказывают полностью, что Сталинпо своей позиции в Центральном Комитете и в правительстве возглавлялоппозицию. Если я подозревал это раньше, то теперь я полностью убежден, чтомахинации Сталина с украинцами прямо связаны с движением военной оппозиции.Сталин, конечно, не пожал лавров в Царицыне, он пытался теперь взять реванш. В момент наибольшего напряжения Красной армии на востоке Декинин,располагавший значительными техническими средствами, имевший хорошую конницуи пользовавшийся поддержкой богатого крестьянства на юго-востоке России,начиная с мая 1919 г., быстро продвигается вперед, спеша соединиться сКолчаком на Волге и взять Москву. Царицын на левом фланге южного фронта былверным стыком для армии, сражавшейся против Колчака и Деникина. КогдаДеникин захватил Севск и явно обозначилась опасность Туле и Москве, созданбыл Московский совет обороны и во главе его был поставлен тот самый Гусев,который считал, что удар на Кубань обеспечивает Москву. Это назначение имелослегка иронический характер. Командование Южного фронта находилось последовательно в руках Сытина,Егорова, Шорина, Фрунзе. Сталин входил в состав Южного фронта дважды, в дваразных периода. В состав Реввоенсовета входили последовательно: Сталин,Ворошилов (в качестве помощника командующего фронтом), Минин, Гусев,Лашевич, Сталин (вторично), Смилга. Ворошилов был назначен помощникомкомфронта, чтобы освободить от его командования 10-ю армию. Юго-западныйфронт был образован  в 1919 г. путем отделения от Южного фронта западнойгруппы. Командовал фронтом Егоров. В состав Реввоенсовета фронта входилиРаковский и Гусев. Рассказы о роли Сталина, как защитника Петрограда, основаны, как это ниневероятно, на умышленном анахронизме. Юденич дважды в течение 1919 г.пытался взять бывшую столицу: в мае и в октябре. Первое нападение былоосновано на внезапности. 14 мая корпус генерала Родзянко прорвал фронт 7-йармии между Нарвой и Гдовом, занял Ямбург и Псков и начал быстро продвигаться к Петрограду, Гатчине, Луге. 7-я армия, защищавшаяПетроград, была крайне ослаблена в пользу более актуальных фронтов:командующие армией, лучшие командиры, комиссары и целые части былипереведены на юг. Временный командующий (начальник штаба) вошел в сношения сЮденичем и дал ему возможность завладеть рядом пунктов. Часть командиров 7-йармии, отправившейся на Петроград, организовала заговор в окружающих столицугарнизонах: Кронштадте, Ораниенбауме, Красной Горке и Красном Селе.Заговорщики были тесно связаны с Юденичем и намеревались занять столицуодновременно с войсками его армии. Заговорщики надеялись на поддержкунедовольных матросов и особенно на помощь военного флота. Но матросы двухдредноутов не поддержали восстания, а английский флот держался в стороне. Несколько морских портов были покинуты слабыми гарнизонами в панике. Ново всяком случае явной и грубой натяжкой являлась попытка связать измены техили иных полков, формировавшихся под наблюдением партийных организаций, сКостя-евым. Способный генерал Костяев не внушал доверия и мне. Он производилвпечатление чужого человека. Вацетис, однако, отстаивал его, и Костяевнедурно дополнял вспыльчивого и капризного главного командующего. ЗаместитьКостяева было нелегко. Никаких данных против него не было. "Взятый ушвейцарцев документ" лишен был, видимо, какого бы то ни было значения, ибоон нигде больше не фигурировал. Что касается Надежного, то ему  пришлосьчерез четыре месяца командовать 7-й армией, которая отстояла Петроград. ВинаОкулова была в том, что он стремился соблюдать уставы и приказы, несоглашаясь участвовать в интригах против центра. Особо настойчивый тонСталина объясняется тем, что он чувствовал опору в Совете Восточного фронта,где были недовольны главкомом и переносили это недовольство на меня. Из Москвы пришлось спешно укреплять 7-ю армию и восстанавливатьположение. Зиновьев, руководивший партийной и советской работой вПетрограде, не был создан для таких положений и сам сознавал это. Дляорганизации отпора Юденичу был послан Сталин. Он вполне успешно справился сзадачей, которая требовала твердости, решительности и спокойствия. Этопервое наступление было быстро и легко ликвидировано. Что касается заговора,то и это предприятие оказалось авантюрой. 12 июня 1919 г. только однаКрасная Горка оказалась в руках заговорщиков. После обстрела КронштадтаКрасная Горка была 16 июня занята отрядами красных моряков. И Сталинтелеграфирует Ленину: "Быстрое взятие Горки объясняется самым грубым вмешательством состороны моей и вообще штатских в оперативные дела, доходившим до отменыприказов по морю и суше и навязывания своих собственных. Считаю своим долгомзаявить, что я и впредь буду действовать таким образом, несмотря на все моеблагоговение перед наукой. Сталин". Помню, по поводу этой похвальбы нарушением существующих законов,декретов, порядка и пр. я как-то сказал Ленину: у нас в армии заводитсярежим великих князей. В царской армии наряду с военной субординациейсуществовала неписанная субординация: великие князья, занимавшие те илидругие командные или высокие административные посты, игнорировали нередкостоящие над ними власти и вносили в управление армии и флота хаос. Я обратилвнимание Ленина на то, что Сталин в качестве члена ЦК заводит в армии режимвеликих князей. Ленина коробило от этого тона грубого вызова и хвастовства. ИзПетербурга можно было в любой момент снестись с Кремлем и со штабом,заменить плохих или ненадежных командиров, усилить штаб, т.е. сделать то,что каждый из основных военных работников делал много раз на фронте, безнарушения правильных отношений и без подрыва авторитета командования армии иставки. Сталин не мог поступать так. Он мог чувствовать свое преимуществонад другими только унижая их. Он не мог испытать удовлетворения от своейработы, не проявив пренебрежения к тем, кто стояли над ним. Не располагаядругими ресурсами, он превращал грубость в ресурсы и демонстрировал своеособое значение пренебрежением к учреждениям и лицам, которые пользовалисьуважением других. Такова была его си-стема. Телеграмма кончалась словами: "Срочно вышлите 2 млн. патронов в моераспоряжение для 6 дивизии..." В этой приписке, обычной для Сталина, целая система. Армия имела, конечно, своего начальника снабжения. Патронов всегда нехватало, и они посылались по прямому наряду главнокомандующего в зависимостиот наличных запасов и относительной важности фронтов и армий. Но Сталинобходил все инстанции и нарушал всякий порядок. Помимо своего начальникаснабжения он требует патронов через Ленина, притом не в распоряжениеармейского командования, а для отдельной дивизии, которой он, очевидно,хочет показать свое значение. Первый набег Юденича с ничтожными силами имел эпизодический характер ипрошел для партии, поглощенной Восточным и Южным фронтами, почтинезамеченным. Положение было восстановлено; и снова все внимание былоперенесено на Юг. Тем временем к началу августа белые войска отошли висходное положение. Но именно отошли. Они не были разгромлены. Юденичпродолжал свои формирования. Под прикрытием Эстонии и при самой напряженнойпомощи Англии он сформировал в течение ближайших четырех месяцев оченьсерьезную армию, обильно укомплектованную офицерством и прекрасновооруженную. Корпус превратился в Северо-Западную армию, которая насчитывалаоколо сотни батальонов и эскадронов. Второй поход начался очень успешно для Юденича, и борьба за Петроградсразу получила глубоко драматический характер. Считая, что нам не справитьсясо всеми фронтами одновременно, Ленин предложил сдать Петроград. Я восстал.Большинство Политбюро поддержало меня. Когда я был уже в Петрограде, Ленинписал: "Вчера ночью провели в Совете Обороны и послали вам... постановлениеСовета Обороны. Как видите, принят ваш план Но отход питерских рабочих наюг, конечно, не отвергнут. (Вы, говорят, развивали это Красину и Рыкову.) Обэтом говорить раньше надобности, значило бы отвлечь внимание от борьбы доконца. Попытка отхода и отрезывания Питера, понятно, вызовет соответственныеизменения, которые вы проведете на месте. Поручите по каждому ОтделуГубисполкома кому-либо из надежных собрать бумаги и документы советские дляподготовки эвакуации. Прилагаю воззвание, порученное мне Советом Обороны.Спешил -- вышло плохо, лучше поставьте мою подпись под Вашим. Привет.Ленин". Это была необходимая уступка Сталину и Зиновьеву. Ничего не оставалось,как примириться с нею. Борьба за Петроград получила крайне драматический характер. Враг был навиду у столицы, которая была подготовлена к борьбе на улицах и площадях.Когда в советской печати шла речь об обороне Петрограда без дальнейшихопределений, то имели ввиду всегда этот второй, осенний поход Юденича, а невесенний эпизод. Но осенью 1919 г. Сталин находился на Южном фронте и кобороне Петрограда не имел никакого отношения. Официальные документы этойосновной операции против Юденича давно опубликованы. Сейчас оба походаЮденича слиты воедино и оборона Петрограда изображается, как дело рукСталина. Об этом первом периоде работы Сталина на Южном фронте не опубликованоникаких материалов. Дело в том, что этот период длился очень недолго изакончился достаточно плачевно. К сожалению, в изложении этого эпизода я немогу опираться ни на какие материалы, ибо он не оставил никаких следов вмоем личном архиве. Официальный архив остался, разумеется, в Комиссариате поВоенным делам. В Реввоенсовете Южного фронта при командующем Егорове быличленами Сталин и Берзин, ушедший впоследствии окончательно в военную работуи игравший видную роль, если не руководящую, в операциях республиканскойИспании. Однажды ночью, -- относительно даты, к сожалению, ничего сообщитьне могу, -- Берзин вызвал меня к прямому проводу и поставил мне вопрос,обязан ли он подписать оперативный приказ командующего Южным фронтомЕгорова. Согласно порядку, подпись комиссара или политического членавоенного совета под оперативным приказом означала лишь, что приказ незаключает в себе никаких задних контрреволюционных мыслей. Что же касаетсяоперативного смысла приказа, то он целиком лежал на ответственностикомандующего. В данном случае дело шло об исполнении оперативного приказаглавного командования. Приказ Егорова являлся только передачей иистолкованием этого приказа в подчиненной ему армии. Сталин заявил, чтоприказ не годен и что он его не подпишет. Ввиду отказа члена ЦК подписатьприказ, Берзин не решался ставить свою подпись. Между тем оперативный приказза подписью одного командующего не имел действительной силы. Ка- кие доводы выдвигал Сталин против приказа, имевшего, насколько помню,второстепенное значение, сейчас восстановить не могу. Во всяком случае уСталина была полная возможность вызвать меня к прямому проводу и изложитьмне свои соображения или, если он предпочитал это, вызвать к прямому проводуЛенина. Командующий Южным фронтом, если он был согласен со Сталиным, мог втом же порядке предложить свои соображения главнокомандующему или мне.Возражения Сталина были бы, разумеется, немедленно обсуждены в Политбюро. Углавнокомандующего запросили бы дополнительных объяснений. Но, как и вЦарицыне, Сталин предпочел другой образ действий. "Не подпишу", -- заявилон, чтоб показать все свое значение своим сотрудникам и подчиненным. Яответил Берзину: приказ главнокомандующего, закрепленный комиссаром, стал быдля вас обязательным. Подпишите немедленно, иначе будете преданы трибуналу.Берзин немедленно дал свою подпись. Вопрос перешел в Политбюро. Ленин сказалне без смущения: "Ничего не поделаешь, Сталин опять пойман с поличным".Решено было отозвать Сталина с Южного фронта. Эта была вторая крупнаяосечка. Помню, что он приехал смущенный, но не обнаружил обиды, наоборот,говорил, что цель его достигнута, так как он хотел обратить внимание нанеправильность отношений между главным командованием или командованиемфронта, что приказ главнокомандующего ничего опасного в себе не заключал, нобыл издан без предварительного запроса мнения Южного фронта, тольконеправильно, и что именно против этого он, Сталин, протестовал и чувствуетсебя вполне удовлетворенным. Впечатление было таково, что он зашел дальше,чем хотел, дал себя поймать себе самому в петлю какого-то случайного резкогозамечания и не мог отступить назад. Во всяком случае, он явно делал все,чтобы замести следы и сделать бывшее как бы не бывшим. В вопросах стратегических я всегда предоставлял первое словоглавнокомандующему. Первой задачей нового главнокомандующего была выработкаплана группировки сил на Южном фронте. Каменев отличался оптимизмом,быстротой стратегического воображения. Но кругозор его был еще сравнительно узок, социальные факторы Южного фронта: рабочие, украинские крестьяне,казаки, не были ему ясны. Он подошел к Южному фронту под углом зрениякомандующего Восточным фронтом. Ближе всего было сосредоточить дивизии,снятые с Востока, на Волге и ударить на Кубань, исходную базу Деникина.Именно из этого плана он и исходил, когда обещал вовремя доставить дивизии,не приостанавливая наступления. Однако мое знакомство с Южным фронтом подсказывало мне, что план вкорне ошибочен. Деникин успел передвинуть свою базу с Кубани на Украину.Наступать на казачество, значило насильственно толкать его в сторонуДеникина. Главный удар надо было нанести, наоборот, по линии водоразделамежду Деникиным и казачеством, в полосе, где население целиком противказаков, против Деникина и за нас. Но моя борьба против плана казаласьпродолжением конфликта между Военным Советом и Восточным фронтом. Смилга иГусев при содействии Сталина изображали дело так, будто я против плана,потому что вообще не доверяю новому главнокомандующему. У Ленина было,видимо, то же самое опасение. Но оно было ошибочно в корне. Я непереоценивал Вацетиса, дружески встретил Каменева и стремился всяческиоблегчить его работу. Вопрос был настолько важен, борьба вокруг плана и вопросов командованияприняла столь острый характер, что 4 июля я прибег к крайнему средству:подал в отставку. Чтоб понять группировку в этот момент на верхах партии,нужно напомнить о конфликте между Восточным фронтом и главнокомандующимВацетисом, косвенно -- и со мной. На Востоке командовал бывший полковник Каменев, членами РеволюционногоВоенного Совета были Смилга и Лашевич. Дела на Востоке шли в этот периоднастолько хорошо, что я туда совсем перестал ездить и даже не знал Каменевав лицо. Окрыленные успехами, Смилга, Лашевич и Гусев носили своегокомандующего на руках, кажется, пили с ним брудершафт  и писали о нем вМоскву восторженные отзывы. Конфликт вокруг стратегии Восточного фронта был конфликтом междуглавнокомандующим Вацетисом и командующим Восточным фронтом Каменевым. Обаони были полковниками Генерального штаба старой царской армии. Между нимишло не- сомненное соревнование, в которое втянуты были и комиссары. Коммунистыставки поддерживали Вацетиса, члены Реввоенсовета Восточного фронта --Смилга, Лашевич, Гусев были целиком на стороне Каменева. Трудно сказать, ктоиз двух полковников был даровитее. Оба обладали несомненными стратегическимикачествами, оба имели опыт великой войны, оба отличались оптимистическимскладом характера, без чего командовать невозможно. Вацетис был упрямее,своенравнее и поддавался несомненно влиянию враждебных революции элементов.Каменев был несравненно покладистее и легко поддавался влиянию работавших сним коммунистов. Восточный фронт был, так сказать, первенцем Красной армии.Он был снабжен всем необходимым в том числе и коммунистами, больше чемкакой-либо другой из фронтов. Адмирал Колчак считался в тот период, и вполнеосновательно, главным врагом. Он доходил до Казани, угрожал НижнемуНовгороду, откуда открывался прямой путь на Москву. Немудрено, еслиреволюционная страна собрала, так сказать, сливки в пользу Восточногофронта. Продвижение вперед против Колчака после двух периодов отступленияшло теперь с полным успехом. Вацетис считал, что главная опасность теперь наюге, и предлагал задержать армии Восточного фронта в течение зимы на Урале,когда опасности настолько не будет, чтоб передать Южному фронту ряд дивизий.Общая моя позиция изложена была еще ранее в телеграмме первого января. Ястоял за обеспечение непрерывного наступления на Колчака. Однако конкретныйвопрос определялся соотношением сил и общей стратегической обстановкой. Еслиу Колчака за Уралом серьезные резервы, если наше продвижение с непрерывнымибоями успело значительно истощить Красную армию, то ввязываться в дальнейшиебои за Уралом представляло бы опасность, ибо требовало бы новых пополненийиз свежих коммунистов и командиров, а все это необходимо было ныне дляЮжного фронта. Надо прибавить, что я успел значительно оторваться от Восточногофронта, как от вполне благополучного, и всеми мыслями жил на Южном фронте.Трудно было судить на расстоянии, насколько наступающие армии Восточногофронта сохранили жизненную энергию, т.е. насколько им по силам дальнейшиепродвижения, не только без помощи Центра, но и с жертвами в пользу Южного фронта, которому нужны были лучшие дивизии. Я предоставил Вацетису в известном смысле свободу действий, считая, чтоесли со стороны восточного командования будет отпор и если выяснится, чтопродвижение на восток возможно без ущерба для Южного фронта, то будет времяпоправить главнокомандующего решением правительства. В этих условиях разыгрался конфликт между Вацетисом и Каменевым.Придравшись к ряду уклончивых ответов Восточного фронта, который стремилсявести свою собственную линию, Вацетис потребовал смещения Каменева и заменуего Са-мойло, бывшим командующим 6-ой армией. С.С.Каменев был, несомненно,способным военачальником, с воображением и способностью к риску. Ему нехватало глубины и твердости. Ленин потом сильно разочаровался в нем и не разочень резко характеризовал его донесения: "Ответ глупый и местаминеграмотный". Когда Главком, с моего принципиального согласия, предложил Восточномуфронту задержаться зимою на Урале, чтоб передать несколько дивизий на юг,где положение становилось угрожающим, Каменев, при поддержке Смилги иЛашевича, оказал очень решительное сопротивление. В конце концов, Политбюрорешило вопрос в пользу Восточного фронта. Сталин ухватился за конфликт между Восточным фронтом и главнымкомандованием. К Вацетису, который официально осудил его вмешательство встратегию, Сталин относился с ненавистью и ждал случая, чтоб отомстить ему.Теперь такой случай представился. Когда Каменев обязался, не приостанавливаянаступления на Урале, дать Южному фронту несколько дивизий и сдержалобещание, его авторитет, естественно, повысился за счет авторитета Вацетиса,который продолжал упорствовать, когда его ошибка обнаружилась полностью.Смилга, Лашевич и Гусев предложили, видимо, при содействии Сталина,назначить Каменева главнокомандующим. Успехи Восточного фронта подкупилиЛенина и сломили мое сопротивление. Но тут в события врезался эпизод, смыслкоторого остается не вполне ясным для меня и сейчас: Вацетис оказалсяарестован по подозрению в измене. 8 июля 1919 г. я получил на Южном фронте в Козлове шифро- ванную телеграмму о том, что изобличенный в предательстве и сознавшийсяофицер дал показания, из которых вытекает, что будто бы Вацетис знал овоенном заговоре. "Пришлось подвергнуть аресту главкома", -- такзаканчивалась телеграмма подписанная Дзержинским, Крестинским, Лениным и егозаместителем Склянским. За спиной Дзержинского в этом деле стоял, видимо,Сталин. Так как Вацетис был вскоре после того освобожден и впоследствии сталпрофессором военной академии, то, я полагаю, осведомленность его о заговоребыла весьма сомнительна. Весьма вероятно, что недовольный смещением с постаглавнокомандующего, он вел неосторожные беседы с близкими к нему офицерами.Я никогда не проверял этого эпизода. Вполне допускаю, однако, что в арестеВацетиса играл роль Сталин, который таким образом мстил ему за некоторыестарые обиды. Вместе со Сталиным реванш брал Восточный фронт и с ним вместеновый главнокомандующий. Я и сейчас не знаю, что тут верно, в какой мередело действительно шло о "заговоре" и в какой мере Вацетис был посвящен внего.    Таким образом, смена командования осложнилась драматическим эпизодом,который не имел, впрочем, трагических последствий. Вацетиса вскореосвободили. Но отношения в Политбюро напряглись: за эпизодом ареста явночувствовалась интрига. Найдя опору в руководителях Восточного фронта, Сталинвзял над Революционным Военным Советом реванш. Наступление на Южном фронте по плану главнокомандующего началось всередине августа. Через полтора месяца, в конце сентября, я писал вПолитбюро: "Прямое наступление по линии наибольшего сопротивления оказалось,как и было предсказано, целиком на руку Деникину... В результатеполуторамесячных боев... Наше положение на Южном фронте сейчас хуже, чембыло в тот момент, когда командование приступало к выполнению своегоаприорного плана. Было бы ребячеством закрывать на это глаза". Слова "как ибыло предсказа-" но" ясно говорят о тех трениях, которые предшествовалипринятию стратегического плана и имели место в июне и начале июля. Итак, ошибка плана была для меня настолько несомненна, что когда он былутвержден Политбюро -- всеми голосами, в том числе и голосом Сталина против меня -- я подал в отставку. РешениеПолитбюро по поводу отставки гласило: РОССИЙСКАЯ Секретно КОММУНИСТИЧЕСКАЯ ПАРТИЯ Копия с копии (Большевиков) Москва 5 июля 1919 года ЦЕНТРАЛЬНЫЙ КОМИТЕТ No... Кремль Орг. и Полит. Бюро ЦК, рассмотрев заявление т.Троцкого и всестороннеобсудив это заявление, пришли к единогласному выводу, что принять отставкит.Троцкого и удовлетворить его ходатайство они абсолютно не в состоянии. Орг. и Полит. Бюро ЦК сделают все от них зависящее, чтобы сделатьнаиболее удобной для т.Троцкого и наиболее плодотворной для Республики туработу на южном фронте, самом трудном, самом опасном и самом важном внастоящее время, которую избрал сам т.Троцкий. В своих званиях Наркомвоена иПред-реввоенсовета т.Троцкий вполне может действовать и как членРеввоенсовета Южфронта с тем Комфронтом (Егорьевым), коего он сам наметил, аЦК утвердил. Орг. и Полит. Бюро ЦК предоставляют т.Троцкому полную возможность всемисредствами добиваться того, что он считает исправлением линии в военномвопросе и, если он пожелает, постараться ускорить съезд партии. Твердо уверенные, что отставка т.Троцкого в настоящий момент абсолютноневозможна и была бы величайшим вредом для Республики, Орг. и Полит. Бюро ЦКнастоятельно предлагают тов. Троцкому не возбуждать более этого вопроса иисполнять далее свои функции, максимально, в случае его желания, сокращая ихв виду сосредоточения своей работы на Южфронте. В виду этого Орг и Полит.Бюро ЦК отклоняет и выход т.Троцкого из Политбюро и оставление им постаПредседателя Реввоенсовета Республики (Наркомвоена). Подлинный подписали: Ленин, Каменев, Крестинский, Калинин, Серебряков, Сталин, Стасова С подлинным верно: Секретарь ЦК Елена Стасова Я взял отставку назад и немедленно отправился на Южный фронт, гдеоткрывавшееся в середине августа наступление скоро приостановилось, не даврезультатов. Роковая ошибочность плана стала ясна многим работникам, в томчисле и Лашевичу, перешедшему с Восточного фронта на Южный. 6 сентября ятелеграфировал с фронта Главкому и ЦК, что "центр тяжести борьбы на южфронтевсецело перешел на Курско-Воронежское направление, где резервов нет", ипредложил ряд войсковых перегруппировок, означавших в совокупностиликвидацию несостоятельного плана. Под моей телеграммой подписалисьСеребряков и Лашевич. Но главнокомандующий упорствовал, и Политбюрорешительно поддержало его. В тот же день, 6 сентября, я получил ответ. За два месяца ход военных операций не только опрокинул первоначальныйплан, но и ясно указал главную операционную линию. Однако за два месяцанепрерывных и безрезультатных боев многие дороги оказались разрушены, исосредоточение резерва представляло неизмеримо большие трудности, чем виюне-июле. Радикальная перегруппировка сил являлась, тем не менее,необходимостью. Я предлагал конный корпус Буденного переправить походнымпорядком и передвинуть ряд других частей в северовосточном направлении. Тем временем начатое наступление приостановилось, положение на Кубани,где увязли лучшие войска, продолжало оставаться крайне тяжким, Деникинпродвигался на Север. "Для проверки оперативного плана, -- писал я в концесентября, -- не лишне посмотреть на его результаты. Южный фронт получилтакие силы, какие никогда не имел ни один из фронтов: к моменту наступленияна Южном фронте имелось не менее 180.000 штыков и сабель, соответственноеколичество орудий и пулеметов. В результате полуторамесячных боев мы имеемжалкое топтание  на месте в восточной половине Южного фронта и тяжкоеотступление, гибель частей, расстройство организма -- в западной половине.Причину неудачи необходимо искать целиком в оперативном плане. Мы пошли полинии наибольшего сопротивления, т.е. части средней устойчивости направилипо местности, населенной сплошь казачеством, которое не наступает, аобороняет свои станицы и очаги. Атмосфера "народной" донской войны оказывает расслабляющее влияние на каши части. В этихусловиях деникинские танки, умелое маневрирование и пр. оказываются в егоруках колоссальным преимуществом". Однако теперь дело шло уже не о плане, а о его последствиях,материальных и психологических. Главнокомандующий надеялся, видимо, всоответствии с правилом Наполеона, упорствуя в ошибке, извлечь из нее всевозможные выгоды и добиться в конце концов победы. Политбюро, теряя доверие,упорствовало в собственном решении. 21 сентября наши войска покинули Курск.13 октября Деникин взял  Орел, открыв себе дорогу на Тулу, где былисосредоточены важнейшие военные заводы, а дальше уже шла Москва. Я поставилперед Политбюро ребром альтернативу: либо менять оперативный план, либоэвакуировать Тулу, разоряя военную промышленность и открывая дорогу наМоскву. Главнокомандующий, меняя по частям старый план, уже сосредоточивалкулак. Но к этому времени упрямство главнокомандующего, которое поддерживалоПолитбюро, было сломлено. В середине октября была закончена новая  группировка войск дляконтрудара. Одна группа сосредоточена была к северо-западу от Орла длядействия на Курско-Орловскую железную дорогу. Другая группа, к востоку отВоронежа, возглавлялась конным корпусом Буденного. Это и было уже шагом ктой группировке, на которой в последний р?.з настаивал 6 сентября Троцкий,Лашевич и Серебряков. А вот что пишет Сталинская историография: "В течение сентября и началеоктября 1919 г. Деникин достиг значительных успехов на Южном фронте. 13октября ему удалось овладеть Орлом. Для устранения крайне тяжелого иопасного для республики положения, создавшегося в результате длительныхнеудач на Южном фронте, ЦК партии направил в Ревсовет фронта т.Сталина.Тов.Сталин выработал новый стратегический план борьбы с Деникиным, которыйбыл утвержден Лениным и Центральным Комитетом партии. Осуществление этогоплана привело к полному поражению и разгрому Деникина". В статье "К вопросу о стратегии и тактике коммунистов" Сталин говоритследующее о положении на Южном фронте: "Основные черты политической стратегии можно было бы обрисовать безособого труда, прибегнув к аналогии с военной стратегией, например, в периодгражданской войны, во время борьбы с Деникиным. Все помнят конец 1919, когдаДеникин стоял под Тулой. В это время разыгрались интересные споры средивоенных по вопросам о том, откуда следовало бы нанести решающий удар поармиям Деникина. Одни военные предлагали избрать основным направлением ударалинию Царицын-- Новороссийск. Другие, наоборот, предлагали повести решающийудар по линии Воронеж--Ростов, с тем, чтобы, пройдя эту линию и разбив,таким образом, на две части армии Деникина, потом разгромить их поодиночке.Первый план... был с одной стороны, невыгоден, ибо предполагал нашепродвижение по районам (Донская область), враждебным Советской власти итребовал, таким образом, крупных жертв; с другой стороны, он был опасен, ибооткрывал армиям Деникина дорогу на Москву через Тулу, Серпухов. Второй планосновного удара был единственно правилен, ибо он, с одной стороны,предполагал продвижение нашей основной группы по районам (Воронежская губ.-- Донбас), сочувствующим Советской власти, и в виду этого не требовалособых жертв, с другой стороны, он расстраивал действия основной группывойск Деникина, шедших на Москву. Большинство военных высказалось за второйплан, и этим была определена судьба всей войны с Деникиным". Этот рассказ как бы служил Сталину лишь случайной иллюстрациейнекоторых соображений из области политической тактики. На самом делеиллюстрация не была случайной. Шел 1923 год. Сталин находился в ожиданиигрозной атаки со стороны Ленина и систематически пытался подкапывать егоавторитет. Верхи партии прекрасно знали, что за ошибочный и дорогообошедшийся план высказались не только некоторые "военные"(главнокомандующий), но и большинство Политбюро во главе с Лениным. Так каксам Сталин успел в последний момент отскочить от этого большинства, тоответственность он перелагал на одного Ленина. Однако он предпочиталговорить о разногласиях среди "военных", не касаясь борьбы внутри Политбюро:верхи партии слишком хорошо помнили, что  я с июля отстаивал тот план, ккоторому Сталин примкнул лишь в конце октября или начале ноября, когда сам главнокомандующий на делеотказался от своего первоначального замысла. 19 ноября 1924 г., через 10 месяцев после смерти Ленина, Сталин сделалпервую попытку создать свою собственную версию борьбы на Южном фронте инаправить ее против меня. В речи на пленуме фракции ВЦСПС "Троцкизм илиленинизм?" он говорит: "О Деникине. Дело происходит осенью 1919 г. Наступление на Деникина неудается. "Стальное кольцо" вокруг Мамонтова (рейд Мамонтова) явнопроваливается. Деникин берет Курск. Деникин подходит к Орлу. Тов. Троцкийвызывается с южного фронта на заседание ЦК. ЦК признает положение тревожными постановляет направить на южфронт новых военных работников, отозвавтов.Троцкого. Новые военработ-ники требуют "невмешательства" тов.Троцкого вдела южфрон-та. Тов.Троцкий отходит от прямого участия в делах южфрон-та.Операции на, южфронте, вплоть до взятия нами Ростова-на-Дону и Одессы,проходят без тов.Троцкого. Пусть попытаются опровергнуть эти факты". Здесь нет еще и речи о моем ложном стратегическом плане: все сводится ктуманным утверждениям насчет новых военных работников, которые потребовали(от кого?) "невмешательства" Троцкого. На самом деле тринадцать постановлений ЦК от 15 октября были вписьменном виде внесены мною и единогласно одобрены, в том числе и Сталиным.В комиссию, которая посылала по моему предложению новых работников на юг,взамен старых, которые слишком устали от поражений, входили: Ленин, Троцкий,Каменев и Крестинский (Сталин не входил). Какие новые работники требовали"невмешательства" Троцкого и от кого именно требовали -- Сталин не сообщает."Троцкий отходит от прямого участия в делах Южного фронта". Этанеопределенная фраза только подчеркивает, что, если были какие-либозакулисные домогательства Сталина, то никакого постановления не было и похарактеру отношений в ЦК быть не могло. Ворошилов в "Сталине и Красной армии" (1929) пишет, что "Сталинпоставил перед ЦК три главных условия: 1) Троцкий не должен вмешиваться вдела Южно- го фронта и не должен переходить за его разграничительные линии. 2) сЮжного фронта должен быть немедленно отозван целый ряд работников, которыхт.Сталин считал непригодными восстановить положение в войсках и 3) на Южныйфронт должны быть немедленно командированы новые работники по выборуСталина, которые эту задачу могли выполнить. Эти условия были принятыполностью". Где? Как? Когда? Кем? Приписывая Сталину заслугу пересмотра ошибочногоплана, Ворошилов, однако, еще не решался утверждать в 1929 г., что ошибочныйплан принадлежал мне. Умалчивая об этом вопросе, он тем обнаруживал, что ябыл противником плана. Однако и этот пробел заполнен новейшейисториографией. Зинаида Орджоникидзе пишет: "Реввоенсовет 14-й армии все время держал связь со штабом Южногофронта. Серго лично связался со Сталиным и непосредственно с Москвой, сЛениным. Ленин напряженно следил за подготовкой к наступлению. 15 октябряСерго из села Сергиевского в очередном письме писал Ленину: "Дорогой Владимир Ильич! Сегодня я думал заехать в Москву на несколькочасов, но решил, что лучше скорее в армию. Я теперь назначен в Реввоенсовет14-й армии. Тем не менее решил поделиться с вами теми в высшей степениневажными впечатлениями, которые я вынес из наблюдений за эти два дня вштабах здешних армий. Что-то невероятное, что-то граничащее спредательством. Какое-то легкомысленное отношение к делу, абсолютноенепонимание серьезности момента. В штабах никакого намека на порядок, штабфронта -- это балаган. Сталин только приступает к наведению порядка. Средичастей создали настроение, что дело советской власти проиграно, все равноничего не сделаешь. В 14-й армии какой-нибудь прохвост Шуба, именующий себяанархистом, нападает на наши штабы, арестовывает их, забирает обозы, акомбрига посылает на фронт под своим надзором для восстановления положения.В 13-й армии дела не лучше. Вообще, то, что здесь слышишь и видишь, -- нечтоанекдотическое. Где же эти порядки, дисциплина и регулярная армия Троцкого?!Как же он допустил дело до такого развала? Это прямо непостижимо. И, наконец, Владимир Ильич, откуда это взяли,что Сокольников годится в командармы? Неужели до чего-нибудь более умногонаши военные руководители не в состоянии додуматься? Обидно и за армию и застрану. Неужели, чтобы не обидеть самолюбие Сокольникова, ему надо датьпоиграться с целой армией. Но довольно, не буду дальше беспокоить вас. Можетбыть, и этого не надо было, но не в состоянии заставить себя молчать. Моментв высшей степени ответственный и грозный. Кончаю, дорогой Владимир Ильич. Крепко, крепко жму ваши руки. Ваш Серго" 26 августа 1919 г. официальные "Известия" печатают мое сообщениепечати: "С Южного фронта, где я по несколько раз посетил все армии и был вомногих дивизиях, я прибыл с глубочайшей уверенностью в несокрушимостьКрасной армии". Правда, около 10 октября я покинул Южный фронт и переехал в Петроград.10 октября должно было начаться наше контрнаступление на Южном фронте. Всебыло подготовлено. Сосредо-точение частей для удара заканчивалось, и моеприсутствие было гораздо нужнее под Петроградом, которому грозиласмертельная опасность. Оглядываясь на три года гражданской войны ипросматривая журнал непрерывных своих поездок по фронту, я вижу, что мнепочти не пришлось сопровождать победоносную армию, участвовать внаступлении, непосредственно делить с армией ее успехи. Мои поездки не имелипраздничного характера. Я выезжал только на неблагополучные участки, когданеприятель прорывал фронт и гнал перед собою наши полки. Я отступал свойсками, но никогда не наступал с ними. Как только разбитые дивизииприводились в порядок и командование давало сигнал к наступлению, я прощалсяс армией для другого неблагополучного участка или возвращался на несколькодней в Москву, чтоб разрешить накопившиеся вопросы в центре. Так, за тригода мне ни разу -- буквально -- не удалось видеть счастливые лица солдатпосле победы или вступать с ними в занятые города. Только этим иобъясняется, что после радикального перелома на Юге, начавшегося 19 октября,я ни разу не посетил Южного фронта за весь период нашего победоносногонаступления. Все командиры и комиссары Южного фронта требовали перегруппировкивойск. В этот момент Сталин обратился к Политбюро с ультиматумом. В запискеЛенину, опубликованной в брошюре Ворошилова "Сталин и Красная армия", Сталинписал: "Месяца два назад Главком принципиально не возражал против удара сзапада на восток через Донецкий бассейн, как основного. Если он все же непошел на такой удар, то потому, что ссылался на "наследство", полученное врезультате отступления Южных войск летом, т.е. на стихийно создавшуюсягруппировку войск Юго-Восточного фронта, перестройка которой (группировки)повела бы к большой трате времени, к выгоде Деникина... Но теперь обстановкаи связанная с ней группировка сил изменилась в основе: 8 армия (основная набывшем Юж-фронте) передвинулась на Донецкий бассейн, конкорпус Буденного(другая основная сила) передвинулась тоже в районе Юж-фронта, прибавиласьновая сила -- Латдивизия, -- которая через месяц обновившись, вновьпредставит грозную для Деникина силу... Что же заставляет Главкома (ставку)отстаивать старый план? Очевидно, одно лишь упрямство, если угодно --фракционность, самая тупая и самая опасная для Республики, культивируемая вГлавкоме состоящим при нем "стратегическим" петушком /Гусевым/... На дняхГлавком дал Шо-рину директиву о наступлении на Новороссийск через донскиестепи по линии, по которой, может быть, и удобно летать нашим авиаторам, ноуже совершенно невозможно будет бродить нашей пехоте и артиллерии. Нечего идоказывать, что этот сумасбродный (предполагаемый) поход в среде вражескойнам, в условиях абсолютного бездорожья, грозит нам полным крахом. Нетруднопонять, что этот поход на казачьи станицы, как это показала недавняяпрактика, может лишь сплотить казаков против нас вокруг Деникина. Необходимоизменить уже отмененный практикой старый план, заменив его планом основногоудара через Харьков--Донецкий бассейн на Ростов: во-первых, здесь мы будемиметь среду не враждебную нам, наоборот, -- симпатизирующую нам, чтооблегчит наше продвижение; во-вторых, мы получаем важнейшую железнодорожнуюсеть (донецкую) и основную артерию, питающую армию Деникина, линию Воро- неж-Ростов. ...Б е з этого моя работа на Южфронте становитсябессмысленной, преступной, ненужной, что дает мне право или, вернее,обязывает меня уйти куда угодно, хоть к черту, только не оставаться наЮж-фронте. Ваш Сталин". Ворошилов комментирует: "В этой оценке направлений сказались основныекачества т.Сталина как пролетарского революционера, какнастоящего стратега гражданской войны". Сталин повторяет здесь почти дословно те доводы противиюль-ско-сентябрьского плана, которые развивались мною сперва устно, затемписьменно и которые он отвергал вместе с большинством Политбюро. Так как всечлены Политбюро прекрасно знают развитие вопроса, то Сталину не может и вголову прийти возлагать на меня ответственность за старый план. Наоборот, онвинит главкома и состоящего при нем "стратегического петушка" С.Гусева, накоторого он опирался в июле при смене командования. А.Голубев в журнале "Молодая гвардия", 1932 г., пишет об октябре-ноябре1919 г.: "План красного командования перед решительным сражением первоначальнозаключался в том, чтобы сдержать, а затем и разбить наступающие частиДеникина у Орла и Кром. Для этого главный удар по предложению тов.Сталинананосился от Орла через Харьков на Донбасс. Этот удар как нельзя лучшесоответствовал тогдашней обстановке. Успех такого наступления отрезалДонскую армию белых от Добровольческой, сбрасывая последнюю в районыДонбасса и Южной Украины, объятые рабоче-крестьянскими восстаниями противДеникина. Для этого 13-й армии 9 октября была передана ударная группа излатышской дивизии, бригад Павлова и Примакова (11.500 штыков и сабель) 10октября эта группа была введена в дело у г.Кромы, завязав упорный бой случшими частями противника..." (с.106). Советская историография продолжает: "План Сталина был принятЦентральным комитетом. Сам Ленин собственной рукой написал приказаниеполевому штабу о немедленном изменении изжившей себя директивы". Где? Когда?"Тов.Сталину во всем этом принадлежит громадная заслуга". З.Орджоникидзе в своих воспоминаниях пишет: "Сталин отправился на Южный фронт. Он категорически отверг старый планразгрома Деникина, выработанный главным командованием во главе с Троцким.План этот предусматривал наступление левым флангом с Царицына наНовороссийск через донские степи и казачьи станицы. "Этот сумасбродный (предполагаемый) поход в среде вражеской, в условияхабсолютного бездорожья, грозит нам полным крахом", -- написал Сталин взаписке Ленину. Взамен плана, уже отмененного жизнью, Сталин выработал план наступлениякрасных через пролетарский Харьков -- Донецкий бассейн на Ростов. Стратегический план великого Сталина обеспечил победу революции". Телеграмма Сталина пришла в такой момент, когда сам главком ломал свойплан, сосредоточивая ударную группу войск не в казачьем тылу Деникина, а надего головой. Политбюро оставалось в сущности лишь задним числомсекционировать замену старого плана новым. Выносилось ли такое постановлениеили Политбюро просто примирилось с совершившимся фактом, радуясь ему в душе,на основании опубликованного документа, установить нельзя; да это и не имеетбольшого значения. Война с Польшей вскрыла как сильные, так и слабые стороны тогдашнейКрасной армии: революционную верность, беспримерный энтузиазм, величайшуювыносливость и наряду с этим недостаточность подготовки, организационнуюслабость, недостаток в выдержке. Армия наступала безудержно, но иоткатывалась без остановки. "Исход польской войны, -- писал я в 1928 г., --врезался в сознание армии, особенно ее молодого командного и комиссарскогосостава, как заноза. Из этой занозы выросло стремление к учебе". Тысячикомандиров и комиссаров, которые во время гражданской войны как бы появилисьиз-под земли, внеся в армию мужество и инициативу и нравственный авторитет,после исхода польской кампании серьезно занялись своим военным образованием. Наша армия в четыре раза более слабая, чем армия поляков, после упорныхбоев конца апреля отступила и сдала Киев, Житомира Бердянск. Тогда партиябросила лозунг: "На борьбу с польскими панами!" Туда движется масса коммунистов, направляютсядесятки тысяч добровольцев со всех фронтов на западный фронт спешат старыеиспытанные полки и дивизии. Удар на поляков обрушивается прежде всего ссеверного участка, затем открывается наше наступление на Украине. Оноприводит к занятию Киева, после чего приходит прорыв укрепленных польскихпозиций на фронте свыше 100 километров. Наши армии стремительно продвигаютсявперед, занимают Минск, Вильно, Молодечно, Бобруйск. Корпус Гая 19 июля подГродно разбивает крупные силы поляков и, в обход Варшавы, занимаетДан-цигский коридор. Однако по мере продвижения польская среда становитсявсе более упругой. Сопротивление становится все более значительным. Наш тылне поспевает за фронтом. Быстрое продвижение наших войск к Висле заставилопольское командование напрячь все усилия и сгруппировать при помощифранцузской военной миссии значительные резервы в районах Варшавы и Люблина.Поляки успевают сформировать новые кавалерийские и пехотные части. 30 апреля я писал в ЦК партии: "Именно потому, что борьба идет не нажизнь, а на смерть, она будет иметь крайне напряженный и суровый характер".Отсюда вытекает необходимость "оценивать войну с Польшей не как частнуюзадачу Западного фронта, а как центральную задачу всей рабоче-крестьянскойРоссии". Через печать я 2 мая предупреждал против слишком оптимистическихнадежд на революцию в Польше: "Что война... закончится рабочей революцией вПольше, в этом не может быть никакого сомнения; но в то же время нет никакихоснований полагать, что война начнется с такой революции... Было бывеличайшим легкомыслием думать, что победа... дастся нам сама собой". 5 мая в докладе на объединенном заседании всех советских учреждений:"Было бы величайшей ошибкой полагать, что история начнет с того, что откроетперед нами польскую рабочую революцию и тем самым избавит нас отнеобходимости вооруженной борьбы". И в заключение: "Товарищи, я хотел бы,чтобы главный вывод, который вы из этого собрания вынесете, состоял в том,что борьба, которая нам предстоит, будет тяжелой и напряженной борьбой".Этой идеей проникнуты все прика- зы и заявления того времени. "В настоящее время Западный фронт являетсясамым важным фронтом республики, -- гласит подписанный в Смоленске приказ 9мая. -- Органы снабжения должны быть подготовлены не к легкому и короткомупоходу, а к длительной упорной борьбе". Я был против похода на Варшаву, потому что при слабости наших сил иресурсов он мог закончиться успешно лишь при условии немедленного восстанияв самой Польше, а в этом не могло быть уверенности. В своей автобиографии яв общих чертах изложил суть конфликта. 16 августа под стенами Варшавы после короткого и сильного удараПилсудский переходит в наступление, прорывает наш фронт на севере, оттесняеткорпус Гая и Четвертую армию на германскую территорию. Наши войскаоткатываются на сотни километров назад. Одной из причин тех чрезвычайных размеров, которые приняла катастрофапод Варшавой, явилось поведение командования Южной группы советских армий снаправлением на Львов (Лемберг) . Главной политической фигурой вРеволюционном Военном Совете этой группы был Сталин. Трения и конфликты между высшими и нижними инстанциями командованиязаложены, так сказать, в природе вещей: дивизия недовольна армией, армия --фронтом, фронт -- ставкой, особенно, если дела идут неблагополучно. Сталинсистематически эксплуатировал эти трения и доводил до острых конфликтов.Особенно тяжелые последствия имело его самоуправство именно во времяПольской кампании. К решающему моменту операционная линия Юго-Западного фронта разошлась соперационной линией главного Западного фронта под прямым углом. В то времякак фронт Тухачевского приближался к Варшаве, Юго-Западный фронт, в составкоторого входил Сталин, двигался на Лемберг. Сталин вел свою собственнуювойну. Он хотел во что бы то ни стало войти в Львов в то время, как Смилга иТухачевский войдут в Варшаву. Когда предстоящий контрудар под Варшавойокончательно выяснился, главное командование приказало Егорову, командующемуЮго-Западным фронтов, круто переменить направление, чтобы ударить во флангпольских войск под Варшавой и поддержать Тухачевского с фланга. Но Юго-Западное командование, поощряемоеСталиным, продолжало двигаться на запад: разве не более важно самимзавладеть Львовом, чем "другим" взять Варшаву? В течение трех или четырехдней ставка не могла добиться исполнения приказа. Только в результатеповторных приказов и угроз Юго-Западное командование переменило направление.Но несколько дней запаздания сыграли роковую роль. А.Егоров, бывший командующий Юго-Западным фронтом, посвятил особоеисследование взаимодействиям фронтов в 1920 г. "Именно в этой плоскости, --пишет он, -- все наши историки обрушились на Юго-Западный фронт. ...Сдействиями Юго-Западного фронта непосредственно связывается объяснениенеудачи Варшавской операции. Обвинения, возводимые в этом смысле накомандование фронтом, сводятся в основном к тому, что Юго-Западный фронт велсовершенно самостоятельную оперативную политику, не считаясь ни с общейобстановкой на всем польском фронте, ни с действиями соседнего Западногофронта, и в решительную минуту не оказал последнему необходимого содействия,причем в толковании некоторых историков этот момент связывается даже спрямым невыполнением соответствующих деректив главкома, невзирая на то, чтопредпосылки к этим директивам были командованию Юго-Западным фронтом якобыотлично известны. Такова, в общих чертах, установка во всех трудах,рассматривающих так или иначе вопрос о взаимодействии фронтов в 1920 г., неисключая и вышедших в самое последнее время, хотя казалось бы, что авторыэтих трудов имели возможность пользоваться уже более или менеесистематизированными и изученными материалами. Тем не менее, мы находим,например, в серьезном и интересном труде Н. Мов-чина "Последовательныеоперации по опыту Марны и Вислы" (изд. ГИЗ, 1928 г.) прямое указание на"невыполнение Юго-Западным фронтом категорической директивы главкома онаправлении 1-й конармии на Замостье-Томашев" (с.74). На основании таких ианалогичных утверждений изучал историю польской кампании и уносил ипродолжает уносить с собой соответствующие впечатления в строевые части рядвыпускников нашей военной академии. Короче говоря, легенда о роковой ролиЮго-Запфронта в 1920 г. стала "сказкой казарменной" и, по- видимому, не вызывает уже в настоящее время сомнений, а признаетсяфактом, на котором будущим поколениям операторов и стратегов предлагаетсяучиться. Мы задаемся прямой задачей разоблачить эту легенду и восстановить всвете строго документального освещения все те отдельные факты, совокупностькоторых позволяет, как нам кажется, взглянуть (под оперативным углом зрения)на общий ход польской кампании несколько иначе, чем это делалось до сихпор". Нет ничего неожиданного в том, что Егоров, который в качествекомандующего Юго-Западным фронтом несет серьезную ответственность засамостоятельную стратегию Сталина, пытался дать менее невыгодное для негоистолкование военных событий 1920 г. Подозрение, однако, вызывает уже тотфакт, что Егоров предпринял оправдательную попытку только через девять летпосле событий, когда "легенда о роковой роли Юго-Западного фронта" успела,по его собственным словам, окончательно утвердиться и даже войти в военныеучебники. Объясняется это запоздание тем, что армия и страна, крайне тяжелопереживавшие неудачу польского похода, с возмущением отвергли бы всякуюфальсификацию виновников неудачи. Приходилось ждать и молчать. Со своейстороны я ни одним словом не напомнил публично об острых разногласиях,предшествовавших походу: мной руководила при этом забота о престижеправительства в целом и стремление не вносить раздора в потрясенную и безтого армию. Приходилось ждать установления тоталитарного режима, прежде чемвыступать с опровержениями. Осторожный и несамостоятельный Егоров писалнесомненно по прямому поручению Сталина, хотя имя это -- как ни невероятно-- в книге не упоминается. Напомним, что 1929 г. открывает первый период систематическогопересмотра прошлого. Но если Егоров пытается ослабить вину Сталина и своюсобственную, то он вовсе еще не пытается переложить вину на другую сторону.Не делает этого и Ворошилов в подписанной им насквозь апологетической статье"Сталин и Красная армия", опубликованной в том же 1929 г. "Только неудачанаших войск под Варшавой, -- говорит он глухо, -- срывает Конную армию,изготовившуюся к атаке Львова и находившуюся в 10 км от него". Однако на самооправдании дело остановиться никак не могло. В этихвопросах Сталин действует с необходимой постепенностью и в то же времяникогда не останавливается на полдороге. Так, наступил момент, когдасамостоятельный поход на Львов был объявлен спасительным, а ответственностьза крушение фронта можно было возложить на тех, кто  помешал спасительномупоходу на Львов. Советский официальный историк С.Рабинович пишет: "1-я Конная армия, ввязавшаяся в бои за Львов, не могла непосредственнопомочь Западному фронту, но взяв Львов, она оказала бы Западному фронтугораздо большую помощь, ибо это повлекло бы за собой переброску под Львовкрупных сил. Несмотря на это, Троцкий категорически потребовал отхода 1-йКонной от Львова и сосредоточения ее в районе Люблина для удара по тылампольских армий, наступавших во фланг войскам Западного фронта". "...Вследствие глубоко ошибочной директивы Троцкого 1-я Конная вынуждена былаотказаться от захвата Львова, не имея в то же время возможности отказать впомощи армиям Западного фронта". Эта возможность была   потеряна только потому, что конницаБуденного--Ворошилова, в согласии с директивами Егорова-Сталина и вопрекиприказаниям главного командования, повернула на Люблин с запозданием нанесколько дней. В 1937 г. в No 2 "Красной Конницы" напечатана статья "Боевой путьпервой Конной армии", где автор открыто признает, что Конная армия не тольконе сумела воспрепятствовать польской армии отойти за реку Буг, но даже "несорвала контрудара поляков во фланг Красным войскам, наступавшим наВаршаву". Сталин и Ворошилов, увлекшись эфемерной задачей нового занятияГалиции, не желали помочь Тухачевскому в его главной задаче -- наступлениина Варшаву. Ворошилов доказывал, что взятие Львова дало бы возможность"нанести сокрушительный удар в тыл белополякам по их ударной группировке". Совершенно невозможно понять, как можно было бы, после овладенияЛьвовом, на расстоянии 300 километров от главного театра, ударить в "тыл"польской ударной группировке, которая  тем временем уже гнала Красную армиюна сотни километров от Варшавы на восток. Уже для того, чтобгЬлыЭД-НвпШтать- ся нанести полякам удар "в тыл", нужно было бы первым делом броситьсяза ними вдогонку, следовательно, прежде всего покинуть Львов. К чему в такомслучае было занимать его? Правда, достаточно взглянуть на карту, чтобы убедиться, что польскиевойска, наступавшие от Варшавы, никоим образом "своего тыла" в Львове иметьне могли. Однако Ворошилов, написавший книгу "Сталин и красная армия",очевидно, все же упорно продолжает считать, что Львов находится "в тылу"польских армий, не взирая на то, что последние, оперируя на Висле, наоборот,находились сами "в тылу" Львова. Поэтому, н-.-до думать, Ворошилов, а вместес ним, вероятно, и Сталин, "в самой резкой форме "протестовали противпереброски конной армии из-под Львова на север -- к Люблину, на помощьТухачевскому. "Заметая свои гнусные, пораженческие маневры, предательТроцкий обдуманно и сознательно добился переброски конной армии на север,якобы на помощь Западному фронту", -- негодующе замечает "Красная звезда". К сожалению, он добился этой переброски слишком поздно, -- заметим мы.Если бы Сталин и Ворошилов с безграмотным Буденным не вели "своейсобственной войны" в Галиции, и Красная конница была своевременно у Люблина,Красная армия не испытала бы того разгрома, который ее привел к рижскомумиру. Действительно, редактор "Красной Конницы" совершил крупную неловкость,напомнив теперь об этом... Захват Львова, лишенный сам по себе военного значения, мог бы получитьсмысл лишь в связи с поднятием восстания украинцев (галичан) противпольского господства. Но для этого нужно было время. Темпы военной иреволюционной задач совершенно не совпадали. С того момента, какопределилась опасность решающего контрудара под Варшавой, продолжение походана Львов становилось не только беспредметным, но и преступным. Однако в деловступилась фронтовая амбиция, опиравшаяся на инерцию безостановочногодвижения. Сталин, по словам Ворошилова, не останавливался перед нарушениемуставов и приказов. Главным инициатором похода был Ленин. Его поддерживали против меняЗиновьев, Сталин и даже осторожный Каменев. Из членов ЦК на моей стороне былРыков, тогда еще не входив- ший в Политбюро. Все секретные документы того времени имеются враспоряжении нынешних хозяев Кремля, и если 6 в этих документах была хотьодна строка,  подтверждающая позднейшие версии, она была бы давноопубликована. Именно голословный характер версий, к тому же столь радикальнопротиворечащих одна другой, показывают, что мы имеем дело все с той жетермидорианской мифологией. В 1930  г. тогдашний официальный историк Н.Попов, позже исчезнувший,писал по поводу польской кампании в работе "К 10-летию Советско-Польскойвойны 1920 г.", что партия совершила ошибку в наступлении на Варшаву.Правда, наряду с этим, он подвергал критике позицию Троцкого, считая ееошибочной. Но во всяком случае в Центральном органе партии в 1930 г.официальный историк признавал, что поход на Варшаву был ошибкой Политбюро:"Троцкий и до настоящего времени пытается спекулировать на том, что в своевремя он был против варшавского наступления, как мелкобуржуазныйреволюционер, считавший недопустимым внесение в Польшу революции извне. Потем же самым соображениям Троцкий в 1921 г. высказывался против помощи состороны нашей Красной армии грузинским повстанцам. Партия не послушаласьТроцкого в 1921 году, и вместо меньшевистской Грузии мы имеем советскуюГрузию. Партия и в 1920 году с такой же решительностью отвергламелкобуржуазный педантизм Троцкого, когда Красная армия шла к Варшаве. Нашаошибка заключалась не в самом факте похода, а в том, что он был поведенсовершенно недостаточными силам и". Весь военный архив находится в руках историков, и им ничего не стоилобы привести документальные доказательства своих утверждений, если б этидоказательства существовали на деле. Но исторические изыскания термидораявляются прообразом судебных процессов: о доказательствах нет и речи. Черезвосемь лет после Попова другой историк той же школы С.Рабинович в своей"Истории гражданской войны" (1935) писал об ошибке Троцкого в определениипольской войны, о том, что "основной политической целью войны с нашейстороны является подталкивание, ускорение революции в Польше, привнесение вЕвропу революции извне, на штыках Красной армии"... иначе победа со- циализма в России невозможна. "Вот почему Троцкий, в противовесутверждениям Ленина и Сталина, заявлял, что "польский фронт есть фронт жизнии смерти для Советской республики". Старое обвинение превратилось в свою противоположность. В 1927 г.признавалось, что я был противником похода на Варшаву, но моя правильнаяпозиция компрометировалась неправильным отрицанием внесения социализма наштыках. В 1938 г. было объявлено, что я был сторонником похода на Варшаву,руководствуясь стремлением внести в Польшу социализм на штыках. Обаобвинения неверны. Таким образом, в несколько этапов Сталин разрешил по-своему задачу:ответственность за неудачный поход на Варшаву он возложил на Троцкого,который, на самом деле, был противником похода; ответственность за крушениеКрасной армии, предопределенное отсутствием восстания в стране иусугубленное самостоятельной стратегией Сталина, он возложил опять-таки наТроцкого, который предупредил против возможности катастрофы и требовал неувлекаться эфемерными успехами, вроде захвата Львова. Этот метод Сталина:переложить в несколько этапов свою вину на противника, является его основнымметодом политической борьбы и высшего своего развития достигнет в московскихпроцессах. На закрытом заседании X съезда Сталин выступил с неожиданным по своейзлостности и грубости заявлением в том смысле, что Смилга, член ВоенногоСовета Западного фронта, "обманул ЦК", обещав к определенному сроку взятьВаршаву и оказавшись неспособен выполнить обещание. Действия Юго-Западногофронта, т.е. самого Сталина, определялись де "обещанием" Смилги, на которогои падает поэтому ответственность за катастрофу. Съезд с угрюмымнедоброжелательством слушал угрюмого оратора с желтоватым отливом глаз; иСталин своей речью повредил только самому себе. Ни один голос не поддержалего. Я тут же протестовал против этой неожиданной инсинуации: "обещание"Смилги означало лишь то, что он надеялся взять Варшаву, но не устранялоэлемента неожиданности, связанной со всякой войной, во всяком случае, ононикому не давало права действовать на основании априорного расчета, а нереального развертывания операции. В прения поспешил вмешаться встревоженный Ленин в том смысле, что мы никого лично не виним. Попыткавзвалить ответственность на Смилгу потерпела явное крушение. Протоколы этихпрений никогда не были опубликованы. Почто-телеграммы того времени показывают, с кем именно мне приходилосьизо дня в день сноситься при определении повседневной политики в связи спольской войной: Ленин, Чичерин, Карахан, Крестинский, Каменев, Радек. Изэтих шести лиц один Ленин успел умереть своевременно. Чичерин умер подопалой, в полной изоляции; Радек доживает свои дни в заключении; Карахан,Крестинский и Каменев расстреляны. Нельзя и сейчас перечитывать без волнения эту переписку, где в каждомслове трепещет исключительная эпоха. И нельзя не поразиться тому, что Сталини в те исключительные годы ни разу не изменял себе в том, что было для негоосновным. Исход польской войны врезался огромным фактором в дальнейшую жизньстраны. Рижский мир с Польшей, отрезавший нас от Германии, оказал большоевлияние на дальнейшее развитие Советов и Германии. После великих надежд,пробужденных стремительным продвижением на Варшаву, поражение чрезвычайнопотрясло партию, пробудило все виды недовольства и нашло, в частности, своевыражение в так называемой профсоюзной дискуссии. Конец польской кампании позволил нам сосредоточить силы противВрангеля, который весной вылез из перешейка и угрозой занятия Донецкогобассейна ставил Республику в тяжелое положение относительно угля. 19 октябряармия Буденного громит Мамонтова под Воронежем, 20-го нашими войсками взятОрел. Армия неприятеля разорвана ударом в центр армией Буденного и отступаетбез сопротивления с огромными потерями, -- восточная часть на белые столицы:Ростов и Новороссийск, западная -- на Крымский перешеек. ВмешательствоКерзона и союзной эскадры помогли генералу Врангелю, а нам пришлось жестокораскаяться за упущение момента для его ликвидации. Красноармейцам приходилось продвигаться в небывало трудных условиях,ведя наступление против войск Врангеля и громя одновременно бандыанархистов-махновцев, помогавших Врангелю. Но, несмотря на то что на сторонеВрангеля было преиму- щество техники, несмотря на то, что у Красной армии не было танков.Красная армия загнала Врангеля на Крымский полуостров. Рядом сокрушительныхударов части Врангеля сбиваются с позиций, и Красная армия на их плечах вноябре 1920 г. рвет укрепления Перекопского и Сивашского  перешейков,овладевает укрепленными позициями Перекопа, врывается в Крым, громит войскаВрангеля и освобождает Крым от белогвардейцев и интервентов. Крым сновастановится советским. В декабре 1920 года открылась эпоха широкой демобилизации и сокращениячисленности армии, сжатия и перестройки всего ее аппарата. Этот периоддлился с января 1921 г. до января 1923 г. Армия и флот сократились за этовремя с 5.300.000 до 610.000 душ. Переход на хозяйственные рельсы после гражданской войны был неизбежносвязан с духовной демобилизацией. Стремление уйти из партии стало почтивсеобщим. Приходилось напоминать, что мы еще окружены со всех сторонкапиталистическими врагами, еще ни один из крупных врагов, даже из мелких,не издох. В докладе командному и политическому составу Московского Военногоокруга 25 октября 1921 года я сказал: "Все мы чувствуем и сознаем, чтовнутренняя жизнь нашей страны входит в какую-то новую полосу своегоразвития, что завтрашний день не будет похож... на вчерашний день. Мыговорим и наши газеты пишут о том, что мы от военного периода перешли кпериоду хозяйственного строительства... Мы сейчас от этого идейного бивуака,от этой жизни кое-как, от этой импровизации переходим к некоторойорганизованной, хозяйственной, идейной оседлости". В июле 1921 года в Праге вышла книжка "Смена вех". Авторы этой книжкиговорят, что наступил период, когда надо сменять вехи, когда нужноориентироваться на Советскую Россию. Профессор Устрялов, глава этой школы,спрашивал относительно смысла НЭПа: тактика или эволюция? Этот вопрос оченьволновал Ленина. Дальнейший ход событий показал, что "тактика", благодаряособому сочетанию исторических условий,  стала источником "эволюции".Неизбежное стратегическое отступление революционной партии послужилоисходящим пунктом ее перерождения. Реакция против войны и вместе с тем против тех, которые возглавляли ее,имела безнародный характер. В Англии она направилась против Ллойд-Джорджа иизолировала его политически до конца его жизни. То же самое было во Франциис Клемансо. Разумеется, есть громадная разница в самочувствии народных масспосле империалистической войны и гражданской войны. В России рабочие икрестьяне были глубоко проникнуты той мыслью, что дело идет действительно обих нужде и что война есть их война. Удовлетворение победой было оченьвелико, как и популярность тех, которые содействовали этой войне. Но в то жевремя  была потребность расправиться, чтоб вернуться, наконец, к нормальнойжизни, чтобы обеспечить самые простые человеческие потребности. У масс этостремление к миру совсем не направлялось против руководителей гражданскойвойны: это были как бы две  разные сферы. Иное дело государственный ипартийный аппарат. Действовало очень много людей, отодвинутых в сторонубогом гражданской войны и немало из них были обижены, ущемлены, признанынегодными в эпоху гражданской войны. Всякое ведомство стремилось теперьвернуть себе или отвоевать себе возможно большее влияние за счет военноговедомства. Это проявлялось в области бюджета, распределении коммунистов и нев последнем счете в распределении автомобилей. Многие военные работники нехотели мириться с уменьшением удельного веса военного ведомства в жизнистраны, боролись за каждый бюджетный рубль, за каждую единицу в аппарате, закаждый автомобиль. Многие из героев гражданской войны чувствовали себядействительно обиженными, а некоторые были обижены и на деле. В этот периодСталин через свою Рабоче-крестьянскую Инспекцию развил большую деятельностьпо натравливанию гражданских ведомств на военное. Он подбирал обиженныхнедовольных военных, как и вообще вытесненных или изгнанных из разныхведомств, чтоб через их посредство скрывать действительные или мнимые слабыестороны в работе разных аппаратов, в особенности военного. В этот моментрабоче-крестьянская инспекция сделала себя в конце концов ненавистной всем иподорвала к себе последнюю тень доверия и уважения. В военной работе было две стороны: подобрать нужных ра- ботников, расставить их, установить надзор, извлечь подозрительных,нажать, еще раз нажать, покарать -- вся эта работа аппаратного характерабыла Сталину как нельзя более по плечу, и он справлялся с ней отлично,поскольку его работа не осложнялась какими-либо личными комбинациями. Но вработе была и другая сторона: воодушевить солдат и командиров, пробудить вних их лучшие стороны, внушить им доверие к руководству, -на это Сталин былсовершенно не способен. Он был совершенно лишен общения с массой. Нельзя,например, представить его себе выступающим под открытым небом перед полком:для этого у него не было никаких данных. Замечательно, что он, видимо, непробовал обращаться к солдатам и с письменным словом: по крайней мере, ниодна из таких статей, приказов, воззваний не произведена. Его влияния нафронте было велико, но оно оставалось безличным, бюрократическим иполицейским. Фронт, несомненно, тянул его к себе. Военный аппарат есть наиболееабсолютный из всех аппаратов. Сидя в штабе, можно было назначать,перемещать, смещать, приказывать, заставлять, миловать и, главное, карать.Потребность во властвовании находила здесь наиболее полное выражение. Навозражения и аргументы здесь можно было отвечать безапелляционным приказом.Неспособность непосредственного личного воздействия на массы давала себязнать здесь гораздо менее, чем в событиях революции. В армии массыобезличены и крепко захвачены тисками аппарата: ими можно командоватьнезримо и независимо от их воли. Но если фронт привлекал к себе Сталина, то он и отталкивал его. Военныйаппарат обеспечивал возможность повелевать; но Сталин не стоял во главеэтого аппарата. Сперва он возглавлял лишь одну из двадцати армий; потомстоял во главе одного из пяти или шести фронтов, причем и тут власть емуприходилось делить с командующим и одним или двумя членами РеволюционногоВоенного Совета армии или фронта. Уже это разделение власти с другими былоневыносимо. Еще труднее было переносить зависимость от высшего командования,которое имело по отношению к Сталину те же права, какие он сам -- поотношению к подчиненным ему командирам и комиссарам. Работа Сталина на фронте насквозь пронизана этим противо- речием. Он устанавливает суровую дисциплину, твердо держит руку на всехрычагах, не терпит ослушания. В то же время, будучи во главе армии, онсистематически побуждал не только к нарушению приказов фронта, но и кполному игнорированию фронтового командования. Стоя во главе Южного илиЮго-Западного фронта, он нарушал приказы главного командования. Конфликты между низшими и высшими инстанциями заложены, так сказать, вприроде вещей: армия почти всегда недовольна фронтом, фронт почти всегдабудирует против ставки, особенно если дела идут не очень благополучно. Чтохарактеризовало Сталина, это то, что он систематически эксплуатировал этитрения и доводил их до острых конфликтов. Пользуясь своим званием членагрозного большевистского ЦК и своей перепиской с Лениным по прямому проводу,он внушил своим сотрудникам пренебрежительное отношение к вышестоящемукомандованию. Никогда Ворошилов не решился бы игнорировать распоряжениясвыше; другое дело, когда рядом с ним стоял член ЦК, который подбивал его набеззаконие и прикрывал его своим авторитетом. Никогда Егоров, полковникцарской армии, не осмелился бы нарушить прямой приказ ставки; прикрытыйСталиным, он с полной готовностью погнался за запретными лаврами, какиесулил захват Львова. Втягивая своих сотрудников в рискованные конфликты,Сталин тесно сплачивал их и ставил в зависимость от себя. Таким путем ондостигал ближайшей цели: единоличного господства в армии или на фронте, иподрывал авторитет вышестоящих, в которых он безраздельно видел противников.Соображения об авторитете правительства или командования в целом никогда неостанавливали его, раз дело шло о борьбе за его личное положение. В царские времена законная иерархия командования нарушалась походявеликими князьями, которые были одной из язв военного аппарата. Полушутя яговорил Ленину: как бы нам не нажить беды от наших "великих князей", т.е.членов ЦК. Но с другой стороны, обходиться без них было бы совершенноневозможно. Формально член ЦК имел в армии только ту власть, какаяпринадлежала ему по должности. Но наряду с писаной, существовала неписанаясубординация. Каждый член ЦК в армии неизбежно давил на других своимполитическим званием; Ста- лин систематически и сознательно злоупотреблял им. Трудно сказать,многое ли он выигрывал этим. Дважды его снимали с фронта по прямому постановлению ЦК. Но при новомповороте событий отправляли снова. Авторитета в армии он не приобрел. Сверхувозмущались нарушением дисциплины, снизу -- грубостью нажима; соседи пофронту опасались связываться с ним. Однако те военные сотрудники, которых онподчинил себе, втянув их в борьбу с центром, остались в дальнейшем тесносвязаны с ним. Царицынская группа -- Ворошилов, Минин, Рухимович, Щаденко --стала ядром сталинской фракции. В те годы она не играла, правда, никакойполитической роли. Но позже, когда подул попутный исторический ветер,царицынцы помогали Сталину устанавливать паруса. Роль Сталина в гражданской войне лучше всего, пожалуй, измеряется темфактом, что в конце гражданской войны его авторитет совершенно не вырос.Никому вообще не могло прийти в голову тогда сказать или написать, чтоСталин "спас" Южный фронт или сыграл крупную роль на Восточном фронте, илихотя бы удержал от падения Царицын. Во многочисленных документах,воспоминаниях, сборниках, посвященных гражданской войне, имя Сталина либо неупоминается вообще, либо упоминается в перечне других имен. К тому жеПольская война наложила на его репутацию, по крайней мере в болееосведомленных кругах партии, явное пятно. От участия в кампании противВрангеля он уклонился. Действительно ли по болезни или по другимсоображениям -- сейчас решить трудно. Во всяком случае из гражданской войныон вышел таким же безвестным и чуждым массам, как и из Октябрьскойреволюции. С окончанием гражданской войны и введением так называемой "Новойэкономической политики" нравы правящего слоя стали меняться более быстрымтемпом. В самой бюрократии шло расслоение. Меньшинство по-прежнему жило увласти не многим лучше, чем в годы эмиграции, и не замечало этого. КогдаЕнукидзе предлагал Ленину какие-нибудь усовершенствования в условиях еголичной жизни, Ленин, который жил очень скромно, отделывался одной и той жефразой: "В старых туфлях приятнее". Не меняла привычного хода жизни моя семья. Бухарин оста- вался по-прежнему старым студентом. Скромно жил в Ленинграде Зиновьев.Зато быстро приспособлялся к новым нравам Каменев, в котором, рядом среволюционером, всегда жил маленький сибарит. Еще быстрее плыл по течениюЛуначарский, народный комиссар просвещения. Вряд ли и Сталин после Октябрязначительно изменил условия своей жизни. Но он в тот период почти совсем невходил в поле моего зрения. Да и другие мало присматривались к нему. Толькопозже, когда он выдвинулся на первое место, мне рассказывали, что в порядкеразвлечения он, кроме бутылки'вина, любил еще на даче резать баранов истрелять ворон через форточку. Рассказывали даже, что он любил облитькеросином муравейник и поджечь. Поручиться за достоверность этих рассказов яне могу. Во всяком случае, в устройстве своего личного быта Сталин в тотпериод весьма зависел от Енукидзе, который относился к земляку не только без"обожания", но и без симпатии, главным образом из-за его грубости икапризности, т.е. тех черт, которые Ленин счел нужным отметить в своем"Завещании". Низший персонал Кремля, очень ценивший в Енукидзе простоту,приветливость и справедливость, наоборот, крайне недоброжелательно относилсяк Сталину. К 1923 году положение начало стабилизироваться. Гражданскаявойна, как и война с Польшей, были в прошлом. Самые ужасные последствияголода были преодолены; НЭП произвел живительное движение в организменародного хозяйства. Переброски коммунистов с одного места на другое, изодной области деятельности в другую стали скорее исключением, чем правилом.Бюрократы получили оседлость и стали более планомерно управлять довереннымиим районами или областями хозяйственной и государственной жизни.Распределение членов партии, чиновников, получило более систематический ипланомерный характер. Перестали смотреть на назначения как на временное,короткое и почти случайное. Вопрос о назначениях стал больше связываться свопросом о личной жизни, об условиях жизни семьи, о карьере. Сталин в этотпериод выступает все больше как организатор, распределитель и воспитательбюрократии. Он подбирает людей по признаку их враждебности или безразличияпо отношению к своим противникам и к тому, кого он считал главнымпротивником, главным препятствием на пути своего восхождения. Свой собственный административный опыт, главным образомопыт систематической закулисной работы, Сталин обобщает и классифицирует иделает доступным своим ближайшим ставленникам. Он учит их, как организоватьсвою власть на месте, как подбирать сотрудников, как пользоваться ихслабостями, как противопоставлять их друг другу и т.д. Более оседлая иуравновешенная жизнь бюрократии порождает потребность в комфорте. Сталиновладевает этим движением к комфорту, связывая с ним свои собственные виды.Он распределяет наиболее привлекательные выгодные посты. Он определяетразмеры выгод, которые бюрократ получает с этих постов. Он подбирает составконтрольных комиссий, внушая им, в одних случаях, необходимость жестокогопреследования по адресу инакомыслящих, в другом случае, учит их смотретьсквозь пальцы на непомерно широкий образ жизни верных генеральному секретарючиновников. Это воспитание можно назвать развращением. Сталин неинтересуется далекими преспективами, он не продумывает социальную сущностьтого процесса, в котором он играет главную роль. Он действует как эмпирик,он подбирает верных людей и награждает их; он помогает им обеспечивать своепривилегированное положение; он требует от них отказа от личных политическихцелей; он учит их, как создавать себе необходимую власть для  влияния вмассах и для удержания масс в подчинении. Вряд ли он хоть раз продумываетвопрос о том, что его политика прямо противоположна той борьбе, которая всебольше захватывала Ленина в последние годы: борьбе против бюрократизма. Онсам говорит иногда о бюрократизме, но в самых абстрактных и безжизненныхтерминах. Он имеет в виду невнимание, волокиту, неряшливость канцелярий ипр., но закрывает глаза на формирование целой привилегированной касты,связанной круговой порукой своих интересов и своей все возрастающейотчужденностью от народа. Не подозревая того, Сталин организует новыйполитический режим. Он подходит к делу только с точки зрения подбора кадров,укрепления аппарата, обеспечения своего личного руководства аппарата, т.е.своей личной властью.' Ему кажется, вероятно, поскольку он вообщеинтересуется общими вопросами, что утверждение его аппарата придасттвердость государственной власти и обеспечит даль- нейшее развитие социализма в отдельной стране. Дальше этого егообобщающая мысль не идет. Что кристаллизация нового правящего слояпрофессионалов власти, поставленных в привилегированное положение иприкрывающихся идеей социализма перед массами, что формирование этого новогоархипривилегированного и архимогущественного правящего класса изменяетсоциальную ткань государства и в значительной и возрастающей мере социальнуюткань общества, от этой мысли Сталин далек, от нее он отмахивается рукой илимаузером. ДОРОГА К ВЛАСТИ Написанный Бакуниным катехизис революционера представляет собойквинтэссенцию бланкизма с целями анархической революции. "Революционер естьчеловек обреченный" -- эта мысль проникает катехизм, который мог получитьстоль концентрированную форму в стране без подлинных революционных традиций,без политической культуры, без движения масс, где революционеры были наперечет, лицом к лицу с непосильной задачей, и где они собирались преодолетьнепреодолимые трудности   при помощи сверхгероизма, сверхдемоническойконспирации и предельного самоотвержения. В мрачных почти инфернальныхпараграфах катехизиса Суварин, вслед за многими другими моралистами, видитужасающий цинизм; на самом деле тут несравненно больше романтизма ифантастики, которая сама себя хочет убедить в своем реализме. Правда,молодой Нечаев сделал попытку придать бакунинской романтике плоть и кровь,но применявшиеся этим юношей методы террористического материализма былиизвергнуты революционной средой и слово "нечаевщина" вошло в революционныйсловарь, как их непримиримое осуждение. Все последующее революционноедвижение с его неисчислимыми жертвами было бы немыслимо без высокойсолидарности и взаимного доверия, взаимной выручки в борьбе, т.е. качеств,которые предполагали высокую революционную мораль. Суварин вслед занекоторыми другими пытается вывести большевистский ампрапизм из катехизисовБакунина и практических методов Нечаева. Эту теоретическую попытку нельзяназвать иначе, как исторической клеветой. Русские марксисты готовы быливсегда взять и Нечаева под защиту от реакционных филистеров. Что касаетсяосужденных уже в прошлом методов его, то они находились в таком противоречиис потребностями рабочего движения, что самый вопрос о них никогда больше неставился. Только в советский период некоторые молодые историки революции пытались установить родство междуреволюционным катехизисом и методами большевизма. В этом сближении можнооткрыть нечто большее, чем простую историческую аберрацию. По мере того какновая бюрократия обособлялась от масс, она в борьбе за свое самосохранениевидела себя все больше вынужденной прибегать к тем методам террористическогоматериализма, которые Бакунин рекомендовал в интересах священной анархии, ноот которых он в ужасе отвернулся сам, когда увидел их применение Нечаевым.Если некоторые неосторожные теоретики сталинской школы пытаются через головубольшевизма протянуть руку к Нечаеву, то мы и здесь готовы взять теньНечаева под защиту. Этот неподкупный революционер не принял бы протянутойруки. Методами, которых не может принять массовое движение, Нечаев пыталсябороться за освобождение масс, тогда как бюрократия борется за ихпорабощение. По катехизису Бакунина всякий революционер обречен; покатехизису советской бюрократии обречен всякий, кто борется против еегосподства. Революционный катехизис предписывает отказаться от всякого личногоинтереса, личного чувства, личной связи, порвать с цивилизованным миром, егозаконами и условностями. Признавать только одну науку, именно наукуразрушения; презирать общественное мнение, ненавидеть установленные нравы иобычаи; быть беспощадным и не ждать пощады к себе, быть готовым умереть,приучиться переносить пытку; задушить в себе всякое чувство родства, дружбы,любви, признательности, чести; не иметь другого удовлетворения, как успехреволюции; уничтожать все, что препятствует этой цели; ценить товарищейтолько в зависимости от их пользы для дела, проникать во все круги общества,включая полицию, церковь и двор; эксплуатировать высокопоставленных людей,богатых и влиятельных, подчиняя их себе посредством овладения их секретами,усугублять всеми средствами беды и несчастья, от которых страдает народ,дабы исчерпать его терпение и толкнуть его на восстание. Наконец,соединяться с разбойниками, единственными подлинными революционерами вРоссии. Суварин, который в катехизисе Бакунина и в методах Нечаева хочетоткрыть зародыши принципов большевизма, придает понятию и фигуре "профессионального революционера" огромное значениедля понимания аморализма большевиков и их дальнейшего  перерождения.Профессионального революционера нужно, однако, сравнивать не с совершеннымчеловеком, вне времени и пространства, а с европейским рабочим-бюрократом(парламентарием, секретарем профсоюза, редактором рабочей газеты).Профессиональный революционер и есть рабочий-бюрократ, только в условияхподполья, нелегальной работы и постоянных преследований. Он так жеприспособляется к условиям царизма, как французский социалист к кулуарампарламента. Что касается их морали, то профессиональный революционер вовсяком случае должен был быть гораздо глубже проникнут идеей социализма,чтоб идти навстречу лишениям и жертвам, чем парламентский социалист, идеякоторого открывала заманчивую карьеру. Разумеется, и профессиональныйреволюционер мог руководствоваться, вернее, не мог не руководствоватьсяличными мотивами, т.е. заботой о добром мнении товарищей, честолюбием,мыслью о грядущих победах. Но такого рода историческое честолюбие, котороепочти растворяет в себе личность, во всяком случае выше парламентскогокарьеризма или тред-юнионистского черствого эгоизма. Вслед за Дон Левиным Суварин считает революционный катехизис Нечаеваосновой морали большевиков. Исторический подход подменяется чистолитературным. Бакунин был вдохновителем народнического анархизма. Марксизмвырос в борьбе с этим течением. К этому можно еще прибавить, что методыНечаева вызвали острую реакцию в самом народничестве. Суварин открывает главную слабость большевистской партии в том, чтоона, способная к единодушному действию под руководством гениального вождя,зависела от него полностью, в том числе и от его ошибок, и, следовательно,без него, предоставленная самой себе, неминуемо  должна была оказатьсянесостоятельной. Несмотря на всю свою внешнюю правоту, это рассуждение имеетстоль же отвлеченный и безжизненный характер, как и большинство сужденийтого же автора. Что гениальные люди не рождаются пачками, -- несомненно, каки то, что*" они оказывают исключительное влияние на свою партию и насовременников вообще. Такова была судьба Ленина. Средний уровень большевистской партии был, во всяком случае, не ниже среднегоуровня меньшевиков. Если гениальность Ленина выражалась в том, что онпрокладывал новые исторические пути, то и люди, которые группировалисьвокруг него, не могли уступать по своему интеллектуальному и моральномууровню тем, которые топтались в старой колее. Разумеется, каждый большевикне мог заново создавать те формулы и открывать те перспективы, вокругкоторых Ленин объединял партию. Авторитет Ленина был, однако, не впитан смолоком матери и не внушен школьными учебниками и церковными проповедями.Каждый большевик от ближайших сотрудников Ленина и до провинциальногорабочего должен был на опыте бесчисленных дискуссий, полити-' ческих событийи действий убеждаться в превосходстве идей и методов Ленина. Вряд ли уместнопоэтому говорить об интеллектуальной пассивности. Что партия без Ленинасразу оказалась неизмеримо слабее, чем с Лениным, -- бесспорно. Но это вовсене значит, что партии, созданные или руководимые посредственностями, имеют вэтом отношении преимущество. Будем надеяться, что в дальнейшем человечествонаучится поднимать интеллектуальный уровень всех своих членов догениальности, но это не причина видеть в отдельных гениях историческоенесчастье. В брошюре "Наши политические задачи", написанной автором этой книги в1904 году и заключающей в себе резкую критику Организационных планов Ленина,имеется, между прочим, следующий прогноз: "Аппарат партии замещает партию,Центральный Комитет замещает аппарат, и, наконец, диктатор замещаетЦентральный Комитет". Не трудно видеть, что эти строки дают достаточноточное выражение тому процессу перерождения, который большевистская партияпретерпела за последние 15 лет. Немудрено, если некоторые историки пытаютсявоспользоваться этой формулой для доказательства того, что сталинизм былполностью заложен в методах Ленина. На самом деле это не так. Прогноз в моейюношеской брошюре вовсе не отличается той исторической глубиной, какую емунеосновательно приписывают некоторые авторы. Демократизм и централизм, сведенные к отвлеченным прин- ципам, могут, подобно законам математики, найти свое применение в самыхразличных областях. Не трудно чисто логически "предсказать", что ничем несдерживаемая демократия ведет к анархии или атомизированию, ничем  несдерживаемый централизм -- к личной диктатуре. Такие обобщения можной найтине только в брошюре 1904 года, но и несколько раньше, например, у Плутархаи, пожалуй, у Фукидида. Поскольку централист Ленин казался* мне чрезмерным,я, естественно, прибег к логическому доведению до абсурда. Но дело шло всеже не об абстрактных математических принципах, а о конкретных элементахорганизации, причем соотношение между этими элементами вовсе не оставалосьнеподвижным. После периода разброда и местного обособления (1898-1903)стремление к централизации не могло не принимать утрированный и дажекарикатурный характер. Сам Ленин говорил, что палку, изогнутую в однусторону, пришлось перегибать в другую. Его собственная организационнаяполитика вовсе не представляет одной прямой линии. Ему не раз пришлосьдавать отпор излишнему централизму партии и апеллировать к низам противверхов. В конце концов партия в условиях величайших трудностей, грандиозныхсдвигов и потрясений, каковы бы ни были колебания в ту или другую сторону,сохраняла необходимое равновесие элементов демократии и централизма. Лучшейпроверкой этого равновесия явился тот исторический факт, что партия впиталав себя пролетарский авангард, что этот авангард сумел через демократическиемассовые организации, как профсоюзы, а затем Советы, повести за собой веськласс и даже больше, весь трудящийся народ. Этот великий исторический подвигбыл бы невозможен без сочетания самой широкой демократии, которая даетвыражение чувствам и мыслям самых широких масс с централизмом, которыйобеспечивает твердое руководство. Нарушение этого равновесия явилось не логическим результатоморганизационных принципов Ленина, а политическим результатом изменившегосясоотношения между партией и классом. Партия переродилась социально, ставорганизацией бюрократии. Утрированный централизм явился необходимымсредством ее самообороны. Революционный централизм стал бюрократическимцентрализмом; аппарат, который для разреше- ния внутренних конфликтов не может и не смеет апеллировать к массе,вынужден искать высшую инстанцию над собой. Так бюрократический централизмнеизбежно ведет к личной диктатуре. В 1898 году, когда партия была формально провозглашена, она заключала всебе по некоторым весьма приблизительным вычислениям не более пятисотчленов. Впрочем, самое понятие о членах не отличалось в тот период большойопределенностью. В 1900 году в Мюнхене была основана "Искра". Программное заявление ипервая статья были написаны Лениным. Он относился в тот период с величайшимуважением к Плеханову, как и к другим членам группы "Освобождения труда".Тем не менее, ему и в голову не могло прийти просить Плеханова написатьруководящую статью. У него было глубокое чувство уверенности, что он самнапишет конкретнее, деловитее, т.е. в большем соответствии с потребностямидвижения. Уже в "Искре" Плеханов писал, что в мировом социалистическом движениипробиваются две различные тенденции и кто знает, -- спрашивал он, -- можетбыть, революционная борьба XX века приведет к разрыву междусоциал-демократической горой и социал-демократической жирондой. На Втором съезде Плеханов выдвинул ряд якобинских положений, которыепотрясли чистых демократов. "Благо революции -- высший закон", -- говорилон. Он допускал возможность такой обстановки, когда пролетариат окажетсявынужден ограничить избирательные права имущих классов.  Он предвиделвозможность того, что пролетариату в революционную эпоху придется разогнатьпредставительное собрание, избранное на основе всеобщего голосования.Наконец, он не отказывался в принципе от смертной казни, считая, что онаможет понадобиться против царя и его сановников. Поразительно, что этот человек, дававший такие законченные якобинскиепрогнозы, оказался сам, когда пришли события, на правом фланге жиронды.Разгардка в том, что революционной теории его мысли не соответствовалареволюционная воля. В руках Ленина в начале нынешнего столетия сосредоточилась фактическируководящая организационная работа. Его переписка с Россией, которую он велто лично, то через посредство Крупской, составляла исключительно важнуючасть его работы. Именно в этот период происходит отбор молодых марксистов,превращающихся в профессиональных революционеров. Из них складываетсяпостепенно централизованный нелегальный аппарат, нити от которогопротягиваются за границу и сосредоточиваются в руках Ленина. В поле егозрения попадают неизбежно все сколько-нибудь выдающиеся социал-демократы, теработники не местного только, а общегосударственного значения. Ленинпереписывается с одними из них лично, других упоминает в своих письмах втретьем лице, некоторых называет в своих статьях, разумеется, подпсевдонимами. С этой точки зрения, список революционеров, названных встатьях и письмах Ленина в период первой революции, представляетисключительный интерес. Списки этих лиц вместе с их краткими биографиямиданы в приложении к каждому тому сочинений Ленина. В 1903 году мынасчитываем всего четыре-пять таких имен. В 1903-1904 -- уже около сорока.Около 60-ти в 1904-1905 году. Затем число революционеров начинаетуменьшаться, новых лиц почти нет, зато некоторые имена повторяются все чаще.Это значит, что сложился известный кадр центральных работников, которыйпродолжает держаться в нелегальной организации и после сниженияреволюционной волны. Таким образом, список корреспондентов Ленина вместе слицами, о которых идет речь в самих корреспонденциях, чрезвычайно поучителенс точки зрения развития революции, большевистской партии, роли самого Ленинав ней, как и роли отдельных лиц, которые войдут затем в историю под именемстарых большевиков. Первая группа, на которую опирается Ленин, состоит из его сверстников,т.е. людей, родившихся около 1870 года. Самым молодым из них являетсяродившийся в 1873 году Мартов, будущий вождь меньшевизма. До 1903 годапереписка охватывает преимущественно людей этого поколения (Красиков,Лепешинс-кий. Мещеряков и др.). С 1903 года круг профессиональныхреволюционеров расширяется десятками лиц, родившихся около 1880 года, т.е.ровесников Сталина. Более молодым из них является Каменев, родившийся в 1883году. Большинство этих лиц участвовали в революционном движении и раньше,некоторые -- с конца предшествующего столетия. Но понадобилась волнастуденческого движения, рабочих стачек и уличных мани- фестаций, наконец, годы тюрьмы и ссылки, чтобы превратить чисто местныхработников в революционных деятелей национального масштаба. Особенно могущественный толчок дал в этом направлении 1905 год, когдареволюционное движение окончательно вышло из подполья и даже протягивалоруку к власти. Агитаторы, которые до того отдавали свое время кружкам вдесяток--два десятка человек, получили сразу возможность говорить передтысячами. Авторы прокламаций, печатавшихся на подпольных станках, сталиредакторами больших ежедневных газет. Во главе Советов стали революционеры,только накануне вышедшие из тюрьмы, или вернувшиеся из ссылки. Нелегальныеклички стали достоянием всей печати, политические репутации создавались втечение нескольких недель. На этой волне поднялось немало случайных фигур,рыцарей на час и даже проходимцев, которые вскоре затем повернули спинурабочему классу. Однако в то же время все сколько-нибудь одаренныепредставители подполья, агитаторы, журналисты или организаторы, успели вбольшей или меньшей мере показать свой рост в бурные месяцы 1905 года. Замечательное дело, что за весь этот период мы ни разу не встречали впереписке и статьях Ленина упоминания о Сталине. Он еще совершенно не входитв поле зрения центральной группы революционных деятелей. Между тем, всеостальные члены будущего Политбюро 1917-1926 гг. вступают в этот период всвязь с Лениным и между собой. Если оставить в стороне Богданова и Луначарского, принадлежавших к томуже поколению, что и Ленин, и не игравших в дальнейшем роли, ближайшимисотрудниками Ленина в эпоху первой революции становятся Зиновьев и Каменев,из которых первый моложе Сталина на два года, а второй -- почти на четыре. Мое сотрудничество с Лениным начинается в 1902 году, чтобы через годпревратиться во фракционную борьбу. Рыков впервые появляется на аренебольшевистского Третьего съезда в 1905 году и, как видно из протоколов,проявляет полную независимость по отношению к Ленину. В 1907 году на трибуне лондонского съезда обращает на себя вниманиемолодой рабочий М.Томский, родившийся в 1880 го-    ду. В 1908 году Ленин цитирует в центральном органе партиикорреспонденцию Томского из Петербурга, причем стремится отметить в своейстатье, что Томский всецело прав, тысячу раз прав, "по меткому выражениюТомского" и проч. Представителями Кавказа на Втором съезде партии (1903) были Кнунианц иЗурабов. Что они были не случайными представителями, показала их дальнейшаясудьба. Кнунианц был руководителем большевиков в первом Петербургском Советерабочих депутатов, Зурабов стал меньшевистским депутатом Второй Думы. О Сталине за весь этот период за пределами Кавказа или, вернее,нескольких мест на Кавказе никто ничего не знает. Правда, и он появляется наЛондонском съезде 1907 года с сомнительным и непризнанным съездом  мандатом.Но, в отличие от Томского, Сталин за время съезда не произносит ни слова и,в отличие от Зиновьева, который на этом съезде избирается в ЦентральныйКомитет, Сталин покидает съезд с такой же неизвестностью, как и прибыл нанего. Впервые имя Сталина упомянуто Лениным в марте 1910 года в подстрочнойссылке на корреспонденцию из Кавказа в центральном органе партии. Разумеется, одной этой хронологии совершенно недостаточно дляопределения удельного веса будущих вождей Октябрьской революции. Но этахронология далеко не безразлична для характеристики путей развития каждогоиз них. Начавшиеся около десяти лет тому назад попытки изобразить Сталина,как одного из наиболее выдающихся вождей революционного движения, начиная сконца прошлого столетия, не находят ни малейшей опоры в фактах. Политическоеразвитие Сталина имело крайне медленный характер. В нем во всяком случае небыло тех черт "вундеркинда", которыми хотят его наделить некоторые биографы.В то время, как Зиновьев вошел в Центральный Комитет 26-ти лет, а Рыков надва года раньше, когда ему не было еще 24-х лет, Сталину было 33 года, когдаего впервые кооптировали в руководящее учреждение партии. Муссолини и Гитлер каждый были инициаторами движения, исключительнымиагитаторами, трибунами. Их политическое возвышение, как фантастично оно никазалось само по себе, совершалось на глазах у всех, в неразрывной связи с ростом движения,которое они возглавляли с первых его шагов. Совершенно иной, ни с чем впрошлом не сравнимый характер имело возвышение Сталина. У него как будто нетпредыстории. Процесс восхождения совершался где-то за непроницаемымиполитическими кулисами. Серая фигура неожиданно отделилась в известныймомент от кремлевской стены -- и мир впервые узнал Сталина, как готовогодиктатора. Тем острее тот интерес, с каким мыслящее человечествоприсматривается к Сталину вот уж десять лет. В особенностях его личности оноищет ключ к пониманию его судьбы. Нынешние официальные приравнивания Сталина к Ленину -- простонепристойность. Если исходить из размеров личности, то нельзя поставитьСталина на одну доску даже с Муссолини или Гитлером. Как ни скудны "идеи"фашизма, но оба победоносных вождя реакции, итальянской и германской,начинали сначала, проявляли инициативу, поднимали на ноги массы, про лага ли новые пути. Ничего этого нельзя сказать о Сталине. Большевистскую партиюсоздал Ленин. Сталин вырос из ее аппарата и неотделим от него. К массам, ксобытиям, к истории у него нет другого подхода, как через аппарат. Толькопосле того, как обострение социальных противоречий на основе НЭПа, позволилобюрократии подняться над обществом, Сталин стал подниматься над партией. Впервый период он сам был застигнут врасплох собственным подъемом. Он ступалнеуверенно, озираясь по сторонам, всегда готовый к отступлению. Но его вкачестве противовеса мне поддерживали и подталкивали Зиновьев и Каменев,отчасти Рыков, Бухарин, Томский. Никто из них не думал тогда, что Сталинперерастет через их головы. В период "тройки" Зиновьев относился к Сталинуосторожно-покровительственно. Каменев -- слегка иронически. Помню, Сталин впрениях ЦК употребил однажды слово "ригористический" совсем не по назначению(с ним это случается нередко!); Каменев оглянулся на меня лукавым взглядом,как бы говоря: "Ничего не поделаешь, надо брать его таким, каков он есть".Бухарин считал что "Коба" (старая подпольная кличка Сталина) -- человек схарактером (о самом Бухарине Ленин публично говорил: "мягче воска"), и что"нам такие нужны, а если он невежествен и малокультурен, то "мы" ему поможем. На этой идее основан был блокСталина-Бухарина после распада тройки. Так все условия, и  социальные иперсональные, содействовали подъему Сталина. По поводу своего обращения в социализм Сталин говорил: "Я сталмарксистом благодаря, так сказать, моей социальной позиции -- мой отец былрабочий в обувной фабрике, моя мать также была работницей, -- но так же ипотому, что я слышал голос возмущения в среде, которая меня окружала, насоциальном уровне моих родителей, наконец, вследствие резкой нетерпимости ииезуитской дисциплины, господствовавших в православной семинарии, где япровел несколько лет... Вся моя атмосфера была насыщена ненавистью противцарского гнета, и я от всего сердца бросился в революционную борьбу". Казалось бы, вопрос о том, был ли Джугашвили-отец пролетарием илиремесленником, вряд ли может повлиять на историческую репутацию сына. Марксвышел из буржуазной среды, Энгельс был фабрикантом, Ленин принадлежал кбюрократической семье. Социальное происхождение может представитьзначительный биографический интерес, но ничего не прибавляет и не убавляет взначении исторического деятеля. Однако это верно лишь в тех случаях, когдасамо это значение бесспорно, т.е. когда оно вытекает из исключительныхнеоспоримых качеств самой личности. Наполеону I не нужны были предки.Наоборот, Наполеон lit был жизненно заинтересован в фамильном сходстве сосвоим мнимым дядей. Биография Сталина строится такими же бюрократическимиприемами, как его политическая карьера. Во всяком случае, привлекать для объяснения жизненного пути сынахарактеристику отца как фабричного рабочего, значит, вводить в заблуждение.Пролетарское родословие могло бы действительно представить интерес, если быдело шло о крупной промышленности и современном пролетариате, объединенномопытом классовой борьбы. Ни о чем подобном не было в данном случае и речи.Семья Джугашвили стояла на грани захолустного ремесла и пауперизма. Своимикорнями она уходила в крестьянское средневековье. Она продолжала жить ватмосфере традиционной нужды и традиционных суеверий. Вступление на революционный путь означало для сына не продолжение семейной традиции,а разрыв с нею. Однако и после разрыва эта отвергнутая традиция продолжалажить в нервах и в сознании в виде примитивных культурных навыков, грубостиощущений, узости горизонта. В частности, пренебрежительное отношение кженщине и деспотическое -- к детям наложило на Иосифа отпечаток на всюжизнь. Ретроспективный взгляд на детство Иосифа Джугашвили способно броситьдетство Якова Джугашвили, протекавшее в Кремле на глазах моей семьи.Двенадцатилетний Яша походил на отца, каким его представляют ранние снимки,не восходящие, впрочем, раньше 23-х лет; только у сына в лице было, пожалуй,больше мягкости, унаследованной от матери, первой жены Сталина. Мальчик Яшаподвергался частым и суровым наказаниям со стороны отца. Как большинствомальчиков тех бурных лет, Яша курил. Отец, сам не выпускавший трубки изорта, преследовал этот грех с неистовством захолустного семейного деспота,может быть, воспроизводя педагогические приемы Виссариона Джугашвили. Яшавынужден был иногда ночевать на площадке лестницы, так как отец не впускалего в дом. С горящими глазами, с серым отливом на щеках, с сильным запахомтабака на губах Яша искал нередко убежища в нашей кремлевской квартире. "Мойпапа самашедший", -- говорил он с резким грузинским акцентом. Мне думаетсясейчас, что эти сцены воспроизводили, с неизбежными отличиями места ивремени, те эпизоды, которые разыгрывались тридцатью пятью годами раньше вГори, в домике сапожника Виссариона. Во время пребывания Сталина в тюрьме его друг Аллилуев переехал изТифлиса в Баку, где работал в качестве машиниста. Аллилуев женился нагрузинке. В сентябре 1902 года она родила дочку, которую назвали Надеждой.Сталину в это время было 22 года. После революции Надежда Аллилуева станетженой Сталина. От Аллилуевой у Сталина было двое детей: в 1932 году сынуВасилию было 8 лет, дочери Светлане 5 лет. У Сталина есть еще, кажется, дочь, от какой именно жены, не знаю, вовсяком случае не от Аллилуевой, эта дочь замужем за чешским коммунистомШмералем. Рассказ о том, будто Иосиф преднамеренно выдал всех участниковсеминарского кружка, является несомненной клеветой. По словам Иремашвили,Коба посещал бывших членов кружка семинарии, доставляя им нелегальнуюлитературу. Это было бы совершенно невозможно, если бы их исключили по егодоносу. Но несомненным фактом являются две записки, выброшенные Кобой изокна батумской тюрьмы с расчетом, что кто-либо из посетителей поднимет ипередаст по назначению. По словам Иремашвили, через несколько дней после 1 мая 1902 года (насамом деле после Батумской манифестации) к к нему ночью явились двоебатумских рабочих с запиской от Кобы, в которой заключалась та же просьба:показать в качестве свидетеля, что Коба в дни батумской манифестациинаходился в Гори. Из этого приходится заключить, что, помимо перехваченнойзаписки, Коба написал другую, дошедшую по назначению. Цель записки была уменьшить опасность для себя. Но записка представлялаопасность для Иремашвили и для Елисабедаш-вили. По всем обстоятельствам былобольше шансов, что записка попадет в руки тюремных надзирателей. Риск былслишком велик. Но Иосиф не остановился перед риском за счет другого.Иремашвили и Елисабедашвили подверглись обыску, о причинах которого тогдавряд ли догадывались. Из Сольвычегодске он пишет явно компрометирующее письмо в Москву, безвсякой практической надобности, единственно повинуясь толчку тщеславия. Издесь он рискует безопасностью других. Письмо, как и должно было опасаться,попадает в руки жандармов. Ни в одном из этих двух случаев не было,разумеется, желания подвести товарищей под удар. Но нельзя говорить также ио случайной ошибке. Нельзя ссылаться на легкомыслие молодости. Коба не быллегкомыслен. Осторожность составляла важнейшую черту его характера. Вовтором случае он был уже опытным революционером. В обоих случаях бросается вглаза эгоизм, безразличие к судьбе других. Обращает на себя внимание, что вобоих случаях Иосиф до некоторой степени рисковал своей репутациейреволюционера. Можно уже сейчас с тревогой спросить себя: на какие действияокажется способен этот молодой человек, когда обстоятельства оградят его отриска? Генри Барбюс после сентиментальной биографии Иисуса Христа написалофициальную биографию Сталина. Автор не давал себе труда изучать хотя бынаиболее доступные источники. Он ограничился беглой литературной обработкойфактов и цитат, которые были сообщены ему в Кремле и в некоторых другихместах во время его посещения СССР. С точки зрения научной, книжка не имеетникакой цены. Но если она неспособна показать Сталина таким, каким он был истал, то зато она нередко ясно показывает нам Сталина таким, каким он хочетказаться. "Его портрет -- скульптура, рисунок, фотография -- повсюду на советскомконтиненте, как портрет Ленина и рядом с портретом Ленина. Нет угла впредприятии, казарме, канцелярии, на оконной выставке, где он не выделялсябы на красном фоне... Невозможно найти комнат рабочих или интеллигентов, гдене было бы изображения Сталина".   "Принципиальная политика единственно правильная", -- повторял Сталинвслед за Лениным. "Великая пружина для двигания общественного прогресса -- это вера вмассу". Барбюс и здесь только повторяет то, что бму предложено было повторить.Несокрушимую верность принципам и веру в массу Ленин действительно пронесчерез всю свою жизнь, несмотря на маневренную гибкость своей политики. Вэтих обоих отношениях Сталин составляет прямую противоположность Ленину, егоотрицание и, если позволено сказать, его поругание. Принципы никогда не былидля него ничем иным, кроме прикрытия. Никогда в течение своей жизни он неимел общения с действительными массами, т.е. не с десятками, а с сотнямитысяч миллионов. У него не было органов и ресурсов для такого общения, и изего неспособности "объясняться с массами" и непосредственно влиять на них,вырос его страх перед массами, а затем и вражда к ним. Весь дальнейшийтоталитарный режим вырос из страха бюрократии перед массами. Барбюс продолжает: "Он зарабатывает в месяц несколько сот рублей,которые составляют скромный максимум чиновника в коммунистической партии (унас это составляло бы нечто вроде полутора или двух тысяч франков) ". Здесьпоказание Барбю- са является заведомой ложью. Как и у всех высших сановников,существование Сталина обеспечено не несколькими рублями, которые онполучает, а теми материальными условиями, которые ему обеспечиваетгосударственный аппарат: автомобили, дачи, секретари и дары природы со всехконцов Советского союза. Одни подарки, перечисляемые "Правдой", во многодесят-. ков раз превосходят ту сумму, которую называет слишком усердныйБарбюс. Крайне интересны те авторитеты, на которых опирается Барбюс, чтобы датьпортрет молодого Сталина. Это прежде всего "Енукидзе, один из первых борцовреволюционного дела на Кавказе и в настоящее время важный руководитель".Следующим источником является Орахелашвили, который характеризуетубедительность пропаганды. "Он умел говорить на языке своей аудитории". Как?Образами, живыми примерами? Орахелашвили тоже будет расстрелян, вслед заЕнукидзе. О работе Сталина в Батуми Барбюсу рассказывал Лакоба, как о "новойстранице великой биографии". Лакоба будет расстрелян еще до Енукидзе. Почтивсе авторитеты, на которых опирается Барбюс: Бубнов. Шумяцкий, Бела Кун идругие -- были в дальнейшем либо расстреляны, либо подготовляются красстрелу. Немудрено: о молодых годах Сталина могли говорить только старыебольшевики. Между тем именно они, эти соратники Сталина с молодых лет,составляли, как оказалось, сплоченную фалангу изменников и врагов народа. Ихвосторженные отзывы о Сталине делались ими в тот период, когда над ними уженависала зловещая судьба. Еще один источник -- книга Берия. История возникновения исследованияБерия приблизительно такова. О работе Сталина в молодые годы не имелосьникаких публичных источников, несмотря на то, что установить его орбиту поданным партийных и полицейских архивов не представляло бы никакого труда.Вопрос осложнялся тем, что во всех исследованиях и воспомина-- ниях,посвященных началу нынешнего столетия, имя Сталина совершенно невстречалось. Это обстоятельство вызывало естественно толки и недоумения.Суварин подчеркивает то обстоятельство, что в монографии старого большевикаФилиппа Махарадзе о революционной работе на Кавказе имя Сталина упоми- нается лишь один раз в простом перечне без  всяких индивидуальныхпримеров. Между тем работа Махарадзе появилась уже в 1927 году.Опубликование книги Суварина делало невозможным дальнейшее молчание. Бериябыло поручено сделать все, что можно, и он начал свое исследование с того,что объявил исторические работы Махарадзе "недобросовестными". Одновременнос этим Суварин был включен в список врагов народа и имя его как агентаГестапо было названо в процессе Бухарина-Рыкова. Разработка истории партии и революции составляет задачу тяжеловеснойсистемы учреждений в Москве, в национальных республиках и в отдельныхгородах. Целый ряд журналов опубликовал чрезвычайно обильные материалы,часть из которых окажется незаменимой для будущих историков и биографов.Однако работа над историей партии имеет свою собственную политическуюисторию. В грубых чертах ее можно разбить на три периода. До 1923 годавоспоминания, отдельные исследования, подбор материалов отличаютсядостаточной добросовестностью и достоверностью. У авторов не было ниоснования, ни побудительных причин изобретать или обманывать. Из самоготекста воспоминаний тех первых годов видна полная свобода от предвзятости иотсутствие всяких личных подчеркиваний и славословий. Вместе с тем, работыэтого периода отличаются наибольшей конкретностью и богатым фактическимматериалом. Дело идет о действительных человеческих документах. Второй период открывается со времени болезни и смерти Ленина. "Тройка"еще не имеет полного контроля прессы в своих руках, но уже способнаоказывать давление на редакторов и авторов. Новые воспоминания и поправки кстарым воспоминаниям приобретают все более тенденциозный характер.Политической целью является возвеличение "старой большевистской гвардии",т.е. тех ее членов, которых поддерживает тройка. После разрыва Сталина с Зиновьевым и Каменевым открывается новый,наиболее радикальный, пересмотр партийного прошлого, который через несколькопоследовательных этапов вступает в стадию прямого обожествления Сталина. Чемдальше от событий, чем более преднамеренный характер получают позднейшиевоспоминания, тем меньше в них фактического содер- жания. Они превращаются в голословные рассуждения на заданную тему исвоей сознательной неопределенностью и бессодержательностью напоминаютпокаяния подсудимых московских театральных судов. Все вместе придаетофициальной советской историографии характер очень сложный. С этого текстанадо смыть или соскоблить, по крайней мере, два-три слоя позднейшихвизантийских начертаний. В очерках и воспоминаниях о работе на Кавказе в начале нынешнегостолетия недостатка нет, как в лагере меньшевиков, так и у большевиков(Махарадзе, Аркомед, Енукидзе, Аллилуев и др). Ни в каких мемуарах или исследованиях, писанных до 1924, пожалуй, дажедо 1926 года, мы не найдем каких-либо следов или отголосков руководящей ролиСталина. Его имя либо вовсе не упоминается, либо называется в ряду с другимиименами, среди членов комитета, или среди арестованных. Официальныеисторические очерки, включая объемистые учебники по истории партии,решительно ничего не говорят об особой роли Сталина на Кавказе. Даже послетого, как в руках генерального секретаря сосредоточивается власть, фигураего не сразу начинает отбрасывать тень прошлого, традиции партии еще слишкомживы в старшем поколении. Старые большевики еще на свободе и сохраняютотносительную независимость. Даже заведомые пройдохи не смеют еще открытоторговать ложью из страха стать объектом посмешища и презрения. В биографической литературе мы видим упорное стремление отодвинутьдеятельность Сталина назад. Мы наблюдали это по отношению к первому периоду,когда он был превращаем в руководителя организаций Кавказа в тот период,когда он был лишь скромным учеником, скромным по знаниям и влиянию, хотя ине по амбиции. Мы видим систематические попытки провозгласить его членомЦентрального Комитета за несколько лет до того, как он им стал. Его пытаютсяизобразить влиятельной фигурой в годы первой революции. Ему приписываютпочти решающую роль в период второй революции. И неправильно объяснять такиепопытки одним только византийским сервилизмом биографов. В биографиях явновраждебного характера (а в них нет недостка) роль Сталина до 1923 г.подвергается почти такому же чудовищному преувеличению, хотя и со знаком минус. Мынаблюдаем здесь тот интересный оптико-психологический феномен, когда человекначинает отбрасывать от себя тень в свое собственное пршлое. Людям, лишеннымисторически воспитанного воображения, трудно представить себе, что человексо столь ординарным и серым прошлым мог вдруг подняться на такую высоту. Прошлая биография Сталина, как она ни скудна, оказалась чрезвычайноподходящей для требований той новой роли, которую ему пришлось сыграть. Онбыл несомненно старым большевиком, следовательно, был связан с историейпартии и ее традициями. Его политика, поэтому, легко могла представитьсяпродолжением и развитием старой политики большевистской партии. Он был какнельзя лучшим прикрытием для термидорианской реакции. Но если он был старымбольшевиком, то прошлая его деятельность оставалась фактически неизвестнойне только народным массам, но и партии. Никто не знал, что говорил и делалСталин до 17-го и даже до 23-24-го годов. В конце 1925 года Сталин говорит еще о вождях в третьем лице ивосстанавливает против них партию. Он вызывает аплодисменты среднего слоябюрократии, что отказывает вождям в поклонах. В это время он уже былдиктатором. Он был диктатором, но не чувствовал себя вождем, никто еговождем не признавал. Он был диктатором не силою своей личности, а силоюаппарата, который порвал со старыми вождями. Так как никто не знал его прошлого, кроме небольшого числа лиц, никтоне мог сопоставлять настоящее с прошлым. Широкие массы, наоборот, склонныбыли прошлое выводить из настоящего. Это дало возможность Сталину при помощиаппарата составлять себе биографию, которая отвечала бы потребностям егоновой исторической роли. Его эмпиризм, несклонность и неспособность к широким обобщениям,облегчали ему поворот психологический. Он сам никогда не видел своей орбитыв целом. Он разрешал задачи по мере того, как они выдвигались ходом егоборьбы за власть. Его идеи и методы изменялись незаметно для него самого, помере изменения обстановки и условий, в которые он был поставлен. Иностранцам трудно поверить, какими методами создается сейчас биографияСталина. Вдовы старых большевиков, в прошлом игравшие крупную роль в историипартии, вынуждаются давать эти воспоминания. Главной свидетельницей выступает в этом последнем случае Швейцер,подруга того самого Спандарьяна, который был действительным руководителемтуруханской ссылки в вопросах интернационализма. Вдову Спандарьяназаставляют, иначе нельзя выразиться, ограбить память своего бывшего мужа винтересах исторической репутации Сталина. Такое же давление неоднократнопроизводилось и продолжает производиться на Крупскую. Она далеко пошла попути уступок. Но Крупская оказалась все же несколько стойче, да и памятьЛенина не так легко обокрасть. Вдова Орджоникидзе написала воспоминания, вкоторых она говорит о вещах, которых не знала и знать не могла и, чтоглавное, принижает своего бывшего мужа в интересах возвеличения Сталина.Формулы возвеличения у Швейцер, у Зинаиды Орджоникидзе и у многих другиходни и те же. Совершенно непростительным представляется этот поход историковна вдов с целью обобрать их бывших мужей, дабы заполнить пробелы биографииСталина. Ничего похожего по злонамеренности, систематичности, беспощадности,цинизму не было еще в мировой истории. Вдова Якира, разделявшая с ним 20 лет борьбы, вынуждена былаопубликовать или, вернее, допустить опубликования в газетах письма, вкотором она проклинала спутника своей жизни, как "бесчестного изменника".Такова эксплуатация вдов. Изучая внимательно и шаг за шагом постепенное преобразование биографииСталина, как и всей партии, испытываешь впечатление, будто присутствуешь приформировании мифа. Коллективная ложь приобретает силу естественногоисторического процесса. Новая каста привилегированных выскочек нуждается всобственной психологии. Личные притязания Сталина только потому встречаютподдержку и освещение в виде вымыслов, что они совпадают с притязаниемправящей касты, которая нуждается в полубоге, как увенчании. Статья облагополучно царствующем государе императоре Александре III в старой русскойэнциклопедии, написанная, очевидно, каким-либо чиновни- ком придворного ведомства, кажется ныне образцом правдивости посравнению со статьями советской энциклопедии. В религии сталинизма Сталинзанимает место бога со всеми его атрибутами. Но это не христианский бог,который растворяется в Троице. Время тройки Сталин оставил далеко позади.Это, скорее,  Аллах -- нет Бога, кроме Бога -- который наполняет вселеннуюсвоей бесконечностью. Он средоточие, в котором все соединяется. Он господьтелесный и духовный мира, творец и правитель. Он всемогущ, премудр ипредобр, милосерден. Его решения неотмеримы. У него 99 имен. Крупнейший писатель Алексей Толстой, который носит имя одного измогущественных и независимых писателей страны, этот Алексей Толстой говорито Сталине: Ты, ясное солнце народов. Беззакатное солнце современности Ибольше, чем солнце, ибо в солнце нет мудрости... А в сборнике "Сталин впеснях народов СССР" в "Песне о возвращенном солнце" поется: Мы солнце свое получили от Сталина, Мы сытую жизнь получили от Сталина,Большого, как солнце... Хорошую жизнь в забураненных тундрах Мы сделали сним сообща, заодно, С сыном Ленина, Сталиным мудрым. Надо прямо сказать: эта поэзия переходит в хрюканье. Сталин решает,какова должна быть архитектура дворца Советов -- чудовищного здания, котороесвоей тяжелой ненужностью, своей брутальной грандиозностью дает выражениебрутальному режиму- без идей, без преспектив. Сталин просматривает фильмы,чтобы давать не только политические, но и технические указания режиссерам иартистам. Назначение фильмов -- прославлять вождя. Так была убита советскаякинематография, которая имела такое обещающее начало. В старых воспоминаниях о революции мы почти не встречаем имени Сталина,даже тогда, когда дело идет о работе местного кавказского масштаба. То жесамое и по отношению к партийным съездам. То же повторяется и в отношениипетербургского периода его работы. В старых воспоминаниях, в официальных сборниках,посвященных периоду революционного подъема "Правды" и "Зари" обычно ни словане говорится о влиянии Сталина на ход работы. Первое издание воспоминанийбывшего депутата Думы Бадаева отводит Сталину в жизни партии, в частности вжизни думской фракции "Правды", гораздо меньшую роль, чем следующее издание,вышедшее в 1932 г. "На ряде заводов, -- пишет Бадаев, -- на летучих собраниях выступалтов. Сталин, только что бежавший из Нарыма". Впрочем, это упоминаниеотносится ко второму изданию. В первом издании о выступлении Сталина назаводах не упоминается вовсе. Официальное издание 1926 г. "Революция и РКП в материалах и документах"говорит: "Русская коллегия ЦК выделила из своей среды исполнительное бюро изчетырех лиц: Тимофея, Серго, Кобу и Филиппа". Имя Сталина стоит на третьемместе. (Отметим тут же, что из тройки ближайших сотрудников Сталина понелегальной работе Тимофей Спандарян умер во время войны, Серго умер в 1937г. при обстоятельствах, которые считаются очень таинственными и, наконец,Филипп Голощекин -- числится в числе исчезнувших). Что означает  все это? Почему в бесспорных и несомненных, т.е. непродиктованных сверху воспоминаниях и исторических очерках и пр. фигураСталина не упоминается вовсе или упоминается мимоходом, как фигура второгоили третьего порядка? Значит ли это, что Сталин представляет действительнозаурядную, ничтожную величину или же его не умели заметить? Вопросзаслуживает внимания. На самом деле секрет состоит в противоречии между его напряженнойкрепкой волей и наличными духовными ресурсами. Кому дана была возможностьстолкнуться с волею Сталина в те периоды, тот отмечал его. Одним из первыхзаметил его Ленин. Сулиашвили, состоявший членом лейпцигской группыбольшевиков, рассказывает: "От товарища Сталина мы получали вдохновенныеписьма о Ленине. Письма получал тов.М.Давиташвили. Товарищ Сталин в этихписьмах восхищался Лениным... В одном из писем т.Сталин называл Ленина"горным орлом" и восторгался его непримиримой борьбой против меньшевиков. Мы эти письма переслали Ленину, и скоро получили от него ответ, вкотором он Сталина называл "пламенным колхидцем". Этот рассказ имеет своим назначением хотя бы косвенно подтвердить ужезнакомую нам версию о переписке между Лениным и Сталиным в 1903 г. Ксожалению, приводя свидетельство Сулиашвили, Берия не называет даты, ккоторой относится упоминание о "горном орле" и "пламенном колхидце". Усамого Берия этот эпизод включен в главу о 1905 г. Упоминание в письмеСталина о "непримиримой борьбе (Ленина) против меньшевизма" ни в какомслучае не могло быть сделано в 1903 году. Ленин назвал Сталина "пламенным колхидцем", опираясь на Пушкина,который назвал Кавказ "пламенной Колхидой". В этом смысле "пламенныйколхидец" означает просто описательное название кавказца. Те, кто судил по обычным повседневным проявлениям о деятельностиСталина не могли не относить его к фигурам второго или третьего плана.Наконец, люди, которые соприкасались с ним в тюрьме или ссылке, т.е. в оченьинтимной обстановке, где он поворачивался к ним разными сторонами своегохарактера, эти люди видели, с одной стороны, его значительность, а с другойстороны, никак не могли признать его интеллектуального авторитета. Отсюдадвойственность отношения со стороны всех тех, которые близко соприкасались сним. Понадобились особые исторические условия, где от него не требовалосьникакого творчества и его интеллект должен был только суммировать работуколлективного интеллекта целой касты, но где борьба этих каст за своесамосохранение, за упрочнение своих позиций требовала персонификации,требовала напряженной воли к власти, понадобилось такое исключительноесочетание исторических условий, чтобы его интеллектуальные качества при всейсвоей посредственности получили большое всеобщее признание, помноженное накоэффициент его воли. У Сталина была достаточно крепкая воля, чтобы противостоять чужимвлияниям, тогда, когда он их природу понимал. Но ему часто не хватало этоготеоретического понимания. Сталину свойственно презрение к теории. Теорияберет действительность больших масштабов. Здравый смысл берет дейст- вительность в малых масштабах. От того Сталин чрезвычайно чувствителенко всякой непосредственной опасности, но не способен предвидеть опасность,коренящуюся в больших исторических тенденциях. В этих особенностях еголичности и заложена разгадка его дальнейшей судьбы. По словам Николаевского, Бухарин называл Сталина "гениальнымдозировщиком". Это выражение, только без гениальности, я слышал впервые отКаменева. Оно имеет в виду способность Сталина выполнять свой план по частямв рассрочку. Эта возможность предполагает в свою очередь наличиемогущественного централизованного аппарата. Задача дозировки состоит в том,чтобы постепенно вовлекать аппарат и общественное мнение страны в иныепредприятия, которые, будучи представлены сразу в полном объеме вызвали быиспуг, негодование и даже отпор. Он был сильнее других наделен волей и честолюбием, но он не был ниумнее других, ни образованнее других, ни красноречивее. Он не обладал темикачествами, которые привлекают симпатии. Зато природа щедро наделила егохолодной настойчивостью и практической сметкой. Он никогда не повиновалсячувствам, а всегда умел подчинять их расчету. Недоверие к массам, как и котдельным людям, составляет основу природы Сталина. От того в большихвопросах революции, где все зависит  от вмешательства партии, он занималдействительно оппортунистическую позицию. Но в практических действиях узкогомасштаба, где решал аппарат, он всегда склонялся к самым решительнымдействиям, Мржно сказать, что он был оппортунистом стратегии и крайнимчеловеком действия и тактики. Он долго и недоверчиво осматривался, прежде чем примкнуть к чужойинициативе. Революция сразу отодвинула партийный аппарат, революцияпредъявила особые требования: медлить, выжидать и комбинировать нельзя,нужно давать ответы на запросы масс и принимать решения на месте. Перед лицом массы он чувствовал себя бессильным, у него не было дараречи. Он был журналистом поневоле. Ему нужно было орудие, машина, аппарат,чтобы действовать  на массы. Он чувствовал себя уверенным только у рукояткипартийного аппа- рата. Мужество мысли было чуждо ему. Зато он был наделен бесстрашиемперед лицом опасности. Физические лишения не пугали его. В этом отношении онбыл подлинным представителем ордена профессиональных революционеров ипревосходил многих из их числа. Нельзя понять Сталина и его позднейший успех, не поняв основной пружиныего личности: любовь к власти, честолюбие и зависть, активная, никогда незасыпающая зависть ко всем тем, кто даровитее, сильнее или выше его. Сотличающей его хвастливостью Муссолини сказал одному из друзей: "Я никогдаеще не встречал никого, кто был бы мне равен". Сталин вряд ли мог быповторить эту фразу даже самому интимному другу, ибо она прозвучала быслишком фальшиво и несообразно. В одном только большевистском штабе былилюди, превосходившие Сталина во многих отношениях, если не во всех. Во всемза исключением сконцентрированного честолюбия. Ленин очень ценил власть какорудие действия. Но чистое властолюбие, борьба за власть, были емусовершенно чужды. Для Сталина же психологически власть всегда стоялаотдельно во всех задачах, которым она должна служить. Воля господства наддругими была основной пружиной его личности. И эта воля получала тем болеесосредоточенный, не дремлющий, наступательный, активный, ни перед чем неостанавливающийся характер, чем чаще Сталину приходилось убеждаться, что емуне хватает многих и многих ресурсов для достижения власти. Всякаяособенность характера, достигнув известной силы напряжения, превращается приизвестных условиях в преимущество. Сталину нужно всегда насилие над самим собою, чтобы подняться на высотучужого обобщения, чтобы принять далекую революционную перспективу. Как всеэмпирики, он по существу своему скептик, притом цинического склада. Он неверит в большие исторические возможности, способности человека кусовершенствованию, возможности перестройки общества в радикальныхнаправлениях. Глубокая вражда к существующему делает его способным на смелыедействия. Эмпиризм или чисто крестьянский консерватизм мысли делают егонеспособным долго оставаться на вершинах. Предоставленная самой себе, его  мысль неизбежно сползает вниз. Он фатально занимал во всех вопросах(поскольку был предоставлен самому себе) оппортунистическую позицию.Поскольку же под давлением Ленина и событий он поднимался на высотуреволюционного обобщения, он удерживался на высоте недолго и в конце концовсползал вниз. Цель, которую он себе поставил, он будет разрешать с большимупорством, с большей настойчивостью, чем подавляющее большинство другихлюдей. Но он не способен поставить себе самостоятельно большую цель и долгодержаться ее, поскольку она внушена ему событиями или людьми. Революционноедвижение окрыляет людей, требует смелости мысли, далекой перспективы. Именнов такие периоды мы наблюдаем Сталина в состоянии растерянности. Наоборот, реакционные эпохи являются вместе с тем эпохами сползаниямысли. Смелая революционная мысль в эпоху реакции может только прокладыватьв будущем, подготовлять в сознании небольшого авангарда будущие перспективы,но непосредственного, практического приложения найти не может. С другойстороны, сильная воля, характер сохраняют в эпоху реакции свои преимущества.В партии Сталин выдвигается впервые в годы реакции, после 1907 г. В годыначавшегося подъема он еще продолжает играть незначительную роль, не болеезначительную, чем подавляющее большинство передовых большевиков. По тем илидругим причинам во время войны, которая предвещает и подготовляетграндиозные перемены, Сталин окончательно уходит в себя. Во время революции1917 г. он играет крайне незаметную роль. Сталину несомненно свойственно было нечто вроде суеверного страха передталантом и образованием. Он боялся людей, которые умеют свободноразговаривать с массой или легко и внимательно излагать свои мысли  набумаге. Еще больше он боялся людей, которые имели свои собственные мысли,способны к обобщениям, оперируют фактическим материалом, вообще чувствуютсебя по домашнему в области общих идей. Условия России до двадцатых годовнынешнего столетия были таковы, что требовали общих идей литературного илиораторского таланта. Именно поэтому Сталин оставался в тени. Только после политической ликвидации Бухарина, Рыкова и Томского, последних сподвижников Ленина в Политбюро, после обновлениявсего руководящего персонала исторических комиссий и после грозной статьиСталина "О некоторых вопросах" партийной истории", т.е. приблизительно с1929 года, начинается радикальный пересмотр прошлого и перегруппировка всехего элементов вокруг новой оси. Те самые авторы, которые не-- сколько леттому назад не упоминали самого имени Сталина, хотя он был уже и тогдагенеральным секретарем, теперь, как бы под действием высшей благодати,открывали в самых глубоких подвалах своей памяти новые эпизоды или чащевсего общее ретроспективное убеждение, что за всеми важнейшими фактамиреволюционного движения стоял Сталин. Бесформенный эмпиризм, дополненный политической двойственностью,служили и направлялись нередко против Сталина в периоды, когда событиябыстро сменяли друг друга, когда требовалась немедленная ориентировка икогда выжидательное лавирование обрекало на запоздание. В такой периодСталин не мог не оставаться на втором плане, в тени. Так было в период довойны, во время войны 1917 г. и годы гражданской войны. Нужно было, чтобыистория изменила свой ритм, чтобы прилив сменился отливом, чтобы тот ходсобытий, который доводил до крайности все противоречия до последнихлогических выводов и давал всем конфликтам крайне резкие очертания, чтобы онсменился отливом, который, наоборот, смывал острые углы, притупляя идейныепротиворечия, придавал политическим формулам расплывчатость ибесформенность. Только в этих новых условиях уклончивая выжидательность,дополненная лавирующим вероломством, могла превратиться в положительнуюсилу. Послушный полученным им конспектам и инструкциям, Барбюс пытаетсяуподобить Сталина Ленину физически и морально. "Поразительно, как этотмолодой человек ненавидел фразы. Стиль Сталина был уже с молодых лет тот же,что и у Ленина". Нельзя сделать на самом деле утверждения более ложного иболее грубого в своей ложности. Простота Ленина есть результат простойработы мысли, которая пришла к полной ясности. Простота Сталина вульгарна,основана на устранении самых важных сторон вопроса, не говоря о том, что вэтой простоте на каждом шагу чувствуется робость человека, не овладевшегоинструментом языка.  В годы первой революции 1905-1907 гг. Сталин выступает как практическийруководитель местных экономических и политических боев. Он называет себя вэтот период "подмастерьем" революции. И это определение можно принять в томсмысле, что он еще полностью остается фигурой провинциального масштаба. Замечательно, что когда в декабре 1905 года началось решительноенаступление реакции и полиция арестовала, сослала и расстреляла весь верхнийслой революционеров, Сталин не только не был арестован, но оставался встолице в качестве легального человека: революция не знала его и неинтересовалась им. Угнетенные национальности Закавказья, естественно, порождают в самойбуржуазии автономистские и даже сепаратистские тенденции. В Грузии мы видимсоциалистов-федералистов (их социализм того же типа, что, например, уфранцузских радикал-социалистов) , в Армении -- дашнаков, в Азербайджане --мусса-ватистов. В лице этих трех партий молодая туземная буржуазия стремитсясвою оппозицию против царской бюрократии использовать для того, чтобподчинить себе рабочих. Можно установить полную историческую аналогию междуназванными партиями и национально-буржуазными партиями колониальных иполуколониальных стран всего мира. Не  только большевизм, но даже меньшевизмразвивался на Кавказе в борьбе с партиями буржуазного национализма. Это непомешало Сталину в дальнейшем сделать все для того, чтоб подчинить китайскихрабочих Гоминдану, который ничем не отличался от федералистов, дашнаков илимуссаватистов Кавказа. По существу своих воззрений Сталин, как и многие тогдашние большевики,даже в большей мере, чем другие большевики, был в тот период, как изначительно позже, революционным демократом, с отдаленным социалистическимидеалом. Ближайшая революция мыслилась и чувствовалась, как завоеваниеполитических свобод и парламентаризма, т.е. как буржуазная европеизацияцарской России. Конституция была магическим словом. Либеральный режим долженбыл создать  условия для парламентской партии и легальных профсоюзов.Агитация поддерживалась главным образом примерами того, как борются'рабочиев Западной Европе или в Америке. Социализм характеризо- вался как "конечная цель". На Западе эта конечная цель казаласьудаленной на многие десятилетия, если не на столетия. Никто из тогдашнихрусских социал-демократов не допускал мысли, что в России социалистическаяреволюция может произойти раньше, чем на Западе. Между стоявшей на очереди буржуазной революцией и между конечной цельюсоциализма раскрывался, таким образом, неопределенно долгий историческийпериод капиталистического развития, подъема культуры, организации,воспитания рабочих масс, завоевания парламентских позиций, строительствапрофсоюзов и кооперативов. Достаточно сказать, что член ЦентральногоКомитета большевистской партии, Рожков, писал в 1905 году, что о социализмевопрос встанет лишь тогда, когда подавляющее население страны будет состоятьиз организованных рабочих. В этом вопросе, который должен был через 14 летпосле первого раскола получить решающее значение (1917 год), позиция Сталинав период первой революции и долго после нее совершенно не отличалась отпозиции Жордания, Церетели и  вообще меньшевиков. Разногласия касались несоотношения между демократией и социализмом, а методов борьбы за демократию.То, что Сталина и многих других привлекло в тот период к большевизму, это неклассовая позиция, не интернационализм, а прежде всего и главным образом,решительность в борьбе с царизмом, твердая постановка вопроса онеобходимости вооружения и подготовки восстания. Через несколько летбольшевики называли себя в легальной печати под цензурными условиями"последовательными демократами". По существу дела это определение гораздобольше соответствует мировоззрению многих тогдашних большевиков типаСталина, чем название социалистов и марксистов. На Стокгольмском съезде 1906 года во время выработки аграрной программыреволюции Сталин отстаивал раздел помещичьих и государственных земель вличную собственность крестьян. Только очень глубокие мотивы могли побудитьего отстаивать безнадежную позицию, притом в борьбе не только сменьшевиками, но и с большевиками. Эти мотивы надо искать не в какой-либообщей концепции революции, а в жизненном укладе грузинского крестьянина. Впервом самостоятельном вы- . ступлении на государственной арене Сталин обнаруживает себя, какупорный провинциал. Только социалисты-революционеры проповедовали тождество интересовкрестьян и рабочих; практически в этом отождествлении выражалось стремлениеподчинить пролетариат интересам и взглядам мелкой буржуазии. Марксисты, ипрежде всего Ленин, вели против сентиментального народничества непримиримуюборьбу. В борьбе против пережитков крепостного режима крестьянин боретсявместе с рабочим. "Но в то же время он тяготеет к укреплению своейсобственнической позиции в буржуазном обществе, и поэтому, если условияразвития этого общества складываются сколько-нибудь благоприятно (например,промышленное процветание, расширение внутреннего рынка вследствие аграрногопереворота и т.п.), то мелкий товаропроизводитель неизбежно поворачиваетпротив пролетария, который борется за социализм" (разрядка Ленина). В 1906 г. в отчете о Стокгольмском съезде Ленин писал: "Союзникпролетариата до победы буржуазной революции -- крестьянская и революционнаябюрократия". Только до победы буржуазной революции. Ленин не считал, чтокрестьянство, как крестьянство, будет союзником пролетариата всоциалистической революции. "Иллюзий насчет крестьянского социализма нет ниу кого из социал-демократов", -- писал Ленин в том же отчете. На Стокгольмском съезде победила безжизненная меньшевист-кая программамуниципализации земли. Но за ними никогда не оставалось последнее слово.Ленин провел свою программу национализации и Сталину пришлось к ней долгоприспособляться. Но поистине замечательно, что сейчас же вслед за смертьюЛенина он делает попытку передать национализированную землю в собственностькрестьян под видом многолетнего "владения" личными участками. И здесьопять-таки -- такова сила старых корней! Сталин пытается первый опытденационализации провести в Грузии. По секретной инструкции Сталинагрузинский нарком земледелия подготовил проект передачи земли в подворноевладение крестьян. Только протесты Зиновьева, который оказался в курсезаговора, и тревога, поднятая проектом в партийных кругах, заставилаСталина, еще не чувствовавшего себя твердо на ногах, отказаться от своего замысла. Козлом отпущенияоказался, разумеется, злополучный грузинский нарком. Годы реакции были временем усиленной теоретической работы. В порядкедня, кроме аграрного вопроса и характера революции, стояла философия. Лениннеистово защищал диалектический материализм против Богданова, Луначарского идругих сторонников австрийской физики Маха. В 1909 г. вышла книга Ленина"Материализм и эмпириокритицизм". С этой полемикой связана большая полоса вжизни партии. Интерес Кобы к философским и вообще теоретическим проблемам нив чем не проявился за годы реакции. Не ясно даже, прочитал ли он философскийтруд Ленина. В его письмах из ссылки нет ни слова на эту тему. Ни слова освоих занятиях, о теоретических и литературных интересах, что было бы такестественно со стороны ссыльного, если б он жил сколько-нибудь интенсивнойумственной жизнью. Между тем, на основании опубликованных данных, далеко не согласованныхмежду собой, можно сделать вывод, что Сталин в течение всей своейреволюционной работы провел свыше двух с половиной лет в тюрьме и свыше пятис половиной лет в ссылке. Всего свыше восьми лет. Несомненно, чтозначительная часть этого времени должна была уйти на чтение. Так как ссылкаразбивалась на короткие периоды, то много времени уходило на устройство и наподготовку к работе. Только последний раз Сталин пробыл в ссылке непрерывнопочти четыре года. Во всяком случае за восемь лет вынужденного бездействияможно было бы одолеть большое количество книг. Поражает еще и то обстоятельство, что от этих восьми летизолированности не осталось ни одного исследования, ни одной литературнойработы. Между тем почти все ссыльные, которые чувствовали какую-либосклонность к теоретической работе, к публицистике, литературе, предавалисьсо страстью работе пером. Факт давно установленный, что тюрьма и ссылка,обрекавшие людей на самоуглубление, чрезвычайно содействовали пробуждению иразвитию всякого рода исследовательских и писательских дарований. Если завремя ссылки Сталин не написал ни одной работы, ни одной статьи, котораябыла бы в его собственных глазах достойна воспроизведения, то один этот факт являетсясамым убедительным доказательством отсутствия у него теоретических интересови литературного дарования. Можно сказать, что все гениальные люди истории, все творцы, всеноваторы высказывали свое главное слово уже в течение первых двадцати пяти-- тридцати лет жизни. Дальше шло только развитие, углубление и применение.У Сталина в первый период его жизни мы не находим ничего, кроме вульгарногоповторения готовых формул. В гении Сталин был возведен только после того,как бюрократия, руководимая своим генеральным секретарем, разгромила весьштаб Ленина. Вряд ли нужно доказывать, что человек, не сказавший ни одногонового слова и автоматически поднятый кверху силой бюрократии, когда емудалеко перевалило за сорок, не может быть причислен к гениям. Бажанов, бывший секретарь Сталина, рассказывает, как мало этотпоследний интересовался важнейшими государственными вопросами. Егопредупреждали: "Он ничего никогда не читает, и если он просматривает втечение года десять или 12 документов, это уже много". Бажанов, по егословам, не хотел верить этому, но после дюжины заседаний в Политбюро, вкоторых он принимал участие, он убедился, что Сталин не знаком с вопросами,которые стоят в повестке дня. Он был поражен, по собственным словам,обнаружив, что Сталин является лишь малокультурным кавказцем, не знакомым нис литературой, ни с иностранными языками, мало осведомленный в экономическихи финансовых вопросах. Бажанов рассказывает, как два секретаря Сталина -- Бажанов и Товстухаразговаривали однажды в коридоре здания Центрального Комитета. ПоявляетсяСталин. Секретари умолкают. 'Товстуха, -- говорит Сталин после паузы, -- моямать имела козла, который походил на тебя... Он не носил только очков..."Довольный собою, Сталин уходит в свой кабинет. Весной 1924 года после одного из пленумов Центрального Комитета, накотором я по болезни не присутствовал, я сказал Смирнову: "Сталин будетдиктатором СССР". Смирнов хорошо знал Сталина по прошлой работе и по ссылке,где люди лучше всего узнают друг друга. Старый большевик И.Н.Смирнов, разгромивший ирасстрелявший Колчака, а позже расстрелянный Сталиным вместе с Зиновьевым иКаменевым, возражал мне: "Сталин -- кандидат в диктаторы? Да ведь это совсемсерый и ничтожный человек. Это посредственность, серое ничтожество!""Посредственность -- да, ничтожество -- нет, -- ответил я ему. --Историческая диалектика уже подхватила его своим крючком и будет егоподнимать вверх. Он нужен им всем: бюрократам, нэпманам, кулакам, выскочкам,пройдохам, всем тем, которые прут из почвы, унавоженной революцией. Онспособен возглавить их. Он готов возглавить их, у него есть заслуженнаярепутация старого революционера. Он даст этим самым прикрытие в глазахстраны. У него есть воля и смелость. Он не побоится опереться на них идвинуть их против партии. Он уже начал эту работу. Он подбирает вокруг себяпройдох партии. Конечно, большие события в Европе, Азии и у нас, все этоопрокинуто. Но, если все пойдет автоматически дальше, как идет теперь, тоСталин автоматически станет диктатором". На ту же тему были у меня два с лишним года спустя споры с Каменевым,который, вопреки очевидности, утверждал, что Сталин -- "вождь уездногомасштаба". В этой саркастической характеристике была, конечно, частицаправды, но только частица. Такие свойства интеллекта, как хитрость,вероломство, способность играть на низших свойствах человеческой натуры,развиты у Сталина необычайно и, при сильном характере, представляютмогущественные орудия в борьбе. Конечно, не во всякой освободительной борьбемасс нужны такие качества. Но где дело идет об отборе привилегированных, обих сплочении духом касты, об обессиленьи и дисциплинированьи масс, тамкачества Сталина поистине неоценимы, и они по праву сделали его вождембюрократической реакции и термидора. И все же, взятый в целом, Сталин остается посредственностью. Его умлишен не только блеска и полета, но даже способности к логическому мышлению.Вообще, в лагере сталинизма вы не найдете  ни одного даровитого писателя,историка, критика. Это царство наглых посредственностей. Каждая фраза речиСталина преследует какую-либо практическую цель: но речь в целом никогда неподнимается до логического построения. В этой слабое- ти -- сила Сталина. Бывают исторические эпохи, когда обобщение ипредвиденье исключают непосредственные успехи: это эпохи сползания,снижения, реакции. Гельвеции говорил некогда, что каждая общественная эпохатребует своих великих людей, а когда таковых не находит, то она изобретаетих. По поводу забытого ныне французского генерала Шенгарнье Маркс писал:"При полном недостатке в великих людях партия порядка естественно былавынуждена приписать недостающую всему ее классу силу одному единственномуиндивидууму и таким образом раздула его в какое-то чудовище". Чтобызакончить с цитатами, можно применить к Сталину слова, сказанные ФридрихомЭнгельсом о Веллингтоне: "Он велик в своем роде, а именно настолько,насколько может быть великим, не переставая быть посредственностью".Индивидуальное "величие" есть в последнем счете -- социальная функция. Если бы Сталин мог с самого начала предвидеть, куда его заведет борьбапротив "троцкизма", он, вероятно, остановился бы, несмотря на перспективупобеды над всеми противниками. Но он ничего не предвидел. Предсказаньяпротивников, насчет того, что он станет вождем Термидора, могильщиком партиии революции, казались ему пустой игрой воображения. Он верил в самодовлеющуюсилу аппарата, в его способность разрешать все задачи. Он совершенно непонимал выполняемой им исторической функции. Отсутствие творческоговоображения, неспособность к обобщению и к предвидению, убили Сталина какреволюционера.  Но те же черты позволили ему авторитетом бывшегореволюционера прикрыть восхождение термидорианской бюрократии. Бесчисленные воспоминания, опубликованные в первые десять лет советскойвласти, совершенно не упоминают имени Сталина. В своих революционных"Силуэтах" не упоминает Сталина Луначарский. В приложениях к первому изданиюсочинений Ленина говорится, что Сталин в начале 1912 года включенпосредством кооптации в Центральный Комитет. Правда, в более позднихбиографических справках говорится, что Сталин был выбран в ЦК на Пражскойконференции. Но в этом случае, как и во всех других, мы больше доверяемпервым биографи- ческим справкам, писавшимся в то время, когда история партии еще неперерабатывалась в плановом порядке. Можно не сомневаться, что в 1912 годуЛенин стремился ввести Сталина в Центральный Комитет. Если ему не удалосьдостигнуть этого на Пражской конференции, то очевидно, потому что многиеделегаты совершенно не знали Сталина, а некоторые были, может быть, противнего. Только Центральный Комитет, состоявший из узкого круга лиц, тесносвязанных с Лениным, пошел, очевидно, навстречу доводам Ленина: только так иможно объяснить кооптацию Сталина в ЦК сейчас  же вслед за Пражскойконференцией 18-30 января 1912 г. Только с 1928 года изменяется характер и тон биографической справки.Прежде всего подчеркивается, что Сталин стал большевиком с первого часа, чтосовершенно не подтверждается документами. Здесь же мы встречаем ужеутверждение, что Сталин был выбран в Центральный комитет в 1912 году. Сэтого времени ссылка на Кавказ исчезает бесследно. Эта деталь не лишенаинтереса. Она показывает, что Сталин поднимается по ступеням партийнойиерархии за спиной партии, без ее ведома и участия. Уже в молодые годыСталин -- человек аппарата, кадр, и он поднимается вверх на рычагахаппарата. Его не избирают массы, а кооптируют чиновники. Ленин ищет каждого повода, чтоб ободрить, отметить успех, похвалить.Так он приветствует передовую статью "Кто победит?", написанную Сталиным ипомещенную в No 146 "Правды" 18 октября 1912 года. В письме к товарищуСталину от 6 декабря Ленин пишет: "Дорогой друг, насчет 9 января крайневажно обдумать и подготовить дело заранее. Заранее должен быть готов листокс призывом к митингам, однодневной стачке и демонстрациям..." Письма Ленина к редакции "Правды" из-за границы начинаются обыкновеннословами "Дорогой друг". Это обращение используется ныне для характеристикиособенно близких, дружеских отношений между Лениным и Сталиным. На самомделе эти слова не заключают в себе ничего личного. Обращение направлялось кчленам редакции вообще. Необычный характер обращения : "друг" вместо"товарищ", объясняется тем, что слово "товарищ" означало прямую принадлежность к партии, тогда как слово"друг" имело по внешности более личный и менее политически обязывающийхарактер. Все письма Ленина к товарищам по партии за границей начинаютсясловами "дорогой товарищ"; все его письма, направленные в Россию, начинаютсясловами "дорогой друг". К тому же приему прибегали и другиеэмигранты-революционеры. В 1913 г. в январе Сталин написал наиболее выдающуюся свою статью,работу по национальному вопросу. В ней были результаты его собственныхнаблюдений на Кавказе, результаты выводов из практической революционнойработы, ряд широких исторических обобщений, которые принадлежали не ему, аЛенину. Сталин усвоил их в литературном смысле, т.е. соединил их с своимисобственными выводами, но не ассимилировал их до конца. Это полностьюобнаружил советский период, когда задачи администрирования поднялись длянего на высоту и определяли собою все остальные стороны политики.Поразительно, что наиболее острые конфликты Сталина с Лениным в последнийпериод жизни последнего возникли именно по национальному вопросу.Принципиальная солидарность, порукой которой являлась статья 1913 г.,оказалась в значительной мере фикцией. Принципы никогда не имели власти надСталиным. В национальном вопросе, пожалуй, меньше, чем в других.Административные задачи возвышались для него всегда над законами истории.Еще в 1905 г. он признавал движение масс только с разрешения Комитета. Вгоды реакции он защищал подполье потому, что ему необходим былцентрализованный аппарат. После Февральской революции, когда аппарат вышелиз подполья, Сталин утерял различие между меньшевизмом и большевизмом иготовился к объединению с партией Церетели. Наконец, после завоеванияпартией власти все вопросы, все задачи, все перспективы подчинилисьпотребностям аппарата всех аппаратов, т.е. государства. В качестве народногокомиссара национальностей Сталин рассматривал национальные проблемы не сточки зрения законов истории, которым он отдал дань в своей работе в 1913г., а с точки зрения удобства административного управления. Этим он,естественно, пришел в противоречие с потребное- тями наиболее отсталых и угнетенных наций и обеспечил перевес завеликорусским бюрократическим империализмом. Замечательно, что во время этой чистки в национализме оказались виновнывсе угнетенные национальности; только в Москве, где сосредоточилисьугнетатели, Сталин не открыл никакого национализма. Между тем еще Ленин в1923 году, незадолго до второго удара, предостерегал партию от великорусскихбюрократических тенденций Сталина. Чтоб грузин стал представителемвеликорусских тенденций, такие парадоксы в истории бывали не раз. ГрузинДжугашвили стал носителем великорусского бюрократического гнета по тем жезаконам истории, по которым австриец Гитлер дал крайнее завершение духупрусской милитаристской касты. Дело зашло так далеко, что Сталин оказался вынужден выступить спечатным заявлением, которое гласило: "Мы боремся против Троцкого, Зиновьеваи Каменева не потому, что они евреи, а потому, что они оппозиционеры ипроч." Для всякого политически мыслящего человека было совершенно ясно, чтоэто сознательно двусмысленное заявление, направленное против "эксцессов"антисемитизма, в то же время совершенно преднамеренно питало его. "Незабывайте, что вожди оппозиции -- евреи", -- таков был смысл заявленияСталина, напечатанного во всех советских газетах. Сам Сталин в видемногозначительной "шутки" сказал Пятакову и Преображенскому: "Вы теперьпротив ЦК прямо с топорами выходите, тут видать вашу "прав о-славную"работу, Троцкий действует потихоньку, а не с топором". Только в 1917 году, рядом с Лениным и под руководством Ленина, Сталин впервый раз, по собственным словам, научился понимать, что значит быть однимиз руководителей рабочего класса в масштабе страны. Впоследствии в своейтифлисской речи Сталин сказал: "Там, в среде русских рабочих, освободителейугнетенных народов и застрельщиков пролетарской борьбы всех народов, яполучил мое третье крещение в революционной борьбе. Там, в России, подруководством Ленина, я стал одним из мастеров революции. Позвольте мнепринести моим русским учителям мою искреннюю товарищескую бла- годарность и склонить голову пред памятью моего учителя Ленина". В этой речи не остается и следа от того скороспелого гения, которогобудут изображать через несколько лет слишком услужливые биографы, содобрения самого Сталина, который успеет основательно позабыть своютифлисскую речь. Между тем в свое время речь эта не была бескорыстным экскурсом впрошлое. Нет, она имела своей задачей подготовить будущее. Сталину нужнобыло противопоставить себя теоретикам, ораторам, бывшим эмигрантам, людям,которые, как Зиновьев и Каменев, играли уже национальную роль, тогда какСталин был еще практическим работником местного масштаба. Из этоймедленности своего развития он пытается сделать преимущество, он проходилпрактическую школу под руководством рабочих, поднимаясь вместе с ними соступеньки на ступень. Рабочие должны видеть в нем практика и своегочеловека. Эта речь, тщательно подготовленная в стиле семинарского красноречия,передает в общем правильно этапы политического развития Сталина. Исходнойточкой пути является Тифлис, где произошло соприкосновение с первымирабочими кружками. Это был период чистого ученичества. Позднейшие открытияБерия о руководящей роли Сталина в Тифлисе должны быть отнесены к числу техлегенд и ненужных преувеличений, которые Сталин сам еще считал необходимымопровергнуть в 1926 г. Сталин оставляет без упоминания Батумский период своей работы, каклишенный в его собственных глазах особого значения. Если б он остался всобственной памяти руководителем уличной демонстрации, которая потрясла в тегоды всю Россию, он не мог бы не упомянуть о батумском этапе в своемреволюционном восхождении. Если оставить в стороне случайную встречу без слов в Вене около 1911г., на квартире Скобелева, будущего министра Временного правительства, -- товпервые я соприкоснулся со Сталиным после прибытия из канадскогоконцентрационного лагеря в Петербург, в мае 1917 г. Сталин был тогда дляменя лишь одним из членов большевистского штаба, менее заметным, чем ряддругих. На фоне грандиозных митингов, демонстраций, столкновений он политическиедва существовал. Но и на совещаниях большевистского штаба он оставался втени. Его медлительная мысль не поспевала за темпом событий. Не толькоЗиновьев и Каменев, но и молодой Свердлов, даже Сокольников занимали большееместо в прениях, чем Сталин, который весь 1917 год провел в состояниивыжидательности. Позднейшие попытки наемных историков приписать Сталину в1917 году чуть ли не руководящую роль (через посредство несуществовавшего"Комитета" по руководству восстанием) представляют грубейшую историческуюподделку. После высылки Троцкого о центре стали писать с большей настойчивостью.После великой "чистки" центр был введен в учебники, в живопись и фильмы.Мифы, как известно, не раз вдохновляли художественное творчество. Но никтодо сих пор не сказал, где и когда заседал этот центр, что делал, комуотдавал приказания, почему отсутствовал в самые важныемоменты и почему о нем никто никогда ничего конкретного не вспоминал. Окончательное узаконение призрака в качестве руководителя Октябрьскогопереворота было дополнено тем, что Сталину была отведена руководящая рольвнутри центра. Для этого протокольная запись не давала даже внешнихоснований: на первом месте стоит имя Свердлова, а не Сталина. Но в концеконцов, это лишь деталь. Большой подлог был бы незаконченным, если б его недополнить малым подлогом. В апреле 1917 года Сталин был впервые нормальным порядком выбран вЦентральный Комитет партии на Апрельской конференции. Но и теперь онотодвинут на задний план. Только в июле, после того, как Ленину и Зиновьевупришлось скрыться, а Каменев и Троцкий были арестованы, фигура Сталина рядомс фигурой Бухарина поднимается на партийном съезде. Шестой съезд был, несомненно, высшей точкой деятельности Сталина завесь 1917 год. Впервые после марта он выступает перед представителями всейпартии с важнейшим политическим докладом. Правда, съезд видит в нем толькозаместителя, "в отсутствие вождей". "На этом съезде, -- вспоминал позже Пятницкий, один из ны- нешних секретарей Коминтерна, -- не присутствовали ни Ленин, ниТроцкий, ни Зиновьев, ни Каменев... Хотя вопрос о программе партии был снятс порядка дня, все же съезд прошел без вождей партии деловито и хорошо"... В основу работ были положены тезисы Ленина. Докладчиками выступалиБухарин и Сталин. Доклад Сталина недурно отмеряет расстояние, пройденноесамим докладчиком вместе со всеми кадрами партии за четыре месяца со времениприезда Ленина. Теоретически неуверенно, но политически уверенно, Сталинпытается перечислить те черты, которые определяют "глубокий характерсоциалистической, рабочей революции". Единодушие съезда по сравнению сАпрельской конференцией сразу бросается в глаза. 1917 год еще больше, чем 1905 год, становится для Сталина годом острогонедомогания. За кулисами он исполняет административные и техническиепоручения Центрального Комитета. Всегда являлся кто-нибудь, кто публично егопоправлял, затмевал, отодвигал, причем в такой роли выступал не толькоЛенин, но и более молодые, менее влиятельные члены партии, в том числе иновички. Но Сталин не мог выдвигаться качествами, которые были у других,поэтому все его мысли и усилия характера направлялись на закулисную интригу.Сталин тяготился обществом людей с более высоким умственным кругозором. Он двигается медленно и осторожно, где можно -- отмалчивается. Нопобеды в Петрограде и позже -- в Москве убеждают его. Он начинает входить вовкус власти. После завоевания власти Сталин стал чувствовать себя болееуверенно, не переставая, однако, оставаться фигурой второго плана. Я заметилвскоре, что Ленин "выдвигает" Сталина. Не очень задерживаясь вниманием наэтом факте, я ни на минуту не сомневался, что Лениным руководит не личноепристрастие, а деловые соображения. Постепенно они выяснились мне. Ленин,несомненно, высоко ценил в Ста лике некоторые черты: твердость, цепкость,настойчивость, упорство, хитрость и даже беспощадность, как необходимыекачества в борьбе. Но Ленин вовсе не считал, что эти данные, хотя бы и висключительном масштабе, достаточны для руководства партией и государством.Ленин видел в Сталине революцио- нера, но не политика большого стиля. Самостоятельных идей, политическойинициативы, творческого воображения он от него не ждал и не требовал.Ценность Сталина в глазах Ленина почти исчерпывалась в областиадминистрирования и аппаратного маневрирования. Помню, во время гражданской войны я расспрашивал члена ЦК Серебрякова,который тогда работал вместе со Сталиным в Революционном Военном СоветеЮжного фронта: не мог бы Серебряков в интересах экономии сил справиться ибез Сталина. Серебряков ответил: "Нет, так нажимать, как Сталин, я не умею,это не моя специальность". Способность "нажимать" Ленин в Сталине оченьценил. Сталин чувствовал себя тем увереннее, чем больше рос и крепгосударственный аппарат "нажимания". И тем больше дух революции отлетал отэтого аппарата. Чтобы как-нибудь объяснить ту неизвестность, в которой оставался Сталиндо 1924 года и даже позже, официальные историки повторяют: "Он не искалпопулярности". Неправда, он напряженно и страстно искал ее, но не умелнайти. Эта неспособность всегда сверлила его сознание и толкала его наобходные и кривые пути. В свете нынешнего положения вещей, когда весьаппарат государства и партии превращен в машину славословия вождя, труднопринять всерьез это объяснение. Нет, жажда известности, влияния на самомделе пожирала его. Но в тот период, когда известность можно было получитьнепосредственно волею самих масс, когда завоевать ее можно было лишь пером,устной речью, теоретическим творчеством -- эта известность оставалась длянего совершенно недоступной. Нужно было, чтоб известность и популярностьпривела к образованию аппарата и чтоб этот аппарат сам стал машиной дляфабрикации популярности. На самом деле Сталина не любят даже в ближайшем окружении. СлужащиеКремля относились к нему с неприязнью. "Ходит по Кремлю насупленный, какИван Грозный", -- говорила наша кухарка, эстонка. (Жили в Кремле крайнескученно. Большинство работало вне стен Кремля. Заседания кончались во всечасы дня. Столовая имеет овальную форму. Тут подают пищу, котораядоставляется из ресторана или которую готовит женщина, находящаяся вуслужении.) Это не означает, однако, что не существовало преданных Ста- . линулюдей. Наоборот, их было много. Но это была преданность особого рода. Непреданность учеников учителю, который обогатил их мысли, а преданностьлюдей, которых вождь вывел из ничтожества и которым он помогает обеспечитьпривилегированное положение. Лишенный возможности апеллировать к лучшим чувствам массы, Сталин ищетс нею связи грубостью выражений. Он подлаживается к худшим сторонам массы:невежеству, узости кругозора, примитивности мысли. В то же время грубостьслужит ему для прикрытия хитрости. Грубость это именно то впечатление,которое складывается у среднего человека, когда он слушает речь Сталина.Именно это впечатление Сталину и нужно, ибо он тщательно контролирует своюгрубость и подчиняет ее своей хитрости. Свою страсть он вкладывает не всильные выражения, а в тщательно подготовленный план, по отношению ккоторому органическая грубость составляет лишний дополнительный ресурс. Этометод крайне приспособленного человека, у которого при большой и напряженнойволе слабые логические ресурсы. "Сталин сделал ошибку", -- говорит противникпо какому-нибудь конкретному поводу. Вместо анализа этого конкретного поводаСталин отвечает: "Мой противник никогда не делал ничего, кроме ошибок".Суварин пишет биографию Сталина, где на основании неоспоримых фактоввскрывает некоторые неблагоприятные стороны его характера и деятельности.Сталин отвечает: "Суварин является агентом наци". Таков основной методСталина, таков его единственный метод. Почему не издается собрание речей и статей Сталина, полное собрание егосочинений? Можно не сомневаться, что мысль о таком издании возникала увсегда готовых молодых карьеристов не раз. Но Сталин не мог не подавлятьтакие планы в зародыше. Ничего более опасного для Сталина нельзя себепредставить. Девятилетний период духовной школы наложил неизгладимую печатьна его личность и на его успехи. Русскому языку он научился на урокахдуховной схоластики. Русский язык навсегда остался для него полуиностранным,семинарским, натянутым. Богословие не было для него наукой, для изучениякото- рой он пользовался русским языком, как и для изучения других наук. Онизучал русский язык вместе с богословием. От этого богословские формы иобороты вошли навсегда в его сознание, как формы и обороты русского языка. Богословская аргументация всегда имеет формальный характер, и чемдальше, тем меньше она уверена в себе. Она подбирает доводы у авторитетовцеркви, классифицирует эти доводы и нумерует их. Семинарист должен былдоказательство бытия Бо-жия заучивать в порядке схоластических доводов. Этуманеру изложения Сталин изучал вместе с богословием и русским языком,который остался для него, однако, навсегда чужим языком матери. Иосиф Сталинтакже плохо владеет русским языком, как Адольф Гитлер -- немецким. Воправдание Сталина нужно, однако, сказать, что он лишь в одиннадцатилетнемвозрасте познакомился с русским языком. Но мысль его лишена оригинальности,смелости, меткости. Анализ ее стиля обнаруживает крайнюю неуверенность всебе. Может показаться, что эта характеристика совершенно не вяжется собразом Сталина, главной чертой которого является решительность. На самомделе решительность свойственна Сталину только в области действия, когда ононавязывается ему всей совокупностью обстоятельств и когда оно может бытьосуществлено через посредство массивного аппарата. В царстве мысли ончувствует себя, как на льду, боится поскользнуться, выбирает уклончивые инеопределенные выражения. Талант обобщения ему не свойственен, его мысльслишком медлительна и эмпирична, его ум неповоротлив и скуден, его заученныеобразы отдают до сего дня тифлисской семинарией, даже строки, продиктованныеподлинной ненавистью. Наш автор не идет дальше вульгарности. Характерными чертами ораторской речи является не отдельная отлогических доводов "часть патетическая", а проникающий через всю речь духимпровизаций, творчества в момент произнесения, обусловленное этойимпровизированностью волнение, увлечение непосредственным общением с массойслушателей и возможность подвинуть их к неотложному решению. Сталин дает нам совсем другие образцы: "Россия -- заряженное ружье с приподнятым курком, могущее разрядитьсяот малейшего сотрясения. Да, товарищи, не да- леко то время, когда русская революция поднимет паруса и сотрет с лицаземли гнусный трон презренного царя!.." и т.д. Ружье с поднятым курком,которое на всех парусах стирает царя с лица земли -- этого нагроможденияобразов достаточно для характеристики Кобы, как теоретика и как писателя.Годы, увы, не принесут в этой области больших изменений. "Никогда не был прочь", -- пишет Сталин вместо "всегда был не прочь".Текст звучит обычно посредственный, как перевод с иностранного языка. "Чтотакое Временное правительство?" -- спрашивал Сталин и отвечал: "Это --кукла, это -- жалкая ширма, за которой стоят кадеты, военная клика и союзныйкапитал -- три опоры контрреволюции". Литературные ресурсы Сталина остались те же, что в Тифлисе. Временноеправительство оказывается одновременно "куклой" и "ширмой". Но по существуоценка верна. В "Жизни национальностей" за 1920 г., No 39 воспроизводится доклад,сделанный Сталиным в Баку 8 ноября 1920 г. под заглавием 'Три годапролетарской революции". Здесь мы встречаем следующие заключительные слова:"Несомненно, что наш путь не из легких, но, несомненно, также, что трудностинас не пугают. Перефразируя некоторые слова Лютера, Россия могла сказать:Здесь я стою на рубеже между старым капиталистическим и новымсоциалистическим миром, здесь, на этом рубеже, я объединяю усилияпролетариев Запада с усилиями крестьянства Востока для того, чтобыразгромить старый мир. Да поможет мне в этом бог истории". В первые четыре года советской власти Сталин пишет передовые статьи в"Жизни национальностей", причем число этих статей небольшое с самого начала-- литературная производительность Сталина невелика, убывает из года в год.В 1920-1921 годах мы находим каких-либо две-три статьи. В 1922 г. -- ниодной статьи. Сталин перешел уже в этот период целиком на аппаратную работу. В 1929 году Сталин пишет: "Всем организациям и товарищам, приславшимприветствия партии рабочего класса, родившей и воспитавшей меня по образу иподобию своему..." (как грубо!) "...я готов и впредь отдать... всю своюкровь, каплю за каплей..." (а отдавал-то кровь других!). Недаром сказано, что человек -- это стиль. Никто не требует от Сталинакачеств писателя, но его стиль вполне выдает природу его мысли. Как толькоСталин переходит в область общих идей, его язык становится неопределенным,сбивчивым, термины только приблизительно отвечают понятиям, и одна фразаискусственно связана с другой. Ленин стал главой могущественной и влиятельной партии, прежде чем емуудалось обратиться к массам с живым словом. Его публичные выступления в 1905году были малочисленны и прошли незамеченно. Как массовый оратор Ленинпоявляется на арене только в 1917 году и то на короткий срок, в течениеапреля, мая и июля. Он приходит к власти не как оратор, а прежде всего какписатель, инструктор, пропагандист, воспитавший кадры, в том числе и кадрыораторов. Сталин представляет в этом отношении явление совершенно исключительное.Он не мыслитель, не писатель и не оратор. Он завладел властью до того, какмассы научились отличать его фигуру от других во время торжественных шествийпо Красной площади. Сталин завладел властью не при помощи личных свойств, апри помощи безличного аппарата. И не он создал аппарат, а аппарат создалего. Этот аппарат со своей силой и со своим авторитетом явился результатомдлинной, долгой и героической работы большевистской партии, которая самавыросла из идей. Аппарат был носителем этой идеи, прежде чем он сталсамоцелью. Сталин возглавил аппарат с того момента, когда он отрезалпуповину идеи и стал вещью в себе. Ленин создавал аппарат путем постоянногообщения с массой если не устным словом, то печатным, если ненепосредственно, то через посредство своих учеников. Сталин не создавалаппарата, а овладел им. Разумеется, не всякий может овладеть аппаратом. Дляэтого нужны были исключительные и особые качества, которые не имеют, однако,ничего общего с качествами исторического инициатора, мыслителя, писателя илиоратора. Аппарат вырос в свое время из идей. Сталину нужно былопрезрительное отношение к идее. Особенное значение имел для его развития наглядный урок того, каксравнительно небольшая, но единодушная и дисциплинированная партия можетчерез свою повседневную агитацию формировать мысль масс и вести их за собою.Значение "аппа- рата" предстало перед ним в грандиозных масштабах   и гораздонепосредственнее, чем те политические идеи, которые связывали этот аппарат смассами. Нетрудно представить себе уже теперь, какие изменения политического иидеологического типа должны будут произойти в большевистской бюрократии,когда она окажется у власти. Из тонкой прослойки, находящейся всегда подконтролем партии и под непосредственным давлением революционного авангарда,большевистские кадры разбухнут, вовлекая в себя остатки всех других партий имелкобуржуазную интеллигенцию вообще, превратятся в мощный социальный слой,который сосредоточит в своих руках всю политическую власть и распоряжениебогатствами страны. Влияние марксистской доктрины интернационализма будетспадать, поскольку идеи этого типа совершенно не отвечают социальномуположению и интересам мощного мелкобуржуазного слоя, который сосредоточил всвоих руках постепенно силу и привилегии всех прежних господствующихклассов. Зависимость от масс ослабевала, поскольку сами эти массы терялидорогу и перспективу, впадали в индифферентизм, поскольку бюрократияперестала быть тонкой прослойкой, а находила социальную устойчивость в самойсебе. В этом смысле, конечно, можно сказать, что сталинизм вырос из старойбольшевистской партии, ибо новые формации не падают с неба, а питаютсяформациями предшествующего периода. Но в старой большевистской партии былотри элемента: революционная динамика пролетарского авангарда,централизованные организации и марксистская доктрина. Из всех этих трехэлементов сталинизм унаследовал только централизованную организацию,переключив ее из классовой борьбы пролетариата на социальные интересы новогогосподствующего слоя. Формы, обрядность, фразеология, знамена остались донекоторой степени старые, и эта внешняя шелуха обманывает поверхностныевзоры. Существо же изменилось в корне, между сталинизмом и большевизмомпропасть гораздо больше, чем когда бы то ни было была бы между большевизмоми меньшевизмом. Бесспорным образом этот факт доказывается тем, что сталинизмв испанской революции и во французской политике идет рука об руку с самыми правыми меньшевиками, социал-демократами и буржуазными демократами, а вто же время в СССР оказался вынужден истребить всю большевистскую партию.Только совершенные глупцы, только совсем пустые головы могут думать, чтодело идет здесь об эпизодах исторического процесса, а не о полном иокончательном социальном перерождении того, что было некогда большевистскойпартией. Печать время от времени возобновляет предположение, что Сталинстремится к международной революции. Нет более ошибочной мысли.Международная политика полностью подчинена для Сталина внутренней.Внутренняя политика означает для него прежде всего борьбу за самосохранение.Политические проблемы подчинены полицейским. Только в этой области мысльСталина работает непрерывно и неутомимо. Как утверждалась репутация Сталина как теоретика? Молодой профессор коммунистического университета в Тифлисе Гегешиндзезаявил однажды: "Сталин не теоретик". После этого ему пришлось много разбрать назад свое заявление и каяться; это не спасло его, он был смещен,возможно, что попал позже под нож чистки.     Сталин поучает: "Революционный антиимпериалистический блок... можетпринять, но не всегда (!) обязательно (!) должен принять форму единойрабоче-крестьянской партии, связанной формально (?) единой, платформой"(Сталин, "Вопросы Ленинизма", 1928, с.265). Ленин учил, что союз рабочих и крестьян ни в коем случае и никогда недолжен вести к объединению партий. Сталин же делает Ленину одну единственнуюуступку: хотя блок классов и должен принимать по Сталину "форму единойпартии, партии рабоче-крестьянской, вроде Гоминдана", -- но не обязательновсегда. Спасибо и на том. Роль Сталина как "теоретика" почему-то не явствует и из партийныхпротоколов: "Заседание 18/5 октября 1917 г. ...Для подготовки к съездупроекта программы намечена комиссия: Ленин, Бухарин, Троцкий, Каменев,Сокольников, Коллонтай". Странное дело, а как же забыли про теоретикаСталина? Через четыре месяца снова встает вопрос о программе: "Заседание 6 февраля (24 января) 1918 г. Для выработки программы решено образоватькомиссию, в которую выбраны Бухарин, Сокольников и Ленин". Троцкий был в этовремя в Бресте. Но как же так -- в программную комиссию не включен теоретикСталин? Явное упущение редактора Савельева: надо было включить. В заседании ЦК 24 января (6 февраля) 1918 г. выбрана была комиссия длявыработки программы партии в составе Бухарина, Ленина и Сокольникова. Сталиннаходился в Петрограде, но в комиссию не был включен. Еще в 1924 году "Правда" сообщала: "Есть указание на постепенноеорганизационное оформление национально-освободительного движения в Корее,выливающееся в форму создания рабоче-крестьянской партии". ("Правда", 2марта 1924 года, No 51). А тем временем Сталин поучал коммунистов Востока:"От политики единого национального фронта коммунисты должны перейти... кполитике революционного блока рабочих и мелкой буржуазии. Блок этот можетпринять в таких странах форму единой партии, партии рабоче-крестьянской,вроде Гоминдан... (Сталин, "Вопросы ленинизма", 1928, с.264). Следовавшиезатем "оговорочки" о самостоятельности компартии, -- очевидно по типу"самостоятельности" пророка Ионы во чреве кита, - служат только длямаскировки. "Правда" от 3 марта 1929 г. посвящена десятилетию Коминтерна. Сталинсовершенно не упоминается в этой статье. В тот период еще органическинемыслимо было приписывать ему роль "вождя мирового пролетариата". Нам рассказывали о дискуссиях в политической тюрьме с участием Сталина.Мы знаем об участии Сталина в дискуссии Стокгольмского съезда. Но вообще теслучаи, где он выступал в прениях наравне с другими участниками, редки.Сталин воздерживался от какого бы то ни было участия в товарищеских прениях,отделываясь односложными замечаниями. Не чувствуя себя в силах парироватьполемические удары, лишенный находчивости, он избегал подставляться. Никтоне слышал его в прениях с меньшевиками или с социалистами-революционерамив¹-течение 1917 года. И однако же более позднее время, когда онполучил возможность выступать, не боясь возражений, показало. что он любит себя послушать. Он не выступал не потому, что у него небыло склонности выступать, а потому что он опасался подставлять себя подудар. На партийных совещаниях он выступал в качестве докладчика, когда заним было обеспечено заключительное слово и когда он чувствовал за собойопору всего Центрального Комитета и мог, следовательно, не боятьсяоппонентов. Во время дискуссии о профессиональных союзах, он выступил противменя один раз в условиях крайне характерных для его манеры. Докладчиком былЛозовский, от имени ВЦСПС. Я был содокладчик, и в качестве такового имелзаключительное слово до Лозовского. Сталин сговорился с Лозовским на счеттого, чтоб тот уступил ему свое заключительное слово. Он не делал, такимобразом, доклада и не дал мне возможность возразить ему. Зато после меня онимел возможность говорить и возразить. Это было не вполне лояльно, нопротестовать не было у меня основания. Вся эта сцена ярко врезалась в моюпамять, страна жила накануне перехода к НЭПу. Шли восстания. Стоял голод,стоял холод. Сзади была какая-то сизая мгла. Большинство лиц осунувшихся,большинство кашляли. Угрюмое настроение. Сталин стоял перед аудиторией вдлинной солдатской шинели до пяток... Говорил он медленно и осторожно. Но под этим как бы апатичным голосомслышалась сдерживаемая страшная злоба, к которой гармонировали желтоватыебелки глаз. Вся фигура показалась мне в первый раз зловещей и, пожалуй, и немне одному. Речь мало касалась темы и не отвечала на аргументы. Зато оназаключала в себе ряд осторожных инсинуаций, которые большинству оставалисьнепонятны, да они и предназначены были для кадров, для людей аппарата. Сталин как бы инструктировал их, как надо выступать перед массами, гденет верхов партии и где можно говорить, не стесняясь. Я вспоминаю, впрочем, эпизод, где Сталин вышел из себя. Этопроисходило, кажется, на заседании Советской делегации КоммунистическогоИнтернационала. Речь шла об интриге, которую Сталин подводил под Зиновьева,как председателя Коммунистического Интернационала. Сталин, как всегдатребовал искрен- ности и сокрушенно говорил, что у оппозиции нет искренности. Надосказать, что разговоры Сталина об искренности, его любимая тема, всегдавыводили оппозицию из себя. Да и сторонникам Сталина не всегда было по себе.Каменев крикнул какое-то резкое замечание, вроде "лицемер". Сталин ответилгрубым ругательством, завязалась подлинная перебранка. Каменев стоял бледныйи взволнованный, сцена была очень тяжелая. Был и другой эпизод, когда Сталин под давлением оппозиции увидел себявынужденным огласить перед широкой аудиторией запретный текст ленинскогозавещания. Сталин редко выходит из себя, редко повышает голос илиупотребляет жестикуляцию, только по грубости выражений, по цинизмуобвинений, да еще и по глухому тембру голоса можно подметить душащую егозлобу. Таким именно тоном он читал завещание Ленина. В отместку он прочиталнекоторые старые документы, которые могли повредить членам оппозиции. Ончитал с намеренными искажениями, предназначенными для протокола. Егопрерывали, поправляли, уличали. На возгласы с мест он не находил ответа.Полемическая находчивость не свойственна его неповоротливому уму. В концеконцов он совершенно потерял равновесие и, приподнявшись на цыпочках,форсируя свой голос, с поднятой вверх рукой стал хрипло кричать бешеныеобвинения и угрозы, вызвавшие оторопь во всем зале. Ни раньше, ни позже я невидел его в таком состоянии исступления. Непримиримость Сталина не имеет ничего общего с непримиримостью Ленина.У Ленина настойчивость и непримиримость вытекали из большой историческойперспективы. Они, эти качества, направлялись на большие проблемы, личныеконфликты вытекали только из этих больших проблем. И как только Ленинобеспечивал политическое торжество своих идей, он проявлял величайшуюуступчивость, величайший оппортунизм в области личных отношений. Наоборот,общие идеи всегда были для Сталина только приправой, украшением, дополнениемнекоторых эмпирических непосредственных целей. Именно в осуществлении этихпрактических целей, всегда пропитанных личным началом, он проявлялвеличайшую непримиримость, перешедшую впоследствии в прямое зверство. Сдругой стороны, он очень легко отрекался от самых основных идей и принципов большевизма, еслиэто оказывалось ему выгодно для достижения тех или других ближайшихпрактических целей. Весь его переход от революционного марксизма, отбольшевизма к самому крайнему бюрократическому оппортунизму оказалсявозможен и осуществлен только в виде сильного ряда такого рода отказа оттого или другого принципа или новое истолкование принципа в интересахочередной практической задачи. Дело шло не о ренега-ции, не о прямомединовременном отказе от программы, а постеленном эмпирическом сползании содной позиции на другую, прямо противоположную. То, что характеризовалоЛенина, как и его учителя Маркса, это интеллектуальная честность, вспасительную ложь они никогда не верили. Нужно быть в согласии с фактами и сих развитием, таково основное требование революционной политики. Ониотносились враждебно ко всякой идейной неряшливости и ко всякойнезаконченности в области анализа. Британский полумарксист Гайндман испыталоднажды эту черту Маркса в споре с ним по поводу американского экономистаГенри Джорджа. Гайндман защищал Г.Джорджа перед Марксом такими доводами, чтоде "Джорд научит большему своих вдалбливанием ошибки, чем другие люди научатполным изложением истины". "Маркс, -- пишет Гайндман, -- и слышать не хочет о допустимостиподобных доводов. Распространение ошибки никогда не могло быть полезнонароду, таково было его мнение. Оставлять ошибку неопро-вергнутой, значит,поощрять интеллектуальную нечестность. На десятерых, которые пойдут дальшеДжорджа, придется, может быть, сотня таких, которые останутся со взглядамиДжорджа, а эта опасность слишком велика, чтобы рисковать ею". В 1911 г.Ленин в "Звезде" (No 31, 9 декабря/26 ноября 1911) приводилэтот эпизод. "Так говорил Маркс", -- писал он с двумя восклицательнымизнаками. В этом отношении Сталин представлял прямую противоположность нетолько основоположнику марксизма, но и вообще марксистскому типу мышления. Двойственность проходит через всю политику Сталина. Фазу этойдвойственности составляет эмпирическая нерасчлененная мысль, которая никогдане доводит своих выводов до конца и сохраняет за собой возможность соглашаться с той и с другой стороной.Этот органический оппортунизм мыслей Сталин делает сознательным орудием вборьбе. Свою неспособность к последовательному и систематическому мышлениюСталин превращает в орудие политической интриги. Он не додумывает и недоговаривает свои мысли до конца. У него нет потребности к систематическойоценке обстановки. Он не торопится. Он выжидает. Он полусоглашается с однимии другими, пока не созревает обстановка для окончательного решения или невынуждает его занять позицию. Мы видим Сталина тем же в вопросе о строительстве Красной армии. Онповторяет свой маневр в Октябре, как и целую серию предшествующих маневров.Формально он с Лениным и постольку с Троцким. На деле он полностью соппозицией. Он руководит ею, подбирает обиженных, распространяет через своихагентов наиболее отравленные слухи, он, наконец, опираясь на опыт фронта,систематически пытается оказать давление на Ленина. Он не решается выступитьпротив военной политики открыто, пока Ленин стоит на ее защите. Если оставить в стороне кавказский период, который запечатлен больше вретроспективных воспоминаниях, малонадежных, то мы знаем Сталина в четырепериода. Во-первых, когда в 1910-1911 гг. в период самой острой борьбывнутри партии Сталин, ища дверь в Центральный Комитет в письме за границусолидаризировался с примиренцами против Ленина. Во-вторых, когда он вредакции "Правды" поддерживает примиренцев против Ленина и доводит своюдвойную игру до острого конфликта с Лениным. Мы помним также, какснисходительно Сталин отнесся в 1915 г. к Каменеву и его поведению на суде.Где Ленин видел поведение, недостойное революционного социал-демократа, тамСталин голосовал за резолюцию, которая в общем и целом одобряла поведениеКаменева и депутатов на суде. В-третьих, в Сибири, где он лавирует междуЛениным и интернационалистами-примиренцами. Эта его позиция особенно яркопроявилась в марте 1917 г., когда он, заявляя о своей солидарности сЛениным, стоял за объединение с меньшевиками. Наконец, в октябрьский период,в момент несоизмеримо более важный, чем когда-либо, мы видим Сталина в составе большинства ЦК и в то же время вкачестве защитника правой оппозиции Каменева и Зиновьева. Он не виделоснований "лезть на  стену". Разногласия Зиновьева и Каменева с Ленинымказались ему второстепенными. В общем и целом, он был согласен с обеимисторонами. Дело шло о массах, о неизвестных величинах. Сталин не спешилсжигать мосты к позиции Зиновьева и Каменева. Беседовский писал: "Сталин --маньяк интриги. Он обожает создание закулисных темных интриг и комбинаций,-- и лучшие моменты его жизни связаны с титанической борьбой против Ленина иТроцкого". По словам того же Беседовского "цареубийство было делом Сталина. Ленини Троцкий стояли за то, чтобы держать царскую семью в Петербурге, а Сталин,опасаясь, что пока жив Николай II, он будет притягивать белогвардейцев ипр." 12 июля 1918 года Сталин сговорился со Свердловым, обычнымпредседателем съезда Советов. 14-го июля он посвятил в свой план Голощекина,который 15 июля шифрованной телеграммой известил комиссара Белобородова,который вел наблюдение за царской семьей,-о намерениях Сталина и Свердлова.16-го июля Белобородов телеграфировал в Москву, что через три дняЕкатеринбург должен пасть. Голощекин повидал Свердлова, Свердлов -- Сталина.Положив в карман донесение Белобородова, Сталин сказал: "Царь ни коимобразом не должен быть выдан белогвардейцам". "Эти слова были равносильнысмертному приговору", -- пишет Беседовский. Среди молодых революционеров царской эпохи был известный процент таких,которые на допросах держали себя без достаточного мужества. В зависимости отих дальнейшего поведения партия либо изгоняла их навсегда, или сновапринимала их в свои ряды. В 1923 г. Сталин в качестве генерального секретарясосредоточивал все материалы в своих руках, и они остались у него лучшиморудием против сотен старых революционеров. Угрозами разоблачения,компрометации или исключения из партии Сталин добивался от этих лиц рабскогопослушания и доводил их шаг за шагом до полной деморализации. Сталин не мог подчинить себе людей более высокого склада. В Курейке он замыкался и членораздельно отвечал на вопросы, потому чтоне располагал ресурсами для господства над людьми, которые были по крайнеймере равны ему, а в некоторых отношениях и выше его. Он поэтому направлялсвое внимание на людей примитивного склада, низкой культуры, сильной воли ислабого интеллекта. В тюрьме он тяготел к уголовным. Ленин впоследствииговорил, что Сталин умеет разговаривать с башибузуками. Чтобы справиться слюдьми, превосходившими его, он подбирал аппарат из людей, которыеподчинялись ему. Не было такого средства, перед которым он бы остановился. ВЦентральном Комитете при разного рода ответственных назначениях приходилосьдавать характеристику людей. Сталин пользовался высказыванием отдельных лицЦК, чтоб сообщить это заинтересованному, восстановить его против противникаи привязать к себе. Эти приемы развернулись постепенно в целую систему. Этасистема стала могущественной с того времени, как Сталин стал господствоватьв организационном бюро ЦК. У всех других, начиная с Ленина, были другиезадачи, более, казалось, важные, сложные и во всяком случае болеепритягательные. Оргбюро представляло организационную кухню партии. После смерти Ленина Сталин сейчас же удалил старых секретарей бюро,которые хорошо знали отношения внутри Политбюро, и в частности, отношениеЛенина к Сталину. Старая революционерка Лассер, глубоко преданная Ленину,была заменена молодым человеком новой школы Баженовым. Выбор оказался неочень счастливым. Бажанов скоро порвал с партией, бежал за границу иразоблачил все, что он успел узнать за время своего короткого пребывания вПолитбюро, прибавив к этому свои догадки и вымыслы. Без инициативы Зиновьева Сталин едва ли стал бы генеральным секретарем.Зиновьев хотел использовать эпизодическую дискуссию о профессиональныхсоюзах зимой 1920-1921 г. для дальнейшей борьбы против меня. Сталин казалсяему, и не без основания, наиболее подходящим человеком для закулиснойработы. Сталин ведет в этот период переговоры с представителями тех различныхнациональных организаций, которые признали власть Совета Народных Комиссарови выражали желание уста- новить с ним правильные отношения. В большинстве своем это быливраждебные или полувраждебные организации, которые лавировали до поры довремени, стараясь извлечь для себя выгоды из смены режима. В этихпереговорах с мусульманами и белорусами Сталин был как нельзя более наместе. Он лавировал против лавирующих, отвечал хитростью на хитрость ивообще не давал себя одурачить. Именно это качество ценил в нем Ленин. Когда на 11-м съезде (март 1921) Зиновьев и его ближайшие друзьяпроводили кандидатуру Сталина в генеральные секретари, с задней мысльюиспользовать его враждебное отношение ко мне, Ленин в тесном кругу возражаяпротив назначения Сталина генеральным секретарем, произнес свою знаменитуюфразу: "Не советую, этот повар будет готовить только острые блюда" Какиепророческие слова! Победила, однако, на съезде руководимая Зиновьевым петроградскаяделегация. Победа далась ей тем легче, что Ленин не принял боя. Он не довелсопротивление кандидатуре Сталина до конца только потому, что пост секретаряимел в тогдашних условиях совершенно подчиненное значение. Своемупредупреждению сам он не хотел придавать преувеличенного значения: покаоставалось у власти старое Политбюро, генеральный секретарь мог быть толькоподчиненной фигурой. Здоровье Ленина резко надломилось в конце 1921 года. Пять месяцев онтомился, наполовину отстраненный врачами от постоянной работы, в борьбе итревоге с подтачивавшим его недугом. В мае 1922 года Ленина поражает первыйудар. После заболевания Ленина тот же Зиновьев взял на себя инициативуоткрытой борьбы против меня. Он рассчитывал, что тяжеловесный Сталиностанется его начальником штаба. Генеральный секретарь продвигался в те дниочень осторожно. Массы его не знали совершенно. Авторитетом он пользовалсятолько у части партийного аппарата, но и там его не любили. В 1924 годуСталин сильно колебался. Зиновьев толкал его вперед. Для политическогоприкрытия своей закулисной работы Сталин нуждался в Зиновьеве и Каменеве: наэтом основана была механика "тройки". Наибольшую горячность проявлялнеизменно Зиновьев: он на буксире тянул за собой своего будущего палача. В 1926 г., когда Зиновьев и Каменев после трех с лишним лет совместногосо Сталиным заговора против меня перешли в оппозицию к аппарату, они сделалимне ряд очень поучительных сообщений и предупреждений. -- Вы думаете, -- говорил Каменев, -- что Сталин размышляет сейчас надтем, как возразить вам по поводу вашей критики? Ошибаетесь. Он думает о том,как вас уничтожить, сперва морально, а потом, если можно, и физически.Оклеветать, организовать провокацию, подкинуть военный заговор, подстроитьтеррористический акт. Поверьте мне, это не гипотеза; в тройке приходилосьбыть откровенными друг с другом, хотя личные отношения и тогда уже не разгрозили взрывом. Сталин ведет борьбу совсем в другой плоскости, чем вы. Выне знаете этого азиата... Сам Каменев хорошо знал Сталина. Оба они начали в свои молодые годы, вначале столетия, революционную работу в кавказской организации, были вместев ссылке, вместе вернулись в Петербург в марте 1917 г., вместе придалицентральному органу партии оппортунистическое направление, которое держалосьдо приезда Ленина. Приезд Ленина помешал Сталину довести свою политику до конца, т.е. доразгрома пролетариата и революции. Впоследствии Сталин в очень двусмысленныхвыражениях признавал неправильность своей позиции в 1917 г. Но научился лион чему-нибудь из этого большого опыта? Решительно ничему, отвечает нам наэто опыт китайской революции. Власть Гоминдана Сталин рассматривал не какдиктатуру буржуазии, а как власть междуклассового аппарата, в который надопроникать и врастать, чтоб радикализировать власть. Доказательством такогореформистски-демократического понимания природы государства является всяполитика Сталина в отношении Гоминдана. Из бесчисленного количества речей,статей и резолюций, одна другой постыдней, приведем здесь только однуцитату, непосредственно характеризующую сталинское понимание природыгосударства: "Несомненно, -- писал Сталин во время северного похода Чан-Кай-Ши, --что в новых освобожденных провинциях будет создаваться новая власть по типукантонской власти... И вот задача коммунистов и вообще (?) революционеровКитая состоит в том, чтобы проникать в аппарат новой в л а с-т и, сближать этотаппарат с крестьянскими массами и помогать крестьянским массам через этотаппарат удовлетворить свои насущные требования..." ("О перспективахреволюции в Китае", с.52, разрядка моя). Власть есть "аппарат", в который надо проникать, который надо сближать,через который надо действовать. Одно только не сказано: аппаратом какогокласса является данная власть? Между тем только с этого вопроса и начинаетсямарксизм. Для марксиста ясно, что пролетариату бессмысленно стремитьсяпроникать в аппарат буржуазной диктатуры и что крестьянство ни в какомслучае не может "через этот аппарат удовлетворить свои насущныепотребности". В приведенных словах Сталина повторяющих претворение иразвитие его взглядов 1917 года, дано наиболее законченное выражениемелкобуржуазно-демократического понимания природы государства. Когда Бухарин говорил о врастании кулака в социализм через "аппарат"советского государства, то он только подходил к той же сталинской формуле сдругого конца. Если сам Сталин не давал этой формулировки, то политика егопроникнута ею насквозь. Марксистское определение государства как машины классового угнетения,признаваемое по традиции на словах, во всех важных и критических случаяхзаменяется демократическим понятием государства как аппарата классовогосотрудничества. Именно такое материально-опустошенное понимание государствасоставляет источник сталинской религии аппарата. 23 апреля 1920 года московская организация партии праздновалапятидесятилетие Ленина. Праздник был очень скромный, интимный, причем Ленинпоявился только на короткое время, решительно отказавшись слушать хвалебныеречи, которые произносились в его честь. Среди десятка ораторов был иСталин. Темой своей речи он, совершенно неожиданно для всех, выбрал ошибкиЛенина -- тему, малоподходящую к юбилейному торжеству, но очень характернуюдля Сталина. Его собственные ошибки в 1917 году были еще слишком свежи впамяти; и он чувствовал внутреннюю .потребность напомнить партии, что и Ленин не безгрешен. Речь, в высшей степени нескладная и угловатая,исходила из "скромности" Ленина, из его готовности признавать свои ошибки. Что руководило Сталиным -- трудно сказать. Во всяком случае, речьпоказалась всем настолько несообразной, что в "Правде" и в "Известиях" наследующий день, 24 апреля, было сказано только: "Товарищ Сталин сообщилнесколько эпизодов из прошлой совместной дореволюционной работы". И только. К 50-летию Ленина Сталин написал общую статью "Ленин как организатор ивождь РКП". Статья интересна тем, что показывает, чему именно Сталин училсяи хотел учиться у Ленина. Теоретическая и литературная ценность статьи оченьневелика. Достаточно сказать, что статья открывается с такого утверждения:"В то время как на Западе, во Франции, в Германии, рабочая партия вышла изпрофессиональных союзов в условиях существования союзов и партий... вРоссии, наоборот, образование пролетарской партии происходило прижесточайшем абсолютизме..." Партия вышла из профессиональных союзовВеликобритании. Неверно будто она вышла из профессиональных союзов воФранции. Чудовищно утверждение, будто она вышла из профессиональных союзов вГермании. Наоборот, в Германии партия строила профессиональные союзы. Однаэта фраза показывает, что история европейского рабочего движения оставаласьдля Сталина в 1920 г., как остается и ныне, книгой за семью печатями. Интерес статьи в том, что Сталин на первое место не только в заглавии,но и во всей своей концепции ставит Ленина как организатора и лишь на второеместо как политического вождя. "Величайшая заслуга т.Ленина", которую Сталинставит на первое место, это "его бешеная атака против организационнойраспущенности меньшевиков". Достоинство организационного плана Ленинасостояло в том, что он "мастерски обобщал организационный опыт лучшихпрактиков". "Только в результате такой организационной политики могласоздать себе партия то внутреннее единство и поразительную сплоченность,обладая которыми она безболезненно вышла из июльского кризиса при Керенскоми вынесла на своих  плечах Октябрьское восстание, без потрясений пережилакризис брестского периода, организовала победу над Антантой и пр. ..." Только после этого Сталин говорит: "Но организационные достоинства РКПпредставляют лишь одну сторону дела". Дальше  он говорит о политическомсодержании работы партии, об ее программе и тактике. Вряд ли будетпреувеличением сказать, что никакой другой марксист, особенно русскиймарксист, не построил бы так оценку Ленина. Организационные вопросы являются не фундаментами политики, а выводом,кристаллизацией теории, программы и тактики. Однако Сталин не случайно воснову кладет организационный рычаг. Вторая часть статьи, касающаясяпрограммы и политики, является для него в сущности орнаментом надорганизационным фундаментом. В этой статье интересно и то, что Сталин едва ли не в последний разболее или менее правильно формулировал еще совершенно свежие тогда взглядыбольшевизма на роль пролетарской партии в условиях буржуазно-демократическойреволюции нашей эпохи. Издеваясь над меньшевиками, Сталин писал, что дляних, плохо переваривших историю старых революций, "пролетариат не может бытьгегемоном русской революции; руководство должно быть предоставлено русскойбуржуазии, той самой, которая против революции; крестьянство так же должнобыть предоставлено попечению буржуазии, а пролетариату следует оставаться вположении крайне левой оппозиции. Эти пошлые перепевы плохоньких либераловвыставлялись меньшевиками как последнее слово подлинного марксизма!.." Замечательно, что уже чрезе три года Сталин применил слово в слово,буква в букву эту концепцию меньшевиков по отношению к Китайскойбуржуазно-демократической революции, а затем с несравненно большим цинизмомв Испанской революции в 1931-1939 гг. Такой чудовищный поворот был бысовершенно невозможен, если бы Сталин в свое время действительно усвоил ипродумал до конца ленинскую концепцию революции. Но этого не было. Сталинусвоил в примитивном виде только ленинскую концепцию централизованногоаппарата. Когда он овладел этим аппаратом, теоретические предпосылкиоказались для него по существу безразличными и он, согласно всей своейнатуре, своему прошлому, своему социальному происхождению, своемувоспитанию, естественно, тяготел к мелкобуржу- азной концепции, к оппортунизму, к соглашательству. Если в 1917 г. емуне удалось осуществить объединение с меньшевиками, Ленин помешал ему, то вКитайской революции он полностью осуществил под знаменем большевизмаменьшевистскую концепцию, но он применял ее при помощи мер организационногодоверия, т.е. при помощи того самого аппаратного централизма, в котором онвидел сущность большевизма. С еще большей законченностью, поистинеубийственной, та же политика была осуществлена в Испанской революции. Если, таким образом, статья Сталина о Ленине, переиздававшаяся с тоговремени бесчисленное количество раз на всех языках, крайне упрощенно,односторонне характеризует Ленина, то зато она дает ключ для всей политикиСталина. В статье "Ленин как организатор и вождь РКП" есть интересные строки, визвестном смысле автобиографические: "Не редко наши товарищи (не толькоменьшевики) обвиняли т.Ленина в чрезмерной склонности к полемике и расколу,в непримиримой борьбе с примиренцами и пр. Несомненно, и то и другое имеломесто в свое время..." В 1920 г. Сталин все еще считается несклонным кчрезмерной полемике и к расколу, как он считал в 1913 г. В дальнейшихстроках он оправдывает Ленина, не снимая, однако, обвинения впреувеличениях, чрезмерности, оправдывая тем свою позицию в 1913 г. У Сталина выходит, что он расходился с Лениным только в тех случаях,когда... Ленин был неправ: отказ от лозунга Советов после июля 1917 года, иподготовка Октябрьского восстания. Сталин нашел в позднейшие годы Ленина,как средневековые схоласты нашли Аристотеля, или католики -- ФомуАквин-ского. Ленин ему нужен был как опора для собственной слишкомэмпирической и потому неуверенной в себе мысли. В своей статье, говоря о "плане Ленина" в 1905-1914-1917 гг. Сталинпишет: "Достоинство этого плана состояло в том, что он, прямо и решительноформулируя классовые требования пролетариата в эпохубуржуазно-демократической революции в России, облегчал переход к революциисоциалистической, носил в себе зародыш натуры пролетариата". Эта мысль,несомненно, правильна. Непримиримая классовая позиция большевистской партииисключала возможность демократической диктатуры. которая не имела опоры в социальных условиях и неизбежно вела кдиктатуре пролетариата. В этом смысле правильно. Но это правильное указаниеразрушает в корне позицию и толкование, будто концепция большевиков включалав себя не в зародыше, а в развернутом виде, не только социалистическуюреволюцию, но и построение социализма в отдельной стране. Отношения Ленинасо Сталиным официально характеризуются, как тесная дружба. На самом деле этидве фигуры были отделены не только десятью годами, но и размерами личности.О дружбе между ними не могло быть и речи. Ленин, несомненно, стал ценитьСталина как смелого и решительного практического организатора в годы реакции(1907--1913), со времени кавказских экспроприации. Если в годы революцииСталину не хватало качеств вождя, то в годы реакции он зато обнаружилкачества упорного профессионального революционера. Он принадлежал не к теммногочисленным тысячам, которые в тот период дезертировали из партии, а ктем немногим сотням, которые оставались в ее рядах. Но в годы советского режима Сталин все больше отталкивал Ленина своейгрубостью и нелояльностью.   На 11 съезде Ленин еще делает попытку взять Сталина под защиту. Боясьдальнейшего развития своей болезни, он всячески избегает конфликтов. Оннадеется еще урегулировать руководство при помощи соглашения, в частности,своего собственного соглашения со Сталиным. Отсюда его ответПреображенскому: "Сталин занят кучей дел". С другой стороны, Сталин с тех пор, как он соприкоснулся с Лениным,т.е. особенно после октябрьского переворота, не выходил из состояния глухой,беспомощной, но тем более раздраженной оппозиции к нему. При его завистливомчестолюбии он не мог не чувствовать на каждом шагу подавляющийинтеллектуальный и моральный перевес Ленина. Он пытался, видимо, сблизитьсясо мной. Только позже я отдал себе отчет в его попытках создать нечто вродефамильярности отношений. Но он отталкивал меня теми же чертами, которыесоставили впоследствии его силу на волне упадка: узостью интересов,эмпиризмом, психологической грубостью и особым цинизмом провинциала,которого марксизм освободил от многих предрассудков. не заменив их, однако, насквозь продуманным и перешедшим в психологиюмиросозерцанием. По некоторым разрозненным его замечаниям, которые мне всвое время казались случайными, но вряд ли были такими на деле, Сталинпытался найти во мне поддержку против невыносимого для него контроля состороны Ленина. При каждой такой его попытке я делал инстинктивный шаг назади проходил мимо. Думаю, что в этом надо искать источник холодной, на первыхпорах трусливой и насквозь вероломной вражды ко мне Сталина. Онсистематически подбирал вокруг себя людей, схожих с ним по типу, либопростаков, стремившихся жить не мудрствуя лукаво, либо, наконец, обиженных.И тех, и других, и третьих было немало. После первого приступа болезни Ленин возвращается к работе 2 октября1922 г. В первые недели Ленин делает попытку согласовать свою работу ссекретариатом. В национальном вопросе он пытается даже лоддержать авторитетСталина и Орджоникидзе против грузинской оппозиции. 21 октября 1922 г. онрезкой телеграммой отвечает на чрезвычайно горячий в южном стиле написанныйпротест оппозиции против Орджоникидзе и Сталина. С теми и другими колебаниями эти отношения тянулись до болезни Ленина,когда они превратились в прямую борьбу и закончились полным разрывом:накануне второго удара Ленин написал Сталину коротенькое письмо опрекращении с ним всяких личных и товарищеских отношений. Наиболее верных соратников, первых своих соратников, Сталин нашел вОрджоникидзе и Дзержинском. Оба они находились в своем роде под опалойЛенина. Орджоникидзе при несомненной воле, мужестве и твердости характерабыл человеком по существу малокультурным и не способным к контролю надсобой. Пока он был революционером, его мужество, решительное самоотвержениеперевешивали. Но когда он стал высоким чиновником, то на первое местовыступили необузданность и грубость. Ленин, который очень тепло относился кнему в прошлом, все больше отстранялся от него. Орджоникидзе чувствовал это.Дело закончилось тем, что Ленин предложил исключить Орджоникидзе на год, дваиз партии за злоупотребление властью. Между Лениным и Дзержинским также произошло охлаждение. Дзержинскийотличался глубокой внутренней честностью, страстностью характера иимпульсивностью. Власть не испортила его. Но его качеств не всегда хваталодля тех задач, которые ложились на него. Он был неизменным членом ЦК, но вэпоху Ленина не могло быть и речи о включении его в Политбюро. В 1921 или,может быть, 1922 году Дзержинский, крайне самолюбивый, жаловался мне с нотойпокорности к судьбе в голосе, что Ленин не считает его политической фигурой.Я старался, разумеется, как мог, рассеять это впечатление. "Он не считаетменя организатором, государственным человеком", -- настаивал Дзержинский. -"Из чего вы это заключаете?" - "Он упорно отказывается принять мой докладкак народного комиссара путей сообщения". Ленин, видимо, не был в восторгеот работы Дзержинского на этом посту. Дзержинский действительно не был организатором в широком смысле слова.Он привязывал к себе сотрудников, организовывал их своей личностью, но несвоим методом. Для приведения в порядок путей сообщения этого было явнонедостаточно. В 1922 году Орджоникидзе и Дзержинский чувствовали себянеудовлетворенными и в значительной мере обиженными. Сталин немедленноподобрал обоих. Ленин иногда говорил, что в этой мелкобуржуазной стране, в этой партиис подавляющим большинством непроверенных членов при низкой культуре, стараягвардия большевизма, воспитанная на марксистской доктрине иинтернациональном опыте, держится только благодаря огромному авторитету,завоеванному в Октябрьской революции, и благодаря несокрушимому единствусвоих рядов. Позже Ленин внимательно критиковал и комментировал словаУстрялова о том, что старое поколение выбывает из строя в силу естественныхпричин и открывает, таким образом, возможность новым социальным тенденциям.Слова Ленина, сказанные во время его болезни, Зиновьев однажды сформулировалчастным образом в следующей парадоксальной форме: "Наша марксистская партияпри отсутствии мировой революции держится на честном слове". Тоисключительное внимание, которое Ленин проявлял к здоровью и жизненным условиям каждого старого большевика, диктовалось не только чувствамитоварищества по отношению к старым соратникам, но и чисто политическойзаботой по сохранению важнейшего партийного капитала. Он многое предвидел.Но ему не могло прийти в голову, что этот капитал будет планомерно разрушенСталиным, одним из соратников Ленина. При подготовке 12 съезда партии, во время болезни Ленина, Сталиноставался в партии совершенно неизвестной величиной. Щекотливым вопросом былвопрос о том, кто сделает вступительный политический доклад, который соснования большевистской партии, составлял естественную обязанность Ленина.За два месяца до съезда стало очевидно, что Ленин, даже если и оправится, несможет делать вступительного доклада. Политбюро обсуждало вопрос поподготовке съезда и докладов. "Политический доклад сделает т.Троцкий", --сказал первым Сталин.  Я не хотел этого, так как мне казалось, что эторавносильно тому, как если бы я ставил свою кандидатуру на роль заместителяЛенина, который боролся в это время с тяжкой болезнью. Я ответилприблизительно так: "У нас теперь интерим. Будем надеяться, что Ленинподнимется. А пока доклад должен сделать по должности генеральный секретарь.Это не даст никаких поводов к толкованию. К тому же у нас есть с вамисерьезные разногласия по хозяйственным вопросам, и здесь я в меньшинстве".-- "А вдруг никаких разногласий не окажется?" -- спросил Сталин, даваяпонять, что он готов далеко идти на уступки, т.е. заключить гнилойкомпромисс. В диалог вступил Калинин: "Какие разногласия?, -- спросил он. --На Политбюро всегда проходят ваши предложения". Я продолжал настаивать надокладе Сталина. "Ни в каком случае, -- отвечал он с демонстративнойскромностью, -- партия этого не поймет, доклад должен делать наиболеепопулярный член ЦК". Авторитет руководства, личный авторитет Ленина, все это составлялоавторитет Центрального Комитета. Принцип личного вождизма совершенно не былизвестен партии. Она выделяла в руководстве отдельные наиболее популярныефигуры, окружала их доверием и восхищением, но привыкла знать, что руковод- ство исходит из Центрального Комитета. Эта традиция сыграла в рукахтройки огромную роль, она противопоставила Центральный Комитет личномуавторитету. 06 этом рассказывает Бар-мин: "Каковы бы ни были наши колебанияи сомнения, чувство верности партии в конце концов одерживало верх надкритической мыслью". Здесь, естественно, встает вопрос о роли авторитета в политическойпартии, в том числе и в революции. Во всякого рода маленьких сектах, гдеимеются свои дешевые башки, можно нередко слышать отрицание авторитарногопринципа, противопоставление ему абстрактного принципа демократии. Чтореволюционная партия может быть только демократическая, т.е. решать побольшинству голосов, этот вопрос не подлежит даже обсуждению. Но это вовсене исключает роли авторитета, в котором выражается опыт и выводы прошлыхстолкновений, трений, боев и поражений. Авторитеты создаются с такой жежелезной неизбежность, как и формируется самое сознание партии. Проверенныеопытом авторитетные вожди означают огромную экономию сил для партии, ибо вслучаях сомнения, колебания, неясности их слово вызывает удвоенное иудесятеренное внимание к себе и рассеивает многие недоразумения и ошибки безтрений, без потери времени. Наконец, в условиях, когда необходимонемедленное действие, без предварительного обращения к партии, безобсуждения и голосования, только такого рода авторитетные вожди имеютвозможность в критический момент взять на себя ответственность за решение,от которого иногда зависит судьба партии. Такую смелость дает им уверенностьв том, что партия, оценив после опыта обстановку и условия, одобрит ихинициативу. Тем не менее, несомненен и тот  факт, что авторитет вождей создает нетолько экономию в процессе партийного мышления и борьбы, но и тормозитнередко критическую мысль партии, создает априорное доверие к темруководящим органам, откуда исходит авторитетный голос. При известныхусловиях привычка партии к авторитетному руководству может повернуться своимострием к самой партии. Выход отсюда, разумеется, не в голом отрицанииавторитета, ибо процесс, который мы анализируем, есть по самой сути своейорганический процесс и заключает в себе неизбежные жизненные противоречия,которые можно преодолеть только такими действиями, которые, в свою очередь, выдвинутновые авторитеты. В конце концов, этот процесс знаменателен не только для революционнойборьбы; мы наблюдаем его в той или другой степени во всех сферахчеловеческой деятельности, в том числе и в науке. Дарвин поднялестествознание на новую высоту, но его влияние имело не отрицательныепоследствия, хотя бы,скажем, в виде попыток механического перенесениязаконов борьбы за существование и пр. в область социальных явлений. Все это показывает лишь, что в вопросе о роли авторитета вреволюционной политике необходимо подходить не рационалистически, адиалектически. Бывают условия, при которых авторитет играет огромнуюпрогрессивную роль и способен ообес-печить победу или, по крайней мере,чрезвычайно ускорить и облегчить ее. Но воспитанное этой победой,грандиозностью ее, доверие к руководству как таковому, может принеблагоприятных условиях стать тормозом дальнейшего развития. Совершенносмешны, несерьезны резонеры, которые хотят иметь розу без шипов, революциюбез эксцессов и без опасностей реакции, авторитетное руководство безопасности злоупотребления авторитетов и т.д. Превентивных средств противпротиворечий развития не существует. С вопросом об авторитете руководства, о незыблемости этого авторитетатесно связан был вопрос о единстве партии, разрыв в которой мог произвестикризис режима в пользу контрреволюции. "Этот аргумент, -- пишет Бармин, --служил без конца против всех оппозиций и в конце концов сыграл решающую рольв гибели последних сотрудников борьбы Ленина". Тот же Бармин совершенно правильно говорит, что борьба между теориейперманентной революции и теорией построения социализма в отдельной странеотражала два состояния сознания : "одно активного революционализма, другое-- отступления на домашние позиции после поражения". Бармин рассказывает, как он взялся в годы гражданской войны за изучениевосточных языков, чтобы стать в Азии революционным агитатором иорганизатором. "Но события замедлились и вместо того, чтобы подготовлятьтайную революционную борьбу, полную опасности и интереса, я оказался занятпод- готовкой консульской карьеры... Вместо того, чтобы быть агитатором илиорганизатором восстания, я буду чиновником". Несомненно, что Сталину свойственна личная физическая жестокость, то,что называется обычно садизмом. Во время заключения в бакинской тюрьмесожитель Сталина по камере предался однажды мечтам о революции. "Крови тебезахотелось?" -- спросил неожиданно Сталин, который тогда еще назывался Коба.Он вынул спрятанный за голенищем сапога нож, высоко поднял штанину и нанессебе глубокий порез: "Вот тебе кровь". У себя на даче, ужа став высоким советским сановником, он развлекалсятем, что резал лично баранов. Каменев рассказывал, что, выезжая по субботамв Зубаловку на отдых, Сталин прогуливался по лесу и все время забавлялсястрельбой, пугая местное население. Или еще он очень любил обливатькеросином муравьиные кучи и поджигать их. Таких рассказов о нем, исходящихот непосредственных наблюдателей, существует очень много. Но людей с такимисклонностями на свете немало. Понадобились особые исторические условия,чтобы эти темные инстинкты природы нашли столь чудовищное развитие. Сталин систематически развращал аппарат. В ответ аппарат разнуздывалсвоего вождя. Те черты, которые позволили Сталину организовать величайшие вчеловеческой истории подлоги и судебные убийства, были, конечно, заложены вего природе. Но понадобились годы тоталитарного всемогущества, чтобы придатьэтим преступным чертам поистине апокалиптические размеры. Несомненно, что с тех пор, как он оказался на вершине власти, имвладеет неуверенность, ему вообще несвойственная, но все усиливающаяся. Онсам слишком хорошо знает свое  прошлое, несоответствие между амбицией иличными ресурсами, ту третьестепенную роль, которую он играл во всеответственные критические периоды и собственное его возвышение кажется ему,не может не представляться ему результатом не только собственных упорныхусилий, но и какого-то странного случая, почти исторической лотереи. Самаянеобходимость в этих гиперболических похвалах, в постоянном нагромождениилести есть безошибочный признак неуверенности в себе. В повседневной жизни в течение лет он мерил себя в соприкосновении с другими людьми,он не мог не чувствовать их перевеса над собой во многих отношениях, аиногда и во всех. Та легкость, с какой он справился со своими противниками,могла в течение известного короткого периода создать у него преувеличенноепредставление о собственной силе, но в конце концов должна была при встречес новыми затруднениями казаться ему необъяснимой и загадочной. На лицах всехпредставителей старого поколения большевиков он видел или чувствовалироническую улыбку. Здесь -- одна из причин его ненависти к старойбольшевистской гвардии. Он живет с опасением, не появится ли какой-либоновый, неожиданный комплекс обстоятельств со знаком минус, который сброситего вниз. С известного момента его возвышения обнаруживается загадочный итревожный автоматизм. Невозможно, однако, ограничиваться общей фразой о том,что его "подняла" к власти революция, ибо в те годы, когда революция былареволюцией, Сталин оставался в глубокой тени. Если назвать его наследникомреволюции, в том смысле, в каком это определение укрепилось за первымБонапартом, то загадкой остается: какие именно черты его личности дали емуправо на эту роль? В Наполеоне серым был только его походный сюртук; всяостальная фигура поражает и сейчас богатством красок. Наоборот, вся фигураСталина окрашена в серый цвет. Если что поражает в его писаниях и речах, тоординарность содержания и банальность формы. Кажется, что истории не за чтобыло уцепиться в этой фигуре, чтоб поднять ее вверх. Главная черта Сталина -- осторожность. Будучи лично человеком нетрусливым, он в больших вопросах проявляет крайнюю робость. Достаточнонапомнить, что в день Октябрьского переворота он вовсе сошел со сцены. Он непоявлялся в штабе восстания и не принимал в событиях того большого дняникакого участия, это видно из точных официальных протоколов ЦентральногоКомитета. Не потому, что он боялся личного риска, а потому, что он не верилв успех восстания и хотел оставить за собой свободные руки для того, чтобыотойти в сторону и обвинить других. Такова его позиция перед большимисобытиями всегда и вообще. Он принимает участие тогда, когда нельзя не принять участия и когда успех обеспечен объективной обстановкой. Хитрость Сталина, по существу, очень груба и рассчитана на примитивнуюмысль. Эта хитрость не могла бы быть победоносной без стоящего за неюаппарата, который связан не доверием к хитрости, а материальными интересами.Если рассматривать, например, московские процессы в целом, то они поражаютгрубостью замысла и выполнения. С одной стороны, из тысяч людей многиеустранены, ликвидированы, сосланы в качестве возможных враждебныхсвидетелей. Очевидно, у организатора всего предприятия была надежда заткнутьвсе дыры и щели, создать герметическую или, говоря более новым термином,тоталитарную обстановку для самого гигантского подлога мировой истории.Истребление возможных свидетелей составляло в течение долгого периодаважнейшую часть государственной деятельности Сталина. Однако свидетельскаязамена дипломатического корпуса, грандиозное по размерам и по жестокости,произведена была под этим же углом зрения. Тем не менее она ничего непредотвратила. Из заграничной агентуры дипломатической, как и полицейской,выдвинулось несколько фигур исключительного значения: Игнатий Рейсе,Кривицкий, Бармин, Раскольников и некоторые другие. Их показания свели нанет всю работу по истреблению дипломатического корпуса. Конструкция подлога отличалась чрезвычайной грубостью, расчетом нанепосредственный эффект и не выдержала сколько-нибудь внимательногоприкосновения фактов. Сталин не умен в подлинном смысле слова. Все низшие стороны интеллекта(хитрость, выдержка, осторожность, способность играть на худших сторонахчеловеческой души) развиты в нем чудовищно. Чтобы создать такой аппарат,нужно было знание человека и его потайных пружин, знание не универсальное, аособое, знание человека с худших сторон и умение играть на этих худшихсторонах. Нужно было желание играть на них, настойчивость, неутомимостьжелания, продиктованная сильной волей и неудержимым, непреодолимымчестолюбием. Нужна была полная свобода от принципов и нужно было отсутствиеисторического воображения. Сталин умеет неизмеримо лучше использовать дурные стороны людей, чем их творческие качества. Он циники апеллирует к цинизму. Он может быть назван самым великим деморализатором вистории. Именно эти стороны характера -- при определенных исторических условиях-- обеспечили Сталину его нынешнее положение. При исключительном, поистинедьявольском честолюбии и столь же исключительной воле он отличался общейпосредственностью умственных качеств. Из этого основного противоречия --флегматичности натуры-- выросла осторожность, вкрадчивость, хитрость,получившие в свою очередь сверхестествен-ное развитие. Мы имеем здесь тусверхкомпенсацию, которая нередко в биологическом мире заполняеторганическую слабость. Отсюда же из этого противоречия, которое через всюего жизнь проходило взялась и зависть -- внутренняя не заживающая рана -- иее молочная сестра -- мстительность. Осетины известны своей мстительностью. У них сохранялись еще, покрайней мере, в годы юности Сталина, обычаи кровавой мести из рода в род.Сталин перенес этот обычай в сферы высокой политики. Говорят, у хеврусовсуществовал такой  обычай кровавой мести. Если хеврусы хотели кому-либомстить, они бросали на могилу родственников своих врагов дохлую кошку.Сталин, когда пришел к власти, все свои обиды, огорчения, ненависти ипривязанности перенес с маленького масштаба провинции на грандиозныемасштабы страны. Он ничего не забыл. Его память есть прежде всегозлопамятство. Он создал свой пятилетний и даже десятилетний план мести(процессы). Его отношение к людям было неизменно окрашено недоброжелательством изавистью. Он уже с этого времени стал отмечать тех, которые намеренно или поневниманию наступали ему на ноги. Его честолюбие переплеталось смстительностью. Уже в духовной семинарии, он в борьбе с монахами, в борьбе ссоперниками среди воспитанников научился подмечать слабые стороны людей,чтобы бить противника в слабые места. В среде южан-кавказцев, быстровоспламеняющихся, но и быстро остывающих, восприимчивых, нередко мягких исентиментальных, он научился сознавать свои преимущества -- осторожность,хитрость и холодную выдержку. Мстительность есть наряду с честолюбием величайшая пружи- на действий Сталина. Даже в заключении советско-германского пакта, вусловиях, как он был подготовлен, видно желание отомстить. Союз с Гитлеромдавал Сталину удовлетворение того чувства, которое господствует у него надвсеми другими: чувства мести. Вести переговоры с наци во время присутствия вМоскве дружественных военных миссий Франции и Англии, обмануть Лондон иПариж, возвестить неожиданно пакт с Гитлером -- во всем этом ясно видножелание унизить правительство Англии, отомстить Англии за те унижения,которым оно подвергло Кремль в период, когда Чемберлен развивал свойнеудачный роман с Гитлером. Даже тот факт, что советские войска вошли 20 сентября 1939 года вЛемберг (Львов), вошел, несомненно, в сознание Сталина вместе с тойнаудачей, которую Сталин потерпел 19 лет тому назад. Честолюбие Сталина ожесточилось после ряда неудач и долгого ожидания.Он открыто ставит свою кандидатуру на первое место в партии и государстве с1929 г., когда он читает впервые на Четырнадцатом съезде политическийдоклад. Ему 47 лет. На съезде во время доклада он имеет вид экзаменующегосяновичка. Он делает грубые ошибки, о которых шушукаются в кулуарах. Ноаппарат уже безраздельно в его руках. Он диктатор. Страна этого не знает.Аппарату поручается сообщить ей об этом. Поразительное дело. К моему секретариату Сталин относился почти сужасом и с невыразимой ненавистью. Ему казалось, что если я пишу,полемизирую, возражаю, то благодаря содействию преданного секретариата, чтоесли у меня отнять этот маленький аппарат, то я окажусь за границейсовершенно бессилен. Всех моих секретарей постигла трагическая судьба.Глазмана довели уже в 1924 г. до самоубийства. Инженер Бутов в 1928 г.ответил голодовкой в тюрьме на требование дать против меня какие-либопоказания. Он голодал 60 дней и умер. Сермукс и Познанский оставались вовремя моей высылки за границу в ссылке, затем попали в одну из суровых тюреми с того времени исчезли из оборота. Честолюбие Сталина приняло некультурные, азиатскиее формы, помноженныена европейскую технику. Ему нужно, чтоб печать каждый день отпечатывала егопортреты, говорила о нем, печатала его имя жирным шрифтом, причем даже чиновники телеграфа знают,что нельзя принимать на имя Сталина телеграмм, в которых он не называетсяотцом народов или великим и гениальным учителем. Роман, опера, кинематограф,скульптура, сельскохозяйственная выставка -- все это должно вращаться вокругСталина, как вокруг оси. Литература и искусство сталинской эпохи войдутнавсегда в историю как образцы непревзойденного византизма. Великие люди всегда больше того, что они совершили. О Сталине этого нив коем случае нельзя сказать. Если его оторвать от его дела, то от него неостанется ничего. Нужно было, чтоб тот или иной вопрос затронул лично его;тогда он способен был сделать все заключения, тогда у него появляласьизощренная проницательность и своего рода смелость мысли. Там же, где речьшла о больших исторических задачах, отражавших движение классов, оноставался удивительно нечуток, безразличен, брал формулы крайне абстрактно(эмпирики склонны к такому абстрактному подходу). Память - зеркало интеллигента и даже характера в целом. Хорошей иплохой памяти нет. Есть память хорошая в одном отношении, плохая -- вдругом. Она отражает духовный интерес, общее направление способностей,умственный склад. Память имеет волевой характер. Память Сталина эмпирична.Он очень плохо передает содержание идей, логических систем, теоретическихдискуссий. Но он запоминает все, что выгодно или невыгодно для него. Егопамять есть прежде всего злопамятство. Правда, Пестковский пишет еще и о терпимости Сталина: "Я работал бок о бок со Сталиным около 20 месяцев, и все это время япринимал участие в разных оппозициях... Тем не менее Сталин относился ко мнес величайшим терпением. ...Вследствие моей ложной линии он не давал мнеруководства работой среди восточных национальностей. Это руководство онсохранил за собой, а я работал среди национальностей запада". Слова о величайшем терпении или, вернее, терпимости Сталина звучатнесколько неожиданно в свете позднейших событий. Нужно отметить, что в тотпериод вообще считалось недопустимым смещать или перемещать членов партиитолько потому, что они находятся в оппозиции. Мы проследили его деятельность на протяжении политического периода, снеобходимой полнотой, останавливаясь даже на деталях. Он начал эволюционныйпериод с приспособления к буржуазному общественному мнению. Он пассивноотступил перед Лениным, который выражл непреодолимый, исторический натискмассы. Он приспособлялся к политике Ленина без инициативы и без внутреннейуверенности. В самые критические периоды он выполнял работу, которую мог бывыполнить с таким же успехом, всякий другой член большевистского штаба. Вкритические дни и наиболее критические часы вообще нельзя найти следовСталина. Если бы он исчез на второй день после победы большевиков, историябы вообще не запомнила его имени. В этом выводе, читатель согласится с нами,нет никакой предвзятости, он основан на самом тщательном и объективноманализе фактов. В характере Сталина были, разумеется, исключительные чертыуже и тогда. Но они при отсутствии других необходимых качеств не находилисебе выражения. Он казался, или в известном смысле был, серойпосредственностью. Нужны были новые исключительные условия, чтоб датьисключительным чертам его характера исключительное выражение. Этиисключительные условия создал государственный аппарат в эпоху политическойреакции. Политическая реакция наступила после величайшего напряжения,переворота и гражданской войны. Те черты, которые проходят через всю жизньСталина: упорство характера, хитрость, узость кругозора, беспощадность вотношении к противникам -- позволили ему стать сперва полусознательным,затем сознательным орудием новой советской аристократии, и они побудили этуаристократию увидеть, признать в Сталине своего вождя. Бюрократия стремилась скинуть с себя суровый контроль. Она уважалаЛенина, но слишком чувствовала на себе его пуританскую руку. Она искалавождя по образу и подобию своему, первого среди равных. О Сталине ониговорили (Серебряков): "Сталина мы не боимся. Если начнет зазнаваться --снимем его". Перелом в жизненных условиях бюрократии наступил со временипоследней болезни Ленина и начала кампании против "троцкизма". Во всякойполитической борьбе большого масштаба можно, в конце концов, открыть вопросо бифштексе. Перепек- тиве "перманентной революции" бюрократия противопоставляла перспективуличного благополучия и комфорта. В Кремле и за стенами Кремля шла сериясекретных банкетов. Политическая цель их была сплотить против меня "старуюгвардию". В 1923 г., -- пишет Бармин, -- Центральный Комитет партии предоставил20 мест офицерам, закончившим академию в новом доме отдыха в Марьине. "Когдая в первый раз вошел в большую столовую со сверкающими кристаллами подлюстрами, буфетом, отягощенным фруктами, где голоса и смех распространялиотголосок радости, я не мог думать ни о чем, кроме размера лишений черезкоторые мы прошли в последние годы". Это был, несомненно, со стороныЦентрального   Комитета первый шаг для предоставления исключительныхпривилегий наиболее важным группам бюрократии, прежде всего командномусоставу. По существу дела это был политический подкуп, важное орудие в тойкампании, которая открывалась против главы военного ведомства. Организация банкетов "старой гвардии" ложилась в значительной мере наЕнукидзе. Теперь уж не ограничивались скромным кахетинским. С этого времении начинается, собственно, то "бытовое разложение", которое было поставлено ввину Енукидзе тринадцать лет спустя. Самого Авеля вряд ли приглашали наинтимные банкеты, где завязывались и скреплялись узлы заговора. Да он и самне стремился к этому, хотя, вообще говоря, до банкетов был не прочь. Борьба,которая открылась против меня, была ему совсем не по душе, и он проявлялэто, чем мог. Енукидзе жил в том же Кавалерском корпусе, что и мы. Старый холостяк,он занимал небольшую квартирку, в которой в старые времена помещалсякакой-либо второстепенный чиновник.  Мы часто встречались с ним в коридоре.Он ходил грузный, постаревший, с виноватым видом. С моей женой, со мной, снашими мальчиками он, в отличие от других "посвященных", здоровался сдвойной приветливостью. Но политически Енукидзе шел по линии наименьшегосопротивления. Он равнялся по Калинину. А "глава государства" начиналпонимать, что сила ныне не в массах, а в бюрократии и что бюрократия --против "перманентной революции", за банкеты, за "счастливую жизнь", заСталина. Сам Калинин к этому времени успел стать другим человеком. Не то, чтобон очень пополнил свои знания или углубил свои политические взгляды; но онприобрел рутину "государствен- : ного человека, выработал особый стильхитрого простака, перестал робеть перед профессорами, артистами и, особенно,артистками. Мало посвященный в закулисную сторону жизни Кремля, я узнал оновом образе жизни Калинина с большим запозданием и притом из совершеннонеожиданного источника. В одном из советских юмористических журналовпоявилась, кажется, в 1925 г. карикатура, изображавшая -- трудно поверить!-- главу государства в очень интимной обстановке. Сходство не оставляломеста никаким сомнениям. К тому же в тексте, очень разнузданном по стилю,Калинин назван был инициалами, М.И. Я не верил своим глазам. "Что этотакое?" -- спрашивал я некоторых близких ко мне людей, в том числеСеребрякова (расстрелян в феврале 1937 г.). "Это Сталин дает последнеепредупреждение Калинину". "Но по какому поводу? Конечно, не потому, чтооберегает его нравственность. Должно быть, Калинин в чем-то упирается?"Действительно, Калинин, слишком хорошо знавший недавнее прошлое, долго нехотел признать Сталина вождем. Иначе сказать, боялся связывать с ним своюсудьбу. "Этот конь, -- говорил он в тесном кругу, -- завезет когда-нибудьнашу телегу в канаву". Лишь постепенно, кряхтя и упираясь, он повернулсяпротив меня, затем -- против Зиновьева, и, наконец, еще с большимсопротивлением -- против Рыкова, Бухарина и Томского, с которыми он былтеснее всего связан своими умеренными тенденциями. Енукидзе проделывал ту жеэволюцию, вслед за Калининым, только более в тени, и несомненно с болееглубокими внутренними переживаниями. По всему своему характеру, главнойчертой которого была мягкая приспособляемость, Енукидзе не мог не оказатьсяв лагере термидора. Но он не был карьеристом и еще менее негодяем. Ему былотрудно оторваться от старых традиций и еще труднее повернуться против техлюдей, которых он привык уважать. В критические моменты Енукидзе не тольконе проявлял наступательного энтузиазма, но, наоборот, жаловался, ворчал,упирался. Сталин знал об этом слишком хорошо и не раз делал Енукидзепредостережения. Я знал об этом, так сказать, из первых рук. Хотя и десятьлет то- му назад система доноса уже отравляла не только политическую жизнь, нои личные отношения, однако, тогда еще сохранялись многочисленные оазисывзаимного доверия. Енукидзе был очень дружен с Серебряковым, в свое времявидным деятелем левой оппозиции, и нередко изливал перед ним свою душу."Чего же он /Сталин/ еще хочет? -- жаловал Енукидзе. -- Я делаю все, чего отменя требуют, но ему все мало. Он хочет, чтобы я считал его гением..." (А ввоспоминаниях 1929 г. очевидна попытка выдать Сталина за "гения".) Чтобы крепче связать Енукидзе, Сталин ввел его в ЦентральнуюКонтрольную Комиссию, которая призвана была наблюдать за партийной моралью.Предвидел ли Сталин, что сам Енукидзе будет привлечен за нарушение партийнойморали? Такие противоречия, во всяком случае, никогда не останавливали его.Достаточно сказать, что старый большевик Рудзутак, арестованный по такому жеобвинению, был в течение нескольких лет председателем ЦентральнойКонтрольной Комиссии, т.е. чем-то вроде первосвященника пратийной исоветской морали. Через систему сообщающихся сосудов я знал в последние годымоей московской жизни, что у Сталина есть особый архив, в котором собраныдокументы, улики, порочащие слухи против всех без исключения видныхсоветских деятелей. В 1929 г. во время открытого разрыва с правыми членамиПолитбюро, Бухариным, Рыковым и Томским, Сталину удалось удержать на своейстороне Калинина и Ворошилова только угрозой порочащих разоблачений. Так, покрайней мере, писали мне друзья в Константинополь. Как только Сталин сосредоточил в своих руках партийные пружины в армии,он поспешил перевести Ворошилова из Северо-Кавказского военного округа вМоскву, на место Муралова. Так он получил в Москве наиболее преданного емувоенного командующего. Смерть Фрунзе открыла Ворошилову пост народногокомиссара по военным делам. В 1925 г. работала еще комиссия по выработкеустава строевой службы, назначенная мною в лице председателя Тухачевского ичленов Якира, Уборевича, Примакова и Эльдемана. Это был цвет командногосостава. Все они впоследствии были расстреляны. Сталин всячески заигрывает перед армией, но он смертельно боится ее. Впреддверии новой великой войны он открыл истре- бительный поход против советского командного состава -- факт небывалыйв человеческой истории. Союз с Гитлером продиктован страхом -- передГитлером и перед народом. Гитлер создал свою собственную программу. Какое место "идеи" Гитлеразанимают в истории человечества, -- вопрос другой. Путь Сталина иной.Коммунистическую партию создали идеи Ленина. Эта партия завоевала власть.Аппарат этой партии сосредоточил власть в своих руках. Я смотрю на фотографический снимок, на котором Сталин и Риббентроппожимают друг другу руки. На лице Риббентропа больше уверенности. На лицеСталина за улыбкой кроется неуверенность и сконфуженность провинциала,который не знает иностранных языков и теряется при столкновениях с людьми,которым он не сможет приказывать, которые его не боятся. Несомненно, что мысль о чистке в большевистской партии пришла Сталину вголову в связи с чисткой, учиненной Гитлером в 1934 г. И вообще, Сталин,лишенный творческого воображения, изобретательности, окруженный крайнесерыми людьми, явно подражает Гитлеру, который импонирует ему своейизобретательностью и смелостью. Вопрос о преемнике несомненно сильно занимает кремлевские круги. Первымкандидатом является по официальному положению Молотов. У него естьупрямство, ограниченность и трудолюбие. Последним качеством он отличается отСталина, который ленив. Честолюбие Молотова исходит из его происхождения :оно стало разворачиваться после того, как он неожиданно для себя на буксиреСталина поднялся на большую высоту. Он пишет как старший канцелярист и также говорит; к тому же он сильно заикается. Но он успел выработать большуюадминистративную рутину и знает, как играть на клавиатуре аппарата.(Вспоминается момент, осенью 1923 года, когда Сталин сильно колебался вотношении не в меру усердного Молотова: "Ну, чего тут говорить о Молотове,уберем его".) В   качестве кандидата в наместники называли также за границейленинградского наместника Сталина, Жданова. Это новый человек без традицийсталинской школы, т.е. из категории административных ловкачей. Его речи, каки статьи, носят черты банальности и хитрости. Если Сталин создал аппарат, то нельзя от негождать собственной мысли. Если Сталин создан аппаратом, то Жданов созданСталиным. Вряд ли кто серьезно думает о Ворошилове, как о преемнике Сталина.Старый большевик, член Политбюро и глава армии, Ворошилов представляет всеже декоративную фигуру, как и Калинин. Оба они усвоили обороты речи и жесты,отвечающие более или менее их положению. Ворошилов решительнее и тверже,Калинин гибче и хитрее. Оба лишены политической физиономии и в верхнем слоеаппарата не пользуются авторитетом. Нельзя так же видеть преемника и в Лазаре Кагановиче, который имеетглавные качества сталинской школы: решительность, ограниченность, хитрость.Но в его лице, пожалуй, банальность нынешнего Политбюро находит своезаконченное и вульгарное выражение. Вскоре после загадочной смертиАллилуевой* Сталин женился на сестре Кагановича, в связи с чем последнемупрочили высокую будущность. Брак, видимо, не продержался долго, по крайнеймере, о нем ничего впоследствии не было слышно. Каганович за последние годыскорее спустился по лестнице иерархии на одну или две ступеньки. К тому жеон еврей, что не согласуется с нынешним курсом Кремля. Но как ни интересенвопрос о преемнике, мы можем оставить его без рассмотрения. Нигде, ни вкакой книге не сказано, что у Сталина будет преемник, и нигде не сказано,что Сталин доживет свою жизнь в качестве диктатора. История может изъятьсамый вопрос о преемнике с порядка дня. В самый разгар сплошной коллективизации, голода в деревне, массовыхрасстрелов, когда Сталин находился почти в полном политическом одиночестве,Аллилуева, видимо, под влиянием отца, настаивала на необходимости переменыполитики в деревне. Кроме того, мать Аллилуевой, тесно связанная с деревней,постоянно рассказывала ей о тех ужасах, которые творятся в деревне.Аллилуева рассказывала об этом Сталину, который запретил ей встречаться сосвоей матерью и принимать ее в Кремле. Аллилуева встречалась с ней в городе,и настроения ее все укреплялись. Однажды на вечеринке, не то у Ворошилова,не то у Горького, Аллилуева осмелилась выступить против Сталина, и он еепублично обложил по матушке. Прийдя домой, она покончила самоубийством. В Советском Союзе существует правящая иерархия, строго централизованнаяи совершенно независимая от так называемых Советов и народа. Подбор идетсверху вниз. Сталин имеет в своих руках власть абсолютного самодержца. Онподбирает себе Центральный Комитет партии, который он затем истребляет впромежутке между двумя съездами партии. То же происходит с членами партиимежду двумя съездами Советов. Съезды созываются тогда, когда Сталину и егоклике необходимо санкционировать совершившийся факт. Бюрократия располагаетогромными доходами не столько в денежном, сколько в натуральном виде:прекрасные здания, автомобили, дачи, лучшие предметы употребления со всехконцов страны. Верхний слой бюрократии живет так, как крупная буржуазиякапиталистических стран, провинциальная бюрократия и низшие слои столичнойживут, как мелкая буржуазия. Бюрократия создает вокруг себя опору в видерабочей аристократии; т.к. герои труда, орденоносцы и пр. все они пользуютсяпривилегиями за свою верность бюрократии, центральной или местной. Все онипользуются заслуженной ненавистью народа. Подавляющее большинство нынешней миллионной партии имеет смутноепонятие о том, чем была партия в первый период революции, не говоря уже одореволюционном подполье. Достаточно сказать, что 75-80% членов партиивступили в нее лишь после 1923 г. Число членов партии с дореволюционнымстажем ниже 1%. Начиная с 1923 г., партия искусственно растворялась вполусырой массе, призванной играть роль послушного материала в рукахпрофессионалов аппарата. Это разводнение революционного ядра партии явилосьнеобходимой предпосылкой аппаратных побед над "троцкизмом". ТЕРМИДОР Для понимания русского термидора чрезвычайно важна партия какполитический фактор, имеющий необъемлющие организации. Ничего похожего набольшевистскую партию не было на арене французской революции. В эпохуТермидора во Франции были различные социальные группы, пользующиесяполитическими группировками, которые выступали одна против другой во имяопределенных социальных интересов. Термидорианцы громят якобинцев под именемтеррористов. Золотая молодежь поддерживает термидорианцев справа, угрожая иим самим. В России все эти процессы, конфликты и союзы прикрываются именемединой партии. Ярче и убедительнее всего роль партии, раздувшейся до миллиона членов,обнаружилась в процессе так называемых чисток. Внешним образом одна и та жепартия празднует победы; в начале советской власти и через 10 лет применяетодни и те же методы во имя одних и тех же целей: сохранения своейполитической чистоты и своего единства. На самом деле роль партии и рольчисток переменилась радикально. В первый период советской власти стараяреволюционная партия очищалась от карьеристов; сообразно с этим комитетысоздавались из старых революционных рабочих. Выбрасывались за борт искателиприключений, карьеристы или просто мошенники, пытавшиеся в довольно большомчисле прилипнуть к власти. Чистки последних лет, наоборот, направленыполностью и целиком против старой революционной партии. Организаторамичисток являются наиболее бюрократические и по своему типу наиболеенизкопробные элементы партии. Жертвами чистки являются наиболее верные,преданные революционным традициям элементы и прежде всего ее старшиереволюционные поколения. Если в первый период пролетарская партия очищаласьот худших элементов ее и буржуазии, то сейчас мелкобуржуазная бюрократияочищается от подлинно-революционных пролетарских элементов. Социальный смысл чистокизменился в корне, но эта перемена прикрывается единой партией. Во Франциимы видели в соответственных условиях запоздалые движения мелкобуржуазных ирабочих предместий против верхов мелкой буржуазии, против средней буржуазии,представленной термидорианцами при помощи банд золотой молодежи. Даже этибанды золотой молодежи включены ныне в партию или в комсомол. Это полевыеотряды, набранные из сынков буржуазии, из привилегированных молодых людей,готовых на самые решительные действия, чтобы отстоять свое привилегированноеположение или положение своих родителей. Достаточно указать на то, что воглаве комсомола в течение ряда лет стоял Косарев, который был признанморально разложившимся субъектом, злоупотреблявшим в личных целях своимвысоким положением. Весь его аппарат состоял из людей того же типа. Это иесть золотая молодежь русского термидора. Она включена непосредственно впартию, и это маскирует ее социальную функцию как полевого отрядапривилегированных против трудящихся и угнетенных. Внутри партии создались особые ударные ядра, из карьеристов,проворовавшихся, из развращенных сынков бюрократии, из бесстыдных и циничныхэлементов, искавших личной мести и пр. Это и была золотая молодежь подфирмой комсомола или партии. На партийных собраниях эти ударные группыустраивали кошачий концерт оппозиционному оратору, срывали частные  собранияоппозиции, занимались на собрании партии доносами и обличениями или простоколлективными ругательствами. В распоряжении этой золотой молодежинаходились автомобили бюрократии, перебрасывавшие их с одного собрания надругое. Личные обиды, не оправдавшиеся карьерные мечты, все всплыло наверх,все искало реванша под знаменем борьбы за позицию. Якобинцев предавали суду во всех городах Франции. Наиболее непокорныхистребляли в тюрьмах, на них нападала золотая молодежь, многие были в маскахи избивали заключенных. Сталинской бюрократии не было бы никакого трудаорганизовать гнев народа. Но она в этом не нуждалась, наоборот, видела втаких хотя бы и заказанных сверху самочинных действиях опас- ность для порядка. Избиение в тюрьмах, убийства, все это термидорианцыКремля, могли совершать в строго-плановом порядке через ГПУ и его отряды. Тесилы, на которые опирались французские термидорианцы, здесь были попростувключены в партию и в государственный механизм. Это было возможно благодарятоталитарному характеру режима, который распоряжался всеми материальнымисредствами и силами нации. Что характерно для термидора, это не только прямая измена многихякобинцев, но и крайний упадок духа у тех, которые внутренне оставалисьверны своему званию. Изолированные, чувствуя могущественные встречныедвижения и теряя уверенность в своих старых методах и идеях, якобинцыпринимали покровительственную окраску, отмалчивались в критические моменты;и в Конвенте депутаты-якобинцы голосовали ногами, по советскому выражению,стремились уклониться от прямого своего мнения, когда Конвент принималреакционное решение. По отношению к священникам многие термидорианцыоставались столь же враждебными, как и санкюлоты, их долго еше преследовалитак же, как и до 9 термидора. Внешние якобинские обрядности вообщесохранялись. Календарь оставался революционный, церкви оставалисьпосвященными верховному существу или даже разуму. Якобинцы держались главным образом давлением улицы на Конвент.Термидорианцы, т.е. перебежчики-якобинцы, стремились к тому же методу,только с противоположного конца. Они начали организовывать хорошо одетыхсынков буржуазии. Эта золотая молодежь или просто "молодые люди", как ихблагосклонно называла консервативная пресса, стали важным фактором внациональной политике. По мере того как якобинцы изгонялись из всехадминистративных постов "молодые люди" занимали их места. Золотая молодежьне только нападала дубинами на якобинские клубы, но и делала активные всегдабезуспешные попытки завоевать санкюлотов в предместьях. Советская золотая молодежь кричала: долой троцкизм, да здравствуетленинский Центральный Комитет, совершенно так же, как золотая молодежьтермидора кричала: долой якобинцев, да здравствует Конвент. ТермидорианскийКонвент и не имел почти собственных сил, если не считать некоторых воору- женных отрядов. Рельными силами в стране были якобинцы и открытаябуржуазная реакция. Между санкюлотами и золотой молодежью шла открытаяборьба, переходившая моментами в гражданскую войну. Термидорианцы опиралисьпоочередно на тех и на других, давая, однако, заведомый перевес реакции. "Помимо того, что сопротивление большинства Конвента слабело поддавлением золотой молодежи, -- пишет французский историк Лефевр, -- оно ещерасшатывалось светской жизнью, которая снова расцветала в салонах..." Этасветская жизнь получила большое политическое влияние. Период борьбы строцкизмом был вместе с тем временем расцвета всякого рода секретных иполусекретных салонов и вообще своего рода светской жизни. Лефевр пишет:"Именно в салонах новые богачи, созданные революцией и нажравшиеся,благодаря спекуляции на бумажных деньгах, на национальных имуществах ивоенных поставках, начали смешиваться со старой буржуазией или с дворянами,чтобы образовать новую буржуазию, которая господствовала в 19-м столетии...Это был часто разношерстный мир, который группировался так же охотно средикакой-нибудь важной дамы, как и среди модных артисток... Так после всехвеликих испытаний, одни возвращались к привилегии, тогда как другиепоглощались в бешенство удовольствия. Танцы особенно процветали... Наполитику салоны имели большое влияние. Туда стремились привлекатьдепутатов..." Можно ли сердиться на это? Многие якобинцы и полуякобинцы чувствовали,что все члены тела у них как бы окоченели от слишком долгого периода лишенийи воздержаний. Они стремились расправить члены. Большинство конвентов, чтобдоказать чистоту своих республиканских взглядов, постановило праздноватьдень "справедливой кары последнего короля французов". В ответ на это праваяпредложила и провела постановление праздновать день 9 термидора. Эпоха террора простирается с 31 мая 1793 г., когда монтаньяры с помощьювосстания, вызванного ими в Париже, изгнали из Конвента партию жирондистов,-- до термидора, 27 июля 1794 г., т.е. до падения Робеспьера. Нет сомнения,что Робеспьер искренно желал иметь палачей с чистыми руками; и это желание было одним из поводов к его ниспровержению. Но то была одна из иллюзийученика "добродетельного Жан-Жака Руссо". Моральный кодекс Робеспьера былоснован на "цинизме" или "патриотизме", т.е. на "подавлении всего, что ведетк концентрации человеческих страстей в мерзости личного я". Самочинные проявления реакции пугали термидорианский центр, потому чтоза этими союзниками справа чуялось дыхание роялизма. Французский термидор,начатый якобинцами левого крыла, в конце концов превратился в реакцию противякобинцев в целом. Имя террористов, монтаньяров, якобинцев -- сталопоносным. В провинции срубали деревья свободы и попирали ногами трехцветнуюкокарду. В советской республике это было немыслимо. Тоталитарная партиявключала в себя все элементы, необходимые для реакции, мобилизовала их подофициальным знаменем революции. Партия не терпела никакой конкуренции даже вборьбе со своими врагами. Борьба против троцкистов не превратилась в борьбупротив большевиков, потому что партия поглотила эту борьбу целиком,поставила ей известные пределы и вела ее якобы от имени большевизма. Эпоха термидора характеризуется обыкновенно, как эпоха разнузданныхнравов. Точно так же характеризуют и Советский Союз, особенно буржуазныеморалисты. На самом деле в обоих случаях вели дело с предвзятым грубымпреувеличением. Несомненно, в среде термидорианцев выскочки из бывшихякобинцев, быстро богатевших, порвавших со своими идеалами, породнившихсяили сблизившихся с буржуазией, нравы и, в частности, нравы женщин быливесьма далеки от культанизма. Но это касалось, в сущности, низкого слоя.Широкие французские массы, не говоря уже о крестьянстве, но даже и массымелкой и средней буржуазии, жили, в общем, унаследованными от прошлогонравами. То же самое приходится сказать и о Советском Союзе. "Распущенностьнравов",  которую изображали буржуазные моралисты, осталась преимущественносреди бюрократии. Причем на верхах этой бюрократии, где нравы были нискольконе лучше, находились наиболее строгие и беспощадные цензоры нравов поотношению к низшим слоям бюрократии, особенно к ее молодому поколению,которое компрометировало отцов в глазах народных масс. Таков источник тойполосы бультанизма, строгости нравов, культа семьи, который характеризует сталинскуюбюрократию за последнее пятилетие.    Закон 4 Невоза 3-го года (24 декабря 1734 года) уничтожил максимум ирегламентацию. Термидорианцы стремились явно обнаружить, идя навстречубуржуазно-общественному мнению, что они, по выражению Поаси дан Ля, отнюдьне хотят делать из Франции "монашеский орден". Реакционная молва термидораимеет свои внутренние головы. Массы примиряются с реакцией и со своимбессилием не сразу, предместья снова бросаются в центр. Санкюлоты пытаютсяприостановить реакцию и продолжить революцию. Так возникают дни Жерминаля идни Прериаля. Но каждая такая новая попытка только убедительнее показываетмассам их бессилие. Как продолжить революцию? В каком направлении? Чтоделать сейчас? Кем заменить сегодняшних хозяев положения? Вокруг активныхсанкюлотов образуется все более широкий полюс безразличия. Его размерамиопределяется глубина реакции. Орбита советского термидора была еще более сложной. Недовольство масспрокладывало себе пути внутрь партии. Революционное крыло не хотелосдаваться. Вспышки оппозиции следуют одна за другой: 1923-1924 году, в 1926году, в 1927 году. Как ни значительны по объему, не говоря уже о содержании,эти оппозиционные вспышки, они остаются по существу конвульсиями умирающейреволюции. Самой широкой и многозначительной была оппозиционная волнанакануне юбилея революции в октябре-ноябре 1927 года. Тысячи, десятки тысячрабочих прошли в Москве, в Ленинграде, отчасти в провинции через тайные иполутайные собрания, где выступали ораторы оппозиции. На этих собраниях ещежила атмосфера Октября. Однако более широкие массы не откликнулись. Этисобрания стали только прологом разгрома оппозиции. Дни Прериаля имели решающее значение. Правительство подавило возмущениевооруженной силой и, таким образом, как бы сломило пружину революции. Впервый раз с 1789 года армия ответила на призыв власти, чтоб расправиться снародом. Официальное отделение армии от народа закончило революцию и привелок победе Бонапарта. Осенью 1927 года вооруженные силы ГПУ были применены, хотя пока еще и без кровопролития, для ареста, роспуска революционныхсобраний, обысков у коммунистов, членов партии и пр. Нельзя забывать, чтоГПУ принадлежало к партии, вышло из ее рядов, заключало в себе тысячибольшевиков, прошедших через подполье и через гражданскую войну. Толькотеперь, в 1927 году, ГПУ окончательно превращалось в инструмент бюрократиипротив народа и против партии. Во время празднования 7 ноября 1927 г. распространился слух, чтооппозиция попытается манифестировать на улицах. ГПУ и милиция, т.е. полиция,еще не вмешивалась пока в эту борьбу, так как Сталин не решался покаапеллировать к ней. Группы, сформированные районными комитетами, былидостаточны для этой задачи. 7 ноября в квартире одного из членовЦентрального Комитета -- оппозиционера, который вывесил на своем балконепортреты Ленина, Троцкого и Зиновьева, оппозиционеры подверглись разгрому. На первый взгляд кажется, что термидорианцы не располагали внешнейсилой, отдельной от партии, как термидорианцы Франции в лице золотоймолодежи. Но это была только внешняя видимость. Партия давно стала сложнымсоциальным конгломератом. Со времени учреждения второго комитета общественного спасенияначинается переход власти, с одной стороны, к эберти-стам, с другой -- кРобеспьеру. Дантон недостаточно противодействовал этому переходу, частонаходясь в отсутствии из Парижа и слишком рассчитывая на свою популярность.Термидор имел под собою социальную основу. Дело шло о хлебе, мясе, квартире,избытке, если возможно -- роскоши. Буржуазное якобинское равенство,принявшее форму регламентации максимума, стесняло развитие буржуазногохозяйства и рост буржуазного благополучия. Термидорианцы в этом пунктеотдавали себе совершенно ясный отчет в том, чего хотели. В выработанной имидекларации прав они исключили существенный параграф: "Люди рождаются иостаются свободными и равными в правах". Тем, кто предлагал оставить этотважнейший якобинский параграф, термидорианцы отвечали, что он являетсядвусмысленным и потому опасным: люди равны, конечно, в правах, но не вспособностях и не в собственности. Термидор был непосредствен- ным протестом против спартанских нравов и против стремления кравенству, которое лежит в их основе. Тот же социальный мотив мы встречаем в советском термидоре. Дело идетпрежде всего, чтобы сбросить с себя спартанские ограничения первого периодареволюции и дело идет о том, чтобы оправдать подрастающие привилегиибюрократии. Не могло быть, однако, и речи о введении либеральногоэкономического режима. Уступки в этом направлении имели временный характер идлились гораздо меньшее время, чем предполагали инициаторы и прежде всегоСталин. Либеральный режим на основе частной собственности означаетсосредоточение богатств в руках буржуазии, ее верхних слоев. Привилегиибюрократии вовсе не вытекают из автоматической работы сработанныхэкономических отношений. Бюрократия присваивает себе ту часть национальногодохода, которую может обеспечить своей силой, или своим авторитетом, илисвоим прямым вторжением в экономические отношения. По отношению кприбавочному продукту нации бюрократия и мелкая буржуазия являются прямымиконкурентами. Однако обладание прибавочным продуктом открывает дорогу квласти, поэтому бюрократия вдвойне должна была глядеть ревнивым оком запроцессом обогащения верхних слоев деревни и городской мелкой буржуазии.Борьба между бюрократией и мелкой буржуазией за прибавочный продуктнародного труда и составляла основу политической борьбы между сталинцами итак называемыми правыми.     Полицейские рапорты по поводу настроений в массах, свидетельствуют, чтопраздник 10 августа, т.е. республиканской революции, прошел в безразличии ичто в толпе говорили: "Депутаты радуются сегодня, революция выгодна толькоим одним". Депутаты конвента стали объектом общей ненависти. О них говорили,как о расхитителях народного достояния, их широкий образ жизни выделялсяособенно сильно на фоне общей нужды. В бедных кварталах говорилось, что вконце концов лучше было жить в период Робеспьера, когда Конвент заботился онуждающихся, теперь они пьют, едят, обогащаются за счет народа. Когдатеррористы и якобинцы были раздавлены, возник или, вернее, обнаружился,вспыхнул конфликт между термидорианцами республиканцами и конституционнымироялистами, ко- торые играли большую роль в Учредительном и Законодательном собраниях. Политика термидорианского ядра состояла в лавировании между роялистами,эмигрантами, с одной стороны, и террористами и их соседями -- с другой.Законодательные и административные меры вели то направо, то налево. Однако впровинции опора термидорианцев и их хвост был гораздо реакционнее и явнотяготел к роялистам. Террористы, чувствовавшие, что почва ускользает из-подног, зорко глядели в сторону правящей термидорианской клики, ловя каждыйповорот влево, и стремясь подхватить и поддержать его. Термидорианцы,открывшие ворота реакции, пытались теперь изо всех сил закрыть эти ворота,пользовались поддержкой задушенных и ослабленных якобинцев. Конвентпрекратил свое существование 4-го брюмера 4-го года (26 октября 1795 г.). "В пользу термидорианцев, -- пишет наш автор, -- можно, однако,привести тот факт, что они были в подавляющем большинстве честные люди и,что для руководства ими не хватало людей первого плана. Они отбивались отнепреодолимых трудностей, тогда как эшафот и проскрипция душили их вождей". Термидорианскую буржуазию характеризовала ненависть к монтаньярам, ибовожди их были выходцами из среды, ставшей во главе санкюлотов. Буржуазия и сней термидорианцы, боялись больше всего нового взрыва народного движения.Именно в этот период формируется полностью классовое сознание французскойбуржуазии. Она ненавидит якобинцев, полуякобинцев бешенной ненавистью, какизменников ее наиболее священным интересам, как перебежчиков, ренегатов,правящей касты. Источник ненависти советской бюрократии к троцкизму имеет тот жесоциальный характер. Это люди того же слоя, той же правящей среды, той жепривилегированной бюрократии, которые покидают ряды для того, чтобы связатьсвою судьбу с судьбою санкюлотов, обездоленных пролетариев, деревенскойбедноты. Разница, однако, та, что французская буржуазия сформировалась ужедо великой революции. Она впервые проявила свои политические черты и методыв Учредительном собрании. Но ей пришлось пройти через период Конвента иякобинской диктатуры, чтобы справиться со своими врагами, а в период термидора она восстановила свою историческую традицию, В целом рядеобластей термидорианцы оказались прямыми продолжателями якобинцев. Онипродолжали сопротивляться против восстановления феодальной собственности,королевской власти. Они оставались противниками догматической церкви ипрежде всего католицизма. Они покровительствовали всякого рода научнымизобретениям, открытиям, создавали технические учреждения, продолжалиподготовку метрической системы, развивали народное просвещение и т.д.Другими словами, они восста-новляли, организовывали все завоеванияреволюции, которые шли на пользу буржуазному капиталистическому хозяйствуили буржуазии. С другой стороны, они вели непримиримую социальную борьбупротив тех тенденций якобинской революции, которые тяготели к социальномуравенству, тем самым подкапывая под буржуазию, лишая ее возможности статьтем, чем она стала в течение 19-го столетия. Несмотря на то что в целом рядеобластей термидорианцы являлись приемниками и продолжателями дела якобинцев,в самом основном -- классовом характере их социальной тенденции -- онипредставляли прямую противоположность якобинцам. В конце концов термидорианцы оказались вынуждены 18 фруктидорапроизвести государственный переворот, попирая на этот раз открыто своюсобственную конституцию, и восстановить диктатуру вместо законного режима.Так как они не могли больше апеллировать к народу, то они совершилипереворот при помощи армии и таким образом пришли в конце концов кпревращению революционной диктатуры в диктатуру военную. О новых богачах эпохи термидора Лефевр говорит, что они были, нозначительно уступали богачам 18 века. В отношении интеллектуальной культурыи морали у них не было никакого уважения по отношению к научным иисторическим исследованиям, и они были совершенно чужды революции. В глазах простаков, теория и практика "третьего периода", как быопровергала теорию о термидорианском периоде русской революции. На самомделе она подтверждала ее. Сущность термидора имела, имеет, не могла не иметьсоциальный характер. Она означала кристаллизацию новых привилегированныхслоев, создание нового субстрата для экономически господству- ющего класса. Претендентов на такую роль было два: мелкая буржуазия исама бюрократия. Они шли рука об руку для того, чтобы разбить сопротивлениепролетарского авангарда. Когда эта задача была выполнена, между нимиоткрылась неизмеримая борьба. Бюрократия испугалась своей изолированности,своего развития с пролетариатом. Одними своими силами раздавить кулака,вообще мелкую буржуазию, выросшую и продолжавшую расти на основах НЭПа,бюрократия не могла, ей необходима была помощь пролетариата. Отсюда еенапряженная попытка выдать свою борьбу с мелкой буржуазией за прибавочныйпродукт и за власть как борьбу пролетариата против попыток капиталистическихреставраций. Здесь аналогия с французским термидором прекращается, ибо вступают всилу новые социальные основы Советского Союза. Охранить национализациюсредств производства и земли, есть для бюрократии закон жизни и смерти, ибоэто социальные источники ее господствующей роли. В этом относительнопрогрессивная роль, которую она выполняет в своей варварской,группированной, конвульсивной борьбе против кулака. Провести эту борьбу идовести ее до конца, бюрократия могла только при поддержке пролетариата.Лучшим доказательством того, что она добилась этой поддержки, явилисьповальные капитуляции представителей левой оппозиции. Борьба с кулаком,борьба с правым крылом, борьба с оппортунизмом -- официальные лозунгитогдашнего периода -- казались рабочим и многим представителям левойоппозиции, как возрождение Диктатуры Пролетариата и СоциалистическойРеволюции. Мы тогда же предупреждали: вопрос идет не только о том, чтоделается, но и о том кто делает. При наличии советской демократии, т.е.самоуправления трудящихся, борьба с кулаком никогда не приняла б стольконвульсивных, панических и зверских форм и привела бы к общему подъемухозяйственного и культурного уровня масс на основе индустриализации. Борьбабюрократии с кулаком означала их единоборство на спине трудящихся и  так каккаждый из противников не доверял массам, боялся масс, то борьба принялакрайне конвульсивный кровавый характер. Благодаря поддержке пролетариата,она закончилась победой бюрократии, но ни в каком случае не повышениемудельного веса пролетариата в политической жизни страны. В чем состояла историческая миссия термидора во Франции? После того какякобинцы, т.е. низы, плебс, сокрушили -- устой феодального общества,термидор должен был очистить место для господства буржуазии, отстранив отвласти санкюлотов, т.е. городские низы. На смену феодальному обществу моглаприйти только буржуазия. Но разгромить феодальное общество до конца, моглитолько трудящиеся низы. Без якобинской диктатуры феодальное общество не былобы сметено. Без термидора буржуазия не вступила бы во владение наследствомреволюции. Термидорианцы отождествляли себя с буржуазией. Никакого другогорежима, кроме буржуазного, они не мыслили. Руссо учил, что политическая демократия несовместима с чрезмернымэкономическим неравенством. Этим учением были проникнуты якобинцы,представители низов мелкой буржуазии. Законодательство якобинской диктатурыособенно закон о максимуме, или о заготовках по твердым ценам, говорясоветским языком, означали насильственное сдерживание социальнойдискриминации, концентрации капитала, формирование крупной буржуазии. Политически задача термидорианцев состояла в том, чтоб изобразитьпереворот 9-го термидора как мелкий эпизод, как отсечение злокачественныхэлементов, как сохранение основного ядра якобинцев и как продолжение старойполитики. Нападение велось не на якобинцев, а на террористов, по крайнеймере в первый период термидора. Террористы играли в политическом словаретермидора ту же роль, какую в словаре сталинцев играло имя троцкистов.Напомним, кстати, что по логике вещей термидорианская кампания закончиласьобвинением троцкистов в террористических актах. На самом деле все органы власти претерпели в отношении личного составакоренные изменения. Этот процесс очень быстро распространился на провинцию.Местная администрация везде очищалась от террористов, которые смешались с• более умеренными элементами. Сдвиг шел слева направо, однакоблагодаря относительной медлительности чистки, якобинцы оставались ещедолгое время влиятельными в административных органах. Удар по левым чрезвычайно и сразу разнуздал правых, т.е. сторонниковкапиталистического развития. 2фруктидора (19 августа) Зюше, тот самый,который внес обвинительный акт или обвинительный декрет против Робеспьера,характеризовал в Конвенте успехи реакции, требовал снова арестаподозрительных и заявил, что необходимо "сохранить террор в порядке дня".М.Е. де ля Тушь опубликовал 9 фруктидора памфлет, приобретший большуюпопулярность: "Хвост Робеспьера". Не поразительно ли, что выражение"троцкистское охвостье" приобрело право гражданства в советской литературе. Диктатура якобинцев в лице Комитета общественного спасения продержаласьвсего около года. Эта диктатура имела настоящие опоры в Конвенте, которыйбыл гораздо умереннее революционных клубов и секций. Здесь классическоепротиворечие между динамикой революции и ее парламентским отражением. Вреволюции в борьбе сил участвуют наиболее активные элементы классов.Остальные -- нейтральные, выжидательные отсталые, как бы сами списывают себясо счетов. Во время выборов участвуют гораздо более широкие слои, в томчисле и значительная часть полупассивных и полуиндифферентных. Парламентскиепредставители в эпоху революции имеют неизмеримо более умеренныйвыжидательный характер, чем революционные группировки. Монтаньяры внутриКонвента опирались не на Конвент для управления народом, а на революционныеэлементы народа внутри Конвента, для того чтобы подчинить себе весь Конвент. В термидорианский период одним из исключительно важных приемов Сталинабыла эксплуатация опасности войны и его заботы о мире. В июльской декларации1926 года, подписанной тт.Каменевым и Зиновьевым, говорится: "Сейчас уже неможет быть никакого сомнения в том, что основное ядро оппозиции 1923 годаправильно предупреждало об опасностях сдвига с пролетарской линии и обугрожающем росте аппаратного режима. Опасность войны вы эксплуатируетесейчас для травли оппозиции и для подготовки ее разгрома". В 1926 г. Ворошилов писал (за него писали другие) о Красной Армии, какоб "оплоте мира". Главная задача правитель- ства -- охранение народа "от возможных повторений тех бедствий, которыеиспытывали рабоче-крестьянские массы в годы гражданской войны иимпериалистической интервенции..." Миролюбие правительства выражается в том,что вооруженные силы Советов -- "относительно самые малочисленные во всеммире". Все это было рассчитано на усталость народа и жажду мира. Все группы, слои, элементы, которые были раздроблены, рассеяны,изолированы и деморализованы в революцию, чувствуют теперь прилив сил иповорачиваются лицом к промежуточным элементам, как бы говоря: мы васпредупреждали и мы были правы. В свою очередь, мелкобуржуазные массы,увлеченные натиском революции, захваченные пробужденными ею надеждамибыстрее всего переживают разочарование и начинают отходить от революционногокласса в сторону его противников и врагов. В самом революционном классепробуждаются центробежные силы. В рамках господствующего классаразвертываются в смягченном виде тенденции, которые наблюдаются в рамкахвсего общества. Середняки, неактивные элементы временно увлеченныереволюцией, теперь начинают колебаться и изолируют авангарды; наоборот,наиболее реакционные элементы, которые совершенно исчезли с поля с моментареволюционного прилива, теперь поднимают голову и обращаются с теми жепримерно словами, с какими представители разбитых классов обращаются кмелкой буржуазии: мы это предсказывали, революция обманула вас. Однако это только одна сторона процесса. Остается еще анализироватьпроцесс формирования новых привилегированных слоев. Однако вернемся назад.Основную предпосылку контрреволюции составляет несоответствие междуполитической властью, завоеванной новым классом, и теми экономическимивозможностями, которыми он располагает. Завоевав власть, пролетариат получилполную возможность национализовать все средства производства. Но этисредства производства, вследствие отсталости страны и в результатеимпериалистской и гражданской войны отличались крайне низким характером. Национализация средств производства открывала возможностьроста производительных сил; но сама по себе она ни сегодня , ни завтра, ничерез год, ни через пять лет, ни через десять лет не способна былаобеспечить, удовлетворить и самых основных потребностей народных масс. Надругой день после того, как народ стал хозяином тех средств производства, оноказался неизмеримо беднее, чем накануне войны и даже накануне революции.Политическое насилие -- а революция есть политическое насилие -- не могло вобласти хозяйства дальше дать ничего. Тут нужен был долгий, упорный,самоотверженный и систематический труд, на новых социальных основахналоженных революцией. Праздник окончился, начинались серые, холодные иголодные будни. Разочарование в этих условиях были неизбежны. Даже наиболеесознательные и твердые рабочие, которые давали себе достаточно ясный отчет вобъективной логике  вещей, т.е. что нужда масс является не результатомреволюции, а неизбежной ступенью на пути к лучшему будущему, даже этирабочие не могли не остыть. Даже если нужда была одинакова для всех, тосознание ее непреодолимости в течение ближайших лет не могло не вызватьизвестный упадок духа и политический индифферентизм. И самое понимание того,что чисто политическими мерами нельзя поднять сразу производительные силы,не может не порождать настроение политического индифферентизма. На  самомделе нужда не дана для всех. Из революции вырастает новый привилегированныйслой. Он воплощает в себе революцию, он защищает ее. Поскольку термидорианская реакция открывала двери эмигрантам,роялистам, бывшим феодалам и церкви, термидорианцы не раз совершали поворотвлево и искали даже поддержки у якобинцев для того, чтобы отстоять своисоциальные и политические позиции. Но все это относилось к областибезотеческих маневров. Существо мидии термидора состояло в том, чтоб открытьбуржуазии возможность войти во владения наследством революции. Французскийтермидор был поэтому исторической необходимостью в самом широком смыслеслова: он открывал ворота новой эпохе буржуазного господства 19 столетию, втечение которого буржуазия преобразовала Европу и мир. В чем состояла историческая миссия советского термидора? На этот вопрос ответить гораздо труднее, ибо процессы не завершены ибудущее Европы и мира в течение ближайших десятилетий остается нерешенным.Русский термидор открыл бы, несомненно, эру буржуазного господства, если быэто господство не оказалось пережившим себя во всем мире. Во всяком случае,борьба против равенства, установление глубочайших социальных различий,чрезвычайно обесценивает сознание масс, национализацию средств производстваи земли, основные социалистические завоевания революции. Обесценивая этизавоевания, бюрократия тем самым подготовляет к возможности восстановлениячастной собственности на средства производства. Но здесь разница. Частнаясобственность на средства производства в конце 18 века была фактороммогущественного прогрессивного значения. Ей предстоялоеще только завоевать полностью Европу и весь мир. Частная собственностьнашего времени есть величайшие оковы развития производительных сил. Сказанное дает толчок нашей мысли для определения условий и предпосылокреакции и победоносной контрреволюции. Реакция или контрреволюция есть ответна новое противоречие, созданное революцией, которая взялась радикальноразрешить эти противоречия. В чем состоит новое противоречие? Внесоответствии между политической силой нового господствующего класса и егоэкономическими возможностями. Если старый строй себя пережил, то это незначит еще, что есть налицо все элементы для осуществления нового строя.Развитие вовсе не совершается так разумно и гармонично. Новый господствующийкласс не может совершить полностью то, что он собирался решить в борьбе завласть. В более субъективных терминах: руководящая революционная партия неспособна выполнить то, что намеревалась сделать и то, что обещала массам. Даже если бы революционный класс овладел старыми средствамипроизводства старой власти мирно по плану и стал в спокойной обстановкеперестраивать общество, и в этом случае оказалось бы что элементы старогообщества недостаточны и далеко не пригодны для постройки нового общества.Нет ничего. Сама перестройка представляет собою глубокий кризис, связанный смедленным повышением и даже со временным снижением уровня хозяйства, аследовательно, и уровня жизни масс. Сопровождаемая гражданской войной, разрушениями, перестройкасовершается под ударами врага и еще более снижает уровень хозяйства ипридает всему социальному кризису катастрофический характер. Положительныерезультаты революции отодвигаются, тем самым, вдаль. То, что характеризует эпоху революционного подъема, это ростпротиворечий, антагонизма, борьбы, растерянности в среде старыхгосподствующих классов и слоев, а с другой стороны, рост сплоченности вокругглавного революционного класса всех классов и слоев, которые надеютсяулучшить свое положение при новом режиме. Эпоха реакций  характеризуетсяпротивоположными чертами. Среди тех классов, которые подняты к власти илиприближены к ней, обнаруживаются неудовлетворенность, распри, антагонизмы, ивообще центробежные тенденции. Наоборот, ранее господствовавшие классы,отброшенные классы тяготеют друг к другу, стремясь отомстить за обиды ивернуть себе полностью или хотя бы отчасти утраченные позиции. В эпоху термидора не только буржуазные республиканцы, конституционныемонархисты первого периода революции, но и сторонники старого режимаподдерживали якобинских перебежчиков, которые возглавили термидорианскийпереворот. Роялисты еще не смели открыто показывать свою голову.Конституционные монархисты могли только мечтать о короле. Даже буржуазныереспубликанцы, стремившиеся к полному господству конкуренции, свободыоборота, могли лишь осторожно приближаться к своей цели. Всем им нужно былоавторитетное прикрытие из рядов господствующей революционной партии. Онинашли такое прикрытие. Массы устали, массы не ожидали от новых потрясений серьезных измененийсвоей судьбы. Но если допустить даже, что массы готовы были подняться, нужнабыла партия, нужна была организация, способная их поднять. Этого не было вэпоху французского термидора. Якобинцы растворились в государственномаппарате. Этого не было и в эпоху советского термидора. Единая партиязапрещением фракций внутри ее делала бюрократию распорядительницей всехтехнических средств и приемов для массы:  типографских машин, радио,помещений для собраний, здания вообще, площадей, наконец. Несомненно также, что большевики, как в свое время якобинцы, приучилисьв массе своей к пассивному повиновению. Кто рассматривает исторический и, вчастности, революционный процесс, как преподавание в классной комнате, тотможет сказать, что большевики сами виноваты в своей предшествующей политике,так как подготовили свое поражение со стороны термидорианцев. Это верно и неверно. Централизация власти была необходимым условием спасения революции.Борьба против мелкобуржуазной распущенности, против всех видов вокалициз-мабыла необходимым условием постройки нового государства. С другой стороны,централизация неизбежно обеспечивает перевес руководства над местной игрупповой инициативой.. Надо к этому прибавить еще и особые качестваруководства в отдаленной степени подготовленного, дальнозоркого и умелого,какое дала массам партия большевиков. Во всех важных вопросах ход событийподтверждал правоту большевистского руководства и чрезвычайно повышал егоавторитет. К моменту болезни, а затем и смерти Ленина, этот авторитет стоялчрезвычайно высоко. Можно, конечно, по этому поводу назвать немало дешевыхтирад, против авторитетов вообще. Но счастье состояло в гениальностируководства. И все на свете имеет две стороны. И всякое великое преимуществоимеет тенденцию превратиться в свою противоположность. Так было и спреимуществами руководства большевистской партии. Низвержение диктатуры Робеспьера должно было по замыслу или по обещаниюсмениться либеральным режимом. Но это оказалось не так просто. Либеральныйрежим возможен в том случае, если продукты свободно обмениваются на рынке игосударству не приходится вторгаться в основную сферу человеческихотношений. Где продуктов мало, где государство вынуждено вторгаться со своейрегламентацией и пр., там оно неизбежно вынуждено применять силу для того,чтобы заставить заинтересованных подвергаться ограничениям, направленнымпротив их интереса. Термидорианцы делали усилия пойти навстречу интересампроизводителей, прежде всего крестьян, в результате этого сопротивлениекрестьян принудительным государственным заготовкам только возрослаЗамечательно, что совершенно аналогичное явление наблюдалось в Советском Союзе. Годы 1924-25, 26 и27-й были годами расширения либерального режима по отношению к деревне.Однако уступки русских термидорианцев не только не располагали крестьянина кдобровольной сдаче своих излишков, а наоборот, пробуждали в нем уверенностьв том, что государство заколебалось и что необходимо дальше нажать, чтобыдобиться полной свободы оборота. Все, что совершалось неблагоприятного в период термидора, приписывалосьнеизменно якобинцам и террористам. Они отвечали за всякое волнение рабочих,за всякое сопротивление крестьян, за пожары, взрывы и пр. Термидор характеризуется особенно на первых своих этапах чрезвычайнойбоязнью масс. Он проводит свои контрзаконы в области хозяйства, в областиполитики по частям. Главное содержание термидора состояло в том, что он восстановил свободуторговли. При наличии частной собственности, которую упрочила революция,свобода торговли, естественно, означала рост буржуазии, углублениесоциальных противоречий. Если якобинская диктатура необходима была для того,чтобы радикально покончить с феодальным обществом и отстоять права новогообщества на существование от внешних врагов, то режим термидора имел своейзадачей создать необходимые условия развития нового, т.е. буржуазногообщества. Отмена максимума во имя свободы торговли и означала утверждениебуржуазной собственности в ее правах. При несомненных чертах сходства и вэтом отношении  советский термидор, глубоко, однако, отличался по своемусодержанию от своего французского прототипа. Свобода торговли, или такназываемой Новой Экономической Политики, была установлена в 1921 году, вовсяком случае до наступления термидора. Правда, восстановление свободнойторговли воспринималось и понималось всеми в том числе и правящей партией,как отступление перед буржуазными отношениями, буржуазными традициями иаппетитами.^ этом смысле элемент термидора заключался в НЭПе. Но властьоставалась в тех же руках, которые руководили Октябрьской революцией.Свобода торговли была заранее ограничена властью такими пределами, которыене нарушали и не подкапывали основного режима, т.е. прежде всегонационализации средств произ- водства. Вот почему было бы неправильно относить начало термидора квведению НЭПа. НЭП подготовил, несомненно, серьезные элементы будущеготермидора. Он возродил и оживил мелкую буржуазию города и деревни, повысилее аппетиты и ее требовательность. Каждый борющийся класс имеет свою политическую бюрократию. Но отношениеэтой бюрократии различно в разных классах. Буржуазии, как господствующемуклассу, легче всего, разумеется, сформировать свою интеллигенцию и своюполитическую бюрократию. Интеллигенция по самому своему существу буржуазна,ибо может возникнуть только благодаря экономически господствующему положениюбуржуазии, отчасти благодаря экономическим преимуществам известных слоевмелкой буржуазии. Интеллигенция выделяет из себя политический персонал,который в подавляющем большинстве насквозь пропитан буржуазными идеями. Посвоей повседневной жизни интеллигенция, в том числе и профессиональнаяполитическая бюрократия, неразрывно связана с верхами средней буржуазии.Условия повседневной жизни, связи, круг знакомств имеют в большинствеслучаев решающее влияние на ход мыслей. Буржуазная интеллигенция,естественно, живет в буржуазной атмосфере, тем самым только закрепляется еесвязь с хозяином буржуазии. На противоположном полюсе находится крестьянство, особенно его низшиеслои. Разбросанное на большой территории, крестьянство не способно дать своюсобственную интеллигенцию, свою собственную политическую бюрократию и своюсобственную партию. Правда, из среды крестьян, особенно верхних слоев,является очень большое количество интеллигенции. Но она немедленно жеустремляется в города, наиболее даровитые сосредоточиваются в столице. Онинаходят новую сферу в отношении знакомств, связей и социальной зависимости.Таким образом, крестьянская по своему происхождению интеллигенция неизбежнопопадает в капиталистическое пленение. Так называемые крестьянские партииявляются по сущности буржуазными партиями для эксплуатации крестьян. Положение пролетариата иное, этот класс сосредоточен на заводах вбольших городах. По уровню своему он значительно возвышается надкрестьянством. Интеллигенция, выходящая из ря- дов пролетариата, не порывает с ним связь, находится в городах ирабочие находятся под ее влиянием. Революция отодвигает, разрушает, разбивает старый государственныйаппарат, в этом ее сущность. Массы заполняют собою арену. Они решают, онидействуют по-своему законодательствуют, они судят. Суть революции состоит втом, что масса является сама своим собственным исполнительным органом. Когда массы оставляют общественную арену, уходят к себе в своикварталы, прячутся по домам, растерянные, разочарованные, усталые, тогдаобразуется пустота. Эту пустоту заполняет новый бюрократический аппарат. Вотпочему в эпоху победоносной реакции аппарат, военно-полицейская машинаиграет такую громадную роль, какая была неизвестна старому режиму. Несмотря на неизмеримо более глубокий характер Октябрьской революции,армия советского термидора объединила по существу все, что оставалось отпрежних господствующих партий и их идеологических представителей. Бывшиепомещики, капиталисты, адвокаты, их сыновья, поскольку они не бежали заграницу, включились в государственный аппарат, а кое-кто и в партию.Неизмеримо в большем числе включились и в государственный, и в партийныйаппарат члены бывших буржуазных партий: меньшевики исоциалисты-революционеры. К ним надо прибавить огромное число людейобывательского типа, которые оставались в бурную эпоху революции игражданской войны в стороне, а теперь, убедившись в крепости советскогогосударства, стремились приобщиться к нему на ответственные должности, еслине в центре, то на местах. Вся эта огромная и разношерстная армия была естественной опоройтермидора. Бывшие социалисты-революционеры, конечно, готовы были всяческиподдержать интересы мужика от посягательств мерзких индустриализаторов,главным образом и меньшевики считали, что надо дать больше простора исвободы мелкой буржуазии, политическими выразителями которой они являлись.Представители крупной буржуазии и помещиков, поскольку они сохранились встране и в государственном аппарате, естественно ухватились за крестьянина,как за якорь спасения. Они не могли надеяться на какие-либо непосредственные успехи и ясно понимали, что им необходимо пройти через период защитыкрестьянства. Все это была армия термидора. Ни одна из этих групп, однако,не могла открыто поднять голову. Всем им необходим был защитный цветправящей партии и традиционного большевизма. Борьба против перманентнойреволюции означала для них борьбу против увековечения тех обид, которые онипретерпели. Естественно, если они охотно приняли в качестве вождей тех избольшевиков, которые повернулись против перманентной революции. Хозяйство оживилось, появился небольшой избыток. Он, естественно,сосредоточился в городах, притом в распоряжении правящего слоя. Оживилисьтеатры, рестораны, всякие другие увеселительные заведения. Сотни тысяч людейразных профессий, которые в трагические и суровые годы гражданской войныбыли повергнуты в небытие, теперь ожили, расправили члены и приняли участиев восстановлении нормальной жизни. Все они были на стороне противниковперманентной революции. Все они хотели покоя, роста и укреплениякрестьянства и роста увеселительных заведений в городах. Трудно, да и нет надобности подвергать теоретической оценке тот потоклитературы против троцкизма, который, несмотря на недостаток бумаги, вбуквальном смысле слова заливает Советский Союз.  Сталин сам никогда непереиздавал в последствии того, что он писал и говорил, примерно с 1923 до1929 гг., до такой степени все это противоречиво и полностью опровергнутовсем тем, что Сталин говорил и делал в течение последнего десятилетия.Воспроизводить здесь, хотя бы и в выдержках, этот политический хлам было бысовершенно излишне. Достаточно для нашей задачи выделить те важнейшие новыеидеи, которые постепенно выкристаллизовались, выросли и получили решающеезначение по мере того, как инициаторы борьбы против троцкизма прощупывалиотклик в рядах руководящего советского слоя. Таких руководящих идей былотри, причем они лишь постепенно дополняли и отчасти сменяли друг друга.Тройка начала с защиты интересов крестьян против программы индустриализации,которую в интересах полемики называли "сверхиндустриализацией". Ходрассуждения был таков: быст- рая индустриализация возможна только за счет крестьян, поэтому надодвигаться вперед черепашьим шагом, вопросы темпа индустриализации не имеютзначения и пр. На самом деле бюрократия не хотела тревожить те слоинаселения, которые начали накоплять, т.е. верхи нэповской мелкой буржуазии.Это был ее первый серьезный союзник в борьбе против троцкизма. На втором этапе, в течение 1924 г., выдвигается борьба против теорииперманентной революции. Политическое содержание этой борьбы сводилось ктому, что мы заинтересованы не в международной революции, а в собственнойбезопасности для развития нашего хозяйства. Бюрократия все больше бояласьставить свои позиции в зависимости от риска, связанного с международнойреволюционной политикой. Борьба против перманентной революции, лишенная самапо себе какой бы то ни было теоретической ценности, служила выражением этомуконсервативному национальному уклону. Содержание идей раскрывалось лишьпостепенно. Из борьбы против перманентной революции выросла теориясоциализма в отдельной стране. Только тогда Зиновьев и Каменев поняли смыслтой борьбы, в которой они сами участвовали, которая подготовила и далаидеологическое вооружение термидора. Третьей руководящей идеей бюрократии в борьбе против троцкизма былаборьба против уравниловки, т.е. против равенства. Теоретическая сторона этойборьбы имеет характер курьеза. В письме Маркса по поводу Готтской программыгерманской социал-демократии Сталин нашел фразу о том, что в первый периодсоциализма сохранится еще неравенство или, как он выражался, буржуазноеправо в области распределения продуктов. Маркс имел в виду не созданиенового неравенства, а лишь постепенное, т.е. не мгновенное отмирание старогонеравенства в области заработной платы. Неправильно истолкованная цитатабыла превращена в декларацию прав и привилегий бюрократа. Не для тогобюрократия отделила судьбу Советского Союза от судьбы международногопролетариата, чтобы позволить сравнять себя в смысле благосостояния и властис массами рабочего класса. Социализм в отдельной стране имел для нее смысллишь поскольку он обеспечивал ей господство и довольство. Отсюда бешеная инеистовая борьба против уравнения. В пьесе советского драматурга Афиногенова "Страх", 1931 года, один изгероев говорит: "Общим стимулом поведения 80% всех обследуемых являетсястрах", остальные 20% обследуемых это выдвиженцы, им нечего бояться, онихозяева страны. Сам Афиногенов попал в опалу. Самым могущественным орудием вруках Сталина явилось обвинение против оппозиции в том, что она хочет ввестинемедленное равенство. 20% выдвиженцев услышали в нем голос своего вождя, а80% испуганных не посмели поднять голос. Еще 31 октября 1920 г. особый приказ под заглавием "Больше равенства!"гласил: "Не ставя себе невыполнимой задачи немедленного устранения всех ивсяких преимуществ в армии, систематически стремиться к тому, чтобы этипреимущества были сведены к действительно необходимому минимуму. Устранить ввозможно короткий срок все те преимущества, которые отнюдь не вытекают изпотребности военного дела и неизбежно оскорбляют чувства равенства итоварищества в красноармейцах". В 1925 г. в словах бюрократии вопрос о равенстве приобретаетисключительное значение. В литературе он поднят был статьей Зиновьева"Философия эпохи". В этой статье Зиновьев выдвигает, что сейчас широкиемассы трудящихся охвачены одним стремлением: больше равенства. Статьяпослужила яблоком раздора в среде правящей тогда бюрократической группы.Теснейшая братия Сталина объявила, что положение Зиновьева в корнепротиворечит марксизму, т.к. при социалистическом строе, по учению Маркса иЛенина, полного равенства быть не может: здесь еще господствует принцип,каждый получает в зависимости от выполненного им труда. Совершенноправильно, что Маркс признавал неизбежность этого буржуазного, как онподчеркивал, принципа в первый период социалистического общества, когда оноеще не достигло достаточной высоты, чтобы иметь возможность удовлетворятьвсе  потребности своих граждан. Зиновьев вовсе и не думал оспаривать этоттезис, необходимость диффиренцированной заработной платы для разныхкатегорий труда была ясна ему. Он считал, что крайние полюсы этой таблицыдолжны быть ближе; и в первую голову его осторожная критика направляласьпротив привилегированного положения и излишеств бюрократии. Чего, конечно, ни Маркс, ни Ленин непредусмотрели, что бюрократия прятала свои материальные интересы за интересыприлежного крестьянина и квалифицированного рабочего. Она изобразила делотак, будто левая оппозиция покушается на лучшую оплату квалифицированноготруда. Это был маневр того же типа, который обычно в ходу, когда крупныекапиталисты и помещики прячут свои корыстные интересы за мнимую заботу обинтересах мелких ремесленников, торговцев и крестьян. Надо признать, что этобыл мастерский маневр. Сталин опирался здесь на аппетиты очень широкого ивсе более привилегированного слоя чиновников, которые впервые со всейясностью увидели в нем своего признанного вождя. Снова равенство былообъявлено, как это ни чудовищно, мелкобуржуазным предрассудком. Былообъявлено, что оппозиция покушается на марксизм, на заветы Ленина, назаработок более прилежного квалифицированного рабочего, на скромные доходыусердного крестьянина, на марксизм, на наши дачи, на наши автомобили, нанаши благоприобретенные права. "За что боролись" -- эта ироническая фразаприобрела в тот период большую популярность. Равенство было объявлено мелкобуржуазным предрассудком. Сталин выступилна защиту неравенства, на защиту права верхов бюрократии -- жизни крупныхбуржуа, а средний слой бюрократии -- жизни средних буржуа и т.д.Остальныеразногласия, проблемы, вопросы организации сразу отступили на десятый план.Каждый бюрократ знал из-за чего идет борьба и тянул за собою своюканцелярию, ибо все, несмотря на резкую иерархию, поднимались над массой. Гражданская война, как и война с Польшей, были в прошлом, самые ужасныепоследствия голода были преодолены, Новая Экономическая Политика произвелаживительное движение в народном хозяйстве. Сталин в этот период выступаетвсе больше как организатор и воспитатель бюрократии, главное: какраспределитель земных благ. Он подбирает людей по признаку их враждебностипо отношению к противникам. Он учит своих ставленников на местах, какорганизовать власть, как подбирать сотрудников, как пользоваться ихслабостями, как противопоставлять их друг другу. Более оседлая и уравновешенная жизнь бюрократии порождает потребность ккомфорту. Сталин, сам продолжающий жить сравнительно скромно, по крайнеймере с наружной стороны, овладевает этим движением к комфорту, онраспределяет наиболее выгодные посты, он подбирает верных людей,награждаетих, он помогает им увеличивать свое привилегированное положение. Каждыйвопрос интересует его прежде всего с точки зрения подбора кадров,одушевление аппарата, обеспечения своего личного руководства. Так, непорывая формально с прошлым, он из революционера рабочей партии становитсявождем нового привилегированного слоя. В более слабом виде и в более мягких формах та же реакция против войныпроисходила и в буржуазных демократических странах. Ллойд Джордж в Англии,Клемансо во Франции, несмотря на официальные признания, оказалисьполитически изолированными. Вильсон в Соединенных Штатах утратилпопулярность. Сталин, роль которого в гражданской войне была второстепенной,стал теперь в первом ряду тех, которые устали от гражданской войны, от ееиспытаний и терроризма и требовали перехода на мирное положение. Тем самымвозродилась и оживилась классовая борьба между верхними слоями мелкойбуржуазии и рабочими. Государственная власть выступала в качестве регулятораэтой классовой борьбы и тем самым улучшала независимость от рабочихорганизаций. Такова основа термидорианского перерождения государственногоаппарата. Вернее, не основа, а исходная причина и первая глава этогоперерождения. Борьба против троцкизма велась под углом зрения защиты интересовкрестьянства, как самостоятельных производителей и продавцов. Во имяограждения интересов крестьянства, как мелкой буржуазии, произведен былсдвиг государственной власти путем нейтрализации и устранения наиболеепоследовательного революционного пролетарского крыла. Первыми мерами послеполитической победы над троцкизмом были законы, легализировавшие арендуземли и применение наемной рабочей силы в сельском хозяйстве. Обе эти мерышли неизмеримо дальше первоначальных замыслов НЭПа. В то же время, чтоособенно важно, они сопровождались сдвигом власти слева направо.Революционно-пролетарская партия делала уступки крестьянству, не- обходимые для сохранения пролетарской диктатуры. В термидоре не моглобыть об этом и речи, поскольку изменялся политический состав власти в целяхбольшого приспособления к крестьянству и увеличения уступок. Каковы условия реакции и контрреволюции? Мы много, и по разным поводамзанимались вопросом о том, каковы условия революции, и победоноснойреволюции в частности. Гораздо меньше нам приходилось исследовать вопрос отом, каковы условия контрреволюции и реакции, как термидорианской реакции,как вступления в контрреволюцию. Совершенно очевидно, что обе эти проблемытесно связаны одна с другой. Во время контрреволюции фильм как бы начинаетразвертываться в обратном порядке. Он никогда не доходит до конца. Частьзавоеваний революции всегда сохраняется. В революции отличают лозунг, против которого она совершается; класскоторый совершает ее; наконец, промежуточные классы и слои, которые либоостаются нейтральными, либо вовлекаются в водоворот событий на сторонеодного из основных классов. Революция может быть победоносной тогда, когдареволюционному классу удается увлечь за собой большинство промежуточныхслоев и тем стать выразителем большинства нации. Классы как социально, так иидейно, не однородны. В пролетариате всегда можно отличить его головнойотряд, промежуточные и средние слои и, наконец, отсталый и даже реакционныйарьергард. Революция делается возможной тогда, когда авангардпролетариата,организованный в партию увлекает за собой подавляющеебольшинство класса, изолируя и обращая в ничтожество его уязвленные идеморализованные элементы. Пролетариат в большинстве своем объединяется, таким образом, вокругсвоего революционного головного отряда, увлекает за собою значительную частьпромежуточных, недовольных, угнетенных классов, низы мелкой буржуазии,нейтрализует другую ее часть и своим натиском вносит распад в пережившийсебя класс, сламывает сопротивление армии, увлекает значительную ее часть насвою сторону, нейтрализует другую часть и изолирует наиболее реакционныеполки. Такова общая формула пролетарской революции. Разумеется основой революции является определенное состояние хозяйства,его кризис, противоречие между противниками, производительными силами иформулами собственности, отсюда противоречия между классом, который являетсяносителем прогресса хозяйства, роста производительных сил, классом, которыйотстаивает старые, реакционные, пережившие себя формы собственности. Этоэкономическая предпосылка революции. Но на этой объективной основе должнасложиться определенная группировка, определенные политические отношения,определенные состояния сознания в отношениях между классами. Эти процессыимеют психологический характер. В последнем счете они, разумеется,обусловливаются объективным социальным кризисом. Но они имеют своювнутреннюю логику и динамику. Именно эта динамика сознания, воли, готовностик борьбе и, наоборот, растерянности, упадка, малодушия, эта динамика иопределяет непосредственно ход и исход революции. Сказанное дает толчок нашей мысли для определения условий и предпосылокреакции и победоносной контрреволюции. Реакция или контрреволюция есть ответна новое противоречие, созданное революцией, которая взялась радикальноразрешить старые противоречия. Июнь 1934 года был первым этапом реакции против переворота наци.Значительное число вождей, отражая настроение масс, принимало социальнуюдемагогию Гитлера, если не вполне серьезно, то до известной степени. Онисчитали необходимой вторую революцию. Под давлением своих капиталистическихсоюзников и патронов Гитлер отправил значительное количество этих подлинныхнаци 30 июня 1934 года на тот свет. Как же можно говорить, чтонационал-социалистическая революция не имела своей реакции? Значительное расширение свободы товарооборота в 1925 году было наиболееярким выражением термидора как отмена максимума много лет тому назад. Однакоза этим сходством нельзя упускать из глаз основное различие: именнонационализацию производства и социализацию земли в руках государства. Безэтих условий НЭП, особенно его расширение в 1925 году, разумеется, привел бык развитию буржуазных отношений. Рас- ширение НЭПа означало конфликт между двумя системами хозяйства. Напервых своих шагах этот конфликт упрочивал позиции бюрократии, повышая еесамостоятельность, прежде всего самостоятельность от пролетариата. Но былоясно заранее, что дальнейшее развитие и расширение товарного обращения иукрепление позиций мелкой буржуазии должно ребром поставить вопрос,формулированный Лениным: кто кого? Решение этого вопроса в огромной степенизависело от бюрократии, которая успела получить к этому времени огромнуюдолю самостоятельности. По условиям своей жизни, по своему консерватизму, посвоим политическим симпатиям, бюрократия в огромной  массе своей тяготела кновой мелкой буржуазии. Однако экономическими корнями своими бюрократиясидела в новых условиях собственности. Рост буржуазных отношений угрожал нетолько социалистическим основам собственности, но и социальному фундаментусамой бюрократии. Она могла бы отказаться в пользу мелкой буржуазии отсоциалистических перспектив развития. Она ни в каком случае не готова былаотказаться в пользу новой мелкой буржуазии от своих собственных прав ипривилегий. Так подготовлялся острейший конфликт между бюрократией икулаком. Частные предприятия, несомненно, проявили немало энергии в делеразвращения советского аппарата при помощи подкупов и всяких другихпоблажек. Но все же не это было главной причиной раздражения бюрократиипротив частных предпринимателей, в частности концессионеров. Некоторые изних работали лучше, с большей инициативой, добивались лучшего качествапродукции, хотя и при высокой цене. Даже государственные учрежденияпредпочитали покупать продукты у акционеров. Цель, которую ставил Ленин привведении концессии, состояла именно в том, чтобы не дать государственныммонополиям затмить сознание своей неприкосновенности. Но именно этоголенивая бюрократия не хотела. Под видом непримиримой борьбы засоциалистическую промышленность она на самом деле боролась за своемонопольное право безмятежно, без помех и конкуренции распоряжатьсягосударственным хозяйством. Так постепенно были убиты концессии смешанногообщества и другие частные предприятия. Сталин являлся руководителем этоготечения, как всегда защищая интересы бюрократии. Борьба против сверхиндустриализации ведется очень осторожно в 1922,открыто и бурно -- в 1923 году. Борьба против перманентной революцииначинается открыто с 1924 года и длится затем в разной форме и с разнымитолкованиями в течение всех последующих лет. Борьба против равенстваначинается с конца 25-го года и становится, в сущности, осью социальнойпрограммы бюрократии. Борьба против сверхиндустриализации ведется прямо инепосредственно в интересах кулака. Черепаший шаг темпа развитияпромышленности нужен для того, чтобы дать кулаку безболезненно врасти всоциализм. Эта философия является одинаково философией правого крыла, как исталинского центра. Теория социализма в отдельной стране функционирует вэтот период, как блок бюрократии и мелко-сельской и городской буржуазии.Борьба против равенства еще более сплачивает бюрократию не только с верхамирабочего класса, но и особенно с мелкой буржуазией деревни и города.Неравенство есть социальная основа, источник и смысл существования этихсоюзников. Таким образом, экономические и политические международныеинтересы объединяют бюрократию и мелкую буржуазию с 1923 по 1928 год. В этотпериод термидор имеет наиболее яркие черты сходства со своим французскимпрототипом. За этот период кулаку разрешено было арендовать землю у беднякаи нанимать бедняка в качестве рабочего. Сталин готовился сдавать землю вчастные владения сроком до 40 лет. Бюрократия очень далеко шла в сторонуинтересов и притязаний своего союзника. Но к 1927 году окончательнообнаружилось то, что грамотный экономист знал и раньше, что притязаниябуржуазного союзника по своему существу беспредельны. Кулак хотел землю вполную собственность. Кулак хотел иметь право свободного распоряжения всемсвоим урожаем. Кулак стремился создать себе контрагентов в городе в видесвободного торговца или свободного промышленника. Кулак не хотел терпетьпринудительных поставок и твердых цен. Кулак вместе с мелким торговцем,вместе с мелким промышленником стремился к полной реставрации капитализма.Этим самым открывалась непримиримая борьба за прибавочный продуктнационального труда. Кто будет им распоряжатся в ближайшем будущем: новаябуржуазия или советская бюрократия? Кто распоряжается прибавочным продуктом, тот и распоряжается государственной властью.Таким образом, между мелкой буржуазией, которая помогла бюрократии раздавитьсопротивление рабочих масс и выражавшей их взгляд левой оппозиции, и междубюрократией, которая помогла мелкой буржуазии подняться над массами деревни,открылась прямая борьба за власть и доходы. Совершенно очевидно, что бюрократия не для того разгромила пролетарскийавангард, порвала сети международной революции и провозгласила философиюнеравенства, чтоб капитулировать перед буржуазией и превратиться в ее слугуили просто быть отброшенной от государственного кормила. Бюрократиясмертельно испугалась последствий своей шестилетней политики. Так возникрезкий поворот против кулака, против нэпмана. Открывается третий период, борьба против правых. В глазах простаковтеория и политика третьего периода как бы развивала предыдущие два. Главная идея Сталина еще в апреле 1927 года состояла в том, что квопросу о темпе нашего хозяйственного развития незачем припутыватьмеждународный фактор. На этом и построена теория социализма в отдельнойстране. Теперь Сталин доказывает правым, что, отвлекаясь от внешнейобстановки, можно было "вести дело более медленным темпом", но дело в том,что "нельзя отвлекаться от внешней обстановки". Это простой плагиат у Преображенского на эту самую тему, которыйсказал: если отвлечься, то можно; но отвлекаться нельзя. Сталин проповедовал, что извне нам угрожает только интервенция. Мы емуразъясняли, что, кроме военной интервенции, существует интервенция дешевыхцен. Это называлось маловерием или пессимизмом. Теперь Сталин говорит обускоренной индустриализации: "либо мы этого добьемся, либо нас затрут". Этимсамым он с запозданием годика на четыре подбирается ощупью к вопросу осравнительных коэффициентах нашего развития и капиталистического. Вопрос обизучении этих сравнительных показателей был поставлен нами теоретически в1924 году, а практически в 1925 году, в НТО и особом совещании по качествупродукции. Что сделано с того времени? От философии черепашьего темпа Сталин перешел к максимализму:"Необходимо догнать и перегнать передовую технику развитых капиталистическихстран". В такой общей постановке этот максимализм бессодержателен. Догоним иперегоним не скоро. За это время западный пролетариат успеет нас догнатьполитически, а значит, и экономически. Тогда он и экономически возьмет насна буксир. Не надо так храбро перепрыгивать через ступени... на словах. Дляближайшего периода практическая задача состоит в том, чтобы наши цены и нашидушевые нормы производственного и личного потребления приближались к ценам инормам передовых капиталистических стран, а не отставали от них. Нынешний темп развития промышленности Сталин считает правильным темпом.Вообще, под непогрешимым руководством совершается только то, что должносовершится. Между тем прирост продукции на 20% считался в 1925 году вреднойфантазией или троцкизмом. В книжке "К капитализму или к социализму" я свеличайшей осторожностью намечал такого рода темп после завершениявосстановительного периода. В официальных учреждениях брался темп гораздоболее низкий. А Политбюро одергивало ВСНХ за сверхиндустриализаторство.Нынешний темп развития промышленности вырос не в порядке правильногопредвиденья и понимания динамики нашего хозяйственного строительства, аэмпирически, под кнутом рынка, критики оппозиции и кризисов, из которыхдобрая половина порождена ограниченностью и хвостизмом руководства. Оппозиция в 1925 году была повинна не в сверхиндустриализаторстве, а визлишнем педагогическом приспособленчестве к хвостистской установкеПолитбюро и в преуменьшении реальных возможностей индустриализации приправильном подходе к делу. Это положение остается в сущности целиком исейчас. "С 1928 г., -- пишет Бармин, -- нужно было принять исключительные мерыпротив крестьян, чтобы принудить их выдать государству хлеб и сырье послишком дешевой цене. Трудности, освещенные оппозицией, начались. Сталинпотерял голову и прибег к сильным средствам. Бухарин, Рыков, Томский иУгланов, в то время секретарь Московского комитета, настаивали на возвращении кнормальному режиму в деревне. Правое крыло сложилось, таким образом, исейчас Сталин повернулся против него. Психологически он сумел в этом случаеиспользовать с выгодой недовольство, вызванное исключениями и арестами.Исключение троцкистов приняли только против воли неохотно; кампания, сперваоткрытая против правых, была хорошо принята партией". Здесь несомненно сказалось маневренное комбинаторское искусствоСталина, правда, в очень благоприятной для него лично обстановке. Ониспользовал правую для исключения левой оппозиции, ибо только у правогокрыла были серьезные принципиальные основы бояться левой политики. Но таккак исключение левой оппозиции вызвало в широких кругах партии раздражение,недовольство правым крылом, то Сталин сумел использовать это недовольстводля удара против правых. Он все время оставался, если не примирителем, тоумиротворяющим элементом, который будто бы стремился свести к минимумунеизбежные жертвы и который сумел при этом возлагать ответственность засуровые меры на то, или другое крыло партии. В 1927 году официальные заседания ЦК превратились в поистинеотвратительные зрелища. Никаких вопросов не обсуждалось по существу. Вседела решались за кулисами на казенных заседаниях Сталина, а затем, путемсоглашения правой группы: Рыкова, Бухарина, Томского. Назначением двухофициальных заседаний ЦК была травля оппозиции заранее распределеннымиролями и речами. Тон этой травли становился все более необузданный. Наиболеенаглые члены высших учреждений, введенные только исключительно в награду засвою наглость по отношению к оппозиции, непрерывно прерывали речи опытныхлиц сперва бессмысленными повторениями обвинений, выкриками, а затем руганьюплощадными ругательствами. Режиссером этого был Сталин. Он ходил за спинойпрезидиума, поглядывая на тех, кому намечены выступления, и не скрывал своейрадости, когда ругательства по адресу оппозиционеров принимали совершеннобесстыдный характер. Было трудно представить себе, что мы находимся назаседании Центрального Комитета большевистской партии. Когда я оглашал в 1927 году декларацию от имени левой оппозиции назаседании Центрального Комитета, мне отвечали крики, угрозы и ругательства,какие мне пришлось слышать при оглашении декларации большевиков в деньоткрытия Предпарламента Керенского. Помнится, Ворошилов кричал: "Он держитсебя, как в Предпарламенте!" Это было гораздо более метко, чем рассчитывалавтор восклицания. Бармину приходилось принимать участие в заседаниях ОрганизационногоБюро, где в отсутствие Сталина Каганович решал и вязал. "Выходя, я понял:никто не дискутировал больше, разве только для формы; лица, пользовавшиесядоверием Сталина, решали все авторитарно", -- пишет Бармин. Говоря о периодике 1907-1911 годов, мы видели, как волна реакциислагается из бесчисленного количества явлений и процессов, которые в массесвоей создают непреодолимую силу. Только человек столь   далекий оттяжеловесных реакций истории, как Суварин, может называть революционныйотлив простым художественным образом. Революция 1917-1923 годов была посвоему размаху и глубине захвата неизмеримо значительнее революции 1905-1907гг. В соответствии с этим под давлением мировых событий внутренняя реакция вСССР приняла глубочайший непреодолимый характер. Разница в том, что реакция1907-1911 гг. имела совершенно явный и открытый характер, ибо революция былазадушена извне. Реакция термидора имела замаскированный характер, ибопролетарская революция была задушена изнутри. Я не представляю себе, что в человеческой истории можно найти другойпример такой солидарности, такого идеалистического подъема, такойпреданности, такого бескорыстия, какие отличали большевистскую партию инаходили свое отражение в ее правящем штабе. Были трения, конфликты, словомвсе, что свойственно людям. Члены ЦК были людьми, и ничто человеческое им небыло чуждо. Но особая эпоха поднимала их над самими собой. Ничего неидеализируя и не закрывая глаза на человеческие слабости, можно все-такисказать, что в партии царила в те годы атмосфера горных высот. Атмосфера в партии начала меняться, и притом резко, с притоком новых, взначительной мере обывательских или карьеристских, элементов. Чистка партииснова подняла ее уровень. Но дело было не только в новых элементах. Бегреволюции задержался. Большевики после гражданской войны и особенно послепоражения революции в Германии перестали себя чувствовать, как воины напоходе. Русские раскольники говорили некогда, зачем нам твердые дома, ждемпришествия Христова. Эти настроения свойственны были и большевистскойпартии. Личная жизнь была отодвинута на задний план, и люди мало думали окомфорте в ожидании новых великих событий. Но, разумеется, такое настроениене могло быть вечно. В своем развитии партия натолкнулась на лишниепрепятствия: на бедность и отсталость страны, на консерватизм официальногоевропейского рабочего движения. Ожидание немедленных больших событийсменилось сознанием необходимости долгой, упорной и кропотливой работы.Вместе с тем партия с бивуачного положения переходила на оседлое. За годыгражданской войны немало заключено было браков. К концу ее появились дети.Вопросы квартиры, обстановки, семьи получали все большее место. Связиреволюционной солидарности, охватывавшие партию в целом, сменились взначительной степени связями бюрократической и материальной зависимости.Раньше завоевывать сторонников можно было только идеями. Теперь многие сталиучиться завоевывать сторонников постами и материальными привилегиями. Ленин выбыл из ЦК, и в Политбюро все сплотились против одного. Людиперестраивались. Известные лучшие черты уходили куда-то назад. На первыйплан выдвигались те черты, которые тщательно скрывались или не получилиразвития. Все же пока личный состав Политбюро оставался прежний,воспоминания вчерашнего дня  связывали людей и ограничивали их действия другпротив друга. Блок с Зиновьевым и Каменевым сдерживал Сталина. Как ни как они прошлидлительную школу Ленина, они ценили идею, программу и хотя позволяли себепод видом военных хитростей чудовищные отступления от программы, нарушенияидейной линии, все это все же в известных пределах. Раскол тройки снял соСталина идейные ограничения. В Политбюро члены совершен- но перестали стесняться невежества. Аргумент потерял силу. Особенноебесстыдство проявлялось в вопросах Коминтерна. Никто из членов Политбюро непридавал уже тогда самостоятельного значения иностранным секциям. Делосводилось к тому, чтоб они голосовали против оппозиции. В течение рядапредшествующих лет я наблюдал в Коминтерне за французским рабочим движением.После переворота, произведенного в Коминтерне в конце 1923 и в течение 1924года, новые руководства секции отодвигались все дальше и дальше от старойдоктрины. Помню, я принес однажды на заседание Политбюро последний номерцентрального органа Французской коммунистической партии и перевел несколькоотрывков программной статьи. Отрывки были так выразительны в своемневежестве и оппортунизме, что в Политбюро наступило на минутузамешательство. Но нельзя было выдавать своих. Из членов Политбюро толькоодин Рудзудак знал немного (или считал, что знает немного) французский языкпо гимназическим воспоминаниям. Он попросил у меня отрывок газеты и сталпереводить те же отрывки,  пропуская слова, искажая смысл, подбавляя ихсвоими фантастическими комментариями. Его немедленно поддержали хором. Решающая атака была произведена на заседании фракции съезда. Тройкасжигала за собой всякие мосты. Атмосфера заседания была проникнута жутью.Никто не возражал, никто не спрашивал, никто не аплодировал, все сидели ввеличайшем напряжении, стремясь не проронить ни одного слова и разгадать тумеханику, которая скрывается за этой неожиданной атакой. Неожиданной толькодля непосвященного большинства. На заседании были уже десятки наиболеевидных представителей, которые были заранее подготовлены к предстоящей атакеи при общей растерянности определили тон собрания. Каменев и Сталин к этомувремени уже не разговаривали  друг с другом. Но волевое возмущение насобрании сблизило их. Они были довольны результатами, возвращались вместе вавтомобиле, обменивались впечатлениями и строили планы на будущее. Обо всемэтом рассказал мне Каменев в 1926 году после перехода двух членов тройки вряды оппозиции. После раскола тройки Политбюро пополнилось людьми случайными,отмеченными только готовностью поддерживать Ста- лина против других. В Политбюро ворвались совсем чуждые настроения,новые пришельцы соперничали друг с другом в обнаружении своей враждебности коппозиции, в готовности поддержать каждый шаг "вождя", стремлении превзойтидруг друга в грубости. Людям как Ворошилов, Рудзудак, Микоян, которые ранеес благоговением относились к ЦК и Политбюро, теперь показалось, что все этобыл миф, раз они сами могут чувствовать себя господами Политбюро. Отатмосферы горных высот не осталось ничего. К этому времени (1924) относится задушевная беседа Сталина,Дзержинского и Каменева за бутылкой вина на даче. На вопрос, что каждыйбольше всего любит в жизни, разогретый Сталин ответил с необычнойоткровенностью: "Наметить жертву, все подготовить, беспощадно отомстить, апотом пойти спать". Об этом разговоре не раз передавал впоследствии Каменев,когда порвал со Сталиным. Каменев опасался худшего со стороны своего бывшегосоюзника, но все же он не предвидел той страшной мести, которой отомстил емуСталин после долгой подготовки. Хорошо ли спал Сталин в ночь после расстрелаКаменева, Зиновьева и других, об этом у меня сведений нет. Период болезни Ленина Сталин широко использовал для подбора людей емупреданных. Сталин всякое положение, всякую политическую обстановку, всякуюкомбинацию людей примеривал к себе,  к своей борьбе за власть, к своемустремлению господствовать над другими. Если это ему было интеллектуально непо плечу, он сталкивал двух наиболее сильных конкурентов. Искусствопользоваться личными или групповыми антагонизмами было доведено им добольшой высоты. На этот счет у него выработался почти безошибочный инстинкт.Перед каждой новой обстановкой он первым делом спрашивал себя: что он личноможет из нее извлечь? Когда интересы целого приходили в конфликт с еголичными интересами, он всегда неизменно жертвовал интересами целого, еслитолько разумеется его нельзя было непосредственно подвергнуть контролю,иначе сказать, он соблюдал интересы партии, если они совпадали с его личнымиинтересами, направленными на влияние и власть. Безошибочным инстинктом инеутомимой настойчивостью он всегда при всяком случае, по всякому поводу делал то, что может причинить затруднениедругому сопернику, более сильному; с другой стороны, он почти с такой женастойчивостью стремился вознаградить поддержку, всякий акт личной верности.Наиболее яркий пример: истребление лучших советских полководцев. ОтзывБухарина: он не может терпеть, когда у другого что-нибудь есть, чего у негонет. В 1925 году Сталин взял под защиту Зиновьева и Каменева против моейкритики их поведения в 1917 году. "Вполне возможно, что кое-кто избольшевиков, -- писал он, -- действительно хныкал в связи с июльскимпоражением. Мне известно, например, что кое-кто из арестованных тогдабольшевиков готов был покинуть даже наши ряды. Но умозаключить отсюда противнекоторых будто бы правых (будто бы членов ЦК) - значит, безбожно искажатьисторию". В этой цитате, так решительно берущей под защиту Зиновьева и Каменева,интересно вскользь брошенное замечание о кое-ком из арестованных тогдабольшевиков. Сталин метил в Луначарского. В бумагах следствия найдены былипоказания Луначарского на следствии, данные после июльских дней, отнюдь неделавшие чести его политическому мужеству. Но не это имело для Сталинарешающий характер. В 1923 году Луначарский выпустил свои "Силуэты вождейреволюции", в число которых Сталин не был включен, не потому что Луначарскийбыл против Сталина, а потому что ему, как и всем другим, не приходило вголову причислять Сталина к числу "вождей революции". В 1925 году положениеизменилось. Сталин поставил Луначарскому ультиматум, изменить свою политику,либо пасть в жертву разоблачения. Именно поэтому Луначарский не назван поимени. Ему дается известный срок выравнения фронта. Луначарский во всякомслучае, понял, о ком идет речь, и радикально изменил свою позицию. Егоиюльские грехи были немедленно отпущены. С делом истребления противников и оппонентов новой правящей кастыСталин соединил дело своей личной мести. При его пожирающем честолюбии, нобедных интеллектуальных ресурсах, лишенному какого бы то ни было таланта,ему часто приходилось страдать в обществе менее его честолюбивых, менее егосильных характером, но несравненно более ярких, ода- ренных и великодушных. Чего Сталин, эта выдающаяся посредственность,никогда не прощал никому, это -- духовного превосходства. Он заносил всписок своей памяти всех, кто в какой бы то ни было степени превзошел егоили хотя бы не отнесся к нему со вниманием. А так как вся советскаяолигархия, как и всякая вообще бюрократия, есть организованная ицентрализованная посредственность, то личные инстинкты Сталина как нельзялучше совпадали с основными чертами бюрократии: ее страхом перед массами, изкоторых она вышла и которых она предела, и ее ненавистью ко всякомупревосходству. Сталин вышел из школы революционных борцов, которые никогда неостанавливались ни перед самыми решительными мерами действия, ни передпожертвованием собственной жизни. Сталин вышел из этой школы. Но беспощаднуюрешимость и твердость старых революционеров Сталин переключил на службуновой касты привилегированных. Под видом продолжения старой борьбы Сталинподвел под маузер Ч К и истребил все старое поколение большевиков и всехнаиболее независимых и самоотверженных представителей нового поколения. Гдемаузер оказывался почему-либо неудобен, Сталин прибегал к яду. На знаменитыхмосковских процессах раскрылось с несомненностью, что в распоряжении Сталинаимеется богатая лаборатория ядов и штат медиков, которые под видом леченияустраняют неугодных Сталину лиц. Врачи точно называли те лекарства, которымиони пользовались в таких пропорциях, в таких условиях, когда они из целебныхсредств превращались в средства убийства. Это делалось тем легче, чтобольшевикам, особенно ответственным большевикам, врачи назначаютсяЦентральным Комитетом партии, т.е. Сталиным. Таинственно погиб в свое времяФрунзе, ставший после меня во главе Красной армии, таинственно погибла женаСталина Аллилуева; об отравлении говорили в связи со смертью Орджоникидзе,затем Максима Горького: оба они выступили в защиту старых большевиков отистребления. Если Сталин не сверх-Наполеон, то он, несомненно,сверх-Борджия. Если мы попытаемся найти исторические фигуры, которым можнобыло бы противопоставить Сталина, то мы не назовем ни Кромвеля, ниРобеспьера, ни Наполеона, ни Ленина, ни даже Муссолини или Гитлера. Скорееуж придется прив- лечь фигуры мексиканского диктатора Парфирио Диаса или турецкогодиктатора Мустафы Кемаль Паши. Небольшое число хорошо посвященных людей, и я в том числе, всегдаподозревали, что Сталин содействовал ускорению смерти Ленина. Я и сейчасготов доказать это при помощи ряда косвенных улик и соображений, которые всовокупности своей были бы, пожалуй, достаточны для судебного приговора, неоставляя места сомнению. Можно ли, однако, от 1938 года, когда Сталин успел развить в себе всечерты тирана, делать выводы к 1924 г., когда он только еще боролся завласть? Вопрос вполне законный. Никто во всяком случае не сомневался, чтопоявление Ленина на предстоящем через несколько недель съезде партииозначало бы устранение Сталина с поста генерального секретаря и тем самымего политическую ликвидацию. Больной Ленин находился в состоянии подготовкиоткрытой непримиримой атаки против Сталина, и Сталин слишком хорошо зналэто. В комитете старейших 12-го съезда Сталин говорил уже о завещанииЛенина, как о документе больного человека, находящегося под влиянием "баб". Сталин успел зайти слишком далеко, чтобы отступиться. Страшась тогонаступления, которое готовил против него Ленин, Сталин решил пойти напролом,открыто вербовал сторонников раздачей советских постов, терроризировал тех,которые примыкали к ленинской группе и настойчиво распространял слух о том,что Ленин не отвечает за свои действия. Такова та атмосфера, из которойвыросла записка Ленина о полном разрыве со Сталиным всяких товарищескихотношений. Это было последнее письмо, которое Ленин вообще написал в своейжизни, точнее, продиктовал. Об этом письме Каменев говорил в ту же ночь,когда оно было написано (с 5 на 6 марта 1923 года). Зиновьев рассказывал обэтом письме на Объединенном Пленуме ЦК и ЦКК. Существование этого письмаподтверждено в стенограмме свидетельством М.И.Ульновой: "Документы по поводуэтого инцидента имеются" (из заявления М.И.Ульяновой в Президиум Пленума).Никому тогда не могло прийти в голову оспаривать факт этого письма. Нетолько хронологически, но и политически, и морально оно подвело последнюючерту под отношениями Ленина и Сталина. Факты свидетельствуют о том, чтоЛенин не мог видеть в Сталине своего преемника. На июльском пленуме 1927 года по требованию оппозиции оглашены были изанесены в секретную стенограмму завещание Ленина и ряд других документов,характеризовавших крайне враждебное отношение Ленина к Сталину в последниемесяцы его жизни. Сталин внес предложение обратиться с просьбой кПятнадцатому съезду об отмене решений Двенадцатого съезда о неопубликованиизавещания Ленина, чтоб опубликовать это завещание в Ленинском сборнике(разумеется, никогда это выполнено не было). Зиновьев, Каменев и я рассказали под стенограмму, что последнимписьмом, которое продиктовал Ленин накануне второго удара, было письмо оразрыве всяких товарищеских и личных отношений со Сталиным. Крупскаямолчала, подтверждая своим молчанием наши слова. Но Ульянова, тесносвязанная в то время с Бухариным, ближайшим союзником Сталина, сделалаписьменное заявление в том смысле, что письмо о разрыве отношений имелоличный характер, навеяно было временными обстоятельствами, как это видно,между прочим, из того, что незадолго до этого письма Ленин призывал Сталинаи обращался к нему с такой просьбой, которую можно было поручить толькоподлинному революционеру, заслуживающему доверия. Ульянова не шла дальшеэтого намека. Никто из нас, оппозиционеров, не счел возможным расшифровыватьее слова, но речь шла, разумеется, об обращении Ленина к Сталину за ядом. На самом деле истолкование Ульяновой, несмотря на свою внешнююубедительность, ложно, по крайней мере, в той своей части, которая нассейчас интересует. Ленин был день и ночь окружен заботами жены и сестры. Двеженщины бодрствовали над больным, как раньше над здоровым: жена ЛенинаН.К.Крупская, верная подруга и неутомимая участница всей его работы смолодости до старости, и Мария Ульянова, младшая сестра. Никогда не знавшаясобственной семьи, Ульянова все ресурсы своей души перенесла на брата. В еехарактере были некоторые черты, общие ей с братом: верность, настойчивость,непримиримость; однако при умственной ограниченности эти черты получалинередко карикатурный характер. Ульянова ревновала Ленина к Крупской идоставляла последней немало горьких часов. Пока Ленин был жив, он в качествевысшего авторитета для обеих выравнивал, как мог, их отношения. После его смерти положениеизменилось. Ни одна из двух женщин не могла быть, разумеется,истолковательницей воли Ленина. Но каждая до известной степени стремилась еюстать. Крупская, политически гораздо больше была связана с Лениным, чем егосестра Мария. Все секретные бумаги Ленин доверил жене, с которой политическибыл связан несравненно более тесно, чем с сестрой. Крупская одна была вкурсе планов Ленина относительно Сталина. В ее руках оказалось политическое"завещание" Ленина, которое она передала в Центральный Комитет и требовалазатем -- разумеется тщетно -- его оглашения на Двенадцатом съезде (1923). Кголосу Крупской прислушивались, ее боялись. Ульянова сразу оказаласьотодвинута на задний план и из-за оппозиции к Крупской оказалась в лагереСталина. Обе женщины жили вместе на старой квартире, и Ульянова отравляласуществование Крупской изо дня в день. В лице Крупской Сталин мстил Ленинуза завещание, как и за его превосходство вообще. Я должен прямо сказать, что, обдумывая этот эпизод в прежние годы, вчастности, во время писания своей автобиографии (когда я считал ещеневозможным публично поднимать этот вопрос), я сам не шел дальше тогопредположения, что Ленин понимал заинтересованность Сталина в его смерти ичто Сталин догадывался о подозрениях Ленина. Процесс Ягоды и других заставилменя снова пересмотреть эту главу в истории Кремля. Наиболее из всехприближенное к Сталину лицо оказалось профессиональным отравителем, причем куслугам его по этой части стояли главные врачи кремлевской больницы, тесамые, которые лечили членов правительства, начиная с Ленина. С какогоименно времени лаборатория ядов вошла в административную систему Сталина?Этого я не знаю. Может быть, именно Ленин своей просьбой натолкнул Сталинана мысль, что при соответствующих условиях яд может быть очень действеннымсредством для устранения препятствий. Ягода уже имел в то время ближайшееотношение к охране Ленина и был очень хорошо посвящен в виды и опасениясвоего покровителя и союзника. Если Сталин сам опасался выполнить просьбу,ссылаясь на сопротивление других членов Политбюро, то он мог без труданатолкнуть Ленина на мысль обратиться за той же услугой к Ягоде. Смерть Ленина могла произойти и нормальным путем, но могла быть и ускорена.Факт таков, что она наступила внезапно, после периода медленного улучшения. Если у Сталина был замысел помочь работе смерти, то остается вопрос:зачем он сообщил о просьбе Ленина членам Политбюро, если он собирался такили иначе ее выполнить? Он, во всяком случае, не мог ждать поддержки илисодействия с их стороны, наоборот, он был уверен, что встретит отпор преждевсего с моей стороны. Все важнейшие вопросы не только обсуждались, но и решались за моейспиной. При мне в заседаниях Политбюро происходило только чисто формальноеобсуждение, целью которого было узнать мое мнение и возложить на меняответственность. Зачем же вообще понадобилось посвящать меня в это дело? Наэто я могу ответить гипотезой, которая мелькала у меня давно, но котораяпревратилась, я готов сказать, в уверенность только после московскихпроцессов. Поведение Сталина в этом случае кажется загадочным, необъяснимым толькона первый взгляд. В тот период Сталин был еще далек от власти. Он мог соснованием опасаться, что впоследствии в теле будет обнаружен яд и что будутискать отравителя. Гораздо осторожнее было при этих условиях сообщитьПолитбюро, что Ленин хочет отравиться. Политбюро решило вопрос о доставкеему яда отрицательно, но Ленин мог получить яд другим путем. Политбюро отнимало у него возможность выполнить просьбу Ленина(действительную или мнимую) легально. Но в этом не было и нужды. Если Ленинобратился к нему, то не в официальном, а в личном порядке, рассчитывая, чтоэту услугу Сталин окажет ему охотно. Передать больному яд можно было разнымипутями через очень надежных людей в окружении. При Ленине были члены охраны,среди них люди Сталина. Могли дать яд при таких условиях, что никто не зналбы о характере передачи, кроме Ленина и его самого. Никто никогда не узнал бы, кто именно оказал больному эту услугу.Сталин мог всегда сослаться на то, что ввиду его отказа по решениюПолитбюро, Ленин нашел, очевидно, какой-то иной источник. Зато на случайоткрытия дела, вскрытия тела и обна- ружения отравы преимущества предупреждения были поистине неоценимы: всечлены Политбюро знали, что Ленин хотел достать яд, Сталин вполне легальнопредупредил об этом Политбюро. С этой стороны Сталин обеспечивал себя, такимобразом, полностью. Остается самый главный вопрос: было ли тело Ленина подвергнутообследованию? Вряд ли кто-либо потребовал этого. Во всяком случае, неСталин, который вместе с Зиновьевым и Каменевым был хозяином положения, --руководил всем, что касалось смерти, вскрытия, извещения населения, затемпохорон. Можно зайти дальше в подозрениях и поставить вопрос о том,действительно ли Ленин обращался к Сталину за ядом. Не была ли вся этакомбинация выдумана для того, чтобы заранее установить свое алиби? Опасностипроверки не было ни малейшей: никому из нас не могло, разумеется, прийти вголову допрашивать Ленина, действительно ли он пытался через Сталина добытьяд. Зато в случае, если бы яд в трупе оказался обнаружен, объяснений искатьне пришлось бы: Политбюро было в свое время извещено, что Ленин искалсмерти; очевидно, несмотря на отказ Сталина в помощи, он сумел ее найти... Замечательно, что об обращении к нему Ленина Сталин не предупредил ниКрупскую, ни сестру Ленина Марию. Обе они бодрствовали у изголовья больного.Если Ленин действительно обратился к Сталину и если он действительно хотелпредупредить выполнение просьбы больного, то прежде всего предупредил быжену и сестру. На самом деле обе они узнали об этом эпизоде только послесмерти Ленина. Я в это время в качестве больного находился уже в Сухуми, на Кавказе,на берегу Черного моря. В связи с этим стоит, пожалуй, остановиться на частоповторявшемся утверждении, что я потерял власть, так как... так как неучаствовал в похоронах Ленина. Это объяснение дает, в частности, ВальтерДуранти, считающий легкомыслие хорошо дисциплинированным цинизмом.Возвышение Сталина, означавшее победу бюрократии над народом, имело гораздоболее глубокие источники, чем мое неучастие в похоронах Ленина. Однако этотфакт неучастия, несомненно, произвел неблагоприятное впечатление. Помню в 1925 г. Зиновьев, разговаривая с Раковским или пытаясьимпонировать ему своей победой, говорил обо мне: "Плохой политик не сумелнайти правильной тактики, поэтому и потерпел поражение". В тот периодЗиновьев еще совершенно не догадывался, что он стал орудием бюрократическойреакции. Уже через год после этой беседы он был в оппозиции. Когда сложиласьтройка оппозиции (Троцкий, Зиновьев, Каменев), в партии ходила острота:Каменева они терпят, но не уважают; Зиновьева они не терпят и не уважают;Троцкого они не терпят, но уважают. Это с известной меткостьюхарактеризовало отношение бюрократии к главарям оппозиции. Осенью 1925 г. Сталин прекратил заседания триумвирата, привлекая к себебольшинство в Политбюро. Еще в апреле 1925 г. я был смещен с поста главывоенного ведомства. Моим преемником стал Фрунзе, старый революционер,проведший годы на каторге. Не будучи политически крупной фигурой, онобнаружил в гражданской войне несомненные качества полководца и твердыйхарактер. На посту руководителя вооруженных сил ему суждено было оставатьсянедолго: уже в ноябре 1925 г. он скончался под ножом хирурга. Но за этинемногие месяцы Фрунзе проявил слишком большую независимость, охраняя армиюот опеки ГПУ: это было то самое преступление, за которое погиб 12 лет спустямаршал Тухачевский. Оппозиция нового главы военного ведомства создавала дляСталина огромные опасности; ограниченный и покорный Ворошилов представлялсяему гораздо более надежным инструментом. Бажанов изображает дело так, что уФрунзе был план государственного переворота. Это только догадка, и притомсовершенно фантастическая. Но, несомненно, Фрунзе стремился освободитькомандный состав от ГПУ и ликвидировал в довольно короткий срок комиссарскийкорпус. Зиновьев и Каменев уверяли меня впоследствии, что Фрунзе былнастроен в их пользу против Сталина. Факт во всяком случае таков, что Фрунзесопротивлялся операции. Из всех данных ход вещей рисуется так. Фрунзе страдал язвой желудка, носчитал, вслед за близкими ему врачами, что его сердце не вынесет хлороформаи решительно восставал против операции. Сталин поручил врачу ЦК, т.е. своему доверенному агенту,созвать специально подобранный консилиум, который рекомендовал хирургическоевмешательство. Политбюро утвердило решение. Фрунзе пришлось подчиниться,т.е. пойти навстречу гибели от наркоза. Обстоятельства смерти Фрунзе нашлипреломленное отражение в рассказе известного советского писателя Пильняка.Сталин немедленно конфисковал рассказ и подверг автора официальной опале.Пильняк должен был позже публично каяться в совершенной им "ошибке". Сосвоей стороны, Сталин счел нужным опубликовать документы, которые должныбыли косвенно установить его невиновность в смерти Фрунзе. Права ли была вэтом случае партийная молва, я не знаю; может быть, никто никогда не узнает.Но характер подозрения сам по себе знаменателен. Во всяком случае, в конце1925 г. власть Сталина была уже такова, что он смело мог включать в своиадминистративные расчеты покорный консилиум врачей и хлороформ, и ножхирурга. Между тем, в стране вряд ли больше одного процента населения зналов то время его имя. Приведу еще одну иллюстрацию. По поводу моей высылки в Турцию (февраль1929 г.) уже упоминавшийся выше Бажанов пишет: "Это лишь полумера. Я неузнаю моего Сталина... Мы совершили некоторый прогресс со времени ЦезаряБорджиа. Тогда всыпали быстро действующий порошок в кубок фалерн-ского вина;либо же враг погибал, откусив яблока. Теперешние способы действиявдохновляются последними завоеваниями науки. Культура коховских бацилл,систематически и понемножку подмешиваемая в пищу, вызывает скоротечнуючахотку и быструю смерть", -- не вызывая ни с какой стороны подозрения. "Неясно, в общем, -- недоумевал Бажанов, -- почему Сталин не следовал этомуметоду, до такой степени свойственному его привычкам и его характеру". Был ли тогда уже Сталин способен на такую комбинацию? Все данные егобиографии заставляют ответить утвердительно. Со времен тифлисской семинариион влачит за собою хвост зловещих подозрений и обвинений. Во времягражданской войны он лизнул крови. Чернила и печатная бумага казались емуслишком ничтожными средствами в политической борьбе. Только мертвые непробуждаются! После того как Зиновьев и Каменев пор- вали со Сталиным в 1925 г., оба поместили в надежном месте письма:"Если мы погибнем внезапно, знайте, что это дело рук Сталина". Онисоветовали мне сделать то же самое. "Вы воображаете, -- говорил Каменев, --что Сталин озабочен тем, как ответить на ваши доводы? Нет, он размышляет надтем, как ликвидировать вас безнаказанно". "Помните арест Султан-Галиева,бывшего председателя татарского совнаркома в 1923? -- продолжал Каменев. --Это был первый арест видного члена партии, произведенный по инициативеСталина. Мы с Зиновьевым, к несчастью, дали свое согласие. С того времениСталин как бы лизнул крови... Как только мы порвали с ним, мы составилинечто вроде завещания, где предупреждали, что в случае нашей "нечаянной"гибели, виновником ее надлежит считать Сталина. Документ этот хранится внадежном месте. Советую вам сделать то же самое: от этого азиата можно ждатьвсего..."   Зиновьев говорил мне в первые недели нашего недолговечного блока(1926-1927) : "Вы думаете, что Сталин не взвешивал вопроса о вашемфизическом истреблении? Взвешивал, и не раз. Его останавливала одна и та жемысль: молодежь взложит ответственность на "тройку" или лично на него иможет прибегнуть к террористическим актам. Сталин считал поэтому необходимымразгромить предварительно кадры оппозиционной молодежи. А там, мол, виднобудет... Его ненависть к нам, особенно к Каменеву, вызывается тем, что. мыслишком многое знаем о нем". Зиновьев прибавил: "Он бы покончил с вами еще в1924г., если б не боялся в ответ террористических актов со сторонымолодежи". Это не были догадки. Во время медовых месяцев триумвирата членыего разговаривали с достаточной откровенностью. В 1930 г., когда вышла книга Бажанова, это рассуждение показалось мнелитературным упражнением. После московских процессов я более серьезноотнесся к сравнительной оценке ко-ховских бацилл и ядов Борджиа. Откуда это?Кто внушил молодому человеку эти мысли? Бажанов получил свое воспитание впередней у Сталина. Там вопросы о бациллах и ядах обсуждались,следовательно, уже до 1926 года, когда Бажанов покинул секретариат Сталина,чтобы два года спустя бежать за границу в качестве белого реакционногоэмигранта. Помнится, Смилга указывал в разговоре на то, что в первый периодреволюции многие старые щели заделывались, раны зарубцовывались,полувраждебные  революционные группировки сближались, старые противникипримирялись и пр. И наоборот, в следующий период, который открылся с 1923г., открылся процесс обратного характера: всякая щель стала расширяться,всякое противоречие обостряться, всякая рана загнаиваться. Это относится кбольшевистской партии, которая в старом своем виде, со старыми своимитрадициями и старым составом все больше приходила в противоречие синтересами нового правящего слоя. В этом противоречии вся суть термидора. Немало людей, которые дальнейшее развитие, в том числе все жертвы иужасы термидорианского режима, пытаются свести к каким-то основнымпервоначальным свойствам большевистской партии, как будто партия являетсяединственным или всемогущим фактором истории. Партия есть временныйисторический инструмент -- один из многих инструментов и орудий истории;Большевистская партия ставила себе целью завоевание власти рабочим классом.Поскольку эта партия впервые в истории осуществила эту задачу и обогатилачеловеческий опыт грандиозными завоеваниями, она выполнила огромнуюисторическую роль. Требовать от нее, чтоб она заменила и подчинила себедругие факторы гораздо более тяжеловесные массовые, классовые, факторывраждебные ей, действующие не только на национальной, но и на мировой арене,значит вдаваться в область грубой метафизики. Ограниченность партии, как исторического орудия, в том и выразилась,что с удобного момента партия начала расшатываться, в ней появились трещины.С 1923 года в слабой степени, с 1927 -- в грандиозной степени происходитпроцесс ломки, крушения, разрушения старой большевистской партии иразрушение ее кадров. Для установления того режима, который справедливоназывается сталинским, нужна была не большевистская партия, а истреблениебольшевистской партии. Суварин со своим чисто формальным безжизненным мышлением совершенно невидит и не понимает этого. Он пытается вывести всю эволюцию советскойреспублики из некоторых первоначальных пороков, заложенных в большевизме,как если бы большевизм оперировал в пустом пространстве или с аморфной массой, какесли бы большевизм являлся эмбрионом истории, которая лепит из человеческогоматериала по образу и подобию своему, как если бы не было сопротивлениясоциальной среды, как если бы не было давления извне. Книга Суварина, несомненно, наиболее добросовестное исследование,поскольку дело касается подбора фактов, документов, цитат. Суварин имеетогромное преимущество над биографами Сталина в том, что он знает русскийязык и соответственную литературу. Но ум его формален, совершенно лишенисторического проникновения и интуиции. Он не видит явлений в трехизмерениях. Он ищет литературных прецедентов, а не внутренних законовразвития. Многие обращали внимание на тот факт, что у Сталина не получалосьдлительного примирения ни с одним из его бывших противников. В 1929-1930 иследующие годы были ближайшие годы повальной капитуляции. Среди капитулянтовруководящее место занимали старейшие большевики, члены ЦентральногоКомитета, и многолетние сотрудники Сталина. Несомненно, в первый период быломного лицемерных покаяний. Оппозиционеры пытались играть в прятки систорическим процессом, притворяться единомышленниками Сталина, выждать впокровительственной окраске более благоприятного момента и затем выступитьоткрыто. Эти действия в корне фальшивые, с точки зрения революционнойполитики, потому что капитуляция есть не секретный конспиративный приемвоенной хитрости, а открытый политический акт, который влечет за собойнемедленно политические последствия, именно укрепление позиций Сталина иослабление оппозиции. Однако далеко не все покаяния имели характер военной хитрости. Барминрассказывает, как многие сомневающиеся, колеблющиеся или прямые противникиСталина после успехов действительных или мнимых первой пятилетки, послеразгрома оппозиционного руководства приходили к выводу, что другогоруководства нет, что как ни плохо ведет свою работу Сталин, тем не менеестрана продвигается вперед, что нужно отбросить все другие соображения иработать под руководством Сталина. Было немало таких, которые после первого покаяния и попытокархисекретной оппозиционной работы убеждались, что политическая обстановкаизменилась для оппозиции не в лучшую, а в худшую сторону. Такиеоппозиционеры чувствовали себя изолированными и через некоторое времяпопадали под недремлющий надзор ГПУ. Они переживали подлинный внутреннийкризис, боялись за будущее партии, многие -- за свое будущее, каялись,чистосердечно возвращались на второстепенную работу и становилисьпослушными, смертельно перепуганными и полностью преданными чиновниками. Среди тех, которые каялись и обещали верную службу, было немалобескорыстных и искренних людей. Они, конечно, не могли заставить себяверить, что Сталин -- отец народов и пр. Но они видели, что в его рукахвласть и что он так или иначе охраняет наследие Октябрьской революции. Ониобещали ему свою верность без всякой задней мысли. Они, хотя и с горькимчувством, жертвовали своей личностью, своим достоинством во имя политическойцели, которую они ставили выше всего. Тем не менее они не спаслись. Сталинне верил им. Он вообще не способен верить в бескорыстные мотивы,самоотвержение, которое ставит политическую цель выше личного честолюбия идаже личного достоинства. Он считал, что они хотят обмануть его. И так какон знал, что они не считают его великим человеком, а только человеком,занимающим великое место, он ненавидел их двойной ненавистью. Ему нужен былтолько повод, благоприятная обстановка, политическая цель, чтоб истребить ихи отомстить им за свою посредственность. Все они были арестованы в 1936 г.,высланы, многие расстреляны. Почему Сталину понадобилось разрушать,истреблять этих людей, которые в известном смысле были преданы ему вдвойне? И этот процесс как и другие процессы сталинской политики развивалсямедленно, автоматически и имел свою внутреннюю логику. Сперва Сталин недоверял и нередко вполне основательно, покаяниям, опасаясь примененияполитики троянского коня. С течением времени, путем контроля, отбора,обысков, перлюстрации переписки и т.д. это опасение отпало. В партии быливосстановлены, правда, на второстепенных советских постах те, кто искреннепокаялись. Но когда наступила пора московс- ких театральных процессов, все эти бывшие члены оппозиции, хорошознакомые с условиями оппозиции, хорошо знавшие вождей оппозиции идействительное содержание их работы, становились величайшей опасностью дляадского замысла истребления старшего поколения революционеров. В населенииоказались рассеяны многие тысячи, десятки тысяч свидетелей оппозиционнойдеятельности Троцкого, Зиновьева, Каменева и других. Они могли шепнутьближайшим друзьям, что обвинение есть подлог. От друзей к друзьям этообличение могло распространиться по всей стране. Опасных свидетелей надобыло устранить. Но было и другое соображение более близкого личного характера, которое,несомненно, играло немалую роль в политической психологии Сталина.Параллельно с истреблением оппозиции шло его личное обоготворение. Шлаперестройка его биографии, ему приписывались черты, которых он не имел,качества, которыми он не располагал, подвиги, которых он не совершал. Междутем, среди оппозиционеров и вполне искренно раскаявшихся были сотни и тысячилюдей, которые с ним близко соприкасались, которые знали его прошлое,которые разделяли с ним тюрьмы и которых нельзя было обмануть, хотя бы они иделали все от них зависящее, чтобы быть обманутыми. По мере того как преждев пропаганде, в печати, в школах поднималась волна отвратительноговизантийства, Сталин никак не мог терпеть на ответственных административныхпостах людей, которые знали правду и которые сознательно говорили ложь вкачестве доказательства своей верности вождю. К преданным, но знающимпрошлое, Сталин относился, пожалуй, с большей враждою, с большей неприязнью,чем к открытым врагам. Ему нужны были люди без прошлого, молодежь, котораяне знала вчерашнего дня, или перебежчики с другого лагеря, которые с первыхдней смотрели на него снизу вверх, ему необходимо было полное обновлениевсего партийного и советского аппарата. Правда, он не мог  довести этой работы до конца. Для поддержаниявидимости правления с большевистской партией необходимо было на верхах ееПолитбюро сохранить группу старых большевиков. Эта группа из фигур второго,третьего и следующих рядов подбиралась постепенно в процессе борьбы с разными оппозиционными группировками. Каждого из них Сталин ставил повозможности в такое положение, когда он должен был предавать своих вчерашнихдрузей и единомышленников и выступать против них с бешенной клеветой. Таковобыло поведение Калинина по отношению к так называемой рабочей оппозиции,затем по отношению к правой оппозиции. Таково было поведение Ворошиловасперва по отношению к правой оппозиции, затем по отношению к своимзаместителям по военному ведомству. Молотов пробовал сопротивляться и одно время висел на волоске. О каждомиз этих ближайших сотрудников у Сталина имеются тетради документов,характеризующих их личные ошибки, промахи и другие грехи. Устрялов писал, что вымирание  старшего поколения большевиков откроетворота новым, более реалистическим тенденциям. Ленин писал по этому поводу,что враг правильно подметил опасность. Старые большевики представлялиреволюционную традицию и международные связи, международную перспективу. Сточки зрения задач международной революции это был незаменимый капитал.Особая и исключительная забота Ленина о старшем поколении революционеровдиктовалась не только товарищеской солидарностью, но и соображениямиполитического характера. Еще а 1923-1926 гг. вся борьба против "троцкизма" велась силой знерциипод лозунгом сохранения старой гвардии. Оппозиция обвинялась в том, что онаведет подкоп под старую гвардию большевизма. Была создана особая комиссия понаблюдению за состоянием здоровья старых, большевиков. Поворот в сторону открытого термидора не выразился ни в чем с такойяркостью, как в политической компрометации старой гвардии, а затем в еефизическом истреблении. Комиссия по охране здоровья старых большевиков былазаменена небольшим отрядом палачей ГПУ, которых Сталин награждал орденомКрасного Знамени. Многие критики, публицисты, корреспонденты, историки, биографы пыталисьдоказать, что тактика левой оппозиции была нецелесообразна с точки зрения борьбы за власть. Но самый подход квопросу неправилен. Левая оппозиция не могла завоевать власть и не надеяласьна это в лице, по крайней мере, наиболее критических руководителей. Борьбаза власть для левой оппозиции, т.е. для революционной марксистскойорганизации, мыслима была только в условиях революционного подъема. В этихусловиях тактика основана была на наступлении, на прямой апелляции к массам,на прямой атаке правительства, в этой борьбе ряд представителей левойоппозиции занимал не последнее место. Условия после были в корне отличны,вернее сказать, противоположны. На падающей волне массового движения,революционное крыло не могло ставить своих задач в борьбе за власть. Мыпомним, как большевистская партия в годы реакции 1908, 1911 и позжеотказалась от прямой атаки на монархию и поставила себе задачей подготовкубудущей атаки путем борьбы за революционные традиции, сохранение известныхкадров, анализа развивающихся событий и использования всех легальных иполулегальных возможностей для воспитания передового слоя рабочих. Условиясоветской реакции были для оппозиции неизмеримо тяжелее, чем условия царскойреакции для большевизма. Задача в основном оставалась та же: сохранениереволюционных традиций, держание связи между передовыми элементами в партии,анализ развивающихся событий термидора, подготовка к будущему революционномуподъему на мировой арене СССР. Опасность была в том, что оппозиция можетнедооценить свои силы и слишком рано покинуть поле боя. После ряда актовборьбы передовой отряд разбился не только о сопротивление бюрократии, но иравнодушие массы. Другая опасность состояла в том, чтобы, убедившись в невозможностипрямого, открытого общения с массой, хотя бы с их авангардом, оппозицияопустила бы руки, в ожидании лучших времен. В 1925 году Иоффе сказал мне в Совнаркоме: "Вы не отдаете себе полногоотчета в том вырождении, которое претерпела партия. Подавляющее большинствоее, во всяком случае решающее большинство -- чиновники; они гораздо большезаинтересованы в назначениях, повышениях, льготах, привилегиях, чем ввопросах социалистической теории или в событиях междуна- родной революции. В нашей политике они видят дон-кихотство. Подполитическим реализмом (они в парадных речах отождествляют его сленинизмом), они понимают заботу о собственных интересах". Я вспоминаюслова, которые передала из Берлина жена Крестинского: "Надо броситьоппозицию, надо пользоваться жизнью". Непрерывные успехи Сталина, начиная с 1923 года, постепенно привели егок убеждению, что исторический процесс можно обмануть или изнасиловать.Московские процессы представляют собою высший пункт этой политики обмана инасилия. Вместе с тем они открывают период сползания. Сталин начинаетявственно чувствовать, как почва осыпается и сдвигается под его ногами.Каждый новый обман требует двойного обмана для своего поддержания; каждоенасилие расширяет радиус необходимых насилий. Начинается явный периодзаката, в течение которого мир поражается не столько силой воли инеколебимости, сколько низменными интеллектуальными ресурсами иполитическими средствами. Ни обмануть, ни изнасиловать исторический процесснельзя. Процессы, видимо, поразили всю демократию, за исключением ничтожнойпосвященной кучки. Никто не понимал, зачем эти процессы понадобились, никтоне верил, что опасность со стороны оппозиции была настолько велика. Сталин,несомненно, не предвидел тех последствий, к каким приведет его первыйпроцесс. Он надеялся, что дело ограничится истреблением нескольких наиболеененавистных противников и смертельным ударом по IV Интернационалу заграницей. В сущности, именно в этом состояла его главная политическая цель.Однако он сам не рассчитал силы удара. Он затронул ножом жизненные тканиправящего слоя. Бюрократия испугалась и ужаснулась. Она впервые увидела вСталине не первого среди равных, а азиатского тирана, Чингисхана, как егоназвал некогда Бухарин. Под действием толчка, который он сам вызвал, Сталинубедился, что он отнюдь не является безапелляционным авторитетом для всегостарого слоя советской и партийной бюрократии (которая помнит его прошлое иуже потому одному не способна поддаться гипнозу). Сталину пришлось вокругкружка очертить ножом следующий концентрический круг большего радиуса. Испуги ужас возросли вместе с числом затронутых жизней и угрожав- мых интересов. В старом слое никто не верил обвинениям и под влияниемстрашной встряски все заговорили об этом друг с другом. Несмотря на исключительную силу коварства, вооруженного всеми ресурсамигосударственной власти и новейшей техники, московские процессы, взятые вцелом, поражают, как грандиозный абсурд, как бред ограниченного человека,вооруженного всей полнотой власти. Не будет преувеличением сказать, что восновных своих обвинениях процессы проникнуты духом тоталитарного идиотизма. Своими чудовищными процессами Сталин доказал гораздо больше, чем хотел,вернее сказать, доказал не то, что хотел доказать. Он раскрыл своюсобственную лабораторию химическую и всякую иную. Он заставил исповедываться150 людей в никогда не совершенных ими преступлениях. А в сумме процессыпревратились в исповедь Сталина. Менжинский умер 10 мая 1934 г. На следующий день умер. МаксимАлексеевич Пешков. Менжинский, глава ГПУ, был во всяких оппозициях, был сбойкотистами, увлекался французским анархо-синдикализмом и пр. Сейчас онувлекся аппаратом репрессии. Вне ГПУ для него ничего не существовало.Никаких самостоятельных мыслей у него не было. Чтоб аппарат ГПУ действовалбез перебоя, необходимо было твердо поддерживать власть. Во времягражданской войны Менжинский предупреждал меня однажды против интригСталина. Я рассказывал об этом в своей автобиографии. Он был верен тройке,когда она стояла во главе. Он перенес свою верность на Сталина, когда тройкараспалась. В 1927 году, осенью, когда во внутрипартийные разногласия вмешалосьГПУ, мы целой группой посетили Менжинского (Зиновьев, Каменев, Смилга, я и,кажется, кое-кто еще). Мы требовали, чтобы Менжинский показал нам тесвидетельские  показания, которые он оглашал на заседании ЦентральногоКомитета. Он не скрывал, что дело идет, в сущности, о подлоге, но наотрезотказался показать нам свои документы. "Помните, Менжинский, -- спросил яего, -- как вы мне однажды в моем поезде на Южном фронте, говорили о том,что Сталин ведет против меня интригу", -- Менжинский замялся. Но тут вмешался Ягода,который в это время состоял в качестве сталинского инспектора над главоюГПУ. "Но товарищ Менжинский, -- сказал он, просунув свою лисью голову, --вовсе и не выезжал на Южный фронт". Я оборвал Ягоду, сказал, что обращаюсьне к нему, а к Менжинскому, и повторил свой вопрос. Тут Менжинский ответил:"Да, я был у вас в поезде на Южном фронте, предупреждал вас кое о чем, но,кажется, имен не называл". По лицу его блуждала обычная растерянная улыбкалунатика. Когда мы, ничего не добившись уходили, Каменев еще задержался уМенжинского. У них были свои счеты. Еще совсем недавно Менжинский состоял враспоряжении тройки, против оппозиционеров. "Неужели же вы думаете, --спросил Каменев Менжинского, -- что Сталин один справится с государством?"Менжинский прямо Не ответил: "А зачем же вы дали ему вырасти в такую грознуюсилу? -- ответил он вопросом на вопрос, -- теперь уже поздно". По показаниям самого Ягоды в последние годы своей жизни Менжинскийбольше всего болел и работой руководил Ягода. Ягода примкнул кбольшевистской партии еще в эпоху царизма. Но оставался в партии незаметнойфигурой. В 1919 г. он оказался секретарем военной фракции. В этом качестведелал мне раза два личные доклады. Он был очень точен, чрезмерно почтителени совершенно безличен. Худой с землистым цветом лица (он страдалтуберкулезом), с коротко постриженными усиками, в военном френче, онпроизводил впечатление усердного ничтожества. Потом он перешел на работу в ГПУ, еще при Дзержинском, который, поличным связям, естественно собирал вокруг себя поляков. В ГПУ Ягода так жебыл чем-то вроде секретаря коллегии, если я не ошибаюсь, во всяком случае,фигурой третьестепенной и в первые годы режима мне никогда не приходилосьслышать о нем. Несколько раз он сопровождал меня на охоту под предлогом личной охраны,а на самом деле, думаю, потому, что сам был страстным охотником. Однажды вовремя охоты по торфяным болотам Ягода отделился от меня и забрел в такоеместо, откуда не мог выбраться, не рискуя жизнью. Сперва он долго и отчаянно кричал,затем стал непрерывно стрелять. Только тогда мы догадались, что дело обстоитнеладно и вернулись ему на помощь. Помнится, больше всего помогал в спасенииЯгоды Уралов, бывший командующий московского военного округа, впоследствииодна из жертв Ягоды. Общий замысел и инсценировки, мнимые планы заговорщиков, разделениеролей между ними -- все это грубо, низменно даже под углом зрения судебногоподлога. Сталин пришел к мысли о добровольных признаниях. Здесь не былозаранее задуманного плана. Постепенно подбирались элементы человеческогоунижения и самоотречения. Постепенно усиливалось давление. Такпротивоестественная механика добровольных показаний почти естественновыросла из роста силы давления тоталитарного режима. Посвященное лицообъяснило Бармину, что ГПУ формально обещало сохранить жизнь шестнадцатиобвиненных по процессу Зиновьева, если они сделают требовавшиеся от нихпризнания, жертвуя, таким образом, своей честью, чтобы доказать верностьпартии и борясь с троцкизмом. Чтобы их убедить, им сообщили декрет о правеобращения о помиловании, декрет, провозглашенный за пять дней передпроцессом. Каменев, наиболее рассчетливый и вдумчивый из обвиняемых, питал,видимо, наибольшие сомнения насчет исхода неравной сделки. Но и он долженбыл сотни раз повторять себе: неужели Сталин решится? Сталин решился. В первые два месяца 1923 года больной Ленин готовился открытьрешительную борьбу против Сталина. Он опасался, что я пойду на уступки и 5марта предостерегал меня: "Сталин заключит гнилой компромисс, а потомобманет". Эта формула как нельзя лучше охватывает политическую методологиюСталина, в том числе и в отношении 16 подсудимых: он заключил с ними"компромисс", -- через следователя ГПУ, а затем обманул их -- через палача. Методы Сталина не были тайной для подсудимых. Еще в начале 1926 г.,когда Зиновьев и Каменев открыто порвали со Сталиным, и в рядах левойоппозиции обсуждался вопрос, с кем из противников мы могли бы заключитьблок, Мрачковский, один из героев гражданской войны, сказал: "Ни с кем:Зиновьев убе- жит, а Сталин обманет". Эта фраза стала вскоре крылатой. Зиновьевзаключил с нами вскоре блок, а затем действительно "убежал". Вслед за ним, вчисле многих других, "убежал", впрочем, и Мрачковский. "Убежавшие"попытались заключить блок со Сталиным. Тот пошел на "гнилой компромисс", азатем обманул. Подсудимые выпили чашу унижений до дна. После этого ихпоставили к стенке. На Двенадцатом съезде партии в 1923 году Осинский, один из старыхбольшевиков, выразил недовольство широких кругов партии диктатурой "тройки".Сталин ответил ему, что Осинско-му не удастся разъединить Сталина сЗиновьевым и Каменевым. Зиновьев и Каменев могли бы напомнить об этомзаявлении Сталину в своем последнем слове в качестве подсудимых, но договорс ГПУ лишил их возможности даже такого платонического удовлетворения. Новый начальник ГПУ Ежов применил тактику, изобретателем которой надопризнать по справедливости Ягоду, и добился тех же результатов. По процессуфевраля 1938 года привлекался также секретарь Ягоды Буланов, в качествеотравителя, и был расстрелян. Каким доверием пользовался Буланов у Сталинавидно из того/ что Буланову поручено было вывезти меня и мою жену изЦентральной Азии в Турцию. Пытаясь спасти своих двух бывших секретарей,Сермукса и Познанского, я потребовал, чтоб их отпустили со мной. Буланов,опасаясь громкого скандала на турецкой границе и желая устроить всемиролюбиво, снесся в пути по прямому проводу с Москвой. Через полчаса онпринес мне ленту прямого провода, на которой Кремль обещал прислать вследПознанского и Сермукса. Я не верил этому. "Вы все равно обманете", -- сказаля Буланову. "Тогда вы назовете меня подлецом". -- "Утешение не большое", --ответил я. 1 декабря 1934 года был убит ленинградский наместник Сталина Киров. Вдальнейших процессах признано было, что убийство совершено было поднепосредственным руководством агентов ГПУ и по прямому приказу Ягоды.Сознательно ли Сталин пожертвовал головой Кирова, чтобы иметь тягу дляпохода против оппозиции или же он наделся задержать, приостановить организованный им самим заговор в момент перед тем, как спущен будеткурок револьвера, сказать трудно. Сейчас, может быть, один Сталин знает, какэто было в действительности, так как всех своих сообщников он успелистребить. В заседании 9 марта Ягода показал, что он отдал по инструкции Троцкогосвоим подчиненным в Ленинграде распоряжение "не препятствоватьтеррористическому акту против Кирова". Такое распоряжение было равносильноприказанию организовать убийство Кирова. 1 декабря 1934 года я непредполагал, что ГПУ организовало действительное убийство Кирова, считая,что целью являлось подготовить заговор, впутать косвенно оппозиционеров и впоследний момент раскрыть покушение. Необходимость опубликовать вовсеуслышание, что 12 ответственных чиновников ГПУ знали о заранееготовящемся покушении на Кирова и начальник ГПУ Ягода приказал им непрепятствовать покушению, может быть объяснена только тем, что Сталинунеобходимо было во что бы то ни стало восстановить свое алиби. На верхахбюрократии шушукались о том, что "хозяин" начал играть головами своихближайших сотрудников. Сталину стало совершенно необходимым оторваться отЯгоды, создать между собою и Ягодой ров и свалить, в этот ров труп Ягоды.Так выросла для Сталина необходимость пожертвовать своим сотрудником No 1. Вышинский сравнивал в своей обвинительной речи Ягоду с американскимгангстером Алькапоне и прибавлял: "Но мы, слава богу, не в СоединенныхШтатах". Рискованное сопоставление! Алькапоне не был в Соединенных Штатахначальником политической полиции. А Ягода свыше десяти лет состоял во главеГПУ, хотя, по словам Вышинского, Ягода "организатор и вдохновительчудовищных преступлений". Пересмотр прошлого довершался столь лихорадочными темпами, чторазрушались вчерашние авторитеты. Официальнейший историк Покровский былпосле смерти объявлен врагом народа, так как недостаточно почтительноотносился к прошлой истории России. Началась реабилитация не только старогонационального патриотизма, но и военной традиции. Начались исследованиярусской военной доктрины, реабилитация русских стратегов включая и 1914 год. Во время польской войны в военном журнале появилась грубошовинистическая статья о "природном иезуитстве ляхов" в противовес "честномуи открытому духу великороссов". Особым приказом журнал был прикрыт, а авторстатьи, офицер генерального штаба Шапошников, отстранен от работы. СейчасШапошников состоит начальником штаба и является единственным из уцелевшихстарших офицеров эпохи гражданской войны. Только такие люди выжили,приспособились, уцелели (Трояновский, Майский). В 1927 г., когда я был уже удален из Центрального Комитета и когдапересмотр партийной истории шел полным ходом в том учреждении, где я тогдаеще работал (Главный концессионный комитет), происходило празднованиеОктябрьской годовщины. Я сидел в своем рабочем кабинете рядом с залом.Доклад об Октябрьском перевороте произносил чиновник Главного концессионногокомитета К., который вступил в партию, как и многие другие (как американскийпосол Трояновский, английский посол Майский и пр. и пр. и пр.) только черезнесколько лет после переворота, когда победа его была обеспечена полностью.К. излагал историю не в таком чудовищном виде, как ныне: дело шло о десятойгодовщине, но все же обходя имена наиболее ответственных руководителейОктябрьского переворота. Сам К. пользовался репутацией дельца, практика, неимеющего никакого отношения к революции. Я слушал за дверью не без улыбкиэтот поразительный доклад. С того времени прошло одиннадцать лет. Я за этигоды имел немало случаев смеяться у радио, слушая доклады по поводуОктябрьской революции со стороны господ, которые, как и упомянутый вышеКсандров, во время Октября были непримиримыми противниками большевиков, азатем много лет спустя, примирились с новой аристократией, выросшей изпобедоносной революции. В советской истории указано: "В ночь с 25 на 26 октября революционные рабочие, солдаты и матросыштурмом взяли Зимний дворец и арестовали Временное правительство". Этоверно, не сказано только, что этим наступлением руководили Антонов-Овсеенкои Подвойский, ныне исчезнувшие. "На И Всероссийском съезде Советов было сформировано первое советскоеправительство... Председателем Первого Совета Народных Комиссаров был избранЛенин". Это правильно, но, разумеется, история не отметила, что Ленин назаседании Центрального Комитета предложил во главе Совета НародныхКомиссаров поставить председателя военно-революционного комитета --Троцкого. Только энергичный протест последнего побудил Ленина снять своепредложение. Остановимся пока на этих цитатах. Картина совершенно ясна. Тот штаббольшевистской партии, который руководил Октябрьским восстанием в центре ина местах, подвергся почти поголовному истреблению. Спаслись только те,которые успели во время умереть естественной смертью. Новый штаб Сталинасостоит из людей, не принимавших никакого участия в вооруженном восстанииили занимавших второстепенные посты. Новая история превращает всех вождейбольшевистской партии в изменников, а участниками гражданской войны,победоносного восстания назначает нынешних адъютантов Сталина. Восстанием войск в Финляндии, сыгравшим крупнейшую роль, руководил членЦентрального Комитета Смилга, но он расстрелян; восстанием Кронштадскойкрепости руководил лейтенант Раскольников, но он исчез бесследно. ВзятиемПетропавловской крепости руководили Подвойский и Антонов-Овсеенко. Но ониисчезли. На Урале среди военных вел работу нынешний ленинградский наместникСталина, но еще десять лет назад никто решительно в партии не знал самогоимени Жданова. "В бе-лоруссии подготовлял солдатскую массу к восстаниюЕжов". Когда Ежов впервые появился на арене большой политики в 1935 г., имяего не было известно решительно никому. В течение двух десятилетий во всех сферах государственной жизнипроисходил отбор наиболее выдающихся, наиболее подходящих, наиболее умелых италантливых людей для наиболее ответственных постов. Советская дипломатияпредставляла, несомненно, исключительный подбор людей. Им не хватало,правда, подчас дипломатической рутины, но у них была зато широкаяосведомленность, интернациональное образование, знакомство со столицамиважнейших стран мира, с их печатью, политическими партиями. Люди, как Иоффе,Раковский, Красин, Чичерин, Карахан, Литвинов, не падают с неба каждый день. Бармин пишет, что "почти все сотрудники Чичерина исчезли расстрелянныеили заключенные". Никто не знает, почему был расстрелян в самой глубокойтайне, прежде чем он был глупо оклеветан в процессе 21, Карахан. У него небыло недостатка в успехе среди женщин и, как пишет Бармин, "есть основаниядумать, что ему случилось задеть в этой области интересы генеральногосекретаря, который не забывает  и не прощает ничего". Это весьма вероятно.Политическая мстительность шла рука об руку с личной мстительностью инередко прикрывала последнюю. Еще в большей мере это относится к военному ведомству, где отборсовершался в огне гражданской войны, практический опыт которой дополнялсязатем годами серьезной теоретической работы. Люди; как Тухачевский, Егоров,Гамарник, Якир, Уборевич, Корк, Дыбенко, Путна, Алкснис и многие другиепредставляли в полном смысле слова мозг и сердце Красной армии. Бармин пишет: "Я видел Сталина, аплодирующего речи Тухачевского напоследнем съезде Советов в Большом кремлевском дворце. Когда Тухачевскийпоявился на трибуне, весь зал стоя встретил его бурей аплодисментов. Этаовация отличалась от других своей силой и искренностью". Сталин, несомненно,различил хорошо оттенок этой овации, отметил и припомнил Тухачевскому черезнесколько лет. В 1927 г. во время исключения оппозиции красный генерал Шмидт,прибывший в Москву с Украины, при встрече со Сталиным в Кремле наскочил нанего с издевательствами и даже сделал вид, что хочет вынуть из ножен своюкривую саблю, чтобы отрезать генеральному секретарю уши... Сталин, которыйвыслушал все, храня хладнокровие, но бледный и со стиснутыми губами,выслушав, как его называют негодяем, вспоминил, несомненно, десять летспустя об этой "террористической" угрозе. Дмитрий Шмидт исчез, обвиненный втерроризме. Бармину рассказал этот факт Виктор Серж. В 1927 году Микивай, старый товарищ Сталина по Кавказу, рассказывал мнео своей с ним беседе в Кремле. Микивай пытался убедить своего собеседника,что надо достигнуть какого-то соглашения с оппозицией, а иначе партия будетпереходить от од- ной конвульсии к другой. Сталин слушал молча, с явным неодобрением,ходил по комнате, затем, отойдя к противоположному углу, пошел молча наМикивая, как бы вытянувшись весь, приподнявшись на цыпочках и приподняв однуруку: "Их надо раздавить", -- сказал он глухим голосом. "Он был прямо-такистрашен", -- сказал Микивай. Сталин расстрелял четырех заместителей Ворошилова, его ближайшихсотрудников, его наиболее доверенных людей в ближайшие несколько лет. Какэто понять? Вероятно, Ворошилов вместе с ростом бюрократии и значением ееаппарата стал проявлять признаки независимости по отношению к Сталину.Весьма вероятно, что Ворошилова толкали люди, наиболее близкие к нему.Военный аппарат .весьма требователен и прожорлив и нелегко переноситограничения, налагаемые на него политиками, штатскими. Предвидя возможностьразвития прений и конфликта с могущественным военным аппаратом, Сталин решилсвоевременно поставить Ворошилова на место. Через ГПУ, т.е. Ежова, онподготовил петлю для ближайших сотрудников Ворошилова за его спиною и безего ведома и в последний момент поставил его перед необходимостью выбора.Ясно, что Ворошилов, предавший всех своих ближайших сотрудников и цветкомандного состава, представлял после этого деморализованную фигуру, неспособную больше сопротивляться Сталину. После расстрела его четырехзаместителей, фактических руководителей, вдохновителей Красной армии,авиации и флота, Ворошилов оказался безнадежно скомпрометирован во всехсколько-нибудь мыслящих элементах армии. По поводу расстрелянных генералов Красной армии Бармин пишет: "Яутверждаю с последней энергией, что эти люди, глубоко преданные советскомуотечеству, которые в течение долгих лет готовили Красную армию для ближайшихрешающих боев в Польше сперва, затем с Германией позже, были психологическине способны и практически невозможны (не в состоянии) совершитьпреступления, в которых их обвиняли. Креденты германофильства, заговора,связи с немецким фашизмом, выдачи военных секретов представляют бесчинство,которое обнаруживает лишь моральный уровень своих авторов". Никакого суда над лучшими полководцами Красной армии не было даже при закрытых дверях. Сталин расправился с ними в том жепорядке, как Гитлер в июне 1934 года расправился с Реммом и другими. Ужепосле расправы восемь других генералов (Буденный, Блюхер, Шапошников и др.)получили готовый текст приговора, под которым им приказано было подписаться.Цель  состояла в том, чтобы убив одних, скомпрометировать других. Это вполнев стиле Сталина. Приговор так называемого Верховного Суда ("Правда", 12 июня1937 г.) обвиняет генералов в том, что они "систематически доставляли...шпионские сведения" враждебному государству и "подготовляли в случаенападения на СССР, поражение Красной армии". На процессе в феврале 1938 г., т.е. через десять месяцев послерасстрела генералов, их судили попутно новым судом и, забыв отстранитьслишком фантастические обвинения в шпионаже, приписали подготовку военногозаговора. Генералы выступили на защиту Красной армии от деморализующихпроисков ГПУ. Они защищали интересы обороны. Был ли действительно военный заговор? Все зависит от того, что называютзаговором. Каждое недовольство, каждое сближение между собою недовольных,критика и рассуждение о том, что сделать, как приостановить пагубнуюполитику правительства, есть, с точки зрения Сталина, заговор.. И притоталитарном режиме, несомненно, всякая оппозиция является эмбриономзаговора. Как далеко, однако, зашли разговоры, соглашения, планы вождейКрасной армии? Все они или большинство сочувствовали правой оппозиции,поскольку недовольство крестьян находило в армии непосредственные отклики. В то время как сельское хозяйство составляло источник существованиятрех четвертей населения, фермеры получили в 1929 г., т.е. в лучшем изпослевоенных годов, всего одну восьмую национального дохода. Посколькунедовольство крестьянства насильственной коллективизацией находили в армиипрямой и непосредственный отголосок, разумеется, связь между вождями правойоппозиции, и вождями армии, хотя бы эта связь выражалась только вполитической симпатии, представляла для Сталина прямую и непосредственнуюопасность. Расхождение между военаначальниками и Кремлем, точнее, Сталиным,видимо, особенно обострилось в 1932-1938 гг, когда последствия насильственной коллективизации приняли особенно угрожающий характер. Только в писаниях Голенберга, бывшего офицера Красной армии,высказывается уверенность в том, что Тухачевский, Гамарник и другиедействительно участвовали в заговоре. Они в ниспровержении власти Сталинавидели, по словам Голенберга, единственную возможность спастиобороноспособность страны. Доказательства Голенберга крайне шатки, оносновывается скорее на психологических догадках, чем на каких-либообъективных фактах. Царское правительство арестовало во время войны военного министра пообвинению в государственной измене. Союзные дипломаты говорили Сазонову:сильное же у вас правительство, если оно решается во время войны арестоватьсобственного военного министра. На самом деле сильное правительствонаходилось накануне крушения. Советское правительство не только арестовало ирасстреляло фактического военного министра Тухачевского, но и истребило весьстарший командный состав армии, флота и авиации. При помощи услужливыхкорреспондентов печати Москва в течение ряда лет систематически обманываламировое общественное мнение. Услужливые журналисты считали, что из чистоксталинское правительство вышло более монолитным, чем когда-либо. Подготовляя в 1936 году массовую чистку, Сталин выдвинул идею новойконституции, самой демократической в мире. Господа Вальтер Дуранти, ЛуисФишер и им подобные не стеснялись в словословиях по поводу новой эрыдемократии. Грубая и бесстыдная шумиха вокруг конституции преследовала вкачест- • ве главной цели завоевать мировое демократическоеобщественное мнение и на этом фоне раздавить оппозицию, как агентуруфашизма. 7-го марта 1933 года, в то время как Франция жадно искала сближения сМосквой, французский "Тан" жаловался на то, что мир привык видеть Сталина в"троцкистком" освещении, т.е. несравненно хуже, чем он в действительности.Сейчас, после серии московских процессов и серии разоблачений, после союзаСталина с Гитлером и разгрома Польши, многие, вероятно, склонны признать,что "троцкистское" освещение было очень близко к действительности. Наряду с подготовкой самой демократической конституции шла сериябанкетов, где говорилось о счастливой жизни  и в течение которых Сталинснимался в кругу рабочих и работниц или со смеющимся ребенком на коленях."Очевидно, готовится что-то страшное", -- говорили люди, посвященные вкремлевскую механику. Во время профессиональной дискуссии из 300 учеников, воспитанниковвоенной академии, коммунистов, 13 голосовали за резолюцию Троцкого, 32 зарезолюцию Ленина и 250 за рабочую оппозицию. Эти цифры характерны не толькокак показатель глубокого недовольства внутри партии, но и той свободы,которая царила в ней. Вся военная академия состояла из красных офицеров,т.е. людей наиболее связанных с дисциплиной; и тем не менее подавляющеебольшинство из них голосовало и против военного комиссара, и противправительства, отнюдь не опасаясь того, что это голосование скажется на ихдальнейшей судьбе. Известного типа журналисты, московские корреспонденты, повторяют, чтоиз чистки Советский Союз вышел более монолитным, чем когда бы то ни было. Ополной монолитности эти господа говорили, впрочем, и до чистки. С другойстороны, ни один здравомыслящий человек не поверит, что важнейшиепредставители партии, советского аппарата, Красной армии, дипломатииоказались чужеродными иностранными агентами, а не выразителями внутреннегонедовольства. Чистка продиктована глубокой внутренней болезнью, и если онана время срезает ее симптомы, то через некоторое время болезньвозобновляется с удвоенной силой. % В самый критический момент Центральный Комитет постановил открытькампанию вербовки членов партии. Мысль была хорошая. Кто пришел к нам в тотмомент, когда мы открыто признавали, что коммунист может иметь больше шансовбыть расстрелянным и повешенным, чем сделать свою карьеру в  советскойадминистрации, те представляли известные гарантии искренности. Подготовляя будущие процессы, кремлевское правительство добивалосьсоздания трибунала против террористов при Лиге Наций. Цель состояла в том,чтобы убедить при помощи московских процессов, что я являюсь организаторомтеррористических процессов в СССР и добиться моей выдачи в руки ГПУ. 31марта 1938 г. я обратился в секретариат Лиги с письмом, в котором доказывал,что целый ряд убийств в разных странах Европы совершен агентурой ГПУ и чтоэта агентура непосредственно подчинена Сталину. "При помощи документов,свидетельских показаний и неопровержимых политических доводов я берусьдоказать то, в чем общественное мнение не сомневается давно, именно, чтоглавой этой преступной банды является Сталин, генеральный секретарьвсесоюзной коммунистической партии в СССР". В заключение я выражал надеждуна то, что Литвинов, столь горячо отстаивающий необходимость выдачитеррористов, не откажется приложить свое влияние к тому, чтобывышеозначенный Иосиф Сталин был доставлен в распоряжение трибунала ЛигиНаций. Не скрою от читателей, что инициатива моя не имела успеха. Впрочем, ивсе другие надежды, возлагавшиеся на Лигу Наций, оказались не болеесчастливыми. В результате серии московских процессов оказалось, что из девятичеловек, которые при жизни Ленина были в Политбюро, т.е. в верховномучреждении партии и государства, все за исключением Сталина и своевременноумершего Ленина, оказались агентами иностранных государств. Во главе Краснойармии стояли лишь изменники: Троцкий, Тухачевский, Егоров, Якир, Уборевич,Гамарник, Муралов, адмирал Орлов и пр. Важнейшие советские дипломаты:Раковский, Сокольников, Крестинский, Карахан, Юренев, Богомолов и другиеоказались врагами народа. Во главе промышленности, железных дорог и финансовстояли организаторы саботажа: Пятаков, Серебряков, Смирнов, Лифшиц, Гринькои другие. Во главе Коминтерна случайно оказались агенты фашизма: Зиновьев,Бухарин и Радек. По приказу Троцкого, отделенного тысячами километров, становилисьиностранными шпионами глава правительства Рыков и большинство народныхкомиссаров: Каменев, Рудзутак, Яковлев, Розенгольц, Чернов, Иванов, Осинскийи другие. Агентами империализма оказались все без исключения главы трех десятковсоветских республик, руководители ГПУ в течение последних 10 лет, наиболеевыдающиеся рабочие-революционеры, выдвинутые большевизмом за 35 лет(Томский, Евдокимов, Смирнов, Мрачковский), члены правительства РоссийскойСоветской Республики (все они состояли в заговоре против советской власти,когда она находилась в их руках). Наконец, Заведывание жизнью и здоровьемвождей правительства было поручено отравителям. Глава политической полицииЯгода, которой поручена была высшая охрана государства, оказалсяорганизатором всех преступлений. Под этой картиной нужно поставить подписьмастера: Иосиф Сталин.   ИЗ ЧЕРНОВЫХ НАБРОСКОВ, НЕ ВОШЕДШИХ В ОСНОВНОЙ ТЕКСТ На этом свидании, или на известной части его, присутствовал, кажется,т. Сталин. Помню, он сказал: "Т. Троцкий замечательно ведет руководство".Это было сказано с кривой улыбкой и как бы насилием над собою. Я посмотрелна него с удивлением и уловил не то удивленный, не то проверяющий взглядЛенина. Борьба против "троцкизма", открывшаяся в 1923 г., направлялась непротив "примиренчества", о чем давно уже не было и речи, а против концепциимеждународной пролетарской революции, причем термидорианцы повторяли нередкоте доводы, которые составляли в период первой революции достояние либералови меньшевиков. Нет ничего удивительного, если в этой борьбе Сталин нашелнадежную опору в бывших либералах, социалистах-революционерах и меньшевиках,переполнивших государственный, отчасти и партийный аппарат. Ссылаясь на подъем партийного движения на Западе под влиянием первыхуспехов революции в России, Ленин писал в 1906 г.: "Полная победа буржуазнойреволюции в России вызовет почти неминуемо (или, по крайней мере, по всейвероятности) ряд таких политических потрясений в Европе, которые будутсильнейшим толчком к социалистической революции". На вопрос: а как быть,если революция на Западе все же не наступит, Ленин вовсе не отвечалухешительными надеждами насчет незыблемости союза рабочих и крестьян,наоборот, он открыто заявлял: тогда реставрация неизбежна, ибо "другойгарантии нет и быть не может".   Каменев, как редактор сочинений, спрашивал меня: "Как быть? Многоострой полемики!!" Я ответил (по телефону): печатайте все, пусть молодыеучатся. Вот так... Он вздохнул с облегчением. Я понял, что он говорил попоручению Ленина.      Политика Сталина в китайской революции может быть объяснена только тем,что он проспал три русских революции. Роль Сталина в отношении германской,китайской и испанской революций была однозначна. Уже в 1905 году Сталинразрешал массам действовать только по призыву комитетов. К счастью, массы неспрашивали разрешения Сталина. В 1917 году он начал капитуляцию передлиберальной буржуазией и ее соглашательской агентурой. Ленин помешал емудовести эту политику до конца. Ленин мог помешать ему, потому что в этотпериод большевистская партия была организацией пролетарского авангарда, и ееаппарат, имевший зародыши, как все аппараты, консервативной тенденции,представлял все же лишь орудие партии, а не ее бесконтрольного владыку.Черты консервативного аппаратчика получили в дальнейшие годы чрезвычайноеразвитие, отвечающее развитию самого аппарата. Колебание и уклончивостьСталина, бывшие в  1905 и 1917 году, вытекали именно из того, что егоорганические тенденции находились в противоречии к тенденциям пролетарскогоавангарда и этот последний в лице Выборгского района делал ему серьезныепредостережения. В 1925 -- 1926 году, и в особенности в течение дальнейшегодесятилетия, соотношение сил и психология радикально переменились.Консервативные тенденции Сталина находились в полном соответствии сосновными тенденциями бюрократического аппарата. Его консерватизм нерисковал вызвать предостережение Выборгского района, ибо последний, как ивесь пролетарский авангард, был взят в тиски бюрократией. Тогда еще имя Народного фронта не было изобретено. Но позднейшиекомбинации под этим именем в Испании, во Франции и других странах ничем по существу не отличались отрусской коалиции 1917 г. Задача такого рода коалиций в основе своей всегдаодна и та же: подчинить либеральной буржуазии мелкобуржуазных социалистов и,через их посредство, рабочие массы. Политическое руководство буржуазии наднародом имело в известную историческую эпоху прогрессивное значение,поскольку вырывало угнетенные массы из "доисторического" прозябания и темподготовляло их будущую самостоятельность. Так было в революциях 17-го и18-го столетий. Но уже в русской революции 190S г. запоздалый либерализмиграл антиреволюционную роль и союз с ним рабочих организаций означал непробуждение масс к политической активности, а наоборот, ограничение ипринижение той политической самостоятельности, которую массы завоевывали подсоциалистическим руководством. Именно на этом основном вопросе: слиберализмом или против либерализма, за коалицию или против коалиции, занародный фронт или против народного фронта, и произошел окончательный расколмежду большевизмом и меньшевизмом. Но если политика блока с левой буржуазией категорически отвергаласьбольшевиками по отношению к отсталой России, еще не совершившей своейбуржуазной революции, то тем более преступной была эта политика по отношениюк старым буржуазным нациям, как Франция и Испания, давно исчерпавшимпрогрессивные тенденции буржуазии. Отказ большевиков нести хоть теньответственности за коалицию 1917 г. в России и участие секций Коминтерна внародных фронтах Франции и Испании двадцать лет спустя дает нам наиболееяркое выражение противоречия между политикой Ленина и политикой Сталина.      Кремль всегда утверждал, что так называемый Тройственный пакт противКоминтерна направлен в самом деле против Англии и Франции. ¹акоеистолкование нуж- но было для того, чтобы подчеркнуть, что западные демократии большенуждаются в союзе с Советским Союзом, чем этот последний в поддержкезападных демократий. Но несомненно, что и по существу Германия и Италияиспользовали до сих пор свой антикоминтерновский блок гораздо больше противЗапада, чем против Востока. Это совсем не значит, конечно, что завтранаправление агрессии не будет на Восток. Какие гарантии, однако, может дать берлинское правительство Москве?Таких гарантий нет и по существу быть не может. Формальные с Япониейсекретные обязательства котируются сейчас по очень низкой цене. Отсюдадвойственность политики Кремля. Он действует так, как если бы со стороныГермании и Японии ему не угрожало никакой опасности. Вернее, он делает вид,будто ему со стороны беспокойных и могущественных соседей не угрожаетникакой опасности. В то же время он ведет сложный и капризный флирт сзападными демократиями. Основная линия политики: соглашение с Гитлером иМикадо. Дополнительная линия политики -- застраховать себя при помощисоглашения с демократиями. А так как это соглашение можно прервать,разрушить неписаный, ненадежный договор с Гитлером и Микадо, то Москватянет, не доводит дело до конца, не заключает соглашения и в то же время непрерывает переговоров. Словом, Москва стремится показать, что, вопрекифранцузской пословице, дверь может быть и открыта, и закрыта. Если принять за чистую монету сообщение Ворошилова в марте этого года,то армия насчитывает сейчас в своих рядах вместе со всеми вспомогательнымивойсками около трех миллионов душ, из них половина -- члены коммунистическойпартии и Союза молодежи. Необходимых товаров не хватает, как в Германии, больше, чем в Германии.Цены непосильно высоки. Германия имеет все еще, разумеется, громадные технические, промышленныепреимущества над Советским Союзом. Но преимущества Советского Союза в сырьескомпенсируют преимущества германской техники. Германия не способна надолгую войну. Советские пространства исключают возможность решительного успеха в короткий срок.Таково главное стратегическое соображение Москвы.      В феврале 1940 г. газеты сообщали, что Сталин выехал  в Ленинград дляпразднования 22-летнего юбилея Красной армии. Это сообщение крайнепоучительно. К этому дню надеялись подготовить захват Выборга и придатьпразднованию особенно торжественный характер с участием Сталина. Если этогочисто парадного участия Сталина в событиях финляндской войны не произошло,то потому, что не удалось захватить Выборг своевременно, т. е. в указанныйюбилейный срок.

ТРИ КОНЦЕПЦИИ РУССКОЙ РЕВОЛЮЦИИ

Революция 1905 г. стала не только "генеральной репетицией" 1917 г., нои явилась лабораторией, в которой вырабатывались все основные группировкирусской политической мысли и оформились или наметились все течения и оттенкивнутри русского марксизма. В центре споров и разногласий стоял, ра-зумеется,вопрос об историческом характере русской революции и дальнейших путях ееразвития. Сама по себе эта борьба концепций и прогнозов не относитсянепосредственно к биографии Сталина, который не принимал в нейсамостоятельного участия. Немногие написанные им на эту темупропагандистские статьи не представляют ни малейшего теоретическогоинтереса. Десятки большевиков, державших перо в руках, популяризовали те жемысли, притом значительно лучше. Критическое изложение революционнойконцепции большевизма должно, естественно, войти в биографию Ленина. Однакотеории имеют свою судьбу. Если в период первой революции и позже, вплоть до1923 г., когда революционные доктрины вырабатывались и осуществлялись,Сталин не занимал никакой самостоятельной позиции, то с 1924 г. дело сразуменяется. Открывается эпоха бюрократической реакции и радикальногопересмотра прошлого. Фильм революции развертывается в обратном порядке.Старые доктрины подвергаются новой оценке или новому истолкованию.Совершенно неожиданно на первый взгляд в центре внимания становится при этомконцепция "перманентной революции" как первоисточник всех заблуждений"троцкизма". В течение ряда последующих лет критика этой концепциисоставляет главное содержание теоретической sit venio verbo -- работыСталина и его сотрудников. Можно сказать, что весь "сталинизм", взятый в теоретической плоскости, вырос из кри тики теории перманентной революции, как она была формули рована в 1905 г. Постольку изложение этой теории, в отличие от теорий меньшевиков и большевиков, не может не войти в эту книгу, хотя бы в виде приложения. Развитие России характеризуется прежде всего отсталостью. Историческаяотсталость не означает, однако, простое повторение развития передовых странс запозданием на сто или двести лет, а порождает совершенно новую,"комбинированную" социальную формацию, в которой новейшие завоеваниякапиталистической техники и структуры внедряются в отношения феодального идофеодального варварства, преобразуют и подчиняют их себе, создаваясвоеобразное соотношение классов. То же относится к области идей. Именновследствие своей исторической запоздалости, Россия оказалась единственнойевропейской страной, где марксизм как доктрина и социал-демократия какпартия получили мощное развитие еще до буржуазной революции. Естественно,если проблема соотношения между борьбой за демократию и борьбой за социализмподверглась наиболее глубокой теоретической разработке именно в России. Идеалистические демократы, главным образом народники, суеверноотказывались признать надвигающуюся революцию буржуазной. Они именовали ее"демократической", пытаясь нейтральной политической формулой замаскировать-- не только от других, но и от себя - ее социальное содержание. Однакоосновоположник русского марксизма, Плеханов, в борьбе против народничествапоказал еще в 80-х годах прошлого столетия, что Россия не имеет никакихоснований рассчитывать на привилегированные пути развития; что, подобно"профанным" нациям, она должна будет пройти через чистилище капитализма ичто именно на этом пути она завоюет политическую свободу, необходимуюпролетариату для дальнейшей борьбы за социализм. Плеханов не только отделялбуржуазную революцию как очередную задачу от социалистической революции,которая отодвигалась им в неопределенное будущее, но и рисовал для каждой изних совершенно отличную комбинацию сил. Политическую свободу пролетариатдобудет в союзе с либеральной буржуазией; через долгий ряд десятилетий, навысоком уровне капиталистического развития, пролетариат совершит социалисти- ческую революцию в прямой борьбе против буржуазии. "Русскому интеллигенту, -- писал, в свою очередь, Ленин в конце 1904г., -- всегда кажется, что признать нашу революцию буржуазной, значитобесцветить, принизить, опошлить ее... Для пролетария борьба за политическуюсвободу и демократическую республику в буржуазном обществе есть лишь один изнеобходимых этапов в борьбе за социальную революцию". "Марксисты безусловноубеждены, - писал он в 1905 г., - в буржуазном характере русской революции.Что это значит? Это значит, что те демократические преобразования... которыестали для России необходимостью, сами по себе не только не означают подрывакапитализма, подрыва господства буржуазии, а наоборот, они впервые очистятпочву настоящим образом для широкого и быстрого,  европейского, а неазиатского развития капитализма, они впервые сделают возможным господствобуржуазии как класса..." "Мы не можем выскочить из буржуазно-демократическихрамок русской революции, -- настаивает он, -- но мы можем в громадныхразмерах расширить эти рамки", т. е. создать в буржуазном обществе болееблагоприятные условия для дальнейшей борьбы пролетариата. В этих пределахЛенин следовал Плеханову. Буржуазный характер революции являлся исходнойпозицией обеих фракций российской социал-демократии. Вполне естественно в этих условиях, если Коба в своей пропаганде не шелдальше тех популярных формул, которые составляли общее достояние какбольшевиков, так и меньшевиков. "Учредительное собрание, избранное наначалах всеобщего равного прямого и тайного голосования, -- писал он вянваре 1905 г., -- вот за что мы должны бороться теперь! Только такоесобрание даст нам демократическую республику, крайне нужную нам в нашейборьбе за социализм". Буржуазная республика как арена длительной классовойборьбы во имя социалистической цели -- такова перспектива. В 1907 г., т. е.после бесчисленных дискуссий в заграничной и петербургской печати и послесерьезной проверки теоретических прогнозов на опыте первой революции, Сталинпишет: "Что наша революция буржуазна, что она должна кончиться разгромомкрепостных, а не капиталистических порядков, что она может увенчаться лишьдемократической республикой, -- в этом, кажется, все согласны в нашей   партии". Сталин говорит не о том, с чего революция начнется, а о том,чем она закончится, и он заранее и вполне категорически ограничивает ее"лишь демократической республикой". Тщетно искали бы мы в его тогдашнихписаниях хоть намека на перспективу социалистической революции в связи сдемократическим переворотом. Такою останется его позиция еще в началеФевральской революции 1917 г., вплоть до приезда Ленина в Петербург. Для Плеханова, Аксельрода и вообще вождей меньшевизма социологическаяхарактеристика революции как буржуазной имела прежде всего ту политическуюценность, что запрещала преждевременно дразнить буржуазию красным призракомсоциализма и "отталкивать" ее в лагерь реакции. "Общественные отношенияРоссии созрели только для буржуазной революции, -- говорил главный тактикменьшевизма, Аксельрод, на Объединительном съезде. -- При всеобщемполитическом бесправии у нас не может быть и речи о непосредственной битвепролетариата с другими классами за политическую власть... Он борется заусловия буржуазного развития. Объективные исторические условия обрекают нашпролетариат на неизбежное сотрудничество с буржуазией в борьбе против общеговрага". Содержание русской революции, тем самым, заранее ограничивалось темипреобразованиями, которые совместимы с интересами и взглядами либеральнойбуржуазии. Именно с этого пункта начиналось основное разногласие между двумяфракциями. Большевизм решительно отказывался признать, что русская буржуазияспособна довести до конца свою собственную революцию. С неизмеримо большейсилой и последовательностью, чем Плеханов, Ленин выдвинул аграрный вопроскак центральную проблему демократического переворота в России "Гвоздьрусской революции, -- повторял он, -- аграрный (земельный) вопрос. Опоражении или победе революции надо заключать... на основании учетаположения массы в борьбе за землю" Заодно с Плехановым Ленин рассматривалкрестьянство как мелкобуржуазный класс; крестьянскую земельную программу какпрограмму буржуазного прогресса. "Национализация -- мера буржуазная, --настаивал он на Объединительном съезде. -- Она даст толчок развитиюкапитализма, обострив классовую борьбу, усилив мобилизацию земли, прилив капитала вземледелие, понизив цены на хлеб". Несмотря на заведомо буржуазный характераграрной революции, русская буржуазия остается, однако, враждебнаэкспроприации помещичьего землевладения и именно поэтому стремится ккомпромиссу с монархией на основе конституции прусского образца.Плехановской идее союза пролетариата с либеральной буржуазией Ленинпротивопоставил идею союза пролетариата с крестьянством. Задачейреволюционного сотрудничества этих двух классов он провозгласил установление"демократической диктатуры" как единственного средства радикально очиститьРоссию от феодального хлама, создать свободное фермерство и проложить дорогуразвитию капитализма не по прусскому, а по американскому образцу. Победа революции, писал он, может быть завершена "только диктатурой,потому что осуществление преобразований, немедленно и непременно нужных дляпролетариата и крестьянства, вызовет отчаянное сопротивление и помещиков, икрупных буржуа, и царизма. Без диктатуры сломить это сопротивление, отразитьконтрреволюционные попытки невозможно. Но это будет, разумеется, несоциалистическая, а демократическая диктатура. Она не сможет затронуть (безцелого ряда промежуточных ступеней революционного развития) основкапитализма. Она сможет, в лучшем случае, внести коренное перераспределениеземельной собственности в пользу крестьянства, провести последовательный иполный демократизм вплоть до республики, вырвать с корнем все азиатские,кабальные черты не только из деревенского, но и из фабричного быта, положитьначало серьезному улучшению положения рабочих и повышению их жизненногоуровня; наконец, last but not least, перенести революционный пожар наЕвропу". Концепция Ленина представляла огромный шаг вперед, поскольку исходилане из конституционных реформ, а из аграрного переворота как центральнойзадачи революции и указывала единственно реальную комбинацию социальных силдля его совершения. Слабым пунктом концепции Ленина было, однако, внутреннепротиворечивое понятие "демократической диктатуры пролетариата икрестьянства". Ленин сам подчеркивал основное ограничение этой "диктатуры",когда открыто называл ее буржуазной. Он хотел этим сказать, что во имя сохранения союза скрестьянством, пролетариат вынужден будет в ближайшую революцию отказатьсяот непосредственной постановки социалистических задач. Но это и означало бы,что пролетариат отказывался от своей диктатуры. По существу, дело шло,следовательно, о диктатуре крестьянства, хотя и при участии рабочих. Внекоторых случаях Ленин так именно и говорил, например, на Стокгольмскомсъезде, где он возражал Плеханову, востававшему против "утопии" захватавласти: "О какой программе идет речь? Об аграрной. Кто предполагается в этойпрограмме захватывающим власть? Революционное крестьянство. Смешивает лиЛенин власть пролетариата с этим крестьянством?" "Нет, -- говорит он о самомсебе, -Ленин резко различает социалистическую власть пролетариата отбуржуазно-демократической власти крестьянства". "Да как же возможна, --восклицает он снова, -- победоносная крестьянская революция без захватавласти революционным крестьянством?" В этой полемической формулировке Ленинособо отчетливо обнаруживает уязвимость своей позиции. Крестьянство разбросано на поверхности огромной страны, узловымипунктами которой являются, города. Само крестьянство неспособно дажеформулировать свои интересы, так как в каждой области они представляютсяпо-разному. Экономическая связь между провинциями создается рынком ижелезными дорогами; но и рынок, и железные дороги в руках города. Пытаясьвырваться из деревенской ограниченности и обобщить свои интересы,крестьянство неминуемо попадает в политическую зависимость от города.Наконец, крестьянство неоднородно и в социальном отношении: кулацкий слой,естественно, стремится увлечь его на союз с городской буржуазией; низыдеревни тянут, наоборот, в сторону городских рабочих. При этих условияхкрестьянство как крестьянство совершенно неспособно овладеть властью. Правда, в старом Китае революции ставили у власти крестьянство, точнее,военных вождей крестьянского восстания. Это приводило каждый раз к переделуземли и учреждению новой "крестьянской" династии, после чего историяначиналась сначала: новое сосредоточение земель, новая аристократия, новоеростовщичество, новое восстание. Пока революция сохраняет свой чисто крестьянский характер, общество не выходит из этихбезнадежных круговоротов. Такова основа старой азиатской, в том числе истарой русской истории. В Европе, начиная с исхода средних веков, каждоепобедоносное крестьянское восстание ставило у власти не крестьянскоеправительство, а левую бюргерскую партию. Точнее сказать, крестьянскоевосстание оказывалось победоносным ровно в той мере, в какой ему удавалосьупрочить позиции революционной части городского населения. В буржуазнойРоссии XX века не могло больше быть и речи о захвате власти революционнымкрестьянством. Отношение к либеральной буржуазии являлось, как сказано, оселком приразмежевании между революционерами и оппортунистами в средесоциал-демократов. Как далеко может зайти русская революция, какой характерпримет будущее Временное революционное правительство, какие задачи и в какойочереди перед ним встанут, -- эти вопросы при всей их важности могли бытьправильно поставлены только в зависимости от основного характера политикипролетариата, а этот характер определялся прежде всего отношением клиберальной буржуазии. Плеханов явно и упорно закрывал глаза на основнойвывод политической истории XIX века: где пролетариат выступает каксамостоятельная сила, там буржуазия передвигается в лагерь контрреволюции.Чем смелее борьба масс, тем быстрее реакционное перерождение либерализма.Никто еще не выдумал средства, чтоб парализовать действие закона классовойборьбы. "Нам надо дорожить поддержкой непролетарских партий, -- повторялПлеханов в годы первой революции, -- а не отталкивать их от нас бестактнымивыходками". Монотонными нравоучениями такого рода философ марксизмапоказывал, что живая динамика общества оставалась недоступной ему."Бестактностями" можно оттолкнуть отдельного чувствительного интеллигента.Классы и партии притягиваются или отталкиваются социальными интересами."Можно с уверенностью сказать, -- возражал Плеханову Ленин, -- чтолибералы-помещики простят вам миллионы "бестактностей", но не простятпризывов к отобранию земли". И не только помещики: верхи буржуазии,связанные с землевладельцами единством собственнических интересов и, болееузко, системой банков; верхи мелкой буржуазии и интеллигенции, материально и морально зависящие от крупных и среднихсобственников, все они боятся независимого движения масс. Между тем, длянизвержения царизма нужно было поднять десятки и десятки миллионовугнетенных на героический, самоотверженный, беззаветный, ни перед чем неостанавливающийся революционный штурм. Подняться на восстание массы моглитолько под знаменем своих собственных интересов, следовательно, в духенепримиримой вражды против эксплуататорских классов, начиная с помещиков."Отталкивание" оппозиционной буржуазии от революционных рабочих и крестьянявлялось поэтому имманентным законом самой революции и не могло бытьизбегнуто при помощи дипломатии и "такта". Каждый новый месяц подтверждал ленинскую оценку либерализма. Вопрекилучшим надеждам меньшевиков, кадеты не только не собирались встать во главе"буржуазной" революции, но, наоборот, свою историческую миссию все большенаходили в борьбе с нею. После разгрома Декабрьского восстания либералы,занявшие благодаря эфемерной Думе политическую авансцену, изо всех силстремились оправдаться перед монархией в своем недостаточно активномконтрреволюционном поведении осенью 1905 г., когда опасность угрожала самымсвященным устоям "культуры". Вождь либералов, Милюков, ведший закулисныепереговоры с Зимним дворцом, вполне правильно доказывал в печати, что вконце 1905 г. кадеты не  могли даже показаться перед лицом масс. "Те, ктоупрекают теперь (кадетскую) партию, -- писал он, -- что она не протестовалатогда же путем устройства митингов против революционных иллюзий троцкизма...просто не понимают или не помнят тогдашнего настроения собиравшейся намитинги демократической публики". Под "иллюзиями троцкизма" либеральныйлидер понимал самостоятельную политику пролетариата, которая притягивала кСоветам сочувствие городских низов, солдат, крестьян, всех угнетенных и, темсамым, отталкивала "образованное" общество. Эволюция меньшевиковразвертывалась по параллельной линии. Им приходилось все чаще оправдыватьсяперед либералами в том, что после октября 1905 г. они оказались в блоке сТроцким. Объяснения Мартова, талантливого публициста меньшевиков, сводилиськ тому, что приходилось делать уступки "революционным иллюзиям" масс. В Тифлисе политические группировки складывались на той жепринципиальной основе, что и в Петербурге. "Сломить реакцию, -- писал вождькавказских меньшевиков Жордания, -- отвоевать и провести конституцию --будет зависеть от сознательного объединения и направления к единой цели силпролетариата и буржуазии... Правда, в движение будет вовлечено крестьянство,которое придаст ему стихийный характер, но решающую роль все-таки будутиметь эти два класса, и крестьянское движение будет лить воду на ихмельницу". Ленин издевался над страхами Жордания перед тем, что непримиримаяполитика по отношению к буржуазии может обречь рабочих на бессилие. Жордания"обсуждает вопрос о возможной изолированности пролетариата в демократическомперевороте и забывает... о крестьянстве! Из возможных союзников пролетариатаон знает и облюбовывает земцев-помещиков и не знает крестьян. И это наКавказе!" Правильное по существу возражение Ленина в одном пункте упрощаловопрос. Жордания не "забывал" о крестьянстве и, как видно из намека самогоЛенина, никак не мог забыть о нем на Кавказе, где оно бурно поднималосьтогда под знаменем меньшевиков. Жордания видел, однако, в крестьянстве нестолько политического союзника, сколько исторический таран, которым может идолжна воспользоваться буржуазия в союзе с пролетариатом. Он не верил тому,что крестьянство способно стать руководящей или хотя бы самостоятельнойсилой революции, и в этом он не был неправ; но он не верил также и тому, чтопролетариат способен в качестве вождя обеспечить победу крестьянскоговосстания, и в этом была его роковая ошибка.  Меньшевистская идея союзапролетариата с буржуазией означала фактически подчинение либералам какрабочих, так и крестьян. Реакционный утопизм этой программы определялся тем,что далеко зашедшее расчленение классов заранее парализовало буржуазию какреволюционный фактор. В этом основном вопросе правота была целиком настороне большевизма: погоня за союзом с либеральной буржуазией должна быланеминуемо противопоставить социал-демократию революционному движению рабочихи крестьян. В 1905 г. у меньшевиков еще не хватало мужества сделать всенеобходимые выводы из своей теории "буржуазной" революции. В 1917 г. онидовели свои идеи до конца и разбили себе голову. В вопросе об отношении к либералам Сталин встал в годы первой революциина сторону Ленина. Нужно сказать, что в тот период даже большинство рядовыхменьшевиков, когда дело шло об оппозиционной буржуазии, оказывалось ближе кЛенину, чем к Плеханову. Презрительное отношение к либералам составлялолитературную традицию интеллигентского радикализма. Было бы, однако,напрасным трудом искать у Кобы самостоятельного вклада в этот вопрос,анализа кавказских социальных отношений, новых аргументов или хотя бы новойформулировки старых аргументов. Лидер кавказских меньшевиков, Жордания, былнесравненно самостоятельнее по отношению к Плеханову, чем Сталин -- поотношению к Ленину. "Тщетно стараются господа либералы, -- писал Коба после9-го января, -- спасти обрушивающийся трон царя. Тщетно протягивают  царюруку помощи!.. Волнующиеся народные массы готовятся к революции, а не кпримиренчеству с царем... Да, господа, тщетны ваши старания! Русскаяреволюция неизбежна, и так же она неизбежна, как неизбежен восход солнца!" ит. д. Выше этого Коба не поднимался. Через два с половиной года он писал,почти дословно повторяя Ленина: "Русская либеральная буржуазияантиреволюционна, она не может быть ни двигателем, ни тем более вождемреволюции, она является заклятым врагом революции, и с нею надо вестиупорную борьбу". Однако именно в этом основном вопросе Сталин проделал заследующие десять лет полную метаморфозу, так что Февральскую революцию 1917г. он встретил уже как сторонник блока с либеральной буржуазией и, всоответствии с этим, как глашатай объединения с меньшевиками в одну партию.Только прибывший из-за границы Ленин круто оборвал самостоятельную политикуСталина, которую он назвал издевательством над марксизмом. Все необходимоеоб этом сказано в основном тексте книги. Народники видели в рабочих и крестьянах просто "трудящихся" и"эксплуатируемых", одинаково заинтересованных в социализме. Марксистысчитали крестьянина мелким буржуа, который лишь в той мере способен статьсоциалистом, в какой, материально или духовно, перестает быть крестьянином.Со свойственной им сентиментальностью народники усматривали в этойсоциологической характеристике нравственное оскорбление крестьянства. Поэтой линии шла в течение двух поколений главная борьба между революционными направлениями России. Для пониманиядальнейших споров между сталинизмом и троцкизмом нужно еще раз подчеркнуть,что в согласии со всей марксистской традицией Ленин ни на минуту не видел вкрестьянстве социалистического союзника пролетариата; наоборот,невозможность социалистической революции в России он выводил именно изогромного преобладания крестьянства. Мысль эта проходит через все егостатьи, прямо или косвенно затрагивающие аграрный вопрос. "Мы поддерживаем крестьянское движение, -- писал Ленин в сентябре 1905г., -- поскольку оно является революционо-демо-кратическим. Мы готовимся(сейчас же, немедленно готовимся) к борьбе с ним, поскольку оно выступит какреакционное, проти-вопролетарское. Вся суть марксизма в этой двоякой задаче.." Ленин видел социалистического союзника в западном пролетариате, отчасти вполупролетарских элементах русской деревни, но никак не в крестьянстве кактаковом. "Мы сначала поддерживаем до конца, всеми мерами, до конфискации, --повторял он со свойственной ему настойчивостью, -- крестьянина вообще противпомещика, а потом (и даже не потом, а в то же самое время) мы поддерживаемпролетариат против крестьянина вообще".   "Крестьянство победит в буржуазно-демократической революции, -- пишетон в марте 1906 г., -- и этим исчерпает свою революционность каккрестьянство окончательно. Пролетариат победит в буржуазно-демократическойреволюции и этим только и развернет настоящим образом свою истинную,социалистическую революционность". "Движение крестьянства, -- повторяет он вмае того же года, -- есть движение другого класса; это борьба не противоснов капитализма, а за очищение их от всех остатков крепостничества". Этотвзгляд можно проследить у Ленина из статьи в статью, из года в год, из томав том. Варьируют выражения и примеры, неизменной остается основная мысль.Иначе и быть не могло. Если б Ленин видел в крестьянстве социалистическогосоюзника, у него не было бы ни малейшего основания настаивать на буржуазномхарактере революции и ограничивать "диктатуру пролетариата и крестьянства"чисто демократическими задачами. В тех случаях, когда Ленин обвинял автораэтой книги в "недооценке" крестьянства, он имел в виду отнюдь не моенепризнание социалистических тен- денций крестьянства, а, наоборот, недостаточное, на взгляд Ленина,признание буржуазно-демократической самостоятельности крестьянства, егоспособности создать свою власть и воспрепятствовать этим установлениюсоциалистической диктатуры пролетариата. Переоценка ценностей в этом вопросе открылась только в годытермидорианской реакции, начало которой совпадало приблизительно с болезньюи смертью Ленина. Отныне союз русских рабочих и крестьян был объявлен сам посебе достаточной гарантией против опасностей реставрации и незыблемымзалогом осуществления социализма в границах Советского Союза. Заменив теориюмеждународной революции теорией социализма в отдельной стране, Сталин началименовать марксистскую оценку крестьянства не иначе, как "троцкизмом",притом не только по отношению к настоящему, но и ко всему прошлому. Можно, разумеется, поставить вопрос, не оказался ли классическиймарксистский взгляд на крестьянство ошибочным. Эта тема далеко вывела бы насза пределы настоящей справки. Здесь достаточно будет сказать, что марксизмникогда не придавал оценке крестьянства как несоциалистического классаабсолютного и неподвижного характера. Еще Маркс говорил, что у крестьянинаесть не только предрассудок, но и рассудок. В изменившихся условиях меняетсяприрода самого крестьянства. Режим диктатуры пролетариата открыл оченьширокие возможности воздействия на крестьянство и перевоспитаниякрестьянства. Предела этих возможностей история еще не измерила до конца.Тем не менее, ясно уже и теперь, что возрастающая роль государственногопринуждения в СССР не опровергла, а подтвердила в основном тот взгляд накрестьянство, который отличал русских марксистов от народников. Как бы,однако, ни обстояло дело в этом отношении теперь, после двадцати лет новогорежима, остается несомненным, что до Октябрьской революции, вернее до 1924года, никто в марксистском лагере, и меньше всего Ленин, не видел вкрестьянстве социалистический фактор развития. Без помощи пролетарскойреволюции на Западе, повторял он, реставрация в России неизбежна. Он неошибся: сталинская бюрократия и есть не что иное, как первый этап буржуазнойреставрации. Выше изложены исходные позиции двух основных фракций русской социал-демократии. Но рядом с ними уже на заре первой революциибыла формулирована третья позиция, которая почти не встретила признания в тегоды, но которую мы обязаны изложить здесь с необходимой полнотой -- нетолько потому, что она нашла свое подтверждение в событиях 1917 г., ноособенно потому, что через семь лет после переворота она, будучи опрокинутана голову, начала играть совершенно непредвиденную роль в политическойэволюции Сталина и всей советской бюрократии. В начале 1905 г. вышла в Женеве брошюра Троцкого, анализировавшаяполитическую обстановку, как она сложилась к зиме 1904 г. Автор приходил квыводу, что самостоятельная кампания либеральных петиций и банкетовисчерпала свои возможности; что радикальная интеллигенция, перенесшая своинадежды на либералов, попала в тупик вместе с ними; что крестьянскоедвижение создает благоприятные условия для победы, но не способно обеспечитьее; что решение может принести только вооруженное восстание пролетариата;что ближайшим этапом на этом пути должна явиться всеобщая стачка. Брошюраназывалась "До 9-го января", так как была написана до Кровавого воскресеньяв Петербурге. Открывшаяся с этого дня могущественная стачечная волна сдополнявшими ее первыми вооруженными столкновениями дала недвусмысленноеподтверждение стратегическому прогнозу брошюры. Предисловие к моей работе было написано Парвусом, русским эмигрантом,успевшим уже стать к тому времени видным немецким писателем. Парвус былнезаурядной творческой личностью, способной заражаться идеями других, как иобогащать других своими идеями. Ему не хватало внутреннего равновесия итрудолюбия, чтоб внести в рабочее движение вклад, достойный его талантов какмыслителя и писателя. На мое личное развитие он оказал несомненное влияние,особенно в отношении социаль-но-революционного понимания нашей эпохи. Занесколько лет до нашей первой встречи Парвус страстно отстаивал идеювсеобщей стачки в Германии; но страна проходила через длительныйпромышленный расцвет, социал-демократия приспособлялась к режимуГогенцоллерна, революционная пропаганда иностранца не встречала ничего,кроме иронического равнодушия. Ознакомившись на второй день после кровавыхсобытий в Петербурге с моей брошюрой в рукописи, Парвус был захвачен мыслью о тойисключительной роли, какую призван сыграть пролетариат, отсталой России.Несколько дней, проведенных совместно в Мюнхене, были заполнены беседами,которые нам обоим уяснили многое и лично сблизили нас. Предисловие, котороеПарвус тогда же написал к брошюре, прочно вошло в историю русской революции.На нескольких страницах он осветил те социальные особенности запоздалойРоссии, которые были, правда, известны и раньше, но из которых никто до негоне сделал всех необходимых выводов. "Политический радикализм в Западной Европе, -- писал Парвус, -- какизвестно, опирался преимущественно на мелкую буржуазию. Это былиремесленники и вообще вся та часть буржуазии, которая была подхваченаиндустриальным развитием, но в то же время оттерта классом капиталистов... ВРоссии в докапиталистический период города развивались более по китайскому,чем по европейскому образцу. Это были административные центры, носившиечисто чиновничий характер, без малейшего политического значения, а вэкономическом отношении -- торговые базары для окружающей их помещичьей икрестьянской среды. Развитие их было еще очень незначительно, когда оно былоприостановлено капиталистическим процессом, который стал создавать большиегорода на свой образец,  т. е. фабричные города и центры мировой торговли...То, что помешало развитию мелкобуржуазной демократии, послужило на пользуклассовой сознательности пролетариата в России: слабое развитие ремесленнойформы производства. Он сразу оказался сконцентрированным на фабриках..." "Крестьяне все большими массами будут вовлечены в движение. Но онитолько в состоянии увеличить политическую анархию в стране и таким образомослабить правительство; они не могут составить сомкнутой революционнойармии. С развитием революции поэтому все большая часть политической работывыпадает на долю пролетариата. Заодно с этим расширяется его политическоесамосознание, разрастается его политическая энергия..." "Перед социал-демократией будет стоять дилемма: либо взять на себяответственность за временное правительство, либо стать в стороне от рабочегодвижения. Рабочие будут считать это правительство своим, как бы ни держала себя социал-демократия...Революционный переворот в России   могут совершить только рабочие.Революционное временное правительство в России будет правительством рабочейдемократии. Если социал-демократия будет во главе революционного движениярусского пролетариата, то это правительство будет социал-демократическим..." "Социал-демократическое временное правительство не может совершить вРоссии социалистического переворота, но уже самый процесс ликвидациисамодержавия и установления демократической республики даст ему благодарнуюпочву политической работы". В разгар революционных событий, осенью 1905 г., мы снова встретились сПарвусом на этот раз в Петербурге. Сохраняя организационную независимость отобеих фракций, мы совместно с ним редактировали массовую рабочую газету"Русское*сло-во" и в коалиции с меньшевиками -- большую политическую газету"Начало". Теория перманентной революции связывалась обычно с именами Парвусаи Троцкого. Это было верно только отчасти. Период революционной кульминацииПарвуса приходился на конец прошлого столетия, когда он шел во главе борьбыпротив так называемого "ревизионизма", т. е. оппортунистического искажениятеории Маркса. Неудача попыток толкнуть германскую социал-демократию на путьболее решительной политики подорвала его оптимизм. К перспективамсоциалистической революции на Западе Парвус стал относиться все болеесдержанно. Он считал в то же время, что "социал-демократическое временноеправительство не может совершить в России социалистического переворота". Егопрогноз намечал поэтому не превращение демократической революции всоциалистическую, а лишь установление в России режима рабочей демократии потипу Австралии, где на фермерской основе возникло впервые рабочееправительство, не выходившее за пределы буржуазного режима. Этого вывода я не разделял. Австралийская демократия, органическивыросшая на девственной почве нового континента, сразу принялаконсервативный характер и подчинила себе молодой, но достаточнопривилегированный пролетариат. Русская демократия, наоборот, моглавозникнуть только в результате грандиозного революционного переворота, динамика которого ни в какомслучае не позволила бы рабочему правительству удержаться в рамках буржуазнойдемократии. Начавшись вскоре после революции 1905 г., наши расхожденияпривели к полно- % му разрыву в начале войны, когда Парвус, в которомскептик окончательно убил революционера, оказался на стороне германскогоимпериализма, а позже стал советником и вдохновителем первого президентагерманской республики Эберта. Начиная с брошюры "До 9-го января", я неоднократно возвращался кразвитию и обоснованию теории перманентной революции. Ввиду значения,которое она приобрела впоследствии в идейной эволюции героя этой биографии,ее необходимо представить здесь в виде точных цитат из моих работ 1905--06г.г. "Ядром населения в современном городе, по крайней мере в городе,имеющем хозяйственно-политическое значение, является резкодифференцировавшийся класс наемного труда. Именно этому классу, еще, всущности, неизвестному Великой Французской революции, суждено сыгратьрешающую роль... В стране, экономически более отсталой, пролетариат можетоказаться у власти раньше, чем в стране капиталистически передовой.Представление о какой-то автоматической зависимости пролетарской диктатурыот технических сил и средств страны представляет собою предрассудокупрощенного до крайности "эко-номического" материализма. С марксизмом такойвзгляд не имеет ничего общего... Несмотря на то, что производительные силыиндустрии Соединенных Штатов в десять раз выше, чем у нас, политическая рольрусского пролетариата, его влияние на мировую политику несравненно выше, чемроль и значение американского пролетариата..." "Русская революция создает, на наш взгляд, такие условия, при которыхвласть может (при победе должна ) перейти в руки пролетариата, прежде чемполитики буржуазного либерализма получат возможность в полном видеразвернуть свой государственный гений... Русская буржуазия сдаетпролетариату все революционные позиции. Ей придется сдать и революционнуюгегемонию над крестьянством. Пролетариат у власти предстанет предкрестьянством как класс освободитель... Пролетариат, опираясь накрестьянство, приведет в движение все силы для повышения культурного уровнядеревни и развития в крестьянстве политического сознания..." "Но, может быть, само крестьянство оттеснит пролетариат и займет егоместо? Это невозможно. Весь исторический опыт протестует против этогопредположения. Он показывает, что крестьянство совершенно неспособно ксамостоятельной политической роли... Из сказанного ясно, как мы смотрим наидею "диктатуры пролетариата и крестьянства". Суть не в том, считаем ли мыее принципиально допустимой, "хотим" ли мы или "не хотим" такой формыполитической кооперации. Но мы считаем ее неосуществимой -- по крайней мере,в прямом и непосредственном смысле..." Уже сказанное показывает, насколько неправильно утверждение, будтоизлагаемая здесь концепция "перепрыгивала через буржуазную революцию", какповторялось позже без конца. "Борьба за демократическое обновление России...-- писал я тогда же, -- целиком выросла из капитализма, ведется силами,сложившимися на основе капитализма и непосредственно в первую очередьнаправлена против феодально-крепостнических помех, стоящих на пути развитиякапиталистического общества". Вопрос состоял, однако, в том, какие силы икакими методами способны сбросить эти помехи. "Можно ограничивать рамки всехвопросов революции утверждением, что наша революция буржуазна по своимобъективным - целям и, значит, по своим неизбежным результатам, и можно приэтом закрывать глаза на тот факт, что главным деятелем этой буржуазнойреволюции является пролетариат, который всем ходом революции толкается квласти .. Можно успокаивать себя тем, что социальные условия России еще несозрели для социалистического хозяйства, и можно при этом не задумыватьсянад тем, что став у власти, пролетариат неизбежно, всей логикой своегоположения, будет толкаться к ведению хозяйства за государственный счет...Вступая в правительство не как бессильные заложники, а как руководящая сила,представители пролетариата тем самым разрушают грань между минимальной имаксимальной программой, т.е. ставят коллективизм в порядок дня. На какомпункте пролетариат будет остановлен в этом направлении, это зависит отсоотношения сил, но никак не от первоначальных намерений партиипролетариата..." "Но уже сейчас можно поставить перед собой вопрос: должна ли неизбежно диктатура пролетариата разбиться о рамки буржуазнойреволюции или же на данных мировых исторических основаниях она может открытьпред собой перспективу победы, разбив эти ограниченные рамки?.. Можно односказать с уверенностью: без прямой государственной поддержки европейскогопролетариата рабочий класс России не сможет удержаться у власти и превратитьсвое временное господство в длительную социалистическую диктатуру..." Отсюдаотнюдь не вытекает, однако, пессимистический прогноз: "политическоераскрепощение, руководимое рабочим классом России, поднимает руководителя нанебывалую в истории высоту, передает в его руки колоссальные силы и средстваи делает его инициатором мировой ликвидации капитализма, для которой историясоздала все объективные предпосылки..." Относительно того, в какой мере международная социал-демократияокажется способной выполнить свою революционную задачу, я писал в 1906 г.:"Европейские социалистические партии -- и в первую голову наиболее могучаяиз них, германская -- выработали свой консерватизм, который тем сильнее, чембольшие массы захватывает социализм и чем выше организованность и дисциплинаэтих масс. В силу этого социал-демократия как организация, воплощающаяполитический опыт пролетариата, может стать в известный моментнепосредственным препятствием на пути открытого столкновения рабочих сбуржуазной реакцией..." Я заканчивал, однако, свой анализ выражениемуверенности в том, что "восточная революция заражает западный пролетариатреволюционным идеализмом и рождает в нем желание заговорить с врагом"по-русски". Резюмируем. Народничество вслед за славянофильством исходило из иллюзиио совершенно самобытных путях развития России, минуя капитализм и буржуазнуюреспублику Марксизм Плеханова сосредоточился на доказательствепринципиального тождества исторических путей России и Запада. Выросшаяотсюда программа игнорировала вполне реальные, отнюдь не мистическиеособенности социальной структуры и революционного развития РоссииМеньшевистский взгляд на революцию, очищенный от эпизодических наслоений ииндивидуальных отклонений, сердился к следующему: победа русской буржуазной революции мыслима лишь под руководством либеральной буржуазии и должнапередать власть этой последней. Демократический режим позволит затемрусскому пролетариату с несравненно большим успехом, чем раньше, догонятьсвоих старших западных братьев на пути борьбы за социализм. Перспектива Ленина может быть кратко выражена в следующих словах:запоздалая русская буржуазия неспособна довести свою собственную революциюдо конца! Полная победа революции через посредство "демократическойдиктатуры пролетариата и крестьянства" очистит страну от средневековья,придаст американские темпы развитию русского капитализма, укрепитпролетариат в городе и деревне и откроет широкие возможности борьбы засоциализм. С другой стороны, победа русской революции даст могущественныйтолчок социалистической революции на Западе, а эта последняя не толькооградит Россию от опасностей реставрации, но и позволит русскомупролетариату в сравнительно короткий исторический срок притти к завоеваниювласти. Перспектива перманентной революции может быть резюмирована следующимобразом: полная победа демократической революции в России мыслима не иначе,как в форме диктатуры пролетариата, опирающегося на крестьянство. Диктатурапролетариата,  которая неминуемо поставит в порядок дня не толькодемократические, но и социалистические задачи, даст в то же времямогущественный толчок международной социалистической революции. Толькопобеда пролетариата на Западе оградит Россию от буржуазной реставрации иобеспечит ей возможность довести социалистическое строительство до конца. В этой сжатой формулировке одинаково отчетливо выступают и однородностьобеих последних концепций в их непримиримом противоречии слиберально-меньшевистской перспективой, и их крайне существенное отличиедруг от друга в вопросе о социальном характере и задачах той "диктатуры",которая должна вырасти из революции. Нередкое в писаниях нынешних московскихтеоретиков возражение, что программа диктатуры пролетариата была"преждевременной" в 1905 г., лишено содержания. В эмпирическом смысле стольже "преждевременной" оказалась и программа демократической диктатурыпролетариата и крестьянства. Неблагоприятное соотношение сил в эпоху первой революции делало невозможной не диктатуру пролетариата кактаковую, а победу революции вообще. Между тем, все революционные теченияисходили из надежды на полную победу; без такой надежды была бы невозможнабеззаветная революционная борьба. Разногласия касались общей перспективыреволюции и вытекавшей отсюда стратегии. Перспектива меньшевизма была вкорне ложна: она указывала пролетариату совсем не ту дорогу. Перспективабольшевизма была не полна: она неправильно характеризовала ее этапы.Недостаточность перспективы большевизма не раскрылась в 1905 г. толькопотому, что сама революция не получила дальнейшего развития. Зато в начале1917 г. Ленину пришлось в прямой борьбе со старыми кадрами партии менятьперспективу. Политический прогноз не может претендовать на точностьастрономического; достаточно и того, если он правильно намечает общую линиюразвития и помогает ориентироваться в реальном ходе событий, которыйнеизбежно отклоняет основную линию вправо и влево. В этом смысле невозможноне видеть, что концепция перманентной революции полностью выдержалаисторическое испытание. В первые годы советского режима этого никто неотрицал; наоборот, факт этот нашел признание в ряде официальных изданий. Нокогда на успокоившихся и остывших верхах советского общества открыласьбюрократическая реакция против Октября, она с самого начала направиласьпротив той теории, которая  полнее всего отразила первую пролетарскуюреволюцию и вместе с тем открыто обнаруживала ее незавершенный,ограниченный, частичный характер. Так, путем отталкивания возникла теориясоциализма в отдельной стране, основной догмат сталинизма.

Письмо

Ч. Маламут - Кэнфилду (американскому издателю книги "Сталин") 30 января 1939 г. Дорогой господин Кэнфилд! Мне передали из Мексики пару слов по вопросу, который, я думаю,касается и Вас. Соответственно, передаю Вам эту информацию. Речь идет,во-первых, о ГПУ и его интригах против господина Троцкого, из чего следует,что все мы должны соблюдать "величайшую осторожность с тем, чтобы к ГПУ непросочились даже намеки о ходе работы". Это, конечно же, означает ( я, покрайней мере, понимаю это именно так), что на данном этапе игры не должнобыть никаких разговоров и обсуждений даже с самыми близкими друзьями исамыми доверенными лицами вопроса о том, сколько глав рукописи закончено икто ее переводчик, равно как и прочих вполне безобидных вопросов. Я знаю,что Вы держите рукопись в сейфе. Но, как Вы понимаете, в моей квартире сейфанет. Таким образом, безопасность рукописи, находящейся у меня,обеспечивается неосведомленностью ГПУ о том, что я работаю над рукописью.Как только они узнают об этом, они могут найти способ вломиться в моюквартиру и украсть рукопись. Далее в информации из Мексики сообщается . "Из очень достоверного источника нам стало известно, что оно (ГПУ)крайне заинтересовано в книге и готово далеко пойти -- деньги в данномслучае не имеют для них никакого значения -- для того, чтобы овладетьрукописью или, по крайней мере, частью ее, чтобы прервать работу Л. Д.(Троцкого) и предотвратить появление книги. Разумеется, оно (ГПУ) понимаеточень хорошо, что в этом случае Л.Д. (Троцкий) будет вряд ли способен начатьсвою работу снова..." Мне кажется, из того, что я слышал о методах ГПУ, что если они несмогут стащить рукопись, они могут даже попробовать организовать нападениетолпы, якобы фашистской или антисе-митской, и громить резиденцию Троцкого дотех пор, пока не найдут книгу о Сталине. Многие советские сановники сделалисебе карьеру во время последних перераспределений должностей на особогрязной работе против господина Троцкого, ненавистью к которому одержимгосподин Сталин. В последние десять лет снова и снова сталинисты заявляли,что троцкисты и их хозяева уже мертвы и политически похоронены. Тем неменее, каждый раз перо Троцкого, словно дух Банко, мучает кремлевскогодиктатора. Я уже был проинформирован секретарем господина Троцкого, что господинТроцкий нашел дополнительный материал для первых трех глав, что можетвынудить его существенно изменить, а возможно, и переписать их. Он, однако,не будет делать этого до тех пор, пока не закончит книгу полностью. Сверхвсего прочего, русская машинистка Троцкого, проболевшая несколько недель ивернувшаяся на работу, снова находится в тяжелом состоянии, так как получилатравму во время серьез ной автомобильной катастрофы и была положена вгоспиталь. Найти другую русскую машинистку, которой можно было бы доверять,оказалось невозможно. Как я понимаю, сейчас эта проблема уже разрешена,поскольку только что я получил сведения, что пятая и шестая главы наконец-товысланы и я их получу через несколько дней Излишне говорить, что об этомникто не должен знать, даже конфиденциально Личный секретарь господинаТроцкого написал мне, что господин Троцкий заметил два-три раза, что "еслихоть какая-нибудь часть рукописи исчезнет после всей той огромной работы,которая была проделана, и всех тех трудностей, которые были преодолены им,он не будет уже в состоянии начинать все с начала, не говоря уже оневозможности вторичного сбора большей части источников. Весь труд будетпогублен" Конечно же, Вы в праве все это знать. Но, пожалуйста, помните, что Вамэто сообщается строго конфиденциально.    (Перевод с английского) Искренне Ваш, Ч Маламут Лев Троцкий СТАЛИН Том 2 Редактор С. Кондратов Художественный редактор И. Марев Технический редактор Г. Шитоева ЛРNo030129от02.10.91г. Подписано в печать 04.06.96 г. Уч.-изд. л.15,56. Цена 16 200 р. Издательский центр "ТЕРРА". 113184, Москва, Озерковская наб., 18/1, а/я27. Популярность: 19, Last-modified: Tue, 30 Mar 2004 18:33:37 GMT Оцените этот текст: Не читал 10 9 8 7 6 5 4 3 2 1

http://lib.ru/TROCKIJ/stalin4.txt

---

Дата добавления: 2021-03-18; просмотров: 78; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!