В раскрытии потаенного заложена возможность поставляющего изготовления.

Проект «ФО Маяк»

План-повторение

Закрытые чтения: «М.Хайдеггер – Вопрос о технике» (Перевод: Бибихин)

Источник: «Время и бытие» (М.: Республика, 1983)

Вопрошая о технике, мы вопрошаем к её сущности, но сущность техники не есть нечто техническое.
Представление о технике, что она является средством, инструментом и человеческой деятельностью – Верно (соответствует делу), но не Истинно (не раскрывает вещь в её существе).

Для того чтобы добраться до сущности мы должны пробираться сквозь верное в поисках истинного.
Мы должны спросить: что такое сама по себе инструментальность? К чему относятся такие вещи, как средство и цель?

А. «Средство есть нечто такое, действием чего обеспечивается и тем самым достигается результат.» Т.Е. = Действием средства достигается результат. *Пилой напиливаются дрова — Пила (А1) - средство, дрова (A2) - результат B. «То, что имеет своим последствием действие, называют причиной.» Т.Е. = Действие - последствие причины. * Пиление(B1) - действие, движение рук(B2) - причина. — Движение рук приводит к пилению. C. «Причина, однако,— не только нечто такое, посредством чего достигается нечто другое. Цель, в стремлении к которой выбирают вид средства, тоже играет роль причины.» Т.Е. = Причина - это не только средство, причиной может быть и цель. * Цель(причина)= дрова(A2,C1), дом(C2), пиление(B1,C3)= — Целью пиления (причиной) может быть - напилить дрова(C1), сделать дом(C2), просто пилить(C3). D. «Где преследуются цели, применяются средства, где господствует инструментальное, там правит причинность, каузальность.» — Для того чтобы напилить дров(цель) - нужна пила(средство), если кто-то использует пилу(инструмент), то на это есть причина.

Столетиями философия учит, что есть четыре причины (расстановка Хайдеггера):

1) «causa materialis, материал, вещество, из которого изготовляется, например, серебряная чаша;

2) causa formalis, форма, образ, какую принимает этот материал;

3) causa finalis, цель, например жертвоприношение, которым определяются форма и материал нужной для него чаши;

4) causa efficiens, создающая своим действием результат, готовую реальную чашу, т. е. серебряных дел мастер»
Следует найти сущность причинности для понимания инструментальности и инструментального определения техники.

Причину принято понимать как действующую силу, но Аристотель использовал αἴτιον `[айтион]` - «виновное в чём-то другом», что не имеет ничего общего с причинностью как действием (получением результата).
Если причину понимать как действующую силу, то действующая причина считается «главной», а целевая причина не считается причиной.
Если причину понимать как виновность [айтион], то [телос] считается «главным» виновником.

Серебряных дел мастер, разбираясь в трех названных видах вины, собирает их воедино.

Откуда идет единство четырех причин, что значит «вина»?

Не стоит понимать вину нравственно, ибо это отдаляет нас от существа инструментальности стоящей на причинности.
Четыре вида вины выпускают вещь из несуществования в полноту явленности (при-водят в присутствие), это выведение можно назвать «повод» (в смысле причины, но не «стимула»).

Платон (Пир): «Всякий по-вод для перехода и выхода чего бы то ни было из несуществования к присутствию есть ποίησις `[поэзис]`, про-из-ведение».

Стоит понимать про-из-ведение шире. Присутствующее «по природе» φύσις`[фюзис]` тоже про-из-ведение.

– φύσις`[фюзис]` несёт начало про-из-ведения в себе самом (распускание цветка).

– чаша берёт начало не в себе, а в мастере (ремесло).

Виды по-вода, четыре причины, таким образом, играют свои взаимосвязанные роли внутри события про-из-ведения (природа/художник).

Событие произведения происходит лишь постольку, поскольку потаенное переходит в непотаенное. Этот переход коренится и набирает размах в том, что мы называем открытостью потаенного. У греков для этого есть слово ἀλήθεια`[алетэйя]`.

На раскрытии потаенности стоит всякое про-из-ведение.

В раскрытии потаенного заложена возможность поставляющего изготовления.

Слово техника происходит от Τεχνικόν`[техникон]`, что значит «относящееся к τέχνη`[технэ]`.

Во-первых, τέχνη`[технэ]` — название не только ремесленного мастерства, но также высокого искусства и изящных художеств. τέχνη`[технэ]` относится к про-из-ведению, к ποίησις; она есть нечто «поэтическое».

Во-вторых слово τέχνη`[технэ]` стоит рядом со словом ἐπιστήμη`[эпистэма]`. Оба слова именуют знание в самом широком смысле, однако только Τέχνη`[технэ]` значит вид «истинствования», ἀληθεύειν`[алетэйюэйн]`. Τέχνη`[технэ]` раскрывает то, что не само себя про-изводит, еще не существует в наличии, а потому может выйти и выглядеть и так и иначе.

Нам возразят: «это не относится к современной технике, опирающейся на точные науки Нового времени».

Ответим: Современная техника тоже раскрытие потаенного, но она развертывается не про-из-ведением в смысле ποίησις`[поэзис]`. Царящее в современной технике раскрытие потаенного есть производство, ставящее перед природой неслыханное требование быть поставщиком энергии, которую можно было бы добывать и запасать как таковую.

Возразят: А что, разве нельзя того же сказать о старой ветряной мельнице?

Ответим: Нет. Правда, ее крылья вращаются от ветра, они непосредственно отданы его дуновению. Ветряная мельница не извлекает из воздушного потока никакой энергии, чтобы сделать из нее запасы.

Земные недра при добычи руды выходят теперь из потаенности в качестве карьера открытой добычи, почва — в качестве площадки рудного месторождения. Иным выглядело поле, которое обрабатывал прежний крестьянин, когда обрабатывать еще значило: заботиться и ухаживать. Крестьянский труд— не эксплуатация поля. Посеяв зерно, он вверяет семена их собственным силам роста и оберегает их произрастание. Тем временем обработка поля тоже оказалась втянута в колею совсем иначе устроенного земледелия, оно ставит природу на службу производству в смысле добычи.

Теперь воздух поставлен на добывание азота, земные недра — руды, руда — на добычу, например, урана, уран — атомной энергии, которая может быть использована для разрушения или для мирных целей.

Добыча природной энергии про-изводит, поскольку извлекает и предоставляет. Это несет в себе установку на воспроизводство, на увеличение производительности в смысле извлечения максимальной выгоды при минимальных затратах. Добытый в карьере уголь поставляется не для того, чтобы просто где-то вообще быть в наличии. Его хранят, т.е. держат наготове, чтобы при надобности он отдал накопленное в нём солнечное тепло.

На Рейне поставлена гидроэлектростанция. Она ставит реку на создание гидравлического напора, заставляющего вращаться турбины, чье вращение приводит в действие машины, поставляющие электрический ток, для передачи которого установлены энергосистемы с их электросетью.

Гидроэлектростанция не встроена в реку так, как встроен старый деревянный мост, веками связывающий один берег с другим. Скорее река встроена в гидроэлектростанцию. Река Рейн теперь поставитель гидравлического напора, благодаря существованию гидроэлектростанции.

Возразят: Рейн ведь всё-таки еще остается рекой среди своего ландшафта.

Ответим: Может быть, но как? Только как объект, предоставляемый для осмотра экскурсионной компанией, развернувшей там индустрию туризма.

Современная техника выводит из потаённого в смысле добывающего производства. Таящаяся в природе энергия извлекается, извлеченное перерабатывается, переработанное накапливается, накопленное опять распределяется, а распределенное снова преобразуется. Главными чертами такого про-из-водящего раскрытия становятся управление и обеспечение (самого себя).

Всё что вышло на свет производящем предоставлением становится «состоящем-в-наличии» для дальнейшего производства (это уже не объект, а несамостоятельный «ресурс», который только предоставляет возможность использования).

За осуществление непотаённости отвечает человек, однако он ей не распоряжается, и она им не создана. Если он привлечён к этому, то не принадлежит ли и человек — еще первоначальнее, чем природа — к состоящему-в-наличии? Привычность таких выражений, как «человеческий материал», как «личный состав» корабля или медицинского учреждения, говорит об этом.

Так как человек еще раньше, чем природные энергии, вовлечен в процесс добывающего поставления, он никогда не бывает чем-то просто состоящим в наличии. Применяя технику, человек первичнее ее участвует в поставляющем производстве.

Когда бы человек ни раскрывал свой взор и слух, свое сердце, как бы ни отдавался мысли и порыву, искусству и труду, мольбе и благодарности, он всегда с самого начала уже видит себя вошедшим в круг непотаенного, чья непотаенность уже осуществилась, коль скоро она вызвала человека на соразмерные ему способы своего открытия. И если, ища и созерцая, человек начинает исследовать природу как некую область своего представления, то, значит, он уже захвачен тем видом открытия потаенности, который заставляет его наступать на природу как на стоящий перед ним предмет исследования — до тех пор, пока и предмет тоже не исчезнет в беспредметности состоящего-в-наличии.

Современная техника в смысле поставляюще-предоставляющего раскрытия непотаенности — не просто человеческое дело. Поэтому и тот вызов, который заставляет человека поставлять действительное как состоящее-в-наличии, мы тоже должны воспринять таким, каким он обнаруживает себя.

То, что изначально складывает извилистые линии берега, нанизывая на себя их сложную совокупность, в береговую линию, есть собирающее начало, которое мы называем по-бережьем.

Мы называем то изначально собирающее начало, из которого развертываются разнообразные способы, какими мы ведем себя, по-ведением.

Назовем теперь тот захватывающий вызов, который сосредоточивает человека на поставлении всего, что выходит из потаенности, в качестве состоящего-в-наличии, — по-ставом (в существующем смысле слово «постав» означает станок, например ткацкий или мельничные жернова).

Слово «ставить» в рубрике «по-став» должно сохранить в себе отзвук того «становления», от которого происходит, а именно того художественного представления в смысле ποίησις`[поэсис]`. Они в корне различны но сродны в своей сущности (раскрытие «алетейи»). В по-ставе осуществляется непотаенность, в виду которой функционирование современной техники раскрывает действительность как состоящую в наличии.

По-став затрагивает прежде всего природу как главный резервуар состоящей в наличии энергии. Соответственно, поставляющая установка человека проявляет себя сначала в возникновении точного естествознания Нового времени. Естественнонаучный способ представления исследует природу как поддающуюся расчету систему сил. Современная физика не потому экспериментальная наука, что применяет приборы для установления фактов о природе, а наоборот: поскольку физика, причем уже в качестве чистой теории, заставляет природу представлять себя как расчетно предсказуемую систему сил, постольку ставится эксперимент, а именно для установления того, дает ли и как дает о себе знать представленная таким способом природа.

Физическая теория природы Нового времени приготовила путь прежде всего не технике, а существу современной техники. Ибо захватывающая сосредоточенность на поставляющем раскрытии потаенного царит уже в этой физике. Она только не выступает еще в ней на передний план в своем собственном облике. Физика Нового времени — это еще не познанный в своих истоках ранний вестник постава. Существо современной техники еще долго останется потаенным даже тогда, когда уже изобретут разнообразные двигатели, разовьют электротехнику и двинут в ход атомную технику.

Всё сущностное, а не только существо современной техники, вообще всего дольше остается потаенным. И всё равно по размаху своей власти оно остается тем, что предшествует всему: самым ранним. Изначально раннее показывает себя человеку лишь в последнюю очередь. Поэтому в сфере мысли усилия еще глубже продумать ранние темы мысли — это не вздорное желание обновить прошлое, а трезвая готовность удивляться будущему характеру раннего.

Потеря наглядности в современной физике продиктована властью по-става, требующего поставимости природы как состоящего-в-наличии. Природа теперь даёт о себе знать рассчитываемо фиксируемым образом (информация, данные). В этой системе причинность не имеет ни черт про-изводящего по-вода, ни характера causa efficiens или causa formalis. По-видимому, вся причинность сплющивается до информации об одновременности или взаимоследовании состояний.

Где мы окажемся, если сделаем теперь еще один шаг в осмыслении того, что такое по-став сам по себе? Он вовсе не нечто техническое, машинообразное. По-став есть собирающее начало того устанавливания, которое ставит человека на раскрытие действительности способом поставления его в качестве состоящего-в-наличии. Захваченный поставляющим производством, человек стоит внутри сущностной сферы постава. Поэтому вопрос, в какое нам встать отношение к существу техники, в такой своей форме всегда уже запоздал. Зато никогда не поздно спросить, знаем ли мы собственно о самих себе, что наше действие и наше бездействие во всём то явно, то скрыто втянуто в по-став. Никогда не поздно спросить, главное, задеты ли мы, и как, собственно, задеты сущностной основой самого постава.

Существо современной техники ставит человека (можно сказать посылает) на определённый путь, оно даёт ему некую миссию, ткёт его судьбу. Исходя отсюда, появляется и возможность определить исторические события как меты на пути осуществления этой миссии. Причём посылание в названном смысле — тоже про-из-ведение, «пойесис». Всегда непотаенность того, что есть, идет одним из путей своего раскрытия и захватывает в себя человека. Однако его судьба — никогда не принудительный рок. Ибо человек впервые только и делается свободным, когда прислушивается к миссии, посылающей его в историческое бытие, приходя так к послушанию — но не к безвольной послушности.

Существо свободы исходно связано не с волей, тем более не с причинной обусловленностью человеческой воли. Свобода правит в просторе, возникающем как просвет, т.е. как выход из потаенности. Раскрытие потаенного, т. е. истина — это событие, к которому свобода стоит в ближайшем и интимнейшем родстве. Всякое раскрытие потаенного идет по следам сокровенности и тайны. Но прежде всего сокровенно и всегда потаенно — само по себе Освобождающее, Тайна. Всякое раскрытие потаенного идет из ее простора, приходит к простору и ведет на простор. Свобода простора не заключается ни в разнузданности своеволия, ни в связанности с абстрактными законами. Свобода есть та озаряющая тайна, в просвете которой веет стерегущий существо всякой истины покров и из-за которой этот покров кажется утаивающим. Свобода — это область судьбы, посылающей человека на тот или иной путь раскрытия Тайны.

Думая о существе техники, мы осмысливаем постав как посланность на путь раскрытия потаенного. Тем самым мы уже вступили в свободный простор исторической посланности, которая никоим образом не навязывает нам тупого фатализма слепых служителей или, что сводится к тому же, бессильных бунтарей против техники, проклинающих ее как дело дьявола. Наоборот, по-настоящему открыв себя существу техники, мы неожиданно обнаруживаем, что захвачены освободительной ответственностью.

Человек захваченный судьбой данной ему поставом встаёт на тот или иной путь раскрытия потаенности, поэтому человек постоянно ходит по краю той возможности — а значит, приближается к тому, — что будет исследовать и разрабатывать только вещи, раскрытые по образу постава, всё измеряя его мерой. Тем самым закроется другая возможность — что человек всё раньше, глубже и изначальнее будет вникать в существо непотаенного и его непотаенности, принимая эту требующуюся для ее раскрытия принадлежность к ней как свое собственное существо.

Каким бы образом ни правила миссия раскрытия потаенного, непотаенность, в которой так или иначе являет себя всё существующее, таит в себе ту угрозу, что человек проглядит непотаенное и перетолкует его. Так там, где всё присутствующее предстает в свете причинно-следственных взаимодействий, даже Бог может утратить для представления всё святое и высокое, всё таинственное своего далека. В свете причинности Бог может скатиться до роли причины, до causa efficiens. Тогда он даже внутри богословия станет Богом философов — тех, которые определяют всякую открытость и потаенность исходя из действующей причины, никогда при этом не задумываясь о сущностном источнике самой причинности.

Равным образом то раскрытие, в ходе которого природа предстает как рассчитываемая система сил и воздействий, позволит делать правильные утверждения, но как раз из-за этих успехов упрочится опасность того, что посреди правильного ускользнет истинное.

Миссия раскрытия тайны сама по себе есть не какая-то, а главная опасность. Но когда эта миссия правит в образе по-става, она — крайняя опасность. Риск здесь дает о себе знать в двух смыслах. Коль скоро непотаенное захватывает человека даже и не как объект, пред-стоящий человеку, а уже исключительно как состоящее-в-наличии, человек среди распредметившегося материала становится просто поставителем этой наличности — он ходит по крайней кромке пропасти, а именно того падения, когда он сам себя будет воспринимать уже просто как нечто состоящее в наличности (но мнящим себя господином земли). Распространяется видимость, будто всё предстающее человеку стоит лишь постольку, поскольку так или иначе поставлено им. Эта видимость со временем порождает последний обманчивый мираж. Начинает казаться, что человеку предстает теперь повсюду уже только он сам. Между тем на самом деле с самим собой, т. е. со своим существом, человек сегодня как раз нигде уже не встречается. Человек настолько решительно втянут в постав, что не воспринимает его как обращенный к нему вызов, просматривает самого себя как захваченного этим вызовом, прослушивает тем самым все способы, какими в своей захваченности эк-зистирует из своего существа, и потому уже никогда не может встретить среди предметов своего представления просто самого себя.

Где правит постав, на всякое раскрытие потаенного ложится печать управления, организации и обеспечения всего состоящего в наличии, что скрывает путь раскрытия потаённого через ποίησις`[поэсис]` и даже возможность обнаружения своих основных черт (сущности постава). Поставляющим производством таким образом не только утаивается прежний способ раскрытия потаенности, произведение, но скрадывается и само раскрытие потаенного как таковое, а с ним и Истина.

Постав встает на пути истины. Опасна не техника сама по себе. Нет никакого демонизма техники; но есть тайна ее существа. Существо техники как миссия раскрытия потаенности — это риск. Измененное нами значение слова «постав», возможно, сделается нам немного ближе, если мы подумаем теперь о поставе в смысле посланности и опасности. Угроза человеку идет даже не от возможного губительного действия машин и технических аппаратов. Подлинная угроза уже подступила к человеку в самом его существе. Господство по-става грозит той опасностью, что человек окажется уже не в состоянии вернуться к более исходному раскрытию потаенного и услышать голос более ранней истины.

Так с господством постава приходит крайняя опасность.

«Но где опасность, там вырастает

И спасительное» (Гёльдерлин)

Слово «спасти» говорит больше, чем просто «не дать погибнуть», но ещё и как «вернуть что-либо его существу». Если постав есть крайняя опасность и если слова Гёльдерлина содержат истину, то господство постава это не только заслонение света раскрытия тайны (явленность истины). Наоборот, как раз в существе техники должны таиться ростки спасительного. Но как? В каком смысле там, где опасность, вырастает спасительное? Чтобы понять почему именно под властью постава спасение коренится глубже всего, только еще зарождаясь там, попытаемся еще пристальнее вглядеться в опасность и еще раз задать вопрос о технике.

В каком смысле слова «существо» постав является существом техники?

До сих пор мы понимали слово «существо» как общий род, «универсальное», под что подпадают, в случае с «древесностью» все действительные и возможные деревья. Однако слово «постав» означает у нас и не прибор, и не какое бы то ни было устройство, постав есть существо техники никак не в смысле родового понятия. Постав есть один из способов раскрытия потаенности, на который посылает судьба исторического бытия, — а именно производственно-поставляющий способ. Столь же судьбоносный способ — раскрытие потаенного в про-изведении. Эти способы, однако, не смежные виды, соподчиненные родовому понятию раскрытости. Выход из потаенности есть та судьба, которая всегда уже́, всегда вдруг и необъяснимо ни для какой мысли наделяет собой человека, делясь на раскрытие потаенного путями произведения и производства. Производяще-добывающее раскрытие исторически происходит от раскрытости произведения. Но вместе с тем постав роковым образом заслоняет собою ποίησις`[поэсис]`, «поэзию».

Уже когда мы говорим о том, что такое вещь «в сущности», мы имеем в виду не общеродовое понятие, а то, чем вещь держится, в чём ее сила, что в ней обнаруживается в конечном счете и чем она жива, т. е. ее существо. Слово «существо» еще хранит в себе значение соответствующего глагола. «Существо», понимаемое глагольно, — то же самое, что «истинное существование», и оно связано с «истиной» не только по смыслу, но и в фонетическом словообразовании. Уже Сократ и Платон мыслят сущность вещи как существо в смысле ее пребывающей истины.

Все существенное пребывает. Но разве пребывание — это просто продолжающееся существование? Разве существо техники пребывает в смысле вечного существования какой-то идеи, парящей над всем техническим, так что создавалось бы впечатление, будто словом «техника» обозначается какая-то мифическая абстракция? Существо техники можно усмотреть только из того «пребывания», каким исторически осуществляется по-став как миссия раскрытия потаенного.
Если мы снова, еще глубже, чем раньше, задумаемся о том, что, собственно, пребывает и, может быть, одно только и пребывает, то с полным основанием скажем: только осуществляющееся пребывает. Изначально и ранее всего пребывающее — это осуществляющее.

И всё-таки: если эта миссия, по-став, есть крайняя опасность, не только для человеческого существа, но и для всего раскрытия тайны как такового, то можно ли называть ее миссией осуществления? Безусловно; и особенно если на его путях предстоит возрасти спасительному. Всякая миссия раскрытия потаенности выполняется как о-существление и в качестве такого. О-существление впервые только и наделяет человека той долей участия в раскрытии, какого требует событие выхода в непотаенность. Человек сбывается только в со-бытии истины как требующийся для него. Осуществляющее, тем или иным образом посылающее на путь раскрытия потаенности есть как таковое спасительное. Ибо оно дает человеку увидеть высшее достоинство своего существа и вернуться к нему. Это достоинство в том, чтобы беречь непотаенность, а с нею — тем самым заранее уже и тайну всякого существа на этой земле. Как раз в по-ставе, который грозит втянуть человека в поставляющее производство как в якобы единственный способ раскрытия потаенного и тем толкает человека на риск отказа от своей свободной сущности, как раз в этой крайней опасности дает о себе знать интимнейшая, нерушимая принадлежность человека к осуществлению истины — при условии, что мы со своей стороны начнем обращать внимание на существо техники.

Так существо техники таит в себе — чего мы всего меньше ожидали — возможные ростки спасительного.

Существо техники двусмысленно в высоком значении этого слова.

Во-первых, постав втягивает в гонку поставляющего производства, которое совершенно заслоняет событие выхода из потаенности и тем самым подвергает риску самые корни нашего отношения к существу истины.

Во-вторых, сам по-став в свою очередь осуществляется путем того о-существления, которое позволяет человеку пребывать в качестве требующегося для хранения существа истины. Так поднимаются ростки спасительного.

Вглядевшись в двусмысленное существо техники, мы увидим констелляцию, звездный ход тайны при которой совершается событие раскрытия потаенного, событие о-существления истины.

Чем нам поможет вглядывание в констелляцию истины? Мы всматриваемся в опасность и замечаем рост спасительного.

Это нас еще не спасает. И всё равно мы призваны с надеждой следить за растущим светом спасительного. Как это сделать? Здесь и теперь, хотя бы в малом оберегая возрастание спасительного. Сюда входит и постоянное внимание к грозящей крайней опасности. Человеческие усилия сами по себе никогда не смогут эту угрозу отвратить. Но в силах человеческой мысли подумать о том, что всё спасительное должно быть высшей, хотя вместе и сродной сущности с подвергшимся опасности.

Тогда, может быть, какое-то более изначально осуществленное раскрытие тайны способно показать первый свет спасительного среди опасности, которая в техническую эпоху скорее пока еще таится, чем обнаруживает себя?

Когда-то не только техника носила название «техне». Когда-то словом «техне» называлось и то раскрытие потаенного, которое выводит истину к сиянию явленности. Когда-то про-из-ведение истины в красоту тоже называлось «техне». Словом «техне» назывался и «пойесис» изящных искусств. Искусства коренились не в художественной сфере. Их произведения не были объектом эстетического наслаждения. Искусство не было фронтом культурного строительства.

Чем было искусство? Пусть на краткое, но высокое время? Почему оно носило скромное и благородное имя «техне»? Потому что оно было являющим и выводящим раскрытием потаенности и принадлежало тем самым к «пойесису». Это слово стало в конце концов именем собственным того раскрытия тайны, которым пронизаны все искусства прекрасного, — поэзии, созидательной речи.

Тот же поэт, от которого мы слышали слова:

Но где опасность, там вырастает

И спасительное, —

говорит нам:

Поэтически живет человек на этой земле.

Поэзия являет истину в сиянии того, что Платон в «Федре» называет ἐκφανέστατον`[экфанестатон]`, «сияющим всего ярче». Существом поэзии пронизано всякое искусство, всякое выведение существенного в непотаенность красоты.

Будут ли изящные искусства снова призваны к поэтическому раскрытию потаенного? Потребует ли от них это раскрытие большей изначальности, так, что они в своей доле участия будут взращивать спасительное, вновь будить и поддерживать внимание и доверие к осуществляющему? Дано ли искусству осуществить эту высшую возможность своего существа среди крайней опасности, никто не в силах знать. Но мы вправе ужасаться. Чему? Возможности другого: того, что повсюду утвердится неистовая техническая гонка, пока однажды, пронизав собою всё техническое, существо техники не укоренится на месте события истины.

Дата добавления: 2021-02-10; просмотров: 81; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

Мы поможем в написании ваших работ!