Я особо ничего не скрывал, единственное — несколько эпизодов с Саблиным немного сгладил, но никаких разногласий в наших показаниях не возникло.

— Саблин брал всю вину на себя?

— Да, он вёл себя достойно.

— Говорят, все, кроме вас, от него отреклись, поэтому вы один и пошли с ним под суд.

— Там было немного иначе. Когда предъявляли заключительное обвинение, меня вызвал мой следователь. Он сказал, чтобы я сейчас не спешил и хорошо подумал. Я, естественно, не признавал вину в госизмене, а тут он показывает мне показания Саблина. Причём не всё, часть закрывает. Из того, что я прочёл, следовало, что Саблин признавался, что нарушил присягу, не выполнил приказ, поднял корабль и так далее. А дальше, в закрытой следователем части показаний, как я позже выяснил, знакомясь с материалами дела, было сказано, что он не признаёт свою вину в измене Родине.

— Но тогда вы этого знать не могли.

— Ну да. Когда я прочитал, что он в том признаёт вину, в этом, то я подумал: раз уж сам Саблин даёт отмашку назад, чего я-то буду? В итоге признал себя виновным. Как только я это сделал, буквально через день-два всех остальных задержанных освободили. Кроме меня. И вот так я как бы стал пособником изменника Родины.

— Не жалеете, что подписали признание?

— Если бы я не подписал тогда, то, думаю, меня вполне могли расстрелять вместе с ним.

— Почему?

— На тот момент только я и Саблин не признавали себя виновными. Остальные признали вину. Я думаю, что если бы я и дальше упорствовал, то они из этой группы выбрали бы для суда ещё человек пять, которые бы на суде показали, что мы с Саблиным изменники, всё организовали, и тогда я бы уже пошёл не как пособник, а наравне с ним. Кстати, сам он думал, что в худшем случае получит 15 лет.

— А вы с ним это обсуждали?

— Ещё при первом разговоре он сказал, что в случае чего ему по закону должны дать только за нарушение воинской присяги. Потому что он же не шпион, не собирается бежать за границу.

Поэтому, по его словам, он и не хотел, чтобы всё выглядело как заговор. Я думаю, он до конца верил, что его осудят только за то, в чём он и признал вину. Но надеяться — это одно, а как там получилось...

На страницу галереи

Суд

— Помните, как проходил судебный процесс?

— Он длился недолго, в июле 1976 года. Судили нас в Военной коллеги ВС СССР, было, может быть, заседаний пять. Естественно, всё было полностью закрыто, никаких родственников и посторонних, только свидетели — члены экипажа. На суде Саблин неожиданно полностью признал вину. Я не берусь судить, что на него повлияло, — просто не знаю. Даже следователи не воспринимали всерьёз эти обвинения в измене: он был выпускник-отличник, имел награды, вся жизнь связана с флотом. В конце концов, хотел бы сбежать куда-то или угнать судно — это было бы намного проще на той же Кубе сделать.

— Помните день вынесения приговора?

— Конечно. Судьи очень долго находились в совещательной комнате. По гнетущей обстановке я сразу понял, каков будет результат. Мы не сидели, как сейчас, в «аквариумах», а находились как бы в зале, и не успели судьи зачитать сам приговор, Саблину надели наручники сзади.

Когда прозвучал вердикт, он сильно побледнел, и конвойные подхватили его под руки. Меня тут же увели и закрыли в боксе. Через стенку я слышал стоны и мычание Саблина. Позже я узнал, что в таких случаях им надевают на рот повязку, чтобы он ничего не мог сказать.

— Перед Саблиным суд вынес приговор и вам.

— Да, мне зачитали первому, дали восемь лет за измену Родине в форме пособничества.

— А вам после ареста вообще дали возможность хотя бы с родными увидеться?

— В ходе следствия никаких свиданий не давали, а вот после суда Саблину разрешили увидеться с женой, ну и мне — с матерью. Меня предупредили, что я ничего не должен рассказывать о деле, и всё это происходило в присутствии ещё одного следователя.

Тюрьма и воля

— Как и где вы отбывали свой срок?

— Мне дали два года тюрьмы и остальной срок — в колонии строгого режима. Больше пяти лет я просидел в «Лефортове», остаток досиживал в Кировской области.

— Чем занимались в заключении?

— Я просил дать мне какую-то работу, и меня определили в библиотеку, где переплетал книги. Библиотека там была очень богатая, было много конфискованных ещё в сталинское время книг, попадались экземпляры из личных библиотек. В этот период прочитал очень много — больше, чем за всю свою жизнь.

После окончания двухлетнего срока меня вызвали к начальнику тюрьмы, и он сказал, что есть предложение оставить меня в «Лефортове», переведя в хозобслугу. Я понял, что они хотели таким образом оставить меня под присмотром, чтобы дальше этих стен моя история никуда не расходилась. Мне поставили чёткое условие: чтобы я не говорил никому, за что сижу, ведь восстание на «Сторожевом» долгие годы было наглухо засекречено.

— Приняли предложение?

— Ну я подумал, что если буду упорствовать, то они меня загонят куда-нибудь за Можай, откуда не вернёшься, поэтому надо соглашаться. Я не спорил и не упирался. Режим был нормальный, чуть более лёгкий, чем у других. На ночь дверь в камеру не запиралась, и в принципе можно было перемещаться по блоку, был телевизор.

— Сейчас в «Лефортове» сидят люди непростые — и террористы, и подозреваемые в госизмене, и бывшие крупные чиновники или силовики. А тогда что за люди там были?

— В хозобслуге были люди случайные в основном. Я сидел в камере с парнем, у которого мать была директором «Детского мира». Что-то украл, его приняли и, чтобы как-то ему полегче было, отправили в хозобслугу.

Что касается персонажей посерьёзнее, то видел Степана Затикяна, который в 1977 году устроил теракт в московском метро. Помню, как его с подельником вели по коридору уже после того, как приговорили к расстрелу. А так особо я ни с кем не общался. Было понимание, что лучше лишний раз не откровенничать. Понятно, что там и стукачи были, не хотелось лишних проблем.

Познакомился там с одним художником, завязались приятельские отношения, и он давал уроки рисования.

— Сколько лет вы провели в «Лефортове»?

— Пять с половиной. Стало в какой-то момент тяжело, была депрессия, и я попросил начальника тюрьмы перевести меня в лагерь. Я ему прямо сказал, что уже крыша едет и лучше меня куда-то отправить. В итоге отправили в Кировскую область. Ещё в Москве напомнили о необходимости молчать обо всём, взамен пообещав, что после перевода мне помогут с лечением желудка. Определили меня художником в школу при лагере, чтобы и общался поменьше с кем-то, ну и условия там получше.

Справка Александра Шеина об освобождении из мест лишения свободы
© Фото из личного архива Александра Шеина

— Как сложилась ваша дальнейшая судьба после освобождения?

— Я отсидел целиком весь срок и вышел на свободу 9 ноября 1983 года. Ещё в колонии в школе я познакомился с женщиной, которая там работала учительницей. После моего освобождения она согласилась уехать со мной в Тольятти, где жили мои родители. В итоге совместная жизнь несколько не заладилась, но у нас родилась дочь. Сейчас мы в разводе, они переехали в Краснодарский край, но с дочерью у меня отношения хорошие.

— А с точки зрения работы как у вас всё складывалось? Не было проблем с трудоустройством после таких приключений?

— Надо хорошо знать систему КГБ. Когда моя мама летела встречать меня из Тольятти в Киров, с ней рядом в самолёте оказался режиссёр нашего местного театра и в беседе обмолвился, что им нужен художник. На обратном пути она мне про это рассказала. Когда я вернулся в Тольятти, меня вызвали в местное КГБ, поговорили, сказали искать работу. Я уже понял, что хотел быть ближе к культуре, и пошёл в этот театр, нашёл этого режиссёра. Только потом я уже понял, что в КГБ подстроили это знакомство в самолёте, чтобы я пошёл туда, куда им нужно.

— Сколько там проработали?

— Пару лет, потом ушёл, потом снова возвращался. В театре же платили мало, и, когда родился ребёнок, крутился, подрабатывал где мог. Когда жил в Краснодаре какое-то время, то работал сразу в двух театрах.

— Вам это нравилось вообще?

— Театр как таковой мне нравится, но после начала перестройки репертуар сильно опошлился, и по этой причине я ушёл. Интерес к работе пропал.

Без паспорта и пенсии

— Чем занимались потом?

— В основном трудился в строительстве, занимался отделкой. Творчества никакого, конечно, но жить надо было.

— Сейчас вам 65 лет, работаете или обходитесь пенсией?

— Два года назад попал в больницу с сердцем, врачи запретили поднимать тяжести, поэтому с тех пор никакой нормальной работы нет, с моим возрастом никуда не берут. Перебиваюсь случайными заработками. Пытался продавать свои картины на нашем местном Арбате, где собираются художники, — людям нравится, а денег лишних нет ни у кого. К тому же ещё коронавирус вмешался. Ну а пенсии никакой у меня нет и никогда не было. Инвалидность тоже не оформлена.

Александр Шеин. 2020 год
© Фото из личного архива Александра Шеина

— Как это?

— Не было возможности быстро её оформить, а потом срок выхода увеличили, и теперь только после 66 смогу.

— А что мешало оформить всё вовремя? Вы же уже пять лет как пенсионер.

— Я же живу со старым советским паспортом до сих пор. Как мне его выдали в 16 лет, так вот у меня и остаётся.

— Почему?

— Я считаю, что если меня уж не реабилитировали полностью, то должны были хотя бы извиниться. Мне в 1994 году Верховный суд снизил с восьми до пяти лет наказание, оставили только воинские преступления. А три года, получается, я просто так пересидел? Так что здесь вот этот мотив. Я как бы от государства отошёл — вы мне ничего, и я вам ничего.

— Но старый паспорт же недействителен давно. Как вы вообще живёте без документов?

— У меня есть военный билет, он как паспорт в принципе и вполне удостоверяет личность.

— Какие у вас планы сейчас?

— Я вообще не унываю, заканчиваю свои картины, рассчитываю, что одну из них купят за хорошие деньги. Надеюсь, в ближайшее время здоровье и ситуация в целом позволят переехать к дочке в Краснодар. Там, может, и займусь документами.

— С семьёй Саблина общались после освобождения?

— Да, у меня были хорошие отношения с его вдовой Ниной Михайловной, я рассказал ей всё, что знал. Мы виделись, когда я бывал в Ленинграде, всё время останавливался у них. Она работала в гардеробе в Эрмитаже. У Саблина же и отец был капитаном 1-го ранга, это династия, и сын его — во время восстания ему было 13 лет — тоже хотел изначально стать военным моряком, пойти по стопам отца, но после всего случившегося пришлось сменить сферу деятельности, и он стал зоологом.

— Если бы Саблину тогда дали 15 лет и он бы прожил все эти годы, кем бы он был сейчас со своими идеями, характером?

— Я думаю, что если он и при Брежневе выступал против коррупции, то сейчас тоже был бы на виду. Но он был слишком порядочный и честный человек, а таким во все времена непросто себя найти.

— Исключая выбранный Саблиным способ донесения своей позиции... Его же, по сути, осудили за то, к чему руководство страны само пришло через десять лет — за призыв к необходимости системных преобразований в стране, гласности.

— Совершенно верно. При этом, в отличие от номенклатуры, он не хотел ни власти, ни богатств, ни каких-то выгод себе, а мечтал лишь принести пользу своей стране и искал способ изменить её жизнь к лучшему. Это сейчас такое восстание невозможно представить — возможностей что-то сказать или сделать у людей масса, а тогда он просто не видел других способов добиться своих целей.

— Зная наперёд, как всё обернётся, вы бы тогда поступили иначе?

— Однозначно так же, характер у меня такой. Я был восхищён, что есть люди, которые могут открыто выражать всё это. В глубине души, может, и думал о том же самом, но выступить сам так публично боялся. Показуха в стране, в армии была ужасная. Стрельбы, учения — всё для галочки. На корабль приезжал министр обороны, и ему там втирали что-то.

Последнее слово Саблина

— Если вдруг представить, что страна тогда прислушалась к нему и внесла какие-то коррективы, как бы это повлияло на дальнейшую судьбу СССР?

— Думаю, мы бы и сейчас жили в стране с таким названием. Он же решился на этот поступок, исходя не из каких-то своих собственных представлений. Такие у людей тогда были настроения: все понимали, что нужны перемены какие-то. Я читал в деле показания многих офицеров, с которыми он служил, и никто про него плохо не сказал.

— Вы наверняка слышали, что расстрельный приговор Саблину фактически вынес не суд, а политбюро ЦК КПСС. Согласно рассекреченным документам из так называемой Особой папки, руководители страны в худших традициях сталинской эпохи сообща решили, что в ходе мятежа имела место именно измена Родине. Своим голосованием они предопределили его участь.

— Да, было такое заседание. Приговор Саблину фактически вынесли именно там. На суде всё формально было. Видно по людям, когда хотят разобраться, понять истину. А у нас просто зачитывали всё по бумажке.

Капитан 3-го ранга Валерий Саблин
РИА Новости

— Ни у кого, кто писал о Саблине, я не видел информации, что он сказал в своём последнем слове. Ведь фактически тогда он получил долгожданную возможность, пусть и формальную, конечно, обратиться через суд ко всему обществу. Кроме вас теперь, наверное, осталось мало живых свидетелей этой речи. Вы помните, о чём он тогда говорил?

— Да, это было 13 июля, в день вынесения приговора. Точные формулировки стёрлись из памяти. Он образно говорил, что из-за того, что он много времени отдавал учёбе и часто сталкивался с чем-то негативным в нашем обществе, пружина в его голове постепенно сжималась и в какой-то момент сорвалась и стала раскручиваться.

Он считал высшую меру сверхсуровым наказанием, говорил, что у него есть семья, несовершеннолетний сын, что он любит жизнь и мог бы ещё принести пользу людям. В самом конце добавил по поводу меня, что не стоит Шеина наказывать слишком строго, так как я вроде как был просто у него в подчинении.

Помню, когда после приговора нас привезли обратно в «Лефортово», разразилась страшная гроза, настоящий ураган. Сама атмосфера в тюрьме показалась чересчур гнетущей. Даже контролёры были напуганы таким решением суда. А про ту грозу на следующий день в газете написали, что последний раз такое явление наблюдалось в Москве столетие назад. Сокамерник мой тогда подметил, что вот, мол, даже природа воспротивилась такому концу.

Дата добавления: 2021-02-10; просмотров: 85; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

⇐ Предыдущая 1 23

Мы поможем в написании ваших работ!