Журналистский профессионализм: вехи становления
Основы журналистики.
Лекция № 1 Слагаемые журналистской профессии.
План лекции:
1. Информационно-коммуникационная деятельность: у истоков мастерства.
2. Журналистский профессионализм: вехи становления
3. Журналистика: призвание, ремесло ,профессия
4. Журналист: профессиональные особенности личности
Что такое профессия? В самом общем виде это род трудовой деятельности человека, владеющего теоретическими знаниями и обладающего практическими навыками. Взаимосвязаны понятия профессии, профессионализма и профессиональной культуры, которая представляет собой совокупность материальных и духовных образований, всего того, что называется технологией труда.
В области средств массовой информации профессиональная культура — это не только хранилище стандартов, стереотипов, "памяти" журналистского сообщества, но и творческое своеобразие, индивидуальность мастера, умение ломать привычные нормы и создавать новое. В конечном виде профессиональная культура переплавляется в весь образ жизни журналиста, его мировосприятие, поведение,
в то, как он исполняет социальные роли в системе информационных структур.
|
|
|
Профессионализм предполагает овладение мастерством, т. е. достижение такого уровня совершенства, которое позволяет наиболее полно выполнять конкретные функции в определенной сфере общественной практики. Профессионализм и мастерство одновременно индивидуальны и социальны. Они реализуются во времени и пространстве, наполняясь конкретным содержанием в зависимости от определенных исторических
условий, социокультурных обстоятельств, национально-этнических факторов, от особенностей неповторимой личности специалиста. В этом убеждает исторический экскурс, позволяющий глубже понять истоки журналистского профессионализма, — те девять десятых айсберга, которые находятся под водой и придают ему не только плавучесть, но и устойчивость.
Классическое представление о журналисте-профессионале не случайно, оно складывалось долго. Знание о тех, кто тебе предшествовал, обогащает жизненный опыт и помогает расширить творческие горизонты сотрудника СМИ.
Информационно-коммуникационная деятельность: у истоков мастерства.
Проблема мастерства (а в дальнейшем профессионализма), конечно же, воз никла задолго до появления журналистики. Нас интересует эволюция информационно-коммуникационной деятельности. Уже ранние стадии становления человеческого общества продемонстрировали, что она развивалась в процессе общения индивидов.
|
|
|
Эпохе дописьменной культуры был свойствен мифологический способ самоорганизации культуры. Синкретизм (слитность, нерасчлененность, характеризующие первоначальное состояние чего- либо) пронизывал восприятие реальности. В период, предшествовавший возникновению исторического сознания и формированию представлений о линейном времени, информационно-познавательные и коммуникационно-управленческие аспекты освоения мира тесно переплетались между собой, а первые носители знания — племенные вожди, шаманы, знахари — выступали одновременно и как руководители, и как идеологи.
Важнейшим средством передачи достижений человеческого познания и мышления становилось слово, благодаря его способности фиксировать единое для всех членов общности значение, выражать смысл, необходимый для совместной деятельности, для защиты, для сохранения социального опыта.
Универсальность слова с особой интенсивностью проявилась в эпоху письменной культуры, объединившей в тексте традицию мифа и веру в "сказанное, произнесенное, переданное всем и каждому Слово"[1]. Возникновение текста имело исключительное значение: именно слово и текст окажутся связующим звеном на разных этапах становления информационно-коммуникационной деятельности. Текст (первоначально священный) явится системообразующим элементом культуры и будет оставаться таковым практически до наших дней. Владение Словом, Логосом приобретет особое социальное признание и даже будет соотноситься с высоким социальным статусом человека. Этому будет немало способствовать разделение труда, породившее новые общественные группы, а также расширение практически-познавательной активности человека. Мастерства требовали "каменные газеты" Древнего Египта — изображения, читавшиеся на стенах храмов: об этом свидетельствуют письменные тексты, носившие общественно значимый характер и отразившие авторскую оценку происходящего. Более того, уже тогда встречались письменные отклики на "отраженную реальность". Известен относящийся к XV-XIV вв. до н. э. отзыв об описании путешествия на Восток: язвительный тон этого "литературно-критического" произведения, вызванный некомпетентностью рассказчика, позволяет говорить о наличии определенных критериев литературного мастерства, предъявляемых к тем, кто взял на себя ответственность сообщать о фактах реальной жизни.
|
|
|
Одной из предшественниц журналистики была риторика (часто это слово употребляется как синоним ораторского искусства). Она продемонстрировала важность и необходимость подлинно высокого профессионализма в тех видах деятельности, которые связаны с убеждением и побуждением людей к действию, с их информированием. Две необходимые составляющие профессионализма — специальные знания и практические навыки— уже наличествовали в представлении древних греков о вершинах ораторского мастерства. Любопытно название первого трактата о красноречии: "Красноречие есть работница убеждения". Здесь не только схвачена суть риторики — концепт убеждения, но и отмечен ее практически прикладной характер, ее, говоря современным языком, деловое предназначение. Да, риторика наряду с философией составляла сердцевину системы образования в Древней Греции, без нее были немыслимы культура и воспитание, воспринимавшиеся в ту пору в неразрывной взаимосвязи. Будучи неотделимой от политики, она участвовала в формировании общественного деятеля, сочетавшего государственное мышление с даром оратора. Риторы тогда входили в круг людей "свободных профессий" вместе с софистами, философами, математиками, поэтами, драматургами. Риторика получила и достаточно прозаическое, хотя и социально востребованное выражение в труде логографов — лиц опытных в произнесении судебных речей и обладавших даром слова. Они, разобравшись в существе дела, готовили за плату речи своих клиентов, предназначенные для выступления в суде. Использование слова (прежде всего устного) в общественно важных целях породило и профессии, с ним связанные. Формировался свод правил, которыми должен был руководствоваться говорящий публично, чтобы убедить своих слушателей. Обучение риторике стоило дорого и не всем было по карману.
|
|
|
В трудах тех. кто учил риторике, содержались нормативы, отражавшие представления общества о компонентах ораторского мастерства. Исократ (436-338 гг. до н. э.), создавший крупнейшую в Элладе школу красноречия, — считал слово квинтэссенцией культуры, средством совершенствования человека, залогом существования и процветания полиса. В его трудах был представлен даже "имидж" политического оратора. Исократ утверждал: "Репутация почетного и порядочного гражданина увеличивает доверие слушателей к словам выступающего". Ту же мысль мы встречаем у Аристотеля, который писал, что тому, кто вызывает уважение, легче убедить своих слушателей, так как больше доверия вызывает человек хороший.
В аристотелевской "Риторике" дано обоснование ораторского искусства как особого вида человеческой деятельности, нацеленной на достижение максимальной убедительности. Аристотель выявляет средства и методы эффективного убеждения, рассматривает способы составления речей, способных привести к завоеванию умов. В "Риторике" содержится комплекс знаний, имеющих как практическое, так и теоретическое значение для совершенствования ораторского профессионализма. Опыт древних доказал, что успех предопределялся не только прирожденными данными и талантом, но и огромным трудом. Выявилась и социальная обусловленность публичной речи: так, в Древнем Риме ритор рассматривался скорее как чиновник, состоящий на службе у государства и выражающий его интересы.
"Риторическая ветвь" происхождения журналистики имела еще одну характеристику, которая в дальнейшем станет общей и для искусства устного, и для искусства письменного слова: индивидуальность автора. Публично выступавший человек, как правило, был яркой личностью, обладал незаурядным жизненным опытом; ему были присущи слабости, но одновременно он оказывался способным и на гражданский подвиг: он мог претендовать на признание, почет, славу, но вместе с тем был обязан достойно встретить поражение в благородном состязании с сильнейшим. Обусловленный историческим временем, географическими и социокультурными обстоятельствами идеал оратора (ритора), однако, не предполагал жестко одинаковой модели мастера слова, унифицированности творческого почерка.
Стал хрестоматийным пример подвижничества выдающегося политика Древней Греции, возглавившего одну из политических партий, — Демосфена (384-322 гг. до н. э. ), начавшего самостоятельную карьеру с произнесения судебных речей. Путь к ораторской славе для Демосфена был сопряжен с преодолением немалых трудностей: ему не могли простить скифское происхождение, он вынужден был исправлять врожденные недостатки внешности и дефекты произношения. Постоянное стремление к самосовершенствованию сочеталось с обучением у известного мастера Исея, с упорной работой над содержанием и формой публичных выступлений. Демосфен создал стройную систему подготовки выступления, подбора доказательств, способов придания речи выразительности и завершенности. Недоброжелатели иронизировали, замечая, что от речей Демосфена "пахло лампадным маслом", так как он готовил их долго и засиживался дотемна, когда приходилось зажигать лампаду. Но даже противники признавали убеждающую силу его речей. И хотя риторическое мастерство для Демосфена постепенно стало средством политической борьбы, а не источником дохода, оно всегда несло на себе отпечаток подлинного профессионализма.
Если риторика обогатила журналистику стремлением автора выразить свое мнение, то историография дала прессе уроки честности в освещении фактов (хотя римляне признавали, что историографу не вредно украшать свой труд цветами красноречия). Кроме того, журналистика вобрала в себя потоки деятельности хотя и далекой от творческих взлетов, но способствующей информационному обмену в обществе. Постепенное расширение информационно-коммуникационной нагрузки письменного слова, увеличение числа людей, посвятивших себя созданию хроникально-документальной литературы, мемуаров, появление тех, кто сделал частную переписку предметом общественного интереса, а также тех, кто стал специализироваться на сборе новостей, — все это готовило возникновение журналистики как определенного социокультурного феномена, как вида общественного служения и особой профессиональной деятельности. Этому же способствовало развитие публицистики, унаследовавшей не только политизированность риторики, но и богатейший арсенал ее выразительных средств.
В эпоху Возрождения, максимально приблизившую Западную Европу к возникновению журналистики, "вызревание" литератора-публициста шло под влиянием процесса становления интеллигенции. В то время усилилась связь между духовным творчеством и практической деятельностью. Человек старался глубже осмыслить состояние общества (отсюда повышенный интерес к морали, этике, эстетике, историографии) и точнее воплотить собственное духовное состояние в практическом поведении и в изобразительном искусстве. Развитие социальной информации и коммуникации давало простор для духовно-практической активности людей, особенно если они принадлежали к формирующейся интеллигенции, призванной удовлетворять потребность в распространении знаний и общезначимых ценностей.
Отечественный ученый И. С. Кон связывает появление интеллигенции с ломкой сословных перегородок, с возникновением у интеллектуалов возможности существовать за счет своего труда, с формированием культурной аудитории. Он подчеркивает, что непременным условием, при котором складывается этот автономный слой общества с особым самосознанием, служит наличие достаточно стабильных средств коммуникаций: "Хотя интеллектуальная деятельность в высшей степени индивидуализирована, она требует постоянного обмена мыслями и каких-то общих норм формирования"[2]. Конечно, нельзя утверждать, что журналистская профессия формировалась исключительно в одном русле со становлением интеллигенции, но и не замечать взаимосвязь того и другого тоже неверно.
Выступая в качестве хранителя духовных ценностей, принадлежащих истории человечества, ренессансная интеллигенция исключительное внимание уделяла Слову, как в устной, так и в письменной его ипостасях (правда, и здесь были исключения: Леонардо да Винчи не признавал пустой риторики, книжного знания, призывая опираться на опыт и разум). Событие, не зафиксированное в Слове, а значит и в тексте, могло стереться из исторической памяти, оно как бы не существовало без своего текстового отражения. Имя человека, его деяния нуждались в сохранении, так как он претендовал не только на пожизненную, но и на посмертную славу.
Сотканная из противоречий эпоха Возрождения содержала в себе зародыш противопоставления человека образованного (Homo litteratus) человеку производящему (Homo faber). В определенной степени это справедливо и для протожурналистики. С одной стороны, время Ренессанса выдвинуло на первый план литератора-публициста типа Франческо Петрарки (1304-1374), который с пафосом, присущим гражданскому гуманизму, откликался на злобу дня, предвосхищая толстовский девиз "Не могу молчать!". Но политическое насыщение риторики и риторическое наполнение литературы происходили неоднозначно."Протожурналисты" были детьми своего времени. По отношению к ним справедливы слова исследователя: "Интеллигенция была явлением совершенно новым... Средние века знали рыцаря, который был призван защищать общество, знали духовное лицо, облеченное заботами о душе, а иногда и о теле человека. Но светского ученого, светского проповедника, светского учителя не знали. Он явился вместе с новой культурой, чтобы служить ей и пропагандировать ее. Это был гуманист, и не сладко было на первых порах его существование, ибо ему приходилось на своем хребте выносить тяжесть первой борьбы за интеллигентский труд... Унижаясь перед королями, князьями, вельможами, попрошайничая у пап и прелатов, пресмыкаясь везде, где звенело золото, гуманисты вбивали в сознание имущих и командующих, а через них и всего общества, идею важности и великого значения интеллигентского труда"[3].
Это высказывание вполне применимо к ренессансному "антигерою" Пьетро Аретино — поэту, художнику, памфлетисту XVI в., литературный дар которого заставил власть имущих не только прислушиваться к голосу социальной критики, но и платить деньги тому, кто пишет критические произведения (возможно, не столько за его творчество, сколько за его молчание). Сатирические сюжеты Аретино, сборники писем (их он одним из первых начал распространять в печатном виде) носили откровенно публицистический характер, а пародийные гороскопы предавали гласности реальные факты из жизни вельмож. В чем-то деятельность Аретино напоминала труд торговцев новостями, ставший в Риме обычным промыслом. Не все написанное Аретино становилось предметом купли-продажи, но эффект многих его произведений был сродни действию печатного слова.
Исследователи отмечают: "Аретино весь свой расчет строил на неограниченной и абсолютной публичности: в определенном отношении он — праотец журналистики"[4]. Добавим, что он — один из первых профессионалов формирующейся прессы. Его профессионализм характеризуется не только литературным мастерством и образованностью. Аретино был прекрасно осведомленным человеком, обладал хорошо налаженной службой поиска информации. Очевидно, что он стал одним из тех, кто был способен влиять на общественное мнение (тогда еще очень слабое). "Чувство действительности", разоблачительный пафос составляли особенность его дарования, которое может быть оценено лишь в соответствии с нравами той эпохи, с "социальным заказом'" времени. Аретино, заняв сторону нарождающейся буржуазии, фактически отстаивал свою позицию. Публицистичность становится характерной чертой журналистики.
"Публицистическая ветвь" журналистики получает новый импульс в период Реформации — широкого общественного движения в Западной и Центральной Европе XVI в., носившего антифеодальный характер и принявшего форму борьбы против католической церкви. Тогда политический текст окончательно перестает быть исключительной привилегией риторики и с помощью печати получает широкое распространение. Страстность борца, проповедника, идеолога, несущего людям Слово, откровение, истину, надолго останется составляющей образа мастера политической публицистики. Так, позднее, в годы английской буржуазной революции памфлетное творчество обретет не только относительно массовое распространение, но и станет выражением гражданского мужества, стойкости. Среди публицистов в то время встречались и политики, и литераторы. Случалось, что в одном человеке сочетались дарование государственного деятеля и гений литератора; это касается, например, Джона Мильтона (1608-1674) — великого английского поэта и политика. "Непрерывная цепь сражений со злом" отличала политическую и публицистическую активность Джона Лильберна (1615-1657), которого не могли сломить ни пытки, ни позорный столб, ни тюрьма.
Проповедническое начало войдет в плоть и кровь мастеров слова разных стран и народов. Множество тому примеров можно найти в истории Восточной Европы. Хотя ее социокультурное развитие шло особыми путями, мы и здесь сталкиваемся с апелляцией к профессионализму, понимаемому как сочетание знаний и опыта. Так, для ведения богословного диспута хазары попросили византийского императора прислать к ним "книжного" человека. Выбор пал на знаменитых создателей славянской азбуки — братьев Кирилла (827-869) и Мефодия (ок. 815-885). Внимание привлекли их образованность и опыт публичной полемики.
"Архетип мастера" был не чужд и русской публицистической традиции. Речь идет не только о тех монахах XI-XII вв., которые "грамматику и риторику умеют", но и о первых русских литераторах-публицистах, чья книжность и бунтарский дух были неразрывно слиты; ради истины эти люди готовы были претерпеть гонения, заточение, ссылку. Эти литераторы не стояли особняком от общего потока европейской культуры. Так Максим Грек (ок. 1475-1556) был знаком с итальянским печатником Альдо Мануцием, гуманистами. Пико делла Мирандола и Марсилио Фичино. Светский русский публицист Иван Пересветов (XVI в.) в своем творчестве отразил международный политический опыт и русское еретическое вольномыслие.
Но литератор-публицист не был единственным прототипом журналиста-профессионала. По мере того как формировалась журналистика, она вбирала в себя представителей различных видов деятельности. Происходило своеобразное притяжение-отталкивание компонентов, которые в дальнейшем обусловят журналистское разделение труда. Например, первый печатник, типограф сам создавал шрифты, выполнял обязанности редактора, издателя, продавца. Его активность казалась чисто технической, но именно типограф в Западной Европе получал преимущественное право на создание газеты: в 1540 г. венскому типографу Гансу Зингринеру была дана привилегия "оглашения всех новостей, касающихся города", а в 1615 г. Его соотечественник Грегор Гельгбаар начал публиковать "ординарные и экстраординарные известия и все, что их касается". В 1605 г. в Антверпене типограф Авраам Вергевен получил право печатать и гравировать, а также продавать новости о победах, взятии городов. Создателями газет становились книгопродавцы, а также почтмейстеры. Первые венецианские рукописные газеты издавали профессиональные собиратели новостей, объединенные в специальный цех. Рукописные газеты распространял банкирский дом Фуггеров (Германия, г. Аугсбург), пользовавшийся сетью агентов, собиравших деловую информацию.
Таким образом, в журналистику входили и те, кто владел словом, и те, кто обладал новостью, и те, кто имел возможность новости распространять.
Журналистский профессионализм: вехи становления
Несмотря на то, что круг первых газетчиков был острым по составу, уже в ХVII в. выпуск периодического издания налагал серьезные профессиональные обязательства на того, кто брался за это ответственное дело. Например, во Франции существовал корпоративно утвержденный статус, гласивший, что печатники и книгоиздатели должны получить хорошее образование, знать латынь и греческий. Нужен был и сертификат, дающий право заниматься издательской деятельностью. Конечно, до появления понятий "журналистская профессия" или "журналистский профессионализм" было еще далеко, но некоторые профессиональные характеристики здесь, конечно, налицо.
Важные изменения произошли в Европе при ее вступлении в "век Просвещения" — так называют период конца XVII-XVIII вв. Они были связаны с серьезной модификацией культурной обстановки эпохи. Священный текст с его сакральным отношением к слову постепенно уступал первенство тексту научному, опирающемуся на разумное постижение действительности, на опыт, помогающий познавать законы природы и общества. Считается, что именно в это время знание приобретает информационную форму, перестает быть чем-то априорно данным человеку, который, следуя ренессансным традициям, начинает читать мир как книгу, но не просто читать: появляется ощущение того, что действительность можно усовершенствовать.
Развитие журналистского профессионализма происходило столь же динамично в этот период, как и становление самой прессы. Журналист-профессионал начала XVIII в. в странах Западной Европы существенно отличался от своего собрата, жившего в Америке конца XIX в.
Если попытаться определить ведущую тенденцию, характеризующую изменения в профессии журналиста, произошедшие в XVIII-XIX вв., когда повсеместно формировалась система прессы и обмен информацией начал приобретать международный характер, то ее можно обозначить словами "усложнение" и
"дифференциация".
Действительно, такое явление как персональный журнализм требовало от человека профессионального универсализма. Например, журнал "Ревью", который выпускал знаменитый английский писатель Даниель Дефо (1660-1731), был исключительно продуктом труда, таланта и подвижничества этого литератора-публициста. Дефо сам писал материалы на политические, коммерческие и социальные темы, будучи одновременно репортером, правщиком, комментатором. Он считал своими журналистскими достоинствами умение отбирать факты и использовать их, а также владение богатым словарным запасом, способность критически оценивать собственную работу. Дефо был не чужд и политической активности, которая принесла ему серьезные неприятности, а затем вынудила стать главой секретной службы английского премьер-министра (принять это предложение писателя побудило тяжелое материальное положение его семьи). Ричард Стиль (1672-1729), также считающийся одним из основателей английской журналистики, был не только редактором, но и основным автором своего еженедельника "Татлер" ("Болтун"). Исследователи, изучавшие историю Англии начала XVIII в. (именно тогда здесь наблюдался расцвет персонального журнализма), отмечают, что в число профессиональных литераторов наряду с поэтами, писателями, памфлетистами входят и журналисты. Ядром профессионализма и тогда считалось владение словом, неотделимое от политической ангажированности.
Французские просветители-энциклопедисты в середине XVIII в. также обратились к проблеме специфики журналистского труда. По их мнению, есть два типа журналиста: один светит "отраженным светом", обозревая и комментируя новинки литературы, науки, искусства и т. п.; другой обладает достаточным талантом и смелостью, чтобы служить прогрессу.
Служение истине становится лейтмотивом творчества тех французских журналистов, которые создавали свои произведения в годы Французской революции 1789 г., когда взлет персонального журнализма наиболее ярок. Жан-Поль Марат (1743- 1793), издавая за свой счет знаменитую газету "Ами дю пепль" ("Друг народа"), выступал и как редактор, и как автор, и как корректор, и как метранпаж. Столь разносторонняя деятельность стала возможной благодаря литературному мастерству и ораторскому пафосу Марата.
История подтверждает, что звездными часами персонального журнализма стали периоды наивысшего общественного подъема, когда необычному времени требуются исключительные личности. Такой личностью был англичанин Томас Пейн (1737- 1805) — участник нескольких революций, государственный деятель, философ, журналист, чьи памфлеты расходились огромными тиражами, и их резонанс в Европе и Америке был исключительно велик. Пейн прославился не только как политический публицист, но и как организатор периодики, завоевавшей огромную аудиторию и снискавшей прочный авторитет.
Просветительские идеалы нашли отражение и во взглядах на прессу М. В. Ломоносова, который видел в журналистской работе особый род деятельности — творческой и нацеленной на служение истине. Любопытная антитеза возникает при сопоставлении взглядов на общественное предназначение журналиста, высказанных в полемике русского просветителя Н. И. Новикова и Екатерины II. Для Новикова главная задача журналиста заключается в критическом изучении действительности, исправлении ее, воспитании полезного члена общества, а Екатерина II требует от сочинителя верности государю, миролюбия, добронравия.
Сходство русской журналистики с мировой прессой века Просвещения выразилось в том, что с возникновением частной периодики в ее работу все активнее включались писатели. Слова "писатель", "сочинитель", "литератор", "журналист" воспринимались как синонимы. Отношение к журналистике как словесности и соответственное понимание роли журналиста было присуще многим российским авторам конца XVIII — начала XIX вв. Эта ситуация будет постепенно меняться — как в России, так и в Западной Европе.
По-разному воспринималось соотношение слова и политики. А. Н. Радищев, еще в 1798 г. назвавший журналистов "историками своего времени", подчеркивал связь слова и дела в борьбе за народоправие; в представлении декабристов словесность была неотделима от гражданского подвижничества, представители официальной идеологии видели в развитии словесности результат благотворной деятельности государства. Здесь проступает дилемма общемирового значения: либо журналист выступает как тот, кто поддерживает status quo и содействует сохранению стабильности социальной системы, либо он выступает как ее критик, противник, способствуя не только изменению существующего положения дел, но и разрушению этой системы. Отсюда проистекает и разное понимание профессионализма.
К началу XIX в. журналистика представляла собой сложную, многопрофильную структуру. Усложнялась технология газетного дела, становилось более разветвленным редакционное разделение труда. Увеличение объема рекламы (объявлений) создавало основу для коммерциализации прессы. XIX столетие выявит две концепции, отразившие разные представления о назначении журналиста. Согласно одной, журналист — политический борец, социальный философ, литератор, призванный освещать и всесторонне раскрывать наиболее важные проблемы действительности, отстаивать свою точку зрения, не испытывая страха перед преследователями, не боясь нищеты и голода. Согласно другой, журналист — нечто вроде предпринимателя, исходящего, прежде всего из соображений выгоды, рассматривающего газету или журнал по преимуществу в качестве источника дохода. Каждая из концепций подразумевала свои требования к журналисту- профессионалу, и каждая находила воплощение в редакционной практике.
История стран Западной Европы изобилует примерами исключительной журналистской самоотверженности, преданности идеалам, полной самоотдачи. Англичанин Уильям Коббет (1763-1835), посаженный в тюрьму за публикацию острых критических выступлений, проявил невероятную творческую активность, находясь в заключении: там он написал и опубликовал 364 письма и эссе на политические темы[5]. За публикацию трудов Томаса Пейна были арестованы другой англичанин Ричард Карлайль (1790-1843), а затем его жена и сестра. Итальянец Сильвио Пеллико (1790-1854) за свою журналистскую деятельность был заточен на 15 лет в одну из самых мрачных австрийских крепостей, где написал автобиографические записки. Этот перечень можно было бы продолжить.
Польза отечества, героический подвиг во имя народа и его блага — эти понятия во многом определяли журналистское кредо российских декабристов. "Сословием людей государственных" называл журналистов А. С. Пушкин. Стройная система представлений о журналистском профессионализме просматривается в трудах В. Г. Белинского, который связывал особенности деятельности человека с требованиями времени, подчеркивал роль личностных характеристик, способностей, склонностей, призвания. Так, говоря о Н. А. Полевом, Белинский неоднократно подчеркивает неугомонность журнальной натуры, восхищаясь его призванием, одаренностью, способностями. Личность журналиста, его философско-эстетические и литературно- критические взгляды интересуют Н. Г. Чернышевского. Он полагал, что мировоззрение ведущего автора периодического издания определяет партийную направленность последнего. Акцентирование идейно-политической линии публицистического творчества не умаляло значимости литературного мастерства, способствующего усилению эстетической нагрузки текста.
Но рассматриваемый период дает немало примеров иного рода. С газетно-журнальным делом, с распространением новостей связывают себя люди, далекие от литературного творчества. Многие из них начинают занимать ключевые посты в расширяющейся информационно-коммуникационной системе.
Был далек от журналистики первый издатель "Таймс" — газеты, олицетворяющей английский образ жизни, — Джон Вальтер. Фабрикант, галантерейщик и банкир стали учредителями газеты "Скотсмен" (она до сих пор выходит в Шотландии). Что же касается тех, кто стоял у истоков служб новостей, то о Поле Джулиусе Рейтере — создателе ныне мирового агентства Рейтер — английский автор Д. Рид пишет: "Живи Рейтер двумя поколениями раньше, в Англии XVIII века, он стал бы продавать хлопок — самый главный товар индустриальной революции. Если бы он занялся бизнесом в начале XX века, то с успехом мог превратиться в нефтепромышленника. Он отдал предпочтение новостям, потому что рыночный спрос возрос на них как никогда раньше"[6].
Западноевропейская литература, чутко реагировавшая на события современной жизни, не оставила без внимания и факт появления на социальной арене особого типа журналиста — человека, любой ценой добивавшегося личного успеха или признания, власти, денег.
В трудах, посвященных прессе и увидевших свет в XIX в., финансовая зависимость журналиста рассматривалась как фактор, ограничивающий свободу печати. Стало знаменитым высказывание В. Вейтлинга о том, что "люди пишут для того, чтобы жить, потому что без денег нельзя жить, чтобы писать"[7]. 'Торговое направление" укоренялось и в русской журналистике. Предметом дискуссий стала проблема оплаты авторского труда. Одни видели в этом естественное влияние времени и способ повышения профессионального качества изданий, для других сама идея купли-продажи литературного труда была неприемлема.
В XIX в. не только четко разграничились функции издателя, редактора и пишущего журналиста, но и усилилось размежевание между журналистом-борцом и журналистом-предпринимателем. Дифференциация социальных ролей журналиста в XIX в. происходила весьма интенсивно. Например, в Америке начала XIX столетия вместе с развитием партий и расширением партийной борьбы возникает "ругательная журналистика", в контексте которой процветает вполне определенная разновидность репортеров — людей, способных отстаивать свою правоту не только в словесной, но и в кулачной драке. Набор профессиональных качеств сотрудника газеты и журнала изменился и в ходе формирования "нового журнализма".
Одним из отличительных признаков нового журнализма (в частности, в его американском варианте) явилось то, что фундаментальной функцией газеты признавалось распространение информации. Преобладающее место стало принадлежать не прежней газете, содержащей главным образом "взгляды и мнения" (viewspaper), а новой — являющейся газетой "новостей" (newspaper). "Глагол", призванный "жечь сердца людей", уступил место факту, откровенно партийный публицист — внешне беспристрастному репортеру, профессиональное мастерство которого оказывалось в прямой зависимости от умения "чувствовать" сенсацию, находить "горячие" новости и своевременно доставлять их в редакцию. Погоня за сенсацией не была изобретением XIX столетия: например, немецкие "летучие листки" XV-XVI вв. изобиловали историями о чудесах, эпидемиях, исцелениях. Но только на рубеже XX в., когда пресса начинает становиться массовой, предельная оперативность, готовность на репортерский подвиг, требующий иногда большого риска, а иногда и столь же немалой беспринципности, тиражируются в качестве эталона мастерства. Конечно, было бы непростительной ошибкой полностью приравнивать репортаж к "журналистике замочной скважины", к тому же именно детективные приемы газетной работы не раз помогали раскрытию истины. Но негативные черты нового журнализма (равно как и персонального) напоминают о себе и по сей день.
Противостояние "публицистики мнения" и "журналистики факта" в их предельно заостренном, чистом виде отнюдь не исчерпывает проблему профессионализма. Между этими плюсами помещается огромное срединное пространство, в котором существуют многочисленные возможности каждому определить свое место в системе редакционного разделения труда, найти свою нишу в отражении действительности и свой способ творческого самовыражения.
XIX столетие придало дифференциации журналистского труда, отчетливо выраженные формы. Во многих странах было закреплено размежевание собственно журналистской деятельности и административного руководства прессой. Усилилась тенденция к специализации сотрудников редакций. Штат крупных английских газет середины XIX в. включал в себя и тех. кто собирал внутренние новости, получая за труды ничтожную сумму, и корреспондентов за рубежом. В конце века, когда некоторые британские издания превратились в мощные предприятия (например, основной выпуск "Таймс", насчитывавший 20-28 страниц, дополнялся рядом приложений разнообразного характера), возникла потребность привлекать к работе специалистов в сфере литературы, науки, финансов и т. д. В 80-е гг. того же столетия штат американской газеты "Уорд" включал в себя 1300 человек; позднее в редакцию пришли экономисты, знатоки спорта, светской и женской тематики, художники. Последнее особенно знаменательно: рисованные заставки, иллюстрации в XIX в. (хотя в прессе они использовались и ранее) усилили визуальную выразительность газетного текста и придали новое, творческое звучание работе тех, кто занимался оформлением газет и журналов.
С внутриредакционной специализацией исследователи часто связывают развитие аналитической журналистики, отличной от универсального журнализма, который не погружался в причины и следствия событий.
Очевидно, что аналитический метод в журналистике неотделим от научного мышления, от навыков глубокого, исследовательского подхода к фактам и явлениям. Век XIX с его нарастающим прагматизмом, иррационализмом, а также со стремлением утвердить в обществе отношения "механической солидарности", идеалом которых служит отлаженная работа фабрики, не стал эпохой торжества разума. Но преемственность культурного развития сохранила тяготение человека к дальнейшему постижению законов природы и общества и формированию своего отношения к миру на основе знания о нем. Усилившаяся в XIX в. социологичность знания по-новому высветила роль факта в контексте системного отношения к реальности. И то и другое отразилось в журналистике.
В трудах отечественных и зарубежных журналистов, ставших достоянием истории, четко прослеживается цепочка взаимодействия факта, анализа, оценки. Конечно, эта цепочка могла и разорваться, когда факт и оценка приобретали самодовлеющее значение, а аналитическая составляющая "выпадала" и из авторского замысла, и из текстовой структуры. Но в подлинно исследовательском, аналитическом произведении все три компонента находились в равновесии. Означало ли это, что литературное мастерство отходило на задний план? Не вызывает сомнений, что текст можно составить, руководствуясь стандартными правилами. Однако так же несомненно то, что только творческая индивидуальность способна придать ему неповторимость, уникальность, во многом зависящую от меры соотношения различных его частей, от способности корреспондента не только правильно мыслить и формулировать мысль для себя, но и находить те речевые способы выражения смысла, которые донесут авторскую идею до читателя, придав ей особую убедительность. И, возможно, именно аналитическая журналистика наиболее полно концентрирует в себе единство слова и мысли, присущее человеческой природе.
Таким образом, мы сталкиваемся еще с одним типом профессионала — с журналистом-исследователем. Невозможно отнести его появление только к западной или только к российской традиции. В XIX в. к журналистской деятельности оказываются причастными, например, африканские мыслители. Так, западно- африканский философ, лингвист-полиглот Э. У. Блайден, сотрудничая в ряде изданий, использовал методику аналитической прессы для изложения своей концепции особой роли Африки в развитии мировой цивилизации. Становление аналитической журналистики выступает как общемировая тенденция, которая, правда, не всегда могла полно реализоваться в силу тех или иных политических и социокультурных причин.
Итак, спектр журналистского профессионализма в XIX в. был уже достаточно насыщенным, и тенденции, о которых мы вели разговор, получили во многих случаях персонифицированное выражение. Среди зарубежных редакторов-реформаторов снискал славу Эмиль де Жирарден (1806-1881) — один из родоначальников массовой прессы, произведший коренную коммерческую трансформацию французской газеты и ставший прообразом руководителя-торговца. Он принимал журналиста на работу в полном соответствии с существовавшими тогда условиями рынка. В английской печати с ним в определенной степе- ни сопоставимы братья Альфред и Гарольд Хармсворты, чья предпринимательская активность удостоится официального призвания: оба они получили титулы лордов (пэрами станут и другие магнаты прессы в Англии). В Америке подобное положение занял Джозеф Пулитцер.
В конце XIX века в США центральной фигурой стал репортер, готовый на персональный подвиг ради необычной, сенсационной информации. Среди журналистов "выдающегося поступка" можно назвать американку Элизабет Кохран (Нелли Блай), обогнувшую земной шар за 72 дня (а не за 80, как герой известного романа Жюля Верна), и многих других. Сочетание личной смелости и глубоких знаний было характерно для корреспондента английской "Дейли Телеграф" Эмиля Джозефа Диллона (1854-1933): он учился в нескольких университетах, знал европейские и восточные языки. Информация, полученная им, оценивалась не только как оперативная, но и как достоверная. Современники считали, что Диллон соединил в себе талант журналиста, ученого и государственного деятеля.
Признавая открытую партийность журналистской (в том числе редакторской) работы К. Маркса и Ф. Энгельса, нельзя забывать о том, что их творческому методу было в полной мере свойственно рассмотрение фактов под углом зрения научной теории. Взаимосвязь отбора фактов, их анализа и — что очень важно — их синтеза отличают публицистическое мастерство К. Маркса и Ф. Энгельса. По мнению ученых, детально исследовавших их творческое наследие, профессионализм в контексте марксистской теории печати во многом связан с тем, что "журналист выступает всегда как исследователь, социолог, аналитик, сообщая о фактах, анализируя, сопоставляя их и обрабатывая, обобщая, абстрагируя из конкретных единичных событий, ситуаций их особенное и всеобщее содержание и выражая его в понятиях, общезначимых заключениях, выводах и предложениях"[8]. Этот исследовательский компонент профессионализма приобретает особую актуальность, когда речь заходит о журналистике "второго уровня" — то есть, аналитической.
В России XIX в. Н. Г. Чернышевский и Н. А. Добролюбов призывали изучать факты, делать выводы из них "на обоюдную пользу истории и теории", представлять результаты их анализа, "а не частные счеты , не множители и делители"[9].
XIX столетие продолжило еще одну устойчивую международную тенденцию, существенную для понимания особенностей журналистского профессионализма: пресса продолжала оставаться сферой приложения общественно-литературного дарования писателей и поэтов, которые выступали в качестве редакторов, издателей и сотрудников газет и преимущественно журналов. Например, новое качество французской журналистики на стыке веков проявилось в том, что она в ряде случаев тесно смыкалась с литературой. Это вполне справедливо и для российской печати всего периода ее развития. Есть точка зрения, что по уровню литературного исполнения англосаксонский и германский журнализм на рубеже столетий несколько уступал своим зарубежным собратьям. Но и он содержит немало примеров, подтверждающих плодотворность профессионального участия писателей в прессе. Журналистское мастерство раскрывало в данном случае несколько иную свою сторону, впрочем, привычную для периодической печати: текст приобретал художественно-образный характер, предполагающий особый "набор" способностей его создателя — возрастала роль интуиции, воображения, усиливалась образная нагрузка слова.
На рубеже XIX-XX вв. как в Европе, так и в Америке получает развитие журналистское образование, что еще раз доказало: эта профессия прочно заняла свое место в системе общественного разделения труда.
Первая половина XX в. (особенно период между первой и второй мировыми войнами) стала временем дальнейшего усложнения структуры журналистской профессии. В определенной степени это было связано с совершенствованием технологии средств массовой информации. Так, в 30-е гг. в типографии американской газеты "Нью-Йорк таймс" насчитывалось 1800 рабочих, в ее редакции — 616 сотрудников, в конторе — 953 человека, в правлении — 84[10]. Появление телефона и его широкое использование в прессе динамизировало репортаж ("рипортинг") и вызвало к жизни пресс-стенографирование и "рирайтинг", то есть редакционную подготовку к печати материалов, полученных от корреспондентов. Изменившаяся техника иллюстрации повысила престиж фоторепортера. По мнению одного из крупнейших пресс-магнатов Франции Жана Пруво (в 1931 г. он основал газету "Пари суар"), изображение стало властелином времени. Этому немало способствовала возможность быстро передавать по телеграфу снимки с места события.
Внесло свою лепту в журналистское разделение труда развитие радиовещания. "Разговорные газеты", "разговорная журналистика" вели поиск своего лица, конкурируя с прессой, вырабатывая особый профессиональный стиль. После организации первых публичных сеансов телевизионного вещания электронное средство информации постепенно добавило новые краски в палитру журналистской профессии.
XX в. по-новому высветил проблему соотношения факта и мнения в журналистском творчестве. Отсутствие в журналистике "поля точного знания" вызвало озабоченность у наиболее серьезных сотрудников и исследователей западной прессы. Однако профессионализация журнализма, придание ему "антисубъективного" характера, предусматривавшего опору на факты, беспристрастность, правдивость, была чрезвычайно трудно достижима.
Дальнейшая коммерциализация прессы, ее монополизация, массовизация, формирование информационного рынка усилили материальную зависимость журналиста на Западе.
Идеологическое размежевание и политическая дифференциация в контексте противостояния капитализма и социализма, зарождения национально-освободительного движения, появления фашистских режимов, нарастания военной угрозы и развязывания второй мировой войны привели к практически повсеместному углублению политизации профессии, усилению в ней пропагандистских начал. Возрастала политическая ангажированность значительного числа журналистов, даже если они отказывались открыто признать это. Четкое определение классовой, партийной позиции для многих превращалось в центральный, системообразующий элемент их деятельности. Журналист должен был выбрать свое место в расстановке общественных сил, определить, на чьей стороне он сражается. Далеко не каждому удавалось противостоять обстоятельствам, не превратиться в исполнителя чужой воли, не оказаться жертвой социальной мифологии. Слово продолжало оставаться оружием борьбы.
Вторая половина XX в. не дала исчерпывающего ответа на вопрос о том, есть ли универсальное определение журналистского профессионализма. Однако не вызывает сомнений наличие устойчивых черт, отличающих журналистику от других видов деятельности. Им посвящено содержание следующих разделов главы, подчиненное уже не столько историческому, сколько логическому анализу нашей темы.
Дата добавления: 2021-02-10; просмотров: 111; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!