Лицом к лицу со спецслужбами США 10 страница
Лицом к лицу со спецслужбами США
После возвращения из Афганистана я несколько дней приходил в себя на служебной даче, где в то время жил: тогда у меня вообще не было квартиры. Здесь же я с наслаждением вечерами занимался крестьянским трудом, выращивая собственными руками все овощи и ягоды, которых хватало на целый год. «Удивительно могучей, — продолжал я свои записи, — притягательной силой обладает земля. На участке казенной дачи я уже третью весну горбачусь, как нанятый батрак. Даже независимо от моей воли процесс посева, ухода за огородом и сбора урожая захватывает до глубины души. С каким-то наслаждением кормлю землю — распаханную лопатой сотку глинозема — удобрениями, чешу ее спину мотыгой и граблями, радуюсь ее нежным зеленым росткам-деткам. Я получаю несказанное облегчение от одной возможности погладить землю. От нее исходит сила, доброта и бесконечная щедрость. Человек без земли — сирота без матери, в его воспитании останется не восполнимая ничем пустота, никогда ему не узнать, что такое точка опоры — вечная и непоколебимая».
Служебные дачки, на одной из которых я провел почти десять лет своей жизни, были расположены рядом с рабочими зданиями разведки. За пять минут можно было попасть из постели за стол рабочего кабинета. Между домиками и службой имелась закрытая телефонная связь, так что человек находился как бы на работе все 24 часа в сутки. Стараниями Крючкова комплекс зданий ПГУ был оснащен всеми видами жизнеобеспечения, не хватало, как мы иной раз шутили, только часовенки да служебного кладбища. Сам начальник разведки также безвыездно жил в этом крошечном поселке из двух десятков строений и скудные часы отдыха проводил, как многие, в уходе за посевами. Даже охранники-прапорщики с удивлением говорили: «Зачем же надо добиваться высокого положения, чтобы вернуться к тому, с чего начинают: собирать колорадских жуков с картофельных посадок, разносить подкормку по грядам, рыхлить землю?» Такова жизнь.
|
|
|
Все первородное становится со временем роскошью. Простая крестьянская пища превращается в модные аристократические блюда; прялки, серпы, иконы, цепы становятся любимым украшением интерьеров самых изысканных богемных домов. Нас тянет к «ретро», к старому укладу жизни от неосознанной тоски по утерянному нормальному человеческому ритму бытия.
* * *
Как только приходилось возвращаться в рабочий кабинет, проблемы липкими вампирами набрасывались на тебя и норовили превратить жизнь в тягостный кошмар. 26 сентября 1983 года я довольно неожиданно для себя получил новое назначение: стал заместителем начальника разведки. Мне было поручено руководить оперативной работой в Западном полушарии. После 11-летнего сидения в кресле начальника информационно-аналитического управления такое назначение выглядит, прямо скажем, нестандартным. Я во многом успел оторваться от технологии чисто оперативной работы, мое время и заботы были постоянно ориентированы на оценочную и аналитическую деятельность. Мне казалось, что я овладел в достаточной мере своей профессией и еще раз круто менять курс жизни в 55 лет рискованно. Но сработал уже упоминавшийся принцип: «Ничего не просить, ни от чего не отказываться». Я знал, что меня ждут очень большие трудности, связанные с работой по Соединенным Штатам Америки, но опять-таки успокаивал себя, приговаривая: «Если не я, то кто? Если не сейчас, то когда?» Мое отношение к США было известно. Глубокое уважение к их техническим и организационным достижениям, к их богатству не мешало мне видеть в них противника не только нашего социального строя, но и великого Российского государства.
|
|
|
Примиряло с новым уровнем ответственности твердое знание того, что на американском участке, на направлении «главного противника» работали самые хорошие кадры. Во всяком случае, еще на стадии предварительного отбора слушателей в разведывательный институт, носивший имя покойного Андропова, наиболее толковым предлагали изучать английский язык и США. Потом, когда слушатели уже заканчивали курс подготовки, руководители разведки могли еще раз «перелопатить» весь контингент и снова отобрать для работы по США тех выпускников, которые показали наибольшие успехи за годы учебы. Непосредственно работу по США вел первый отдел Первого главного управления. Одной нумерацией уже подчеркивалось значение этого подразделения. На работу туда зачислялись элитные кадры. Если работник первого отдела по каким-то причинам проштрафился или не состоялся как разведчик, то его без хлопот удавалось устроить на работу в другие оперативные отделы, а вот обратное движение по таким же причинам исключалось напрочь. Для прохождения службы в американском отделе приглашались время от времени наиболее толковые, хорошо зарекомендовавшие себя в других регионах разведчики. В армии такое подразделение непременно носило бы звание гвардейского.
|
|
|
Во главе отдела стоял опытный американист генерал-майор Дмитрий Иванович Якушкин, потомок древнего дворянского рода, представители которого числились среди активных деятелей декабристского движения. Он много лет работал в США, хорошо знал эту страну, связанных с ней специалистов в СССР. Одним словом, это был профессионал, работать с которым было интересно и приятно.
|
|
|
* * *
Первым делом мы — Якушкин и я — решили провести своего рода инвентаризацию всего нашего оперативного хозяйства, навести в нем чистоту и порядок. Надлежало критически посмотреть на наши собственные кадры, оценить уровень отдачи каждого сотрудника. Мы оба были достаточно хорошо осведомлены о попытках противника завербовать наших работников, склонить их к измене Родине, внедрить в сеть наших агентов свои «подставы». К этому времени американцы вели контрразведывательную работу против советских граждан и учреждений широким фронтом, не жалея ни сил, ни средств. Они выявляли уязвимые места в мировоззрении людей, в их личных качествах, трудные семейные ситуации — все, что могло оказаться полезным для вербовки.
Для этой работы они задействовали большие технические возможности. Например, в Нью-Йорке в долгие годы работы в представительстве при ООН Якова Малика мы решили построить свое собственное жилое здание, чтобы советским командированным жить было и удобнее, и дешевле. Малик долго искал подрядчика, пока наконец не нашел некоего Н. И. Резника, калифорнийского еврея, по упрощенной, удешевленной схеме выстроившего дом, на качество которого мне жаловались все жильцы в течение всех последующих лет. Но я заговорил об этом доме потому, что в нем американские «строители» установили громадное количество подслушивающей аппаратуры. Почитай, в каждой квартире был установлен «жучок», с помощью которого американцы денно и нощно прослушивали и записывали на пленки все семейные разговоры, какими бы они ни были. Дом охранялся после его заселения нашими дежурными, поэтому ясно, что «жучки» были установлены в ходе строительства и, наверное, не без ведома и участия генерального подрядчика.
Приходилось априори исходить из того, что все квартиры, которые советские сотрудники снимали в городе, тоже были оборудованы подслушивающей аппаратурой. В десятках автомашин в разное время приезжавшие из Москвы специалисты обнаруживали радиодатчики, способные фиксировать местоположение транспорта в любой момент, или миниатюрные радиопередающие устройства, обеспечивавшие противнику возможность слушать разговоры в салоне. Уберечься от этой «начинки» было практически невозможно, потому что все автомашины хранились в гаражах, доступных для спецслужб США, или ремонтировались в мастерских, подконтрольных тем же ФБР или ЦРУ. Обнаруженную технику мы либо пачками изымали и направляли в центр для изучения, либо оставляли на месте, делая вид, что мы ее не нашли, но разговоры, которые вели в таких автомашинах, были специально разработаны, чтобы противник получил выгодную нам дезинформацию.
Подслушивающую технику, которая изымалась в служебных помещениях наших представительств, неоднократно предъявляли представителям американской и аккредитованной в США иностранной прессы. Скандал выходил звучный, но очень непродолжительный. В демократических Соединенных Штатах никакое средство массовой информации не хочет ссориться со своими спецслужбами и подносит палец к губам по первому же сигналу с их стороны. Так и получается, что демонстрация свободы печати уютно сожительствует с трусливо поджатым хвостом в длинные промежутки между коротким тявканьем. Но уж когда на зуб той же прессы попадали темы, связанные с русскими подслушивающими устройствами, то тут вороний галдеж продолжался бесконечно долгими годами, хотя ничего материального, в виде изъятых приспособлений, американцы предъявить не могли. Так, например, было с новым зданием американского посольства в Москве.
Нет спору, в войне разведок и контрразведок не руководствуются особо деликатными правилами, но справедливости ради надо сказать, что американские спецслужбы были заражены настоящей паранойей подслушивания всего и вся, и тут нам тягаться с ними невозможно просто потому, что у них больше денег.
Подслушивание, вернее, его результаты не являются самоцелью. Они дают серьезный материал для оценки личности, ее жизненных установок, психологических особенностей. Подслушивать имеет смысл только тогда, когда планируется переход к вербовке интересующего спецслужбу человека. Путем подслушивания контрразведка пыталась выявить разведчиков из среды советских сотрудников. Во многих семьях внутренняя дисциплина и элементарная собранность были не на высоте, а во время праздничных застолий бдительность вообще покидала компанию. На каждого советского сотрудника заводилось свое досье, где накапливалась вся собранная на него информация. Когда эти данные подходили к так называемому критическому уровню, то есть давали основание для определенного вывода, что такой человек способен пойти на сотрудничество с американскими спецслужбами, тогда на сцене появлялся вербовщик со своим предложением об измене Родине. Конечно, такие резкие слова никогда не употреблялись. Говорили обычно комплименты, использовались психологические поглаживания, а потом разговор переходил к просьбе или об оказании несложных услуг, или о взаимовыгодной сделке. Но обязательно просьба формулировалась так, чтобы «у птички коготок увяз». А дальше все было делом техники.
* * *
Хотя резидентуры КГБ и отвечали за безопасность советских граждан и совзагранучреждений, но, честно говоря, достаточных сил и возможностей для организации надежной защиты их от проникновения спецслужб на территории США у нас не было. В период идеологического охлаждения общества, когда жизненные установки чиновничества явно сместились в пользу чисто материальных факторов, уязвимость советских людей стала очень высокой. Начали учащаться предательства. В их основе в подавляющем большинстве лежали не мотивы идеологического характера, а самые заземленные причины, которые в просторечье зовутся шкурными. Желание во что бы то ни стало продлить командировку, чтобы получать валютную зарплату, жить красиво, делало из людей трусов и потом даже подонков. Стоило вербовщикам намекнуть на то, что они предадут гласности какие-то компрометирующие материалы, как воля попавшего на крючок чиновника надламывалась. А сколько соблазнов окружало в обществе потребления хилого духом соотечественника! То в компании, «под газом», подставят разбитную молодицу (в Америке во всем свобода!), а потом сочинят невероятную историю, от которой волосы встанут дыбом, вроде того, что-де молодица-то, оказывается, связана с террористами или торговцами наркотиками.
Обомлеет российский простачок и готов на все, лишь бы замять дело и продолжать жить, как до этого страшного вроде бы сна. Бывало, что кто-то из забывших стыд соотечественников пытался вынести из магазина неоплаченную вещь. Его легко разоблачали и, помучив изрядно, предлагали забыть конфликт за «маленькую услугу».
Если ты был под хмельком и совершил автомобильную аварию (возможно, не случайную, а подстроенную), тебе могли предложить опять пойти на мировую все за ту же «крохотную услугу». Во всех случаях они эксплуатировали страх нашего сотрудника перед возможным откомандированием домой.
Всем известным мне случаям предательств всегда сопутствовал фактор угрозы высылки из США и конца профессиональной карьеры. Для подкрепления своих вербовочных аргументов американцы часто использовали деньги.
У меня нет никакого снисхождения к предателям. Во все времена и у всех народов они считались общественными отбросами и подонками. Потеря чести и собственного достоинства — свидетельство распада личности.
К стыду приходится признать, что таких случаев бывало много. Только в разведке я знал более полудюжины предательств.
Так и вырисовалась первая задача: уберечь кадровый состав резидентур в США от проникновения в него агентуры противника путем вербовки кого-нибудь из разведчиков, спасти агентурную сеть и доверительные связи, составлявшие нашу главную ценность.
Посоветовались с Д. И. Якушкиным и решили пригласить на должность заместителя начальника первого отдела кого-либо из опытных работников управления внешней контрразведки, тех самых, кто обобщал и анализировал факты, связанные с вербовочной работой ЦРУ против советских граждан по всему миру. Такой работник нам был нужен, чтобы всесторонне просчитать и сделать менее уязвимыми наши оперативные действия. Выбор пал на Виталия Юрченко, который в ту пору был начальником одного из ведущих отделов в управлении внешней контрразведки. Откуда мы могли знать, что этот человек доставит нам массу неприятностей и уйдет впоследствии в тень, так и не ответив на десятки вопросов? Но это будет потом, а пока мы знали, что Юрченко — в прошлом боевой офицер-подводник, затем сотрудник военной контрразведки, перешедший в Первое главное управление. Все аттестации у него были безупречными. Считалось, что вообще сотрудники управления внешней контрразведки, которым по должности вменялось в обязанность следить за нашей верноподданностью, стояли на порядок выше всех остальных в смысле преданности делу партии и народа. Лишь тихий голос, некоторая вялость движений, молчаливость и размытая мимика лица выдавали натуру скрытную и настороженную. Но ведь таким и положено быть контрразведчикам!
Каким-то шестым чувством, приходящим с опытом, мы решили не вводить его в дела, связанные с Соединенными Штатами, поручили ему курировать кое-что из «хозяйства» по Канаде и некоторые внутриотдельские вопросы, не связанные с агентурой и доверительными контактами. А для того чтобы окончательно убедиться в компетентности В. Юрченко, решили проконтролировать его на операциях, которые велись в различных местах Европы. Предложили ему поехать в командировку за границу провести на месте встречу с одним человеком, которого мы подозревали в том, что он является «подставой» ЦРУ, а потом вместе провести анализ всего дела.
* * *
Первая же такая операция окончилась в Италии драматически. 1 августа 1985 года В. Юрченко исчез в Риме, после того как провел запланированные встречи, доложил телеграфом в центр, что все завершилось благополучно и он готовится к вылету домой. Тертые калачи в разведке знают, что люди просто так не исчезают. Два-три дня итальянская полиция искала Юрченко во всех закоулках Рима, после чего доложила, что нет никаких следов возможных действий преступного мира. Советским гражданам, случайно встретившимся ему при последнем выходе из виллы советского посольства, он сказал — одному, что идет по магазинам купить подарки в Москву, а другому бросил, что направляется в Ватиканский музей. В обоих случаях он отказался от автомашины и компании. Это было дурным признаком.
Когда я докладывал Крючкову об обстоятельствах исчезновения Юрченко, мне не пришло в голову искать какие-то оправдательные варианты. Я твердо заявил, что, по-моему, речь идет о предательстве и из этого следует исходить при планировании экстренных мер по локализации провала. Вся ответственность за направление Юрченко в командировку лежала, разумеется, на мне, и я ломал голову, как же могло случиться такое со «сверхпроверенным, супернадежным» работником. Как человека я его еще не успел узнать достаточно глубоко, он проработал в отделе всего несколько месяцев, даже традиционные характеристики для поездки за рубеж составлялись по месту прежней работы, то есть в управлении внешней контрразведки. Формально вроде бы и ответ мне держать пришлось бы в большой компании, но радости это не доставляло. Где же была допущена ошибка? Юрченко не был падок на деньги, не уважал «зеленого змия» из-за болезни желудка, его не мучило честолюбие. За несколько дней до отъезда в фатальную командировку он снял со своего скромного сберегательного счета большую часть денег, чтобы расплатиться за строительные работы на своем садово-огородном участке. Зубной врач, которая лечила нас обоих, сказала, что Юрченко не был храброго десятка и каждый раз дрожал при виде бормашины.
Версии возникали и роились сами собой. Первое предположение: он был давнишним агентом ЦРУ, завербованным в конце 70-х годов, когда работал офицером безопасности в советском посольстве в Вашингтоне. Основаниями для этого могли послужить следующие два факта. Первый: Юрченко действительно передал в ФБР переброшенную через посольский забор пачку секретных документов, на основании которых был арестован и осужден один из бывших сотрудников спецслужб США, намеревавшийся вроде бы вступить с нами в секретное сотрудничество. Второй: когда В. Юрченко, закончив командировку, в 1980 году возвращался в Москву, то провожать его приехал представитель ФБР с букетом цветов. Мало до смешного! Версия отбрасывалась.
Версия вторая: он «переродился» за время работы в центральном аппарате в Москве и, переходя на работу в американский отдел, искал только случая, чтобы выехать за границу и перекинуться на сторону противника. Пришлось отбросить и эту версию, потому что при смене участков работы он не мог предполагать, что поедет за рубеж. Эта инициатива целиком и полностью шла сверху. Кроме того, не было обнаружено никаких следов какой-либо предварительной подготовки Юрченко к дезертирству.
Оставались варианты, связанные с сугубо личными мотивами вроде здоровья, женщин и т. д. Было хорошо известно, что американцы использовали повышенную мнительность некоторых советских граждан по поводу состояния своего здоровья и тянулись к душе такого человека через обещания оказать квалифицированную медицинскую помощь. Конечно, пришлось и проработать классическую французскую рекомендацию «шерше ля фам». Следы этого фатального фактора в жизни многих мужчин были обнаружены и здесь, но его подлинную роль мы оценить не смогли. По-моему, никому не дано «научно обоснованно» разобраться в сложнейших отношениях, складывающихся между мужчиной и женщиной, и сколь-нибудь объективно судить о них. Мировая литература и искусство дали нам бесчисленное количество примеров непредсказуемости этих отношений. Фрейд только приоткрыл дверь в эту тайную комнату человеческой психики.
* * *
Мы ломали головы до самого того дня, когда вдруг получили шифротелеграмму о том, что В. Юрченко звонил в Вашингтоне по телефону в наше посольство и обещал быть через пару часов там собственной персоной. Можно себе представить нетерпение работников центра: впервые в истории предательств человек возвращался с «того света». Как только он переступил порог посольства и начал свои рассказы о применении в отношении него спецпрепаратов, в Вашингтон было дано указание взять у него кровь и мочу на анализ, провести первичный медосмотр, сохранить имевшиеся у него в кармане таблетки, которыми его пичкали в течение трех месяцев в «застенках» ЦРУ и ФБР. Потом последовали широко освещавшиеся прессой интервью Юрченко представителям иностранной печати в Вашингтоне и по приезде в СССР в Москве. Повторялась одна и та же версия якобы насильственного похищения его на территории Ватикана, тайного вывоза в США, насильственного содержания на одной из секретных вилл, кормления психотропными средствами с целью вытягивания информации, а затем следовали побег от сопровождавшего охранника и честный приезд в Москву.
Дата добавления: 2021-02-10; просмотров: 36; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!