Ульяна. Объяснительная Арсеньеву

ДЕНЬ ШЕСТОЙ. ЛЕНА: ВНЕЗАПНАЯ ЛЮБОВЬ и НЕЖДАННАЯ ТРАГЕДИЯ

Я проснулся посреди ночи. На удивление, в полном здравии. Хотя не знаю, стоило ли этому удивляться. Ночью здесь будто перезагрузка системы происходит… У окружающих стирается память, а у меня… пропадают царапины, синяки и прочие последствия моих бурных попыток покинуть это «гостеприимное» местечко. Вот только на мои нервы лагерная целебная терапия явно не распространяется. Вернусь домой: заняться что ли какой–нибудь восточной медитацией. Или лучше единоборствами. И нервишки подлечу и, если что, всем по мордасам раздам. «Ага, особенно разбушевавшейся статуе товарища Генды», – тут же ехидно подсказало мне моё внутреннее я. Сон тут же как рукой сняло. И я с ужасом покосился на окно. На улице было тихо и темно. Сквозь тонкие занавески проглядывала полная Луна. Не сказать, что она выглядела зловеще, но до утра я так и не смог сомкнуть глаз.

Лежать в кровати было приятно, и постепенно я немного расслабился. Но гулять не торопился. С одной стороны, интересно бы было посмотреть на ночную перезагрузку «Совёнка», с другой – на меня навалилась страшная лень. Сказывалось, что сытно поел. Да и вообще, должен же я отдыхать хоть иногда, а то постоянно на нервах – эдак и свихнуться недолго. Хотя куда уж дальше…

Я лежал и думал о палочнике, об ужасном рахитном лесе, напоминающем поганки, о внезапно появившейся на поляне Юле, страшном доме с его непроходимыми коридорами, необыкновенном белом говорящем звере, странных картинах, чудесном спасении из замкнутых коридоров, Шурике с его пощёчиной, Ольге с её бритвой, Жене, дискотеке, Генде…

Почему палочник на меня не напал, а, напротив, будто поделился силой? Он – очень необычное ручное животное и просто подошёл познакомиться с новым человеком? Как дружелюбный пёс, по–своему обнюхал меня и принял? Или он, как и белый пушистый шарик, разумен, хотя бы частично. Может, он тоже умеет разговаривать? И… читать мысли. Понял, что я боюсь его, и решил успокоить? Или втереться в доверие, а потом… Что потом, я решил не думать (тем более, убить он и так мог бы, если б захотел), и переключился на свою вторую прогулку по лесу.

Дерево с говорящими листьями, которые читают мысли. «Ключ», – как сказала Юля. Откуда она вообще взялась? Неужели мне здесь в лагере настолько одиноко, что понадобился воображаемый собеседник? Нет, чушь какая–то. Или она имеет какое–то отношение к «Совёнку» и действительно может мне помочь отсюда выбраться? Тоже маловероятно.

Двигаемся дальше. Белый пушистик, белка–свинка, тоже говорящая и дающая советы. Вот она точно похожа на глюк, как и инфернальное продолжение моего похода.

Дом, из которого невозможно выйти. Лабиринт коридоров и дверей. Я точно видел и стены, и картины, и подсказки. А Шурик утверждает, что я наматывал круги по болоту. Меня погрузили в галлюцинацию? И всё–таки, каким образом я вышел из этого ада? Спас ли меня Шурик, или это заслуга того коридорного привидения? Как совпало, что пощёчина и выход по подсказкам призрака произошли одновременно? Игра мозга?

Потом я видел Олю с бритвой. Ещё одна галлюцинация? Или я нарушил какие–то правила «Совёнка», и он меня таким образом решил предупредить–запугать? Жечь домики, значит, можно. И даже Генду взрывать. А вот не ходить в столовую – нифига. Опять же наводит на мысль о наркотиках в еде, особо важной роли завтраков–обедов–ужинов в деле оболванивания местных попаданцев.

На ужине меня дожидалась Женя. Подозрительно дружелюбная, хотя я сорвал им дискотеку. Да и на самой этой дискотеке она себя как–то странно вела. Должна была уже давно привыкнуть к моей манере общения. Что это всё значило – она пыталась пофлиртовать со мной? Или что–то другое.

Ну и, наконец, феерический финал вчерашнего вечера. Памятник Генды отвесил мне пощёчину и скинул с постамента, душевно приложив башкой об асфальт. Аж звёздочки из глаз полетели! И боль была такая – точно черепушку проломил. Не понимаю, почему не сдох в ту же минуту, а очутился здесь, да ещё и в добром здравии? Почему, наконец, надо мной сейчас не стоят Виола с Олей и не радуются моему «выздоровлению», как это было в прошлый раз? Скорее всего, случилось то же самое, что и при поджоге дома. Этот эпизод просто вычеркнули. Не было никакого падения, памятник не бил меня: может, и дискотеки тоже не было. Или вместо неё были очередные игры или песни у костра, о чём мне завтра радостно поведают. И добавят, как я извинялся за свою пропажу, а они меня любезно простили. Разве факты в «Совёнке» хоть что–то значат? А может, вообще, это я в своём стабильном мире живу неправильно, а здесь – всё, как надо? Что такое жизнь? Может, просто сон или игра… А в разных мирах отличаются лишь правила и могут казаться дурацкими…

Только ближе к утру, когда небо за окном уже начало светлеть, и зловещая круглая Луна перестала заглядывать за занавески, Морфей меня сморил повторно. Я задремал, а проснулся как раз вовремя. Ольга собиралась проводить линейку и прихорашивалась перед зеркалом. Пока она причёсывалась и одевалась, я решил притвориться спящим. Объясняться с ней у меня не было никакого желания. Подглядывать за её переодеванием – тем более. Гораздо важнее – составить план действий на сегодняшний день. Но ничего путного в голову не приходило. Чего я ещё не пробовал? В лес ходил, по воде выбраться пытался, по дороге тоже. Всё без толку! Надо исследовать происходящее на более глубинном уровне. Может быть, мне даже придётся сконструировать транспортное средство получше и помощнее лодки. Желательно, летающее.

– Алексей! Опять в облаках витаешь? – буднично окликнула меня Ольга, застёгивая верхнюю пуговицу рубашки. – Между прочим, скоро линейка.

Как только она заметила, что я не сплю? Наверное, сказывается вожатская чуткость, выработанная за долгую практику надсмотра в пионерлагерях.

– Я сто раз говорил, что не хожу на линейки, – в который раз повторил я. – Одну видел – видел все. Автобус скоро?

– Хорошо–хорошо, можешь никуда не ходить, – движения Ольги стали более нервными и быстрыми, и она поспешно выбежала на улицу, будто испугалась слова «автобус». Может, они боятся транспорта? Интересно даже, как называется эта фобия… Или она всё ещё помнит нашу встречу у автобуса и небольшой спор на эту тему… Не верю, что она не видела мои попытки к нему прорваться. Не могла же не заметить столь явный объект – так умело делать вид, будто ничего не было. Если б я умел так играть – уже снимался бы в Голливуде, а не торчал в «Совёнке». И если б я пропал неизвестно куда, тут же начались бы широкомасштабные поиски. В своём мире я не последний человек…

Но мысль об автобусе навела меня на другую, не менее интересную идею. Хмм… а смогу ли я сделать какой–нибудь драндулет, который позволит мне быстро объехать всю окрестность? Лучше, чтобы была кабина для защиты от всяких странных существ и стихий. Не худо бы расспросить об этом на завтраке у наших кибернетиков. Заодно разузнаю, насколько здесь развит технический прогресс, и смогу сделать более точный вывод о годе. Если меня забросило в прошлое, то это очень плохо. Я живу в своём любимом 2014–ом году и не хочу его менять ни на что, даже на средневековый трон.

Я осторожно проследовал за вожатой и всё–таки дошёл до площади. Линейка была в самом разгаре, и я спрятался в кустах, чтобы понаблюдать за процессом со стороны, никак на него не влияя, и никого не провоцируя своим присутствием. Мне захотелось посмотреть на местных в «естественных» условиях обитания. Логика проста: если всё же они актёры и устраивают весь розыгрыш специально для меня, то, оставшись одни, станут вести себя естественно и никакой линейки не проведут. В розыгрыш я уже не особо верил, но проверить нужно все возможные версии. Да и польза может обнаружиться в любом случае. Мало ли, меня решат обсудить за глаза или что–то про местность упомянут. Как минимум, буду в курсе планов лагеря на сегодняшний день.

В глаза и в нос лезли ветви. Мне очень хотелось чихнуть, но я стоически сдерживал этот порыв. Надеюсь, мои мучения не окажутся напрасными. Так, пионеры потихоньку подтягиваются к площади. Ведут они себя, вроде, как обычно. Лена прихватила с собой книжку, и будто отгораживается ей ото всех, не входящих в её внутренний мир; Славя заранее вытянулась почти по струнке; а Алиса недовольно поглядывает на статую. Генда привычно высится над площадью и никаких телодвижений не предпринимает. И слава Богу. А вот и Ольга. Будет она проводить линейку без меня или нет? В любом случае, я вознамерился досмотреть действо до конца и произвести свою проверку в полном объёме.

Линейка всё–таки началась – следовательно, предположение об актёрах можно отмести. Либо они настолько параноики, что будут играть даже впустую, без единственного целевого зрителя.

– Сегодня – предпоследний день смены. Завтра мы все уезжаем! – Ольга подняла палец кверху, а я вскрикнул от радости, одновременно выпуская весь воздух наружу, и громко чихнул. Все стоящие на площади разом оглянулись, и моя маскировка пала. Я сделал морду кирпичом и направился назад к домику. Мол, мимо проходил. Самое важное я уже выяснил.

Если бы вожатая предупредила меня о главной теме линейки с утра, я бы её расцеловал прямо на месте. И всех пионеров. Настолько мне хотелось вновь окунуться в уют своей сочинской девяностоквадратнометровой квартиры.

Уже почти у своего домика я понял, что одну странность чуть ни упустил из внимания. На линейке не было Ульяны! Почему? Я даже немного вернулся и снова окинул взглядом площадь. Все ещё стоят на месте. Оля с важным видом продолжала что–то вещать пионерам, но маленькой девочки среди них абсолютно точно не было. А вот она бы мне пригодилась. Вечером, или, когда нам в следующий раз доведётся пообщаться, я обязательно возьму с неё объяснительную по поводу метаморфоз с галстуком: всё–таки письменный источник всегда надёжнее. Хотя здесь нет ничего надёжного!

Чтобы не откладывать дело в долгий ящик, скажу, что вскоре получил желаемое. Предлагаю вам сперва прочитать это объяснение, а потом перейти к дальнейшим событиям. Правда, верю я ему не очень. Вот палочник – это другое дело: его ведь я увидел своими глазами. А чужим словам верить не привык. Ну и что, что они письменные?

 

Ульяна. Объяснительная Арсеньеву

После вчерашнего вечера я напрочь забыла о том, что случилось с моим пионерским галстуком. Надевала я его только один раз – в первый день, когда сюда приехала. А потом положила в свой шкафчик и совсем про него забыла. Я ведь обычно хожу в спортивной форме, а к ней галстук не обязателен. Да и вожатая не придиралась – наверное, для её нравоучений я была слишком мелкой. Наверное, она решила: «Пусть играется ребёнок – не убудет». Не знаю, почему меня вообще определили в старший отряд. Но я не против, так даже веселее. Всё внимание на тебя, все заботятся…

Арсеньев вчера что–то талдычил про то, что мне надо почаще смотреться в зеркало. Я не любила слушаться других людей, особенно парней, но всё равно посмотрелась. И открыла рот от изумления: на мне был аккуратно повязанный пионерский галстук, который я и надевать не особо умела. Он у меня всегда как–то криво висел и топорщился. А тут ровненький, гладкий, будто на картинке. И я точно помнила сегодняшнее утро: я его не надевала, и на линейке была как всегда в майке и шортах.

Сначала я подумала, что вчера забыла снять его перед сном и уснула прямо так. Но, во–первых, с мозгами у меня в порядке – не бабка столетняя. Уж заметила бы, что на мне галстук. А во–вторых, как я уже говорила, галстук был не мятый. Напротив, будто только выглаженный.

Но самое худшее в том, что я не смогла его снять. Как я ни пыталась развязать узел и даже стянуть «украшение» через голову, ничего не получалось. Галстук намертво прирос к моей шее и груди.

Я заметалась по комнате: мне резко захотелось позвать Ольгу Дмитриевну и прямо–таки насильно заставить её убрать с меня эту штуку.

Так я и сделала. Кстати, именно поэтому вожатая сегодня задержалась на свою любимую линейку.

– Ольга Дмитриевна, Ольга Дмитриевна! – повторяла я, вприпрыжку догоняя её на подходе к площади. – Снимите с меня галстук! У меня это не получается!

Вожатая обернулась и недоумённо на меня посмотрела.

– Что значит «снимите»? Ты и так без галстука – никогда ведь его не носишь. Я уже смирилась, – но я не сдавалась и уверенно показала на свою шею.

– Нет, Ольга Дмитриевна, он на мне! Неужели Вы не видите? – от недоумения на моих глазах выступили слёзы. Мне показалось, что она издевается. Решила, наверное, всё же наказать за то, что я всю смену его не носила.

– Нет. И прекрати меня разыгрывать! Мне на линейку пора. Если заболела, можешь не ходить. Но и никакого футбола! – вожатая ушла, а я со страхом вернулась в домик.

Сразу же бросилась к зеркалу! И действительно, галстука на мне не было. Я даже сняла майку. Вдруг он развязался и провалился за шиворот. Но нет. Он просто пропал, и всё. Вот такие дела, Алекс. Не люблю писать развёрнуто, да и вообще заниматься нудной писаниной на каникулах. Вот такое волшебное происшествие со мной случилось. Понимай, как знаешь.

***

Я раскрыл своё присутствие на линейке, а потом ещё и бродил туда–сюда, а Оля этого явно не оценила. Наверное, ей бы понравилось больше, если бы я остался в домике. Она снова заметила меня и недовольно покосилась в мою сторону.

Тем временем появилась Ульянка. Проспала что ли? Девочка бегом влетела на площадь и запрыгнула в общий строй, весёлая и довольная. Подростки быстро забывают всякие неурядицы!

Ольга перевела взгляд с меня на Ульяну, потом назад на меня и грозно свела брови. Я как ни в чём не бывало продолжал стоять у кустов.

– Алексей, не мешай! – в итоге отмахнулась от меня вожатая, будто от назойливой мухи, и продолжила свою, как я понял, чисто техническую речь, которую знала наизусть и толкала перед окончанием каждой смены. – Надеюсь, вы все нашли себе новых друзей и увлечения. Надеюсь, эта смена запомнилась вам на всю жизнь. А сегодня мы собираемся пойти в поход, – на этих словах пионеры явно погрустнели, и раздался общий вздох. Шурик и Электроник покосились на виднеющееся здание клубов – должно быть, хотели что–то доделать. Лена плотнее прижала к груди книжку. Недовольны были все, кроме Слави и покрасневшей от быстрого бега Ульянки. Первая всегда серьёзна и радовалась любым инициативам Ольги, вторая просто крайне редко печалилась. А, возможно, девочке идея похода и пришлась по душе. С её неугомонным характером бегать по лесу – одно удовольствие.

– Чего грустим? – бодро воскликнула Ольга. – Главная польза похода заключается в чём? В пешей ходьбе! Общественный и личный транспорт отнял у нас возможность совершать длительные прогулки, и нахождение в «Совёнке» – хороший повод исправить эту ошибку прогресса. Поход – это не только полезная физическая нагрузка, это – и возможность преодолеть себя, сделать то, чего вы раньше никогда не делали и увидеть красоту нашей природы. Кроме того, поход укрепляет чувство товарищества, взаимовыручки и единства отряда. А это – очень полезные качества, которые неоднократно пригодятся вам в жизни. Поэтому сегодня же вечером после ужина жду всех на площади в удобной для похода одежде. Отказы не принимаются.

«Попробовала бы она меня заставить…» – подумал я, но всё же решил сходить, ведь последний раз в походе я был ещё подростком, когда к нам в деревню приезжали родственники и потащили нашу семью в лес. Почему бы немного не развеяться? К тому же, окрестности я уже изучил, и смогу отвести своих «товарищей» к логову палочника. Вот ребята порадуются!

Но до вечера ещё море времени. Чем его занять? Надежда, что завтра я сумею попасть в автобус и уехать отсюда, затмила все остальные мысли. Может, не надо ничего искать, разгадывать, пытаться выбраться, а достаточно просто дождаться завтрашнего дня? Почему бы тогда не попробовать вести жизнь обычного совёнковского пионера? Получить от этого происшествия хоть немного удовольствия? А можно, я надену галстук? – спрашиваю я сам у себя. Нет, глупость. Раз уж с первого дня не прогибался, то начинать явно поздно, да и не хотелось. Ещё выйдет, как с Ульянкой – прирастёт к шее, и не отдерёшь. Заигрывать с местными порядками и атрибутикой крайне опасно.

К умывальникам я ещё не ходил. Но надо помыть рожу и почистить зубы. Я по–быстрому смотался за зубным порошком в домик и бодро зашагал в сторону «помывочной», уже привыкнув надраивать рот мелом, но тут передо мной открылось зрелище, которое невозможно было пропустить: возле двух корыт стояли Мику и Ульяна. Совершенно голые. Я легко отличил их по волосам: оказывается, это хороший идентификатор личности!

Девочки мылись целиком, присоединив к кранам ярко–голубые шланги и обливаясь ими с ног до головы. Оказывается, так тоже можно. Какая милая непосредственность! Интересно, они не стеснительные? Или сегодня – женский банный день, а где–то неподалёку висит грозная табличка «Посторонним мужского пола вход воспрещён»?

Шланги были допотопные, советские, но «купальщицы» умело ими орудовали. Почему они не воспользовались душевыми кабинками? Может, шланг слишком короткий, чтобы налить туда воду? Вода, как всегда, была холодной, и девчонки время от времени взвизгивали. Возникла дилемма: вмешаться, присоединиться или остаться праздным наблюдателем. Но настоящий пионер не должен быть безучастным. Он обязан интересоваться делами своим друзей в любой ситуации и быть готовым помочь. Шланг подержать или спинку там потереть. Я прошёл вперёд, шумно задев куст, и нарочито кашлянул.

– Блюдёте чистоту? Что ж, похвально. Чистота – залог здоровья, и надо к ней стремиться, несмотря ни на какие препятствия, – я кивнул в сторону неработающих кабинок. – Я тоже стремлюсь к чистоте, но, пожалуй, ограничусь чисткой зубов. Всё остальное слишком холодно мыть.

Девочки вытаращили на меня глаза и застыли, словно на них напал столбняк. Видимо, для споров со мной не оказалось ни единого слова… А я немым ответом помахал коробочкой с зубным порошком и уверенно направился к третьему умывальнику, стоящему чуть поодаль, особнячком, демонстративно повернувшись к купальщицам спиной.

В конце своей пламенной речи я глядел в сторону, а когда обернулся через пару секунд, то никого не обнаружил. За кустами послышались лишь быстрые шлёпающие шаги. «Ладно, искупаются в следующий раз, раз такие стесняшки».

А жаль. Я уже настроился принять участие в общем веселье. Раз уж я сегодня решил отдыхать – почему бы и нет? Правда, лучше бы вместо Ульяны была Алиса или хоть Славяна. Ульянка для полноценного веселья ещё маловата будет.

Чистить зубы порошком мне приходилось ещё в раннем детстве. Пока я учился в младшей школе, мы всей семьёй использовали именно его, но потом меловую смесь навсегда заменила более приятная и удобная паста. Но теперь мне ничего не стоило опять переключиться на старый дедовский метод. Ведь, в отличие от многих моих ровесников, опыт у меня в этом был.

Я закончил, положил коробку с порошком в карман и осмотрелся. Стоял я почему–то не там, где привык, хотя моюсь всегда возле этого столба. Мне показалось, что столб переместился куда–то в сторону, совсем уж к лесу, как будто меня вместе с ним насильно отодвинули прочь от умывальника. А ещё он стал каким–то ярко–красным. Нет, он и раньше был такого цвета, но теперь показался ярче и насыщеннее. Будто в компьютерной игре. Человечки занимаются своими делами, а Сценарист в это время двигает, заменяет, красит объекты.

Была и ещё одна странность: об один из умывальников, где до этого мылись девочки, облокотился пионер… мальчик… точнее, парень примерно моего возраста после попадания. Он отвернулся в сторону леса и застыл в позе молчаливого наблюдателя, пялясь как будто сквозь меня.

Мне этот парень показался каким–то подозрительным, точно старым знакомым. Ощущение такое же, как от Алисы Двачевской, только гораздо сильнее. К тому же, в отличие от всех прочих местных, этот парень никак на меня не реагировал. Не спешил здороваться, даже в мою сторону не повернулся. Возможно, он тоже видел девчонок и ждал теперь их возвращения. Но интуиция шептала, что не всё так просто. Я чувствовал, что если немедленно не познакомлюсь с ним, то очень многое потеряю.

Пионер словно понял моё желание и подошёл ко мне первым. На его глаза была надвинута кепка, так что лицо оказывалось в тени до самого рта. Я даже слегка струхнул…

– Кепку сними, – я решил начать первым, подражая Двачевской, – а то ещё споткнёшься, лапы поломаешь.

– Моя кепка сейчас не имеет никакого значения. Лучше скажи: как отдыхается? Нравится «Совёнок»? Жалеешь, что скоро уезжать? – слова парня звучали издевательски. Он как будто передразнивал вожатую. – Много новых друзей завёл, выполняя указания начальства?

Я решил сыграть ва–банк и ответил максимально честно:

– Не очень–то. Точнее, я вообще не понимаю, что это за учреждение, ведь удерживают меня здесь насильно. Мечтаю отсюда поскорее уехать. Так что тут, скорее, не жалость, а радость.

– Ну, это пионерский лагерь, – глубокомысленно заверил меня парень. – Очевидно же. Ольга Дмитриевна, как всегда, злая?

– Ты, как и все, ничего не знаешь. Или не хочешь знать. Или отказываешься принимать… – почему–то третье мне казалось куда более вероятным. – Вот какой из меня пионер? Посмотри на меня. Пионер – он всем ребятам пример. Ты и вправду думаешь, что я могу кому–либо служить хорошим примером? И кстати, по–твоему, мне сколько лет? – я подошёл уж совсем вплотную и приблизил лицо поближе к парню, стараясь заглянуть ему под кепку.

– Лет 16–17… Я что, Нострадамус – возрасты отгадывать? – в голосе парня слышалось нетерпение. Он явно хотел рассказать о чём–то важном, а я оттягивал этот эпохальный для себя и для него момент. Обычно перед тем, как узнать нечто особенное, я всегда волнуюсь и тяну время. Это безусловно глупо! Но мне так психологически комфортнее.

– Мне, дорогой друг, тридцать! Тридцать! – я довольно агрессивно повторял свой истинный возраст, желая наконец хоть до кого–нибудь достучаться. Параллельно мне очень хотелось заглянуть в его глаза. Просто так люди лица не скрывают: они либо преступники, либо… – Да даже если и шестнадцать – в этом возрасте пионеров не бывает! В четырнадцать комсомол начинается!

– Может быть и начинается… – снисходительно произнёс парень, а затем более таинственным тоном враз меня огорошил. – Мне, если честно, тоже тридцать. Наверное, даже больше, ведь я тут провёл по ощущениям явно не один год. Вот и начинаю забывать. Ты тоже забудешь. Запутаешься и забудешь.

– Что за бред ты несёшь?! Не забуду я ничего! Завтра придёт автобус, и я отсюда уеду! – мой собеседник казался раздавленным, потерявшим веру в себя и мир, отчаявшимся. Я не терпел такого отношения к жизни!

Парень осмотрелся по сторонам, не поднимая головы.

– Домой надо ещё суметь попасть. Даже мне за столь длинный срок этого не удалось, как видишь… Это очень, очень хитрое местечко. Настоящая мышеловка. Даже капкан.

– А если… если нас отсюда не увезут, то куда завтра доставит нас автобус? – наконец–то я нашёл хоть кого–то, кто в такой же ситуации, как я. Ну или хотя бы знает больше… Нашёлся хоть один живой нормальный человек! И приступов страха у него не наблюдается при откровенных разговорах, что уже радует. Конечно, это не лучший вариант. Не похоже, чтобы у него был готовый рецепт, как отсюда выбраться. Но две головы всегда лучше одной, даже если одна из них столь пессимистична и малость туповата.

– Ты ещё не понял? Наверное, на первом круге, новичок. Понятненько. Тогда слушай внимательно, товарищ: в седьмой день смены автобус действительно приедет, но это не станет твоим спасением. Ты усядешься в удобное кресло и не заметишь, как заснёшь, а проснёшься опять возле лагеря. В исходной позиции.

Раздался тихонький смешок. Парень сорвал ветку с куста какой–то смородины и принялся щипать ягоды, тут же отправляя их в рот и причмокивая. Мне захотелось ударить его по руке, но я сдержался.

– Ты чего? Ты имеешь ввиду, что… Начнётся в–вторая с–смена? – я пытался оценивать ситуацию максимально трезво, хотя мои руки и ноги нервно подрагивали от шокирующих откровений таинственного собеседника. А он, наверное, совсем (и со всем) уже смирился. Но я не собираюсь следовать его примеру. Я буду бороться, а не раскисать, как квашеная капуста. Тем более, одна вещь в его словах безусловно радует: убивать меня никто не собирается.

Парень тем временем рассматривал моё лицо, будто ожидая, пока я буду готов к его ответу. Наконец, он продолжил.

– Первая. Нет, чисто технически, конечно, она будет для тебя второй, а для меня, наверное, двести двадцать второй (я уже сбился со счёта), но по сути она всё равно окажется первой, – пионер лениво зевнул и отвернулся. – Всё повторится очередной раз с абсолютной точностью. Потом ещё и ещё: Славяна у ворот, знакомство с Ольгой Дмитриевной, чёртовы карты, плавание на остров за земляникой, поход, автобус. Циклы будут повторяться вновь и вновь, пока ты не сойдёшь с ума. Но тебе уже ничего не поможет, потому что голову здесь не лечат. И душу тоже… Виола может только зелёнкой поливать да заигрывать.

– Хватит упадничества, декадент чёртов! – воскликнул я и резким движением сорвал с головы собеседника кепку. Глаз у него не было. И глазниц тоже. Пустота. Тело. Кожа, натянутая на кость, – Ч…что у тебя с г…глазами, пацан?

– Как видишь, их нет. А у тебя пока сохранились. Это ненадолго. Круге на сотом пройдёт. Не бойся, зрение останется. Скажу больше: никто из пионеров даже не заметит, что глаз у тебя нет. Они их будут даже ощущать. Это, скорее, знак для тебя самого. Ты смотришься в зеркало и видишь, что личность потеряна. Что от тебя остался лишь винтик в огромном механизме.

– Но я–то ведь тоже обитатель «Совёнка». Я – «пионер». Почему я вижу этот дефект у тебя?

– Ты не совсем обычный, новичок. Новички всё видят. У тебя ещё обострены чувства реальности. Ты ещё не растворился в эфире и отдаёшь отчёт в своих действиях. Ещё помнишь себя прежнего, исходного.

– Хорошо, – когда я сказал это простое слово, парень обернулся вокруг своей оси, сжался в маленькую звёздочку, что сверкнула на Солнце и пропала, а я даже не успел спросить его о главном – точно ли отсюда нет выхода? Или он просто всего не рассказал? Может, специально запугать хочет? В жизни я привык доверять только себе и близким родственникам, поэтому на любые откровения посторонних реагировал скептически. Особенно, начитавшись статей Юли и её коллег по редакции.

Мне захотелось позвать безглазого пессимиста назад в надежде всё окончательно выяснить, но я понял, что это всё равно бесполезно. За проведённое в лагере время пришло осознание, что аномальные сущности вроде призрачной Юли, белого зверя, а теперь этого странного парня, не приходят на зов. Они словно коты, которые гуляют сами по себе и беседуют со мной только по своей воле, ведя по одному им известному Лабиринту.

Тем не менее, он упоминал Славю у ворот, и говорил, что она там будет снова. Он следил за мной с самого начала? Или здесь для всех один и тот же сценарий? Он назвал меня «новичок». То есть в лагерь время от времени кто–то попадает и тоже ищет выход. Собрать бы всех и обменяться идеями. Узнать, кто как уже пытался выбраться.

Пока я решил принять слова парня к сведению и действовать с их учётом. Если автобус меня завтра не увезёт домой – нечего расслабляться: надо продолжать искать выход самому. Поэтому я решил вернуться к своему утреннему плану действий.

Надо было сходить в «Клубы», чтобы прояснить у Шурика с Электроником вопрос с транспортным средством и деталями для него. Также можно взять мощный бинокль, а затем понаблюдать за противоположным берегом залива. Может быть, я увижу там людей. Ну или зелёных человечков…

Я уже подходил к площади, как передо мной возникла… кто бы вы думали? Юлиана! Легка на помине. Она протянула ко мне руку и провела ей по моему животу. Я почувствовал холод в районе пояса. Рука проникала вглубь, и внутренности будто сжимались, как в суровый мороз. Наверное, именно это испытывают контактёры с разными непонятными сущностями – домовыми, лешими, суккубами. Те, которые не врут.

– П–прекрати. Мне страшно, Юль. Не делай так больше, – девушка, казалось, решила надо мной сжалиться и вернулась в позу со скрещёнными на груди руками. Над её головой возвышался Генда и будто подглядывал за нами. Я было хотел инстинктивно отвести Юлю куда–нибудь в сторону, но двойник сестры заговорил.

– Привет, Лекс? Ты его уже видел?

– Кого, его? Пионера безглазого?

– Да. Именно. Он представился хоть? – Юля говорила так, будто он был её давним знакомым.

– Нет, конечно. А что, должен был? Вообще–то я человек простой – передо мной можно и не представляться. Для меня главное – суть. А как его зовут – это в моей ситуации не столь важно.

– Ради вежливости он мог бы и назваться, чтобы ты знал, как к нему обращаться. В его случае это вполне оправданно, ведь он не является прямым обитателем лагеря, и знают о нём немногие.

– А каким он обитателем является? Косым? – усмехнулся я. – И почему у него глаз нет? Можно тогда называть Безглазым…

– Аномальным. Ладно, если он сам не соизволил рассказать, то поясню я: этот пионер – жертва лагеря. Прямо, как ты. Только с другим характером и другой судьбой. Семён Персунов, двадцать девять лет на момент попадания. Попал сюда лет пять–семь назад. Точно не скажу. Да и неважно. Про повторяющиеся недели ты уже понял?

– Понял… И что он… до сих пор… не выбрался? – мой голос дрожал, а язык не хотел слушаться, поэтому я разделял каждое слово длительной паузой, а Юля терпеливо ждала, теперь уже скопировав задумчивую позу Генды. «Семь лет в лагере. Охереть».

– И да, и нет. Часть Семёнов выбралась, часть ещё страдает в этих мирах. Всё зависит от поведения конкретного экземпляра. От его удачи и решимости.

– Стой, Юль! Ты же говорила про одного Семёна. Их разве много? И все Семёны?

– Он один, но во множестве. Вот представь себе молекулу воды: все молекулы воды одинаковые – H₂O, но их миллиарды. Так и здесь. Ты, скорее всего, испытаешь это на своей шкуре – если не повезёт выбраться сразу. Прожил круг, попал на следующий, и вот вас уже двое. Прошлая версия никуда не исчезает, а сохраняется в памяти системы и прекрасно себя чувствует, вновь и вновь циркулируя в СВОЁМ «Совёнке», как будто вирус на жёстком диске. Ну, не совсем прекрасно, но живёт и думает. Чем больше циклов, тем больше копий. Плодитесь и размножайтесь – всё по заповедям Господним! И чем больше ты наплодил своих «потомков», тем крепче здесь сидишь, тем глубже пускаешь корни. Самое лучшее – взять и при первом же попадании всё здесь спалить, чтобы уж точно оборвать все мосты. А если задержался (а ты уже задержался), надо интеллектуальную ловкость применять – изощряться с окольными путями и выходами, рвать путы.

Не успел я ответить, что спалить домик уже пытался, как моя сестра исчезла, грациозно поклонившись – она по жизни любила дешёвые театральные эффекты, даже в школьных спектаклях играла. «Юля!» – позвал я. Вдруг сработает? Но в ответ раздался звонок на завтрак, и я направился в столовую. Сейчас подсяду к механикам и у них разузнаю всё, что хотел с утра.

По дороге к столовой я рассматривал проходящих мимо пионеров. Вдруг попадётся ещё кто–то в кепке или без глаз. Но все прохожие выглядели совершенно обыкновенно. Мимо прошмыгнула Лена, следом за ней – Славя. Из–за угла подсматривала Уля. Потом ещё какие–то мелкие, незнакомые мне, ребята. Вопросы задавать бессмысленно…

Шурик с Электроником обнаружились уже в столовой. Они о чём–то оживлённо болтали, расположившись за одним из столиков, близких ко входу. Видимо, Шурик успел простить своего друга или забыл, что Сыроежкин струсил накануне во время поисков меня в лесу.

Прихватив кашу и бодрящий напиток с цикорием, я направился к ним.

– Ну привет, ребята, – я старался сохранять дружелюбие и даже выдавил из себя улыбку, хотя после разговоров с Безглазым и Юлианой у меня на душе скреблись кошки, и настроение было весьма и весьма плачевное.

– Привет. Всё–таки решил забежать в последний вагон отходящего поезда и перед окончанием смены стать одним из конструкторов наших роботов? – спросил Электроник.

– Можно и так сказать. А можно и не говорить. Да. Скажите, а вы можете сделать автомобиль?

– Ахах, автомобиль, – засмеялся Электроник. – А вертолёт тебе не нужен?

– Нужен! – в надежде на спасение радостно ответил я, но ребята захохотали ещё громче, так что Алиса и Мику начали поглядывать на нас из–за соседнего столика. Я смутился и ждал, пока они успокоятся. Моя уверенность в себе испарилась почти до дна. И я всё больше и больше чувствовал, что просто плыву по течению. Это раздражало. Не собираюсь я, как этот Семён, раствориться в «Совёнке» навеки!

Наконец, ребята отсмеялись и соизволили ответить нормально.

– Нуу… понимаешь… конечно, технически это вполне осуществимо, но у нас нет деталей, – заявил Шурик. – И достать их можно в Райцентре. А автобус только завтра.

– А ещё образования у вас нет и опыта работы, – поддразнил его я.

– А ещё – фыркнул Шурик, – у нас нет бензина. На каком топливе, по–твоему, ездит автомобиль? На дистиллированной воде? Или дистиллированном хамстве?

– Ну, – пробурчал я, – бензин можно и достать.

– Где? На бензоколонке? Или ты нефтяную скважину в «Совёнке» пробуришь?

 Собеседник лишь отмахнулся и принялся за большую куриную котлету.

– Да и вообще – зачем тебе понадобился автомобиль? А ещё вертолёт… Ты что, буржуй какой? По Ниццам летать собрался? – сострил в ответ Шурик.

– Да, я изобретатель! Смотри! – настало время показать им ту запись, которую я отснял с воздушных шариков. Я достал смартфон, включил видеотрек и поднёс к глазам ребят.

– Может, в руку дашь? – попросил Сергей.

– Хех, вот ещё! А потом ищи, куда вы с ним убежали. Смотрите, смотрите! Это я ваше изобретение за вас изобрёл – фотоаппарат на воздушном шаре.

Перед глазами ребят проносилось всё то, что я снял. С каждой секундой их взоры становились всё озадаченнее и озадаченнее. В глазах явно читалось непонимание. «Ага, так–то!» – я удовлетворённо кивнул.

Спустя пару минут гробового молчания, пресекаемого лишь стуком столовых приборов с соседних столиков и моей беспредельной радостью (почему–то никто даже не болтал, как обычно), звук ветра из динамика замолк. Кажется, запись была длиннее, ну да и ладно. Нужный эффект она уже должна была произвести.

– Как вам это? – усмехаясь, спросил я.

Но не дождался ни удивления, ни восторга. Ребята лишь синхронно пожали плечами.

– Ну и что ты нам показал, кроме какой–то японской фигни? А смену цветов мы и на стереокартинках видели. Игрушка–то у тебя скучная.

Я ничего не понял и повернул смартфон экраном к себе. На экране просто менялись цвета под завывания ветра: синий, красный, зелёный, жёлтый… и так далее… не в радужном порядке…

– Так, это ошибка. Ща ещё раз включу, – я попытался поставить запись на повтор, но она исчезла. Цифровое доказательство потеряно, как потеряно вещественное в виде той книги, которую уволок зверёк.

Шурик хмыкнул с довольным видом. А Электроник уточнил:

– Ладно, перейдём к делу. Так зачем тебе вертолёт понадобился? – ребята вернулись к своему привычному беззаботному состоянию, а про запись будто и вовсе позабыли.

– Надо, и всё! Полетать хочу над лесом. Ну или хотя бы проехаться до Райцентра, – мой голос с каждым словом звучал всё менее уверенно. Я почти потерял надежду. Но ждал ответа с упорством фаталиста. А ребята лишь усмехнулись.

– А мотоцикл мне сможете организовать? Или, на худой конец, мопед, чтоб педали не крутить – дорога может быть долгой!

– У нас не автомастерская, а клуб по интересам. А транспорт в наши интересы не входит. Мы на роботах специализируемся.

– Транспорт – это тоже робот! – хватался за последнюю соломинку я.

– Нет, – хором ответили ребята.

– Тогда в вашей деятельности нет смысла, – я допил цикорий и вышел, столкнувшись в дверях с Леной, сразу же придержав её за руку, чтобы девушка не упала.

– Прости, что вчера с тобой не потанцевал. Я вообще не особый любитель этого. Просто подвернулся случай, и решил повыпендриваться перед ребятами.

– Да я не в обиде… просто… до сих пор никто так себя не вёл… ладно, пока, – опоздавшая к приёму пищи Лена проскользнула мимо к дальнему столику. Похоже, она снова меня побаивалась, да ещё и обиделась вдобавок. Я проводил её недоумённым взглядом. Разве она не вошла в столовую передо мной вместе со Славей? Я потряс головой. Лена никуда не делась: уселась в уголке и принялась за еду. Может, я её с кем–то перепутал?

Я вышел из столовой, облокотился о стену и задумался. Разговор с Юлей вселил немного надежды, ведь она ясно сказала, что выбраться можно. Но не указала способ, дура эдакая! Также было непонятно, кто такие остальные пионеры, Ольга, медичка Виола, повариха и другие личности, которых я здесь встречаю? Важно ли мне выяснить всю подноготную или лучше сосредоточиться на собственных мыслях и ощущениях? Может, я просто не могу проснуться? Может, у меня летаргический сон или кома?

И снова ко мне подошла Лена. Меня в который раз поразил ярко–фиолетовый цвет волос этой девчушки: они не были похожи на крашеные. Я уже понял, что здесь всё натуральное. Вот только нормальное ли, и не заражусь ли я радиацией, если буду находиться с ней рядом? Я решил продолжить утренний диалог, но от первой же фразы девушки «выпал в осадок».

– Привет, Алексей… Вот уж несколько дней, как не виделись. А, между тем, конец смены.

– То есть как «не виделись»? Мы же только что разговаривали! Я даже извинился за то, что вчера не стал с тобой танцевать! – меня так и подмывало вернуться в столовую и проверить, не сидит ли там за столиком ещё одна Лена, как существует (по словам Юли) несколько «Семёнов». Но для начала я решил узнать, чего хотела эта. Я повернул голову так, чтобы держать в поле зрения и Лену, и выход из столовой.

– Алекс… вчера никаких танцев не было. Ты что–то перепутал. Мы же наказаны, ты разве не помнишь? Никто бы не решился ослушаться Ольгу Дмитриевну – даже ты.

– Но я её ослушался! Я клянусь, что танцы были! Хоть идиотские, но были! – девушка непонимающе заморгала, и я в который раз сдался и присел на корточки.

– Да, ты права… Но только в том, что мы тут наказаны. Причём, все. Никогда не пытайся объяснить законы «Совёнка» – всё равно ничего не поймёшь, и только с ума сойдёшь! – Лена в который раз не поняла мой крик души.

– Я всегда хотела тебя спросить… – Лена густо покраснела и опустила глаза. Казалось, желаемый вопрос вызывал в ней немыслимое смятение души.

– Спрашивай, не теряй времени. Время – самый ценный ресурс, который только есть у человечества. Пора уже быть откровенной. Терять–то всё равно нечего. В тюрьму тебя не посадят! Её здесь попросту нет! Нет, нет, нет!!

Лена, кажется, из последних сил набралась уверенности и взялась за перила веранды. Видимо, чтобы не упасть от нахлынувших переживаний.

– Почему ты такой странный? Почему не носишь галстук? Почему нагло отказываешься ходить на линейку? Почему называешь Ольгу Дмитриевну Олей?

– Стоп, это уже не один вопрос, а сразу много… – усмехнулся я, но решил ответить.

Вопросы показались мне вполне разумными, и я наконец решился обо всём рассказать. Надо было сразу это сделать. И сделать публично. Например, во время линейки. Боже, иногда так не хватает смелости! Вот, вроде бы, думаешь–думаешь, а до финального рывка не доходит.

Вдох–выдох… Старый листик сорвался – новый вырос.

– Потому что мне на самом деле тридцать лет, и я живу в 2014–ом году и работаю программистом. Советского Союза давно не существует и пионерлагерей тоже.

– Ты о чём, Алекс? Мы же в тысяча девятьсот восемьдесят… – Лена не закончила свою речь, спустилась с веранды и вновь уныло уставилась в землю, ковыряя носком туфли песчаную почву. Вот ведь Унылова! А я пальцами теребил травинку.

– И в каком же? Ты давай договаривай, иначе мы никогда не узнаем Правду. А Правду надо говорить всегда, какой бы горькой она в конечном итоге не оказалась.

– Иногда бывает ложь во спасение, – ответила Лена.

– Возможно, но это не тот случай.

Наверное, мой тон звучал слишком нравоучительно.

– Пятом? Шестом? Знаешь, Лекс, я и сама не помню – дома посмотрю. И вообще это было так давно… Да и календарей здесь нет. Почему–то ни одного. Знаешь, что говорит по поводу этого Ольга Дмитриевна: время за вас считаю я: ваша задача – слушаться старших товарищей и выполнять мои указания, и вы не потеряете ни секунды своей драгоценной жизни, – м–да, неплохая цитатка. Диктаторам на заметку, Арсеньеву на приметку.

– Не говориТ, а говориЛА! Много лет назад. Мы в прошлом, дорогая! Она, наверняка, уже старая тётка, если ещё жива в моём времени!

– Наверное… – Лена не стала спорить. Она попыталась присесть, но, не нащупав под собой ничего подходящего, попятилась и приземлилась на голый асфальт в стороне от меня, – ай! Мне кажется, я начинаю вспоминать. Автобус, да? За номером 666…

Я встал, рефлекторно протянул девушке руку и помог ей подняться. Она даже и не подумала отряхиваться, а уставилась на меня во все глаза, будто впервые увидела. Или ждёт, что я раскрою ей прямо сейчас все тайны мироздания.

– Я не посмотрел на номер, когда садился, а когда я встретил автобус второй раз, вместо номера была абракадабра. 666?

– Да, я всегда замечаю такие забавные мелочи. Число Сатаны. Тогда мне казалось это смешной ошибкой автостанции – приписали лишнюю цифру. Тем более в нашем городе такие не ходят. Самый большой номер – сто четырнадцатый. Повторись эта поездочка, я бы никогда туда не села. Но я тогда не подумала логически, и сама подписала себе приговор.

– И что было дальше? Расскажи мне! – я прижал Лену к себе, словно опасаясь потерять сокровище, несущее в своих чертогах разума столь ценную информацию. Я чувствовал себя Гердой, которая помогает растопить ледяное сердце Кая. Лена не сопротивлялась и заговорила быстрее, чем обычно, будто стараясь подражать Мику.

– В конце концов я осталась в автобусе одна, и он поехал быстрее. Быстрее и быстрее. На соседнем сиденье, словно из потустороннего мира, появилась блондинка с голубыми глазами и глуповато осмотрелась по сторонам.

– Славя, – перебил я девочку, прекрасно понимая её ситуацию. Я отпустил Лену из объятий, но продолжал держать её за руку, чтобы не убежала.

– Всё верно. Славяна заговорила сразу и первым делом рассказала о себе: родилась и жила на севере, где летом больше двадцати градусов не поднимается, на юг едет впервые, боится сгореть на припёке. Что–то про родителей – уже и не вспомню. Всё, как в тумане. В тумане веков.

– А что было дальше? – в целом, картина прояснялась, и сейчас наступало самое подходящее время для выяснения подробностей. Я успокаивающе погладил девушку по руке и выжидающе уставился в глаза, «хорошего полицейского» играя. На удивление, она всё ещё не смущалась. А будто сама жаждала продолжить рассказ. Я словно менял её характер.

– Кто–то, словно ластиком, стирал мою память. Секунда за секундой я забывала, кто такая, где училась, в каком городе живу. Будто истинную личность подменяли легендой: новые навязчивые мысли мягко, но настойчиво заставляли меня поверить, что на самом деле я – советская пионерка, что должна быть примерной, что мне доверяет вожатая, что быть пионером в 17 лет – нормально, и я мечтаю вступить в комсомол и прочитать «Унесённых ветром». Книга непременно должна находиться в библиотеке, но для начала надо переодеться и со всеми познакомиться, завести новых друзей. А иначе родители во мне разочаруются. И так хорошо, что ты спросил… я так чувствую, что ещё чуть–чуть, и я опять всё забуду, и снова стану «советской пионеркой». Боже, как это ужасно! Я так боюсь окончательно потерять себя! Окончательно забыть.

– Кто же ты на самом деле? – поторопился я. А то и правда всё забудет. – Сколько тебе лет в реальности, где работаешь, либо учишься, и где живёшь? – Лена попыталась высвободить свою ладошку, и я позволил ей это сделать. Может быть, самостоятельность поможет этой тихоне собраться с мыслями.

На верхушку дерева уселся большой чёрный ворон, и я невольно задержал взгляд на этой птице. Он протяжно каркнул, размахнулся своими пышными крыльями и скрылся в чаще. Ему–то хорошо: ни о чём не переживает, охотится себе на дичь, с самками курлыкает, птенцов растит. Ему что реальный мир, что нет – всё едино. Главное – питаться и размножаться. А мне вот не до этого – девок полно, да настроения нет.

– Елена Тихонова. Двадцать пять годиков от роду. Выпускница факультета журналистики в Калуге. С людьми я общаться не особо умею, и поэтому мне приходится работать не по профессии, а кассиром в «Магните». Эх, надо было профессию для учёбы по темпераменту выбрать! – девушка несколько секунд промолчала и добавила. – Так надоело… Господи, как же это надоело! И реальная жизнь, и лагерь этот!

В голосе Лены чувствовалось подлинное отчаяние. Казалось, она не выдержит испытание, ниспосланное свыше. А это именно испытание. Мы не должны сломаться. Наша обязанность – защитить себя, защитить свой внутренний мир, сохранить в себе современность и чувство реальности, несмотря ни на что. Спастись от манипуляций, которые высшие силы считают нужным вытворять с нами. Избавиться от собственных грехов и пороков. Может быть, это шанс стать лучше?

– Лен, не дрейфь, мы сможем отсюда выбраться. Я верю. Положись на меня. У нас общая беда, и надо бороться, чтобы не превратиться… в них! – я злобно показал рукой на домики. Пионеры как раз заканчивали завтрак и теперь спешили каждый к своему жилищу, как будто шершни в глубины своего гнезда. Некоторые в одиночку, некоторые парами. – Интересно, что сегодня в планах у местного террариума?

– Пляж у них. Я слышала, как Ольга Дмитриевна просила Славю объявить всем о коллективном купании после завтрака. Она разрешила поплавать, но сама я купаться не хочу. А вожатая говорит, что бодрящее купание ещё никому не мешало.

– Да какая разница… у них всё скучно и однообразно, как и в любой программе. Думать надо, как самому отсюда выбраться, а не о всяких увальнях, эмоции и желания которых – лишь картонная видимость, запрограммированные реакции. По сути, они не люди, а бездушные пни, чурки. Большинство из них, во всяком случае, – критиковал я своих товарищей.

Тихонова что–то обдумывала. Она смотрела то на меня, то на аллею между домиками, и вдруг сменила тон с нейтрально–дружелюбного, привычного мне от неё, на возмущённый и даже яростный. Настроение у неё колыхалось быстро.

– Ты не смеешь так говорить! Они жертвы, как и мы. Они нуждаются в освобождении! Неужели ты способен оставить их погибать?! Тебе ведь дан шанс – проявить себя с лучшей стороны, стать для них последним маяком… неужели ты им не воспользуешься? Неужели ты не станешь Спасителем хотя бы для маленького, но всё же мира?

Слова девушки меня возмутили. Ко всем бедам мне хотели пририсовать ещё и обязанности. По природе я был человеком отзывчивым и готовым по мере возможности помогать, но ставить перед собой условия в ультимативном порядке никому не позволял, даже начальству в реальной жизни, с которым всё равно говорил требовательно и на равных. Уж если вожатая не смогла на меня надавить, а она теоретически имеет на это право, то какой–то маленькой пигалице я точно подобного не попущу!

В душе я согласился с Леной, но решил ей этого не говорить.

– С чего ты взяла, что они такие же, как и мы? Может, некоторые и да, жертвы, но большинство – просто декорации, служащие нашему же оболваниванию. Не смей от меня ничего требовать! Я не собираюсь тащить из болота всю компашку, которая здесь осела! Они, в конце концов, мне не братья и не сёстры! Я – ни фига не Иисус, чтобы кого–то спасать! Да и почему именно я должен это делать, даже если все они тоже настоящие. Если перед нами – самостоятельные взрослые люди, то должны уметь о себе заботиться. Да и о помощи меня никто не просил. А если я найду способ сломать систему, то мне не придётся спасать каждого. Это произойдёт автоматически для всех. Да и, товарищ Тихонова, спасение утопающих – дело рук самих утопающих! До тех пор, пока каждый не будет прикладывать усилия для освобождения, у меня всё равно ничего не получится – один в поле не воин. Заруби это на своём миленьком носике и лучше подумай о собственной шкуре. Авось не при коммунизме живёшь.

Мой выпад произвёл на девочку страшное впечатление: она закрыла глаза руками и отшатнулась. Но тут же расставила пальчики, как будто специально, чтобы я мог рассмотреть выражение моськи. На её лице возникло резкое выражение презрения ко всей моей «предательской сущности», и Лена рванула прочь. Никогда не думал, что кто–то здесь может бегать быстрее Ульянки… Алиса, если только. И то, если ей очень уж хочется провернуть какое–нибудь «злодейство», и она боится спалиться. А может, все препараты для «терактов» в её руках появлялись сами собой, по щучьему велению для Арсеньевского наущения… Мир ведь сумасшедший, и она просто отыгрывает свою роль «бунтарки»!

Возникло желание догнать Лену и извиниться, ведь на самом деле я с удовольствием бы спас их всех. Я даже и сам не мог понять, отчего так завёлся. Просто меня настолько вывела из себя здешняя атмосфера, что во мне осталась лишь одна мысль – выбраться отсюда домой без оглядки на кого бы то ни было: выбраться, а уже потом думать над случившимся.

– Лена! Лена… вернись! – я безвольно опустился на землю и вытянул ноги. Предпринимать какие–нибудь активные действия особого смысла не имело; главное сделано – в Них пробуждались Люди… и неважно, в ком. И это большая победа. Система может поддаваться, если на неё давить – я это понял…

Сейчас я ошибочно полагал, что теперь они сами начнут усиленные попытки выбраться из этого адского круга, уничтожат дьявольскую машину, которая заключила их в кривой симуляции стереотипного пионерского лагеря. Как тот лягушонок, бивший лапками молоко, пока оно не превратилось в масло. Думал, что, почувствовав, что помощи от меня не дождёшься, эти люди пробудят в себе новые силы для самостоятельной борьбы.

Пора обзорно пробежаться по лагерю в поисках изменений, а потом следовало «выцепить» ещё кого–нибудь и попытаться разобраться с ним или с ней также, как я сделал с Леной. Интересно, получится ли из меня вождь, аки Спартак, который ведёт пионеров на войну с правилами лагеря?

По дороге на пристань мне попались Славяна с Алисой. Согласно моим наблюдениям, они не очень–то дружили, однако сейчас мило болтали и держали в руках две корзинки с какими–то крупными ягодами. Девушки, пройдя мимо мостков, при мне сняли обувь и пошли по берегу босиком. Видимо, им так было приятнее. Массаж стоп весьма полезен, как говорила мне бабушка.

– Привет, ДваЧе! Привет, Славь! Слава России! – моё настроение приподнялось, ведь выход вновь казался очевидным и близким, будто свет, вовсю сияющий в конце тоннеля.

– Привет, Алекс! – ответили обе девушки сбивчивым дуэтом, что вызвало во мне очередное удивление: Алиса очень негативно реагировала на прозвище «ДваЧе», но теперь же вполне нормально восприняла моё обращение и даже улыбнулась. Мир становился обыкновенным, запрограммированность пропадала!

– Ты даже не будешь меня ругать за ненавистную кличку? – я подмигнул Алисе. Лучше удостовериться – вдруг она не расслышала.

– Да я уже смирилась. Да и за что тут ругать? Ну ДваЧе, ТриЧе, ПятьЧе. Всё, что ни делается – всё к лучшему… Вот если бы ты меня называл Дурачевская или Дрочевская, например – тогда да, убила бы! А так… просто цифры.

«Когда–то я уже об этом думал…»

Я вспомнил эти клички, и они показались мне весёлыми, и я расплылся в улыбочке.

Не дав Алисе договорить, в наш разговор вмешалась Славяна.

– А почему ты не поплыл с нами? Без тебя было тяжело грести, к тому же ты мог помочь нам собрать землянику и малину. Ещё две сильные ловкие руки нам бы не помешали.

«А они куда–то плавали? А мне вот ничего не сказали – обидно даже!»

– Так, стоп–стоп! – я поднял руку, останавливая порыв девочек. – Земляника и малина же в одно время не растут! Вначале июня идёт земляника, а малина уже к середине лета. Вы что, 12 месяцев разом повстречали? Наверное, ещё и подснежники собрали, да? А теперь идёте Королеве сдавать? – я почесал голову.

Девушки недоумённо переглянулись – должно быть, не поняли, о ком я. Придётся пояснить:

– Она, кстати, читает. Лежит с книгой в своём царственном шезлонге, – я звонко рассмеялся. Алиса сделала красивый жест и легонько ударила меня босоножкой по руке. Совершенно безболезненно, и я не стал возмущаться.

Славяна же ответила более обстоятельно:

– Нет, причём здесь подснежники? А Ольге Дмитриевне нужны ягоды на торт. В честь окончания смены, и мы сами его будем есть – это для нас. А ягоды здесь всегда растут. Такой у нас тут климат благоприятный для них. Сказывается, что юг. Всё цветёт, пахнет. Поплыл бы с нами – сам убедился!

– Вы мне ничего не сказали! – я высокомерно вздёрнул нос. – Так что сами виноваты.

– Да он воды теперь всю жизнь бояться будет, дурачок! После того плаванья у него водная фобия, – не к месту пошутила Двачевская и злорадно усмехнулась. Всё–таки не стала она пай–девочкой, и это радовало, потому что пай–девочек я не люблю.

Захотелось обозвать её Дурачевской, но я сдержался.

– Ладно, Алис, хватит уже! – одёрнула подругу Славяна. – Лучше скажи, Алексей, ты Лену случайно не видел? А то мы с утра нигде не можем её найти. На линейке была, а потом словно корова языком слизнула. Она даже купаться не пришла, а ведь любит.

Моё сердце заколотилось от чувства вины. Передо мной встал выбор – рассказывать о конфликте или оставить его на своей совести? Что ж, второе, пожалуй, предпочтительнее – за свои слова я не должен отчитываться ни перед кем, а совесть можно и приглушить. Благо, делал я это в своей жизни часто. И скандал бы мне сейчас пришёлся некстати, когда я хотел окончательно вторгаться в их доверие.

– В–видел, конечно, – вообще я старался быть честным, но получалось плохо и не всегда. – Она, кажется, прогуливалась возле леса. Уж очень ей свежий воздух нравится – прямо млеет от него, аки кошка от парного молока!

Мой голос дрогнул, но это осталось незамеченным. Психологи или детективы из девочек явно бы не вышли.

– Молодец какая! Наверное, решила грибов набрать для Ольги Дмитриевны в честь окончания смены! – обрадовалась Славяна, и девочки отвернулись, собираясь уйти прочь, однако мне вдруг остро захотелось посмотреть на эту природную аномалию с ягодами, растущими одновременно. И сфотографировать: если, конечно, оно сохранится в телефоне.

– Подождите! Давайте сплаваем ещё раз! Греблю беру на себя. Я не успокоюсь, пока собственными глазами не увижу это сказочное природное чудо.

– Но ягоды уже собраны… – попыталась отбрехаться Славя, однако я взял у девочек корзины и осторожно высыпал всё содержимое прямо на берег.

– Ээ, ээ, ты бы хоть отошёл подальше! – запротестовала Славя. – А то всё прибоем смоет.

Какой прибой может быть у озера, я решил не уточнять. Втянусь в спор – так и не увижу вечно плодоносящих ягод. Да и сама идея куда–то плыть на лодке, что уж говорить, казалась мне привлекательной. Не плавали же они по территории лагеря? Значит, куда–то за пределы «Совёнка» добраться всё же реально.

Мне пришлось собирать высыпанное назад, а потом относить подальше к кустам. И высыпать уже там, в тихом безопасном месте. Рядом обнаружился куст папоротника; я сорвал несколько раскидистых листьев, подстелил под ягоды, ими же прикрыл «сокровище» сверху, чтобы никто не уволок. Мало ли здесь вороватых пионеров… Жалко, что не посмотрел как следует на ягоды сразу…

– Ты чего творишь, дурень?! В какую степь тебя занесло?! Как мы теперь это вожатой понесём?! – завопила Двачевская, но я приложил палец к губам, и она послушно замолчала.

– Этого мало, товарищ Рыжик! Вы же хотите порадовать Олю?

– Ну да, – спокойно ответила Славяна, ощипывая папоротник. К тому, как я называю вожатую, местные уже попривыкли.

– Ну вот и я хочу. Предлагаю сделать ещё одну ходку и набрать столько же. Трёхэтажный торт – это гораздо лучше, чем маленький пирожок! – стоило мне сказать словосочетание «трёхэтажный торт», моё сердце вздрогнуло, как будто с этим тортом у меня были связаны неприятные воспоминания. – Трёхэтажный торт… бунты… нищета… голод… тирания… – шептали мои губы, пока я умышленно не прикусил себе язык. Какие–то странные у меня ассоциации. Откуда взяться торту в голод? И с нищетой трёхэтажные торты явно не вяжутся.

Девушки нерешительно переминались с ноги на ногу, следя, как я упаковываю ягоды листьями, но в конце переглянулись и согласно кивнули.

– Извините. Это лирическое отступление, – замял поток откровений я. – Грести вы, конечно, устали, поэтому тяжёлую работу возьму на себя я.

– Ну хорошо. Тем более у тебя есть в этом опыт! – усмехнулась Алиса, но я обижался только на поступки, и почти никогда – на слова, поэтому усмехнулся вместе с девочкой. Она же по–доброму. В отличие от многих, оскорбить меня было сложно, и на дуэль бы я никогда не пошёл, в отличие от Пушкина, который стрелялся тридцать раз.

Мы дошли до лодок, и к своему удивлению я не нашёл ни в одной из них вёсел. К тому же они все выглядели гораздо старше, чем та, в которой я пробовал уплыть отсюда, когда меня волной смыло. Простые, деревянные, с плохо замасленными черноватыми боками и облупившейся краской.

– Эй, лодки же были лучше! Новые! – я дотронулся до деревянного носика с железным колпачком. – А теперь их подменили на какие–то корыта допотопные. Золотая рыбка что ли постаралась?

– Нет, они всегда такими были, – ответила Алиса и дёрнула меня за рукав. – Чем разыгрывать, лучше бы сходил – вёсла принёс. Они в здании причала.

– Погоди! Я сама всё принесу – тем более, ключи ото всего в лагере есть только у меня и вожатой, – деловито встряла Славя, недоверчиво поглядывая на Алису. – Вёсла мы уже успели засунуть подальше, чтобы если вдруг кому–то из пионеров взбредёт в голову покататься, он не смог этого сделать, рискуя жизнью и здоровьем. Кто ж знал, что ты захочешь порадовать ненавистную тебе вожатую?

– Никто не знал. Но ведь раньше они здесь были! И они были прикованы железными цепями к лодкам! Их так просто не утащишь! Я сам видел! – с глазами, алчущими ответа, восклицал я. – У тебя же нет пилы по железу – ты бы ни за что их не отодрала, рыжая бунтарка!

– Они были! Честное слово, были! – передразнила меня Алиса. – Били да сплили!

«На следующей станции висадим!» – вспомнил я продолжение знаменитой фразы из «Чебурашки». Хорошо бы, коли высадили. Если завтра не попаду домой, то устрою такой дебош… Весь лагерь разгромлю.

Алиса неожиданно «встрепенулась», словно вспоминая о чём–то важном, о чём–то безотлагательном. Она заправила свою рубашку, развязала и снова завязала галстук (видимо, от волнения), застегнула верхнюю пуговицу и даже волосы пригладила. Её глаза забегали в разные стороны, и девочка со вздохом заявила:

– Ну, мне пора по… делам. Вместо меня собрать ягоды поможет Лена. Она и так только и делает, что читает. Я сейчас её позову, – Алиса поспешно удалилась. Я не стал останавливать рыжую. Заставлять плыть Двачевскую против её воли было бы как–то уж совсем нахально. Да и не смог бы – не насильник.

 Через пару минут к нам подошла «фиолетовая». Неужели Алиса и впрямь нашла её у леса? Получается, я не обманщик, а ясновидец прямо.

Разговаривать после утренних конфликтов мне с Леной не хотелось, поэтому я просто кивнул ей. Девушка так же молча кивнула в ответ. Тем временем Славя притащила вёсла.

Я кинул пустые корзинки в лодку и пригласил девочек усесться туда первыми. Пусть считают меня джентльменом. Хотя на самом деле, когда в лодке груз, она лучше держит равновесие. Если бы сначала в лодку полез я, то по своей неопытности мог бы куда–нибудь перевалиться. Или перевернуться вместе с лодкой. Хоть я сам и предложил этот заплыв, лодок я всё ещё опасался. Первый раз пронесло, но не факт, что второй будет таким же относительно удачным.

Что ж, приступим к путешествию. С деланной уверенностью я уселся на свою скамейку. Моё место – рулевое, за вёслами.

Мне стоило больших усилий сдержать страх: должность капитана один раз уже успела принести мне неприятности, и я опасливо озирался, не поднимается ли проклятый шторм вновь. Но всё было настолько спокойно, что если бы не колебания от робкого движения нашей лодки, то можно было подумать, что мы не на воде, а на зеркале – настолько прозрачной и чистой казалась гладь залива.

Грести было несложно. Первый раз меня многому научил, и руки уже привыкли держать эти большие деревянные лопаты. Кругами и зигзагами я, конечно, петлял, но не настолько дико, как тогда.

– Может, тебе помочь? – встряла Лена, сидящая напротив, одарив меня заботливым взглядом.

– Ох, нет, – я, конечно, испытывал большие нагрузки, но хотел закончить тренировку. Сдюжить. Проверить себя физического на прочность.

По ходу плавания, несмотря на усталость с первых минут, меня забавляли разноцветные рыбёшки, которые то тут, то там танцевали в подводных просторах пёстрыми косячками; в нескольких местах я даже заметил маленьких медузок, которые в пресной воде, по моему разумению, водиться не должны. Или же это особый вид…

Я точно знал, что в речках средней полосы России фауна куда как более скудная.

– Земляника на острове «Ближний» – самая вкусная. Именно поэтому мы плывём туда, – рассказывала время от времени Славяна, параллельно указывая рукой, куда грести. А я с горем пополам выполнял её команды.

И тут мне вспомнились слова Безглазого Пионера: кажется, он уже говорил о том, что плаванье на остров за ягодами входит в программу лагеря. Значит, это явно не совсем путь на волю…

Я присмотрелся. Неподалеку действительно обнаружился небольшой островок. Когда я пытался доплыть до деревни, я его то ли не заметил, то ли принял за часть берега. Его очертания показались мне смутно знакомыми, но поначалу я не придал этому значения.

– Ближний. Ну, да. Он действительно ближе, чем та деревня. Брр, и не вспомню без содрогания! Уфф… – я налёг на вёсла и, чтобы окончательно не приуныть от такой непривычной нагрузки, решил о чём–нибудь рассказать своим пассажиркам, потому что, когда работает рот, на руки и боль в мышцах обращаешь внимания меньше.

– А знаете, милые дамы, у нас в деревне есть река. Ирга называется. Она и так узенькая, камышами поросшая, так ещё и остров посередине вырос, словно чужеродный нарост. Прямо напротив окон нашей дачи. Остров – не остров, а такая отмель, что сказать страшно: вначале был просто маленький бугорок, а потом он принялся обрастать и шириться, – я широко развёл руками и чуть не уронил вёсла. Жестикулировать в лодке – не лучшая идея. Ухватив обратно свои нехитрые орудия труда, я продолжил:

– Остров метров двадцать в диаметре, но для маленькой Ирги это всё равно очень плохо, как закупорка кровеносных сосудов для человека: замедляется течение, во время разливов заливает больше площади, ведь каждый физический объект вытесняет равный своему объёму объём воды, – мы уже были на середине пути, идя к острову переменными рывками благодаря моему «мастерству». Потому что грести равномерно обеими вёслами у меня получалось не очень. Девушки это явно заметили и поглядывали на меня скептически. – Ладно, я согласен на вашу помощь. Давайте вы вдвоём возьмёте одно весло, а я другим шевелить стану.

– А как твой остров выглядел? – осведомилась Славяна, а вёсла к этому времени я уже отпустил, увлёкшись рассказом.

– Его невозможно не узнать. Во–первых, три выдающихся холма – они очень похожи на египетские пирамиды. Точно также, как на плато Гизе – один меньше другого, а третий ещё меньше. А на каждом холме по маленькому скоплению деревьев: на первом – берёзы, на втором – дубки, на третьем – орешник. Ты это, греби давай тоже, не отвлекайся!

Я, не дождавшись ответа, слегка подвинулся и ухватился обеими руками за левое весло. Славяна довольно легко заработала правым, да ещё и одной рукой, как будто всю жизнь на лодках каталась.

– В общем, решили мы с отцом помочь реке и остров сжечь. Но летом всё зелёное и горит плохо. К тому же не хотелось губить живность, которая ютилась там во всём сельском многообразии. Пришлось дождаться осени: всё высохло, а мы с Юлей (это сестра моя) приехали на каникулы. Мы тогда в восьмом классе вроде бы учились.

– И как? Вам удалось? – неожиданно спросила Лена. До сих пор она не решалась произнести ни слова, но мой рассказ её, видимо, заинтересовал. Как–никак, а природу она любила.

– Да. Как спичка вспыхнул. Самый большой костёр в истории деревни или даже района. Мы даже на видео сняли и на YouTube выложили. Полтора миллиона просмотров – это не хухры–мухры! Жалко, что не монетизировали, – я перевёл дыхание. – Но ещё печальнее, что наши ожидания не оправдались. Ведь там не жечь надо было, а экскаватором поработать как следует. А так остров через пару лет опять зарос и поныне цветёт пуще прежнего. Зато стал красивее и аккуратнее – хоть какая–то польза. Теперь там можно гулять без опасения схватить на ногу змею.

– Эй, о каких просмотрах ты говоришь? Что значит «не монетизировали»? – Славяна перевела дух, принимаясь за весло ещё усерднее, и мы жестковато столкнулись с ярко–жёлтым пляжным берегом «Ближнего».

– А, забей, ты не поймёшь! – мы покинули своё корыто, и я сразу же подбежал к ближайшим кустам. Желание увидеть, как несочетаемые ягоды растут и плодоносят в одном месте в одно время, затмило во мне все признаки усталости и предсказания Безглазого.

Но когда я поднял голову вверх, чтобы посмотреть на остров целиком (до сих пор я глядел только на весло, которым грёб, а потом на маленький пятачок бережка), то не поверил своим глазам: мы были на том самом острове, который столь старательно жгли с Юлей в детстве. То, что это оказался именно он, я не усомнился бы ни на секунду: данный географический объект мне знаком не понаслышке, и он весьма своеобразен – ни с чем точно не перепутаешь…

– Берёзы, дубки, орешнички, – машинально повторял я, указывая пальцем вверх на до боли знакомые мне «пирамиды». Сомнений не было: это именно то самое место из моего детства, «Эль–Гиза», как мы с сестрой его в шутку называли. – Вот он, остров этот! Эль–Гиза! Славь!

– А? – блондинка приседала, разминая ноги возле берега. Её подруга тем временем уселась под кустом и потихоньку приоткрыла свою любимую здоровую книгу, с которой, по всей видимости, не расставалась ни на секунду. Должно быть, приключения придуманных героев казались ей куда важнее и интереснее наших собственных. Ах, нет, как же я забыл – «Совёнок» велел ей читать «Унесённых ветром». Снова и снова. Видимо, Лена испытывала болезненную привязанность к этой книге, и не могла избавиться от желания всегда иметь её при себе и постоянно перечитывать. Как курильщик не может избавиться от сигарет. Как алкоголик – от спиртного. Как я – от велеречивых рассуждений по поводу и без.

– Вот он – остров этот, про который я тебе рассказывал! Мы, кажись, туда и приплыли. Прямо мистика какая–то… – Славяна вслед за мной присмотрелась к ландшафту.

– Ну, по рассказам–то похоже, но ты уверен, что это не простое совпадение? – по голосу девушки было понятно, что она тоже не была ни в чём уверена. Просто старалась воззвать к здравому смыслу. Получалось это, правда, плохо. Как будто натягивали сову на глобус. Точнее, Совёнка на макет плоской Земли.

– Я уверен, потому что с головой у меня до недавнего времени было всё в порядке. Вот уж не знаю, чем меня тут потравили, но в воспоминаниях я уверен на все сто процентов. Этот остров – его просто спутать ни с чем невозможно. Уникальное место, – я любовно погладил куст боярышника, привычно обходя ладонью ужасные, знакомые с раннего детства, колючки–иглы.

Азарт разгорался, и я, продравшись сквозь колючие кусты, и насажав на свою одежду преизрядное количество репьёв, забрался на самую маленькую «пирамиду Микерина». Вид открывался в прямом смысле дикий: сюда не ступала нога человека, не считая небольших пятачков примятой травы на берегу, потому что пионеры иногда собирали здесь ягоды. Я расставил руки и вдохнул воздух полной грудью. Если бы ещё поднялся ветер, то вообще было бы классно. Но и так неплохо: внизу всё заполнено берёзовой рощицей, которая перемежалась с маленькими да большими кустами, снизу доверху усыпанными плодами природы – были здесь и разноцветные грозди цветов, и разрозненные, сверкающие на Солнце, ягоды, и крупные лесные орехи.

– Спускайся, бездельник! – позвала меня Славяна. Она стояла у подножья холма, подняв на меня свои огромные блестящие голубые глаза. – Замучил уже со своими сказками. Вот на какие хитрости готов пионер, лишь бы не трудиться во своё же благо!

– Сам же нас сюда позвал, – робко отозвалась Лена за моей спиной. Оказалось, что она тоже решила залезть повыше, оставив на берегу свою книжку. Обернувшись, я даже слегка испугался – до чего же незаметно эта девушка умеет подбираться к людям! Как бесшумно и умело удалось ей перебраться на вершину острова.

– Не пугай. У меня тут свои воспоминания и размышления. Том первый. Дополненное и расширенное издание, – я принялся медленно спускаться вниз, почему–то постоянно оглядываясь на Леночку, словно она представляла неведомую опасность. Тихоня несмело шла за мной, озираясь по сторонам.

– Не надо нам твоих размышлений. Ты помогай лучше, – сказала Тихонова. Когда я спустился, меня встретила у подножья Славяна и указала на один из кустарников, окончательно убедив в том, что продолжать разговор о знакомом острове не стоит, и лучше заняться более практичным делом.

Пора было начинать сбор! Передо мной рос самый настоящий малиновый куст, прямо как в детстве. Рядом виднелась чёрная, как смоль, ежевика. Когда я выкидывал ягоды из корзинок на берегу у лодочной станции, как–то не обратил внимание на их размер. А очень зря. Ягоды были просто огромные. На порядок больше, чем я собирал сам или привык видеть на рынке и на прилавке магазинов. Малина по размеру была с хорошую сливу, равно как и ежевика. Я сделал шаг вбок, и под моей ступнёй что–то аппетитно шмякнуло: точно, земляника! Но какая огромная… и как много… через секунду я держал в руках ягоду, не уступающую по размеру садовой клубнике! Нет! Этого не может быть! Это нельзя есть! Она радиоактивная.

– Славя! Ты говорила, что здесь растёт земляника! Ты ошиблась! Это другая ягода! – я осторожно, чтобы не запачкаться, взял несколько клубней и поднёс к лицам девочек, которые пока что безуспешно пытались всунуть мне корзинку и передавали её из рук в руки, заминаясь. – Это же клубника!

– Да нет, земляника – всё правильно. Ты что, никогда землянику не видел, дурачок? Просто она у нас здесь такая… особенная… вкусная…

– Да вижу я, какая она особенная! Радиоактивная она тут у вас, заражённая! Вы как хотите, а я такое чудовище в рот брать не стану. Не хватало ещё моим внутренним органам лучевую болезнь подхватить. Сколько здесь рентген?!

– Какую болезнь? Каких рентген? Не понимаю твоих опасений, – вздохнула Лена. – На самом деле, я тоже не большая любительница земляники, но здесь исключительное место, и даже такие, как я, не удерживаются. Знаешь, половину собираешь, а другую прямо на месте отправляешь себе в рооот.

Тихонова едва слышно сглотнула слюну, но я это услышал. Они специально пробуждали во мне аппетит! Потом Лена сорвала огромную ягоду малины и с улыбкой закинула в рот. И даже прикрыла глаза от удовольствия.

– Ты попробуй – понравится, – подначивала Славя.

– Ага, ага! А назавтра с рогами и поросячьим пятачком проснусь?! Или от саркомы лёгких задохнусь? Оно мне надо?.. – Славя взяла у меня из рук ягоду и с аппетитом съела. Пионерка даже несколько раз чавкнула, чего я не замечал за ней в столовой – девушка всегда ела очень аккуратно и соблюдала этикет. Но чего не сделаешь ради зомбирования? Ах, всё: горит сарай – гори и хата! – Ладно, уговорили! – я открыл рот пошире и закинул туда огромную ягоду. Мм–да… если бы меня попросили назвать самую вкусную еду в жизни, я бы вспомнил этот плод. Такого я не пробовал долгие годы, а, может, и вообще никогда! По насыщенности и гамме оттенков на языке ягода превосходила привычную мне лесную пищу в несколько раз! Вот уж воистину произведение из Райского Сада!

«Может, я в Рай попал? В какие–нибудь из его врат. Ну, там в мусульманский рай. Гурии, к примеру, в наличии есть, хоть и не самые дружелюбные. Осталось только найти вино (интересно, тянет ли на него спирт из медпункта?) и тогда можно вечно наслаждаться любовью Всевышнего (кем бы он ни был). В конце концов, откуда нам знать, как Рай выглядит на самом деле? Может, это и есть загробная жизнь, а я просто умер. Например, мой автобус потерпел крушение, и настолько быстро, что я даже момент смерти не заметил…»

– Ну как, понравилось? – уточнила Славя.

– Божественно, – чавкая, ответил я и сунул в рот ещё ягоду.

– Я же говорила, – улыбнулась Славяна. – Ладно, ты пока приходи в себя от радости, а мы пошли собирать.

Девочки подмигнули друг другу, взяли по корзинке и ушли вглубь острова. Если не считать «пирамид», он был небольшим – от одного конца до другого вряд ли наберётся более сотни моих шагов. Метров пятьдесят, если научно. А был бы он больше, то перекрыл бы Иргу от берега до берега. Здесь–то залив, и остров теряется на водных просторах, а у меня в деревне такие наросты – сущая пакость. Но всё же этот остров абсолютно идентичен нашему, деревенскому. Будто его кто–то скопировал. А потом добавил эти безумно вкусные огромные ягоды, доведя уголок из моего детства до сказочного совершенства.

С любой точки острова открывался хороший вид. На лодочную станцию с одной стороны, на посёлок – с другой, на гладь просторов – с остальных. Но посёлок отсюда казался всё таким же далёким, недосягаемым, как и с берега «Совёнка». Хотя проплыли мы не так уж и мало. «Что за обман зрения? Если верить моим глазам, мы не приблизились к тому берегу ни на йоту!»

Я уселся на камни и, вытянув руки, несколько раз потянулся ими в разные стороны: такие упражнения помогли немного снять усталость после гребли. А Лена–лентяйка даже до весла не дотронулась! А ягоды наравне со мной жрать будет!

«Раз я грёб, то собирают пусть они. Разделение труда».

– Эй, там! Соберите несколько штучек малины, ежевики и вообще: всего гигантского, чего найдёте! – крикнул я в сторону перелеска: хоть «Ближний» и был маленьким, росло здесь всего много, включая деревья разных видов.

В ответ на мою просьбу из кустов раздалось что–то вроде «Угумм…» вперемежку с чавканьем, и через несколько минут появилась Славяна. Она подошла ко мне и поставила наполненную до краёв корзинку подальше от берега (чтобы не смыло). Корзинка почти целиком была наполнена земляникой. Яркой, сочной, огромной и очень сладко пахнущей – наверное, очень приторное выйдет из неё варенье.

– Я всё. Лена собирает медленнее. Её придётся подождать. Кстати, здесь очень славные берёзы. Словно с моей северной Родины… Странно, ведь на юге они растут не очень, – девочка пожала плечами. – И стволы у них тут должны быть кривые, а выглядят нормально…

– Угу, это явно не Юг, а, скорее, средняя полоса, или даже ближе к Питеру… – тогда я не подумал уточнить у Слави про её место рождения, хотя она сама мне на это намекнула. Я просто перевёл диалог в другое русло. Надоело.

– А чем ты увлекаешься? – мне захотелось узнать девушку поближе.

– Вышивка… вязание… – Славяна запустила руку в карман юбки, достала оттуда платочек и отдала мне. Чисто белый, а по краям вышит каким–то незамысловатым славянским народным узором красной нитью. – Народные промыслы… травни… ладно, неважно.

– Это мне? – я взял платок, осторожно сложил и засунул в карман. – Спасибо, Славь. О чём ты сейчас думаешь? – над островом пролетело несколько белоснежных цапель. Прекрасные птицы сделали два круга, следуя строго друг за другом, и зашуршали крыльями в сторону «Совёнка». Не летайте туда, дорогие! Ничего хорошего там нет. Этот лагерь–ловушка не заслужил даже смотреть на вас! Да и там опасно…

«Вот бы и мне крылья! Взмыл бы ввысь и сразу в Райцентр попал. Рай. Центр. Центр Рая. Неужели я правда в Раю? Или в Чистилище?»

– Я думаю о том, что вот закончатся каникулы, разъедемся мы из лагеря, опять школа, будни… встретимся ли когда–нибудь ещё? Будем ли помнить друг друга? Не забудешь ли ты обо мне? – философствовала Славя. Но последний её вопрос прозвучал как–то очень лично. Я сделал вид, что не заметил.

– Вот уж что–что, а эту смену я в жизни не забуду! Такое, знаешь ли, из памяти ничем не выколотишь. Разве что хорошеньким ударом молотка, но тогда и как зовут забудешь!

– Это точно! Столько новых друзей, столько приятных минут вместе! – Славяна, казалось, издевалась, но я понимал, что делает она это не со зла, а просто потому, что так работает её программа, и девочка реально думает, что здесь хорошо, и всё должно быть именно так, а не иначе. Интересно, она ещё хоть иногда вспоминает себя настоящую, кем там она была на самом деле?

Тем временем вернулась Лена. Её корзинка тоже наполнилась, а сверху я заметил три ежевики и две малины. Почему–то именно она выполнила моё пожелание, а не блондинка… Ну хоть просьбы они исполнять умеют, и это хорошо. Значит, слушаются не только своего хозяина–программиста, а способны к мало–мальскому коммуницированию.

Многие говорят, что друг познаётся в беде – я же замечу, что гораздо лучше друзья видны по тому, насколько они спешат делать для тебя что–то хорошее, приятное. На сколько спешат принести радость. Сейчас Славя и Лена заработали равное количество «очков». Если одна собрала ягоды, которые я просил, то другая подарила платочек. И то, и то – какой–никакой, а всё же артефакт. И то, и то может оказаться полезным для диссертации. Или для дальнейшего уголовного дела против руководства лагеря, если они – реальные люди.

Дорога назад показалась легче: девочки поняли, что гребец из меня плохой, и сами набились грести по очереди, поэтому уморились мы совсем немного и без эксцессов причалили к «большой земле». Те ягоды, которые были нужны в качестве лабораторных образцов, я аккуратно завернул в Славин платочек и сложил под замеченный заранее куст.

– Это ты кого там поймать хочешь? – недоумевала Славяна, следя за моими руками. – Не для того я тебе платочек давала. Ишь ты, мышелов какой!

– Это я схрон делаю, а платочек теперь мой, разве нет? – Славя покачала головой, но больше вопросов у нее не возникло, и мы спокойно разошлись.

Девочки, мило болтая и помахивая полными корзинками, направились в сторону домиков, а я бодро зашагал на обед. За эти дни я уже научился интуитивно чувствовать, когда примерно он должен начинаться – внутренние часы подстроились под режим.

Мои догадки подтвердила вожатая, которая не заставила себя долго ждать. Она быстро «слетела» с крыльца; властно, размеренным шагом подошла ко мне и посмотрела прямо в глаза.

– Арсеньев! Хватит в облаках витать! Сигнал к обеду не слышал? Всё время ты опаздываешь, – Ольга тяжело вздохнула. – Скажу твоим родителям, чтобы они купили такому неорганизованному подростку наручные часы.

– Вообще–то мы со Славяной и Леной собирали ягоды для твоего торта! Не ругайся… Покушать–то всем хочется.

– Аа, тогда хорошо. Молодец. Хоть к концу смены за ум взялся. Но сигнал всё равно был, и мы все обязаны ему следовать! – ну точно программа. Возникла прямо ностальгия по старым детским фильмам про роботов, которые по сигналу питаются, по сигналу спят и в туалет ходят, наверное, тоже по сигналу.

– Да, конечно. Сигнал – это важно. Надо идти, – моё настроение резко упало, будто я оказался в тюрьме. Хотя, «Совёнок» – это и правда тюрьма, только чуть более комфортная и вольная. Выбраться на свободу–то во внешний мир нельзя. Оживление, которое внесла Лена со своим скандалом, а после лодочная прогулка и милый остров родом из детства, куда–то исчезла. Система явно сопротивлялась и весёлым меня видеть ни в какую не хотела. Сплошные пытки и угнетение!

Я послушно прошёл к свободному столику. Порция уже стояла, и оставалось только приняться за еду. Как робот, автоматически. Вскоре ко мне подсела Оля. Вожатая обычно обедала со Славяной или Леной, но сегодня решила изменить своей привычке. А может быть, я просто вырос в её глазах.

– Приятного аппетита, Алексей! Славяна мне сказала, что Лена куда–то пропала. После того, как вы вернулись с ягодами, она не пришла в столовую. Видишь, её нигде нет, – шатенка развела руками. – Вначале я разволновалась, но сейчас решила, что Тихонова хочет просто уклониться от похода. Запрётся где–нибудь с очередной книгой и будет себе мечтать о рыцарях да принцессах…

«Рыцари и принцессы» меня всего передёрнули, словно по телу прошёл небольшой заряд электрического тока.

– Может быть, Ольга, может быть… – я постучал ложкой по тарелке в раздумьях и покосился на свою соседку. – А ты сама о чём–нибудь мечтаешь, кроме линеек и походов? У тебя вообще есть в жизни что–нибудь, кроме лагеря и этого сумасшествия, которое здесь непрестанно происходит?

– Как ты разговариваешь со старшими?! Только вроде исправляться начал, и опять! – воскликнула Ольга, но через секунду её голос переменился. – Конечно, есть. Я рисовать люблю. И стихи раньше писала, когда помладше была – когда ездила в этот лагерь пионеркой, как ты сейчас. А потом начались дела, заботы, институт, работа. Чувствую себя, как будто машина, непрестанно исполняющая обязанности…

– Да, это ты чётко подметила, – я улыбнулся. Было бы очень круто прорвать на откровения главного человека в лагере. – А как ты попала сюда? Ну, в «Совёнок»? – я решил стоять до последнего, но расколоть этот крепкий орешек.

– Я здесь и раньше бывала… Или ты имеешь ввиду «попала в роли вожатой»?

– Ага, – кивнул я.

– Обычно, как и другие вожатые. Меня сюда послали, и я работаю. Вас вот воспитываю, образцовых пионеров пытаюсь из вас сделать! А уважения в ответ – ноль! Надо будет всё твоим родителям рассказать, – Ольга окончательно скатилась к своему «начальному состоянию». Вряд ли ей бы оставили возможность говорить иначе. Потоки откровений здесь непродолжительны, и этот быстро иссяк, а вместе с ним и моя решимость.

– Ой, всё. С тобой у меня точно ничего не получится, – подытожил я, и под недоумённым взглядом Ольги доел котлету.

– А ты в школе к учителям тоже на «ты» обращаешься? – снова завела она свою любимую пластинку. Но отвечать я не стал (пришлось бы объяснять, что я давно не в школе, а это бесполезно), выскочил из–за стола и побежал в сторону «Клубов», соперничая по скорости с Ульяной, хотя за мной никто и не гнался. Ведь я вспомнил о плане взять бинокль у ребят, чтобы подробнее рассмотреть противоположный берег залива. Вот если бы я захватил его на остров, то вообще чудесно бы вышло – остров, как–никак, поближе к посёлку будет! Но не вспомнил об этом вовремя.

Да и вообще стоит в «Клубах» осмотреться. Может, ещё что–то полезное по углам валяется. Что может пригодиться в походе и до него. Компас, к примеру.

На пороге меня встретил Шурик. В руках он держал горячую кружку с чаем, из которой валил белый аппетитный пар. Гуще, чем я привык видеть. Здесь вообще всё гуще и насыщеннее. И больше. Ягоды, насекомые, птицы, листья.

– Чего такой всклокоченный? Опять собрался проникать в незаконные места?

– Точно. Что–то тянет неспроста в заповедные места. А тебя не тянет?

– Не, в этот раз я точно с тобой не пойду. Вон лучше чайку выпью, – голос кибернетика звучал насмешливо, прямо как у Алисы. Но общего между ними ничего не было – две полные противоположности. Она дерзкая, смелая и решительная, а он, хоть и не такой забитый, как Сыроежкин, но всё равно какой–то никакой. Таких явно не берут в космонавты.

– А я тебя и не возьму. Мне просто бинокль хотелось бы раздобыть. Хочу село за озером посмотреть, за жизнью понаблюдать.

– А что на него смотреть? – к нам подошла Мику. Она почесала за ухом и прищурилась. – Ты лучше бы сходил послушать, как я пою и на пианино играю. А то уже смена заканчивается.

– Схожу–схожу, только после, – пообещал я. – А пока мы с Шуриком дойдём до озера.

Александр запротестовал.

– Во–первых, это не озеро, а залив, а во–вторых, бинокль ты получишь, если поможешь нам убрать бардак в клубе. После опыта с «Юлей» там царит такой хаос, что вдвоём никак не управиться. Тем более Электроник постоянно отлынивает. А ведь скоро в поход, и времени остаётся в обрез. А имя роботу придумал ты, так что это и твоя забота тоже. Отрабатывай своё авторство давай.

– Да, Юля всегда любила шалить. И никогда не собирала после себя игрушки, – нахлынуло на меня воспоминание, и я его озвучил вслух. Александр удивлённо выгнул брови.

– Ты о чём вообще? Нет у неё никаких игрушек – железки сплошные. И те внутри туловища, а вскрываться роботы ещё не научились.

Я нервно засмеялся, но почти сразу спохватился и опомнился. Ну и шуточки у него!

– Ничего–ничего: это я так – отвлёкся. Да, в поход сходить стоит. Никогда не был в походах! – приободрился я и заглянул в клуб. Бардак там действительно стоял эпический. Детали поделок разлетелись и рассыпались по всему полу. Понять, для чего предназначаются изобретения совёнковской версии Винтика и Шпунтика на минималках, невозможно, даже когда они ещё в целом состоянии, не говоря о более тяжёлых случаях. Сейчас несомненно был именно один из них.

– Что вы вообще с ней делали? – пробурчал я, рассматривая какую–то крупную ржавую гайку, лежавшую поодаль от остального инструментария на краю стола.

– Да ничего, – замялся Шурик. – Пытались завести, а эта недоделка разлетелась на кусочки.

Подошёл Электроник. Его волосы были взъерошены, а выглядел он, как вселенская печаль. Видимо, всерьёз полагал, что соберёт робота, а теперь его мечта рассыпалась на винтики и шпунтики. Он окинул взглядом пол, будто надеясь, что Юля сама собой починится. Но, ожидаемо, чуда не случилось. Сергей обречённо рухнул на стул и тоном приговорённого к казни воскликнул:

– На кусочки! – он неуклюже повернулся лицом к шкафу, где висел большой ватман. Наверное, хотел поискать ошибку в конструкции. Но во время поворота парень задел рукой кропотливый чертёж какого–то дельтаплана, висевший на стене. Плакат, шурша, свалился к ногам героя, а тот его злобно поддал ногой, а лист улетел под дальний стол.

– Не надо было свои крылья громоздить на её пути! Споткнулась вот и разлетелась, – зло сказал Шурик товарищу.

– А робот должен уметь преодолевать препятствия! Эту функцию мы тоже задавали! Сам же схемку программировал.

– Это не показатель!

Казалось, Сергей был настолько зол, что вот–вот набросится на Шурика с кулаками.

– Прекратите! – встрял я в их ссору.

Сейчас у меня было два варианта действий: можно попытаться найти бинокль самостоятельно и забрать его насильно с ощутимым риском получить в морду от взбешённых парней. Или всё–таки по–быстрому привести здесь всё в порядок и получить бинокль «законно». Я решил совместить оба пути и попытаться найти подзорное устройство во время уборки. А для этого надо было сперва успокоить юных изобретателей. Не буду же я разгребать их хлам в одиночестве!

– Неудачи должны закалять характер, разве нет? – грозно заявил я. – Как говорил великий Ленин: «Учиться, учиться и учиться». А теперь давайте–ка дружно за уборку, пока весь этот бардак не увидела Ольга.

Угроза явно возымела действие. Опозориться перед вожатой ребятам не хотелось. Шурик согласно кивнул, поставил чашку и принялся за уборку. Электроник злобно зыркнул на него, ополоснул чашку и убрал её в шкаф. Эдак они будут долго канаться – придётся и вправду помочь.

Я вздохнул и принялся собирать в общую кучу разбросанные гайки, болты, обломки разной степени опасности порезаться, руки и ноги роботов многообразных размеров, а также прочие железяки непонятного назначения. Одни напоминали ходули, другие подставки, третьи вообще какие–то неприличные зацензуренные предметы.

– Ну ты хотя бы сортируй, что куда кладёшь! Это от трансформатора, это от робота. Не вали всё в одну кучу! – прикрикнул на меня Электроник, лениво оглядываясь, как будто надсмотрщик.

– Чёрт тут поймёт, что у вас к чему! Я тебе не электрик! Не нравится – так сам разбери, – бросил ему я и достал из–под шкафа упавший чертёж.

– На полку его положи, – через плечо бросил мне Шурик. Что я и сделал.

– Лучше бы ещё раз попробовали робота собрать, чем в поход идти, – обречённо произнёс Электроник, не обращаясь ни к кому конкретно и, наконец, занялся уборкой.

– Не хотите идти в поход – не идите, – буркнул я. – Под дулом ружья не поведут.

Минут через двадцать общими героическими усилиями мы с горем пополам распихали хлам по углам и ящикам, и я наконец получил заветный бинокль. Я даже не понял, откуда он взялся. Учитывая, что я успел перерыть весь клуб, его появление было вдвойне неожиданно. Но бинокль нашёлся только тогда, когда последний шуруп лёг в нужное отделение ящика для деталей… Шурик словно материализовал подзорное устройство из воздуха, прямо как фокусник из рукава, и даже никуда для этого не нагнулся и не отвернулся!

– Держи! И будь осторожным, – напутствовал меня Серёжа, провожая до дверей клуба. Он бы шёл за мной и дальше: видимо, не хотел снова поругаться с другом. Или находиться на месте крушения мечты. Хе–хе, если правда тут всё идёт по кругу, этот робот у него каждую неделю ломается. Бедолага! Но утешать его в мои планы не входило. Поэтому жестом руки я дал понять, что предпочитаю проводить наблюдения в одиночестве, а ещё добавил, скребя ногтем по плакату на двери с изображением какого–то Терминатора:

– Там палочники. Ты правда хочешь на свидание с этими дивными осьминогами? – я выгнул бровь, а парень чуть вздрогнул и побрёл куда–то в сторону домиков.

Дойдя до побережья, я с ощутимым трепетом в груди навёл бинокль, подвёл к нему глаза и принялся разглядывать село напротив. К величайшему сожалению, оно ничуть не приближалось в объективе, оставаясь столь же далеко, как и при рассмотрении невооружённым взглядом. Как и на острове. Везде одинаково.

– Мираж, – сделал вывод я. – Только постоянный. Особенность климата.

– Ахаха, нееет! – услышал я сзади дикий хохот прямо над своим ухом. А слово «нееет» напомнило мне зловещее блеяние дьявольского барана. – Горизонт событий – он такооой!

Моё сердце чуть не выпрыгнуло из груди, и я резко обернулся. Передо мной стоял Безглазый Пионер. Он вздыбил чёлку и направил взгляд туда же, куда и я – на разноцветные домики вдали.

– Челюсть с пола подними! – сказал он таким же тоном, как Алиса при первом знакомстве. – Никогда про Горизонт Событий не слыхал?

– Что ещё за Горизонт Событий? – я старался отвечать уверенно, чтобы он не думал, что это мне уж очень интересно и важно.

– Вот ты ещё зелёный. Там всё. Все эпохи, все времена, все персоналии. Приближаясь к Горизонту Событий, ты попадаешь в аномалию, и привычные представления о расстоянии и времени становятся лишь малюсенькой частью громадной Вселенной. Я могу провести для тебя небольшую экскурсию, чтобы ты лучше понял, с чем имеешь дело. Если, конечно, тебе того полёта было недостаточно.

Это он про полёт на пеньке в поднебесье? Его тут всем проводят что ли? Или этот Семён не так прост, как кажется. Может, он не просто застрял в «Совёнке», а уже связан с теми, кто всё это устроил, общается с ними. Как минимум, в одном его заявлении я уже нашёл несостыковку: Лена почти потеряла себя. Но у неё с глазами и лицом всё в порядке.

Я решил пока не подавать виду и ответил эмоционально в своём обычном стиле.

– Будто бы я сейчас не в аномалии! Ну проведи… – к тому же я не вполне понимал, о чём рассказывает Пионер, а предложение виделось мне до трепета интересным.

– Садись, – Семён указал мне на берег залива, и я не поверил своим глазам: неподалёку от привычного «стада» деревянных лодок перед бревенчатым мостом был пришвартован настоящий моторный катер. На вид достаточно мощный, чтобы быстро переплыть залив и даже глазом не моргнуть. Ежели бы, конечно, у катера были глаза, как у Паровозика из Ромашково. – Садись–садись, не бойся. Я тебя довезу, и сам всё увидишь. Своими неопытными глазёнками, которые пока ещё сохранились на твоём личике.

– Ухх! – я подёрнул плечами. Но всё же направился к катеру. Была не была. Если я хочу отсюда выбраться, а я хочу ещё как, информация мне не помешает.

Острый приступ ужаса от воды я преодолел ещё во время своего первого неудачного плавания, а потом закрепил уверенность, гребя на «Ближний» собственными руками. В итоге сейчас довольно смело уселся на лавочку на палубе катера. Кроме нескольких мест для пассажиров, здесь был капитанский мостик сверху, откуда виднелся железный тонкий штурвал и узенький проход с лестницей вниз. Наверное, в технические помещения, которые мне были совершенно неинтересны. Лишь бы капитан нашёлся.

Но катер тронулся сам по себе. Причём, Пионера на борту не было. Тем не менее, транспортное средство уверенно двигалось в сторону посёлка. Поначалу я испугался, даже подумал спрыгнуть в воду и вернуться на берег. Но потом внезапно расслабился, ибо наверняка Семён в нижней части катера или стал невидимым, или ещё что–то в этом роде. Катер же плывёт, и плывет, куда мне нужно, а значит, всё хорошо. Ведь «никто не хочет и думать о том, пока "Титаник" плывёт», верно? Наверное, постепенно я начал привыкать к местным аномалиям. И, кажется, мне впервые за почти недельное пребывание в «Совёнке» удалось переложить свои проблемы на кого–то другого. Сначала на девочек, на Безглазого. Кем был этот другой – не столь важно. Пусть это даже будет неизвестный чувак, который взялся мне помогать, рассчитывая расплатиться с Сатаной моей душой. Не считая клона Юли, которая утверждала, что её по сути и нет, он был первым, кто сам взялся мне помогать. А не просил решить все его проблемы. Это располагало.

Я с невероятной быстротой, разрезая волны, двигался к заметно приближавшемуся селу, а погода оставалась всё такой же солнечной и благоприятной для путешествия. Непонятное озеро–залив теперь не против моего побега? Если удастся, я, разумеется отсюда сбегу при первой же возможности – даже прощаться и вещи собирать не стану.

Село тем временем приближалось. И это был не мираж.

За штурвал так–таки никто и не встал, но он поворачивался из стороны в сторону сам по себе. Я вновь подумал, что катером управляет Пионер, но по всей видимости ему не требовалось для этого прикасаться к рулевым механизмам руками, а достаточно было присутствовать незримо. Или катер просто радиоуправляемый, или на искусственном интеллекте.

Но что я всё о катере да о катере? Я перевёл взгляд на приближающееся село. При тщательном рассмотрении было понятно, что на самом деле это обширный развитый посёлок. Я увидел на берегу снег, но похолодания не ощущал. Я, как и все последние дни, был в пионерской рубашке и лёгких брюках, но мне вполне комфортно. Даже немного жарковато. «Тёплое течение, вестимо», – решил я и продолжал пожирать глазами новый пейзаж: домики были на вид довольно крепкими. Некоторые даже двухэтажные. Ко всему прочему – крашеные. Значит, не просто деревенька, а коттеджи для зажиточных…

Сбоку от села белел указатель с алым кругом, и чернели железнодорожные пути, по которым нёсся поезд, украшенный стильной советской красной звездой. Сверху на нём были установлены длинные боевые орудия, а на каждом окне – громадная решётка. Стены наглухо бронированы. Грохот от поезда был настолько сильный, что даже тут, на воде, вибрации ощутились всем телом. Казалось, сама поверхность залива – и та дребезжала. Я никогда не слышал издалека такой мощности звука, хотя мне приходилось бывать на вокзалах. Во всяком случае, подобный грохот я слышал лишь однажды, когда стоял вблизи платформы, и по ней пустили старый состав. Здесь же что–то странное происходило с расстоянием. Ощущения, будто я стою у самых путей, а они при этом ещё очень далеко.

Колёса стучали настолько сильно, что я зажмурился. Или это… выстрелы?! Со стороны деревни в сторону поезда организованно двинулись какие–то фигуры, умело перескакивая через лужи и колдобины. Глянув в бинокль, который сейчас заработал правильно, я понял, что это солдаты в странной чёрной форме с малиновыми погонами, поверх которой были накинуты папахи, и в фуражках, на которых явственно виднелся знак черепа с костями. Один из атакующих сжимал в руках бело–сине–красный российский флаг современного образца. Раздался крик: «Ура!», и солдаты в чёрном, вытянувшись цепью, побежали в сторону бронепоезда. Некоторые из них падали, и снег под ними окрашивался багряным. «Кровь», – догадался я, инстинктивно пригнувшись от опасности, продолжая наблюдать исподлобья. В некоторых окнах бронепоезда появлялись лица – я приметил бесконечное выражение ужаса на них.

Из бронепоезда раздались выстрелы по бегущим: отстреливались. Он замедлил свой ход и остановился. Громко застрекотал пулемёт: кажется, знаменитый «Максим». Атакующие залегли, и тогда из вагонов высыпали другие военные, одетые в серые шинели и с «будёновками» на головах. Обе группировки сцепились в ближнем бою. Замелькали винтовки, маузеры и револьверы, на зимнем солнце сверкнули штыки и сабли, и звуки выстрелов сменились на стоны и нецензурную брань раненых бойцов.

– Такой он… Горизонт Событий, – задумчиво произнёс внезапно появившийся напротив меня Безглазый. Он спокойно сидел на железной лавочке и лениво позёвывал, качая ногами и не прячась от выстрелов. На этот раз парень решил сыграть роль пассажира. – Никогда не хотел посмотреть знаменитый бронепоезд Троцкого в работе? Теперь наслаждайся. Это для тебя будет хлеще, чем все исторические экскурсии, вместе взятые.

– Куда уходят рельсы? – только сейчас я заметил, что рельсы плавно спускались в трясущийся от битвы залив. И это меня интересовало куда больше, чем Троцкий, Ленин и все прочие исторические деятели.

– Известно куда… в начало двадцатого века. Разуй глаза: Гражданская Война идёт! А теперь выбери: какой мир для тебя приятнее – пионерлагерь «Совёнок» из восьмидесятых или Россия 1918–ого года. Как видишь, выбор есть – у нас здесь демократия. Прямо как в Америке.

– По–моему, выбор очевиден. Плывём обратно! – скомандовал я, и Пионер исчез. Катер тронулся, а я весь дрожал от осознания неиллюзорной опасности быть простреленным шальной пулей. И лечь некуда, потому что палуба отовсюду видна, как на ладони. Вот это подстава!

Но меня незамедлительно успокоили.

– Не волнуйся, товарищ, они тебя не видят. И задеть не смогут. Мы же так и не доплыли до берега. Ты ещё не переместился к ним. Пока твоя нога или нос корабля не коснулись берега, ты… – Пионер не договорил, усмехнулся и растворился в воздухе, предоставив мне самому догадаться, где же я. А был я, разумеется, в «Совёнке» и очнулся возле причала, лежащий на нагретых досках мостика.

Разумеется, никаких катеров рядом не стояло и в помине. Солнце страшно припекало: при такой погоде немудрено схватить удар – что предположительно со мной и случилось. Видимо, перегрелся в тепле, и вот тебе бессознательные видения, основанные на моём же знании истории.

Произошедшее походило на сон, и я вновь засомневался в достоверности окружающего мира, в который раз. То же чувство, как после поджога домика или падения с памятника. Я решил для себя, что нереально тут всё происходящее целиком, так что подразделять события на настоящие и мнимые будет чересчур наивно. Но раз уж я стал частью этого нереального мира, надо разобраться в его правилах. А они тут явно есть – это заметно. А пока не понимаешь, просто честно описывать всё, что происходит.

Концепции бессознательного видения, правда, противоречило то, что я никогда не интересовался Гражданской войной в России. В моей памяти хранились только смутные обрывки школьного образования да пара образов из каких–то фильмов или сериалов. Там воевали красные – это я точно помнил. А ещё были «белые». И, кажется, какие–то «зелёные». Может, и ещё какие–нибудь «голубые». А, да, и бронепоезда – огромные, ощетиненные орудиями подвижные города. Вот, пожалуй, и всё, с чем ассоциировалась у меня Гражданская война. Но не могло же моё подсознание выстроить целую сцену из всего этого. Да и форма на атакующих (вероятно, «белых») была не белая, а почему–то чёрная. Нелишне было бы проверить, действительно ли существовала такая форма, или нет. Да вот только у кого тут спросишь…

А вот словосочетание «горизонт событий» мне показалось вроде бы знакомым. Нечто подобное я недавно слышал. Или читал… Но когда и при каких обстоятельствах?

Точно. «Общество Плоской Земли» же! Неужели их безумные теории – на самом деле правда? Полёт на пне, глобус, стена–Антарктида, а теперь ещё и Горизонт… может, космонавты и правда нас дурят, а все эти астрономические программы – чистая фикция?

Я сел на торчащий неподалёку от берега камень и достал бинокль. Попробовал снова увидеть село. Теперь, зная, что там происходит, я пытался уловить малейшие признаки сражения, поезда или хотя бы разглядеть горящие домики. Но отсюда, с берега, село казалось абсолютно мирным и утопающим в зелени. И никакого снега не было заметно и в помине.

– Алекс… – меня окликнула Лена, неожиданно погладившая мою спину и взявшая меня за руку, проявив редкую для себя инициативу. Я встрепенулся и обрадовался, ведь после нашего плавания её никто не мог найти. – О чём это ты бормочешь?

– Я думал, мы в ссоре… – пробурчал я, пытаясь разобраться, чего это она от меня хочет. Лена сегодня вела себя ещё более странно, чем обычно.

– Нет, с чего ты взял? Когда мы успели поссориться? Я тебя за сегодня первый раз вижу вообще! – в голосе Лены чувствовалось искреннее удивление.

– Прекрати меня разыгрывать! Сама пару часов назад выболтала мне все свои тайны, плакалась о том, что не можешь выбраться, потом набросилась с претензиями, что я чёрствый такой. А теперь память отшибло? – я рассмеялся. Но не от радости или искреннего веселья, а скорее нервно. Ещё немного такой жизни, и у меня вообще истерика случится. То на соседнем берегу гражданская война идёт, то окружающие память теряют раз за разом, то люди без половины лица подходят познакомиться. Как тут не сбрендить? Итак, вон: постоянные перепады настроения, резкий переход от пассивности к бурной активности, излишняя эмоциональность и трудности с общением. Таким путём можно и «биполярное расстройство» себе заработать. Интересно, кстати, откуда я знаю о биполярном расстройстве? «Раньше оно точно называлось маниакально–депрессивным синдромом», – подсказала мне память. Да, но психиатрия не входила в сферу моих интересов. Получаю знания из Вечности по каналам чакр? Или, всё же, развивается психоз?

Будто прочитав мою последнюю мысль, Лена напряжённо спросила:

– Ты совсем с катушек съехал? И так странным был, а теперь вообще чокнулся! Какие тайны? Как это – не могу выбраться, когда завтра автобус! Выбираться–то вообще не к спеху.

– Не уедешь ты никуда… – медленно пропел я и снова зловеще заржал. – Не уедешь, не уедешь… – вторил мне внутренний тоненький голос, подвывая ужаленной собачонкой.

– Ты… ты меня пугаешь, Алекс. Не надо так!

Но меня уже было не остановить:

– И Советского Союза тоже не существует! Это государство прошлого, а сейчас – 2014–ый год! Всё давно развалилось. К сожалению – великая страна пропала, – добавил я и отвернулся от девочки, хватаясь за ствол берёзы, чтобы не упасть. После своих откровений я внезапно почувствовал себя абсолютно разбитым. Вроде ещё только полдень, а я уже совершенно вымотался. А предстоит ведь в поход идти.

Лена снова осторожно прикоснулась к моему плечу:

– Алекс, с тобой всё в порядке?

Я обернулся и встретил её недоумённый взгляд.

«Их что, несколько?» – удивился я. – «Почему она не помнит нашей утренней беседы? Видимо, причина здесь та же, как мои извинения перед вожатой в столовой, о которых помнят электроники, а я сам – нихрена».

Кажется, о клонах я сегодня уже слышал. А вот и живое доказательство.

Лена тем временем приложила мне ладонь ко лбу. Я не стал её останавливать. Наконец, она, кажется, удовлетворилась осмотром, а в её глазах промелькнуло понимание.

– Ты что, пришелец из будущего?

– Да, самый натуральный! – ляпнул я первое, вертевшееся на языке. – Если, конечно, это действительно советское время, в чём я весьма сомневаюсь, – мне вспомнились современные книги, которые я нашёл в библиотеке. И разговоры про то, что Турция – это сказка. – А вообще, нас дурят скорее всего!

Лена уселась на причал и поправила простенькую пионерскую юбочку. Она посмотрела вдаль и вздохнула.

– Знаешь, а я тебе верю. Расскажешь, какая там жизнь будет? – любопытство Лены казалось одновременно и наигранным, и реальным. И при этом очень наивным, даже детским. Она вообще была самым непонятным персонажем в «Совёнке». Я до сих пор не мог прочувствовать характер этой депрессивной девочки.

– Конечно, расскажу, – я окончательно потерял способность думать и, взяв Лену за руку (она не сопротивлялась), повёл её в сторону дороги. Сейчас мне хотелось глотнуть хоть немного воздуха «большого мира», и возникло острое желание прогуляться за территорией «Совёнка», вслух вспоминая то, что ждёт меня в реальном мире. Может, автобус решит подразниться опять? Тогда я придумаю, чем ему отплатить…

По дороге я вывалил своей спутнице всё, что знал из новейшей истории и про жизнь в двадцать первом веке, начиная с Перестройки и развала СССР и заканчивая Сочинской Олимпиадой, айфонами, ноутбуками и скайпом. Пионерка слушала с явным наслаждением, стараясь не отпускать мою руку ни на мгновение.

Пусть я и сам сжимал ладошку девочки в своей пятерне, хватило меня на такое ненадолго. Я не любил, когда чужие люди ко мне прикасаются, и поэтому непроизвольно делал мягкие попытки вырваться. Конечно, если бы мне хотелось, я бы смог легко отделаться от попутчицы, но тогда я рисковал потерять единственного собеседника, который меня впервые как следует понял. Или по крайней мере пытался понять.

Мы дошли до ворот, прошли мимо клумбы справа от скульптур, но меня окликнул голос другой девушки. Алиса, кажется. Точно, Двачевская собственной персоной!

Девушка выскочила из соседних кустов и оказалась прямо перед нами. Её рубашка снова была задорно подвязана под грудью, галстук торчал из кармана, а глаза пылали нетерпением.

– Лекс! Я всё поняла. Мы в ловушке, и нам надо вернуться домой! Это западня! Где ты бродишь? Ты собираешься со мной сигнальный костёр разводить?! Я нашла целый склад сухих досок. Они наверняка хорошо горят, и нас увидят из Райцентра. Приедет милиция, пожарные, и здравствуй, Большая Жизнь! Уиу–уиу! – сымитировала она полицейскую сирену. – Понимаешь, Арсеньев? Смекаешь? – Двачевская вытянула вперёд длинную сучковатую палку и потыкала ей меня в поясницу, стараясь попасть чуть ниже…

– Да… понимаю. Уиу–уиу… – пропел таинственно я. – Это как раз то, что мне нужно. Может, большой мир заберёт нас насильно через своих стражей порядка…

Грех не согласиться на такое заманчивое предложение. Оно было явно интереснее, нежели степенная прогулка с тихой Леной. Дела всегда лучше рассказов. Пусть даже они и не глупые, и с таинственными отсылками. Но в душе я был активным, несмотря на свой образ жизни, готовым на подвиги. Я попытался вырвать руку из цепкой лапки своей спутницы, но не тут–то было: Лена моментально крепко ко мне прижалась и, обвив руками шею, уткнулась лицом в грудь.

– Не ходи с ней! Мне страшно одной… без тебя… – проурчала Лена, а Алиса с нетерпеливым вздохом отошла в сторону, сотрясая воздух палкой. Наверное, решила сделать вид, что уходит. Но отпускать Двачевскую я не собирался и резко отпихнул от себя Лену, немного не рассчитав силу, так что девушка отлетела вперёд на несколько метров. Поступок выглядел довольно грубо, но в этот миг меньше всего я заботился о тактичности. Дела, дела!

– Алис, подожди! Не уходи! Ради тебя я готов сжечь хоть весь лагерь! – на самом деле, конечно, не ради Двачевской, а лишь во благо собственного избавления от мучений.

Но на новых планах рыжеволосой бунтарки был поставлен жирный крест. Дорогу Алисе преградила вожатая Ольга, которая схватила девушку за руку и начала назидательно объяснять подопечной какие–то правила поведения либо внушать про предстоящий поход. Мне не хотелось вникать в их разговор, и я повернулся туда, где минуту назад стояла Лена. Теперь у неё вновь появился шанс получить меня в своё полное распоряжение на этот вечер по причине увода Алисы.

Увы, девушка уже убежала.

Невольно я перевёл взгляд назад на рыжую. И задумался о её характере: ведь такая смелая, решительная, а перед вожатой всё равно дрожит. А я, хоть и не испытываю склонностей к нарушению правил, и вообще по жизни человек порядочный, способен давать Ольке достойный отпор – называть её оленем, например. Достойный поступок для моего времени и статуса.

Выслушав втык Ольги, Алиса послушно поправила рубашку и куда–то ушла. Такой поворот событий привёл меня в бешенство: хрен с рыжей, но Ольга спутала в том числе и Мои планы! Я собирался провести время с Алисой. Выяснить, откуда она узнала правду про «Совёнок». Да и мне просто нравилось её общество. А тут – на тебе! Какой–то тупорогий олень посмел мне всё испортить. Мне захотелось побежать за вожатой и поставить её на место, но она сама подошла ко мне первой.

– Алексей, ты не забыл, что через пять минут мы идём в поход? Ты уже всё собрал? Тогда иди на площадь, сбор отряда – там. Я тоже скоро подойду.

Вот блин! О самом последнем деле этого огромного дня я и забыл. Но с другой стороны, мне и собирать нечего.

– Нищему собраться – только подпоясаться! – воскликнул я.

Я кивнул и направился в сторону площади, где уже собрался весь отряд. У ребят были надеты рюкзаки, и они с удивлением окинули взглядом мою пустую спину. Славя попыталась что–то спросить, но я отмахнулся. А то нагрузят ещё какой–нибудь тяжестью, а потом таскай её по кочкам. Раз уж заранее не озаботились – их проблемы.

Впервые встав в строй вместе со всеми, я приготовился выслушать речь Ольги, которая, действительно, вскоре подошла. Но вожатая лишь махнула нам рукой, и мы побрели за ней следом. Я старался держаться поближе к этой старшей девушке, дабы слышать всё, что она расскажет. Это могло оказаться важным, а могло и нет, но уж если я согласился идти, то собирался получить от этого процесса максимум пользы.

Сперва Оля вещала что–то о красоте русской природы, сопровождая свою речь цитатами и стихами. Потом весь отряд затянул какую–то пионерскую песню. Слов я не знал, поэтому решил сосредоточиться на нашем маршруте. Интересно, куда Оля нас ведёт?

Но главная забавность действа заключалась в том, что, углубившись в лес, мы принялись ходить кругами. Я уже не раз здесь бывал и примерно знал планировку дорожек. Никаких сомнений в цикличности ходьбы у меня не возникло.

Мы шли по главной тропе до тех пор, пока она не начинала теряться в ореховых дебрях. В последний момент Ольга сворачивала налево, и мы по едва заметному проходу приближались почти к самому лагерю, но не доходя до выхода из леса, вновь переходили на главную дорожку, и всё повторялось.

Когда мы проделали операцию в третий раз, я не выдержал и поинтересовался, обращаясь к вожатой.

– Почему мы ходим кругами? – а для верности дёрнул Олю за рукав, чтобы уж точно заметила. Она обернулась и стукнула меня по руке – как тогда, при первом знакомстве, в домике.

– Ты просто ничего не понимаешь. Я же ещё утром на линейке сказала, что смысл похода не в том, чтобы куда–то дойти, а в самом процессе пешей ходьбы. А для путешествий создан транспорт. А здесь мы развиваемся физически! Спорт и свежий лесной воздух полезны для здоровья, – наставительно подытожила девушка и замедлила шаг. – Впрочем, пора бы и на костёр располагаться.

«Да, пора бы и на костёр за злостную ересь». Не так я себе представлял поход. До такого бреда ещё не каждый шизофреник додумается.

– Я думаю, что ты просто хочешь меня ещё больше втянуть в свою дурацкую систему, – выпалил я так, чтобы меня услыхало как можно больше народа.

В ответ ребята даже не дёрнулись. Лишь некоторые пожали плечами, а Ульянка – так вообще у виска пальцем покрутила.

– Сдаётся мне, что ты самый обычный дурачок, – холодно ответила Ольга и дала команду продолжать путь. – Не хочешь – не ходи. Иди в лагерь и книжки читай, вон как Лена.

– Я–то как раз не дурачок и не заключённый, чтобы кругами гулять. Если ты хочешь превратить нас в полных баранов, Алексей тебе не помощник! – резко парировал я, решив, что иду за вожатой последние метры. Но как раз тут всё и закончилось: мы свернули направо и вышли на полянку. Планы словно подстраивались под мои желания.

– Да не беспокойся ты, пришли, – беззаботно крикнула Ульянка, а Ольга дала задание Шурику и Электронику собрать сухих веток, сложить их «где–нибудь посередине» и разжечь костёр, «но не очень большой, чтобы лес не спалить». Славя с Ульяной принялись доставать из рюкзаков еду. А Мику расставляла её на скатерть.

Хорошо хоть меня привлечь к общеполезной деятельности не додумалась.

Было уже довольно темно, и бродить по лесу одному немного страшновато. Но уж лучше лес, чем бесконечная трескотня взбудораженных пионеров и их советские песенные завывания. Я с детства терпеть не могу шум и оживлённые компании. Они во мне антипатию вызывают. Но по их гомону я всегда найду дорогу назад, и в этом плюс.

Переборов страх, я решительно направился, куда глаза глядят. Не особо разбирая путь под собой, я старался обходить колючие кусты хорошо мне знакомого боярышника. Благо, в основном в этой части леса росла просто трава и широколиственные деревья. Постепенно в голове появилась идея. Почему бы не посетить тот разноцветный «клён» с острыми листьями. Попробую «вызвать» призрак сестры, постучав по веткам! Также не помешало бы сходить в туалет, а то я забыл это сделать перед сборами. Ну вот как раз возле клёна – самое место… Совёнковские достопримечательности так и просят, чтобы их оскверняли.

На одном из кустов моя ладонь почувствовала каплю чего–то липкого и тёплого, а нос уловил сладковато–неприятный запах. Я вспомнил, как покупал свежее мясо для шашлыка в сочинском супермаркете.

Не знал, что здесь водятся хищники. Зря я отошёл так далеко, да ещё и в такую темень… Или не хищники? Неужели палочник плотоядный? Первым порывом было убежать назад на свет костра и шум, но в мою правую кисть ни с того, ни с сего аккуратно воткнулось что–то твёрдое (но не живое), в чём я без особого труда тактильно узнал фонарь и инстинктивно сжал его ручку. Мощный фонарь на батарейках. Такими мы пользовались в деревне, когда выходили во двор. Ощущения весьма привычные и приятные.

– Спасибо, Господи! – я даже перекрестился. – Чудо. Спасибо! – я включил фонарь и первым делом осветил место впереди себя, а затем поднял руку вверх, чтобы осмотреться. Моё предположение насчёт хищников действительно оказалось ошибочным. Реальность была куда страшнее: прислонившись спиной к стволу и широко раскинув руки, под деревом сидела Лена. Точнее, Ленин труп, судя по целой луже крови вокруг неё. Такую кровопотерю ни один человек не выдержит. Кровь была и на стволе дерева, и на земле, и на соседних кустах. Я вздрогнул и ринулся к девушке. Что случилось? Ведь ещё полчаса назад мы разговаривали, и она была жива.

Обе ладони Лены были раскрыты, а на земле лежал обыкновенный кухонный ножик, покрытый алыми пятнами. Я посветил на руки девушки, и моя догадка подтвердилась: они были аккуратно разрезаны вдоль вен – из красных полос ещё сочились последние капли человеческой жидкости.

Лена всегда отличалась аккуратностью и даже убить себя умудрилась так, что даже не забрызгала свою белоснежную рубашку. Сейчас она словно мирно спала; я же почувствовал, как теряю сознание…

Мне плохо! Я не могу здесь больше находиться ни секунды! Я схожу с ума! Я физически чувствую, как разлагаюсь изнутри! За что мне такая кара Божья?! За что вы так с ней?! Мы ничем не провинились перед Мирозданием! (Я–то уж точно).

Из моего горла вылетали хрюкающе–хриплые звуки, перерастающие в дикий вой отчаяния. Я звал на помощь, становился на колени, бился головой о кровавый ствол дерева, прижимался к Лене, напитанным кровью корням и плакал.

«Этого не может быть. Этого просто не может быть. Я ведь совсем недавно видел её живой. Это – не Лена. Лена осталась в лагере и читает свою книжку. Свой тупой роман».

Вымазавшись кровью, как свинья грязью, я буйствовал, обламывая ветки кустов и дерева. Не чувствуя боли, я наносил удар за ударом по стволу и земле, сдирая кожу и набивая ссадины. Пускай физическая боль притупит моё сознание. Я не могу это больше видеть! Я не могу больше находиться в этом месте.

Кажется, я потерял счёт времени… Взгляд упал на мерцающий в лунном свете нож. Может, мне пойти за ней? Но зачем? Каждый из нас когда–нибудь умрёт, и приближать это мгновение как минимум глупо. Может быть, там, на том свете, плохо. Хуже, чем сейчас. А может быть, мы уже на нём. Я не верю в Ад и Рай, но вдруг они существуют! Надо терпеть… Я не позволю играть на своих на нервах! Этот мир не сделает меня своей жертвой! Я слишком хорош, чтобы стать вашей шестерёнкой! Это не моё, не моё, не моё!

Скандируя на коленях последнюю фразу, я безумно улыбался и хлопал в ладоши, будто на митинге. Это и был своего рода митинг – одиночный пикет против Злого Высшего Разума. С одной стороны – программист из 2014–ого года, из России, а с другой – чудовище, имя Которому – Неизвестность. А может быть, даже Бог.

Упав на колени, я закрыл глаза и уткнулся носом в землю. Ужасно захотелось спать…

Я добрался ползком до ближайшего куста и втиснулся в него как можно глубже. Стоило мне принять лежачее положение, налетел Сон. Именно налетел, словно бандит с разящим прямо в сердце клинком. А, может, это был даже обморок. Я будто ощутил тяжёлый удар по голове и провалился в мир грёз, который поставил на «паузу» мои страдания. На сегодня с меня хватит.

---

Дата добавления: 2021-02-10; просмотров: 38; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!