Год к.С. 5 день Весенних Скал

Самое причудливое безрассудство бывает обычно порождением самого утонченного разума.

Франсуа де Ларошфуко

Глава 1

Хербсте

Старая Придда

Год к.С. 5-8 день Весенних Скал

1

Фигурки на дальнем берегу казались то ли соринками, то ли муравьями, и капитану Джильди они не нравились. Вернее, не нравилось, что их так много.

- Вы полагаете правильным отправиться на переговоры вдвоем? - с деланным безразличием осведомился фельпец, разглядывая ползущих по снежному блюду двуногих букашек. - Дриксов несколько десятков, мало ли что придет им в голову. Не хотелось бы подвести герцога Ноймаринен и оставить адмирала цур зее в плену.

О том, что отправляться со связанными руками в Дриксен ему хочется еще меньше, Луитджи решил не упоминать. Барон Райнштайнер доводы спутника выслушал вежливо и еще более вежливо посоветовал:

- Оставьте свои южные опасения, господин Джильди. Предательство во время переговоров нам не грозит. Преступления варитов, хоть и привели в прошлом к чувствительным бедам, были грубее и проще. Они могут напасть без объявления войны, но не когда дело касается возвращения их пленных. Конечно, если вам неприятно не ощущать за спиной поддержку хороших мушкетов, вы можете вернуться к пленным. В таком случае, вам придется всецело положиться на меня.

- На вас иначе, чем всецело, полагаться невозможно, - заверил Луитджи, - я не поверну. Мне хочется взглянуть на ваших варитов вблизи.

- Вариты не могут быть моими, - не преминул уточнить бергер, - и я не думаю, что от их вида вы получите удовольствие, но любознательность следует удовлетворять. Осторожнее, придержите коня… Этот берег весьма крут, во время весенней компании это принесет нам пользу, но сейчас будьте внимательны.

Они без приключений спустились на лед, и Джильди совершенно не к месту вспомнил, что Хербсте не только широка, но и глубока. Доверять замерзшей воде получалось не лучше, чем варитским традициям. Муравьи на белом блюде стали жуками, жуки превратились в игрушечных солдатиков. Луитджи уже различал офицеров, солдат и еще кого-то трехцветного и большого.

- Фельсенбург, - пояснил барон, хотя его и не спрашивали, - Напоминаю, что молодой Руперт является главной ценностью вашей сделки.

- Я помню, что я - жадный, - засмеялся Луитджи, чувствуя, как к нему стремительно возвращается отменное настроение - вариты и в самом деле не собирались пускать в ход свое численное превосходство. От основной группы отделилось двое всадников, одним из которых был трехцветный Фельсенбург. "Гуси" шагом направились навстречу талигойцам. До невозможности похожий на бергера офицер остановил тяжелого жеребца в шаге от Луитджи. Костистое лицо дрикса казалось ужасно серьезным, а к шляпе прицепился непонятно откуда взявшийся сухой листик. Это было смешно, и фельпец с трудом подавил неуместное хихиканье. Сверкнуло солнце, шаловливый ветерок осыпал съехавшихся всадников снегом и стих.

- Генерал Южной Армии Его Величества Готфрида Хельмут Гутеншлянге, - обладатель листика говорил на талиг. - Уполномочен командующим Южной армии принцем Бруно присутствовать на переговорах о взаимной передаче пленных.

- Командор Райнштайнер, - отчеканил бергер. - Уполномочен присутствовать на упомянутых переговорах от имени регента Талига. Представляю вам капитана Луитджи Джильди, находящегося на постоянной службе у герцога Кэналлоа.

- Представляю вам доверенное лицо дома Фельсенбург, - генерал указал взглядом на трехцветного великана. - Граф Иоганн фок Ахттаннен - двоюродный дядя Руперта фок Фельсенбурга.

- Я доставил предварительно оговоренную сумму, - дородный барон не стал ходить вокруг да около, - герцог и герцогиня фок Фельсенбург испытывают надежду, что выдвинутые условия остались неизменными.

- Разумеется, - заверил Джильди и тут же вспомнил, что уроженцу Великого Фельпа следует проявлять больше жадности.

- В таком случае, - торжественно объявил Гутен-что-то там такое, - полагаю уместным провести обмен следующим образом. Люди барона фок Ахттаннен доставляют на середину реки выкуп. Люди капитана Джильди его забирают и пересчитывают. Когда капитан Джильди убедится, что выкуп внесен в полной мере, Руперт фок Фельсенбург переходит реку. Затем с двух берегов одновременно начинают движение адмирал цур зее Кальдмеер и захваченные во время осеннего наступления офицеры армии Талига. Пленные встречаются на середине реки, где находимся мы с господином Райнштайнером. Если все обстоит благополучно, в чем лично у меня не возникает никаких сомнений, стороны подтверждают совершение обмена и возвращаются каждый к своему берегу.

- Это разумно и обоснованно, - согласился бергер, - Талиг согласен.

- Проверка выкупа потребует определенного времени, - поднял флаг фельпской деловитости Луитджи, - Сегодня ветрено, господа. Не стоит ждать результатов пересчета на открытом пространстве.

- Как вам будет угодно, - если за вежливостью скрывалось презрение к жадному южному неженке, дрикс сумел его скрыть. Райнштайнер слегка приподнялся в стременах, Гутен-кто-то ответил тем же, и договаривающиеся стороны благополучно разъехались по собственным следам.

- Вы намерены пересчитывать выкуп? - осведомился Райнштайнер.

- Я намерен не портить вам игру, - рассеянно откликнулся Джильди, любуясь синими тенями на белом снежном ковре. Зима заканчивалась, а Джильди так к ней и не привык. Холод фельпец переносил неплохо, но вот снега… Они то завораживали невозможным сверканьем, зажигая в душе неведомую доселе радость, то давили свинцовой безнадежностью, то пугали безумной пляской... Стоило выглянуть солнцу, и Луитджи было не согнать с крепостных стен, зато в непогоду фельпец забивался под крышу, как какой-нибудь воробей. Так, по крайней мере, утверждал Вальдес, настроение которого в последнее время менялось по шестнадцать раз на дню. Джильди не сомневался, что адмирал торчит в резиденции регента из-за Кальдмеера, но Ротгер даже не вышел к отъезжающим. Адмирал цур зее и его адъютант покинули Старую Придду в сопровождении проглотившего шпагу Райнштайнера и двух десятков солдат. Не считая жадного Джильди, разумеется.

- Я объявлю пленным о достигнутой договоренности, - нарушил молчание Райнштайнер, и Луитджи обнаружил, что они почти приехали.

- Что? - утренний отъезд отчего-то не давал покоя, - Вы не думаете, что Вальдесу следовало быть с нами?

- Наличие среди нас адмирала, пользующегося совершенно определенной репутацией, - принялся объяснять бергер, - заставило бы дриксов искать в сделке скрытый смысл.

- Можно подумать, что его не заподозрят. Вы полагаете "гусей" безмозглыми?

- Сейчас подозрения останутся в головах тех, кому неприятно видеть Олафа Кальдмеера в Эйнрехте, - другой пожал бы плечами или махнул рукой, другой, но не Райнштайнер! - Сторонники Фридриха будут говорить, но им будет нечего сказать. Вы довольны теми солдатами, которые сегодня будут вашими матросами?

- Если они не заговорят. Жаль, я не догадался захватить с собой хотя бы Варотти. Это мой бывший боцман. Теперь он теньент и мечтает посадить в Фельпе короля.

- Очень разумно, - одобрил планы Уго барон. - Нужно быть очень дурным королем, чтобы быть хуже очень хорошего Совета, но мы не решили, кто объяснит пленным подробности передачи.

- Все равно. Вряд ли возникнут сложности.

Луитджи ошибся, сложности возникли, и какие!

- Я отказываюсь, - звенящим голосом объявил ценный фок Фельсенбург, - я перейду Хербсте только с моим адмиралом или вслед за ним.

- Руппи, - Кальдмеер казался очень уставшим, - перестань, не все ли равно…

- Нет! Это… это унизительно для вас, и я не дам никому ставить... ставить деньги выше… чести и доблести!

- Лейтенант, - в голосе Райнштайнера прорезалось нечто вроде укоризны, - вы нарушаете субординацию. Вы не можете обсуждать решение генерала.

- Я его не обсуждаю, - пошел на абордаж Руппи, - я ему не подчиняюсь.

- Это приказ, - бесцветным голосом напомнил Кальдмеер, - не следует начинать возвращение с нарушенного приказа, даже если он тебе неприятен.

- Если я нарушаю приказы, - уперся родич кесаря, - то делаю это осознано!

- Похвально, что вы усваиваете не только уроки фехтования, - Ойген очень пристально посмотрел на упрямого лейтенанта. - Я полагаю, господин фок Фельсенбург, что вы имеете значительный шанс встретить на родине шутников, которые спросят, чему вас научил плен. И вам следует показать, чему и насколько успешно.

- Приложу все усилия, - упрямец покраснел, но почему, Луитджи не понял. Кальдмеер, видимо, тоже. - Господин адмирал, вы можете… вы можете списать меня с флагмана, но я вас не оставлю. Господин командор, я требую, чтобы господин Кальдмеер перешел Хербсте первым!

- Руперт! - Кальдмеер слегка повысил голос, - Приказываю вам… Доложить генералу Гутеншлянге о моем скором прибытии и встретить меня на середине Хербсте. Исполняйте!

- Слушаюсь, господин адмирал цур зее, - отчеканил строптивый лейтенант. Олаф тронул шрам на лице и уставился куда-то вдаль. Вспомнил опасения Бешеного или просто голова болит?

- Сперва я должен принять выкуп, - бодро объявил Луитджи, - пожалуй, пора его встречать, иначе какой же я к кошкам фельпец?

- Господин Джильди, - скучным голосом объявил Райнштайнер, снимая с седла нечто, завернутое в парусину, - подождите. Прошу вас засвидетельствовать, что я возвращаю господину Кальдмееру его шпагу. Поскольку господин Кальдмеер оказался на вашем судне в бессознательном состоянии, и решение о сдаче в плен было принято не им, принадлежащее ему оружие по закону Марикьяре возвращается хозяину. "Эномбредастрапе!"

- Эномбредастрапе! - Луитджи, позабыв обо всех варитах и приличиях мира, уставился на адмиральский клинок. Очень простой, - На "Акулу"… адмирал цур зее попал без шпаги!

- Шпага была найдена по приказу вице-адмирала Вальдеса, - бергер счел возможным почти улыбнуться, - На борту "Ноордкроне".

Узнавать подробности Луитджи счел излишним. Костры на вершине Хексберг и девять крылатых бестий, пляшущие среди насмерть схватившихся кораблей, были тем, что фельпец хотел выбросить из памяти навсегда. Другое дело, что, если б это удалось, Луитджи почувствовал бы себя несчастнейшим из людей, хоть и вряд ли понимал бы причину...

- Капитан Джильди! - напомнил Райнштайнер, - вы свидетель того, что оружие возвращено.

- Я - свидетель, - отчетливо произнес фельпец. Щека Кальдмеера дернулась. Медленно, словно не веря своим глазам, адмирал цур зее протянул руки к вернувшейся из преисподней шпаге. Руппи подозрительно шмыгнул носом, и Луитджи едва не последовал его примеру.

2

Обед затянулся, как затягивался всегда, когда дела позволяли регенту не только перекусить, но и полчасика поболтать с доверенным сотрапезником, а недоверенных Ноймаринены за свой стол не пускали, даже если это грозило осложнениями. Встречи, переговоры, подачки, - пожалуйста, но из одной плошки со свиньями волк не ест. Так повелось чуть ли не с Манлия, и обычай этот оказался сильнее и эсператизма, и олларианства.

- Как молодой Придд? - Рудольф передвинул тарелку с остатками яблочного пирога и обстоятельно стряхнул с мундира крошки, - не удивляешься собственному выбору?

- Горжусь, что успел вовремя, - усмехнулся Жермон, - еще пара дней, и Придда ухватил бы Райнштайнер. Вы представляете, что со временем получил бы Талиг?

- Примерно, - кивнул герцог, - в старшем сыне Вальтера, помнится, от Гогенлоэ было куда меньше.

- Я графа Васспарда не знал, - Жермон с трудом припомнил слухи о сбежавшем в Торку теньенте, которого то ли конь понес под пули, то ли собственная дурь.

- Алва таскал его за собой, пока дураку жить не захотелось. Со временем из Спрута вышел бы толк, - Рудольф поморщился. Может, вспомнил о чем-то неприятном, а, скорее всего, заболела спина.

- Я тоже намерен таскать Придда с собой, - смотреть на пироги просто так Жермон не умел и, хоть и был сыт, откромсал себе немалый кусок, - снег стал синим, господин регент. Мне пора к Хербсте.

- Не торопишься? - регент потер поясницу и поднялся, начиная очередной поход от стены до стены. Послеобеденная беседа перерастала во что-то важное и едва ли приятное.

- Бруно мешкать не станет, - пожал плечами Жермон. В том, что скоро начнется, он не сомневался, - У дриксов все готово, дело за весной. Им нужно перейти Хербсте и закрепиться в приречных городках. Время поджимает, поджимают и сторонники Фридриха, деваться фельдмаршалу некуда.

- Не веришь, что кесарь уймется?

- С чего бы? - удивился Ариго, - Кальдмеер с адъютантом уговорят?

- Не сейчас, но кое-что Готфрид запомнит, а дальше поглядим. Если Рамон с Вальдесом загонят гусей на берег, Лионель схватит за хвост Фридриха, а Эмиль - Дивина, кесарь задумается.

- Если мы к этому времени не окажемся в шкуре адмирала цур зее, - уточнил Жермон. - Перейти Хербсте непросто, но я бы взялся.

Тяжелые шаги, сутулящиеся плечи, седой затылок… Рудольф все еще возьмет на рогатину кабана и согнет любую подкову, но как же он устал.

- Взялся бы, говоришь?

- За всем берегом не уследишь - не крепость, - подтвердил Ариго, - Рано или поздно мы что-то да проглядим…

- Решил - поезжай, - невпопад откликнулся регент и снова потер поясницу, - все равно на месте не усидишь.

- Не усижу.

Рудольф, тот умел ждать, но Жермону перед войной в четырех стенах становилось тесно. Он не любил воевать "вслепую", предпочитая лично представиться каждому пригорку. Эта привычка раз за разом спасла ему жизнь, но однажды едва не отправила к праотцам. Сорвавшийся с гор камнепад чудом не похоронил проводящего рекогносцировку генерала вместе с разъездом. Было это перед восстанием Окделла, и Жермон до сих пор не знал, кто столкнул первый камень, незадачливая косуля или человек.

- Вальдес с Джильди выедут с тобой, - прервал молчание регент, - гоганни отправится с ними. В Хексберг выходцам хода нет.

- Думаете, Борн вернется?

- Вряд ли, но гоганские премудрости для меня - темный лес, - Рудольф явно думал о чем-то своем, равно далеком и от маленькой гоганни, и от переправы, - Вальдес сводит девушку на гору, а там видно будет…

- Я генерал, а не торговец, - бестолково отшутился Ариго, - я в гоганах не понимаю.

- Не торговец, - усмехнулся Рудольф и остановился. - Что думаешь обо мне и фок Варзов, генерал?

- Монсеньор? - поперхнулся пирогом Жермон, - Как это?..

- Вольфганг старше меня, а я еще регент, но уже не Первый Маршал, - размеренно произнес Ноймаринен. - Старые кони хороши, но не когда нужно скакать галопом от заката до заката. Ты уверен, что мы справимся? Отвечай, генерал, ты уже все проглотил.

- Вы - регент, - пробормотал Ариго, - фок Варзов - маршал Запада… Он знает Бруно...

- А Бруно знает его, - с непонятой злостью бросил Рудольф, - для топтания на месте оба подходят, как нельзя лучше, но за Бруно по-прежнему Дриксен, а что дышит в спину нам, я и думать боюсь. Нужно успеть перервать дриксам горло и обернуться нет, не к Ракану… Он что, блоха на собаке. А вот собака - бешеная.

- Придд в столичном месиве и то лучше понимает, - признался Жермон, - я тут дурак дураком

- А я с тобой не про Надор с Роксли говорю. И не про выходцев, - прикрикнул Рудольф. - Нам нужно отделать Бруно не хуже, чем Рамон отделал Кальдмеера. Вольфганг на это способен? О том, что у Альмейды было двадцать кораблей форы и внезапность, знаю не хуже тебя. Как и о том, что даже выжми я весь север, как тряпку, нас будет меньше.

- Но у нас здесь нет лУчшего маршала, чем фок Варзов, - с отчаяньем произнес Жермон, - Только вы.

- А ты? - глаза регента стали еще жестче, - ты, часом, не лучше? Кто про переправу заговорил?

- Этого мало… Я - сносный генерал, - Жермон поймал взгляд Рудольфа и махнул рукой, - Я - хороший генерал. Я могу держать перевалы, командовать авангардом, арьергардом, рейдом по чужим тылам, наконец, но я никогда не водил армии, и я не Алва и не Савиньяк.

- Алвы тут нет, - отрезал Рудольф, - а единственный из имеющихся в моем распоряжении Савиньяков не одну шляпу съест, прежде чем тебя догонит. Если догонит. Я никогда не спешил себя хоронить, а Вольфганга - тем более, но наше время уходит. Невозвратимо. Мы еще хороши, если за нами Талиг, но не для схватки с кесарией один на один. Не знаю, видит ли это Бруно, но я вижу.

- Отзовите Лионеля, - предложил Ариго, сам понимая, что несет чушь: на командующем Каданской армии висел не только Хайнрих, но и Фридрих. Отозвав его, Рудольф к осени получал большие неприятности, - а я бы мог поехать на каданскую границу.

- Ты бы еще в Варасту собрался, - скривился Рудольф. - Знай я, чем все обернется, я б тебя еще осенью к Фридриху отправил. С приказом пусть не наступать, но обороняться на своей территории. На то, чтоб держать медведя за уши и не пускать в глубь Надора, тебя бы точно хватило, но в Олларии ты бы не справился.

- Да, - кивнул Жермон, - врать и вешать я не умею.

- В любом случае, мы опоздали, - махнул рукой Ноймаринен, - Лионель, даже выдерни я его, пребудет не раньше, чем через пару-тройку месяцев, а принимать армию, что Каданскую, что Западную, прямо в ходе боев - не дело!

- Вот видите! - непонятно чему обрадовался Жермон, - если я не понял такой простой вещи…

- То обдумай на досуге другую простую вещь. Хватит считать других умней себя. Ты давно не теньент, Жермон Ариго. И потом, боюсь, сейчас ты в моей армии - лучший…

Двадцать лет назад он мечтал о таком разговоре. Как же мерзко порой сбываются мечты. Проклятье, почему Фридриху приспичило играть в Алву именно в Кадане и именно сейчас?!

- Монсеньор, - твердо произнес Ариго, - Я знаю себе цену. Вольфганг фок Варзов не просто опытнее меня. Он талантливей и умней. Я сделаю все, чтобы помочь вам и ему, но мне вас не заменить.

Рудольф просто устал. Смертельно, до одури, до головокружения. Подготовка кампании вымотала регента до предела, а тут известия из Каданы и проклятое землетрясение! Тут кто хочешь почувствует слабость, но это пройдет. Старый волк еще покажет зубы!

- Генерал Ариго! - голос Рудольфа стал жестким и холодным, - Вам поручается оборона Хербсте. И потрудитесь ошибиться скорее поздно, нежели рано.

- Да, Монсеньор! - выпалил Жермон, чувствуя, что покачнувшийся, было, мир выровнялся, - Разрешите выехать немедленно.

- Дождешься Райнштайнера и отправляйтесь оба, - регент вновь мерял шагами потертый ковер. - Наш разговор можешь подзабыть. До худших времен.

3

Больше всего Руппи бесила салфетка. Ослепительно белая, с аккуратной коричневой монограммой, она доблестно защищала фельдмаршальский мундир от капель и крошек. Вежливость Бруно и его офицеров была такой же - накрахмаленной, жесткой и украшенной малюсенькой короной. Не дай Создатель, кто-то заподозрит, что сии достойные господа не до конца уверены в победе и не в полном восторге от Готфрида и его доблестного родственника, перенесшего в плену немыслимые испытания.

Доблестный родственник аккуратно, кусочек за кусочком, отрезал и глотал сочнейшую свинину, запивал старым алатским, отвечал на вопросы, улыбался и вспоминал Шнееталя с Бюнцем. Капитан "Весенней птицы" утверждал, что сухопутные продувают кампанию за кампанией, потому что слишком много жрут и слишком много врут. Адольф был сдержанней, но не скрывал того, что на море если утонешь, то в воде, а не в раздорах и циркулярах.

Прибытие Бермессера с Хохвенде лишь сплотило Западный флот вокруг его командующего. Стоило любимцам Фридриха войти в кают-компанию, и становилось ясно, что есть они и есть моряки, которые не собираются плясать под чужую дудку. За столом Бруно сидело восемь человек, и каждый был не за Дриксен и не за кесаря, а сам за себя. Кроме Олафа, разумеется. Поменяйся Ледяной с фельдмаршалом местами, он бы… Он бы дал понять, что рад возвращению если не друга, то соратника, и не допускает и мысли о том, что тот не исполнил свой долг. Бруно же отгородился от гостей салфетками, начищенным до совершенства серебром и штабными офицерами, среди которых могли оказаться дружки Хохвенде. Конечно, запереться с вернувшимся из плена адмиралом командующий Южной армией не мог, но есть такие вещи, как взгляд, улыбка, тон разговора, наконец. Бруно с Олафом вел себя, словно чужой, хотя они и были чужими.

Ближайший родич кесаря и сын мещанина, отдавший себя не Готфриду, а Дриксен и морю, они могли быть союзниками против Фридриха, не более того, а союзников, которым не повезло, покидают. На суше.

- Как вы нашли талигойцев, господин Кальдмеер, - с вежливым равнодушием осведомился фельдмаршал, - они не растеряли боевой пыл без своего непобедимого кэналлийца?

- Насколько я мог заметить, не растеряли, - в тон хозяину ответил Ледяной.

- Очень жаль, - рассеянно согласился Бруно. - Дурное самочувствие не способствует наблюдательности. Возможно, Руперт фок Фельсенбург заметил больше?

- Весьма вероятно, - Ледяной внимательно посмотрел на адъютанта, - Руперт, фельдмаршал хочет слышать ваше мнение о талигойцах.

- Они настроены на войну, господин фельдмаршал, - с удовольствием доложил Руппи и мстительно добавил, - насколько я могу судить, среди высших талигойских офицеров нет фигур, равных господам Бермессеру и Хохвенде. Вашу армию ждет ожесточенное сопротивление.

- Твердая земля не располагает к мечтам, - произнес худой генерал с седыми висками. - Мы начинаем кампанию с открытыми глазами и понимаем, что против нас сосредоточена сильная армия, которой командуют сильные генералы. К счастью, мы уверены, что во время решающего сражения к противнику не подойдут резервы, по численности превосходящие его изначальные силы.

- Вам повезло, господа, - Руппи широко улыбнулся, - то есть я хотел сказать, что вам повезет, если вы и впредь будете смотреть собственными глазами, а не глазами назначенных орлами кротов. И вам повезет еще больше, если к вам не приедут лягушки с полномочиями…

- Руперт, - негромко попросил Олаф, - не увлекайтесь землеописанием. Вряд ли господам офицерам интересны кроты и лягушки.

- Прошу прощения, - Руперт поймал взгляд генерала с седыми висками и внезапно понял, что если тут и есть друг, то это он, - я желаю нашим хозяевам не столкнутся с подобными… гадами. Они весьма неприятны.

- Но они здесь водятся, - седой обернулся к красивому кавалеристу, - не правда ли, фок Хеллештерн?

- У воды не может не быть лягушек, - прервал беседу Бруно, - но зимой гады спят, а я намерен форсировать Хербсте до того, как они проснутся. Господин фок Фельсенбург, вы не желаете при этом присутствовать? Спор Дриксен и Талига будет решен нами этим летом раз и навсегда.

- Наследнику Фельсенбургов это будет полезно, - очень спокойно произнес Ледяной, - Вы видели море, Руперт, посмотрите, как воюют на суше.

- Господин фельдмаршал, я признателен вам за оказанную честь, - такой разговор можно вести только стоя, и Руппи встал, чувствуя на себе чужие взгляды. Очень разные. - К сожалению, я не могу принять ваше предложение, как бы лестно оно ни было. Мой долг, слово, данное морякам "Ноордкроне", и справедливость требуют моего присутствия в Эйнрехте.

О том, что он не променяет Ледяного на десяток Бруно, Руппи вежливо умолчал.

Глава 2

Замок Савиньяк

Ракана (б.Оллария)

год к.С. 5 день Весенних Скал

1

Из осенней мглы закатным мороком проступили шпили аббатства Святого Хорста. На излете Двадцатилетней войны Михаэль Ноймаринен и Алонсо Алва не пожалели золота для усыпальницы погибших в начале бойни. Нашлось под сводами из серебристого кэналлийского мрамора место и Ги Ариго, если только похороненный с почестями изломанный скелет принадлежал повешенному после смерти генералу. Из заступившего дорогу дриксам отряда уцелело четырнадцать человек, до победы дожило двое — герцог Михаэль и получивший баронство капрал-южанин...

- Так что вы говорите, они делают? - графиня Савиньяк рассеянно открыла шкатулку с оленями на крышке и углубилась в созерцание фамильных гарнитуров. Увы, лежащих в полном беспорядке.

- Стоят в приемной, - с удовольствием доложил дворецкий и по собственному почину добавил, - уже час.

- А сколько сейчас времени, - Арлетта близоруко сощурилась, - пять есть?

- Только что пробило.

- А я и не заметила… - соврала госпожа графиня, разглядывая обрамленный алмазами рубин, - пусть постоят еще полчаса, я как раз завершу туалет и… Раймон, граф Валмон пообедал?

- Почти, сударыня.

- Я ошиблась. Мне понадобится около часа. Мятежники подождут, пока графиня Савиньяк выбирает колье...

- Это не совсем мятежники, дражайшая Арлетта, - Валмон появился, лишь стоило его помянуть, подтвердив в который раз свою репутацию закатной твари. - Это те, кого старший из ваших старших сыновей назвал бы людьми дальновидными.

- А младший из старших и младший из… младшего назвал бы трусами, - Арлетта наклонила голову над сверкающим клубком, не желая смотреть, как здоровенные носильщики втаскивают кресло с человеком, в которого она когда-то была слегка влюблена. Разумеется, до встречи с Арно. Графиня изловчилась и потащила наружу нитку сапфиров, стараясь не слышать скрипов и топота. Ей самой, окажись она в положении безногой колоды, чужой взгляд был бы неприятен. И Бертраму неприятен, как бы тот ни хорохорился.

Облюбованное ожерелье заупрямилось, намертво сцепившись с порванной золотой цепью. Сейчас Бертрам примется ворчать, что драгоценности надо хранить в особых футлярах. Жозина с Карой тоже учили подругу беречь вещи, а верный Раймон уже лет тридцать пять пытается привести украшения графини Савиньяк в порядок… И только Арно не мучил ее коробочками и футлярчиками. Он просто дарил жене рубины и янтарь. Когда бывал дома…

- Попробуйте изумруды, - раздалось за спиной, - сегодня они уместны.

- Среди разумных трусов имеется некто, кого я не смогу послать к кошкам, не укрепив предварительно целомудрия? - оживилась Арлетта, выкапывая из-под кэналлийских подвесок торское ожерелье.

- Не думаю, - огромная голова валмонского затворника слегка качнулась - на волосок вправо и тут же на полволоска влево, - Ваш дом осчастливили даже не отцы семейств, но деды и, кажется, два прадеда.

- Тогда зачем изумруды? - графиня вызволила, наконец, гордость торских ювелиров, и, возвращая былое, по-девичьи легко опустилась перед гостем на ковер. - Бертрам, вас не затруднит застегнуть и объяснить? Душить меня не надо - я ничего вам не завещала, а Гектору - тем более. Как он, кстати?

- Выехал в Ардору на воды, - толстые, куда свиным колбаскам, пальцы ловко справились с миниатюрной застежкой. - Мне грустно об этом говорить, но лекарь подозревает камень в почке…

- Изумруд? - предположила с детства обожавшая братца Арлетта, - Теперь я поняла. Мне следует надеть такие же камни в память о страданиях Гектора?

- Сдаюсь, прекрасная эрэа, как назвал бы вас никчемный сюзерен проклятого мною сына, - будь Валмон здоров, он бы сейчас отступил назад и застыл в изысканном поклоне. - Я отказываюсь от намерения вынудить вас перейти к делу первой, ибо держать прадедов на ногах более часа неразумно. Они будут слушать не вас, но свои подагры и ревматизмы, нам же следует заставить их думать о более приятном. Например, о том, чем оплатить прекрасные порывы внуков и нелепость сыновей.

- Давайте о делах, - с готовностью согласилась графиня, возвращаясь к зеркалу. - Вы уже знаете, что в Фельпе больше нет Дуксии?

- Знаю, - колыхнул всеми своими подбородками Валмон, - недовольные больше не сетуют на Дуксию за неимением таковой, Франческа Скварца обрела покой и умиротворение, а адмирал Джильди - герцогскую корону. Что думает об этом ваш младший старший сын?

- Старший младший, - поправила Арлетта. - Эмиль считает, что дуксы - зло, а военные - добро. Особенно, кавалеристы, но он согласен и на моряков. Они, кстати, и заняли Дуксию. Это было так мило… Во время последнего сортэо, если я не путаю название, из коробки с номерами выпрыгнули пауканы. Дуксы закричали, и не удивительно. Я бы на их месте упала в обморок. Если бы была в корсете, но дуксы, видимо, корсетов не носят…

При Бертраме можно не шутить, при нем даже можно плакать, да что там плакать, рыдать в четыре ручья, как она рыдала, узнав про Арно… Только теперь Валмон болен, на нем висят уцелевшие графства, если не что-то бОльшее, а с Эмилем, в конце концов, обошлось. Это Марсель вовсю целуется с гадюками. Чушь, что женщина должна искать поддержки у мужчин; поддерживать надо того, кому тяжелее.

- Пауканы скакали по всему залу, - графиня с отвращением передернула плечами, - дуксы тоже. Тогда капитан охраны попросил господ не волноваться и на время ловли монстров перейти в комнату для переговоров. Дуксы перешли, и там их ждала вдова адмирала Скварца. Очень рассерженная. Надо сказать, что в комнате для переговоров нет окон и только одна дверь, ведущая в зал с пауканами...

Арлетта провела по щекам заячьей лапкой и пригладила брови. Бертрам ждал продолжения. Эмиль вряд ли догадался ему написать, вот матери он пишет… Лионель тоже пишет. Не столько дражайшей родительнице, сколько сестре экстрерриора и влиятельной в Приморской Эпинэ особе, ну а Арно не до сантиментов. Если б не Жермон, она бы о младшем не знала ничего...

- Вы знаете, что моего старшего младшего сына пытались убить во сне? Такая глупость!

- Возмутительно, - огромная лапища коснулась набалдашника трости, с которой Бертрам не расставался никогда, - фельпцев извиняет лишь невежество. Откуда дуксам знать, что Савиньяка можно убить только в бою.

- Савиньяка еще может убить друг, - Арлетта провела рукой по лицу, словно снимая паутину, - а это были всего лишь наемники. Скорее всего, гайифские. Старшего Эмиль спросонья убил, второй знал не так уж и много. Эмиль хотел пристрелить мерзавца, но этот мальчик… Его подобрал Росио, а теперь взял мой сын… Этот мальчик напомнил об убитом адмирале, и о том, что наш убийца может что-то об этом знать. Эмиль отослал негодяя вдове. Лионель поступил бы так же...

- Несомненно, - изрек Валмон, словно печать приложил, - разные побуждения часто приводят к одинаковым поступкам. Взять хотя бы "Историю Агарийской армии"… Этот выдающийся труд был написан сорок восемь лет назад тогдашним агарийским послом в Паоне и там же издан. Гайифский император презентовал его дружественному агарийскому королю. Вчера я последовал его примеру.

- У мужа такой книги не было, - Арно вообще считал агарийскую армию недоразумением. Юг, - говорил он, - разучился воевать лет сто назад. Тогда она в военном ничтожестве гайифцев и агарийцев не сомневалась. Это было нетрудно: графиня Савиньяк жила в великой стране и ни за что не отвечала.

- "История Агарийской армии", да будет вам известно, делится на три части. - Бертрам не смотрел на Арлетту, как десятью минутами раньше она не глядела на его носильщиков. - Первая часть повествует о победах Золотой Анаксии и золотой же империи, ведь среди солдат и офицеров могли затесаться предки будущих агарийцев. Во второй части повествуется о подвигах уэртского корпуса, пришедшего на помощь Гайифе в начале Двадцатилетней войны, зато третья повествует о пути уже агарийской армии, сражавшейся с алатскими и талигойскими ордами. Эта часть наиболее занимательна. Там в каждой главе подробно расписывается сражение у какого-нибудь оврага или деревушки. Описание прерывается на самом возвышенном месте, после чего следует напечатанное мелким шрифтом примечание под названием "Причины неудач". И так все восемнадцать глав…

Увы, позапрошлым летом в гариканской королевской библиотеке случился пожар. Я не уверен, что книга уцелела, и посылаю Алексису нашедшийся у меня экземпляр.

- Я, кажется, понимаю, зачем, - Арлетта с нежностью посмотрела на своего гостя. - Я хочу знать, права ли я, но вы слишком вежливы, чтобы сказать правду, если я ошибусь...

- Это вы слишком вежливы, - парировал Валмон, - выслушивая по старой дружбе мою болтовню. Я послал "Историю Агарийской армии" Его Величеству с наилучшими пожеланиями и одним-единственным вопросом. Желает ли он вписать в изданный в Гайифе том очередную главу с очередной причиной неудач или же считает книгу законченной... Но как же вы правы, надев эти изумруды!

- Разумеется, - подтвердила графиня Савиньяк, - ведь эти камни напоминают о Бергмарк, о том, что по крови я - Рафиано, и о нашей состоятельности. Отношение бергеров к мятежникам общеизвестно, но с Рафиано всегда можно договориться, хотя за нанесенный ущерб мы берем очень дорого…

- Вы забыли главное, - ухмыльнулся Валмон, - изумруды удивительно подходят к вашей коже и зеленому бархату. Вы собирались их надеть и без моего совета, не так ли?

- А вот этого, - с достоинством произнесла графиня, - вы никогда не узнаете. Бертрам, я ценю ревматизмы наших гостей. Сейчас нам подадут шадди с печеньем, вы прочитаете письма Эмиля, и мы спустимся…

2

"Мой дорогой друг! Мы ведь друзья, не правда ли, причем я ваш друг дважды. Не думайте, будто я не понимаю, чем Вы рискуете, спасая дорогого нам обоим человека, так располагайте мною и моим именем, как Вам угодно.

Выслушав рассказ старого Габайру, я словно бы воочию вижу Вас с кудряшками и пряжками, склонившимся перед скоропалительно переодевшимся молодым человеком. Я понимаю, что последний вознамерился жениться на деньгах моего отца и чужой реликвии, и очень надеюсь, что, ловя радугу в небе, он споткнется о ведро. Посылаю вам четыре длинных незапечатанных письма. Надеюсь, они достаточно глупы, чтобы очаровать "жениха", ведь я перенесла в них кое-что из дневника моей сестры. Я не знаю, что Вы задумали, но у меня нет сомнения в том, что Ваш план увенчается успехом. Вы умны, смелы и преданны, я же могу лишь молиться за тех, кто мне дорог, что и делаю, хотя предпочла бы разговору с небесами нечто более действенное.

Прошу Вас передать герцогу Алва, что я останусь его преданным другом, с кем бы он в будущем не связал свою судьбу. Мое сердце и моя дружба, в отличие от моей руки и моего разума, принадлежат лишь мне. Отец это знает. Он доверяет мне почти так же, как Габайру, а Вам почти так же, как мне, но Вами он еще и восхищается.

Берегите себя. Это не вежливость, это искренняя просьба. Я боюсь за Вас не меньше, если не больше, чем за герцога Алва, ведь Вы - обычный человек, хоть и "весьма дальновидный и своеобразно мыслящий" (угадайте, кто дал Вам столь лестную характеристику). Посылаю вам точные копии своей личной печати и большой печати отца. О первом он осведомлен, о втором - нет.

Любящая Вас Е."

- "Любящая…" И это принцесса! Еще никогда еще виконт Валме, а ныне граф Ченизу не был столь близок к тому, чтобы прослезиться. Елена Урготская была удивительной девушкой, а Альдо Ракан - удивительной дрянью, но дрянь эта по-прежнему восседала во дворце и, в отличие от несчастного Надора, проваливаться не спешила. Марсель скомкал письмо и, не перечитывая, отправил в огонь под сонные вздохи Котика и писки присланной Капуль-Гизайлем морискиллы. Печати перекочевали в тайники, устроенные Габайру в ручках кресел, а предназначенные жениху письма водворились в пошлейшей из найденных Марселем шкатулок. Перечитывать избранные места из дневника принцессы Юлии не тянуло: Валме верил своей принцессе на слово, но долг есть долг. Полномочный посол Ургота развернул первое из посланий и присвистнул:

"С тех пор, как наш бывший посол привез портрет Вашего Величества, Ваш образ неотступно преследует меня. Я вижу вашу светлоглазую фигуру, прожигающую взором окно с государственной думой на обрамленном львиной гривой челе. Стройный, хрупкий и непередаваемо одинокий, вы смотрите в темнеющую ночь. Вам дозволено все, но как же вы страдаете, скрывая страдания под маской полночного холода…"

Марселю скрыть страдания не удалось. От хохота виконта морискилла замолчала, а Котик вскочил и неуверенно, чуть ли не по щенячьи, тявкнул.

- Все хорошо, - попытался успокоить пса Марсель, и вдруг представил прожженное гривастое окно, омраченное государственными думами, - это прос… то… прос… О, Леворукий и все кош… окошки его!..

Котик чихнул и принялся вдохновенно чесаться, стуча лапой по наборному паркету. В камине мирно горел огонь, на лаковом столике омерзительно блестела розовая шкатулка. Смех иссяк, осталось дело, которое можно было начинать хоть сейчас. Запечатать нелепое письмо, влезть в достойный грез принцессы Юлии туалет и отправиться испрашивать аудиенцию. Габайру вне досягаемости, подарки от Фомы прибыли и их урготское происхождение не оспорит никто, а Ракану только свистни…

Вот именно - только свистни! Марсель, следуя дурному примеру, поскреб голову и перебрался к обрамленному не гривой, но занавесками окну, за которым бесновался дождь со снегом. Стало холодно. Не от клубящейся за стеклами жути - от задуманного. В том, что из негодных яиц он приготовит отменную яичницу, виконт не сомневался, но до оказии из Урготеллы великий замысел казался чем-то далеким, теперь же все зависело только от Марселя. Ну и немного от Марианны, но в красавице Валме не сомневался. Баронесса сделает все, что он ей скажет, и не из страха или за деньги, а потому, что хочет того же, что и Елена. Ох уж эти женщины, хлебом не корми, дай поосвобождать какого-нибудь маршала…

- Врррр, - сказал Котик и постучал хвостом по полу.

- Правду говоришь, - кивнул Валме, - я ничем не лучше моих дам. Даже хуже, а на улице - помесь болота с Килеаном. И все равно, гулять мы пойдем. Леденящие душу заговоры лучше всего плести в леденящую тело погоду. Надо бы написать об этом папеньке.

3

Стариков было жаль, особенно деда графини Пуэн, некогда приветствовавшего молоденькую новобрачную от имени дворянства Старой Эпинэ. Арлетта едва удержалась от того, чтобы протянуть престарелому барону руки и спросить о здоровье, но Бертрам уронил трость и благой порыв был задушен. Смотреть в лица тем, кого знаешь с юности, трудней, чем выбирать уже выбранные драгоценности, но она не только Савиньяк. Она Рафиано, а Рафиано никогда не провалит переговоры! Арлетта поджала губы не хуже покойной Алисы и проследовала к одинокому, похожему на трон креслу, каковое и заняла. Рядом носильщики опустили Валмона. Графиня выждала, пока камердинер укутает ноги графа седоземельскими мехами, после чего как могла равнодушно оглядела собравшихся.

- Вы хотели меня видеть, господа? Я в вашем распоряжении, - хорошо, что она близорука, а лица собравшихся с кресла кажутся просто пятнами, - К сожалению, ваш визит стал для меня неожиданностью и я не могу принять вас должным образом.

- Увы, - скорбно пророкотал Бертрам, - разрушение Сэ и необходимость спасать свою жизнь пагубно сказались на здоровье графини. Я уполномочен братом госпожи Савиньяк проводить ее на воды Рафиано, где она сможет отдохнуть от ужасов войны и пройти курс лечения.

- Мы отбываем утром, - слабо шевельнула рукой Арлетта, - так что я не могу предложить вам ночлег, но придорожные гостиницы в Савиньяке по-прежнему неплохи. В них есть даже кэналлийское, хоть выбор и не богат…

- Вы ошибаетесь, - оживился Валмон, - выбор кэналлийского в Приморской Эпинэ на глазах становится богаче. Трактирщики узнают новости первыми, а кэналлийцы не станут пить чужие вина даже из вежливости, которой сейчас от них ожидать не стоит…

- Кэналлийцы? Вы говорите, кэналлийцы?! - не выдержал высокий сутуловатый старик. Его Арлетта не помнила, но все равно почувствовала себя волчицей в овчарне. Причем сговорившейся с псами.

- Да, - холодно произнесли старательно подведенные губы, - насколько мне известно, войска Кэналлоа и отряды ополчения пройдут через Савиньяк на Олларию в середине месяца Весенних Ветров. Надеюсь, рэй Эчеверрия правильно поймет мое отсутствие. Наш дом всегда был дружен с домом Алва, а в Кэналлоа умеют помнить не только зло. Не сомневаюсь, что замок, в котором мы находимся, не постигнет участь Сэ.

Первым на колени опустился дед Жозефины Пуэн, за ним - граф О, остальные отстали настолько, насколько мешали больные колени и спины. Одиннадцать человек, младший из которых годился ей если не в отцы, то в очень старшие братья… Арлетта опустила глаза, не желая видеть чужое унижение.

Третий камень в браслете казался чуть светлей соседей, а на серебре виднелась маленькая царапина. Графиня Савиньяк не помнила, откуда она взялась, она вообще ее не помнила. Браслеты вместе с колье привез Арно, но прислал их маркграф Бергмарк. Бергеры имеют обыкновение благодарить женщин, дарящих друзьям сыновей, а она родила близнецов…

Арлетта разглядывала изумруды, а гости стояли на коленях и молчали. Кошки б разодрали Колиньяров с их родичами и приславшего живоглотов Сильвестра, хотя какой с покойного спрос? Что посеяно мертвыми, пожинают живые, а что взойдет из сегодняшних зерен? Кэналлийцы Эчеверии не страшней драгун Райнштайнера, но ее дело не успокаивать, а молчать. Остальное сделают Бертрам и страх.

За спиной мерно стучали часы, скреблись в окна ветви акации, время от времени поскрипывали пол.

Она всегда любила Сэ больше грозного Савиньяка. Три подруги в один год стали хозяйками трех замков и женами трех друзей. Как это умиляло местное дворянство, но мир обеезумел. Сэ сожгли в ночь смерти Жозины. Если б не барон из Бергмарк, графиня Савиньяк угодила бы в лапы вассалов Эпинэ, и что потом? Встала бы она на колени перед мятежниками? Из-за ковров и картин - нет, а, спасая свою жизнь или, что еще страшней, жизни близких? Как просто быть гордой издалека, когда все позади, а дети на той войне, от которой избавит только победа.

- Господа, - голос Валмона звучал хрипло и прерывисто, - вам проще, чем мне. Вы можете встать на колени, а я не способен и на это. Мой бывший сын и бывший наследник приятельствует с агарисским самозванцем, а я могу лишь проклинать судьбу и помогать северным армиям. Конечно, никакое золото не искупит позора, покрывшего дом Валмонов…

- У вас не один сын, дорогой Бертрам! - вспомнила о деле Арлетта, - а вашу помощь переоценить трудно. Лионель…Один из моих сыновей пишет, что купленные вами пушки выше всяких похвал.

Последнее письмо добиралось до Савиньяка без малого три месяца и говорило совсем о другом, но Бертрам просил упомянуть о пушках, и она упомянула.

- Графиня Савиньяк, - произнес дрожащий высокий голос, - графиня Савиньяк! Мы…

- Мы умоляем вас, - подхватил О, - мы привезли письмо… Его подписало семьдесят два семейства… Мы просим переслать его графу Савиньяк!

- Во имя Создателя, будьте милосердны!

- Ваши дети вас послушают! Они всегда были почтительными сыновьями…

- Нас вынудили. То, что творили Колиньяры…

- Наши дети защищали свою свободу и свою честь…

- Перешлите письмо! Промедление смерти подробно!

- Графиня, вы же из знаменитой семьи. Вы - звезда Эпинэ, неужели вы хотите, чтобы сюда пришли эти… эти полушады?!

- Мой сын не хотел участвовать в мятеже! Его вынудили… Эпинэ вынудил! Нельзя одинаково карать зачинщиков и тех, кого угрозами…

- Что с вами, барон?! В начале зимы вы гордились выходками вашего сына!..

- У вас нет совести, Клод! И никогда не было…

- Будьте нашей заступницей! Арлетта… Я вас помню еще невестой, вы всегда были так добры!

Она была не добра, а лишь вежлива. Добрым был Арно, за что и поплатился.

- Графиня, ответьте же!

- Скажите хоть слово!.. Одно только слово. Во имя Создателя!

Быстрый взгляд поверх склоненных голов и едва заметный кивок Бертрама. Все идет, как задумано, а графиня Савиньяк выдержит. Графиня Савиньяк возмущена и обижена. Ей до безумия жаль сгоревшего дворца, особенно шпалер с оленями и алатского хрусталя… Или буковых панелей и портьер? Неважно! В мятежных графствах никто и никогда не узнает, что ходатаи ломились в открытые двери. Перемирие будет выстрадано, только тогда его не нарушат. Если б только Арно захватил тогда к мятежникам Валмона, но муж слишком хорошо думал о тех, с кем пил вино и болтал о дамах и охоте.

- Я тоже помню, - отрезала Арлетта, и вдруг поняла, что не лжет. - Я очень хорошо помню, что моего мужа убил мятежник, к которому он проявил снисхождение. В том числе и потому, что сестра Карла Борна была моей лучшей подругой. Как и герцогиня Эпинэ! И еще я помню, как горел Сэ, и не только Сэ … Вы не раскаиваетесь, господа, вы боитесь. Адуанов Дьегаррона, которые уже успели вас потревожить, моих сыновей, а теперь еще и кэналлийцев. Только поздно вспоминать о добре и Создателе, когда руки в крови, а за спиной - пепелища. Колиньяр был мерзким губернатором, но он не вешал, не поджигал и не резал спящих. И потом…

Ярость стихла так же стремительно, как и вскипела, потому что Сэц-Ариж заплакал. Он не пытался умолять, никого не обвинял и ничего не просил. Даже слез не утирал. Сэ жгли его сын и внуки, это Арлетта знала. Потом молодые ушли в Олларию с уцелевшим сыном Жозины, а старый барон остался.

- Герцог Колиньяр и его сообщники взяты регентом Талига герцогом Ноймаринен под стражу, - бесстрастно объявил Валмон. - Как мне сообщил экстерриор Рафиано, сейчас Колиньяр и Манрик содержатся в Бергмарк. После войны их ждет суд, но, как совершенно справедливо напомнила графиня Савиньяк, ошибки и преступления бывшего губернатора не оправдывают преступлений против Талига. Если б ни мое личное несчастье, я бы тоже так полагал, но мой бывший сын не оставил мне выбора!

Арлетта, дорогая, я не могу встать перед вами на колени, но я вас умоляю о милосердии. Нет такой вины, которую невозможно искупить.

Сколько в том, что творят они с Бертрамом, лжи, а сколько - правды? Сразу и не поймешь, но войны в Эпинэ не случится! С провинции хватит Колиньяров и мятежа.

- Вы правы, Бертрам, - громко сказала графиня Савиньяк и обернулась ко все еще коленопреклоненным старикам, - встаньте, господа. Я перешлю ваше письмо регенту Талига герцогу Ноймаринен и засвидетельствую, что дворянство Внутренней Эпинэ верно законной власти и предлагает свою помощь в борьбе с агарисским самозванцем и внешними врагами. Какую именно помощь вы способны оказать, мы обсудим после обеда. К сожалению, короткого и не слишком обильного.

- Увы, - подтвердил Валмон, - нынешние времена не располагают к длительным застольям, но я на всякий случай привез с собой сыры, колбасы и приправы, которые несколько выправят положение.

Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке RoyalLib.ru

Написать рецензию к книге

Все книги автора

Эта же книга в других форматах

[1] 

Мы поможем в написании ваших работ!