Там, куда не заглядывают люди 16 страница



Охотник задумался. Он был неграмотный, прочесть надписи на кольце не мог, а любопытство его разбирало. Показать же грамотным соседям он опасался.

– Спешить некуда! – решил он наконец. – Наперво согреюсь, а там и порешу, как быть.

Охотник положил казарку рядом с ружьем и узелком, позвал дворняжку и еще раз приказал ей хорошенько сторожить добро.

– Да цыц! – прибавил он уходя. – Не вздумай дичи отведать!

Собака, привыкшая стеречь имущество хозяина, уселась перед вещами.

Узелок соблазнительно пахнул хлебом, а птица – дичинкой. Но тронуть лакомые кусочки нельзя. Надо терпеливо ждать, пока вернется хозяин. Он не забудет ее покормить: он сегодня веселый. Ей, верно, достанется хороший кус.

Дворняжка даже зажмурилась от удовольствия в предчувствии награды за терпение.

Раздался шорох с того места, где лежали вещи. Дворняжка открыла глаза и остолбенела от изумления: в трех шагах от нее стояла ожившая казарка.

Один миг птица и собака безмолвно смотрели друг на друга. Потом дворняжка тявкнула и храбро бросилась на казарку. Защищаясь, казарка ударила собаку крылом. Удар был так силен и так ловко пришелся в самый кончик чувствительного носа животного, что дворняжка свалилась с ног.

От неожиданной боли она лишилась сознания.

Казарка тоже свалилась на бок, не рассчитав силы своего удара. Но тотчас же поднялась на ноги и быстро заковыляла к воде.

Рана от когтей сапсана не была смертельной. Когда раненая казарка увидела подходившего к ней по морю человека, она была так слаба от потери крови, что не могла ни взлететь, ни нырнуть под воду. Ей не оставалось ничего другого, как притвориться мертвой. К этому спасительному приему прибегают дикие гуси, когда у них нет другого способа избежать гибели.

Хитрая уловка удалась вполне. Вообразив, что птица уже мертва, охотник не стал ее добивать.

Силы вернулись к казарке, пока она лежала на песке. Теперь удачный удар крылом открыл ей путь к свободе. Добежав до берега, она бросилась в воду и скоро исчезла в густой заросли камыша.

 

* * *

 

Охотник вернулся к скрадку с целой охапкой хвороста.

Собака не поднялась ему навстречу. Он толкнул ее ногой, подумав, что она заснула.

Маленькая дворняжка неуверенно встала на ноги, постояла, качаясь из стороны в сторону, и вдруг завыла тонко и жалобно.

– Ты чего? – удивился охотник. – Рехнулась, что ли?

Тут он взглянул на свои вещи и заметил, что рядом с ружьем нет казарки. Не было ее и нигде поблизости на ровном песке.

– А где гусь? – грозно закричал он на собачонку.

Но та только виновато замахала хвостом и еще жалобнее завыла.

– Цыц ты, проклятая! – кричал охотник. – Что воешь, как над покойником?

А уж у самого мурашки от страха побежали по телу. Самые дикие мысли полезли ему в голову: «Гусь не простой был, с кольцом… Собака чуть не сдохла… Сгинул оборотень! С нами крестная сила!..»

Он поспешно схватил ружье и узелок и быстро зашагал к лесу. Дворняжка, поджав хвост, поплелась за ним.

Притаившаяся в камышах казарка видела, как ее враги скрылись за деревьями.

С моря до нее донесся отдаленный призывный крик. Она узнала голос гуся‑казанка.

Крик повторился теперь уже ближе. Казарка хотела полететь навстречу казанку, но ослабевшие крылья не подняли ее на воздух. Из груди вырвался крик боли и отчаяния. Силы ее были окончательно истощены.

Из‑за песчаной косы раздался ответный гогот. Скоро над берегом показался гусь‑казанок. Он отстал от стаи, чтобы разыскать свою исчезнувшую подругу.

Он опять закричал звонко и радостно, но ответа не было.

Сделав широкий круг над камышом, он крикнул еще и еще раз. Ответа все не было.

Тогда гусь отлетел в море и там опустился на воду. Он не хотел догонять стаю один, без своей подруги.

 

Глава десятая

 

Шли дни за днями. Птицы быстро пролетали Великим морским путем. Сапсан давно улетел на север. Он тоже теперь держался Великого пути и тут никогда не оставался без пищи.

Родная стая казарки уже прибыла к себе на родину. Одной только пары недоставало в табуне.

В заливчике за песчаной косой, где эта пара отстала от него, зазеленел камыш. Давно уплыли, растаяли в воде последние льдины на море. Земля покрылась свежей травой, деревья на берегу окутались легким зеленоватым туманцем.

Заливчик служил прибежищем для отдыха многочисленных пролетных птиц. Тут, словно в гостеприимной харчевне на краю большой дороги, усталые воздушные путники отдыхали и подкрепляли свои силы едой.

Пролетели последние стаи лебедей и гусей. Утки тоже редко стали заглядывать в заливчике.

Теперь на смену им в морскую харчевню все чаще начали наведываться другие гости: прилетали длинноногие и длинноносые кулики.

Они тянулись над берегом моря. Полет их часто прерывался остановками в таких обильных пищей и безопасных убежищах.

Но в этом заливчике их отдых не бывал продолжительным.

Большой морской орел‑белохвост каждое утро показывался здесь из лесу. Редко‑редко взмахивая крыльями, он спокойно проплывал в вышине над заливчиком, удаляясь в открытое море.

Там, на большой глубине, белохвост ловил крупную рыбу. Птиц он редко трогал.

Однако все морские птицы хорошо знали, что он не пропустит случая схватить себе на завтрак одну из них, если вовремя не заметить его приближения. Поэтому, едва только белохвост показывался вдали, они разлетались во все стороны.

Поймав рыбу, орел летел обратно в лес, где у него было гнездо, бросал добычу самке, высиживавшей яйца, и снова отправлялся на море.

Так летал он взад и вперед одним и тем же путем по нескольку раз в день. И каждый раз при его появлении стаи куликов спешили покинуть заливчик.

Но не один белохвост нарушал их мирный отдых. Часто из заросли камышей неожиданно появлялась большая серая птица. Она шумно бросалась в воду и плыла к берегу.

Тогда уже напуганные орлом длинноносые птицы взлетали с тины, и воздух оглашался их тревожным писком и свистом. Скоро, однако, они узнавали в страшной большой птице мирного белолобого гуся. Их страх проходил, они снова усаживались на тину и бегали по ней, покачиваясь всем телом на своих высоких тонких ножках.

Гусь‑казанок, против своей воли пугавший их одним своим видом, принимался плавать по мелкой воде заливчика. Он тоже находил здесь много вкусной пищи.

Наевшись досыта, он направлялся обратно в камыши, где ждала его выздоравливающая от ран казарка. Он разыскал ее в камышах к вечеру того дня, когда она спряталась там от охотника и его дворняжки. С тех пор гусь никуда не удалялся от подруги.

Двум таким заметным птицам, как казарка и казанок, было небезопасно жить в камышах. Но одно крыло казарки повредил сокол; она все еще не могла летать и была очень слаба. Поэтому ее верному казанку приходилось делить с ней опасность попасть на глаза белохвосту, когда тот пролетал над заливом.

Наконец настал день, когда казарка решилась покинуть в сопровождении казанка свое убежище в камышах, чтобы покормиться илом у берега заливчика.

В этот день там собралось особенно много разных куликов. Вся тина у берега была испещрена крестиками следов их тонких прямых пальцев.

В траве на берегу важно расхаживали на своих высоких ногах‑ходулях большие серпоклювые кроншнепы. У воды по желтому песку быстро и незаметно перебегали желтоватые зуйки с черным галстушком на шее, и сидели красноносые и красноногие пестрые кулики‑сороки. По тонкому слою тины, поминутно втыкая в нее до самого лба свои слабые клювики, хлопотливо сновали взад и вперед легкие кулички‑воробьи и чернозобики.

Но гуси недолго оставались в их обществе. Как только казарка насытилась, казанок поплыл к берегу. Он поминутно оглядывался на свою подругу и звал ее за собой тихим гоготаньем. Казарка поплыла за ним. Скоро оба вылезли на берег, прошли по нему отделявшее их от леса расстояние и скрылись за деревьями.

 

* * *

 

С этого дня гуси не показывались больше в заливчике.

Перелет на Великом морском пути кончался.

Кулики пролетали все более малочисленными стайками и наконец совсем перестали показываться на берегу.

Последним прибыл в заливчик коростель.

Коростель не любит летать. Да ему и незачем подниматься на крылья и подвергать себя опасности в воздухе. Он умеет быстро бегать, ловко скрываясь в траве.

Его тело сильно сжато с боков, ноги далеко отставлены назад, и это помогает коростелю проскальзывать между стеблями травы, не задевая их. Величиной он с дрозда.

Зимовал коростель в Африке. Прошло много времени, пока от места своей зимовки он добрался до Финского залива. И в путь он отправился поздно. Другие птицы, зимовавшие в тех краях, давно уже собрались в дорогу.

Утки, гуси, кулики стая за стаей пролетали у него над головой. Но коростель не спешил: у него на родине еще не пробилась молодая трава, и ему пока негде там было скрываться от зорких глаз хищников.

Но вот отлетели из Африки последние стаи куликов. Ночью двинулся в путь коростель. Шел он пешком.

Через несколько дней дорогу ему пересекла широкая гладь Гибралтарского пролива. Но это не могло смутить путешественника.

Под покровом темноты он быстро перелетел воду и, опустившись на другом берегу, без передышки продолжал свой путь.

Шел он к себе на родину самой прямой дорогой, известной только ему одному.

Впереди него летели утки, лебеди и гуси, чайки и гагары Морским путем, стаи куликов придерживались берега.

Коростель же шагал и шагал в одиночестве по земле напрямик, прибегая к помощи крыльев лишь там, где это было ему необходимо.

Шел он очень быстро. Ради безопасности он днем отдыхал и кормился, а по ночам под прикрытием темноты, травы и кустов бежал вперед.

Был уже конец мая, когда он добежал до заросшего камышом заливчика, недавно служившего убежищем казарке.

Ночь убывала. Пора было усталому пешеходу подумать об отдыхе в безопасном месте.

В открытом заливе ему нечего было делать. Коростель отправился искать себе приют в полях за лесом.

Миновав околицу деревни, где жил охотник, дважды ловивший казарку, коростель побежал по озимым, выбирая места, где уже подросший хлеб был погуще.

Вдруг он выскочил на открытое место среди поля. Молодые всходы были тут примяты и выщипаны парой белолобых гусей. Гуси не заметили внезапного появления коростеля.

Он сейчас же юркнул обратно в траву и стал в ней устраиваться на ночлег.

Через несколько минут он увидел, как гуси поднялись с поля и, забирая все выше и выше, полетели на север.

Это были казарка и гусь‑казанок.

Казанок привел сюда свою подругу из заливчика, и они жили здесь последние дни. Хороший корм быстро восстановил силы казарки. Больное крыло ее совсем зажило.

Теперь дружная пара могла решиться попробовать пролететь вдвоем оставшуюся до их родины часть Великого пути.

 

Заключение

 

Прошло больше полугода с тех пор, как Миша расстался с казаркой. На дворе снова лежал снег.

Все лето Миша вспоминал свою пленницу. Каждое утро, встав с постели, он первым делом бежал в прихожую посмотреть, не принес ли почтальон письмо из Москвы. Но письма все не было. Миша потерял уже надежду узнать что‑нибудь о судьбе своей любимицы.

Сегодня опять ему вспомнилась казарка такой, какой она встретила его с отцом, когда они пришли освобождать ее… Он видел перед собой ярко‑белый полумесяц у нее на лбу, блестящий взгляд умных глаз и настороженно‑воинственную позу. И опять ему подумалось: «Неужели она не долетела к себе на родину?»

В прихожей позвонили. Мишин отец прошел из своей комнаты отворить дверь. Через минуту он позвал сына к себе в кабинет.

Миша счастлив. Он сидит на стуле рядом с письменным столом отца и, волнуясь и прерывая сам себя радостными восклицаниями, читает отцу вслух письмо.

Орнитологический комитет.

22 октября 19… года .

Считаем своим приятным долгом поделиться с Вами только что полученными нами сведениями об интересующей Вас белолобой казарке, отмеченной Вами кольцом № 109, серия «С ».

Сельский учитель села Прибрежного, расположенного на восточном берегу Белого моря, в 50 километрах от города Архангельска, любезно сообщает нам следующие свои весьма любопытные наблюдения.

В начале истекшего лета он бродил по берегу моря со своей охотничьей собакой. Собака у него на глазах подняла из травы коростеля. Никогда прежде учитель не встречал эту редкую в тех краях птицу. Увидев, что коростель, едва взлетев над травой, сейчас же снова опустился в нее, учитель задался целью выгнать оттуда птицу с помощью собаки. Но коростель, по своему обыкновению, стал спасаться пешком.

После долгого безрезультатного преследования собака, бежавшая по следам коростеля, привела учителя к голой скале на берегу моря. Со скалы бросился на собаку сапсан, а коростель, воспользовавшись ее замешательством при этом, куда‑то ускользнул.

Удивленный неожиданным появлением яростно кидавшегося на собаку сокола, учитель осмотрел скалу и заметил в ней гнездо сапсана на высоте всего аршин четырех над землей. Подойти к гнезду он не решался, потому что смелый хищник готов был, казалось, вцепиться в лицо человеку своими страшными когтями. Учитель хотел было отойти, как вдруг у себя под ногами увидел сидящую на гнезде белолобую казарку. Быстро скинув с себя куртку, он набросил ее на голову птице .

Таким образом ему удалось поймать казарку. С нею в руках он благополучно покинул опасное место.

На ноге казарки учитель обнаружил надетое Вами кольцо. Записав его номер, он выпустил птицу на свободу.

Потом учитель часто приходил наблюдать за казаркой издали, пока она не вывела птенцов и не удалилась с ними из‑под скалы в ближайшее болото.

Ученые не раз находили гнезда казарок рядом с гнездами сапсанов. Под охраной смелых соколов казарки чувствовали себя в безопасности от врагов.

Однако для науки до сих пор остается загадкой, почему эти свирепые хищники не трогают в течение всего времени вывода птенцов своих доверчивых, но беззащитных соседей.

Во всяком случае, Ваша казарка в этом году благополучно вывела птенцов. Будем надеяться, что когда‑нибудь она снова попадет в руки людям, и тот, кто ее поймает, расскажет нам о ее дальнейшей судьбе.

За председателя…

 

Подписи Миша не разобрал.

 

 

Черный сокол

 

В ауле

 

Бедный деревьями степной аул был весь открыт солнцу. Улица пустовала. Только у сакли торговца Кумалея, в тени серебристого тополя, сидел на корточках бритоголовый нищий. Под другим тополем стоял оседланный конь. Стайка голубей подбирала в пыли зерна. Птицы двигались вяло: клюнут – и посидят без движения, клюнут – и приоткроют клюв, задыхаясь. Было знойно.

Из сакли вышел джигит в папахе, с кинжалом у туго стянутого пояса. В руках держал он кожаную сумку. Большой, сгорбленный, крючконосый, показался за ним торговец.

Нищий вскочил на ноги. Его быстрые глаза приметили табак в сумке джигита. Он правой рукой слегка коснулся лба и груди, левую протянул за подаянием:

– Табачку, баба́[19], на одну трубочку табачку нищему Саламату, и да будет тебе удача во всех делах.

Хмуро глянул джигит на согнутую фигуру попрошайки – и прошел мимо. Навстречу хозяину тихонько заржал конь. Джигит подошел и стал приторачивать к седлу сумку. Нищий тотчас же очутился рядом.

– Душистый табачок поможет голодному Саламату забыть чурек[20]. Трубочка табаку будет сухому горлу Саламата как глоток сладкого каберне[21]. Гассан – щедрый джигит, Гассан…

Джигит выхватил из сумки толстую папушу[22] табачных листьев, швырнул ее через плечо. Нищий на лету подхватил подачку.

Торговец, молча наблюдавший за обоими, повел сутулыми плечами.

– Саламат сытей тебя, джигит. Щедрость твоя безрассудна: от щедрот жиреют ленивые и трусы.

Гассан ничего не ответил. С места, даже не задев стремени, легко и точно вскочил в седло. Вспугнутые его резким движением, взлетели голуби. Плеск и мелькание белых, сизых, коричневых крыльев на мгновение наполнили воздух.

В тот же миг черная молния с шипящим свистом рассекла стаю. Голуби шарахнулись в стороны, исчезли за тополем.

Гассан вскинул голову. Солнце сияло. Небо было безоблачно. Но над тополем, оставляя в воздухе легкую дорожку пуха, поднимался черный сокол. Он уносил в когтях мертвого голубя.

– Сапсан! – вскричал джигит. – Вот удар – даже на землю не пал с добычей!

– Был да нет, – спокойно сказал торговец. – Ищи ветра в поле.

– Мой будет!

Гассан вздернул коня на дыбы, пустил его вскачь по улице.

Пыль, взметнувшаяся из‑под копыт, медленно опустилась на землю.

– Молодая кровь – горячая кровь, – забормотал нищий, поднимаясь с корточек и подмигивая торговцу. – Черный сокол – дорогой сокол. Саламат тоже хочет искать.

Кумалей скрылся в сакле. Через минуту его большое тело показалось на плоской крыше. С крыши видна была степь и мчащийся по ней всадник.

Гассан остановил коня: сокол как в воздухе растаял. Быстроногий конь не мог догнать его, даже отягощенного добычей.

Обернувшись, джигит заметил черную точку на крыше одной сакли. Рука привычным движением опустилась на кинжал. «Следит», – подумал Гассан тревожно. Потом рассмеялся:

– Жди, коли терпения хватит.

И повернул коня к дому.

 

Соколятник

 

С этого дня Гассан стал как одержимый. Найти сапсана сделалось его мечтой. С рассвета он седлал коня и до ночи пропадал в степи. Он был уверен, что на миг мелькнувший сокол случайно где‑нибудь еще раз попадется ему на глаза. Но дни проходили – черный сокол не показывался.

Так, бывает, редкой породы рыбка, играя, сверкнет взгляду страстного удильщика и без следа скроется в прозрачной глубине. Бегут и бегут волны, и рыбка та, быть может, давно уже гуляет по другим рекам, а восхищенный рыбак все хранит в памяти ее серебристое видение. Долго еще закидывает он удочку то в одном, то в другом месте в безрассудной надежде вытащить ту самую, пленившую его редкую рыбку.

Гассан без памяти любил соколиную охоту. Во всей округе никто так не умел воспитывать ловчих птиц, как он. Недаром из Тавриза наведывались к нему охотники. За доброго сокола они готовы были отдать лучшего в табуне скакуна и денег еще в придачу.

Но, сам горячий охотник, Гассан не богател от своего искусства. Любимую птицу он не соглашался продать ни за какую цену. Когда же находил лучшую, готов был отдать остальных за бесценок.

Так случилось и в этот раз. Увидав сапсана, джигит почти даром отдал своих двух ястребов Кумалею, сейчас же выгодно сбывшему птиц в другие руки. Ястребам надо было приносить пищу, за ними надо было ходить – это мешало Гассану с утра до ночи рыскать по степи.

Черного сокола – сапсана – охотники ценят выше ястребов, выше даже могучего беркута[23]. Неистовый ястреб хватает все, что попадется ему на глаза. Низкий убийца и вор, он прячется в засаду, стараясь врасплох захватить жертву. Он готов гоняться по кустам за мелкой пташкой, он придушит зверька, в смертельном страхе приникшего к земле, будет давить и убивать, даже если сыт сам и птенцы его накормлены. Беркут бросит охоту, завидев легкую поживу – падаль.


Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 57; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!