Глава IV Пережитки в культуре (окончание) 57 страница
Если иметь в виду, что подобные представления и обычаи встречаются и на островах Тихого океана и в других местах, то у нас оказывается достаточно данных, чтобы выявить подоплеку обрядов культа деревьев, которые встречаются нам еще в полной силе или уже в виде пережитка у арийцев и семитов. В Ветхом завете есть описание ханаанского культа Ашеры: жертвоприношения под деревьями, благовония, поднимающиеся над дубами, ивами и тенистыми кедрами, – обряды, длительное сохранение которых показывает, как глубоко они укоренились в древней религии страны. Эти библейские указания подтверждаются другими фактами, как, например, словами Силия Италика, который упоминает о молитвах и жертвах в нумидийских священных рощах, или постановлениями Карфагенского собора, которые доказывают, что еще в V в., спустя долгое время после Августина, необходимо было принимать меры, чтобы истребить остатки поклонения деревьям и рощам. Индуизм заимствовал так много из религии неарийских туземных племен, что мы можем легко объяснить себе этим значительнейшую часть культа деревьев, сохранившегося в современной Индии. Так, например, в Бирбумской области в Бенгалии богомольцы ежегодно направляются в лес к священному алтарю, чтобы принести в жертву животных и дары из риса и денег духу, живущему в дереве бела. В чисто индусских областях для всей деревни сажается «пиппала», «чаитийятару» санскритских авторов, тогда как для своих личных целей индус сажает другие деревья и оказывает им божеские почести. Греческая и римская мифология дает нам типы существ, не только связанных с теми или иными деревьями, но и дриад, фавнов и сатиров, живущих в лесах, – духов, которых мы узнаем в эльфах и лесных феях германских народов. Над этими фантастическими существами стоят высшие боги, для которых деревья служат алтарями, а рощи – храмами. Свидетельство этого мы находим в рассказе Овидия в «Метаморфозах» об Эрисихтоне:…
|
|
|
И говорят, он опустошил топором рощу Цереры
И опозорил железом древние дубравы.
Там стоял могучий дуб вековой силы,
Увешанный гирляндами и носивший на своем стволе
Памятные таблицы, доказательства усердных обетов.
Под ним дриады водили свои праздничные хороводы,
И, взявшись за руки, окружали исполинский ствол.
В более прозаической форме Катон дает наставление лесничему, как надо расчищать священную рощу. Лесничий должен принести в жертву свинью со следующей молитвой: «О, бог или богиня, которым посвящена эта роща, дозволь мне, умилостивляющему тебя жертвой и старающемуся лишь о том, чтобы не зарос этот лес». В славянских землях были рощи, в которых горел неугасимый огонь Перуну, небесному богу. Древние пруссы поклонялись священному дубу в Ромове, увешанному тканями и изображениями богов, стоявшему среди священного девственного леса, в котором нельзя было ни сломать ветки, ни убить зверя. Кельтский небесный бог, изображением которого служил могучий дуб, друид в белой одежде, влезающий на священное дерево, чтобы срезать омелу, и совершающий под ним жертвоприношение двух белых быков, – вот типы, представляемые другой группой народов. У Тацита есть интересное место, где описывается, как семноны входят связанными в священную рощу, чтобы выразить свое благоговение перед божеством, живущим в ней. Несколько столетий спустя шведы все еще совершали торжественные жертвоприношения и вешали кости убитых животных в роще близ храма в Упсале.
|
|
|
С христианством начинается движение против священных деревьев и рощ. Бонифаций в присутствии священников срубает огромный дуб гессенского небесного бога и строит из ствола этого дуба часовню святому Петру. Аматор упрекает охотников за то, что они привешивают головы диких зверей к ветвям священной груши в Оксерре, но так как это увещание не действует, то он срубает грушу и сжигает ее. Несмотря на все такие усилия, старинное поклонение деревьям и рощам продолжало жить в Европе нередко в самой первоначальной форме. В прошлом, да и в нынешнем, столетии в Готланде были старики, которые «ходили молиться под большое дерево, как в свое время делали их предки». До настоящего времени, как говорят, жертвенный обряд возлияния молока и пива на корни деревьев держится в дальних шведских фермах.
|
|
|
В России леший, или лесной демон, считался покровителем птиц и зверей в своих владениях. Это он будто бы перегонял стада полевок и белок из одного леса в другой, когда люди наблюдали их миграции. Крестьяне полагали, что счастье на охоте зависит от отношения к лесному духу. Чтобы приобрести его расположение, надо было оставить ему в виде жертвы первую убитую дичь или положить кусочек хлеба или пиропа на пень. Если кто‑нибудь заболевал, возвращаясь из леса, то он бывал уверен, что это – дело лешего. Он относил в лес немного хлеба и соли в чистой тряпице и, оставив все это там с молитвой, возвращался домой здоровым.
Род Линнея получил фамилию от большой священной трехствольной липы, находившейся в приходе Хвитарид, в Южной Швеции.
Якоб Гримм пытается даже связать исторически древний священный заповедный лес с позднейшими королевскими лесами – этнологическое указание, идущее от дикаря, обожествляющего духа леса, и оканчивающееся современным землевладельцем, охраняющим свою дичь.
|
|
|
Для нашего современника немногие явления низшей ступени цивилизации могут представляться более жалкими, чем вид человека, поклоняющегося животному. Развитие науки о природе привело нас, по крайней мере, к признанию нашего превосходства над нашими «младшими братьями», как называют животных индейцы, и к пониманию того, что делом человека должно быть не поклонение животным, а изучение и применение их для своих целей. Однако на низших уровнях культуры люди смотрят на животных совсем другими глазами. По различным причинам эти последние в первобытных религиях сделались предметами поклонения, и притом одними из главнейших. Впрочем, нам придется коснуться культа животных лишь вкратце и вскользь не потому, что он лишен интереса, но потому, что его изучение связано с большими трудностями. Стремясь больше выяснять общие принципы, чем приводить множество оставляемых без объяснения данных, мы поступим всего целесообразнее, если рассмотрим несколько характерных примеров. Таким путем в одно и то же время обнаружатся наиболее важные стороны предмета и явится возможность проследить древние воззрения от их дикого уровня до высших ступеней цивилизации.
Дикарь почитает животных за их превосходство в силе, храбрости или хитрости и склонен приписывать им душу, способную, подобно человеческой душе, жить после смерти тела и сохранять свои прежние вредные или полезные свойства. Впоследствии это представление сливается с мыслью, что животное может быть воплотившимся божеством, которое видит, слышит и действует даже издалека и сохраняет свое могущество после смерти тела, с которым был связан божественный дух. Так, камчадалы – в своем почитании всего, что могло приносить им пользу или вред, – поклонялись китам, которые могли опрокидывать их лодки, и волкам и медведям, которых боялись. Туземцы верили, что звери понимают человеческий язык, вследствие чего избегали произносить их имена при встречах и старались задобрить некоторыми особыми заклинаниями.
Перуанские племена, по словам Гарсиласо де ла Вега, поклонялись рыбам и вигоням, служившим им пищей, а также обезьянам за их ум и ястребам за их зоркие глаза. Тигр и медведь были для них свирепыми божествами, и люди, пришельцы и иноземцы, очевидно, должны были обоготворять этих зверей, коренных обитателей и хозяев местности. Поэтому стоит ли удивляться, что филиппинцы, испытывавшие детский ужас при виде аллигатора, начинали трогательно просить его не делать им зла и отдавали ему все, находившееся в их лодках, бросая свое добро в воду. Подобные примеры до некоторой степени оправдывают известное положение, которое источник религии видит в страхе: «Первых богов в мире создал страх».
Рассматривая в одной из предыдущих глав вопрос о душах животных, мы привели случаи, когда люди старались извинениями на словах и особыми обрядами умилостивлять убиваемых ими животных. Весьма поучительно проследить, как естественно подобные личные отношения между человеком и животным могут перейти в настоящее обоготворение, если животное достаточно сильно или опасно, чтобы иметь право на это. Когда стиены в Камбодже просили прощения у убиваемых ими животных и приносили искупительные жертвы, они делали это, опасаясь, что душа животного, выйдя из тела, будет приходить мучить их. Но странно, что даже и тогда, когда в животном признаются божественные качества, эти умилостивительные церемонии иногда переходят в простую забаву. Так, Шарльвуа описывает, что североамериканские индейцы, убив медведя, ставили стоймя его голову, раскрашенную различными красками, предлагали ей дары и в то же самое время поедали мясо своей жертвы. У айну, туземцев Иессо, медведь считается великим божеством. Правда, они убивают его при первой возможности, но, разрезая тушу на куски, кланяются и обращаются к ней в льстивых выражениях и выставляют голову медведя снаружи дома, чтобы оградить себя от беды. В Сибири якуты чтили медведей наряду с лесными божествами, кланялись, проходя мимо их любимых логовищ, и повторяли различные прибаутки в прозе и стихах в честь храбрости и великодушия «милого дедушки». Родственные им остяки клянутся в русских судах головой медведя, потому что медведь, по их мнению, всеведущ и может убить их за ложь. Мысль эта служит им философским, хотя, нужно заметить, совершенно излишним, объяснением целого ряда случаев. Если, например, медведь убьет охотника, то это значит, что охотник когда‑нибудь принес ложную клятву и наконец поплатился за нее. Но те же остяки, осилив и умертвив свое божество, набивают его шкуру сеном или толкают его, бьют, плюют на него и всячески издеваются над убитым, пока не насытят своей ненависти и жажды мести, а затем уже выставляют медвежье чучело в юрте как предмет поклонения.[147]
Но служит ли животное предметом культа как вместилище или воплощение заключенной в нем' божественной души или другого какого‑либо божества или же оно само является божеством? Оба эти случая подходят под вышеизложенную общую теорию культа фетишей и вполне объясняются ею. На островах Тихого океана мы находим примеры, которые особенно ясно показывают оба эти представления в отдельности и слившимися между собой. Так, на островах Георга некоторых цапель, зимородков и дятлов считали священными и кормили жертвенным мясом из убеждения, что в этих птицах воплощены божества, которые в образе их прилетают есть принесенную пищу и изрекают прорицания посредством криков. Тонганцы никогда не убивали некоторых птиц, так же как и акул, китов и пр., видя в них священную оболочку, в которой боги удостаивали посещать землю, и при случайных встречах с китом в море предлагали ему душистого масла или кавы.[148] На островах Фиджи некоторые птицы, рыбы, растения и даже некоторые люди заключали в себе, по общему убеждению, богов или были тесно связаны с ними. Так, сокол, курица, акула и вообще почти всякие животные становились вместилищем какого‑нибудь божества, и почитатели последнего не должны были употреблять такое животное в пищу. Некоторые отказывались даже есть человеческое мясо, потому что вместилищем их бога был человек. Нденгеи, угрюмый и малоподвижный верховный бог, выбрал своим обиталищем змею. Каждый самоанец имел особое покровительствующее божество («аиту»), принимавшее образ какого‑нибудь животного – угря, акулы, собаки, черепахи и т. д. Все животные этого вида становились его фетишами, их нельзя было убивать или есть, за малейшую обиду, нанесенную им, божество строго наказывало преступника, входя в его тело и образуя из последнего новое обиталище для себя, пока человек, наконец, умирал. «Атуа» новозеландцев, сходный по имени с предыдущим божеством, есть душа какого‑нибудь божественного предка и может являться в образе животного.
На Суматре почести, оказываемые малайцами тигру, и их обыкновение восхвалять его, ставя на него капкан, связаны с представлением, что в тиграх живут души умерших людей. Один из самых любопытных примеров подобного поверья мы встречаем у североамериканских индейцев, которые почитают животных, считающихся целебными. Они убивают один экземпляр этого вида, чтобы иметь у себя в доме его шкуру, которую чтут с того времени и от которой ожидают помощи, как от фетиша. В Южной Африке, как мы уже упоминали, зулусы полагают, что божественные тени предков воплощены в некоторых видах безвредных змей, и вследствие этого принимают последних в своих домах с большим уважением и угощают по мере сил. В Западной Африке души умерших людей, по народным представлениям, вселяются в обезьян, живущих вблизи кладбищ.
В фетишизме священные и обожествляемые крокодилы, змеи, птицы, летучие мыши, слоны, гиены, леопарды и т. д. в одних случаях выступают как настоящее воплощение или олицетворение духа, в других же – они посвящены духам или стоят под особым покровительством последних.
Едва ли можно найти в каком‑либо месте земного шара другой более яркий пример культа змей как фетишей, одаренных высокими духовными качествами, чем у негров Западной и Южной Африки: убить змею было бы непростительным преступлением. Приведем описание Босманом племени уайдах в Бенинском царстве. Здесь высшими божествами считались змеи известной породы, которыми кишели селения. Их царем было громадное чудовище, превосходившее их всех величиной и считавшееся как бы прародителем их. Оно жило в особом жилище близ высокого дерева и здесь принимало царские приношения съестных припасов и напитков, домашних животных, денег и тканей. Почитание змей укоренилось так глубоко в сердцах туземцев, что голландцы воспользовались им, чтобы очищать свои лавки от непрошеных гостей. Босман говорит: «Когда нам чем‑нибудь надоедят туземцы и мы желаем от них отделаться, нам стоит только заговорить дурно о змеях. При первом слове негры затыкают уши и бегут вон».
У северных племен Сибири Кастрен нашел объяснение отмеченного у номадов культа известных животных: «Если туземцу удается задобрить змею, медведя, волка, лебедя или других птиц и животных, то он получает надежных покровителей, так как, по его убеждению, в них скрыты могущественные духи».
На низших ступенях культуры часто встречается социальный институт известный под именем тотемизма. Его значение для истории человечества выявил Мак‑Леннан, взгляды которого на ранний тотемистический период в истории общества с того времени значительно влияли на умы. Тотемистическое племя делится на кланы. Члены каждого клана связаны между собой именем какого‑нибудь животного, растения или предмета, но большей частью животного. Этим именем они называют себя и даже ведут свою мистическую родословную от этого животного, растения или предмета. Эти тотемные кланы являются экзогамными,[149] внутри клана браки запрещены, вступающие в брак должны обязательно принадлежать к разным кланам.
У алгонкинов Северной Америки название таких животных, как медведь, волк, черепаха, олень, кролик и т. д., служат для обозначения кланов, на которые разделено племя. Кроме того, и каждого отдельного человека, принадлежащего к клану, называют медведем, волком и т. д., и изображения этих существ обозначают клан в местном образном письме. Животное – покровитель целого клана у оджибве называется ототем, и это слово, измененное в «тотем», сделалось у этнологов термином для обозначения подобных представлений во всем мире, а сама система такого разделения племен получила название тотемизма.
Джон Лонг, купец и переводчик, который привез в 1791 г. слово «тотем» в Европу, вероятно, не понял его значения в туземных обычаях, касающихся брака и клановых отношений. Он, очевидно, спутал тотемическое животное клана с животным‑покровителем или защитником отдельного охотника, представлявшим его «маниту», или «лекарство». Даже когда североамериканские тотемические кланы стали более понятными как социальные учреждения, регулирующие брак, все же понятие духа‑покровителя оставалось связанным с понятием «тотем». Сэр Джон, Грей, знавший американские тотемические кланы по «Американской археологии», составил в 1841 г. список экзогамных кланов Западной Австралии и привел мнение, часто высказываемое туземцами о происхождении названий этих кланов. Они якобы происходят от какого‑нибудь животного или растения, весьма распространенного в районе, где обитает род. Таким образом, имя этого животного или растения прилагается и к роду.
Это, по всей видимости, ценное свидетельство. Однако Грей был, очевидно, введен в заблуждение утверждением Джона Лонга, которое он цитирует, и сам впал в ту же ошибку, смешав племенное имя и покровителя в виде животного или растения, которого он считал племенным тотемом. Австралийцы называли его «кобонг».[150] Употребление в ценном собрании сведений о тотемизме, а именно в труде Фрейзера «Тотемизм», внутренне противоречивого термина «индивидуальный тотем», к сожалению, способствовало закреплению этой путаницы.[151] При теперешнем состоянии проблемы тотемизма было бы преждевременно подробно обсуждать ее развитие и значение. Можно, однако, упомянуть о наблюдениях, которые, пожалуй, открывают в этой проблеме новую грань, а именно о прямой связи тотемизма с перевоплощением душ.
В Меланезии люди уверены, что после смерти они появятся, например, в виде акул или бананов. Здесь род выражает сознание своего родства с животными и растениями в совершенно реальных действиях, например прикармливая акул или воздерживаясь от употребления в пищу бананов. Не лишено основания указание Кодрингтона, что эти случаи бросают свет на происхождение тотемизма. Исследования Спенсера и Гиллена, проведенные с педантичной тщательностью в почти нетронутом уголке Центральной Австралии, показали, что тотемизм у племени арунта является не только средством урегулирования межклановых браков, но и институтом, основанным на туземной теории, согласно которой родоначальники племени произошли от предков, бывших полулюдьми‑полуживотными или полурастениями. Эти предки жили во времена алчера,[152] и души их еще возрождаются во всяком новом поколении людей. Это тщательное и точное исследование может явиться исходной точкой для дальнейшего изучения.
В настоящее время главнейшим фактом, касающимся тотемизма, является установление его исторического значения, выразившегося в широчайшем географическом распространении. Уже отмечено наличие его в Северной Америке и Австралии. Он существует во всей лесной области в Южной Америке – от Гвианы до Патагонии. К северу от Австралии тотемистические представления можно обнаружить у наименее развитых малайских племен, которые, несмотря на иностранное влияние, до сих пор сохраняют остатки тотемистической системы, похожей на систему американских племен. Далее мы попадаем к горным племенам Индии, как, например, ораон и мунда, у которых кланы именуются угрем, ястребом, соколом, цаплей и т. д., причем запрещено убивать или есть этих животных и птиц. К северу от Гималаев тотемизм обнаружен у монголоидных племен, например у якутов, с их брачными тотемными кланами лебедя, ворона и т. д. В Африке тотемизм наблюдается от района проживания банту до западного побережья. Например, бечуаны делятся на кланы: бакуена – крокодила, батлапи – рыбы, балаунга – льва, баморара – дикого винограда. Человек не ест мяса своего тотемного животного и не носит его шкуры, а если он принужден убить, например, льва при самозащите, то всегда просит прощения у убитого и совершает обряд очищения после такого святотатства.
Эти несколько примеров иллюстрируют общее положение, согласно которому тотемизм в его развернутой форме относится к дикарскому и ранневарварскому этапам культуры. В цивилизованном же обществе сохранились лишь остатки, или пережитки, его. Любопытно, что в Европе не было найдено или отмечено ни одного достоверного случая тотемизма, хотя последний встречается во всех других частях света.
Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 41; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!