История третья. Всяческая суета 19 страница
– Тот самый? – спросил я вполголоса.
– Тот самый, – сказал Роман.
– Фотон? – Я тоже почувствовал себя неважно.
– Фотон.
– И номер совпадает?
Роман не ответил. Эдик сказал болезненным голосом:
– Если бы мы знали, сколько у попугаев перьев в хвосте, мы могли бы их пересчитать и учесть то перо, которое было потеряно позавчера.
– Хотите, я за Бремом сбегаю? – предложил я.
– Где покойник? – спросил Роман. – Вот с чего нужно начинать! Слушайте, детективы, где труп?
– Тр‑руп! – рявкнул попугай. – Цер‑ремония! Тр‑руп за бор‑рт! Р‑рубидий!
– Черт знает что он говорит, – сказал Роман с сердцем.
– Труп за борт – это типично пиратское выражение, – пояснил Эдик.
– А рубидий?
– Р‑рубидий! Резер‑рв! Огр‑ромен! – сказал попугай.
– Резервы рубидия огромны, – перевел Эдик. – Интересно, где?
Я наклонился и стал разглядывать колечко.
– А может быть, это все‑таки не тот?
– А где тот? – спросил Роман.
– Ну, это другой вопрос, – сказал я. – Все‑таки это проще объяснить.
– Объясни, – предложил Роман.
– Подожди, – сказал я. – Давай сначала решим вопрос: тот или не тот?
– По‑моему, тот, – сказал Эдик.
– А по‑моему, не тот, – сказал я. – Вот здесь на колечке царапина, где тройка...
– Тр‑ройка! – произнес попугай. – Тр‑ройка! Кр‑руче впр‑раво! Смер‑рч! Смер‑рч!
Витька вдруг встрепенулся.
– Есть идея, – сказал он.
– Какая?
– Ассоциативный допрос.
|
|
|
– Как это?
– Погодите. Сядьте все, молчите и не мешайте. Роман, у тебя есть магнитофон?
– Есть диктофон.
– Давай сюда. Только все молчите. Я его сейчас расколю, прохвоста. Он у меня все скажет.
Витька подтащил стул, сел с диктофоном в руке напротив попугая, нахохлился, посмотрел на попугая одним глазом и гаркнул:
– Р‑рубидий!
Попугай вздрогнул и чуть не свалился с весов. Помахав крыльями, чтобы восстановить равновесие, он отозвался:
– Р‑резерв! Кр‑ратер Р‑ричи!
Мы переглянулись.
– Р‑резерв! – гаркнул Витька.
– Огр‑ромен! Гр‑руды! Гр‑руды! Р‑ричи пр‑рав! Р‑ричи пр‑рав! Р‑роботы! Р‑роботы!
– Роботы!
– Кр‑рах! Гор‑рят! Атмосфер‑ра гор‑рит! Пр‑рочь! Др‑рамба, пр‑рочь!
– Драмба!
– Р‑рубидий! Р‑резерв!
– Рубидий!
– Р‑резерв! Кр‑ратер Р‑ричи!
– Замыкание, – сказал Роман. – Круг.
– Погоди, погоди, – бормотал Витька. – Сейчас...
– Попробуй что‑нибудь из другой области, – посоветовал Эдик.
– Янус! – сказал Витька.
Попугай открыл клюв и чихнул.
– Я‑нус, – повторил Витька строго.
Попугай задумчиво смотрел в окно.
– Буквы «р» нет, – сказал я.
– Пожалуй, – сказал Витька. – А ну‑ка... Невстр‑руев!
|
|
|
– Пер‑рехожу на пр‑рием! – сказал попугай. – Чар‑родей! Чар‑родей! Говор‑рит Кр‑рыло, говор‑рит Кр‑рыло!
– Это не пиратский попугай, – сказал Эдик.
– Спроси его про труп, – попросил я.
– Труп, – неохотно сказал Витька.
– Цер‑ремония погр‑ребения! Вр‑ремя огр‑раничено! Р‑речь! Р‑речь! Тр‑репотня! Р‑работать! Р‑работать!
– Любопытные у него были хозяева, – сказал Роман. – Что же нам делать?
– Витя, – сказал Эдик. – У него, по‑моему, космическая терминология. Попробуй что‑нибудь простое, обыденное.
– Водородная бомба, – сказал Витька.
Попугай наклонил голову и почистил лапкой клюв.
– Паровоз! – сказал Витька.
Попугай промолчал.
– Да, не получается, – сказал Роман.
– Вот дьявол, – сказал Витька, – ничего не могу придумать обыденного с буквой «р». Стул, стол, потолок... Диван... О! Тр‑ранслятор!
Попугай поглядел на Витьку одним глазом.
– Кор‑рнеев, пр‑рошу!
– Что? – спросил Витька. Впервые в жизни я видел, как Витька растерялся.
– Кор‑рнеев гр‑руб! Гр‑руб! Пр‑рекрасный р‑работник! Дур‑рак р‑редкий! Пр‑релесть!
Мы захихикали. Витька посмотрел на нас и мстительно сказал:
– Ойр‑ра‑Ойр‑ра!
|
|
|
– Стар‑р, стар‑р! – с готовностью откликнулся попугай. – Р‑рад! Дор‑рвался!
– Это что‑то не то, – сказал Роман.
– Почему же не то? – сказал Витька. – Очень даже то... Пр‑ривалов!
– Пр‑ростодушный пр‑роект! Пр‑римитив! Тр‑рудяга!
– Ребята, он нас всех знает, – сказал Эдик.
– Р‑ребята, – отозвался попугай. – Зер‑рнышко пер‑рцу! Зер‑ро! Зер‑ро! Гр‑равитация!
– Амперян, – торопливо сказал Витька.
– Кр‑рематорий! Безвр‑ременно обор‑рвалась! – сказал попугай, подумал и добавил: – Ампер‑рметр!
– Бессвязица какая‑то, – сказал Эдик.
– Бессвязиц не бывает, – задумчиво сказал Роман.
Витька, щелкнув замочком, открыл диктофон.
– Лента кончилась, – сказал он. – Жаль.
– Знаете что, – сказал я, – по‑моему, проще всего спросить у Януса. Что это за попугай, откуда он, и вообще...
– А кто будет спрашивать? – осведомился Роман.
Никто не вызвался. Витька предложил прослушать запись, и мы согласились. Все это звучало очень странно. При первых же словах из диктофона попугай перелетел на плечо Витьки и стал с видимым интересом слушать, вставляя иногда реплики вроде: «Др‑рамба игнор‑рирует ур‑ран», «Пр‑равильно» и «Кор‑рнеев гр‑руб, гр‑руб, гр‑руб!». Когда запись кончилась, Эдик сказал:
|
|
|
– В принципе, можно было бы составить лексический словарь и проанализировать его на машине. Но кое‑что ясно и так. Во‑первых, он всех нас знает. Это уже удивительно. Это значит, что он много раз слышал наши имена. Во‑вторых, он знает про роботов. И про рубидий. Кстати, где употребляется рубидий?
– У нас в институте, – сказал Роман, – он, во всяком случае, нигде не употребляется.
– Это что‑то вроде натрия, – сказал Корнеев.
– Рубидий – ладно, – сказал я. – Откуда он знает про лунные кратеры?
– Почему именно лунные?
– А разве на Земле горы называют кратерами?
– Ну, во‑первых, есть кратер Аризона, а во‑вторых, кратер – это не гора, а скорее дыра.
– Дыр‑ра вр‑ремени, – сообщил попугай.
– У него прелюбопытнейшая терминология, – сказал Эдик. – Я никак не могу назвать ее общеупотребительной.
– Да, – согласился Витька. – Если попугай все время находится при Янусе, то Янус занимается странными делами.
– Стр‑ранный ор‑рбитальный пер‑реход, – сказал попугай.
– Янус не занимается космосом, – сказал Роман. – Я бы знал.
– Может быть, раньше занимался?
– И раньше не занимался.
– Роботы какие‑то, – с тоской сказал Витька. – Кратеры... При чем здесь кратеры?
– Может быть, Янус читает фантастику? – предположил я.
– Вслух? Попугаю?
– Н‑да...
– Венера, – сказал Витька, обращаясь к попугаю.
– Р‑роковая стр‑расть, – сказал попугай. Он задумался и пояснил: – Р‑разбился. Зр‑ря.
Роман поднялся и стал ходить по лаборатории. Эдик лег щекой на стол и закрыл глаза.
– А как он здесь появился? – спросил я.
– Как вчера, – сказал Роман. – Из лаборатории Януса.
– Вы это сами видели?
– Угу.
– Я одного не понимаю, – сказал я. – Он умирал или не умирал?
– А мы откуда знаем? – сказал Роман. – Я не ветеринар. А Витька не орнитолог. И вообще это, может быть, не попугай.
– А что?
– А я откуда знаю?
– Это может быть сложная наведенная галлюцинация, – сказал Эдик, не открывая глаз.
– Кем наведенная?
– Вот об этом я сейчас и думаю, – сказал Эдик.
Я надавил пальцем на глаз и посмотрел на попугая. Попугай раздвоился.
– Он раздваивается, – сказал я. – Это не галлюцинация.
– Я сказал: сложная галлюцинация, – напомнил Эдик.
Я надавил на оба глаза. Я временно ослеп.
– Вот что, – сказал Корнеев. – Я заявляю, что мы имеем дело с нарушением причинно‑следственного закона. Поэтому выход один – все это галлюцинация, а нам нужно встать, построиться и с песнями идти к психиатру. Становись!
– Не пойду, – сказал Эдик. – У меня есть еще одна идея.
– Какая?
– Не скажу.
– Почему?
– Побьете.
– Мы тебя и так побьем.
– Бейте.
– Нет у тебя никакой идеи, – сказал Витька. – Это все тебе кажется. Айда к психиатру.
Дверь скрипнула, и в лабораторию из коридора вошел Янус Полуэктович.
– Так, – сказал он. – Здравствуйте.
Мы встали. Он обошел нас и по очереди пожал каждому руку.
– Фотончик опять здесь? – сказал он, увидя попугая. – Он вам не мешает, Роман Петрович?
– Мешает? – сказал Роман. – Мне? Почему он мешает? Он не мешает. Наоборот...
– Ну, все‑таки каждый день... – начал Янус Полуэктович и вдруг осекся. – О чем это мы с вами вчера беседовали? – спросил он, потирая лоб.
– Вчера вы были в Москве, – сказал Роман с покорностью в голосе.
– Ах... да‑да. Ну хорошо. Фотончик! Иди сюда!
Попугай, вспорхнув, сел Янусу на плечо и сказал ему на ухо:
– Пр‑росо, пр‑росо! Сахар‑рок!
Янус Полуэктович нежно заулыбался и ушел в свою лабораторию. Мы обалдело посмотрели друг на друга.
– Пошли отсюда, – сказал Роман.
– К психиатру! К психиатру! – зловеще бормотал Корнеев, пока мы шли по коридору к нему на диван. – В кратер Ричи. Др‑рамба! Сахар‑рок!
Глава пятая
Фактов всегда достаточно – не хватает фантазии.
Д. Блохинцев
Витька составил на пол контейнеры с живой водой, мы повалились на диван‑транслятор и закурили. Через некоторое время Роман спросил:
– Витька, а ты диван выключил?
– Да.
– Что‑то мне в голову ерунда какая‑то лезет.
– Выключил и заблокировал, – сказал Витька.
– Нет, ребята, – сказал Эдик, – а почему все‑таки не галлюцинация?
– Кто говорит, что не галлюцинация? – спросил Витька. – Я же предлагаю – к психиатру.
– Когда я ухаживал за Майкой, – сказал Эдик, – я наводил такие галлюцинации, что самому страшно становилось.
– Зачем? – спросил Витька.
Эдик подумал.
– Не знаю, – сказал он. – Наверное, от восторга.
– Я спрашиваю: зачем кому‑то наводить на нас галлюцинации? – сказал Витька. – И потом, мы же не Майка. Мы, слава богу, магистры. Кто нас может одолеть? Ну, Янус. Ну, Киврин, Хунта. Может быть, Жиакомо еще.
– Вот Саша у нас слабоват, – извиняющимся тоном сказал Эдик.
– Ну и что? – спросил я. – Мне, что ли, одному мерещится?
– Вообще‑то это можно было бы проверить, – задумчиво сказал Витька. – Если Сашку... того... этого...
– Но‑но, – сказал я. – Вы мне это прекратите. Других способов нет, что ли? Надавите на глаз. Или дайте диктофон постороннему человеку. Пусть прослушает и скажет, есть там запись или нет.
Магистры жалостливо улыбнулись.
– Хороший ты программист, Саша, – сказал Эдик.
– Салака, – сказал Корнеев. – Личинка.
– Да, Сашенька, – вздохнул Роман. – Ты даже представить себе не можешь, я вижу, что такое настоящая, подробная, тщательно наведенная галлюцинация.
На лицах магистров появилось мечтательное выражение – видимо, их осенили сладкие воспоминания. Я смотрел на них с завистью. Они улыбались. Они жмурились. Они подмигивали кому‑то. Потом Эдик вдруг сказал:
– Всю зиму у нее цвели орхидеи. Они пахли самым лучшим запахом, какой я только мог выдумать...
Витька очнулся.
– Берклеанцы, – сказал он. – Солипсисты немытые. «Как ужасно мое представленье!»
– Да, – сказал Роман. – Галлюцинации – это не предмет для обсуждения. Слишком простодушно. Мы не дети и не бабки. Не хочу быть агностиком. Какая там у тебя была идея, Эдик?
– У меня?.. Ах да, была. Тоже, в общем‑то, примитив. Матрикаты.
– Гм, – сказал Роман с сомнением.
– А как это? – спросил я.
Эдик неохотно объяснил, что кроме известных мне дублей существуют еще матрикаты – точные, абсолютные копии предметов или существ. В отличие от дублей матрикат совпадает с оригиналом с точностью до атомной структуры. Различить их обычными методами невозможно. Нужны специальные установки, и вообще это очень сложная и трудоемкая работа. В свое время Бальзамо получил магистра‑академика за доказательство матрикатной природы Филиппа Бурбона, известного в народе под прозвищем «Железная Маска». Этот матрикат Людовика Четырнадцатого был создан в тайных лабораториях иезуитов с целью захватить французский престол. В наше время матрикаты изготавливаются методом биостереографии а‑ля Ришар Сэгюр.
Я не знал тогда, кто такой Ришар Сэгюр, но я сразу сказал, что идея о матрикатах может объяснить только необычайное сходство попугаев. И все. Например, остается по‑прежнему непонятным, куда исчез вчерашний дохлый попугай.
– Да, это так, – сказал Эдик. – Я и не настаиваю. Тем более, что Янус не имеет никакого отношения к биостереографии.
– Вот именно, – сказал я смелее. – Тогда уж лучше предположить путешествие в описываемое будущее. Знаете? Как Луи Седловой.
– Ну? – сказал Корнеев без особого интереса.
– Просто Янус летает в какой‑нибудь фантастический роман, забирает оттуда попугая и привозит сюда. Попугай сдохнет, он снова летит на ту же самую страницу и опять... Тогда понятно, почему попугаи похожи. Это один и тот же попугай, и понятно, почему у него такой научно‑фантастический лексикон. И вообще, – продолжал я, чувствуя, что все получается не так уж глупо, – можно даже попытаться объяснить, почему Янус все время задает вопросы: он каждый раз боится, что вернулся не в тот день, в который следует... По‑моему, я все здорово объяснил, а?
– А что, есть такой фантастический роман? – с любопытством спросил Эдик. – С попугаем?..
– Не знаю, – сказал я честно. – Но у них там в звездолетах всякие животные бывают. И кошки, и обезьяны, и дети... Опять же, на Западе существует обширнейшая фантастика, все не перечитаешь...
– Ну... во‑первых, попугай из западной фантастики вряд ли станет говорить по‑русски, – сказал Роман. – А главное, совершенно непонятно, каким образом эти космические попугаи – пусть даже из советской фантастики – могут знать Корнеева, Привалова и Ойру‑Ойру...
– Я уже не говорю о том, – лениво сказал Витька, – что перебрасывать материальное тело в идеальный мир – это одно, а идеальное тело в материальный мир – это уже другое. Сомневаюсь я, чтобы нашелся писатель, создавший образ попугая, пригодный для самостоятельного существования в реальном мире.
Я вспомнил полупрозрачных изобретателей и не нашелся, что возразить.
– Впрочем, – благосклонно продолжал Витька, – наш Сашенция подает определенные надежды. В его идее ощущается некое благородное безумие.
– Не стал бы Янус сжигать идеального попугая, – убежденно сказал Эдик. – Ведь идеальный попугай даже протухнуть не может.
– А почему? – сказал вдруг Роман. – Почему мы так непоследовательны? Почему Седловой? С какой стати Янус будет повторять Л. Седлового? У Януса есть тема. У Януса есть своя проблематика. Янус занимается параллельными пространствами. Давайте исходить из этого!
– Давайте, – сказал я.
– Ты думаешь, что Янусу удалось связаться с каким‑нибудь параллельным пространством? – спросил Эдик.
– Связь он наладил уже давно. Почему не предположить, что он пошел дальше? Почему не предположить, что он налаживает переброску материальных тел? Эдик прав, это матрикаты, это и должны быть матрикаты, потому что необходима гарантия полной идентичности перебрасываемого предмета. Режим переброски они подбирают, исходя из эксперимента. Первые две переброски были неудачны: попугаи дохли. Сегодня эксперимент, кажется, удался...
– Почему они говорят по‑русски? – спросил Эдик. – И почему все‑таки у попугаев такой лексикон?
– Значит, и там есть Россия, – сказал Роман. – Но там уже добывают рубидий в кратере Ричи.
– Сплошные натяжки, – сказал Витька. – Почему именно попугаи? Почему не собаки и не морские свинки? Почему не просто магнитофоны, наконец? И опять же, откуда эти попугаи знают, что Ойра‑Ойра стар, а Корнеев – прекрасный работник?
– Грубый, – подсказал я.
– Грубый, но прекрасный. И куда все‑таки девался дохлый попугай?
– Вот что, – сказал Эдик. – Так нельзя. Мы работаем как дилетанты. Как авторы любительских писем: «Дорогие ученые! У меня который год в подполе происходит подземный стук. Объясните, пожалуйста, как он происходит». Система нужна. Где у тебя бумага, Витя? Сейчас мы все распишем...
И мы расписали все красивым Эдиковым почерком.
Во‑первых, мы приняли постулат, что происходящее не является галлюцинацией, иначе было бы просто неинтересно. Потом мы сформулировали вопросы, на которые искомая гипотеза должна была дать ответ. Эти вопросы мы разделили на две группы: группа «Попугай» и группа «Янус». Группа «Янус» была введена по настоянию Романа и Эдика, которые заявили, что всем нутром чуют связь между странностями Януса и странностями попугаев. Они не смогли ответить на вопрос Корнеева, каков физический смысл понятий «нутро» и «чуять», но подчеркнули, что Янус сам по себе представляет любопытнейший объект для исследования и что яблочко от яблони далеко не падает. Поскольку я своего мнения не имел, они оказались в большинстве, и окончательный список вопросов выглядел так.
Почему попугаи за номером один, два и три, наблюдавшиеся соответственно десятого, одиннадцатого и двенадцатого, похожи друг на друга до такой степени, что были приняты нами сначала за одного и того же?
Почему Янус сжег первого попугая, а также, вероятно, и того, который был перед первым (нулевого) и от которого осталось только перо?
Куда девалось перо?
Куда девался второй (издохший) попугай?
Как объяснить странный лексикон второго и третьего попугаев?
Как объяснить, что третий знает всех нас, в то время как мы видим его впервые?
(«Почему и от чего издохли попугаи?» – добавил было я, но Корнеев проворчал: «Почему и от чего первым признаком отравления является посинение трупа?» – и мой вопрос не записали.)
Что объединяет Януса и попугаев?
Почему Янус никогда не помнит, с кем и о чем он беседовал вчера?
Что происходит с Янусом в полночь?
Почему У‑Янус имеет странную манеру говорить в будущем времени, в то время как за А‑Янусом ничего подобного не замечалось?
Почему их вообще двое, и откуда, собственно, пошла легенда, что Янус Полуэктович един в двух лицах?
После этого мы некоторое время старательно думали, поминутно заглядывая в листок. Я все надеялся, что меня вновь осенит благородное безумие, но мысли мои рассеивались, и я чем дальше, тем больше начинал склоняться к точке зрения Сани Дрозда: что в этом институте и не такие штучки вытворяются. Я понимал, что этот дешевый скептицизм есть попросту следствие моего невежества и непривычки мыслить категориями измененного мира, но это уже от меня не зависело. Все происходящее, рассуждал я, по‑настоящему удивительно, только если считать, что эти три или четыре попугая – один и тот же попугай. Они действительно так похожи друг на друга, что вначале я был введен в заблуждение. Это естественно. Я математик, я уважаю числа, и совпадение номеров – в особенности шестизначных – для меня автоматически ассоциируется с совпадением пронумерованных предметов. Однако ясно, что это не может быть один и тот же попугай – тогда нарушался бы закон причинно‑следственной связи, закон, от которого я совершенно не собирался отказываться из‑за каких‑то паршивых попугаев, да еще дохлых вдобавок. А если это не один и тот же попугай, то вся проблема мельчает. Ну, совпадают номера. Ну, кто‑то незаметно от нас выбросил попугая. Ну, что там еще? Лексикон? Подумаешь, лексикон... Наверняка этому есть какое‑нибудь очень простое объяснение. Я собрался было уже произнести по этому поводу речь, как вдруг Витька сказал:
Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 123; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!