Золушка, или Хрустальная туфелька 4 страница



– Уже наступает холодная зима, – сказала ласточка, – и я улетаю далеко‑далеко, в дальние страны. Хочешь лететь со мной? Садись ко мне на спину, только привяжи себя покрепче поясом, и мы улетим с тобой от гадкого крота, улетим далеко, за синие моря, в тёплые края, где солнышко светит ярче, где стоит вечное лето и всегда цветут цветы. Полетим со мной, милая крошка! Ты ведь спасла мне жизнь, когда я замерзала в тёмной холодной яме.

– Да, да, я полечу с тобой! – сказала Дюймовочка.

Она села ласточке на спину и крепко привязала себя поясом к самому большому и крепкому перу.

Ласточка стрелой взвилась к небу и полетела над тёмными лесами, над синими морями и высокими горами, покрытыми снегом. Тут было очень холодно, и Дюймовочка вся зарылась в тёплые перья ласточки и высунула только голову, чтобы любоваться прекрасными местами, над которыми они пролетали.

Вот наконец и тёплые края! Солнце сияло тут гораздо ярче, чем у нас, небо было выше, а вдоль изгородей вился кудрявый зелёный виноград. В рощах поспевали апельсины и лимоны, а по дорожкам бегали весёлые дети и ловили больших пёстрых бабочек.

Но ласточка летела дальше и дальше.

На берегу прозрачного голубого озера посреди раскидистых деревьев стоял старинный белый мраморный дворец. Виноградные лозы обвивали его высокие колонны, а наверху, под крышей, лепились птичьи гнёзда. В одном из них и жила ласточка.

– Вот мой дом! – сказала она. – А ты выбери себе самый красивый цветок. Я посажу тебя в его чашечку, и ты отлично заживёшь.

Дюймовочка обрадовалась и от радости захлопала в ладоши.

Внизу, в траве, лежали куски белого мрамора – это свалилась верхушка одной колонны и разбилась на три части. Между мраморными обломками росли крупные, белые как снег цветы.

Ласточка спустилась и посадила девочку на широкий лепесток. Но что за чудо? В чашечке цветка оказался маленький человечек, такой светлый и прозрачный, словно он был из хрусталя или из утренней росы. За плечами у него дрожали лёгкие крылышки, на голове блестела маленькая золотая корона, а ростом он был не больше нашей Дюймовочки. Это был король эльфов.

Когда ласточка подлетела к цветку, эльф не на шутку перепугался. Ведь он был такой маленький, а ласточка такая большая!

Зато как же он обрадовался, когда ласточка улетела, оставив в цветке Дюймовочку! Никогда ещё он не видал такой красивой девочки одного с ним роста. Он низко поклонился ей и спросил, как её зовут.

– Дюймовочка! – ответила девочка.

– Милая Дюймовочка, – сказал эльф, – согласна ли ты быть моей женой, королевой цветов?

Дюймовочка поглядела на красивого эльфа. Ах, он был совсем не похож на глупого, грязного сынка старой жабы и на слепого крота в бархатной шубе! И она сразу согласилась.

Тогда из каждого цветка, перегоняя друг друга, вылетели эльфы. Они окружили Дюймовочку и одарили её чудесными подарками.

Но больше всех других подарков понравились Дюймовочке крылья – пара прозрачных лёгких крылышек, совсем как у стрекозы. Их привязали Дюймовочке за плечами, и она тоже могла теперь летать с цветка на цветок. То‑то была радость!

– Тебя больше не будут звать Дюймовочкой. У нас, эльфов, другие имена, – сказал Дюймовочке король. – Мы будем называть тебя Майей!

И все эльфы закружились над цветами в весёлом хороводе, сами лёгкие и яркие, как лепестки цветов.

А ласточка сидела наверху в своём гнезде и распевала песни как умела.

Всю тёплую зиму эльфы плясали под её песни. А когда в холодные страны пришла весна, ласточка стала собираться на родину.

– Прощай, прощай! – прощебетала она своей маленькой подруге и полетела через моря, горы и леса домой, в Данию.

Там у неё было маленькое гнёздышко, как раз над окном человека, который умел хорошо рассказывать сказки. Ласточка рассказала ему про Дюймовочку, а от него и мы узнали эту историю.

 

Снежная королева

 

История первая, в которой говорится о зеркале и его осколках

 

 

у, начнём. Дойдя до конца нашей истории, мы будем знать больше, чем теперь.

Так вот, жил‑был на свете злой‑презлой тролль, настоящий дьявол. Он всегда рад был причинить кому‑нибудь неприятность. Однажды он был в особенно хорошем расположении духа: ему удалось смастерить такое зеркало, в котором всё доброе и прекрасное уменьшалось до того, что его и разглядеть было невозможно, а всё негодное и безобразное, напротив, так и бросалось в глаза и становилось ещё хуже. Прекраснейшие леса и поля, отражаясь в этом зеркале, казались варёным шпинатом, а красивейшие из людей – отвратительными уродами: голова у них была там, где должны быть ноги, ноги – там, где голова, а туловища совсем не было. А если у кого‑нибудь на щеке или на носу была веснушка или родинка, она расплывалась по всему лицу, так что лица и вовсе нельзя было узнать.

Это очень забавляло тролля, и он не мог нарадоваться своей выдумке.

Все ученики тролля – у него была своя школа – рассказывали о зеркале, словно о каком‑то чуде.

– Вот теперь, – говорили они, – можно увидеть наконец весь мир и людей в настоящем свете.

И они принялись шнырять со своим зеркалом по всей земле. Скоро не осталось ни одной страны, где бы они не побывали, ни одного человека, на которого бы они не навели своё кривое зеркало. Напоследок захотелось им добраться до самого неба.

Всё выше и выше, всё ближе и ближе к солнцу летели они, и зеркало у них в руках кривилось и корчилось всё больше и больше. И вдруг оно до того перекосилось, что вырвалось у них из рук и, рухнув на землю, разбилось вдребезги.

Но ничего хорошего из этого не получилось. Миллионы, биллионы, триллионы осколков натворили на земле ещё больше бед, чем само зеркало.

Мельчайшие осколки, не крупнее песчинки или даже ещё меньше, разлетелись по всему свету. Они попадали людям в глаза да так и оставались там. Но это бы ещё ничего. Гораздо хуже было то, что человек с таким осколком в глазу начинал всё видеть вверх ногами, шиворот‑навыворот, вкривь и вкось, в хорошем видел плохое, а плохого не отличал от хорошего, потому что каждый осколок кривого зеркала так же искажает то, что в нём отражается, как и всё зеркало. Иной раз осколок попадал человеку прямо в сердце, и это было страшнее всего: сердце превращалось от этого в кусок льда.

Были осколки и побольше, они вполне годились для очков. Но в этих очках люди видели не лучше, а хуже: ясное казалось в них мутным, а прямое – кривым.

Были совсем большие осколки – их даже можно было вставлять в оконные рамы. Но уж в эти окна не стоило смотреть на белый свет, на свою улицу, на добрых друзей: всё равно ничего хорошего не увидишь!

Злой тролль от удовольствия потирал руки и хохотал до колик, словно его щекотали.

А по ветру носилось ещё многое множество осколков разбитого зеркала.

Послушаем же, что случилось.

 

История вторая. Мальчик и девочка

 

 

большом городе, где столько домов, а в домах столько людей, что далеко не каждому удаётся отгородить себе даже самый маленький клочок земли для садика, и где поэтому большинство жителей довольствуется только комнатными цветами в горшках, жили двое детей.

Они были очень бедны, но всё‑таки у них был садик, правда, только чуточку побольше цветочного горшка.

Мальчик и девочка любили друг дружку, как брат и сестра, хотя они вовсе не были ни родные, ни двоюродные, а просто соседи.

Родители их жили бок о бок, на чердаках двух домов, которые стояли так близко, что крыши их почти сходились и окошко глядело в окошко. Под окнами, вдоль стен обоих домов, тянулся водосточный жёлоб, и стоило только перешагнуть с одного жёлоба на другой, как вы оказывались в гостях у соседей.

У каждой семьи было по большому деревянному ящику, в котором росли овощи и небольшие кусты роз. Весной и летом кусты эти покрывались чудесными цветами.

Однажды кому‑то из старших пришло в голову поставить ящики поперёк желобов, и вот словно две цветущие грядки протянулись из окон от одного дома к другому. Горох спускался из ящика зелёными гирляндами, розовые кусты заглядывали в окна и сплетались ветвями, а мальчик и девочка ходили друг к другу в гости по крыше и сидели на скамеечке под розами. И как же весело они здесь играли!

А зимою эти игры кончались. На крышу уже нельзя было выбраться. Окна замерзали. Но дети нагревали на печке медные монетки, прикладывали их к замёрзшим стёклам, и сейчас же оттаивало чудесное крошечное окошко, круглое‑круглое, а в окошечко смотрел чей‑то смеющийся глазок. Это глядели, каждый в своё окошечко, мальчики девочка: Кай и Герда.

Летом они могли одним прыжком очутиться в гостях друг у друга, а зимой надо было сначала спуститься во двор вниз по лестнице, на которой было много‑много ступенек, и потом по другой лестнице подняться на столько же ступенек вверх.

А на дворе в это время дул ветер и кружились лёгкие снежинки.

– Это роятся белые пчёлки, – говорила старая бабушка.

– А у них тоже есть королева? – спрашивал Кай. Он знал, что у настоящих пчёл есть своя королева.

– А как же! – отвечала бабушка. – Только её трудно разглядеть: она всегда в самой гуще снежного роя. Снежинки так и вьются вокруг неё, а она летает, пляшет, скользит, будто хочет спуститься на землю, но никогда не спускается. Покружится, покружится и улетит неизвестно куда на чёрном облаке. По ночам она часто пролетает по городским улицам и заглядывает в окна. Вот оттого‑то стёкла и покрываются ледяными узорами, словно цветами. Видели небось, какие цветы расцвели у нас нынче на окне?

– Да, да, видели, видели! – кричали дети наперебой и верили, что всё это сущая правда.

– А Снежная королева не может войти сюда, к нам? – спросила однажды Герда.

– Пусть только попробует! – сказал Кай. – Я посажу её на тёплую печку, и она сразу растает.

Бабушка погладила его по голове и завела разговор о чём‑то другом.

Вечером, перед самым сном, Кай захотел ещё раз взглянуть на снежную улицу. Он вскарабкался на стул и приник лицом к маленькому «окошечку» в стекле – там, где лёд немного оттаял.

За окном кружились белые снежинки. Одна снежинка упала на край цветочного ящика и на глазах у Кая стала быстро расти. Она росла, росла, и Кай вдруг увидел, что перед ним стоит ослепительная красавица. На голову и плечи её было накинуто покрывало, сотканное из миллионов сверкающих снежинок. Вся одежда её была из блестящего голубоватого льда. А глаза её сияли, как звёзды. До чего же она была хороша! Но каким холодным и тяжёлым был её взгляд!

Красавица кивнула Каю и поманила к себе.

Мальчик испугался.

Он спрыгнул со стула и убежал в самый дальний угол комнаты.

А за окном мелькнуло что‑то белое, словно взмахнула крыльями огромная птица, и всё исчезло.

На другой день был славный морозец. Потом началась оттепель, а там пришла и весна.

Солнышко светило так ярко, в цветочных ящиках зазеленели первые побеги, ласточки с весёлым щебетом вили под крышей гнездо. В домах открыли окна, и дети снова сидели в своём маленьком садике высоко над землёй.

В то лето розы цвели особенно пышно. Кай и Герда не могли наглядеться на них и всякий вечер, уходя спать, прощались с ними и целовали их, а утром радовались каждому вновь распустившемуся цветку.

Однажды под вечер они сидели вдвоём у себя в садике и рассматривали книжку с картинками. На картинках были нарисованы разные звери и птицы.

Большие башенные часы пробили пять раз.

– Ай! – вдруг вскрикнул мальчик. – Что‑то попало мне в глаз. И в сердце кольнуло!..

Девочка испугалась. Она ласково обвила его шею рукой и осторожно заглянула ему в глаза. Кай щурился, мигал, но соринки не было видно.

– Должно быть, сама вышла, – сказал он.

Но в том‑то и дело, что нет. Боль прошла, а соринка осталась, – и не только в глазу, но и в сердце.

И это было не что иное, как два крошечных осколка кривого зеркала.

Бедный Кай! Он теперь видел всё вкривь и вкось, а его сердце должно превратиться в кусок льда!

Так оно и случилось.

Кай посмотрел на Герду и спросил:

– Ну, что ты плачешь! Ведь это мне было больно, а не тебе. И какая ты стала противная, – смотреть на тебя не хочется…

Он отвернулся и поглядел в другую сторону, на розы. Но и розы больше не нравились ему.

– Фу! – закричал он, вскакивая с места. – Какая гадость!.. Эту розу точит червяк! А та совсем кривая. Да посмотри же, Герда! Неужели ты не видишь, что за скверные колючки торчат из этих грязных ящиков!

Он толкнул ящик ногой и сломал две самые лучшие розы.

– Кай, что ты делаешь! – закричала Герда.

А он, увидев, как девочка огорчена, сломал ещё одну розу – просто ей назло, – перепрыгнул через жёлоб и, смеясь, убежал домой.

С тех пор, каждый раз, когда Герда приносила ему книжку с картинками, он говорил, что эти картинки хороши разве что для грудных детей, а когда бабушка начинала рассказывать сказку, он придирался ко всякому слову. И это ещё не всё! Он надевал её очки, ходил точь‑в‑точь, как она, говорил её голосом и так ловко её передразнивал, что все невольно смеялись. Скоро Кай научился передразнивать всех соседей. Ему отлично удавалось выставлять напоказ их странности и недостатки, и люди говорили:

– Что за голова у этого мальчугана! Но лучше не попадаться ему на глаза!

Он высмеивал даже маленькую Герду, которая любила его всем сердцем.

А причиной всего были осколки зеркала, которые попали ему в глаз и в сердце.

Игры и забавы стали у него теперь совсем другие, мудрёные – не такие, как прежде.

Однажды зимою Кай и Герда вышли на улицу погулять. Падал лёгкий снежок. У Кая в руках было большое увеличительное стекло.

– Погляди‑ка в стекло, Герда, – сказал он и подставил полу своей синей куртки, чтобы снег падал прямо на неё.

Каждая снежинка казалась под стеклом куда больше, чем была на самом деле, и напоминала то диковинный цветок, то десятиугольную звезду. В самом деле, это было очень красиво!

– Видишь, как искусно сделано, – сказал Кай. – Они гораздо лучше настоящих цветов. И какая точность! Ни одной неправильной линии. Ах, если б только они не таяли!

В тот же вечер Кай явился к Герде в больших рукавицах и с санками за спиной. Он крикнул ей в самое ухо: «Мне позволили покататься на большой площади с другими мальчиками, а тебя я с собой не возьму!» – и убежал.

На площади собралось много детей. Те, что были посмелее, привязывали свои санки к большим крестьянским саням и катили до самых городских ворот.

Ну и весело же было на площади! И вот в самый разгар катанья, неизвестно откуда, появились большие белые сани. Того, кто сидел в них, совсем нельзя было разглядеть – белая меховая шапка была надвинута до самых бровей, воротник белой меховой шубы поднят до самых глаз. Сани неторопливо объехали вокруг площади два раза. Кай привязал к ним свои санки, и вдруг большие сани понеслись быстрей ветра. Они свернули с площади в переулок, в другой, в третий… Человек, сидевший в них, обернулся и дружески кивнул Каю, как знакомому.

Несколько раз пытался Кай отвязать свои санки, но стоило ему взяться за верёвку – человек в белой шубе кивал ему, и Кай ехал дальше.

Наконец они выехали за городские ворота. Снег вдруг повалил сплошными хлопьями, сразу стало так темно, что Кай не мог разглядеть своей протянутой руки. Он на ощупь распутал верёвку, которой были связаны сани, но его маленькие санки точно приросли к большим саням и вихрем неслись всё дальше и дальше.

Кай громко закричал, но ему никто не отозвался. Снег валил, санки мчались, то ныряя в сугробах, то прыгая через изгороди и канавы. Кай весь дрожал, он хотел прочесть молитву, но в уме у него вертелась одна таблица умножения.

А снежные хлопья всё росли и росли и обратились под конец в мохнатых белых кур. Вдруг все они разлетелись в разные стороны, большие сани остановились, и тот, кто сидел в них, встал во весь рост. Это была высокая, статная, величавая женщина в ослепительно белой шубе и шапке из чистого снега. Снежная королева!.. Кай сразу узнал её.

– Славно проехались! – сказала она. – Но, я вижу, ты совсем замёрз. Перелезай ко мне, я укрою тебя своей шубой.

И, посадив мальчика к себе в сани, она укутала его полой своей белой пушистой шубы. Ему показалось, что он провалился в снежный сугроб.

– Всё ещё холодно? – спросила Снежная королева и поцеловала его в лоб.

У! Поцелуй её был холоднее льда. Холод пробрал Кая насквозь, проник до самого сердца, а его сердце и без того уже было наполовину ледяным. Одну минуту мальчику казалось, что он умирает, но нет. Сердце его только на мгновение замерло, а потом Каю стало совсем хорошо, он даже перестал чувствовать мороз.

– Мои санки! Где мои санки? – спохватился он прежде всего.

– Вот они! – сказала королева.

Санки были привязаны к спине одной из белых куриц, которая летела следом за большими санями.

А Снежная королева поцеловала Кая ещё раз, и он позабыл и Герду, и бабушку, и всех домашних.

– Больше я не буду тебя целовать, – сказала она, – от моего третьего поцелуя ты умрёшь.

Кай взглянул на неё. Она была так хороша! Ему уже не казалось, что она вся изо льда, как в тот вечер, когда он впервые увидел её за окном и она кивнула ему головой.

Он больше не боялся её и рассказал ей, что знает все четыре правила арифметики да ещё дроби; знает, сколько в каждой стране квадратных миль и сколько жителей. А Снежная королева слушала его и только улыбалась в ответ, И тогда он подумал, что, пожалуй, знает ещё совсем мало.

В тот же миг Снежная королева подхватила его, и они взвились на чёрное облако. Буря выла и стонала, словно пела старинные заунывные песни. Они летели над лесами и озёрами, над горами и морями, подними дули холодные ветры, сверкал снег, носились с криком чёрные вороны, а над ними сиял большой ясный месяц.

 

История третья. Цветник женщины, умевшей колдовать

 

 

что же было с Гердой, когда она узнала, что Кай не вернулся с площади домой? Она стала расспрашивать о своём друге всех и каждого. Но никто не знал, куда девался Кай, никто не мог ей ничего сказать о нём.

Мальчики говорили, что видели его в последний раз, когда он привязывал свои санки к большим великолепным саням, которые промчались через площадь, а потом свернули в переулок и выехали за городские ворота.

Много слёз пролили родные Кая, горько плакала о нём Герда.

Наконец все решили, что Кай умер, что он утонул в проруби, когда переезжал через реку.

Долго тянулись хмурые зимние дни.

Но вот настала весна, выглянуло из‑за туч апрельское солнце.

– Кай умер и больше не вернётся, – сказала Герда, когда первый весенний луч заглянул к ней в комнату.

– Не верю, – ответил солнечный луч.

– Кай умер и больше не вернётся, – сказала она ласточкам.

– Не верим, – ответили они.

Наконец и сама Герда перестала этому верить.

«Надену‑ка я свои новые красные башмачки. Ведь Кай ни разу не видел их, – подумала она однажды утром. – И пойду искать его».

Было ещё очень рано. Она поцеловала спящую бабушку, надела новые красные башмачки и побежала за город, прямо к реке.


Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 47; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!