Отрывки из уничтоженных стихов 1 страница



Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке BooksCafe.Net

Все книги автора

Эта же книга в других форматах

Другие книги серии «Записки Мандельштамовского общества»

 

Приятного чтения!

 

Осип Мандельштам.

Собрание стихотворений

 

Камень

 

***

 

 

Звук осторожный и глухой

Плода, сорвавшегося с древа,

Среди немолчного напева

Глубокой тишины лесной...

 

1908

 

***

 

 

Сусальным золотом горят

В лесах рождественские елки;

В кустах игрушечные волки

Глазами страшными глядят.

 

О, вещая моя печаль,

О, тихая моя свобода

И неживого небосвода

Всегда смеющийся хрусталь!

 

1908

 

***

 

 

Из полутемной залы, вдруг,

Ты выскользнула в легкой шали -

Мы никому не помешали,

Мы не будили спящих слуг...

 

1908

 

***

 

 

Только детские книги читать,

Только детские думы лелеять.

Все большое далеко развеять,

Из глубокой печали восстать.

 

Я от жизни смертельно устал,

Ничего от нее не приемлю,

Но люблю мою бедную землю,

Оттого, что иной не видал.

 

Я качался в далеком саду

На простой деревянной качели,

И высокие темные ели

Вспоминаю в туманном бреду.

 

1908

 

***

 

 

Нежнее нежного

Лицо твое,

Белее белого

Твоя рука,

От мира целого

Ты далека,

И все твое -

От неизбежного.

 

От неизбежного

Твоя печаль,

И пальцы рук

Неостывающих,

И тихий звук

Неунывающих

Речей,

И даль

Твоих очей.

 

<Декабрь?> 1909

 

***

 

 

На бледно-голубой эмали,

Какая мыслима в апреле,

Березы ветви поднимали

И незаметно вечерели.

 

Узор отточенный и мелкий,

Застыла тоненькая сетка,

Как на фарфоровой тарелке

Рисунок, вычерченный метко,-

 

Когда его художник милый

Выводит на стеклянной тверди,

В сознании минутной силы,

В забвении печальной смерти.

 

<Апрель?> 1909

 

***

 

 

Есть целомудренные чары -

Высокий лад, глубокий мир,

Далеко от эфирных лир

Мной установленные лары.

 

У тщательно обмытых ниш

В часы внимательных закатов

Я слушаю моих пенатов

Всегда восторженную тишь.

 

Какой игрушечный удел,

Какие робкие законы

Приказывает торс точеный

И холод этих хрупких тел!

 

Иных богов не надо славить:

Они как равные с тобой,

И, осторожною рукой,

Позволено их переставить.

 

1909

 

***

 

 

Дано мне тело – что мне делать с ним,

Таким единым и таким моим?

 

За радость тихую дышать и жить

Кого, скажите, мне благодарить?

 

Я и садовник, я же и цветок,

В темнице мира я не одинок.

 

На стекла вечности уже легло

Мое дыхание, мое тепло.

 

Запечатлеется на нем узор,

Неузнаваемый с недавних пор.

 

Пускай мгновения стекает муть -

Узора милого не зачеркнуть.

 

1909

 

***

 

 

Невыразимая печаль

Открыла два огромных глаза,

Цветочная проснулась ваза

И выплеснула свой хрусталь.

 

Вся комната напоена

Истомой – сладкое лекарство!

Такое маленькое царство

Так много поглотило сна.

 

Немного красного вина,

Немного солнечного мая -

И, тоненький бисквит ломая,

Тончайших пальцев белизна.

 

<Май?> 1909

 

***

 

 

На перламутровый челнок

Натягивая шелка нити,

О пальцы гибкие, начните

Очаровательный урок!

 

Приливы и отливы рук...

Однообразные движенья...

Ты заклинаешь, без сомненья,

Какой-то солнечный испуг,

 

Когда широкая ладонь,

Как раковина, пламенея,

То гаснет, к теням тяготея,

То в розовый уйдет огонь!..

 

16 ноября 1911

 

***

 

 

Ни о чем не нужно говорить,

Ничему не следует учить,

И печальна так и хороша

Темная звериная душа:

 

Ничему не хочет научить,

Не умеет вовсе говорить

И плывет дельфином молодым

По седым пучинам мировым.

 

Декабрь 1909, Гейдельберг

 

***

 

 

Когда удар с ударами встречается

И надо мною роковой,

Неутомимый маятник качается

И хочет быть моей судьбой,

 

Торопится, и грубо остановится,

И упадет веретено -

И невозможно встретиться, условиться,

И уклониться не дано.

 

Узоры острые переплетаются,

И все быстрее и быстрей,

Отравленные дротики взвиваются

В руках отважных дикарей...

 

1910, 1927

 

***

 

 

Медлительнее снежный улей,

Прозрачнее окна хрусталь,

И бирюзовая вуаль

Небрежно брошена на стуле.

 

Ткань, опьяненная собой,

Изнеженная лаской света,

Она испытывает лето,

Как бы не тронута зимой;

 

И, если в ледяных алмазах

Струится вечности мороз,

Здесь – трепетание стрекоз

Быстроживущих, синеглазых.

 

1910

 

Silentium[1]

 

 

Она еще не родилась,

Она и музыка и слово,

И потому всего живого

Ненарушаемая связь.

 

Спокойно дышат моря груди,

Но, как безумный, светел день.

И пены бледная сирень

В черно-лазоревом сосуде.

 

Да обретут мои уста

Первоначальную немоту,

Как кристаллическую ноту,

Что от рождения чиста!

 

Останься пеной, Афродита,

И, слово, в музыку вернись,

И, сердце, сердца устыдись,

С первоосновой жизни слито!

 

1910, 1935

 

***

 

 

Слух чуткий парус напрягает,

Расширенный пустеет взор,

И тишину переплывает

Полночных птиц незвучный хор.

 

Я так же беден, как природа,

И так же прост, как небеса,

И призрачна моя свобода,

Как птиц полночных голоса.

 

Я вижу месяц бездыханный

И небо мертвенней холста;

Твой мир, болезненный и странный,

Я принимаю, пустота!

 

1910, 1922(?)

 

***

 

 

Как тень внезапных облаков,

Морская гостья налетела

И, проскользнув, прошелестела

Смущенных мимо берегов.

 

Огромный парус строго реет;

Смертельно-бледная волна

Отпрянула – и вновь она

Коснуться берега не смеет;

 

И лодка, волнами шурша,

Как листьями...

 

<Не позднее 5 августа> 1910, 1927

 

***

 

 

Из омута злого и вязкого

Я вырос, тростинкой шурша,-

И страстно, и томно, и ласково

Запретною жизнью дыша.

 

И никну, никем не замеченный,

В холодный и топкий приют,

Приветственным шелестом встреченный

Коротких осенних минут.

 

Я счастлив жестокой обидою,

И в жизни, похожей на сон,

Я каждому тайно завидую

И в каждого тайно влюблен.

 

<Осень> 1910, 1927

 

***

 

 

В огромном омуте прозрачно и темно,

И томное окно белеет.

А сердце – отчего так медленно оно

И так упорно тяжелеет?

 

То всею тяжестью оно идет ко дну,

Соскучившись по милом иле,

То, как соломинка, минуя глубину,

Наверх всплывает без усилий.

 

С притворной нежностью у изголовья стой

И сам себя всю жизнь баюкай;

Как небылицею, своей томись тоской

И ласков будь с надменной скукой.

 

1910

 

***

 

 

Душный сумрак кроет ложе,

Напряженно дышит грудь...

Может, мне всего дороже

Тонкий крест и тайный путь.

 

1910

 

***

 

 

Как кони медленно ступают,

Как мало в фонарях огня!

Чужие люди, верно, знают,

Куда везут они меня.

 

А я вверяюсь их заботе,

Мне холодно, я спать хочу;

Подбросило на повороте

Навстречу звездному лучу.

 

Горячей головы качанье,

И нежный лед руки чужой,

И темных елей очертанья,

Еще невиданные мной.

 

1911

 

***

 

 

Скудный луч холодной мерою

Сеет свет в сыром лесу.

Я печаль, как птицу серую,

В сердце медленно несу.

 

Что мне делать с птицей раненой?

Твердь умолкла, умерла.

С колокольни отуманенной

Кто-то снял колокола.

 

И стоит осиротелая

И немая вышина,

Как пустая башня белая,

Где туман и тишина...

 

Утро, нежностью бездонное,

Полуявь и полусон -

Забытье неутоленное -

Дум туманный перезвон...

 

1911

 

***

 

 

Воздух пасмурный влажен и гулок;

Хорошо и не страшно в лесу.

Легкий крест одиноких прогулок

Я покорно опять понесу.

 

И опять к равнодушной отчизне

Дикой уткой взовьется упрек,-

Я участвую в сумрачной жизни,

Где один к одному одинок!

 

Выстрел грянул. Над озером сонным

Крылья уток теперь тяжелы.

И двойным бытием отраженным

Одурманены сосен стволы.

 

Небо тусклое с отсветом странным -

Мировая туманная боль -

О, позволь мне быть также туманным

И тебя не любить мне позволь.

 

1911, 28 августа 1935

 

***

 

 

Сегодня дурной день,

Кузнечиков хор спит,

И сумрачных скал сень -

Мрачней гробовых плит.

 

Мелькающих стрел звон

И вещих ворон крик...

Я вижу дурной сон,

За мигом летит миг.

 

Явлений раздвинь грань,

Земную разрушь клеть

И яростный гимн грянь -

Бунтующих тайн медь!

 

О, маятник душ строг,

Качается глух, прям,

И страстно стучит рок

В запретную дверь к нам...

 

1911

 

***

 

 

Смутно-дышащими листьями

Черный ветер шелестит,

И трепещущая ласточка

В темном небе круг чертит.

 

Тихо спорят в сердце ласковом

Умирающем моем

Наступающие сумерки

С догорающим лучом.

 

И над лесом вечереющим

Встала медная луна;

Отчего так мало музыки

И такая тишина?

 

<Июнь> 1911

 

***

 

 

Отчего душа так певуча,

И так мало милых имен,

И мгновенный ритм – только случай,

Неожиданный Аквилон?

 

Он подымет облако пыли,

Зашумит бумажной листвой

И совсем не вернется – или

Он вернется совсем другой.

 

О, широкий ветер Орфея,

Ты уйдешь в морские края,-

И, несозданный мир лелея,

Я забыл ненужное "я".

 

Я блуждал в игрушечной чаще

И открыл лазоревый грот...

Неужели я настоящий

И действительно смерть придет?

 

1911

 

Раковина

 

 

Быть может, я тебе не нужен,

Ночь; из пучины мировой,

Как раковина без жемчужин,

Я выброшен на берег твой.

 

Ты равнодушно волны пенишь

И несговорчиво поешь;

Но ты полюбишь, ты оценишь

Ненужной раковины ложь.

 

Ты на песок с ней рядом ляжешь,

Оденешь ризою своей,

Ты неразрывно с нею свяжешь

Огромный колокол зыбей;

 

И хрупкой раковины стены,-

Как нежилого сердца дом,-

Наполнишь шепотами пены,

Туманом, ветром и дождем...

 

1911

 

***

 

 

О небо, небо, ты мне будешь сниться!

Не может быть, чтоб ты совсем ослепло

И день сгорел, как белая страница:

Немного дыма и немного пепла!

 

24 ноября 1911, 1915(?)

 

***

 

 

Я вздрагиваю от холода -

Мне хочется онеметь!

А в небе танцует золото -

Приказывает мне петь.

 

Томись, музыкант встревоженный,

Люби, вспоминай и плачь,

И, с тусклой планеты брошенный,

Подхватывай легкий мяч!

 

Так вот она – настоящая

С таинственным миром связь!

Какая тоска щемящая,

Какая беда стряслась!

 

Что, если, вздрогнув неправильно,

Мерцающая всегда,

Своей булавкой заржавленной

Достанет меня звезда[2]?

 

1912, 1937

 

***

 

 

Я ненавижу свет

Однообразных звезд.

Здравствуй, мой давний бред -

Башни стрельчатой рост!

 

Кружевом, камень, будь

И паутиной стань,

Неба пустую грудь

Тонкой иглою рань.

 

Будет и мой черед -

Чую размах крыла.

Так – но куда уйдет

Мысли живой стрела?

 

Или, свой путь и срок

Я, исчерпав, вернусь:

Там – я любить не мог,

Здесь – я любить боюсь...

 

1912

 

***

 

 

Образ твой, мучительный и зыбкий,

Я не мог в тумане осязать.

«Господи!»– сказал я по ошибке,

Сам того не думая сказать.

 

Божье имя, как большая птица,

Вылетело из моей груди!

Впереди густой туман клубится,

И пустая клетка позади...

 

Апрель 1912

 

***

 

 

Нет, не луна, а светлый циферблат

Сияет мне,– и чем я виноват,

Что слабых звезд я осязаю млечность?

 

И Батюшкова мне противна спесь:

Который час, его спросили здесь,

А он ответил любопытным: вечность!

 

1912

 

Пешеход

 

М. Л. Лозинскому

 

 

Я чувствую непобедимый страх

В присутствии таинственных высот.

Я ласточкой доволен в небесах,

И колокольни я люблю полет!

 

И, кажется, старинный пешеход,

Над пропастью, на гнущихся мостках

Я слушаю, как снежный ком растет

И вечность бьет на каменных часах.

 

Когда бы так! Но я не путник тот,

Мелькающий на выцветших листах,

И подлинно во мне печаль поет;

 

Действительно, лавина есть в горах!

И вся моя душа – в колоколах,

Но музыка от бездны не спасет!

 

1912

 

Казино

 

 

Я не поклонник радости предвзятой,

Подчас природа – серое пятно.

Мне, в опьяненьи легком, суждено

Изведать краски жизни небогатой.

 

Играет ветер тучею косматой,

Ложится якорь на морское дно,

И бездыханная, как полотно,

Душа висит над бездною проклятой.

 

Но я люблю на дюнах казино,

Широкий вид в туманное окно

И тонкий луч на скатерти измятой;

 

И, окружен водой зеленоватой,

Когда, как роза, в хрустале вино,-

Люблю следить за чайкою крылатой!

 

Май 1912

 

***

 

 

Паденье – неизменный спутник страха,

И самый страх есть чувство пустоты.

Кто камни нам бросает с высоты,

И камень отрицает иго праха?

 

И деревянной поступью монаха

Мощеный двор когда-то мерил ты:

Булыжники и грубые мечты -

В них жажда смерти и тоска размаха!

 

Так проклят будь готический приют,

Где потолком входящий обморочен

И в очаге веселых дров не жгут.

 

Немногие для вечности живут,

Но если ты мгновенным озабочен -

Твой жребий страшен и твой дом непрочен!

 

1912

 

Царское село

 

Георгию Иванову

 

 

Поедем в Царское Село![3]

Там улыбаются мещанки,

Когда уланы после пьянки

Садятся в крепкое седло...

Поедем в Царское Село!

 

Казармы, парки и дворцы,

А на деревьях – клочья ваты,

И грянут «здравия» раскаты

На крик – «здорово, молодцы!»

Казармы, парки и дворцы...

 

Одноэтажные дома,

Где однодумы-генералы

Свой коротают век усталый,

Читая «Ниву» и Дюма...

Особняки – а не дома!

 

Свист паровоза... Едет князь.

В стеклянном павильоне свита!..

И, саблю волоча сердито,


Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 50; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!