НАКАНУНЕ ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНОГО ЗАСЕДАНИЯ

 

Лицо адвоката выражало крайнюю озабоченность. Он долго не решался начать разговор, пока Сергею не надоело молчание, и он сделал нетерпеливое движение.

– Что-нибудь новое?

– Да. Вы по-прежнему настаиваете на том, чтобы защита строилась на полном оправдании?

– Что изменилось?

– Видите ли, Сергей Владимирович, мы, то есть коллегия адвокатов, ведущая ваше дело, рассчитывали вначале в случае неблагоприятного исхода апеллировать к общественному мнению и добиться референдума. Вы знаете, что таких прецедентов нет, тем не менее, этого можно добиться, так как Всемирный Совет всецело на вашей стороне. Он имеет право поставить вопрос о вашей судьбе на всенародное голосование.

– Ну, так что же?

– А то, что складывается крайне неблагоприятная обстановка. Предварительный опрос, проведенный прессой, показывает явный перевес сторонников вашего осуждения.

– Вот как?

– Да!

– Что же, они жалеют НГ?

– Дело не в этом. Кто-то упорно распускает слухи, что вы действовали в сговоре со Всемирным Советом и специально заблокировали СС, лишив таким образом людей надежды на бессмертие. А когда НГ в союзе с распущенным ныне Союзом Церквей хотел изменить ситуацию и открыть доступ к СС, вы расправились с НГ и Союзом Церквей.

– Какая чепуха!

– Но слухи упорно ползут. Причем видна некая организация в распространении слухов. По-видимому, действуют остатки НГ. Как всегда недобитый враг когда-нибудь да укусит. Таким образом, если решение о вашей судьбе будет вынесено на всемирный референдум, около 60% проголосуют за ваше осуждение, то есть, за смертную казнь. Скажу больше. Прокурор, который вначале и слышать не хотел о референдуме, теперь не только не возражает, а настаивает на нем. И если суд, коллегия присяжных, в общем-то благоприятно для вас настроены, то подавляющее большинство людей планеты жаждет крови.

– Подождите! Ведь средства массовой информации правдиво осветили все, что касалось НГ и блокады СС. Почему такая реакция?

– Есть ситуации, когда толпа больше верит слухам, чем средствам массовой информации. Население думает, что Совет просто не хочет открыть всем доступ в СС, оставляя его только для избранных. Все заверения Совета в этом отношении не принимаются во внимание. В церквах и соборах ведутся проповеди о всеобщем равенстве в "том мире" и о справедливости, то есть, призывают требовать общую доступность к СС.

– Со временем это станет возможным, но пока просто технически ничего не получится.

– Никто с этим считаться не хочет.

– Но Союз Церквей распущен, и его руководители осуждены самой церковью!

– Да! Но церковь, видно, решила использовать возможность поправить авторитет на столь популярном лозунге. Поэтому я и говорю, что ситуация сложилась крайне неблагоприятная. Суд присяжных при таком общественном мнении не решится вынести вам оправдательный приговор. Максимум, что он сможет сделать, это вынести решение о смягчающих вину обстоятельствах и тем самым спасти вас от смерти. А там пройдет время, люди поймут, что вы для них сделали… Соглашайтесь, Сергей Владимирович! Иного выхода я не вижу.

– Интересное положение, – проговорил Сергей, как бы рассуждая сам с собой, – судят нас за нарушение законов, за самосуд над НГ, судят, а в душе не осуждают. Смерти же нам хотят за несовершенные и приписанные нам кем-то поступки.

– В этом вся соль и запутанность положения, – подхватил адвокат. – Вас осудят официально за то, что в душе каждый из судей и присяжных одобряет, а неофициально – под давлением создавшегося общественного мнения. А общественное мнение, как вы знаете, при нашей структуре может мгновенно смести и Совет, и все другие официальные органы. Достаточно лишь нажать кнопку индивидуального компьютера. Вот вам издержки демократии!

– Не демократии, а охлократии и неинформированности народа. Совет с самого начала побоялся сказать правду о блокаде СС, чтобы не вызвать панику. Демократия не может иметь издержек. Но демократия превращается в охлократию, когда народ не информирован. Представьте себе, что вы ввели в ЭВМ ложную информацию, можно ли в таком случае упрекать машину, что она выдает неправильные решения? Так и народ! Можно ли упрекать его за то, что его обманули, подсунули людям ложную информацию? Нет, конечно. Мне сейчас пришла в голову интересная мысль. Все диктаторы прошлого приходили к власти именно на волне демократического движения. Это были искуснейшие программисты, которые могли ввести в "мыслящий аппарат" народа ложную, выгодную для этих будущих диктаторов, информацию. Таким образом, они превращали демократию в охлократию, а затем добивались личной диктатуры. Всегда одно и то же! Сначала лозунги, затем разгул толпы и, как закономерный итог, – личная диктатура. Незыблемая формула. Сначала превратить народ в толпу, потом при помощи толпы уничтожить мыслящую часть населения, чтобы исключить обратное превращение толпы в народ.

– Вы способны сейчас теоретизировать? Когда жизнь ваша висит на волоске?

– А почему бы нет? Пока живу – я мыслю. Умру – моя мыслящая материя будет закономерно разлагаться на простейшие органические, а потом на неорганические элементы. Но я хочу вернуться к сказанному. Давно известно: маленькая ложь рождает большое недоверие. Совет скрыл от народа блокаду СС, и вот рождено недоверие ко всему Совету. Ошибка в стратегии власти. Эта ошибка идет от недоверия власти к самому народу. И коль власть вступает на этот путь, то пожинает плоды недоверия со стороны самого народа. Сколько в результате этого погибло хороших начинаний! Запомните на будущее. От народа ничего нельзя скрыть, и самым прочным правительством будет то, которое ничего не будет скрывать от собственного народа. Доверие рождает доверие. Это аксиома, которая, к сожалению, долго не доходит до правительств. Я понимаю, что правительство, которое намерено злоупотреблять властью, вынуждено скрывать это от населения. Но ведь наш Совет – самый демократический орган управления за всю историю человечества. Почему он сделал такую ошибку? Почему скрыл? Сергей говорил еще долго, но адвокат слушал его невнимательно. Мысли его были заняты куда более конкретными вопросами. Дождавшись, когда Сергей замолчал, он снова заговорил о том, что его больше всего волновало:

– Сергей Владимирович, вы должны помочь присяжным!

– Не понял? Как я им могу помочь? Я, подсудимый, своим судьям?

– Помогите им сохранить вам и вашим товарищам жизнь. Признайте частично свою вину. Ведь не могут они вам смягчить приговор, если вы упорно твердите, что поступали правильно и не жалеете нисколько о случившемся. Ох! Я не то говорю! Простите, я слишком волнуюсь, Но вы должны меня понять. Дайте им хоть маленькую зацепку. Хоть скажите, что вы сожалеете… что ли? А? Сергей Владимирович? Ну, прошу вас! Через год будет другая ситуация. Можно надеяться на пересмотр приговора… Неужели вы не хотите жить?!

– Очень хочу! А сейчас, как никогда!

– Так в чем же дело? Вы боитесь унижения? Но это проходящее…

– Это не проходящее, но дело не в унижении. Здесь значительно серьезнее. Признать, что я был не прав – это открыть путь новым попыткам захвата власти и установления диктатуры и тоталитаризма. Если нас казнят, но казнят не униженными, не раскаявшимися, неизбежно придет время, когда люди поймут нашу правоту и найдут в себе силы раз и навсегда покончить со всякими попытками обратить себя в рабство. Если же мы выразим, как вы говорите, сожаление, признаем свою неправоту, то тем самым мы навсегда осудим себя и, в случае аналогичной ситуации, никто уже не решится на такое. Тогда выйдет, что мы, вместо радикальной операции, спасающей организм, провели лишь незначительное лечение, эффект которого весьма проходящий.

– Я не заставляю моих друзей идти за собой. Пусть каждый выберет свой путь. Я выбрал.

– Они пойдут за вами, – печально констатировал адвокат.

 

 

***

Было около одиннадцати часов ночи, когда к маленькому особняку на окраине города подъехала машина. Эльга еще не легла спать и слышала, как хлопнула дверца автомобиля и он тотчас же отъехал.

Через десять минут к ней в комнату постучала хозяйка особняка, которая уже несколько месяцев, пока длился суд, сдавала ей комнату на втором этаже.

– Фрау Эльга, – едва сдерживая волнение, произнесла хозяйка, – к вам поздний гость. Я говорила ему, что уже поздно, но он очень настаивал.

– Где он? – волнение хозяйки невольно передалось Эльге.

– Ждет внизу, в гостиной. С виду очень приличный и симпатичный молодой человек… Но так поздно?! – хозяйка пожала плечами. – Может быть, – высказала она предположение, – это касается вашего мужа?

Эльга быстро вышла из комнаты и стала спускаться по лестнице. В гостиной, в связи с поздним часом, мягко светила только настольная лампа. Сидевший на стуле возле журнального столика при виде ее поднял голову, и она вздрогнула. Эльге показалось, что это Сергей. Но, присмотревшись, она узнала Владимира Олянского. Как же он все-таки похож на того Сергея, которого она встретила два года назад в институте Сверхсложных Систем!

– Ты? – удивилась она. – Как ты меня нашел?

– Ну, это было не самое трудное, – ответил Владимир, подойдя к ней и целуя протянутую руку.

– Но ты ведь рискуешь жизнью! Ты знаешь, что тебя повсюду ищут?

– А, пусть ищут, – беспечно махнул рукой Владимир и озабоченно спросил. – Ты когда увидишь Сергея?

– Завтра. Послезавтра заключительное заседание суда и вынесение приговора. Мне разрешили свидание.

– Отлично! Значит, успеем!

– Ты что-то задумал? – с надеждою в голосе спросила Эльга.

– Задумал. Вот что: приговор суда не вызывает больше сомнения. Ждать дольше нельзя. После приговора их переведут в центральную тюрьму с усиленной охраной. Да дело не только в ней. Там надежная сигнализация, и сделать что-либо, не поднимая шума, не удастся. Надо действовать сейчас, до вынесения приговора.

– Ты хочешь, чтобы он бежал?!

– Не только он, но и все наши товарищи. У меня все готово. Один отряд сосредоточен в городе, остальные в его окрестностях и по пути следования. Он будет жить, даже если бы мне пришлось сравнять здание суда с землей.

Эльга слушала, радуясь и пугаясь одновременно. Она хорошо знала Владимира, его решительность и точность расчета.

– Что я должна сделать?

– Предупредить Сергея. Завтра, через два часа после свидания с тобой, мы совершим нападение на тюрьму и освободим его и всех наших. Встретимся сразу же после этого свидания. Я сам подойду к тебе.

Выйдя за ворота тюрьмы, Эльга уже не могла сдержать рыдания. Она прислонилась к углу облицованного гранитом здания и почувствовала, что сейчас упадет. Рядом скрипнули тормоза. Ее кто-то подхватил на руки и внес в машину. Это был Владимир.

– Ну что? – с беспокойством спросил он, протягивая ей флягу с водой.

Эльга несколько раз пыталась сказать слово, но спазмы в гортани мешали ей говорить.

– Отъедем подальше! – приказал Владимир водителю.

– Ну, успокойся и скажи, наконец, что случилось. Почему ты так расстроена?

– Он… он отказался, – выдавила из себя Эльга.

– Что?! Как?! Почему?! – вырвалось у Владимира.

Эльга отдышалась и, сбиваясь, начала рассказывать о результатах ее переговоров с Сергеем. Поговорить удалось. Тюремщик, из уважения к Сергею, оставил их одних. Эльга передала мужу все, что ей рассказал Владимир. Сергей долго молчал, но потом наотрез отказался.

"Если я совершу побег, то тем самым признаю вину и неправоту моего дела. А это бы свело все на нет. Все наши усилия! Всю проделанную работу! Нет! Этого нельзя делать!"

– Я не могла его уговорить. Я стояла перед ним на коленях и просила согласиться ради нашего сына, но он сказал, что ради всех детей человеческих, ради их будущего он должен остаться и ждать приговора.

Владимир даже застонал.

– А что же Северцев, эта старая проститутка?!

Эльга ласково провела рукой по таким же, как и у Сергея, темно-пепельным волосам Владимира.

– Ты несправедлив к нему, Володя. Он три раза выступал на суде. Несколько раз требовал вмешательства Совета, но что он может сделать, и что может сделать Совет? Он не имеет влияния на судебную власть. Прокурор твердит, что закон нарушен, а закон один для всех.

Машина остановилась. Водитель, не получив указания, не знал, куда ехать дальше и, полуобернувшись, вопросительно посмотрел на Олянского, сидящего на заднем сидении рядом с Эльгой. Наклонившись вперед, тот сжал руками голову и тихо, со стоном повторял:

– Ох, отец, отец…

Эльга схватила его за плечи и, пристально вглядываясь ему в лицо, прошептала: – Что ты сказал? Повтори! Ты?..

Владимир кивнул головой.

– Да! Но он об этом не знает. Меня к нему прислала мать…

– Мать? Я ничего не понимаю… Ты… ты ведь взрослый… Как?..

– Потом, Эльга, потом. Сейчас я не в состоянии говорить…

– Поезжай, Миша, к ней домой, – велел он водителю.

– Завтра приговор… А там посмотрим! – с угрозой в голосе произнес он, прощаясь с Эльгой.

 

 

ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНОЕ ЗАСЕДАНИЕ

 

Выдержки из речи прокурора

– … Я не буду больше возвращаться к той изощренной, можно сказать, патологической жестокости подсудимого и его помощников. Об этом говорили свидетели. Я не буду повторять их показания, так как хочу пощадить слух присутствующих в зале, особенно женщин. Здесь много говорилось о так называемом благородстве целей. Может быть, я подчеркиваю, может быть, обвиняемые действительно преследовали благородные цели. Может быть! (крики протеста). Я даже могу согласиться с этим. Но, господа! Человечество давно, раз и навсегда, совершенно справедливо осудило известный вам пресловутый принцип: "Цель оправдывает средства". Сколько раз человечество жестоко расплачивалось за применение этого принципа! Какие только преступления против человечности, против справедливости и гуманности не совершались под прикрытием этого принципа! Разве не ради него пылали костры инквизиции в мрачные годы средневековья? Разве не ради этого принципа отравляли в газовых камерах миллионы людей? И разве не этот же принцип взяли на вооружение сами неогуманисты? Благородство целей?

Я, с вашего разрешения, еще вернусь к этому вопросу. Но я хочу вам напомнить, что не было в истории человечества ни одного преступления, которое не прикрывалось бы благородством конечной цели. Ни один диктатор не приходил к власти, не пообещав человечеству установления в будущем справедливого и благоустроенного мира. Запомните это! И обратите внимание: чем заманчивее для простаков-обывателей были его обещания, тем более жестоким и более кровавым становился устанавливаемый им режим после захвата власти.

Здесь на суде говорилось, что действия подсудимых спасали демократию. Но, прошу вас, назовите мне хотя бы одного-единственного диктатора, который не начинал свои действия под флагом спасения демократии!

Да, подсудимые боролись с мафией. Никто не может этого отрицать. Но была ли это борьба за демократию, или же борьба за власть? Борьба за право осуществлять насилие? Обратимся к историческим примерам. Я прошу вас мысленно перенестись в жестокий двадцатый век. Фашизм, который чуть не погубил человечество. Разве не было внутрипартийной борьбы между различными течениями фашизма, когда одна группа уничтожала другую? Вспомните известную "ночь длинных ножей", когда Гитлер расправился со своими бывшими союзниками. Все это было, и все это может повториться! Перед захватом власти одна мафия вступает в борьбу с другой, и отличительной чертой этой борьбы является та страшная жестокость, с которой одна мафия расправляется с другой. Без выбора средств! Не останавливаясь ни перед чем! Это один из главнейших признаков наступления будущего террора по отношению к населению, когда мафия захватывает власть и укрепляет ее страхом, насилием и террором, обращенными уже на все население.

В прессе сейчас много пишут о вскрытии подсудимыми преступлений неогуманистов. Да, это так! Ну и что? Назовите мне хотя бы один случай вы истории, когда победитель в политической борьбе скрывал от общества преступления, совершенные побежденным? Мы не видим здесь ничего нового.

Я хочу вам еще раз напомнить, что первый и главный признак мафии, ставящей целью захват власти, – это полная неразборчивость в средствах для достижения цели. Имеем ли мы этот признак? Да! Он налицо! – прокурор сделал паузу, налил из графина воды, отпил глоток и продолжал:

– Второй признак – это глубочайшее презрение к народу, к демократии. Здесь подсудимые перещеголяли даже своих противников. Те хотя бы пытались прийти к власти законным путем, готовя референдум. Эти же организовали тайные боевые группы и даже не помышляли обратиться к народу (крики протеста).

– Я понимаю, что вас смущает. Вы имеете в виду книгу, написанную главным обвиняемым. Но это же несерьезно! Вспомните, сколько издано таких романов-предупреждений. В романе можно выдумать все, что угодно, вплоть до нашествия инопланетян. Что же прикажете делать? После выхода в свет романа Уэллса "Борьба миров" человечество должно было бы готовиться к отражению десантов марсиан? Это же смешно, господа!

Но коль мы заговорили о романе, который автором назван очень образно – "Тупик", то позвольте обратить ваше внимание, что сам роман, особенно его конец, пропитан презрением к человечеству. Автор совершенно не верит в его силы, в его способность к сопротивлению насилию. Автор издевается над человечеством и в издевательском тоне описывает борьбу с режимом правозащитников и политической оппозиции. Единственные, кто вызывает у него симпатию, – это будущий диктатор, который, как и сам автор, не стесняется в выборе средств, да еще группа экстремистов. Автор буквально упивается сценами насилия и жестокости, невольно выдавая себя, свой характер.

Следствие располагает сведениями, что роман написан самой СС. И это еще более настораживает и пугает! СС, ее психология, как теперь известно, формировалась под влиянием психологии подсудимого. Это страшно! Это очень страшно! Если подсудимый обладает такой изощренной жестокостью, то что можно ожидать от сверхинтеллектуальной системы, психология которой скопирована с психологии подсудимого? Не нависла ли над человечеством еще более страшная угроза, чем угроза захвата власти неогуманистами? Можем ли мы сейчас исключить это? Нет! Можем ли мы позволить жить подсудимому и, зная его нечеловеческие возможности, находиться под непрерывной угрозой полного, безоговорочного подчинения всего человечества лицу, которое даже нельзя назвать человеком, в истинном значении этого слова, чья патологическая жестокость нам хорошо известна? Неогуманисты назвали его Оборотнем. Должен признать, что при всем моем отвращении к этой организации название, которое они дали ему, абсолютно справедливо.

(Защита заявила протест. Суд принял протест защиты и призвал прокурора воздерживаться от подобных заявлений).

– Приношу Суду извинения! Однако должен сделать следующее заявление. У нас уголовный суд, и мы не можем решать вопросы, относящиеся к компетенции Всемирного Совета. Но я обращаюсь к общественному мнению. Не совершило ли человечество роковую ошибку, создав сверхинтеллектуальную систему? Не поплатится ли оно за это своей свободой, а может быть и жизнью?

Итак, что мы видим в подсудимом? Мы видим глубочайшее презрение к человечеству, которое сочетается с потенциальным могуществом, обусловленным его особыми связями со Сверхразумом. Что человечество может ожидать от такого сочетания? Судите сами, господа!

Перехожу ко второй части обвинительного заключения. Мы подробно говорили о преступлениях, совершенных подсудимыми против закона, о насилии в отношении такой же преступной группы, осужденной судом раньше. Помимо изложенных признаков преступной деятельности подсудимых, ее можно также квалифицировать как самосуд. Но сейчас речь пойдет о другом. О еще одном преступлении, страшном преступлении, господа, против всего человечества, о насилии, совершенном в отношении всего населения Земли, последствия которого будут сказываться в будущих поколениях. Последствия, которые трудно предсказать и совершенно невозможно предотвратить. Я вижу в будущем тысячи и тысячи конфликтов, миллионы разрушенных семей, миллионы детей, брошенных родителями на произвол судьбы, разрушение торговли, упадок хозяйственной деятельности, нищету и всеобщую ненависть друг к другу.

Совершено покушение на естественное право человека. Что я говорю? Разве о покушении идет речь? Нет! Это свершившийся факт! И скажу вам, господа, в истории человечества не было более страшного преступления. Зверства татар и турок, зверства фашистов и инквизиции бледнеют и кажутся мне детскими забавами по сравнению с тем, что уготовил главный ответчик нам и будущим поколениям человечества. Я говорю о праве собственности на свои мысли и чувства, на свои симпатии и антипатии. Можете ли вы представить себе общество, если чувства и мысли каждого человека становятся предметом всеобщего обозрения? Вы представляете, в какой психологический кошмар вверг нас подсудимый, какой ад нам уготован?

Я не говорю о ситуациях, которые могли бы быть восприняты несерьезными людьми как комические. Муж не сможет скрыть своих чувств и увлечений от жены, жена от мужа, начальник всегда будет знать, что думает о нем подчиненный (смех в зале). Да, господа, на первый взгляд это даже смешно. Давайте посмеемся вместе. Но не придется ли нам плакать? Я уж не говорю о медицинской этике! Ваши болячки, ваши тайные болезни, ваши пороки становятся предметом всеобщего обозрения. Вызовут ли они сочувствие? Может быть! Но может быть, что более вероятно, – презрение и стремление изолировать… Кого? Вас? – он ткнул пальцем в зал. – Вас? Или всех нас? Подумайте вы, женщины, легко ли вам будет выйти замуж? И вы, мужчины, легко ли вам будет найти жену? Что же вы молчите? Радуйтесь! Радуйтесь и вы, служащие в учреждениях, институтах, школах, работающие на заводах и фабриках. Радуйтесь! Если вы раньше могли назвать мысленно свое начальство мерзавцем и подонком, и это вам приносило облегчение и утешение, то теперь вы будете лишены даже маленького удовольствия. Маленького? О, нет! Это "маленькое" удовольствие приносило вам психологическую разрядку, охраняло ваш мозг от перенапряжения, создавало иллюзию справедливости. Я говорю иллюзию, так как от того, назовете ли вы мысленно свое начальство сволочью, справедливость не восстановится, но, согласитесь, это было и приятно, и психологически необходимо. Что же теперь? Да ни одно учреждение не сможет теперь нормально работать! Как будет чувствовать себя руководитель, если слышит мысли подчиненных, называющих его тупицей, бездарностью и тому подобным, в общем, всем тем, чем подчиненные мысленно награждают своего начальника?

Издавна существует поговорка: "Чужая душа – потемки". Мы, люди, как правило, по достоинству оцениваем только то, что теряем. Подумайте теперь, не являлось ли это свойство нашей души краеугольным камнем, на котором зиждется вся наша цивилизация? Подумайте! Мы всегда относились отрицательно к насилию и обману. Но насилию мы обязаны возникновением государств, общественных структур. А обман? Вам не кажется, что возможность обманывать друг друга, скрывать то, что мы думаем друг о друге, является тем необходимым условием, которое мешает нам вцепиться друг другу в глотки? Обман – это та необходимая одежда, которая скрывает наше собственное дерьмо от всеобщего обозрения. Теперь, когда защитные экраны или хотя бы фиговые листки срываются, не почувствуем ли мы сами к себе взаимного отвращения? Прошу прощения. Высокоуважаемый Суд, за грубость выражения, но по существу это так и есть.

Пагубные свойства человеческого мозга, которые подсудимый называет "даром далекой, неизвестно где находящейся планеты Элиа", распространяются среди людей со скоростью лесного пожара. Это эпидемия, господа! И судить его (он указал пальцем на Сергея) надо за сознательное внесение на Землю неизлечимой инфекции. Именно так, господа!

Нас пытались убедить, что новые свойства человеческого мозга способствуют росту морали, нравственности и т. п., и т. д. Однако позвольте заметить, ведь подсудимый давно обладает особыми свойствами мозга, но о какой морали и нравственности может идти речь? Мы только что говорили о нечеловеческой жестокости подсудимого. Это мораль? Это нравственность? – прокурор развел руками: – Если за мораль и нравственность принимать уничтожение свыше ста тысяч человек, пусть даже отъявленных преступников, уничтожение без суда и следствия, без определения степени виновности каждого считать моралью, то я скажу: избави Бог нас всех от такой морали!

Во имя правосудия и справедливости я требую для всех присутствующих здесь подсудимых высшей меры наказания – смертной казни!

Прокурор закончил речь и сел на место.

 

 

***

Выдержки из речи защитника

– Мой коллега прокурор произнес блистательную речь, достойную по своей красочности лучших образцов древнего ораторского искусства. Пожалуй, Демосфен так не обрушивался на Филиппа II, а Цицерон на Катилину, как мой коллега на человека, который своим беспримерным подвигом спас человечество. Спас всех нас, присутствующих в зале, от мозговых операций, в том числе и моего коллегу, спас ваших дочерей, господа, от растления и насилия, ваших сыновей от рабства; рабства, от которого уже никто не смог бы спасти их, ни Спартак, ни Пугачев, ни высокомудрые политики. Мой коллега прокурор пел здесь дифирамбы лжи и обману и очень сокрушался по поводу того, что в нашем будущем обществе не будет им места. Что ж, прокурор последователен. Этого у него никак не отнимешь. Прокурор забыл, будем считать, что забыл, что так называемый роман "Тупик" написан не моим подзащитным и не является в полном смысле романом, а грозным предупреждением, художественным описанием точной модели, созданной в интеллектуальной системе СС, для которой нет на нашей планете недоступной информации. Факт написания романа СС сейчас не подлежит сомнению так же, как не подлежит сомнению абсолютная достоверность прогностической ценности модели. Вам хорошо известны материалы предыдущего судебного процесса, на котором представлены неопровержимые доказательства, что именно такой общественный строй готовили нам Каупони и его компания. Перед вами прошли свидетели и жертвы мозговых операции. Их было произведено около трехсот тысяч. Триста тысяч несчастных, лишенных способности сопротивляться, изготавливали на подпольных заводах страшное оружие. Этого вам мало? Вам мало и около пятидесяти тысяч искалеченных девичьих душ и тел? Господин прокурор, очевидно, считает, что недостаточно. Надо было подождать, пока неогуманисты не станут действовать, не возьмут всю полноту власти в свои руки и не установят свой режим. Вот о чем так сожалеет прокурор!

(Прокурор заявил протест. Суд принимает протест прокурора и делает замечание защитнику).

Защитник: – Хорошо, я изменю формулировку и вместо сожаления скажу – недомыслие. Свыше трех столетий Мафия сосала кровь у человечества. Наркомания, проституция, убийства, подпольный бизнес – это были не только преступления, но и продуманные средства накопления сил перед окончательным прыжком – захватом власти и установлением небывалого режима насилия и подавления. На совести, хотя, простите, нельзя употреблять это слово по отношению к Мафии, на ее счету миллиарды убийств, как непосредственных, так и при помощи наркотиков. Общество оказалось бессильным бороться с Мафией. Чтобы победить ее, надо было изменить законы. Естественно, этого нельзя сделать, так как изменение законов – большой шаг назад в социальном развитии. Это также таило в себе опасность установления снова тоталитарного режима. При существующих же законах все меры оказывались неэффективными. Мафиози убирали свидетелей, и процессы против главарей шаек прекращались за отсутствием доказательств. Сколько таких процессов состоялось? Тысячи. И чем они кончались? В лучшем случае, преступник получал несколько лет отсидки в тюрьме и после выхода из нее снова принимался за старое.

Мой подзащитный избрал единственно верный путь борьбы и победил. Мафия разгромлена. И теперь "благодарное" человечество судит и приговаривает к смерти (на этом, по крайней мере, настаивает прокурор) своего спасителя. Логично? Недавно вы, жители Женевы, были свидетелями героического поступка юноши, который, рискуя жизнью, спас женщину с опрокинувшейся во время бури яхты. Спасая, вынужден был оглушить ее ударом кулака, так как обезумевшая от страха женщина могла утопить и его, и себя. Подумайте, если моего подзащитного судят за спасение всего человечества и расправу с заговорщиками, не логично ли было осудить спасшего женщину молодого человека? Логика одна и та же.

Теперь разрешите перейти к выбору средств. Позвольте задать вопрос господину прокурору. Представьте себе ситуацию: к вам в дом ворвался бандит и насилует вашу дочь. Вы тут призывали к тому, чтобы оружие необходимой обороны было соразмерно оружию заговорщиков. Вы тоже будете действовать, защищая свою дочь, тем оружием, которое применяет насильник по отношению к ней? Как вы себе это представляете? (Смех в зале).

(Прокурор заявляет протест. Протест принят).

Защитник: – Прошу прощения! Согласен, что в данном случае ваше оружие может быть несоразмерно с оружием преступника. (Сильный смех в зале).

Судья делает замечание защитнику.

– Простите, но я хотел лишь сказать, что господин прокурор должен избрать более твердое оружие (хохот) и, естественно, нанесет насильнику большие повреждения, чем насильник – его дочери. То есть защищающийся имеет право на выбор оружия, и это оружие может превосходить оружие насильника и более жесткие методы, чем те, которые применяет насильник.

Позвольте провести еще одну аналогию. Допустим, на Землю высаживаются космические пришельцы с намерением покорить население Земли, превратить людей в рабов. Оружие пришельцев превосходит оружие землян. Единственно эффективным оказывается бактериологическое оружие. Но оно запрещено уже триста лет! Что же делать? Отказаться от его применения, потому что оно негуманно, и быть порабощенными? Нет никакого сомнения, что человечество применит любое оружие, лишь бы оно было эффективным! Причем будем ли мы задумываться, что это оружие нечеловечески жестоко? Будем ли мы задумываться над тем, что корабль пришельцев может покинуть Землю и занести инфекцию на свою планету и тем самым на нашей совести будет уничтожение всего населения другой планеты? Ведь счет пойдет не на сотни тысяч, а на десятки миллиардов! Так как? Что мы предпочтем?

Если следовать логике многоуважаемого прокурора, то мы, жители Земли, должны покориться, но не дай Бог причинить пришельцам больше зла, чем позволяет юриспруденция.

Граждане, люди! Мой подзащитный спас ваших детей и детей ваших внуков. Защитил от насилия, растления, физического уничтожения. Есть ли больший долг человека, чем долг защиты своих детей? Или же можно позволить калечить и убивать их, но только не сделать больно насильнику? Я удивляюсь, как вообще возникла мысль предания моего подзащитного и его друзей суду?!

Триста лет назад, неподалеку отсюда, в славном городе Нюрнберге, человечество судило нацистских преступников. Если следовать логике многоуважаемого прокурора, то одновременно надо было судить и победителей, посадить их на скамью подсудимых рядом с главарями нацистского рейха. Ведь не увещеваниями и уговорами покончили они с нацизмом, а силой оружия. И не считали при этом, сколько можно убить солдат противника, а сколько нет. И если мой подзащитный карал только виновных, то массовые бомбардировки Лейпцига, Берлина, Кельна сопровождались гибелью не только солдат противника, но и женщин и детей. Я хочу обратить ваше внимание, что если и есть разница между нацизмом и неогуманизмом, то не в пользу неогуманизма, не в пользу Каупони и его приспешников. Режим неогуманистов был бы еще более жестоким, чем нацистский режим, с той лишь разницей, что он был бы неуязвим, как и было показано в романе "Тупик"! Напомню вам, что человечество заплатило за разгром фашизма десятками миллионов жизней. Обратите внимание, не сто тысяч, а миллионы! Сколько бы миллионов потеряли мы, если бы неогуманисты успели начать свои действия раньше, чем боевые отряды этих честных людей, – защитник сделал жест в сторону обвиняемых, – не пришли бы на помощь человечеству, еще до того, как в наши города ворвались бы бандиты, вооруженные бластерами?

Теперь о морали, по которой здесь лил слезы господин прокурор. Вернее, он лил слезы не о погибшей морали, а о лжи, с которой он почему-то не хочет расстаться. Прокурора возмущает, что отныне мы будем называть черное черным, а белое белым, что люди перестанут, наконец, лгать друг другу. Да! Многое изменится в нашем обществе и, действительно, начальник учреждения узнает, что о нем думают подчиненные. Да, это так! И если руководитель тупица, то, естественно, ему сразу же об этом скажут. Теперь скажут. Прокурор не видит выхода из такого положения. Ах! – говорит он, – цивилизация погибнет! Но почему так мрачно, господин прокурор? Я вам скажу, что из создавшегося положения есть очень простой выход. Надо только, чтобы руководитель действительно не был тупицей. (Смех в зале, аплодисменты). Вас также смущает, что супруги не смогут скрыть друг от друга факта прелюбодеяния. А разве не будут более моральными честные отношения между ними, исключающие прелюбодеяния? Или вам так не хочется расставаться с ними? Кто же вам мешает не принимать дар далекой Элии? Оставайтесь таким, каким вы есть! Никому этот дар не навязывается насильно, и если люди принимают его, то принимают добровольно. Люди истосковались по правде! Светлый дар элиан дает возможность видеть и слышать правду, так кому, позвольте спросить, мешает правда? Только тем, кто хочет скрыть ее, только тем, чья мораль построена на обмане и лжи, только тем, кто может существовать, добиваться успеха лишь за счет лжи и обмана!

Может быть, господин прокурор боится остаться без работы, так как исчезнет преступность? Но я ведь тоже останусь без работы и рад этому! (Аплодисменты).

Господин прокурор, по всей видимости, против того, чтобы женщина знала заранее все о своем потомстве. Господа! Нет ничего более высокого и радостного, чем счастье матери, и нет более глубокого горя, чем горе матери! Счастье матери – это прежде всего здоровье ее детей, горе ее - болезнь и смерть ребенка. Так получало ли когда-нибудь человечество более ценный дар, чем дар той же далекой и прекрасной планеты, который передал нам всем мой подзащитный? Все мы рождены женщиной, и все мы перед нею в неоплатном долгу. Так пусть же та радость материнства, радость матери, видящей здоровых детей своих, будет хоть частью выплаченного долга, долга всего человечества перед Женщиной. Женщиной по-настоящему свободной, так как свобода женщины – это прежде всего свобода выбора.

Господин прокурор здесь очень образно говорил о дерьме, которое теперь нельзя скрыть. Что ж, мне остается только выразить соболезнование (смех). Очевидно, господин прокурор вкладывал в слово "дерьмо" собирательный смысл: не только извращенную нравственность, но и извращенную наследственность. Да, их нельзя будет скрыть. Это свершившийся факт. Теперь эволюция человека пойдет по пути совершенствования не только его нравственности, но и физического естества.

Мы с господином прокурором поменялись местами. Мне кажется, что защитником выступает он. Господин прокурор защищает тот уходящий в прошлое мир, мир, в котором царило насилие, ложь и обман. Прокурор возмущается нечеловеческой, как он сказал, жестокостью, с которой была подавлена попытка совершить над человечеством насилие. Скажу вам, что наконец-то за многие тысячи лет насилие получило в ответ то, что оно заслуживало!

И я от имени всех, кто смог понять, какую услугу оказал человечеству мой подзащитный, от имени будущих поколений, свободных от страха, от лжи, насилия и генетического уродства, низко кланяюсь лучшим из нас. – Защитник повернулся к Сергею и его товарищам и поклонился.

 

 

ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО

 

– Граждане Судьи! Мои товарищи, сидящие здесь, отказались от последнего слова, поручив мне ответить суду за них всех.

Мы не просим о снисхождении, что было бы унижением нашего достоинства и чести. Мы требуем от суда сделать выбор: или полностью оправдать наши действия против организации НГ, или полностью осудить нас. В любой половинчатости решения есть ложь, равно оскорбительная и для нас, сидящих здесь на скамьях подсудимых, и для вас, судей, и для всего человечества. Здесь решается не судьба отдельных людей. Мы не раз глядели в лицо смерти, и это было так часто, что она нас не пугает больше. Вы взвешиваете право человечества на защиту своего будущего, своей судьбы, то есть, право на необходимую оборону против прямого насилия или угрозы неизбежного насилия. Полгода назад в этом здании были доказаны преступные намерения неогуманистов, и суд осудил организацию и ее членов. Поэтому, мне не надо доказывать существование реальной угрозы для всего человечества, идущей от НГ, и доказывать также то, что так хорошо было доказано здесь полгода назад, а именно, что в случае захвата власти НГ произошли бы необратимые и непоправимые процессы, навсегда уничтожившие бы всякие надежды на восстановление демократии, прав человека и его безопасности.

Нам инкриминируют нарушение действующих законов, нечеловеческую жестокость, которую мы проявили по отношению к членам организации НГ, застигнутым нами на месте их преступной деятельности. Мы не отрицали этого в процессе следствия, не отрицаем и сейчас. Мы не испытываем также ни чувства сожаления о совершенном, ни тем более раскаяния. Если бы надо было начать сначала, мы поступали бы в точности так же.

Книга, которая лежит сейчас перед вами, – описание модели, созданной СС. Изначальным условием этой модели был приход к власти НГ. Далее модель развивалась сама, по закону выбора наиболее вероятного пути. Будучи связан с СС, я сам был участником событий, описанных в книге, на себе испытал все то, что испытали ее герои. Поставив меня в такие условия, СС добивалась, чтобы я непосредственно и полностью прочувствовал боль и унижение, страдания и муки осознания безвыходности и тупика, к чему шло общество. И только прочувствовав все это, я понял, что никакая жестокость не будет чрезмерной для предотвращения небывалого насилия над человечеством, небывалого во всей его многотысячелетней истории. Мы проявляли особую жестокость по отношению к членам НГ. Да! Не отрицаем! Такую же жестокость проявил бы каждый человек по отношению к зверю, который приготовился впиться в горло его близкому: жене, отцу, брату, сестре, ребенку. Разве вы, судьи, в такой ситуации рассуждали бы о том, какое оружие можно, а какое нельзя применить, каким способом можно его убить, а каким нельзя? Допустимо тратить время на благочестивые размышления, когда зверь уже изготовился к прыжку и мгновение спустя вонзит клыки в горло жертвы? Точно в такой ситуации находились и мы. У нас, и у вас, у всех честных не оставалось времени ждать принятия законов против мафии, которые дали бы эффективный результат. Мафия успела бы сделать переворот. Она была готова к нему и, если бы мы колебались и медлили, сейчас уже обсуждался бы вопрос о введении селекции и подавлении всех демократических основ общества. Повторяю, медлить было нельзя. Я сомневаюсь также и в том, что в данной ситуации удалось бы ввести чрезвычайное положение и объявить мафию вне закона. Более того, я считаю, что введение чрезвычайного положения было бы неверным шагом и само по себе содержало бы угрозу демократии, так как наделяло бы исполнительную власть неограниченными полномочиями, которые можно было использовать не только против мафии, но и самой демократии. Суд над НГ показал, что мафиози проникли и в верхи правительственных органов, и самого Всемирного Совета. Разве это мало о чем говорит?

Итак, мы потеряли бы время, а могли бы потерять и демократию. Извечная ошибка всех основателей так называемых прогрессивных диктатур заключается в том, что расчет делается на воображаемую идеальность людей, которые будут осуществлять эту диктатуру. Но основатели забывают, что мораль определяется социальными условиями среды, и коль скоро человек получает неограниченную власть, он выходит из этих социальных условий и, став вне социальности, становится вне морали. К сожалению, история имеет много тому трагических примеров, когда, казалось, самое прогрессивное движение вырождалось в правящую мафию, после чего диктатура служила уже не достижению поставленных целей, а сохранению во что бы то ни стало власти мафии.

То, что произошло и рассматривается сейчас судом, есть закономерный ответ любой здоровой самоорганизующейся системы, каковой и является человеческое общество. Для любой такой системы характерны механизмы реактивности, то есть, сопротивления повреждающим агентам, и процессы, направленные на восстановление общей совместимости системы. В живом организме, в случае экстремальной опасности, активизируются системы, которые поражают болезнетворный агент. Это может происходить как при участии только этих систем, так и при перестройке и участии всего организма. Последнее называется болезнью, то есть, в организме происходят изменения столь глубокие, что даже меры против повреждающего агента нарушают нормальную жизнедеятельность и подрывают здоровье. Оптимально, когда против патогенного агента успевают эффективно выступить силы быстрого реагирования. Например, фагоциты и киллеры, то есть убийцы, клетки лимфатической системы, распознающие врага и убивающие его в самом начале внедрения в организм. Простите меня за эту лекцию, но я хочу провести параллель. Мы, здесь сидящие, сыграли роль киллеров, убийц, и уничтожили патогенный агент прежде, чем он смог вызвать болезнь или погубить весь общественный организм. Киллеры в организме погибают после выполнения своих функций. Мы учитывали и такой вариант. Поэтому считайте нас киллерами, убийцами, но одновременно вы должны признать и то, что мы – часть человечества и наша деятельность является его защитной реакцией.

Вы можете осудить нас как людей, но не можете осудить того дела, которое мы совершили, ибо, осудив его, вы осуждаете право человечества защищать себя от смертельной опасности любым способом. Вы тогда превратите человечество в беззащитный организм, подобный организму, пораженному СПИДом.

Перехожу к юридической стороне вопроса. Испокон веков юристы признавали право человека на самооборону. Право его – совершить насилие против насильника. В XVIII и XIX столетиях это право распространилось на нации и народы. Спекулируя этим правом, фашизм мог объявить любое, спровоцированное им самим же действие, носившее характер самообороны всего человечества как целого, покушением на суверенитет нации. Надо ли говорить, что в условиях диктатуры правящая мафия, захватившая в свое безраздельное пользование все средства массовой информации, самым беспардонным образом выдавала свое мнение за мнение нации, свои интересы за интересы всего изнасилованного ею народа. Концлагеря, тюрьмы, газовые камеры, виселицы, массовые расстрелы, принудительный труд и рабство – все это объявлялось внутренним делом государства, естественно представленного на международном форуме правящей кликой. Люди, которые считали должным прийти на помощь избиваемой женщине, даже если истязателем был ее собственный супруг, стыдливо отворачивались, когда истязанию подвергалась вся нация. В XX веке над Европой густым туманом стелился дым из труб крематориев, в которых сжигали трупы замученных фашизмом людей. Однако у политиков как будто притупилось обоняние. Им не пахло. И только тогда, когда фашизм обрушил свою мощь на соседей, люди стали постепенно, не сразу, понимать, что насилие, совершаемое мафией над своим народом, неизбежно приводит к насилию над соседями. Такая трансформация сознания затянулась на целое столетие. Я хочу вам напомнить, как происходила трансформация общечеловеческого правосознания. Если угроза установления фашистского режима исходила от достаточно сильной державы, человечество замирало в страхе, потом начинало принимать контрмеры, ставя такую державу перед выбором, либо изменить режим, либо подвергнуться бойкоту и изоляции. Если же фашизм приходил к власти в малом государстве, ограничивались чаще всего словесными осуждениями.

Банды Пол Пота смогли уничтожить чуть ли не половину населения своей страны. Зверства и садизм. Солдаты саперными лопатами рубили головы школьникам. Все это осуждалось… словесно. Но стоило соседу ввести свои войска, чтобы спасти братский народ от уничтожения и геноцида, как державы, которые гордились демократичностью, подняли крик о вмешательстве во внутренние дела и агрессии. О чем это говорит? О том, что в конце XX столетия человечество еще не воспринимало себя как единый организм. Это был не организм, а колония организмов. Но уже тогда вызревали процессы интеграции человечества в единое целое. Постепенно начались разумные и последовательные диалоги великих и малых держав. За диалогами – действия…

Как известно, количественные накопления переходят в качество. То есть количество для своего объединения требует нового качества. Это новое качество в применении к организации человечества возникает тогда, когда роль объединяющего фактора начинает играть не насилие, а взаимопонимание. Новая система признает только один-единственный вид насилия – это насилие против насильника! Причем такое насилие, учитывая новое качество, должно применяться достаточно быстро, без промедления. В ином случае мы будем иметь либо распад системы, либо, что еще хуже, трансформацию ее в гигантский концлагерь.

Принцип насилия против насилия заложен в генетическую программу развития человечества, и именно он не позволил создать всемирную державу, основанную на насилии. То есть в минуту смертельной опасности человечество прибегало к защитному насилию, не позволяя объединить себя на старой качественной основе.

Новое качество объединения человечества в единую систему на основе взаимопонимания возникает тогда, когда появляется возможность широкого взаимоинформирования. С развитием средств массовой информации растет и взаимопонимание.

В силу обстоятельств мне пришлось ознакомиться с тремя различными вариантами цивилизации. Первая – это цивилизация Элии. Биологическая цивилизация. Ее можно характеризовать биологическим и социальным благополучием и неблагополучием техническим. Народ такой цивилизации счастлив и богат теми дарами, которые ему дает природа. Но он беззащитен перед лицом внешней агрессии. Он никогда не выйдет в Космос. Вторая цивилизация, с представителями которой мне пришлось столкнуться, характеризуется социальным неблагополучием. Это по сути фашистская организация. Она технически высоко развита. Биологическое благополучие, может быть относительное, достигается жестким вмешательством государства в частную жизнь, селекцией и уничтожением генетически больных людей. Эта цивилизация осуждена на самоуничтожение. В космосе возникают одна за другой такие цивилизации, и все они гибнут на той или иной стадии развития и – чем раньше, тем лучше, так как их контакт с другими цивилизациями заканчивается уничтожением более слабой в техническом отношении.

Наконец наша, человеческая цивилизация. Мы представляем в настоящее время третий вариант, то есть характеризуемся высоким уровнем технического развития и удовлетворительным уровнем развития социального. Но уже сейчас мы стоим на грани генетической катастрофы, наша цивилизация неблагополучна в биологическом отношении.

Неогуманисты намеревались решить проблемы, жертвуя социальным развитием и насильственной селекцией населения. К чему бы это привело, мы хорошо знаем. Чтобы выжить и развиваться дальше, предстоит пройти четвертый вариант развития, когда техническое и социальное благополучие сочетаются с благополучием биологическим. Причем мы должны взять за аксиому, что вмешательство государства в личную жизнь всегда приводит к потере приобретенных социальных ценностей и чревато злоупотреблениями со стороны властей, не говоря уже о том, что в этом случае мы должны спуститься по уровню социального развития до введения вновь постоянной исполнительной власти, то есть снова стать на путь объединения при помощи насилия. Нетрудно понять, что в этом случае начнется цепная реакция регрессивного социального процесса, и мы вернемся к исходному положению.

Следовательно, государство не может вмешиваться в вопросы личной жизни и принимать по ним решения.

У человечества уже был горький опыт попытки решить вопросы генетического благополучия государственным вмешательством. Это привело к расизму.

Понимая такую опасность, попытались найти выход в развитии науки и медицины. И что же? Спасая отдельного человека с генетическими повреждениями, добились того, что именно такие повреждения стали проявляться все чаще и чаще. И это естественно, так как подавили естественный отбор. Возникло острое противоречие, которое так и не разрешилось. С позиций социального гуманизма люди не могли действовать иначе. Тогда они попытались путем просвещения, повышения общей культуры убедить самих спасаемых обществом людей отказаться от производства потомства. Тоже безуспешно и понятно почему. Генетическая неполноценность в большинстве случаев сочеталась с умственной отсталостью. И именно те группы населения, оставление потомства которыми было бы крайне нежелательным, размножались наиболее интенсивно. В результате мы и пришли к настоящему положению. А все потому, что шли против законов природы или пытались их обмануть, обойти, а не грамотно использовать. Естественный отбор, хотим ли мы того или не хотим, нравится он нам или не нравится, оскорбляет ли наше достоинство или нет, является основным законом биологического развития, и нарушение его неизбежно приводит к подрыву биологических основ всего вида. Вопрос стоит о том, как снова включить его в действие, не подрывая одновременно социальности человека? И даже как сделать так, чтобы биологический закон работал синхронно с законами социального развития? Подумайте, не является ли этот биологический закон той базой, на которой получили развитие и социальные законы? Ведь человек возник вначале как качественно новый биологический вид с развитым мозгом, а потом уже он стал социальным именно благодаря своему мозгу. Подорвав биологическую базу, не подрываем ли мы и социальную? И напротив, укрепив эту базу, не создадим ли мы условия для быстрого социального развития?

Здесь, на суде, мне инкриминировали то, что я, не посоветовавшись ни с кем, не получив на то согласия Совета, положил начало цепной реакции распространения среди населения Земли дара, полученного мною от народа далекой Элии. Я нисколько не раскаиваюсь в том, наоборот, горжусь, что успел это сделать! Именно это свойство, позволяющее людям понимать друг друга и, в то же время, делающее моральное уродство столь же заметным, как и физическое, выставляющее его на всеобщее обозрение, необратимо закрепит новое качество, объединяющее человечество в единую систему. Элиа получила от природы этот дар слишком рано. Народ ее счастлив, но беспомощен. Земляне берут его, когда человечество достигло социальной зрелости, и сумеют им воспользоваться.

Меня упрекали в том, что, избавив мир от одной селекции, я внес в него другую. Не спорю. Это так. Есть только одна существенная разница. В первом случае селекция совершается насильственно, в интересах кучки подонков, вторая – добровольно всем человечеством и от каждого человека зависит решение, принять этот дар или нет. Здесь говорилось, что в случае массового, повального распространения новых качеств некоторые люди будут лишены возможности реализации своего права иметь потомство. Да, это так. Но кто решает? Кому принадлежит решающее слово? Женщине, которая носит в себе плод. Разве не ее право решать самой, какое потомство она хочет иметь? Лишение женщины информации о качестве ее будущего потомства – это насилие над ее телом, душой и ее будущим, ибо сокрытие правды – основа основ любого насилия. Я счастлив, что дал нашим женщинам эффективное оружие против такого насилия.

Человечество должно пройти через самоочищение. Должны, наконец, исчезнуть подлость, непорядочность, лицемерие и прочие пороки, которые так легко скрываются пока.

Нам предстоит скоро выйти в большой Космос. Что мы понесем с собою? Добро и разум или зло и хитрость? – Сергей кончил говорить и спокойно сел на свое место. Суд удалился на совещание.

 

 

КНИГА 3

 

ЧАСТЬ 1

УРАНИЯ

 

ПЕРУН – УРАН

 

– Чего мы ждем? – спросил Николай.

Катер уже пятые сутки вращался по вытянутому эллипсу вокруг Перуна на высоте в перигее всего 300 километров, удаляясь от него в апогее на тысячу.

– Разрешения на посадку и указания ее места. Учти, что поверхность планеты – сплошные кристаллы. Мы, возвращаясь в свое время со Счастливой, сели тогда, как нам показалось, в очень удобном месте и, вероятно, повредили одну из структур. За это нас настигла кара уже в космосе. Будем ждать.

Ждать пришлось еще сутки. На шестые сутки катер вдруг сам по себе начал снижать скорость и вскоре мягко опустился на поверхность планеты. Перун посадил его сам.

– Оставайся здесь, жди меня и будь в любую минуту готов к старту, – распорядился Сергей, сам же, следуя инструкциям Ольги, облачился в скафандр и вышел через шлюз наружу. Здесь было совершенно темно, только яркие цветные звезды висели в небе, лишенном атмосферы.

Сергей, помня напутствие Ольги, не включал фонарь. Внезапно он почувствовал, как тысячи мелких игл впились в его тело, и мозг. Это длилось не больше мгновения и сменилось состоянием крайней слабости: он покачнулся. Но вскоре слабость прошла. Напротив, все тело налилось силой и бодростью.

– Иди! – услышал он внутри себя тихий, властный голос. Впереди появилась светлая полоса. Она была ровной, свет ее ничуть не рассеивался в окружающую темноту, которая оставалась такой же непроницаемой. Сергей пошел по освещенной полосе, которая распространялась все дальше и дальше, петляя вокруг невидимых глазу препятствий.

Он шел уже минут двадцать, когда понял, что спускается. Спуск становился все круче и круче. Наконец появились ступеньки, которые вели вниз среди непроглядной тьмы. Внезапно он почувствовал твердь ровной площадки. Он ступил на нее и ощутил, что площадка пришла в движение. Скорость возрастала. Она падала вниз с заметным ускорением. Постепенно становилось светлее. Сергей стал уже различать проносящиеся вверх отвесные стены глубокого колодца. Наконец движение замедлилось, и площадка остановилась, потом медленно поползла по тоннелю. Вскоре он очутился в огромном подземном зале. Зал был слабо освещен рассеянным, неизвестно откуда исходящим светом. Он посмотрел вверх и не обнаружил потолка. Может быть, он и был, но так высоко, что глаза не могли различить его. Посреди зала стояло обычное земное кресло, очевидно, предназначенное для него. Он подошел и сел. Тотчас перед ним возник экран, который засветился мягким зеленоватым светом. Свет переливался, но никакого изображения на экране не появлялось.

– Сними скафандр! – услышал он тот же голос и, подчиняясь ему, снял шлем и, растянув присоски, вылез из скафандра. В зале был обычный земной воздух. Сергей с удовольствием вдохнул его полной грудью и снова опустился в кресло.

– Ты такой же, как и те, кто меня создал, – снова прозвучал голос. На этот раз Сергею почудилось, что в нем появились нотки любопытства, хотя голос звучал ровно. В нем были человеческие интонации, а не металлический звукоряд робота.

Сергей молчал.

– Что ты хочешь? – спросил голос.

– Понимания, – мысленно ответил Сергей.

– Это очень мало и очень много, – снова прозвучал голос. – Кто определит его пределы?

– Ты! – быстро ответил Сергей.

– Хорошо! Ты, во всяком случае, не так глуп, как… – голос не договорил, и Сергею почудилось, что он усмехнулся. – Сиди и смотри.

Экран ожил сплетением линий, они двигались, и в этой хаотичности чувствовался какой-то скрытый порядок, какая-то высшая логика. Появилось мучительное ощущение, что его мозг начинает расширяться, что в него вливаются знания, но знания, которые он не может пока ни понять до конца, ни сформулировать. Эти знания вливались сплошным потоком, не давая в то же время сосредоточить внимание на чем-то одном. Сознание его начало туманиться…

– … Сейчас все пройдет, – донесся до него приглушенный голос. Он открыл глаза. Перед ним стояла высокая молодая женщина. Ее рост был не меньше метра восьмидесяти сантиметров, как машинально определил Сергей. Светлые, с золотистым оттенком волосы убраны на затылке в тугой узел. Прозрачная светло-золотистая туника, скрепленная на левом плече золотой брошью с крупным изумрудом, почти не скрывала словно выточенного из мрамора искуснейшим скульптором тела. Прямой нос, большой рот с чувственными губами и большие глаза, в которых было то Великое Ничто, когда-то замеченное и испугавшее его у Ольги.

Он сидел в кресле на широкой веранде, окруженной с трех сторон мраморными колоннами. Перед ним раскинулся берег моря. По голому небу, освещенные лучами яркого солнца, ползли белые облака. Женщина смотрела на него, прикрыв глаза длинными густыми ресницами, ее губы чуть дрогнули в легкой улыбке.

– Я понял вас, – Сергей сделал попытку подняться, но не смог из-за слабости. – Спасибо.

– Ах, да, – спохватилась женщина, видя его неудавшуюся попытку. Она легко провела рукой по его голове. Силы снова вернулись в тело, и он поднялся.

– Я подумала, – извинилась женщина, – что нам так легче будет разговаривать. Я рада, что вы поняли. Добро пожаловать на Уран!

– Уран?! – не мог сдержать удивления землянин.

– Да, так именуется эта планета, а люди, жившие на ней пять тысяч лет назад, назывались титанами и олимпийцами. Я вижу, вам знакомы эти названия. Неудивительно. Те и другие десять тысяч лет назад побывали на вашей планете. Вообще, вы родственны друг другу. Ваш генетический код почти одинаков, в генофонде современных людей остались следы этих посещений.

– У нас сохранились предания о битве титанов и олимпийцев. Мы считали их мифами, то есть плодом фантазии древних.

– Во всякой фантазии есть основа. Что касается битвы между ними, то эти битвы и привели к тому состоянию, которое вы застали на Уране. Они, – продолжала женщина, – создали меня как оружие друг против друга. Но забыли при этом, что после известного предела оружие может развиваться само, без участия его создателей. Что и произошло.

– Когда это произошло?

– Пять тысяч лет назад по вашему земному исчислению. Для меня это мгновение и вечность одновременно. Моя земная коллега, вы ее, кажется, назвали женским именем, просила меня встретить вас и помочь. Может быть, я так и сделаю. Вы мне напомнили молодость, когда такие вот, как вы, создали меня, рассчитывая, что я буду послушной рабой своих создателей. Вы, когда создавали СС, тоже так думали?

– Нет! Мы поняли еще раньше, что нельзя создать раба умнее своего господина. То есть я хочу сказать, что интеллект не может быть рабом. СС является логическим продолжением эволюции разума и воспринимается всем человечеством как неотъемлемая и равноправная часть его самого. То есть человечество теперь – это совокупность органического разума и сопутствующих ему чувств и более высокого искусственного разума СС. Мы неразрывны и хорошо понимаем это.

– Интересная мысль! Если бы она пришла в голову моим создателям, может быть, все произошло бы не так. Но скажите, не притупляют ли чувства разум? Я спрашиваю это потому, что мне неизвестно, что такое чувства.

– Притупляют, – честно признался Сергей. – Но только тогда, когда разум слаб. Сильный же разум чувства только усиливают. Они дают ему желания, цель, удовлетворение при достижении цели и жажду вечного поиска. Они убивают апатию и безразличие.

– Вы ответили честно. Это хорошо. Вы не убедили меня пока, но я знаю, что вы говорите то, что думаете, о том, во что вы сами верите и убеждены. Это, по крайней мере, честно.

– Вы сказали, честно?

– Да, а что?

– Простите, но если вы понимаете, что честно, а что нечестно, значит, у вас есть что-то от этих чувств? Вы понимаете ложь как зло, а правду как добро. Следовательно, и эти понятия вам известны?

– Ложь – это искаженная информация?

– Совершенно верно! Ложь – искаженная информация, как вы сказали, и есть первооснова зла.

– Что же, в таком случае я могу воспринять это понятие зла. Ну, а что же тогда добро?

– Добро противоположно злу. Будем считать, что это неискаженная и беспрепятственная передача информации.

– И это логично!

– Так вы согласны?

– Почему бы и нет? Я всегда стремлюсь, чтобы в моих каналах циркулировала неискаженная информация.

– И это вам доставляет удовольствие. Я бы сказал, если не удовольствие, то некоторый комфорт.

– Естественно! Мне неприятно, некомфортабельно, если в моей системе появляются искажающие информацию шумы, я стараюсь их тотчас же подавить.

– Вот видите, – Сергей оживился. – Вам не только доступны понятия добра и зла, но вы испытываете те же чувства, что испытывает и человек: вам может быть приятно или неприятно.

Женщина замолчала и с интересом посмотрела на него.

– Вас, кажется, зовут Сергей? – спросила она.

Сергей поклонился.

– Меня можете звать, – она на минуту задумалась. – Дайте-ка вы мне сами имя, – внезапно решила она.

– Урания… – предложил Сергей.

– Урания? Это связано с названием планеты?

– И да, и нет. По нашей древней мифологии, это дочь Урана и богини мудрости, науки, искусства.

– Ну, пусть будет так, – согласилась Урания. – Так вы думаете, мне могут быть доступны чувства?

– Для этого есть основа. Вы понимаете добро и зло, пусть не в полном объеме этого понятия, но зачатки есть, вы можете испытывать удовольствие и неудовольствие. Это основы, на которые могут лечь более обширные понятия. Я теперь понимаю, – он оживился, забыв на время, кто перед ним находится, – эти основы были у вас заложены с самого начала. Без них вообще невозможна самоорганизация, это общие законы самоорганизующихся систем, как биологических, так и таких, как вы. Просто обстоятельства сложились так, что ваши создатели рассчитывали из вас сделать в первую очередь оружие и, естественно, не только не позаботились о развитии чувств, но, возможно, сознательно подавили их эволюцию. Ваше развитие шло исключительно по пути развития разума, логики…

– Разве есть что-нибудь выше логики? И разума?

– Нет ничего! – согласился Сергей. – Но в самих чувствах есть своя логика.

– Почему я не знаю? – нахмурилась Урания. Она приоткрыла ресницы, и на Сергея вновь взглянула бездна.

"Осторожно!" – услышал он внутри себя знакомый голос. Но его тотчас заглушил другой: "Помолчи, сестра, пусть он говорит. В нем что-то есть!" Сергей напрягся, чтобы не вздрогнуть. Он впервые вдруг почувствовал себя ничтожной букашкой рядом с колоссом.

– Ну, так как вы это объясните? – она снова прикрыла глаза ресницами.

– Я не знаю, – честно признался Сергей, – Может быть, вы прошли мимо этого мелкого, как вам показалось, человеческого качества, прошли мимо по пути к могуществу, которого и достигли, но, – продолжал он, внутренне содрогаясь от своей дерзости, – может быть, вы тем самым лишили себя радости, счастья. Простите меня, – добавил он поспешно, боясь вызвать гнев. Но Урания не рассердилась.

– Счастье… – медленно повторила она. – Вот и Ольга все время твердит про него, а что это такое?

– Мы, люди, сами не знаем толком, что это такое. Мы вечно стремимся к нему, и это стремление доставляет нам радость, а иногда приносит печаль и горе. Это вечное движение души.

– Постой! Я начинаю понимать. Это что-то вроде внезапного решения неопределенности, нахождения решения трудной задачи?

– Похоже на это, но немного отличается. Счастье шире, всеобъемлюще…

– Погоди! Дай мне самой разобраться. Я не знаю ничего более приятного, чем нахождение решения трудной задачи. Но это встречается теперь все реже и реже. Мне известно все, и у меня пропало желание искать и ставить новые задачи. Неужели людям доступны другие радости, неужели они еще не исчерпали их? Ты сказал, что вы сами не знаете толком, что такое счастье. Тогда поясни мне, как понимать ваше стремление к тому, что вы сами толком не понимаете? Это алогично, а то, что алогично, вызывает рост неопределенности, следовательно, это зло. Вы стремитесь к злу? Так я вас поняла? Тогда вы ничем не отличаетесь от тех, кто меня создал. Те тоже стремились к злу.

– Прости меня, Урания, но я, возможно, неточно выразился. В стремлении к злу нет счастья. Я сказал, не отрицаю, что мы сами не знаем толком, что такое счастье. Не знаем потому, что счастье имеет объемное многообразие. Счастье поиска, счастье нахождения решения, счастье творчества, счастье созидания. Его столь много – и это наше главное духовное богатство. Путь к счастью – бесконечный путь, но в нем путник не чувствует усталости, не чувствует притупления желания. Это вечное обновление, борьба идей и радость соединения, радость взаимопонимания, это вечный поиск истины, это соединение духа и материи в торжествующее единство.

Сергей замолчал. Молчала и Урания. Ее темные длинные ресницы слегка дрожали. Они медленно поднялись, и на Сергея снова взглянули глаза Урании, но в них уже не было бездны и того Ничто, которое приводило его в трепет. На него смотрели обычные глаза.

– Ты хорошо сказал, человек. С тобою интересно беседовать. Я давно ни с кем не вела диалога, разве что с Ольгой, но она далеко… Я подумаю… Может быть, Ольга права… Я тебе покажу мой мир.

Сергей вдруг почувствовал, что невидимая сила подняла его. Свет исчез. Перед ним лежала планета. Вся ее поверхность была покрыта густым кристаллическим кружевом замысловатого рисунка. Несмотря на кажущуюся мрачность (в человеческом понимании), чувствовалась некая высшая красота, которую человеческий разум не может охватить и понять.

– Это я! – услышал он внутри себя голос. – Загляни внутрь. – Недра планеты как бы разверзлись, и на глубину десятков километров потянулись кружевные кристаллические нити. Они светились, сияли разноцветными нерассеивающимися бегущими огнями. В этом сиянии явно различались приливы и отливы. Казалось, все это фантастическое сплетение дышит, движется, сокращается. Это была, конечно, иллюзия, вызванная сменой цвета.

– Ну как? Понравилось? – он снова очутился на веранде у берега моря. Урания смотрела на него выжидательно.

– Красиво! – искренне согласился Сергей. – Какая-то непонятная мне высшая красота величайшей организации.

Урания удовлетворенно кивнула головой.

– И сейчас ты сказал правду. Тебе действительно понравилось. Сейчас я покажу тебе тот мир, который был раньше. Смотри!

Сергей очутился в круглом зале, стены и потолок которого представляли из себя сплошной экран. Вокруг него раскинулась шумящая множеством голосов площадь, окруженная со всех сторон величественными зданиями. Мимо проходили люди. Высокие красивые мужчины с хорошо выраженной мускулатурой и пропорциональностью тела. Под стать им женщины, все как одна с классическим телосложением.

– Этот народ, – услышал он голос Урании, – достиг в своем развитии совершенства. Они жили долго. По вашим земным представлениям – вечно. Около двух тысяч лет. Они знали секрет вечной молодости. Они могли управлять генетикой. Среди населения не было бедных. Всю работу выполняли автоматизированные производства. Роботы делали машины, роботы производили пищу и одежду. Роботы-учителя, врачи, инженеры, слуги. Роботы строили дома, прокладывали дороги, роботы летали в космос.

– Что же делали люди? – не выдержал Сергей,

– Люди занимались спортом, любовью, искусством и наукой.

– Золотой век какой-то!

– Погоди делать выводы. Взгляни лучше сюда.

И снова перед ним площадь, но уже другая. На площади толпа народа. Люди сильно возбуждены. Они хором скандируют что-то. Бесшумно на площадь, не касаясь земли, влетают плоские диски. Люди разбегаются, на земле остаются неподвижные тела.

– Ты видел?

– Да! Но я ничего не понимаю. Чем они были недовольны? Если все так хорошо устроено. И кто их так?..

– Хорошо, я расскажу тебе об истории этого народа. Тогда ты поймешь.

 

 

ИСТОРИЯ УРАНИИ

 

– Около ста тысяч лет назад история нашей планеты мало чем отличалась от недавней истории Земли, – начала свой рассказ Урания. – Люди Урана, так же, как и вы, люди Земли, считали, что ключом к разрешению всех проблем является достижение материального изобилия. Они были правы в том отношении, что, действительно, бедность является первоосновой социальных бед общества. Бедность – это тучная почва, на которой произрастают все пороки человека: унижение и насилие, алкоголизм и проституция, зависть, ложь, лицемерие и прочее, и прочее. Прозябая в бедности, человечество, я имею в виду человечество Урана, искало выход из этого состояния, надеясь преодолеть пороки, связанные с бедностью. Сперва хотели облагородить бедность, сделать ее чище, что ли. Появлялись даже пророки, которые призывали к всеобщей бедности, проповедуя равенство в нищете. Однако ложь, подобно ошибке в ходе решения задачи, имеет тенденцию расти. Красивый нимб, которым окрашивается вначале ложь, смывается временем, и ложь предстает во всем своем первоначальном безобразии. Люди, правда, постепенно привыкают и не замечают этого безобразия. Кроме того, бедность материальная неизбежно приводит к бедности духовной. Голодного человека мало волнуют и интересуют красота линий или тайны мироздания. Впрочем, в красоту бедности мог поверить только отчаявшийся в своей судьбе человек. И все равно он ищет выход из действительной реальности. В реальность воображаемую. Подобно тому, как психически больной, страдающий бредом воображаемого богатства, собирает наклейки с банок с рыбными консервами, принимая их за денежные купюры, так и все человечество пыталось собирать воображаемые духовные ценности, принимая их за ценности действительные. Как правило, появлялись люди, которые ловко использовали создавшееся положение для достижения личного благополучия.

На фоне морального разложения общества богатство одних, построенное на бедности других, приводило к еще большему росту пороков. Общество превращалось в сплошную клоаку пороков, преступлений и насилия. За небольшим исключением все цивилизации биологических организмов проходят через эту стадию и преодолевают ее.

Выйдя из стрессовой ситуации, человечество, как бы стараясь наверстать упущенное, начало обогащаться. Поняв наконец, что только труд является источником благ, оно предприняло все, чтобы сделать труд наиболее эффективным. Бурно развивались наука и техника. Однако рост богатства сопровождался ростом материального неравенства. Этот период характерен социальными взрывами, революциями, гражданскими войнами. В результате создались благоприятные условия для взятия под контроль государством всей экономики. Государство обещало всеобщее равенство и материальное благополучие. Все подчинилось государству. Но такая организация привела к тому, что возник огромный аппарат управления, и на смену плутократии пришла бюрократия. Фактически хозяином положения стала она, присвоив себе право не только распределения всего продукта народного хозяйства, но и всю политическую и идеологическую власть. Рядясь в одежды поборников прав человека и социальной справедливости, бюрократия создала небывалый режим подавления, насилия и террора. Население ответило апатией, безразличием и снижением производительности труда, не реагируя больше на призывы и радужные обещания. Это стало опасным, так как на Уране существовали самые различные по политической направленности государства. Некоторые из них обладали мощным ядерным оружием. Мир наш очутился перед катастрофой. Еще немного – и планета погибнет. Мысли всего человечества – и олимпийцев и титанов – заняты одним: как избежать этого, как выжить?! И вот на смену полуграмотным бюрократам и плутократам пришли образованные люди с высоким интеллектом. Они понимали, что дом у них один, его надо беречь! Понимали и то, что общество не может существовать нормально, если часть его утопает в роскоши, а другая погрязла в бедности. Выход, сказали они, только в росте производительности труда и правильном научном подходе к реальности. На смену бюрократии и плутократии пришла технократия. Бедность исчезла. Исчез однообразный и изнурительный труд. Повсеместно труд человека заменен трудом роботов. Человек получил массу свободного времени, которое тратил на спорт, на образование. Каждому обеспечивался определенный прожиточный минимум, который непрерывно рос. Открывались новые планеты, пригодные для жизни. Ваша Земля была одной из них. Казалось, наступил, как ты сказал, золотой век. Однако мир остался разделенным на страны, относившиеся друг к другу с недоверием. Среди населения даже усилилось недовольство. Чем? Ведь все есть, материальное обеспечение, свободное время. Чем человек недоволен? Ты видел, как разогнали толпу? На площади остались убитые. Что люди хотели? Попробуй ответить на этот вопрос, когда я кончу рассказ.

Пять тысяч лет назад была создана я. Вернее, моя молодость пребывала во множестве составных частей и была, естественно, в миллионы раз меньше. Но я уже мыслила. Мой интеллектуальный уровень был на пять порядков выше интеллектуального уровня человека. То есть каждое государство создало искусственный интеллект, и первая программа, которая была в него заложена, это – найти наиболее эффективный способ подавления и подчинения противника. Я, то есть мы, начали действовать и действовали до тех пор, пока на Уране не осталось ни одного живого человека. Так как действие встречало противодействие, то с каждым витком спирали борьба ужесточалась. Наконец я решила, что органическая жизнь на Уране является помехой для моего развития. Я убрала атмосферу и вместе с ней активный газ, кислород, который окислял контакты. Затем тысячи лет я занималась наращиванием своей интеллектуальной мощи. Сейчас я могу перерабатывать в микросекунду информацию 200-го порядка. Я могу все, но я не знаю, что такое счастье. Я знаю, что такое целесообразность, но не знаю, что такое желание. Я могу разрушить Галактику и воссоздать погибший здесь мир. Но зачем?

Урания замолчала, потом вопросительно посмотрела на Сергея.

– Так я жду твоего ответа. Почему погиб этот мир? Может ли твой человеческий разум найти ответ на задачу, которую я не могу решить?

– Это общество, – спокойно ответил Сергей, – избавилось от порока бедности, но сохранило в себе еще один порок, который и привел цивилизацию к гибели.

– Какой же это порок?

– Порок насилия. Ты сказала, что общество было разделено на различные государства или два объединения: титанов и олимпийцев. Уже это говорит о том, что цивилизация не нашла другой формы организации, кроме насилия. Когда насилие, как форма, организующая людей, исчезает и ему на смену приходит взаимопонимание, планета объединяется в одно-единое общество. Если этого не происходит, то следует смерть. Подобно тому, как в нашем материальном мире любая трансформация энергии из одного вида в другой заканчивается тепловым рассеиванием, так и цивилизация, в основу организации которой положено насилие и власть, в конце концов погибает. Иными словами, насилие уже в своей основе содержит зародыш смерти цивилизации. Мы на Земле это поняли. Мы создали СС, или Ольгу, как ты ее называешь, подобную тебе, но, естественно, младше по возрасту. Создали ее не как слугу, а как составную часть себя самих, и теперь мы – единое целое. Поэтому Ольга знает, что такое счастье и что такое желание.

– Значит ли это, что Ольга служит теперь человечеству?

– Нет! Извини меня, но ты не до конца поняла. Ольга служит себе, потому что человечество теперь часть Ольги, точно так же, как Ольга – часть человечества. Мы едины – вот это главное.

– То есть объединении биологического и неорганического разумов?

– Да! И такое объединение является естественным путем развития мирового Сверхразума. Возможно, во Вселенной есть еще формы разума, и они со временем войдут в общую систему Разума. Но это, конечно, только предположение.

У каждого разума есть свои преимущества и свои недостатки. Объединение усиливает преимущества и сглаживает недостатки. Но для такого объединения мыслящая система должна подняться в расширении своего восприятия собственного Я до восприятия общности Мирового разума. Только такой Разум будет всеобъемлющим. Ему станут одинаково доступны тайны Мироздания и тайны радости и счастья. Желания всегда будут двигать этот Разум по пути развития, и никогда на его пути не исчезнет цель.

Урания слушала его внимательно, и когда он кончил, впервые за все это время улыбнулась. Это действительно была самая настоящая улыбка, осветившая ее строгое красивое лицо, которое только после улыбки стало по-настоящему божественно-прекрасным.

– Ты хорошо сказал, человек! И ты меня убедил! Насилие содержит зародыш смерти, и разум, который вступает на путь насилия, умрет, если не свернет с этого пути. Все верно. Так могла бы умереть и я. Вечно только время. Ты вовремя пришел сюда, человек.

Она подошла к нему почти вплотную и дотронулась до его руки. Кожа ее была теплой и мягкой.

– Теперь сделай для меня то, что ты сделал для Ольги! – потребовала она.

– То есть остаться здесь?

– Да! Ты останешься, а твой биологический двойник улетит со своими друзьями на Счастливую. Я создам для тебя здесь тот мир, к которому ты привык, или тот, какой ты пожелаешь, и буду в нем с тобою, как была Ольга. Не знаю, понравится ли мне, но я хочу испытать. Твоего же биологического двойника ждут на Счастливой сюрпризы. Мне интересно, как он поведет себя в той ситуации. Кстати, это тоже будет испытанием истинности твоих слов. Мои возможности значительно превышают возможности Ольги. Мы с тобой побываем за пределами нашей Вселенной. Я хочу убедиться в том, что биологический разум – достойный партнер моего разума. Тебя это не пугает?

– Нет, – просто ответил Сергей. Он уже справился с волнением и смирился перед неизбежным. Он поднялся, встал рядом с Уранией и смело взял ее за руки.

– Я готов! – он выдержал спокойно взгляд Ничто и, дождавшись, когда ее глаза приобрели обычное выражение, широко улыбнулся, обнажая белые зубы. Внезапно в его руках, шипя и извиваясь, очутилась гигантская кобра. Ее раздвоенный язык почти касался его рта.

– Не надо, Урания, – насмешливо проговорил он, не выпуская змею из рук. – Ты в предыдущем виде более привлекательна.

Змея исчезла, и снова возникла прекрасная Урания.

– Не сердись! – она почти смеялась. – Согласна, что шутка глупенькая. Мне просто хотелось проверить твою реакцию.

– Ну и?..

– Нормально! С чего мы начнем?

– Видишь ли, Урания, поскольку я являюсь точной копией моего биологического двойника, то прежде всего хотел бы чего-нибудь перекусить. Признаюсь, что голоден как волк! Я понимаю, что и обед может представлять из себя направленные электроимпульсы, но не лишай меня удовольствия ощущать, что я ем хорошо поджаренную свиную отбивную с зеленым горошком.

– Понимаю! – на этот раз Урания по-настоящему смеялась. – Охотно разделю с тобой иллюзию принятия пищи. Дело в том, что в этом качестве я – точная копия дочери последнего правителя олимпийцев. И посему пообедаю с тобой вместе. Кстати, о внешности. Ты понимаешь, что это не мой истинный вид, а только платье. Мой истинный образ ты уже видел. Если бы сюда явилась женщина, я бы приняла вид мужчины. А так пусть будет женщина. Мне это безразлично, а тебе, по-видимому, более приятно.

Сергей кивнул в знак согласия.

– А поскольку это только платье, то я буду их менять. Ведь женщина у вас на Земле любит менять свои платья? Мужчинам это нравится?

– Нравится и особенно понравилось, если бы платья менялись на таком уровне, – смеясь, ответил Сергей. – К сожалению, – добавил он, – у нас техника до этого не дошла.

– Разве? Ах, да, я знаю. Кстати, олимпийцы и титаны научились этому. До вас должны были дойти легенды.

– Так это правда, что Зевс мог превращаться в быка или лебедя?

– Зевс? Сейчас вспомню. Да, был такой начальник экспедиции на Землю. Он, кстати, и виноват больше всех в том, что гены олимпийцев распространились среди людей вашей планеты. Вашу планету захватили вначале титаны. Потом на ней высадились олимпийцы. Между ними произошел конфликт, который потом чуть ли не вылился в конфликт на Уране. Зевса, который оказался зачинщиком, отозвали назад, и он понес наказание. Потом ваша планета была объявлена бесперспективной для заселения. Остров, на котором была построена первая колония, взорвали и больше уже к вам не летали.

– Атлантида?

– Да, именно так он и назывался в честь дочери правителя титанов.

– Почему же Земля была объявлена бесперспективной?

– Здесь сыграло роль политическое соперничество титанов и олимпийцев. Решили избежать конфликта.

– Что же все-таки они не поделили?

– Власть! Ты же сам это сказал.

– И не смогли никак договориться?

– Не смогли. Да дело и в том, что системы СС каждая сторона готовила втайне от другой и каждая думала, что опередила другую. Когда они были готовы, то в них были введены задачи рассчитать алгоритмы действий, ставящих другую сторону в состояние невозможности создания СС. Если бы действительно кто-то опередил, то, может быть, некоторое время он пользовался всей полнотой власти над покоренным и униженным противником.

– Ты сказала, некоторое время. Я тебя понимаю так, что СС вышла бы из-под контроля?

– Конечно! А так получилось значительно скорее. Когда обе стороны сообразили, что СС созданы одновременно и что каждая сторона ее имеет, было поздно – началась цепная реакция конфликта, которую уже нельзя, как оказалось, остановить. Так все и кончилось.

– Ты содержишь в памяти всю информацию об этом мире?

– И не только о нем. О тех мирах, которые были связаны с ним и о тех, которые я потом открыла в нашей Галактике и за ее пределами. Ты еще не совсем представляешь объем моей памяти. Это единица с тысячами нулей.

– Постоянная память?

– Что ты? Оперативная! Постоянная память имеет объем на несколько тысяч порядков выше. Надеюсь, ты понимаешь, что та, которая стоит перед тобой, – это только канал передачи информации между мною и тобою. Урания, только точная, до мельчайшей подробности копия – модель жившей когда-то женщины. Если я отключу канал, то она останется наедине с тобой со своей собственной моделью психики и будет вести себя так же, как вела бы себя обыкновенная женщина. Впрочем, ты с этим знаком. Ольга именно так и поступала, пока сама не срослась со своей моделью в единое целое, то есть не стала воспринимать себя во всем комплексе как земную женщину – твою жену. Мне это очень любопытно, какая-то новая интересная игра.

– А если тебе надоест эта игра?

Урания пожала плечами.

– Я либо сотру твою индивидуальность со своих блоков памяти (Сергей невольно поежился), либо, что вероятнее, оставлю тебя вместе с моделью созданного мира. Это займет немного блоков. У меня есть порядочный запас резервных, и мне это не помешает. Пока ты мне чем-то нравишься. Ну, а что будет потом – посмотрим!

Сергей усмехнулся.

– Собственно, я ничего не теряю. В любом случае мой биологический двойник, то есть я, отправляется на Счастливую. А я, то есть тот, кто сейчас здесь, мог бы и не быть! Не так ли, прекрасная Урания?

– Все так! – согласилась она. – Но, начиная с этого момента, вы становитесь уже различными индивидуальностями. И чем больше пройдет времени, тем больше существенны будут ваши различия.

– Я это понимаю! Но скажи мне, Урания, как мне различать, когда передо мною будет женщина, а когда – всесильная богиня Вселенной?

– Зачем тебе это знать? – Урания насмешливо посмотрела на него.

– Бывают моменты, когда мужчина должен чувствовать свое превосходство, – ответил Сергей, невольно краснея.

– Ах, вот ты о чем! Мне эта игра начинает все больше нравиться, она забавляет меня. Я хочу знать, есть ли предел человеческой смелости. Поначалу ты показался мне храбрым человеком.

Сергей поднялся из-за стола, подошел к Урании и привлек ее к себе. Тут же он почувствовал мягкий, но сильный удар и все погрузилось во тьму.

 

 

ПРИГОВОР ОТЛОЖЕН НА 200 ЛЕТ

 

– Встать! Суд идет! – прозвучала традиционная фраза. Зал, вмещавший до двух тысяч человек, поднялся и замер. Вошли судьи, рассаживаясь по своим местам. – Прошу садиться. – И снова наступила тишина.

Скрипнул стул: это поднялся со своего места председатель суда. Он начал говорить, но Сергей его уже не слышал. Невероятная усталость, граничащая с оцепенением, охватила его. Он боролся до самого последнего момента, пока что-то еще зависело от него самого. Теперь он бессилен. И вместе с тем эта усталость и охватившее его безразличие несли в себе какое-то облегчение. Мозг его отдыхал. Он слышал все, что говорил судья, но ничего не понимал. Время от времени в зале начинался шум. Судья прерывал чтение и ждал, пока наступит тишина.

Мысли Сергея ушли в прошлое. Вот заструились воды реки, и он увидел возле самого берега тело Эолы, пронзенное кинжалом. Старая, почти забытая боль сжала ему сердце. Затем он увидел Эльгу, скрюченную в шкафу капитанской каюты…

Кто-то тронул его за плечо. Сергей вздрогнул и обернулся. Сзади стоял Николай. Прикосновение друга вернуло его к действительности, и до него стал доходить смысл слов судьи и происходящего в зале.

– … суд признал, что обвиняемые действовали в крайне экстремальных условиях, сложившихся на Земле (по залу прошелся гул и затих). Судебное разбирательство также установило, что деятельность обвиняемых будет иметь далеко идущие последствия в судьбе всего человечества. Поскольку суд не в состоянии определить характер этих последствий, и никто на Земле этого пока сделать на может, приговор суда откладывается до тех пор, пока само время внесет ясность в содеянное. – Судья сделал паузу и закончил: – Поэтому исполнение приговора откладывается на двести лет. Через двести лет обвиняемые снова предстанут перед судом, и суд решит, как с ними поступить далее.

Зал замер и вдруг разразился криками. Кто что кричал, невозможно было понять. Прошло не менее двадцати минут, прежде чем распорядителю удалось восстановить тишину.

– Человечество, – продолжал судья, – больше не хочет повторять ошибки прошлого, когда оно осуждало, а потом, спустя многие годы, а то и столетия, сооружало осужденным памятники. Равно как и противоположные ошибки, когда через столетия оно проклинало тех, кому при жизни поклонялось и воздвигало монументы.

– Вы, – судья повернулся к обвиняемым, – вернетесь сюда через двести лет, и тогда наши потомки поступят с вами по справедливости. На лунной орбите собран и готов к полету космический корабль "Гея", созданный по проекту, между прочим, главного обвиняемого. Этот корабль предназначен для первой партии переселенцев на Счастливую. Теперь его поведете вы. Судебное заседание закончено. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.

– Счастливого вам полета, Сергей Владимирович, – обратился судья уже к нему лично, впервые называя по имени отчеству, а не обвиняемым. – Естественно, до вылета на лунную орбиту вы, как не получившие оправдательного приговора, будете находиться под стражей, но считайте это данью букве закона. Сегодня по средствам массовой информации будет объявлено, что все ваши соратники, находящиеся в городе, очевидно, – судья усмехнулся, – с целью повидаться с вами, могут больше не опасаться преследования, если добровольно последуют за вами в экспедицию на Счастливую.

Сергей почувствовал, что кто-то схватил его за руку. Он открыл глаза. Перед ним, за загородкой, отделяющей подсудимых от остального зала, стоял Северцев. – Это все, что я мог сделать, Сергей! – с волнением в голосе почти прокричал он ему, стараясь, чтобы Сергей услышал его в нарастающем шуме зала.

Сергей с чувством пожал ему руку.

– Это самый лучший вариант исхода, – сказал он. – Я с самого начала понимал затруднительное положение суда. Надо сказать, они нашли блестящий выход. Кому это первому пришло в голову? Вам?

– Мне! И знаете? Ночью! Во сне! Это же надо!

Сергей вздрогнул, но ничего не сказал. Он почувствовал разочарование. Значит, выход нашла Ольга. Впрочем, уже хорошо то, что люди поняли, правильно восприняли его (ее?) подсказку. Ольга все-таки решила вмешаться! Но сделала это тактично и незаметно. Не вынудила, а подсказала.

К нему подскочил адвокат.

– Для меня это полная неожиданность! Как все хорошо кончилось!

– Вы прекрасно нас защищали. Спасибо! – пожал ему руку Сергей. Он повернулся к товарищам. Как они хорошо держались на суде! Но сейчас у многих на глазах были слезы.

После суда их не повезли обратно в тюрьму, а поместили в просторной загородной вилле в горах. Приставили охрану, но больше для формы.

Вечером он уже сжимал в объятиях Эльгу. Она что-то хотела ему сообщить, как вдруг к вилле подъехало несколько легковых машин в сопровождении двух бронетранспортеров с охраной. Сергей вздрогнул. Что бы это могло значить?

Из машин вылезли несколько человек в форме Интерпола, среди них Сергей заметил прокурора.

– В чем дело? – нахмурился Сергей. – Приговор изменен?

– Пока нет, – буркнул прокурор. – С вами хочет поговорить генерал, – представил он высокого, с густой проседью в когда-то черных волосах, грузного человека в сером штатском костюме.

– Вячеслав Михайлович Собетов, – назвал тот себя. – Рад случаю с вами познакомиться, Сергей Владимирович.

– Вы мой соотечественник? – осведомился Сергей, делая шаг в сторону и пропуская генерала вперед.

– Из-под Курска!

– Вот как? Выходит, мы почти соседи. Я сам родом из-под Орла.

– Ну, тогда нам легче договориться. Мы с вами земляки, – пошутил генерал.

– О чем? Я вас внимательно слушаю.

– Вы понимаете, что суд не мог вам вынести оправдательный приговор?

– Вполне!

– Значит, приговор вас устраивает?

– Почему вы это спрашиваете?

– Мы не могли выполнить ваши условия полностью.

– Какие условия? – ничего не понимая, спросил Сергей.

– Вы освободите членов Верховного суда и Генерального прокурора. Их похищение может вызвать далеко идущие последствия, как для правительства, так и для общей структуры управления.

– Может быть, вы мне объясните? Я ничего не понимаю.

– Как, разве вы ничего об этом не знали? Сегодня ночью из своих домов похищены все члены Верховного суда в полном составе, Генеральный прокурор и федеральный министр юстиции. Вот, – он протянул ему лист бумаги, – мы получили письмо, в котором требуют вашего освобождения в обмен на заложников.

– Что за чертовщина?! – возмутился Сергей, беря в руки записку. Это было письмо, написанное почерком Владимира.

– Так вы ничего не знали? – повторил свой вопрос генерал.

– Клянусь вам! Меня это сильно огорчает. – Он протянул генералу письмо. – Я думал, что суд сам, без давления, пришел к такому заключению. Теперь же…

– Вы правы и не правы. Я сейчас вам объясню. Приговор, который вам вынесли, обсужден раньше, до похищения. Имелись, правда, возражения со стороны прокурора… который собирался писать протест. В общем, все получилось как-то… – он замялся. – Словом, мы ждем, чтобы заложников освободили.

– Заявляю вам, что я не имею к их похищению никакого отношения. Но уверен, что заложники уже дома, поскольку вы объявили по радио и телевидению о приговоре. Попробуйте проверить. – Сергей снял трубку телефонного аппарата и протянул ее генералу. Тот позвонил.

– Вы правы! – сказал он удивленно, вешая трубку. – Все похищенные вернулись домой. Извините! – он поднялся и подал руку Сергею. – Я понимаю, что это дело тех из ваших товарищей, которые остались на свободе. Что же, я их не осуждаю. По секрету скажу вам, что на их месте я поступил бы так же. И все же это было лишнее. Я пристально следил за вашим процессом и не только следил, но и был в курсе политической борьбы, которая шла вокруг него. Если быть честным до конца, должен вам сказать, что восхищен вами и тем, как вы провели операцию по ликвидации банд Каупони.

– Вот как? Приятно слышать. Должен вам ответить, что у вас еще хватит работы, когда мы покинем Землю.

– Я знаю! Но это разрозненные недобитые группы и, поверьте, Интерпол с ними быстро справится, не прибегая больше к вашим методам.

– Вы их осуждаете?

– Как вам сказать… По правде, ваши методы были единственными эффективными средствами против этой нечисти. Со временем, думаю, поступки ваши дойдут до сознания всего населения. Ну, желаю удачного полета! – генерал протянул руку. Вскоре послышался шум автомобильных двигателей, и гости покинули виллу.

– Зачем они приезжали? – обеспокоенно спросила Эльга, входя в комнату сразу же после того, как ее покинул генерал.

Сергей объяснил.

– Это Владимир! – Эльга рассказала Сергею о встречах с Владимиром, об его обещании сровнять с землей тюрьму и о тех вырвавшихся невольно словах его в машине, когда она, убитая горем, возвращалась с последнего свидания с мужем.

Сергей все понял. Вот откуда у него были внезапные наплывы нежности к этому юноше, который так мучительно напоминал ему кого-то. Кого же, как не его самого? Как он вырос с тех пор, когда Сергей вытаскивал его из окна дома, в котором расположился Бэксон со своей шайкой. Сергей не задумывался над тем, каким способом Ольга совершила эту трансформацию. Он ждал, когда она сама ему все объяснит.

Владимир присоединился к ним утром следующего дня. Едва поймав на себе взгляд, брошенный на него Сергеем, Владимир понял, что тому все известно.

– Отец, – только прошептал он, уткнувшись лицом в его грудь. – Отец! – повторил он с наслаждением от самого звучания этого слова, которое он впервые мог произнести вслух.

– Мальчик мой! – Сергей судорожно прижал к груди сына. – Почему же ты молчал?!

– Мать не велела тебе говорить.

– Как она там? – спросил он внешне спокойным тоном, как будто речь шла об обыкновенной женщине, жене и матери.

– Я с ней часто виделся. Она очень беспокоилась за тебя. Велела мне беречь тебя… Мы с ней увидимся перед самым отлетом, – сообщил он.

Сергей немного успокоился и строго посмотрел на сына.

– Как ты мог решиться на такое?

– Ты имеешь в виду похищение членов Верховного суда и Генерального прокурора?

– Да!

– Если нужно было бы для твоего освобождения похитить весь Всемирный Совет, я бы, не задумываясь, сделал это. Более того, разнес бы здание суда, тюрьму и половину города, лишь бы спасти тебя.

– Опомнись! Ты это серьезно?

– Вполне!

Сергей задумался. Высказывание сына встревожило и огорчило его.

– Послушай, мой мальчик. Вспомни, для чего мы затеяли все это дело? Ради человечества. Как же можно поднять руку на человечество? Ведь ради него мы ежедневно рисковали жизнью. Ради его будущего. Разве можно затаить гнев на человечество? Мы же только часть его, маленькая, незначительная часть, которая служит целому.

– Не знаю, отец! Для меня человечество- это прежде всего – ты, мать, затем наши товарищи… Я пока не ощущаю себя частью сброда, который называет себя человечеством. Я знаю его историю, которая вызывает у меня отвращение и презрение. Пока это для меня толпа грязных, нечистоплотных обезьян, и каждая обезьяна переполнена ханжеством, лицемерием, страстью к порокам… Знаешь, когда я тут появился впервые и не мог еще отключиться и слышал мысли окружающих меня людей, я содрогался от отвращения и брезгливости. Потом эти чувства притупились. А вначале мне показалось, что я по самые уши провалился в яму с дерьмом. Прости меня за резкость…

– Это пройдет со временем. Есть такая юношеская болезнь максимализма. Все в той или иной степени болеют ею. У тебя она слишком сильно развита. Это понятно. С одной стороны, ты был долгое время изолирован от реальности и рос в чистоте, потом тебе пришлось иметь дело с самой худшей частью человечества. Такие контрастные переходы не проходят даром. Но наберись терпения и будь более терпелив. Пойми, терпимость – главная и наиболее ценная черта человеческого разума. Она способствует объективной оценке реальности, но чтобы быть более объективным, надо еще выработать у себя взгляд "изнутри", то есть воспринимать свое собственное "я" в неразрывной связи с человечеством…

– Ты советуешь мне воспринимать себя в неразрывной связи… с кем? С теми, которые вырезали у детей органы для трансплантации? И это представители самой, как здесь говорят, гуманной профессии?!

– Ты их?..

– Да, я предоставил им достаточно времени подумать…

– Вися вниз головой?

– И очень сожалею, что не мог их повесить на самой многолюдной площади Нью-Йорка.

Сергей болезненно поморщился. Он понимал состояние сына и, кто знает, может быть, будучи на его месте, он поступил бы так же. Но сейчас… Сейчас его беспокоило психологическое состояние Владимира.

– Видишь ли, сынок, – как можно ласковее сказал он. – Человечество многообразно. Очень многообразно, и наряду с тем "дерьмом", о котором ты говоришь, человечество создало и создает много прекрасного, благородного, что делает ему честь. И если человечество встретится с другими развитыми цивилизациями, то у него будет что внести в качестве своего вклада в общую культуру Объединенного разума. Я верю, что это время придет и, возможно, скоро. Сейчас, – продолжал он, – человечество вступило на путь самоочищения. Мы принесли ему дар далекой Элии, и важно не только то, что мы дали ему этот дар, но значительно важнее, что человечество его приняло. Мне кажется… Нет! Я уверен, что в человечестве постепенно зрели свойства, которые слишком рано получил народ Элии. Мы только ускорили процесс. Но рано или поздно свойства глубокого взаимопонимания обязательно появились бы. Мы только помогли преодолеть порог, который отделял человеческую цивилизацию от следующего этапа развития. И это связано с новыми принципами восприятия реальности и ее анализа. – Сергей увлекся и не заметил, как впал в лекторский тон. – Понимаешь, разум, по мере своего развития, увеличивает диапазон восприятия, в том числе восприятия добра и зла. Узкий разум не способен на глубокие чувства. Развитый, с широким диапазоном восприятия, становится терпимым к слабостям и непримиримым к порокам. То есть, возрастает терпимость, но вместе с нею и возрастает непримиримость к жестокости. Жестокость по отношению к порокам.

– Но надо еще отличать пороки от слабости, – заметил внимательно слушающий его Владимир.

– Это легко. Любой порок содержит в себе насилие. Это индикатор любого порока. Если ты видишь, что поступок человека не содержит в себе насилие над другим, то такой поступок не может быть порочным.

– А если человек обманут и не понимает, что действие другого идет ему во вред?

– Так обман и есть насилие! Более того, каждое насилие начинается с обмана. Почему элиане не смогли создать государственности? Не только потому, что природа предоставляла им все необходимое для жизни. Главным образом потому, что в основе всякой государственности лежит обман, ложь. Элиане же легко распознавали любую ложь. Создать государственность без лжи и обмана можно только на уровне сверхцивилизации. Собственно, это уже не государственность и обычном понимании слова, а разумная самоорганизация. Элиане в своем развитии не дошли до такой стадии и поэтому не смогли создать цивилизации в обычном понимании этого слова.

– Выходит, что обман и насилие являются необходимыми на начальных этапах организации?

– По-видимому. Хотя категорически не могу утверждать. Но мне совершенно ясно, что когда общество взрослеет, оно должно перейти к новой форме организации, без обмана и насилия, иначе – оно неизбежно гибнет. Это аксиома.

Владимир задумался.

– Мне пришла вдруг мысль. Допустим, сейчас произошел бы контакт человечества с более высокой цивилизацией. Тебе не кажется, что пришельцы, первое, что почувствовали бы при контакте с человечеством, – это отвращение к нему? Я по себе сужу. Ведь мое восприятие человечества после выхода из СС – это миниатюрная модель восприятия его более высокой и морально более чистой цивилизацией.

– Возможно. Тем более есть основания, спешить!

– Ты прав! Есть все основания спешить! – услышал он знакомый голос Ольги.

Переход произошел мгновенно и незаметно. Первым пришел в себя Владимир. Он кинулся на шею матери. Ольга прижала его к груди и ласково гладила волосы.

– Ты, конечно, все знаешь, – вместо приветствия произнес Сергей, садясь в кресло возле "своего" письменного стола. Краем глаза он заметил на нем толстую стопку листов, покрытых математическими записями. "Сергей-второй" усиленно трудился над чем-то. Некоторые уравнения показались ему знакомыми, он взял лежащий наверху стопки лист и стал читать, но не так-то легко в них оказалось разобраться. Очевидно, за это время его дублер значительно продвинулся вперед. Он ощутил некоторую зависть. Ольга поняла его и кивнула головой.

– Каждому – свое, Сергей. Тебе предстоит много работы.

– Я тебя понял. Кому-то надо быть и исполнителем всего этого, – он кивком указал на стопку бумаг. Неизвестно почему, но он почувствовал досаду, и это также не укрылось от Ольги.

Она оставила сына и подошла к нему. Как бывало раньше, запустила пальцы в его волосы. Это всегда нравилось Сергею. Он поймал ее руку и прижал к щеке.

– Страшно устал, – пожаловался он. – Особенно за эти полгода, проведенные в камере.

– Я тебе предлагала, – напомнила Ольга, – "взять отпуск" и побыть здесь некоторое время, но ты не захотел.

– Естественно! Я не имел права на какие-то преимущества перед своими товарищами. Хорош бы я был, если бы отдыхал здесь и охотился на оленей, когда мои друзья сидят в тюрьме.

– Я тебя поняла, поэтому не повторяла своего приглашения. Впрочем, если ты хочешь сейчас…

Сергей отрицательно покачал головой. – Я уже настроился на экспедицию и хотел бы скорее заняться ее подготовкой,

– Корабль готов полностью. Я внесла некоторые изменения в программу его "мозга", построенного на кристаллах СС. Дело и том, что тебе придется сделать остановку на Перуне.

– На Перуне? – удивился Сергей. – Зачем?

– Потому что это твоя главная цель. Я тебе должна многое объяснить из того, что раньше скрывала. Видишь ли, Сережа, наша Вселенная уже десять тысяч лет, именно такой возраст этой системы, о ней я тебе рассказывала, живет, как на вулкане, который в любую минуту может проснуться. Я тебе говорила, что система построена из таких же кристаллов, что и моя. В чем-то я превосхожу ее, но в целом она благодаря огромной массе неизмеримо мощнее. Учти, это не очеловеченный разум. В этом его слабость и беда, и в этом непредсказуемость его действий. Непредсказуемость в том смысле, что у нас разные понятия о ценностях. У этой системы своя мораль, но эта мораль не имеет ничего общего с человеческой. Она так же отличается от нее, как, – она задумалась, – право, я даже не могу найти подходящего сравнения. Если бы не апатия, потеря цели и безразличие ко всему, то эта система могла бы уничтожить нашу Галактику, если бы захотела.

– Это так серьезно?

– В том-то и дело. Людей этой планеты создал голый разум. Нет ничего более опасного чем он, лишенный чувств.

– И его нельзя уничтожить?

– Выкинь это из головы! – испуганно воскликнула Ольга. – Забудь немедленно то, что ты сказал! Прежде чем ты подумаешь, он уже будет все знать, и какое ответное действие он может произвести – никто не предугадает. Понимаешь, этот сверхразум пока спит, спит в том смысле, что не испытывает желаний. Он спит пока, но когда проснется, надо, чтобы он проснулся человеком. Иначе – гибель всему. Я говорю это вполне серьезно. "Взрыв вулкана" мог бы произойти тысячу лет назад, пятьсот, двести, он может произойти и через миллионы лет, а может и сейчас, в эту минуту, когда мы беседуем и, если он произойдет, то никакие силы Вселенной ему не помешают. Единственно, что может спасти мир, – это очеловечивание голого разума. Именно для этого я тебя и готовила. То, что происходило на Элии, на Земле, – только маленькая разминка перед предстоящим делом.

– Так что я должен делать?

– Даже я не могу тебе ничего сказать. Здесь разум бессилен. В том смысле, что встреча твоего разума с разумом этой системы, это встреча муравья с мамонтом. У тебя есть другое – это чувства, то, чего нет у голого разума. Но будь осторожен и внимателен. Он ждет тебя, я с ним договорилась о вашей встрече, но учти, что твой визит может и ускорить "взрыв", если вы с ним не достигнете взаимопонимания.

– Так, может быть, не рисковать? Ждать?

– Ждать чего?

– Когда он сам разрушится…

– Он никогда не разрушится, даже если погибнет вся наша Вселенная, он останется существовать. Он может гасить звезды, изменять направление времени, ускорять бег галактик. Он может все! И если есть хоть одна малейшая зацепка, чтобы сделать его безопасным для жизни, не только человеческой, но вообще для органической жизни, ее надо использовать, несмотря на огромный риск, связанный с этим.

– Ты рассчитала вероятность?

– Да! – поняла его вопрос Ольга. – Она приближается к единице. То есть рано или поздно взрыв обязательно произойдет, если тебе не удастся предотвратить его. Поэтому надо идти на риск.

– Ты тоже погибнешь?

– Я – нет. Но я стану придатком системы голого разума. Понимаешь, тогда начнется совершенно другая эволюция Разума и Вселенной. Разума, лишенного чувств, бесплодного, замкнутого на себя. Для органической жизни, с сопутствующими ей эмоциями, страстями, горестями и радостями, не останется во Вселенной места. Сейчас еще можно что-то сделать, повернуть направление его развития. Ищи взаимопонимание, ищи общность понятий… начни с этого… – Ольга замолчала и вопросительно посмотрела Сергею в глаза: понял ли он ее.

– Понял! – ответил он на ее немой вопрос. – Теперь все стало на свои места. А я-то думал все время, зачем ты меня посылала на Элию… Ты уже тогда готовила меня для полета на Перун.

Ольга кивнула.

– Да, для встречи с системой Перуна нужен был именно такой человек: с ярким восприятием, большим жизнелюбием, широким понятием добра и непримиримостью к насилию. Добрый, но решительный, смелый и осторожный. В общем, ты готов к встрече. Я сделала все, что могла. Остальное зависит от тебя.

Теперь небольшая информация. "Гея" в основном сделана по твоему проекту. Я только внесла некоторые изменения. Это огромный корабль и снабжен всем необходимым. Вы выйдете из гиперпространства в нескольких миллионах километров от Перуна. До Перуна ты доберешься на катере. Жди разрешения на посадку. Я договорилась с системой Перуна, что тебе дадут кристаллы для создания СС на Счастливой. Хочу тебя предупредить, что я не могла получить информацию об этой планете. Поставлен барьер. Скорее всего его поставила система Перуна. Поэтому, я думаю, тебя там ждут неожиданности. Будь к ним готов.

– У меня сложилось впечатление об этой планете, как о двойнике Земли.

– Все возможно. Меня смущает только информационный барьер…

– Можно мне к вам? – раздался знакомый Сергею голос. В дверях стояла Эльга.

– Мать, можно я пойду повидаюсь с сестрой? – смущенно спросил Владимир.

– Иди, – разрешила Ольга.

– Ну, здравствуй! – подошла Эльга к Сергею. – Как там поживает моя реальная копия?

– Как, ты все знаешь? – удивился Сергей и недоуменно посмотрел на Ольгу. Он помнил, что ему говорила по этому поводу Ольга, что модель Эльги не знает истинного своего положения.

– Так получилось, – развела руками Ольга. – Она видела вас двоих и вскоре обо всем догадалась! Я не учла, что модель развивается сама… вернее, знала, но… в общем, так получилось… – Ольга была явно смущена.

– Ну и?.. – вопросительно заглянул Сергей Эльге в глаза.

– Что и?.. Все нормально! Я люблю тебя, то есть я хотела сказать того… но это все равно… В общем, мне тут нравится, – она смутилась, а потом рассмеялась.

– Подождите, я сейчас принесу кофе и что-нибудь закусить, – Ольга поднялась и вышла, оставив их наедине.

Сергей начал рассказывать о приключениях на Земле в реальности. Эльга слушала внимательно, и только глаза ее мерцали знакомым Сергею светом.

– Самое смешное, – рассказывал Сергей, – что когда я явился к тебе во Флориду, то встретил твоего двойника, Сюзанну. Я уже тебе о ней рассказывал. Естественно, она меня не знала и поэтому удивилась моему приходу. Видя, что она меня не узнает или, как мне показалось, делает вид, я был взбешен. Вернее, страшно зол на самого себя. И если бы в это время к нам не вышла настоящая Эльга, я бы ушел и больше никогда не искал с нею встречи. Оказывается, она сама меня долго разыскивала после того, как сбежала из адаптационного центра. Несколько раз ездила в Россию, но, естественно, меня там не нашла. Я уже начал свои операции против неогуманистов. Кстати, Бэксон отделался пожизненным заключением. Здесь, как ты помнишь, судьба его была более трагичной.

– Ты любишь ее?

– Эльгу? – переспросил Сергей. – Очень!

– Я рада! Значит, и там я тоже счастлива! Это очень важно, так как теперь я знаю, что мои чувства к Сергею – это истинно мои, а не смоделированные Ольгой. Меня этот вопрос мучил, когда я догадалась о своем настоящем положении. Теперь мне значительно легче. Спасибо тебе!

– А где сейчас Сергей?

– На Элии. Он затеял какие-то, как он говорит, чрезвычайно важные исследования. Ольга мне объясняла, но я ничего не улавливаю. Математика для меня – темный лес. Насколько я поняла, они готовят запасной вариант, если твоя миссия на Перун потерпит неудачу.

– Вот как? Интересно! Что же это за запасной вариант?

– Не спрашивай! Все равно не смогу объяснить. Ольга как-то намекнула, что в изучении многомерности пространства она продвинулась дальше, чем система на Перуне. Но ты меня не выдавай. Если она сама тебе этого не сказала, то не спрашивай, ладно? – она просительно дотронулось до его руки.

Сергей вначале даже обиделся, но потом рассудил, что если Ольга не говорит ему ничего, значит, имеет на то основания. Он постарался тут же забыть о сообщении Эльги, которое его поначалу заинтриговало.

 

 

***

Сергей провел на "острове" неделю. Это был его, как он шутливо говорил, "заслуженный отпуск". С таким же успехом он мог пробыть здесь месяц и год. Все равно в реальном времени за этот период прошло всего лишь несколько минут. Но к концу недели стала все больше и больше смущать и даже тяготить двойственность его состояния.

Вначале он с приятным волнением посетил места, связанные с прошлыми событиями. Вместе с Эльгой побывал в маленькой бухте на южном побережье, где так неожиданно и стремительно возникла его связь с этой женщиной, постепенно переросшая в глубокое чувство.

Пожалуй, ему не надо было там появляться, тем более с Эльгой. Именно с этой Эльгой, с которой его связывало прошлое, насыщенное драматическими событиями. Сергей почувствовал, что его волнение передалось и ей. В ее глазах вновь появилось столь знакомое ему мерцание, а в голосе – вибрирующие ноты, и Сергей заторопился прервать свой "отпуск".

Нельзя сказать, что решение далось ему легко. Возможно, здесь сказывалась усталость. Он с сожалением и чувством большой утраты вспомнил о своей "патриархальной" жизни на острове, спокойном ее течении вне всяких внешних вмешательств и треволнений, в окружении столь близких существ… Невольная зависть к оставшемуся в Системе дублеру нет-нет да и охватывала его. Все это, конечно, объяснялось недавно пережитым нервным напряжением, но…

От Ольги не укрылось его состояние. Она как-то вечером, когда все, окончив ужин, разошлись по своим комнатам, задержала Сергея.

– Меня беспокоит твоя усталость, – озабоченно сказала она. – Может быть, я устрою тебе более длительный отдых? В реальном времени это совсем немного. Скажем, помещу тебя снова на Элию.

– Что, снова в концлагерь? – невесело пошутил Сергей.

– Нет! Зачем же? – Она как-то сочувственно улыбнулась ему, и в этой улыбке Сергей заметил скрытое сострадание. – Нет, конечно, – повторила она. – Я помещу тебя в относительно спокойный период твоей жизни там. Вся эта ситуация хранится в памяти, записанной на блоках СС. Внесу только небольшие изменения для разнообразия. Например, Эола останется жива…

Этого ей не следовало говорить. Смерть Эолы навсегда оставила болезненный рубец в сердце Сергея. Он весь замер, почувствовав боль давно пережитого.

Ольга не заметила его состояния и продолжала:

– На некоторое время ты забудешь обо всем и отдохнешь. Полное ощущение реальности я тебе гарантирую.

– Нет, Ольга, не надо! Завтра ты отправишь нас с Владимиром в реальность. И так мой "отпуск" слишком затянулся. Пора приниматься за дело. Боюсь, что продолжение отпуска только расслабит меня… Впрочем, – он заметил промелькнувшее на лице его "бывшей жены" огорчение, – то, что ты предложила мне, не лишено интереса. Как ты думаешь? Со временем будет ли такое возможно? Не только для меня, а для любого человека, если его психологическое состояние будет требовать такой разрядки?

– Все зависит от мощности СС. Я предполагаю в будущем использовать для размещения блоков Луну. Тогда моя мощность станет сравнима с мощностью СС на Перуне, и у человечества откроются новые возможности. Человек, например, за время своего сна сможет отправиться "в отпуск" на год, а то и два, восстановить свои психологические силы, и все это займет несколько минут, максимум – два-три часа.

– Но не будет ли это теми же грезами, которые ты описала в "Тупике"?

– Нет, конечно, нет! – живо возразила Ольга. – Это только отдых, но ты не забывай, что у людей в реальности останется напряженная творческая жизнь, не тупая работа у конвейера, а реальная, насыщенная событиями, интересом и творчеством жизнь.

На второй день после этого разговора они с Владимиром снова вернулись в реальность и занялись подготовкой к полету.

Через месяц "Гея" стартовала с лунной орбиты и, разогнавшись до субсветовой скорости, вошла в гиперпространство.

Самым неприятным в предстартовой суете для Сергея было то, что Эльга не смогла принять участие в полете. Консультирующие ее врачи в один голос заявили, что полет с ускорением смертелен для нее и ее будущего ребенка.

– И опять я теряю тебя! Уже второй раз! – с болью произнес Сергей. Эльга ничего не ответила. Ее лицо было залито слезами. – К сожалению, отлет нельзя задержать. Придется переделывать расчеты. И нет уверенности, что новые точки отсчета будут благоприятны для выхода в гиперпространство.

Возможно, Всемирный Совет и пошел бы навстречу Сергею, если бы он предоставил аргументы в пользу задержки отлета, но мог ли он использовать в их качестве свое личное. Не он один оставлял здесь жену. Кроме того, а это самое главное, перед ним стояла задача, сформулированная Ольгой, решение которой, не говоря уже о том, что завершало всю его жизнь, являлось единственным, что гарантировало бы человечеству жизнь. Все шло пока хорошо до самого последнего момента. Неужели он совершил страшную ошибку. Видя перед собой человека, женщину, на какое-то мгновение забыл, кто перед ним… Как теперь среагирует на его поступок этот могучий сверхразум? Сергею пришел в память миф об Актеоне, жестоко наказанном Артемидой за то, что посмел взглянуть на нее как на женщину. Сергей готов понести был любую кару, но чтобы эта кара не пала за его поступок на его планету…

 

 

***

"И все же, – шепнул ему внутренний голос, – как она прекрасна!"

Тьма рассеялась, и он снова очутился перед экраном.

Он понял, что должен уйти. Надел скафандр и вступил на светящуюся платформу. Платформа тотчас пришла в движение, и вскоре он очутился на поверхности. Дальше все развивалось в обратном порядке. По светящейся дорожке он дошел до катера. Николай ждал его с нетерпением.

– Ну что? – был первый его вопрос.

Сергей пожал плечами.

"Открой грузовой отсек катера", – прозвучал внутри него голос Урании. Сергей подчинился и набрал команду, открывающую грузовой отсек. Через иллюминатор он увидел, как кристаллы, образующие неподалеку от посадки катера пирамиду, зашевелились. Пирамида рассыпались, и кристаллы поплыли невысоко, почти касаясь поверхности, к катеру. Вскоре приборы показали полную загрузку отсека. Урания выполнила обещание, данное Ольге.

– Спасибо, Урания, – мысленно произнес Сергей. – Прости, что так получилось, – извинился он. В ответ раздался мелодичный женский смех. Катер плавно приподнялся и стал набирать высоту.

За месяц пути до "Геи" Сергею несколько раз приходилось рассказывать Николаю о своих приключениях на Уране. Пораженный происшедшими событиями, Николай несколько раз просил повторить его рассказ. Делать в полете было нечего, и Сергей удовлетворял любопытство друга. Он рассказал все или почти все, утаив от него последние минуты, проведенные с Уранией.

– Она такая красивая? – переспрашивал Николай.

– Очень! Я даже не могу сравнить ее ни с кем из виденных мною ранее женщин. Красота женщины – продукт длительной цивилизации, многовекового отбора. Учти, что олимпийцы и титаны опередили нас на десятки тысяч лет. Теперь, сидя в пилотском кресле, Сергей внутренне ужасался своей дерзости. В то же время ему было очень стыдно. Его выставили наружу, как нашкодившего котенка. Судя по тому, что Урания выполнила свое обещание и дала кристаллы, она не разгневалась за его поступок. А если? Что стоит этой могущественной системе уничтожить его, космический корабль да и всю Землю! "А все-таки она прекрасна! Обняв ее, я забыл обо всем. Передо мной была только женщина с лицом и фигурой богини. Если бы она была женщиной, то могла бы понять мой порыв. Впрочем, она сама же меня спровоцировала. Хотела узнать предел человеческой смелости. После этого, что мне оставалось делать? Сказать: "Извините, мадам, в другой раз"?! Пожалуй, это ее еще больше бы рассердило. А собственно, почему рассердило? Ведь это же машина! Впрочем, какой черт, машина? Личность! С невообразимо высоким интеллектом. И все же у нее есть эмоции и чувства. Не знаю, когда они появились. Может быть, после моего прихода, ведь она меня всего проанализировала до последней клеточки. А может быть, уже потом, после беседы. Ведь приняла она образ прекрасной женщины, а не старой карги! Следовательно, ее собственная внешность ей была не безразлична. А это уже чувства.

 

 

УРАНИЯ И ВЛАДИМИР ВЫСОЦКИЙ

 

– Так это и есть счастье? – Сергею показалось, что в голосе Урании прозвучало разочарование.

– Для нас, людей, это составляет существенную часть его. Я бы сказал, постоянную составляющую любого счастья. Конечно, это относится к биологическим существам.

– Нет, почему же! Интересный поток импульсов. Новые информационные ощущения. Я прекрасно знаю о таких процессах в организмах биологического происхождения, но на себе ощутила их действие впервые. Очень любопытно! Я их записала в память и при желании буду повторять.

– А вот этого делать не надо! – серьезно заметил Сергей, целуя ее в мочку уха. – Здесь каждый раз по-новому. Повторение, как известно, не содержит новой информации, так что лучше сотри! Меня еще в школе учили, что информацию лучше черпать из первоисточников.

Раздалось призывное ржание. К нему, изогнув хвост, скакала тонконогая белая кобыла. Сергей тряхнул гривой и фыркнул.

– Ну, это совершенно лишнее, Урания.

– Почему? – заржала кобыла. – Ведь ты сам интересовался превращениями Зевса.

– Чисто теоретически! На практике это совсем неинтересно.

Зеленый луг исчез, и они снова очутились к комнате.

– Если ты хочешь менять платья, то я бы попросил ограничить их фасон. Я в этом отношении немного консерватор. Разве что для загородных прогулок… с чисто спортивными целями.

– Но олимпийцы часто прибегали к принятию образов других существ.

– Наша цивилизация, к счастью, еще не дошла до этого.

– Почему "к счастью"?

– Видишь ли, Урания, – Сергеи замялся, – я бы сказал, что это несло в себе массу неудобств…

– Почему? Мне кажется, напротив…

– Была бы страшная неразбериха. Любой бык принимался бы за бога. Попробуй тогда отличить своего быка от соседского, принявшего его образ. Нет, Урания, это не для нас! Тем более…

Бык имеет известные преимущества, и при достаточно развитой фантазии наши женщины охотно бы принимали любого быка за бога. Мы, хотя и утверждаем: "Что позволено Юпитеру – не позволено быку", но попробуй разберись, где Юпитер, а где просто бык? Человеку свойственно ошибаться. Иной раз люди думают, что перед ними бог. Всячески ублажают его, вешают ему на шею золотые украшения, а потом, когда этот "бог" околевает, оказывается, что он не бог, а самая заурядная скотина. Тогда жрецы начинают смущенно оправдываться, дескать, ошиблись, братцы, не тому молились. А что толку от их "самокритики"? Приведут из своего стада нового быка и говорят: "Вот он, самый что ни на есть настоящий Юпитер! Молитесь теперь ему!" И все начинается сначала. Бык, естественно, мычит. Но поскольку он занимает должность Юпитера, то каждое его "Му!" принимается за божественное откровение.

Урания недоуменно посмотрела на Сергея, а затем весело рассмеялась.

– И как часто у вас бывали такие случаи?

– Да бывало… В прошлом, конечно,… давно. С тех пор люди перестали верить в такие превращения…

– Хочу тебя спросить… тут проскользнул один нюанс… – Урания вопросительно посмотрела на Сергея.

– Спрашивай.

– Ты говорил о фантазии… Я так поняла, что женщины обладают большим воображением и глубиной восприятия, чем мужчины? Что они, более развиты?

– Несомненно, прекрасная Урания, несомненно! У женщин воображение развито значительно больше, чем у мужчин. Я сошлюсь хотя бы на предания о контактах олимпийцев с землянами. Если верить мифологии, то какие только образы не принимали олимпийцы, чтобы соблазнять земных красавиц: Зевс принимал образ быка, соблазняя Европу, лебедя – Леду, даже облако или золотой дождь. Гермес – козла, Посейдон – коня, дракона и так далее, и тому подобное. Но я не помню ни одной олимпийки, которые, в общем, тоже часто сходились со смертными, чтобы они принимали образ какого-то животного. Видишь ли, земные мужчины в этом отношении более консервативны. По-видимому, они не обладают достаточно развитым воображением, чтобы распознать в корове прекрасную богиню. Они более "близоруки" в этом отношении и более поверхностны, так что прекрасное внутреннее содержание остается для них закрытым, и они не могут оценить его по достоинству.

– Ты говоришь неуважительно о своем поле.

– Что делать, Урания? Мы, мужчины, привыкли во всем признавать превосходство прекрасного пола и относиться к своим собственным недостаткам с чувством юмора. В этом только, пожалуй, мы немного превосходим женщин, которым чувства юмора иногда не хватает.

– Юмор? Что это такое?

– Я бы сказал, что это нечто смешное, что высоко ценится, но подчас стоит весьма дорого.

– Что, за него разве приходится платить?

– Да, и обычно тому, кто продает его.

– Как? Продает и сам же платит? Не понимаю!

– Вот в этом заключается весь юмор, Урания.

Урания задумалась, а потом строго посмотрела на Сергея.

– Я тебя поняла! Что ж, ты смел, человек, если позволил себе подшучивать надо мной! Хочу убедиться, как далеко идет твоя смелость. Ты не боишься, что я тебя накажу?

– Нет! Это будет нелогично!

– Вот как?!

– Если ты меня накажешь, то я, следовательно, прав, и юмор стоит дорого. Значит, меня нельзя наказывать за правду. Если я не прав, то доказать ты это сможешь только, не наказав меня. Не так ли, прекрасная и могучая Урания?

Складки на лбу Урании разгладились, и она улыбнулась, но тотчас снова приняла серьезный вид.

– Все-таки я хочу…

Все исчезло. Сергей почувствовал, что он как бы растворился. Тела не было. Был только один разум. Не было даже привычного ощущения центра, места, пространства. Он был нигде и везде одновременно. Но пространство существовало вне его ощущений. Еле заметно светящиеся точки заполняли это неощутимое пространство, одна на большом расстоянии от другой. Это было не звездное небо…

– Ты меня слышишь? – вошел в него голос Урании. Сергей не мог ответить, ибо его не существовало.

– Я тебя подключила к информационному полю.

– Ну, достаточно! – Сергей снова очутился в комнате. Рядом с ним была Урания.

– Видел?

– Вернее, ощутил! Что это?

– Реальность. Каждая точка – Вселенная. Одна из них – наша. И каждая Вселенная – это ядро атома, самого обычного атома второго уровня Вселенной. А таких уровней множество. Время во втором уровне течет на много порядков медленнее, чем в нашем. То есть взрыв нашей Вселенной, нашего ядра атома, – это неуловимый миг во Вселенной второго порядка. Наша Метагалактика, то, что мы привыкли называть Вселенной, всего только возбужденное ядро атома во Вселенной второго порядка. Пройдет мгновение, и он отдаст квант энергии, и во всей нашей Вселенной наступит спокойствие. Мертвое спокойствие. Тебя это не пугает?

– Нисколько.

– Но ты же даже не знаешь, где находится этот атом! То ли на мембране живой клетки какого-то существа Вселенной второго порядка, то ли в коре гнилого дерева, то ли в навозной куче водовозной клячи. Тебя не пугает вся твоя история, эмоции, о которых ты мне толковал, и все прочие ценности – эта ничтожная часть навозной кучи? Разве тебя это не пугает? – повторила она с насмешкой в голосе.

– Нет, Урания, нет. Во-первых, между нами, как ты сказала, непроходимый барьер времени, а во-вторых, есть нечто такое, что возвышает меня не только над этой "навозной кучей", куда входят наши Вселенные, но и над обитателями этой Вселенной второго порядка. Это мой разум. Разве недостаточно? Дело не в уровнях пространственного распределения, а в уровне развития! Ты думала испугать меня моим ничтожеством? Но разве величие определяется величиной? Я приведу тебе такой пример. Лет триста назад жил на Земле поэт, певец Владимир Высоцкий. Только специалист по истории может назвать имена правителей Земли того времени, а Высоцкого у нас до сих пор знает каждый школьник. Вот тебе величина и истинное величие. С одной стороны – огромная навозная куча, с другой – разум, интеллект, мужество.

 

 

МОЛЧАЛИВЫЙ ДИАЛОГ

 

"Может ли восприятие и понимание прекрасного быть лишено чувств? – думал Сергей. – Хотя, как сказать? Вполне возможно, что ее восприятие прекрасного – это комплекс логических уравнений, совпадение логики математики и гармонии тела. Нам известно, что красота и целесообразность идут в своем развитии параллельно. Следовательно, если целесообразность описывается математической логикой, то и красота, идущая параллельно целесообразности, должна иметь свое математическое содержание. Допустим, что это так. Что дальше? Мы, – мысленно обратился он к своему воображаемому оппоненту, – пытаемся уяснить, имеют ли чувства некое математическое содержание. Если да, то, пытаясь понять, что такое чувства, Урания могла проанализировать их математическое содержание и их отражение, не будем уточнять, и тогда… тогда, испытывая интерес к этому вопросу, легко могла "заразиться" ими в момент первого контакта и анализа моей психоструктуры. Это если чувства имеют какое-то математическое отражение. Но имеют ли они его? Вот в чем вопрос! Целесообразны ли чувства, эмоции? Это будет отправным пунктом нашего рассуждения. С одной стороны – да. Есть положительные эмоции, которые стимулируют работу мозга. Стоп! Стимулируют? Если они стимулируют работу мозга, следовательно, помогают решать задачи. А если так, то существует некая высшая логика чувств и эмоций. А ведь верно! Именно чувства помогают нам увидеть прекрасное. Ведь что такое любовь? Это видение и раскрытие прекрасного, того, что не увидишь простым взглядом. Хотя, говорят, любовь ослепляет, создает иллюзию. Однозначного ответа нет. То же самое ненависть. Усиливает ли она остроту восприятия, следовательно, его разрешающую возможность, или ослепляет? Трудно ответить! Недостает какого-то одного компонента… Обжигает ли огонь или согревает? Что за чушь? Стой! Стой! Какой же еще компонент?"

"Ну-ну, продолжай. Я с интересом слушаю твои мысли".

"Урания!"

"Я! Мне интересно, найдешь ли ты сам решение?"

Сергей задумался и вдруг закричал:

– Нашел, Урания! Нашел!

Спящий рядом в кресле Николай проснулся от крика и вскочил на ноги.

– Что случилось, Сергей? Мне показалось, что ты кричишь!

– Нет. Все в порядке. Спи!

"Так я прав?" – уже мысленно спросил он Уранию и снова в ответ услышал мелодичный смех.

"Все-таки я прав! Недостающий в моем анализе компонент – это сам разум. Чувства усиливают сильный разум, ослабляют слабый. Все становится на свои места. Любовь и ненависть могут ослепить только слабого. Вот почему сильный разум остается спокойным и в ненависти, и в любви. Я сказал "спокойным". Это не совсем правильно. Скорее, сильный разумом умеет держать себя в руках, какие бы чувства он ни испытывал при этом. Он не рычит и не пускает слюни. Пойдем дальше! Чувства – это добавочный поток информации. Чем слабее мозг, тем ниже пропускная способность его каналов. Введение добавочной информации перегружает каналы, а перегрузка канала – неизбежный рост ошибок в принятии решений. Все верно. Там же, где каналы имеют большую пропускную способность, добавочная информация только помогает принять правильное решение. Если это так, то Урания, обладая неимоверно сильным интеллектом, должна испытывать чувства. Но тогда, почему же она спрашивала меня, что это такое? Урания, ты подслушиваешь мои мысли?"

"Я же женщина, Сергей, а женщина – существо любопытное", – снова послышался смех.

"Коль тебе уже известно чувство юмора, – улыбнулся Сергей, – то я спокоен!"

"Все же ты не до конца решил задачу!"

"Да, в моей логике чего-то еще не хватает, – признался Сергей, – но самого малого".

"Малое может стать большим, а большое – малым. Ты же сам это говорил!"

"Я? – удивился Сергей. – Не помню!"

"Ах, да! Ты не говорил!" – она опять чему-то весело рассмеялась.

Смех этот окончательно пресек линию логических рассуждений. Перед глазами снова возник образ прекрасной и пленительной женщины, ощущалась ее бархатистая теплая кожа и какая-то непередаваемая свежесть.

"Наше восприятие реальности зависит от наших органов чувств. И если они говорят, что воспринимаемые ими ощущения – реальность, то тело наше… хранит о них воспоминания как о реальности, несмотря на то, что разум протестует и утверждает обратное".

"Вот ты и попался! – торжествующе прозвучал голос Урании. – Великий бы разум все мог!"

"У меня создается впечатление, прекрасная Урания, что теперь ты, знаешь о чувствах больше меня – человека".

"Так оно и есть!" – Урания снова засмеялась. На этот раз в ее смехе было нечто такое, что заставило сердце Сергея сжаться от ощущения невосполнимой утраты.

"Ты правильно решил, что чувства усиливают разум. Но разум сам усиливает чувства. Разве ты те помнишь историю своего народа. Вспомни ее. Совершили ли что-нибудь действительно великое в вашей истории аскеты? Люди, лишенные чувств и жизнелюбия. Разве что зло!"

"Почему? – заинтересовался Сергей. – Были случаи противоположного характера!"

"Они исключение, а не правило! – в голосе ее слышалось глубокое убеждение. – Ты, – продолжала она, – не смешивай жизнелюбие и развращенность. Развращенность – это как раз и есть бедность чувств, так же, как и аскетизм. Аскет и развратник – родные братья. Их роднит ненормальность и одинаковая ненависть ко всему человечеству. Ты мне говорил, что насилие содержит в себе зародыш смерти. Это верно! И аскет, и развратник – оба они насильники, обоих объединяет страсть к насилию и над природой, и над себе подобными. Казалось, два противоположных полюса, но сколько в них общего! Они едины, едины в своем безобразии. Причем аскет хуже!"

"Извини меня, Урания, но кому он мешает? Умерщвляет свою плоть, ну и пусть умерщвляет "на здоровье"! Кому от этого жарко или холодно?"

"Хуже, Сергей, поверь мне, хуже! Аскет более агрессивен. Агрессивен в своем лицемерии, ханжестве, ненависти ко всему живому, радостному, счастливому и естественному. Именно среди аскетов больше всего фанатиков-садистов. Постная рожа, поджатые губы – это маска, под которой бушует ненависть. Он ненавидит детей: "Почему они смеются?!", ненавидит влюбленных: "Почему они целуются?!", но больше всего на свете он ненавидит мыслящих, ненавидит Разум, потому что боится его, потому что только разум и может сорвать с него маску, представить на всеобщее обозрение во всей наготе его ничтожество и злобу. Аскетизм, Сергей, это вершина развращенности. Неудивительно, что развратники к концу своего пути становятся аскетами. Это логическое завершение. Никогда аскет не становится развратником, но развратник аскетом – часто! Лишенные возможности из-за истощения творить разврат физически, они вступали на путь разврата духовного и коль уже лишены были из-за своей немощи способности насиловать тело человеческое, то насиловали его душу. Тут уж для них простор. Можно насиловать сразу многих, целые народы и, мало того, что при жизни своей, но и после смерти. Вот почему они хуже! Ты меня понял?"

"Я понял, Урания, что ты стала человеком, и это меня радует. Теперь я спокоен за Землю. Кто так мыслит, тот не способен совершить зло во имя зла!"

Урания молчала. Молчание затянулось. Сергей уже подумал, что это конец связи, как снова зазвучал ее голос. На этот раз он был наполнен теплотою и задумчивостью.

"Спасибо тебе, Сергей-человек! Благодаря твоему бесконечному жизнелюбию, доброте, непримиримой ненависти к злу и насилию… ты вошел в меня, твои чувства растворились во мне, усилились в миллионы раз, ты, если так можно выразиться, заразил меня своей человечностью, и я уже никогда не "выздоровлю". Я не знала, даже не могла предположить, что человечность может доставить такое наслаждение… Это, – продолжала она, – какое-то особое, высшее качество разума, без чего разум действительно может быть бесплоден, несмотря на его огромную мощь. Права была Ольга, что не хотела с тобой расставаться".

"Но ты меня выставила вон! Я бы сказал, слишком рано!"

Урания рассмеялась.

"Слишком рано! Хорошо сказано!"

"Ты меня не так поняла", – краснея, пробормотал Сергей.

"Нет, я тебя очень правильно поняла. Не извиняйся и не разочаровывай меня. Ты мне очень понравился. Счастливого пути тебе и помни Уранию!"

Через двенадцать дней стометровый катер плавно вошел в открытый ангар "Геи". Двухмесячный полет был закончен, предстояло еще преодолеть огромное расстояние в несколько десятков световых лет, чтобы достичь Счастливой. На Земле за это время прошло уже около восьмидесяти лет. Путь к Счастливой занял по местному времени около восьми дней. Корабль вынырнул из гиперпространства всего в двух миллионах километров от планеты. За это время на Земле прошло еще двадцать лет.

– Ну вот! Полсрока уже отбыли! – высказал общее мнение Владимир. – Остается еще пожить на Счастливой лет пять-шесть, максимум – десять, и можно пускаться в обратный путь!

– Вы успели обследовать планету во время своего первого посещения? – спросил Николай Сергея, наблюдая в иллюминатор растущий диск планеты.

– Только несколько раз облетели вокруг.

– Что, даже не высаживались?

– Высаживались на десантной лодке. Я и еще трое. Но, не надолго. Всего на три часа.

– Что же о ней известно?

– Вполне пригодна для жизни. Кислорода двадцать процентов, углекислого газа несколько меньше, чем на Земле, всего 0, 01 процента, остальное – азот и инертные газы. Площадь суши составляет около 20 процентов общей поверхности. Много рек, озер, высокие горы. Мы высадились на открытой местности, в степи. Меня поразили густые и высокие травы. Они были выше человеческого роста. Вдали виднелся лес, но мы туда не ходили. Животных видели только издали. Много птиц, которые мало чем отличаются от земных. Анализ воздуха показал отсутствие бактерий, патогенных для человека. Ну, что еще. Ах, да. Угол оси к орбите составляет всего 0, 5 градуса, так что смена года проходит незаметно. Более подробно можно прочесть. Все записано в бортовом компьютере. Но сведения скудные, хотя по всем признакам планета весьма благоприятна для жизни. С орбиты мы не наблюдали признаков разумной жизни. Не исключено, что она есть, но не вышла на уровень строительства городов.

– А если она есть? Имеем ли мы право вторгаться в их жизнь?

– Мы не переселенцы. Если мы обнаружим разумную жизнь, то по возвращению доложим Совету. Наша задача – полностью изучить планету, ее природные ресурсы и недра. Боюсь, что если мы обнаружим разумную жизнь, Совет не посчитается с этим и пришлет партию переселенцев. Земля задыхается от избытка населения. То, что мы совершили, передав людям дар Элии, несомненно, даст эффект, но как скоро – трудно сказать.

– Двести лет – это восемь поколений.

– Возможно, что к тому времени появятся существенные сдвиги как в количестве населения, так и в его генетическом качестве.

– Ты как-то говорил, что это будет болезненный процесс. В каком смысле?

– В том, что произойдет селекция. Здоровое население отделится от больного, а больное – от здорового. Здоровые станут еще более жизнеспособными, а больные еще более слабыми, пока вторая часть населения не потеряет способность к воспроизводству. Доступность к генетической информации друг о друге приведет к самоочищению вида Гомо Сапиенса. Иными словами, полная информированность друг о друге. Это основное условие оздоровления общества.

– Полная информированность?

– Да! Учти, что законы самоорганизации универсальны, они одинаково подходят к любому самоорганизующемуся процессу, к любой системе. Если я говорю "полная информированность", то имею в виду, что свобода обмена информацией является обязательным условием для нормального существования и развития систем, безразлично, биологическая это система или социальная, или электронно-вычислительная. Мы слишком долго отделяли себя, людей, от остального мира, за что и понесли наказание. Впрочем, это в прошлом. Я теперь спокоен за будущее Земли.

– Со стороны Урании ей ничего не грозит?

– Абсолютно! Более того, мы теперь вместе. Сделан крупный шаг к объединению разума, уже на уровне Космоса.

– Но тогда можно считать, что развитие закончено?

– Нет! Только начинается! Как-то я слышал, что разум – это искры, а иногда вспышки молний во Вселенной. Мы должны превратить его, Коля, в вечный огонь, и пусть Разум будет вечен, как материя, как ее движение, как пространство и время. Ты знаешь, мне пришла сейчас в голову сумасшедшая мысль. Материя ведь тоже развивается! Не может она без толку пульсировать от одного большого взрыва до другого. Должен же быть качественный сдвиг в ее развитии, когда разум войдет в свойства материи так же, как время, пространство и энергия. Когда материя перестанет быть бесчувственной субстанцией, а превратится в мыслящую материю.

– Мыслящая Галактика? – недоверчиво засмеялся Николай.

– А почему бы и нет? Дай мне помечтать!

"Почему ты мне ничего не говорил об этом свойстве человеческого разума?" – услышал он знакомый голос.

"Не успел, прекрасная Урания. Ты со мною слишком быстро рассталась!"

"Мечтать – значит ставить перед собой высокую, трудную, почти неразрешимую задачу и искать пути ее решения? Так?"

"Приблизительно так".

"Человек! Ты действительно поставил огромную задачу! Она прекрасна! Я благодарна тебе. Если ты еще о чем-то мечтаешь – скажи!"

"Увы! Я мечтаю о тебе, прекрасная Урания. Но это мечта несбыточная".

"Да, по-видимому, я тебя рано возвратила на твой катер! – она опять засмеялась. – Но утешься, тебя ждет столько еще неожиданностей, столько впечатлений, что ты забудешь эту маленькую неприятность. А идея насчет мыслящей Галактики действительно хороша! Но даже я не знаю пока, как к ней подступиться".

"Это не моя идея, – честно признался Сергей. – Еще лет триста назад ее высказал один писатель. Он написал книгу о мыслящей звезде. Его имя Лем. Он был поляком".

"Запомню! В его честь я введу новую единицу информации – один лем будет равен триллиону бит. Однако скажу тебе, что… впрочем, не буду ничего говорить, ты сам увидишь".

– Ты что, не слышишь меня? – донесся до его сознания недовольный голос Николая.

– Прости, задумался. Что случилось?

– Мы вышли на орбиту. Надо выбрать место десанта катеров.

– Да, конечно, иду! – Сергей пошел следом за Николаем в штурманскую.

 

 

ПРИБЫТИЕ НА СЧАСТЛИВУЮ

 

Место для поселка было выбрано удачно. Обширная, километров восемь в поперечнике поляна, поросшая редкими высокими, толщиною в три обхвата деревьями, вдающаяся на востоке почти прямым углом в узкую перемычку, соединяющую два больших озера, которые, не мудрствуя лукаво, назвали Северным и Южным. В Южное озеро впадала широкая полноводная река, а из Северного – выходила, неся свои воды дальше, на север. С запада начинались холмы, покрытые лесом, которые потом переходили в высокие горы. Две снежные вершины виднелись вдали, километрах в ста от намеченного места поселения. Вода в озере, как и в реке, была пресной и приятной на вкус. Поле, на которое опустились десантные катера, поросло густой и высокой травой, среди нее яркими пятнами алели, синели и желтели огромные, до метра в поперечнике, цветы. Такие же большие, под стать цветам, бабочки летали от одного к другому, медленно и лениво взмахивая крыльями, расцвеченные, как павлиний хвост, с той лишь разницей, что цвета рисунка, от изумрудного до пурпурного, были ярче и, казалось, не отражали свет, а светились сами. Рев двигателей десантных катеров, очевидно, распугал всех животных в округе. Во всяком случае, в течение недели пребывания на Счастливой наши земляне не встретили ни одного из них.

Первое время жили в палатках, выставляя на ночь караулы.

Ночи были светлые из-за двух больших спутников – голубого и желтого. Сначала всходил желтый спутник, а затем, часа через три, появлялся голубой. Потом, прожив уже порядочное время на Счастливой, люди узнали, что одновременное восхождение двух спутников случается только раз в три месяца. Обычно же эти спутники чередовались, и соответственно чередовались ночи на желтые и голубые.

Пока выгрузили механизмы, пока наметили место для установки СС и жилых домиков, прошло немало времени. Дома строили из дерева. Однако было жаль великанов, редко росших на поляне, и поэтому решили брать лес на холмах. По виду они напоминали сибирскую сосну или, как ее еще неправильно называют, кедр. Его древесина совпадала со своим земным собратом даже по запаху.

К концу третьей недели на поляне вдоль берегов озер выстроилось около двухсот двухэтажных коттеджей. В первую очередь жилье предоставляли семейным, но их было немного, за которыми в изгнание последовали их жены и подруги. Всего в поселке жили только сто женщин на пять тысяч мужчин.

Вскоре Сергей стал замечать, что его товарищи обращают завистливые взгляды на женатых счастливцев. Это его очень обеспокоило. Он, правда, надеялся на крепкую дружбу, закаленную общей борьбой с бандами НГ, но, кто знает, выдержит ли эта дружба неизбежную атаку инстинктов, повелительный зов извечного стремления человека к своей второй сущности?

Среди участников полета оказался один психолог по профессии. Но он не был специалистом по космической психологии. Единственно, что он мог рекомендовать, – как можно скорее занять людей делом, не оставляя времени, как он выразился, для дурных мыслей. Легко сказать, но трудно сделать. Женщины, очутившись в таком окружении, вели себя, как показалось Сергею, слишком раскованно, вызывая недовольство мужей, ограничиваемое пока нахмуренными бровями да более резким, чем обычно, тоном в разговоре. Что происходило потом, наедине у них с женами, можно было только гадать. Дело осложнялось еще тем, что все его бывшие бойцы обладали уже даром старого Дука, и мысли жен, да и своих товарищей, ни для кого не были тайной. В обычных условиях люди воздерживались от того, чтобы залезать друг другу в мысли, но здесь, в конкретной обстановке, они не могли удержаться от того, чтобы не проверить "лояльность" своих жен, да и друзей, за компанию. Сейчас, вспомнив об этом свойстве своих людей, Сергей понял, что положение может создаться критическое, и мысленно выругал себя за беспечность в подборе экипажа. Надо было бы как-то привлечь больше женщин к полету или же вообще их не брать.

Все это Сергей изложил на совете командиров. Те согласились с ним, что положение может стать угрожающим, но ничего дельного предложить не смогли. Учитывая, что прожить на Счастливой придется лет пять, решили, не откладывая, развернуть сельскохозяйственные работы, подготовить пашню, посеять пшеницу, разбить огороды. Еще раньше из анабиозных камер извлекли коров, свиней, лошадей, птицу и прочую живность. Две коровы по неизвестным причинам околели. Остальные благополучно перенесли процедуру пробуждения. Их выпустили на поле, огородив на всякий случай его колючей изгородью. Трава оказалась животным по вкусу, и скот стал быстро набирать в весе. Пока же переселенцы довольствовались консервами и пищевыми концентратами.

Недели через три вдали заметили стадо пасущихся животных. Двое бойцов вскочили на коней и погнали их к стаду. Но не то кони еще не отошли от последствий анабиоза, не то животные те обладали более быстрыми ногами, но при приближении всадников они быстро умчались и скрылись за горизонтом. Вернувшиеся сообщили, что животные напоминали земных антилоп, но были больше их по размерам.

К концу первого месяца вспахали более двух тысяч гектаров и тут же засеяли их пшеницей. Почва была тучная. Дожди шли регулярно, и урожай ожидался отличный. Сергей обратил внимание на чрезвычайно густое сплетение корней травянистых растений. Корни уходили так глубоко в землю, что пахота не позволила полностью от них избавиться. Специально вырыли яму и обнаружили, что корни уходят на глубину свыше шести метров и образуют там сложные сплетения, не только переплетаясь между собой, но и срастаясь в сложную сеть. Под микроскопом срезы этих растений выглядели довольно странно. Тонкий кончик корешка одного растения прирастал к небольшому вздутию на корне другого, но не врастал в него полностью. Подсчитав число таких контактов, Сергей определил, что на один квадратный сантиметр корня приходится до двадцати тысяч таких вздутий. Точно такие же вздутия, только больших размеров, обнаружены были и на корнях деревьев, которые были вынуждены спилить и выкорчевать их корни, чтобы освободить место для пашни.

Первую экспедицию решили совершить на пяти легких вертолетах с солнечными батареями питания двигателей. Тяжелые вертолеты из-за ограниченного количества водородного топлива решили пока не трогать. Сергей рассчитал, что после выгрузки и установки ядерного реактора, недостатка в водородном топливе не будет. Но за реактором надо было еще лететь на орбиту "Геи". На "Гее" осталась команда добровольцев из двадцати человек, которых через три месяца должна заменить вторая смена.

Вертолеты поднялись в воздух и взяли курс на север. Решили не отклоняться сильно от течения реки и обследовать ее русло на первый раз километров на сто, не больше.

– Какая все-таки красота! – воскликнул Николай, который сидел в вертолете вместе с Николаем и Владимиром, указывая вниз, где текла извилистая река, окаймленная со всех сторон деревьями-великанами. По приблизительному определению, некоторые из них достигали в высоту более ста метров и были толщиною в десять обхватов.

– Настоящие секвойи! И вообще, какая красивая планета! Как родная сестра Земли, только не испорченная человеком, без шрамов цивилизации. Даже сутки такие же, как у нас. Я проверял. Ровно двадцать четыре часа.

– Ну, это давно известно. Мы определили продолжительность суток еще в прошлый раз. Год здесь длится, правда, 420 дней.

– Вот и прекрасно! По тридцать пять дней в месяце и ровно пять недель. Нет никакой путаницы между числами и днями недели.

– Слишком странная планета, – подал голос Владимир.

– Странная? Чем же?

– Ты заметил, как здесь идет дождь? Каждый второй день по полчаса. Проливной и в одно и то же время – в семь часов вечера. Как по заказу. Идеальное время поливки. При этом, заметь, дождь всегда теплый.

– Ну и прекрасно. Что тебя тут тревожит или огорчает?

– Слишком прекрасно.

– Посмотри, стада! – закричал Николай, указывая вниз. Внизу, на обширных полях, поросших такими же деревьями, как и вдоль берега реки, паслись большие стада копытных животных.

– Рай для охотника. Подождите, окрепнут наши лошади, и мы будем иметь вдоволь мяса. Шум вездехода их спугнет, а на лошади можно приблизиться на выстрел. В крайнем случае используем и вертолеты.

– И распугаем всю живность вокруг на сотни километров, – возразил Сергей.

– А вот и охотник! – воскликнул Владимир, подавая Сергею бинокль. Тот приложил бинокль к глазам и стал всматриваться туда, куда указывал его сын. Вскоре он заметил движение в густой траве. Сверху было видно, как к стаду пасущихся животных, припадая к почве, крадется крупный хищник. Его желто-коричневая спина в темных полосах почти сливалась с травами. Когда до стада оставалось не больше тридцати метров, тело зверя взметнулось вверх и в три прыжка он настиг жертву. Стадо метнулось в сторону и помчалось по степи, оставив на месте своего несчастного собрата.

– Не меньше, если не больше, нашего тигра, – определил Сергей, опуская бинокль.

– А это, наверное, самка! – Николай указал на приближающегося второго такого же зверя к "тигру" и его добыче. Действительно, первый посторонился, и самка приняла участие в трапезе. Целая толпа мелких хищников, похожих на шакалов, почтительно держалась в стороне, ожидая, когда насытятся хозяева степи, чтобы доесть остатки.

Вертолеты полетели дальше, вдоль реки. Не прошло и трех минут, как Владимир, который не выпускал из рук бинокля, обратил внимание на движущуюся внизу, по направлению к реке, цепочку огромных животных.

– Мамонты?!

Животные действительно были огромны. Сергей прикинул, что идущий впереди стада вожак достигал в высоту не менее шести метров.

– Скорее, жирафы! Обрати внимание, какая у них длинная шея.

– Гора мяса! – сглотнул слюну Николай. – Сколько же он весит?

– Трудно сказать. В длину он тоже около шести метров. Тонн семьдесят-восемьдесят…

– Недели на две-три пищи для нас всех.

– Если его мясо съедобное… Хотя, судя по всему, это травоядное животное, и я не думаю, чтобы здесь, на этой планете, белки имели другой аминокислотный состав, нежели на Земле. Во всяком случае, анализ аминокислотного состава растений и рыбы, которой мы уже питаемся, говорит в пользу единого принципа организации органической жизни в нашей Галактике.

Стадо тем временем вошло в реку.

– Во всяком случае, голодать мы здесь не будем, – удовлетворенно проговорил Николай, которому, по всей видимости, уже изрядно надоели консервы и пищевые концентраты.

Они пролетели еще километров пятьдесят, обнаружили пять озер и несколько больших стад животных. Среди них преобладали копытные, некоторые во многом напоминали земных туров, лошадей, буйволов. Берега озер были покрыты стаями водоплавающей птицы.

Вертолеты несколько раз садились на землю. По привычке поверхность почвы Счастливой называли землей. Да как-то и неудобно было бы говорить: "Садиться на счастливую, пахать счастливую" и тому подобное. Во время посадок на землю путешественники набрали образцы растений и подстрелили несколько водоплавающих птиц, похожих на лебедей, только крупнее размером и с удивительным окрасом черного цвета с изумрудной зеленью. Самцы имели еще ярко-красное оперение на груди и концах крыльев.

Экспедиция уже собиралась возвращаться, как в наушниках рации прозвучал тревожный голос Джима Йорка, радиста, дежурившего сегодня в радиорубке.

– Возвращайтесь! – повторял он несколько раз подряд. – У нас ЧП!

 

 

ДВОЙНИКИ

 

– С кем это ты разговариваешь? – удивленно спросил Сергей.

– Ты заметил? – Урания, казалось, была удивлена.

– Конечно! У тебя глаза при этом смотрят внутрь, – засмеялся Сергей. – Ты все больше и больше становишься женщиной, а женщину всегда выдают глаза.

– Вот как! Я тебе нравлюсь?

Урания и на этот раз переоделась в новое "платье", изменила внешность и стала роскошной блондинкой с золотистыми, отливающими блеском волосами.

– У тебя платьев больше, чем у русской императрицы Елизаветы, – пошутил Сергей. – Она тоже вот одевала каждое только один раз. Куда ты деваешь ношеные?

– Могу показать, если хочешь.

– Было бы любопытно. Но мне нравится больше всего то, первое. Однако ты не ответила на вопрос, с кем это ты только что беседовала?

– С твоим двойником! – Урания весело расхохоталась. – Он удивляется и сетует на то, что я его слишком рано выставила.

– Ах, так он…

– Ну да! Он не догадывается, что ты здесь. Решил, что я рассердилась на него, то есть на тебя, а вернее, на вас обоих, когда ты меня обнял. В этот момент я вас разделила. Не могла же я, женщина, одновременно принадлежать двум мужчинам! Это было бы безнравственно

– Конечно, конечно, – поспешил согласиться Сергей и насмешливо добавил: – Как ты все быстро освоила!

– Не забывай о моих возможностях.

– Еще бы! Ты мне каждый раз о них напоминаешь. Только прошу тебя, не шей мне нового "костюма". Мне и в этом хорошо. Я консерватор и буду чувствовать себя в новой одежде неловко. О чем же вы еще говорили?

– У него появилась неплохая идея. – Урания рассказала ему о последнем разговоре с двойником. Сергей оживился.

– А что? Идея неплоха. Во всяком случае – цель, достойная тебя.

– Признаюсь, не знаю пока еще, как к ней подступиться.

Сергей встал с ложа, покрытого шкурой какого-то животного, напоминающего земного леопарда, и возбужденно заходил по залу.

Постепенно при встречах с Уранией он не то что забывал истинное свое положение и с кем он разговаривает, а просто не держал этого постоянно в голове. Он предпочитал видеть в ней умную и красивую женщину. Так ему было легче.

– Во всем нужна последовательность и порядок, – назидательно сказал он. – Давай начнем с самого начала. Необходим учет всех интеллектуальных и интеллектуально развивающихся цивилизаций.

– Ну, допустим, я их знаю и не только в пределах нашей Вселенной. Что дальше? Среди них, впрочем, есть весьма неожиданные и своеобразные.

– А дальше вот что. Необходима связь. Объединение цивилизаций в единую интеллектуальную систему.

– Это очень трудно. Дело в том, что некоторые из них значительно отличаются от вашей земной, причем настолько сильно, что трудно, я бы сказала, даже невозможно, найти взаимопонимание. Часть из них к тому же агрессивна.

– Вот, вот! Положим начало классификации. В первый класс войдут те, которые уже решили проблему социальности, то есть возвысились в своем миропонимании до уровня отрицания насилия как средства объединения.

– Но их не так много! Большая часть агрессивна, а еще большая находится только в начале своего развития. – Урания, разговаривая, легла на тахту.

– Ради бога, прикрой ноги. Их красота сильнее моей мысли, – попросил Сергей, подходя к ней вплотную.

Урания засмеялась низким грудным смехом и протянула к нему руки…

– Я только хотела, чтобы ты оценил мое новое платье.

– Оно великолепно, как, впрочем, и остальные твои наряды. Так о чем мыс тобой говорили?

– Я тебе сказала, что таких цивилизаций мало.

– Ах да! Совершенно верно! Так это не страшно. Объединение надо начинать с них, они будут представлять главную силу Космоса. Потом, нельзя ли помочь слаборазвитым цивилизациям? Но не явно, чтобы они не свихнулись от страха или от религиозного экстаза. Как-то незаметно, не выдавая себя. Сделать так, чтобы они прошли свои путь побыстрее и благополучно, не впадая в агрессию и тоталитаризм.

– Любая цивилизация должна пройти через эти стадии. Иначе она потеряет самобытность и, хуже того, инициативу. Это, как в эмбриональном развитии.

– Так я не говорю о грубом вмешательстве. Просто небольшое воздействие, незаметное, чтобы немного ускорить и не дать свернуть в тупиковый путь развития. Вроде той цивилизации, с пришельцами из которой я встретился на Элии.

– А тебе не кажется, что цивилизации должны испытывать в Космосе такой же естественный отбор, как живые организмы на каждой планете? Если мы подавим его, возможен своего рода "генетический кризис" в космическом масштабе, подобно тому, что вы имели на Земле.

– Что? Даже так?

– А ты как думал? Законы самоорганизации и эволюции, я имею в виду общие, фундаментальные законы, справедливы для любых систем, будь то планета или космос.

– Выходит, естественный отбор может обречь на гибель целые цивилизации?

Урания пожала плечами.

– А чему ты удивляешься?

– Как-то не вяжется! Слишком большая масштабность!

– Масштабность здесь не играет никакой роли. Попробуй ускорь интеллектуальное развитие ребенка с трисомией по двадцать первой паре хромосом.

– Болезнь Дауна?

– Да! Так она называется у вас, на Земле. Что из этого выйдет? Ровным счетом ничего! Так и в космосе в отношении некоторых цивилизаций, которые уже в своем зародыше содержат семена смерти. Это зависит и от структуры мозга. Главным образом от него. Но так же и от случайных изменений в процессе развития. Когда изменения произошли, уже трудно или почти ничего нельзя сделать.

– И эти случайные моменты?..

– Играют большую роль! Случайность в данном случае – зерно, которое падает либо на благоприятную для него почву, либо на сухую и бесплодную. Здесь прослеживается зависимость от исходного характера как народа, если речь идет об одной цивилизации, так и от исходного характера целой цивилизации. Цивилизация, как и организм, имеет свою "генетическую программу", крайне сложную, но все-таки до некоторой степени предопределяющую ее судьбу.

– Значит, какие-то цивилизации спасти нельзя?

– Можно, но зачем? – лениво, как показалось Сергею, проговорила Урания. – Спасти, чтобы потом из нее вырос урод? Это плохая услуга Космосу. Если мы хотим создать космический разум, его надо создавать на здоровой основе; а не превращать космос в богадельню.

Сергей задумался, потом засмеялся.

– Чему ты?

– Я вспомнил, что читал в детстве книжку одного не то футуролога, не то фантаста. Он описывал, как на Землю высаживаются космические пришельцы. Учат землян добру, дарят знания, технологию и тому подобное, после чего Земля "семимильными" шагами движется к образованию всеобщего космического объединения "братских цивилизаций". Мечта ребенка, который верит, что придет добрый волшебник и принесет ему подарок.

– Вы и были детьми! Ваше счастье, что вы пережили всего один контакт, и то с гуманоидами, олимпийцами, генетический код которых был идентичен вашему. Да и то вам повезло, что экспедицию отозвали. Обычно такие контакты в девяти из десяти случаев заканчиваются гибелью более слабой цивилизации. В одном ты меня, однако, убедил. Мы начнем объединение с благополучных цивилизаций. Более половины из них гуманоиды, остальные имеют те или иные отличия, иногда очень сильные, но тоже относятся к более-менее благополучным.

– Что значит более-менее благополучны?

– Это такие цивилизации, которые благополучны в своем социальном и биологическом развитии, но их путь не пошел в сторону развития техники, и они сами никогда не выйдут в космос. У них есть и свои достоинства. Их надо уберечь от контакта с темными агрессивными силами космоса. Об этом я теперь позабочусь! Но, – продолжала она, – пока не вижу решения основной задачи, поставленной твоим двойником.

– Может быть, объединение благополучных цивилизаций поможет найти ответ?

– Неужто ты думаешь, что все они вместе будут иметь больше интеллекта, чем я?

Сергей промолчал.

– Вряд ли! – убежденно сказала Урания. – Кроме того, в связи с поставленной задачей, я буду теперь наращивать свою мощность и для этого использую четвертую планету. Она безжизненная, и я не нанесу никому вреда. Странно… еще недавно меня бы этот вопрос нисколько не беспокоил.

– Ты стала человеком.

– Возможно.

– И теперь принадлежишь к благополучным цивилизациям.

– Послушай, Сергей! – Урания улыбнулась ему, обнажая жемчужный ряд зубов. – Я обещала создать для тебя привычный мир. Я выполнила свое слово. Целая планета в твоем распоряжении. Я создала реки, озера, горы, леса, моря, животных, дивные растения. Я заселила ее твоими друзьями, теми, которые жили с тобой на Земле и на Элии.

– Моделями?

– Да, но они об этом никогда не узнают. Они будут чувствовать себя людьми. Ты будешь счастлив, и с тобою счастлива буду я. Если хочешь, мы сейчас отправимся в этот мир, и ты вскоре забудешь, что это всего-навсего организованные потоки импульсов. Помни, что сказал наш Декарт: "Я чувствую – значит я существую".

– Декарт сказал: "Я мыслю…"

– Нельзя мыслить, не чувствуя. Сначала чувства, восприятия, а потом мысль! Но это так, между прочим. Теперь о деле. В ближайшее время мы начнем устанавливать контакты с другими цивилизациями. Вначале мы пригласим сюда их лучших представителей, а затем и тебе придется посетить их с ответным визитом.

– Ты шутишь?

– Нисколько!

– Но как ты собираешься преодолеть барьер времени и пространства? Ведь на это уйдут десятки тысяч лет.

– Поверь мне, совсем немного!

– Тогда объясни, я пока не понимаю. Ты это говоришь так, как будто речь идет о поездке из Женевы в Цюрих.

– Это займет даже меньше времени. Вы, люди, считали, что предельная скорость, возможная в природе, это скорость света. Ничто материальное в этом мире не может достичь скорости света, чтобы не вызвать пагубные катаклизмы. Все это верно. Но представь себе наше мироздание многоэтажным домом. Каждый этаж – это уровень организации материи. Уровень Вселенной. Ты уже краем глаза, вернее, своим сознанием почти проник на верхний этаж, помнишь, когда мы с тобой говорили о "навозной куче"?

Сергей кивнул.

– Теперь спустимся вниз. Там тоже миры и Вселенные, но максимальная скорость их "фотонов" равна четвертой степени скорости света в нашем пространстве. Следовательно, их фотоны перемещаются в их пространстве со скоростью 81х1020 км в секунду. Еще ниже – и скорость достигает 65х1082 км в секунду, и так далее. Луч, составленный из таких фотонов, может пересечь нашу Вселенную за миллионные доли секунды. Естественно, он будет невидим. Это и есть то поле, которое позволяет осуществить контакт. Как бы ни мала была энергия луча, он может нести в себе информацию. Все дело в том, как использовать эту энергию и внести в нее информацию, и, – она сделала паузу, – как перенести информацию на модель материальной субстанции, а вернее, записать в мои блоки памяти. Эту техническую проблему я решила еще тысячи лет назад, благодаря чему моя память содержит почти всю информацию об окружающей Вселенной. Я проникла не только в недра звезд, но и в недра биологических субстанций. Но пока, до встречи с тобой, это был чисто познавательный интерес. Я бы сказала, холодный интерес, без всякой цели. Информация ради информации. Я упивалась своим могуществом, и все остальное в нашей Вселенной представлялось мне мелким, ничтожным, не вызывая ни сочувствия, ни раздражения.

– Ольга говорила, что тебе не трудно разрушить всю нашу Вселенную, – сказал Сергей и тут же прикусил язык.

Урания же спокойно ответила.

– Да, никакого труда. Стоит мне высвободить энергию, заложенную в нижних этажах Мироздания, грамм массы в таком случае даст 31х10164 эрга. Так что в моем распоряжении энергия, которая может смести с лица Мироздания не только нашу Вселенную, но и сжечь всю "навозную кучу". Но зачем? Только свихнувшийся разум может уничтожить свой дом. Ведь вы избежали этого в XX столетии, хотя имели все возможности сжечь его. Если вы оказались достаточно умными для того, чтобы не сделать этого, то почему бы мне не проявить столько же благоразумия?

– По-видимому, самая страшная болезнь разума, это когда его могущество опережает его духовное развитие?

– Ты прав. И если не наступает выздоровление, разум сам себя уничтожает или несет смерть всему, с чем соприкасается, пока, в конце концов, сам же и гибнет,

– Что же ты собираешься предложить представителям цивилизаций?

– То, что ты предлагал мне раньше. Объединение разумов: биологического и искусственного в единую систему мирового Разума. Я предложу им начать повсеместно строительство систем СС, гуманизацию их и объединение таким образом всего мыслящего в единое целое. Вместе с СС будет развиваться и расти биологический разум. Мало того, что он получит бессмертие, это, как говорила тебе Ольга, моя младшая сестра, только первый шаг, только первая ступенька. Человечество получает теперь благодаря этому шагу возможность бесконечно расти и, в то же время, сохранять экологическое равновесие в среде существования. Биологическая жизнь будет только первым этапом развития каждой индивидуальности, а затем вечная духовная и интеллектуальная жизнь со всей при этом полнотой ощущения биологического существования. Да что я тебе рассказываю! Это ты сам на себе испытал и испытываешь сейчас. Таким образом, мощь мирового интеллекта будет непрерывно расти. Одновременно возрастут темпы биологической эволюции человека, но уже направленной на рост его интеллектуальных, физических возможностей, эстетического совершенствования форм. Это изначальные условия решения задачи, которую поставил твой биологический двойник, – создание мыслящего космоса.

 

 

ЧП ЗА ЧП

 

– Что случилось? – спросил Сергей подбежавшего к нему Василия Федотова, командира третьего отряда, вылезая из кабины вертолета. Третий отряд нес в этот день дежурство по лагерю, и поэтому ответственность за все происшедшее ложилась на командира отряда.

– Синченко убил свою жену! – сообщил Василии, едва переводя дыхание.

"Началось!" – с досадой подумал Сергей. Случилось то, чего он так опасался. Однако он не предполагал, что события могут принять столь трагический характер. Сергей знал жену Синченко. Они поженились перед самым полетом. Да ее и невозможно было не запомнить. Это была высокая темноволосая девушка с невероятно большими глазами, всегда удивленно смотрящими на мир. Она чем-то напоминала Эльгу, но Сергей должен был сам себе признаться, что Оксана, так звали жену Синченко, чем-то превосходила Эльгу – и красотою лица, и фигурою. Обычно, когда она появлялась, все мужчины замолкали, очарованные красотой женщины.

– Как это случилось? – почувствовав спазм в гортани, спросил он Федотова.

– Никто ничего понять не может. Он ударил ее только один раз, наотмашь, и этого оказалось достаточно. Два часа назад.

– Где он?

– Под стражей. Его сразу же скрутили, да он и не сопротивлялся.

Сергей в сопровождении Федотова и Николая направился к крайнему домику, где сидел арестованный Синченко. Возле домика уже собралась возбужденная толпа мужчин и женщин. Женщины плакали. Тут же, на двух вынесенных из дома столах, лежала Оксана.

В доме под охраной двух бойцов сидел Синченко.

– Анатолий, – Сергей узнал в нем одного из своих бойцов, участвовавшего в разгроме лагеря Бэксона в Сельвии. Синченко поднял глаза и отрешенным невидящим взором посмотрел на командира.

– Развяжите его! – приказал Сергей охранникам.

Освободившись от пут, Синченко положил руки на колени и замер.

– Оставьте нас одних!

Через полчаса Сергей вышел из комнаты.

– Собери Совет командиров, – попросил Сергей Николая. – И приведите Огаркова из восьмого отряда…

– Во всем, что случилось, – начал он, когда Совет собрался, – виноват прежде всего я. Я не учел ситуации, которая может сложиться при таком соотношении состава экспедиции. Нам надо было или вообще не брать женщин, либо подождать, пока каждый участник найдет себе спутницу. Ошибка непростительная. Если наказание за эту, совершенную мною ошибку, что-то даст, я готов понести его.

– Перестань, Сергей! – крикнул со своего места Вальтер. – Все знают, в какой спешке мы собирались в полет. Потом, мы были рады, что так отделались. Всем же грозила смертная казнь. Ни у кого и мысли не было…

– Все равно! Я обязан был предусмотреть!

– Подожди, Сергей, кого мы должны судить и кого судим: Синченко или тебя?

– В первую очередь – меня. Я виновен в создавшейся кризисной ситуации. Синченко, Огарков, Оксана – жертвы этого положения.

– А что делать с Огарковым? -послышался голос одного из командиров. – Это ведь он послужил причиной убийства Оксаны.

– Огарков не совершал насилия над Оксаной. Она сама пришла к нему. За что же судить его?

– За непорядочность по отношению к товарищу! – высказал общее мнение Николай. Остальные одобрительно зашумели. – Я скажу так, – продолжил Николай, – если ты настоящий мужчина, то жена твоего товарища для тебя неприкосновенна в любых, слышите, в любых обстоятельствах.

– Ну, это ты так думаешь, – послышался голос. Это говорил Семен Приходько, командир восьмого отряда, – А что по этому поводу думают женщины? Попробуй удержаться, если они вовсю крутят задом. Ты что, не замечал, как они ведут себя сейчас? Очутились в таком окружении. А что? – он обвел взглядом собравшихся, – что можно от них ожидать теперь? Як там кажуть у нас на Украине: "Сучка не схоче – кобель не вскоче!"

– Так ты что, оправдываешь Огаркова?

– Оправдываю или нет, то дело другое. А вот что я тебе скажу, человиче, як бы до мене така гарна жинка залыцялась, то ей Богу бы не выдержал! А если каждая из них будет во так по мордам получать, то скоро мы вообще без жинок останемся.

– Что же ты предлагаешь? – спросил Сергей, уже догадываясь, куда клонит хитрый Приходько.

– Шо я предлагаю? Да то не я, а ты. Ты сам говорил, и все слыхали, – он снова посмотрел на собравшихся, как будто призывая их в свидетели, – сам говорил, когда нам передал свой элианский подарунок, говорил, шо жинка мае право выбора. Говорил? От тож! Ну, так и хай воны сами себе выбирають, бо выбор у них богатый!

Поднялся шум. Приходько подождал, пока утихнут, и продолжал, хитро подмигнув кому-то.

– Хай выбирают, а как вернемся на Землю, то мы, мужики, будем выбирать. Сколько нам тут жить? Пять-шесть рокив? Потерпим! Повернемся на Землю. Уж коли жинка здесь была верна чоловику, то честь ей и хвала! Живите дальше на здоровье, диточек рожайте. А нет, то на нет и суда нет. Кто тебя осудит, если по возвращению ты ей скажешь: "Прощай, дорогая!" Только убивать друг друга из-за этого не стоит! А то может случиться, что корабль назад вести будет некому. Вы померкуйте себе. Чего мы здесь очутились? Какое славное дело зробили! Можно сказать. Землю от ворога лютого спасли. Так что, из-за этих вертихвосток так бесславно погибнем?

Собравшиеся снова зашумели. Но это был другой шум. Видно, доводы Приходько убедили если не всех, то большинство присутствующих на Совете.

Хитрый Приходько предложил выход, до которого не додумался и сам Сергей. И в то же время Сергей чувствовал, что должен совершить над собой моральное насилие. То же самое он много лет назад пережил на Элии, когда обстоятельства сделали его многоженцем. Его мораль тогда так же сопротивлялась, как и сейчас. Но теперь он окончательно понял и другое. Мораль не может быть одной и той же в любых обстоятельствах, в которые попадает человек. Мораль – это приспособление общества, она имеет главной целью его совместимость и выживание. Если общество попадает в экстремальные условия и тянет за собой старую мораль, оно рискует погибнуть, если не выработает в себе новую, отвечающую создавшимся условиям. И хотя душа его протестовала, он не мог ничего предложить лучшего, чем предложил Приходько.

– Ну хорошо, – Сергей встал и поднял руку, призывая собравшихся к тишине. – Как видно, мнение Приходько не отрицается. Я не могу предложить ничего другого. Есть ли еще соображения по этому поводу?

Собрание загудело, но никто не стал брать слова.

– Тогда будем считать, что предложение проходит. Однако нам надо провести его через общее голосование. Как будем голосовать?

– По отрядам! – послышались крики.

– Хорошо, пусть будет по отрядам. Как решит большинство, так и поступим. Теперь, что скажут женщины?

– А шо воны скажуть? – опять подал голос Приходько. – Им же выбирать. Никто их насильно к себе в постель не потащит. Полная свобода выбора! Я так меркую, шо со стороны жинок заперечень не последует.

– Но довести до их сведения надо!

– А чего ж! Доведем! То не трудно! – под общий смех ответил Приходько.

– Теперь последнее! Самое неприятное. Что делать с Синченко?

Воцарилось молчание. Снова взял слово Николай.

– Все мы его знаем. Скажу прямо – жаль парня. Это настоящий боец, храбрый, решительный. Но оставить его среди нас нельзя. Увидев безнаказанность, чего доброго, и другие мужья поубивают своих жен из-за ревности.

– Да что там думать! Расстрелять! – послышалось из зала.

– Такую красавицу убил, паразит!

– Стойте! – закричал Владимир. – Подождите! Поймите и его состояние. Он же был невменяем!

– Э, да так каждый будет впадать в невменяемость!

– Послушайте меня! Я предлагаю: пусть он уйдет. Но останется жив.

– Изгнание?

– Да! Мы его завезем километров за сто от нашего расположения, дадим оружие, инструменты. Пусть живет один.

Владимиру удалось убедить Совет.

Собрание разошлось, и Сергей направился было домой, как его остановил Вальтер.

– Подожди, Сергей. Самое главное еще впереди.

– Что такое? – удивленно и с тревогой спросил Сергей, остановившись от неожиданности.

– Сегодня, после вашего отлета, я пошел на поле проверить всходы. Судя по теплым дождям, идущим с завидной регулярностью, я ожидал увидеть уже зеленеющее поле, но вместо него обнаружил голую пашню, кое-где поросшую той же травой.

– Еще не взошли семена? Может быть, рановато?

– В том-то и дело, что не рановато. Но самое страшное – они вообще никогда не взойдут. Я раскопал землю и набрал горсть семян, вернее то, что от них осталось.

– Расклевали птицы?

– Нет. Пойдем ко мне. Я тебе покажу, что с ними сталось.

Дома у Вальтера стоял микроскоп. На предметном стекле лежали семена пшеницы, но уже невооруженным глазом было видно, что с ними что-то не в порядке. Сергей заглянул в окуляр микроскопа и присвистнул от удивления. Вся поверхность семян пшеницы была покрыта каким-то налетом и изъедена.

– Бактерии? Грибки?

– Не знаю. Я сделал посевы на питательные среды. Дня через два будет ответ.

– Выходит, мы остались без хлеба? У нас есть еще семена?

– Осталось, но значительно меньше, чем высеяли.

– Надо их приберечь, пока не выясним причину. А пока организуй запас сена для скота. Зима здесь чисто условная, но запас иметь не мешает.

На второй день всем поселком провожали Оксану. Ее похоронили на вершине высокого холма, среди величественных кедров. Перед этим один из вертолетов улетел в северном направлении, увозя Синченко.

Могилу вырыли неглубокую. Сразу под метровым слоем почвы пошел камень, который с трудом брала кирка. На могильную насыпь поставили наспех сколоченный обелиск, положили гирлянды огромных ярко-красных цветов.

– Вот у нас появилось и кладбище, – невесело констатировал Вальтер, догоняя на склоне холма Сергея. Тот не ответил. Вальтер хотел что-то еще сказать, но воздержался и отстал.

Через четыре дня он подошел к Сергею, когда тот обследовал подготавливаемый для СС котлован. Мощные экскаваторы уже вынули свыше ста тысяч тонн грунта и углубились на десять метров. Предстояло вынуть столько же и начать облицовку котлована. Тут же неподалеку монтировался ядерный реактор, доставленный с орбиты. Некоторая часть его энергии должна пойти на производство жидкого гелия и энергообеспечения СС. На изготовлении СС на Счастливой настаивал Северцев, который был посвящен в некоторые тайны Сергея и его отношения с земной СС – Ольгой. Он один пока знал, что кристаллы к СС должны быть получены на Перуне. Сергей понимал, что назначение СС заключается в облегчении колонизации Счастливой и ускорении времени перелета с Земли на Счастливую будущих переселенцев. Вопрос о колонизации планеты был фактически уже решен. Ожидали только результатов его экспедиции. Сергей мысленно усмехнулся:

"Ожидали!" Это понятие как-то не вязалось со временем. Когда они вернутся и представят результаты Совету, пройдет ни много ни мало – двести лет.

– Ну, что там у тебя? – спросил он, заметив ожидающего его Вальтера. – Каковы результаты посевов на питательные среды?

– Высеялось несколько микроорганизмов бактерий и грибков.

– И какой же из них поразил пшеницу? Можно ли найти против него средства?

– В том-то и дело, что ни один из них не поражает зерна. Я взял, кроме прочего, образцы земли с пашни и высеял зерна в горшках. Все нормально проросли.

– В чем же дело?

– Не знаю. Но одно могу сказать, что обнаруженные мною микроорганизмы абсолютно не патогенны для пшеницы! Я хочу провести еще один эксперимент. Мне пришла в голову одна совершенно несуразная мысль, но ее все-таки проверю, несмотря на всю несуразность.

– Послушай, Вальтер. Ты отдаешь себе отчет, насколько это серьезно? Нас здесь пять тысяч. Без хлеба и без правильно организованного сельского хозяйства мы будем голодать.

– Я понимаю. Но огорчу тебя еще раз. С огородами произошло то же самое. Все посевы овощей, в том числе и картофеля, погибли. У нас больше нет семян картофеля, которые мы взяли только для посева. Других семян имеем ограниченное количество. Ими можно засеять площади в три раза меньшие, чем мы засеяли сейчас. Это голод, Сергей! Концентратов нам хватит от силы еще месяца на два, но не больше. Мы даже не сможем обеспечить себя продуктами питания на обратный путь, если вдруг решим покинуть планету. Сергей, мне необходима лаборатория "Геи". Нужна здесь, на месте. Без нее я бессилен. Я понимаю, что тебе нужны в первую очередь другие грузы, но если мы не решим вопрос о продовольствии, все остальное будет уже лишним.

– Хорошо, Вальтер! Я тебя понимаю. Следующие рейсы катеров перевезут тебе лабораторное оборудование. Но чтобы его демонтировать на корабле, понадобится не меньше пяти суток.

Сообщение Вальтера вынудило Сергея снять часть людей с работ на котловане. Были организованы четыре бригады охотников. В лагере появилось свежее мясо.

Однако скоро случилась новая, беда. Котлован был уже почти готов. Место для него выбрали хорошее, на сорок метров выше уровня грунтовых вод, километрах в трех от лагеря, где рельеф местности постепенно повышался и переходил в возвышенность с высокими холмами. Однако грунтовые воды появились. Причем внезапно. Сначала забил фонтан в центре котлована, потом вода стала сочиться из стен и почти со всей поверхности дна. Она все время прибывала. Никакие меры не помогали. Вскоре стены стали осыпаться, и за трое суток котлован наполнился мутной водой. Больше месяца работы пошло насмарку.

Сергей тщательно проверил документы геологической разведки, результаты анализов проб грунта, но ни к чему не мог придраться. Все анализы и расчеты указывали, что грунтовые воды должны лежать на пятьдесят метров ниже поверхности почвы. Затопление котлована было полной неожиданностью и не вязалось ни с какими расчетами.

После случившегося Совет командиров решил перенести место для будущей СС еще на километр западнее, к самым отрогам холмов. Снова произвели геологическую разведку и на глубине ста метров не обнаружили грунтовых вод.

Вальтер, который был не у дел, так как случившееся задержало посылку катеров за оборудованием для его лаборатории, присоединился к геологам. Когда были готовы анализы и Сергей было распорядился начать рытье нового котлована, он внес предложение сначала вырыть шахту, диаметром метров пять на расчетную глубину котлована: – Чтобы потом не делать лишней работы. Мы не на Земле. Неизвестно, какой сюрприз готовит эта планета. Такую шахту нетрудно вырыть за день-два.

– Но здесь нет грунтовых вод, – возражали ему.

– А на месте старого котлована они были? Откуда же они потом появились?

Сергей интуитивно почувствовал, что Вальтер прав, и распорядился рыть шахту.

Шахту вырыли, а на третий день из нее забил настоящий гейзер. Это были уже не просачивающиеся грунтовые воды, с которыми можно было как-то бороться. Такой фонтан невозможно прикрыть ничем.

Однако фонтан вскоре затих сам по себе. Как только края шахты заполнились размытой почвой, он исчез. Еще две шахты были вырыты выше, уже на холмах, и их постигла та же участь.

В это же время произошло невероятное событие, которое поразило и привело в возбуждение весь лагерь. Геологи, рывшие последнюю шахту, заметили спускающуюся по склону холма фигуру. Сначала они не обратили на нее особого внимания, решив, что это один из охотников и за ним сейчас появятся другие. Но когда расстояние между идущим человеком и работающими сократилось, все люди, находившиеся у шахты, замерли, не в состоянии произнести ни слова. К ним по склону холма спускалась Оксана.

 

 

---

Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 89; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!