Доктор Д’Арк-Ангел ставит диагноз 23 страница



И еще. Прикосновение губ доктора Д'Арк-Ангел — оно все еще оставалось с ним, как и то вещество, которое она впрыснула ему в руку. Это вещество станет причиной маленькой смерти. Ему не следует беспокоиться.

Прежде чем Ром успел вылезти из машины, Сандра открыла дверцу и наклонилась к нему, чтобы поцеловать. На сей раз у него ничего не оборвалось в животе — он просто почувствовал, как к горлу подкатывает ком. Не закружилась голова и не участилось дыхание. Однако началась одуряющая головная боль; что же до дыхания Сандры… Прикосновение ее губ… чудовищно.

Самое ужасное заключалось в том, что с Сандрой все было в порядке, и он прекрасно знал: она нормальная, хорошенькая женщина. Во всей этой мерзости был виноват он сам. И страстно желал ее смерти. На меньшее он не мог согласиться. Она должна исчезнуть из его жизни. Умереть. Уйти из этого мира. Умереть.

— Где ты был, дорогой? Я так давно тебя жду. Позвонила Эллиотам, извинилась и сказала, что мы не придем. Да, там все равно было бы ужасно скучно. Правда, ведь будет лучше, если мы проведем этот вечер вдвоем, в нашем уютном доме?..

Смерть! Только эта мысль, как крошечная льдинка, помогала ему выжить в раскаленном кошмаре ада. Ее смерть!

В постели той же ночью, когда Сандра двигалась под ним, требуя ежедневную дозу его жизненных соков, она услышала бормотание, доносившееся словно издалека:

— Кто ты?

Тогда она приблизила свои влажные губы к его странно теплому уху и сказала:

— Я твоя жена.

А потом у него случился небольшой сердечный приступ; крошечный, едва заметный, остренький толчок. Однако он не умер. Это была всего лишь маленькая смерть.

Приглушенное розовое сияние, которое, казалось, испускали сами стены, освещало кабинет доктора Д'Арк-Ангел. Ром лежал на широкой кушетке и водил левой рукой по ее бледному, изысканному телу, познавая на короткие мгновения мистические контуры, наслаждаясь ощущением шелковистой кожи под своей ладонью.

За прошедшие семь месяцев лечения он совершенно опьянел от нее и от ее прикосновений. Конечно, всякий раз она делала ему инъекцию, а потом — всегда — наступал час холодной страсти. Время шло, он становился все сильнее. Ему все легче было переносить жизнь с Сандрой — ведь он знал, что очень скоро она умрет. Он чувствовал себя увереннее в своих отношениях с доктором. Она говорила мало, но Ром видел, что она нуждается в его теле, — никакие слова тут были не нужны. Он снова стал самим собой: доминирующим в отношениях с женщинами, уверенным в себе. Славным. И невероятно обаятельным.

Доктор Д'Арк-Ангел высвободилась из его рук и встала. Ром не сводил с нее глаз: вот она грациозно потянулась в полумраке, и его захлестнула волна возбуждения. Но уже в следующую секунду, хотя на ней и не было никакой одежды, он понял, что наступило время для профессионального разговора.

— У тебя удивительный организм, Чарльз.

— Да? И в чем это заключается?

— Ты развиваешься почти в два раза быстрее, чем другие мои пациенты. За прошедший месяц ты вышел на уровень, которого другие достигали только через тринадцать.

— А кто они такие, эти другие?

— Ну-ну, Чарльз. Давай не будем начинать все сначала. Ты же прекрасно знаешь, что профессиональная этика не позволяет мне обсуждать пациентов. Расскажи-ка лучше о своих последних смертях.

За семь месяцев он не умер в результате падения с третьего этажа; от бандитского удара ножом, который получил, выходя из машины на подземной стоянке возле своего офиса; избежал гибели, вдохнув ядовитого пестицида, который по халатности оставил открытым садовник; не утонул в клубном бассейне, когда, нырнув слишком глубоко, ударился головой о дно; пережил несколько тромбозов коронарных сосудов и грипп, перешедший в воспаление легких.

— Я проснулся посреди ночи неделю назад и обнаружил, что не могу сделать вдох. Казалось, легкие окончательно отказали.

— Да, это очень распространенный вариант. Что еще?

— Какие-то юные хулиганы играли возле скоростной дороги, швыряя камни в машины. Здоровенный булыжник влетел в «бентли» сквозь ветровое стекло и попал мне в голову. Глубоко рассек правый висок. Вся машина была в крови.

— Через сколько времени рана затянулась?

— Примерно через час.

— Удивительно. Совершенно потрясающе. Да, тринадцать месяцев — именно так. Думаю, через несколько недель твое лечение будет закончено.

Ужас вошел в сердце Рома. Словно рука великана сжала грудь.

— А я смогу с тобой встречаться… после того, как… — Посмотрим, — вот и все, что она сказала.

Так мать говорит ребенку, который не хочет вовремя ложиться спать. «Посмотрим».

— Три недели, Чарльз. Я уверена, речь идет именно о таком сроке.

— И тогда ты получишь десять процентов от всего, что я унаследую.

— Я об этом не думаю.

— Надеюсь, нет, — заметил он и уверенно потянулся к ней.

Она снова пришла к нему, но в ее покорности не было смирения.

А потом доктор Д'Арк-Ангел ввела иглу в вену и надавила на поршень шприца, чтобы послать в его тело серую, клубящуюся жидкость, которую она называла эссенцией смерти.

Он выбрал наиболее надежный способ. Чтобы ни у кого не возникло никаких вопросов. И не поползли слухи о том, что Чарльз Ром убил свою жену, дабы завладеть состоянием ее отца. (И уж чтобы никому не пришло в голову, что на самом деле Чарльзом Ромом прежде всего руководило желаниестереть с лица земли существо, любившее его слишком беззаветно.)

Ои дождался вечера, когда шел сильный дождь, и объявил, что хочет поехать в кино. Сандра рассчитывала остаться дома и сделать ему массаж. Однако он добился своего» и на узкой дороге, извивающейся в каньоне, неожиданно рванул руль в сторону, направив «бентли» на заградительные столбики. Машина лениво перевернулась в воздухе, ударилась о молодые, недавно посаженные елочки, вывернула парочку с корнем и упала с обрыва. «Бентли» пролетел около сотни футов, стукнулся о землю бампером, перевернулся на крышу, по инерции проскользил еще футов пятьдесят и остановился на теннисном корте богатого поставщика продуктов для отелей, который переехал жить в каньо», чтобы избежать постоянных столкновений с грабителями и ворами, которых было полным-полно в центральной части города.

Рою позаботился о том, чтобы зажигание поеле того, как машина перелетела через заграждение, осталось включенным. Он знал, что в результате удара о землю бензобак обязательно даст солидную течь, и, как и следовало ожидать, «бентли» моментально загорелся.

Саидра, несомненно, умерла в тот самый момент, когда машина первый раз ударилась о землю. Двадцатилетний сын поставщика, который летом работал спасателем на озере, схватил асбестовый мостик, лежавший возле семейного бассейна, и, используя его в качестве щита, бросился на помощь. Ему удалось вытащить мертвое тело Чарльза Рома из пылающих обломков машины. Ром получил ужасающие ожоги третьей и четвертой степени на площади, превосходящей одну пятую всей поверxности тела.

Врач зафиксировал смерть Саадры, когда тела доставили в больницу. Чарльз Ром также был признан мертвым. Можно представить себе удивление дежурного врача, когда всего через несколько мгновений после того, как он объявил, что Чарльз Ром мертв, тот застонал, пошевелился и стал звать своего врача. Однaко ни в одном телефонном справочнике американской медицинской ассоциации не удалось найти телефона доктора Д'Арк-Ангел.

— У тебя отлично все зажило, Чарльз, — сказала она.

Он собрался обнять ее, но oна решительно показала ему на кресло, стоявшее напротив стола.

— Это было ужасно, — пожаловался Ром.

Говорить было тяжело. Повязки все еще скрывали половину лица, но под ними уже появилась молодая нежная кожа.

— Да, я знаю. Так оно обычнo и бывает. Уже через несколько месяцев с тобой все будет в пoлном порядке. Ты поступил очень разумнo, когда решил перебраться в частный госпиталь. В противном случае твое удивительное возвращение к жизии могло бы вызвать нежелательные разговоры.

Ром смотрел на нее и ждал. Он знал, доктор Д'Арк-Ангел что-то скрывает.

— Ждешь, когда я поведу разговор о наших расчетах, да? — Двигаясь легко и непринужденно, она обошла стол и уселась в кресло. Снова предложила ему сесть. — Не стой, Чарльз. Нам нужно кое-что обсудить.

С некоторым трудом, морщась от боли, Ром снял пальто, бросил его на кушетку и сел. Да, им есть что обсудить. Теперь, когда он избавился от Сандры, а его состояние оценивалось приблизительно в тридцать миллионов, он чувствовал, что больше не испытывает того всепоглощающего благоговения перед доктором Д'Арк-Ангел. Пора ей узнать, в чьих руках будут находиться вожжи теперь — он рассчитывал на долгие и весьма приятные отношения.

— Послушай, — сказал он, скрестив ноги и убедившись в том, что стрелки его брюк абсолютно безу. коризненны, — я решил перевести генеральный офис моей корпорации на Бермуды; уж очень там климат приятный. Конечно, я бы хотел, чтобы ты отправилась туда вместе со мной.

Она даже не улыбнулась.

— Зачем ограничиваться десятью процентами, когда ты можешь получить все, чем я владею? Мы все поделим поровну. Я дам тебе возможность жить так, как ты всегда мечтала.

И снова она не улыбнулась.

— Мы в этом деле вместе, — заметил он с легкой угрозой в голосе. — Я не знаю, что скажет закон относительно твоего лечения, но не думаю, что нас с тобой порадует, если кто-нибудь начнет интересоваться подобной деятельностью.

Она не улыбалась.

— Ну? Скажи что-нибудь.

Она так и не улыбнулась. Засунула руку в ящик стола и что-то повернула — наверное, рукоять реостата, поскольку свет в комнате потускнел, как и всегда в тех случаях, когда они занимались любовью.

В полумраке Ром уже не различал ее лица, лишь глаза светились внутренним светом… только теперь они, впервые, показались ему невероятно старыми и всезнающими.

— Не будь смешным, Чарльз. Я не могу бросить своих пациентов.

— Тебе придется с ними расстаться.

— Не думаю.

— Я не намерен отдавать тебе десять процентов своей собственности.

— А в этом нет никакой необходимости. И никогда не было. Я назвала эту сумму, посчитав, что она покажется тебе разумной платой за услуги. Мои счета оплачиваются совсем по-другому.

Какая-то тень, что-то нечеловеческое коснулось сознания Чарльза Рома.

— Мне кажется, в конце концов ты решишь оставить все свои офисы в этом городе, Чарльз; а еще мне кажется, ты посчитаешь разумным находиться здесь, у меня под рукой, чтобы я могла вызвать тебя в любой момент.

— Хотелось бы знать, почему ты так думаешь?

— Посмотри-ка вот на это. — Она снова засунула руку в ящик, и он услышал щелчок. Часть стены за спиной доктора Д'Арк-Ангел свернулась наподобие аккордеона, и Чарльз понял, что смотрит на экран. Она некоторое время нажимала разные рычажки и переключатели, находящиеся внутри ящика, и на экране появились очень четкие снимки, похожие на слайды. — Тебя интересовали другие мои пациенты. Вот один из них.

Мой близкий друг, его зовут Филипп. — Чарльз узнал на экране знаменитого писателя, у которого в последние несколько лет не вышло ни одной книги.

Снимки быстро сменяли друг друга. На первом писатель был изображен цветущим молодым человеком, лет около тридцати. На следующем он, казалось, стал старше на два года, немного сгорбился. На третьем было видно, что его роскошные волосы начали седеть, правую руку, сжатую в кулак, он засунул в карман брюк. Теперь картинки стали сменять друг друга все быстрее, и было видно, как этот человек становится старше и немощнее. Вскоре снимки слились в единое целое, потому что доктор Д'Арк-Ангел увеличила скорость, — теперь они мелькали, словно в калейдоскопе, молодой человек стал пожилым, потом старым и высохшим, а дальше — самой настоящей карикатурой на саму жизнь, согбенным, измученным какими-то постоянными страданиями. Когда исчез последний снимок и экран превратился в пустой, ярко освещенный прямоугольник, доктор Д'Арк-Ангел пощелкала выключателями, и он погас, стена вернулась на иесто, а сама доктор просто сидела и молча смотрела на Чарльза Рома.

Она улыбалась.

— Ну, и что все это значит? — спросил Ром, ему было страшно, потому что он прекрасяо понял, зачем она показала ему снимки.

— Это фотография моего приятеля Филиппа, снятые через определенные промежутки времени.

Ром дрожал, с трудом выговаривая слова, спросил:

— Через какой промежуток они были сделаны? Два года? Три? Пять?

— Каждые двадцать минут, — ответила она.

Чарльз Ром услышал совершенно отчетливо, как где-то so Вселенной с громким щелчком захлопнулся капкан, из которого никому не дано выбраться.

— Видишь ли, Чарльз, все нуждаются в любви. Не сомневаюсь, что тебе это известно даже лучше, чем большинству людей. Кто-то нуждается в любви больше, чем другие; такой, например, была Сандра. Иным нужно совсем мало; вот как тебе. Мне же любви требуется очень, очень много. Потому что я ненасытна, Чарльз. Мне приходится быть такой. И не только потому, что такова моя натура; знай, когда ты становишься все старше и старше и старше, оказывается, что иривяекателъиые любовники хотят иметь таких же привлекательных партнеров. Жизнь может быть очень одинокой дяя тех, кто стар и безобразен.

Он хотел было возразить: «Но тебя не должно беспокоить ни то ни другое, тысячи желающих будут готовы платить деньги за то, чтобы заняться с тобой любовью!» — однако, не успев вымолвить и слово, снова обратил внимание на ее глаза. Казалось, они принадлежат не этому изумительному лицу, а скорее какому-то ужасному, древнему и сморщенному существу.

— Я хочу познакомить тебя с Филиппом, — заявила доктор Д'Арк-Ангел, продолжая улыбаться.

Она нажала кнопку на своем столе, и дверь, о существования которой Ром до сих пор и не подозревал, бесшумно ушла в стену. Что-то, отдаленно напоминающее человека, с трудом вошло в комнату. В полумраке Чарльз Ром едва различал контуры тела и лица, но не вызывало сомнений, что перед ним популярный писатель, ужасно состарившийся и несчастный. Бедняга сумел сделать два неверных шага, после чего полусгнившие ноги подломились. Он упал и пополз к женщине.

Добравшись до нее, положил голову ей на колени, и она начала гладить его, словно это был не человек, а старый, верный пес.

— Инъекции должны продолжаться, Чарльз. В противном случае менее чем через год начнется ремиссия. После этого процесс распада идет очень быстро.

Ром молчал. Вид романиста, воспринимающего ее ласки как счастье, производил отвратительное впечатление — и одновременно завораживал.

— Я занимаюсь превентивной медициной, Чарльз. Ради себя. Должна же откуда-то появляться эссенция смерти. Ну, меня больше интересует антитоксин. Малая толика эссенции, специальным образом обработанная, прекрасно помогает сохранить красоту и молодость. — Она сделала небрежный жест, словно то, что собиралась сказать, не имело особого значения. — А раз никто в нем не нуждается, я им пользуюсь сама.

Рам хрипло спросил:

— И сколько же нас всего?

Она назвала известного индустриального магната, талантливую актрису, владельца цепи автомобильных стоянок, телевизионного репортера, ведущего свою собственную. программу, в этом году оя возглавил рекламную кампанию одного из кандидатов в президенты, известных дипломатов, мужа и жену, которые занимали важный пост в ООН, знаменитого адвоката па уголовным делам, прославившегося своими громоподобными речами в судах, и ведущего комика страны.

— Мои пациенты образуют маленькое, но тесное содружество доноров. Один поддерживает другого. Тщательно откалиброванные частички жизни, чтобы отодвинуть смерть, Чарльз. Не очень много и не очень мало — и так каждый раз; равновесие достигается с таким трудом. Периодически мне приходится находить новые сильные источники — такие, как ты, например. Однако, когда один из моих… э-э… друзей становится неуправляемым, угрожает нарушить баланс, ну… ради соблюдения общих интересов мне приходится его наказывать. Я прекращаю инъекции.

Она многозначительно погладила романиста по голове.

— После этого, к моему глубокому сожалению, пациент может находиться только на том уровне распада, на котором он был в тот момент, когда я возобновляла инъекции.

И тут Ром понял, что в целом свете нет достаточной обаятельности.

— Забудь о Бермудах, Чарльз. Думаю, скоро ты обнаружишь, что климат там совсем не такой уж и приятный… очень скоро. И забудь о том, чтобы направлять свою любовь куда-нибудь еще, — понимаешь, нам нужно все, что ты можешь дать. Оставайся в городе вместе с нами. Мы будем хорошо с тобой обращаться, лишь одно маленькое неудобство — ежедневный визит сюда для того, чтобы получить инъекцию и отдать нам то, что есть у тебя, — и тогда ты доживешь до двухсот, а то и трехсот лет.

Романист застонал от боли.

— Мне нужна любовь, Чарльз. Очень много любви. Любовь, как ты наверняка слышал, делает человека молодым и счастливым.

Чарльз Ром сидел, сжавшись в полумраке, и размышлял о предстоящих двухстах или трехстах годах когда каждый день его будет поджидать маленькая смерть. Он смотрел в древние глаза доктора Д'Арк-Ангел и с ужасом ждал мгновения, когда ее таинственная плоть коснется его собственной. Теперь его жизнь будет наполнена безответной любовью. Так долго. Бесконечно. Он слышал хриплое, чувственное дыхание женщины из другого мира и жалобные стоны несчастного существа, устроившегося у ее ног. И больше ничего.

Находясь у входа в огнедышащий ад, Чарльз Ром закричал. «Сандра!» — беззвучно вопила его душа. Но из страшного мрака не доносилось ни единого звука.

 

Миры любви

 

Даже нечем подкрепиться

 

Человек, одинокий. Человек, угодивший в капкан собственного характера и ограничений окружающего его мира. Человек против Человека. Человек против Природы. Все это с неизбежностью подводит к ключевому вопросу: насколько храбрым окажется человек во времена массовой гибели. Все сводится к тому, как человек может выжить при помощи крепости рук и проворства ног, а самое важное — за счет своего ума, изобретательности или интеллекта. Все эти проблемы стали темой многих моих произведений. Наверное, потому, что я увидел свои Времена и свою культуру в наиболее «подвешенном» состоянии за всю их историю. Впервые в истории расы каждый человек, каждый мыслящий индивидуум полностью — или настолько полностью, насколько ему позволяет пронизанная предрассудками масс-медиа — сознает наличие сил, швыряющих его в будущее. Террористов, готовых действовать, едва уровень фанатизма окажется достаточно высок, едва палец метнется к нужной кнопке; медленно, но верно расплывающуюся этику; упавшую до самого низкого уровня мораль; и каждый человек, каждый мыслящий индивидуум, буквально беспомощный против водоворотов и потоков механизации и стадного инстинкта. И все же, действительно ли он одинок? И был ли когда-нибудь? И являются ли сила воображения и яростное стремление выжить прочной связью между нами?

А если да, то разве не братья ли мы человеку, которому нечем, абсолютно нечем подкрепиться?

За холмами росли флюхи. Я попытался их разводить, пересадить поближе, но чего-то им не хватало, и они умирали, не успев расцвести. Мне тоже нужен был воздух. Мой резервуар уже наполовину опустел. И голова снова начала болеть. Ночь продолжается вот уже три месяца.

У меня очень маленький мир. Он недостаточно велик, чтобы накопить атмосферу, которой мог бы дышать нормальный землянин, но и недостаточно мал, чтобы не иметь воздуха совсем. Мой мир — это одинокая планета с красным солнцем и двумя лунами, каждая из которых затмевает мое солнце на шесть из восемнадцати месяцев. Шесть месяцев у меня светло и двенадцать — темно. Я называю мой мир Преисподняя:


Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 53; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!