Часть первая. Десять тысяч вещей 8 страница
Я должна была измениться. Вновь стать сильной и ответственной, нравственной и доброй. И сделать меня такой должен был МТХ.
И вот я здесь, на МТХ, в первый день своего похода, снова смешная и жалкая, хотя и по‑иному. Сгорбившаяся в позе, отдаленно напоминающей вертикальное положение.
Спустя три часа я добрела до ровного участка – редкость в этих местах – неподалеку от рощицы, состоявшей из разных видов юкки и можжевельника, и остановилась на привал. К моей великой радости, там оказался огромный валун, на который я могла сесть и снять рюкзак точно так же, как сделала в машине в пустыне Мохаве. Придя в восторг от возможности освободиться от его веса, я начала расхаживать по полянке, случайно задела одну из юкк, и она пронзила меня острыми шипами. Из трех колотых ранок на руке мгновенно брызнула кровь. Ветер был настолько силен, что, когда я достала из рюкзака аптечку и открыла ее, все упаковки с пластырем просто сдуло прочь. Я напрасно гналась за ними по всей пустоши – они скатились вниз с горы и пропали. Я села на землю, зажала ранки рукавом футболки и сделала несколько глотков из бутылки с водой.
Никогда еще в своей жизни я не была настолько изнурена. Часть этой усталости можно было списать на то, что тело приспосабливалось к физической нагрузке и подъему. Теперь я была на высоте около 1525 метров, на 1365 метров выше, чем в начале маршрута, на перевале Техачапи. Но в большей части этой усталости можно было обвинить только чудовищный вес моего рюкзака. Я смотрела на него без всякой надежды. Это было мое бремя, которое я собрала сама, тщательно и кропотливо. Значит, мне его и нести – и все же я понятия не имела, как понесу его дальше. Я достала из рюкзака путеводитель и стала его просматривать, придерживая трепещущие страницы, надеясь, что знакомые слова и карты разгонят мою растущую неуверенность. И что книга убедит меня своей доброжелательной четырехголосной гармонией, что я могу «это сделать», – точно так же, как она убеждала меня все месяцы, пока я работала над своим планом. В путеводителе не было фотографий четырех его авторов, но мысленно я их представляла очень хорошо: Джеффри Шефер, Томас Уиннетт, Бен Шифрин и Руби Дженкинс. Они были разумны и добры, мудры и всезнающи. Они проведут меня до конца. Они должны это сделать.
|
|
Я смотрела на свой рюкзак без всякой надежды. Это было мое бремя, которое я собрала сама, тщательно и кропотливо. Значит, мне его и нести. И все же я понятия не имела, как понесу его дальше.
Многие сотрудники REI рассказывали мне о собственных пеших экскурсиях с рюкзаками за спиной, но никто из них ни разу не ходил по МТХ. И мне не пришло в голову даже попытаться найти кого‑нибудь, кто это делал. Летом 1995 года был еще каменный век Интернета. Теперь существуют десятки онлайн‑дневников дальноходов, преодолевавших МТХ, целый кладезь информации о маршруте, одновременно статичной и вечно меняющейся. Но у меня ничего такого не было. У меня был только путеводитель, «Маршрут Тихоокеанского хребта, часть I: Калифорния». Он стал моей библией. Моим спасательным тросом. Единственной книгой, которую я читала о прохождении МТХ – да и любого другого маршрута, если уж на то пошло.
|
|
Но когда я листала ее в первый раз непосредственно на маршруте, она утешила меня меньше, чем я надеялась. Стало ясно, что там были вещи, которые я проглядела. Например, цитата на странице 6, слова какого‑то парня по имени Чарльз Лонг, с которым авторы путеводителя соглашались от всей души: «Как может описать какая‑то книга психологические факторы, к которым нужно подготовиться, – отчаяние, отчуждение, тревогу. И, главное, боль, как физическую, так и ментальную, которая вгрызается в самое сердце походника, – словом, все те реальные явления, к которым необходимо быть готовым? Передать эти факторы невозможно никакими словами…»
|
|
Летом 1995 года был еще каменный век Интернета. Единственным источником информации для меня был путеводитель. Он стал моей библией. Моим спасательным тросом.
Я сидела с вытаращенными глазами, и внутри меня вызревало понимание, что действительно никакие слова не могли передать эти факторы. Теперь я знала, что это за факторы. Я уже выучила их наизусть, пройдя каких‑нибудь три мили по пустынным горам, согнувшись под рюкзаком, который напоминал «Фольксваген‑жук». Я стала читать дальше, отмечая про себя пропущенные прежде откровения о том, что неплохо было бы улучшить свою физическую форму, прежде чем отправляться в поход, может быть, специально тренироваться для него… И, разумеется, наставления по поводу веса рюкзака. Авторы предлагали даже воздержаться от того, чтобы нести с собой весь путеводитель, поскольку он слишком тяжел, да и в любом случае это не нужно. Вполне можно скопировать отдельные страницы или вырвать необходимые разделы, а остальное вкладывать в посылки с дополнительными припасами. Я закрыла книжку.
Почему же я об этом не подумала? О том, чтобы разорвать путеводитель на части?
Потому что я была круглой идиоткой и не понимала, что, черт возьми, я делаю – вот почему. И мне нужно было оказаться одной в пустыне с дьявольской ношей наедине, чтобы догадаться об этом.
|
|
Я обхватила ноги руками, прижалась лицом к коленкам и закрыла глаза, свернувшись в клубок. А ветер в припадке ярости трепал мои волосы, обрезанные вровень с плечами.
Я была круглой идиоткой. И мне нужно было оказаться одной в пустыне с дьявольской ношей наедине, чтобы понять это.
Открыв глаза спустя несколько минут, я увидела, что сижу рядом с растением, которое было мне знакомо. Пусть этот шалфей был не таким зеленым, как тот, который многие годы растила в нашем саду мама, но форма листьев и аромат были теми же. Я потянулась к нему, сорвала горсть листьев и растерла их между ладонями. Потом опустила в них лицо и глубоко вдохнула – так научила меня делать мама. «Вы сразу почувствуете прилив энергии», – утверждала она, уговаривая меня, сестру и брата последовать ее примеру в те долгие дни, когда мы работали над строительством дома и падали духом, а наши тела наливались свинцом от усталости.
Вдыхая его сейчас, я ощущала не столько острый, земляной аромат пустынного шалфея, сколько яркое воспоминание о маме. Я вгляделась в голубое небо, действительно чувствуя прилив энергии, а еще больше – присутствие мамы. И вспомнила, почему я решила, что смогу пройти этот маршрут. Из всего того, во что я заставила себя поверить, чтобы пройти МТХ, именно смерть матери убедила меня в собственной безопасности. Ничего плохого не может случиться со мной, думала я. Худшее уже случилось.
Я поднялась, позволив ветру сдуть листья шалфея с моих ладоней, и подошла к краю плоской полянки. Дальше и ниже земля сменялась каменистым скальным выступом. Я видела горы, которые окружали меня на многие мили вокруг, мягко скатываясь вниз, в широкую пустынную долину. В отдалении каменистые хребты венчали белые угловатые ветряки электростанции. В моем путеводителе говорилось, что они вырабатывают электричество для жителей городов и поселков, расположенных в долине, но теперь я была далека от всего этого. От поселков и городов. От электричества. Даже, казалось, от самой Калифорнии, хотя я находилась в самом ее сердце. В сердце истинной Калифорнии, с ее неутомимыми ветрами, зарослями юкки и гремучими змеями, прячущимися в местах, которые мне только предстояло открыть.
Эта книга была утешительницей, старой подругой. И когда я держала ее в ладонях в свой первый вечер на маршруте, я ни на йоту не жалела о том, что взяла ее. Пусть даже она еще больше увеличивала вес рюкзака, под которым я сгибалась.
Стоя там, я поняла, что на сегодня с меня хватит, хотя, устраивая этот привал, была намерена идти дальше. Слишком усталая, чтобы растапливать плитку, и слишком измученная, чтобы ощущать голод, я поставила палатку, хотя было всего 4 часа дня. Вытащила вещи из рюкзака и запихнула их в палатку, чтобы не сдуло ветром. Потом засунула туда же рюкзак и на четвереньках заползла внутрь сама. Внутри мне сразу же стало легче, хотя это «внутри» обозначало всего лишь измятую зеленую нейлоновую пещерку. Я поставила свой маленький походный стульчик и уселась в том месте, где потолок палатки был достаточно высок, чтобы не приходилось наклонять голову. Перерыла свои вещи, чтобы отыскать книгу. Не «Маршрут Тихоокеанского хребта, часть I: Калифорния», которую мне следовало бы почитать, чтобы понять, с чем мне предстоит столкнуться на следующий день. И не «Как не заблудиться», которую мне следовало прочесть еще до того, как выйти на маршрут. Я искала сборник стихов Адриенны Рич «Мечта об общем языке».
Я понимала, что это был ничем не оправданный вес. Я даже могла представить себе неодобрительное выражение на лицах авторов путеводителя. Даже у романа Фолкнера было больше прав находиться в моем рюкзаке, хотя бы потому, что я пока еще его не читала, и его наличие можно было бы оправдать. А «Мечту об общем языке» я настолько часто брала в руки, что почти запомнила стихотворения наизусть. За предыдущие несколько лет некоторые строчки сделались для меня все равно что заклинаниями. Словами, которые я напевала самой себе, переживая скорбь и растерянность. Эта книга была утешительницей, старой подругой. И когда я держала ее в ладонях в свой первый вечер на маршруте, я ни на йоту не жалела о том, что взяла ее, – пусть даже она еще больше увеличивала вес рюкзака, под которым я сгибалась. Да, путеводитель по МТХ стал ныне моей библией, но «Мечта об общем языке» была моей религией.
Я раскрыла ее и прочла первое стихотворение вслух. Голос мой перекрывал звук ветра, барабанящего по стенам палатки. Я читала его снова, и снова, и снова.
Это было стихотворение под названием «Сила».
Следы
С формальной точки зрения я на 15 дней старше Маршрута Тихоокеанского хребта. Я родилась в 1968 году, 17 сентября, а маршрут был официально утвержден актом конгресса США 2 октября того же года. Вообще‑то маршрут существовал в разнообразных формах задолго до этого. Различные его участки осваивали и наносили на карту с 1930‑х годов, когда группа туристов и энтузиастов дикой природы впервые проявила интерес к созданию маршрута от Мексики до Канады. Но только в 1968 году МТХ получил официальное признание, а полностью завершен – только в 1993 году. Официальное открытие состоялось почти ровно за два года до того, как я проснулась в то первое утро посреди зарослей юкки, которая воткнула в меня свои колючки. Но у меня не было ощущения, что этой тропе всего два года. Она даже не казалась мне моей ровесницей. В ней дышала древность. Знание. Абсолютно и глубоко равнодушное ко мне.
Я проснулась на рассвете, но еще целый час не могла заставить себя даже сесть. И вместо этого валялась в спальном мешке и читала путеводитель, все еще полусонная, хотя проспала – или, по крайней мере, пролежала – около 12 часов. Ветер неоднократно будил меня ночью, врезаясь в мою палатку мощными ударами, иногда настолько сильными, что матерчатые стенки ложились мне на лицо. Он затих за несколько часов до рассвета, но тогда меня разбудило нечто иное – тишина. Неопровержимое доказательство того, что я здесь совершенно одна.
Я выползла из палатки и медленно выпрямилась. Мышцы мои затекли после вчерашнего похода, босые ноги ощущали каждую неровность каменистой почвы. Я по‑прежнему не испытывала голода. Однако заставила себя позавтракать, всыпав две ложки соевой порошковой субстанции, носившей хвастливое название «Лучше, чем молоко», в один из котелков и смешав его с водой, прежде чем добавить туда гранолу[17]. Вкус показался мне не лучше молока. И не хуже. У него вообще не было никакого вкуса. С тем же успехом я могла жевать траву. Похоже, мои вкусовые рецепторы напрочь онемели. Но я все равно продолжала заталкивать в рот эту субстанцию. Мне нужно было подкрепиться перед предстоящим долгим днем. Я допила оставшуюся воду из бутылок и осторожно наполнила их заново из водяного бурдюка, который тяжело плескался в моих руках. Если верить путеводителю, я была в 21 километре от первого источника воды, Голден‑Оук‑Спрингс, которого, несмотря на свои жалкие вчерашние результаты, я рассчитывала достичь к концу дня.
Официальное открытие МТХ состоялось почти ровно за два года до того, как я проснулась в то первое утро посреди зарослей юкки. Но у меня не было ощущения, что этой тропе всего два года. В ней дышала древность.
Я загрузила свой рюкзак так же, как накануне в мотеле, укладывая и запихивая в него вещи, пока не осталось даже малейшей щелочки, а остальное привязала эластичными шнурами снаружи. Мне потребовался час, чтобы свернуть лагерь и пуститься в путь. И почти сразу же я наступила на маленькую кучку помета какого‑то животного, всего в нескольких футах от того места, где ночевала. Он был черным, как смола. Койот, как я понадеялась. А может быть, горный лев?! Я поискала на земле следы, но ничего не нашла. Обвела взглядом окрестности, готовая увидеть здоровенную кошачью морду, выглядывающую из зарослей полыни или россыпи камней.
Я двинулась вперед, чувствуя себя чуть более опытной, чем вчера, меньше осторожничая при каждом шаге, несмотря на обнаруженный помет, и даже рюкзак казался не таким тяжелым. От этой новообретенной силы ничего не осталось за четверть часа, пока я взбиралась в гору, а потом еще выше, углубляясь в Скалистые горы, преодолевая один подъем за другим. Рама рюкзака поскрипывала у меня за спиной при каждом шаге, напрягаясь под огромным весом. Мышцы верхней части спины и плеч скрутились в тугие жаркие узлы. Я то и дело останавливалась и наклонялась, упираясь руками в колени, частично смещая вес рюкзака с плеч, чтобы получить пару секунд облегчения, а затем, пошатываясь, идти дальше.
Я двинулась вперед, чувствуя себя чуть более опытной, чем вчера, меньше осторожничая при каждом шаге, и даже рюкзак казался не таким тяжелым. Но от этой новообретенной силы ничего не осталось буквально за четверть часа.
К полудню я поднялась до 1830 метров над уровнем моря, и в воздухе похолодало, а солнце внезапно исчезло за тучами. Вчера в пустыне было жарко, но теперь я дрожала, сидя за обедом, состоявшим из протеинового батончика и кураги. Пропитавшаяся по́том футболка холодила мне спину. Я выкопала из мешка с одеждой флисовую куртку и надела ее. А потом прилегла на брезент, чтобы отдохнуть пару минут, – и, не желая того, уснула.
Проснулась оттого, что дождевые капли упали на мое лицо, и посмотрела на часы. Оказывается, я проспала почти 2 часа. Мне ничего не снилось. Я вообще не сознавала, что сплю, как будто кто‑то подкрался сзади и вырубил меня ударом камня по голове. Усевшись, я увидела, что со всех сторон меня окружило облако. Туман был настолько непроницаемым, что я ничего не видела дальше метра вокруг. Я взвалила на себя рюкзак и пошла вперед под легким дождем. Но все мое тело чувствовало себя так, будто с каждым шагом проталкивалось сквозь глубокие воды. Я закатала футболку и шорты, чтобы сделать из них подушечки на тех местах на бедрах и спине, которые рюкзак стер в кровь, однако от этого стало только хуже.
Я продолжала подниматься весь день и вечер, не видя ничего, кроме того, что было прямо у меня под ногами. Я уже не думала о змеях, как вчера. Я вообще не думала: Вот, я иду по маршруту Тихоокеанского хребта . Я даже не думала: Боже, во что я себя втравила? Все мысли были лишь о том, чтобы подталкивать себя вперед. Мой разум стал хрустальной вазой, в которой содержалось только одно это желание. Зато тело сделалось его противоположностью – мешком с битым стеклом. Каждое мое движение отдавалось в нем болью. Я считала шаги, чтобы отвлечься от боли, и числа мерно тикали в моей голове, от одного до одной сотни, а потом начинались заново. Эти блоки чисел сделали ходьбу чуточку более сносной, как будто мне нужно было всего лишь добраться до конца каждого блока.
Все мысли были лишь о том, чтобы подталкивать себя вперед. Мой разум стал хрустальной вазой, в которой содержалось только одно это желание. Зато тело сделалось его противоположностью – мешком с битым стеклом.
Во время подъема до меня дошло, что я не понимаю, по какой горе иду, даже иду ли я по одной горе – или по целому ряду гор, слившихся воедино. Там где я росла, гор не было. Мне случалось забираться в горы, но только по хорошо протоптанным тропинкам, и эти походы были однодневными. И, в сущности, то были не столько горы, сколько довольно высокие холмы. Но эти горы были иными. Эти горы, как я теперь понимала, были многослойными и сложными, необъяснимыми и не похожими ни на что. Всякий раз как я добиралась до места, которое казалось мне вершиной горы или серии гор, слившихся вместе, я обнаруживала свою ошибку. Всегда оставалось куда подниматься , даже после коротенького спуска. И так я шла и шла вперед, пока не добралась до того места, которое на самом деле было вершиной. Я поняла, что это вершина, потому что там оказался снег. Нет, не на земле – он падал с неба тонкими хлопьями, которые кружились в безумной пляске, подхваченные ветром.
Я не ожидала в пустыне никакого дождя, и уж точно не ожидала никакого снегопада. Там, где я росла, не было не только гор, но и пустынь. И хотя я пару раз ходила в однодневные походы по пустыне, на самом деле я не понимала, что она такое. Я считала пустыни сухими, жаркими песчаными равнинами, полными змей, скорпионов и кактусов. Но они были не такими. Точнее, они были и такими тоже, но у них было множество иных качеств. Они были многослойными и сложными, необъяснимыми и не похожими ни на что. Мое новое существование не имело никаких аналогов – и я поняла это на второй день на маршруте.
Я не ожидала в пустыне никакого дождя, и уж точно не ожидала никакого снегопада. Хотя я пару раз ходила в однодневные походы по пустыне, на самом деле я не понимала, что она такое.
Я вступила в совершенно новое царство.
Сущность горы и сущность пустыни были не единственными вещами, на которые я не рассчитывала. Я не рассчитывала, что кожа на копчике, бедрах и передней части плеч начнет кровоточить. Я не ожидала, что моя средняя скорость будет составлять чуть больше полутора километров в час. А именно с такой скоростью, по моим расчетам – их сделал возможными крайне подробный путеводитель, – я двигалась на этот момент, если считать многочисленные привалы заодно с тем временем, которое я действительно проводила на ногах. В прошлом, когда поход по МТХ был для меня всего лишь идеей, я планировала делать в среднем по 22,5 километра в день в течение всего похода. Более того, это расстояние должно было увеличиваться, потому что я предполагала каждые несколько дней устраивать себе дни отдыха, когда вообще не собиралась двигаться. Но, очутившись на тропе, я поняла, что не учла ни отсутствия должной физической формы, ни истинных трудностей пути.
Я спускалась в легкой панике, пока снег не превратился в туман, а туман не уступил место отчетливой панораме приглушенных зеленых и бурых красок гор, которые окружали меня вблизи и вдали. Их попеременно покатые и иззубренные профили выделялись резким контрастом на бледном небе. Во время ходьбы единственными звуками были стук моих ботинок, хрустящих по устланной гравием почве, и писклявый скрип рюкзака, который постепенно сводил меня с ума. Я остановилась и смазала раму рюкзака бальзамом для губ в тех местах, откуда, как мне казалось, исходил скрип, но, двинувшись, обнаружила, что толку от этого никакого. Время от времени я начинала говорить что‑нибудь вслух, чтобы отвлечься. Прошло всего лишь чуть больше 48 часов, как я попрощалась с мужчинами, подбросившими меня к началу маршрута. Но было такое ощущение, что это произошло неделю назад, и мой голос звучал странно одиноко в безмолвном воздухе. Казалось, что я вскоре увижу какого‑нибудь другого походника. Меня удивляло то, что я до сих пор никого не встретила. Впрочем, одиночество оказалось весьма кстати часом позже, когда я внезапно ощутила потребность сделать то, что мысленно называла «воспользоваться туалетом». Хотя здесь это означало всего лишь присесть на корточки над самостоятельно вырытой ямкой. Именно для этого я взяла с собой нержавеющую лопатку, которая теперь болталась на поясном ремне моего рюкзака в собственных нейлоновых ножнах с надписью U‑Digg‑It , отпечатанной на лицевой части.
Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 168; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!