Человека осудило на лишение свободы сроком от 3 до 5 лет,
а ещё 45 отправило в ссылку сроком на 3 года [25] [27]
Из осуждённых по этому делу лишь 16 человек были реабилитированы в годы «хрущёвской оттепели»[25]; в отношении остальных, включая самого Смирнова, Преображенского, Мрачковского, Тер-Ваганяна и Гольцмана, «Комиссия Шверника» не нашла оснований для реабилитации[27][29]; она стала возможна лишь с конца 1980-х годов, когда оппозиция правящей фракции перестала считаться преступлением [25].
Л. Л. Седов, со слов уцелевших после разгрома организации (в числе таковых оказался и Э. Гольцман) написал отцу, что аресты охватили лишь верхний слой организации, а низовые кадры сохранились; однако начиная с 1933 года о деятельности бывших «смирновцев» никаких сведений не имеется[30].
ОГПУ тем не менее ещё долгое время пыталось выявить членов организации, избежавших ареста, привлекая к повторным допросам некоторых фигурантов «дела», как например Тер-Ваганяна[27]. При этом не только в 1933 году, но и в начале 1934 года террористические намерения организации ещё не приписывали. В протоколе допроса члена организации Д. С. Гаевского (март 1934 года) отчетливо присутствует рука следователя, позаботившаяся о правильных эпитетах, однако сознаться тяжело больному и вскоре умершему Гаевскому пришлось лишь в злонамеренной клевете:
Арест и смерть
Некоторые из арестованных и приговоренных к различным срокам заключения вскоре в очередной раз покаялись и были Сталиным «прощены» — до 1936 года. Сам же И. Н. Смирнов, приговоренный к 5 годам заключения[5], больше покаянных заявлений не писал и находился в Суздальской тюрьме особого назначения, пока в августе 1936 года, вместе с Мрачковским, Тер-Ваганяном и Гольцманом, не был выведен на Первый Московский процесс — по делу так называемого «антисоветского объединенного троцкистско-зиновьевского центра»[32].
|
|
|
Разгромленная ещё в начале 1933 года «контрреволюционная троцкистская группа Смирнова И. Н. и др.» теперь, задним числом, превратилась в террористический «центр», организовавший в декабре 1934 года убийство Кирова, а затем и целый ряд неудавшихся покушений[33].
По свидетельству А. Орлова, верным орудием шантажа для следователей были близкие родственники подследственных, и, в частности, Смирнова принять участие в судебном фарсе умоляла бывшая жена — А. Н. Сафонова, в свою очередь опасавшаяся за судьбу детей[34].
Желание Сталина во что бы то ни стало обвинить Смирнова, невзирая на его абсолютное алиби, поставило Вышинского на суде в трудное положение. Чтобы объяснить, как человек, сидящий в тюрьме, может руководить заговором, Вышинскому пришлось придумать некий обнаруженный сотрудниками НКВД шифр, с помощью которого Смирнов общался со своими соратниками. «Разве что за границей, — пишет Орлов, — могли найтись люди, способные поверить, будто политические заключенные, находящиеся в сталинских тюрьмах, могли переписываться со своими товарищами на свободе. Советские граждане знали, что это совершенно невозможно. Им было известно, что семьи политзаключенных годами не могли даже узнать, в какой из тюрем содержатся их близкие, и вообще, живы ли они»[34].
|
|
|
24 августа 1936 года военной коллегией Верховного суда СССР вместе с другими подсудимыми он был приговорен к высшей мере наказания и расстрелян на следующий день. Рассказывают, что, отправляясь на расстрел, И. Н. Смирнов сказал: «Мы это заслужили своим поведением на суде», — хотя Троцкий именно его поведение на процессе нашёл наиболее достойным[36].
Реабилитирован Пленумом Верховного Суда СССР 13 июля 1988 года.
Репрессии родственников
Дочь — Ольга Ивановна (р. 1907) ещё в 1927 году была исключена из ВЛКСМ за оппозиционную деятельность; арестованная в очередной раз 15 января 1933 года по обвинению в участии в контрреволюционной организации, 3 годам ИТЛ, расстреляна в Москве по приговору ВКВС СССР. Реабилитирована 1990 года Пленумом Верховного Суда СССР[37].
|
|
|
Вторая жена — Александра Николаевна Сафонова в апреле 1933 года была приговорена к 3 годам ссылки в Среднюю Азию, После XX съезда КПСС сообщила в Прокуратуру СССР, что её показания, как и показания Зиновьева, Каменева, Мрачковского, Евдокимова и Тер-Ваганяна, «на 90 процентов не соответствуют действительности»[1][17].
Первая жена — Роза Михайловна Смирнова с 1933 года находилась в Верхне-Уральском изоляторе;. Расстреляна 9 мая 1938 года на руднике Воркута[17].
Подруга и мать дочери Елены, крупная партийная деятельница Варвара Яковлева осуждена в 1938 году и расстреляна в Орле в 1941 году.
Дочь — Владлена (Елена) Ивановна Яковлева, чтобы не попасть в детдом, бежала из Москвы в Марьинск, где отбывала срок, а затем ссылку
Борьба с оппозицией
В 1925 году — секретарь Краснопресненского райкома партии.
В 1924—1927 годах активно поддерживал Сталина в борьбе с Троцким и его сторонниками, с «новой» и объединённой оппозицией. Александр Бармин вспоминал[4]:
Один из секретарей райкомов Москвы по фамилии Рютин предложил создать боевые группы, вооруженные дубинками и свистками, которые должны были заглушать выступления ораторов от оппозиции. Другие группы боевиков по приказу ЦК должны были разгонять неофициальные собрания членов партии.
|
|
|
На XV съезде ВКП(б) в декабре 1927 года большую часть своего выступления Рютин посвятил оппозиции и в соответствии с партийными установками охарактеризовал оппозицию как «социал-демократический уклон»
Переход в оппозицию
В 1928 году Рютин, как и многие московские партработники, не принял сталинскую политику в деревне и методы индустриализации страны и поддержал правую оппозицию. Был смещён с должности секретаря бюро райкома и выведен из состава бюро Московского обкома ВКП(б)[7]. В отличие от лидеров оппозиции, после их поражения не отрёкся от своих взглядов, искал в партии единомышленников[
Осенью 1928 года он был назначен заместителем редактора газеты «Красная звезда», в то же время продолжал оставаться кандидатом в члены ЦК ВКП(б). В 1929 году его направили уполномоченным ЦК ВКП(б) по коллективизации в Казахстан и Восточную Сибирь, где он стал стал свидетелем насилия, администрирования, перегибов в колхозном строительстве. Однако в том же 1929 году в ЦКК ВКП (б) поступила жалоба на Рютина от секретаря Усть-Удинского райкома партии Кибанова. Этой жалобе не дали хода[8].
16 января 1930 г. М. Н. Рютин опубликовал в «Красной звезде» передовую статью «Ликвидация кулачества как класса», которую в той же газете 21 января 1930 в своей статье «К вопросу ликвидации кулачества как класса» И. В. Сталин назвал в целом правильной, но имеющей две неточности[7].
В марте 1930 года Рютин был снят с должности заместителя редактора «Красной звезды» личным решением Сталина, однако получил должность с повышением[7]: стал председателем правления Государственного всесоюзного кинофотообъединения «Союзкино», членом Президиума ВСНХ. На этом посту он уже не мог непосредственно влиять на принятие политических решений.
В сентябре Сталин пригласил Рютина к себе на дачу в Сочи. Со стороны картина выглядела идиллично: вождь и новый начальник «важнейшего из искусств» отдыхают на берегу Черного моря. Они гуляли, беседовали и фотографировались. Однако уже в октябре последовало исключение из партии «за предательски-двурушническое поведение и попытку подпольной пропаганды право-оппортунистических взглядов» и освобождение от должности руководителя Союзкино
Заявление Немова
20 сентября 1930 г. Рютина вызвали на «опрос» в Центральную контрольную комиссию ВКП(б), где с ним беседовали члены Президиума ЦКК — Е. М. Ярославский и М. Ф. Шкирятов. Причиной было заявление Александра Семёновича Немова Немов сообщил о встречах с Рютиным на отдыхе в Ессентуках, на которых тот называл политику правящего ядра в ЦК партии губительной для страны, к весне 1931 г. предрекал её банкротство и разоблачение «этого шулера и фокусника» Сталина.
На XVI съезде «Сталин издевался над рабочими, когда говорил, что их реальная заработная плата повысилась, в то время как весь мир знает, что никогда не было такого тяжелого материального положения рабочих в СССР, как в последнее время». Сталинскую политику коллективизации он называл провалившейся. «Крестьяне в колхозы не шли, и хлеб свой не отдавали, партии не доверяли, в стране наступил финансовый крах».
Рютин рассчитывал сместить Сталина («смахнуть»), а затем расправиться с остальными его сторонниками. «Наличие в стране термидорианства является бесспорным фактом, говорил Рютин, необходимо в борьбе с генеральным секретарем объединиться с троцкистами… На вопрос Немова о том, кого же можно сейчас выбрать генеральным секретарем вместо Сталина, Рютин ответил, что никаких генеральных секретарей после устранения Сталина не будет. Во всяком случае его, Рютина, сторонники будут настаивать, чтобы партией управляли коллективно, ибо если будет генеральный секретарь, то нет гарантии, что не повторятся те же комбинации и фокусы, которые проводятся Сталиным. Состав Политбюро, утверждал Рютин, придется чаще менять, чтобы не засиживались, так как в основном нынешний его состав оторван от масс».
Перед отъездом Рютин оставил Немову домашний адрес и просил поддерживать с ним связь в Москве, а работу по дискредитации Сталина вести только среди людей, хорошо ему известных и только с глазу на глаз. При провале решительно отказываться от всяких обвинений: при отсутствии свидетелей разговоров власти не смогут предъявить их участникам мотивированные обвинения.
На беседе в ЦКК Рютин сообщил, что «бил Немова как троцкиста», поэтому его заявление — на 99 % лживое. На очной ставке с Немовым выяснилось, что во многих вопросах тот написал правдивую информацию. Рютин обвинял Немова в троцкизме, обзывал его мерзавцем и пытался отказаться давать пояснения. Ярославский заметил, что если Рютин считает, что его шантажируют, он должен прямо об этом сказать.
Расследование ЦКК
В объяснительной записке Рютина на имя Ярославского от 21 сентября 1930 г. по поводу письма Немова Мартемьян Никитич сообщил, что заявитель его неверно понял, что с группой Бухарина он никогда не был связан, его теоретических взглядов никогда не разделял. Сталина он считал самым крупным вождем партии даже тогда, когда в 1928 г. генеральный секретарь сместил его с должности секретаря бюро Краснопресненского райкома. Рютин признал, что отступил от линии партии в вопросе о темпах индустриализации и в оценке положения в деревне, однако считал, что Сталин напрасно ошельмовал его и «ловким маневром вытряхнул с партийной работы». Он считал это нечестным.
5 октября 1930 г., на заседании Политбюро ЦК ВКП(б) было рассмотрено персональное дело Рютина и вынесено решение исключить его из партии «за предательски-двурушническое поведение и попытку подпольной пропаганды право-оппортунистических взглядов»[11].
6 октября в газете «Правда» были опубликованы постановление Президиума ЦКК ВКП(б) по делу Рютина и редакционная статья, в которой говорилось: «Будучи секретарем Краснопресненского райкома, Рютин совместно с т. Углановым вел фракционную борьбу против ЦК. Он вместе со всей правой оппозицией пытался противопоставить партии и ЦК московскую организацию. Рютин вместе с т.т. Углановым и Бухариным обвинял партию в скатывании к троцкизму, …боролся против политики индустриализации, против строительства колхозов и совхозов. Они объявляли троцкизмом организуемое партией социалистическое наступление на кулачество». Московская парторганизация избавилась от правооппортунистического руководства, обещавшего под влиянием критики исправиться и активно участвовать в социалистическом строительстве. Рютин же, как оказалось потом, не исправился: «Несколько лет пребывания его в большевистской партии не сделали этого бывшего меньшевика большевиком. За спиной партии, пользуясь ее доверием, он пытался использовать трудности социалистического строительства для разложения партийцев. Он катился всё ниже со ступеньки на ступеньку. Рютин не только, как в свое время сменовеховцы, как это делают теперь многие правые, выжидал, что партия откажется от политики развернутого социалистического наступления, но он пытался вести подпольную работу против ЦК, как подлинный кулацкий агент»[7].
Дата добавления: 2020-12-22; просмотров: 44; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!