ВОПРОС 2. ВЛИЯНИЕ ФИНАНСОВОГО КРИЗИСА НА РАЗВИТИЕ КУЛЬТУРЫ.
ЛЕКЦИЯ
ТЕМА: КУЛЬТУРА В ГОДЫ НЭПА (6 час.)
1. Условия развития культуры в годы НЭПА.
Влияние финансового кризиса на развитие культуры.
Культура под прессом идеологического диктата.
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ:
1. Корнейчик Т.Д., Равкин З.И. Очерки по истории советской школы и педагогики (1921–1931). М., 1961. С. 47.
2. Луначарский А.В. О народном образовании. М., 1958. С. 234.
3. Великая Октябрьская социалистическая революция и становление советской культуры. М., 1985. С. 108. 48.
4. Ходоровский И. На фронте просвещения. Статьи и речи. М.; Л., 1926. С. 3.
5. Огонек. 1923. № 15.
6. Бубнов А. Буржуазное реставраторство на втором году нэпа. Пг., 1923. С. 53.
7. Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 54. С. 198; Т. 45. С. 31. 52
1. Условия развития культуры в годы НЭПА.
В учебно-педагогической литературе не принято выделять первые годы новой экономической политики (нэп) в виде отдельного периода. Нэп воспринимается как нечто цельное, хотя и имеющее в рамках этой политики особенности. Так, в советской историографии 1925–1926 гг. считались рубежом, отделявшим период хозяйственного восстановления от последующих лет, проходивших под знаком начинавшейся индустриализации. Экономический фактор определял общую историческую периодизацию. По этой схеме строилась и периодизация культуры. В 1960–1970-е гг. по инициативе, кстати, сибирских культуроведов была принята другая периодизация. Вместо априорного подхода к истории культуры как своего рода «спутницы» экономики предлагалось, опираясь на анализ конкретной действительности, провести грань по 1927 году. Именно тогда начался поворот в культурной политике, намеченный XV съездом ВКП(б). Характеру развернувшихся после съезда событий будет посвящен особый раздел в настоящей работе. Пересмотр периодизации не ограничился указанным «передвижением» дат в середине 1920-х гг. на два года вперед. Факты свидетельствуют, что 1925-й год вообще не являлся знаковым в плане принципиальных изменений – ни в политике, ни в практике. Таковым более обоснованно следует считать 1923-й год. Тем самым первые годы нэпа, т. е. 1921–1923, выделяются в особый период. В общей форме это время можно характеризовать как переход от старого качества к новому, как перестройка системы управления культурой. Эти годы были отмечены острыми конфликтами в идеологической сфере и ряде других системообразующих отраслях. Очевидно, что этот период заслуживает особого рассмотрения и изучения. В ходе культурных преобразований периода революции и Гражданской войны удалось заложить некоторые основы культуры нового типа. Создание нового человека как цели культурной политики, оставаясь делом отдаленным, проявило себя в виде первых живых образцов. Со временем новая культура, будучи во многом авторитарной, получила наименование советской, социалистической. Осуществление большого объема демократических преобразований не противоречит такому утверждению, поскольку тенденцией будущего выступала авторитарная тенденция. Переход к нэпу, казалось, должен был круто изменить характер развития культуры. Сам факт отказа от политики «военного коммунизма» означал признание ее неспособности в условиях мирного времени стабилизировать отношения в обществе и восстановить хозяйство. В свою очередь это 46 диктовало отказ от военно-административной системы и соответствующего образа жизни. Внешне нэп и выглядел как признание социального разнообразия и разности интересов. На согласовании последних только и возможно было построить устойчивое, процветающее общество, в котором противоречия снимались бы не ликвидацией отдельных групп, а обращением этих противоречий на пользу всего общества. Таким образом, нэп мог бы стать политикой великого социального консенсуса. Такова была альтернатива. Однако логика здравого смысла и мирового опыта была не свойственна большевикам. В своем волюнтаризме, выдаваемом за творчество нового, они замахивались на создание принципиально нового общества – без частной собственности, рыночной экономики и прочих атрибутов, присущих остальному миру. Поэтому для них нэп был временной тактикой, включавшей отступательный маневр, при сохранении прежней стратегической цели. Поначалу она связывалась с мировой революцией, позже ограничилась построением социализма в одной стране. Из этого следовало, что главный вопрос – вопрос власти – не подлежал пересмотру. Диктатура пролетариата, означавшая на практике диктатуру партии, оставалась определяющим моментом в жизни страны. Вопрос о взглядах советских руководителей государства на культуру был рассмотрен выше в связи с идеей «культурной революции». Ею определялась партийная политика первых лет нэпа. Особенно острой и актуальной стала идеологическая сторона этой политики, лежавшая в основе культурного «регулирования». Но начать конкретное изложение истории культуры следует с другого – с того, что носило всеобщий характер и являлось главной «злобой дня». Для массовой, можно сказать, народной культуры первостепенное значение приобрели вопросы материального порядка, объединяемые понятием «финансовый кризис».
|
|
|
|
|
|
|
|
|
Представители российской интеллигенции по-разному восприняли революционные события 1917 г. и последовавшие вслед за тем политические и социально-экономические изменения. Интеллигенция, составлявшая 2,2% общего состава населения страны, была неоднородна по своему социальному положению и общественно-политическим воззрениям. Вопрос о сущности революции, о судьбах культурного наследия, об отношении к новой власти рассматривался в ее кругах по-разному. Разгон Учредительного собрания, система чрезвычаек оттолкнули от большевиков многих представителей культуры. Не выдержали лишений либо не приняли нового режима и покинули Россию писатели И. А. Бунин и Д. С. Мережковский, авиаконструктор И. И. Сикорский и академик Петербургской академии наук химик П. И. Вальден. В то же время часть леворадикальной интеллигенции поддержала новую власть, встала на путь профессионального сотрудничества с ней (естествоиспытатель К. А. Тимирязев, поэты В. В. Маяковский и В. Я. Брюсов). Руководители страны понимали необходимость совместной работы с деятелями науки и искусства и принимали меры по вовлечению их в органы государственной власти. Условия развития культуры в годы нэпа С завершением гражданской войны и переходом к нэпу наметились новые тенденции в развитии культуры. В условиях либерализации общественной сферы повысилась активность интеллигенции. Проводились публичные диспуты по вопросам о роли религии, о судьбах интеллигенции в новой России. Оживилась деятельность ранее созданных научных обществ (философских, исторических). Возникали новые общественные объединения — научные, творческие, культурно-просветительные. Тысячи людей участвовали, например, в работе Международной организации помощи борцам революции (МОПР), в шефских рабочих организациях, обществе друзей радио и т. п. В крупных городах действовали частные и кооперативные издательства («Былое», «Огни», издательство Гржебина и др.). В негосударственных издательствах, которых в 1922 г. насчитывалось свыше 200, печатались философские и экономические журналы, литературные альманахи и сборники, книги для детей и учебная литература. Была денационализирована часть зрелищных предприятий. Коллективам и частным лицам были переданы около 30% общего числа действующих кинотеатров, театров, художественных школ.
|
|
|
ВОПРОС 2. ВЛИЯНИЕ ФИНАНСОВОГО КРИЗИСА НА РАЗВИТИЕ КУЛЬТУРЫ.
Одной из важнейших особенностей развития культуры в период «военного коммунизма» являлось ее огосударствление, что означало перевод основной массы культурных учреждений на государственное материальное обеспечение. Этим объяснялось стремление большинства работников культуры найти себе место под «крылышком» государственных организаций. В надежде на финансовую помощь государства составлялись грандиозные планы развертывания культурной сети в ближайшем будущем. Однако сбыться им не пришлось – нэп внес в эти планы жесткие коррективы. Поначалу действовала инерция. Так, Х съезд РКП(б), состоявшийся в марте 1921 г., принимая «одной рукой» нэп, «другой рукой» повелевал сохранить установку на ударность снабжения работников политикопросветительной сферы. Вскоре выявились противоречия. Оказалось, что государство не в состоянии одновременно и пропорционально распределять 47 ресурсы между всеми, кто находился у него на иждивении. В повестку дня встала проблема приоритетов. Для культуры такая постановка вопроса оказалась губительной, поскольку подавляющее большинство учреждений не имело иных источников поступления средств, кроме государственных. Ситуация усугублялась крайней изношенностью культурного инвентаря, зданий. Обстановка осложнилась вследствие стихийного бедствия – голода. Произошло резкое оскудение местных ресурсов. Тем не менее выбор был сделан. Основным звеном в цепи предпочтений признавалось народное хозяйство. По культуре был нанесен удар огромной силы, от которого она не скоро оправилась. Сокращение сети культурных учреждений началось не сразу. До осени 1921 г. продолжался их количественный рост. Главным документом, определившим начало нового, специфического периода в культурной жизни, стало постановление СНК РСФСР от 15 сентября 1921 г. «О мерах по улучшению снабжения школ и других просветительных учреждений» за подписью В.И. Ленина. Согласно этому постановлению, все культурные учреждения деревни – школы, детские дома, клубы, народные дома, библиотеки, избы-читальни, пункты ликвидации неграмотности и др. – снимались с государственного обеспечения и переводились на местное. В значительной части на обеспечение за счет местных ресурсов были переведены и культурные учреждения в городах. Стали платными подписка на газеты и журналы, посещение зрелищных предприятий. В практику их работы внедряются принципы хозяйственного расчета и самоокупаемости. Таким образом, хозяйственно-финансовые принципы нэпа пронизали культуру, существенно изменив ее положение. В наиболее концентрированном виде изменения в материальном положении учреждений культуры характеризуют следующие данные. Доля расходов на народное образование в государственном бюджете понизилась с 10 % в 1920 г. до 2–3 % в 1922 г. «Эффект» такого сокращения нарком просвещения А.В. Луначарский выразил следующим образом: «Нам сказали: "Вы висите на веревке, которая лопнет, падайте же сами на землю", но земли там не было, и мы полетели в какую-то бездну» . Спад наблюдался в течение всего 1921/22 уч. г. и в меньшей мере следующего года. К концу 1922 г. из 475 тыс. работников политико-просветительных учреждений, насчитывавшихся в 1921 г., осталось 10 тыс. Прекратили существование более 75 % клубов и народных домов, около 90 % изб-читален и примерно 95 % пунктов ликбеза Нетрудно представить, как работники культуры восприняли свалившееся на них бедствие. Общий тон выступлений на различных совещаниях и съездах, писем в руководящие инстанции и газеты был тревожным, порой паническим. По рекомендациям Центра, а нередко по собственной инициативе стали применяться различные способы спасения культурных учреждений от гибели. Самообложение было самым простым, но далеко не лучшим способом, ибо строилось оно на сознании сельских жителей, у которых на первом плане стояли хозяйственные, а отнюдь не культурные заботы. Поэтому начинается создание волостных бюджетов и общественных фондов, проводится в жизнь обязательное налоговое обложение в пользу школ. В городах пошли на введение платного обучения в школах и вузах для относительно обеспеченных слоев населения. Часть учреждений, особенно профессионально-технических, была принята на «иждивение» профсоюзов, фабричнозаводских предприятий. Наиболее ценные учреждения, например вузы, разрушение которых могло стать невосполнимым, оставались частично на государственном обеспечении, которое дополнялось патронажем хозяйственных трестов. Невозможно измерить трагедию кризиса только отрицательными количественными показателями. Жестоко пострадали люди – работники культуры. Многие оказались «за бортом», некоторые ушли добровольно в поисках лучшей доли, оставшиеся влачили жалкое существование. Даже профессора вузов, частично обеспечивавшиеся т. н. академическими пайками, жили впроголодь. Первые годы нэпа, таким образом, не принесли желанного послевоенного благополучия; вопреки ожиданиям они оказались для российской интеллигенции одними из самых тяжелых в ее истории. В то же время нельзя не удивиться внутренней силе российской интеллигенции, начиная от рядовых учителей и кончая знаменитостями – учеными, писателями. Как правило, они не опускали руки, а продолжали трудиться на профессиональном поприще. В конечном счете их жизненная стойкость в сочетании с преданностью делу стали главными составляющими в ряду сил, позволивших вытащить культуру из бездны, о которой говорил Луначарский. Так или иначе, но понесенные культурным фронтом потери не привели его к полному крушению.
На рубеже 1923 г. отступление в основном приостановилось. Было бы несправедливым трактовать понятие «отступление» как стихийное бегство с прежних позиций. И аппараты отделов народного образования, количественно резко сократившиеся, и сами работники культурных учреждений старались придать отходу организованный характер. В целом это удалось. К тому же кризис нес в себе и положительные качества. Он заставил, в частности, провести отбор лучших специалистов и «очиститься» от менее подготовленных; ликвидировать ненужные звенья в системе управления; избавиться от учреждений-«скороспелок» или числившихся только на бумаге 1923-й год стал переломным. Повсеместно в аппаратах власти и управления стало ощущаться понимание необходимости изменить положение культуры к лучшему, покончить с т. н. ликвидаторством. В том же духе проходили местные съезды Советов. Смена настроений в руководящих сферах в пользу культуры объяснялась прежде всего начавшимся улучшением общего экономического положения в стране. Решающую роль в наметившемся повороте сыграл Х Всероссийский съезд Советов, состоявшийся в декабре 1922 г. В повестку дня съезда был включен доклад Наркомпроса. Как отмечал позднее заместитель наркома просвещения И.И. Ходоровский, постановка этого доклада имела для всей страны «прямо-таки историческое значение – недаром с этого момента у нас вошел в употребление новый термин – "третий фронт"». Надежды просвещенцев оправдались. Съезд не только отметил «героическую работу работников просвещения», но и принял решение об укреплении материальной базы культуры. Доля расходов на нее в госбюджете была увеличена с 3,5 до 9 %. Важную роль сыграли ленинские «Странички из дневника», опубликованные в газетах в январе 1923 г. Ленин остро поставил вопрос о необходимости поднять на высоту народного учителя, о материальной помощи ему. Предлагалось «передвинуть» весь государственный бюджет в сторону удовлетворения нужд Наркомпроса. Таким образом, все – настроения, предложения, экономические возможности – сошлось в фокусе культуры. Новый дух обнаружил себя также в материалах прессы, выступлениях ораторов на собраниях и митингах, причем, что особенно важно, в народной среде. Побывавший в Сибири в мае 1923 г. нарком просвещения А.В. Луначарский подтвердил правоту впечатлений местных работников. В своих выступлениях он постоянно подчеркивал, что здесь, как и в центральных районах, наблюдается явный сдвиг, усиление внимания к нуждам культуры. Этим выводом он и закончил поездку, заявив в своих «отчетных» письмах «По Сибири и Уралу»: «Всюду видно известное оживление. Самые трудные времена позади»
Итак, при всем разнообразии культурной жизни в начале 1920-х гг. материальный кризис был доминирующим фактором. Поэтому было бы неверно изображать этот кризис «проходным», частным явлением или вообще обходить его вниманием. Если иметь в виду не особенности развития отдельных отраслей, связанные, как правило, с творчеством писателей, художников и других мастеров культуры, а положение массовой культуры, то очевидно, что вопрос «выживания» был основным. Да и для «мастеров», увлеченных своим делом, материально-бытовые проблемы отнюдь не были второстепенными. Они повседневно вторгались в профессиональную деятельность, мешали ее нормальному развитию, а подчас делали эту деятельность просто невозможной.
ВОПРОС 3..КУЛЬТУРА ПОД ПРЕССОМ ИДЕОЛОГИЧЕСКОГО ДИКТАТА
Настоящий раздел посвящается, в сущности, одной теме: судьбе той части российского общества, которая была непосредственно причастна к творчеству культуры, – интеллигенции. О том, как жилось интеллигенции в годы революции и Гражданской войны, было в общих чертах сказано выше. Режим диктатуры был для большинства не просто тяжелым, но и неприемлемым мировоззренчески и морально. Некоторые, однако, не теряли надежды на лучшие времена, объясняя происходящее особенностями военного времени. Надежды на «послабления» не могли не оживиться в связи с переходом к нэпу. Очень многие и в России, и за рубежом восприняли его как признание неудачи политики «военного коммунизма», как начало демократизации всей жизни, переход на рельсы капиталистического развития. Идеологическое оживление, которое противопоставило себя установкам коммунистической власти, могло определить новое качество культурной жизни. Ядром его были вечные идеалы прогрессивной интеллигенции: свобода, демократия, плюрализм. Попытки интеллигенции противостоять всеобъемлющему диктату большевистского режима в сфере культуры имели в каждом случае свои причины. В то же время в поведении оппозиционеров просматриваются черты идейной общности, благодаря чему их можно рассматривать как звенья одной цепи. В основе выступлений лежало неприятие данной власти и стремление избавиться от нее. Некоторые движения признавали в принципе советскую власть и даже призывали к сотрудничеству с ней. В первую очередь это относилось к «сменовеховству». «Сменовеховство» имеет короткую предысторию. Интеллигенция в России и до революции в большинстве своем состояла на государственной службе, т. е. так или иначе сотрудничала с властью. После революции огосударствление экономики и культуры практически не оставило «щелей», где могли бы ютиться свободные художники, частные юристы, врачи и другие независимые интеллектуалы. В результате сложился особый союз с властью. Внутренне его пропитывала взаимная неприязнь и даже враждебность. Конечно, имелись и искренние сторонники советского строя. Постепенно стали выявляться группы, готовые осознанно сотрудничать с властью, доказавшей свою силу и способность сохранить государство. Это были предтечи тех, кто позднее официально провозгласил «смену вех». С переходом к нэпу настроения примирения и сотрудничества приобрели новое важное качество, поскольку теперь, казалось, сама власть пошла навстречу своему прошлому. Именно как переход на позиции капитализма стали трактовать нэп авторы и редакторы вышедшего в Праге в 1921 г. сборника «Смена вех», идеи которого подхватил одноименный журнал и ряд других 51 подобных изданий. Родились течение мысли и общественное движение, влияние которых распространилось на Россию. Лидеры «сменовеховства» объявили бесперспективным продолжение вооруженной борьбы с большевиками не только из-за отсутствия собственных сил, но и потому, что большевики, по их мнению, остались патриотами, хранителями национальной идеи. Последнюю «сменовеховцы» трактовали в великодержавном смысле. Вожди «сменовеховства» делали вывод о необходимости сотрудничества с советской властью, которое они понимали как своего рода способ «исправления» советской политики в угодном для них направлении, т. е. как капиталистическую эволюцию. Таким образом, возник сложный феномен. С одной стороны, интеллигенция, служащие призывались прекратить сопротивление и включиться в деятельность власти, оговорив право на конструктивную критику. С другой – сохранялось неприятие коммунистической идеологии, ее интернационального пафоса. Альтернативой коммунизму должна была стать многопартийная система, способная обеспечить согласование интересов разных социальных слоев и утвердить строй «трудовой демократии». Двойственность «сменовеховства» определила соответствующее отношение к нему со стороны власти. Призыв к сотрудничеству был полезен во всех отношениях: он ослаблял белую эмиграцию, раскалывал ее и способствовал привлечению новых групп специалистов к работе хозяйственных, научных и других организаций. Одновременно была проявлена осторожность, поскольку «сменовеховцы» исходили в своем поведении из расчетов на эрозию коммунизма. В конечном счете заключенный в «сменовеховстве» плюрализм был отвергнут. Какое-то время, менее года, дух свободы витал над Россией. Это, в частности, проявилось в возникновении частных издательств, выходе журналов, в которых инакомыслящие интеллигенты позволяли себе критиковать официальную идеологию и экономическую деятельность государства. Всплеск т. н. буржуазной идеологии вызвал тревогу большевистского руководства. «Надстройка определила базис», – так определил ситуацию заведующий Агитпропом ЦК РКП(б) А.С. Бубнов . Достаточно зорко следил за выступлениями своих идейных противников лично В.И. Ленин. Так, в марте 1922 г. он дважды «проехался» по их адресу, заявив, что издаваемые ими сборники и журналы есть «литературное прикрытие белогвардейской организации» и органы «современных крепостников, прикрывающихся, конечно, мантией научности, демократизма и т. д.». Удар не был безличным – белогвардейцами и крепостниками были названы известные ученые и мыслители, в частности Н.А. Бердяев, Ф.А. Степун, С.Л. Франк, П.А. Сорокин. Ленин не ограничился критикой, а решил, что делом следует заняться И.Е. Уншлихту – заместителю председателя ВЧК. Склонность к репрессиям, воспитанная опытом революции и Гражданской войны и отражавшая сам дух большевизма, брала верх. Об этом свидетельствуют материалы XII партийной конференции, проходившей в августе 1922 г. Конференция приняла резолюцию «Об антисоветских партиях и течениях» , в которой рассматривались все основные проявления деятельности идеологических противников режима. Это был принципиальный документ. Он базировался не на поиске соглашений с возникшими в среде интеллигенции новыми течениями и группами, а на их «разоблачении» как контрреволюционных, но маскирующихся рассуждениями о демократии. «Сменовеховство» квалифицировалось однозначно как враждебная тактика. Хотя партийные органы постоянно уточняли свою идеологическую линию, именно тогда, в 1922 г. было сказано ясно и определенно: никогда и ни под каким «соусом» не будут допущены отступления от классового подхода, означавшего не просто приоритет, а абсолютное господство социалистической идеологии. Таким образом, пускались по ветру наивные надежды демократической интеллигенции на «культурный нэп». Каждому маломальски мыслящему деятелю культуры стало ясно, что элементы самостоятельности, сохраняющиеся в сфере профессионального творчества, по сути своей являются эфемерными. Вскоре практика это подтвердила. Использовав в своих интересах «сменовеховство», большевики стали рассматривать принадлежность к нему сугубо отрицательно. Естественно, это сказалось на личной судьбе большинства представителей течения: «своими» они не стали, а многие – кто раньше, кто позже – подверглись репрессиям. Большевики отпустили «сменовеховству» несколько лет жизни. Под влиянием «сменовеховской» идеологии некоторые эмигранты вернулись в Россию и включились в профессиональную деятельность. Но точку в его судьбе поставила все-таки власть. Один из последних ударов «сменовеховству» был нанесен в июне 1926 г., когда Политбюро ЦК ВКП(б) по рекомендации ГПУ приняло решение о закрытии издательства и журнала «Новая Россия», одновременно поручив отделам Наркомпроса не допускать впредь публичных лекций, рефератов и выступлений сменовеховцев. Таким образом, легальному инакомыслию были запечатаны уста.
Дата добавления: 2020-11-27; просмотров: 77; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!