Девиантное развитие на измененной почве 3 страница
Реакция оппозиции выражается в своеобразной оценке своего положения в обществе. А именно, приступая к строительству целого мироздания, человек ощущает себя в центре событий и главным действующим лицом. Вполне естественно, что и в реальной жизни его не оставляет это впечатление. Ему кажется, что окружающие обращают внимание на то, «куда он пошел, что делает, с кем общается», и ждут, чтобы он высказал свое мнение. Он как бы на особом положении. Отсюда вопиющая бестактность, которую, как правило, снисходительно прощают, отлично понимая, что взрослеющему человеку просто не приходит в голову, что он может быть хуже других. Миссия созидателя мира освобождает его от таких забот.
Вместе с тем самоуверенность не лишена тревоги, которую испытывает любой из нас, оказавшись в центре внимания кого бы то ни было. Рациональный ум подсказывает, что нужно знать меру в вещах и точно представлять себе уровень дозволенного. Это подталкивает к постоянным экспериментам с тем, что другим запрещено. Чаще всего исподтишка (важнее увидеть себя в ситуации греха, а не испытывать на себе карательную меру), чтобы осознать, в какой мере можно рассчитывать на исключительность своего положения. Ну а тем взрослым, кому в силу привязанности деваться некуда, приходится выступать в качестве подопытных. Доводить до белого каления близких, лишенных возможности протестовать, – самый прямой путь установить, чем отличаются требования, которыми принуждают других в своих интересах, от истинных правил, которые соблюдают все. Окружающие не взыскивают строго, понимая, что «из тех, кто не мечтал в юности переделать мир, мало что получается».
|
|
|
Наказание, как правило, не влечет раскаяния, а вызывает враждебность и желание отомстить либо организовать событие, которое ухудшит положение окружающих.
Реакция имитации обнаруживает себя поразительным однообразием внешнего облика и манеры поведения молодежи в данной культурной среде. Все похожи друг на друга, но не чувствуют никакого дискомфорта от отсутствия оригинальности. Если учесть, что подростки ни за что не хотят походить на взрослых, такая смесь разнонаправленных мотивов кажется не совсем адекватной. При этом они в упор не видят свое отражение в зеркале глазами взрослых, которые безуспешно призывают: «Посмотри, чучело, на кого ты похож!»
По-видимому, нечеткость «Я-образа» на первых порах его формирования подменяет отражение воображением, так что социальные роли, которые теснятся в голове, можно проигрывать в жизни для получения информации о своих возможностях лишь в намеренно игровой ситуации, гротескно, без претензии на реальное признание, уклоняясь от ответственности, из нее (роли) вытекающей. Ведь, как известно, в мире взрослых людей нельзя безнаказанно вводить в заблуждение, изображая намерения, которые не в силах и не хочешь реализовать, недаром подростки больше всего боятся, что их примут всерьез. А если вспомнить, что в подростковом возрасте ролевые конфликты нередко разрешаются конверсионным способом (переходом психического напряжения в физическое недомогание или расстройство функций), легко понять, почему авторы, описывавшие истерию, в ее классификациях отводили место и феноменам переходного возраста.
|
|
|
Стремление эмансипироваться от фактов, сочетающееся с желанием обратить на себя внимание окружающих экстравагантным обликом (ориентироваться на внешнего наблюдателя) и сохранить дистанцию от угрозы потерять высокую самооценку, приводит к «однообразной пестроте» и бедности «репертуара». Претендуя на оригинальность, человек, не чувствующий своего «Я-образа», всегда кому-то подражает. Богатое воображение разнообразит варианты. Людей попроще тянет к эстетике контркультур, где одним внешним сходством можно «попасть в большие забияки». А так как реакция имитации охватывает всю массу подросткового населения, сводный образ выглядит достаточно примитивно. Во всяком случае, наивные подражатели криминальным традициям составляют в этом возрасте немалый процент среди уголовно осужденных.
|
|
|
Реакция группирования освобождает строительство внутреннего мира от давления социальных институтов. Проснувшееся стремление узнать себя требует защиты, получить которую в сложившейся системе общественных отношений с их достаточно жесткими экспектациями невозможно. Подростки инстинктивно создают стихийно возникающие группы, где чувствуют себя корпоративно обособленным островком архаичных социальных отношений, позволяющим экспериментировать и ошибаться безнаказанно.
Чтобы представить себе силы, побуждающие подростков сменить коллектив на группу неформального общения, достаточно взглянуть на роль лидера – своеобразного центра кристаллизации социальных отношений, вокруг которого они формируются. Это сверстник (группа, как правило, одновозрастная и однополая), наделенный талантом, который не был заметен в детстве и не будет востребован во взрослом состоянии, – чувствовать аффилиативную ситуацию, уметь своеобразно подытоживать эмоциональный настрой и выражать решительно то, чего другие хотят подспудно. В период тягостных сомнений относительно социальной адекватности своих оценок и стремлений (вдруг раздастся хохот жуткий в наступившей тишине) подросткам нужен, если можно так выразиться, аффилиативный щит – тот герой, который возьмет на себя инициативу обнаружить публично общие намерения. Следовать за ним не зазорно. Лидеру ничего не нужно объяснять членам группы, чтобы за ним последовали. И, кстати сказать, он, как правило, не озабочен количеством сторонников. Чаще всего он ими даже тяготится.
|
|
|
Влияние группы не исчезает и в ее отсутствие. Подростки сохраняют верность моральным принципам (в том рудиментарном варианте, на который они уже способны в этом возрасте), принятым в их среде, особенно перед лицом официальных представителей общества и государства. Такая корпоративная солидарность, с учетом эмоциональной природы ее возникновения, может служить причиной делинквентного поведения и истолковываться окружающими как пренебрежение к установленным нормам, моральным и этическим ценностям, традициям и институтам. Отсутствие раскаяния и страха наказания, проистекающее из «неполного осознания фактического характера и социальных последствий своих действий», нередко создает у взрослых иллюзию или деградации нравов, или психического расстройства, а иногда и того и другого вместе.
Не каждому дано в этой внутренней работе обрести self. Сбросить скорлупу психологических защит не каждому под силу. Здесь нужны при любых условиях воспитания сила, воля плюс характер. Хорошо еще, если к такому шагу вынуждают обстоятельства. Образно говоря, реку, отделяющую инфантильное самосознание от зрелого нужно переплыть самому. Когда общество ждет человека-личность, молодежь хотя и корчится, хиппуя, но все же лезет в воду («переправа, переправа / берег левый, берег правый, / снег шершавый, кромка льда…»). Когда такого ожидания нет, большинство предпочитает не утруждаться и топает по мосту конформизма. Как заметил Ф. Фукуяма, «пустоголовые женщины в цене на Востоке», а А. Платонов писал в свое время, « они ничего не знали о себе, поэтому у красноармейцев не было в душе цепей, которые приковывали бы их внимание к своей личности». Иными словами, если на уровне отождествления разные культуры задают детям более или менее однотипную программу, то в вопросах отчуждения появляются разные мнения.
Кроме того, именно в подростковом возрасте начинается гендерный раскол детского сообщества по личностной составляющей. Человеческая цивилизация ожидает от мужчины, что он время от времени будет предъявлять обществу свои принципы. Для всех в подростковой группе, где притворяться бессмысленно, для многих (готовиться нужно всем) – в армейской казарме, а для некоторых (тоже не следует забывать) еще и в тюрьме. Причем цена поражения нередко равняется самой жизни. Женщин в такие условия никто не ставит; от них редко требуется что-то сверх ролей-функций. Понятно, что мальчики-подростки перестают верить учительницам и не пускают девушек в свою компанию (подростковые группы однополы). Соответственно, в обществе, где можно командовать безопасно, женское начало склонно к верховенству (когда принципы не нужны, женщины управляют эффективней).
Третий этап – избирательного отчуждения, когда люди формируют социальное пространство по своему желанию (и возможностям), тоже не лишен проблем, Начнем с того, что быть таким, как есть, хоть и считается естественным правом человека, удается далеко не каждому и не сразу по появлении личности. Во-первых, обстоятельства могут не позволять выбирать окружение по вкусу, а во-вторых, сама Я-концепция может быть недостаточно четкой. Не способной быть опорой и стрежнем для формирования социального пространства по собственной воле.
Если взять ролевую структуру личности и разместить ее в социальном пространстве, формируемом тремя сферами – семья, среда, система, – конфликт между стремлениями человека и обстоятельствами жизни предстанет в графическом изображении. Отличия ролей мы обозначили цветом: от принципов до функций интенсивность окраски убывает.
Человек системы
Система, которая, по словам В. И. Ленина, «непримирима к какой бы то ни было индивидуальности», имеет набор инструкций, следуя коим, человек защищается от ожиданий семьи и давления среды. Акцентуированный чиновник (по К. Леонгарду), пряча за исполнительностью недостаток интуиции и мужества (а порой и интеллекта), демонстрирует там роли-функции, не чувствуя ответственности за происходящее. Но будучи вытолкнут из «экологической ниши», оказывается перед лицом их ожиданий, как маменькин сын в казарме.
Истерический отказ от сотрудничества в сферах семьи и среды после отставки в системе – нередкий повод для обращения к психологу. Конверсионные расстройства здоровья могут достигать большой глубины. А аддиктивная имитация самоутверждения – вообще банальный случай в работе с людьми такого склада.
Человек среды
Можно оставаться формально в системе, но быть человеком среды, когда режим («братия», по А. Зиновьеву) живет не правилами, а указаниями свыше. В нашем отечестве такое смешение ролей еще не изжито, но в нормальном обществе те, кто ориентирован на неформальные закономерности межличностных отношений, отличаются своеобразной подменой статуса подражанием. Здесь нет нужды в конформизме и ином сознательном приспособленчестве. Человек отождествляет себя с лидером не на когнитивном, а на аффилиативном уровне зависимости. «Я – часть этого великого человека, я хочу того же, что и он, его внимание даже в порядке помыкания возвышает меня и т. п.». Рафинированный пример примата среды – уголовная субкультура, но и в обыденной жизни немало случаев, когда люди предпочитают оставаться «под каблуком». Психические отклонения начинаются с момента, когда человеку приходится принимать собственные решения под свою ответственность. Чаще всего речь идет о внезапной потере «попечителя».
Человек семьи
Семья – это община в миниатюре (по Ф. Энгельсу). Человек, которому нравятся ее интересы, в принципе ориентируется на общественное мнение в своих мыслях и поступках. Его желание покровительствовать слабым, умение брать на себя ответственность, принимать людей такими, как есть, распространяется и на систему (где коллектив под его руководством переходит на доверительные отношения), и на среду. Так что подобный склад наиболее адаптивен.
Психическое напряжение возникает, как правило, при угрозе пожертвовать сложившимися привязанностями под давлением обстоятельств.
Как заявила одна из героинь Г. Грина, «Родина – это куда больше семья, чем парламентская система. Я сочувствую французским офицерам, которые в 1940 году предпочли забыть о своей карьере, а не о своих семьях». В обыденной жизни люди такого склада очень чутко реагируют на охлаждение в семейных отношениях. Депрессия среди неудачников в семье – обычное дело.
Помимо конфигурации личностное пространство имеет такую характеристику, как консистенция. Обычная метафора о «твердости духа» здесь как нельзя более кстати. Она означает, в частности, в какой мере личностное пространство может перемещаться внутри социального. Есть герои, которые начинают воевать, как только от них требуется сместить ролевую структуру с привычного места. Есть антигерои, готовые двигаться в любом направлении. «Я поступил подло, сотрудничая с оккупантами, быть может. Но зато разумно. Этого никто мне не запретит делать. И вовсе не обязательно во всем следовать за большинством», – говорит один из персонажей романа К. Филипповича «Антигерой». Но в обычной жизни безоговорочная твердость, как и явная беспринципность, встречается редко. Большинство людей хочет лишь в чем-то иметь корни, с тем чтобы опираться на почву, выстраивая отношения с окружающими (желательно, выбранными по собственному вкусу, а также с теми, от кого не уйдешь).
Ситуация тоже может быть разной. Агрессивной как сельская община, которая «гнула, ломала и калечила личность» (по К. Марксу), или равнодушной, предоставляющей человеку «свободу колодника, вытолкнутого в степь» (по А. Герцену), но в обыденной жизни о столь серьезных конфликтах речь, как правило, не идет. Тем не менее между личностным и социальным пространством все время присутствуют нестыковки, заставляющие человека тратить силы на достижение гармонии, что без психических издержек удается далеко не всегда.
Самым тяжелым испытанием для личности бывает пресловутое «промывание мозгов». Изобретен этот термин в политической борьбе, когда идеологического противника нужно было заставить отказаться от его убеждений (за которые тот уже принял страдания и готов к новым жертвам, предел чего и следовало установить победителям). Формула не сложна: лишить человека возможности сопротивляться, предоставить выбор – жизнь или поступок против своих принципов (не обязательно в плане идеологической дискуссии, просто предать самого себя), поинтересоваться мнением по спорным моментам в идеологии. Прекрасно описал такую методику Д. Оруэл в своем известном романе «1984», где его герой, борец с тоталитарный режимом, выбрав донос на любимую женщину, не просто начинает думать иначе, а ловит себя на том, что отныне он любит «старшего брата», как в романе называют диктатора. Иной выбор продемонстрировал наш известный писатель А. Фадеев, застрелившийся 13 мая 1956 года. «Не вижу возможности дальше жить, так как искусство, которому я отдал свою жизнь, загублено самоуверенно-невежественным руководством партии и теперь уже не может быть поправлено... Литература – эта святая святых – отдана на растерзание бюрократам и самым отсталым элементам народа... и уже нет в душе никакого стимула, чтобы творить... Жизнь моя как писателя теряет всякий смысл, и я с превеликой радостью, как избавление от этого гнусного существования, где на тебя обрушиваются подлость, ложь и клевета, ухожу из жизни».
В обыденности, где обстоятельства не столь драматичны, агрессия бывает направлена на честь и достоинство чаще всего в форме элементарной провокации с целью подчинить или отомстить. Народная пословица гласит, что семейная жизнь делится на два периода: до того, как тебя сознательно унизили, и после того. Проявившие толерантность делают шаг назад. Иногда это длится годы, а иногда лишь до известного предела, после чего следует неконструктивный и зачастую разрушительный поступок против того, кто владеет ситуацией, или против себя. Не следует забывать, что семья служит ареной преступлений против личности чаще, чем улица.
Самоубийства в армии или самовольные оставления части хорошо воспитанными ребятами нередко бывают следствием подобной интервенции против личности, когда достоинство человека становится предметом жестокой и целенаправленной забавы.
Однако в повседневной практике при нормальном течении жизни нестыковки личностного и социально пространства вызывают разве что огорчения, истощающие жизненную активность.
Когда речь идет о неспособности к отчуждению из-за слабости Я-концепции, также есть несколько вариантов. Во-первых, не все становятся душою взрослыми при равных условиях воспитания (недаром именно с этой фразы Г. Салливэна мы начали лекцию). О «вечно пятнадцатилетних», у которых сохраняются смысловой (я – жертва обстоятельств) и эмоциональный (что поделать, я хочу) барьеры имеется необозримая литература. Предки называли людей такого склада негодящими, в ХIХ в. (в свете теории эволюции видов) – нравственно дефективными или конституционально неполноценными, в ХХ в. – почти больными (психопатами), пока профессиональное сообщество психологов не занялось проблемами подросткового возраста, и стало очевидно – это вариант дизонтогенеза (ретардации) личностного развития. Им должны заниматься, главным образом, педагоги.
Более подробно этот вариант мы рассмотрим в лекции, посвященной вопросу о так называемой почве growth в разделе ее аномальных отклонений.
Во-вторых, онтогенез личности может тормозиться из-за исторических обстоятельств. Сам образ жизни, многовековые традиции могут не пускать человека в глубину его личностного пространства, накрепко приколачивая Я-образ к ролям-функциям, вынося нравственные ценности за его пределы. Как заметил В. Буковский, в нашем отечестве до недавнего времени «любое неотъемлемое право человека отнимало у государства, которое подобно параноику всем навязывало свои критерии, единицу власти», так что любой индивидуализм рассматривался как предосудительный эгоизм. И хотя правовые, социальные и культурные институты за последние годы стремятся к расширению личностных перспектив нестесненного отчуждения, пока до реализации идеи, высказанной К. Марксом, что «человек чувствует себя независимым только тогда, когда является себе господином, а господином он является в свою очередь, когда обязан сам себе своим существованием», дело еще явно не дошло. В этом отношении европейская традиция с ее вниманием к отчуждению экзистенциальному, когда слабость собственного «Я» заботит человека больше, чем оценка его поведения со стороны, представляется неким этапом онтогенеза личности, который мы еще не достигли. Создается впечатление, что вся наша культура притормозила на стадии подростковой (языческой) нравственности. Что-то нас останавливает от того, чтобы оторваться от поступка в понимании греха и заняться мотивами и побуждениями (вместо «не укради» не пожелай украсть).
О соотношении экзистенцтального и реального в феномене отчуждения при разных исторических обстоятельствах мы поговорим в следующей лекции, посвященной филогенезу личности.
Рекомендуемая литература
Антонян Ю. М. Психологическое отчуждение личности. Ереван, 1987.
Асмолов А. Г. Психология индивидуальности. М., 1986.
Бернс Р. Развитие Я-концепции и воспитание. М., 1986.
Выготский Л. С. Развитие высших психических функций. М., 1960.
Крайг Г. Психология развития. СПб., 2000.
Лисина М. И. Проблемы онтогенеза общения. М., 1986.
Мухина В. С. Феноменология развития и бытие личности. Воронеж, 1990.
Психология подростка. / Под ред. А. Реана. СПб., 2003.
Снайдер М., Снайдер Р. Ребенок как личность. М., 1994.
Фельдштейн Д. И. Психология развития личности в онтогенезе. М., 1989.
Фестингер Л. Тория когнитивного диссонанса. М., 1998.
Эриксон Э. Детство и общество. СПб., 1996.
Лекция 2
Социальное отчуждение
как феномен общественной жизни.
Онтогенез особи повторяет филогенез вида
Дата добавления: 2020-11-23; просмотров: 42; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!