О фильмах Павла Лунгина «Царь» и «Остров»



ОСТРОВ ЗАБВЕНИЯ (АПОЛОГИЯ ПРЕДАТЕЛЬСТВА)

"… Мужчины без доблести , женщины без чести , цветы без запаха " П . Мериме "... Иван Федорович вдруг напечатал в одной из больших газет одну странную статью ... ... многие из церковников решительно сочли автора за своего . И вдруг рядом с ними не только гражданственники , но даже сами атеисты принялись и с своей стороны аплодировать . В конце концов некоторые догадливые люди решили , что вся статья есть лишь дерзкий фарс и насмешка ." Ф . Достоевский , " Братья Карамазовы "

На самом деле в реальной истории все могло быть иначе : герой мог стать старцем , а трус и предатель — гонителем Церкви . Но разве такой фильм будет иметь такую рекламу как " Остров "? Герои и мученики надоели . Идея мученичества , украденная у Церкви , пускается в ход , когда нужно увлечь молодые сердца на борьбу , цели которой от них скрываются .

Есть одна великая тайна человеческой души, касающаяся каждого из нас: можем ли мы изменить свою природу, избавиться от своих страстей и пороков или просто слабостей, стать лучше, чем мы есть сейчас, или человек это всего лишь некая биологическая машина, обладающая раз и навсегда заданными качествами, изменить которые ему невозможно? Христианство отвечает на этот вопрос так: невозможное человеку возможно Богу. Бог может преобразить любого, самого закоренелого грешника в праведника. В житиях святых, в любом из них показывается именно этот процесс, потому что каждый человек от рождения грешен, а если его жизнь-житие занесены в святцы — значит соборным разумом Церкви он причислен к лику святых и в его жизни совершилось это чудо преображения.

Так что "литература", описывающая как происходит это чудо — огромна. Кавычки здесь указывают на то, что это не совсем литература, в современном понимании этого слова, скажем не художественная литература. Она так же отличается от неё, как иконы от живописных картин [1]. А можно ли попытаться изобразить этот процесс средствами более привычными для современного невоцерковлённого человека, средствами светского искусства, например кино? Кажется, на первый взгляд, что фильм П.Лунгина "Остров" это и есть такая попытка экранизации жития. Думается, что большей частью зрителей он так и будет воспринят и это обусловит как его достоинства, так и недостатки. Достоинством можно назвать то, что он будет иметь у определённой части верующих зрителей восторженный успех, как всё "церковное" (другие назовут это спекуляцией на церковной тематике и будут правы) просто в силу того, что в России продолжается и даже набирает силу, как бы это кому-то не нравилось возвращение народа к вере и Церкви.

Недостаток любой попытки экранизации жития всегда будет в том, что для человека обладающего художественным вкусом (нужен ли он для спасения души?), то есть чувством меры, гармонии и художественного правдоподобия, в таких попытках будет невыносимая фальш, слащавость или грубость. Просто потому что святого нельзя "сыграть", это будет ложь, бьющая в глаза с экрана. Даже описать святого в литературе (художественной) почти невозможно, вспомним справедливые замечания К. Леонтьева к образу старца Зосимы в "Братьях Карамазовых". Художника, поставившего перед собой такую задачу, подстерегают неразрешимые трудности: он лишается в своём творчестве опоры на всякий критерий правдоподобия и цельности характера героев, пресловутый "dei ex machina" будет преследовать его на каждом шагу. Чем больше несообразности в характере героев, тем лучше, более выпукло действие божественной благодати!

Всё это сполна можно наблюдать в "Острове". В начале фильма персонаж не просто трус и предатель на войне, а просто какой-то слизняк. В основной части фильма он непостижимым образом становится великим Старцем и, собственно, весь фильм это сплошные чудеса: тут и прозорливость, и исцеление, и изгнание беса, и предсказание собственной кончины... Всё это на фоне не прекращающегося душераздирающего покаяния с "долулеганием" на месте некогда совершённого преступления, которое (покаяние) странным образом сочетается с юродством, выражающемся не в перенесении насмешек и оскорблений от окружающих, как было в жизни святых,- наоборот "старца" все очень уважают и ублажают,- а в постоянном и довольно ехидном обличении окружающих в каких-то мелких слабостях. Остаётся впечатление, что "старец" непонятно из чего хлопочет, сам больше всех нуждаясь в "исправлении", его гордыня "светит из прорех его одежды" по меткому святоотеческому выражению, в то время как окружающие его — люди как люди.

Все вышесказанные особенности обусловлены и предопределены, так сказать, "идеей" фильма, как "экранизации жития". Но стоит только задуматься над выбранным историческим фоном и отношением к нему авторов фильма, как возникают интересные вопросы.

Отношение это может быть сформулировано очень просто: полное пренебрежение к реальной истории России ХХ века. Где это во время войны были монастыри (они все были закрыты) с такими молодыми монахами (к началу войны даже 70-летних стариков перестреляли и пересажали)? А уж атмосфера была не такая, чтобы картинно тащить среди бела дня чудом уцелевшего предателя Родины. Люди тогда жили осторожнее. Во второй части фильма то же: на дворе 70-е годы, когда на всю страну было 3 огромных мужских монастыря, всё что поменьше, понезначительнее было закрыто, а тут какая-то пустынь с полутора монахами, которые живут припеваючи и ни о каком гонении на религию не слыхать, хотя на этом острове как на ладони сидит "старец" и к нему со всей страны прут почитатели аж в адмиральском мундире, чуть ли не при орденах! Видно на пенсию адмиралу захотелось, да с треском из партии... Хорош эпизод со "вдовой", у которой "старец" тут же вычислил живого мужа в прекрасной Франции и "благословил" туда ехать, вроде как "на деревню дедушке". С таким же успехом можно было тогда и на Луну благословлять. Да вот проблема: на дорогу нужны деньги, надо резать "хряка" а жалко. Что ты с таким народом будешь делать...

Нам предлагается все эти несообразности не замечать во имя главной идеи. И она является. Кульминация: адмирал, явившийся при параде к старцу оказывается тем, кого он расстрелял; но адмирал выжил, видимо и ещё проявлял незаурядные качества, ведь достиг такого звания(!), но это, братцы всё земное, Богу же, нет, не угодил, у него бесноватая дочь! И он как к последней надежде едет на остров к старцу. (За что его так Бог наказал? Не иначе как за храбрость и верность Родине...) Старец конечно беса легко изгнал (он его "давно знал" (!!!)), эта сцена выделяется по неправдоподобию, доходящему до комичности даже в этом фильме, а затем бывший палач (пусть и по трусости, а не призванию, но палач!) имеет очень осторожный и деликатный, полный околичностей разговор со своей бывшей жертвой. На колени перед ней не падает, хотя до этого 30 лет простирался на мху перед мысленным образом, а с глубоким достоинством расспрашивает о его жизни, хотя видимо сразу узнал. Тут реализм берёт верх над замыслом: сцена получилась напряжённая — так и ждёшь что адмирал даст в ухо старцу, но дипломатичный старец восторжествовал, как-то блёкло попросил прощения, услышал, что давно прощён и отпустил "с миром". (!!!) Палач жертву... Что тут сказать?

Для чего и кого это сделано? Для чего в фильме противопоставляются мужество, смелость, воинский подвиг (кстати, сцена расстрела и поведение героя (настоящего, не литературного и без кавычек) на мой взгляд единственная истинно христианская сцена Подвига в фильме), которые и есть проявление глубинной нравственности человека и внутренней связи его с Богом, и вера в Бога церковная, явно выражаемая молитвами и образом жизни, монашеством? Для чего это противопоставление, наносящее двойной удар по двум проявлениям силы духа, когда в жизни именно мужественные воины часто становились монахами и старцами? Вспомним Пушкинского летописца Пимена из "Бориса Годунова". Приведу один пример не из книг.

В 90-у годы из Уфы в Люберцы приезжал прот. Михаил, который впоследствии овдовел и принял монашество с именем Софроний. Скончался несколько лет назад в сане игумена. Высокий сухой старик, видно, что в молодости обладал большой физической силой. Во время войны он два года командовал партизанским отрядом в Белоруссии. Рассказывал о невероятных лишениях и трудностях, два года жили, не зажигая огня даже зимой. Много народа не выдержало голода и холода, перешли к немцам, многие погибли. От отряда в 160 человек уцелело 10. Три раза попадал немцам в плен и "уходил" (он не говорил "убегал"), один раз из-под расстрела на краю ямы, один раз из поезда. Говорил: "у меня была в шапку зашита иконка Божией Матери, и я был как бронированный". На неоднократные предложения вступить в партию отвечал уклонением. Видимо обладал детской верой, говорил: "было трудно, многие не выдерживали, но я знал из Писания, что мы должны победить". (!) Читатель, помяни воина Михаила — игумена Софрония.

Почему не снимают фильмов о таких людях?! Чтобы молодое поколение не знало правды о своей истории? В страшной, кровавой и святой истории России XX века была Голгофа, мученики и предатели, гонимые и гонители, герои и трусы, было всё. А главное была реальная борьба настоящих невымышленных верующих людей со злом. Эти люди называются новомученниками и исповедниками Российскими, и благодаря им, их вере и подвигу мы сейчас имеем то, что нам дорого: открытые храмы, возможность питать свои души богослужением, запечатлевать в них истинный образ Христа, чтобы научиться любить именно Его, а не ложь и фальшь подделок. Церковь хранит истории их жизней для нашего назидания. Искажать эту святую историю, используя как блеклый фон для умозрительных теоретических рассуждений — это значит уничтожать ее. Это кощунственно и для души не полезно. Полезно любить реальную историю реальной Церкви, а не умиляться абстрактными выдуманными образами.

На самом деле в реальной истории все могло быть (и бывало!) иначе: герой мог стать старцем, а трус и предатель — гонителем Церкви. Но разве такой фильм будет иметь такую рекламу как "Остров"? Герои и мученики надоели. Идея мученичества, украденная у Церкви, пускается в ход, когда нужно увлечь молодые сердца на борьбу, цели которой от них скрываются, как было с народовольцами и другими революционерами в царской России, как было со всем "инакомыслием" в годы предшествовавшие "перестройке". "Наше время" характеризуется другими ценностями, о которых прозорливо писал М. Волошин:

А вслед героям и вождям

Крадется хищник стаей жадной,

Чтоб мощь России неоглядной

Размыкать и продать врагам;

Сгноить ее пшеницы груды,

Ее бесчестить небеса,

Пожрать богатства, сжечь леса

И высосать моря и руды…

И этому времени нужны свои "герои". Главный из них — Иуда. Интерес к Иуде характерен для определённого типа сознания. То и дело появляются произведения, где делаются попытки представить его особенно близким учеником Христа, автором своего "евангелия", выдумываются какие-то утончённые причины его предательства. Возникает двойственная христианству культура, основанная на симпатии, влечении к предательству. То, от чего христиане бегут, как от чумы, влечёт как бездна. Под низким небом предательства не светит солнце правды – Христос, но всё тускло, хмуро, пришиблено. И надо признать что такова атмосфера фильма "Остров". В нём ничтожества мстят героям за своё ничтожество. Это какой-то дурной сон, морок, зазеркалье. Никогда не был поклонником советского кино, но поймал себя на мысли, что после "Острова" захотелось посмотреть что-то вроде "Оптимистической трагедии", где мужчины мужественны, женщины привлекательны, геройство не принижается, а предательство не оправдывается. Где чёрное – это чёрное, а белое – это белое. Думается что это более православное кино!

Примечание:

[1] Первое отличие, бросающееся в глаза — это что иконы и жития схематичны, они лишены ярких отличий, все жития и иконы в общем-то похожи, в то время как в художественных произведениях схожесть их с друг другом — непоправимый порок. Можно сказать, что иконы и жития живут в мире и согласии друг с другом и хором говорят нам одно и то же, а каждое художественное произведение старается сказать что-то своё, ещё до него никем не сказанное. Иконы и жития — это по сути свидетельства, сухие как нотариальные документы, о том, что тогда-то и там-то с человеком произошло это самое чудо преображения, совершил его Бог, а как совершил — тайна. Понять эту тайну можно, если самому начать жить по-христиански, для начала хотя бы начать интересоваться этим вопросом, например, читать жития святых. Кто не пытается сам бороться с грехом, "подвизаться" тому и жития будут скучны, разве лишь "чудеса" заинтересуют, а кто пытается жить "по духу" тому жития сладость и утешение, согревающие душу и зажигающие в сердце любовь к Богу.

Известно что "церковное искусство" сохранилось и живёт в православном мире, а "художественное" зародилось в западном и эта антиномия (или дихотомия как кому больше нравится) восходит к исихастским спорам в Византии о природе Фаворского света и последующему зарождению на Западе гуманизма. Православие учит, что Фаворский свет имеет нетварную природу и следовательно не может быть познан естественными человеческими способностями, он озаряет человека свыше (того, кто к этому стремится) преображает его в "новую тварь" непостижимым уму (и значит неизобразимым) образом. Гуманизм основывается на том, что Фаворский свет — тварен, и значит подобно прочей природе познаётся человеком через развитие его способностей, отсюда и человек становится в центре внимания, пока ещё в деле спасения, но стремительно вытесняет Бога на периферию сознания и становится "пупом земли" и центром мироздания. В человеке становится интересно и важно всё: от движения душевных страстей до устройства тела, отсюда быстрое развитие наук и искусств, техники и социальной жизни на Западе. И в этом "правда" гуманизма: в изучении и познании естественной человеческой природы. Правда Православия — это абсолютная (данная свыше) истина о Боге и всём, что связано в человеке с Богом и духовной жизнью. Слабость Православия (лжи в Православии нет) в том, что до человека как отделённой от Бога личности "не доходят руки": коль скоро человек без Бога жить не может (только временно, да и какая это жизнь!) все силы на то чтобы воссоединиться с Богом.

Ложь гуманизма (великая ложь или великая ошибка) в самой основе в неверном понимании природы Фаворского света, пронизывает всё западное схоластическое богословие в его попытках познать Бога логическими построениями, эта же ложь явственно видна на католических "иконах", где сияние Славы Божией на ликах святых заменено как бы материальными золотыми тарелочками, внешне приставленными к головам, как будто прибитыми к макушкам. Порождённое этим восприятием мира гуманистическое художественное творчество дало миру потрясающую западно-европейскую культуру, описывающую человеческое естество в человеке, но оно бессильно и фальшиво в описании того, что сверх естества.

 

ЮЛЯ БЕЛОМЛИНСКАЯ

https://poor-ju.livejournal.com/106617.html

ФИЛЬМ "ОСТРОВ"

ПОСЛАНИЕ ОТ ПЕТРА И ПАВЛА

 

Каждый фильм режиссера Павла Лунгина – является аккуратно приготовленной порцией лжи.

Но это не просто типичная для кинематографа Развесистая Клюква или Лапша На Уши. Ради такой привычной и вообщем то безобидной киношной лжи, я бы не стала тревожить клавиши моего компьютера.

Блюдо из Лапши и Клюквы готовит множество киношников по всему миру и цель эти горе-поваров ясна и целиком лежит все в той же гастрономической сфере: хорошо кушать.

Увы, круг амбиций этого человека, отнюдь не ограничивается гастрономическими.

В первую очередь конечно успех у избранных. Это успех дорогого стоит.

Да… эти книги, которые пишутся для членов жюри, эти фильмы которые снимаются для членов жюри…

Следующая амбиция Лунгина – владеть умами. Естественно, не всеми.

Народом попроще маэстро Лунгин конечно не интересуется.

Он интересуется владеть умами интеллигенции, то бишь, нашими учеными умами.

Отсюда и темы его фильмов «Такси – блюз», «Парк отдыха» - всегда непременно остренькое, лапша и клюква непременно приправлены актуальностью проблемы.

Лунгин похож на лотошника с фальшивым китайским товаром первого спроса: сегодня на лотке еврейский вопрос. Вкупе с ностальгией по джазу. Завтра … опять еврейский вопрос, но уже вкупе со скинхедами, послезавтра… еврейский вопрос задолбал уже, посему снят, на повестке дня олигархи.

Но мода на олигархов прошла, наступила мода на Православие.

Лунгин вознамерился принести согражданам Бога через историю старчества и юродства. Я думаю, что, и сами слова эти «юродство» и» старчество» Лунгин услышал впервые лишь после того как смекнул, что сейчас пришло время торгануть именно Православием.

 

Из интервью Павла Лунгина: «…Я прочитал в свое время сценарий молодого драматурга Дмитрия Соболева, ученика Юрия Арабова, - и отложил, поскольку ничего не понял».

 

Основным источником познаний в области старчества и юродства драматурга Дмитрия Соболева явилась одна старая книга.

Ее написал в начале прошлого века священник отец Владимир Зноско. Называется она: «Христа ради юродивый иеросхимонах Феофил, подвижник и прозорливец Киево-Печерской лавры».

 

Вот здесь эту книгу можно прочесть целиком:

http://www.omolenko.com/books/feofil/book.php

 

Это - рассказанное простым беллетристическим языком, житие одного из известных российских старцев юродивых, жившего и умершего в 19-м веке.

Именно с иеросхимонаха Феофила списан герой фильма «Остров» отец Анатолий, огромными кусками списаны диалоги, из этой же книги взята и история непростых взаимоотношений старца с его непосредственным церковным начальством.

Такая практика, при написании киносценариев пользоваться классической литературой, как первоисточником, вполне принята.

Вся прелесть в том что, списывая монологи и диалоги из произведений давно умерших классиков или просто из старых книг, сценарист за сроком давности не должен никому платить. Это удобно.

Этим часто пользуются именно при написании сценариев из старой жизни. Ничего предрассудительного в этом нет.

Но единственное что отличает в данном случае порядошного человека от пройдохи, это упоминание первоисточника в тирах фильма, в интервью.

Собственно говоря, если вопрос не касается денег и выплат по авторскому праву, есть лишь одна разграничительная линия между Постмодернизмом и Плагиатом между Цитатой и Кражей – упоминание имени цитируемого.

Напрасно я тыкала пальцем в сетевые поисковики, предварительно набрав ключевые слова: Лунгин - Зноско, Соболев - Зноско, «Остров» - Зноско…

Ни гугу. В предисловии к повести «Остров» вышедшей в «Амфоре», автор говорит что одним из прототипов героя был старец Феофил.

Это же автор говорит в одном из интервью.

Но нигде, ни разу он не упоминает имя обкраденного писателя о. Владимира Зноско.

Выскочил лишь тот живой журнал, автор которого радостно сообщает своим сетевым друзьям, что первоисточник фильма обнаружен!

И дальше большие цитаты из книги о. Зноско именно те, что полностью перенесены в сценарий. И ссылка на саму книгу.

Я прочла эту книгу и, наконец, смогла ответить самой себе на мучивший меня вопрос: откуда этот нелепый сценарий?

 

 

Откуда эти фантастические тексты, которые не могут произноситься героями фильма - людьми семидесятых годов брежневской эпохи?

Они не могут говорить этим языком, откуда взялись эти слова, эти речевые обороты: «Я с тобой рассчитаюсь проказник!» говорит один пожилой монах другому, еще более пожилому в 1974-м году!

«Не знал бы грамоте, не поставили бы начальником», гордо поглаживая бророду произносит другой герой, сыгранный актером Дмитрием Дюжевым, монастырский завхоз, отец эконом.

Полное ощущение бреда. «Не поставили бы начальником» - что это за партийно-прорабский тескт?

И разве в России середины семидесятых прошлого века был кто-то, не «знающий грамоте»?

Все встает на свои места, когда читаешь эти же диалоги в книге о.Зноско.

Там их произносят монахи 19-го века, живущие в Малороссии.

«Начальник пустыни» - незнакомое нам ныне словосочетание, так называлась одна из монастырский должностей в ту пору. Пустыни с ударением на «у».

Там, в книге начальник пустыни Иов, так до самого конца и остается недоброжелателем блаженного Феофила, как может, портит ему кровь.

Но юродивого защищает сам владыка митрополит Филарет.

Он тоже перенесен в сценарий, в виде героя Виктора Сухорукова.

Именно митрополит Филарет там, в книге называет блаженного Феофила «проказник», вообще общается с ним, как с любимым маленьким ребенком.

В книге все это выглядит естественным, потому что реальный образ блаженного Феофила и его настоящая история, рассказанная там, совсем не похожи на образ и историю отца Анатолия, героя фильма.

То есть, в данном случае пред нами не лапша, а именно солянка сборная, но только собрана она из ингредиентов, абсолютно несовместимых.

 

История реального Феофила – его трагедия, в результате приведшая его к юродству, страстная ненависть к новорожденному мальчику собственной матери. В первых главах книги она называет младенца «упырем» и «обменышем» и приказывает служанке утопить ребенка.

Дальше следует сказочное спасение, и ряд перепитий в результате которых мальчик начинает расти в монастыре. И все его последующее поведение и даже его юродство в чем-то характерно для сироты, особенно сироты при живой матери. Вот эта постоянная память о том, что никогда ему не довелось побывать просто ребенком у мамы. И оттого, желание навечно остаться ребенком и притом у всего окружающего мира.

Таково юродство блаженного Феофила – его вечная детскость.

В книге Феофил имеено как будто шалит. Все его юродские выходки немножко напоминают поведение Тома Сойера или Гекельберри Финна.

Он светел и добр, но порою невозможен и несносен, не как взрослый, а именно как шаловливый мальчик. Поэтому отношение к нему митрополита Филарета как будто бы как к мальчику-хулигану, но при том, любимому сыночку, поэтому « я с тобой разделаюсь, проказник!» в книге звучит уместно и совершенно естественно.

 

История героя фильма совсем иная, старец Анатолий – собирательный образ, как я уже говорила, собранный, то бишь наспех слепленный, из несобираемого.

Как и все старцы, монахи и юродивые, старец Анатолий все время говорит о грехах, которые давят на его душу.

 

Так же о своих тяжких грехах все время говорил и блаженный Феофил, и герой Достоевского старец Зосима.

Но что за грехи, собственно говоря, стоят за спиной у этих персонажей?

 

У блаженного Феофила, судя по книге, грехов совсем негусто.

Вообщем то кроме первородного греха, в котором Феофил был зачат – ничего больше ему и не пришьешь. Вся его дальнейшая жизнь - сплошное терпение и подвижничество.

 

Читая житие старца Зосимы, обнаруживаешь молодого военного, сперва грешащего как все. Балы, попойки, барышни. Из-за барышни в приступе ревности молодой военный оскорбляет ни в чем не виноватого пред ним удачливого соперника, сам же вызывает его на дуэль.

 

Все ночь пред дуэлью он не спит. А утром, собираясь и нервничая, вдруг вспылив, бьет по лицу денщика, верного слугу, которого никогда прежде не бил. И в этот момент наступает божественное озарение. Молодой военный понимает, что он ударил человека. И при этом сейчас он пойдет убивать человека. Он падает на колени перед денщиком просит прощения, потом едет на дуэль, там выдерживает выстрел в себя, дабы его не сочли трусом, и после этого также падает на колени пред своим вчерашним врагом, кается и просит прощения. После чего оставляет венную службу, мирскую жизнь и становится старцем Зосимой.

Вот такая история.

 

Другой знаменитый в русской литературе старец лесковский Очарованный Странник Иван Северьянович всю жизнь замаливает в монастыре грех убийства цыганки Груши.

Груша, брошенная возлюбленным, попросила Ивана Северьяныча поклясться спасением ее души, в том, что он выполнит ее желание. После того как он поклялся, она попросила его помочь ей уйти из жизни. Для глубоко верующей Груши было очень важно не брать на себя грех самоубийства. Она боялась этого греха. Но еще больше боялась, что если останется жить, то свершит грех совсем уж тяжкий – убьет «змею-разлучницу».

Она обещает Ивану Северьянычу молиться на него на том свете, и Иван сталкивает ее с утеса.

 

Я вспомнила Зосиму и Иван Северьяныча именно как представителей старчества, но в Зосиме как раз не было никакого юродства и страстного усмирения плоти. Появляющийся у Достоеского юродивый Ферапонт страстно обличает Зосиму именно за ублажение плоти, обвиняет его в том, что тот, мол, «пьет чай с вареньем». Вот такой страшный грех.

При этом у Достоевского старец Зосима – олицетворение добра и света, а Ферапонт воплощение гордыни и фарисейства, осуждаемых Иисусом Христом.

Герой лунгинской сборной солянки как раз сильно смахивает именно на Ферапонта.

 

При этом грех, который давит на душу отца Анатолия – убийство.

И не просто убийство. Предательское убийство. Иудов грех.

Ему, молодому морячку, захваченному в плен, фашисты пообещали жизнь в том случае, если он расстреляет своего же пленного товарища.

И он согласился.

История хорошо знакомая нам, например, по повести Василя Быкова «Сотников».

Там, ставшего полицаем партизана Рыбака тоже для проверки просят вешать не сломленного партизана Сотникова. И Рыбак проверку проходит.

 

Старец Анатолий тоже проходит проверку - расстреливает товарища.

Стало быть, наш герой «полицай», «власовец», предатель…

Бывший полицай. Бывший власовец, бывший предатель.

Ну, конечно же, кто-то из бывших полицаев и власовцев впоследствии разными путями пришел к Богу и вполне мог оказаться в монастыре.

Только если рассуждать по правде, если вспомнить реальные истории, реальные воспоминания людей, РАСКАЯВШИЙСЯ послевоенный грешник первым сдавался властям. То есть, шел сидеть. Потому что, если ты раскаялся, то идешь принимать наказание. Логично?

Дальше такой вот грешник, если ему удавалось в лагере выжить, выходил на волю в середине шестидесятых. Конечно же, можно предположить, что кто-то выходил глубоко верующим.

При этом выходили они в хрущевскую Россию, в Россию, вновь активизирующую гонения на веру.

И возможно, в тогдашних условиях отсидевший человек не мог поступить в монастырь.

Но я думаю, что в брежневское время уже старым человеком вот такой бывший полицай, бывший зэк, принявший кару, раскаявшийся, наверное, мог бы оказаться на месте героя «Острова».

Но при этом грех предательства, грех братоубийства столь велик и серьезен, что трудно предположить, чтобы такому человеку был ниспослан дар целительства, дар предсказания.

Такой человек идет в монастырь с надеждой на прощение, живет в смирении, никого не пытается поучать, не занимается поучением и воспитанием чужих душ. Такой человек по правде до конца своих дней смиренно молится, занимаясь исключительно своей душой, вымаливая ей прошение и вечную жизнь.

Так – по правде.

А по лапше все иначе.

Герой фильма даже и не помышляет о том, чтобы сдаться властям и отправиться принимать свою покаянную муку в дебри ГУЛАГа.

Его подбирают на берегу монахи. Он оказывается в монастыре и остается в монастыре. Спасать душу?

Или спасаться от мирского наказания?

Герой как бы самого себя наказывает: есть все невкусное, ходит грязным и спит на углях. Все это он делает в охотку и в удовольствие.

Он ведь ни какой-нибудь зэк – он свободен.

Солнышко ему светит, птички поют.

И сам он время от времени радостно распевает песни о Божьей Благодати...»

 

Никакой мечты отправить героя в ГУЛАГ у меня нет.

герой фильма – трус, предатель, убийца ради спасения своей шкуры.

За что мне в него верить? В его чудеса?

За то, что не моется и есть невкусную кашу?

Я никогда никого не убивала.

И мой дед никого на войне не стрелял в товарища, а наоборот вынес раннего командира.

А потом он всю жизнь любил вкусно поесть. И мылся тоже часто.

Он меня и растил. С ним я и советуюсь. До сих пор, хоть он и умер давно.

С человеком, который, рискуя своей жизнью тащил по снегу другого человека. Чтобы спасти. В него я и верю. Он – мой старец.

И такие дедушки есть у многих, сидящих в зале или пред телевизором.

 

 

При этом лапша, сварганенная Лунгиным, это перевернутая сказка о супе из топора. Помните ее сюжет: солдат просит жадную бабку накормить его. Бабка говорить, что в доме ни крошки. Тогда солдат отвечает, что умеет варить суп из топора, была бы печь да чугунок. Ну и топор, само собой, нужен. Любопытная бабка тащит ему топор и начинается варка супа: варево булькает, солдат просит для навару добавить немного крупы, мясца, соли, картошки, кореньев… ну понятно супчик в результате удался на славу. А топор, ясное дело, можно было и не класть.

У Лунгина, в центре его лапши-солянки, реально гениальный и реально юродивый Петр Мамонов.

Это, конечно же, топор из топоров. И с таким топором иных ингридиетов уже и не требуется, куда ты его не положь, суп всяко свариться.

Мамонов настоящий юродивый. «Грехи его тяжкие», скорее всего по стилю больше тяготеют к распутинским. Помню рассказы о молодом Мамонове: типа публично писал на голову Свете Викерс. Опять же, пил как лошадь. Ругался, вероятно, матом. Подозреваю, что неоднократно бил кого-то морде. И в ответ получал по своей. Грешил в общесоветском рок-н-рольном режиме.

Конечно на Мамонове все это кино и держится.

Мамонов весь настоящий: и зубов у него нет по настоящему, и в деревне он живет по настоящему. И в Бога верит, вероятно, тоже по настоящему.

Иногда говорят про актера: "играет самого себя". Мамонов вообще ничего не играет, он просто живет в фильме. Органично присутствует в кадре. Не замечая киношного «понарошку». И соответственно не замечая, созданной уже в рамках этого «понарошку» фальшивой ноты.

 

Вообще то фальшивые ноты следуют в фильме буквально одна за другой. Главная фальшивость ситуации: бывший великий грешник, трус, убийца, предатель, не принявший муку мирской кары, не прошедший следствие, допросы, этапы , лесоповал, издевательства уголовников, вместо этого укрывшийся в монастыре и юродствующий в свое удовольствие, получает дар благодати и творит чудеса. Это – большая ложь фильма.

Помимо этой большой лжи, мелкие лжицы происходят почти в каждой сцене.

 

Первое чудо в фильме: к отцу Анатолию приходит деревенская тетка, которой приснился муж, погибший на войне. Отец Анатолий внутренним провидческим взором обнаруживает, что муж ее жив: «Во Франции он! На поселении!»

Что вообще значит фраза «на поселении», применительно в к 1974 году?

Что это значит "на поселении во фрванции"?

Значит это только одно то, что и эта сцена выдернута откуда-то, в данном случае, неведомо откуда, и вставлена в другое время в другие уста, как говорится, «не пришей кобыле хвост».

Дальше этот самый «не пришей кобыле» продолжается: старец велит тетке ехать к мужу во Францию. В 1974-м. Деревенской тетке. Она ему логично отвечает, что ее не пустят: «Это ж капстрана!» «Ничего, ничего продай кабанчика и езжай!» - отвечает старец.

Вот в этот момент я как-то сразу сникла и подумала:«Ой пошла туфта!"

Но это было только начало.

 

Следующая сцена: мать привозит к старцу сыночка на костылях.

Ходить он не может у него « гниет бедро».

Дальше старец на наших глазах отбирает у мальчика костылики и велит ему идти ножками. И мальчик идет.

Это вообщем то чудо редчайщее, вполне достойное Евангелия и Жития святых. Простые старцы и юродивые таких чудес обычно не свершают.

Но дальше старец просит эту самую мамашу остаться с чудесно выздоровевшим сыном в монастыре до завтра. Он хочет ребенка причастить.

И мать отказывается!

Она громко рыдает и объясняет, что остаться не может, потому что у нее в НИИ на работе аврал. И никак нельзя ей на день задержаться.

Ну что, неужели и в этот момент мои собратья-интеллигенция не чувствуют запаха запредельного вранья?

Не хотят вскричать подобно Станиславскому « не верю?»

Это удивительно. Как будто бы чувство лжи у людей попросту атрофировалось. Нет его и все, ну как у слепого чувства цвета.

Следующее чудо: тут уже к ингредиентам лунгинского супчика прибавляются неизменные в таких случаях «розовые сопли».

Некий адмирал привозит на излечение бесноватую дочку. Дочка двинулась головой четыре года назад, узнав о гибели мужа, тоже моряка.

Дочку зовут Настенька. Ей примерно двадцать четыре.

И это тоже маленькая ложечка лжи. Уже и вовсе незаметная в большой кастрюльке, наполненной тем же варевом.

Покажите мне одну хотя бы одну девочку, родившуюся в пятидесятом году у морского офицера и названную Настей.

В 50-м. Одну- единственную. Не найдете.

Потому что никогда так не называли в том году и в той социальной среде.

 

Дальше идет кусочек вполне достоверный.

Очень реальная кликуша. Реально она кричит петухом, а отец Анатолий в ответ лопочет курицей - тут надерганные кусочки как раз работают вполне нормально.

Сама сцена изгнания из девицы беса тоже не вызывает нареканий, там все, как в жизни. Если говорить об актерских работах то не только Мамонов на высоте, у Лунгина всегда все актеры хороши, и эти хорошие актеры честно и хорошо отыгрывают продаваемую Лунгиным ложь.

Именно это и дает ему возможность втюхивать свою туфту за правду.

Дальше адмирал приходит поблагодарить старца спасенную дочь, и тут в лучших традициях латиноамериканских сериалов, выясняется, что это именно его старец когда-то расстреливал про приказу немцев.

И что он тогда не умер, а зацепился за какую то дощечку за бортом.

И опять все неправдоподобно до предела. Пошло, сладко и неправдоподобно.

Если этот парень все это время был жив, так чего же старец не в курсе?

Если он так замечательно разглядел мужа тетки, во Франции «на поселении», что ж он не увидел своего то, недострелянного?

 

Еще одна сцена, покоробившая меня, наверное, больше всех прочих, выдернута из все того о. Владимира Зноско, и все так же перевернута с ног на голову.

 

Там, у Зноско митрополит Филарет все время зовет блаженного Феофила жить к себе в покои. И, в конце концов, уговаривает.

Но Феофилу совсем не хочется жить вместе с владыкой, такая совместная жизнь ограничивает его юродскую свободу. И он решает довести митрополита до того, что митрополит сам его выгонит.

Добивается он этого совершенно детскими томсойеровскими методами, это смешно описано в книге: он то опрокидывает на стол суп, то начинает икать за обедом, то громко петь среди ночи. Иногда он открывает печные вьюшки и комнаты наполняются дымом, вызывая всеобщий переполох.

Еще хулиганская выходка блаженного: он периодически утром надевает на себя любимые сапожки владыки, и на весь день убегает в них в лес, оставив митрополиту свои рваные лапти.

Митрополит на все эти выходки ласково зовет его проказником и, в конце концов, отпускает жить на волю в грязную келейку, всю заставленную продуктами, которые Феофил непрерывно раздает неимущим.

Вот такая там, в книге о. Зноско история с сапожками.

 

В фильме, владыка, хорошо сыгранный Виктором Сухоруковым тоже зовет вместе жить отца Анатолия, тот отказывается и в какой то момент после пожара владыка сам приходит ночевать в келью к юродивому.

Он приходит, забавно прижимая к себе любимое ватное одеяло: "Это я в Греции купил. Когда на Афон ездили…» Сам отец Анатолий спит на углях.

Владыка снимает сапожки, говорить о своих больных ногах и о том, какая это удача, что достали ему вот такие сапожки мягкие. Ночью, блаженный старец Анатолий режет на куски сапожки владыки и бросает их в огонь, при этом он запирает помещение на замок, наполняет келью-котельную едким дымом и не дает владыке выйти наружу.

Мы видим абсолютно натурально снятую сцену: старый больной человек задыхается от приступа удушья и умоляет другого старого человека его выпустить, а тот вполне сатанински хохочет и кричит, что никак невозможно, поскольку всюду бесы. Бегает в дыму и бьет этих бесов словно мух.

А владыка в это время кашляет, синеет и почти теряет сознание.

Сцена довольно жуткая, блаженный Анатолий выглядит в ней вовсе не блаженным, а бесноватым и ничего кроме неприязни у нормального человека вызывать не может.

За этим следуют опять розовые сопли: владыка пришел в себя, обнаружил, что за это время святой старец еще и утопил его любимое одеяло, и радостно говорит о том, как, все содеянное старцем, прекрасно и правильно.

Говорит что он де, был слишком привязан к этим сапожкам и одеялу.

И вообще, в какую то минуту проявил маловерие и решил, что отец Анатолий так вот и даст ему умереть от удушья ( видимо маловерие он проявил, когда уж совсем посинел).

Но вот все хорошо все в порядке это старец просто так чисто шуткует.

Шуткует, да?

А что это за шутки, в конце концов?

И какое право имеет на такие шутки со старым больным человеком другой человек? Какой бы то ни было?

Даже если он не бывший трус убийца и предатель?

Даже если он совсем безгрешен?

Разве Иисус с кем нибудь шутил такие шутки?

И на действительно детские чудачества героя книги о. Зноско – это бесноватое поведение героя фильма совсем непохоже.

 

О чем же он собственно говоря, этот фильм рассказывает?

Что он декларирует?

Что ты можешь сначала совершить предательство, убить брата, потом предаться не только добровольному, но и вполне вольному покаянию на свое собственное усмотрение и, за все за это Господь пошлет тебе светлый дар пророчества, дар целительства…

Дальше ты станешь святым старцем и получишь право отнимать и выбрасывать чужие сапоги и одеяла, вообще учить людей, что и как им делать, все тебя станут уважать и слушаться твоих советов. Так получается?

Но ведь это ложь.

 

Мои знакомые, говоря об этом фильме, хорошо поминают прекрасные актерские работы, прекрасно снятую северную природу.

Но мне плевать на прекрасную природу и прекрасных актеров, если это все брошено на службу заведомо ложной идее.

При Гитлере тоже снималось кино, и играли прекрасные актеры.

На фоне дивной природы.

Не может быть на первом месте в искусстве то, как это сделано.

На первом месте всегда вопрос: о чем это?

Можно было взять этих чудных актеров и рассказать историю настоящего юродивого Пети Мамонова. Да, современные юродивые живут в миру, рядом с нами. И тот же Мамонов из их числа. Можно было просто снять, кино про то как он живет в своей деревне, молится богу, поет песни, варит себе суп… и это была бы правда.

Только ее наверное не заметили бы ни жюри фестивалей, ни православное духовенство. Кому интересен день из жизни очередного подмосковного «чудика»?

Вот и вышла большая ложь.

Ложь, на мой взгляд, чрезвычайно вредная, именно для молодежи.

Молодежь получила это ложное послание от Павла Лунгина, и кто- то вправду принял эту туфту за истину.

Это очень опасная ситуация.

О. Всеволод Чаплин, говоря о фильме который он при этом пытается хвалить, все же упоминает именно эту проблему:

«…Но самый сложный для меня вопрос следующий. Фильм безапелляционно оправдывает фигуру "старца-харизматика", которому позволено все: обманывать, игнорировать церковные правила, давать сомнительные советы, руководствоваться только своими мыслями и душевными движениями, не обращая внимания ни на что более. Герой Петра Мамонова поступает так, что мы видим добрые плоды его трудов. И это делает его положительным персонажем. Но мы знаем, что многие такие же "старцы-харизматики", среди которых есть и достойнейшие люди, приносят людям явный духовный вред и зло. Я знал нескольких таких людей, которые сначала допускали вольности, потом начинали верить, что только они имеют прямой доступ к Небу, тогда как все остальные заблуждаются, а кончали расколом и сектантством. Поэтому хотелось бы тем, кто смотрит фильм, напомнить, что не все такого рода "харизматики" обязательно несут людям лишь добро. А поверяется их деятельность плодами, которыми, согласно Евангелию, должны быть "любовь, мир, долготерпение, милосердие…»

 

Священник Всеволод Чаплин углядел в герое фильма доброго человека.

Я в доброту отца Анатолия как-то не поверила.

Если все вокруг строиться на лжи и фальши, то и в чудеса и доброту не веришь. И с горечью я думаю о молодых людях поверивших в ложное послание ложного Павла. Рано или поздно на их пути может встретится вот такой

Бесноватый-блаженный. И начать им замусоривать мозги.

Такой вот лжепророк зомбирующий молодые неокрепшие души вред может принести очень сильный.

 

Вот что говорит исполнитель главной роли Петро Мамонов:

«Я вообще-то в деревне живу, умными разговорами не заморачиваюсь. Знаю, что мы сняли простой, ясный фильм. Нет в нем никакой показной глубины и надуманности. На нынешнем безумном фоне он будет смотреться, как чистенький кристаллик - маленький такой, но сверкает. Мы ничего не проповедуем, никому ничего не навязываем в картине. Вот едет в тридцатиградусный мороз девушка-контролер в троллейбусе, билетики проверяет. Встала в пять утра, не выспалась, зарплата у нее мизерная, дома, возможно, дети по лавкам сидят голодные. А рядом с ней досыпают такие же усталые, замордованные люди, как и она. Вот для них мы и делали фильм. Может, "Остров" будет им духовной опорой. Ведь сегодня многим совершенно не на что опереться - не нам, умникам, а тем простым людям, на которых все по-прежнему и держится.»

 

Я как раз смотрю фильмы не на премьерных показах, а на дневных сеансах по будням. Трудно определить социальный срез людей, сидящих вокруг меня в зале. Студенты, пенсионеры, люди с детьми, подростки…

Социальных срез: те, для кого важно чтобы билет стоил сто рублей, а не двести пятьдесят. Наверное, та самая девушка-контролер, принадлежит именно к этому социальному срезу.

Хотя и тут вопрос: дети по лавкам голодные? Зарплата мизерная?

Так что ты имеешь ввиду, когда говоришь что кино для такой вот девушки? Многодетной матери голодных детей? Если дети по лакам голодные так ведь и ста рублей на кино не выкроишь? И телевизор купить не на что… какой уж тут телек, когда голодные дети по лакам? Я бы в таком случае телек снесла в комиссионку, купила бы детям хлебца. Какое уж тут кино…

Ну понятно , голодные дети это художественный образ. Все тот же «базар нефильтрованый», безответственная болтовня, которая заволакивает туманом все вокруг и вечно мешает разглядеть границу между правдой и ложью.

О «простых людях» говорит Мамонов.

Лунгин о них ничего не говорит.

Ему даже притворяться в этом случае лень.

Это, конечно же, это не те умы, которыми он мечтает владеть.

Но умами «простых людей» ему никогда не и удается завладеть.

«Простые люди» воспринимают каждый его фильм с недоумением.

И после каждого его фильма чувствуют себя в дураках.

Потому что процессия то движется!

И в ней идут члены жюри престижных фестивалей, в ней идут интеллигентные «ученые» друзья и подруги, и все как один, в очередной раз восхищаются великолепием нового платья короля.

И не найдется малыша, который крикнет, что король гол.

 

Я видела лица людей выходивших с этого дневного сеанса.

Они старались не смотреть друг на друга.

И не встречаться глазами с собственными детьми.

Они боялись детских вопросов.

Я видела как мальчик лет десяти, в очках, с удивленным выражением лица начал: "Мама, а что это…"

Мама отреагировала с истинно бойцовской скоростью:

«Хочешь я тебе мороженое куплю?»

Эти предложением она на время заблокировала вопрос.

Вопрос, который наверное, звучал как: «Мама, а что это было?

Этот дед, он что хороший? А почему он у того другого ботинки выбросил?»

«Просто люди» лунгинский вариант добра никак не приняли и не поняли.

Для них человек на экране – бывший «полицай», «власовец» и убийца, который потом возомнил себя святым и хулиганит над людьми как хочет. В чудеса, совершаемые старцем этот зал, так же как и я, не поверил.

Этот зал почувствовал себя обманутым, и в очередной раз ощутил глухое раздражение в адрес тех, «ученых», который над этой непоняткой охают и ахают, который этой туфте дают призы и объявляют ее истиной.

 

И в этом тоже серьезный вред, приносимый Лунгиным: каждый его фильм своей ложью и фальшью разделяет «просто людей» от людей, называющих себя интеллигенцией.

Говорят, «у каждого своя правда».

Нет, именно в точке, называемой правда, все, чистые душою, добрые люди сходятся, независимо от их социального положения.

Вот она, маленькая правда, на которой сойдутся бедный и богатый, ученый и полуграмотный: не хрен чужие сапоги кидать в огонь.

И не хрен грузить нам такое поведение в качестве святого и богоугодного.

Не проходит.

Ни на фоне северной природы, ни в исполнении хороших актеров.

 

Павел Лунгин сделал то, что хотел.

Снял очередную лапшу.

Торганул на этот раз не чем нибудь, а самим господом Богом.

Исполнил реверанс в сторону очередных набирающих силу: Православного русского духовенства.

В очередной раз засрал мозги кому-то из молодежи и в очередной раз вызвал у «простого человека» раздражение и ропот на «человека ученого».

И в очередной раз своей неумной и неталантливой, но бесконечно продуманной и прагматичной кинофальшивкой оскорбил меня лично.

Я чувствую себя оскорбленной и за обкраденного о. Владимира Зноско, и за его героя старца Феофила и за светлого достоевского Зосиму и за мятежного лесковского Ивана Северьяныча…

Бесполезно кричать, что король гол и лгун. У нас в стране эта сказка не проходит – в ответ услышишь обвинение в зависти и цитату насчет слона и моськи. Вот с этой моськой, мы реально вышли на первое место в мире по колличеству голых королей - у нас уже целый нудистский пляж собрался.

 

Еще о фильме "Остров" Еще о фильме "Остров"

Еще до просмотра фильма наткнувшись на несколько отзывов в сети, отметил некий лейтмотив, общий для многих высказываний: "Вроде бы все хорошо, но что-то не то..."

Вчера, посмотрев по телевизору "Остров", прочел несколько рецензий (положительных и отрицательных), а также посмотрел дискуссию на кураевском форуме. Познакомившись с мнениями и наблюдениями множества разных людей я, как мне кажется, смог сформулировать, что же там "не то" - по крайней мере, сформулировать для себя. Попробую поделиться этим здесь.

Чтобы не возникало вопросов, сразу отмечу: с "православной культурой" в фильме, на мой взгляд, все более или менее в порядке. Например, притчи о грехах человеческих весьма поучительны и даже, не побоюсь этого слова, занимательны. Северная природа замечательная. Артисты играют, вроде бы, хорошо (хотя я в таких вещах не разбираюсь).

Одну свою, так сказать, вероучитиельную претензию к фильму я высказал в предыдущей записи. Но, как отметил уважаемый юзер leonid _ b, "это все-таки кино". Поэтому попробую все-таки оценить некоторые "киношные" аспекты в связи с аспектами религиозными.

С самого начала попытаюсь сформулировать, что же все-таки в фильме "не то", а потом обосновать это.

На мой взгляд, в содержании этого фильма нет ни Закона, ни Благодати. То есть, никакой он не православный и не христианский. Хотя с "православной культурой" все, вроде бы, в порядке.

Начну с благодати. По сюжету фильма его герой, совершив преступление, попадает в монастырь и становится монахом. Конечно, такое может случиться в жизни. Но между такими событиями, как "совершил преступление" и "стал монахом" с человеком должны произойти некоторые другие вещи. В частности, он должен... нет, не просто раскаяться, а пройти через церковную исповедь. В фильме этот момент не показан. Но он должен был иметь место. Если мы признаем это, сразу возникают некоторые вопросы. Надо полагать, что на исповеди будущий о.Анатолий покаялся в совершенном преступлении. Но, если судить по тому, что показано в фильме, это покаяние не освободила его от бремени совершенного греха. Почему?

Для людей, незнакомых с православием, поясню: суть таинства покаяния состоит не просто в раскаянии, сожалении о совершенном, и даже не в том, что "Бог простил". Покаяние - это акт веры в Христа как Искупителя. Оно не просто "приносит облегчение, потому что душу излил". Кающийся исповедует Христа своим Спасителем, принявшим на себя его грех в своей крестной жертве. Если он "по-настоящему" верит, то ему и отпускается грех (т.е. , не будет вменен ему на посмертном суде). Тогда ему будет дано и эмоциональное переживание освобождения от греха (не обязательно интенсивное, но будет).

Вернемся к фильму. Вплоть до последних сцен нам ясно дается понять, что о.Анатолий не верит, что его грех отпущен, принят на себя Христом. Получается, что его тогдашняя исповедь была "не настоящей". Было раскаяние, но не было веры. Вот это и есть важная и интересная тема. Но она даже не затрагивается. Поэтому сюжет фильма и "повисает в воздухе". Действия и события становятся немотивированными, необъяснимыми, непонятными. И это - серьезный недостаток именно художетсвенной стороны фильма.

Немогу не процитировать один из отзывов:

Что делает Бог? Бог окружает главного героя чудесами. Чудесами, которые герой не может отрицать, потому что они идут через него. Эти чудеса - божественный сигнал. "Я рядом, я все слышу, я все могу. Покайся, прими мое прощение".

Чем отвечает герой? Просит прощения у умершего. В контексте ситуации это значит примерно следующее: "Эй, чувак на набесах! Раз ты все можешь, выдай мне покойника, чтобы я мог перед ним покаяться и получить от него прощение. А твоего прощения мне мало". (http://boris-ivanov.livejournal.com/847324.html)

Есть и еще один вопрос: кому исповедовался герой фильма в своем грехе? Возможно, игумену Филарету, другому герою фильма - по возрасту тот вроде бы подходит. Но тогда отношения между этими героями, показанные на экране, выглядят с художественной точки зрения абсолютно недостоверно. Хоть убейте, не верю, что человек, исповедовавший такой грех, может так себя вести со священником, принявшим исповедь. И наоборот.

Правда, возможно, что исповедь будущего о. Анатолия была принята каким-то другим священником. Но тогда сюжет оказывается еще более неадекватным и нелогичным. Фильм-то, вроде бы, о покаянии. А где тогда сам сюжет покаяния? Ничего не понятно.

Ну и, наконец, само появляние "покойника" в конце фильма делает сюжет каким-то... тривиальным, что-ли. Как если бы все "красные" были высоконраственными честными красавцами, а все "белые" - горбатыми трусливыми подлецами. А что, если бы Тихон не оказался живым, о.Анатолий умер бы с непрощенным грехом? После исповеди и причастия? (Кстати, как кто-то заметил, в фильме герой умирает без исповеди и причастия. Возражение типа "причастие само собой разумеется" не проходит - это кино, все-таки, а не богословский трактат. Все, что имеет значение, должно быть показано.)

Короче благодати - то есть, Божьего дара (в данном случае главного дара - крестной искупительной жертвы Христа) в фильме нет.


Теперь о законе.

Главный герой фильма совершает преступление. Даже два: умышленное убийство (или, как выясняется, покушение на убийство) и измена Родине.

Возникает естественный вопрос: как насчет наказания по светскому (т.е. нецерковному) праву?

На эту тему очень точно высказался один участник кураевского форума, некий Игорь Д., указавший свое вероисповедание как "атеист". Привожу фрагменты (с исправлением опечаток) из нескольких постингов, выложенных здесь: http://kuraev.ru/index.php?option=com_smf&Itemid=63&topic=1137.450

Покаяние для меня это изменение, подразумевающее плод - уменьшить то зло, которое он причинил.
Кроме исповедания своего греха (а судя по фильму он даже этого не сделал) он должен был сдаться властям.
Это первая возможная жертва. [...]

Представьте, украл человек миллион, припрятал. А потом начинает самобичевать, читать Иисусову молитву. Но миилилион не возвращает. Считаете ли Вы другого человека, не верящего в искренность (достойность, справедливость ... ) такого покаяния чёрствым человеком? [...]

Скудость ума атеистического ограничивает моё понимание покаяния для неверующего следующим образом. Исправить результаты своего злодеяния и понести всё меру ответственности которая за это полагается.
Украл – иди в прокуратору, заявляй на себя, постарайся найти пути возможной компенсации ущерба тем, у кого украл.

Два момента.
1. Суд общества.
2. Компенсация ущерба.

Для верующего добавляется третий пункт – признание своего греха с просьбой простить его и возможно дополнительное служение по благословению духовника.

Как атеист, без первых двух пунктов я не могу признать человека искренне раскаявшимся.

Разумеется, православные там сразу на Игоря Д. накинулись, стали обвинять в черствости, бездуховности, глупости, близорукости, слепоте и прочей хреноте... Но по сути дела этот "атеист" сделал очень точное наблюдение.

Св. Писание содержит не только религиозное учение, но и "светский" или "гражданской" закон, а также требования к верующему в отношении этого закона. По библейскому закону прямо предусмотрено наказание за умышленное убийство (и за попытку такового), как и за другие преступления. Причем принесение церковной жертвы не заменяет, а дополняет светскую санкцию. В Писании нет формулировки "измена Родине" (и, я думаю, в христианском государстве соответствующие законодательные нормы выглядели бы несколько по-иному), но достаточно того, что в послании к Римлянам прямо говорится, что христианин должен повиноваться светским властям (даже языческим), если они не требуют совершать зло. То есть, как ни крути, Писание требует исполнения светского закона. То, что Христос заключил с народом Божьим Новый Завет, никак этого не отменяет: Он пришел не нарушить закон, но исполнить его (Мф.5:17).

Короче, как ни крути, но о.Анатолий нарушил закон (и Закон). По Писанию он должен понести за это ответственность. По "законам человеческим" тоже. Конфликт налицо, причем конфликт религиозный по сути.

Что же нам сообщает фильм об этом конфликте? А ничего. Закона в этом фильме нет ни в каком виде.

И ведь для того, чтобы исправить положение, не надо было бы никаких жестокостей выдумывать, например, расстреливать героя на десятой минуте фильма. Много чего можно было бы придумать в плане сюжета, чтобы этот аспект показать. На то он и существует, профессионализм кинематографический. В конце концов, если уж с православных позиций подходить, то для человека, принявшего Христа и уверовавшего в Него, даже самый жестокий, даже несправедливый человеческий суд, вовсе не страшен. А с точки зрения киноискуства здесь раскрывается огромное поле возможностей для творчества: отношения уверовавшего и раскаявшегося преступника с человеческим судом и законом, Божеским и человеческим - тема неисчерпаемая. По-моему, тут все ясно, и больше слов не нужно.

Но в том, что закон - Божий Закон - в фильме обойден полным молчанием чувствуется невыносимая фальшь. А фильм-то, вроде бы, православный. Это как если бы в фильме о войне не было бы показано убитых солдат.

***

Подводя итог скажу: фильм, в котором жизнь показана как беззаконная и безблагодатная, не может быть православным. Даже если там культур-мультурой все в порядке, и рассказы об отцах-пустынниках экранизированы.

Ведь какая тема, по сути дела, заявлена? А вот какая. Допустим, совершил человек преступление, или просто подлость какую-нибудь - короче, согрешил. Перед ним встает вопрос о том, как жить дальше. Может ли Христос открыть какой-то выход этому человеку в такой жизненной ситуации?

Фильм "Остров" никакого внятного ответа на этот вопрос не дает.

Садитесь, два.

 

Дмитрий Седов 26.11.2009

О фильмах Павла Лунгина «Царь» и «Остров»

https://rusk.ru/st.php?idar=325901

============================================================================

Владимир Семенко 3.01.2007 

"Остров" как произведение искусства

Попытка критического разбора

 

Посвящается Капитолине Кокшеневой -

вдохновительнице сего скромного труда.

 

 

Вышедший недавно на экраны "Остров" Павла Лунгина, будучи, по идее, фильмом некоммерческим, как говорят, "артхаусным", по количеству хвалебных отзывов едва ли не превзошел раскрученный всей мощью рекламы "Ночной дозор". [1] С другой стороны, среди некоторой части радикально настроенных православных зрителей, "снизошедших" на сей раз до светского искусства, разносится глухой ропот касательно "нецерковности" авторов и "профанации" якобы вообще запретных для кинопоказа духовных тем. (Что, конечно, само по себе принципиально неверно). Однако восторженные отклики даже и в церковной среде явно преобладают. Скажем сразу, что мы далеки от обеих вышеупомянутых крайностей.

 

С одной стороны, неумеренные восторги некоторых православных деятелей по поводу того, что вот, наконец, и кинематографическая богема "повернулась лицом к Церкви", просто неприличны. Но, с другой стороны, судить сугубо светское искусство, тем более такое, как кино, с позиций некой абстрактной православности, соответствия строгим канонам искусства церковного, имеющего иную природу и иное предназначение, на наш взгляд просто глупо и абсолютно не продуктивно. Произведение, претендующее на художественность, следует анализировать и оценивать с позиций органичных для него законов, то есть законов искусства светского. Это, разумеется, ни в коей мере не означает "разрешения" на бездуховность и тем более на темную духовность, богоборчество. Великая русская литература - искусство типично светское, так сказать, самодовлеющее, при всем ее гражданском звучании, она строилась отнюдь не по канонам знаменного распева или иконописи. Однако общеизвестна ее мощнейшая духовная подоплека, в основе своей вполне православная, хотя по большей части отнюдь не строго конфессиональная. Другие два кита, на которых держался этот уникальный феномен - "великий и могучий" русский язык, которым в наше время органично владеют все хуже и все меньшее число людей, и глубочайший психологизм - важнейшее качество именно реалистического искусства.

 

Скажем сразу, что с последним в "Острове" - серьезная проблема, можно сказать, что психологически убедительная мотивация поступков героев, всего хода действия в ряде случаев хромает на обе ноги, и именно в этом, как представляется - основной его недостаток. Здесь сразу следует отмести обычное возражение, что фильм-де создан не по канонам реализма, это притча, полная символики, аллегоризма, метафоричности и т.д. Подобного рода глубокомысленные высказывания свидетельствуют, к сожалению, о весьма печальном факте: все меньшее число людей, даже и из профессиональных кругов, в наше время вообще понимает, что такое подлинное искусство. Во-первых, усиленно третируемый ныне всевозможными постмодернистами феномен реализма, реалистического искусства отнюдь не исключает, а, как правило, как раз предполагает использование символов и других тропов. [2] Это известно всякому хорошо учившемуся студенту-искусствоведу или литературоведу. Во-вторых, если перед нами не чистый символизм (а фильм претендует вроде бы на реалистическую форму), то некое правдоподобие, прежде всего психологическое (бытовым правдоподобием в каких-то случаях можно и пожертвовать), должно же соблюдаться! В фильме же оно не соблюдается в главном, стержневом моменте, на котором держится весь сценарий.

 

Главный герой, послушник Анатолий, промыслительно попав в монастырь после того, как совершил акт предательства, который, как он уверен, привел к гибели боевого товарища, более тридцати лет глубоко переживает свой грех, молясь, юродствуя и неся тяжелое послушание в котельной. Видно, что этот грех не отпускает его, продолжает мучить его совесть. Поскольку это все же православный монастырь с немногочисленной братией, а по ходу действия видно, что наместник строго следит за тем, чтобы братья не увиливали от богослужения (что вполне нормально), то Анатолий должен был бы уже не раз свой грех исповедать, иначе вообще неясно, как же он приступает ко причастию. Однако из действия, которое видит зритель, ему об этом ничего не известно! Здесь одно из двух: либо герой просто утаивает на формальной исповеди то, что составляет главный предмет его душевных страданий (что вопиющим образом нарушает всю логику образа), либо он за тридцать с лишним лет своего пребывания в монастыре вообще ни разу не исповедовался и не причащался, что для православного послушника просто дико и с позиций обычной в России церковной (тем более монастырской) практики невозможно. Если же он все же исповедал свой главный грех своему другу и одновременно наместнику монастыря иеромонаху Филарету (о котором не раз говорится, что тот его любит и который, по идее, должен быть его духовником), то тогда тем более непонятны душевные терзания героя. Ведь общеизвестно, что искренне, с чистым и покаянным сердцем исповеданный грех Господь изглаживает "яко не бывший", а зрителю постоянно и весьма убедительно демонстрируют всю силу покаянного настроя Анатолия. На этом фоне еще более шокирующим выглядит то, что герой и перед смертью не исповедуется и так и умирает без покаяния и без причастия, что с точки зрения логики образа выглядит уже просто какой-то небылицей. Ведь смерть без покаяния (для которого в монастыре предоставлялась герою возможность буквально каждый день) - удел как раз закоренелых грешников, а отнюдь не праведников и святых старцев, каковым, по замыслу авторов, является Анатолий! И причем же здесь "церковность"? Пушкин был, как известно, малоцерковным человеком, но он никогда не допустил бы такого небывалого "ляпа"! И уж тем более непонятно, как мог пропустить вышеозначенный "ляп" некий иеромонах, якобы консультировавший создателей фильма. Загадочное поведение несчастного послушника объясняется, однако, очень просто: поступи он так, как естественно ему поступить по элементарным законам художественного психологизма, психологической мотивации, и фильма не будет, разрушится главный каркас, на котором "крепится" действие. Тогда придется уже творить строго по законам реализма, а это, как говаривал один персонаж, будет уже "не моя фильма".

 

На удобный каркас непрестанных душевных мук высокодуховного героя, изживающего свой грех непрестанной молитвой и тяжелым трудом, можно навесить все, что угодно, например, достаточно примитивный и "наивный" (хотя и неявный) антиклерикализм, противостояние Анатолия и не любящего его лицемера и фарисея Иова, сочиняющего на праведника доносы. Здесь, как говорится, "в лоб" противопоставляется тот, кто живет по формальным церковным правилам и чужд подлинно духовной жизни, и настоящий подвижник, своей юродствующей фрондой представляющий непрестанную головную боль для "начальства". Все это было бы ничего, но вот только вышеупомянутая смерть подвижника без исповеди и причастия, несмотря на полную возможность этого, заставляет как-то усомниться в подлинности такой искусственно сконструированной святости. Неожиданно за "православным" содержанием проступает столь привычная образованческая мифология: главное - "Бог в душе", а "официальная Церковь" - да ну ее, лицемерие все это, и нечего к нам в душу лезть! На этом фоне как-то наивно-эгоистически (имеем в виду самих создателей фильма) звучит "ключевая фраза" героя о неизмеримом количестве разнообразных грехов, написанных на голенищах архиерейских сапог. Оно конечно, у наших архиереев (и уж тем паче у нас, грешных) полно грехов, кто бы спорил, но уж, наверно, не больше, чем у богемной образованщины, в кои то веки удостоившей Церковь своим вниманием…

 

В свете вышесказанного весьма характерно, что изнурительное послушание в котельной, которое несет герой, на самом деле, как явствует из самого же фильма, как бы и не совсем послушание, оно какое-то самочинное. По крайней мере, ниоткуда не видно, что герой выполняет его по благословению; когда же его призывают передать свою котельную молодому послушнику, тот отказывается, а это уже грубейшее нарушение главной монастырской мудрости, гласящей, что послушание паче поста и молитвы, а самочинный подвиг лишь тешит бесов. Таким образом, за образом кающегося грешника и святого подвижника вдруг проступает нечто совершенно другое - гордыня и индивидуализм, и тогда демонстративно беспокаянная смерть героя выглядит уже вроде бы и логичной. Две противоречащие друг другу логики, соединенные в одном образе, и составляют главный, вполне искусственный конструкт в фильме, который подается здесь как "притча о пути к Богу".

 

Искусственное конструирование, чуждое жизненной органики - главный "фирменный" прием создателей фильма, которые пока еще не в состоянии полностью избавиться от родовых пятен постмодернизма. (Это если предположить искреннее стремление). Сознание, сформировавшееся в условиях порочной скверны так называемого "современного искусства", привыкшее стебаться и конструировать, начинает стремительно "плавать", как только пытается войти в сферу подлинного искусства, наследующего классической традиции.

 

Главный образчик искусственности, пытающейся не просто казаться (как в чисто постмодернистском продукте), но всерьез быть естественностью, находим, как уже указано, в образе главного героя, где означенный выше противоречивый мотив "беспокаянного покаяния", "гордого подвижничества" соединяется с чертами уже достигнутой святости, старчества и прозорливости.

 

Как хорошо известно из истории православного старчества, настоящие святые, приносившие великие плоды покаяния, отнюдь не искали старческого служения и тем более избегали частого общества мирян. И лишь снисходя к частым и слезным мольбам и по особому благословению, а то и подчиняясь прямому велению свыше, данному в видении, решались еще и на такой новый подвиг. Все настоящие старцы - это люди, победившие в себе страсти, достигшие бесстрастия, владеющие умной молитвой и, в силу этого, получившие особую благодать - дар рассуждения, то есть способность прозревать волю Божию о человеке. Все это дары очень высокие и очень редкие; те, кого в наше время почитают как старцев, постоянно подчеркивают свое недостоинство, говоря: "Мы не такие, как подвижники древности". Кроме того, приобретшее такую славу служение старцев Оптиной Пустыни, много и подолгу беседовавших с мирянами, особая открытость Оптиной - вообще достаточно уникальная особенность, не свойственная в такой степени другим знаменитым монастырям, например, Соловкам или Валааму.

 

Герой же Мамонова "старчествует" нарочито, активно и с полной уверенностью в своем даре. Здесь видно, что авторы все же в определенной степени потрудились и постарались что-то узнать об отдельных сторонах жизни Православной Церкви, например, об особенностях поведения юродивых и прозорливых старцев, по крайней мере, его внешних чертах. Здесь мы видим типичные реалии, характерные для поведения юродивого: использование всевозможных иносказаний, нарочитая грубость и даже соблазнительность в поведении, под которой герой скрывает свой подвиг и духовные дары и т.д. При этом предвидим возражения: ведь Анатолий как бы пытается скрыть от приезжающих к нему мирян, что "старец" Анатолий - это на самом деле он, представляясь послушником старца. Однако из контекста вполне понятно, что затем, получив помощь в своих нуждах, те понимают, кто на самом деле знаменитый подвижник, и слава о "старце" разносится еще шире и еще громче. Получается, что смирение героя какое-то демонстративное, довольно двусмысленное, выстроенное по законам столь привычной для авторов пиар-кампании.

 

Довольно странно выглядят и конкретные эпизоды, связанные с бурной деятельностью "старца". На первый взгляд, Анатолий вполне "правильно" не благословляет пришедшую к нему молодую женщину на аборт. Но, если задуматься, весь этот эпизод - сплошная натяжка. Во-первых: что же это за женщина, пусть и из простонародья, которая в 1976 году (!) едет на далекий остров к старцу благословляться на аборт??! Если перед нами представительница традиционного сознания, то ее поведение психологически совершенно невероятно. Когда в России (в той, традиционной, православной России) женщина решалась "извести плод", то к старцам за этим не ездили, ибо традиционным сознанием это изначально осознавалось как грех, нарушение нравственных запретов. Человеку с православным воспитанием без всякого старца понятно, что аборт является грехом. И если какие-то житейские, мирские соображения здесь побеждали, то, стало быть, греховная природа побеждала (на данном этапе) веру и воспитание, и дальше несчастная могла уже только каяться в совершенном грехе впоследствии. Но действие фильма происходит в самые глухие семидесятые годы XX века! В это время носителей традиционного, религиозного сознания среди молодого поколения Советского Союза практически не осталось, и процесс возвращения в Церковь только начинался как бы заново, как преимущественно интеллигентское течение. Этот разрыв с традицией и разрыв поколений осмыслялся как страшная трагедия нации многими, например, писателями - "деревенщиками". В то время мать-одиночка уже, к сожалению, вполне обычное явление, никакого особого "позора" в общественном восприятии в себе не несущее. И каковы же, собственно, мотивы несчастной "подопечной" "старца", как-то причудливо соединяющей в себе черты традиционного сознания с его верой и благочестием с вполне советским "бытовым разложением"? Они, увы, очень просты: элементарный авторский произвол, привычное для такого рода писателей насилие над реальностью! Далее, как-то странно звучит "прозрение" старца по поводу этой "молодухи", не желающей рожать. Все равно "на роду написано", что никто замуж не возьмет, говорит "старец", так хоть ребенок будет. "На роду написано" - это для православного старца довольно странное высказывание, поскольку выражает веру в судьбу, а отнюдь не в промысел Божий. Промысел - есть соработничество личной воли Бога и личной же воли человека, и именно волю Божию о человеке, как было уже указано, прозревает настоящий старец. Здесь же мы видим не собственно христианский взгляд, а какое-то, мягко говоря, "народное православие".

 

Не лучше и эпизод со вдовой, которая много лет живет в полной уверенности, что муж ее погиб на войне. Анатолий же рассказывает ей якобы открытую ему истину, что муж на самом деле жив и после плена у немцев проживает ныне в городе Париже, благословляя "продать все" и ехать к мужу в Париж. Напомним, что действие происходит в Советском Союзе в 70-е годы XX века, и для простой женщины этой благословение пресловутого старца бросить дом, хозяйство, "продать корову" и т.д. ради вполне мифического для нее Парижа означает больше, чем революцию. (Кстати, из фильма, в конечном счете, ниоткуда не видно, что "прозрение" старца оказалось в конечном итоге истинным). Залихватский произвол, с которым "старец" расправляется с неразумными мирянами, неуловимо напоминает некие до боли знакомые реалии наших дней, называемые "младостарчеством". Не стоит забывать, что Анатолий все же простой послушник, носящий в себе, судя по всему, нераскаянный грех, и при этом управляется не только с мирянами, но лихо судит собственного наместника, архиереев и т.д. Честно говоря, я не очень понимаю, чем все это принципиально отличается от "святого старца" Григория Ефимовича Распутина, почитаемого ныне определенным числом православных превыше канонизированных святителей, преподобных, мучеников и страстотерпцев… Таким образом, как видим, вышедшие из совершенно другой среды создатели фильма в определенных моментах как-то неуловимо смыкаются с квазицерковной "фундаменталистской" тусовкой с ее весьма своеобразным пониманием святости и редкостного в наши дни старческого служения.

 

Но окончательное саморазоблачение и обрушение авторской концепции происходит в финале фильма, когда выясняется, что от прозорливого старца оказалось скрытым самое важное в его собственной жизни, а именно, что предательски убиенный им друг, на самом деле, как выясняется, жив и дослужился до адмирала! Здесь также концы с концами у авторов не сходятся, и вопиющая "рыхлость" сценария становится видна невооруженным взглядом!

 

Таким образом, мы видим, что, как уже было сказано, слабость психологической мотивации, отсутствие подлинного психологизма - самое уязвимое место нашумевшего произведения…

 

Нет, не богемными тусовщиками с абсолютным чутьем на конъюнктуру и мастерской рекламой создается великая культура! Она созидается кровавым потом бессонных ночей с их творческими муками, трагедией гения, способного слышать небесные сферы, но брошенного в социальную скверну, сердцем, открытым жалости и состраданию и, главное - живой, органичной связью с живительным источником подлинного вдохновения и творчества - духовной и культурной Традицией. "Бесы" и "Анна Каренина", "Братья Карамазовы" и "Очарованный странник", "Маленькие трагедии" и "Война и мир" - рождены не поверхностным кабинетным умствованием, не искусственным конструированием с потугами изваять что-то "традиционное", но высечены, как божественная искра, из трагического столкновения двух реальностей - сияющего идеала Истины, Красоты и Добра и грешной земной юдоли, рождающей в творце неудовлетворенность, стремление ввысь, тоску по идеалу.

 

Мотивация, которая все же есть в фильме, как-то скрепляющая художественное пространство - сугубо символическая, однако символизм этот, как нам представляется, не всегда и не во всем обладает многозначной недосказанностью, смысловой неисчерпаемостью, свойственной подлинно высокому искусству.

 

Кочегарка, которую топит герой (и на это уже обратили внимание многие), на самом деле ни с чем не соединена, ничто не обогревает. Вполне ясна прозрачная символика этого образа, восходящая к разговору о геенне огненной в начале фильма. Огонь геенны, адский пламень, согласно христианскому пониманию, как раз и есть такой мучительный огонь, который жжет, но не согревает. Здесь как раз, на наш взгляд, вполне нормально, что авторы пренебрегают формальной, бытовой и исторической, достоверностью (уголь на севере, особенно на каком-то пустынном острове, - вообще тяжелая проблема, связанная с огромными затратами "северного завоза"; никакого монастыря в это время в районе Соловков быть, конечно же, не могло и т.д.). Огонь, который постоянно поддерживает в кочегарке герой, посвящая этому "всю оставшуюся жизнь" в напоминание о своем грехе, вполне в духе многозначного символизма может быть интерпретирован и как тот очистительный пламень, о котором говорит св. апостол Павел: Каждого дело обнаружится, ибо день покажет; потому что в огне открывается, и огонь испытает дело каждого, каково оно есть. У кого дело, которое он строил, устоит, тот получит награду. А у кого дело сгорит, тот потерпит урон; впрочем, сам спасется, но так, как бы из огня (1 Кор. 3, 13 - 15). Надо ли напоминать, что в 1942 году, когда немцы захватили катер, на котором служил молодой Анатолий, после чего он и проявил малодушие, предав друга, он был именно кочегаром! Эта отдельно стоящая кочегарка, на которую он упорно возит, чтобы, на первый взгляд, бессмысленно сжечь нескончаемый уголь своих грехов - есть остров его мятущейся души, изживающей мучительным и очистительным подвигом, трудом и молитвой свою прежнюю низость, слабость и малодушие, приведшие к самому страшному греху - предательству. Этот ключевой символ, связанный с огнем, со всем глубоким смыслом, который придается огню в Писании и в Предании Церкви, можно отнести, на наш взгляд, как раз к числу главных удач авторов, и в соединении с подлинным психологизмом он мог бы только выиграть, заиграть всеми красками подлинной глубины и многозначности, что отличает как раз серьезное, высокое искусство. Характерно, что единственное прозрение героя, находящее реальное подтверждение в самом действии фильма, также связано с огнем, с пожаром, уничтожающим ту удобную, комфортную келью отца Филарета, куда тот звал к себе жить Анатолия. Здесь вполне присутствует нормальная художественная логика, которую, может быть, не назовешь слишком глубокой, но которая, по крайней мере, выглядит вполне естественной и убедительной.

 

 

Менее убедителен, по-моему, мотив, связанный с курицей. Курица в фильме, живущая в келье у отца Филарета - символ домовитости, хозяйственности, в известном смысле приземленности героя, который никак не может совсем освободиться от лишней для монаха заботы о земном. Курица - единственное, что удается спасти при пожаре, все остальное в келье сгорает дотла. Но последующее кудахтанье бесноватой дочери адмирала, благополучно исцеляемой Анатолием (что, кстати, при всей органичности актерской игры, выглядит просто вставным эпизодом, иллюстрирующим духовные дары "старца", не будучи никак связанным с главной сюжетной линией), явный намек на вышеозначенную курицу, для чуждых церковных реалий авторов как-то уж слишком дерзновенно (см., между прочим, приведенную выше цитату).

 

К числу несомненных удач фильма можно отнести, как представляется, в первую очередь игру Мамонова и Сухорукова. В рамках, заданных сценарием и режиссером, Мамонов, на наш взгляд, сыграл практически идеально. Именно он держит на себе весь фильм, своей чисто актерской психологической убедительностью скрадывая рыхлость сценария и искусственность всего замысла. Дюжеву же играть просто нечего. Его персонаж достаточно ходулен, неся в себе черты достаточно примитивной антиклерикальной карикатуры. Очень неплохо решена цветовая гамма фильма, с ее невзрачностью, сероватостью, размытостью, но в то же время какой-то пронзительной, тончайшей духовной наполненностью, стопроцентно соответствующей духу Соловков и вообще русского севера, "северной Фиваиды". По нашему мнению, достаточно органичен и своеобразный, в чем-то неожиданный саундтрек, сопровождающий действие.

 

Однако все эти частные удачи все же не могут скрыть рыхлость и непродуманность, недостаточную органичность сам?й главной идеи произведения.

 

В заключение хотелось бы еще раз подчеркнуть: сам факт отказа от "попсы" и "чернухи", обращения к духовным темам и к высокому искусству - отнюдь не заслуга, а норма для художника, и нечего по поводу самого факта расточать неумеренные похвалы. Достоевский не получал премий за свой интерес к духовным темам, он и другие великие классики не занимались "пиаром", "промоушеном" и не подсчитывали прибыль от проката, часто пребывая в серьезных бытовых затруднениях. Движение авторов в сторону традиции, классического, высокого искусства - факт, конечно, отрадный. Но процесс этот пока еще только в самом начале. Разговоры же о "миссионерском фильме", на наш взгляд, вообще несерьезны. Кому много дано, с того много и спросится. Искусство следует судить по законам искусства, а не с позиций каких-то других, пусть и вполне достойных, задач. И дай Бог, чтобы в становящемся обществе так называемой "новой России" это, в конце концов, стало нормой.

2006 г., Неделя святых праотец.

 

ПРИМЕЧАНИЯ:

1 - О последнем см. нашу рецензию: "Ночной позор" // Москва, N 5 (2005).

2 - Подробный разбор этой темы см., напр., в кн.: Лосев А.Ф. Проблема символа и реалистическое искусство. М., 1976 и последующие издания.

 

===================================================

Alex-dr 03.01.2007 02:57

Уважаемый автор!

Во-первых: исповедь не индульгенция папы Римского, купив которую, вы обеспечите себе навсегда спокойный сон и кристально чистую совесть. Грех (как известно из писаний старцев),единожды совершенный подвергает согрешившего непрерывной опасности повторить этот грех. Разбойник Опта, легендарный основатель Оптиной пустыни, всю оставшуюся жизнь оплакивал свои грехи. Он что, по-вашей теории "глубочайшего психологизма" тоже не исповедывался?

Беда ваша в том, что вашими домыслами торчат уши тривиальных установок и идеологем социалистического реализма. Увы!

Такого рода отвлеченные предположения в сослагательном наклонении (А если вот так?), конечно же могут далеко увести от настоящего художественного произведения в сторону псевдопсихологизма и псевдонауки.

Что вы и сделали. Предлагаемый вами разбор фильма говорит скорее о вашей привычке мыслить принципами логики "здравого смысла" т.е. обыденного рассудка, кухонной болтовни, бытово достоверно. Этот дурной психологизм нам, людям искусства давно известен со времен Луначарского, Хрущова, Жданова и пр.

Говоря "И уж тем более непонятно, как мог пропустить вышеозначенный "ляп" некий иеромонах, якобы консультировавший создателей фильма". вы даже не удосужились узнать его имя. Вы даже не смогли на секундочку представить себе, что он лицо духовного опыта и сана. А эти вещи открывают иную сторону Бытия, в отличие от вашего доморощенного прагматизма и узко материального детерминизма.

Вы заявляете о художественности, а остаетесь на уровне декларации собственного вкуса.

Вы смело обвиняете: "неумеренные восторги некоторых православных деятелей по поводу того, что вот, наконец, и кинематографическая богема "повернулась лицом к Церкви", просто неприличны", забывая о том, что вы человек нецерковный и не можете и не имеете права судить священство.

А художественный образ существенно отличается от дворника дяди Васи. Об этом Вам надо бы знать.

 

 Василий Ч. 03.01.2007 03:44

Фильм неплохой, лучше, чем остальное пойло, которым нас кормят. Неувязки, конечно, бросаются в глаза. По-крайней мере нет ненависти к Православию. После просмотра не складывается отрицательного отношения к Церкви, и, вместе с тем, у зрителя формируется некоторая симпатия к персонажам, а следовательно и заинтересованность в заявленной тематике. Таким образом, судить в какой-либо степени о монашеской жизни по этому фильму, действительно, нельзя, но некоей привлекательной (если угодно - завлекающей) витриной для неискушенного зрителя эта лента вполне может быть. Согласен с критиком, что можно сделать и лучше, но, к сожалению, это касается не только фильма, но и всех сторон нашей жизни.

 

 

Владимир Фотиадис 03.01.2007 06:12

Я живу в Греции, сюжет фильма "Остров" мне в целом понравился и местным грекам тоже. Стоит отметить что между разными православными национальностями есть разницы в православном мышлении даже и в воспринятии событий. Это связанно естественно с разницами в истории и традициях той или иной нации. Поэтому бывает что греки и русские воспринимают одно и то же православное событие по разному. К чему я это говорю….

Считаю что с точки зрения православной критики вы судите слишком строго, тогда как с художественной точки зрения в фильме действительно есть много ошибок, нелепостей и неточностей. С этим я пожалуй согласен. Такие нелепости фильма как прошение девушки благословления на аборт в 70-е годы, как посылать вдову во Франицю, как кочегарка которая ничего не топит и многие такие прочие детали, авторы могли бы избежать. В лучшем случае изменить на более удачные примеры.

Что касается критики с точки зрения церкви, мне кажется что вы немного преувеличиваете всетаки и смысл кое-каких моментов возможно не воспринимаете адекватно.

Во первых я не вижу в фильме никакого антиклерикализма. Смысл грехов на архиерейских сапогах вы не так расценили, мне кажется. Смысл там не в том что у архиереев много грехов, а в том что дорогие сапоги - предмет роскоши для подвижника может явится причиной многих грехов. Сама фраза была таковой: "…архиерейские сапоги вмещают больше всего грехов". Тут намека вовсе нет никакого на греховность архиеерев. Вы наверное читали "Отечники" египетских и сирийских отцов - отшельников. В них содержится очень много подобных историй и рассказов. Многим старцам дарили миряне дорогие вещи, но они тут-же их отдавали нищим, так как считали грехом носить их строгому подвижнику. Далее, я наоборот считаю удачным моментом фильма тот факт что фильм показывает что в монастырях далеко не все святые и не все идеально и что существуют и такие монахи как о. Иов и что цель праведника найти общий язык со всей братией. Кроме того всякого рода испытания монахов друг другом часто встречаются в отечниках и в рассказах о монашестве в Византии, в Сирии и в Египте. Часто бывало что братия нарочно придумывала что-нибудь чтоб испытать реакцию и терпимость того или иного монаха или старца. Примеров и ссылок могу привести несколько. То же самое делает и отец Анатолий, пачкая ручку двери в золе, как бы исптытывая терпимость о. Иова. В этом нет никакого антиклерикализма. В конце концов Анатолий вовсе не пренебрегает церковными таинствами, а наоборот никого не выпускает из острова без причастия и исповеди. А таинства демонстрировать в фильме не обязательно. Есть даже мнение что это косщунственно по отношению к причастию. На это уже пусть ответят богословы. Критика насчет того что о. Анатолий не исповедовался и не причастился перед смертью, тоже нелепая. Откуда вы знаете? Может просто не показали. Может на утренней службе и причастился и исповедовался, так как игумен уже поверил его предсказанию что он умрет в среду и даже заказал гроб ему. Кроме этого, из жития египетских старцев и из отечников можно найти много примеров тому что монахи совершающие подобные грехи, несмотря на то что исповедовались, всю жизнь исполняли какую-нибудь эпитимию, считая что прощены не до конца и что надо понести им наказание,кроме исповеди, чтобы душа их успокоилась от греха. То же самый пример отец Анатолий. Не мог он советовать другим исповедоваться, неисповедовавшись самому, просто он считал что, чтобы утешиться от такого греха не хватает исповеди.

Не буду больше многословить и напоследок хочу заметить еще один удачный сюжет фильма, в противовес тому что вы пишите. Он заключается в том что Господь нарочно и премудро не открывал Анатолию то что его товарищ жив и тем самым как бы привел его к спасению. Прозорливый не значит всеведающий. Поэтому ему были откровения другие, касающиеся других людей, а самому открыл в последний момент. В этом и вся суть фильма. В целом же фильм, несмотря на ошибки постановщиков, производит очень положитеьные и приятные впечатления, пробуждает эмоции и я лично получил от него удовольствие. Может быть его миссионерский характер заключается в том он способен ублажить сердце атеиста или просто безразличного к религии человека и заставить его задуматься что существует и другая жизнь, не мирская.

С уважением - ваш регулярный читатель - Владимир.

Греция, Салоники.

 

Репьёв 03.01.2007 11:37

"ВЫШЕОЗНАЧЕННАЯ КУРИЦА", или РАЗОБЛАЧЁННЫЙ ОСТРОВ ФАЛЬШИВЫХ СОКРОВИЩ

Напрочь отметает г.Семенко притчевый характер фильма "Остров", предлагая нам эксклюзивно подлинный взгляд на искусство вообще, и на данный его продукт в частности. Разумеется, после этого к фильму можно предъявить какие угодно претензии, благо они напрашиваются сами. Если подхватить заданный автором статьи тон, если попытаться взглянуть на "Остров" через его подзорную трубу, то можно кое-что и возразить г.Семенко. Например, об исповеди. Нигде не показано, дескать, что Анатолий исправно посещает таинство исповеди. Да, не показано. Однако почему бы не иметь в виду, что герой фильма живёт в монастыре уже тридцать лет и давным-давно исповедовал свой страшный грех иеромонаху, которого уже нет в монастыре, а нынешний игумен и о.Иов пришли сюда много позже самого Анатолия? Реалистично, не правда ли? Ведь на том основании, что в фильме ни разу не показана братская трапеза, не станем же мы делать смелые выводы, что братия вообще уже не нуждается в земной бренной пище? (Вот ведь и яйца куриные употребляются исключительно в технических целях…). Что же до молодой грешницы, приехавшей за благословением на аборт, то с чего бы это подозревать её в "традиционном сознании" и "православном воспитании"? А почему бы не взглянуть на её приезд на остров так: девка-то совсем ещё юная, несмысленная, да в отчаянии, что "никто замуж не возьмёт". Вот и едет к старцу со своим глупым аргументом, - авось, тот пожалеет да разрешит. Нереалистично? Так ведь она ж в отчаянии, да к тому же воскресную школу (в 1976 г.!) не посещала. И потом, почему непременно "едет на далёкий остров"? А может, она из близлежащей какой-нибудь деревни… Хотя, конечно, если и монастыря такого в то время быть не могло (эврика!), так и вообще говорить не о чем и не о ком. А взять эту тётку несчастную с её парижским мужем… Да ведь история с ней - это испытание жизнью её любви, вот и всё. Старец ли ей это открыл, либо как-то иначе известили бы её об этой нежданной находке - всё одно: ей решать, что со всем этим делать в своей душе. Это, быть может, посложнее будет, чем "корову продать"…

Можно, разумеется, судить об "Острове" с каких угодно искусствоведческих и психологических позиций, но есть ещё один ракурс, позволяющий говорить в пользу этого фильма - тот факт, что большинством наших современников он принят благодарным сердцем, а не только холодным умом. Кто-то поспешит назвать чьи-то слёзы, пролитые над этим "пресловутым старцем", неоправданными психологически или как-нибудь ещё сантиментами, но слёзы эти - знак живого сердца и, дай-то Бог, воскрешаемой в ком-то веры. А это, пожалуй, поважней всяких разговоров о "пиарах" и "промоушенах"…

 

тарасюк 03.01.2007 12:54

Мы уже уразумели, что нам не разрешено судить об искусстве, тем более с православных позиций. На данном сайте уже не раз было нам объяснено, что -это признак низкой культуры и дурной тон. Но в данной статье автор утверждает, что

"о окончательное саморазоблачение и обрушение авторской концепции происходит в финале фильма, когда выясняется, что от прозорливого старца оказалось скрытым самое важное в его собственной жизни, а именно, что предательски убиенный им друг, на самом деле, как выясняется, жив и дослужился до адмирала! Здесь также концы с концами у авторов не сходятся, и вопиющая "рыхлость" сценария становится видна невооруженным взглядом!

Таким образом, мы видим, что, как уже было сказано, слабость психологической мотивации, отсутствие подлинного психологизма - самое уязвимое место нашумевшего произведения…

Вообще даже ребенку с минимальными познаниями ясно, что прозорливый человек - это человек, которому Господь открывает нечто - но далеко не все! Слово "психология" здесь применимо лишь к автору.

 

 

 Елена Н. 03.01.2007 13:59

Тепперь автор статьи поучает нас, как нам нужно относиться к произведениям искусства. Интересно, как бы реагировали писатели, режиссеры и искусствоведы, если бы их стали учить, как им творить. Почему так надменно указывают нам, смиренным читателям и зрителям, как нам воспринимать великие откровения.

Вероятно, автор статьи полагает, что православие - это хобби. Но это не так, и православные всегда и обо всем судят именно с православных позиций. Даже, рискуя быть обвиненными в недостатке культуры. Это не самое страшное, смею уверить.

 

 С. Шараков 03.01.2007 14:09

Автор заявляет, что будет рассматривать фильм П. Лунгина по законам художественности. На деле же, он примеряет к картине клише "психологизма", почему-то считая, что психологизм - непременное условие реалистического искусства. В. Семененко, видимо, считает себя православным, но концепцию реализма исповедует новоевропейскую. Ведь психологизм родился на базе европейского индивидуализма, когда в центре внимания стал внутрениий мир человека со всеми его страстями. Вот что по этому поводу пишет А. Ф. Лосев: "Начиная от элементарно животного самоощущения и кончая буквальным обожествлением и превознесением собственного субъекта, художники и зрители Новой Европы прошли всю возможную гамму человеческих настроений, чувств, идей. На все лады в бесконечных формах воспет и расцвечен человеческий дух". Такой психологизм - палка о двух концах. Об этом говорит адвокат Фетюкович, персонаж из романа Достоевского "Братья Карамазовы". Вот и автор статьи попадает на психологизм.

Например, он говорит о психологической неточности образа девушки, которая приехала за "благословением" на аборт. Но почему же? Как раз точно: с одной стороны, девушка являет собой продукт советского воспитания (отчего и совершает такой безграмотный поступок, как поездка за "благословением"), с другой стороны, память православия осталась в генах (отчего в переломный для свое жизни момент обращается к старцу). Так что психологизм, которого так жаждет автор, соблюдена.

Теперь по поводу реалима… Реализм бывает разный: средневековый, возрожденческий, новоевропейский, социалистический, критический. О каком реализме речь у В. Семенко? Непонятно.

И еще один момент… Автор, думается, попадает на те же грабли, что и замечательный мыслитель К. Леонтьев, который выступил с критикой образа Зосимы в "Братьях Карамазовых". Как писал Леонтьев, старцы землю не целуют, а Зосима у Достоевского целует, следовательно, Зосима неправославный старец, да к тому же и оптинские монахи Зосиму за своего не признали. Я, конечно же, утрирую позицию Леонтьева, но суть предаю верно: Лоентьев, анализируя художественный образ, игнорировал художественные законы и художественные задачи, поставленные Достоевским. То же делает и Семенко. Странно только, что в начале статьи он отмечает, что судить будет исключительно с позиций художественности. Но тогда зачем о непременном причастии в конце жизни монаха?

 

Федор Ф. 03.01.2007 15:57

В кои-то веки вышел неплохой фильм и такая реакция. Автор, видимо, избалован подобными картинами, есть с чем сравнивать. Может не надо было его снимать, подождать пока художники отточат свои познания в богословии и "старчестве"? Или сделать скидку? Может фильм хорош тем, что не оставляет людей равнодушными, заставляет задуматься? Тем, что вспомнили художники о делах духовных наконец, глядишь и другие сподобятся что-нибудь снять и вытеснят бесконечные "Бригады" с экранов? А догматы и устои и бесы знают, и почище нашего. Когда причащаться мы разберемся, пусть только дойдут люди до Церкви, да и не это отложится у них в сердце после просмотра. Патриархия дала свою оценку "Острову" и весьма лестную, а это поважнее всего остального, на мой взгляд. Я надеюсь автор не обвинит их в безвкусии или некомпетентности в делах церковных.

 

Anastasia 03.01.2007 17:12

Дорогой Владимир ! Спаси Вас Господь!

Сначала я посмотрела "Остров" И мне - ах! - понравилось! Просто смотреть было приятно на Мамонова, очень уважаю его. Но, думаю, не то что-то, не может по-настоящему христианский фильм пройти на ура в нашей стране. Где -то гнильца - то есть, думаю. Спасибо, очень понравился ваш трезвый разбор фильма. Сомневаюсь, что люди после этого фильма серьезно потянутся в церковь, скорее будут искать вот таких "старцев", а обыкновенных батюшек презирать, и, как принято, считать их грехи. Фильм расчитан на эмоции, а ведь в христанстве к ним надо относиться с большой осторожностью.

Спаси Вас Господи! Буду читать вас всегда!

 

 

Pav 03.01.2007 18:46

Мне доподлинно известно, что:

-один из епископов на Украине собрал всех своих священников и показал им этот фильм.

-работница одного из храмов рекомендовала своей знакомой взять с собой на киносеанс большой платок, чтобы было чем вытирать слезы.

-фильм принят и одобрен даже многими из тех, кто критиковал фильм Гибсона.

Господин Семенко как будто и прав, но по трезвом размышлении, таким же способом можно обосновать и придумать в отношении фабулы (не сюжета) все что угодно, и вещи и прямо противоположные.

Странно, что автор, претендующий на научность анализа, проявляет полное невежество в столь элементарнейших понятиях литературоведения, известных любому школьнику.

Я уже не говорю о его "светском богословии" .

 

 

Большая ложь Павла Лунгина
(начало статьи, где про «Остров»)
https://ruskline.ru/analitika/2009/11/27/bol_shaya_lozh_pavla_lungina

Владимир Семенко 27.11.2009

Остров

Когда вышел «Остров», немалая часть нашей православной общественности буквально носила Лунгина на руках. В самой этой реакции сказывался какой-то, прямо скажем, комплекс неполноценности. В самом деле, с чего бы это нам, русским православным людям, так торжествовать, если бы человек, подобный Лунгину, и в самом деле искренне покаялся в своих заблуждениях, отрекся от предыдущих воинствующе русофобских работ и публично, перед лицом Христа и Церкви исповедал Символ Веры? Чем обращение русофобствующего либерала из числа кинематографической богемы лучше, чем обращение какого-нибудь совсем простого человека, которых происходит все же совсем немало даже и в наше апостасийное время? Однако торжества в связи с выходом «Острова» были абсолютно несоизмеримы с реальным значением пусть и весьма талантливого, но все же небесспорного фильма (что касается как основной идеи, так и художественных достоинств). И вот теперь наша православная общественность пожинает плоды своей легковерности, не зная, как отмежеваться от г-на Лунгина, сполна обнажившего, наконец, свое подлинное лицо.

Необходимо заметить, что автор этих строк, в не очень многочисленном ряду других православных писателей, отметился тогда умеренно критической рецензией, вызвавшей массу нареканий наших братьев и сестер - поклонников нового, вдруг родившегося «православного режиссера». Уже тогда нами был задуман ответ на критику, так и не опубликованный, поскольку другие, более актуальные темы отвлекли наше внимание. И вот теперь настало время вспомнить эту тему, тем более что, по нашему глубокому убеждению, понять новое творение Лунгина вне соотнесения с «Островом» просто невозможно.

Тот, кто скажет, что «Царь» - это фильм, трактующий образ Ивана Грозного или размышляющий о русской истории, глубоко ошибется. Желая понять творение Лунгина, обо всем этом следует накрепко забыть. Первое, что надлежит усвоить всякому, входящему в художественное пространство фильма - это то, что у пространства этого свои, вполне специфические законы. Можно как угодно относиться к ним, но для того, чтобы понять, что хотел сказать режиссер, необходимо вжиться именно в его, повторяем, весьма специфический художественный мир, понять его и никакую другую логику. О чем этот фильм? Об Иване Грозном? О тирании? О монархии? В каком-то смысле да. Но отнюдь не это в нем главное. В своей последней смысловой, образно-символической глубине он - о Православии (которое для режиссера неотделимо от России), об идее греха и покаяния, и именно это в конечном счете - есть то, с чем смертельно враждует и воюет Лунгин, а отнюдь не какие-то отдельные исторические персонажи.



Дата добавления: 2020-11-15; просмотров: 93; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!