ПОСТУЛАТЫ СОВРЕМЕННОЙ ЛИНГВИСТИКИ

Глава I

ОБЩИЕ ПОНЯТИЯ ЛИНГВИСТИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ

§ 72. Вводные замечания о соотношении языка как наблюдаемого явления и языка как абстрактного объекта теории. Назначение этой части книги — изложить самые общие и абстрактные понятия лингвистики, которые являются подлинной основой всех предыдущих разделов, но в силу своей общности не могут быть включены ни в один из них.

Соотношение наблюдаемых объектов с теоретически, мысленно представляемыми, абстрактными объектами характеризует не только языкознание, но и любую современную науку. Так, в физике его отчетливо определил еще И. Ньютон, говоря о понятии времени: «Абсолютное, истинное, математическое время само по себе и по самой своей сущности, без всякого отношения к чему-либо внешнему протекает равномерно и иначе называется длительностью. Относительное, кажущееся или обыденное время есть или точная, или изменчивая, постигаемая чувствами, внешняя, совершаемая при посредстве какого-либо движения мера продолжительности, употребляемая в обычной жизни вместо истинного математического времени, как-то: час, день, месяц, год»[1]. Здесь у Ньютона «обыденное время» соответствует уровню наблюдения, а «абсолютное, или истинное»,— абстрактному уровню представлений.

Геометрия, оперирующая не конкретными наблюдаемыми геометрическими фигурами, например нарисованными мелом на доске точками и линиями, а абстрактными фигурами, тоже дает хорошую аналогию для различения уровней. Так, точное представление о геометрической точке дает следующий приводимый геометрами пример. Начертим при помощи линейки отрезок а₀ длиной 1 дм. Разделим этот отрезок на десять равных частей и возьмем одну из них. Пусть это будет отрезок равный 1 см. Этот отрезок опять разделим на десять равных частей. Теперь получим отрезок а₂ длиной 1 мм = =0,01 дм. Если мы попытаемся продолжить такой процесс деления, то должны будем скоро прекратить его из-за неразличимости видимого пространства: меловые штрихи начнут сливаться друг с другом. Однако в нашем представляемом пространстве не имеется никакого препятствия для продолжения этого процесса: здесь мы можем повторить его неограниченное число раз. Каждый из следующих после а₀ отрезков а₁, а₂... будет находиться внутри предыдущего. Длина этих отрезков будет становиться все меньше и меньше (например, после сотого деления мы получим исчезающе малый отрезок а₁₀₀ длиной 10^-100 дм; это число изображается десятичной дробью с 99 нулями после запятой). Посредством повторения такого процесса деления мы как бы улавливаем «точку» как «место в пространстве, не имеющее протяжения», именно ту точку, которая является общей для всех отрезков а₀, а₁... «Однако процесс перехода к идеальным образам состоит не только в абстрагировании, т.е. в исключении из рассмотрения несущественных свойств воспринимаемых объектов. Он сопровождается другой, совершенно противоположной тенденцией: добавлением к воспринимаемым объектам некоторых новых свойств... Для прямой такое добавление производится в направлении «микрокосмоса»: отрезок в результате многократного повторного деления понимается как континуум, состоящий из бесконечно большого числа точек»[2].

Совершенно так же и современная лингвистика различает в языке наблюдаемый уровень и представляемый, или абстрактный уровень. При этом очень важно подчеркнуть, что понятия, принадлежащие абстрактному уровню в лингвистике, не появляются только путем удаления некоторых признаков из понятий или представлений о конкретных наблюдаемых явлениях, но включают в себя и некоторые новые признаки, отсутствующие в последних. В общем понятия абстрактного уровня в лингвистике, например понятия различных «инвариантов» — фонем, морфем, значимостей, включают признак регулярности, особой упорядоченности, относительной неизменности, противопоставленный признаку изменчивости, вариаций, «естественного разброса» наблюдаемых явлений языка.

Аналогичное соотношение между наблюдаемыми и представляемыми объектами существует и в такой филологической дисциплине, как стиховедение. На абстрактном уровне различные стихотворные размеры могут быть отождествлены как разновидности одного и того же размера. В качестве примера можно указать так называемый контрольный ряд, введенный в русскую теорию стиха А.П. Квятковским и так им определенный: «Контрольный ряд — пространственная модель тактометрического периода, в пределах которого образуются нормы реального стиха. Всякий правильный период определяемого вида расчленяется на равновеликие части равномерными метрическими акцентами, которые выделяют элементные группы (краты), повторяющиеся в периоде определенное количество раз... Метрическая структура контрольного ряда состоит из одинаковых модельных ячеек (долей), позитивным наполнением их являются звуковые и паузные элементы стиха»[3]. Очень важно подчеркнуть, что контрольный ряд не является условным построением, всего лишь приемом описания, «конструктом» и т.п.,— он всегда символизирует реальное время текущей речевой цепи; поэтому некоторые ячейки контрольного ряда могут быть не заполнены слогами, но нет ни одной ячейки, которая не соответствовала бы реальной доле времени (при отсутствии слога в такой ячейке она отмечается знаком ˄). Две следующие строфы представляют один и тот же контрольный ряд («трехкратный трехдольник третий», по терминологии А.П.Квятковского), но в первом случае каждой его клетке соответствует в наблюдаемой речевой цепи какой-либо слог, а во втором случае некоторые клетки заполнены лишь беззвучной длительностью — паузами.

Я те / бе ниче / го не ска / жу

И те / бя не встре / вожу ни / чуть,

И о / том, что я / молча твер / жу,

Не ре / шусь ни за / что намек / нуть.

(А. Фет.)

Я по / кинул ро / димый ˄ / дом,

Голу / бую о / ставил ˄ / Русь.

В три звез / ды берез / няк над пру / дом

Теплит / матери / старой ˄ / грусть.

(С. Есенин.)

Абстракции в языке имеют особый характер. В этом мы уже убедились, рассматривая группы слов, фонемы, морфемы, грамматические категории. Перечисленные (и другие) сущности языка не присутствуют в виде отдельных, непосредственно наблюдаемых фактов или явлений, но они тем не менее объективно существуют в виде множеств конкретных языковых единиц и объективных принципов упорядочения этих множеств; порядок принадлежит здесь объективной действительности. Определяя такие сущности как представляемые объекты, или абстрактные объекты, или теоретические объекты, лингвист отходит от непосредственного наблюдения, но не отходит от реальности. Напротив, он глубже проникает в нее, и определяемые им абстрактные сущности не являются только порождением его ума, «концептами», или «конструктами» разума. Наблюдаемый и абстрактный уровни науки о языке, две ступени познания, соответствуют объективным — поверхностному и глубинному — аспектам языка, познаваемого объекта.

Однако между двумя ступенями есть и совершенно определенные различия. В конкретном аспекте языковые сущности представляют собой классы как множества единиц, объединенных теми или иными общими для них и наблюдаемыми качественными признаками. В абстрактном аспекте те же сущности представляют собой классы как целое, объединенные тем или иным принципом упорядочения. Как таковые классы объединяются уже не изнутри, не перечислением качественных признаков их элементов, а извне — отличительными признаками одного класса от другого, т.е. противопоставлениями и вообще отношениями. Классы как множества определяются качественно, классы как целое — относительно. Но это уже следствие из основного принципа: в конкретном аспекте — класс как множество, в абстрактном аспекте — класс как целое. Все остальное определяется этим.

Примеры классов языковых сущностей неоднократно приводились на предыдущих страницах. Фонема, до тех пор пока в процессе познания языка она определяется как множество тех или иных звуков речи, объединенных теми или иными качественными признаками, пока она как бы извлекается в виде общего, содержащегося во множестве звуков речи, представляет собой класс как множество (ср. § 27). Но когда та же фонема определяется извне, лишь относительно других фонем, противопоставленных ей в системе (парадигматике), определяется лишь отличиями от других фонем, лишь оппозитивно, то она представляет собой уже класс как целое (ср. § 29). Такие же отношения существуют между классом морфов и соответствующей ему морфемой, между классом предложений и соответствующей ему структурной схемой предложения и т.д.

§ 73. Уровни языка и единицы языка. Уровень — одно из тех слов, которые в последние годы употреблялись в лингвистике в самых разных, часто противоречащих друг другу значениях. После ряда плодотворных дискуссий, отголоски которых слышатся, впрочем, до сих пор, это слово стало наконец точным термином. Уровнем языка называется та часть его системы, которая имеет соответствующую одноименную единицу. Таким образом, есть фонемный уровень, морфемный уровень, уровень слов, уровень словосочетаний, уровень предложений, поскольку есть одноименные единицы — фонема, морфема, слово, словосочетание, предложение. Этот последний, верхний предельный уровень имеет некоторые черты, отличающие его одного от трёх предыдущих. В еще более особом смысле, с определенными оговорками, можно говорить о нижнем предельном уровне — об уровне дифференциальных признаков фонем, поскольку, как мы знаем, существуют дифференциальные признаки фонем как особые, всегда совместные (симультанные) элементы языка. Нет, например, «стилистического» уровня, поскольку нельзя лингвистически точно говорить о какой-либо единице «стилеме».

Между уровнями существуют следующие отношения. Срединные уровни — фонемный, морфемный, уровень слов, уровень словосочетаний — характеризуются тем, что единица низшего уровня входит в единицу высшего уровня, являясь ее компонентом. Обратно: словосочетания разлагаются на слова, слова разлагаются на морфы, морфы разлагаются на аллофоны. Лингвистический анализ и заключается прежде всего в последовательном дроблении, сегментации, словосочетаний на все более мелкие единицы, пока мы не дойдем до фонем. На этом пути мы получаем множество конкретных единиц языка — словосочетаний, слов, морфов, аллофонов. Но при этом нужно иметь в виду чрезвычайно важное ограничение: все указанные отношения имеют место только в пределах конкретного, или наблюдаемого, аспекта языка: звуки речи как представители фонем (аллофоны) образуют морф, морфы образуют слово. Но нельзя сказать, как мы подробнее покажем ниже, что «фонемы входят в морфему или образуют морфему» или что «морфемы входят в слово или образуют слово». Это ограничение очень существенно, благодаря ему мы сможем избежать многих противоречий, нередко мешающих лингвистам. Процессом сегментации анализ не ограничивается.

Обобщение названных единиц в классы представляет собой другой процесс лингвистического анализа. На определенном этапе этого процесса, поступая так, как это было описано в первой части книги, в разделах о фонетике и грамматике, лингвист определяет эти классы как целое и получает абстрактные единицы — фонемы и морфемы, а также типы слов, типы словосочетаний и структурные схемы предложений. Вообще говоря, в этом перечне должен был бы фигурировать не «тип слов», а слово, рассматриваемое со стороны своих общих, категориальных признаков, «абстрактное слово». Общепринятого специального термина в лингвистике не существует, но, поскольку оговорка сделана, мы будем употреблять и в этом значении термин «слово». Гораздо существеннее соответствующее различение для предложения, потому что предложение в его обобщенных категориальных признаках уже вовсе не то, что предложение как словесное высказывание. Этому различию хорошо отвечает термин «структурная схема предложения». Основой такого обобщения от конкретных единиц к абстрактным является взаимное расположение, дистрибуция, единиц в пределах одного уровня. Но про полученные таким путем абстрактные единицы — фонему, морфему, абстрактное слово, структурную схему словосочетания или предложения — уже нельзя сказать, что они «состоят друг из друга», идя сверху вниз, или «входят друг в друга», идя снизу вверх. Сказанное может быть резюмировано в такой схеме:

Явный параллелизм, отраженный в симметричности левой и правой колонок на схеме, побуждал лингвистов доводить его до крайней степени и рассматривать отношения между абстрактными единицами языка целиком по аналогии с его конкретными единицами. Исходя из этого, считали возможным утверждать, что «морфемы состоят из фонем», «слова состоят из морфем», «структурные схемы словосочетания состоят из (абстрактных) слов», «структурные схемы предложения состоят из слов и структурных схем словосочетаний».

Общий принцип подобных утверждений совершенно ложен и должен быть отброшен. (В частности, неправомерность утверждения «морфемы состоят из фонем» была показана выше, § 46.) Отношения между абстрактными единицами еще только становятся предметом специального изучения и специального названия не имеют.

Напротив, отношения между конкретными и абстрактными единицами одного уровня достаточно хорошо изучены и получили названия репрезентации, манифестации, или реализации. Например, морф репрезентирует (представляет) морфему, морфема манифестируется, или реализуется, в морфах; соответственно так же называются отношения между другими единицами.

§ 74. Предельные и непредельные единицы языка. В этом параграфе нам предстоит обобщить то, что было сказано о непредельных (недискретных) единицах в первой части книги. Напомним о непредельных значимых группах фонем, квазиморфемах (занимающих промежуточное положение между отдельной фонемой и незначимым сочетанием фонем, с одной стороны, и предельным значимым сочетанием фонем — морфом — с другой) типа русского хр- (хряк, хряпнуть, хрен), английского sp- (speak, spit, spew) (§ 10). Необходимо подчеркнуть, что такие сочетания фонем получают смысл как знаки в силу условных, традиционных черт нормы данного языка, а вовсе не в силу звукоподражания. Если бы звукоподражание играло при этом какую-нибудь роль, то одни и те же или сходные сочетания во всех языках получали бы дополнительный смысл, причем одинаковый. Однако этого нет. Так, русск. сн- вообще не имеет никакого дополнительного смысла: ср. снег, снять, сноп, сникнуть и т.п. против англ. snow, snake, snotty и пр., где та же группа sn- имеет некий общий смысл. Другим недискретным явлением фонетики выступают «группофонемы» (см. § 41).

Аналогичные отношения наблюдаются и в грамматике. В русском языке имеются так называемые двувидовые глаголы типа образовать(ся), сообразовать(ся), которые сочетают в формах настоящего-будущего времени два разных видовых значения. Ср.: Ее накопления образуют солидную сумму — глагол здесь может пониматься и в значении совершенного вида, и тогда это форма будущего: ʻее накопления в будущем достигнут солидной суммыʼ, и в значении несовершенного вида, и тогда это форма настоящего: ʻее накопления составляют уже теперь солидную суммуʼ. Таким образом здесь в определенной мере слитно представлены не только две формы и два значения вида, но и две формы и два значения времени. Одно глагольное слово, одна единица как бы передвигается по такому фрагменту грамматической системы русского языка, который в других случаях покрывается тремя различными единицами в плане выражения (3 формами), например: идут — пойдут — будут идти, и четырьмя в плане содержания: идут (настоящее) — пойдут (будущее) — пойдут (совершенный вид) — будут идти (несовершенный вид).

Называя такие явления общим термином континуум, американский исследователь Д.Болинджер показал, что континуум может быть двух родов: недифференцированный, в котором явления, составляющие континуум, однородны, и дифференцированный, или градуальный, ступенчатый (gradient, отсюда и слово gradience в названии его книги)[4]. Пример недифференцированного континуума — слово яблоко, оно покрывает разные сорта яблок и понятия ʻболее — менееʼ к нему не приложимы. Примером градуального континуума будут иные случаи: если одну точку континуума символизировать отметкой 1, а противоположную отметкой 10, то в точке, удаленной от отметки 1 на 55 % расстояния, будет находиться в точности отметка 5½ ; например, чем громче голос при интонации возбуждения, тем в точности настолько же сильнее возбуждение, которое эта интонация выражает.

Если какое-либо грамматическое явление представляет собой континуум, но при этом в языке имеется сопоставимое с ним явление без континуума, расчлененное и разнооформленное, то континуум благодаря этому сопоставлению «принудительно расчленяется», происходит его принудительная категоризация. В частности, русские двувидовые глаголы могут рассматриваться как случай принудительной категоризации. Для говорящего по-русски имеет место принудительное обобщение двух разных глагольных видов, а для слушающего — принудительный выбор для расчленения обобщенного значения по принципу «или — или»: или совершенный вид — или несовершенный вид, или настоящее — или будущее. <…> Далее, в грамматике недискретность проявляется в виде зеркальной омонимии (§ 47), в лексике — в виде паронимии (§ 10), в ином отношении — как свойство неразложимости словосочетаний (§ 16) и др.

Особую разновидность недискретности составляют различные типы синкретизма. Один из них — совпадение разных категориальных значений в одной форме — омонимия: русск. вин. п. муж. р. = род. п. муж. р. в рамках категории одушевлённости. Другой тип синкретизма такой, где налицо сочетание нескольких разных категориальных значений в одной форме — полисемия: латинск. -orum как показатель муж. р. мн. ч. род. п.; аналогично во многих случаях в русском языке. Наконец, явление недискретности раскрывается также в особом типе синкретизма — в проблеме отношения класса как множества и класса как целого. Впервые на эту проблему с лингвистической точки зрения обратил внимание известный датский лингвист Л. Ельмслев. Он указывал: «Поскольку парадигма рассматривается не просто как сумма членов (класс как множество в терминологии Рассела), но как что-то отличное от своих членов (класс как целое), постольку она представляется разрешимым синкретизмом своих членов; путем разрешения синкретизма класс как целое превращается в класс как множество»[5]. В соответствии со своей общей структуральной концепцией Л. Ельмслев всячески стремился добиться предельного разложения, снять, «разрешить» синкретизм в своем описании языка путем «принудительной категоризации», подобно тому, как это происходит в некоторых случаях в практике языкового общения (см. примеры выше). Он теоретически не исследовал того положения, что класс как целое, даже получив естественное «разрешение» синкретизма в языке путем превращения в класс как множество, все же не перестает существовать как целое. Между тем это один из важнейших принципов системы языка: класс языковых элементов существует одновременно и в виде класса как множества, и в виде класса как целого. Оставив в стороне это важное теоретическое положение, Л. Ельмслев и далее структуралисты не обратили внимания и на соответствующие факты. Между тем указанное положение означает, что в языке должны существовать одновременно противопоставления элементов одного класса элементам другого — это противопоставления классов как множеств и противопоставления одного класса другому при снятии, нейтрализации противопоставлений внутри каждого класса между его элементами — это противопоставления классов как целых.

На одну группу явлений такого рода обратил внимание известный русский лингвист Н.С. Трубецкой и подробно исследовал их под названием архифонемы. Архифонемой Н.С. Трубецкой называл такую оппозицию нескольких фонем, когда, во-первых, в ней основание для сравнения фонем друг с другом, т.е. совокупность признаков, которым обладают в равной мере обе фонемы, присуще только этим двум членам оппозиции и не присуще никакому другому члену той же системы и, во-вторых, различия двух фонем могут в определенных условиях нейтрализоваться[6]. <…>

Подведем итоги. Предельные единицы языка существуют в силу двух типов отношений в языке: 1) отношений вхождения в единицу более высокого уровня и разложения на составляющие более низкого уровня — в своем конкретном аспекте; 2) отношений дистрибуции в пределах своего уровня. При анализе языка эти единицы устанавливаются как результат предельного разложения. К предельным единицам относятся:

- дифференциальные признаки фонем (с оговоркой);

- фонемы;

- морфемы;

- слова;

- словосочетания (с оговорками, см. § 16 и сл.);

- предложения (с оговорками).

Непредельные, или недискретные, единицы языка обнаруживаются при анализе языка как результат непредельного, не доведенного до конца разложения. Как и предельные единицы, они объективно существуют в языке в силу двух типов отношений: 1) отношений вхождения в единицу более высокого уровня и неполного вычленения из нее, а также непредельного разложения на составляющие более низкого уровня; 2) отношений дистрибуции в пределах своего уровня. К непредельным единицам относятся:

- дифференциальные признаки слога (просодия);

- группофонемы (например, бемольные и диезные слоги);

- квазиморфемы (англ. sp-, sn- и подобн.):

- аналитические формы слова (русск. буду читать, англ. to have written);

- словосочетания (с оговорками, см. § 16 и сл.);

- сложные предложения (с теми же оговорками, что и применительно к предложению).

Кроме того, в языке существуют общие недискретные явления: паронимия в лексике; архифонема в фонетике; синкретизм в грамматике.

§ 75. Два типа общих отношений в языке — парадигматика и синтагматика. Выше мы видели, благодаря каким отношениям языковая единица существует как таковая. Цель этого параграфа — осветить указанные отношения по возможности в чистом виде. Разумеется, отношения не существуют без единиц, которые эти отношения соединяют. Но если выше мы рассматривали комплекс «единицы — отношения», исходя из единиц, то теперь рассмотрим тот же комплекс, исходя из отношений. В широком смысле все отношения вхождения единицы в единицу высшего уровня и отношения членения ее на единицы или элементы низшего уровня, «отношения иерархии», «отношения по вертикали», можно назвать парадигматикой (см. схему § 55). Так же в широком смысле все отношения дистрибуции единицы в пределах ее уровня можно назвать синтагматикой. Такое широкое понимание необходимо при известных теоретических обобщениях. Однако чаще отношения парадигматические и синтагматические понимаются в среднем диапазоне иерархии языка — применительно к каждому уровню отдельно. В таком случае синтагматикой будет последовательность единиц этого уровня в речи, парадигматикой будет группировка единиц этого уровня в классы на основе оппозиций единиц друг другу по их дифференциальным признакам. Последовательности слов в речи дают пример синтагматики на уровне слов; группировки слов в классы — синонимов, антонимов, тематических групп, частей речи и т.д.— дают пример различных проявлений парадигматических отношений. В таком же смысле можно говорить о совокупности возможных в данном языке фонем как о фонемной (или фонологической) синтагматике и о совокупности оппозиций фонем как о фонемной парадигматике. Чаще всего эти отношения понимают и исследуют еще более узко: под синтагматикой понимают последовательность единиц каждого уровня, рассматриваемых в относительно коротких пределах — 1-10 единиц подряд; под парадигматикой в таком случае понимают относительно небольшие классы единиц, каждая из которых может заменять одну из единиц последовательности, входя в последовательность на ее место. В пределах этого «среднего диапазона» действительно следующее определение: синтагматика есть отношения единиц по принципу «и — и», парадигматика — отношения по принципу «или — или». Наконец, иногда под парадигматикой понимают только совокупность словоформ одного слова (например, иду — идешь — идет... и т.д.); синтагматика при этом будет представлена разнородными единицами (хотя каждая из них подходит под определение слова). Нижеследующая схема иллюстрирует такой случай и одновременно показывает три разных (из большого количества возможных) типа парадигм:

Парадигма под номером 1 — пример парадигмы как группы словоформ одного слова; под номером 2 — пример более широкой парадигмы как группы слов, объединенных несколькими категориальными грамматическими значениями (в данном случае это так называемые личные местоимения); под номером 3 — пример еще более широкой парадигмы, объединяющим ее принципом является лишь то, что все эти слова и словосочетания отвечают на вопрос куда?

Логическое определение парадигматики как отношений по принципу «или — или» и синтагматики как отношений по принципу «и — и» к таким случаям, как 1, 2, неприменимо: в самом деле, форма я не может сочетаться с формой идешь, ты с иду и т.д. Это определение неприменимо и к пониманию соответствующих отношений на высших ярусах абстракции (см. ниже, § 85).

§ 76. Структура и система. Назначение этого параграфа — лишь обобщить то, что говорилось на эту тему в других местах книги. Под системой понимается единое целое, доминирующее над своими частями и состоящее из элементов и связывающих их отношений. Совокупность отношений между элементами системы образует ее структуру. Правомерно говорить поэтому о структуре системы. Совокупность структуры и элементов составляет систему.

Ядро языковой системы образуют предельные единицы языка и связывающие их отношения. Под предельными единицами понимаются аллофоны, морфы, слова, словосочетания, предложения или, в абстрактном аспекте, фонемы, морфемы, слова, структурные схемы словосочетаний, структурные схемы предложений (§ 51). Под отношениями между предельными единицами понимаются все типы парадигматических и синтагматических отношений (§ 75).

К ядру языковой системы примыкают непредельные языковые единицы и связывающие их отношения: группофонемы, квазиморфы, аналитические формы слова, сложные предложения.

Ядро языковой системы в наиболее употребительных пластах лексики, в грамматике и в продуктивных пластах словообразования образует центр системы языка. Периферию системы языка образуют малоупотребительные пласты лексики, мертвые пласты словообразования и отмирающие грамматические категории. Грамматические категории, когда они отмирают, проходят снова стадию словообразовательных отношений и, наконец, перемещаются в лексику, становясь фактами словаря (см. § 59).

При определении того, что представляет собой языковая система, необходимо вкладывать четкий смысл в термин доминирует («система доминирует над своими частями и элементами»). Система и структура определяют элемент как принадлежность данной системы и в этом смысле доминируют над ним. Поэтому при описании системы логическое определение отношений действительно предшествует логическому определению элементов (ср. § 78-80). Однако система и структура не предопределяют происхождения элементов как отдельных объективных явлений действительности (например, материальных звукотипов, значений слов как отражения отдельных предметов объективной действительности) и в этом смысле не доминируют над элементами. Кроме того, даже и в случае доминации в системе языка важную роль играют нежестко детерминированные, вероятностные отношения — нежесткая доминация. Ее примером могут служить явления «континуума» (см. § 74). В силу этого системная историческая реконструкция может восстановить прошлую систему языка, но нередко оказывается не в состоянии определить ни материальной формы, ни происхождения элементов (см. о ларингалах, § 41; далее Постулаты, § 86).

Глава III

ПОСТУЛАТЫ СОВРЕМЕННОЙ ЛИНГВИСТИКИ

§ 83. Что такое постулат? Под постулатом понимается основное положение теории, из которого логически вытекают другие существенные ее положения и которое само в этой теории либо не доказывается и принимается как данное, либо, напротив, постепенно разъясняется, раскрывается и доказывается в ней от ее первых до последних строк, так что является настолько же конечным выводом, насколько начальной точкой. Лингвистика также основана на постулатах. Впервые это стало вполне ясно с момента выхода в свет «Курса общей лингвистики» Фердинанда де Соссюра, изданного после смерти ученого его учениками в 1916 г.[7]. Соссюр формулировал лингвистические постулаты в точной и афористичной форме: «В языке нет ничего, кроме тождеств и различий»; «Язык — система, в которой все взаимосвязано (буквально: все держится друг за друга, où tout se tient)»; «Языковой знак состоит из означаемого и означающего»; «Языковой знак произволен»; «Единственный и истинный объект лингвистики — язык (как имманентная система,— Ю.С., langue), изучаемый в самом себе и для себя». И т.д. Таких тезисных положений в «Курсе...» Соссюра довольно много, но слово «постулат» он не употреблял, и трудно сказать с полной определенностью, какие из них сам он считал действительно основными, а какие просто важными следствиями из основных. Несомненно, однако, что, по крайней мере, четыре следующие являются основными:

1. В языке нет ничего, кроме тождеств и различий. Основной элемент языка — знак создается лишь отличиями от других знаков. Отличительные свойства знака сливаются с самим знаком. Назовем это положение постулатом о тождествах-различиях.

В этот постулат, очевидно, входит еще и утверждение, что знак состоит из означаемого и означающего. Но это уже не постулат, а определение: знак есть то, что состоит из означаемого и означающего.

2. В языке различаются два типа отношений между языковыми единицами — отношения между единицами в группах языковых элементов, парадигматические (Соссюр называл эти отношения «ассоциативными»), и отношения между единицами в речевой цепи, основанные на линейном характере языка, исключающем возможность произнесения более чем одного элемента одновременно, отношения синтагматические. Назовем это положение постулатом о синтагматике-парадигматике.

3. Язык есть система, все части которой могут и должны рассматриваться в их синхронной связи, т. е. в статическом состоянии, в отношениях между одновременно существующими вещами, откуда исключено всякое вмешательство времени. Это предмет синхронической лингвистики. Переход от одного состояния системы к другому, включение времени, диахрония есть предмет совершенно иной дисциплины — диахронической лингвистики. Совмещение обеих в рамках одной научной дисциплины невозможно, оно ведет к ошибкам и противоречиям. Назовем это положение постулатом о синхронии-диахронии.

Языковой знак произволен. Так, понятие ʻсестраʼ, «означаемое», никаким внутренним отношением не связано с последовательностью звуков s-ö-r (sœur), служащей во французском языке ее «означающим». То же означаемое выражается иной последовательностью звуков s-w-e-s-t-e-r (Schwester), по другую сторону лингвистической границы, в немецком языке. Назовем это положение постулатом о произвольности - непроизвольности языкового знака.

Постулаты Соссюра обладают замечательными особенностями. В каждом из них скрыто какое-либо резкое противопоставление, антитеза или даже антиномия. Каждое из них входит в целую группу взаимосвязанных положений, так что, вообще говоря, любое положение из группы могло бы быть выдвинуто на заглавное место. Так, в постулате о синтагматике — парадигматике содержится еще противопоставление линейного характера означающего знака и нелинейного характера означаемого. Это противопоставление могло бы не хуже первого послужить названием постулата.

Кроме того, в учении Соссюра было сформулировано еще одно противопоставление — «Языка как системы (langue) — речи (parole)». Выдвинутое позднее противопоставление парадигматики и синтагматики в широком смысле этих терминов является хотя и более узким, но и более точным выражением некоторых существенных идей, вкладывавшихся ранее в противопоставление «язык» — «речь». То же основное противопоставление выражается иногда терминами «система» — «текст».

Однако мало-помалу, и чем дальше, тем больше, выяснялось, что постулаты Соссюра не покрывают ни всей реальности языка, ни всех фактических оснований исследовательской работы лингвиста. Вопросы, рассмотренные на предыдущих страницах этой книги, делают это особенно ясным. Возникает, таким образом, потребность сформулировать новые постулаты, отвечающие объективно действующим в современной лингвистике принципам.

Оказалось, однако, что просто добавить несколько новых положений к системе положений Соссюра невозможно и что в процессе их формулирования они становятся естественными антитезами к положениям Соссюра. Но при этом вновь формулируемые постулаты отрицают постулаты Соссюра не путем отбрасывания их, а так, что последние включаются в новые постулаты как их частный случай, как положения, справедливые не вообще, а лишь для определенной области языка и науки о языке. Ниже мы говорим именно о новых постулатах в указанном смысле слова.

§ 84. I. Постулат о тождествах-различиях. Постулат Соссюра гласит: в языке нет ничего, кроме тождеств и различий; отличительные свойства знака сливаются с самим знаком. Толковать это следует (как обычно, и справедливо, делают) широко: сущность любых языковых единиц создается их противопоставлениями, языковые единицы — чисто относительные и оппозитивные сущности. Такова фонема, создаваемая дифференциальными (т.е. отличительными) признаками; такова же морфема, сущность которой состоит в ее противопоставлениях другим морфемам; таково слово, значение (десигнат) которого создается дифференциальными отличиями от других слов его семантической группы; такова же и структурная схема предложения, которая входит в ряды, парадигмы структурных схем и, следовательно, определяется также дифференциальными признаками. Это безусловные и истинные положения.

Однако из постулата Соссюра следует и еще одно положение, которое необходимо со всей ясностью осознать. Если отличительные свойства знака сливаются с самим знаком, то, значит, назначение дифференциальных признаков — различать знаки языка, а тождества и различия в языке равноправны.

Этому положению и противопоставляется иное: различия заложены в самой материальной природе знаков языка, в их индивидуальности как звукотипов, как сочетаний звукотипов в морфы, как слов и т.д., индивидуальное же по самой сущности неповторимо и отлично одно от другого; дифференциальные признаки имеют назначением не различать, а отождествлять; таким образом, тождества и различия в языке неравноправны, различия заложены в первоначальной природе элементов языка как элементов материальных, различия первичны, а система языка отождествляет различные элементы посредством системы дифференциальных признаков. Дифференциальные признаки, вопреки своему названию (дифференция — «различие»), всегда, противопоставляя в одном отношении, соединяют в другом.

Как это часто бывает с общими положениями, эти два постулата остались бы противостоящими друг другу и волей каждого лингвиста было бы принимать тот или другой, если бы из них не вытекали следствия, допускающие опытную проверку.

Из постулата Соссюра следует, что, поскольку элементы языка представляют собой пучки дифференциальных признаков, порядок приписывания (или систематизации) дифференциальных признаков произволен. Из нового постулата следует, что порядок приписывания (или систематизации) дифференциальных признаков не произволен, и хотя последние, действительно, могут быть систематизированы в самых различных порядках, но из этих порядков лишь один наиболее адекватен объективной структуре языка. Например, если фонема [п] в русском языке имеет дифференциальные признаки: 1) смычный, 2) губной, 3) глухой, 4) твердый, то, согласно постулату Соссюра, эти признаки могут быть систематизированы в любом произвольном порядке, например так: «Фонема [п] принадлежит к группе смычных, внутри которой имеется подгруппа губных, внутри которой имеется, в свою очередь, подподгруппа глухих губных и внутри которой, в последнюю очередь, имеется подподподгруппа твердых». Либо так: «Фонема [п] принадлежит к группе губных, внутри которой имеется подгруппа твердых, внутри которой имеется подподгруппа глухих...» и т. д. Напротив, согласно новому постулату, только один из этих возможных порядков адекватен объективной системе языка. Это положение проверяется на опыте, путем изучения фонемной системы любого языка с учетом ее истории. Свое внешнее и формальное выражение исторические отношения в фонемной системе находят в дистрибуции фонем. <…>

§ 85. II. Постулат о синтагматике-парадигматике. Постулат Соссюра (в более поздней формулировке) гласит: в языке различаются два основных типа отношений: парадигматические и синтагматические. Парадигматические отношения — это отношения между языковыми единицами, могущими занять место друг друга в одной и той же позиции. Синтагматические отношения — это линейные отношения между языковыми единицами в потоке речи. Парадигматические отношения — это отношения «или — или», или, точнее, отношения исключающей дизъюнкции в логическом смысле слова. Синтагматические отношения — это отношения «и — и», или логической конъюнкции. Совокупность элементов, связанных парадигматическими отношениями, называется парадигматикой. Совокупность элементов, связанных синтагматическими отношениями, называется синтагматикой. Поскольку те и другие отношения совершенно различны, постольку парадигматика и синтагматика резко, скачкообразно противопоставлены друг другу и их соотношение иллюстрируется и обычно схематизируется аналогией с двумя осями, пересекающимися под прямым углом, из них горизонтальная ось — синтагматика, вертикальная — парадигматика.

Новый постулат: в языке различаются два основных типа отношений: первичные, синтагматические отношения, и вторичные, парадигматические. Синтагматические отношения — это линейные отношения между языковыми единицами в потоке речи. Это отношения сосуществования и последовательности во времени, отношения «и — и». Парадигматические отношения — это отношения между языковыми единицами, которые чередуются друг с другом в одной и той же позиции или определенным образом совмещаются друг с другом в одной и той же позиции. Парадигматика и синтагматика не резко, не скачкообразно противопоставлены друг другу. Парадигматические отношения могут быть приравнены к отношениям «или — или» логической исключающей дизъюнкции, только в пределе или в приближении к нему. Соотношение парадигматики и синтагматики (его можно сравнить с интегралом в математике) схематизируется следующим образом:

В новой формулировке постулата подразумевается, что языковая единица (или знак), имеющая материальную природу, является в силу этого всегда протяженной. При построении парадигматики нельзя отвлечься от протяженности элементов и рассматривать их только как элементы оппозиций, как чисто оппозитивные сущности. Будучи протяженным, каждый языковой элемент, входя в оппозиции в парадигматике, соответствует не просто месту в речевой цепи в синтагматике, но месту определенной протяженности. Протяженность присутствует, таким образом, как в синтагматике, так и в парадигматике, и этим определяется смысл нового постулата. Только им могут быть объяснены недискретные явления языка — паронимия в лексике, синкретизм в грамматике и другие (ср. § 74). <…>

§ 86. III. Постулат о синхронии-диахронии. Постулат Соссюра гласит: ось одновременности, определяющая отношения между существующими элементами (синхрония), резко противопоставлена оси последовательности во времени, по которой каждый из элементов первой оси располагается со всеми своими историческими изменениями (диахрония). «С наибольшей категоричностью различение это обязательно для лингвиста, ибо язык есть система чистых ценностей (значимостей), ничем не определяемая, кроме как наличным состоянием входящих в ее состав элементов»[8].

Новый постулат: ось одновременности (синхрония) не противопоставлена оси времени (диахрония). Переносить предмет в прошлое (в теоретическом рассуждении) равносильно тому, чтобы сводить его к наиболее простым элементам. <…>

§ 87. IV. Постулат о произвольности-непроизвольности знака. Постулат о произвольности знака был сформулирован Соссюром в противоречивой форме, и его позднейшие толкования породили огромную литературу. В словесной формулировке Соссюр утверждал произвольность связи между означающим и означаемым в пределах языка, а в действительности понимал ее как произвольность отношения знака в целом (с его двумя сторонами — означаемым и означающим) к предмету объективного мира, к денотату. Э. Бенвенист показал[9], что произвольность сильно ограничена, т.е. по сути дела уже не является произвольностью в первом смысле — во внутренних отношениях между означаемым и означающим в знаке, хотя, по его мнению, действительно имеет место во втором смысле.

Новый постулат гласит: произвольность языкового знака существенно ограничена не только в первом, но и во втором смысле, т.е., вообще говоря, языковой знак ни в каком отношении не произволен.

Как и в случае I постулата, мы разъясним это общее положение через его следствия. Рассмотрим сначала понимание произвольности как внутренней, внутриязыковой произвольности знака, т. е. произвольности связи в знаке означаемого и означающего. Это понимание предполагает, что знаки симметричны и в силу этого существуют изолированно друг от друга:

Но, как известно, симметрия знака постоянно нарушается, и знак испытывает скольжение в двух плоскостях: в плоскости синонимии (два знака стремятся иметь одно означаемое) и в плоскости омонимии (один знак стремится иметь два означающих):

В силу этого как означаемые, так и означающие знаков постоянно обусловлены и опосредованы другими знаками языка и не являются полностью произвольными в том смысле, чтобы данное одно означающее одного знака было бы произвольно независимо от всей системы, было бы связано лишь с данным одним означаемым.

Что касается внешней произвольности, т.е. понимания как произвольной связи между знаком в целом и объективным внеязыковым денотатом, то, как мы видели выше, такая произвольность у самого Соссюра связывается с «языковой границей» (по одну сторону границы — одно, по другую—другое), т.е. в конечном счете оказывается связанной с определенным пониманием существования языка на определенной территории и в определенную эпоху — с существованием языка во времени и пространстве.

Таким образом, постулат о произвольности-непроизвольности языка (во втором смысле «произвольности») мы сведем к постулату о существовании языка во времени и пространстве.

Устанавливая в своем постулате о синхронии и диахронии, что только одновременно сосуществующие языковые сущности образуют систему языка, Соссюр должен был в соответствии с этим резко противопоставлять существование языка во времени (т.е. в разные точки времени) существованию языка в пространстве в одно время; при этом второй аспект — различие языка в пространстве — подчинен первому — различию во времени.

Действительно, мы находим у Соссюра это утверждение: «...именно временем обусловлена лингвистическая дифференциация. Географические различия должны быть переведены на различия во времени ... Географическое разнообразие представляет собою только вторичный аспект общего явления»[10].

Новый постулат: существование языка во времени и существование языка в пространстве — это одно и то же явление существования языка во времени-пространстве; языковые различия в пространстве есть те же явления, что и различия во времени, но рассмотренные с другой стороны; ни одно не подчинено другому. Начальная точка рассмотрения — от времени к пространству или от пространства ко времени — не имеет принципиального значения.

Так, языковые различия знаков типа [водá] ~ [вадá] или [гусʼ] ~ [ɣусʼ] в русском одновременно представляют собой различия, сосуществующие и следующие друг за другом во времени: в первом случае они характеризуют диалектный язык одного времени на разных территориях, во втором — разного времени на одной территории. Структурные отношения между знаками вне зависимости от того, даны ли они в территориальной или временной проекции, остаются одними и теми же. Сказанное иллюстрируется схемой:

Здесь линия АВ указывает на время (разные эпохи истории языка при одной территории), причем точка А — предшествующая эпоха, точка В — последующая эпоха, линия ВВ₁ — на территорию (разные территории одной эпохи). В плане структурном соотношения между вода — вада в аспекте временном (АВ) и в аспекте территориально-диалектном (BB₁ не различаются, «равны сами себе»[11].

Поскольку, как мы уже знаем (см. раздел «Язык и общество»), диалектное дробление и та или иная степень диалектной непрерывности и различных переходных и смешанных форм всегда характеризует язык как в его «горизонтальном», территориальном, так и в его «вертикальном», социальном членении, причем последнее оказывается в большинстве случаев проекцией в социальную плоскость различных языков или диалектов прошлого, постольку понятие лингвистического тождества «пространства — времени» снимает тезис о произвольности языкового знака и во втором смысле слова.

[1] Ньютон И. Математические начала натуральной философии, пер. А.Н.Крылова. Пг., 1915-1916, стр. 30.

[2] Неванлинна Р. Пространство, время и относительность, пре. с нем. М., «Мир». 1966, стр. 19-20.

[3] Квятковский А. Поэтический словарь. М., «Советская энциклопедия», 1966, стр. 139. Следующие примеры из Фета и Есенина оттуда же, стр. 203.

[4] D.L.Bolinger. Generality, Gradience, and the All-or-None. Mouton. The Hague, 1961.

[5] Л. Ельмслев. Пролегомены к теории языка, пер. с англ. Ю.К.Лекомцева. «Новое в лингвистике», вып. I. М., 1960, стр. 348.

[6] Н.С.Трубецкой. Основы фонологии, пер. с нем. А.А.Холодовича. М., 1960, стр. 75 и 87.

[7] F. de Saussure. Cours de linguistique générale. Publié par Ch. Bally et A. Sechéhay. Genève, 1916. Русск. пер. (A.M.Сухотина): Ф. де Соссюр. Курс общей лингвистики. М., Соцэкгиз, 1933.

[8] Ф. де Соссюр. Курс общей лингвистики, стр. 87.

[9] См.: Е. Benveniste. Nature du signe linguistique (1939), русск. перев. в книге: Э. Бенвенист. Общая лингвистика. М., «Прогресс», 1974.

[10] Ф. де Соссюр. Курс общей лингвистики, стр. 179-180.

[11] Сб. «Вопросы теории лингвистической географии», под ред. Р. И. Аванесо-ва. М., Изд-во АН СССР, 1962, стр. 11.

Дата добавления: 2020-11-15; просмотров: 567; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

Мы поможем в написании ваших работ!