Тропы, пунктуационный строй, портретные или речевые характеристики, худ.детали – все это имеет значение в том произведении, которое вам достанется, которое вы выберете.

Всероссийская олимпиада школьников по литературе.

2017 – 2018 учебный год. Заключительный этап

Проведите целостный анализ текста (прозаического ИЛИ стихотворного – НА ВЫБОР)

Марина Вишневецкая

Т. И. Н.

(опыт сада)

Соседи моей двоюродной сестры, пока не новые русские, но люди, к этому явно пред-

расположенные, много и трудно для этого работающие, хочется сказать старомодно: «по-

просили меня посидеть»… но нет, наняли на три летних месяца няней и немного гувернант-

кой – за хорошие, по моим представлениям, деньги. В институте к этому времени мне оста-

вили уже только заочников, так что лето, всё целиком, стало моим.

В нашем с Дашей распоряжении оказалась половина одноэтажного дома: три комнаты

с кухней и чудной, обитой вагонкой верандой. Вход у нас был отдельный, перед крыльцом

цветник, вокруг дома сад.Спокойное и несколько отстраненное отношение к людям другого сорта, бьющимся за богатство, не уделяющим времени и заботы ребенку из желания обеспечить его будущее.

В этом саду я впервые увидела, как раскрывается мак. Происходит это ровно за два-

дцать минут. Лопается бутон, причём лопается внизу, под ним оказывается ком как будто

смятой папиросной бумаги. И этот ком на твоих глазах неспешно приподнимается, расправ-

ляется, чтобы в конце концов сбросить зелёную, шершавую, мешающую пришлёпку. Но-

ворождённый мак ещё влажен – всего только мак, а стоит и покачивается, как однодневный

телёнок. Он родился. Если ты это видел, его уже невозможно сорвать.

Бережное, любовное отношение героини к живой природе. Она словно присутствует при рождении живого существа. Рассказчица поэтична, мечтательна, очень ценит всё живое (синичек, еще живущего и живого старика отца, закат, огородные растения. Она многих потеряла (маму, мужа), у нее остался единственный близкий человек – отец, ее историю мы читаем по как бы вскользь оброненным словам.

А чтобы увидеть закат – во всю ширь, иногда во всю его многоярусную и многоцвет-

ную глубину, – нам с Дашей было достаточно выйти на огород. А уж если девочка моя не

ленилась, не капризничала, не сводила со мной счёты за какое-нибудь дневное «нельзя»,

мы отправлялись на наш косогор: внизу, словно в чьей-то мозолистой ладони, лежала дере-

венька, а за ней вверх по склону, к самому небу карабкался густой, смешанный, в эти ми-

нуты уже, как смола, чёрный лес и впечатывал свои ели в самые облака. В августе на эту

натруженную ладонь, как будто другой, свободной рукой, были небрежно брошены хлопья

тумана. И похожая дымка то там, то тут тянулась над лесом. В моём детстве мы украшали

ёлку просто кусочками ваты. А получалось вот так же таинственно.

ладонь леса, свободная рука леса – метафоры помогают нам увидеть живой мир вокруг нас.

Когда солнце соскальзывало, а иногда казалось, стекало за растопыренные, будто вы-

резанные ножницами ели, и утягивало, – а он медлил, не хотел, не утягивался, – последний

лучик, Даша сердилась, сердилась искренне, а хмурилась деланно, яростно топала ногой:

«Ну всё, его нет! Всё, всё, пошли отсюдова!» – как будто и ей могло быть по-настоящему

грустно. Грустно, в какой-то миг безысходно, потом отстранённо, спустя мгновение – от-

решённо... и вдруг почему-то светло. Невыразимо. Стареющая женщина и девочка четырёх

с небольшим лет, друг другу случайные, можно сказать, чужие, стояли, в этой невыразимо-

сти увязнув, – если правда, что птицы во время заката на миг умолкают, я думаю, ровно по

той же причине, – а потом и мне, и ей как-то сразу делалось зябко. Она хныкала, просила

жакетик, хотела, чтобы домой я несла её на руках. И часто засыпала, прилипнув кудряш-

ками к моей взмокшей шее, укаченная на ходу моим немного вразвалочку шагом. В саду

было уже по-настоящему сумеречно. И только синицы дозванивали не высказанное друг

другу за день.

Безысходно, отстраненно, отрешенно – градация, дающая нам понять емкость следующего предложения – «НЕВЫРАЗИМО». Парцелляция здесь особенно уместна, ведь рассказчица словно пробует на вкус слова, которые все кажутся ей недостаточно выразительными для того, чтобы описать живой мир.

Ночью яблоки буквально шагали по саду – большими размеренными шагами. И от

Даши, на соседней кровати неслышной, беспомощной, кроткой, себя уже было не отличить.

По саду расхаживал кто-то огромный, надёжный, правильный. Казалось, вдохнёт, дунет и

раскачает твою колыбель. Ночью ведь спишь в положении эмбриона... и, видимо, потому

все твои возрасты проваливаются куда-то в подпол. Лежишь и слушаешь, как мыши их пе-

ремалывают в труху.

Или – как безумствует дождь.

Ливень по саду метался, в нём неистовствовал. Листья, земля, цветы, крыша над го-

ловой дрожали, звенели, кричали в ответ. Потом ветер стихал, а дождь всё только усили-

вался – это была неостановимо работающая гильотина сравнение, то и дело вспыхивающая своим за-

несённым острием. Она рубила все нити, связывающие нас с большой землёй. Плащ, са-

поги, зонт, набитый продуктами холодильник, мобильник, оставленный Дашиными роди-

телями, – не утешало ничто. Потому что переживание было каким-то мистическим. В го-

роде, в блочной многоэтажке, когда ночью льёт дождь, думаешь о тех, кто в земле, каково

им там, бедным, – мужу, маме... Или, если отец допоздна засиделся на лавочке, смотришь,

как тяжело он переставляет ноги, как, промокнув уже насквозь, в облепивших его худобу

штанах и рубахе, медленно шкандыбает к подъезду. Или как случайный прохожий мечется

между потоками, низвергающимися с крыши, и неотвратимым прибоем, несущимся на него

из-под колёс...

Ощущение оторванности от всего окружающего мира, одиночества, постоянные мысли об умерших близких, которые лежат под землей, в раскисшей глине, которых мочит дождь. Мистические переживания.

На даче всё по-другому.

Антитеза. На даче ты принадлежишь к миру природы, ты ее часть, паучок – твой друг, ты его не обижаешь, а словно очеловечиваешь (он, м.б., даже «конопат», то есть имеет веснушки).

Ты представляешь себя в залитом ливнем доме как в Ноевом ковчеге. Ведь Ной выпустил голубку 2 раза, и только на 3 день она вернулась с зеленой веточкой в клюве, что означало, что Всемирный потоп прекратился, на земле появились островки суши, деревья. КНИГА КНИГ – это Библия, и поэтому стареющая одинокая женщина, так благодарно воспринимающая нежность четырехлетнего ребенка, говорит: КНИГА КНИГ еще не написано: она ощущает себя «допотопной» в прямом и переносном смысле слова.

Ты – младенец, предсказания были ужасны, родители в них

поверили, и вот ты уже брошен в корзину, корзина – в бурную, пенящуюся реку, – ты всё

уже понимаешь, но не в твоих слабых силах что бы то ни было изменить.

Если же гром стучал кулаком прямо по нашей крыше – однажды спросонья мне пока-

залось: это неспелый арбуз свалился мне на голову, и вот уж в разные стороны полетели

белые ломти-ошмётки! – Дашка в ужасе забиралась в мою кровать, дрожала, прижималась

к моему и сквозь ночную рубашку теплу, может быть, даже жару своим холодным, дрожа-

щим тельцем, – дом становился ковчегом, а голубь, отправленный наугад, наудачу, дважды

уже возвратился. Кто знает, он мог вернуться и в третий раз – книга книг ещё не была напи-

сана. И слова, которые я шептала всхлипывающему в меня комочку, – про долгожданную

воду, которую пьют сейчас под землёй гномики, эльфы, и червячки, и кроты, и мышки, и

корни деревьев, а домовята сейчас запасают воду для баньки, а добрые кикиморы (слы-

шишь, как плещутся?) отмывают на болоте своих маленьких деток, – были не из меня, я не

знаю, откуда, – из детства? не моего – ещё прапрабабкиного, должно быть.

Утром я снова просыпалась во взрослость, вернее сказать, в престарелость... Горсть

таблеток запивала родниковой водой. Здоровалась с паучком, висевшим перед дверью ве-

ранды – всегда на уровне моих глаз. Он был очень похож на краба и так затейливо полосат,

а может быть, даже и конопат, что мне бы для полноты знакомства десятикратную лупу, а

я опять забыла её в Москве!.. Боднув паучка ногтём, – отчего он стремительно, точно кисть

виртуозной арфистки, уносился ввысь, – я открывала дверь. Я точно знала, что сейчас

увижу... А увиденное опять заставало врасплох. Трава от густой росы стояла вся белая,

солнце ещё не поднялось, а яблоки лежали в траве и светились. Даже в самое хмурое утро.

Свет был у них внутри. Наш с Дашкой белый налив – с обязательной тёмной отметиной на

ударившемся боку. Яблоки я собирала в корзину. Рыхлость отметин вырезала. И делала

яблочное пюре.

Я застала Дашу в тот миг её жизни, когда маленькая девочка таинственным образом

уживалась в ней с маленькой женщиной, манерной, капризной, подчас дрянной. «Ты не

любишь меня, ты никого не любишь! У тебя поэтому нет детей! Моя мамочка дорогая, род-

ная приедет и выгонит тебя отсюдова на кулички!» – вдруг кричала она на самый пустяко-

вый запрет. И валялась в траве, на полу, однажды даже в грязи – там, где застала её ярость.

Она знала, как я люблю этот мак, он раскрылся на моих глазах, когда Даша ещё спала, но

всё увиденное я ей рассказала, и она несколько раз в день подбегала к нему, ручки смешно

заводила за спину и нежно вдыхала... А потом вырвала его – где только силы взяла? – прямо

с корнем, стоило мне не включить ей в сорок пятый раз её любимый фильм «Лабиринт» –

из-за долгой прогулки мы не успели с ней позаниматься французским. «У тебя тоже не

останется в жизни больше никакой, никакой, никакой радости!» – и топтала его ногами.

Таточка дает ребенку возможность увидеть то, чего родители Даши не видят, не могут увидеть, ведь они не останавливаясь зарабатывают деньги. Девочка пытается полюбить окружающий мир. Порой жестокость и капризность, раздражительность и мстительность просыпаются в Даше. Но все равно в конце рассказа мы видим: лицо «Таточки», ее глаза – глаза больной (горсть таблеток по утрам) стареющей женщины 4-летний ребенок помнит через два месяца, скучает по няне-гувернантке. Это значит, что героиня пробудила, открыла в ребенке душу, о существовании которой до конца рассказа не догадывались отец и мать девочки.

И это же самое дитя, спустя всего час, могло положить мне головку на руку, на колени,

руку поцеловать – без притворства, с нежностью, которая возможна разве что между шме-

лём и цветком: «Таточка, ты мне совсем ещё не надоела. Ты будешь жить с нами всегда-

всегда?» Её влажно набухшие от полноты чувств глаза смотрели прямо в меня, минуя

зрачки, в мою испуганно сжавшуюся, а потом вдруг рванувшуюся к ней душу.

Синицы появились в нашем саду в середине июля. Стояла жара. Две мелкие птички

обнаружили под козырьком крыльца небольшой прямоугольный провал и стали пытаться в

него влететь. Перечёркивали воздух, в нём изворачивались, метались, старались... Но с лёг-

костью у них это стало получаться не сразу. Только к вечеру первого дня. Чтобы их возле

нас удержать, мы стали подкармливать их семечками. Сыпали щедро – на перила крыльца.

И через несколько дней у нас столовалось уже шесть «летучих яблочек». Это Дашка их так

окрестила.

Спустя пару недель, совсем к нам привыкнув, они хватали гостинец почти что из рук.

Если же мы вдруг про них забывали, принимались метаться перед самыми глазами, доводя

Дашу до иступлённого, восторженного визга.

Схватив семечку, птица неслась на яблоню. Семечку придерживала лапами и долбила

клювом. Вдруг слышался лёгкий хруст – точно такой же, когда лузгу разгрызаешь зубами.

И ровно на этот миг делалось что-то понятней – про себя, про синицу... может быть, про то,

что бездна, нас разделяющая, не так и огромна.

А потом они начинали звенеть. Пока они пощёлкивали или потенькивали, они всё-

таки были птицами. Но их металлический перезвон, а в иные мгновения он становился и

вовсе хрустальным, делал их существами иной природы – механической, ангельской, я не

знаю какой, – неземной. Плачу я легко, слёзы мои стоят недорого. Но чтобы вдруг просле-

зиться от звона синиц, чтобы слушать его с перехваченным горлом?.. Потому ли, что всякий

сад – это Сад?

Имеется в виду Эдем – райские кущи. Поэтому с заглавной буквы. Для героини каждый миг пребывания на земле – счастье, за которое она благодарна Творцу.

Когда над ним повисало облако, – монументальное, затейливое, изощрённо вылеплен-

ное ещё и светом, ещё и тенью, во всей необозримости времён и судеб – такое одно, на

твоих глазах едва уловимо меняющееся, только в это мгновение и существующее, стоящее

и плывущее, не соразмерное ни тебе, ни божьей коровке, ни дереву, а всё-таки позволяющее

себя охватить целиком и уже только этим всех уравнивая со всеми, – сад тоже делался ост-

ровом, облаком, астероидом, обещанием встречи с теми, с кем никогда уже не увидеться на

земле.

Ощущение сродства с теми, кто когда-то жил на земле. Ты часть сущего. Ты часть Вечности.

Сад, такой живой и сиюминутный, каждый миг изумлявший то снежно-белой запо-

рошенностью жасмина, то торжественно бордовым свечением барбариса, то вдруг огненно

полыхнувшими возле изгороди настурциями или малиной, которую, сколько ни собирай,

всякий день её делается больше и больше, – в конце августа, как бывает только перед раз-

лукой, сад во мне словно бы замер, потом как будто окаменел... Он стал казаться мне ка-

менной скрижалью, истёртой миллионами прикосновений, но, если закрыть глаза и отпра-

вить в путешествие зрячие пальцы, под ними вдруг проступали разрозненные, случайные

буквы. Они не складывались в слова. Я думаю, у меня просто не хватало воображения. А

может быть, памяти.

Память таилась в непредсказуемых Дашиных реакциях. Вот она выметает с веранды

добрую дюжину скукожившихся насекомых. Пальчиками выхватывает из кучки пчелу, кла-

дёт на ладонь и слёзно бормочет: «Пчёлочка, ну пчёлочка! Ну лети же!» – и подбрасывает

её с истовой верой в то, что смерти нет. А вот моя девочка маленькими осторожными ша-

гами подходит к парнику – хозяйка впервые нас сюда позвала – полюбоваться. От всего

увиденного Даша сутулится и крадётся, на лице почти испуг, в глазах – изумление: оказы-

вается, перцы, огурцы и помидоры растут фактически на деревьях, оказывается, помидоры

бывают и жёлтого, и тёмно-бурого, и даже чёрного цвета, а помидор «бычье сердце» – по

форме точно такой, как сердечко на заколке в её волосах, только уж слишком огромный –

на её глазах сорванный и подаренный ей помидор. Она, как цыпленка, бережно прижимает

его к груди. Мы выходим на воздух из влажного, целлофанового тепла. Мне кажется, Даша

сейчас заплачет, иначе с увиденным не совладать. Молчит. Посапывая, идёт по тропинке.

На нашем крыльце наконец настороженно говорит: «Я его съем и что? Моё сердце станет

таким же? Пребольшим-пребольшим и небьющимся?» – «Нет, не бойся! Не станет!» – «Нет,

станет! Сейчас как съем его! И ты тоже, Таточка, чтобы ела!» – «Я не хочу, чтобы моё

сердце стало небьющимся!» – «А я хочу! Я для тебя же хочу! Раз оно опять у тебя вдре-

безги!» – ноздри ширит, как мама, а в глазах, больших, папиных, влажно-матовых, будто

только что вынутый из колючей шкурки каштан, насмешка, потом вдруг растерянность,

нежность. Она кладет помидор на крыльцо, прижимается, обнимает мои колени. Август

кончается. Скоро разлука.

Дашина мама, регулярно приезжавшая к нам на полтора выходных, – что давало мне

маленький роздых, а главное – возможность метнуться в город, к отцу, – к этой разлуке

Дашу готовила, видимо, исподволь. Я-то долгое время считала, что и в Москве хотя бы

один раз в неделю мы продолжим наши занятия французским, чтением, счётом. Ведь мы на

удивление много успели за лето. Но Дашина мама, женщина молодая, решительная, прак-

тичная, рассудила иначе. Ей не хотелось, чтобы Даша привязывалась к кому бы то ни было.

Она не отваживалась делить с чужими людьми девочкину любовь.

А всё-таки этот сад у нас с Дашкой был. Я думаю, только стареющие женщины и со-

всем маленькие девочки в слове «был» могут расслышать «есть». Для всех остальных жизнь

– это бурная, порожистая река, берега всё время меняются, слева и справа то и дело явля-

ются новые виды... А то, что вытекает эта река из сада и возвращается в тот же сад, люди

не понимают, вернее сказать, не помнят. Да и я, не случись в моей жизни этого лета, почти

наверняка об этом не вспомнила бы.

Деньги за август Дашин отец привез только в начале октября. Стоя в дверях, ском-

канно извинился, беглым взглядом прошелся по унылости нашей прихожей, в прошлом

году залитой соседями и до сих пор так и не отремонтированной... Протянул конверт и стал

уже было прощаться. Вдруг сказал: «А знаете, что она вчера про вас изрекла? Уже в кро-

ватке!» Я пожала плечами. «Папочка! Почему так получилось, что у Таты такое красивое

лицо? Я хочу увидеть её голову и глаза!» – а потом, как будто бы о сказанном пожалел,

отмахнулся рукой... или это он так со мной попрощался и бросился к лифту.

2001

Отец понял главное: посторонний человек произвел на маленького ребенка огромное впечатление. Мать ревнует, а отец «бросился» к лифту, чтобы его слез героиня не увидела. Значит, и он что-то понял. Может быть, слова девочки дали ему понять, что он чего-то недодает ребенку, что не только материальный достаток нужен детям, что нужно когда-то остановиться и посмотреть вокруг, увидеть жизнь. Не спешить. Остановиться.

Марина Артуровна Вишневецкая (род. в 1955 г.) – российский писатель, сценарист.

Автор сценариев анимационных фильмов, искусствоведческих и исторических докумен-

тальных лент. Автор юмористических текстов, стихотворений для детей, повестей и рас-

сказов, регулярно печатается в толстых литературных журналах. Лауреат Премии журнала

«Знамя» (1997, 2002), Премии Ивана Петровича Белкина (2002), Большой премии Аполлона

Григорьева (2002).

Рассказ «Т. И. Н. (опыт сада)» вышел в 2001 году в журнале «Знамя», вместе с про-

изведениями «В. Д. А. (опыт неучастия)», «М. М. Ч. (опыт возвращения)», «А.К.С. (опыт

любви)» и рядом других составил сборник «Опыты» (2002).

Можно анализировать рассказ с точки зрения композиции (о каких качествах героев позволяет судить):

Экспозиция, завязка, развитие сюжета (здесь, скорее, наблюдения за ростом душевных сил ребенка), кульминация, развязка. Пожалуй, развязки-то нет, ведь бегство отца – это кульминация!!!

Тропы, пунктуационный строй, портретные или речевые характеристики, худ.детали – все это имеет значение в том произведении, которое вам достанется, которое вы выберете.

+общая эрудиция, аллюзии, реминисценции.

Дата добавления: 2020-11-15; просмотров: 66; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

Мы поможем в написании ваших работ!