Старый китайско-русский словарь епископа Иннокентия. Пекин, 1909 39 страница
Пока Сю-Те добиралась до столицы, брат получил серьезную травму на производстве, и его раньше срока послали во Дворец Нежной Смерти. Жалкое имущество и, главное, сбережения, которые он откладывал, ожидая приезда Сю-Те, растащили соседи. Перед смертью он послал Сю-Те прощальное письмо, зная, что по приезде она пойдет на почтамт получить инструкцию, как его найти в столице. И вот… Сю-Те протянула желтые листочки.
— Как вы теперь намереваетесь поступить? — спросил Вир Норин.
— Не знаю. Первой мыслью было пойти во Дворец Нежной Смерти, но там найдут, что я слишком молода и здорова, и отправят куда-нибудь, где будет хуже, чем там, откуда я приехала. Особенно потому… — Она замялась.
— Что вы красивы?
— Скажите лучше: вызываю желание.
— Неужели трудно найти доброго человека в таком большом городе и попросить у него помощи?
Сю-Те посмотрела на землянина с оттенком сожаления.
— Действительно, ты издалека, может быть, из лесов, какие, говорят, еще растут в хребтах Красных Гор и Поперечного кряжа.
Видя недоумение Вир Норина, Сю-Те пояснила:
— Мужчины охотно бы дали мне денег, которые пришлось бы тут же отработать.
— Отработать?
— Ну да! Неужели ты не понимаешь! — нетерпеливо воскликнула девушка.
— Да, да… А женщины?
— Женщины только оскорбили бы меня и посоветовали бы идти работать. Наши женщины не любят молодых, более привлекательных для мужчин, чем они сами. Женщина женщине всегда враг, пока не состарится.
|
|
— Теперь я понимаю вас. Простите чужеземца за бестолковый вопрос. Но может быть, вы согласитесь принять помощь от меня?
Девушка вся напряглась, раздумывая и изучая лицо Вир Норина, затем слабая усмешка тронула ее детский рот.
— Что ты подразумеваешь, говоря «помощь»?
— Сейчас мы пойдем в гостиницу «Лазурное Облако», где я живу. Там найдем комнату для вас, пока вы не устроитесь. Пообедаем вместе, если вы захотите быть моей спутницей. Затем вы займетесь своими делами, а я — своими.
— Ты, должно быть, могущественный человек, если живешь в верхней части города, в гостинице, и я сама не знаю, почему так смело говорю с тобой. Может, ты принял меня за другую? Ведь я — обыкновенная глупая «кжи» из далекой местности! И я ничего не умею…
— А петь и танцевать?
— Немного. Еще рисовать, но кто этого не умеет?
— Три четверти города Средоточия Мудрости!
— Странно. У нас в захолустье поют старые песни и много танцуют.
— И все-таки я не принимаю вас за другую. Я не знаю ни одной женщины в столице.
— Как это может быть? Ты такой… такой…
Вместо ответа Вир Норин подхватил девушку под руку, как это принято у жителей столицы, и стремительно повел ее в гостиницу. Сю-Те была быстра, ловка и сразу освоилась с походкой астронавигатора. Они поднялись на холм, к желтому с белым зданию «Лазурного Облака», и вошли в низкий вестибюль, затемненный так сильно, что даже днем его освещали зеленые лампы.
|
|
— Сю-Те нужна комната, — обратился Вир Норин к дежурному.
— Ей? — бесцеремонно ткнул пальцем в сторону девушки молодой тормансианин. — Документы!
Сю-Те покорно и взволнованно пошарила в небольшой сумочке у пояса и достала красную бумажку.
Дежурный даже присвистнул и не захотел ее взять.
— Ого, а где карточка приема в столицу?
Девушка, смущаясь, начала объяснять, что карточку должен был приготовить брат, но он…
— Все равно! — грубо перебил дежурный. — Ни одна гостиница в городе Средоточия Мудрости тебя не пустит! И не проси, это бесполезно!
Вир Норин, сдерживая накипевшее возмущение, совершенно неприличное для земного путешественника, пустился убеждать дежурного. Однако даже всесильная карточка гостя Совета Четырех не помогла.
— Я потеряю место, если пущу человека, не имеющего документов. Особенно женщину.
— Почему «особенно женщину»?
— Нельзя поощрять разврат.
Впервые Вир Норин ощутил на себе гнетущую зависимость тормансиан от любого мелкого начальника — обычно скверного человека.
|
|
— Но я ведь могу принимать друзей?
— Конечно. У себя — пожалуйста! Однако ночью могут прийти «лиловые» с проверкой, и тогда будут неприятности — для нее, конечно! Где же она?
Вир Норин оглянулся. В разгаре спора он не заметил, как Сю-Те исчезла. Чувство огромной утраты заставило его в мгновение ока выскочить на улицу, ошеломив даже видавшего виды дежурного. Изощренная нервная чувствительность толкнула Вир Норина налево. Через минуту он увидел Сю-Те впереди. Она шла, опустив голову, продолжая сжимать в кулачке свой бесполезный красный «документ».
Ни разу еще Вир Норин не испытывал такого стыда за невыполненное обещание. И еще что-то примешивалось к этому — смутное и чрезвычайно неприятное, может, чувство древнего мужского достоинства, которое было попрано в глазах прелестной женщины, очутившейся к тому же в беде.
— Сю-Те, — позвал он.
Девушка обернулась, мгновенная радость промелькнула в ее лице, чуть подняв уголки скорбно сложенных губ, от одного вида которых стеснилось сердце землянина. Он протянул ей руку.
— Пойдемте!
— Куда? Я и так доставила тебе неприятности. Я вижу, ты здесь такой же чужой, как и я, и не знаешь, что можно и что не позволено. Прощай!
|
|
Сю-Те говорила с проникновенной убежденностью. Мудрая печаль светилась в ее больших глазах, невыносимая для земного человека, с рождения воспитанного для борьбы против страдания.
Астронавигатор не желал применять психическую силу, чтобы подчинить девушку своей воле, но ему нечем было убедить ее.
— Мы зайдем ко мне. Ненадолго! Пока я не поговорю с друзьями и не найду комнаты для вас, а заодно и для себя. Прежде мне гостиница была безразлична, а теперь отвратительна.
Сю-Те покорилась. Они снова вошли в вестибюль, где дежурный встретил их циничной усмешкой. Вир Норину захотелось наказать его: через несколько секунд дежурный подполз к Сю-Те, протягивая ей ключ от комнаты Вир Норина. На Тормансе все общественные учреждения и комнаты старательно запирались — слабая попытка бороться с чудовищно распространенным воровством. С умильной физиономией дежурный поцеловал запыленную ногу девушки. Она обомлела и пустилась бежать. Вир Норин поймал ее за руку и повел в отведенные ему двухкомнатные апартаменты, считавшиеся роскошью у столичных гостей.
Он усадил свою усталую и потрясенную до глубины души гостью в мягкое кресло. Заметив, что она нервно облизывает пересохшие губы, дал ей напиться; положив руку на горячий лоб Сю-Те, успокоил ее и лишь после этого вызвал из-под кровати девятиножку. СДФ темно-сливового цвета тихо загудел, Сю-Те вскочила, переводя взгляд с машины на Вир Норина со смешанным выражением опаски и восторга.
Вир Норин принялся было вызывать Таэля, но нашел лишь дежурного по связи с землянами, из единомышленников инженера. Вир попросил дежурного найти ему пристанище среди «джи».
Окончив разговор, он переключил СДФ на прием, уселся рядом с Сю-Те и стал расспрашивать ее, пока не почувствовал, что она успокоилась и лишь борется с тяжелой усталостью. Ничего не стоило погрузить в крепкий сон девушку, послушно свернувшуюся клубочком в кресле. Сам Вир терпеливо выжидал, пока заговорит СДФ, тоже отдыхая перед прощением «мастерской» медикобиологического института. Прошло более двух часов. Раздался едва слышный вызывной сигнал, и на экране появился встревоженный Таэль, всегда опасавшийся несчастий.
Вир Норин тут же получил адрес. В кварталах, занятых домами «джи», где жил одинокий профессор Ассоциации Архитектуры, к услугам землян нашлось две удобные комнаты. Там обитала в основном техническая интеллигенция, среди которой немалую роль играли единомышленники Таэля, из числа смотревших фильмы «Темного Пламени».
Сю-Те проснулась и осматривалась, натягивая на колени измятое платье.
— Идите умойтесь, — весело предложил астронавигатор, — и мы пойдем обедать, а потом — на квартиру.
Комната найдена, только она будет рядом с моей. Это вам не помешает?
Сю-Те радостно хлопнула в ладоши.
— Вовсе нет! Так скоро? Ох, как я долго спала! Последние две ночи я ехала, стоя в коридоре, у меня кончились деньги…
— Так вы очень голодны! Идемте же!
Они зашли в большой Дворец Питания, хорошее, по меркам Ян-Ях, здание с оправленными в железо стеклянными дверями и отделкой из полированного камня.
Сю-Те, смущаясь своего легкого, дешевого платья — в эти часы женщины обычно носили брюки, — забилась в угол и оттуда с любопытством следила за незнакомой обстановкой и поведением столичных людей. Вир Норин тоже любил это делать в свободные минуты. Им подали обед. Украдкой поглядывая на свою спутницу, он удивлялся, как красиво, без жадности и без нарочитой манерности ела эта, без сомнения, очень голодная девушка. Совсем как жительница Земли. Вир Норин лишь после узнал, что Сю-Те не получила воспитания и ее приятные манеры объяснялись врожденной душевной деликатностью.
Недалеко от них, у полированной колонны из серого искусственного мрамора, сдвинув несколько столиков, расположилась шумная и развязная компания молодых людей. Вир Норин и Сю-Те могли свободно обмениваться впечатлениями, не привлекая ничьего внимания. Между столами танцующей походкой прохаживалась девушка в красно-коричневом платье, на редкость хорошо сложенная для тормансианки. Она ходила прямо и гордо, умное ее лицо с задумчивым и грустным выражением было вызывающе накрашено. Среди посетителей и подавальщиц она производила впечатление редкости, но легкий налет вульгарности прикрывал ее изящную манеру держаться. Ноги девушки в золотых туфлях с высокими каблуками ступали легко и вкрадчиво.
— Смотрите, какие красивые ноги! — воскликнула Сю-Те.
Астронавигатор покосился на маленькие ступни своей спутницы, обутые в сандалии-подошвы с двумя ремешками, сходившимися между большими и вторыми пальцами. Ровные, как у детей, ноги Сю-Те казались босыми и беззащитными. Она спрятала их под стол и повторила:
— Смотрите, как она печальна. Это участь всех красивых девушек. Может быть, ей надо сказать утешение, как и мне?
Астронавигатор промолчал, подумав, что Сю-Те недаром обратила внимание именно на эту девушку. И та и другая выделялись своей серьезностью среди других молодых женщин с их нервной крикливостью и кривляньем, считавшимися модными в столице Торманса.
— Я чувствую, ты совсем необыкновенный человек. Может быть, — в глазах Сю-Те мелькнул испуг, — переодетый «змееносец»?
— Вы когда-нибудь слыхали, чтобы хоть один «змееносец» помогал первым встречным? — улыбнулся Вир Норин.
— Никогда! — обрадовалась девушка. — Но почему ты не говоришь мне «ты», как принято у нас? Почему?
— Объясню потом.
Конец обеда прошел в молчании. Притихшая Сю-Те пошла за Вир Норином в поисках дома с обещанным жильем. Они заблудились в старой части города, с тесными, кривыми улочками. Вир Норин остановил прохожего «кжи».
— Поднимайся направо, — сказал тот, — увидишь кварталы серых домов вроде бы из кирпича. Как залают собаки, можно считать, что пришел.
В кварталах домов «джи» Вир Норин и раньше видел немало собак, которых на поводках прогуливали женщины. В других местах города он не заметил никаких домашних животных. Для землянина не было сомнения, что собаки завезены сюда с родной планеты, их поразительное сходство с темными не могло быть случайным.
— Здесь слишком много собак! — удивилась Сю-Те. — Зачем они?
— Наверное, у долгоживущих есть время, чтобы уделять его животным. Мне всегда собаки казались пленниками тесных домов и комнат, годных разве что для кошек…
— И для человека, — вставила Сю-Те.
— Да, к сожалению. Наиболее восторженными любителями собак иногда бывают одинокие неврастеники или обиженные чем-то люди. Для них привязанность собаки служит опорой, как бы убеждая их, что и они для кого-то высшие существа. Удивительно, насколько многолико это стремление быть высшим существом! Опасность, недооцененная психологами древности!
— Нашими психологами в древности? Ты знаешь историю?
— Немного.
— Как бы мне хотелось знать ее побольше! История была для меня самым интересным предметом в школе…
Хозяин квартиры оказался дома. Высокий, старый «джи» низко поклонился астронавигатору, осторожно пожал руку Сю-Те. В темной узкой передней Вир Норин обратил внимание на массивную входную дверь с несколькими сложными замками.
— Это не против ворья, — пояснил хозяин, — они, если захотят, все равно вломятся.
— Неужели?
— Конечно. Я думаю, не многие отдают себе отчет, насколько мы, «джи», беспомощны перед хулиганами и ворами. Обороняться нам нельзя. Даже если бы имели оружие! Приходится отвечать за причиненное увечье, если бы на тебя даже нападали с ножом. Меня удивляет, как еще мало «кжи» используют предоставленные им государством возможности: врываться в квартиры, избивать, оскорблять.
— Зачем же государству поощрять безобразия?
— Очень просто. Это дает разрядку недовольным жизнью и видимость свободы. Воры не так страшны, они ограничатся кое-какими вещами. Куда опасней «глаза владыки»! Они подбирают ключи, шарят по квартирам в надежде найти запрещенные книги, песни, личные дневники, письма.
— И это все запрещено?
— Вы с неба свалились?! Ах, простите, в самом деле… — Хозяин смешался.
Вир Норин попросил отвести их в комнаты.
Квадратные, задрапированные коврами и занавесями, они показались Сю-Те очень уютными. Выбрав по настоянию хозяина комнату, выступавшую — в виде фонаря — на улицу, она с трудом сдерживала слезы благодарности.
— Я знаю, молодые девушки любят мечтать, наблюдая идущую мимо жизнь, — неожиданно ласково сказал профессор.
— У вас есть дочери? — спросила Сю-Те.
— Была… Умерла во Дворце Нежной Смерти: оказалась «кжи» по способностям и не захотела воспользоваться моим правом.
— Каким? — тихо спросил Вир Норин.
— Правом сохранить одного человека из моей семьи, даже если он «кжи». Для ухода за будущим стариком, еще нужным для государства. И вот не осталось никого…
Вир Норин переменил тему разговора, попросив позволения попозже привести СДФ, чтобы не привлекать внимания.
Хозяин одобрил эту осторожность.
— А вас, Сю-Те, — сказал Вир Норин, — я попрошу не ходить никуда, пока не получите карточки для полноправного житья в столице.
— Не беспокойтесь! Я присмотрю за ней и никуда не выпущу вашу птичку. Верно, она похожа на гитау?
Вир Норин признался, что понятия не имеет об этом существе.
— Маленькая, с черно-пепельными головкой и хвостом, грудка у нее вишневая, спина и крылья ярко-синие, лазурные. Неужели не видели?
— Нет!
— Простите старика! Я все забываю, что вы не наш.
Вир Норин заметил, как вздрогнула Сю-Те.
До института Вир Норин добрался уже после наступления темноты. «Мастерская» еще только собралась. Как всегда, приход землянина вызвал нескрываемое любопытство, в среде ученых оно было особенно острым.
Вир Норин помнил предупреждения Таэля. На каждом собрании, помимо тайных агентов Совета Четырех, могли быть установлены приборы для записи речи и подслушивания разговоров. Бедность ресурсов не позволяла проделывать это на каждом собрании, но там, где присутствовал земной гость, звукозапись производилась наверняка. И он решил не вызывать разговоров, опасных для собеседников.
К удивлению астронавигатора, присутствующие вели себя непринужденно и высказывались довольно резко. Наслушавшись о произволе олигархов, Вир Норин даже встревожился. За такие речи ученых должны были немедленно упрятать в тюрьму. Лишь позднее до него дошла психологическая тонкость политики Чойо Чагаса: пусть выговариваются — они все равно не могут не думать о положении общества, — пусть разражаются пустыми речами, зато не будут создавать конспиративных организаций, борьба с которыми привела бы к нежелательным изъятиям из среды ценных для государства интеллигентов.
Первым выступил молодой, аскетического вида ученый с гневным огнем в глазах и выступающим подбородком. Он говорил о бесполезности дальнейшего развития науки: чем шире становится ее фронт и глубже проникновение в тайны природы, тем больших усилий и материальных затрат требуется для каждого шага. Быстрые продвижения одиночек невозможны. Познание оказалось слишком многосторонним, все более сложные эксперименты замедляют ход исследований и, кроме того, громоздят горы неиспользуемой информации. При малой затрате средств на науку нет никакой надежды, что она сможет разрешить стоящие перед ней задачи, проникнуть в глубокие противоречия биологических механизмов и социального развития. Выходит, они, ученые, получают от государства привилегии за то, чего сделать не могут, то есть являются паразитами, живущими на ренту приобретенных званий. Раздробленное знание углубляется в вопросы, практически уже ненужные, потому что резервы планеты исчерпаны. Ученый закончил призывом отказаться от жреческой амбиции и обратить свои взоры к небу, откуда появляются звездолеты могучих цивилизаций, сумевших не разграбить доставшуюся им природу, и прежде всего — землян, братски похожих на людей Ян-Ях.
Сидевший около Вир Норина заместитель директора покачал головой и шепнул:
— Опасная речь, очень опасная.
— Ему что-нибудь угрожает?
— Серьезные последствия.
— Он будет наказан государством?
— Не думаю. Но коллеги не простят ему такого саморазоблачения.
Перед столом, где заседал совет «мастерской», встал другой ученый, бледный и хмурый, чеканивший слова с ядовитой насмешкой:
— Нельзя призывать на помощь другие цивилизации космоса. Они явятся завоевателями, и мы сделаемся их рабами. Это предвидел великий Ино-Кау в Век Мудрого Отказа, то есть в момент первого контакта с инопланетными культурами. Пусть простит земной гость, но таков взгляд реалиста, а не романтического мечтателя!
— Я не удивляюсь! — подал реплику Вир Норин. — На Земле, еще в Эру Разобщенного Мира, знаменитый китайский ученый Янг требовал, чтобы мы не отвечали на вызовы, если они придут с других планет. В это же самое время немецкий астроном Хернер заявил, что в установлении связи с другими мирами он видит последнюю возможность избежать всепланетного самоубийства. Он подразумевал войну с использованием страшнейшего оружия, изобретенного к тому времени наукой.
Заместитель директора института, взяв слово, перечислил благодеяния, внесенные в биологическую медицину учеными института: лекарства, особенно галлюциногенные наркотики, и методы перестройки психики.
— Вот реальное опровержение инсинуаций первого оратора, будто наука не результативна в социальных делах. Она имеет прямое отношение к благам для человечества.
— Простите чужеземца, — вмешался Вир Норин, — каким образом?
— Информация, как бы обширна она ни была, сама по себе не порождает мудрости и не помогает человеку одолеть свои затруднения. Безмерная людская глупость не дает возможности понять истинную природу несчастий. С помощью наших аппаратов и химикалий мы вбиваем в тупые головы основные решения социальных проблем. По заданию великого и мудрого Чойо Чагаса мы создали гипнотического змея, раскрывающего замыслы врагов государства. Наш институт изготовил машины для насыщения воздуха могущественными успокоителями и галлюциногенами, ничтожное количество которых способно изменить ход мыслей самого отчаявшегося человека и примирить его с невзгодами и даже смертью…
— Да, но наука не сумела даже выяснить смысл существования человека, — вдруг перебил заместителя директора новый оратор, человек с редкой и узкой бородкой, похожий на древних монголов. — Люди не больше понимают цель жизни, чем ужасные животные суши и океана, исчезнувшие с лица планеты Ян-Ях, поэтому я не склонен торжествовать, как наш высокоуважаемый начальник. В глазах невежественных людей, будь то «кжи» или высшие слои общества, наука всегда права, разбивая издревле установившиеся представления. Они думают, что наука сама по себе наиболее благородный инструмент человека, извращенная только скверной его натурой, что она самая эффективная сила жизни. Короче говоря, в их представлении мы должны всегда идти только научным путем — магическим, превращающим ученого в волшебника и оракула! Какая ирония! Нужно ли говорить, какой горький урок получили благодаря этому предрассудку народ и вся в целом планета Ян-Ях!
Дата добавления: 2020-04-25; просмотров: 173; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!