И я, зажмурив на проблемы глаза, кинулась в центр города. Через три дня Рождество. А у меня нет платья. Имею право или как?
Кажется, во мне проснулась не только Женщина, но и стерва. Только стерва может так безоглядно идти на поводу у желания. И когда? Сегодня! Когда долги жить мешают, а еще всяких заморочек много.
Я шла по улице. Толпа, оживленная и праздная в предвкушении Рождества, — навстречу. Живой водоворот увлекал. И отвлекал. Хотелось думать о празднике и не думать о сантехнике Коле. А еще хотелось думать о себе что-нибудь очень хорошее. И я думала, в витрины пялясь. Я отражение искала. Находила. Отражение нравилось. А мысли тугими спиральками скручивались. Были они легкими, цветастыми, как серпантинки.
И вдруг «серпантинки» оборвались. Разом. Это случилось в тот миг, когда я остановилась у огромной витрины шикарного бутика. На меня смотрел манекен. Взгляд пристально-серый. Губы сочно-алые. Прическа «а-ля Клеопатра». И нежнейший румянец. Про такой говорят «персиковый».
На манекене шуба, а из-под шубы — кружевное густо-вишневое бикини. И все. И больше ничего.
Мы, не мигая, смотрели друг на друга. И, кажется, мы понимали друг друга. Но выразить не могли. Меж нами непробиваемая стена-Комок обиды вдруг подступил к горлу: ну почему на манекене — не на мне?!
Я проглотила обиду и, прижав сумку, где деньги, заскользила на каблучках дальше. Искать платье. О долгах вконец забыла. Они не существовали. Испарились. Растворились. Их сожрал Бермудский треугольник. И вообще, через три дня Рождество. А я — женщина...
|
|
|
Платье искала долго. Бутики класса «Шарм», «Ева», «Бомонд», «Флирт»... голосами напомаженных продавщиц говорили «нет» и велели подойти после праздника. После праздника не хотела. Я хотела сегодня-Платье нашла, когда день перешел в вечер, и размякший под ногами толпы снег сцепило морозом.
Из огромного зеркала примерочной на меня глядела... Нет, я, пожалуй, употреблю это слово. На меня глядела богиня. Я чудо была как хороша. Дорогая вещь мягко обнимала плечи, грудь... А там, где бедра, вдруг сильно сужалась и соскальзывала к щиколоткам.
Не дыша от восторга, я вглядывалась в отражение. На мгновение показалось — это вовсе не платье, это моя кожа, так потрясающе хорошо было в сказочном черном «чулке»...
Платье стоило чуть меньше видеокамеры. Я попросила завернуть. На сдачу купила пилку для ногтей «Произведено в Италии» и патрончик помады.
Я вышла из бутика. Голова почему-то кружилась. Я не знала, куда его надену. И с чем его надену. Но я знала: у меня есть платье фасона от «сих» до «сих» и где голая спина. О том, что недра кошелька снова пусты, думать не хотелось. Ну вот хотя бы сейчас...
Своим безрассудством, смахивающим на легкую авантюру, я окончательно разбудила в себе стерву...
|
|
|
Праздник, робко проскользнувший в будни, захотелось вдруг продлить. Не завтра, а прямо сейчас. И я коснулась озябшей рукой золоченой ручки роскошного бара, над которым неоново светились иностранные слова. Если перевести на русский, получится «Я тебя люблю».
В баре журчали фонтанчики. Золоченые бра мягко проливали на стены свет. Пахло дорогим кофе. А еще дымом дорогих сигарет. Столики на причудливо изогнутых ножках стояли у стен. А огромные пухлые кресла манили в свои объятия.
И я окунула себя. Хулио Иглесиас повел вдруг старую песнь о любви. И стало вовсе хорошо.
На остатки купюр заказала, почти что расточительно, горячий шоколад, джин с мороженым, киви.
Когда джин растворил остатки благорассудства, а витая черная свеча — она на столике стояла — уронила самую жаркую из своих слез, ко мне подсел Некто.
Он выглядел недурно. Высок, худощав, волосы темные, но не щеголь. Незнакомец плохо говорил по-русски. Назвался Франсисом. Сказал, что приехал из Марселя. От Франсиса очень дорого пахло... Еще он сказал, что хочет за мной поухаживать. Я разрешила, запивая слова горячим шоколадом.
|
|
|
С трудом подбирая русские слова, Франсис сказал, что он режет людей (хирург, в смысле). И что несколько месяцев работал в нашем городе в одной из клиник: требовалась практика. Потом спросил, какая работа у меня.
Потом мы танцевали. Потом снова говорили. Когда вечер перекинулся в ночь, Франсис вызвался меня проводить.
В хрустко-новенький пакет, где в другом, меньшем пакете, лежали платье с голой спиной, пилка для ногтей и помада, он опустил огромную коробку конфет и бутылку коньяка «Камю». Мне подарок. Пакет стал тяжелым. Франсис понес сам.
Дата добавления: 2020-04-08; просмотров: 107; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!