Астрид (50) приходит на терапию
Она обратилась к психологу, чтобы он помог ей принимать разумное решение в ситуации выбора:
«Я рассказала психологу о своем стыде, о том, с чем я мирилась, когда была замужем. Я чувствовала вину за то, что моя жизнь не ладилась. Психолог ответил, что для самокритики нет никаких оснований. Дело было не во мне, а в том, что я страдала от последствий травмирующих переживаний, полученных в детстве.
Он также сказал, что моя мать своими непрекращающимися нападками лишила меня естественного защитного механизма, которым обладают все дети. Когда я говорила "не хочу", она не слушала меня, относилась ко мне безо всякого уважения. Стыдно, когда твои собственные родители тебя оскорбляют. Это означает, что ты ничто. Ведь родители должны любить и поддерживать своих детей.
Это объяснение, данное посторонним человеком, подействовало на меня благотворно. Легче было переживать последствия травмы, чем испытывать стыд от того, что я не заслуживаю уважения. Я "приняла" свою травмированность, но ежедневно работаю над ее последствиями. Я осознаю, что мои иррациональные реакции и поступки в различных ситуациях обусловлены тем, что происходило со мной много лет назад».
Астрид выросла в материально благополучной семье, ее родители всю жизнь прожили вместе. Все было как надо – дом, еда, одежда, возможность получения хорошего образования. Но потребность Астрид в любви и признании так и осталась без удовлетворения. Мать насмехалась над ней, шпыняла и критиковала. Отец ничего не говорил, тем самым давая молчаливое согласие на травлю.
|
|
|
«Ощущение собственной неполноценности и никчемности с возрастом не исчезло. Я была в смятении, сама не знала, кто я такая. И когда приятный парень попросил моей руки, я согласилась. Хотя слабый голос интуиции подсказывал мне, что это не мой мужчина, я тем не менее вышла за него. Я привыкла к тому, что другие решают, что для меня лучше, я была лишена воли».
В замужестве она обрела статус и материальную обеспеченность, но не теплоту, любовь и близость, в которой так нуждалась. В результате после 20 лет брака Астрид сорвалась.
«Я много работала над осознанием механизма, который заставляет меня раз за разом попадаться на крючок. Я не могу разглядеть этот крючок, пока не станет слишком поздно. Сейчас я понимаю, что пыталась найти столь желанные любовь и признание в каждом новом возлюбленном, муже. Как будто я надеялась, что кто‑то может переписать историю моей жизни. Вот придет принц, поцелует меня, я очнусь, и кошмар закончится. Я чувствовала собственные ценность и значимость только в начале этих отношений. Однако со временем это позитивное принятие постепенно сходило на нет, возникали трения. Я чувствовала себя жалким птенцом. "Растрепыш" – так я сама себя называла. Размышляла о том, что радуюсь, получив лишь зачерствевшие крохи добра. Чувствовала стыд, потому что с благодарностью принимала все, что окажется в кормушке. Когда меня критиковали, когда я ощущала себя отверженной, во мне начинал звучать голос, говорящий: "Ты ничего не стоишь, ты безнадежна, ведь так всегда говорили мама и папа. Ты должна радоваться тому, что кто‑то вообще хочет быть с тобой. Ты сама виновата в том, что с тобой происходит".
|
|
|
Я знаю, что мне плохо удавалось защищать собственные границы. Из страха перед конфликтами, шумом и разбирательствами я продолжала молчать. Я не понимала того, что молчание равносильно согласию на то, чтобы кто‑то попирал мои границы».
Повзрослевшая жертва может сама стать агрессором
У повзрослевших жертв насилия могут сформироваться деструктивные модели поведения, ведущие к проявлениям агрессии. У одних могут возникнуть мысли об убийстве или мщении. Другие становятся на путь саморазрушения, занимаются членовредительством, начинают пить или употреблять наркотики.
|
|
|
Некоторые тратят массу энергии на вытеснение болезненных переживаний и детских травм. Незаживающие раны трансформируются в плотный сгусток боли, спрятанный за фасадом благополучия. Жертвы стараются игнорировать эту боль.
Исследования показывают, что жертвы насилия сами часто превращаются в агрессоров. Это можно объяснять по‑разному. Вероятно, агрессия является способом избавления от чувства собственного бессилия и беспомощности. Как пишет профессор философии Арне Юхан Ветлесен:
«Мы вновь обращаемся к плохому в стремлении расквитаться с ним раз и навсегда – победить, уничтожить и стереть с лица земли, становясь палачом, а не жертвой» (T. Wyller. Skam. 2001).
Одним из примеров такой компенсации является инцест – данные исследований говорят о том, что большинство агрессоров сами в детстве подвергались сексуальному насилию. То есть они воспроизводят насилие, от которого пострадали сами. Такое насилие можно рассматривать как средство избавления от чувства собственного бессилия и беспомощности. Также установлено, что у жертвы психопатического насилия может развиться психопатическое расстройство личности. Сочетание наследственности и среды определяет возможность и интенсивность развития этого расстройства (Dahl og Dalsegg. Sjarmør og tyrann. 2000).
|
|
|
Оставаясь в позиции жертвы
Осознанно или, как правило, неосознанно некоторые люди предпочитают оставаться в роли жертвы. Они боятся напряженных усилий и неприятных ощущений, сопутствующих борьбе за избавление от психопатического партнера, чаще всего от супруга/супруги. Они просто остаются, думая, что так будет лучше для детей или для них самих. Бывает, что они находятся в финансовой зависимости от психопата или не чувствуют в себе сил для начала новой жизни и самостоятельности. Некоторые также жалеют невыносимых, деструктивных партнеров, думая, что те пропадут, будучи брошенными.
Находясь в разрушительных отношениях, нельзя забывать о том, что поведение родителей является примером для их детей. Некоторые считают, что именно из‑за детей надо терпеть и оставаться в невыносимом браке. Однако дети подвергаются воздействию царящей в семье атмосферы и могут перенять агрессивные модели поведения. Они также перенимают дурное обращение, привыкают считать нормой оскорбления, злые насмешки, издевательства, безразличие и т.п. Меж тем важно объяснять детям, что такое поведение недопустимо, и личным примером доказывать им это.
Некоторые жертвы не прерывают разрушительных отношений, потому что война стала их привычным состоянием и они не могут без нее обойтись. Они испытывают потребность воевать с супругой/супругом. Порой они так адаптируются к этой войне, что даже перенимают стиль поведения агрессора во взаимодействии с другими людьми. Они забывают о том, что такое здоровые отношения. Их поступки начинают носить психопатический характер. Деструктивное поведение обоих родителей создает серьезные проблемы для детей. Одна взрослая женщина выразила это так: «Мать и отец сидели каждый в своем окопе и стреляли друг в друга. Они не видели и не понимали, что их четверо детей находятся на линии огня. Все четверо серьезно пострадали и еще долго залечивали свои "огнестрельные" раны».
Случается также, что люди остаются в роли жертвы после разрыва тяжелых отношений. Несмотря на то что им плохо и они постоянно говорят об этом, меняться они не хотят. Может показаться, что им даже нравится культивировать статус жертвы и зависеть от тех преимуществ и внимания, которые он дает. Они все еще не принимают ответственности за собственные решения, предпочитают оставаться в привычной роли, избегая непростых, возможно, болезненных, изменений в своей жизни.
Окружающие обычно сильно устают от общения с такими жертвами. Их утомляют одни и те же истории, жалобы на то, что все плохо. Жертвы порой так поглощены собственным «Я» и своими переживаниями, что могут отталкивать людей от себя. Почему так нелегко прервать разрушительные отношения? Созависимость
Почему кто‑то предпочитает оставаться в негативных, разрушающих отношениях? Этот вопрос нередко возникает в контексте обсуждения положения женщин, подвергающихся насилию. Это явление довольно распространено – женщина остается с мужем, несмотря на то что он плохо с ней обращается, подвергая физическому или психологическому насилию.
Как мы уже говорили, причины могут быть разными – интересы детей, сохранение видимости благополучия, боязнь мести или финансовая зависимость от мужа. Другой значимой причиной сохранения отношений является эмоциональная зависимость, стойкая психологическая привязанность к агрессору.
Сиссель была юной студенткой, когда влюбилась и вышла замуж за мужчину, имевшего ярко выраженные психопатические черты. Она не могла прервать отношения в течение шести‑семи лет, и это несмотря на то что у них не было детей. Вот что она рассказала:
«Я была совершенно уверена в том, что единственной альтернативой отношений с ним станет одинокая тоскливая жизнь где‑нибудь на съемной квартире. Не знаю, почему я так думала, но, вероятно, в нашем браке я потеряла саму себя. Муж изолировал меня от общения с людьми, мы жили в вакууме, где он единолично распоряжался и принимал решения. Я не возражала, никому не рассказывала о том, что происходит, и отмахивалась, если кто‑то из обеспокоенных родственников или друзей спрашивал меня о моей жизни».
Так же, как человек втягивается в алкогольную зависимость, можно втянуться и в зависимость от отношений с партнером. Так же, как близкие алкоголика могут стать созависимыми, так и человек, состоящий в разрушительных отношениях, может стать зависимым от них.
Партнер, подвергающийся воздействию оскорбительного поведения, пытается контролировать проявления насилия и избегать их. Женщина, которую изводят психологически или физически, адаптируется к существующим условиям: она не делает того, что может спровоцировать мужа, заботится об идеальной чистоте в кухне, чтобы он был доволен, никогда не встречается вечером с подругами и т.д.
Чем больше она подстраивается под настроения, вкусы и привычки мужа, тем сильнее она привязывается к нему. Типичным проявлением созависимости является чувство ответственности за эмоциональное состояние и потребности партнера. Характерными для жертвы также являются низкая самооценка, устойчивое чувство вины, боязнь быть отвергнутой и покинутой, что и произошло с Сиссель.
Чувство сострадания
Тот, кто находится в близких отношениях с деструктивным партнером и не может от него/нее уйти, как правило, испытывает трудности в отделении любви от чувства сострадания. В таких «безнадежных» отношениях, как правило, бывают светлые, хорошие периоды, которым нередко придается слишком большое значение. Когда пара живет в гармонии и жертва чувствует доброту и поддержку, она обретает новую надежду и энтузиазм. Приятные моменты наводят жертву на мысль о том, что агрессор – все‑таки хороший человек. Она видит в нем взрослого, в котором живет травмированный ребенок (что, в принципе, соответствует действительности). Она хочет, порой неосознанно, спасти этого ребенка своей добротой и любовью. Может показаться, что некоторые женщины изливают на таких травмированных «детей» материнскую любовь, считая, что их долг – терпеть и сносить обиды. Женщина, мать двоих детей, говорит об этом так: «У меня трое детей, и я не могу бросить старшего – своего мужа».
На поверку нередко оказывается, что жертвы путают любовь и сострадание. Это смешение возникает не только в отношениях пар, но также в отношениях «дети – родители», да и в любых других.
Смена плохих и хороших периодов не только дает надежду на положительные изменения, но и порождает эмоциональный хаос в душе жертвы: встретив доброту и поддержку вместо ожидаемого наказания, жертва воспринимает это как дар и, в худшем случае, будет чувствовать себя обязанной.
Дата добавления: 2020-04-25; просмотров: 116; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!