РАЗДЕЛ II. РОССИЯ В XVI—XVII вв.: ОТ ВЕЛИКОГО КНЯЖЕСТВА К ЦАРСТВУ 17 страница



К сему торговому уставу суконной сотни Сенка Борин руку приложил.

К сему торговому уставу суконной сотни староста Куземка Борин руку приложил.

К сему торговому уставу Митька Алмазников руку приложил.

К сему торговому уставу кадашевец Галька Власов, в место Алексея Иванова сына Рагозина, и руку приложил.

К сему торговому уставу суконной сотни Василей Шиловцов руку

приложил.

К сему уставу торговому Мясницкой полусотни Фетка Щепоткин руку приложил.

К сему торговому уставу кодашевец Иван Яковлев, и в место Филипа Савельева, руку приложил.

К сему торговому уставу суконныя сотни Юшка Чулаев (?) руку приложил. Еким Нечаев руку приложил.

К сему торговому уставу Голутвинной со(тни) Андрей Мядынцов, и в место Покровской с(лободы) Василья Никитина да Понкратьевской слободы старос(ты) Перфильева, по их веленью, руку приложил.

К сему торговому уставу кадашевец Агейко Мартинов сын Ломтев, и в места кадашевца ж Семена Тимофеива, по иво веленью руку приложил.

К сему торговому уставу Стретенские сотни сотцкой Борис Лазарев, и в место Ноугородцкие сотни сотцкова Елизарья Ананьина, да Ординские сотни сотцкова Прокофья Федорова, да Воронцовские сотни старосты Сергия Иванова, да Устюжские полусотни сотцкова Екима Федорова, по их челобитью, руку приложил.

К сему торговому уставу кодашевец Кондратей Добрынин руку приложил.


К сему торговому уставу Новомининской слободы староста Левонтей Данилов, и в место Семеновской слободы старосты Кондратия Григорьева да Олексеевской слободы старосты Данила Сергеева, по их челобитью, руку приложил.

К сему торговому уставу садовник Павел Козмин руку приложил.

К сему торговому уставу Кузнецкие слободы староста Микифорка Васильев, и вместо Кажевницкаго старосты Конана Иванова и вместо Екатерининские слободы старосты Макара Иванова, по их веленью, руку приложил.

К сему торговому уставу Семен Сверчков руку приложил.

К сему торговому уставу Огородные слободы Ивашко Исаев, и в место Ивана Ипатова тое ж слободы, по ево веленью, руку приложил.

К сему торговому уставу Дмитровы сотни соцкой Фетка Осипов руку приложил.

К сему торговому уставу Зилка Погорелкин руку приложил.

К сему торговому уставу бараш Максимко Андреев, вместо Барашские слободы старосты Акинфея Петрова, по его веленью, руку приложил.

К сему торговому уставу Гончарной слободы Куська Зиновьев, в места Гончарной слободы старосты Андрея Порфильева, по ево веленью, руку приложил.

К сему торговому уставу Гончарной слободы теглец, вместа Басманныя слободы старосты Петра Иванова, по ево веленью, руку приложил.

К сему уставному торгу Покровские сотни Сенка Никитин сын, в место старосты Кошевные сыромятные слободы Алексея Яковлева, по ево веленью, руку приложил.

К сему уставному торгу Прховские сотни Данилко Иивлев руку приложил.


К сему торговому уставу Большой Конюшенной слободы староста Микитка Федов (Федоров?), и в место отчинной Конюшенной слободы старосты Акинфека Иванова, по ево веленью, руку приложил.

К сему торговому уставу вологжан посацких людей мирской стряпчей Демка Масляников, и в место Гаврила Фетиева, руку приложил.

К сему торговому уставу вологжанин Ивашко Иванов руку приложил. К сему торговому уставу новгородец посацкой человек Данилка Кирилов, и в место новгородца ж посацкого человека Степана Никифорова,

по ево веленью, руку приложил.

К сему торговому уставу вологжанин посацкой человек Якимко Епимахов, и в место Якова Васильева сына Кривощекова, по его веленью, руку приложил.

К сему торговому уставу псковитин посацкой человек Андрюшка Блаксин, и в место псковитина посацкого человека Давыда Бахорова, руку приложил.

АНДРУСОВСКОЕ ПЕРЕМИРИЕ С РЕЧЬЮ ПОСПОЛИТОЙ1

Договор о перемирии на 13 лет и 6 месяцев между Государством Российским и Польским, учиненный на съезде в деревне Андрусове полномочными послами 30 января 1667 года

5. А которые городы и земли в сей прошлой войне от коруны Польской и Великого княжества Литовского завоеваны суть, и оставают во владении и в Державе его царского величества, се есть Смоленск со всею Северскою землею, с городами и с уездами, которые от того краю от Витебского и от Полоцкого и от Лифлянд, от Лютинского yездoв до Смоленска, то есть Дорогобуж, белая Невль, Себеж, Красное, також и Велиж, хотя издавна до

 

1 Источник текста: http://historydoc.edu.ru


Воеводства Витебского належащий с своими местами и с уездами, а с другого края, где есть Cеверскиe городы, около Чернигова все городы и земли, какими ни есть прозвищами и урочищами названные, оставатись имеют все в стороне его царского величества. <…>

11. Иные також все вязни от зачатия нынешней войны пойманные, так духовные, яко и мирские, шляхта и войсковые люди, старшие и молодшие и челядь разная всякого чину и полу и богомолия люди, также казаки Украинские, Татарове, под королевским величеством живущие, земляне и иные все служилые, хотя и в молодых летах будучие, так в коруне Польской, как и в Великом княжестве Литовском, в местностях, или в домах, или в бою, в замках, в местах, и где ни есть пойманные, хотя б ныне, в везенье были, или на службе его царского величества и у господ бояр заставали, хотя б там в государстве его царского величества с русскими особами поженились, или на веру русскую перекрестились, либо на дворах князей, во владении его царского величества будучих, или у мещан по городам в работе обреталися, также и жидов тех, которые в веру русскую не крестилися, всех с женами и с детьми и с животами их, никого не тая, и к заставанию не принуждаючи, доброю верою в сторону его королевского величества и Речи Посполитой взволить и выпустить его царское величество укажет; и которые б из них похотели в сторону его царского величества добровольно остаться, то им вольно иметь быть. А которые польского и литовского народа женский пол и жидовки вышли замуж за русских людей: и тем оставаться в сторону его царского величества при мужьях своих. <...>

18. И то постановили есмь, чтоб обои великие государи послали до хана Крымского и в своих грамотах сей утверженный покой ему объявили, чтоб для соседства Xaн Крымский с своими ордами был нашим великим государем в общей дружбе и в любительных ссылках, а от войны достаточно перестал, понеже великие государи наши уж меж собою в братской любви пребывают; а буде хан Крымской тем возгордит и в соседстве общим


приятелем быти не похочет, и войны своей достаточно не престанет, тогда так в Украйне, как и в Киеве, и в Запорогах, и в иных Украйных ropoдех, по обоим сторонам реки Днепра обои войска, так коруны Польския и Великого княжества Литовского, как и государства его царского величества Московского, с Украйными тамошними людьми против Орды и хановых сил всегда готовы быти имеют и отпор давати, как общему неприятелю будут также и в Запорогах к на Дону спомочной и оборонной промысл над бусурманы не престанет. <…>

 

КАЛЯЗИНСКАЯ ЧЕЛОБИТНАЯ1

«Список с челобитные, какова подана в 7185 [1677] году Калязина монастыря от крылошан на архимандрита Гавриила в его неисправном житии слово в слово преосвященному Симеону архиепископу Тверскому и Кашинскому

Великому господину преосвященному архиепископу Симеону Тверскому и Кашинскому бьют челом богомольцы твои, Колязина монастыря крылошаня, черной дьякон Дамаско с товарыщами.

Жалоба, государь, нам, богомольцам твоим, того же Колязина монастыря, на архимарита Гавриила. Живет он, архимарит, не гораздо, забыл страх Божий и иноческое обещание и досаждает нам, богомольцам твоим. Научил он, архимарит, понамарей плутов в колокола не во время звонить и в доски колотить, и оне, плуты понамари, ис колокол меди много вызвонили и железные языки перебили, и три доски исколотили, шесть колокол розбили, в день и ночью нам, богомольцом твоим, покою нет.

Да он же, архимарит, приказал старцу Уару в полночь з дубиною по кельям ходить, в двери колотить, нашу братью будить, велит часто к церкве

 

1    Цит. по: Калязинская челобитная // Русская повесть XVII в. / Сост. М. О. Скрипиль. — Л., 1954.


ходить. А мы, богомольцы твои, в то время круг ведра с пивом без порток в кельях сидим, около ведра ходя, правило говорим, не успеть нам, богомольцам твоим, келейного правила исправить, из ведра пива испорознить, не то, что к церкве часто ходить и в книги говорить. А как он, архимарит, старца к нам присылает, и мы, богомольцы твои, то все покидаем, ис келей вон выбегаем.

Да он же, архимарит, монастырскую казну не бережет, ладану да свечь много прижог. А монастырские слуги, теша обычай архимаричей, на уголье сожгли четыре овина. И он, архимарит, во уголье ладан насыпает и по церкви иконы кадит, и тем он иконы запылил и кадило закоптил, и нам, богомольцам твоим, от того очи выело, горло засадило.

Да он же, архимарит, приказал в воротах с шелепом стоять кривому старцу Фалалею, нас, богомольцев твоих, за ворота не пустить, и в слободу не велит сходить, и скотья двора присмотрить, чтоб телят в хлев загнать и кур в подполье посажать, благословение коровнице подать.

Да он же, архимарит, приехав в Колязин, почал монастырской чин разорять, пьяных старых всех разганял, и чють он, архимарит, монастырь не запустошил: некому впредь заводу заводить, чтоб пива наварить и медом насытить, и на достальные деньги вина прикупить и помянуть умерших старых пьяных. И про то, государь, разорение известно стало на Москве началным людям, и скоро по всем монастырем и кружалом смотр учинили, и после смотру лучших бражников сыскали — стараго подьячего Сулима да с Покровки без грамоты попа Колотилу, и в Колязин монастырь для образца их наскоро послали, и начальныя люди им приказали, чтобы они делом не плошали, а лучшия бы ковтаны с плечь сложили, а монастырского бы чину не теряли, а ремесла своего не скрывали, иных бы пить научили и нашу бы братью, крылошан, с любовию в монаст[ы]рь к себе приимали, и едину б мысль смышляли: как бы казне прибыль учинить, а себе в мошну не копить и рубашки б с себя пропить, потому что легче будет ходить. А если бы нам,


богомольцам твоим, власти не мешали и волю бы нам подали, и мы б колокола отвязали да в Кашин на вино променяли: лутче бы спать не мешали. Да он же, архимарит, проторно живет, в праздник и в будень нашу братью кует. Да он же об нас батоги приламал и шелепы прирвал, и тем казне

поруху учинил, а себе он корысти не учинил.

Да в прошлом, государь, годе весна была красна, пенка росла толста. И мы, богомольцы твои, радев дому святому, меж собою присоветовали, что ис тое пенки свить веревки долги да толсты, чем ис погребов ночью бочки с пивом волочить да по крылоским кельям возить, а у келей бы двери завалить, чтоб будильника не пустить, не мешали б нам пива пить, а к церкве б нам не ходить. А как мы пиво допьем, так и к церкве скоро пойдем. И он, архимарит, догадался, нашего челобитья убоялся, приказал пенку в веревки свивать да вчетверо загибать, да на короткие палки навязать, а велел их шелепами называть, а слугам приказал высоко подымать, а на нас, богомольцев твоих, тежело опущать, а сам, стоя, конархает и нам, богомольцам твоим, лежа, и кричать не поспеть, потому что за плечми телу нужно, а под  шелепами лежать душно. И мы, богомольцы твои, от тое его, архимаритовы, налоги поневоле в церковь ходим и по книгам чтем и поем. И за то он нам ясти не дает, а заутреню и обедню не едчи поем, и от тое мы изморы скоро помрем. Да он же, архимарит, великой пост вновь завел земныя поклоны, а в наших крылоских уставах того не написано. Написано сице: по утру рано, за три часа до дни, в чесноковик звонить, за старыми остатки «часы» говорит, а

«блаженна» ведре над вчерашним пивом, на шесть ковшов, «слава и ныне», до свету на печь спать.

Да он же, архимарит, нам, богомольцам твоим, изгоню чинит: когда

ясти прикажет, а на стол поставят репу пареную да ретку вяленую, кисель з братом да посконная каша на вязовой лошке, шти мартовские, а в братины квас надевают да на стол поставляют. А нам, богомольцам твоим, и так не сладко: ретка да хрен, да чашник старец Ефрем. По нашему слову ходил,


лучши бы было для постных же дней вязига да икра, белая рыбица, телное да две паровые, тиошка б во штях да ушка стерляжья, трои бы пироги да двои блины, одне бы с маслом, а другие с медом, пшонная бы каша да кисель с патокою, да пиво б подделное мартовское, да переварной бы мед. И у него, архимарита, на то и смыслу нет: у нас, знающих людей, не спросится, сам во нраве своем один живет, а з горя один хлеб жует, весь мед перекис, а сам воду пьет. И мы, богомольцы твои, тому дивимся, что у нашего архимарита вдруг ума не стало: мыши с хлеба опухли, а мы с голоду мрем. И мы, богомольцы твои, архимариту говорили и добра доводили, и к пиву приводили, и часто ему говорили: будет, архимарит, хочешь у нас в Колязине подоле побыть и с нами, крылошаны, в совете пожить, и себе большую честь получить, и ты б почаще пива варил да святую братию почаще поил, пореже бы в церковь ходил, а нас бы не томил. И он, архимарит, родом ростовец, а нравом поморец, умомо колмогорец, на хлеб на соль каргополец, нас, богомольцев твоих, ни в чем не слушает, а сам не смыслит, мало с нами пьет да долго нас бьет, а с похмелья нас оправливает метиолными комлями да ременными плетями, и та нам у него была честь ведра во всю спину ровна, и кожа с плечь сползла.

А коли мы, богомольцы твои, за правилом к вечеру утрудимся, до полуночи у пивного ведра засидимся и на утро встать не можем, где клобук с мантиею, не вспомним, и тогда мы немножко умедлим и к девятой песни поспеем, а иные к росходному началу. И он, архимарит, монашескому житию не навычен, крылоское правило и всенощное пиво ни во что вменяет, за то нас не смысля, крепко смиряет. А Колязина обитель немалая: после мору осталося старых лет запасов по подлавечью в хлебне — стулья да чепи, в мукосейне — по спицам шелепы да плети да сита частыя, в караулне, под лавки — снопы батогов, в кузнице по грядкам — кандалы да замки. У нас, богомольцев твоих, от слез очи мятутся, а за плечами кожи вертятся, и ночью не спится. И мы, богомольцы твои, тому дивимся, что он, архимарит, по се


время в Колязине живет, а по нашему пить не учится, а нашу братью бить горазд. Не лучше ли ему плыть от нас: на его место у нас много будет охочих великого смыслу. И на пусте жить не станем, и в анбаре простору прибавим: рожь да ячмень в солоды обростим да пива наварим, брашки насидим, а чево не станет, и мы вина накупим, учнем крестьяны нарежать колокола отвязать, и велим в Кашин провозжать да на вино променять, а так они ж нам много зла учинили, от пива отлучили и нищими всех нарядили. <…>Милостивый великий господин преосвященный Семион, архиепископ Тверской и Кашинский, пожалуй нас, богомольцев своих; вели, государь, архимарита счесть в колоколах да в чепях весом, что он ис колокол много меди иззвонил и с чепей много железа перебил, кладучи на нас, богомольцев твоих, а в уголье мерою, колоты да доски числом, и в той утерной казне отчот дать и свой милостивой указ учинить, чтоб наши виновати не были, потому что ему, архимариту, безчестье немалое, а платить нам нечем: крылоские люди живут небогато, а нажитку у себя имеют только лошка да плошка. А буде ему, архимариту, впредь мы надобны не будем, и мы, богомольцы твои, ударим об угол плошку да покладем в мешок лошки, да возмем в руки посошки, пойдем из монастыря по дорожке в ыной монастырь, где вино да пиво найдем, тут и жить начнем, пиво да вино допьем, и в иной монастырь пойдем и поживем по разсмотрению с похмелья да с тоски да с третьей брани и великия кручины; в Калязин монастырь зайдем погулять в житницах и в погребах и во всех монастырских службах в правду совершенно до смерти, буде есть у чего быть, по-прежнему в Колязине монастыре жить неотходно начнем.

Смилуйся, пожалуй!


ПОВЕСТЬ ОБ АЗОВСКОМ ОСАДНОМ СИДЕНИИ ДОНСКИХ КАЗАКОВ1

В 7150 (1641) году октября в двадцать восьмой день приехали к государю царю и великому князю всея Руси Михаилу Феодоровичу на Москву с Дона из Азова-города донские казаки: атаман казачий Наум Васильев да есаул Федор Иванов2. А с ними казаков двадцать четыре человека, которые сидели в Азове-городе от турок в осаде. И сидению своему осадному привезли они описание. А в том описании пишется.

 

В прошлом, пишут, 149 году июня в 24 день3 прислал султан Ибрагим, турецкий царь, против нас, казаков, четырех пашей своих с двумя полковниками, Капитоном да Мустафой, да из ближайших советников своих при дворе слугу своего, Ибрагима-евнуха, над теми пашами вместо него, царя, надсматривать за делами их и действиями, как они, паши его и полковники, станут действовать под Азовом-городом. А с теми пашами прислал он против нас обильную рать басурманскую, им собранную, совокупив против нас из подданных своих от двенадцати земель воинских людей, из своих постоянных войск. По переписи боевых людей — двести тысяч, кроме поморян и кафинцев, черных мужиков4, которые по сю сторону моря собраны повсюду из крымской и ногайской орды5, на наше погребение.

1 Цит. по: Воинские повести Древней Руси. — Л., 1985.

2 Наум Васильев руководил обороной Азова и возглавлял казачье посольство в Москву; есаул Федор Иванов Порошин — предполагаемый автор повести.

3 Осада Азова и приезд казачьего посольства в Москву происходили в одном и том

же — 1641 г., но по летосчислению XVII в. новый, 7150 (1642) год начался с первого сентября.

4 Т. е. подданных турецкого султана, живших по берегам Черного моря и в Кафе

(Феодосии); «черными» назывались люди, жившие на государственной земле (не крепостные)

5 Ногаи — тюркская народность; часть ногаев находилась в подчинении у

крымского хана.


Чтобы им живыми нас погрести, чтоб засыпать им нас горою высокою, как погребают они людей персидских1. И чтобы всем им через ту погибель нашу получить славу вечную, и нам от того была бы укоризна вечная. А тех черных мужиков собраны против нас многие тысячи, и нет им ни числа, ни счета. Да к ним же после пришел крымский царь, да брат его народым царевич Крым-Гирей2 со всею своею ордою крымскою и ногайскою. Крымских и ногайских князей, и мурз, и татар по переписи, кроме охочих людей, было 40 000. Да еще с тем царем пришло горских князей и черкесов из Кабарды 10 000. Да были еще у тех пашей наемные люди, два немецких полковника, а с ними солдат 6000. И еще были с теми же пашами для всяческого против нас измышления многие немецкие люди, ведающие взятие городов, и всякие воинские хитрости по подкопам и приступам, и снаряжение ядер, огнем начиняемых, — из многих государств: из греческих земель, из Венеции великой, шведские и французские петардщики. Тяжелых орудий было с пашами под Азовом 129 пушек. Ядра были у них великие — в пуд, и в полтора, и в два пуда. Да из малых орудий было у них всего 674 пушки и тюфяка, кроме пушек огнеметных, а этих было 32. А все орудия были у них цепями прикованы, из страха, как бы мы, вылазку совершив, их не взяли. И были с пашами турецкими против нас люди из разных земель, что под властью его, султана: во-первых, турки; во-вторых, крымцы; в- третьих, греки; в-четвертых, сербы; в-пятых, арапы; в-шестых, мадьяры; в- седьмых, буданы3; в-восьмых, босняки; в-девятых, арнауты; в-десятых, волохи4; в-одиннадцатых — молдаване; в-двенадцатых, черкесы; в- тринадцатых, немцы. А всего с пашами и с крымским царем было по спискам


Дата добавления: 2020-04-08; просмотров: 212; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!