В ЗДОРОВОМ ТЕЛЕ — ЗДОРОВЫЙ ДУХ
Чем сложнее задача, стоящая перед человеком, чем труднее путь к цели, тем напряженнее работает его мозг. В бою, в атаке солдат тоже напряженно думает. Если солдат сильный, закаленный, чувствует избыток сил, знает, что справится с противником, то он решительно идет вперед. Ну а если солдат слаб? Поднимается, а спина болит, сапоги от земли еле отрываются, винтовка кажется тяжелой. Ему любой противник покажется богатырем, и наверняка появится мысль: добегу, возможно, сил хватит, а что дальше буду делать? Такой солдат забывает о задаче, начинает думать о спасении своей жизни, отдает инициативу боя в руки врага.
Боевая практика убедительно показывает, что рукопашных схваток, когда оба противника с одинаковой энергией борются за победу, не бывает. Один из двух обязательно струсит и отступит, а если отступать некуда, будет защищаться, спасая свою жизнь. Второй, действуя решительно, будет выполнять задачу до конца. Этим вторым будет тот, у кого сильнее воля, кто физически и морально превосходит противника. Это психологический закон боя. Я служил в отряде, который, действуя в тылу врага, всегда уступал врагу и в численности, и в техническом оснащении, и в огневой мощи, но мы всегда побеждали в рукопашном бою. Ни немцы, ни японцы в рукопашных схватках никогда не действовали так решительно, как мы. Иногда они атаковали, но это был натиск массы людей, а те, кто соприкасался с нами вплотную, только защищались, в глазах у них был страх.
В июле 1941 года, только прибыв в отряд, я с группой разведчиков был высажен на вражеский берег для уничтожения одного из опорных пунктов. Командир, старший лейтенант Георгий Лебедев, принял решение атаковать опорный пункт с трех сторон. Нашей пятерке предстояло обогнуть две сопки, пересечь долину, и все это проделать скрытно. Мы торопились, а я, вероятно, больше всех, так как оказался метров на пятьдесят впереди товарищей. Залег в кустах и решил подождать. Вдруг из-за гранитного выступа выбежали два вражеских офицера и больше десятка солдат и направились прямо ко мне. Я прицелился и выстрелил. Офицер упал, остальные остановились. Стреляю в другого офицера — осечка. Перезарядил — снова осечка. Пока я возился, второй офицер заметил меня, выстрелил из пистолета, но промахнулся. Тогда я вскочил с земли и бросился вперед. Офицер больше не стрелял, он побежал, а за ним и все солдаты. Я гнал их метров семьдесят. Догнать не сумел, так как они скрылись в бетонированном укреплении. Я швырнул туда гранату. Потом подбежал Николай Доманов, и мы уничтожили всю группу. За этот свой первый бой я был награжден медалью «За отвагу».
Мысль броситься на фашистов появилась не случайно. Я верил в свои силы, верил, что в рукопашной сумею уничтожить любого врага. В других боях, уже сознательно испытывая противника, мы с товарищами иногда вставали перед атакующим и спокойно, решительно шли вперед, и враг отступал. Это стало нашим надежным приемом обороны, который мы часто использовали на Крестовом.
Отряд, в котором я начал боевой путь рядовым разведчиком, а закончил командиром, имел большие боевые успехи, чему немало способствовала исключительная физическая выносливость наших разведчиков. Однажды нам была поставлена задача взять пленных с прибрежной дороги в Северной Норвегии. Разведка засекла там большое передвижение войск, и для уточнения цели этого передвижения нужны были «языки». Задача усложнялась тем, что переброска немецких частей производилась только днем, под прикрытием береговых батарей и авиации.
Мы вышли на торпедных катерах засветло, делая вид, что ведем поиск кораблей противника. Мы подсчитали, сколько времени затрачивают автоколонны на переход от одного пункта до другого. Было установлено, что одна из автоколонн придет в пункт назначения Вадсё, когда уже будет темно. Чтобы обмануть противника, катера легли на обратный курс. Лишь когда стемнело, мы повернули в район Вадсё.
Погода ухудшилась. Появилась крупная волна, и катера не сумели подойти к побережью. Разведчики высаживались на маленьких надувных лодках, потратив на это много времени. Чтобы успеть перехватить автоколонну, надо было скорее добраться до дороги, до которой было больше трех километров. Мы бросили рюкзаки, мешавшую одежду и с одним оружием и боепри- пасами по глубокому снегу побежали к дороге. Не каждый человек способенвыдержать такую нагрузку.
Двадцать минут шла схватка. Мы разгромили штаб зенитного полка и караульную роту, захватили пленных и всю штабную документацию.
На побережье поднялась тревога. К месту боя потянулись немецкие подкрепления, и нам вновь пришлось по глубокому снегу, с пленными и большим грузом добираться до берега. На своих маленьких лодчонках, почти вплавь, мы наконец достигли катеров.
Гитлеровцы писали потом в своих сводках, что русские высадили крупный десант, но «доблестными войсками фюрера десант был частично уничтожен, частично сброшен в море». Фактически же в бою участвовали 33 разведчика, и все благополучно вернулись в базу.
Остаток ночи и половину следующего дня море штормило. Мы скалывали лед с надстроек и палубы, откачивали воду ведрами. А ведь мы были полураздеты, так как вся одежда осталась на побережье.
Около двенадцати вернулись в базу, а ровно в двенадцать уже участвовали в соревнованиях — в лыжной эстафете, и одна из наших команд заняла первое место. Не потому, что у нас собрались лучшие лыжники флота — в других командах были и мастера спорта, а потому, что общая физическая подготовка разведчиков, их воля к борьбе были очень высокими. Мы умели в любых условиях бороться до последнего дыхания.
Теперь можно иногда услышать, что в атомный век физические силы не ценятся, все делает техника, а война, если будет, то кнопочная, и для решения задач нужна голова, а не мускулы. Голова — это хорошо, и техника, и кнопки — тоже хорошо, но вот моряки с атомных подводных лодок, где и техники, и кнопок вполне достаточно, говорят: «Прежде чем кнопку нажмешь, пять раз тельняшку выжмешь». Вероятно, они имеют основания так заявлять. С ростом техники увеличивается быстрота действий человека, требуется мгновенная реакция на быстро меняющиеся события, на показания приборов. Нет, не устарели и в наш атомный век слова мудрого изречения: «В здоровом теле — здоровый дух».
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
УЗЫ ТОВАРИЩЕСТВА И ДРУЖБЫ
Традиции войскового товарищества в русской армии имеют многовековую историю. Мы всегда свято помним суворовский девиз: «Сам погибай, а товарища выручай». Наша партия создала невиданную по силе сплоченности армию, такие боевые коллективы, где каждый каждому друг, товарищ и брат. В боях против врагов Родины это братство умножало нашу стойкость, усиливало наше мужество, помогало побеждать врага. Для старых, повоевавших на своем веку солдат войсковое товарищество — понятие святое и нерушимое. И вдохновенную, как песня, гоголевскую строку «Нет уз святее товарищества!» многие из нас могли бы поставить эпиграфом к своим боевым биографиям.
Меня часто спрашивают, каким чудом удалось мне уцелеть в многочисленных и опасных вылазках в тыл врага, какие таланты помогли мне. И я неизменно отвечаю, что этим чудом, этими талантами были всегда окружавшие меня верные мои товарищи. Их постоянная готовность защитить, помочь, выручить и моя беспредельная вера в них придавали силы, бодрость, выдержку, помогали залечивать раны. Моим друзьям — вот кому я обязан своими подвигами, высокими наградами и самой жизнью. Я всегда буду помнить урок, который получил от своего подчиненного, разведчика Семена Агафонова.
После победы над фашистской Германией меня с Севера перевели командиром такого же отряда на Тихоокеанский флот и разрешили взять с собой пятьдесят разведчиков-североморцев. Но желающих оказалось гораздо больше. Отказать кому-либо ехать со мной — значит обидеть... Как быть? Я решил поговорить с ребятами, с теми, кто и воевал много, и наград достаточно имеет, что, мол, пора бы и об отдыхе подумать. Вызываю Семена Агафонова. Герой Советского Союза, три ордена Красного Знамени, орден Отечественной войны. Советую ему готовиться к демобилизации. А Семен, наш легендарный разведчик, взглянул на меня так, что стыдно мне стало, и очень спокойно сказал:
— Я прошусь на Восток потому, что тебя и тех мальчишек из тихоокеанского отряда жалею. Они молодые, пусть не дети наши, а младшие братья, без боевого опыта, а японцы — это коварные, хитрые враги, тебе голову снимут, и мальчишек этих ты уложишь много. А если рядом будем мы, знающие, как выполняются самые трудные задачи разведки, успех больше будет, а главное, этих ребят в живых побольше останется. Им ведь жить надо! Жить, чтобы коммунизм строить. Разве ради славы воюем мы?
Этого забыть нельзя!
Я вновь возвращаюсь к бою на мысе Могильный, о котором уже писал. Для выполнения задачи на Могильном был выделен батальон морской пехоты. Разведгруппа, которой я тогда командовал и которая состояла из семи человек, должна была провести батальон к опорному пункту и первой ворваться в него, чтобы захватить пленных и документы. Остальным группам отряда ставилась задача прикрывать действия батальона.
Морские пехотинцы, недостаточно подготовленные к действиям в горных условиях и слабовато физически закаленные, лишь к рассвету добрались до места назначения. Обстрелянные артиллерийским и минометным огнем, они начали отходить к месту высадки.
Я лежал среди камней. Впереди была долина, а за ней — опорный пункт. Притихшие разведчики с напряженным вниманием следили за мной, а я ждал сигнала о начале действий, с болью думая, что мы теряем драгоценные минуты и можем понести лишние потери. Когда стало ясно, что батальон почему-то застрял (мы еще не знали, что он отходит), я решил действовать, уверенный, что нас поддержат если не морские пехотинцы, то наши группы.
Я не подавал команд, а просто поднялся и рванулся что было сил к вражескому укреплению. Все разведчики группы в ту же секунду бросились вперед. Другие группы нашего отряда тут же пришли на помощь. И задача была решена.
Нам нужно было возвращаться, но противник уже занял перешеек. Мы могли бы проскочить через его порядки, но у нас на руках был тяжелораненый младший лейтенант Федор Шелавин, один из командиров группы. Чтобы развязать нам руки, он пытался застрелиться. Я отобрал у него оружие. Мы остались на мысе.
У многих такое решение вызвало недоумение. Кое-кто считал, что для спасения людей и захваченных документов нужно было пожертвовать одним человеком. Но я до сих пор считаю, что поступил правильно. Оставить офицера Шелавина на расправу врагам значило подорвать веру разведчиков в боевую дружбу, войсковое товарищество, лишить многих решимости, смелости — качеств, без которых нельзя воевать.
У нас в отряде каждый разведчик, совершая подвиг, признавал, что это заслуга не только его, но и товарищей по оружию. Успех одного человека связывался с общим успехом отряда.
Подвиг — дело ради коллектива, и, чтобы его совершить, нужно думать не о том, как отличиться перед товарищами, а о том, как помочь им выполнить поставленную задачу, облегчить их тяжелый ратный труд. Не случайно в народе говорится: «Один в поле не воин». Ведь как бы ни стремился человек отличиться перед другими, подвига он не совершит, если нет настоящей дружбы, полного доверия друг к другу.
Подвиг совершает коллектив, а тот, кто лучше других подготовлен, выполняет самую ответственную и самую опасную задачу. Но чтобы он добился успеха, товарищи должны помогать ему.
В бою человек действует уверенно, смело только тогда, когда верит в своих товарищей, знает, что они поддержат его, что они рядом. Рискуя собственной жизнью, они сделают все, чтобы он выполнил задачу. Так совершается подвиг, так рождаются герои.
ВОЛЯ РОЖДАЕТ ИНИЦИАТИВУ
Большое значение при достижении поставленной цели имеют инициатива и находчивость человека. Инициативный и находчивый человек поставленную задачу решит в самых трудных условиях, легче добьется успеха.
Два торпедных катера под командованием ныне дважды Героя Советского Союза Александра Шебалина, имея на борту группу разведчиков, вышли в море. Там они встретили конвой противника, состоявший из трех транспортов и пятнадцати кораблей охранения. Шабалин принял смелое решение атаковать транспорты.
Гитлеровские корабли охранения были хорошо вооружены, поэтому прорваться через их строй казалось делом почти невозможным. Трижды катера выходили в атаку, и каждый раз безуспешно.
Дистанция боя порой доходила до пятидесяти метров, а иногда и меньше. Командир разведгруппы, наблюдая за ходом боя, предложил вызвать на верхнюю палубу разведчиков и огнем их оружия уничтожить артиллерийские расчеты фашистских кораблей. Предложение было принято. В ходе четвертой атаки артиллерийские расчеты на двух ближайших вражеских катерах-охотниках были уничтожены, и корабли вышли из боя. Образовалась брешь, через которую прорвались наши торпедные катера и потопили два транспорта. Так разумная инициатива помогла катерникам выполнить боевую задачу.
А вот другой пример. Рота атаковала высоту, на которой укрепились гитлеровцы. Как только пехотинцы поднялись в атаку, враг встретил их сильным пулеметным огнем. Командир взвода лейтенант Веселов получил тяжелое ранение, а вскоре пришла тревожная весть о смерти командира роты. Старшим по званию в подразделении оставался сержант Погодин. Он понимал, что только от продвижения вперед зависит успех.
Возглавив группу из четырех человек, сержант Погодин, используя небольшую лощину, пополз в обход высоты. Примерно через полчаса воины услышали сначала шум мотора, а затем увидели, как на вражеские укрепления ринулся танк с крестами на броне, расстреливая из пушки огневые точки.
Оказалось, что группа воинов, возглавляемая сержантом Погодиным, зайдя в тыл врага, случайно наткнулась на фашистский танк, который стоял в кустах с открытыми люками. Экипаж суетился около машины, заправляя ее горючим. Бойцы бросились на гитлеровцев и автоматным огнем уничтожили их. Погодин сел с бойцами в фашистскую машину и устремился в атаку на врага. Рота, поддержанная танковым огнем, быстро овладела высотой.
Инициативных, находчивых людей уважают, ценят, им доверяют лучшую технику, трудные участки, неизведанные пути, на них надеются. Они не подведут. Но почему не все люди способны всегда проявлять инициативу и находчивость, находить выход в сложных условиях и решать трудные задачи?
Вероятно, потому, что проявлять инициативу и находчивость может только тот человек, кто в совершенстве знает свою специальность, мастерски владеет доверенной ему техникой, кто всегда бодр и полон энергии, кто дисциплинирован, верит в дружбу, верит, что его инициативные действия будут поняты и поддержаны товарищами. Вот в этих условиях и может проявляться творчество, которое обеспечивает успех в труде и в бою. Ясно, что инициативным и находчивым может быть только волевой человек.
Еще один пример из моей боевой практики. В корейском порту Вонсан был высажен наш десант: около двух тысяч морских пехотинцев. Они заняли часть порта. У японцев в районе города размещались войска численностью более десяти тысяч. Создалась напряженная ситуация. От боевых действий японцы уклонялись, но и не капитулировали, хотя, как нам было известно, указ о капитуляции японский император уже подписал. Отряд действовал в городе. Мы разрушили железнодорожное полотно, чем лишили японские войска возможности отхода. Отправили на свой корабль офицеров из состава командования гарнизона. Выяснили план японского командования. Он сводился к тому, чтобы, как только все войска будут сосредоточены непосредственно у порта, атаковать и уничтожить наш десант, захватить корабли, стоящие у причалов, и морем уйти в метрополию. Об этом я доложил командиру десанта капитану 1 ранга Студеничникову. О наличии такого плана японские солдаты еще не знали, и нужно было показать им, что гарнизон начал капитуляцию.
Я получил письменный приказ принудить к капитуляции гарнизон аэродрома, который находился на другом берегу вонсановской бухты. В гарнизоне было больше трех тысяч войск, а нас во много раз меньше.
На торпедных катерах мы подошли к косе, где были расположены склады, ангары и взлетная полоса, и, быстро высадившись, заняли оборону. Теперь мы могли воздействовать на объекты противника. Наша оборона была надежной. Перед нами ровное летное поле, а за спиной торпедные катера, на каждом из которых по восемь крупнокалиберных пулеметов. Мы ждали, что предпримет противник.
На летном поле появились грузовая и легковая автомашины, направлявшиеся к нам. Из легковой машины вышли пять офицеров, из грузовой два солдата вытащили стулья. Нас пригласили сесть. Это приглашение было сделано в очень вежливой форме, с улыбками и поклонами. Сесть мы отказались, и я сразу спросил:
— Когда вы думаете сдаваться?
Старший из офицеров, майор, ответил:
— Я не имею полномочий вести переговоры о капитуляции, такие переговоры нужно вести с начальником аэродрома. Он в штабе и ждет вас.
Как поступить? Отказаться — будет бой, и он обязательно перекинется на порт, а положение нашего десанта тяжелое. Пойти — рискованно, однако смысл есть. Так просто, сразу они нас не убьют, а в ходе переговоров можно найти какой-то выход.
В штаб пошли десять человек. Отряд под командованием Героя Советского Союза мичмана Александра Никандрова остался на месте. По дороге к штабу японские офицеры вежливо информировали нас о мощности своей обороны. Мы понимали, что это психологический шаг. Хотелось повернуть обратно. Уж лучше бой. По крайней мере все ясно, а тут неизвестно, что выкинут самураи, когда мы окажемся в штабе.
Двух разведчиков я оставил для связи на улице, а восемь человек вошли в кабинет начальника аэродрома. Там было десятка два офицеров. Мы вежливо поприветствовали друг друга, сели, и переговоры начались. Мгновенно пропали улыбки на лицах японских офицеров, а начальник аэродрома, полковник, сурово спросил:
— Где наши офицеры?
Что я мог ответить? Только так:
— У нас на корабле, ведут переговоры.
— Надеюсь, они в безопасности?
— Безусловно, все делается добровольно, — спокойно заверил я. — Мы пришли узнать, когда вы будете сдаваться в плен.
Полковник встал, а за ним вскочили и остальные офицеры:
— Сдаваться в плен мы не имеем права, и нет оснований вести эти разговоры, по крайней мере до тех пор, пока наше командование не вернется с вашего корабля. Я принял решение до возвращения нашего командования задержать вас как заложников, а солдаты, которые высадились вместе с вами, пусть немедленно покинут аэродром, иначе все будут уничтожены.
Я взглянул на своих товарищей, и мне стало ясно, что они готовы к решительным действиям. Японские офицеры напряженно ждали ответа. Но почему же, объявив заложниками, полковник не приказал нас разоружить? Значит, он боялся, боялся смерти. И я сказал:
— Пожалуй, мы готовы умереть. Но только после вас.
Тем временем Иван Гузненков открыл окно, показывая жестом, что тут можно прыгнуть. Андрей Пшеничных подошел к двери, закрыл ее на ключ и положил его в карман, а у двери встал с автоматом Владимир Оляшев. Дмитрий Соколов подошел вплотную к полковнику, а Семен Агафонов стал легонько, не торопясь, подбрасывать гранату, будто это детская игрушка. Японцы все время следили за гранатой и чуть вздрагивали. В глазах у них был страх. Полковник попросил перейти к переговорам.
— Мы согласны оформить решение и объявить его командирам частей, но для этого нам необходимо провести короткое совещание.
— Нет, — ответил я, — бумага у вас есть, чернила тоже, пишите приказ.
— Это будет формальная бумага, мы не сумеем довести ее до подчиненных, — заявил полковник.
— Ничего, как-нибудь осилим эту задачу, был бы приказ, — ответил я.
Приказ был подписан. Я вручил его майору, который все время давал какие-то указания другим офицерам, и сказал:
— Здесь достаточно телефонов, используйте их. В окно видно летное поле. Как только ваши войска построятся без оружия на летном поле, а я получу об этом сигнал от своих товарищей, мы вместе выйдем из помещения штаба.
Минут через сорок войска были выстроены, я получил сигнал от Никандрова, и мы вышли на улицу.
Солдаты были построены по четыре. Получилась слишком длинная колонна, а вести ее нужно было вокруг бухты в одну из школ. Чтобы не распылять силы конвоя, мы решили перестроить колонну по восемь солдат в ряд, но все равно конвоировать такую колонну нам было не под силу. Тогда я приказал полковнику и майору сесть в легковую машину вместе со мной, всем офицерам, которые были в штабе, в автобус, а войскам под руководством своих командиров и нашим наблюдением двигаться до пункта назначения. Причем я предупредил, что, если хоть один солдат убежит, первым будет уничтожен полковник, потом майор, а затем и другие. Полковник вынужден был подчиниться. Он сам объявил наше требование войскам. Таким образом мы и совершили марш к месту назначения.
Приказ командования был выполнен. И сразу же после капитуляции гарнизона аэродрома началась капитуляция всего гарнизона Вонсана.
Впоследствии мне приходилось читать и слышать об этой операции и такое, что Леонов с десятком разведчиков сумел создать видимость окружения трех с половиной тысяч японских войск и взять их в плен. Как видите, в жизни все чуть по-иному, пожалуй, даже проще, были бы рядом верные, надежные друзья.
ПУТЬ В ГЕРОИ
Мне часто задают вопрос: что нужно делать, чтобы уметь точно и четко выполнять любые, даже самые опасные задачи? Мне бы следовало ответить просто: воспитывайте в себе любовь к Родине, умение, волю, они помогут вам совершать подвиги, как помогали и нашим разведчикам. Но я отвечу на него еще одним примером. К нам в отряд прибыл молодой матрос Макар Бабиков. Был он низкого роста, худощавый и будто совсем слабый физически. По внешним признакам он в отряд никак не подходил, но его взяли. Взяли потому, что служил Бабиков писарем, который нам был очень нужен. Писарем он был отличным. Красиво и грамотно писал, печатал на машинке, имел прекрасную память, с обязанностями своими справлялся хорошо. Однако Бабиков хотел быть разведчиком. Он пришел к командиру.
— Мне воевать нужно. Знаю, вы скажете, слабоват я, — быстро проговорил он, видя, что командир пытается возразить. — Это я уже слышал и от вас, и от других разведчиков. Только вот и Николай Островский не очень силен был, а сделал много, да и ваши разведчики не все богатыри, а воюют здорово, и я буду не хуже других. С сегодняшнего дня начну готовиться к походам, изучать все, что нужно знать разведчику, спортом займусь как следует. Вот тут я книжечку сделал, все вписал сюда — и оружие, и подрывное дело, и фотодело, и спорт. Прошу принимать зачеты и отметки ставить, что сдал и как сдал.
— Ну а как же писарские обязанности, Макар? Ведь ты все ж у нас писарь, — сказал командир.
— Что ж, и писарские обязанности выполнять буду, справлюсь.
И Макар начал готовиться к сдаче зачетов. Вызвал меня командир и говорит:
— Будешь у Макара зачеты принимать по всей программе разведчика. Смотри, поблажек никаких. По каждому зачету у него книжка есть, зачетная, сам сделал. Ставь оценки и расписывайся. Я с тебя спрошу.
Мне очень хотелось отказаться от этого поручения, но я промолчал и ушел. А потом началось. Подтянулся Макар на турнике три раза — ставь зачет ему. Двухпудовик поднял — опять зачет. На лыжах с горки скатился — снова зачет. Пистолет трофейный изучил — тут уж зачет обязательно. И так мне эти зачеты надоели, что я стал прятаться от Макара.
Однажды Макар пистолет канадский где-то раскопал и требует, чтобы я у него зачет принял, а я и сам-то его первый раз вижу. И такое зло на Макара взяло, что не сдержался и сказал:
— Ты, Макар, уже профессором стал в разведке, лучше меня все знаешь. Пока я воюю, ты зубрежкой занимаешься, я приду, ты зачеты сдаешь. Ты этими зачетами просто прикрываешься, чтобы в походы не ходить. Тебе давно воевать пора.
Смолчал Макар, ушел, а минут через пятнадцать вызывает меня командир:
— Ты что глупостями занимаешься, зачем человека в заблуждение вводишь? Он теперь требует, чтобы его в поход взяли, говорит, все знаю, мне Леонов об этом сказал.
Я выждал, пока командир высказался, а потом спокойно ответил:
— Если вы прикажете, я возьму его в поход. Только вам советую заранее подбирать себе нового писаря.
— Это почему же?
— А потому, что обратно он не вернется, и останетесь вы без писаря.
— Это ты брось. Задача в том, чтобы дать почувствовать матросу, что такое настоящий боевой поход, но прийти он должен обязательно живым. Макар — фигура ценная для отряда.
Вероятно, мне стало обидно за нас, разведчиков, и с некоторым оттенком иронии я сказал:
— Это верно, виноват, забыл, писарь действительно фигура в разведывательном отряде. Постараемся, будьте уверены, костьми ляжем, а писарчука вам сохраним.
Через несколько суток мы уходили в поход. Поход предстоял несложный. Пройти линию фронта, затем километров семьдесят по тылам врага, взорвать объект и вернуться обратно. Вот и вся задача, но... Каждый разведчик брал с собой килограммов по сорок груза. Это тяжеловато и для закаленного человека, ну а Макару совсем не под силу.
Но он шел, бодрился и даже улыбался. Товарищи подшучивали над ним, а потом, видя, что Макар спотыкается, встревожились. Решили помочь. Семен Агафонов заявил прямо:
— Я говорил тебе, Макар, что жидковат ты в коленках, а ты нет, все в поход лезешь, вот теперь видишь, что получается. Давай твой груз, мы понесем, а ты иди налегке.
Но Макар упрямо ответил:
— Я знал, куда иду, знал, какие трудности меня ожидают, и уж позвольте мне все делать самому.
И он шел, шел спотыкаясь, иногда падая. Тогда на первом же привале, когда Макар крепко заснул, из его рюкзака вытащили все тяжелое, а взамен положили печенье, галеты, запасные носки и портянки. Объем рюкзака остался прежним, а вес раза втри уменьшился.
Мы вернулись из похода через девятнадцать суток. Двое суток лежал Макар пластом на своей кровати. Я доложил командиру, что задача «обработки» Бабикова выполнена, и получил от него благодарность. А через двое суток Макар встал — и прямо ко мне.
— Я, — говорит, — плохо себя в походе чувствовал, кажется, хуже других.
— Тебе все кажется, — отвечаю, — а мне вот нет. Я твердо знаю, что не дошел бы ты, если бы тебе товарищи не помогли.
— А это потому, — возражает Макар, — что мало я еще тренируюсь, мало работаю.
— Верно, Макар, хоть раз в жизни честно сознался, что мало работаешь, вот садись за письменный стол и работай побольше, поверь, дело у тебя пойдет.
— Нет, я буду чаще ходить в походы, — решительно заявил Макар.
Не помню, чем закончился мой разговор с Макаром, только пленил меня матрос своей целеустремленностью, желанием стать настоящим разведчиком. И мы стали тренировать его по полной программе. В походы я брал его с собой постоянно, при себе держал, наблюдал, подсказывал, а на отдыхе ни минуты покоя не давал.
Как и во многих частях, у нас день с физзарядки начинался, но зарядка особая, тяжелая. Встают разведчики — и десять минут разминка. Тут и бокс, и джиу-джитсу. И Макар встает. А я кому-нибудь из опытных разведчиков уже задание дам наломать ему бока так, чтобы неделю болели, а для этого десяти минут и не нужно, двух вполне хватало. Отдышится Макар, встанет и идет на лыжах вместе со всеми. Разведчики километров тридцать, а то и пятьдесят по сопкам пройдут, вернутся, вместо воды снегом по пояс разотрутся и — на завтрак. А Макар, смотришь, только к обеду подойдет. Но тоже снежком потрется и — в столовую. И не было такого случая, чтобы он не прошел всей дистанции, которую прошел весь отряд в этот день, как бы сложна она ни была. Если Макара кто-либо поколотит на ринге или намнет бока на ковре, он от этого разведчика не отстанет до тех пор, пока не научится по-настоящему сопротивляться ему.
Макар был не из храброго десятка, а в настоящем бою не ударил в грязь лицом.
В одном бою, идя на помощь нашей группе, погиб мой лучший друг Василий Кашутин. Я увидел Василия лежащим между немцами и нашей группой, но не знал, убит он или тяжело ранен, и решил проверить. Стал готовиться к вылазке и вдруг слышу голос Макара:
— Товарищ старшина, разрешите это сделать мне.
Я взглянул на Макара — бледный, на лбу выступил пот. Улыбнувшись, сказал ему:
— Нет, Макар, побудь уж лучше здесь.
Но он настойчиво и решительно заявил:
— Я — связной, это моя обязанность, и я ее выполню.
Он пополз, был ранен в ногу, но не повернул обратно. Добравшись до Василия, убедился, что тот мертв. Фашисты открыли огонь. Макар, уткнувшись в землю, замер рядом с Кашутиным без движения. Я ругал себя за то, что не сумел задержать его. Немцы подумали, что убили его, и прекратили огонь. Выждав минуты две-три, Макар вдруг вскочил и бегом, хромая на раненую ногу, бросился в нашу сторону. Пока растерявшиеся враги успели взять его на мушку, он уже скрылся в камнях и вернулся на свое место.
Так Макар воспитывал в себе качества разведчика, закалял волю.
Во время боя в корейском порту Сейсин нам очень мешали японские пулеметы, установленные в углублении парапета моста. Уничтожить эти пулеметы я поручил Бабикову. Атака затянулась, и я пошел узнать, в чем дело. Когда подходил к мосту, то увидел Бабикова. По его лицу текла кровь. Один из разведчиков бинтовал ему голову, а второй, еще не обстрелянный матрос, стал докладывать:
— Мост сильно простреливается, до пулеметов не добраться и гранату не докинешь...
Бабиков мгновенно сорвал с себя повязку и резко крикнул:
— Врешь, что не добраться, просто не можешь и докладываешь разную ерунду, а ну — пойдем вместе!
Торопливо, где ползком, а где перебежками, он продвигался вперед и, добравшись до металлического столба, прижался к земле. Отдышавшись, Бабиков резко вскочил и бросил одну за другой две гранаты. Это был уже совсем другой Бабиков. Войну он кончил командиром взвода разведки, Героем Советского Союза.
После войны Макар Андреевич Бабиков окончил Высшую партийную школу при ЦК КПСС, занимал ряд ответственных должностей в Коми АССР, а сейчас работает в Совете Министров РСФСР.
Вот как нужно готовить себя к подвигу, воспитывать волю, вырабатывать необходимые для подвига качества. Бабиков не был рожден богатырем, способным совершать подвиги, но его упорный труд и помощь товарищей сделали его настоящим солдатом. Он научился самоотверженно служить своему народу, бороться с гитлеровскими захватчиками, а сейчас, в мирные дни, честно трудится. На XXIV съезде КПСС С. Н. Савин избран кандидатом в члены Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза.
В годы войны командир дивизиона торпедных катеров Северного флота, ныне адмирал, Герой Советского Союза Владимир Николаевич Алексеев как-то сказал мне:
— Вот у меня есть паренек Сережа Савин, радист, исключительно смелый и волевой человек. К тебе в разведчики просится, но самому нужен, не отпущу.
— Плохо делаешь, — ответил я, — имеешь потенциального героя, а ходу ему не даешь.
Сергей Савин не стал Героем Советского Союза, но боевых наград получил много. После войны уехал в Воронеж, где начал работать на заводе радиодеталей. Человек волевой, энергичный, знающий, он стал бригадиром электромехаников, Героем Социалистического Труда и совершает свой подвиг на благо Родины в мирном труде.
Нам, ветеранам, очень хочется, чтобы молодое поколение было похоже на нас. Каждому отцу хочется, чтобы сын повторил его путь, но прошел этот путь лучше, с меньшими ошибками. Мы обижаемся, когда слышим от молодежи, что теперь другое время, другие условия и другие задачи и мы, старики, не все понимаем. Да, меняется жизнь, меняются условия деятельности человека, но остается главное — защита Родины. Значит, по-прежнему нужны люди несокрушимой воли, способные совершать подвиги. Тот, кто сумеет перенять наш опыт, наши знания, кто воспитает в себе несокрушимую волю, кто беспредельно любит свое Отечество, — тот будет в первой шеренге бесстрашных борцов за народное счастье.
Вот таких людей, мужественных, дисциплинированных, знающих, физически выносливых, с закаленной волей, патриотов, и готовят наши Вооруженные Силы.
Я знаю бывшего солдата Евгения Царькова. Это был дисциплинированный, физически закаленный, грамотный и волевой солдат, способный выполнить любую боевую задачу. Сейчас Евгений Царьков живет в селе Рогачево, Дмитровского района, Московской области. Он звеньевой комплексного механизированного звена в совхозе, Герой СоциалистическогоТруда.
В 1970 году на комсомольском слете участников походов по местам боевой и трудовой славы нашего народа, в Ульяновске, я услышал о молодом рабочем Воронежского механического завода Игоре Сорокине. Воронежские комсомольцы говорили о нем с уважением, как о своем воспитаннике-герое. Познакомиться в Ульяновске я с Игорем не смог, о чем жалел потом, и решил съездить в Воронеж. В горкоме комсомола мне говорили об Игоре как об интересном, трудолюбивом, честном парне, рассказали, что за время службы в армии он получил орден Красной Звезды и медаль.
Из Воронежа Игорь уехал в Ленинград — учиться в школу милиции. Мы встретились. Игорь Сорокин оказался действительно очень интересным человеком. Мы разговорились с ним о подвигах. Игорь ясно представлял себе, что подвиг — это не романтика, не мгновенный порыв, а труд, тяжелый, порой опасный, но нужный людям. Свои награды Сорокин получил за обезвреживание мин и снарядов, оставшихся после войны на смоленской земле. Его служба в армии была связана с постоянным риском. Но он выполнял боевые задания всегда хладнокровно, расчетливо.
Меня поразило его зрелое суждение о воле, о подвиге и об обязанностях человека, живущего в социалистическом обществе. Игорю, когда он был совсем молодым комсомольцем, приходилось встречаться со своим земляком Героем Советского Союза Андреем Петровичем Пшеничных, который рассказывал о своих товарищах, об их мастерстве, о физической закалке, о дружбе, взаимной выручке. После этих встреч и появилось желание быть похожим на земляка-героя.
Трудную задачу поставил перед собой Игорь — быть похожим на Андрея Пшеничных, но он своего добился. Он воспитал в себе сильную волю, как это сумел сделать в годы войны Андрей Пшеничных, он научился подавлять чувство страха перед лицом смертельной опасности, как это умел делать Пшеничных. И я уверен, что, если ему придется скрестить оружие с врагом, защищая свою Родину, он с достоинством и честью оправдает звание советского человека.
Чтобы узнать, что представляет собой человек, мы иногда задаем себе вопрос: «А пошел бы ты с ним в разведку?» Так вот, с Игорем Сорокиным я пошел, бы. Пошел потому, что он подготовлен морально к решению самых сложных и опасных задач. Вот такой мы, ветераны, хотим видеть нашу молодежь, в руки таких передать наши славные традиции. Воспитание молодых патриотов — первостепенная задача партии, комсомола, всего общества.
* * *
Вот и подошел к концу наш разговор о подвиге, молодой защитник Родины. Ты должен помнить, что солдатский опыт, который помог нам одержать победу, в еще большей мере нужен тебе, ибо при более совершенной технике усложняется борьба с врагом, возрастают моральные и физические нагрузки, и к этому нужно себя готовить. Армия — это школа мужества, школа борьбы, так надо пройти ее успешно. Ты обязан достойно принять и пронести звание советского воина, прослужить свой срок так, чтобы потом не стыдно было вспоминать годы суровой солдатской службы. Каждый из вас должен закалить себя морально и физически, чтобы в любое время быть готовым встать на защиту Отечества.
И тот, кто за время службы в армии сумеет украсить свою грудь знаками воинской доблести, тот лучше подготовится к выполнению любого задания, приказа. Он будет готов к подвигу, ибо он воспитает в себе качества, необходимые бойцу. Можно сказать с уверенностью, что за такого воина с настоящим солдатским сердцем в дальнейшей его жизни, по какой бы тропе он ни шел, в какой бы части ни служил, краснеть не придется. Он всегда найдет свое место в жизни. Он и в запасе будет настоящим солдатом, достойным представителем поколения молодых ленинцев.
Максим Горький говорил: «В жизни всегда есть место подвигу». Готовьтесь же к подвигам сегодня и совершайте их во имя нашей великой Родины
Дата добавления: 2020-01-07; просмотров: 284; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!