Люк: Да, направляюсь к тебе. Хотя я не дома, так что немного задержусь.

Я: Отлично, спасибо. Я твоя должница:)

Я откладываю телефон и встаю.

– У меня для тебя есть не хилая помощь.

Мой брат смотрит на меня так, словно я потеряла разум.

– О, чем, черт побери, ты говоришь?

– Люк подъедет и поможет тебе поднять мебель, – произношу я и открываю входную дверь. – Но пока мы ждем, эти маленькие миниатюрные девчачьи руки собираются поднять то, что им под силу, потому что она не такая слабая девчонка, каковой выглядит.

– Я знаю об этом, Келли. – Мой брат следует за мной из квартиры и спускается по лестнице. – Ты сильнее многих людей.

– Ух ты, два комплимента за один день, – шучу я, спрыгивая с последний ступеньки в пушистый сугроб снега, достигающий щиколоток моих сапог. – Это чудо!

– Чудо было бы, прекрати снег падать. – Он застегивает пальто до подбородка и взирает на облачное небо. – Моя задница окончательно замерзнет.

– Погода во Флориде делает из тебя неженку. – Я зачерпнула горсть снега и слепила из него комок. – Сам это понимаешь.

Теперь он таращится на меня.

– Бросишь его в меня и горько пожалеешь.

Я придаю комочку снега форму мяча и отступаю на замерзший тротуар.

– Пожалею я лишь в том случае, если тебе удастся меня поймать, но что-то мне подсказывает, что солнечный мальчик потерпит огромную неудачу, когда я окажусь рядом с сугробом. – Я показываю язык и запускаю в него снежком.

Мне кажется, он и помыслить не мог, что я осмелюсь на подобный поступок, раз не увернулся от моего броска. Снежок попадает ему прямо в лицо, и мне даже становится как-то неловко, но это чувство недостаточно сильное, чтобы удержаться от смеха.

Взирая на меня взбешенным взглядом, он рукавом куртки стирает снег с лица.

– Ты очень сильно пожалеешь об этом. – Он направляется в мою сторону, пощелкивая костяшками пальцев. – Мне кажется, ты забыла насколько я хорош был в снежном бою.

– Ключевое слово «был». – Я пускаюсь бежать, прежде чем успеваю закончить фразу, прекрасно осознавая, что для меня все может закончиться купанием в снегу. Когда мы были детьми, он всегда так поступал, и Джексон еще недостаточно повзрослел, чтобы не проделать такое сейчас.

Как я и предсказывала, к концу нашей безумной снежной битвы Джексон размазывает снег по моему лицу. Я лежу спиной на сугробе возле мусорного бака, захлебываюсь от смеха, пока он нависает надо мной и окунает мое лицо в снег. Уголком глаза, я замечаю пикап Люка, который он паркует под навесом возле дома.

– Хорошо, я сдаюсь! – смеюсь и пинаю Джексона, снова чувствуя себя ребенком, весело проводящая время со своим старшим братом, чего не случалось с тех пор как мне исполнилось двенадцать. – Прекрати! Люк приехал.

– Я предупреждал тебя не связываться со мной. – Его щеки красные, результат нескольких моих бросков снежком, угодивших ему в лицо. Поступая как кретин, Джексон бросает горсть снега, попав им мне в макушку, а после помогает подняться мне на ноги. Мы спускаемся с крутого склона и шагаем обратно к крытой автостоянке. Мое пальто все в снегу, и я пытаюсь отряхнуть его под продолжающийся смех Джексона.

– Как же холодно! – говорю я, когда мы приближаемся к пикапу Люка.

– Погоди, пока мы не окажемся на горнолыжных склонах, – отвечает Джексон, вытряхивая снег из волос. – Скорее всего, каждая твоя попытка затормозить будет заканчиваться столкновением лица со снегом.

– Так ты вселяешь в меня уверенность. – Морщу я нос.

Рот Джексона расплывается в ухмылке.

– Обращайся в любое время.

Я подумываю о возмездии, когда распахивается дверца машины, из которого выпрыгивает Люк. Он одет в поношенную кожаную куртку, шапку и черные рабочие ботинки.

– Так и знал, что повалит снег, когда мы начнем, – замечает он, надевая перчатки.

Когда я познакомилась с Люком, он постоянно меня пугал. У него такой взгляд, что хотелось с криком убежать прочь. Но как только я узнала его, поняла, какой он на самом деле милый, а этот его взгляд – порождение внутренних демонов.

– Надеюсь, вы не возражаете, но я захватил с собой еще кое-кого. – Как только он произносит эти слова, с пассажирского сиденья вылезает Вайолет. На ней, как и на Люке, надета шапочка поверх ее растрепанных черно-красных волос, сапоги и кожаная куртка, только в отличие от Люка, с шипами на ней. Вайолет действительно идеально подходит Люку и не только, когда речь заходит о внешности. Я так и представляю две копии их фигурок на вершине свадебного торта, выполненного в готическом стиле.

– Чем больше, тем лучше, – говорит Джексон Люку, стряхивая снег с ботинок. – Мне меньше тащить.

– Ты такой джентльмен, – с сарказмом произносит Вайлет моему брату, не впечатленная им.

В ответ мой брат принимается разглядывать ее, скользя взглядом по ее фигуре.

Я пихаю его локтем в бок.

– Фу, прекрати, – тихо шепчу я. – Она же девушка Люка, а у тебя есть своя, не забыл?

Джексон смотрит на меня испуганным, взглядом застигнутого с поличным.

– Извини.

Я удивлена, как легко он отступает, поворачиваюсь к Люку и Вайолет и лезу в карман пальто и вытаскиваю перчатки.

– Готовы повеселиться?

– Да, как только я оденусь потеплее. – Этот голос не принадлежит ни этим двоим, ни моему брату, а раздается со стороны пассажирского сиденья машины.

И прежде чем я вижу его самого, голова дергается в направлении машины, а сердце подпрыгивает в груди.

– Какого черта ты здесь делаешь? – спрашиваю я, помчавшись к задней стороне пикапа, чуть ли не падая, поскользнувшись на льду, но мне удается удержать равновесие и кинуться в крепкие объятия Кайдена так резво, что он кряхтит от усилия.

Его руки обнимают меня, крепко сжимают и прижимают к себе.

– Я больше не мог без тебя. Мне нужно было быть здесь, с тобой.

– Ты мне тоже был нужен, – говорю я, выяснив кое-что для себя: не смотря на то, что я и сама отлично разобралась с Калебом, он был мне необходим.

– Я знаю. – Он сильнее сжимает меня.

Возможно, для всех происходящее выглядит счастливым воссоединением возлюбленных после разлуки. Как и квартира, его возвращение – еще один потрясающий сюрприз. В каком-то смысле так оно и есть. Но только одной мне различимы отчаянные нотки в голосе Кайдена, безмолвная мольба никогда не отпускать его.

И это как раз то, что я и делаю.

 

Глава 22

 

№164 Вечеринка как у Рок-звезд.

Кайден

 

Дилан разрешил мне воспользоваться своими милями, чтобы обменять билеты и вернуться домой пораньше, поставив одно условие: приехать к ним на Рождество вместе с Келли. Надеюсь, Келли не будет возражать, что я согласился, ведь мне действительно хотелось вернуться домой к ней.

Весь полет в голове царит бардак и мне приходится то и дело проговаривать все те причины, по которым я не должен себя резать.

Келли.

Не хочу возвращаться к тому, каким становлюсь.

Это не делает меня счастливым.

Это наносит мне вред, как морально, так и физически.

Келли.

Я должен начать все сначала.

На моём теле слишком много шрамов.

Я хочу стать лучше.

Мне надо отпустить прошлое.

Келли.

Келли.

Келли.

Вот такие доводы проносятся в моей голове на протяжении всего обратного пути, удерживая меня от срыва и со всей ясностью демонстрируя, что является для меня важным. К тому времени, как я добираюсь до квартиры – к Келли – я эмоционально опустошен, но в хорошем смысле.

Остаток дня мы с Келли не часто находим время на общение, хотя я и отчаянно этого желал. Большую часть второй половины дня мы занимаемся разгрузкой грузовика, и прежде чем отправиться за едой, поскольку мы все «умираем от голода», отдыхаем, расположившись в гостиной.

– Вам нужно развесить парочку фотографий, – замечает Джексон, устроившись на диване и разглядывающий голые белые стены. Он стягивает с головы шерстяную шапку и отбрасывает ее в сторону. – Так это место будет выглядеть лучше.

– Развесим, – отвечает Келли, плюхаясь на барный стул, стоящий рядом с моим. Люк и Вайолет растянулись на полу, раскрасневшиеся и выглядящие так, как я себя чувствую – уставшими. Повсюду стоят коробки и предметы мебели, но похоже нам удалось достичь успеха, превращая это место в дом. – Я как раз работаю над этим.

– Не думаю, что они у нас есть, – говорю я, отклеивая этикетку на бутылке с водой. – Во всяком случае, наших совместных нет.

– Ты считаешь, что я не могла тебя сфотографировать, – говорит она, прижимая руку к своей груди, изображая обиду.

Мне удается оторвать отсыревшую этикетку и наклеить ее на стол.

– У тебя есть моя фотография?

– Наша. – Она легонько толкает меня локтем и улыбается. Но когда я не реагирую, она нерешительно спрашивает. – Что не так?

– Ничего. – Я пожимаю плечами и говорю, понизив голос, чтобы меня никто не мог услышать. – Просто наши фотографии на стене? Так вот как люди поступают, поскольку чертовски уверен, что мы еще для такого не созрели. – Но меня самого не покидают мысли о доме Дилана и обо всех фотографиях, развешанных на их стене – жизнь, нормальная жизнь. Не к тому же и я иду? И могу ли я иметь все это?

С ума сойти, но мне не обязательно произносить что-то вслух, она действительно может читать мои мысли.

– Это место будет не просто квартирой, а станет нашим домом. – Она наклоняется и целует меня в губы.

Я намереваюсь притянуть ее для более глубокого поцелуя, но Джексон прочищает горло и произносит:

– Ну ладно, пришло время достать немного жратвы.

Келли выдыхает в мои губы.

– Поговорим позже.

Я киваю, а затем мы все покидаем квартиру и садимся в машину отца Келли, которая просторней моей и грузовика Люка. Люку удается включить классический рок; все делают вид, что не знают этой композиции, но в конечном счете начинают подпевать словам. К тому времени, как мы подъезжаем к местному бару в городе, нам всем весело, находясь в хорошем настроении, но чувствуем себя слишком вымотанными, и из-за этого не сразу попадаем внутрь.

– Вот вам и повеселиться как рок-звезды, – Келли шутливо дразнит Джексона, пока мы устраиваемся в кабинке. На заднем плане играет альтернативная музыка, под которую танцевало несколько посетителей. – Должно быть ты разочарован во мне.

Джексон достает, установленное между солонками, меню и открывает его.

– Не-а, я немного устал. Должно быть старею.

– Поберегись, – дразнится она. – Еще немного и выходные будешь проводить сидя на диване перед телевизором в тренировочных брюках, выкрикивая ругательства, когда твоя команда теряет мяч.

– Эй, порой я так их и провожу, – вклиниваюсь я. – Ну, за исключением тренировочных брюк. – Игриво ей улыбаюсь и подмигиваю. – Я вообще обхожусь без них.

– Рада узнать, что меня ждет впереди, – говорит Келли, и подмигивает мне в ответ, вызывая у меня смех впервые с момента возвращения из Вирджинии.

– Боже мой, пожалуйста, не продолжайте, – бормочет Джексон, пристально изучая меню. – Мне совсем не хочется слушать о том, чем моя сестра и ее парень занимаются за закрытыми дверьми.

– Прости, чувак. – На самом деле, моя ненависть к Джексону за его отношение к Келли и за то, что привел в ее жизнь Калеба не исчезла. Я все еще немного презираю его, но Келли, кажется, оставила раздоры позади, поэтому и я стараюсь быть дружелюбным. Но мне хочется открыто поговорить с Келли без присутствия ее брата, поэтому я выскальзываю из кабинки, вызывая недовольное ворчание у Люка, когда ему приходится меня выпускать.

– Куда ты? – спрашивает Келли, когда я встаю и потягиваюсь, поднимая руки над головой. Сдерживаю усмешку, как только замечаю ее взгляд на оголенный участок живота, проглядывающий из-под красной рубашки.

– Танцевать. – Я киваю подбородком в направлении танцпола. – Хочешь со мной?

Она качает головой.

– Нет, мне интересно понаблюдать на твое сольное выступление. – В ответ на мой хмурый взгляд она смеется. – Конечно, я присоединюсь к тебе, глупыш. – Она сидит между своим братом и Вайолет, и просит последнюю ее выпустить.

Как только она встает, переплетает свои пальцы с моими и тянет меня на танцпол, где другие пары танцуют, тесно прижавшись друг другу. Она одета в черные узкие джинсы, заправленные в ботинки на шнуровке и красную рубашку. Волосы собраны наверх, а из макияжа только подведенные черной подводкой глаза. Пожалуй, Келли здесь самая одетая женщина и самая красивая.

Когда мы достигаем середины танцпола, я притягиваю ее к себе, она кладет свою голову на мою грудь, и мы начинаем покачиваться в такт песни «Ho Hey» группы The Lumineers.

– Итак, что заставило тебя приехать пораньше? – Ее голос звучит так тихо, что я едва слышу ее из-за грохота музыки.

– Хотел убедиться, что с тобой все в порядке. – Одну руку кладу на ее поясницу, а другую на бедра, подбородком прижимаясь к ее голове.

– Но это не единственная причина. – Она не спрашивает, а утверждает.

Моей первой реакцией было солгать, но потом осознаю, что больше не хочу ей врать, не хочу вести себя подобным образом.

– Потому что есть вещи, с которыми я не очень хорошо справляюсь.

Ее руки сжимают заднюю часть моей шеи и притягивают ближе к себе.

– Ты...

– Нет, – прерываю ее я, чтобы она не успела задать вопрос. – Хотя и хотел этого. Дела и так складывались тяжело после того, как я узнал об отце и о том, что случилось с Калебом, но после звонка матери, изъявившей желание со мной поговорить стало хуже.

Ее объятия становятся сильнее.

– Ты разговаривал с ней?

– Нет... Не смог.

– Хорошо. Я рада. Тебе и не следует. Пока мы не узнаем, где она остановилась. А может даже и тогда.

– Я люблю тебя. – Произношу я, потому что это единственное, что в этот момент мне удается произнести. Порой бывает слишком трудно постичь то, как сильно она меня оберегает.

Она отклоняется назад и смотрит мне в глаза.

– Мне кажется, чтобы не случилось, ты не должен даже задумываться о разговоре с ней, пока тебе самому этого не захочется.

– Я и не буду. – говорю я. – Хотя, мне и любопытно, что она хотела сказать..., наверное, ничего хорошего, но все-таки она...

– Она твоя мама, и ты чувствуешь, что тебе нужно поговорить с ней, – заканчивает за меня Келли. – Но прежде чем ты станешь относится к ней как к матери, ей нужно начать вести себя как мать.

– Не уверен, что когда-нибудь захочу.

– Тогда и не надо. Ты ничего ей не должен.

Ее слова – именно то, что мне нужно услышать. Я больше не хочу зацикливаться на семейных проблемах и отчаянно желаю перестать о них думать, поэтому и меняю тему.

– Кажется, у вас с братом все хорошо.

Она пожимает плечами, глядя на меня своими прекрасными глазами.

– Здорово было провести с ним время.

– Отлично. Я рад. Приятно видеть, что рядом с семьей ты счастлива.

– Мама хочет, чтобы мы приехали в гости, – говорит она, акцентируя внимание на слове мы, подразумевая под ним себя и меня.

– Дилан тоже хочет, чтобы мы приехали в гости, – говорю я, подражая ее тону.

Мои слова вызывают у нее смех и в уголках ее глаз образуются морщинки.

– Семьи необходимы, согласен? – Как только она это произносит, ее взгляд становится обеспокоенным, как будто она меня чем-то обидела.

– Келли, тебе не надо аккуратничать со мной. Ты можешь употреблять слово «семья», и со мной все будет в порядке. – Ловлю ее взгляд, скользящий по моим запястьям, на которых, я с гордостью могу сказать, нет свежих порезов. – И кроме того, я начинаю понимать, что семьи не всегда бывают такими, какими я себе их представлял. Дилан с женой милые, да и Тайлер не был сволочью. Оставляя одну руку на ее спине, другой прикасаюсь к ее щеке. – Но, по правде говоря, для меня ты бОльший член семьи, чем кто-либо другой. Все, что мне необходимо – это мы и наша крошечная квартира, и тогда мне хорошо. Понимание этого пришло ко мне в Вирджинии.

Она нервно сглатывает, на глаза наворачиваются слезы, но выглядит она не печальной, а счастливой.

– Хорошо, это все что и мне нужно. – Затем она приподнимается на носочки и оставляет нежный поцелуй на моих губах. – Отныне, – шепчет она мне в губы, – во все поездки мы ездим вместе.

– Договорились, – говорю я. Под лаской моего языка ее губы раскрываются, и мне удается углубить наш поцелуй.

Мы продолжаем танцевать и целоваться до тех пор, пока не заканчивается песня. Когда ритм музыки ускоряется, я решаю активизировать свое танцевальное мастерство. Как и во время нашего первого танца, провожу рукой по ее руке, отстраняю от себя и кружу до тех пор, пока она не падает мне на грудь.

Она разражается смехом, откидывая голову назад.

– Знаешь, хотя у нас и не вышла тусовка как у рок-звезд, но мы, черт возьми, можем танцевать как они.

– Стопудово, можем. – говорю я, кружа ее в танце, пока от сильного смеха у нее не выступают слезы. – Мы можем все что угодно – ты и я – когда мы вместе.

Ее смех смолкает, и она смотрит на меня не отрывая глаз.

– Я хочу этого... нас... навсегда.

Я облизываю губы, отмечая, ускоренный ритм моего сердца, и понимаю, как не хочу больше убегать.

Остаться.

Остаться.

Остаться.

Мое сердце бьется.

Раз.

И навсегда.

Навеки.

– Я тоже, – говорю и целую ее со всей страстью, какую мое сердце может выдержать, показываю ей как сильно ее люблю, и всегда буду любить.

 

Глава 23

 

№165 Ответить на телефонный звонок, которого вы боялись.

 

Кайден

 

Неделя проходит без каких-либо крупных происшествий, и я думаю: может быть моя жизнь, наконец-то, нормализуется. Мои дни заполнены тренировками, учебой, Келли, работой, Келли, и тренировками. Мне нравятся мои будни, и я начинаю задаваться вопросом: а быть может Дилан прав, возможно пришло время отпустить все связанное с отцом. Двигаться дальше. Воспринимать футбол, как нечто принадлежащее мне. И совсем необязательно ассоциировать игру с ним.

Да, все идет отлично в этой штуке под названием жизнь до тех пор, пока не звучит чертов звонок.

Дело в том, что я так и знал, чувствовал, что в конце концов это произойдет. Но я не был готов к тому, кто сообщит мне новости. Может, знай я заранее, лучше бы подготовился.

Не определившийся номер должен был послужить предупреждающим знаком, но я работал над курсовой и был погружен в себя, отвечая на звонок.

Боже, как бы мне хотелось быть более собранным.

– Твой отец умер. – Звук голоса моей матери почти отвлекает от произнесенных ею слов.

– Откуда, нахрен, у тебя мой номер? – Я отпихиваю в сторону учебники и сажусь на нашу с Келли кровать. – Дилан дал его тебе? – Если это правда, то я очень зол. И расстроен.

Она издает гулкий смешок.

– Да, конечно. Как будто он способен на такое. Он считает, что, удерживая тебя подальше от нас, тем самым защищает.

Ее слова немного успокаивают меня, и я радуюсь, что Дилан не предавал меня. И немного злюсь на себя за сделанные моментально поспешные выводы.

– Ты можешь верить, чему хочешь, – произносит она, таким знакомым мне пугающим тоном. – Но не следует отрекаться от своей семьи.

– Я и не отрекался. Ты сама решила уехать, а я решил не принимать тебя обратно. – Я перекидываю ноги через край кровати, свешивая их на пол. – И благодаря своему выбору чувствую себя прекрасно – намного лучше, чем за всю свою жизнь.

– Ну, прости, что из-за нас ты так мучился. – Произносит она, но в ее словах нет ни капли извинений. Раздражение – да. Сожалений – нет. Повисает пауза, и мне кажется, что она ждет от меня подтверждения своим словам, чего я делать совсем не собираюсь. – Так или иначе, я сама хотела дать тебе знать, что теперь ты официально остался без отца.

– Ладно. – И снова я ничего не чувствую.

Ничего.

Пустая.

Холодная.

Оболочка вместо сердца.

За исключением того, что сердце у меня есть.

Оно еще бьется ради кого-то другого.

Ради людей, которые этого заслуживают.

Келли.

– Господи, Кайден, ты мог бы по крайней мере сделать вид, что эта новость тебя огорчила, – говорит она на удивление спокойным тоном для человека, у которого только что умер муж.

– Ага, что ж, полагаю, что я не такой хороший притворщик в отличие от тебя. – Опускаю голову на руку, желая забрать назад свои слова, такие грубые и злобные, каким мне быть не хочется. Но и заставить себя притворяться и реагировать в противовес своим чувствам, не могу.

– Как ты можешь так себя вести, – взрывается она. – Я воспитывала тебя, чтобы ты стал лучше. Растила тебя таким человеком, который хотя бы приедет и попрощается со своим отцом перед его смертью. Ты хоть понимаешь, как странно со стороны медперсонала больницы смотрелось, что ни один из его детей, так и не появился? – Для моей матери главное внешний антураж, ее девиз: пока окружающие считают, что все идеально, значит так оно и есть.

– Уверен, также ужасно, как для всего города выглядел мой арест. Или, когда меня упрятали в больницу из-за того, что я себя резал.

– Не могу поверить, что ты это говоришь.

– А мне не верится, что ты мне позвонила. – Я встаю с кровати и начинаю расхаживать по комнате, пытаясь направить бушующий во мне адреналин в здоровое русло. Я не собираюсь поддаваться эмоциям. Не стану этого делать. – Дилан мог бы меня проинформировать.

– Проинформировать? В голове не укладывается, что ты только что назвал смерть отца информацией. – Чуть ли не плача, произносит она. Мне следовало бы почувствовать себя ужасно, но не могу ради нее заставить себя выдавить подобную эмоцию. – После всего того, что он для тебя сделал, отдал заниматься спортом, покупал все в чем ты нуждался.

– Мама, в жизни существуют намного более важные вещи, чем материальные блага. И родителям важнее, покупать детям всякую фигню, говорить им слова любви, нежели колотить их или наносить удары ножом.

– Я ничего из перечисленного не делала. – Она старается говорить спокойно, но я слышу ее плач, она почти полностью потеряла над собой самообладание, чего я раньше никогда за ней не наблюдал.

Мне следует остановиться.

Я должен остановиться.

Но не могу.

– Нет, но ты и не мешала этому, – говорю, стиснув зубы, – что не уменьшает твоей вины.

– Мы не плохие родители! – истерически выкрикивает она, приводя тем самым меня в шок, потому что я честно не подозревал в наличии у нее хоть каких-либо эмоций. – Мы не... – Последние слова звучат так, словно она больше пытается убедить в них не меня, а саму себя.

Я больше так не могу. Плохая она мать или нет, не желаю быть человеком, приносящий другим боль. Не хочу уподобляться им. Не хочу нести на себе подобное бремя. Хочу все отпустить – освободиться. Поэтому я делаю выбор, который как я надеюсь, принесет мне свободу.

– Прости.

– За что?

– За то, что наговорил тебе все эти вещи... – Даже если они и правдивы.

– Хорошо. А теперь давай поговорим о похоронах отца и твоей помощи мне.

Я перестаю мерить комнату.

– Нет.

– Что? – Спросила она потрясено.

– Я не стану тебе в этом помогать.

– Но он твой отец...– Это самый лучший аргумент, который она могла привести, и смех, и грех. – И ты только что попросил прощения.

– Да, за то, что наговорил чудовищных вещей. – Говорю я, делая вдох сквозь боль, раздирающую мою грудь, сквозь начавшиеся проступать слезы. Я отпускаю, в ответ принимая то что есть. От всего этого я чувствую себя на грани. Но дело в том, что мне слишком многое приходится прощать, и меня беспокоит мой возможный срыв, когда наконец наступит время окончательного разрыва с прошлым – с ненавистью, болью, обидой. – Но не за те чувства, которые я испытываю. Я никогда не стану за них извиняться, и ни за что не буду помогать с похоронами.

– Значит, ты не приедешь. – Она продолжает лить слезы, но в ее голосе проглядывается злость.

– Возможно, еще не уверен. – Я встаю и, прежде чем выйти из комнаты, хватаю куртку и ключи от машины. – Сообщи Дилану детали и тогда он сможет передать их мне.

– Ты ужасный сын.

Единственное, что удерживает меня от перечисления отвратительных качеств, характеризующих ее, это:

1) Ей больно, и, хотя я презираю ее, не хочу уподобляться ей. И

2) Это не имеет значения; Она – мое прошлое, если решу там ее оставить.

И, пожалуй, так и поступлю.

– Думай, что хочешь. – Я рывком открываю входную дверь, уговаривая себя продолжать делать вдохи, продолжать заниматься своими делами. Двигаться вперед... двигаться вперед... шаг за шагом – и мне удастся с этим жить. – Я принимаю еще одно решение и прекращаю разговор, не предоставляя ей больше возможностей оскорблять и выводить из себя.

Направляюсь к машине, а затем еду в том направлении, который вполне вероятно является самым лучшим выбором когда-либо сделанным мной.

 

Глава 24

 

№166 Обнимай, пока тебе изливают душу.

Келли

 

Наши каникулы по случаю дня Благодарения заканчиваются катанием на сноуборде и прогулкой перед отъездом Джексона домой. А после мы с Кайденом проводим какое-то время вместе – наконец-то – в нашем новом доме.

Пару раз я навещала Харпер, чтобы убедиться в действенности терапии. Сейчас ее поведение, кажется, немного менее фальшивым и немного настоящим, поэтому, когда она говорит мне, что дела идут хорошо, я ей верю. Я счастлива, что решила оказать ей помощь, словно это своего рода такой целительный процесс, о котором я и не подозревала.

Учеба идет своим чередом. Также, как и футбол. И литературная деятельность. Жизнь не стоит на месте. Следующая неделя протекает довольно спокойно. Но дело в том, что событие, которого мы оба с Кайденом ждали, в конечном счете наступает, и прямо во время сдачи экзаменов. Я как раз заканчиваю тест по океанографии, когда мне звонит Кайден. По рингтону, установленного на его телефон, я понимаю, что это он, но ответить не могу, если не хочу получить обвинений в списывании.

В спешке заканчиваю отвечать на заключительные вопросы, потом хватаю сумку и выбегаю из класса, по пути бросая работу на стол преподавателя. Как только я оказываюсь в относительно пустом коридоре, выуживаю телефон из кармана и перезваниваю Кайдену.

– Привет, что случилось? – спрашиваю, когда он отвечает на звонок.

Он делает глубокий вдох, и я тотчас понимаю, что услышу плохие новости.

– Отец. Он мертв.

– Сейчас приеду. – произношу я, и чуть ли не бегом устремляюсь к выходу, расположенному в конце коридора. В голове промелькивают картинки с ним, запертым в ванной, с бритвой в руке. – Ты дома?

– Нет, я сейчас на парковке. – Сквозившие в его голосе эмоции, так и просачиваются сквозь телефон, и клянусь, что могу их прочувствовать. – Мне нужно было увидеться с тобой, поэтому я приехал и жду тебя здесь.

– Иду. – Я толкаю дверь и мчусь по снегу, сжимая в руках сумку. – Где именно ты припарковался?

– У главного входа. – В его голосе чувствуется ранимость, как будто он борется с тем, чтобы не сломаться до моего прихода.

Я осматриваю парковку и, заметив его машину, сворачиваю направо, и не сбавляю скорости пока не добираюсь до него. Распахиваю дверь и запрыгиваю внутрь. Он сидит на водительском месте, уставившись вперед на двор кампуса, челюсти плотно сжаты, грудь вздымается и опадает. Надетые на нем пижамные брюки и толстовка, свидетельствуют о том, что скорее всего, он в спешке покидал дом.

Теплый воздух ласкает мою кожу, но его молчание леденит мне сердце. Я не знаю, что сказать – если я могу что-нибудь сказать. Что, черт побери, люди говорят в такой ситуации?

Мне жаль.

Что ты потерял отца.

Потерял монстра твоей жизни.

Который тебе причинял боль.

Который тебя приводил в замешательство.

Который заставил тебя пройти через все это.

– Я люблю тебя. – Это единственное, о чем я могу думать и похоже именно эти слова ему необходимо слышать. Как только я их произношу он поворачивается ко мне, взгляд в его глазах смягчается и наклонившись ко мне обвивает меня своими руками, прижимая к себе. Животом я упираюсь в консоль, но позволяю ему притянуть себя еще ближе, едва ли не в отчаянные объятия.

– Я тоже тебя люблю, – шепчет он, пряча лицо на моей шее. – Боже, как же чертовски сильно я тебя люблю. Только это и важно. – Я понимаю, что он начинает плакать не из-за ощущения его слез и звука плача, мне говорит об этом сила его объятий. Так будто каждый мускул требует выхода накопившихся эмоций.

Я его обнимаю, нежно провожу пальцами по его волосам и не произношу ни слова, пока он дает выход своим эмоциям, ведь мне не остается ничего другого. Ему необходимо выплакаться, и я этому рада. Накопленные внутри эмоции оборачиваются для него проблемой.

Не знаю, как долго мы так сидим, время клонится к вечеру, но я не смею пошевелиться, боясь, что он спрячет свои эмоции и закроется.

Когда он выпускает меня из своих объятий, небо проясняется, но солнце опускается за горы, отбрасывая оранжевый неоновый отблеск на покрытую снегом землю. Кампус почти опустел, и на парковке осталось мало машин.

– Ты в порядке? – спрашиваю я, пока он тыльной стороной руки вытирает слезы с покрасневших глаз.

– Да, прости за это. – Хрипит он. – Я ненадолго потерял контроль.

– Сам знаешь, это нормально – давать выход эмоциям, – говорю я, протягиваю руку и вытираю оставшиеся слезы. Я намереваюсь отстраниться, но он наклоняется и прижимается щекой к моей руке, и я решаю ее не убирать. – И плакать тоже нормально.

– Я знаю, – отвечает он с тяжелым вздохом. – И кажется мне это было необходимо – излить душу. Я нуждался в этом последние двадцать лет.

Повисает пауза, и я намереваюсь спросить не хочет ли он поговорить об этом, но вместо этого он откидывается на сиденье и смотрит прямо, а затем включает заднюю передачу.

– Я знаю, у тебя есть вопросы, – говорит он, пока я пристегиваю ремень безопасности. – И я отвечу на них, но хочу это сделать дома, если ты не против?

Я киваю и сажусь прямо на сиденье.

– Конечно, не против.

Когда он выезжает с парковки на дорогу, на его лице отражается облегчение. По дороге домой, мы останавливаемся, чтобы купить какую-нибудь еду, потому что мы оба не очень хорошо готовим – ни одному из нас это не нравится. После мы устраиваемся на диване с гамбургерами, картошкой фри, и напитками, и едим в сводящем меня с ума полном молчании.

– Звонила мама, – наконец, произносит он, беря стакан и вертя соломку. – Она узнала мой номер и решила лично сообщить мне новость.

– Она...? – Я ковыряю гамбургер. – Она вела себя дружелюбно?

Он качает головой и делает глоток своего напитка.

– Нет, она вела себя точно также, как и всегда.

Ну ладно, а сейчас я на самом деле начинаю беспокоиться.

– Кайден, я...

Он прерывает меня, наклонившись вперед, скользя своими губами по моим. И когда отстраняется, кажется, выглядит довольным.

– Я в порядке, Келли. Клянусь. – Будто пытаясь доказать это, он отставляет в сторону еду и берет мою руку в свою. – Мне многое нужно было ей сказать то, на что раньше у меня никогда не хватало смелости, и я понял, что с меня хватит.

– Хватит?

– Всего этого. Её. С ненавистью к ним обоим, с их с влиянием на мою жизнь, даже когда их нет рядом. – Он берет из моих рук еду, кладет ее на журнальный столик, и пододвигается ко мне, пока наши колени не соприкасаются. – Я собираюсь забить на все это. – В его глазах плескается решимость и одолевает меня до такой степени, что мне кажется я тону в ней – в боли, от которой он освобождается. – Я собираюсь сосредоточиться на будущем. Продолжать учиться и играть в футбол на разрыв аорты, с надеждой, что меня задрафтуют. А если нет, то у меня будет степень. – Он тянется ко мне, заправляя прядь волос за ухо, и оставляет свою теплую ладонь на моей щеке. – И я собираюсь заботиться о тебе и сделать тебя самой счастливой. – В его глазах лучатся эмоции, а взгляд непрерывно удерживает мой. – Я хочу следовать по этому пути вместе с тобой. Я хочу, чтобы у нас было будущее – наше общее будущее.

Возможно, Джексон был прав. Возможно, наши отношения ведут к браку. Боже, а что если это так? Хочу ли я этого?

Я охотно киваю головой.

– Я тоже этого хочу больше всего на свете. – И умолкаю. – Но...

Он хмурит лоб, уверенность в нем немного угасает.

– Но что?

– Но... – Я снова колеблюсь, нервничая и сомневаясь, поднимать ли щекотливую тему. – Что насчет похорон? Ты...? Ты собираешься поехать?

– Еще не уверен. – Он не злится и не расстроен, лишь сбит с толку.

– Что бы ты не решил, я поддержу тебя. – Я поворачиваю голову и нежно целую его ладонь. – Я буду с тобой, если ты захочешь поехать и попрощаться. Возможно, после станет легче.

В его глазах светится нежность, а на лице читается только любовь.

– Я знаю, что будешь рядом. – Как мне кажется, именно в этот момент, я понимаю, что все будет хорошо. Наверняка нам придется сталкиваться с трудностями – они всегда случаются, когда дело касается жизни, – но он, наконец-то, позволяет мне любить его, как того заслуживает и это огромный, героический шаг для нас.

Переломный момент в нашей жизни.

Остаток вечера, состоящий из привычных вещей, проходит спокойно. Мы едим. Болтаем. А после, когда Кайден засыпает, я сажусь писать.

Мне начинают нравятся наши будни.

Над клавишами клавиатуры пальцы оживают, жаждущие сочинять и обрести свободу.

После того, как девушка спасла парня, она не видела его множество рассветов и закатов. Так случилось не из-за их желания, а потому что каждый выбрал свой путь и занялся своими делами, такое чаще всего и происходит в жизни.

Девушка покинула свой замок и нашла новое место, чтобы осесть – начать новую жизнь, в которой ее не будут постоянно преследовать воспоминания о чудовище. Вообще-то, она чувствовала себя счастливее, каковой не была уже очень долгое время. Отчасти так случилось из-за того, что ей удалось оставить позади свое прошлое, но и внутренние изменения, произошедшие с ней в ночь спасения юноши, поспособствовали этому. Она смогла противостоять монстру, и, хотя это был не тот самый монстр, принесший ей страдания, но отважный поступок заставил ее почувствовать себя храбрее и меньше бояться окружающего мира, постоянно ее пугавший.

А юноша...что ж, она не знала, что с ним сталось, сбежал он от чудовища или нет, но она надеялась на первое. Надеялась, что он сможет жить дальше, как это удалось сделать ей.

Надеялась, что счастье затеплится в его печальных глазах.

Но однажды, в один из теплых осенних дней, она узнала, чем он занимался. Их воссоединение вряд ли назовешь волшебством, но все же определённо оно стало судьбоносным, когда они в буквальном смысле врезались в друг друга, оказавшись в одном и том же месте одновременно.

Щелк.

И они налетели друг на друга, но столкновение оказалось не столь мощным, как потрясение от встречи друг с другом.

Они были поражены.

Ошеломлены.

Взволнованы.

Но, больше всего, они были просто рады видеть друг друга живыми.

– Привет, – проговорила девушка, а в это время вокруг них ветер кружил листья в танце.

– Привет, – вторил ей юноша, выглядя сейчас намного лучше, чем раньше. В его глазах все еще таилась грусть, но в них отражалось и счастье.

Их первые слова не были похоже на красивые приветственные фразы, о которых девушка читала в сказках еще в те времена, когда она была принцессой. Истории, сулившие вымышленным принцам сердца принцесс, добытые с помощью красивых речей и исполнением серенад.

Но ничего страшного.

Она не нуждалась в ухаживаниях.

Ей не нужны были серенады.

Ведь она не была принцессой.

А он не был принцем.

Она всего лишь простая девушка.

А он обычный юноша.

И это была не сказка.

А реальная жизнь.

Да и сказки все равно переоценивают.

Далее их разговор протекал легко, но осмотрительно. Ни один из них не чувствовал себя достаточно комфортно, чтобы вспоминать о той ночи. Вскоре они расстались; их прощание и улыбки оставляли надежду на скорую встречу.

Для этих двоих это был не конец.

Им уготовано гораздо больше.

Теперь, когда монстры исчезли из их жизней.

Это началось не сразу – отношения между ними. Они вместе учились, а их беседы состояли из таких фраз, как «Могу я одолжить твой карандаш?» и «Ты придешь на мою игру в пятницу?» или «Тебе действительно стоит прийти на мою игру».

Девушке хотелось так многое сказать юноше, как, впрочем, и ему ей, но потребовалось некоторое время, чтобы набраться смелости для следующего шага.

И оно все-таки настало.

– Я тут подумал, – сказал однажды парень, когда они столкнулись друг с другом в коридоре. Теперь, когда он больше не подвергался избиениям, он держался более уверенно. – Что мы должны куда-нибудь сходить.

– Что-то вроде свидания? – Девушка никогда не ходила на свидание и была немного смущена. Конечно, они немного болтали друг с другом, и ее не покидали мысли о нем – ее дневник был исписан содержанием их встреч и подробным описанием его глаз, которые очень ей нравились – но помимо прочего, казалось, они становились друзьями, и это было гораздо лучше, чем быть никем друг для друга. Лишь теперь, на его лице появились признаки чего-то другого, как будто он сопротивлялся чему-то, но сдался и отпустил.

Ты мне нравишься, читалось на его лице.

Ты мне тоже нравишься, хотела произнести девушка.

– Да, на свидание. – Казалось, что он удивился словам девушки, и, хотя он держался безразлично, но его глаза уверяли, что она очень нравилась ему.

Ты мне тоже очень нравишься.

– Ладно. – Девушке было тяжело согласиться, и ее очень удивили слова, слетевшие с ее губ.

Как удивили они и парня, решившего, что она ему откажет. Если бы она не знала, могла бы поклясться, что они оба стали храбрее.

– Тогда хорошо, – сказал парень. – Я заеду за тобой вечером.

– Окей.

Они расстались. Голова девушки кружилась от различных вариантов.

А могла ли она ему доверять?

Ведь мир полон монстров, и их трудно распознать среди людей.

Глава 25

№167 Попрощайся.

 

Кайден

 

Только после звонка Дилана на следующей день, когда он сообщает о своем намерении поехать на похороны, я тоже решаю присутствовать на них. Однако, Тайлер отказывается из-за беспокойства, что они могут спровоцировать рецидив, и я его понимаю. Если честно, я тоже жду чего-то что может и меня вывести из равновесия, но все же не следую его примеру и решаю ехать туда, и на удивление, чувствую себя хорошо.

Похоже, Келли вздохнула с облегчением, когда я ей сообщаю о своей поездке. По ее мнению, это позволит мне перевернуть ту страницу моей жизни. Хотя мне самому так не кажется, но это единственный шанс, который у меня есть, и я воспользуюсь им.

Похороны состоятся в Северной Каролине, где, как я только что узнал, выросла моя мать, именно по этой причине они с отцом выбрали это место для укрытия – из-за живущих там знакомых. К счастью, Келли едет со мной, но пробудем мы там только несколько дней, потому что экзамены еще не закончились, а я не собираюсь просирать наши оценки из-за этого. С тем ограниченным количеством времени, которое у нас есть, мы в основном тусуемся на пляже возле нашего отеля.

И меня это устраивает.

На самом деле, так даже идеально.

– Я становлюсь фанаткой океана, – говорит Келли утром в день похорон. Под согревающими нас лучами солнца, она сидит на песке, устроившись между моих ног и прислонившись к моей груди. – Здесь так спокойно.

Я играю с ее волосами, волны разбиваются о берег всего в нескольких футах от нас.

– Да.

Келли прижимается ко мне головой и удовлетворенно вздыхает.

– Мы должны чаще приезжать сюда. – Она поправляет свои темные очки на глазах. – Не в Северную Каролину, а к океану.

– Мы могли бы жить возле океана, – говорю я, одной рукой обнимая ее, а другую оставляю на песке, поддерживая ею наш вес, – после того, как закончим университет, и, может быть, мне повезет заключить контракт с командой с побережья.

– Мне нравится слышать, как ты говоришь о будущем. – Она поворачивает голову и обнимает меня. – Я волнуюсь, когда ты этого не делаешь.

Я провожу по ее волосам и убираю их с глаз, чтобы видеть ее лицо.

– Прости, что мне потребовалось так много времени, чтобы понять это, но я рад, что ты дождалась меня.

– Ты стоишь того, чтобы тебя ждать, – говорит она, вдыхая мой запах. Она начинает забавно ухмыляться, покачивая головой. – И к твоему сведению ты превратил меня в ходячий любовный роман.

– Не понимаю, о чем ты.

Откинувшись назад, она стягивает солнечные очки и смотрит на меня.

– Каждый раз, когда я с тобой, я постоянно произношу слащавые фразочки. Это выглядит глупо.

Я тихо смеюсь.

– А мне кажется, это мило.

– Ты тоже их произносишь, – смеется она. – Все время.

Я начинаю морщить нос и протестовать, но затем понимаю, что она права. И вместо протеста я встаю, отряхиваю руки от песка и перебрасываю ее через плечо.

– Кайден, какого черта! – кричит она сквозь смех, колотя меня по спине, пока я мчусь к воде и погружаюсь в нее до тех пор, пока вода не доходит мне до пояса. Мы не стали надевать купальники и были лишь в шортах. Вода прохладная, некомфортной температуры. Тем не менее, это весело.

– Так значит я превращаюсь в размазню, – дразнюсь я, сжимаю ее попку и опускаю в воду.

Она визжит, когда соленая вода океана просачивается сквозь ее одежду и достигает нижней части груди.

– Ты подлый, злой мальчик.

– Ни фига. Благодаря тебе, я – сопляк. – Криво улыбаюсь, хватаю ее за футболку и притягиваю ближе к себе. Капли стекают с ее волос, тело покрыто капельками воды, одежда прилипает к телу. Она выглядит безумно сексуально, и мне хочется слизать каждую капельку с ее кожи.

Что я и делаю.

Опустив голову к шее Келли, я облизываю ее ключицу, не обращая внимания на солоноватость вкуса ее кожи.

– Кайден, – выдыхает она, зарываясь пальцами в мои волосы и притягивает ближе к себе.

С улыбкой, я опускаю голову ниже, и пока мои руки скользят по ее животу, прокладываю дорожку из поцелуев к вороту ее рубашки и оттягиваю ее вниз, облизываю изгиб груди и втягиваю кусочек плоти. Она пытается удержаться на ногах, противостоя накалу чувств и накатывающихся на нас волн, поэтому я чуть наклоняюсь, хватаю ее за бедро, поднимаю ее ногу и оборачиваю вокруг своего бедра. Она хватает ртом воздух и покачивает бедрами, желая получить большее. Идеальный момент, и я намереваюсь дать нашим телам все, чего они жаждут, но в этот момент большая волна обрушивается на нас и сбивает с ног.

– Твою мать. – Я изо всех сил пытаюсь подняться, пока Келли показывается из воды.

– Так тебе и надо, – смеется она и плывет к берегу, – для начала за то, что бросил меня туда, – говорит она, вылезая из воды и без сил опускаясь на песок.

Я выбираюсь из воды и ложусь рядом с ней, совершенно не заботясь о том, что песок пачкает мою одежду. Затем мы смотрим на небо, окутанные умиротворением просто от нахождения рядом с друг другом. Но с появлением на небе облаков, я вспоминаю причину, по которой мы здесь.

– Полагаю, нам пора возвращаться, – тихо шепчет Келли, положив руку на лоб.

Я медленно киваю.

– Да, ты, наверное, права. – Спустя минуту я начинаю шевелится, но мне хотелось бы остаться.

Только она и я.

Мы вдвоем.

Теплый песок.

Спокойствие океана.

Это все, чего я хочу.

Но в глубине души я знаю, что мне пора попрощаться.

Дилан и Лиз появляются в нашем отеле за несколько часов до похорон, чтобы вытащить нас на обед. На Келли черное платье, похожее на платье Лиз, мы с Диланом облачены в черные брюки, белые рубашки и черные галстуки. Но надетая на нас мрачная одежда не соответствует нашему настроению.

– Не могу поверить, что ты писатель, – говорит Лиз Келли, сидя по другую сторону стола в забегаловке, куда мы заехали поесть. – Это так круто.

Келли выглядит немного смущённой из-за внимания к своей персоне.

– Да, наверное. Но нужно еще многому научиться, если я хочу сделать карьеру писателя.

Я обнимаю ее за плечи и провожу пальцами по ее волосам, которые все еще сохраняют слабый запах океана.

– Все получится. Именно это тебе нравится.

Она морщится.

– Ты же знаешь, я просто не хочу думать об этом как о работе. Стажировка – это прекрасно и все такое, но я не знаю. Это не так весело, как писать рассказы.

– Тогда, если именно этим ты хочешь заниматься, пиши рассказы, – произношу я, беру картошку и закидываю ее в рот.

– Легче сказать, чем сделать. – Она макает картошку в мой соус. – Ты же понимаешь, как трудно сделать карьеру в этой сфере.

– Ты справишься. – Говорю я и улыбаюсь. – А я позабочусь о тебе, пока ты это делаешь. – Изрекаю обещание позаботиться о ней.

– Вы, ребята, восхитительны, – прерывает наш разговор Лиз. Когда я оглядываюсь, вижу, что она и мой брат заинтересовано на нас смотрят. – Серьезно, это самая очаровательная вещь, которую я когда-либо видела.

Дилан закатывает глаза.

– Не парьтесь. Она все в этом мире считает очаровательным. Щенки, котята, постельные принадлежности, автомобили, фильмы, пожилые люди. На его лице расплывается ухмылка и она улыбается ему в ответ, игриво ударяя его рукой по груди.

– Как скажешь, – говорит она. – У тебя у самого на глаза слезы наворачиваются при просмотре фильмов.

Ухмылка не сходит с его лица, на что она бросает картошку ему в лицо, но он открывает рот и ловит ее. Мы все весело проводим время, и я почти забываю, причину нашего приезда до тех пор, пока Лиз не поднимается из-за стола.

– Пора, – произносит она и вздыхает, поглядывая на настенные часы.

Как только нам приходится вернуться к реальности и настоящей причине нашего присутствия в Северной Каролине, между нами повисает мрачное молчание.

Мы здесь, чтобы попрощаться.

– Надо полагать, что да, – бормочет Дилан, поднимаясь и направляясь к двери, шаря по карману в поисках ключей.

Мы следуем за ним, сохраняя молчание и садимся в машину. Поездка в церковь не занимает много времени. Хотя мне бы хотелось, чтобы она длилась вечность. Мы едем в машине брата, вместе с Келли сидим на заднем сиденье, и всю дорогу я держу ее руку в своей, что помогает мне дышать. Воздух влажный, и на протяжении большей части нашего пути нас сопровождает океан. И хотя, он действует успокаивающе, но чем ближе мы подъезжаем, тем сильнее я ощущаю оглушительные удары сердца в груди.

А вот и оно.

Справлюсь ли я?

В конце концов, мы подъезжаем к небольшой, почти захудалой церкви, располагавшейся в центре небольшого городка с кладбищем на той же улице. Отсутствие машин на парковке заставляет меня задаться вопросом в нужное ли место мы приехали. Но я ничего не говорю, поскольку Дилан, кажется, уверен в правильности места, «раз GPS указал путь сюда, значит оно верное». Когда мы идем по тротуару, он хватает мою руку и удерживает меня, кивнув Келли и Лиз, давая им понять, чтобы они продолжали идти вперед.

Они обе останавливаются напротив массивных дверей и оглядывают нас странными взглядами.

– Все нормально, – говорит Дилан.

– Со мной все в порядке, – говорю я, одновременно вместе с Диланом.

С неохотой они оба заходят внутрь, оставив меня и Дилана одних у подножия лестницы в тени деревьев.

– Если ты почувствуешь, что-то тебе становится слишком тяжело, просто скажи, и мы уйдем, – говорит он, теребя часы на своем запястье. Выглядит он таким же беспокойным, каким я себя чувствую.

– Хорошо, – я провожу взглядом по двери, а потом снова смотрю на него, и понимаю, что как только войду внутрь, все изменится. Эта глава в моей жизни будет закрыта, и какие бы чувства я не испытывал, но, в конце концов, прощаюсь навсегда, как сделал это Дилан, покинув дом в восемнадцать лет. – Но все же, у меня вопрос... как умер отец?... – Понятия не имею, зачем мне это надо, но все же чувствую, что должен узнать, прежде чем войду туда, прежде чем я попрощаюсь и переверну эту страницу своей жизни. – Ты знаешь, что именно случилось, из-за чего он попал в больницу?

Дилану кажется не по себе, он настороженно ослабляет галстук.

– Да, но ты уверен, что хочешь знать?

Мне требуется время на ответ, но такое чувство, что я должен знать.

– Да, полагаю, что хочу, чтобы поставить точку.

Он вздыхает, затем пропускает руку через волосы, не сводя взгляда со стоянки.

– Я не знаю всех подробностей, но это случилось из-за драки.

Сквозь меня прокатываются волна потрясения, резко отзываясь в груди.

– Что?

Дилан вздыхает и снова смотрит на меня.

– Отец все-таки ввязался в драку с тем, кто смог оказать ему сопротивление. – Он качает головой, а затем смотрит на массивные дубы, растущие во дворе перед церковью. – Отчасти это трагично, когда задумаешься об этом. Столько бесполезной и ненужной ярости, кипящей в нем долгие годы, а в результате, приведшая к смерти. Такая бессмысленная трата жизни.

– Я прекрасно знаю какого это, – говорю я тихо. – Разве быть счастливым не гораздо лучше?

Кивнув головой в качестве подтверждения, Дилан смотрит на меня и нервозность в его глазах исчезает, оставляя место лишь для сожалений. Не обо мне, а о нашем отце.

– Ты прав. Жаль, что он никогда не мог этого понять.

Тишина обволакивает нас, и, хотя нам не по душе, что пришло время войти внутрь, но мы одновременно направляемся к дверям и входим в церковь. Внутри так же пусто, как и на парковке, на скамейке сидят несколько человек, лица, которых мне незнакомы, за исключением одного. И я знал, что она будет там и боялся встречи с ней.

С моей матерью.

Она сидит впереди, одетая в черное, со шляпкой на голове и опущенной на лицо вуалью. Когда мы входим, петли церковной двери извещают собравшихся о нашем присутствии, и она поворачивает голову. Мы обмениваемся взглядами, и ее выражение глаз я не могу прочитать и не хочу знать, что оно означает. Когда она начинает подниматься со своего места, я перестаю на нее смотреть и сажусь рядом с Келли, где мне и место. Для меня становится сюрпризом, что мать понимает намек и садится обратно, глядя на впереди стоящий гроб. Он выглядит одиноким: без цветов, без большой фотографии с изображением каким он был человеком.

Келли в течение всей церемонии не отпускает мою руку. Мы мало говорим, да и говорить не о чем. К тому же, она здесь со мной, а это единственное, что действительно важно – она любит меня настолько, чтобы быть здесь ради меня.

На протяжении всей церемонии в опустевшей церкви ощущается отсутствие слез утраты. Ему не посвящается трогательно-прощальных речей. Никому нечего сказать.

Одна лишь тишина.

Пустота.

Разве, таковой была его жизнь?

В этот момент мне становится жаль отца. Какая пустая трата жизни: испытывать столь огромный гнев, не оставляя места для любви. Я рад, что не похож на него. Благодарен за предоставленную возможность пережить всю ту боль и ненависть, которую он причинил мне. Благодарен за способность любить. Благодарен за Келли, моего брата, Лиз, Люка, Вайолет, Сета, Грейсона и даже моего тренера. Потому что в итоге я понял, что я – не мой отец.

А всего лишь я.

И этого достаточно.

Как бы мне хотелось сказать это в конце похорон, когда мы отвезли его тело на кладбище к месту его последнего пристанища. Найти в своем сердце несколько слов, которые что-то бы значили.

Но я не смог.

Все что я смог сказать – прощай.

И оставить прошлое.

 

Глава 26

№168 Постарайся не слишком смущаться, оказавшись в очень неловком положении.

Келли

После похорон, Кайдену, кажется, становится гораздо лучше. Я не спрашиваю его о причинах, потому что на самом деле они не важны. Все, что имеет значение – это тьма, неотступно преследующая его, кажется, рассеялась. Не поймите меня неправильно, это не означает, что он постоянно счастлив, да и кто на самом деле таковым бывает.

Рождество мы проводим у моих родителей. Мы пробыли здесь уже несколько дней и планируем остаться до Нового Года. И хотя я предлагала Кайдену отправиться в Вирджинию, не только потому, что знала о желании его брата, чтобы он приехал, но ведь и понимала, что моя мать будет вести себя как ненормальная, и тем не менее он все равно предложил поехать ко мне домой. К тому же, нельзя было отрицать: меня волновало повторное столкновение с Калебом, но мама успокоила меня, сообщив, что он находится в тюрьме и ожидает суда. Да и Кайден посчитал справедливым наш приезд сюда, поскольку я уже провела время с его братом и сестрой. И хотя мне было не по себе, что наша встреча состоялась на похоронах, но он заверил, что очень хочет навестить мою семью.

Бедный парень не знал, что его ждало.

– Я люблю Рождество, – напевает мама, вальсируя по комнате и собирая кусочки оберточной бумаги, складывая их в большой мешок для мусора. Она, одета в зеленый свитер, бежевые брюки и носки с рождественскими елками на них, пританцовывает под рождественскую музыку, звучащую из старинного проигрывателя в углу комнаты. – Это лучшее время года.

– Ты так говоришь и о Хэллоуине, и о Дне Благодарения, – говорю я, бросая взгляд на Кайдена, который прижимая кулаком рот сдерживает смех взирая на безумие моей матери. Как же неловко, но я изо всех сил стараюсь не смущаться, надо привыкнуть к тому, что Кайдену станут известны все маленькие причуды моей семьи.

– И о Дне Святого Валентина, и о Дне Независимости, – вторит отец, складывая подарки, которые мы только что открыли. На нем красно-зеленая трикотажная рубашка, которую мама заставила его носить весь день, воспевая дух праздника. – Не говоря уже про Новый Год.

– О, у меня так много планов на Новый Год. – Мама опускает сумку на пол и, лучезарно улыбаясь, подходит ко мне. – Я подумала, что мы могли бы походить по магазинам, заглянуть в парикмахерскую, а после всем вместе отправиться поужинать. – Она бросает взгляд на Кайдена, а после смотрит на меня. – Вчетвером.

Я открываю рот, чтобы сказать... что-нибудь, что поможет нам выбраться из этой переделки, но отец прерывает меня и бросает лукавый взгляд.

– Вообще-то, дорогая, я запланировал нечто особенное для нас с тобой.

– Правда? – Мама хлопает в ладоши, бросается к нему и крепко обнимает.

– Беги, – с широкой улыбкой на лице шепчет мне отец из-за маминого плеча. – Беги, пока можешь.

Меня не нужно просить дважды. Я хватаю Кайдена за руку и тащу его из гостиной.

– Боже мой! – пищу я, держа его за рукав рубашки и направляюсь через кухню в сторону задней двери подальше от моей матери. Как только мы выходим из дома, я увеличиваю темп и тороплюсь пересечь подъездную дорожку, ведущую к гаражу, беспокоясь, что мама последует за нами. – Я всерьез считаю, что еще чуть-чуть и она заперла бы нас в доме и держала там вечность.

Кайден посмеивается, и забавляясь моим смущением, пощипывает мои щеки, также, как тысячу раз проделывала мама.

– Что тут можно сказать? Я жутко милый, чтобы у кого-то появилось желание держать меня вечность взаперти. – Он цитирует кое-что сказанное ему моей мамой, когда мы открывали подарки.

– Ты – милый, – соглашаюсь я, когда мы входим в гостевую комнату над гаражом, благополучно закрывая дверь на замок. – Но она не должна говорить тебе об этом каждую минуту. – Я плюхаюсь спиной на надувной матрас, который помимо обогревателя и ванной комнаты, составляет единственным предметом обстановки. Но я не жалуюсь, ведь причиной отсутствия здесь мебели является то, что она сейчас расставлена в нашей квартире.

– Она просто пытается быть дружелюбной, – защищает ее Кайден, не сводя с меня взгляда. Его волосы взъерошены, подбородок не бритый, но он выглядит таким счастливым. – И это мило, что она хочет быть дружелюбной. Было бы хуже, если бы она была слишком придирчивой.

– Да, знаю, – со вздохом отвечаю я, понимая, что он прав. Было бы ужасно, если бы мои родители были похожи на его мать. – Я просто хочу, чтобы она вела себя чуть менее смущающе. – Я поднимаю руку и делаю жест пальцами. – Хотя бы, чуть-чуть, самую малость.

– Ага… Сомневаюсь, что это когда-нибудь случится. – Кайден выскальзывает из своей рубашки и швыряет ее в сторону. Его джинсы низко сидят на бедрах, открывая мне вид на его пресс и грудь, испещренными шрамами. – Мне показалось забавным, когда во время обеда она продолжала шутить о нашей свадьбе. – Опускаясь коленями на матрас, он разводит ими мои колени, до тех пор, пока мои ноги широко не раскрываются.

– О, Боже. – Качаю головой и прикрываю лицо руками. – Я рада, что ты находишь это забавным, потому что уверена, что большинство парней сбежали, спасая свою жизнь.

Он наклоняется ко мне и кладет руку по обе стороны от моей головы, матрас под нами начинает двигаться. Я растопыриваю пальцы и смотрю на него. После похорон и с тех пор как он попрощался с матерью и оставил прошлое позади, Кайден выглядит таким счастливым. Кажется, ему стало легче дышать, он больше улыбается, и это, наверное, самое прекрасное зрелище, которое я когда-либо видела.

– Что ж, ты уверен, что действительно этого хочешь, – говорю я, когда он отводит одну из моих рук с глаз, – потому что у тебя есть еще время сбежать.

Он качает головой, высовывает язык и облизывает губы.

– Больше никаких побегов, – шепчет он хриплым голосом, и я знаю, что означает такой его голос: он хочет меня. – Никогда. – Он убирает вторую мою руку, а затем прижимает обе руки над моей головой.

Еще недавно, такое движение заставляло мое сердце пускаться вскачь, и не в самом хорошем смысле. Но сейчас... оно чертовски воспаряет ввысь, словно птица, высоко поднимающаяся в небо, и никогда более не желающая возвращаться на землю, потому что обрело свободу. Оно парит ради него.

– Ты хочешь меня, – дразнюсь я, когда он наклоняется, чтобы поцеловать меня.

– Ты права, – отвечает он. – А после, я хочу тебе кое-что подарить.

– Но ты мне уже преподнес подарок. – Я поглаживаю карман, внутри которого лежат подаренные билеты на концерт. Он сказал, что они символизируют воссоздание вечера, который должен был стать особенным, но тогда у него это не получилось. Сейчас же он готов подарить мне все, чего я заслуживаю – это его слова, не мои. После этих слов моя мама практически лишилась чувств. А я... что ж, мне кажется я влюбилась в Кайдена еще сильнее.

– Да, но это была только первая часть. – Он целует меня, затем мягко кусает мою нижнюю губу и отстраняется, чтобы сделать глоток воздуха. – Это еще не все, – выдыхает он мне в губы, и еще раз целует, – но тебе придется подождать.

– Как долго? – спрашиваю я, мое сердце пропускает удар, когда его пальцы скользят по пуговице моих джинсов.

– Пока не закончим вот с этим. – Он дьявольски мне улыбается и расстегивает ее.

– Звучит, как шантаж... – Как только он задевает костяшками пальцев моего живота, я выгибаю спина. – Хорошая новость в том, что мне нравится быть шантажируемой тобой.

– Боже, обожаю, взгляд в твоих глазах, когда прикасаюсь к тебе, – нежно шепчет он мне на ухо, а затем прикусывает мочку.

Я собираюсь раствориться в нем, но кое-что вспоминаю.

– Подожди. – Я кладу руку ему на грудь, отталкивая немного назад, тем самым заставляя его испустить сексуальное разочарованное рычание, заставившее мои губы затрепетать. – Ты разве не хочешь получить свой подарок?

– Что? Я думал, что свитер был подарком от всех вас. – Он в абсолютном недоумении отодвигается от меня и выгибает бровь.

Я сверлю его взглядом.

– Я бы никогда и ни за что не участвовала в подарке, подразумевающий свитер с вышитым эльфом на нем.

– Эй, мне нравится этот свитер, – настаивает он, и его слова действительно звучат искренне. – Никто и никогда не дарил мне свитер. Твою мать, никто раньше даже не делал мне подарков.

Вау, я напрягаюсь. Может мне следовало приготовить подарок получше.

– Не слишком радуйся, – говорю я, выползаю из-под него и съезжаю с матраса. – Ничего особенного. – Достаю из своей спортивной сумки его подарок.

Он садится на матрас, и смотрит с таким же нетерпением, как ребенок, сидящий под рождественской елкой.

– Не важно, что ты мне подаришь, я все равно буду счастлив.

И я знаю, что его слова правдивы, но все же, когда протягиваю ему маленький прямоугольный сверток, чувствую, что этого недостаточно. В ожидании, пока он рвет бумагу и отбрасывает ее в сторону, я задерживаю дыхание и слежу за его реакцией. Но он сидит, не шевелится, уставившись на него.

Он все смотрит.

И смотрит.

Не отрывая взгляда.

Опустив голову. И я не могу понять, о чем он думает.

– Я же говорила тебе, что у меня есть наши совместные фотографии. – И касаюсь рамки фотографии, на которой Кайден целует меня на ярмарке, куда мы ездили летом. Это на самом деле очень красивая фотография: мигающие неоновые огоньки и очертания аттракционов позади нас прекрасно контрастируют на фоне звездного неба над нами. – Сет сделал эту фотку на мой телефон, и она шикарна. Полагаю, фотография точно достойна нашей стены.

Он глядит, не отрываясь на нее, и мне кажется, что я сойду с ума, думая о том, что могло быть не так. Может, я сильно напоминаю ему о прошлом. Может быть, я напоминаю ему о том, чего у него не было.

Но когда я, наконец, набираюсь смелости чтобы хоть что-то сказать, из его глаза скатывается слеза.

Он начинает плакать и мне становится страшно.

Наверное, это было чрезмерно эмоционально.

Возможно, это была ошибка.

Когда сомнения полностью переполняют меня, он поднимает свой взгляд навстречу моему, и я сознаю свою неправоту.

Он плачет не потому, что огорчен.

Он плачет, потому что его переполняет чувство любви.

И Боже, я люблю его. Больше чем кого-либо еще в этом мире.

Не произнося ни слова, он набрасывается на меня. Его губы вжимаются в мои и крадут дыхание прямо из моих легких. Но это нестрашно. Я отдам ему свой воздух, свое сердце, душу, все чего бы он ни пожелает. Главное, что он этого хочет.

– Помнишь, когда в последний раз мы были в этой комнате, – тяжело дыша, произносит он, когда мы, наконец, отрываемся друг от друга, чтобы сделать глоток воздуха.

Я киваю головой и не свожу взгляда с его припухших губ, прежде чем позволяю своим глазам остановиться на его лице.

– Помню. – Здесь мы впервые занялись любовью.

– Это был один из самых потрясающих моментов в моей жизни, – нежно произносит он, жар его тела согревает каждый сантиметр моего. – Ты знала об этом? – спрашивает он. Когда я трясу головой, он шепчет. – Так вот, это правда. И даже сам того не зная, тогда в тебя влюбился.

Его слова просачиваются сквозь мою кожу и проникают прямо в сердце.

– Мне кажется, что тогда и я тоже в тебя влюбилась, – шепчу я.

Повисает пауза. Безмолвный обмен взглядами, который нельзя выразить словами.

А после мы начинаем срывать друг с друга одежду. Пуговицы отлетают. Ткань рвется. Мы смеемся и улыбаемся, он продолжает плакать, как и я, по причинам, которые мне неведомы. Кажется, сейчас я могу испытывать все чувства одновременно, они такие подавляющие и мощные, что я не променяю их ни на что в мире. И когда он проникает внутрь меня, нависая своим телом над моим, всё, о чем я могу думать – это о безопасности, которую я чувствую в месте, которое однажды окружили колючие шипы и виноградные лозы. Место, которое казалось таким небезопасным. Место, где я потеряла все, но теперь ко мне все возвращается и даже сторицей.

И нет, Кайден не мой принц. Также, как и я не стану снова принцессой.

Я всего лишь Келли.

А он просто Кайден.

И мы – это просто мы.

И это самая настоящая форма совершенства, которая когда-либо существовала.

– Что ты делаешь? – спрашивает Кайден, когда я поднимаюсь и закидываю руки за голову, потягиваясь. Уже поздно, время перевалило далеко за полночь, и в течение нескольких часов мои попытки уснуть провалились. Мой мозг активен. И под активен, я подразумеваю, что он работает. Слова и предложения молят о том, чтобы быть написанными.

– Ничего. – я протягиваю руку к его футболке и натягиваю ее на себя через голову. – Не могу уснуть, решила немного поработать.

Он перекатывается на бок и приподнимается на локте, пока я двигаюсь к своей сумке, чтобы вытащить ноутбук.

– Итак, когда я смогу прочитать твою таинственную историю? – спрашивает он, водя пальцами вверх и вниз по моему позвоночнику.

Я раздумываю над его словами и бегом возвращаюсь к матрасу, потому что пол без ковра очень холодный.

– Когда она будет закончена.

Он переводит взгляд с ноутбука на меня и приподнимает брови.

– И когда это случится?

Я облокачиваюсь на стену и кладу ноут на колени.

– Возможно, сегодня ночью. Чувствую, что концовка приближается. – Открываю крышку и щелкаю по экрану. – Или, по крайней, мере, оставлю открытый конец.

– О чем она? – Он наклоняется и читает название на экране. «Правдивая сказка». Его взгляд перемещается на меня. – Похоже, речь идет о принцессе и принце.

Я качаю головой и устраиваю подушку у себя за спиной, вытягивая ноги.

– Неа. Просто про юношу и девушку.

Он с любопытством смотрит на меня.

– Но ты же дашь мне ее прочитать, да? Обожаю читать твои произведения. Клянусь, что так я немного понимаю, что происходит в твоей голове.

– Это безусловно безумие. – Я говорю своим лучшим злодейским голосом, и он смеется. – И да, обещаю, ты прочтешь ее, когда я закончу.

Выглядя удовлетворенным, он ложится на спину и устраивается поудобнее. Я начинаю писать только когда он засыпает, иначе, меня не покидает чувство, что он наблюдает за мной.

…Первое свидание прошло волшебно. Они ужинали. Танцевали. Смеялись. Они улыбались. К концу вечера воздух настолько наэлектризовался, что девушке пришлось поглядывать по сторонам, потому что складывалось впечатление, что в кустах прячутся феи, распыляющие пыльцу куда бы они не ступали.

– Я рад нашему свиданию, – говорит парень, пока они бок о бок поднимались по тропе, по которой раньше не ходили.

– Я тоже рада, – отвечает она. – Мне было очень весело. – И это было правдой. Она действительно веселилась, что делало этот вечер невероятно фантастичным. Наверное, все это ей снится. Наверное, она спит и ничего из этого не является реальностью. Если это так, то она надеется, что никогда не проснется.

Звезды и луна сияли над ними, а в окружающих их домах, люди спали крепким сном. Были только они. Никаких монстров. Никаких ожиданий. Нет королевств, королев и королей, и дворцов.

Идеально.

И в первые за долгое время девушка чувствовала себя в безопасности.

Возможно, даже ощущала себя смелой.

Ей понадобилась вся ее храбрость, до последней капли, чтобы протянуть руку и взять в свою руку юноши. Она было подумала, что он отшатнется от ее прикосновения, почти ожидая того же самого от себя. Но вместо этого юноша вцепился в ее руку, и она сжала ее сильнее.

Их контакт не привел к искрам или залпам, лишь теплая волна прокатилась по телу от их первого прикосновения друг к другу.

– Если бы не ты, меня бы не было здесь, – внезапно заговорил он, заставляя ее врасплох.

– О чем ты? – спросила она, останавливаясь вместе с ним под фонарным столбом, единственный свет на улице, который освещал их.

Он взирал на нее с такой страстью в глазах, умоляя его понять.

– В ту ночь, когда ты пришла... когда спасла меня, ты изменила направление моей жизни.

Девушка затаила дыхание.

– В каком смысле?

– Я уже сдался, – сказал он, осмеливаясь погладить пальцем по ее щеке, вызывая дрожь по ее телу и замирание сердца. – Я думал, что мир полон монстров, и больше не было смысла с ними бороться. Куда бы я ни отправился, они следовали за мной, чтобы сломить меня, но ты... ты показала мне, что не все люди – монстры.

– Ты тоже мне это показал, – ответила девушка. Юноша смущенно посмотрел на нее. Она хотела бы объяснить, но не могла.

Может быть, в конце концов, это и был ключ ко всему этому? Не к тому, чтобы снова стать принцессой. Она больше не хотела ею быть, понимала, что не стоит верить в подобные вещи. Но ей на самом деле хотелось быть нормальной девушкой, которая могла держаться за руки с парнем, не чувствуя себя уродливой и отвратительной.

Ей хотелось быть счастливой в своем маленьком мире.

– Как бы мне хотелось сделать больше, – ответил он с грустным выражением лица.

Но она не хотела видеть его печальным.

Она желала, чтобы он был счастлив.

Хотела этого для них обоих.

Но ей приходилось задаваться вопросами. А смог бы он сделать больше? Или возможно она должна была сделать это сама? Возможно, именно ей надо было набраться храбрости, чтобы спасти себя.

Недолго думая, она подалась вперед, чтобы поцеловать его, надеясь, что поцелуй не отпугнет его. К ее удивлению, он тоже наклонился навстречу ей, и они встретились посередине для поцелуя.

Соединение их губ не привело к взрыву фейерверков. Не было никакой музыки, объявляющей их поцелуй отправной точкой к их «долго и счастливо». В действительности же, свет над ними вспыхнул и погас, и только темнота окружала их. Но и она не могла задушить свет, вызванный огнем, спрятанным глубоко внутри их сердец, огонь, который вполне мог бы гореть вечно, если они этого захотят.

И это было началом.

Счастья.

Жизни без контролирующих их монстров.

И это единственное, что они на самом деле хотели.

Не долго и счастливо.

А просто счастливо.

Не знаю, как долго я смотрю на экран, раздумывая ставить ли финальную точку, но уверена, что прошло не меньше часа. Спустя еще час, я все же решила, что довольна результатом и сохраняю файл в своем портфолио. Затем я свешиваюсь с матраса, кладу ноутбук на пол, не желая вставать с постели и вылезать из-под одеяла. В комнате темно, единственный свет проникает через окно в двери, сквозь которое я вижу луну в небе.

– Я забыл отдать тебе подарок, – внезапно говорит Кайден, и я испускаю леденящий душу крик.

– Боже, ты напугал меня. – Я задыхаюсь от его истерического смеха. – Я думала, ты спишь.

– Нет, я проснулся. – Он подавляет смех и садится, потянувшись за своей сумкой, находящейся рядом с кроватью.

– Все это время.

– Да, я наблюдал за тобой, пока ты писала. – Он расстегивает сумку.

– Звучит супер скучно. – Я ложусь и поворачиваюсь к нему лицом.

– Вообще-то, это было очень забавно. – Он достает что-то из сумки, включает рядом стоящую лампу и поворачивается ко мне. В руке он держит маленькую серебристую коробочку, его глаза сияют. – С Рождеством! – Он передает мне коробочку и ложится рядом со мной.

Я жду минуту или две, стараясь не слишком думать о ее содержании. Наконец, я просто открываю ее.

И перестаю дышать.

– О, Боже мой, ты не должен был делать этого... – шепчу я в благоговении.

– Знаю, – говорит Кайден, наблюдая за мной с улыбкой на лице, – но я хотел.

Внутри коробочки находится вероятно один из самых крутых кулонов, который я когда-либо видела. Он совсем не похож на классический, отчего нравится мне еще больше. Серебряный кулон имеет форму книги, и когда я приподнимаю его, то замечаю гравировку на лицевой стороне с надписью Келли Лоуренс. Как и медальон, он открывается, но внутри ничего нет, пусто, как чистые страницы, готовые украситься историей.

– Тебе нравится? – наконец спрашивает он, и я вижу, что за его улыбкой скрывается ожидание моего подтверждения.

– Он идеальный, – говорю я и наклоняюсь, чтобы поцеловать Кайдена.

– Хорошо, – произносит он в перерывах между поцелуями. – Я рад, что тебе нравится. Чтобы ты знала: когда ты пишешь свои книги, я верю в тебя.

Я чуть не расплакалась.

– Мне очень нравится. – Я надеваю кулон и обещаю никогда не снимать его. Затем ложусь и прижимаюсь к нему под одеялом, чувствуя себя более довольной, чем когда-либо.

Я уже почти засыпаю, когда он спрашивает:

– Могу я сейчас почитать?

Мои веки открываются.

– Почитать что?

– Твою историю, – говорит он с кривоватой ухмылкой, глядя на меня в ожидании. – Я видел, что ты напечатала «Конец».

Я вдруг начинаю нервничать, а ладони становятся такими потными, что приходится вытирать их об рубашку. – Ты хочешь прочитать прямо сейчас?

– Конечно. – Он с энтузиазмом кивает.

– Мм... хорошо. – Я переворачиваюсь и беру свой ноутбук, чувствуя себя еще более тревожно. Надеюсь, она ему понравится, надеюсь, он поймет, потому что на самом деле он – часть этой истории.

И одна из самых важных частей.

Он говорит мне, что пока читает, я могу поспать, но мне не удается закрыть глаза. Так что я в конечном итоге лежу, разглядывая пятна на потолке, пока он не заканчивает чтение. Я точно знаю, когда наступает этот момент, потому что слышу, как учащается его дыхание. Затем он откладывает ноутбук и перекатывается ко мне. Он просто смотрит на меня, и я не могу прочитать его мысли.

– Итак, что думаешь? – спрашиваю я, стараясь говорить безразличным тоном, больше смахивающим на нервный.

Его молчание длится вечность, каждая секунда проходит едва ли не мучительно медленно.

– Я думаю, что это прекрасно, выразительно и реально, – наконец говорит он, его интонация излучает все испытываемые им эмоции. – Хотя, я уверен, что у нас получится наше «долго и счастливо».

– Ты действительно так считаешь? – спрашивая я, мягко улыбаясь. – Потому что это очень большое обещание.

Его улыбка похожа на мою.

– Нет, я уверен.

И затем целует меня.

Но это еще не конец нашей истории.

В действительности, это своего рода ее начало.

 

Глава 27

№103 Сбежать Оставь своих внутренних демонов позади и обрети любовь к игре.

Кайден

 

Сегодня последняя игра сезона и я чувствую себя прекрасно. Дела с Келли складываются потрясающе, и вместо мыслей о прошлом я целиком сосредоточился на будущем. Так продолжалось последний месяц, с тех пор как я попрощался с отцом. Конечно, я не чувствую себя счастливым все время, но опять же никто не может быть постоянно счастлив. Меня до сих пор мучает крохотная доля вины и печали при мысли об отце и о том, как все закончилось, но такое происходит крайне редко.

Но что случается почти постоянно, так это ощущения счастья не только из-за наших отношений с Келли, но и из-за меня самого. Мне потребовалась вечность, чтобы суметь освободиться и обрести чувство внутреннего спокойствия со всем, что случилось со мной. И я честно могу утверждать, что в данный момент моя жизнь прекрасна.

Прямо сейчас, во мне бурлит адреналин, я готовлюсь произвести финальный розыгрыш. Если не получится, мы проиграем, но я не ставил бы на наш проигрыш. Более того, я прямо чувствую победу в самой атмосфере, в реве толпы, в прожекторах, которые так чертовски ярко сияют, что ослепляют. В каждом чертовом мгновении всего этого.

Моя команда выстроилась в линию, я наклоняюсь вперед в ожидании свистка. Сердце колотится, кожа влажная от пота, ноги наготове. А мой разум...

Молчит.

Я слышу все, что происходит вокруг меня. От звука шагов до криков тренера за боковой линией. Я даже могу слышать собственный голос.

Ты можешь сделать это.

И я знаю, что могу.

Сердце грохочет в груди, когда мяч летит в моем направлении. Пальцы отлично обхватывают его, а затем я отбегаю назад, высматривая открытых игроков. И понимаю, что идеальной передачи не выйдет, но обратной дороги нет. Поэтому я отвожу руку назад и позволяю мячу выскользнуть из моих пальцев и взмыть вверх.

Выпускаю его, и он стремительно летит, и впервые в ожидании результата мне дышится свободно.

Мяч поднимается все выше, подобно моему ускоряющемуся пульсу. Готов поклясться, что толпа замерла, затаив дыхание, но быть может мне так кажется, потому что я сам не дышу, наблюдая за мячом, достигшего своего предела и принимающегося опускаться.

Он падает.

И падает.

И падает.

А затем идеально приземляется в руки ресивера (прим. переводчика: ресивер (или принимающий) – игрок в команде нападения, который специализируется на приёме пасов от квотербека).

Идеально.

Тачдаун.

Толпа начинает ликовать, как и мои товарищи по команде, понимая, что мы одержали победу. И на этот раз я присоединяюсь к ним, торжествуя и радуясь, взирая на толпу, где, я знаю, за мной с гордостью наблюдает Келли. Одна часть меня празднует, ведь мне удалось надрать задницу и сыграть на полную мощь. Другая же часть радуется, потому что, наконец, я оставил своих внутренних демонов позади и обрел любовь к игре.

 

Эпилог

Чуть более года спустя ...

№595 Сделать тебя счастливой (потому что, черт возьми, пора)

Келли

Жизнь прекрасна. Не идеальна, но она и не должна быть таковой. Идеал может наскучить. По большей части, дела идут хорошо. Кайден и я до сих пор живем вместе, и планируем прожить вместе долгое время. На стенах развешаны фотографии: наши совместные, с семьей, с друзьями. Они рассказывают о нашей жизни, и о том, чего мы оба достигли.

Ходило много разговоров о том, что он в следующем году подпишет контракт. И у нас прошел серьезный разговор на эту тему, хотя для него было еще рано. Ему потребовалось всего две минуты на изложение доводов, по которым он нуждается в том, чтобы я поехала с ним, прими он решение покинуть Ларами, а мне всего лишь полсекунды на пылкие заверения, что я последую за ним куда угодно, и могу писать где угодно, что я и делаю, и планирую продолжать этим заниматься. Что жизнь без него стала бы печальной, и такой жизни я не желаю.

У нас сложился небольшой распорядок, когда мы чередуя проводим праздники в доме у моих родителей или у его брата в Вирджинии. Около шести месяцев назад у меня состоялась встреча с вылечившимся Тайлером, и прошла она хорошо. Минуло чуть больше года с тех пор, как Кайден перестал себя резать. Печаль в его глазах исчезла, за исключением случаев, когда он получает случайные звонки от своей матери. На которые он никогда не отвечает, и не перезванивает, а ее голосовые сообщения остаются всего лишь увещеваниями.

Но, кроме редких моментов грусти и глупых ссор, наши с Кайденом отношения становятся крепче. Он каждый день произносит слова любви ко мне, а я ежедневно говорю ему насколько он важен для меня. Наше «долго и счастливо» приносит хороший результат, и кажется, что со временем становится только лучше. Я с нетерпением ожидаю того, что готовит нам будущее – наше общее будущее. И прихожу в восторг оттого, что оно у нас есть.

– Я погляжу, ты снова пишешь, – Сет прерывает поток моих мыслей, заходя в квартиру, не утруждая себя стуком в дверь. Он и дверь не потрудился закрыть, хотя на улице холодно и легкий порыв снега врывается в помещение.

– А если бы на мне не было одежды? – шучу я, закрывая дневник. В нем исписано так много страниц, что чернила ручки начинают окрашивать поля.

Он закатывает глаза.

– Ага, конечно. Будто бы ты станешь разгуливать голой по дому. – Он замолкает, затем на его лице появляется провокационный взгляд. – Для меня же, наоборот, это ежедневный ритуал.

Теперь я закатываю глаза.

– Ох, неважно. – Я бросаю журнал на кофейный столик, и поднимаюсь на ноги. – Итак, ты собираешься закрыть дверь или пытаешься увеличить мой счет за отопление? – усмехаюсь я.

Он качает головой, с довольным выражением на лице:

– Вообще-то, пора идти на игру.

Я хмурюсь, проверяя время на своем телефоне.

– Но еще очень рано. – Кажется, часы спешат.

– Знаю, – соглашается он, поднимая пальто с подлокотника и бросая его мне, – но мне поручили отвезти тебя туда пораньше.

– Кто? – спрашиваю я, просовывая руки в рукава пальто и застегиваясь.

– Секрет. – Затем он подмигивает мне и направляется к двери, оставляя меня пребывать в недоумении.

Я следую за ним, запираю дверь, а потом сбегаю вниз по лестнице на улицу. Земля покрыта легким инеем, на улице морозец, но под лучами ярко светящегося на снег солнца все вокруг сияет. Не могу удержаться и вдыхаю волшебный воздух, а потом забираюсь в машину.

К тому времени, как я закрываю дверь, Сет ухмыляется и запускает двигатель, и отказывается общаться.

– Ты ведешь себя странно, – говорю я ему, пристегивая ремень безопасности. – Что происходит?

Он пожимает плечами и поворачивает руль, и мы движемся в сторону шоссе.

– Ничего.

Я достаточно хорошо знаю Сета и мне известно, когда он лжет.

– Хватит нести чушь. Что происходит? Куда ты везешь меня так рано.

– Сюрприз. – говорит он, выезжая на шоссе.

– Пожалуйста, ну пожалуйста, скажи мне, – умоляю я его, складывая ладони перед собой.

Он мотает головой.

– Ни за что. Ни на этот раз.

– Я никому не скажу.

– Не важно, Келли. Я сам на себя буду зол, если испорчу тебе сюрприз.

Я откинулась на спинку кресла.

– О, хорошо. Я подыграю. – Я вожусь с магнитолой, пока не нахожу хорошую песню, и стараюсь расслабиться, но, когда мимо нас проплывает книжный магазин, меня что-то осеняет.

– Ох, дерьмо. – Я положила руку на основание шеи. – Я забыла свой кулон. Тот самый, что мне на Рождество подарил Кайден, в виде книги с моим именем на нем.

– Келли, за одну игру ничего не случится, – проигнорировал меня Сет.

– Нет. Мы должны вернуться. Кайдену везет, когда на мне кулон.

Сет усмехается, съезжая с главной дороги к блестящему металлическому стадиону.

– Ох уж вы двое и это ваше суеверие!

– Это не суеверие, – возражаю я, что не совсем является правдой, хотя Кайден утверждает, что всякий раз, когда на мне кулон, он приносит ему удачу во время игры. Когда растешь в семье футбольного тренера, начинаешь во многом разбираться, чтобы терпимо относиться к суевериям.

– Расслабься, Келли, – успокоил меня Сет, паркуя машину около входа на стадион. – У меня твой кулон.

– Зачем он тебе? – удивилась я.

Наступает молчание, и я чувствую, как что-то меняется. Что-то происходит. Кое-что очень важное.

Сет выглядит так, как будто сейчас расплачется. Он вытягивает свою руку, берет мою, и опускает в нее кулон.

– Не смотри на него, пока не окажешься на стадионе. – Он смыкает мои пальцы и откидывается на сиденье. – Теперь иди.

Я опускаю взгляд на свою руку, а затем на стадион; понимая, но не осознавая, что должно произойти нечто волшебное. Не в состоянии выразить свои чувства словами, я выхожу из машины и иду на стадион, сцепив кулон в руке. Сотрудник безопасности спрашивает мое имя и разрешает мне пройти, как только я его произношу.

Я прохожу по туннелю на поле и улыбаюсь при воспоминании о той ночи, когда Кайден привел меня сюда более двух лет назад, чтобы поиграть в мяч. И целоваться, прижимаясь к полевому столбику. Хотя, на этот раз оно выглядит менее подавляющим. Честно говоря, мне кажется, что в некотором роде я принадлежу этому месту.

Это чувство только усиливается, когда Кайден появляется за моей спиной. Я любуюсь его каштановыми волосами, свисающие на великолепные глаза, которые, могу поклясться, прямо сейчас могут понять, что творится в моей душе. На его худощавые руки и широкие плечи, которые являются для меня поддержкой всякий раз, когда мне становится грустно. Несколько странно видеть на нем вместо формы джинсы, сапоги и пальто.

– Привет, ты приехала, – говорит он, небрежной походкой направляясь ко мне, словно происходящее не выглядит странным.

– Да, но мне интересно, почему я здесь, – недоверчиво произношу я и слегка отклоняя голову назад, чтобы посмотреть на него, пока он направляется ко мне. – Могу предположить, что вы с Сетом затеваете что-то крупное, вы вместе редко что-то замышляете, если только это не что-то грандиозное.

– О, определенно это нечто грандиозное, – самоуверенно произносит он, но глаза выдают его. Он нервничает, а это заставляет нервничать и меня.

– Ладно... – Мои пальцы сжимаются вокруг кулона. – Хочешь поделиться со мной этой грандиозностью?

Он кивает головой, нервно сглатывает, а его кожа внезапно бледнеет.

– В-вообще-то… – он начинает заикаться, но потом прочищает горло и качает головой. – Хорошо, позволь мне снова попробовать. – Мы оба смеемся, но не потому, что нам смешно – мы оба нервничаем.

– Помнишь, когда мы здесь были вместе в прошлый раз? – спрашивает он, указывая на поле и окружающие его трибуны.

Я киваю:

– Да, я надрала тебе задницу.

Он смеется, его глаза сияют, но он все еще нервничает.

– Ты надрала, правда? – Он замолкает, взъерошивая волосы. – Что ж, я подумал привести тебя сюда, чтобы мы смогли оживить в памяти еще одно воспоминание о прошлом, поскольку мы давно этого не делали.

– Ах, вот в чем все дело! Ты снова хочешь сыграть?

Он качает головой.

– Нет, я хочу кое о чем тебя спросить.

– Ладно...? – я нахожусь в замешательстве.

С каждой секундой его лицо становится все бледнее и бледнее.

– Кулон у тебя? – спрашивает он, его голос тих, как если бы он шептал.

Я киваю, и раскрываю свою руку.

– Да, Сет сказал мне не смотреть на него, пока я не доберусь до стадиона. – Мы молчим, и он взволнованно ждет пока я соображу. – Ох, точно. – Я смеюсь над собой, глядя на кулон в виде книги в моей руке.

А затем до меня доходит.

Что все это значит?

– Келли Лоуренс-Оуэнс. – Читаю я вслух, мой голос звучит нервознее, чем его.

– Открой. – На этот раз, он действительно произносит слова шепотом.

Дрожащими пальцами, я вожусь с замочком, который в конце концов поддается. Страницы больше не пусты. Они исписаны обещаниями. И это самая потрясающая история.

Твое «долго и счастливо».

– Да! – выкрикнула я прежде, чем он смог задать вопрос. – Затем я обнимаю его за шею и крепко прижимаюсь к нему.

Он смеется и шепотом произносит:

– Слава Богу, – его голос звучит чрезвычайно радостно, и в ответ он обнимает меня, даря мне самую лучшую вещь в мире.

Не только «долго и счастливо».

Но и его самого.

---

Дата добавления: 2019-11-16; просмотров: 124; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!