Культура России в ХIV-ХVII вв.

Научно-методический центр «Логос»

 

 

ДРЕВНЯЯ РУСЬ

И МОСКОВСКОЕ ГОСУДАРСТВО.

У ис­ токов Российской цивилизации.

Учебное пособие

Ответственный редактор

А.В. Лубский.

Изд-во «НМД «Логос»»

Ростов-на-Дону

1998

Рекомендовано кафедрой истории ИППК при РГУ

Редакционная коллегия:

A . H . Ерыгин, В.В. Гаташов, А.В. Лубский, В.П. Мозолин, Я.А. Перехов,

Г.Н. Сердюков, И.М. Узнародов

Рецензенты

доктор исторических наук С. А. Кислицын,

кандидат исторических наук Т.Ф.Ермоленко

Древняя Русь и Московское государство. У ис­ токов Российской цивилизации. Учебное пособие / Отв. редактор А.В .Лубский. – Ростов-на-Дону: Изд-во «НМЦ «Логос»», 1998. – 256 с.

В учебном пособии рассматривается история Древнерусской (славяно-европейской) цивилизации и зарождение Российской (евразийской) цивилизации. Предлагается оригинальная трактовка цивилизационного подхода, в русле которого излагаются историче­ские события VI–XVII вв. Предпринимается попытка выявить ха­рактер цивилизационного взаимодействия Руси и России с Западом и Востоком. Содержится обширная историографическая информация об основных проблемах изучения этого периода. Учебное пособие написано в соответствии с государственным образовательным стандартом.

Предназначается преподавателям и студентам,

 

 

© НМЦ «Логос», 1998

© А.В. Лубский и др., 1998

 

Содержание

 

 

1.ВВЕДЕНИЕ

(А.В.Лубский)

 

2.МИРОВЫЕ ЦИВИЛИЗАЦИИ В VI–XVII ВВ.

Восточные цивилизации

(А.В.Лубский, Г.Н.Сердюков)

Особенности восточных цивилизаций

Исламская, индо-буддистская

и конфуцианская цивилизации

Западноевропейская цивилизация

В эпоху средневековья

(А.В.Лубский, Г.Ю.Магаков)

Католическая Европа

Кризис «христианского мира»

Европа либеральная

 

ДРЕВНЕРУССКАЯ (СЛАВЯНО-ЕВРОПЕЙСКАЯ)

ЦИВИЛИЗАЦИЯ

3.1. Проблемы изучения истории Древней Руси   

(А.В.Лубский, А.Н.Мининков)

Возникновение и особенности Древнерусской

цивилизации

Происхождение славян

Образование Древнерусского государства

Понятие «Русь»

Принятие христианства

Характер социально-экономических отношений

Специфика политического строя

Особенности Древнерусской

(славяно-европейской) цивилизации

(А.В.Лубский)

Этнокультурные истоки

Православие и государство

Русь и Европа

Русь и Восток

Субцивилизации Древней Руси

Восточные славяне в VI-IХ вв.

(А.В.Лубский, А.А.Олейникова, В.Ф.Патракова)

Расселение и хозяйственная деятельность

Территориально-племенные объединения

Образование Древнерусского государства

3.3. Древняя Русь в Х-ХI вв.

(А.В.Лубский, В.Ф.Патракова, В.В.Черноус)

Принятие христианства

Древнерусское общество

Внешняя политика

Культура

3.4. Русь в ХII-ХIII вв..................................

(А.В.Лубский, В.Ф.Патракова, В.В.Черноус)

Территориально-цивилизационные различия на Руси

Внешняя политика

Культура русских земель

4. СТАНОВЛЕНИЕ РОССИЙСКОЙ (ЕВРАЗИЙСКОЙ) ЦИВИЛИЗАЦИИ: МОСКОВСКАЯ СУБЦИВИЛИЗАЦИЯ...........

Проблемы изучения истории России ХIV-ХVII вв.

(А.В.Лубский, А.Н.Мининков)

Особенности Московской субцивилизации

Образование Московского государства

Роль монголов на Руси

Влияние Византии на Россию

Происхождение крепостного права

Смута начала XVII в.

Особенности политического режима

Специфика «нового периода» русской истории

Народные движения

4.2. Особенности Российской (евразийской) цивилизации   

(А.В.Лубский)

Культура Московского царства

Византия и Россия

Восток и Россия

Государственность

Мобилизационный генотип

Россия и Запад

Иоанновский человек и человек прометеевский

Социоцентристское общество и общество антропоцентристское

Российская государственность и менталитет в ХIV-ХVII вв.

(А.В.Лубский)

 Эволюция государственного строя России в ХIV-ХVII вв.

Национально-государственная идея и менталитет в ХIV-ХVII вв.

Кризисы Российской государственности в ХVI–XVII вв.

Россия в ХIV-ХVI вв.

(А.В.Кореневский, А.В.Лубский, Г.Н.Сердюков)

Политическое объединение русских земель вокруг Москвы

Особенности образования Московского государства

Литовская Русь в ХIV-ХV вв.

Самодержавие и реформы

Геополитические интересы и внешняя политика
России в ХVI в.

Россия в XVII в.

(В.П.Мозолин, В.В.Черноус)

Смутное время

Укрепление самодержавия

Внешняя политика

Культура России в ХIV-ХVII вв.

(В.В.Черноус)

Условия и тенденции развития культуры

Массовая культура

Образование

Исихазм и его роль в духовной жизни общества

Общественная мысль

Летописание и литература

Градостроительство и архитектура

Искусство и музыка

ЛИТЕРАТУРА

 

 

1. Введение

Современная историческая наука переживает кризис, обусловленный тем, что теории, претендовавшие на статус универсальных, обнаружили свою методологическую несостоятельность. Некоторые историки в связи с этим считают, что создать такую «единую» историческую теорию, которая бы все и вся объясняла, вообще нельзя. Существуют теории, в рамках которых можно лишь хорошо описать и объяснить определенный класс исторических явлений или рассматривать под определенным «углом зрения» исторические процессы.

Это привело к тому, что в исторической науке сложилась ситуация методологического плюрализма. В такой ситуации историки неизбежно стоят перед проблемой методологического выбора, от которого зависит его взгляд на историю в целом и интерпретацию исторических событий в той или иной стране.

Одной из таких «универсальных» была теория общественно-экономических формаций. Эта теория возникла в русле методологии «однолинейного прогрессизма», согласно которой, во-первых, история человеческого общества постоянно развивается, переходя от одной стадии к другой, получивших название общественно-экономичес­ких формаций. Во-вторых, вектор этого прогрессивного развития показывают наиболее продвинутые вперед в технико-экономическом плане страны. В третьих, все страны и народы «вынуждены» в силу объективных законов двигаться по общей линии прогресса, отставая или опережая друг друга.

Несостоятельность теории общественно-экономических формаций обнаружилась в том, что она игнорировала многовариантность исторических процессов и все общественные явления так или иначе объясняла экономическими причинами. Эта теория строилась преимущественно на западноевропейском историческом материале, однако использовалась при объяснении исторических процессов в других регионах, что приводило к определенным познавательным «натяжкам», противоречившим общеизвестным историческим фактам. Поэтому многие современные историки оказались в ситуации поиска новых методологических ориентиров для понимания и объяснения исторических процессов в различных регионах.

В нашей стране в настоящее время наибольшую известность приобрел цивилизационный подход, сквозь призму которого пытаются посмотреть на историю России. Однако при этом весьма неоднозначно трактуется само понятие цивилизации. В целом представления о том, что такое цивилизация, можно свести к трем вариантам: 1) цивилизация – идеал прогрессивного развития человеческого общества; 2) цивилизации – определенные стадии развития этого общества; 3) цивилизации – уникальные, локально-историческое общественные образования.

Первые и вторые группы представлений о цивилизации сформировались в русле методологии «однолинейного прогрессизма». В рамках первого представления основные параметры цивилизации как идеала задаются странами Запада. В рамках второго – история человечества как единого целого рассматривается сквозь призму перехода от одной стадии-цивилизации к другой. При этом сама история человечества рассматривается с позиций европоцентризма. В этом смысле «цивилизационный подход» применительно к истории нового и новейшего времени смыкается с «теорией модернизации». Это позволяет, в частности, рассматривая российскую историю в контексте мировой, «тупики догоняющего развития» объяснять ее цивилизационной спецификой.

В трактовке термина «цивилизация» как уникального, локально-исторического образования сложилось несколько подходов: культурологический, социологический, этнопсихологический, географический. М. Вебер в рамках культурологического подхода рассматривал цивилизацию как особое социокультурное образование, основу которого составляет религия. В русле социологического подхода (Д.Уилкинс) приоритет отдается социально-политическим связям и механизмам их взаимодействия. Этнописхологический подход (Л.Гумилев) связывает понятие цивилизации с особенностями этнической истории. Представители географического детерминизма (Л.Мечников) считают, что именно географическая среда влияет на формы кооперации людей.

 Однако некоторые современные исследователи (Е.Черняк) предлагают «синтетическое» определение локальной цивилизации, подразумевая под последней «целостную саморазвивающуюся общественную систему, включающую в себя все социальные и несоциальные компоненты исторического процесса, всю совокупность созданных человеком материальных и духовных объектов».

Во второй половине ХХ столетия в рамках той отрасли знания, которая получила на Западе название «civilisational studies», сложилось несколько направлений. Одно из них продолжает основываться на представлении о цивилизациях как локально-исторических образованиях, сущность которых сводится к специфике социокультурного кода. Другим направлением является новая (не культурологическая) интерпретация понятия «цивилизация». Большое влияние на исследование цивилизаций в этом русле оказала современная глобалистика, прежде всего взгляды сторонников «миросистемной перспективы» И.Валлерстайна и глобальной культурологии М. Фезерстоу­на. При этом наблюдается сближение цивилизационного и глобалистского подходов на основе того, что современным локальным «цивилизионщикам» тезис о «единстве мировой цивилизации» уже не кажется «ложной концепцией», а «глобалистами» мироцелостность уже не рассматривается сквозь призму европоцентристского, рационально-западного видения мира.

В рамках новой версии цивилизационного подхода современный мир трактуется как многозначность цивилизаций, но сами цивилизации при этом становятся возможными лишь как «встреча цивилизаций», как их диалог на базе всеобщих символических форм. Некоторые исследователи вообще рассматривают современные цивилизации как «вызовы» глобальным императивам.

В учебном пособии реализуется другая версия цивилизационного подхода, в котором развиваются некоторые идеи П. Сорокина. В свое время он обратил внимание на то, что цивилизации различаются между собой прежде всего «доминантными формами интеграции». Поэтому цивилизационный подход может быть ориентирован на поиск именно такой «доминантной формы» социальной интеграции, или «цивилизационной матрицы». При этом под «доминантной формой» подразумевается то, что объединяет локально-исторический ареал в единое целое и делает его уникальным. В этом плане в качестве «доминантной формы интеграции» в разных цивилизациях могут выступать различные основания.

Кроме того, каждой цивилизации присущи также специфические культурные архетипы и определенный алгоритм социального развития. Именно по этим параметрам можно выявить различия между цивилизациями как локально-историческими образованиями.

Культурные архетипы – это архаические образы, ценности и установки, проявляющиеся в повседневной жизни людей. Культурные архетипы носят неосознанный, и поэтому очень устойчивый характер. При этом, как отмечал К. Юнг, «когда представляется ситуация, которая соответствует данному архетипу, архетип активизируется, и развивается принудительность, которая, подобно силе инстинкта, прокладывает себе дорогу, вопреки разуму и воле». 

Под алгоритмом социального развития понимается повторяющийся в длительной перспективе тип этого развития. Обычно выделяют три типа: эволюционный, мобилизационный и инновационный. Эволюционный тип развития характеризуется тем, что люди практически не вмешиваются в социальные процессы. Мобилизационный – тем, что люди сознательно вмешиваются в эти процессы, прибегая к экстраординарным методам, опираясь на традиционные ресурсы. Инновационный тип развития также обусловлен вмешательством людей в социальные процессы, но при этом используются новации.

Преимущества такого подхода состоит в том, что в его рамках можно описывать различные поликультурные цивилизации, например, российскую, характерной чертой которой является интенсивное взаимодействие многих уникальных культур и почти всех мировых религий.

Данный цивилизационный подход позволил иначе посмотреть на отечественную историю, а также на характер взаимодействия России с другими цивилизациями.

В том ареале, который традиционно именуется Россией, было выделено две цивилизации: 1) Древнерусская (славяно-европейская) – VI–XIII вв.; 2) Российская (евразийская) – XIV–XX вв. Между этими цивилизациями существуют серьезные различия по тем параметрам, которые были обозначены выше. В Древнерусской цивилизации «доминантной формой интеграции» выступала религия (язычество, а затем православие), которая носила автономный характер по отношению к различным племенам, а затем – государственным образованиям на Руси. Православие задавало единый нормативно-ценностный порядок во всем ареале Древнерусской цивилизации. Аналогичную функцию в Западной Европе выполнял католицизм, который также имел наднациональный и надгосударственный характер.

Для Древнерусской цивилизации характерен был эволюционный путь развития, по которому в то время шла и католическая Европа. Много общего было и в культурных архетипах, поскольку и Древняя Русь и Европа были традиционными аграрными обществами с небольшими анклавами городской культуры. Это дает основание некоторым историкам называть Древнерусскую цивилизацию еще и славяно-европейской с учетом того, что славяне были доминирующим этносом. Об этом свидетельствует утверждение в ареале Древнерусской цивилизации в качестве основного славянского языка.

Для Западной Европы и для России переломным стал XIV в. В это время происходил кризис католического мира и начался переход к современной западноевропейской цивилизации. Этот переход, затянувшийся на несколько веков, привел к тому, что изменилась по содержанию «матрица» западноевропейской цивилизации: католицизм уступил место либерализму. Однако либерализм сохранил надгосударственный характер. В XIV–XVI вв. Европа переходит на инновационный путь развития, начиная задействовать такие факторы развития, как наука и техника. Благодаря этому, Европе удалось в короткий срок стать ведущей мировой цивилизацией.

В XIV в. пути Европы и России разошлись. После угасания Древнерусской цивилизации в северо-восточной Руси начинает зарождаться Российская (евразийская) цивилизация. Основными отличиями этой цивилизации от Запада было то, что «доминантной формой интеграции» стала государственность, которая не только была «обручем», скреплявшим разнородные земли, народы и культуры, но и задавала единое для них нормативно-ценностное пространство и «общее дело». Стержнем российской государственности стало вначале «военно-национальное», а затем «вотчинное» государство. В Российской цивилизации независимого от государства нормативно-ценностного пространства не существовало, и этим она стала отличаться от Западной Европы. Возникновение «военно-национального» государства привело к тому, что Россия перешла с эволюционного на мобилизационный путь развития. Решая вначале задачи политического объединения страны, освобождения от татарской зависимости, испытывая постоянное давление извне, это государство превращало Россию время от времени в некое подобие военного лагеря, постоянно прибегая к насилию и чрезвычайным мерам. Под влиянием российской государственности формировались такие культурные архетипы, как этатизм и патернализм, возникло социоцентристское общество.

Каковы же были причины цивилизационных изменений в Западной Европе и России. Большую роль в этом, несомненно, играли внутренние факторы и противоречия. «Ответом» на них явилась попытка перейти к традиционным формам политической централизации как в рамках национальных государств так, и в масштабе всей Европы. Однако цивилизационный подход обращает большое внимание на внешний фактор – цивилизационное взаимодействие, поскольку эти изменения являются формированием «ответов» на «вызовы извне». Таким «вызовом» в это время, с одной стороны, стала активизация мусульманской цивилизации, которая после поглощения Византии вошла непосредственно в соприкосновение с Европой. Формируя «ответ» на путях инновации, Европе, превратившейся в мощную экономическую и военную силу, удалось остановить экспансию.

С другой стороны, таким «вызовом» стала разраставшаяся Монгольская держава, экспансия которой и привела к закату Древнерусскую цивилизацию. В качестве «ответа» на этот «вызов» стало зарождение Российской цивилизации на путях строительства государственности и мобилизационного общества.

В русле таких цивилизационных представлений в учебном пособии излагается теоретический и фактический материал. Центральным в пособии является описание и объяснение исторических процессов, происходивших в Древнерусской цивилизации, а затем Московском государстве. Эти процессы рассматриваются в контексте тех изменений, которые происходили в VI–XVII вв. в Западной Европе, с учетом специфики восточных цивилизаций (мусульманской, индо-буддистской, конфуцианской). Это позволило наметить некоторые аспекты цивилизационного взаимодействия Древней Руси и России с мировыми цивилизациями.

В учебном пособии содержится разнообразный историографический материал, показывающий основные проблемы изучения наиболее важных сюжетов из истории Древнерусской цивилизации и Московского государства.

Данное пособие является составной частью задуманного учебника по истории России, который подготавливается коллективом авторов исторического факультета Ростовского государственного университета и Института по переподготовке и повышению квалификации преподавателей гуманитарных и социальных наук.

 

2. Мировые цивилизации в VI–XVII вв.

 

2.1. Восточные цивилизации

 

Особенности восточных цивилизаций – Исламская, индо-буддистская и конфуцианская цивилизации

 

Особенности восточных цивилизаций

На Западе интерес к Востоку возник благодаря свидетельствам христианских миссионеров ХVI-ХVII вв., которые первыми обратили внимание на существенные различия между восточными цивилизациями в политическом устройстве и ценностных ориентациях людей. Эти свидетельства положили начала двум направлениям в оценке Востока – панегирическому и критическому. В рамках первого Восток, прежде всего Китай – страна всеобщего благоденствия, учености и просвещенности, – ставился в пример европейским монархам как образец мудрости в управлении. В рамках второго направления внимание акцентировалось на духе застоя и рабства, царившем в восточных деспотиях.

Однако до глобальной встречи западной и восточной цивилизаций, которая состоялась в результате колониальной экспансии Запада, европейские ученые в большинстве своем не отказывали восточным народам в праве занимать свое место в мировой истории. С другой стороны, и на Востоке в отношении европейцев практически до конца ХIХ в. господствовала такая идеологическая и культурная установка, основу которой составляло представление о подавляющем морально-этическом превосходстве восточных цивилизаций, о том, что у «западных варваров» заимствовать нечего, кроме машинной технологии.

При непосредственном столкновении двух типов цивилизационного развития, восточного (эволюционного) и западного (инновационного), в условиях, когда сила государства определялась технико-экономическими и военно-политическими преимуществами, обнаружилось явное превосходство западноевропейской цивилизации. Это породило на Западе представление о «неполноценности» восточного мира и застойном характере его обществ, обусловленном спецификой его социального генотипа.

Вместе с тем одни исследователи обратили внимание на то, что примерно до ХIV–ХVII вв. вообще не приходится говорить об отставании Востока, что так называемый его застой «есть одно из из созданий европейской химеры, старающейся романтически окрестить экзотические страны и их быт». Другие ученые считают, что вообще не стоит говорить об отставании Востока или замедленных ритмах его развития. Они считают, что Восток не шел медленно по той же дороге, что и Европа, он шел другой дорогой и шел в нормальном для своего пути ритме.

Востоковеды указывают также, что европейцы привыкли измерять степень развития общества уровнем развития техники, точной науки, но могут быть и другие критерии, например, этические. Может быть Европа будет выглядеть отсталой, если приложить к ней те высокие критерии, которые на протяжении нескольких тысячелетий вырабатывал восточный культурный ареал.

Кроме того, все более утверждается мысль о том, что Восток вообще не является альтернативой Западу, а выступает исходным пунктом всемирно-исторического процесса. Первые цивилизации возникли на Востоке, где возникли деспотические государства с «азиатской» структурой.

Для всех восточных цивилизаций «доминантной формой интеграции» выступала религия, которая создавала единое нормативно ценностное пространство в них и формировала специфические культурные архетипы. Социальным генотипом был эволюционный путь развития, не требовавший активного вмешательства ни государств, ни людей в общественные процессы.

Определяющими чертам восточных цивилизаций было 1) отсутствие полноценной частной собственности; 2) неразделенность собственности и административной власти при несомненном доминировании последней; 3) наличие властных отношений как всеобщего эквивалента, как меры любых социальных отношений; 4) экономическое и политическое господство – часто деспотическое – бюрократии; 5) подчинение общества государству; 6) отсутствие гарантий частной собственности и человеческих прав, 7) действенных стимулов для производственной, экономической деятельности; 8) перманентные переделы собственности, поскольку собственность в определенном смысле была лишь атрибутом власти.

По мере эволюции восточных цивилизаций появились товарные отношения и частная собственность. Многие восточные государства древности и средневековья имели процветающее хозяйство, большие города, развитую торговлю. Однако новые явления с момента своего возникновения сразу же ставились под контроль власти, и потому оказывались полностью от нее зависимыми и как бы лишенными органической потенции для саморазвития. Но все эти зримые атрибуты частнособственнической рыночной экономики были лишены того главного, что могло бы обеспечить их саморазвитие: правовых гарантий собственности и правового обеспечения рынка. Все агенты рынка были заложниками власти и не имели не только прав и привилегий, но даже уверенности в завтрашнем дне.

В восточных цивилизациях господствовал принцип власти-собственности: существовал такой порядок, при котором власть рождала собственность. Социальную значимость в государствах Востока имели лишь причастные к власти, тогда как богатство и собственность без власти мало что значили. Утратившие власть становились бесправными.

На Востоке сложился и особый тип человека, со специфическим стилем мышления и поведения, характерной чертой которого является «универсальность» («безвкусность»). В восточной культуре «безвкусность» – пример мироощущения, ориентированного на сохранение гармонии мира, обладающего внутренним динамизмом развития, поэтому не требующего произвола человеческого вмешательства. В морально-религиозном плане «безвкусность» – это признак совершенного вкуса, его универсальности, это высшая добродетель, ибо «вкус» есть предпочтение, а любая актуализация – ограничение. В культурной традиции Востока «безвкусность» является положительным качеством. Это – ценность, которая в жизни реализуется в практике неосознанного социального оппортунизма, что означает принятие или устранение от дел с максимальной гибкостью и ориентацией исключительно на требование момента. Поэтому добродетелями восточного человека являются точная середина и посредственность, бесшумность и увядание.

Восточному человеку более свойственен предметно-образный стиль мышления. Для него истиной является не то, что подвластно уму и воле человека, а само бытие. Поэтому истина не зависит ни от ума, ни от воли человека. Восточный человек нуждается в истинах, которым можно служить всю жизнь. Поэтому процесс познания у восточного человека – это не столько анализ свойств объекта, сколько его духовное постижение на уровне, недоступном рациональному исследованию. На Востоке доминировали иные, не дискурсивные стили мышления и познания, где идеи выражались не столько в понятийной, сколько художественно-образной форме, опорой которых служат интуитивные решения, непосредственные эмоции и переживания. Это придавало большую значимость интерпретации, а не трансляции накопленного мыслительного материала и социального опыта.

Восточный человек, предполагая в основе мироздания некую трансцендентную волю, стремится распознать ее, «войти» в нее и творить ее как свою собственную, преодолевая тем самым конечность своего бытия.

Большую роль на Востоке всегда играло государство, но оно не выступало доминантной формой цивилизационной интеграции. Государство на Востоке было не объединяющим, а усмиряющим началом. Интеграционные функции выполняла религия. Поэтому государственность и нормативно-ценностный порядок (религии) на Востоке были автономными. Государственность являлась, часто искусственной, формой национальной интеграции, а религия задавала нормативно-ценностный порядок для всего цивилизационного ареала.

В связи с этим в цивилизационном отношении Восток никогда не был единым. Там в древности возникло несколько религиозно-культурных цивилизационных регионов, не только весьма своеобразных, но и в различной степени открытых вовне. Этот – исламская, индо-буддистская и конфуцианская цивилизации.

Исламская, индо-буддистская и конфуцианская цивилизации

Исламская цивилизация наименее открытая для внешних воздействий, что обусловлено прежде всего особенностями религии, охватывающей все стороны жизни, включая экономику и политику. Мусульманский образ жизни не только традиционен, но и самоценен. Для исламской ментальности за пределами мусульманского мира нет ничего достойного для внимания и подражания. Вместе с тем это – традиционалистски активная цивилизация.

Индо-буддистская цивилизация – нейтральная по отношению к внешним воздействиям, что вызвано явным религиозным уклоном в сторону потусторонних проблем (поиски Абсолюта, забота об улучшении Кармы и т.п.). Процветание в посюсторонней жизни не является сколь-нибудь значительной ценностью в рамках этой цивилизации, которая в связи с этим является традиционалистски пассивной цивилизацией.

Конфуцианская (дальневосточная) цивилизация – более открытая по отношению к внешним воздействиям и внутренним трансформациям, что обусловлено конфуцианским культом этики и самоусовершенствования, установкой на посюсторонние поиски гармонии в обществе (культ знаний, повышенное чувство долга и ответственности, крепкие патерналистские связи в семье и обществе, постоянная забота о повышении культуры и дисциплины труда). Это – активно-инновационная цивилизация.

Восточный тип цивилизаций, особенно мусульманский и конфуцианский, при соприкосновении с другими цивилизациями обнаруживал имперские политические тенденции при толерантности к социокультурным различиям. (Синдром авторитарно-властного господства и подчинения).

 

2.2. Западноевропейская цивилизация

в эпоху средневековья

 

Католическая Европа – Кризис «христианского мира» – Европа либеральная

 

Католическая Европа

Великое переселение народов, начавшееся в конце IV в., и падение Западной Римской империи в 476 году являются для Западной Европы условной гранью, отделяющей Античность от Средневековья.

Западная Римская империя пала под ударами варваров с Востока, которые подвергли ее страшному разграблению. Вместе с тем варвары-завоеватели, смешавшись с местным населением, положили начало той созидательной деятельности, которая, в конечном счете, привела к возрождению на новой основе европейской цивилизации. «Матрицей» этой цивилизации явилось христианство, которое став господствующей религией в Западной Европе, сформировало единое в ней нормативно-ценностное пространство. Благодаря этому в Европе после краха Западной Римской империи не произошло возврата к тому «локализму», который предшествовал объединению народов под властью римских императоров.

Исходным пунктом становления Европы в качестве единого христианского мира стало создание в V-VII вв. на территории бывшей Западной Римской империи варварских государств. Унаследовав от поздней Античности христианство, варвары-язычники подверглись сильному культурно-идеологичес­кому воздействию с его стороны. Однако большинство европейских варваров поначалу приняло христианство в еретической форме арианства, оказавшись не в состоянии усвоить ортодоксальный принцип триединства Бога. Патриархальное варварское общество не восприняло идею равенства Бога-Отца и Бога-Сына и отторгло слишком абстрактную для себя идею Духа Святого.

Исключение составили лишь германцы-франки, которые уже во времена своего легендарного вождя Хлодвига Меровинга (481-511 гг.) приняли крещение по римскому канону. Это обстоятельство в значительной мере предопределило союз франков с римской церковью и признававшим ее галло-рим­ским населением, который позволил им уже к середине VI в. овладеть большей частью территории современной Франции. К началу IX в. владения Франкской державы простирались от Испании на западе до славянских земель на Эльбе на востоке. В 800 г. король франков Карл Великий (768-814 гг.) был провозглашен папой Львом III императором.

Однако «восстановленная» таким образом в Западной Европе империя просуществовала недолго. Уже внуки Карла Великого в 843 г. произвели ее раздел согласно Верденскому договору, который положил начало возникновению в будущем таких крупных европейских государств, как Франция, Германия и Италия.

В VIII в. Западная Европа подверглась вторжению арабов, которые овладели значительной частью Пиренейского полуострова, закрепились на островах западного Средиземноморья и в южных областях современных Франции и Италии. В конце IX в. на Среднедунайской равнине появились кочевые орды венгров (мадьяр). Уничтожив Великоморавскую (западнославян­скую) державу, венгры на протяжении всего X в. неоднократно опустошали европейские страны от Византии до Испании. На протяжении IХ–XI в. североатлантическое, а затем и средиземноморское побережье Западной Европы постоянно подвергалось нападениям «морских кочевников» – скандинавских германцев-викингов, или норманов («северных людей»).

В IX–XI вв. в Западной Европе произошли важные социально-экономические и политические изменения. На большей ее части утвердились отношения, которые позже получили наименование «феодальных», основу которых составила собственность на землю, вместе с проживающими на ней крестьянами. В ходе «феодальной революции» в IX–XI вв. в Западной Европе фактически не осталось «земли без синьора», а крестьянские общины утратили былую на нее собственность. В результате в западноевропейском обществе, с одной стороны, сложился привилегированный класс-сословие феодалов, представленный дворянством, рыцарством («воюющим за всех») и духовенством («молящимся за всех»). С другой стороны, свободное крестьянство превратилось в феодально-зависимый класс – сословие («работающих за всех»).

В поземельных отношениях Западной Европы восторжествовало феодально-условное наследственное землевладение (феод, лен). Крестьяне стали наделяться землей, попадая в поземельную зависимость от феодала, которая, как правило, дополнялась судебно-административной, а, зачастую, и личной (крепостной) от него зависимостью. В результате сложился такой комплекс социально-экономических отношений, в котором преобладали внеэкономические формы принуждения непосредственных производителей и присвоения феодальной ренты в ее различных формах.

Концентрация экономической и политической власти в руках крупных феодалов в условиях господства натурального хозяйства предопределила наступление в Западной Европе эпохи феодальной раздробленности, при которой королевская власть сохраняла за собой чисто символическое значение.

В середине ХI в. разногласия между двумя христианскими центрами – Римом и Константинополем, привели к тому, что папа Лев IХ и патриарх Кируларий предали друг друга анафеме. В результате чего в 1054 г. произошло разделение христианской церкви на православие и католицизм, а Западная Европа стала уже формироваться в качестве единого католического мира.

Католическая церковь, утвердившаяся в Западной Европе, представляла собой строго централизованную авторитарно-иерархическую организацию во главе с папой римским, который считался непогрешимым в делах веры и нравственности. Поэтому источником вероучения у католиков считается не только священное писание (Библия) и постановления вселенских соборов, но и суждения пап, власть которого выше власти этих соборов.

Католическая церковь как социальный институт играла особую роль в интеграции Западной Европы. Она была не только важнейшим звеном того феодально-политического порядка, который связал в одну систему различные западноевропейские государства, но и источником духовного образования, формируя в них единое нормативно-ценностное пространство.

Сформировав единое ценностное пространство, общую нормативную систему, католицизм стал тем самым «единой и единственной матрицей европейской цивилизации». Католицизм как особый нормативно-ценностный порядок оказался, во-первых, универсальным для того геополитического пространства, которое становилось Европой, а во-вторых, он был автономен по отношению к различным социальным и политическим институтам. Принципиально важно, что этот порядок оказался автономным прежде всего по отношению к национальным государствам.

Универсальный и автономный нормативно-ценностный порядок, задавшийся католицизмом, порождал дуализм западноевропейской цивилизации. Этот дуализм был обусловлен существованием, с одной стороны, единой церкви внутри раздробленного политического пространства, а с другой стороны, многообразием этнокультур в универсальном католическом нормативно-ценностном пространстве.

В рамках этого пространства происходило становление плюралистических сил Европы, их взаимодействие и конфликты. Дуализм общественного бытия в Европе порождал целый ряд конфликтогенных тенденций: религиозной и светской, глобальной и локальной, церковной и государственной, интеграционной и дезинтеграционной, универсальной и традиционной.

Опосредованность дуализма общественного бытия в Европе универсальным и автономным нормативно-ценностным порядком предопределял допустимые границы борьбы и разрушительности конфликтов, делал возможным конструктивное их «снятие» на основе консенсуса. Все это предопределяло договорный характер европейского общества.

Утверждение феодальных отношений и освоение остатков античного культурно-производственного наследия позволили западноевропейскому обществу приступить в ХI-ХIII вв. к масштабному хозяйственному освоению западноевропейского субконтинента. С началом «внутренней колонизации», вовлечением в хозяйственный оборот всех пригодных к использованию земель и природных ресурсов, в Западной Европе уже в середине XI в. наметился экономический подъем. Он сопровождался резким ростом численности населения. Этот «демографический взрыв» в условиях сравнительно высокой степени освоенности ограниченного пространства субконтинента при все низком уровне развития производительных сил породил эффект относительной перенаселенности Западной Европы.

Вследствие сложившейся ситуации, с одной стороны, стала усиливаться экспансионистская агрессивность западноевропейского феодально-католического мира. В 1095 г. по призыву папы римского Урбана II началась почти двухвековая эпопея массового военно-колонизационного крестоносного движения европейцев в страны Ближнего Востока. Крестовые походы осуществлялись под религиозным предлогом необходимости освобождения святых мест христианства из-под власти иноверцев-мусульман.

С другой стороны, в западноевропейском обществе стало углубляться общественное разделения труда, что выразилось в ускоренном отделении ремесленного производства и торговли от сельского хозяйства. Это привело к быстрому развитию средневековых городов, которые в отличие от античных городов-полисов выступали не столько в качестве государственно-административных, военных или культурно-религиозных центрв, сколько в качестве центров ремесленного производства и товарного обмена.

Средневековый город с присущей ему узкой специализированностью ремесел и торговли, корпоративным принципом гильдейско-цеховых организаций и даже всей своей «товарно-рыночной предназначенностью» был порождением феодальных общественно-экономических отношений, их необходимым элементом. Он возник и развивался в условиях ограниченности товарно-денежного рынка, предопределенной господством натурального хозяйства при феодализме. Городские центры ремесленного производства и товарного обмена постепенно стали формировать местные (локальные и региональные) рынки, превратившись со временем в важный фактор исторического развития западноевропейской средневековой цивилизации. С ростом их хозяйственного значения происходило медленное, но неуклонное расширение сферы товарно-денежных отношений, в которые постепенно стал втягиваться и аграрный сектор средневековой феодальной экономики.

В таких условиях в наиболее развитых районах Западной Европы в XII–XIII вв. начался процесса коммутации ренты, в ходе которого натуральные повинности крестьян заменялись их денежным эквивалентом. Массовый переход к денежной ренте, осуществленный в XIV–XV вв. в юго-восточной Англии, северо-восточной Франции, юго-западной Германии, на севере Нидерландов и Италии, привел к глубокой структурной трансформации западноевропейского феодального общества. Коммутация ренты, как правило, сопровождалась юридической фиксацией рентных отношений и «освобождением» крестьян за выкуп из личной зависимости. Это существенно ограничивало сферу внеэкономического принуждения непосредственных производителей со стороны феодалов и повышало степень товарности сельскохозяйственного производства и меру хозяйственной самостоятельности земледельческого населения.

Массовая коммутация ренты и широкое развитие товарно-денежных отношений существенным образом расширили емкость формирующегося западноевропейского рынка. Это привело к «замыканию» ремесленных цехов и купеческих гильдий, в ходе которого полноправные члены городских корпораций (мастера и купцы) постепенно стали отходить от непосредственного участия в производственных и торговых операциях, оставляя за собой лишь организаторские функции, обретая все в большей мере статус монопольных собственников средств производства и обмена. Неполноправные члены городских «профес­сий», напротив, лишались такой перспективы и, превращаясь в «вечных» подмастерьев и учеников, по сути становясь наемными работниками различной квалификации.

Таким образом, в результате «замыкания» ремесленных цехов и купеческих гильдий в феодальных по своей природе производственных отношениях средневекового города появились элементы эксплуатации относительно свободного наемного труда со стороны пока еще корпоративных собственников средств производства и обмена.

В ХIV-ХV вв. в западноевропейском обществе падает экономическая и социально-политическая роль феодальной аристократии и начинается процесс политической централизации государств Западной Европы. Формирование системы местных, локальных и региональных рынков, а также установление проч­ных хозяйственных связей между отдельными областями наиболее передовых западноевропейских стран создало экономическую основу для объединения конгломератов феодальных владений в единые государственные организмы. Общность территории, языка и культуры закладывали основы этнического самосознания средневековых народностей. Наконец, происходив­шие изменения в социальной структуре феодального общества и его экономике, порождавшие многочисленные в XIV–XV вв. внутренние и международные конфликты невиданной ранее остроты и продолжительности, побуждали самые разные слои населения западноевропейских стран искать средства для удовлетворения потребности в усилении центральной государственной власти.

Возросшее экономическое и социально-политическое значение «свободных сословий» средневекового общества (дворян­ства, горожан, а в некоторых странах – и лично свободной части крестьянства), а также та роль, которую они играли в усилении королевской власти на местах за счет умаления всевластия феодальной аристократии, в конечном счете привели к тому, что в процессе политической централизации в европейских странах возникли государства в форме сословно-представи­тельных монархий. Сословно-представительные органы власти (парламент в Англии, генеральные штаты во Франции, рейхстаг в Германии, кортесы в Испании), как правило, закрепляли за собой право утверждения общегосударственного налогообложения. В итоге, постепенно зарождалось представление о праве налогоплательщиков на участие в законотворческой деятельности суверенного государя во благо всего государства. Параллельно возникновению органов сословного представительства корона создавала общегосударственные административно-судебные органы и зачатки регулярных вооруженных сил, что положило начало возникновению иерархиезированного и централизованного аппарата гражданской и военной бюрократии. В процессе взаимодействия выборных от «свободных сословий» и назначаемых королем бюрократических органов начинается формирование принципа разделения функций различных по своему происхождению властей.

По мере создания и укрепления централизованных сословно-представительных монархий в Западной Европе происходило падение социального престижа и политического значения католической церкви. Если в XI–XIII вв. папство достигло вершины своего могущества, и светские государи неизменно терпели поражения во всех столкновениях с ним, то в XIV–XV вв. ситуация кардинально изменилась. Так, конфликт, вспыхнувший в 1296 г. между королем Франции Филиппом IV и папой римским Бонифацием VIII по поводу налогообложения духовенства закончился разгромом духовно-рыцарского ордена Храма (тамплиеров) и «авиньонским пленением пап» (1309–1378 гг.), превращением первосвященников католической церкви по сути дела в заложников французских монархов. Последовавшая в 1378–1449 гг. «великая схизма» (раскол) церкви, когда в западноевропейском христианстве одновременно, осыпая друг друга проклятиями, соперничали по двое-трое «антипап», в конце концов была преодолена лишь благодаря вмешательству светских государей. В результате духовный авторитет римской католической церкви оказался подорванным, а западноевропейские монархи добились ограничения юридического иммунитета, организационной автономии и имущественных прав духовенства в своих странах.

Относительно широкое распространение товарного производ­ства и рыночных отношений в Западной Европе XIV–XV вв., повлекшее структурные перемены в социально-политичес­кой организации средневекового общества, а также глубокий кризис, поразивший в это время римско-католическую церковь, обусловили начало важных трансформационных процессов в сфере духовной культуры и мировоззрения европейцев. Естественно, они развивались неоднозначно у представителей различных слоев средневекового общества, протекали неравномерно и асинхронно не только в масштабах всего субконтинента, но и в пределах отдельных стран и даже их областей. Наиболее благоприятные социально-экономи­чес­кие, политические и культурно-исторические условия для их формирования сложились в торгово-промышленных городских республиках Северной и Центральной Италии. Именно здесь в демократической среде светски образованных (humanitas) горожан во второй половине XIV в. зародилось новое – гуманистическое – мировоззрение, ставшее идейной основой культуры Возрождения (Ренессанса).

Порожденное историческими условиями эпохи гуманистическое мировоззрение, отражая процесс вычленения отдельной человеческой личности из феодальных коллективов (община, корпорация, сословие), обусловило резко критическое отношение его носителей к социально-экономическим реалиям и политическим институтам Западной Европы того времени. Христианская в своей основе система гуманистических воззрений была по сути своей глубоко оппозиционна теории и особенно практике средневекового феодального католицизма. Гуманистическая идеология мощно стимулировала раскрытие творческого потенциала непревзойденных титанов культуры эпохи Возрождения, но она же пробуждала и запредельный эгоцентризм и неутолимую жажду славы любой ценой у их менее талантливых современников. Эта очевидная противоречивость, присущая гуманистическому менталитету, вызывает нескончаемые споры специалистов о социальном и духовном содержании, а также историческом значении возрожденческой культуры. Однако практически несомненно то обстоятельство, что гуманистическая система ценностей легла в основу современной западноевропейской цивилизации и в значительной мере предопределила ее динамичный инновационный характер.

Действительно, XIV–XV вв. ознаменовались столь бурным развитием производительных сил западноевропейского общества, что некоторые историки определяют это время как эпоху первой «промышленной» или «технологической революции». Прогресс был достигнут прежде всего за счет более эффективного использования мускульной силы людей и животных, а также естественно-природных источников энергии воды и ветра. И хотя новации в этой области имели скорее количественный, чем качественный характер, они дали мощный импульс развитию всей западноевропейской экономики в целом.

Поскольку к XV в. процесс «внутренней колонизации» субконтинента был в основном завершен, то в наиболее развитых регионах Западной Европы уже в это время наметился переход от экстенсивных методов ведения сельского хозяйства к интенсивным, что сопровождалось ростом производительности труда. Поступление на рынки в значительной мере возросшего объема товаров при том, что объем обращающихся на этих рынках денежных средств в виде золотых и серебряных монет возрастал в гораздо меньших масштабах, привело к первому в истории Западной Европы экономическому кризису. Его проявлением стал феномен «жажды золота», обуявший европейцев в XIV–XV вв.

Острый дефицит средств обращения, поразивший западноевропейскую экономику, был осложнен тяжелым кризисом азиатско-европейских торговых связей. Обычные для средневековой трансконтинентальной торговли маршруты пролегали через Средиземное море. В транзитной торговле со странами Востока средневековая Европа традиционно имела пассивный баланс. Поскольку европейские купцы закупали у своих азиатских партнеров главным образом дорогостоящие товары (наиболее «массовыми» из них были пищевые пряности и шелковые ткани) и при этом не могли предложить им равноценные продукты и изделия, постольку на протяжении столетий с Запада на Восток происходил отток золота и серебра. Регулярные поступления на рынки западных стран исключительно дорогих восточных товаров и хронический отток драгоценных металлов в Азию создали у европейцев устойчивое представление о сказочных богатствах далеких заморских стран, ассоциировавшихся в европейской ментальности с «раем земным». Но на протяжении XIV–XV вв. все пути поступления пряностей и других восточных товаров в Европу оказались под жестким турецким контролем и стали почти недоступны европейцам из-за военно-политической нестабильности, искусственно завышенных таможенных барьеров, коррупции и взаимной религиозной нетерпимости христиан и мусульман.

Кризис средств обращения с его «жаждой золота» и кризис азиатской торговли с его «жаждой пряностей» привлекли внимание всей более или менее образованной и предприимчивой западноевропейской общественности к тем представителям средневековой науки, которые разделяли и рисковали открыто поддерживать еретические с точки зрения официальной церкви гипотезы о шарообразности Земли и наличии единого Мирового океана. Уровень развития производительных сил, достигнутый западноевропейским обществом к XV в., создал материально-технические предпосылки, необходимые для осуществления далеких океанских плаваний, знаменовавших собой начало эпохи Великих географических открытий.

В результате осуществления множества предприятий, важнейшими из которых были экспедиции Бартоломеу Диаша, открывшего южную оконечность Африки в 1486 г.; Христофора Колумба, положившего в 1492–1498 гг. начало колонизации Американского континента; Васко да Гамы, проложившего в 1497–1499 гг. океанский морской путь в Индию; Фернандо Магеллана, совершившего в 1519–1522 гг. первое кругосветное путешествие. Начало эпохи Великих географических открытий явилось исходным пунктом формирования единой глобальной хозяйственной и геополитической системы, вследствие чего сама история человечества начала приобретать поистине всемирный характер.

Важнейшим следствием начала эпохи Великих географических открытий явилось создание европейскими державами (первоначально Португалией и Испанией, а с начала XVII в. Голландией, Англией и Францией) грандиозных колониальных империй. Уже на рубеже ХV–ХVI вв. правительства Португалии и Испании заключили ряд соглашений о разделе сфер колониального господства в открываемом мире. Сокровища, награбленные в Африке и Азии, хлынули в Португалию, а золото и серебро, добытые порабощенными индейцами на рудниках Америки, наводнили Испанию. В начале XVI в. дешевые драгоценные металлы устремились из-за Пиренеев на западноевропейские рынки и вызвали в Европе настоящую «революцию цен»: цены на сельскохозяйственную продукцию и ремесленные изделия массового спроса подскочили в сотни раз.

Кризис «христианского мира»

В ХIV–ХVII вв. в цивилизационном развитии Западной Европы, вступившей в полосу кризиса «христианского мира», произошли существенные изменения, которые завершились сменой «матрицы» западноевропейской цивилизации. На смену нормативно-ценностного пространства, задававшегося католицизмом, пришли утилитаризм и либерализм.

В начале ХIV в. западноевропейский «христианский мир» в его целостности стабилизировался и достиг «последней границы». При этом он не просто остановился, а «съежился» (Ж. Ле Гофф). Прекратились распашки и освоение новой земли, наблюдалось запустение полей и даже деревень. Демографическая кривая склонилась и поползла вниз. Началась девальвация монеты, сопровождавшаяся депрессией и катастрофическими банкротствами. Европу потрясла целая серия городских бунтов и крестьянских восстаний. Великая чума середины ХIV века довершила дело: кризис быстро обернулся кардинальной перестройкой социально-экономических и духовных структур «христианского мира». Кризис, как пишет Ж. Ле Гофф, «зачал общество эпохи Возрождения и Нового времени, более открытое и для многих более счастливое, нежели удушливое феодальное общество».

В тех европейских странах, прежде всего в Италии, куда переместился центр новаций, ни крестьяне, ни рыцари, ни священники не занимали господствующего положения. Оно принадлежало негоциантам, банкирам, купцам, торговавшим всем чем угодно, дававшим в долг королю, собиравшим во всем католическом мире папский налог. Жизнь сосредоточивалась не вокруг соборов, а на площадях, где обсуждались дела, шел обмен словами и вещами, и вдоль улиц, на которые выходили мастерские и лавки.

Высшая теологическая культура уступала место светской (гражданской) и утилитарной (практической), основанной на римском праве, преподававшемся в университетах, и опиравшейся на расчет. Христианский Запад, первоначально придерживавшийся принципа соборности, постепенно отказывался от него в силу воздействия процессов индивидуализации и рационализации личностного сознания. Внешне это выражалось в повсеместном распространении аристотелевской философии, логики, этики и эстетики. В общественной мысли получает развитие рационализм, согласно которому источником знания, критерием истины и основой поведения людей является разум.

Трансформация нормативно-ценностного порядка, а следовательно, и основ цивилизации в Западной Европе произошла в связи с двумя процессами: «национализацией» церкви государством и религиозной реформацией (протестантско-католичес­ким противоборством), которые привели к тому, что «единой и единственной матрицей европейской цивилизации» как результатом социального компромисса стал либерализм.

Реформация началась с того, что в 1517 г. августинский монах, профессор теологии Виттенбергского университета в Саксонии (Германия) Мартин Лютер (1483–1546 гг.) выступил с «95 тезисами», формально направленными против торговли католической церковью от имени римского папы индульгенциями (грамотами об отпущении грехов). Фактически эти тезисы содержали изложение основ нового христианского вероучения, в основе которого была положена идея об «оправдании верой». Согласно ей, человек достигает спасения своей бессмертной души не вследствие формального участия в церковных обрядах и, тем более, не посредством материальных приношений в пользу церкви, а только в результате своей сугубо индивидуальной и искренней веры в искупительную жертву Христа; веры, которая на протяжении всего жизненного пути христианина должна ежечасно подтверждаться его благочестивым образом жизни.

Ортодоксальное средневековое христианство видело истинное благочестие в уходе из грешного мира и, следовательно, в максимально возможном отказе от всякой мирской, в том числе и трудовой, деятельности. Однако в Западной Европе в это время уже стала формироваться иная система ценностей, ориентированная, наоборот, на деятельный стиль жизни «здесь и сейчас», не уповая на милость бога, не откладывая дела «на потом». Формировалась новая трудовая этика: труд из «наказания Господнего» превращался в средство обретения материального благополучия, социального престижа и морального удовлетворения. В соответствии с этими ценностями Лютер утверждал, что «человек рожден для труда, как птица для полета»; что только добросовестным повседневным исполнением своего трудового мирского призвания верующий искупает как греховность, унаследованную от библейских прародителей, так и греховность, неизбежно обретаемую им в несовершенном мире. Самоотверженно снося тяготы своего трудового «мирского креста», верующий человек очевидно свидетельствует о себе как о последователе Христа и тем самым оправдывает себя в качестве христианина.

Ортодоксальный католицизм душеспасающую мистическую силу «Божьей благодати» обратил в монополию церкви, объявив папу наместником Иисуса Христа на земле. М.Лютер утверждал, что эта сила может исходить только от Бога и непосредственно нисходит на того, кто достойно несет бремя мирских трудов. Таким образом, в религиозной доктрине Лютера повседневная трудовая деятельность отдельного человека обрела значение высшей духовной ценности, а сама человеческая личность возвысилась до возможности установления вполне индивидуальных взаимоотношений с Богом без всякого посредничества со стороны церкви.

Основы реформационного или, как начали его называть с 1529 г., протестантского вероучения получили дальнейшее развитие у многочисленных последователей Лютера. Наибольшим радикализмом и логической завершенностью в их ряду отличалась религиозная доктрина уроженца Франции Жана Кальвина (1509–1564 гг.), разрабатывавшаяся им в Женеве (Швейцария) на протяжении 1536–1559 гг. Сопутствующее человеку материальное преуспевание в любой сфере жизнедеятельности было провозглашено Кальвином критерием богоизбранности, залогом обретения «Божьей благодати» и гарантией райского блаженства на небесах. Труд из отбывания сословной феодальной повинности в средневековом христианстве, богоустановленного «мирского креста» в лютеранстве в кальвинизме окончательно приобрел значение важнейшего религиозного долга, трудовые успехи стали признаком личной богоугодности христианина.

Реформационно-теологическое обоснование актуальных в эпоху «первоначального» накопления капитала и возникновения национально-абсолютистских государств идей о секуляризации («омирществлении») неправедно нажитых католической церковью богатств с целью их перераспределения, о необходимости создания «дешевой» церкви-общины вместо дорогостоящей католической церковной организации, о главенстве светских властей в решении мирских дел создали благоприятные условия для широкого распространения реформационного движения в наиболее развитых западноевропейских странах.

Лютеранство стало идеологической основой умеренных реформационных преобразований в княжествах северо-восточной Германии и в скандинавских государствах. В 1534 г. английский парламент провозгласил короля главой независимой от Рима государственной «англиканской» церкви. Кальвинизм, выражавший мировоззрение наиболее экономически зрелой и политически активной части западноевропейской буржуазии, укоренился в северных Нидерландах, где стал идеологией первой в истории победоносной буржуазной революции и национально-освободительной войны 1566–1609 гг. Под наименованием «пуританства» (от лат. purus – «чистый») кальвинизм в XVI в. проник в юго-восточную Англию, где сделался религиозным знаменем буржуазии и «нового дворянства» в ходе революции XVII в., положившей начало «новому времени» в истории Западной Европы.

Таким образом, реформация, начавшаяся как попытка мирного преодоления разложения католической церкви и злоупотреблений священников, привела к грандиозным потрясениям Европы, разрушила ее духовно-религиозное единство. Попытка организовать преследование Лютера и его сторонников привела к протесту немецких князей и появлению протестантских церквей, формировавших установку на жизненную активность, сочетавшуюся с жаждой предпринимательства, ограничением потребления и презрением к неудачникам.

Борьба католиков и протестантов привела к расколу Европы и религиозным войнам внутри отдельных государств. По всей Европе шла «охота на ведьм». Около 30 тыс. их было сож­жено католической инквизицией», еще большее число жертв оказалось на совести протестантских фанатиков. Апофеозом борьбы стала первая общеевропейская Тридцатилетняя война (1618–1648) между Протестантской Унией и Католической Лигой.

Компромиссом этой борьбы и стал либерализм, который создал универсально-новое нормативно-ценностное пространство для всей Европы, автономное как по отношению к возникшим национальным государствам, так и – к культурному европейскому разнообразию. Ядром либерализма были идеи свободы и толерантности. Свободы как возможности и необходимости ответственного выбора и признания права на свободу за другими. Толерантности как уважения не только своих, но чужих ценностей, как осмысление и использования другого духовного опыта в его самобытности. Это закладывало духовные основы для формирования гражданского общества.

Европа либеральная

Кроме того, цивилизационный сдвиг в Западной Европе в это время был связан с переходом от эволюционного пути развития на инновационный. Этот путь характеризуется сознательным вмешательством людей в общественные процессы путем культивирования таких интенсивных факторов развития как наука и техника. Активизация этих факторов в условиях господства частной собственности, формирования гражданского общества привела к мощному технико-технологическому рывку западноевропейской цивилизации и возникновению в разных странах такой формы политического режима как либеральная демократия.

Для того чтобы перейти на инновационный путь развития, необходимо было особое духовное состояние, становление трудовой этики, превращающей труд из бытовой нормы в одну из главных духовных ценностей культуры. Такая этика стала складываться в Западной Европе еще во время первичной распашки ее земель но окончательно утвердилась в эпоху Реформации в форме прежде всего протестантской трудовой этики. После этого труд стал самоценным и окончательно вошел в систему главных ценностей европейской цивилизации, на основе которых только и был возможен переход к интенсивному производству и буржуазному обществу.

Западноевропейский христианский идеал «молись и работай», заложивший основы «духа капитализма», означал, что человек, через работу обретая спасение души, не делигирует свои права наверх, а сам решает все возникшие перед ним проблемы, что человек делает выбор между решением своих проблем самостоятельно и их решением с помощью других людей, социальных групп, государства в пользу самостоятельности, между интенсивным и экстенсивным путями ведения хозяйства в пользу интенсивного, в конечном счете, между зависимостью и свободой в пользу свободы.

Протестантская трудовая этика создала благоприятные условия для развития капитализма, оказала влияние на процесс первоначального накопления капитала. Огромную роль в этом процессе сыграли Великие географические открытия. Открытие Америки и Африки, с одной стороны, привело к невиданному по масштабам росту работорговли, но с другой стороны, ускорило темпы накопления капитала в Европе за счет разорения, ограбления природных ресурсов и эксплуатации местного населения.

Деньги все больше начинают вкладываться в экономику, в развитие мануфактурной промышленности. Складываются национальные рынки, оформляются контуры европейского, а затем и мирового рынка, центром которого становятся голландские порты. Возникновение рыночной экономики было одним из достижений западноевропейской цивилизации.

Складывание глобальной хозяйственно-геополитической системы, в центре которой оказались западноевропейские страны, поставило на службу их экономике гигантский потенциал всего открываемого мира, что оказало сильнейшее стимулирующее воздействие на ход основных социально-экономичес­ких процессов в Западной Европе.

В связи с ростом масштабов производства и обмена в Европе усилились процессы, связанные с «замыканием» и дальнейшим разложением гильдейско-цеховых корпораций, а вслед за тем ускорилось возникновение и распространение новых торгово-производственных форм: компаньонажей и мануфактур. С увеличением количества крупнооптовых сделок в ведущих международных экономических центрах возникают товарные биржи, оперировать на которых могли дельцы вне зависимости от своей этнической, сословной, религиозной или корпоративной принадлежности и без каких бы то ни было регламентируемых ограничений в объемах торговли. Наконец, с неизбежным в новых условиях ростом значения кредитных операций формируется принципиально новый рынок – рынок первоначально вексельных, ценных бумаг, появляются фондовые биржи, со временем слившиеся с товарными. Начались качественные изменения в самом содержании экономической деятельности, которая по мере освобождения от пут средневековой регламентации стала приобретать ярко выраженный конъюнктурно-спекулятивный, рыночный характер.

Уже в конце XV – начале XVI в. в Западной Европе, в первую очередь в юго-восточной Англия, северо-восточной Франция, на севере Нидерландов, стало ощущаться противоречие между господствующей условно-корпоративной собственностью на средства производства и развивающимися сугубо индивидуальными по своей природе товарно-денежными отношениями. Изменение формы собственности на средства производства и, в первую очередь, на главное из них – землю – стало основой того социально-экономического переворота, который знаменовал собой исходный пункт качественно нового, капиталистического этапа в историческом развитии Западной Европы.

В юго-восточной Англии изменение формы собственности на землю произошло в процессе «огораживаний». В ходе его феодальные землевладельцы из числа «новых дворян», используя как казуистику средневекового права, так и прямое насилие, сначала отчуждали в свою пользу крестьянские земли, а затем лишали своих уже лично свободных крестьян статуса наследственных держателей и на этом основании изгоняли их из поместий. В дальнейшем «освобожденная» таким образом от крестьянского населения земля эксплуатировалась с использованием труда вольнонаемных сельскохозяйственных работников-батраков. Тем самым феодально-рентные отношения заменялись капиталистически-рыночными. И хотя формально характер собственности на землю по-прежнему оставался условным и корпоративным, а верховным номинальным сеньором всех земель, как и раньше, считался король, по сути в ходе «огораживаний» происходила явная индивидуализация земельной собственности «новым дворянством». Добившись в ходе революции середины XVII в. принятия Долгим парламентом закона об отмене рыцарского держания (1646 г.) «новые дворяне» («обуржуазившиеся» землевладельцы) утвердили в Англии свой абсолютный экономический суверенитет по отношению к феодальной по происхождению земельной собственности, завершив тем самым ее трансформацию в сугубо индивидуальную, свободно отчуждаемую частную собственность.

В других регионах Западной Европы переворот в общественно-экономических отношениях происходил в иных формах, но результаты его были идентичными: экспроприация непосредственных производителей путем их отделения от средств производства и пауперизации; возникновение рынка наемной рабочей силы; возникновение индивидуально-частной формы собственности средства производства и формирование на этой основе новых классов, классов буржуазного общества. В исторической литературе этот процесс получил наименование «первоначального накопления капитала», который рассматривается как отправная точка развития капиталистического уклада при сохраняющихся в целом феодальных отношениях.

Во многих странах Западной Европы эти изменения явились важными предпосылками завершения процесса государственно-политичес­кой централизации, складывания современных наций и возникновения такой форм феодальной государственной организации, как абсолютная монархия. Обычно под абсолютизмом понимают такую форму государственного устройства, при которой вся полнота власти (законодатель­ной, судебной, исполнительной) сосредоточена в руках никем и ничем не ограниченного монарха.

Становление абсолютизма сопровождалось падением роли сословно-представительных органов государственной власти. По мере складывания системы постоянного налогообложения абсолютистские режимы получают возможность завершить формирование строго централизованного бюрократического аппарата административной и судебной власти, а также регулярных вооруженных сил. В связи с этим органы дворянско-бюргерского самоуправления, сеньориальной юрисдикции и феодальное ополчение оттесняется на второй план.

Западноевропейский абсолютизм складывался в условиях разложения феодальных отношений, порожденных процессами «первоначального накопления капитала», в ситуации нарастающего конфликта и относительного равновесия сил между новым классом буржуазии и старым классом феодалов. Используя это, абсолютизм стремился присвоить себе неограниченные властные функций. Несмотря на падение роли органов сословно-представительной власти в период становления абсолютистских режимов, именно в борьбе абсолютизма и сословно-представительных органов закладывались основы парламентаризма и разделения властей.

Функции, структура и состав этих органов были различными и со временем менялись, но они обеспечивали участие в принятии общегосударственных решений третьего сословия. Наиболее последовательно эти процессы развивались в Англии. Еще в ХIII в. здесь возник парламент, который в концу ХVI в. закрепил за собой законодательные функции. Противостояние королевской власти и парламента вылилось в английскую революцию 1640–1653 гг., которая открыла путь экономической, социальной и политической модернизации не только в Англии, но и во всей Европе. Для развития права и парламентаризма огромную роль сыграли «Хабеас корпус акт» и «Биль о правах», в которых закреплялись основы прав человека и ответственности исполнительной власти перед парламентом.

Сформировавшееся в ходе цивилизационной трансформации в ХIV-ХVII вв. западноевропейское общество было антропоцентристским, основу которого составили либеральные ценностные ориентации. В фокусе либерального мироощущения находится человек, его неповторимая и уникальная судьба, частная «земная» жизнь. Идеалом либерализма выступает человек-личность, гражданин, который не только осознает, но и жить не может без гражданских прав и свобод, прежде всего права собственности и права индивидуального выбора, т.е. права на самого себя.

В плане отношения к самому себе человек гражданского общества осознает возможность и постоянно испытывает потребность распоряжаться самим собой. В плане отношения к государству человек-личность ощущает себя не подданным, а гражданином, создателем государства, ибо рассматривает его как результат общественного договора. В плане отношения к другим – это толерантность, свобода ответственного индивидуального выбора, приоритет «Я» перед «Мы», личностных ценностей перед «соборными». Либерализм – это ощущение личной свободы и личной ответственности, расчет на собственные действия и собственную судьбу.

Таким образом, постепенно в ХIV-ХVII вв. традиционная (феодально-католическая) западноевропейская цивилизация трансформировалась в современную (буржуазно-либеральную), которая характеризуется различным набором вполне коррелируемых между собой черт.

Одни исследователи обращают внимание на то, что это – торгово-промышленное, городское общество, для которого характерны, с одной стороны, постоянное наращивание технологического потенциала и превращение человека в орудие эффективной социально-экономической деятельности, а с другой стороны, – мощная мобилизация человеческой активности, основанной на свободе этой деятельности.

Другие ученые подчеркивают прежде всего антропоцентричный и инновационный характер европейской цивилизации и ее христианские корни, европеизм как явление христианской культуры Запада, основанный на осознанности внутренней глубины бытия личности.

 

 

3. ДРЕВНЕРУССКАЯ

(СЛАВЯНО-ЕВРОПЕЙСКАЯ)

ЦИВИЛИЗАЦИЯ

 

3.1. Проблемы изучения истории Древней Руси

 

Возникновение и особенности Древнерусской цивилизации – Происхождение славян – Образование Древнерусского государства – Понятие «Русь» – Принятие христианства – Характер социально-экономических отношений – Специфика политического строя

 

Возникновение и особенности Древнерусской цивилизации

Многие историки, усматривая основу Древнерусской цивилизации в православии, начало ее ведут от «крещения Руси» в конце Х в. Однако отдельные ученые полагают, что русская цивилизация принадлежит к числу древнейших цивилизаций мира, базовые ценности которой сложились еще в первом тысячелетии до н.э., задолго до принятия христианства.

Некоторые исследователи возникновение Древнерусской цивилизации связывают с формированием первых государственных образований у восточных славян в VI в. или образованием древнерусского государства в IХ в.

В настоящее время большинство историков независимо от того, выделяют ли они Древнюю Русь в особую цивилизацию или рассматривают ее в качестве российской субцивилизации, считают, что древнерусская эпоха завершается на рубеже ХIII–ХIV вв., хотя отдельные ученые доводят ее до петровский преобразований в начале ХVIII столетия.

Ряд историков вслед за А. Тойнби полагают, что по многим культурно-религиозным и духовным ориентациям Древнюю Русь можно рассматривать как «дочернюю» зону Византийской цивилизации. Однако другие ученые считают, что эти ориентации носили формальный характер и в большей степени проявились позже, в ХV-ХVI вв. По их мнению, Древняя Русь по основным формам общественного устройства и жизнедеятельности была, скорее, ближе к Центральной Европе, чем Византии.

Происхождение славян

Вопрос о происхождении славян был поставлен еще в средние века. В «Повести временных лет» (ХII в.) монахом Нестором была высказана мысль о том, что первоначально территорией расселения славян были Дунай и Балканы, а затем Прикарпатье, Днепр и Ладога. Согласно «Баварской хронике» (XIII в.) предками славян были древние ираноязычные народы – скифы, сарматы, аланы.

Начало научной разработки вопроса о происхождении славян относится к первой половине XIX в., когда чешский ученый П.Шафарик, проанализировав сведения о славянах у античных авторов и готского историка Иордана, выдвинул гипотезу, согласно которой прародиной славянских народов было Прикарпатье.

Исследования лингвистов в первой половине XIX в. показали принадлежность славянских языков к индоевропейской языковой семье, на основании чего было высказано предположение о существовании индоевропейской общности, включавшей в себя предков германцев, балтов, славян и индоиранцев, которая, по мнению чешского историка Л. Нидерле, распалась в начале 2 тыс. до н.э. Выделившаяся в результате этого распада балто-славянская общность в I тыс. до н.э. разделилась на балтскую и славянскую. Отечественный историк и филолог А. Шахматов считал, что такая индоевропейская общность существовала в бассейне Балтийского моря, которую вначале покинули ушедшие на юг предки индоиранцев и фракийцев, а затем от балтов отделились славяне, расселившиеся во II в. н.э., после ухода германцев с Вислы, на остальной территории Восточной Европы.

В первой половине XX в. зарубежные и отечественные археологи предприняли попытку уточнить, какие археологические культуры можно считать праславянскими и какую территорию занимали славяне на разных этапах исторического развития. По мнению П. Третьякова, праславянской была культура племен шнуровой керамики, переселившихся на рубеже 3-2 тыс. до н.э. из Причерноморья и Прикарпатья в Центральную Европу, а также на север и восток. Собственно славянскими являлись культуры: между Вислой и Днепром – тшцинецкая (3-я четверть II тыс. до н.э.), на территории Польши – лужицкая (XIII–IV вв. до н.э.) и поморская (VI–II вв. до н.э.), на Висле – пшеворская, в Среднем Поднепровье – зарубинецкая (обе – конец I тыс. до н.э.).

Во II-IV вв. в результате движения готских племен на юг территория, которую занимали славяне, была рассечена на две части, что привело к образованию западных и восточных славян. Приняв участие в Великом переселении народов славяне в конце V в., после крушения державы гуннов, расселились также на юге Еропейского континента.

Некоторые хронологические уточнения происхождения сла­вян­ских народов сделали современные американские исследователи (Г.Трегер и Х.Смит), по мнению которых, во II тыс. до н.э. произошло разделение древнеевропейского единства на предков южных и западных европейцев (кельты и романские народы) и северных европейцев (германцы, балты и славяне). Североевропейская общность распалась в I тыс. до н.э., когда из нее вначале выделились германцы, а затем балты и славяне.

Историк и этнограф Л.Гумилев полагает, что в этом процессе имело место не только разделение славян с германцами, но и их соединение с германоязычными русами, что якобы произошло в ходе заселения славянами Поднепровья и района озера Ильмень.

Проблема образования Русского государства также была поставлена еще в «Повести временных лет». В летописи содержится две версии возникновения правящей династии на Руси – славянская (киевская) и варяжская (новгородская). На основании последней, рассказывающей о добровольном призвания новгородцами варяжского князя Рюрика и его братьев, немецкие ученые Г.Байер и Г.Миллер, работавшие в середине XVIII в. в Российской Академии наук, создали норманскую теорию происхождения Русского государства. Согласно этой теории, создателями государства у восточных славян были германцы-варяги, утвердившие на киевском престоле свою династию. При этом особо подчеркивалось, что сами славяне по причине своего варварства к устройству собственной государственной жизни были не способны.

Образование Древнерусского государства

Против норманской концепции происхождения древнерусского государства выступил М.Ломоносов, который утверждал, что восточные славяне по уровню своего развития были не ниже варягов и последние не сыграли никакой роли в возникновении Русского государства, причем сам Рюрик был не германцем, а славянином с балтийского побережья.

На протяжении всех последующих веков борьба между норманизмом и антинорманизмом являлась ведущей тенденцией в изучении вопроса о происхождении государства у восточных славян. Норманизм в России был признан в качестве официальной версии, и многие ведущие отечественные историки – Н.Карамзин, М.Погодин, В.Ключевский – в целом принимали концепцию норманистов. Однако российские сторонники норманской теории особо подчеркивали идею добровольного призвания народом княжеско-монархической власти. Так, стоявшие на позициях норманизма славянофилы полагали, что эта именно «добровольность призвания» верховной власти народом и предопределила существенную особенность русской истории по сравнению с Западом, где государства возникали в результате завоевания и насилия.

В середине XIX в. в отечественной историографии сложилась «государственная школа», отдельные представители которой, опираясь на учение Гегеля, вообще отрицали наличие государственных отношений на Руси. Понимая под государством «политическое единство народной жизни», юридически регламентирующее межличностные отношения в обществе, они считали, что в Киевской Руси господствовали родовые отношения, которые затем сменились вотчинными (территориальными). Государство же в России, по их мнению, возникло только в ХVI (С.Соловьев), или даже в ХVIII в. (К.Кавелин).

Первые советские историки – Б.Греков, С.Юшков, М.Тихомиров – причины возникновения Древнерусского государства усматривали во внутреннем социально-экономическом развитии славянского общества, но варяги-скандинавы, по их мнению, ускорили процессе становления древнерусской государственности. Однако с конца 30-х годов господствующее положение в отечественной историографии занял воинствующий антинорманизм, который вообще отрицал какую бы то ни было роль варяжского элемента на Руси.

В зарубежной литературе, напротив, долгое время преобладал норманистский взгляд на образование государства у восточных славян. Его, например, придерживался и такой оригинальный исследователь, как Р.Пайпс.

В современной отечественной историографии некоторые историки (Б.Рыбаков, А.Кузьмин) вопрос о возникновении Древнерусского государства продолжают рассматривать в русле формационного подхода и начало русской государственности связывают с зарождением феодальной собственности, возникновением классов и классовой борьбы у восточных славян. Отход в последнее время от классового видения государственности привел к мнению о том, что любое государство в первую очередь решает «дела всего общества», а во вторую – выполняет функцию классового насилия: ведь в противном случае государство не являлось бы стабильным образованием. При таком подходе Древнерусское государство уже не рассматривается в качестве основного политического института классового общества, где на первом плане стоит функция подавления угнетенных классов. Более того ряд исследователей обращают внимание на то, что у восточных славян становление государственности предшествовало процессу классообразования, что государство явилось средством интеграции и стабилизации древнерусского общества. И в этом процессе внешний (варяжский) фактор играл очень важную роль.

Понятие «Русь»

Дискуссионным является и вопрос о происхождении термина «Русь». Историки-норманисты придерживались мнения о варяжском его происхождении. В частности, такие известные в настоящее время зарубежные историки, как Р.Пайпс и Х.Дэвидсон полагают, что легендарный Рюрик был из скандинавского племени «Русь», и это обусловлено название его новых владений, хотя в Скандинавии пока такого племени не обнаружено.

Историки-анинорманисты подчеркивали южное происхождение термина «Русь», обращая внимание на то, что задолго до появления варягов на Руси в византийских и арабо-персидских источниках для названия славян наряду с «антами», «венедами» и «склавенами» использовалось и понятие «росы». В частности, академик Б.Рыбаков считает, что «Русь» – это название одного из славянских племен. Интересную гипотезу в этом плане выдвинул также писатель В.Чивилихин, который отметил, что в праславянском языке понятием «руса» означалась река. Поскольку все поселения восточных славян располагались вокруг рек, то, как полагает писатель, обобщенный этноним «русы» в этом контексте может пониматься как «живущие на реках» или «речной народ».

В отечественной историографии долгое время существовала гипотеза, выдвинутая еще М.Ломоносовым, которая происхождение термина «Русь» связывала с названием реки Рось, притоком Днепра, в бассейне которой жили поляне, ставшие затем центр формирования русского этноса. Однако лингвисты отвергают эту гипотезу на том основании, что в историческом развитии русского языка не могло произойти инверсии буквы «о» на «у». Поэтому название реки «Рось», по их мнению, не имеет никакого отношения к имени «Русь». Не выдерживает ни филологической, ни исторической проверки и версия, выдвинутая в прошлом веке Д.Иловайским, о том, что Русью в давние времена называлась река Волга.

Большинство отечественных и зарубежных языковедов считают, что термин «Русь» северного, предположительно финского или шведского происхождения, хотя разыскания в этом направлении не дали еще сколь-нибудь убедительных данных. Черты внешнего правдоподобия носит гипотеза, связывающая термин «Русь» с финским словом «Ruotsi», возникшего в свою очередь от шведского – «Roods» («гребцы»). Это косвенно подтверждается тем фактом, что византийцы часто называли «Русь» дромитами, потому что они пользовались легкими и быстрыми судами-дромонами.

Надо отметить, что вопрос о языковом происхождении термина «Русь» в целом не имеет никакого отношения к спорам «норманистов» и «антинорманистов» по проблеме образования Древнерусского государства, подобно тому, как определение языковой принадлежности племенных названий «бритты» и «саксы» совершенно не повлияло на решение вопроса о возникновении Великобритании (Англии) как государства. Речь идет о том, «Русь» – это название со стороны, точно также как название «германцы» кельтского, а не немецкого, «французы» – германского, а не коренного гальского, «болгары» – не славянского, а тюрского происхождения. Подобных примеров, когда народ получает свое имя со стороны множество, и в этом нет ничего оскорбительного для их национальной гордости.

Новейшие исследования свидетельствуют о том, что в докиевский период термин «Русь» топонимически был связан с северными землями, откуда он пришел затем на Юг. В киевский период «Русь» была первоначально династическим именем. Затем значение этого термина распространилось на весь социально-верхушечный слой, состоявший из славянских, чудских и варяжских элементов. К ХII в. варяжская династия Рюриковичей в течении нескольких поколений совершенно «ославянилась», а «Русь» превратилась в этническое имя. Параллельно термин «Русь» употреблялся и в качестве территориальной единицы. В IХ в. «Русь» представляла собой небольшой участок днепровского Правобережья с центром в Киеве и южной границей по реке Рось. В ХII в. понятие «Русь» в территориальном смысле уже употреблялось в более широком объединяющем значении, как название всех южно-русских земель. В это же время стало складываться представление о «Руси» как стране-государстве.

Принятие христианства

Принятие православия на Руси в исторической литературе всегда рассматривалось как событие, которое принесло ей новую историческую судьбу, позволив покончить с языческим варварством и на равных войти в семью христианских народов Европы. Однако при этом подчеркивалось, что «Крещение Руси» было длительным и сложным процессом, сопровождавшимся сохранением мощного пласта языческий верований.

В.Ключевский отмечал, что православие, включив в свою сферу все слои русского народа, все общество, однако не захватило человека целиком. Проникновение православия в толщу народной жизни не было всеобъемлющим, оно руководило лишь религиозно-нравственным бытом русского народа, регулировало времяпрепровождение и праздничное настроение, семейные отношения, слабо отражаясь в ежедневном обиходе, не оставляя заметных следов в его будничных привычках и понятиях. Это дало основание некоторым исследователям говорить о том, что на Руси утвердилось «православие без христианства», или «языческое православие» (Н.Бердяев).

В советской историографии «христианизация» Руси рассматривалась с позиций формационного подхода как следствие установления стране феодальных отношений и увязывалась с интересами класса феодалов. В конце 80-х годов, когда отмечалось 1000-летие «Крещения Руси», был опубликован огромный массив литературы, посвященный этому событию. В ней была предпринята попытка преодоления упрощенного социально-классового подхода к выявлению причин принятия христианства на Руси и оценке его социальной роли. «Христианизацию» восточных славян стали связывать с переходом их от варварства к цивилизации. При этом подчеркивалось эпохальное значение «Крещения Руси» для развития культуры, упрочения государства и укрепления международных связей.

Характер социально-экономических отношений

Вопрос о характере социально-экономических отношений в Древней Руси является одним из наиболее дискуссионных как в отечественной, так и зарубежной историографии. По мнению С.Соловьева, в Древней Руси господствовал родовой строй. М.Владимирский-Буданов, В.Сергеевич господствующими считали рабовладельческие отношения. В.Ключевский считал, что хотя рабство и играло большую роль в жизни древнерусского общества, но социально-экономичес­кие отношения в нем определялись прежде всего высоким уровнем развития городов и торговли.

В начале XX в. Н.Павлов-Сильванский высказал мысль о принципиальном сходстве исторических путей Древней Руси и средневековых стран Западной Европы. Это сходство он видел в существовании феодальных отношений как отношений сюзеренитета-вассалитета в условиях раздробленности политической власти.

В советской историографии в 30-х годах, благодаря в первую очередь трудам Б.Грекова, утвердилась концепция о земледелии как главном занятии восточных славян и господстве у них, начиная с IX в., феодальных отношений, основу которых составляло вотчинное хозяйство. В 60-х гг. Л.Черепнин, показал, что феодальные отношения Древней Руси зарождались на основе не вотчинной, а государственной собственности на землю. В этом проявлялась особенность исторического развития Руси по сравнению со средневековыми странами Запада, где феодализм возник в результате появления частной собственности на землю.

В 70-х гг. И.Фроянов предпринял попытку доказать, что феодализм на Руси возник не ранее XIII в., а до этого существовал родоплеменной строй.

В 80-х годах В.Горемыкина высказала мнение о наличии в эпоху раннего средневековья по всей Европе рабовладельческого строя. На Руси рабовладение просуществовало вплоть до народных восстаний конца XI – начала XII вв., в результате которых на смену рабовладельческим отношениям пришли феодальные.

Специфика политического строя

Вопрос о характере политического строя в Древней Руси был поставлен еще в XVIII в. В.Татищев, а затем Н.Карамзин отмечали наличие на Руси сильной монархической власти. По мнению С.Соловьева и В.Ключевского, единовластия на Руси не было, поскольку великокняжеская власть принадлежала всему роду князей. В.Сергеевич полагал, что княжеская власть на Руси была ограничена вечевыми собраниями, а престолонаследие регулировалось не кровнородственным принципом, который часто нарушался, а межкняжескими договорами. С точки зрения А.Преснякова, вопросы престолонаследия регулировались нормами семейного права.

Советские историки при характеристике политического строя Древней Руси исходили из учета его классовой природы, связывая его возникновение с развитием феодализма. Они определяли этот строй как раннефеодальную монархию, важнейший признаком которой, как считал еще в 30-х гг. Б.Греков, было единовластие: великий князь правил, лишь совещаясь со знатью (старшей дружиной).

По-разному оценивалась в советской литературе роль и характер вечевых собраний в политическом строе Древней Руси. Б.Греков полагал, что долгое время их роль была незначительной и только начиная со второй половины XI в., когда наметился переход к феодальной раздробленности, она резко возросла. С.Юшков считал, что вечевые собрания хотя и развились из племенных сходок, но постепенно утратили свой демократический характер и в Древней Руси отражали интересы главным образом верхов городского населения.

В последнее время И.Фроянов, А.Дворниченко и Ю.Кривошеев, напротив, отмечают большую политическая роль вече на Руси, которая, по их мнению, была не меньшей, чем роль княжеской власти, вплоть до ХIII в. Древняя Русь, по их представлениям, являлась федерацией городов-государств во главе с номинальным сувереном – великим киевским князем.

 

3.2.Особенности Древнерусской

(славяно-европейской) цивилизации

 

Этнокультурные истоки – Православие и государство – Русь и Европа – Русь и Восток – Субцивилизации Древней Руси

 

Рассматривая этнокультурные истоки Древнерусской цивилизации, многие ученые отмечают, что древнерусская народность складывалась в смешении трех субэтнических компонентов – земледельческого славянского и балтского, а также охотничье-промыслового финно-угорского при заметном участии германского; кочевого тюркского и отчасти северокавказского субстратов. Причем вначале славяне численно преобладали только в прикарпатском и приильменском районах. Однако постепенно они становятся доминирующим этносом, о чем свидетельствует утверждение в ареале этой цивилизации в качестве ведущего славянского языка.

Этнокультурные истоки

Таким образом, Древнерусская цивилизация зарождалась как гетерогенная локально-историческая общность, образуемая на основе смешения различных этнических групп при значительном разнообразии их религиозных верований, соединения трех региональных хозяйственно-производственных структур (земледель­чес­кой, скотоводческой, промысловой) и, соответственно, трех типов образа жизни – оседлого, кочевого и бродячего;

Киевские князья в условиях разнообразия общественных структур не могли опереться, как, например, ахеменидские шахи на численно и культурно преобладающий этнос. Не располагали Рюриковичи и мощной военно-бюрократической системой, как римские императоры или восточные деспоты. Поэтому в Древней Руси инструментом консолидации стало христианство.

Православие и государство

Следовательно, «доминантной формой интеграции» в Древнерусской цивилизации, как и в Европе, выступало христианство. Однако в отличии от католической Европы православие в Древней Руси распространялось государством. При этом киевские князья рассматривали православие прежде всего как социально-нормативный институт регулирования общественной жизни и не искали опоры своей власти в духовно-нравственных аспектах православной веры.

Православие задавало общий для Руси нормативно-ценностный порядок, представлявший собой синтез формального и невежественного массового православия с языческой мистикой и практикой. Единой символической формой выражения этого порядка стал древнерусский язык.

Вместе с тем православие, хотя и распространялось на Руси государством, но в значительной степени носило автономный по отношению к нему характер, и в этом плане православие выполняло в Древнерусской цивилизации такую же функцию, как и католицизм в Западной Европе.

Эта автономность была обусловлена, во-первых, тем, что Русская православная церковь долгое время находилась в зависимости от Константинопольского патриарха и лишь в середине ХV в. обрела фактическую самостоятельность. Во-вторых, само государство – Киевская Русь – представляло собой конфедерацию достаточно самостоятельных государственных образований, политически скрепленных лишь единством княжеского рода. Распад этого единства в начале ХII в. привел к приобретению ими полного государственного суверенитета (период «феодальной раздробленности»).

Поскольку православие пришло на Русь из Византии, то Древнерусскую цивилизацию по многим духовным, ценностно-ориентационным чертам иногда рассматривают как «дочер­нюю» зону византийской культуры. Однако по большинству сущностных форм социально-политического устройства и жизнедеятельности древнерусская цивилизация была ближе к Европе. Это и дает основание некоторым историкам Древнерусскую цивилизацию называть еще и «славяно-европейской».

Русь и Европа

Древнерусская цивилизация, также как и Европа, была обществом традиционным с эволюционным типом развития. С Европой ее объединяли такие общие черты, как: христианские ценности; городской характер «титульной», т.е. маркирующей все общество, культуры; преобладание земледельческих технологий материального производства; «военно-демократический» характер генезиса государственной власти (князья занимали среди «рыцарской» дружины положение «первых среди равных»); отсутствие синдрома сервильного комплекса, принципа поголовного рабства при соприкосновении индивида с государством; существование общин с определенным правопорядком и собственным вождем, построенных на основе внутренней справедливости, без формализма и деспотии; высокий уровень милитаризованности и агрессивности политической идеологии и практики.

 Становление городской христианской культуры происходило в преимущественно сельскохозяйственной по роду жизнедеятельности стране. Кроме того, надо учитывать и особый, «слободский» характер русских городов, где основная масса горожан занималась сельскохозяйственным производством.

Православие захватывало все слои общества, но не всего человека. Этим можно объяснить весьма поверхностный (формально-обрядовый) уровень христианизации «безмолвству­ю­щего» большинства, его невежественность в элементарных религиозных вопросах и наивное социально-утилитарное толкование основ вероучения, столь удивлявшее немногочисленных в то время европейский путешественников. Это было во многом обусловлено тем, что государство опиралось на новую религию прежде всего как на социально-нормативный институт регулирования общественной жизни (в ущерб ее духовно-нравственному аспекту, обсуждаемому главным образом в церковных кругах).

Это привело к формированию того особого типа русского массового православия, которое называют «православием без христианства», формального, невежественного, синтезированного с языческой мистикой и практикой.

Русь и Восток

Древнерусская цивилизация, помимо византийских и европейских влияний испытывала воздействие также культурных потоков, шедших со стороны половецкой степи, мусульманской Волжской Булгарии и Средней Азии. На Руси следы восточного воздействия просматривались прежде всего в военно-бытовой культуре аристократического слоя, в определенной символике престижности и некоторых чертах дружинного этикета.

 Эти потоки воспринимались древнерусской ментальностью потому, что Древнерусская цивилизация имела целый ряд общих черт с традиционными обществами Востока: : долгое время (до середины ХI в.) отсутствовала частная собственность и экономические классы; господствовал принцип централизованной редистрибуции (дань), при котором власть рождает собственность; существовала автономность общин по отношению к государству, порождавшая значительные потенциальные возможности социокультурной регенерации; эволюционный характер общественного развития.

Таким образом, несмотря на большую роль, какую играли теснейшие канонические (и отчасти политическое) связи Руси с Византией, Древнерусская цивилизация в целом в период своего становления и развития синтезировала некоторые черты европейских социально-политических и производственно-технологических реалий, византийских мистических рефлексий и канонов, а также восточных принципов централизованной редистрибуции.

Субцивилизации Древней Руси

Геополитический, а также экономический факторы предопределили появление в Древнерусской цивилизации нескольких субкультур: южной (киевской), юго-западной (галицко-волынской), северо-западной (новгородской) и северо-восточной (владимиро-суздальской). Южная субкультура была ориентирована на азиатскую «степь». Киевские князья предпочитали даже формировать дружинную гвардию из наемников племенного объединения «черных клобуков», остатков тюркских кочевников – печенегов, торков, берендеев, осевших на реке Рось. В период татаро-монгольского нашествия киевская субкультура была ликвидирована.

Юго-западная субкультура была в большей степени ориентирована на Восточную Европу (Литву и Польшу) и испытывала значительное влияние романских культурных традиций. В результате татаро-монгольского нашествия Юго-Западная Русь стала зоной активного славяно-православного и романо-католического синтеза, что привело к образованию Русско-Литовского государства, выступившего затем с претензией на общерусское политическое значение.

Новгородская субкультура была ориентирована на партнеров по Ганзейскому союзу, представлявших торговые островки европейской цивилизации. Если новгородцы и прибегали к наемникам, то это были, как правило, варяги. Новгородская субкультура, сохранившаяся в период татаро-монгольского ига и усилившая свое европейское своеобразие, деградировала после присоединения Новгорода к Москве в ХV в.

Специфика северо-восточной субкультуры была обусловлена в первую очередь начавшейся в середине ХII в. крестьянско-княжеской колонизацией центра и севера Русской равнины. Хозяйственное освоение этого района шло двумя потоками: колонизация была крестьянской и княжеской. Крестьянская колонизация шла по рекам, в поймах которых организовывалось интенсивное земледелие, а также захватывала лесную зону, где крестьяне вели комплексное хозяйство, в основе которого было экстенсивное подсечно-огневое земледелие, охота и собирательство. Для такого хозяйства характерным была значительная разбросанность крестьянских общин и дворов.

Князья предпочитали большие пространства свободных от леса ополий, которые постепенно расширялись путем сведения леса под пашню. Технология земледелия на княжеских ополиях, на которые князья сажали зависимых от себя людей, была в отличие от крестьянской колонизации интенсивной. Такая технология предполагала и иную поселенческую структуру: население концентрировалось на небольших территориях, что давало возможность княжеской власти осуществлять достаточно эффективный его контроль.

В таких условиях монгольское нашествие оказало отрицательное влияние прежде всего на процессы княжеской колонизации, в малой степени затронув малочисленные и достаточно автономные, разбросанные на огромной территории селения, созданные в ходе крестьянской колонизации.

Княжеская власть была сильно ослаблена на первых порах и физически (после кровопролитных сражений), и политически, попав в вассальную зависимость от татарских ханов. Наступил период, возможно, максимальной независимости на Руси человека от власти.

Крестьянская колонизация продолжалась и в период татаро-монгольского господства и была полностью сориентирована на экстенсивное подсечно-огневое земледелие.

Экстенсивное подсечно-огневое земледелие, на котором базировалась эта колонизация, это – не просто определенная технология, но и особый образ жизни, формирующий специфический этнический характер и культуру. Лесное земледелие требовало глубокого понимания жизни леса, его гидрологии, микроклимата, особенностей почв, использования законов этой жизни в повседневной практике.

Крестьяне в лесу жили фактически догосударственной жизнью, парными или большими семьями, вне сферы власти и давления общины, отношений собственности и эксплуатации. Подсечное земледелие строилась как система хозяйства, не предполагавшая наличия собственности на землю и лес. После того как подсеку забрасывали через три-четыре года, угодье вновь становилось ничейным, и крестьянам приходилось осваивать новый участок, переходя на новое место.

Население в лесах росло значительно быстрее, чем в городах. Подавляющее его большинство в ХII-ХIII вв. жило вдали от княжеского гнета, кровавых княжеских междоусобиц, от карательных нашествий татарских отрядов и поборов ханских баскаков, и даже от церковного влияния. Если на Западе «воздух города делал человека свободным», то в Северо-Восточной Руси в это время, наоборот, свободным делал человека «дух крестьянского мира».

Таким образом, в результате крестьянской и княжеской колонизации северо-восточных земель там сложилось как бы две Руси: Русь – «городская, княжеско-монархическая, христианско-православная» и Русь – «земледельческая, крестьянская, православно-языческая».

 

3.3. Восточные славяне в Vi-Iх вв.

 

Расселение и хозяйственная деятельность – Территориально-племенные объединения – Образование Древнерусского государства

 

Расселение и хозяйственная деятельность

В I тыс. до н.э. распалась балто-славянская этническая общность и из нее выделись праславяне, ареал расселения которых включал часть Центральной и Восточной Европы, примерно на стыке территорий современных Польши, Белоруссии и Украины. В результате последующих миграций, которые осуществлялись преимущественно вдоль больших рек, этот ареал значительно расширился за счет освоения ими лесостепных и степных территорий.

В VI-VII вв. в славянском мире происходит постепенное выделение трех групп – западных, южных и восточных славян. К этому времени относится упоминание в византийских источниках об антах, под которыми одни ученые подразумевают всех восточных славян, а другие – лишь юго-западную их часть, наиболее часто вступавшую в контакт с Византией. Само слово «анты» чаще всего трактуется либо как «союзник» с учетом тюрского его происхождения, либо как «край» в переводе с иранского. Важным источником, показывающим географию расселения восточно-славянских племен во второй половины I тыс. н.э., их быт и нравы, является «Повесть временных лет» (начало ХII в.), авторство которой приписывается Нестору, монаху Киево-Печерского монастыря.

Восточные славяне жили по берегам рек в поселках, обнесенных земляным валом и состоящих из нескольких жилищ, полуземлянок с глиняной или каменной печью без дымохода. Поселки составляли соседскую общину, основу которой составляли уже социально-экономические связи. Поселки-общины располагались «гнездами», удаленные друг от друга на десятки километров.

Основным занятием восточных славян было земледелие, в лесной части – подсечно-огневое, в лесостепной – «переложное». В качестве сельскохозяйственных орудий широко использовались деревянная соха и рало с железным наконечником. Важной отраслью хозяйственной деятельности восточных славян являлось скотоводство, о чем свидетельствует, в частности, тот факт, что долгое время слово «скот» в древнерусском языке означало также «деньги». Большое значение имели также охота, рыболовство, бортничество.

К этому времени у восточных славян уже в качестве профессиональных занятий выделились ремесло и торговля. Их центрами стали города, укрепленные поселения, возникшие в племенных центрах или вдоль важнейших водных торговых путей, например, «из варяг в греки».

Территориально-племенные объединения

В VI-VIII в. восточные славяне объединяются в территориальные союзы племен в первую очередь для защиты от внешней угрозы. Во главе этих союзов стояли князья, выполнявшие политико-управ­лен­ческие и военные функции, опираясь на дружину, профессиональное «воинское братство», в котором князь был «первым среди равных». Такими союзами, согласно «Повести временных лет, были на среднем и верхнем Днепре – поляне; в бассейне Западной Двины – кривичи; на берегах озера Ильмень и реки Волхов – словене; в Полесье между Припятью и Березиной – дреговичи; в верховьях Оки – вятичи; по Десне, Сейму и Суле – северяне; между Сожем и Ипутью – радимичи; по Тетереву и Ужу – древляне; на Волыни – дулебы; в Карпатах – хорваты; по Бугу и устью Дуная – уличи и тиверцы.

Политической основой этих союзов являлись институты «военной демократии», среди которых наряду с князем и дружиной большую роль играли вече и совет старейшин. Во времена военных конфликтов создавались народные ополчения.

Образование Древнерусского государства

Дальнейшая интеграция этих союзов во главе с «городами-государствами» постепенно привела к возникновению в середине IХ в. нескольких геополитических центров, среди которых выделялись на Юге поляне (с центром в Киеве) и на Северо-западе словене (с центром вначале в Ладоге, а затем в Новгороде). Объединение этих центров и привело к образованию такой новой организационной формы жизни общества, как Древнерусское государство.

Процесс становления Древнерусского государства растянулся на несколько столетий и завершился примерно в середине IХ в. По своему характеру это был процесс не только социально-политическим, но и социоприродным. Он был обусловлен не только естественным стремлением общества к самоорганизации и упорядочиванию отношений между людьми, но и отношением общества с природой. Поэтому важную роль в древнерусском «этатогенезе» играли, с одной стороны, такие факторы, как становление производящей аграрной экономики, рост производительности труда, углублявшееся разделение труда, развитие меновой и денежной торговли. С другой стороны, такие факторы, как учреждение первичной бюрократии в лице княжеской и вечевой властей, возникновение социального неравенства. И, наконец, большую роль играл фактор военно-политичес­кие характера: необходимость защиты от внешних врагов, потребность во внешнеполитической экспансии.

Первоначально основными функциями государственных образований были Суд и Война и только позднее в связи с обострением социальных противоречий государство берет на себя функцию защиты интересов привилегированного слоя, не утрачивая при этом и функции защиты общенациональных интересов.

Возникновение государства у восточных славян было вызвано в первую очередь внутренними причинами. По сравнению с Западной и Южной Европой, где появление новых «варвар­ских» государств шло ускоренными темпами при опоре на традиции поздней античности, темпы образования государственно-политического объединения славянских племен были замедленным. Кроме того, постоянные набеги кочевых племен, организация походов в Византию, необходимость регулирования внутренних социальных отношений, – все способствовало усилению княжеской власти, которая в условиях федеративного устройства Древней Руси все более приобретала характер раннесредневековой монархии.

Завершение процесса образования государства у восточных славян связывают с летописным рассказом о призвании варягов. Монах Нестор, автор «Повести временных лет», описывая еще доваряжский период, приводит сведения о трех братьях – Кие, Щеке и Хориве – родом из славян. Старший брат Кий, замечает летописец, не был перевозчиком через Днепр, как некоторые думают, а был князем и ходил в поход даже на Царьград. Кий был родоначальником славянской династии князей, а Киев являлся административным центром племенного объединения полян.

Призвание варягов Нестор описывает следующим образом. Издавна в земли новгородских славян, кривичей и соседних финских племен приходили варяги из-за моря и брали с них дань. И вот данники восстали и прогнали варягов за море, и сами стали «владеть землей» и ставить города. Но вскоре между ними начались усобицы, и не стало в их землях правды. И тогда решили они найти себе князя, который устроил бы у них справедливый порядок. Отправили за море послов и обратились к варягам-руси: «Земля наша велика и обильна, а устройства в ней нет, пойдите княжить и владеть нами». Вызвались три брата-варяга с дружинами. Старший брат, Рюрик, обосновался в Новгороде, средний, Синеус, – на Белоозере, младший, Трувор, – в Изборске. Братья Рюрика вскоре умерли, и он сделался единодержавным князем на Севере.

Когда Рюрик княжил в Новгороде, два его дружинника – Аскольд и Дир – решили сделать набег на Византию. С небольшим числом воинов они спустились по Днепру и подошли к Киеву, земле полян. «Кому вы платите дань?» – спросили варяги. «Хазарам», – ответили киевляне. «Платите нам!» – сказали Аскольд и Дир. Киевляне согласились, и варяги стали управлять племенем полян.

После смерти Рюрика княжить в Новгороде стал его родственник Олег, который задумал объединить все важнейшие города по великому водному пути «из варяг в греки». Захватив с собой малолетнего сына Рюрика Игоря, Олег в 882 г. двинулся на юг и в конце концов подошел к Киеву. Выманив обманом из города Аскольда и Дира, Олег убил их под предлогом, что они «не князья и не княжеского рода», а с ним Игорь, «Рюриков княжич». Киев понравился Олегу, и он сделал его столицей, назвав «Матерью городов русских». Отсюда Олег покорял другие славянские и неславянские племена, совершал походы на Византию. Летописец подчеркивает исключительную роль Олега в создание сильного государства, который вывел славянские племена из подчинения хазарам и установил путем договоров нормальные дипломатические и торговые отношения с Византией.

После смерти Олега киевским князем стал Игорь (912- 945 гг.). Летопись рассматривает его в качестве сына Рюрика, хотя некоторые отечественные историки полагают, что это был князь славянского происхождения. Постепенно варяжская правящая династия на Руси была ассимилирована восточнославянской этнической общностью. Так, сын Игоря киевский князь Святослав (945-972 гг.) уже носил славянское имя.

В настоящее время вряд ли кто из серьезных ученых отрицает значение варяжского элемента в окончательном объединении славянских и неславянских племен в IХ в. Разногласия имеют место по вопросу о том, какова при этом была их роль и были ли у славян государственные образования до варягов. Вопросы эти решаются в значительной мере в зависимости от представления о том, что такое государство.

Если не сводить государство только к политическим институтам власти, а рассматривать его и как определенную территорию, то надо признать, что Русская земля как единое целое, подвластное киевским князьям, сложилось во второй половине IХ – начале Х в., т.е. в «варяжский период». Однако, хотя государство у восточных славян сложилось окончательно в «варяжский период», сами варяги появились уже после того, как в восточнославянских землях вполне сложились предпосылки для возникновения государственных объединений. Летописное известие о призвании варягов, по-видимому, содержит гораздо больше действительных фактов, чем иногда думают, и поэтому не следует все это сводить к легенде. Однако приглашение варягов не означает, что они явились создателями Древнерусского государства. Речь, вероятно, идет о приглашении варягов прежде всего в качестве наемников (В.Ключевский). Поэтому роль их была в процессе образования государства достаточно скромной, несмотря на то, что одному из их предводителей удалось основать правящую династию.

 

3.3. Древняя Русь в х-хi вв.

 

Принятие христианства – Древнерусское общество – Внешняя политика – Культура

 

Принятие христианства

До середины X в. на Руси господствовало язычество, поэтому власть первых древнерусских князей носила не только государственный, военно-политический, но и сакральный характер. Прозвище Олега «Вещий» свидетельствует о том, что, вероятно, князья одновременно являлись и жрецами. Первые упоминания о христианах на Руси появляются уже при князе Игоре, его жена княгиня Ольга стала первой христианкой в княжеской династии. Летопись описывает ее крещение во время посещения Царьграда (Константинополя), участие в котором принимал сам византийский император. Однако Древняя Русь еще долго оставалась языческой. Даже сын Ольги киевский князь Святослав, несмотря на настояния матери, отказался креститься и остался язычником.

По мере усиления военно-политической интеграции между княжествами на Руси и укрепления власти киевского князя росло единство Древнерусского государства. В условиях многобожия и многообразия языческих культов это привело к вопросу о том, какой из богов в языческой Руси должен стать главным.

В 980 г. киевский князь Владимир (980–1015 гг.) предпринял попытку провести религиозную реформу – «постановление кумиров». В Киеве был возведен единый пантеон из шести наиболее почитаемых у разных племен богов, причем главным из них сделал Перуна, основного божества полян. Такая попытка создания в Древнерусском государстве единой религии путем механического объединения различных языческих культов была обречена на неудачу. Единое государство нуждалось в единой идеологии, роль которой могла сыграть монотеистическая религия, основанная на вере в единого бога.

В соседних с Русью странах уже давно утвердились такие религии: ислам – в Волжской Булгарии, иудаизм – в Хазарии, христианство – в Византии. Приняли христианство такие славянские страны, как Польша и Чехия. Перед Древнерусским государством встала проблема выбора новой веры. «Повесть временных лет» подробно описывает сомнения князя Владимира и его старших дружинников (бояр), какой из вер надо отдать предпочтение. Отвергнув веру иудеев за потерю ими своей земли, а ислам за обременительные ограничения, князь предпочел восточное христианство, обряды которого по византийскому канону, как пишет летописец, произвели на него глубокое впечатление.

Предпочтение, которое было отдано на Руси православию, объясняется также и тем, что Римская католическая церковь признавала богослужебным языком только латынь, а Константинопольская православная церковь допускала возможность использования родного языка. Кроме того, римский папа, претендуя на ведущую роль в политике, требовал подчинения светской власти духовной, и поэтому возвышал католическую церковь как над государствами и империями, так и их королями и императорами. Восточная же церковь строила свою деятельность на основе «симфонии религиозной и светской власти»: Константинопольский патриарх, отстаивая приоритет духовной власти в вопросах веры, поддерживал своим авторитетом светскую власть. Выбор веры был предрешен и территориальной близостью Византии, экономическими и политическими связями с ней, культурным влиянием, а также примером Болгарии.

Летописные источники сообщают некоторые подробности, предшествовавшие «Крещению Руси». В 987 г. Владимир откликнулся на просьбу византийского императора Василия II о помощи в подавлении мятежа Варды Фоки, который пытался захватить императорский трон. За эту помощь император обещал отдать в жены киевскому князю свою сестру Анну, но при условии обращения его в православную веру. Однако после подавления мятежа император не спешил выполнять свое обещание. Владимир захватил принадлежавший Византии Корсунь, крестился там и добился от императора выполнения своего обещания. Затем князь окрестил свою дружину, а по возвращению из похода – киевлян.

Новая религия на Руси утвердилась не сразу. В первую очередь она распространялась «сверху» среди горожан, часто путем насилия, встречая порой серьезное сопротивление с их стороны. Так, новгородцев «Путята крестил мечом, а Добрыня огнем», замечает летописец. Длительное время в русских землях существовало двоеверие. Население исполняло христианские обряды и тайно поклонялось прежним богам, отправляя языческие культы, несмотря на гонения властей и осуждение церкви. Крестьянство лесной полосы вообще очень долго сохраняло верность языческим обрядам. Это привело к тому, что русское православие впитало в себя многие черты язычества, а церковь освятила некоторые языческие праздники.

Принятие христианства сыграло большую роль в истории Древней Руси, в укреплении международного ее положения. Переход к монотеистической религии сопровождался становлением нового типа государственности на Руси, которая в определенной смысле стала напоминать византийскую. При главенстве светской власти устанавливается тесная взаимосвязь между ней и церковью. Это способствовало укреплению государственно-княжеской власти, что позволило династии Рюриковичей установить административный контроль над всей территорией Древнерусского государства. В условиях сложившегося на Руси разделения светской и духовной власти церковные православные иерархи, первоначально греческого и южнославянского происхождения, оказывают мощное влияние на политику киевских князей и государственное управление, на формирование древнерусского права.

Важнейшим элементом политической жизни Византии было римское право, что делало ее своеобразным «правовым» государством средневековья, в котором церковь стремилась придать духовно-нравственный смысл формальным законам. С христианством на Русь пришла и светская византийская традиция правового оформления общественных отношений, и стремление православной церкви поставить нравственность выше закона. Церковь не только подданным внушала необходимость повиновения власти, но и от князя требовала осознания высокой ответственности за свой народ.

Христианская государственность больше внимания стала уделять вопросам внутренней жизни, законодательной и судебной деятельности, формированию христианской нравственности как у простого люда, так и в среде правящей элиты. В древнерусском менталитете культивируется стремление к добру, справедливости, правде, состраданию и взаимопомощи.

Наряду с государственной начинает складываться церковная юрисдикция. В ведение церкви передаются вопросы семейного права, а затем надзора за службой мер и весов.

Единая религиозная вера и церковная организация вели к все более прочной консолидации племен, осознанию своей общности, формированию древнерусской народности.

Принятие христианство из рук Византии, скрепленное браком с представительницей императорского дома, подняло международный престиж Древнерусского государства. Коренным образом изменился международный статус Древней Руси, отныне она прочно вошла в христианскую семью европейских народов. О возросшем престиже страны свидетельствуют многочисленные династические браки княжеского рода на Руси практически со всеми королевскими домами Западной, Центральной и Северной Европы. Принятие христианства изменило статус Руси в системе международных отношений, сделав ее цивилизованным субъектом, придерживающимся общепризнанных норм и правил поведения.

Христианство оказало большое влияние на развитие древнерусской культуры. Принятие православия привело к тому, что Русь вошла в византийскую эйкумену и начала усваивать древнюю иудео-христианскую культуру. Вскоре после крещения широкое распространение на Руси получило славянское письмо, выросла грамотность населения, особенно в городах. Хотя письменность существовала и в дохристианскую эпоху, но с принятием православия в ее развитии начинается новый этап: зарождается образование, появляются повествования и летописания, создаются первые оригинальные произведения духовно-философского содержания. Важную роль сыграло присутствие образованных болгар, бежавших в Киев после завоевания их страны Византией. Введя в практику кириллицу, они передали и свои знания. Старославянский язык стал языком культа и религиозной литературы. На основе синтеза этого языка и восточнославянской языковой среды сформировался древнерусский литературный язык, на котором были написаны «Русская Правда», летописи, «Слово о полку Игореве». Русь не была пассивным объектом приложения византийской культуры, она и сама оказывала сильное влияние, трансформируя византийское наследие в духе местных традиций.

Благодаря христианству на Руси появляются каменное зодчество, мозаика, иконопись и фреска, создаются архитектурные шедевры мирового уровня. Воспринимая от греков технику строительного мастерства, приемы росписи стен и камнерезного дела, древнерусские мастера переосмысливали их на основе вековых славянских традиций, а также народно-языческого мировосприятия. Синтез греческой христианской и языческой славянской традиций оказался чрезвычайно плодотворен для расцвета всех направлений культурной жизни древнерусского общества.

Огромное влияние оказывало православие на формирование менталитета древнерусского общества. В отличие от католического, он в большей мере был художественно-культурной, эстетической системой ценностей, чем политической. Православную церковь характеризовала свобода внутренней жизни, устраненность от светской власти. Православное мировоззрение – стремление к соединению Сущего и Должного, понимание смысла жизни не в мирском богатстве, а внутреннем духовном единстве, коллективном движении к лучшему будущему, социальной справедливости. Второстепенность рационалистических и политических элементов в познании мира славянским этносом и православия способствовала укреплению единства этой ветви христианства и общественного сознания древнерусского народа.

Таким образом, с введением христианства начинается трансформация Древнерусской цивилизации из языческой в православную, славяно-европейскую, христианскую.

Древнерусское общество

Традиционное древнерусское общество, основу которого составлял эволюционный тип социального развития, было многоукладным. С одной стороны, Русь называли «Гардарикой» – страной городов, в которых большое развитие получило ремесленное производство и торговля. С другой стороны, Русь была страной аграрной, земледельческой, где наряду с пашенным широкое распространение получило подсечно-огневое земледелием.

Городские поселения у восточных славян появляются еще в догосударственный период. Они зарождались на родоплеменной основе вследствие территориального слияния нескольких соседских общин. Эти поселения носили аграрный характер и были тесно связаны с прилегающей округой (волостью). В таких «племенных» городах находился князь с дружиной, существовал совет старейшин, собиралось народное собрание (вече); жрецы, а позже православное духовенство исполняли культовые обряды. Это были «правящие» города с зачатками публичной власти.

В связи с образованием Древнерусского государства родоплеменные связи в Х–XI вв. окончательно уступают место территориальным, а города становятся военно-административ­ными, торгово-ремесленными и социокультурными центрами, хотя многие горожане по-прежнему продолжали заниматься сельским хозяйством.

Отдельные города располагали собственными войсками, приглашали на службу князей, имели посольские связи с другими странами и, по существу, являлись городами-государствами. Наиболее крупные города являлись резиденциями княжеской власти. В Киеве находился великокняжеский престол.

В IX – начале XII в. во главе Древнерусского государства стоял великий князь киевский. В его облике постепенно утрачивались черты военного вождя, князь становился светским правителем, принимая активное участие в разработке законодательных актов, становлении княжеского суда, организации торговли.

Князь правил вместе с дружиной, большую роль в которой играли наемники, вначале варяги, а затем в киевский период – «степняки» (представители соседских тюркских племен). Отношения между князем и дружинниками носили вассальный (договорный) характер, однако в отличие от Западной Европы эти отношения на Руси юридическими актами не оформлялись. Во многом они еще были патриархальными: князь был «первым среди равных», наравне со всеми участвовал в пирах, делил тяготы военных походов.

Государственные функции, которые выполнял князь, были несложными: он ходил на полюдье и собирал дань, судил население, отражал с дружиной нападение врагов, участвовал в военных походах, заключал международные договоры. Дружина, во всем помогавшая князю, проживала на княжеском дворе (гриднице) на полном его содержании. Она состояла из старших и младших дружинников. Старшие назывались боярами («мужами»). Из них назначались наиболее важные чины княжеской администрации. Приближенные к князю бояре составляли княжеский совет, без которого князь не принимал ни одного решения.

В период расцвета Древней Руси (конец Х – первая половина ХI в.) в руках великого князя как «главы всей земли русской» была сосредоточена вся полнота законодательной, исполнительной, судебной и военной власти. Эта власть целиком принадлежала киевской династии, т.е. на Руси существовал родовой сюзеренитет. В Киеве сидел князь-отец, его дети и родственники являлись князьями-наместниками в подвластных великому князю землях. После смерти великого князя власть по обычаю, введенному князем Владимиром, должна была переходить по старшинству: от брата к брату. Однако на практике генеалогическое старейшинство зачастую уходило на второй план, в борьбе за великокняжеский престол верх брали политические амбиции, стремление передать престол не брату, а сыну, что сопровождалось постоянными междуусобными распрями внутри княжеского дома. Со второй половины ХI в. для решения важнейших вопросов внутренней и внешней политики стали созывались съезды князей.

На местах функции управления еще долго выполняла племенная знать (князья «светлые и великие», «княжье», «старцы градские»), но «под рукою» великого князя. Находясь в Киеве, князь назначал в местные центры своих посадников, которые следили за сохранением порядка, судили местное население, собирали дань и пошлины. Часть собранных средств поступала на содержание посадника и его дружины. В XI в. появляются особые чиновники князя по сбору дани – «данщики» и такие должностные лица, как «мытники», взимающие торговую пошлину; «вирники» – денежный штраф за убийство свободного человека; «пятенщики», бравшие пошлину за продажу лошадей.

В Древнерусском государстве не было еще четкого разделения между административным, полицейским, финансовым и другими видами управления. Слабо были развиты законодательство и суд, широкое распространение имело обычное право, на которое во многом еще опирались князья в практике управления и судопроизводства.

В суде преобладал обвинительный процесс, который применялся и к гражданским, и к уголовным делам. Он характеризовался активностью сторон: каждая из них старалась доказать свою правоту. Главную роль в судебном разбирательстве играли показания свидетелей и «суд божий» (испытание огнем или водой), а в некоторых делах – поединок («поле») и присяга («крестное целование»). Князья, их посадники и тиуны (должностные лица) выполняли функции посредников в судебном процессе, взимая за это определенную сумму («виру» – штраф за убийство свободного человека, «продажу» – штраф за другие виды преступлений).

В Древнерусском государстве продолжало действовать народное вече. Из племенной сходки древних славян оно превратилось в собрание горожан, на котором решались вопросы войны и мира, финансовые и земельные, законодательные и административные проблемы. В собраниях принимали участие все слои общества, в том числе князья, бояре, богатые купцы, церковные иерархи, Руководство вечевыми сходами осуществлялось городской знатью, однако это не означало, что они находились под полным контролем со стороны привилегированной части общества. Вечевые сходы носили демократический характер, что свидетельствовало о наличии элементов народного самоуправления в Древней Руси. Довольно часто вече избирало князей, так, из 50 князей, занимавших киевский престол, 14 были приглашены народным собранием.

По мере укрепления княжеской власти и роста его административно-управленческого аппарата заметно снижается роль вече в политической жизни Древней Руси. С середины XII в. исчезает практика приглашения вечевыми собраниями князей. За вече сохраняется лишь функция комплектования народного ополчения и выбора его предводителей – тысяцкого, сотских, десятских. Затем, однако, и тысяцкий, возглавлявший народное ополчение, стал назначаться князем. Дольше всех на Руси вече сохранялись в Вятке, Пскове и Новгороде.

По мере укрепления государственности в Киевской Руси формируется древнерусское законодательство. Древнейшим известным сводом законов является «Русская Правда», составленная при великом киевском князе Ярославе Мудром (1019–1054 гг.). В источниках имеются ссылки на более древний «закон русский», нормы которого с изменениями вошли в «Русскую Правду», которая потом дополнялась в годы правления Ярославичей (вторая половина ХI в.). Затем в нее был включен Устав Владимира Мономаха (1113–1125 гг.). «Русская Правда» регулировала в первую очередь социально-экономические отношения, сложившиеся в Древнерусском государстве.

После образования Древнерусского государства великий князь на основе принципа редистрибуции («власть рождает собственность») становится номинально и верховным собственником всей русской земли. Тем самым можно говорить о возникновении на Руси государственной собственности на землю, на основе которой в древнерусском обществе стали зарождаться феодальные отношения. В этом состояла одна из особенностей развития феодализма на Руси по сравнению с Западной Европой, где основой феодальных отношений являлась вначале корпоративная, а затем и частная собственность на землю. Феодальными называются отношения между владельцами земли и крестьянами, которые пользуются этой землей, ведя на ней свое хозяйство. За пользование землей крестьяне выполняли феодальные повинности, отрабатывая, например, определенное время в хозяйстве феодала, а также выплачивая ему оброк продуктами или деньгами. Присвоение феодалом этих повинностей получило название феодальной ренты.

В Западной Европе, где феодализм развивался на основе частного землевладения, первоначальной была отработочная форма ренты. Поскольку у древнерусских князей как владельцев земли не было своего хозяйства, то на Руси вначале появилась натурально-денежная рента, возникшая на основе дани как военной контрибуции с подвластного населения.

При феодализме владельцы земли могли передавать ее в условное держание другим лицам, как правило, служилого звания, которые за службу получали с крестьян феодальную ренту. На этой основе складывались отношения сюзеренитета-вассалитета, которые в странах Западной Европы носили юридически договорный характер. Поскольку не Руси примерно до середины ХI в. отсутствовало частное землевладение, а князья и дружинники не имели собственного хозяйства, то князья предавали отдельным служилым людям право сбора дани с подвластного населения, т.е. как бы делились с ними частью феодальной ренты.

Частное землевладение в Древней Руси появляется только во второй половине ХI в. С одной стороны, представители княжеского рода обзаводятся собственным хозяйством, с другой, – местная племенная знать превращает часть общинных земель в свою собственность. Феодальным собственником становится и церковь. На этой основе стали развиваться вотчинные и монастырские хозяйства, где наряду с натуральной и денежной появилась и отработочная рента, или барщина. Возникновение частной собственности на землю привело к тому, что вместо передачи служилым людям права сбора дани вводится практика «кормлений», передача земли без заключения каких бы то ни было юридических договоров в условное держание за службу, которое иногда превращалось в вотчину (наследственное владение). К началу XII в. земельными владениями обзаводятся и младшие дружинники. Земля с работающим на ней населением приобретает в глазах общества все большую ценность, становится символом процветания, богатства и мощи.

Крестьянское население Древней Руси жило общинами, основную часть которой составляли лично свободные общинники – «люди» Древнерусская соседская община («вервь») владела землей, имела свою территорию, где отвечала за порядок и поведение своих «людей». Общины находились в экономической зависимости от князя, которая заключалась в выплате дани на нужды князя и его дружины, содержание государственного аппарата власти. Вначале дань собиралась в ходе «полюдья» (объезда князем подвластной территории). Постепенно на смену «полюдья» пришел «повоз» (доставка дани в административные центры – «погосты»). Еще в правление княгини Ольги размер дани был нормирован.

По мере появления частного землевладения и развития вотчинного хозяйства крестьяне-общинники попадают в непосредственную феодальную зависимость от владельцев земли. Феодально-зависимых, но юридически свободных общинников называли смердами.

Во второй половине XI в. появляются «закупы», крестьяне взявшие «купу» (ссуду) деньгами, рабочим скотом, продуктами и обязанные отработать долг феодалу-вотчиннику с процентами. «Закуп» был не только экономически, но и юридически зависим от феодала, так как до возвращения долга был лишен, например, возможности свободного передвижения. Если же «закуп» пытался бежать от своего господина, то его превращали в холопа (раба), хотя по мере возврата долга «закуп» мог вернуть себе юридически свободное состояние.

При княжеских дворах и вотчинных хозяйствах было много «челяди», «холопов», «рядовичей». Так назывались различные категории лично зависимого населения. «Челядь» состояла из рабов-военнопленных, «холопы» были рабами, в которых в силу экономических обстоятельств обращались бывшие «смерды» и «закупы». Однако рабство на Руси, хотя и широко было распространено, но носило в целом патриархальный характер. Более того, в отличие от античных рабы на Руси были защищены законом (например, наказывалось убийство раба, предоставлялась возможность использовать его в качестве свидетеля в суде).

«Рядовичами» на Руси назывались люди, которые заключили договор («ряд») с господином о службе и выполняли функции мелких администраторов (ключников, тиунов) или занимались сельскими работами.

С образованием Древнерусского государства и принятием христианства происходит трансформация ментальности восточных славян, в которой постепенно утверждаются православные представления о природе и целях государственной власти как власти верховной, направленной не только на защиту страны от внешних врагов, но и поддержание порядка и согласия в обществе. В этом, например, усматривали летописцы высший долг великокняжеской династии на Руси, осуждая «окаянных» князей за междуусобные распри.

Внешняя политика

Особенности геополитического положения Руси заключались в ее «срединной» локализации между различными цивилизациями. Древнерусское государство граничило с западно-христианским миром, исламской цивилизацией, иудейским Хазарским каганатом и языческими степными кочевниками.

Основными направлениями внешней политики древнерусского государства в IХ-ХI вв. были: «собирание» земель в единое территориально-государственное целое, защита его границ, обеспечение национально-государственных интересов в международной торговле, организация завоевательных походов.

В период становления славянской государственности могущественным соседом на юго-востоке был Хазарский каганат, который контролировал торговые пути, связывающие Древнюю Русь с Кавказом и Багдадским халифатом. Кроме того, хазарские каганы долгое время взимали непосредственно дань с некоторых славянских племенных объединений (радимичей, полян, северян, вятичей). Их зависимость от Хазарии сохранялась до середины X в., когда каганат был разгромлен в результате походов киевского князя Святослава.

Следствием этих походов явилось укрепление позиции Древнерусского государства в Причерноморье, Подонье и Прикубанье, на Тамани, где позднее было создано Тмутараканское княжество. Владимир I завершил осуществление планов Святослава, восстановил русское влияние на Северном Кавказе, посадил на княжение в Тмутаракани сына Мстислава. Он вынудил и Византию считаться с интересами Руси в регионе, заняв в нем ключевые позиции. Хазарская политика была существенным элементом решения важных внешнеэкономических проблем молодого государства.

С древнейших времен восточные славяне торговали с Византией, совершали набеги на ее богатые провинции, служили наемниками в войсках византийских императоров. С возникновением Древнерусского государства начался новый этап во взаимоотношениях с Византийской империей. Будучи самым могущественным государством Восточного Средиземноморья и Причерноморья, Византия, используя всю свою силу и дипломатию, всячески препятствовала усилению Древнерусского государства на международной арене и стремилась к установлению политического над ним контроля. При этом византийская дипломатия искусно использовала свои давние связи с Хазарией, Волжской Булгарией и печенегами. В качестве военного форпоста империя строит в Причерноморья в 30 гг. IX в. крепость Саркел, стремясь воспрепятствовать проникновению Руси в этот регион.

Воспользовавшись войной Византийской империи с арабами, Русь в 860 г. совершает первый поход на Константинополь, завершившийся подписанием соглашения между двумя государствами. Большую известность получил также успешный поход князя Олега на Византию в 907 г. во главе объединенного славяно-варяжского войска. В 911 г. был заключен выгодный для Руси мирный договор с Византией, основанный на нормах русского и византийского права. Этот договор был нарушен в 941 г. князем Игорем, предпринявшим неудачную попытку похода на Константинополь, в ходе которого греки «победили огнем» русский флот. Неудача не остановила князя, и в 944 г. он вновь был с войском на Нижнем Дунае. Однако на этот раз дело до военных действий не дошло. Заинтересованная в торгово-политических связях с Русью, Византия, уплатив «большую дань», согласилась на мир. В результате был восстановлен договор Руси с Византией о союзе, взаимопомощи и торговле, о взаимных юридических правах подданных, гарантиях безопасности проживающих в империи русских послов, купцов и воинов. Любопытно, что при заключении этого договора часть русской дружины клялась по старому, языческому, другая по новому, христианскому обычаю.

Под влиянием христианизированной части дружины княгиня Ольга совершает визит в Константинополь и проходит там обряд крещения. Возможно, целью поездки княгини было обсуждение вопроса о введении христианства в русских землях, но реализовать этот замысел не удалось. Ее сын князь Святослав, язычник и храбрый «яко барс» воин, развязав военную кампанией на Балканах и сделав болгарского царя Бориса II своим вассалом, вступил в конфликт с Византийской империей. Борьба шла с переменным успехом, но в итоге, оказавшись в сложном положении, Святослав вынужден был подписать новый договор с односторонними военными обязательствами не нападать на империю и ее владения и быть ее союзником в случае конфликта с третьей стороной. Возвращаясь в Киев, Святослав попал в засаду и был убит печенегами, которых, как принято считать, подкупили коварные византийцы. Однако некоторые историки полагают, что к его смерти была причастна христианская община Киева, члены которой опасались возвращения на родину князя-язычника.

Перемены в отношениях с Византией связаны с принятием христианства на Руси при Владимир I, который, спасая империю от время военного мятежа, добился брака с византийской принцессой Анной и заключил договор о равноправном союзе двух держав. Христианизация не устранила противоречий между Русью и Византией. Новый конфликт возник в 1043 г., когда князь Ярослав, пойдя на сближение с печенегами, разорвал военные, политические, торговые и даже церковные связи с империей, поставив под угрозу владения Византии в Причерноморье. Новый договор Руси с Византией был подписан в 1046 г. и скреплен браком сына Ярослава Всеволода с дочерью византийского императора. Стремясь освободиться от опеки Византии в церковных делах, Ярослав Мудрый добился того, что в 1051 г. первым русским митрополитом стал Илларион, бывший до того пресвитером в церкви при княжеском селе.

Отношения Руси с кочевниками отличались крайней неустойчивостью, поскольку сама ситуация в степи часто менялась. Мирные периоды и войны, наемничество и династические браки, участие в междуусобицах и грабительские набеги – так выглядели отношения с кочевниками в Х-ХI вв. Эти отношения во многом осложнялись также политикой натравливания тюркских ханов на Русь, которой традиционно придерживалась византийские императоры, видевшие в ней важнейшее средство упрочения господства империи в северном Причерноморье.

Впервые печенеги упоминаются в летописи под 915 г., когда «створили» с князем Игорем первый договор, направляясь к Дунаю. Разгром Хазарии и создание опорных пунктов на Кавказе позволили Руси успешно конкурировать с Византией во влиянии на печенегов. При Владимире I отношения с печенегами были стабилизированы, в значительной мере благодаря созданию оборонительных рубежей с засечными чертами, сигнальными вышками, «заставами богатырскими» по рекам Десне, Остру, Трубежу и Суле. Преемники Владимира I на киевском столе широко использовали печенегов как наемников в борьбе за власть. Печальную славу в этом смысле сыскал себе Святополк Владимирович, получивший в народе прозвище «Окаянный» за разжигание распрей и вовлечение в них «несчетных печенежских ратей». К концу XI в. древнерусскому государству удалось справиться с «печенежской опасность», более того привлечь часть «поганых» на свою сторону, расселив их в приграничных со степью землях.

В это время в степи появилась новая угроза Древней Руси – половцы (куманы), орды которых хотя и не составляли единого политического целого, часто объединялись для нападения на соседние государства. Вытеснив печенегов, половцы стали совершать постоянные походы на русские земли. В 1068 г. они нанесли серьезное поражение русским дружинам на р.Альте, что привело к бурным политическим событиям в Киеве.

В целом степная политика складывалась во второй половине ХI в. крайне неблагоприятно для Руси, русско-половецкие конфликты для нее чаще всего заканчивались неудачно. Происходило это в первую очередь по причине отсутствия единства среди самих русских князей.

В 1094 г. князь Святополк, используя распри между половецкими ханами, заключил с половцами мир, взяв в жены дочь Тугорхана. В конце ХI в. стали созываться княжеские съезды, на которых одним из центральных становится половецкий вопрос. В 1101 г., собравшись на очередном съезде, русским князьям удалось договориться о подготовке к решительным действиям против половцев. Однако задача подчинения половецкой стихии оказалась настолько трудной, что была полностью разрешена лишь благодаря активной деятельности Владимира Мономаха (1113–1125 гг).

Таким образом, Древняя Русь после принятия христианства оказалась в Х–XI в. внешнеполитическим форпостом христианского мира на Востоке. Древняя Русь была вынуждена принять на себя основную тяжесть борьбы с кочевниками-степняками. Являясь «дочерней» зоной Византийской цивилизации, Древняя Русь вместе с тем сумела преодолеть политические притязания империи, и в условиях натравливания кочевников на Русь со стороны Византии в целом нейтрализовать «степную» угрозу.

Восточнославянская культурная традиция являлась частью индоевропейской культуры, в которой были сильно развиты элементы древней космогонии и мифологии.

Культура

Восточные славяне были язычниками, основу их ментальности составляла идея вечности и равнозначности добра и зла как двух самостоятельных форм бытия. Личностное, духовное начало в ней не было выделено. Это порождало в языческой ментальности эпическую атараксию (абсолютное спокойствие духа). В связи с этим отсутствовало и представление о ценности человеческого бытия и драматизме смерти. Следствием этого было оправдание произвола «сильной личности», не оставлявшее места для чувства совести и справедливости, для высших духовных целей и устремлений.

Ментальные представления восточных славян были неразрывно связаны с природой, поэтому все специфически человеческое в конечном счете выводилось или сводилось к природному. Борьба со «злыми» силами природы вела к вере в возможность объединение сил «добра» против «зла». Это вело к постепенному формированию в рамках политеизма монотеистических тенденций.

Восточные славяне описывали мир на основе парных понятий, определявших двуединую сущность сакрального и мирского, благоприятного и неблагоприятного для человека. Космос-порядок противопоставлялся хаосу-беспорядку, что соответствовало оппозиции «свой мир – чужой мир». Символической защитой от чужого (враждебного) мира служил круг, которым обводили себя и жилище. Аналогичная магическая роль приписывалась поясу, цепи, перстню, венку, служившие символами замыкания, закрывания. В славянском фольклоре элементы мира, порядка отождествлялись с частями человеческого тела. Сооружение дома понималось как акт упорядочивания изначального хаоса.

Символом бытия в пространственно-временном измерении служило универсальное мировое дерево. С его помощью моделировалась тройная вертикальная структура мира – небо, земля и преисподняя. Верх дерева (направление роста) символизировал жизнь и развитие, низ – угасание, смерть. Часто образ дерева замещался образом женщины как символа жизни и плодородия.

Время славянами воспринималось циклично, в его «хорошем» движении «посолонь», т.е. по солнцу, слева направо.

В дохристианский период на Руси существовало сословие волхвов (жрецов), являвшихся хранителями общеплеменных обрядов и ритуалов, мифологических и эпических сказаний. Волхвы руководили сооружением святилищ и следили за исполнением аграрно-календарных циклов. Отдельные жреческие функции выполняли вожди племен, а затем и князья (Олег Вещий, Владимир Солнце).

В языческом пантеоне к высшему уровню относились божества: Перун, Велес, Род, Сварог, Макошь. Перун, символами которого являлись конь, солнечный и громовой знаки, был общеславянским и даже общеиндоевропейским богом (его аналоги – индийский Индра, германский Тор, древнегреческий Зевс.). В период становления государственности Бог грозы и молнии становится княжеским и дружинным богом. С культом Перуна был тесно связан культ змея Велеса (Волоса), который выступал покровителем плодородия, жизненных сил земли, был владыкой нижнего мира. Его ипостасями были леший и медведь (хозяин скота). Оба бога являлись участниками грозового мифа: Перун-громовержец, обитающий на небе, преследовал представителя «нижнего мира» змея Велеса, похищавшего скот, людей и даже жену громовержца. При этом Велес мог выступать покровителем и защитником людей от грозного Перуна, а также врачевателем.

Важную роль в пантеоне играл Род, который символизировал предков и был связан с земледельческим культом. Ему сопутствовали рожаницы (эквивалент греческих мойр и римских парк), дававшие жизнь и через символику неба и звезд определявшие судьбу человека. Среди других богов упоминается Сварог (вероятно, бог небесного огня). К женским божествам относилась Макошь, богиня плодородия и земли.

К более низкому уровню относились божества, символизировавшие сезонные и хозяйственные циклы, а также боги, воплощавшие целостность отдельных племен или общин. К низшей мифологии относились домовые, лешие, водяные, русалки, кикиморы.

Культовые сооружения представляли собой круглые открытые площадки в открытом природном ландшафте, на которых стояли идолы и горели ритуальные костры. Исключение составляет киевское капище X в., имевшее вокруг четырехугольную каменную кладку. Первый шаг в символическом осмыслении четырехугольника (квадрата) свидетельствовал об изменениях в пространственном мышлении, усложнении мифологии. Эти сдвиги подготовили условия для осмысления и принятия затем пространственного и символического облика византийско-христианского крестово-купольного храма как «неба на земле».

Космогонические представления восточных славян были во многом сходны с ближневосточными и древнегреческими. Действия богов высшего уровня по созданию и поддержанию порядка предполагали магико-обрядовое соучастие человека. Такая космогония определяла соединение пассивного мировосприятия (с ворожбой, гаданием, т.е. угадыванием судьбы) с активным стремлением изменить свою долю через магию, жертвоприношение. В отличие от древнегреческой мифологии в славянском мировоззрении судьба не выступала в качестве непреложного абсолюта, человек не был отчужден от своей судьбы и мог воздействовать на нее.

Языческая ментальность пронизывала всю систему культуры восточных славян Она проявлялась в ритуальных плясках, песнопениях, игрищах, в символическом декоре ремесленных изделий, в радиальном построении поселений, в сооружении святилищ в виде открытого круга, в использовании системы символических знаков в быту. В структуре городов виден отпечаток языческой модели Вселенной: город делился на «верхний мир» – княжеский детинец, где жили «старшие», «лучшие» люди; и «низший мир» – подол.

В условиях проникновением в Киевскую Русь иудаизма, ислама и христианства волхвы предприняли попытку укрепления своих позиций. В 980 г. великий киевский князь Владимир провел религиозную реформу. Был создан единый пантеон языческих богов, где богу-отцу соответствовал Стрибог, богу-сыну – Дажьбог и Богородице – Макошь. Вне этих параллелей стояло верховное божество Перун и крылатый зверь (грифон или собако-птица) Семаргл, являвшийся посредником между небом и землей. В пантеон не вошли Род, Велес и другие боги, культ которых носил оргиастический характер.

Языческая реформа Владимира свидетельствовала о достаточно развитом мифологическом мировоззрении, что создавало условия для принятия христианства. Этому же способствовало образно-художественное восприятие славянами мира, закрепленное в древнерусском «слове-образе», хорошо приспособленном к христианской литургии.

После принятия православия в качестве государственной религии и активной миссионерской деятельности греков и южных славян началась трансформация древнерусской ментальности. Новая вера становилась важнейшим фактором, обеспечивавшим самоидентификацию русичей, их духовную самостоятельность и в то же время включенность в целостный мир византийско-славянской цивилизации.

Новая ментальность базировалась на личностном понимании абсолюта, что выражалось в личностной структуре Троицы, а также в единстве божественной и человеческой природы Иисуса Христа. Утверждалась ценность человеческой личности, складывалось представление о свободе воли в достижении единой для всех благодати. Изменились представления о соотношении духовного и телесного начал, стало утверждаться понимание неразделенности и в то же время неслитности сакрального и мирского.

Внедрение нового религиозно-этнического самосознания «сверху» предопределяло ведущую роль государства в развитии культуры. Князья были заказчиками книг, написания летописей, что оказывало влияние на распространение книжной культуры, внедрение христианского мировоззрения и морали. Важными центрами образования и культуры стали церкви и монастыри.

В целом княжеская политика в области культуры была направлена на подчеркивание и закрепление в различных культурных формах общерусского могущества и верности христианским добродетелям.

Князьями велось активное градостроительство и строительство церквей. Центром архитектурных преобразований стал Киев. Строительство каменных церквей, их убранство требовали новых художественных форм, поэтому в Киев стали приглашать иностранных специалистов. Их усилиями столица превращалась в центр подготовки национальных художественных кадров. В этот процесс постепенно втягивались Новгород, Чернигов, Переяславль, Смоленск и другие города.

Проникая в толщу народной жизни православие, однако, не способно было полностью вытеснить языческие традиции из культуры, которые долго еще сохранялись, например, в фольклоре. В нем нашли широкое отражение мифологические сюжеты, связанные с представлениями славян о природе, первопредках, жизни и смерти.

Обрядовый фольклор был связан с календарными праздниками (каляда – встреча зимы, масляница – ее проводы, красная горка и радуница – встреча весны, русалии и Купала – летние праздники и др.), а также с инициацией, свадьбами, похоронами. Все они сопровождались специальными ритуалами, песнями, плясками, заклинаниями, символизирующими языческие космогонические представления.

Популярными были заговоры и заклинания не только космогонического, но и бытового характера, направленные на получение помощи духов, сил природы, языческих богов, для реализации индивидуальных желаний.

Языческие мотивы были зашифрованы в сказках, преданиях, легендах. В символической форме в них отражалась борьба славян с природными стихиями, внешними врагами.

Языческие мотивы вошедшие отдельными элементами в христианский фольклор и обряды, сохранялись, хотя понимание их символики постепенно утрачивалось.

Особое место в устном народном творчестве занимали былины («старины») – сказания о богатырях и добрых молодцах. Некоторые из них – о Святогоре, Вольге, Микуле Селяниновиче и др. – были осколками древнего языческого эпоса. Но основное ядро былинного цикла связано со временем Владимира I, Крещением Руси, «святорусскими богатырями». Сюжеты былин возникали в дружинной среде, но развивались народными сказителями. В этих былинах также чувствовалось влияние язычества, но в целом они уже имели иную, христианскую, духовную основу.

Центральной фигурой общерусского былинного цикла был Илья Муромец, получивший богатырскую силу от «калики перехожего» (странствующего, нищенствующего богатыря). В основе былинных образов Ильи Муромца, Добрыни Никитича, Алеши Поповича и других богатырей лежали реальные прототипы. В подавляющем большинстве былинных сюжетов богатыри защищали Русь и христианство от внешних иноверных врагов. В былинах отражается православное понимание державности, долга, справедливости, патриотизма и других высших ценностей народа.

Важнейшую роль в культурной жизни после принятия христианства стала играть письменность. Она существовала у восточных славян еще в дохристианскую эпоху. Наличие древнего славянского письма повлияло на создание монахами-просветителями Кириллом и Мефодием славянской азбуки, сначала глаголицы, а потом кириллицы.

Принятие Русью христианства в восточном варианте, допускавшем богослужение не только на латинском, греческом, еврейском, но и на национальных языках, дало толчок развитию письменности на Руси. Церковнославянский (староболгар­ский) язык становился языком культа и религиозной литературы Древней Руси, обеспечивая духовную связь с южнославянским миром и Византийской цивилизацией. Близкий к нему формирующийся древнерусский литературный язык становился языком общественной и государственной жизни, светской литературы, бытовой переписки.

Развитие письменности сопровождалось усилением грамотности, которая распространялась через монастырское и светское школьное образование. В школах, открытых Владимиром I и Ярославом Мудрым, учились как дети аристократии, так и средних слоев. Наряду с основами христианства, учили чтению, письму, счету, особое внимание уделяли воспитанию в духе христианской морали. Результатом стало широкое распространение грамотности не только среди быстро растущего монашества, церковников, княжеского окружения, но и среди широких слоев горожан. Об этом свидетельствуют берестяные грамоты, найденные в Новгороде и некоторых других городах, многочисленные надписи на ремесленных изделиях, граффити на стенах церквей и других зданий.

При Киево-Печерском монастыре давали образование, достаточное для занятия государственной и церковной деятельностью. Здесь наряду с богословием изучали философию, риторику, грамматику, исторические и энциклопедические труды. Среди князей, знати, церковников было немало высокообразованных людей, знавших иностранные языки и владевших книжной культурой.

В городской среде постепенно устанавливается культ книги. Через Болгарию, пережившую на рубеже X–XI вв. культурный подъем («золотой век» царя Симеона), приходила также литература, которую читали в Византии. Поступала не только богослужебная и богословская литература, но и распространенные в Болгарии и Византии античные книги, содержащие знания в области астрономии, географии, ботаники, зоологии, анатомии, философии и мифологии («Шестоднев» Иоанна Экзарха Болгарского, «Физиолог», хроники Георгия Амортола, Иоанна Малалы, сочинения Иоанна Златоуста и др.).

Мировое культурное наследие в это время на Руси усваивалось как непререкаемый авторитет, как откровение в контексте христианства. Однако заимствование культурных ценностей осуществлялось с учетом древнерусской действительности, ее реальных потребностей. Новые ценностные ориентации накладывались на существующие культурные традиции и представления. В силу чего Древняя Русь сохраняла субцивилизационные отличия по сравнению с Византией и южными славянами.

Важнейшей особенностью Древней Руси было доминирование в ее письменной культуре летописания и духа библейского историзма. Русские летописи были оригинальной формой литературно-исторического произведения. Они опирались на богатую устную традицию, старинные эпические сказания, легенды, погодные записи, письменные свидетельства в княжеских и монастырских архивах об отдельных событиях. Но само возникновение древнерусского летописания было связано с усвоением пространственно-временных координат всемирной истории в процессе распространения христианского мировоззрения. Знакомство с византийским духовным наследием, в том числе историческими хрониками, стимулировало интерес к собственной истории и вызывало стремление осознать себя во всемирной истории. В конце X – XI вв. зарождались местные летописные традиции в различных церквях и монастырях Киева, Новгорода и других городов. На эти традиции опиралась созданная к 1113 г. монахом Киево-Печерского монастыря Нестором «Повесть временных лет», стержнем которой является идеи единства Руси, героической борьбы за землю Русскую с внешними врагами.

Важную роль играла литература. Выдающимся литературным памятником XI в. является «Слово о законе и благодати» первого киевского митрополита-русина Иллариона. Автор в ораторской форме впервые обосновывал положение о единой духовной природе русского народа, возникшего из множества славянских племен, и высказал принципиальную для русского самосознания мысль о том, что закон без благодати, обращенной к душе человека, мало что значит. Илларион отстаивал идею равного положения русских среди христианских народов и охранительного мессианства – сохранения чистоты веры в народной жизни.

Особую роль в развитии, закреплении и сохранении культурных достижений играла архитектура. Первые христианские церкви были деревянными, но уже в 989 г. в Киеве была заложена Десятинная церковь (на содержание ее шла десятая часть княжеских доходов). Развитие зодчества в Киевской Руси как бы закрепляло этапы христианизации русичей, изменения в их ментальности. Десятинная церковь, например, строилась в формах византийского трехнефного храма с нартексом и тремя аспидами. Внутреннее пространство Десятинной церкви имело базиликальный характер. Линейно-пространственная базилика представляла в духе библейского историзма путь от Ветхого завета к Новому, в соответствии с чем и располагались в сакрально-иерархическом порядке ее части: нартекс для оглашенных, наос для верных, алтарная часть для священнослужителей.

С созданием Киевской митрополии усиливались миссионерские функции Десятинной церкви, к ней были пристроены боковые галереи и экзонартекс. Чрезвычайная продольная протяженность храма, открытый характер его галерей были ориентированы на большое количество новообращенных (оглашен­ных), еще не преодолевших полностью языческое сознание и не решившихся входить в храм. Эти и другие особенности архитектуры храма, отличавшие его от византийских образцов, сочетание в нем византийских, болгарских идей, а также мотивов, характерных для древнерусских капищ, свидетельствовали о том, что построенная византийскими мастерами церковь была также и порождением древнерусского общества.

Древнерусские храмы были выполнены в стиле монументального историзма, в котором утверждалась идея общерусского могущества. Наиболее яркое воплощение этот стиль нашел в грандиозном Софийском соборе Киева (1037–1054 гг.). Этот храм строился греческими мастерами вместе с их русскими помощниками, но отражал запросы заказчика – Ярослава Мудрого и его окружения. Киевская София отличалась от византийских храмов тем, что была пятинефным собором и увенчивалась тринадцатью главами. Пятинефные храмы были также в Новгороде, Полоцке и других городах.

Храмы украшались монументальной живописью (фрес­ками и мозаиками) на библейские сюжеты. Роль ведущих живописцев выполняли греческие или болгарские мастера, вокруг которых быстро формировалась местная школа художников со своими эстетическими предпочтениями в рамках канона. Высокий уровень гармонизации физической и духовной красоты отличал образы монументальной живописи.

Большое распространение получила также станковая живопись – иконография, сотворение которой считалось сакральным действом. Икона являлась своего рода символическим изображением христианского идеала, «окном» в царство Божие. Близким к монументальной и станковой живописи были миниатюры с изображением святых, князей, сценами из военной и мирной жизни, которыми украшали книги.

Храмы украшались рельефами, в которых отображались герои греческой мифологии, что санкционировалось Византией и использовалось для прославления новой веры и нового человека. Художественная переработка мифических и христианских образов в рельефах говорила о зарождении древнерусской скульптуры, но она не получила развития из-за отрицательного отношения к скульптуре церкви, опасавшейся возрождения языческой символики.

Своего рода богословием в звуках была церковная музыка. Она полностью подчинялась византийскому музыкальному канону и эстетике. Их высокий уровень благотворно сказался на творчестве русских музыкантов и певцов, которые опирались на византийские традиции.

Несмотря на постоянную борьбу христианства с язычеством, дохристианская русская музыкальная и певческая культура также сказывались в церковных песнопениях, в их отдельных элементах, в интонациях, напевах. Так постепенно создавался сплав народной культуры с музыкой, пришедшей из Византии. Этот процесс шел как в церковной музыке, так и в народной.

Древнерусская культура обладала единством, строилась на синтезе искусств: зодчество, монументальная живопись, иконопись, прикладное искусство, музыка оказывали воздействие друг на друга. Архитекторы, иконописцы, музыканты, мыслители Древней Руси творили в рамках канонической традиции, выражали христианский архетип и стремление к его постижению. Поэтому создавая свои произведения, они использовали уже готовые модели. Эти каноны имели надличностные, вневременные, вечные свойства, их целью было не эстетическое наслаждение, а стремление к постижению первообраза, нерасторжимого единстве Истины, Добра и Красоты.

Таким образом, в IX–XI вв. в Древней Руси шел сложный процесс освоения и переосмысления на славянской почве основ православного миропонимания. Это освоение происходило в большей степени не в богословской, теоретической, а эмоциональной, художественно-эстетической, нравственной форме, и ярко проявилось во всех сферах культуры. Происходивший синтез элементов традиционного языческого мировосприятия и христианства неуклонно, хотя и не без противоречий, вел к формированию русского православного самосознания.

 

3.4. Русь в хii-хiii вв.

 

Территориально-цивилизационные различия на Руси – Внешняя политика – Культура русских земель

 

Территориально-цивилизационные различия на Руси

После смерти великого киевского князя Мстислава Владимировича (1125–1132 гг.) в Древнерусском государстве усиливаются процессы политической дезинтеграции. В значительной мере это было обусловлено тем, что родственные отношения в великокняжеском доме на Руси уступили место политическим. Военно-политическая правящая элита к этому времени превращается в регионально разобщенное феодальное сословие местных князей и бояр, «вотчинников».

В это время после разгрома Хазарского каганата и печенегов, в условиях стабилизации отношений с Византийской империей и снижения половецкой опасности ослабевает внешнеполитическая угроза, что также способствовало дезинтеграции Древнерусского государства. Образуются самостоятельные удельные княжества, политически независимые от киевского князя. В региональных центрах утверждаются местные государственно-правящие элиты из различных ветвей династии Рюриковичей. Начался период, который в дореволюционной исторической литературе получил название «удельного», а в советской – «феодальной раздробленности».

Процессы политической дезинтеграции проходили в то время не телько на Руси, но и во многих государствах средневековой Европы, где правовое оформление получили монопольная собственность феодалов на землю и феодальный иммунитет. Утвердился принцип: «Нет земли без сеньора». На его основе феодалы присвоили значительные политические права: передачи части земли своим вассалам, судопроизводства в пределах своих владений, организации вооруженных отрядов, чеканки монеты и др. Правовое оформление получает другой принцип: «Вассал моего вассала – не мой вассал». Королевская власть ослабевает и реально не простирается дальше домена, который часто по своим размерам уступал владениям многих крупных феодалов.

Схожие процессы происходили и в Византии, где также возникли феодальные вотчины, владельцам которых императорская власть за политическую поддержку вынуждена была предоставить широкие привилегии: право создания собственного судебно-административного аппарата и войска.

В этот период Древняя Русь трансформировалась в своеобразную федерацию княжеств и земель, среди которых выделялись Владимиро-Суздальское княжество, ставшее центром притяжения Северо-Восточных земель, Новгородская и Псковская феодальные республики (Северо-Западная Русь), а также Галицко-Волынское княжество, центр юго-западных русских земель. Государственно-политическая система Древней Руси при сохранении символического значения Киева, обладание которым было формальным признаком старшинства среди русских князей, приобрела полицентричный характер.

В «удельный» период Древнерусская цивилизация вступила в полосу кризиса, что выразилось в усилении регионально-цивилизионных различий между различными русскими землями, которые нашли отражение в специфике их политического, социально-экономического и культурного развития. Эти различия открывали альтернативные возможности дальнейшего развития Древнерусской цивилизации, которая продолжала сохранять духовное единство в политически раздробленном пространстве, благодаря прежде всего православию и его единой церковной организацию. Однако существенное влияние на реализацию этих возможностей в Древней Руси оказало татаро-монгольское нашествие в середине ХIII в., после которого реальной стала северо-восточная альтернатива, реализация которой сопровождалась переходом от Руси к России.

В ХII в. южные русские земли вошли в состав Киевского, Черниговского и Северского княжеств. Южная Русь являлась зоной встречи древнерусской и кочевой (тюркской) цивилизаций. Для защиты южных границ Руси киевские князья использовали покоренных и перешедших к нему на службу кочевников-тюрков, которые несли пограничную службу на огромных степных пространствах и являлись важным фактором военно-политического развития южнорусских земель.

Черниговские и Северские земли также имели на границе с половецкой степью оборонительные линии, которые защищались издавна поселенными здесь тюркоязычными (возможно, булгарами) и алано-адыгскими (приведенными с Северного Кавказа в XI в. князем Мстиславом) племенами.

В целом у южных князей были давние традиции дружественных отношений с кочевниками, в том числе с частью половцев. Однако союзные отношения периодически нарушались военными столкновениями.

В XII–XIII вв. Киевское княжество перестает быть субъектом европейской политики, ослабли позиции Киева и во внутрирусских взаимоотношениях на фоне усиления новых центров на юго-западе, севере и северо-востоке. Тем не менее в круговорот борьбы за древнюю столицу Руси были втянуты все важнейшие княжеские ветви, пытавшиеся встать во главе русских земель. Обладание киевским престолом было не только престижным, но и давало важные стратегические преимущества. Поэтому удельные князья независимо от династической принадлежности, овладев Киевом, превращались в решительных и последовательных поборников объединения Руси.

Традиции киевского старшинства накладывали отпечаток на особенности развития местной политической системы. Являясь древним политическим и территориальным ядром древнерусской государственности, Киевское княжество так и не сложилось в отдельное независимое княжество, не выделилось в наследственную вотчину какой-либо княжеской династии. Оно считалось чем-то вроде собственности великокняжеского стола или династическим наследством всего княжеского рода. Отсюда – претензии великих киевских князей на представительство общерусских интересов, а значит, и на владение всеми русскими землями.

В XII в. соперничество различных княжеских ветвей за власть в Киеве привело к складыванию там системы дуумвирата, основанной на договоре между народным вече и князьями. На киевском престоле одновременно утверждались два князя, представлявшие наиболее сильные в данный момент соперничающие династии. Оба князя владели мощными княжествами за пределами Южной Руси. Например, за спиной Ростислава и его сына Рюрика стояло Смоленское княжество, за Изяславом и его сыном Мстиславом – Волынь, за Святославом Всеволодовичем – владения Черниговских Ольговичей, за Всеволодом – Владимиро-Суздальское княжество.

Князья по согласованию решали внешнеполитические и внутренние проблемы, совместно участвовали в походах. Все это создавало относительное равновесие сил, ослабляло усобицы и было одним из факторов связи Южной Руси со всеми остальными русскими землями. Однако равновесие это было неустойчивым и в начале XIII в. начинаются новые столкновения между князьями в борьбе за Киев, в ходе которых город подвергался неоднократным разгромам и опустошению.

Активными участниками борьбы за Киевский престол были тесно связанные между собой Черниговское и Северское княжества. Они занимали огромную территорию от Смоленска до Тмутаракани (Тамань). В династическом и церковном отношении к ним тяготела Рязань. В этих землях было сосредоточено крупное вотчинное землевладение, местные купцы активно торговали с Западом и Востоком. Важную роль в развитии этих земель играли тесные отношения с половцами и алано-адыгами. Династические контакты, договорные отношения, культурное взаимовлияние сменялись жестокими набегами друг на друга. Черниговские князья часто получали поддержку половцев в борьбе за Киев, за что сурово осуждались летописцами. В XIII в. чернигово-северские земли распадаются на множество уделов, хотя местные князья Ольговичи охотно продолжают принимать участие во всевозможных усобицах.

В целом Южная Русь и ее культура была в большей степени, чем другие регионы, ориентирована на азиатскую «степь». Киевские князья предпочитали даже формировать дружинную гвардию из наемников племенного объединения «черных клобуков», остатков тюркских кочевников – печенегов, торков, берендеев, осевших на реке Рось. В «удельный» период Южная Русь представляла собой одну из возможных альтернатив дальнейшего развития древнерусского общества, однако в период татаро-монгольского нашествия киевская культура была ликвидирована.

Юго-западные русские земли в XII в. находились в составе Галицкого и Волынского княжеств. Мягкий климат, плодородные черноземы, важные торговые пути в Венгрию, Польшу, Болгарию, Византию, относительная внешняя безопасность создавали благоприятные возможности для развития этих земель. В период расцвета Древнерусского государства юго-западные земли находились под управлением сосланных или бежавших сюда второстепенных князей-изгоев, которые уже в XI в. пытались проводить независимую от Киева политику. Здесь выросли богатые и хорошо защищенные города (Галич, Владимир-Волынский, Перемышль, Холм) с социально активными горожанами, сформировалось могущественное и независимое боярство. Причем княжеское землевладение на юго-западе значительно уступало боярскому, и это отражалось на политическом развитии этих земель, где борьба монархических и олигархических тенденций заканчивалась за редким исключением в пользу боярской знати, которая приглашала и смещала князей.

В результате длительной внутриполитической борьбы, в ходе которой боярские заговоры переплетались с выступлениями горожан, вмешательством венгерских, польских и немецких феодалов, Роману Мстиславичу Волынскому удалось в 1199 г. объединить Волынское и Галичское княжества, а затем занять и великий Киевский стол.

Однако усиление власти великого князя наталкивалось на сопротивление боярской олигархии, которая при всех внутренних противоречиях демонстрировала солидарность в отстаивании своих феодальных прав. Хотя Галицко-Волынские князья обладали высшими административными, военными, судебными и законодательными полномочиями, бояре, опираясь на экономическую и военную мощь, могли не признавать княжеские решения. Верховная судебная власть князей в случае разногласий с боярами переходила к Совету бояр, который созывался по инициативе самого боярства. В него входили епископ, бояре, занимавшие высшие административные должности и фактически контролировавшие весь аппарат управления. В чрезвычайных условиях бояре созывали вече.

В 1205 г. малолетний сын Романа Мстиславовича Даниил был вынужден бежать вместе с матерью, спасаясь от боярских интриг. До 1221 г. продолжались боярские смуты, в ходе которых шла борьба за власть между сыновьями князя Игоря Северского, Даниилом Романовичем и различными боярскими родами. В результате погибли многие бояре, были казнены Игоревичи, а земли подверглись нашествию венгров. Попытка бояр в 1211 г. сделать князем боярина Володислава, происхождением не из княжеского рода, вызвало недовольство как всех Рюриковичей, так и горожан, воспринимавших титул князя как сакральный, принадлежащий лишь традиционным династиям. В 1221 г. Даниил Романович восстановил свою власть над княжеством, но боярство продолжало противиться монархической власти и обратилось за помощью к венгерским и польским феодалам. Князь Даниил Романович, опираясь на младшую дружину, в 1245 г. разгромил крестовый поход Венгрии и Польши и расправился с боярской оппозицией.

Юго-Западная Русь в то время была сопоставима с Германской империей Фридриха Барбароссы. Галицко-Волынское княжество простиралось от Днестра и Причерноморья на юге до Литвы – на севере, Венгрии и Польши – на западе. Находясь на стыке трех важнейших государств и осуществляя колонизацию областей Западного Буга, верховьев Днепра, вторгаясь на территорию Польши и Литвы, княжество обрело значительный вес в международных делах. В силу этого обстоятельства Юго-Западная Русь постепенно стала подвергаться европеизации. В ХIV в. Галицко-Волынское княжество распалось: Галиция отошла к Польше, а Волынь – к Литве, что вызвало сильное влияние европейской, прежде всего романской культуры на славянские духовные традиции.

Включение юго-западных русских земель в состав Польши и Литвы имело далеко идущие последствия: из древнерусского суперэтноса выделились два славянских народа – «малороссы» (украинцы) и «белоросы» (белорусы). В отличие от других русских земель формы феодальных отношений в юго-западных русских землях приближались к европейским традициям вассалитета, здесь соблюдался федеративный принцип объединения автономных княжеств. По мнению современных исследователей, Литовская Русь могла стать объединяющим центром всех восточно-славянских земель в единое Российское государство, включив его тем самым в восточно-европейское единство. Однако, эта возможность не была реализована, а сама Литовская Русь была поглощена Речью Посполитой в ходе польско-литовского объединения.

Северо-западные русские земли, наряду с киевскими, были древнейшим очагом древнерусской цивилизации. В ХII в. здесь образовались две феодальные республики – новгородская и псковская, уникальные по своему политико-правовому устройству. Северо-западная субцивилизация была крупнейшим экономическим, политическим и культурным центром Древней Руси. Ее экономическая мощь была связана преимущественно с развитием торговли, ремесла, рыболовства, охоты, солеварения. «Господин великий Новгород» имел обширнейшие земли-колонии, находившиеся на водном пути «из варяг в греки», экономически был тесно связан с Ганзой (торговым союзом северо-немецких городов). Новгород и Псков были связаны также через Прибалтику с Северной Европой и испытывали влияние ее культуры, где доминировали традиции простоты и аскетизма, суровости и рационализма. Новгород был крупнейшим торговым центром не только Руси, но и Европы. С торговлей были связаны практически все категории новгородского населения. В городе находились многочисленные «дворы» иноземных, главным образом немецких, купцов.

Становление Новгородской республики проходило в острой борьбе с великими киевскими князьями, стремившимися всячески ограничить государственную самостоятельность «Господина великого Новгорода». Поэтому при всех социальных противоречиях, которые возникали между боярами-вотчинниками, богатым купечеством, горожанами, монастырским духовенством, в политической жизни Новгорода на первый план выступали в качестве интегрирующего фактора антикиевские настроения.

Новгород ранее других княжеств стал проводить независимую от Киева политику. В 1015 г. новгородский князь Ярослав Владимирович отказался платить дань киевским князьям. Однако зависимость Новгорода от Киева сохранялась еще более 100 лет. Из Киева в Новгород назначали князя и посадника, только в 1126 г. новгородцы впервые выбрали на вече посадника из новгородских бояр. Воспользовавшись народным восстанием 1136 г., направленным против удельного князя Всеволода Мстиславовича, новгородские бояре окончательно установили политический строй Новгородской республики, в которой вече выбирало всех высших должностных лиц: «владыку» (епископа, а с 1165 г. – архиепископа), посадника, тысяцкого.

Таким образом, на рубеже XI-ХII вв. новгородцы добились права решением вечевого собрания отказывать в княжении ставленнику великого киевского князя. После изгнания последнего удельного князя в 1136 г. новгородцы стали сами приглашать князя. Это было закреплено феодальным съездом русских князей в 1196 г. Приглашаемый вечем князь был простым военачальником, которого нанимала республика. Князь в Новгороде выполнял те же функции, что и другие русские князья, но правил он совместно с другими представителями республиканской администрации, при этом его роль в государственном управлении и суде была достаточно скромной. С каждым князем республика заключала договор, по которому обе стороны обязывались исполнять взятые на себя обязательства. Князь должен был «держать Новгород в старине, без обиды», защищать от врагов, не начинать войны без разрешения веча, судить только вместе с посадником и не заводить на территории республики земельных владений. В случае нарушения князем принятых обязательств вече «указывало дорогу» князю из Новгорода, т.е. изгоняло его.

По мере обретения государственной самостоятельности в Новгороде обостряется борьба между различными социальными группировками за власть, что давало возможность князю лавировать между ними и использовать ситуацию для укрепления собственного авторитета. В свою очередь, боярская знать была не в состоянии удержать власть в Новгороде без поддержки правящего князя.

Высшим органом государственной власти в Новгороде считалось народное собрание («вече»), в котором могли принимать участие все свободные горожане. Их волеизъявление в конечном счете вело к избранию или смещению высших должностных лиц, изменению законодательства, принятию решений по важнейшим вопросам внутренней и международной жизни. Борьба различных группировок бояр и купцов за престижные и доходные государственные должности, безусловно, влияла на решения «веча», однако, эти группировки не могли полностью контролировать собрание, управлять процессом принятия на нем решений.

Высшим должностным лицом в Новгородской республике был посадник, ежегодно избираемый народным собранием. Посадник председательствовал на собрании, руководить его работой, играл роль посредника между Новгородом и князем, вместе с последним вершил суд и предводительствовал войском. Как правило, эта престижная должность замещалась представителями наиболее знатных боярских родов, которых в Новгороде, по подсчетам исследователей, было около сорока.

В XII в. появляется должность тысяцкого, который представлял интересы незнатных слоев свободного населения: купцов, ремесленников и землевладельцев, не принадлежащих к боярству. В мирное время он ведал торговыми делами, осуществлял полицейские функции, а в период военных действий командовал ополчением. Вместе с посадником тысяцкий выступал гарантом контроля за княжеской властью.

Важная роль в республике отводилась избираемому народным собранием Новгородскому владыке, архиепископу, который являлся не только главой церковной иерархии, но и хранителем государственной казны. Вместе с князем владыка ведал внешней политикой, а с купеческой корпорацией «Иваньское сто» осуществлял контроль за эталонами мер и весов. У архиепископа был даже свой полк.

Властную элиту Новгорода представлял Совет господ, куда входили около 300 человек, во главе которого стоял архиепископ. В состав Совета входили князь, «степенные» (при должности) и «старые» (ранее занимавшие должности) посадники, тысяцкие, наиболее знатные бояре, купцы, иногда городские старосты. Совет господ предварительно рассматривал вопросы, выносимые на вече.

Вся административная система «Господина Великого Новгорода» была выборной. Город состоял из федерации пяти самоуправляющихся районов – «концов, которые одновременно являлись экономическими, военными и политическими единицами. «Концы» в свою очередь делились на улицы. Кроме территории самого Новгорода, Новгородская земля включала другие города – «пригороды» (из них крупнейшим был Псков») и «пятины» (области) в бассейне Ильменьского, Ладожского и Онежского озер. Каждая из «пятин» подчинялась в административном отношении одному из «концов» города. «Пятины» дробились на волости, а последние – на погосты. Во всех административно-территориальных единицах действовало вечевое самоуправление. Обширные земли Северо-восточной Европы составляли «колонии» Новгорода.

Православный Новгород, обладая устойчивыми демократическими традициями, имея развитые торговые и культурные связи с Центральной и Северной Европой, в большей степени, чем другие регионы, ориентировался на европейскую цивилизацию, и представлял собой тем самым одну из возможных исторических альтернатив дальнейшего развития Древнерусской цивилизации. Однако этой альтернативе не суждено было осуществиться. Просуществовав свыше 300 лет, Новгородская республика, сохранившая в период татаро-монгольского ига свои политические и культурные традиции и усилившая свое европейское своеобразие, была ликвидирована и постепенно деградировала после насильственного присоединения Новгорода к Московскому царству в конце ХV в.

Северо-Восточная Русь, расположенная в Волго-Окском междуречье, издавна населенная немногочисленными угрофинскими и балтскими племенами, являлась одним из основных районов славянской колонизации. Эта колонизация завершилась образованием на основе смешения славянских поселенцев с местными племенами новой ветви русской народности – великороссов.

В XII–XIII вв., несмотря на периферийное положение и удаленность от основных торговых путей, в Северо-Восточной Руси наблюдался экономический подъем, связанный с освоением новых земель, ростом торгово-ремесленных посадов, появлением и развитием наряду со «старыми» (Ростов, Суздаль) «молодых» городов (Тверь, Владимир, Москва, Переяславль). Один из них – Владимир – становится центром самостоятельного Ростово-Суздальское княжества, которое благодаря деятельности князей владимирских превращается в ХII в. одно из ведущих государственно-политических образований, претендовавшее на роль объединителя всех русских земель.

В середине XII в. сын Владимира Монамаха Юрий (1125–1157 гг.) превратил это княжество в одно из сильнейших на Руси и даже занял в конце жизни великокняжеский престол в Киеве, за что и получи прозвище «Долгорукий». После его смерти по решению Собора, состоявшего из представителей бояр и неродовитой верхушки крупнейших городов княжества великим князем был избран Андрей Юрьевич, вопреки прежнему договору с Юрием Долгоруким об избрании князем другого его сына. В этом проявилось стремление вотчинных и служилых землевладельцев, духовенства «старых» и «молодых» городов утвердить собственную династическую линию и освободиться от власти наместников великих князей.

Князь Андрей (1157–1174 гг.), прозванный по месту своей резиденции «Боголюбским», стремился жесткими мерами придать своей власти монархические черты: согнал со своих «столов» братьев, устранил от дел многих бояр и безжалостно подавил их сопротивление. Андрей «Боголюбский» по существу олицетворял собой отрицание более или менее демократической политической культуры Древней Руси, а также становление нового типа социальных связей и нового типа политической культуры.

В 1174 г. Андрей Боголюбский пал жертвой заговора бояр, важную роль в котором сыграли его ближайшие слуги. Андрей Боголюбский был убит своими приближенными. Сам факт убийства свидетельствовал о том, что княжеская власть уже к этому времени приобрела явно выраженные монархические черты, что на смену вассальных отношений между князем и дружинниками пришли отношения типа «государь-подданные». (Убийство князя – это уже своеобразный дворцовый переворот, ибо равные не убивают, а «изгоняют», убивают – только слуги.)

В ХIII в. термин «дружина» вообще исчезает из русского лексикона, уступая место слову «двор». По иному уже воспринимается и сам князь. Если в литературе Древней Руси воспевались добродетели князя как «первого среди равных», то в ХIII в. в Северо-восточной Руси наблюдается открытая апологетика княжеской власти.

Таким образом, уже накануне татаро-монгольского нашествия в Северо-Восточной Руси стал складываться новый тип социальных связей, министериально-подданнического характера. (Министериалитет – это служба недоговорного характера, при которой слуга находится в прямой и безусловной зависимости от господина).

Сложные этнические, социальные и политические процессы, протекавшие в Северо-Восточной Руси, сопровождались кризисом древнерусского самосознания. Это проявилось, например, во время взятия Киева в 1169 г., которым Андрей Боголюбский стремился овладеть не как символической столицей Руси, а как «чужеземным» городом, и поэтому после взятия Киева предал его чудовищному разграблению.

После двухлетней «смуты», вызванной мятежными боярами, княжеский престол, опираясь на поддержку горожан и феодально-служилое сословие, занял брат Андрея Боголюбского Всеволод Юрьевич Большое Гнездо (1176–1212 гг.). В XII в. представители этого сословия выполняли разнообразные государственные и вотчинные функции ( управляющих хозяйством, судебных чиновников, военных слуг). За службу они получали вознаграждение в виде денежного пожалования или условной земельной собственности (поместья).

Однако наметившаяся в ХII- начале ХIII в. тенденция к установлению сильной монархической власти в Северо-Восточ­ной Руси не получила полной реализации, поскольку она натолкнулась на сильное сопротивление местной знати – боярской верхушки Ростова, Суздаля, Владимира и других «молодых» городов. Соперничество между различными боярскими группировками и, прежде всего, между боярами «старых» и «молодых» городов, опиравшихся на различных представителей Мономаховичей, привело к возникновению в Северо-Восточной Руси полицентричной государственной системы, политической и экономической основой которой выступали владения удельных князей.

Монархическая тенденция, основанная на министериальном типе социальных связей окончательно утверждает себя в Северо-Восточной Руси под воздействием татаро-монгольского фактора. В условиях татаро-монгольского господства, русские князья сохранили власть, свободу действий внутри страны, однако великий князь назначался ордынским ханом, которому русские князья должны были оказывать такие внешние формы почтения, которые по русским меркам были просто унизительными. Отношения подданничества по линии «хан – великий князь» постепенно распространились и на всю систему социальных связей русского общества и стали господствующими уже в ХIV в.

Северо-Восточная Русь существенно отличалась от других регионов Древнерусской цивилизации и характером своего социально-экономического развития. Это развитие было обусловлено в первую очередь начавшейся в середине ХII в. крестьянско-княжеской колонизацией центра и севера Русской равнины.

В целом Северо-Восточная Русь становится месторазвитием не только новой этнической общности «великороссов», но и ядром новой Московской государственности положившей начало Российской цивилизации. Поэтому альтернативные процессы, которые происходили в Северо-Восточной Руси в ХII-ХIII вв., можно рассматривать в качестве той возможности, которая стала реальностью всей последующей истории России.

Внешняя политика

В начале XII в. главной внешней опасностью для древнерусского государства была «половецкая степь», служившая предметом неоднократного обсуждения на съездах русских князей. Перелом в русско-половецких отношениях наступил после съезда 1103 г., по решению которого начинается ее подчинение. Большую роль в этом сыграл Владимир Мономах, который был не только выдающимся государственным деятелем, но и талантливым полководцем. Ему удалось сплотить большинство русских князей в походах против половцев и нанести им ряд тяжелых поражений в глубине степи.

После разгрома половцев часть их покинула южнорусские степи и ушла в Грузию, на службу к Давиду IV. Другие безуспешно пытались воевать с Русью, и поэтому их называли «дикими». Появилась категория своих «замиренных» половцев, которые шли в фарватере киевской политики. Связи с этими половцами скреплялись брачными союзами.

С началом политической раздробленности и обострением межкняжеских отношений борьба с половцами отошла на второй план. Князья все чаще стали привлекать половцев к борьбе за киевский престол. Благоприятные обстоятельства способствовали быстрому возрождению могущества половецких ханов, усилилось давление на южное пограничье. Особенно активными и опасными во второй половине XII в. были «дикие» донские половецкие орды. «Донской союз» Кончака нанес одно из самых тяжелых поражений русским дружинам на Каяле, что нашло отражение в таком художественном произведении, как «Слово о полку Игореве».

Разрозненные походы русских князей в степь не имели успеха, что отрицательно сказалось на положении южнорусских земель и вынудило русских князей вновь сплотить свои силы для защиты торговых путей и разгрома кочевий. Это не исключало привлечения половецких сил в качестве наемников для достижения политических целей. Степь оказалась расколотой на «сферы влияния» киевских, черниговских, галичских и других князей.

В конце XII в. отношения с половцами стабилизируются, однако это вовсе не означает отказа ханов от традиционной политики грабежа, которая продолжалась вплоть до монголо-татарского нашествия, когда они были изгнаны из причерноморских степей.

Таким образом, Древнерусскому государству выпала трудная задача десятилетиями сдерживать натиск половецких орд, которая усложнялась отсутствием единой степной политики у русских князей. И все же Русь сумела в сложной военно-дипломатической борьбе удержать контроль над лесостепной пограничной полосой и позиции на торговых путях по Волге, Дону, Днепру. Играя ведущую роль в степи, Древняя Русь оказывала большое влияние на судьбы народов Северного Причерноморья и политику стран, связанных с этим регионом. Выстояв в тяжелой борьбе со Степью, Древнерусское государство ценой огромных жертв заслонило от кочевых воинственных народов цивилизацию средневековой Европы, приняв на себя главный удар «степняков».

XIII в. стал для Руси временем еще более тяжелых испытаний. На первый план выдвинулась борьба за независимость и сохранение государственной самостоятельности. С Запада начались планомерные и продуманные крестовые походы, направляемые папской курией. Ударной силой выступало немецкое рыцарство с его знаменитым лозунгом «натиска на Восток», который поддержали и другие государства Европы.

Северо-западные русские земли столкнулись со странами Северной Европы, Южная Русь – с открытым наступлением стран Центральной Европы. Когда в конце XII в. «натиск на Восток» достиг Вислы, сопротивление местного населения вынудило рыцарей создать второй плацдарм для вторжения в Прибалтику и на Русь, ибо богатые земли и развитая торговля сулили большие доходы. В 1202 г. здесь был учрежден Орден рыцарей-меченосцев, который в 1237 г. объединился с Тевтонским орденом, обосновавшимся в Восточной Пруссии.

Завоеванные земли раздавались духовенству и вассалам. Местное население обязывалось содержать своих господ, принимать католичество, участвовать в военных мероприятиях. Основанные завоевателями города (Рига, Ревель) быстро росли и богатели, паразитируя на посреднической торговле и беспощадном угнетении местного населения.

Древняя Русь, несмотря на политическую раздробленность, оставалась единственной силой, способной остановить этот «натиск». Положение усложнилось в связи с тем, что на Востоке началось нашествие монголов. Так, в сражении с татарами на р. Калке (1223 ) погибла отборная часть русского войска.

Объединение двух орденов, союз их с датскими крестоносцами, наступление шведских рыцарей на финские племена с перспективой похода на Русь на фоне монголо-татарского разгрома и покровительства Рима означало смертельную опасность для самого существования Древней Руси.

Опираясь на поддержку Рима, используя политику шантажа и раскола, Орден оказывал влияние на боярских правителей Пскова и Новгорода, склонных ставить свои экономические интересы выше общерусских политических.

Основная тяжесть борьбы с агрессией католического Запада пала на долю новгородского князя Александра Ярославича. Несмотря на молодость, он вполне осознавал масштабы нависшей опасности, действовал активно и энергично: укрепил границу, установил союз с угро-финским населением Ижорской земли против шведов. Именно старейшина этой земли Пелгусий дал знать о начавшемся летом 1240 г. вторжении шведов во главе с ярлом Ульфом Фаси и зятем короля Биргером. Летом 1240 г. князь Александр блестящей победой на берегах Невы остановил шведское вторжение. За это сражение он получил почетное прозвище «Невский». Однако вскоре из-за конфликта с новгородским вече князь был вынужден покинуть город.

В этом же году активизировались рыцари Ордена: захватили Изборск, Псков (благодаря предательству верхушки города и посадника Твердилы), основали крепость Копорье как опорный пункт для дальнейшей агрессии. Угроза нависла непосредственно над Новгородом. Под давлением горожан Александр Невский был возвращен на княжеский престол. С помощью Владимиро-Суздальской дружины он разрушил крепость в Копорье, освободил Псков и в апреле 1242 г. разгромил основные силы рыцарей на Чудском озере.

«Натиск на Восток» был остановлен, Северо-Западная Русь была спасена. В последующие десятилетия . против нее предпринимались лишь единичные и в общем безуспешные попытки нападений со стороны и немцев, и шведов.

Сложно и противоречиво складывались в XIII в. русско-литовские отношения. Русские летописи сообщают о частых нападениях литовцев на русские земли, грабежах и захватах пленных. Особенно активным был Миндовг, ставший правителем в 1238 г. Жертвой экспансии оказались земли Полоцкого княжества. Ни женитьба Александра Ярославича на полоцкой княжне Александре в 1239 г., ни демонстрация поддержки ее семье не спасли Полоцк от литовцев.

В результате к Литве перешла вначале западная часть Полоцкого княжества (Черная Русь), а позже остальные его земли, а также север Волыни. Александру Невскому не удалось помешать усилению Литвы, но он сумел положить конец регулярным набегам отрядов литовцев на пограничные территории, построив ряд укреплений по р.Шелони, которые защитили земли Новгорода и Пскова. В начале 60-х гг. XIII в. противоборство с Литвой сменилось кратковременным с ней союзом, когда Миндовг разорвал все отношения с Римом и рыцарями и заключил договор с Александром. Этот союз, весьма перспективный, не получил развития из-за смерти Миндовга и двух его сыновей.

Юго-западные земли Руси в XIII в. стали объектом притязаний со стороны венгерских и польских феодалов. Заручившихся поддержкой папской курии, они предприняли попытку захватить Галицко-Волынское княжество. Летом 1245 г. рыцарское войско выступило в поход. Борьбу против интервенции возглавил князь Даниил Романович. Решающее сражение произошло под Ярославом, где крестоносцы потерпели сокрушительное поражение.

Вековая борьба Руси с кочевниками степей в XIII в. вылилась в смертельное противостояние с ордами Чингис-хана, а затем Бату-хана. Впервые новый грозный враг нанес поражение русским дружинам в 1223 г. в сражении на р.Калке, когда русские князья откликнулись на просьбу половцев о помощи против «великого и свирепого народа». Из-за отсутствия единства и согласованности действий русских князей их дружины понесли огромные потери. По словам летописца погибло 6 князей, а из 10 воинов вернулся один.

Массовая гибель профессиональных воинов обескровила княжеские дружины, подорвала военную мощь русских княжеств, ослабила перед внешними врагом, посеяла страх в сердцах перед неизвестным страшным народом. Однако «железные псы» Чингис-хана – полководцы Джэбэ и Субэдэ, ослабленные сражением не пошли на Русь, а вернулись в степи, и лишь через полтора десятка лет вновь появились на русских границах во главе с внуком Чингис-хана Бату-ханом.

Стерев с лица земли Волжскую Булгарию, покорив народы Поволжья, оттеснив на запад половцев и алан, орды Батыя осадили осенью 1237 г. Рязань . Получив отказ на оскорбительные требования десятой доли во всем – «в людях, и в коних, и в князех», монголы после шестидневной осады уничтожили город, где погибла и княжеская семья. Отряд Евпатия Коловрата, пришедший на помощь из Чернигова, вел партизанскую войну с монголами до полной своей гибели, вызывая у врага восхищение мужеством и отвагой.

Политические распри не позволили объединить силы князей для отпора вражеским ордам, и десятки цветущих городов Северо-Восточной Руси пали в неравной и ожесточенной борьбе один за другим: Владимир, Суздаль, Москва, Коломна и многие другие были варварски разграблены и опустошены.

В марте 1238 г. произошла решающая битва на р. Сить, где была «сеча зла». В результате полки Владимирского князя Юрия Всеволодовича были уничтожены. Однако и монгольские силы были сильно подорваны. Измотанные упорным сопротивлением русичей, они остановили свой натиск и после взятия Торжка не пошли на цветущий и сильный Новгород, Монголы, удовлетворившись выкупом, оттянули свои рати на юг, в степь, опасаясь оторваться от баз. Часто главную причину их действий видят в приближавшейся весенней распутице. Однако немалую роль играла и очевидная непригодность новгородских земель для кочевого хозяйства.

Уходя на юг, монголы, повсюду встречая сопротивление, опустошили и разорили почти все юго-восточные русские земли. Особенно прославился упорным семинедельным сопротивлением врагу маленький Козельск с десятилетним князем во главе, вероятно, погибшим вместе с другими защитниками и населением. Союзные Руси половцы во главе с ханом Котяном успели откочевать в Венгрию.

Весной 1239 г. опустошению подверглась Юго-Западная Русь. Разорив тюркский оборонительный пояс, монголы после десятинедельных непрерывных боев захватили Киев (ноябрь 1240 г.). Последние его защитники погибли под развалинами Десятинной церкви. Осталось в веках имя воеводы Дмитра, возглавлявшего оборону Киева. За храбрость и воинскую доблесть ему была даже сохранена жизнь. Вслед за Киевом пали столичные города Галич и Владимир.

Не остановили монгольские рати и объединенные русско-польские и русско-венгерские силы. Но разгромив русские княжества, монголы были и сами значительно ослаблены ожесточенным сопротивлением народов. Не имея прочного тыла, они опасались углубляться на запад, тем более, что народы Польши, Чехии, Венгрии, Словакии, Трансильвании тоже оказали героическое сопротивление, отстаивая свою независимость. Обескровленные на Руси орды Бату-хана и здесь несли большие потери. В 1242 г. он вынужден был прекратить поход на Запад, «к последнему морю». Удобным поводом для возвращения в степь послужила смерть Великого хана Угедея. Бату-хан вывел свои войска в низовья Волги, где основал Золотую Орду со столицей в Сарае.

С 1243 г. русские князья вынуждены были получать санкцию хана на княжение, систематически посещали Сарай и Каракорум. Ярлык на великое княжение был удобным способом для стравливания русских князей, позволял держать под контролем политические процессы на Руси, не давая возможности усиления кому-либо из них. В 1257 г. монгольские «численники» переписали население и установили нормы и объемы выплаты дани. Перепись, сопровождавшие ее злоупотребления и насилия монгольских чиновников вызвали взрыв возмущения в народе, и по землям прокатилась волна народных восстаний, жестоко подавляемых не только монгольскими карательными отрядами, но и собственными правителями. В течение второй половины XIII в., помимо мелких грабительских набегов были предприняты и крупные карательные экспедиции против русского населения.

Монгольское нашествие и его последствия практически единодушно оцениваются как страшное бедствие, один из наиболее тяжелых периодов истории страны. В ходе опустошительных походов Батыя на Северо-Восточную и Южную Русь цветущие земли превратились в руины и пустоши, тысячи людей угнаны в рабство, уничтожены культурные ценности, истреблено население.

Особенно пострадали города. Согласно данным археологов, из известных 74 городов Руси 49 было разорено, в 14 жизнь не возобновилась, а 15 превратились в села. Прекратилась передача секретов ремесленного мастерства по наследству, произошло его огрубение и опрощение. Некоторые виды ремесел исчезли навсегда или надолго. Упадок переживала торговля.

Были подорваны международные связи, начался длительный период изоляции Руси от Европы. В то же время возрастает влияние Орды и оно затрагивает все сферы жизни русских княжеств. Гибель значительной части профессиональных воинов (князей и дружинников) подорвала военный потенциал Руси. Несколько меньше пострадало сельское население, которое имело возможность укрываться от монгольских отрядов в лесах, выживало в тяжелейших условиях и сохраняло этнические традиции и формы жизни.

Значение монгольского нашествия в истории Руси определяется еще и тем, что в сложившихся здесь феодальных отношениях стали развились традиции восточного деспотизма. Вассально-дружинные отношения были заменены подданническими. Раздавая князьям ярлыки на княжение, золотоордынские ханы превращали их не в вассалов, а в подданных «служебников». Князья в свою очередь стремились распространить подобный тип отношений на местную знать, дворян, дружинников. Успеху этой политики способствовало то, что в ходе нашествия погибло большинство рюриковичей, старших дружинников – носителей традиций киевского вассалитета.

Ордынское иго оказало большое влияние на культуру русского народа, способствовало смешению части монголов и населения Северо-Восточной Руси, стимулировало языковое заимствование прочно укоренившегося языкового ряда. Но признавая это влияние, важно иметь в виду, что оно не стало определяющим и доминирующим. Великорусский этнос, его язык и культура в целом сохранили свои качественные характеристики.

Культура русских земель

Усиление территориально-цивилизационных различий на Руси сопровождалось культурной регионализацией русских земель. Одновременно шел процесс культурной дифференциации. В разных центрах происходило развитие различных отраслей культуры, накапливались художественно-стилевые различия между регионами. Неодинаковой была ментальность «безмолвствую­щего» большинства.

Это было обусловлено социоприродными и геополитическими особенностями развития русских земель, местными культурными традициями и кантактами с другими народами, не входившими в ареал православного мира.

В ХII-ХIII вв. на Руси выделялись три культурных центра – Киев, Новгород и Владимир-Залесский. Создание в этих городах мощных культурных комплексов свидетельствовало о стремлении киевских и владимирских князей, а также новгородской знати усилить культурно-идеологическую опору своей власти в претензиях на общерусское политическое первенство.

Важнейшим элементом русской культуры был фольклор. Продолжал развиваться общерусский героический цикл былин о богатырях. Однако при этом усиливаются жанровые особенности былин, появляются образы местных богатырей, оформляются региональные отличия в напевах. Борьба с монголо-татарским нашествием придела былинному эпосу второе дыхание. Оплотом борьбы с татарами в нем становится Киев, эпический центр Земли Русской, где православные богатыри сплотились вокруг Владимира Красное Солнышко. Главной темой былин становится борьба за сохранение единства русских земель.

В отличие от общерусского героического эпоса новгородские былины (о Садко, Василии Буслаеве) воспевали не воинские доблести и подвиги во имя защиты Руси и веры, а поэтизировали жизнь Господина Великого Новгорода (крупного торгового центра) и буйные нравов вечевой республики. Содержание этих былин было далеким от христианских аскетических идеалов, в них гораздо сильнее просматривались мотивы языческих веселий. Смысл прославления родного города гость Садко видит в добывании богатства. В этом начинании он проявляет смелость, находчивость, музыкальный дар, использует помощь языческих сил. Еще более далек от христианских идеалов купеческий сын Василий Буслаев, предводитель городской вольницы, чьи удальство и произвол не сдерживаются ни традициями, ни христианской моралью. Вместе с тем его бессмысленная гибель во время паломничества в Иерусалим звучит фактическим осуждением буйного нрава и образа, характерных для языческого разгула страстей.

Ментальное многообразие русской культуры предопределило кризис общерусского самосознания. Особенно наглядно это проявилось в литературных памятниках эпохи «феодальной раздробленности». Нарушилась летописная традиция, основанная на единстве темы, связанной с общерусской проблематикой. Проблемы, поднимаемые в летописях, стали носить чисто местный характер. Созданный в Выдубицком монастыре на рубеже ХII-ХIII вв. летописный свод, претендовавший на общерусский характер, тем не менее, явно замыкался на собственно киевские проблемы, показывая Киев центром русских земель. Характерным в этом плане выглядит новгородское летописание, в котором детально, строго соблюдая хронологию, описываются местные события. При слабом интересе к общерусским проблемам летописи содержат массу частных подробностей, достаточно полно передающих колорит новгородской жизни.

Важным летописным центром Руси XII–XIII вв. была Галицкая Земля. Галицко-Волынская летопись осуждает местную «лживую» и «завистливую» боярскую оппозицию. Летописец в яркой художественной форме, часто нарушая последовательность событий, создает на фоне непрекращающихся смут и бедствий идеализированный образ Даниила Галицкого, поэтизируя сильную княжескую власть.

В Северо-Восточной Руси во второй половине ХII в. по указанию Андрея Боголюбского началось составление Владимирского летописного свода. В нем летописец, выступая поборником сильной княжеской власти, обосновывает авторитет Владимира как центра всех русских земель. Формирование авторитарной ментальности в Северо-Восточной Руси нашло отражение в летописи в виде многочисленных поучений, а также рассказов о знамениях и видениях.

В большей степени общерусский характер носят литературные памятники, основной формой которых в это время выступает церковная учительская литература. Традиции Иллариона продолжали Климент Смолятич (второй по происхождению русский митрополит), Авраамий Смоленский, Кирилл Туровский. Следуя канонам византийского красноречия, что свидетельствовало о высоком уровне их духовно-богословского образования, они придавали своим произведениям яркую, самобытную форму, используя народную речь и образы. Их произведения были написаны с учетом особенностей ценностно-рационального стиля мышления славянского населения Руси, в котором сочетались развитое воображение с натуралистической конкретностью. Поэтому в своих проповедях церковные литераторы широко использовали аллегории, образно-символичес­кое толкование священного писания. Так, аллегорические толкования евангельских притч сближало их с народными загадками, разгадки которых требовалось не столько угадывать, сколько знать.

Значение работ первых православных проповедников духа состояло в том их они содействовали не только популяризации истинного православия, но и усвоению его основ на уровне подсознательного. В процессе становления православной культуры Руси того времени это играло большую роль, поскольку духовная деятельность основной массы проповедников с низкой богословской образованностью приводила к вульгаризации христианских ценностей и символики в массовом сознании.

Широкое распространение на Руси получил Киево-Печорский Патерик, сборник поучений и рассказов по истории монастыря, житийных повествований о его монахах. Богатство содержания, не перегруженного отвлеченными богословскими рассуждениями, яркий образный язык сделали Патерик популярным во всех древнерусских княжествах, одной из наиболее читаемых книг во всех слоях достаточно образованного русского общества. Основная мысль произведения сводилась к необходимости нравственной, праведной жизни в мире житейских искушений. В Патерике высоко оценивалась роль духовного страдания и его очистительной силы.

Популярным жанром на Руси были «Хождения» по святым местам, в которых передавались впечатления о посещении религиозных святынь в Иерусалиме, Константинополе, на Афоне. Наряду с религиозными переживаниями в них подробно рассказывалось о святых реликвиях, одно упоминание о которых вызывало у автора духовное наслаждение. Особое внимание привлекало художественное совершенство увиденного, например, скульптуры, которая на Руси практически не встречалась.

Крупнейшим произведением светской литературы было «Слово о полку Игореве», написанное в ХII в. Это было настолько оригинальное и совершенное в художественном отношении произведение, что до сих пор существуют сомнения о том, мог ли древний автор вообще написать его, не является ли «Слово» литературной подделкой более поздней эпохи.

В основу произведения лег неудачный поход на половцев новгород-северского князя Игоря Святославича и его пленение. Не оспаривая сложившегося политического разделения русских земель, автор «Слова» акцентирует внимание на общих корнях и духовном единстве русского народа. Это позволило ему не только придать «Слову» общерусское звучание, но и воссоздать цельный поэтический образ Руси того времени. В произведении широко используется славянская языческая символика, фрагменты из древних мифологических сказаний. В «Слове» много «тюркизмов», свидетельствующих о широких культурных контактах православного мира со «Степью», но в основе лежит православное осмысление событий и понимание нравственности.

С нашествием монголов связано было появление патриотически-духовной литературы («Слово о погибели Русской Земли», «Повесть о разорении Рязани Батыем»). Авторы посредством ее стремились передать героику борьбы русского народа за землю и веру. Книжники того времени канонизировали образ идеального князя, сильного, храброго, «прекрасного видом», добродетельного, благочестивого и мудрого, что, по их мнению, являлось, непременным залогом освобождения Руси. Не меньшее значение придавалось созданию в литературе образа идеального пастыря, аскета, воплощавшего духовную силу и красоту, способного пересилить любую беду.

В целом книжный мир русской культуры был большим и разнообразным: по подсчетам исследователей на Руси обращалось около 140 тыс. книг сотен наименований.

Регионализация русской культуры нашла широкое отражение в градостроительстве. К этому времени уже были синтезированы языческие и христианские представления о сакральном характере города, его укреплений и святынь. Так, в магическом восприятии городской стены особое значение придавалось воротам. Они были разрывом в замкнутой защитной цепи, поэтому над воротами, как правило, возводились надвратные церкви, а святые, которым посвящалась церковь, считались покровителями и охранителями ворот.

Священным центром города был храм, который почти всегда строился на месте древнего капища и находился в детинце. Возле него проходили вечевые собрания, в нем хранилась городская казна и наиболее важные городские атрибуты. Города часто назывались по имени главного собора: Новгород и Киев – «домом Святой Софии», Псков – «домом Святой Троицы», Москва – «домом Пресвятой Богородицы». Поэтому горожане до последней капли крови защищали в первую очередь свои храмы. В период политических междуусобиц единоверный враг, напротив, проявлял греховное стремление разрушить главный храм своего противника, чтобы лишить город божественного покровительства.

В городской архитектуре утвердились придворно-княжес­кий, епископский жанр. На княжеских дворах строились компактные кубические храмы, обязательно увенчанные одной главой. Они выполняли роль придворной церкви и были рассчитаны на ограниченное число прихожан – княжескую семью и дворцовую челядь. Этот жанр свидетельствовал о снижении в этот период вселенского и общерусского символического значения архитектуры.

Новая архитектура отличалась большим разнообразием, где ярко проявлялись местные культурные особенности. Новгородский архитектурный стиль отличался монументальной строгостью, соборным демократизмом, простотой форм и украшений. Заказчиками архитектурных сооружений в Новгороде часто выступали бояре, купцы, уличанские общины. Они ориентировали зодчих на быстрое, массовое и относительно дешевое строительство. В результате сложился неповторимый культурный ландшафт, в котором в темной гамме городских деревянных построек Новгорода, Пскова и других северных городов светлыми цветовыми пятнами возникают каменные боярские палаты и церкви.

В поисках новых художественных форм в Юго-Западной Руси, расположенной в контактной зоне православного и католического миров, происходило соединение византийско-славянской традиции с романо-германской. Это нашло отражение в переработке крестово-купольной системы верхней части храмов в башеннообразную, что было неизвестно византийскому зодчеству. В городах Галицко-Волынского княжества формировалась иная цветовая гамма: на фоне побеленных жилых домов высились дворцовые и храмовые здания из красной кирпичной плинфы и розоватого известняка.

Особенно интенсивным было градостроительство во Владимиро-Суздальском княжестве. Здесь работали крупные строительные артели, состоящие из местных, галицких и европейских мастеров. Архитектурный стиль Северо-восточной Руси также испытывал влияние романской культуры, отличался парадностью, изысканностью, великолепием декора. (Успен­ский собор и «Золотые ворота» во Владимире, дворец в Боголюбове, шедевр мировой архитектуры – церковь Покрова на Нерли).

Существенные изменения происходили в живописи, которая все боле стала приобретать национальные формы. Это нашло выражение в «славянизации» ликов святых, отходе от византийских канонов композиции, усилении плоскостности художественного образа. Например, наряду с классическим образом Богоматери Владимирской (византийская икона XII в.) появились иконографически близкие к ней, но стилистически оригинальные местные варианты «Спаса» (иконы Богородицы Белозерской, Богоматери Умиление и др.), авторы которых пытались самостоятельную эстетическую трактовку сложной духовной темы.

Национально-православные мотивы отчетливо проявлялись в художественных рельефах и скульптуре, пришедших на Русь в основном из европейской (романской) культуры. Но если там упор делался на устрашение загробными муками, силами зла, на Руси на первый план выдвигалась тема победы добра над злом. В свободном сочетании растительных, зооморфных и антропоморфных форм орнамента отражалось образное возрождение в христианизированном виде древнерусского фольклорного сознания, основанного на гармонии человека со Вселенной.

В целом древнерусская культура в условиях территориального разнообразия форм и направлений сохраняла свою целостность и яркость. Расширяя свой ареал, православная культура преодолевала язычество, одухотворяя его главные этические и эстетические ценности (чувство единения с природой, поэтику природы и художественного творчества). Стал складываться новый культурный архетип, основу которого составляли ценностно-рациональный стиль мышления и нравственно-эстетичес­кая сторона духовной деятельности, что являлось важным фактором национальной самоидентификации русского общества.

Накануне татаро-монгольского нашествия Древняя Русь была достаточно развитым в культурном отношении регионом христианского мира.

 

4. СТАНОВЛЕНИЕ РОССИЙСКОЙ (ЕВРАЗИЙСКОЙ) ЦИВИЛИЗАЦИИ:

МОСКОВСКАЯ СУБЦИВИЛИЗАЦИЯ

 

4.1. Проблемы изучения истории России хiv-хvii вв.

 

Особенности Московской субцивилизации – Образование Московского государства – Роль монголов на Руси – Влияние Византии на Россию – Происхождение крепостного права – Смута начала XVII в. – Особенности политического режима – Специфика «нового периода» русской истории – Сущность крестьянских войн.

 

Особенности Московской субцивилизации

Некоторые историки полагают, что татаро-монгольское нашествие привело к гибели Древнерусской (славяно-европейской) цивилизации и формированию новой, Российской (евразийской) цивилизации. Однако большинство ученых склоняется к мнению о том, что в том ареале, который называется Россией, смены цивилизаций не произошло и поэтому историю России с древнейших времен до наших дней они рассматривают как единый цивилизационный процесс.

Еще в ХIХ в. К.Леонтьевым была разработана концепция восточно-христианской (византийской) культурной «прописки» Российской цивилизации. Согласно этой концепции Россия является «преемницей» Византии в силу их религиозного единства. При этом современные авторы обращают внимание на то, что именно в эпоху Московского царства, т.е. после падения Константинополя, Россия становится если не «преемницей», то во всяком случае «наследницей» Византийской цивилизации, превращаясь из «дочернего» ее филиала в самостоятельную Российскую цивилизацию.

В 20-30 гг. ХХ столетия возникла евразийская концепция цивилизационного развития России, начиная с ХIV-ХVI вв. Ее представители отмечали, что громадные пространства России, расположившейся в двух частях света, накладывали отпечаток на историческое ее своеобразие. Специфику Евразийской цивилизации они усматривали в синтезе западных и восточных элементов в культурном мире России. Важное место в евразийской концепции цивилизационного развития России отводилось идеократическому государству как верховному хозяину, обладающему исключительной властью и сохраняющему тесную связь с народными массами. Своеобразие Российской цивилизации виделось также в том, что социальным субстратом ее государственности выступала единая многонациональная евразийская нация.

По мнению А.Ахиезера, Россию ХIV-ХVII вв. следует относить к традиционной цивилизации, которой присуще господство статичного типа воспроизводства, нацеленного на поддержание общества, всей системы социальных отношений, личности в соответствии с некоторым идеализирующим прошлое представлением.

Ряд исследователей полагают, что Россию, начиная с эпохи Московского царства, следует причислять к восточной цивилизации, определяющими чертами которой являются неразделенность собственности и административной власти; деспотическое господство; подчинение общества государству, отсутствие гарантий частной собственности.

Однако многие историки рассматривают Россию в качестве самостоятельной цивилизации, но при этом подчеркивают, что в ХIV-ХVI вв. в ее развитии произошли, с одной стороны, существенные цивизизационные изменения по сравнению с эпохой Древней Руси. С другой стороны, усилились цивилизационные различия между Россией и Западом. Если в Древнерусской цивилизации системообразующим фактором было, как и в Западной Европе, христианство, то в Московской субцивилизации таким фактором становится государственность. Если Древняя Русь была традиционным обществом (как и западноевропейское того времени) и ее цивилизационной основой являлся эволюционный тип общественного развития, то в эпоху Московского царства Россия перешла на мобилизационный вариант развития.

Цивилизационный сдвиг в Западной Европе в ХIV-ХVI вв. был связан с тем, что вместо католицизма доминантной формой социальной интеграции стал либерализм, эволюционный тип развития уступил место инновационному. Западноевропейское общество из традиционного постепенно стало превращаться в инновационное. Россия же в это время перешла от традиционного общества к мобилизационному, а ее цивилизационной «матрицей» стала государственность.

В современной литературе к наиболее часто выделяемым признакам Московской субцивилизации относят самодержавную форму государственной власти, или, как определил этот тип власти еще в конце ХIХ в. историк М.Довнар-Запольский, «вотчинное государство»; незначительный объем экономической и политической свободы; подчинение общества государству; православие; коллективистскую ментальность.

При рассмотрении вопроса о специфике Московской субцивилизации отдельные исследователи большое значение придают геополитическому фактору. По их мнению, непрерывная военная угроза со стороны Западной Европы требовала постоянных мобилизационных усилий со стороны государства как в области хозяйственных, так и социальных отношений. Постоянное вмешательство государства в хозяйственную жизнь общества сопровождалось закрепощением сословий.

В связи с этим отмечается, что российская государственность развивалась на манер азиатских деспотий, и это подкреплялось этатизированным православием, что привело к своеобразному растворению общества в государстве. Российское государство из геополитических и религиозных соображений стремилось к автаркии, проводя политику «закрытых дверей» по отношению к Западной Европе. Стремясь «обезопасить» себя от влияния Запада, российская государственность способствовала усилению цивилизационного своеобразия России.

Образование Московского государства

Образование Московского государства, или объединение русских земель вокруг Москвы, привлекало внимание уже средневековых писателей. Летописцы московской ориентации рассматривали власть Московских князей, а затем царей как преемников власти великих князей владимирских и киевских. Объединение русских земель в XIV–XVI вв. вокруг Москвы представлялось ими в качестве «законной» политики «собирания» московскими князьями своих «вотчин». Летописцы независимых княжеств и земель, вошедших в состав Московского государства (Новгород, Псков, Тверь), напротив, усматривали в этих процессе «злое лукавство» Ивана Калиты и его потомков.

Русские историки-монархисты видели в объединении русских земель вокруг Москвы возрождение «Государства Российского» и, главное, восстановление монархического принципа государственной власти, который, как полагали они, существовал на Руси еще в киевские времена (В.Н.Татищев, Н.М.Карамзин). Распад российского государства, по их мнению, был преодолен, благодаря прежде всего «умной» внутренней и внешней политике московских князей, среди которых Ивана III они считали «идеалом государя». При этом обращалось внимание также на выгодное географическое положение Москвы, упадок Владимира после нашествия Батыя и перенос в Москву в начале ХIV в. митрополичьей кафедры из Владимира (Н.Станкевич).

Историки-государственники объединение русских земель вокруг Москвы и образование Российского государства считали закономерным, «органическим» результатом победы прогрессивного государственного начала над началом родовым (К.Кавелин, Б.Чичерин, С.Соловьев). Объединительные процессы на Руси, по их мнению, ускорялись особенностями географического положения и природными условиями страны, которые предопределяли необходимость постоянной борьбы со Степью, в частности с татаро-монголами, и развитие колонизационного движения населения по Восточно-Европейской равнине. В таких условиях государство выступало в роли организатора обороны и стягивало отдельные части страны, слабо связанные между собой, в единое целое.

По мнению В.Ключевского, образование российского государства явилось результатом как труда народа по колонизации страны, так и усилий князей по «собиранию» земель под властью Москвы.

П.Милюков считал, что политическое объединение Руси происходило не «органическим» путем, а, напротив, вопреки внутреннему ее развитию. Поэтому объединение русских земель при отсутствии материальных предпосылок не «снизу вверх», а «сверху вниз», при ускоряющей роли великокняжеской власти.

Советские историки рассматривали объединение русских земель вокруг Москвы как процесс образования русского централизованного государства. Опираясь на теорию общественно-экономических формаций, они полагали, что этот процесс в России протекал также, как и в странах Западной Европы. Главную причину образования русского централизованного государства историки усматривали в возникновении экономических связей между отдельными русскими землями и княжествами, в развитии феодальных отношений и обострении классовой борьбы (Л.Черепнин).

Однако в советской историографии была и несколько иная точка зрения, с обоснованием которой выступил А.Сахаров. Исследователь подчеркивал, что ни о каких развитых хозяйственных связях между русскими землями в ХIV-ХV вв. говорить не приходится, поэтому в России в отличие от Запада вначале произошло политическое объединение и лишь затем экономическое. Историк в связи с этим предложил отказаться от термина «русское централизованное государство» применительно к эпохе Московского царства, предложив взамен другое понятие «единое российское государство». По его мнению, это понятие отражает, во-первых, то, что возникшее государство было многонациональным, а во-вторых, то, что его нельзя называть централизованным, поскольку никакой экономической интеграции в это время не произошло. Оставаясь в рамках формационного подхода, А.Сахаров считал, что единое российское государство возникло не на предбуржуазной, а на феодальной основе. Основную причину его возникновения он видел в широком распространении условного (помещичьего) землевладения, в стремлении к закрепощению крестьян, что было возможным только в условиях политического единства страны. Другую причину образования государства историк связывал с необходимостью борьбы с внешней угрозой и, в первую очередь, с задачами освобождения от татаро-монгольского ига.

Некоторые современные историки, рассматривая особенности образования Московского государства, исходят из концепции русского историка М.Довнар-Запольского и американского исследователя Р.Пайпса, создателей концепции «вотчинного государства». В частности, Р.Пайпс полагает, что отсутствие в России феодальных институтов западноевропейского типа в значительной мере обусловили специфику Московского государства. Он считает также, что Северо-Восточная Русь была колонизирована по инициативе и под водительством князей; здесь власть предвосхитила заселение.

В последнее время в отечественной историографии был поставлен вопрос о последствиях объединения русских земель. И если в литературе предшествовавшего времени этому процессу давалась в целом положительная оценка, то в современных исследованиях высказывается мысль о том, что последствием объединения русских земель было установление не только крепостного права, но и деспотической власти московских государей, а также замедление по сравнению со странами Западной Европы темпов исторического развития (А.Зимин, Д.Альшиц, В.Кобрин, А.Юрганов).

Проблема роли монголов в русской истории эпохи средневековья относится к центральным проблемам историографии истории России.

Роль монголов на Руси

Летописцы подчеркивали разрушительный характер татарских «ратей» на русские земли начиная с Батыева нашествия. Установление ханской власти на Руси они рассматривали как кару Божью русской земле за грехи ее князей, погрязших в усобицах и смутах, а успехи русских князей в борьбе с Ордой – как неизбежную победу христиан над «безбожными» и «погаными» «царями» Орды.

Русский историк конца XVII – начала XVIII вв. А.Лызлов рассматривал взаимоотношения между монголо-татарами и Русью XIII–XV вв. в свете борьбы европейского мира, частью которого он считал русские земли, с постоянно угрожавшим ему «скифским» миром степных кочевых народов, к которым относились монголы, татары и ногаи. В свержении власти ханов над Русью при Иване III он видел выражение неизбежности конечного торжества европейского христианского мира над миром «скифским».

Взгляд на монголо-татарское завоевание как на бедствие для Руси, сложившийся в летописный период развития отечественной историографии, в целом был воспринят последующими поколениями российских историков. Однако вопрос о характере и степени воздействия монголо-татар на русскую историю и на народную жизнь разными историками решался по-разному.

Так, И.Болтин (конец XVIII в.) первым подчеркивал, что воздействие монголо-татар на покоренные ими страны, в том числе и на Русь, было незначительным. Противоположную мысль высказал в 1822 г. А.Рихтер, по мнению которого это влияние было настолько серьезным, что русский народ вообще превратился в «народ азиатский», «нравы ожесточились» под воздействием ордынского деспотизма, а военное дело, право, культура и язык подверглись существенным изменениям. Наконец, Н.Карамзин первым из историков высказал мысль о наличии определенных положительных для Руси последствий власти орды, благодаря которым была якобы быстрее изжита раздробленность, возродилась монархия, а Москва была, по его мнению, «обязана своим величием хану».

Эти точки зрения стали в историографии последующего времени основополагающими в оценке роли монголо-татар в истории Руси. Большинство историков разделяло точку зрения, согласно которой монгольское влияние на страну было невелико, а разрушения и грабежи, чинившиеся ханами – не столь уж значительными (С.Соловьев, В.Ключевский, С.Платонов и др.). Напротив, Н.Костомаров, В.Леонтович, В.Сергеевич указывали на значительность этого влияния главным образом на русское право и на формирование «единодержавия». Попытку более конкретного рассмотрения этих последствий предпринял К.Бестужев-Рюмин, который разделил их на «прямые» (убийства, разрушения и т.д.) и «косвенные» (задержка культурного развития Руси и ее отрыв от европейской цивилизации), причем последнее он считал главным.

После октября 1917 г. и гражданской войны в России среди части историков-эммигратов зародилось с 1921 г. евразийское направление (Н.Трубецкой, П.Савицкий, Г.Вернадский и др.; «последним евразийцем» называли Л.Н.Гумилева). Суть воззрений евразийцев выразил в 1927 г. Н.Трубецкой: «Национальным субстратом того государства, которое прежде называлось Российской империей, а теперь называется СССР может быть только вся совокупность народов, населяющих это государство, рассматриваемое как особая многонародная нация и в качестве таковой обладающая особым национализмом. Эту нацию мы называем евразийской, ее территорию – Евразией, ее национализм – евразийством». По мнению евразийцев, Чингисхан выполнил историческую задачу объединения Евразии в рамках своей империи, одним из улусов которой стала Русь. В дальнейшем Русь переняла «монгольскую государственную идею» (хотя и получившую иное, «христианско-византийское обоснование») и взяла на себя дело возрождения единой Евразии, итогом чего стала «замена ордынского хана московским царем с перенесением ханской ставки в Москву» (т.е. Москва – не «третий Рим», а второй Сарай). Евразийцы подчеркивали значительность влияния монголов на русскую культуру, благоприятный ее характер и высказали мысль о защите монголами Руси от европейской агрессии. Само монголо-татарское иго на Руси Л.Гумилев отрицал, считая его позднейшей выдумкой, появившейся с конца XVI в.

С критикой евразийства выступил еще в 1930 г. историк-эмигрант В.Рязановский, указывавший на неправомерность преувеличения роли монголов в русской истории и в то же время считавший, что монгольская власть задержала Русь в культурном развитии, способствовала огрублению нравов, а влияние этой власти проявилось на Руси прежде всего «в создании обстановки подчинения силе, в раболепстве низших перед высшими и сильными».

В работах советских историков 30-50-х годов содержатся идеи, представлявшие собой дополнительное обоснование точки зрения, согласно которой монгольское влияние на Руси было незначительным. Так, вывод Б.Владимерцева о кочевом феодализме предполагал невозможность такого влияния на хозяйственный строй русских земель, а вывод А.Якубовского об эклектичности, несамостоятельности золотоордынской культуры – о невозможности сколько-нибудь серьезного воздействия ее на русскую культуру. Б.Греков и А.Насонов подчеркивали, что никакого ускоряющего воздействия на объединение Руси Орда не оказала, напротив, всячески старалась его задержать.

В трудах советских историков 60-80-х годов (М.Сафаргалиев, В.Каргалов, В.Егоров) подчеркивалось, что взаимная борьба составляла основное содержание отношений между русскими землями и Ордой, а отсутствие непосредственных контактов между жителями русских поселений и кочевниками степи – татарами и ногаями – затрудняло диалог культур.

Влияние Византии на Россию

Влиянию Византии на Россию посвящена обширная светская и духовная литература. Так, А.Тойнби считал, что Византия и Россия образуют одну и ту же цивилизацию – православно-христианскую, в которой Русь получила христианство из Византии «как подарок высшей цивилизации». Многие ученые считают, что Россия не выводима только из Византии и не сводима только к Византии, но она также и не объяснима без Византии. Это историческое явление вполне вписывается в концепцию испанского философа Марияса, который ввел понятие «сыновства» как синонима «несводимости» при преемственности.

Существует также теория «культурной эстафеты» (А.Андрушкевич), которая объясняет культурную преемсвенность даже при спорном «сыновстве». В этом смысле можно утверждать, что Россия непосредственно переняла и несет дальше культурную эстафету Византии в новых исторических условиях, при собственных творческих дополнениях и изменениях. Однако при этом остается в научной литературе открытым вопрос о причинах возможности «перенятия» этой культурной эстафеты.

Одни исследователи считают, что византинизм оказал влияние на Россию только в церковно-религиозной и духовно-нравственной сферах, другие полагают, что византийское влияние обнаруживается также в политической области, в плане отношений государства и церкви, государства и общества, государства и человека. Так, В.Ключевский, сравнивая византийское и западное влияние, писал, что греческое влияние, захватывало все общество, но не все стороны его жизни. Византийское влияние, по его мнению, руководило в первую очередь религиозно-нравственной жизнью русского народа. Запад оказывал влияние прежде всего на «тонкий» государственно-политический слой общества, захватывая его целиком.

В научной литературе существуют также различные оценки влияния византийской духовности на Россию, характера и времени этого влияния. Например, К.Леонтьев и некоторые славянофилы (А.Хомяков, И.Киреевский) видели в византинизме не мертвый груз прошлого, а живое настоящее и будущее и положительно оценивали византийское влияние на Россию. В.Соловьев, напротив, открыто заявлял о своей неприязни «деспотической», «полуазиатской Византии», «чуждой русской жизни».

Некоторые исследователи обращают внимание на то, что византинизм оказывал влияние на русскую культуру через исихазм, официально признанное в 1351 г. мистическое течение в православии, представители которого считали единственным средством познания божественной истины и личного спасения молитвенное созерцание, мистическое озарение и аскетизм. Поэтому Г.Прохоров, полагает, что если византийские гуманисты стимулировали итальянское Возрождение, то византийские исихасты – Возрождение русское, иррациональное в своей основе.

Происхождение крепостного права

Происхождению крепостного права посвящена обширная литература. В XIX в. были сформулированы «указная» и «безуказная» теории возникновения крепостничества в России. Согласно «указной» теории крепостничество явилось результатом последовательной серии указов государственной власти (С.Соловьевым). Государство прикрепляло крестьян к земле прежде всего в своих интересах, чтобы для класса служилых землевладельцев и держателей земли обеспечить материальную возможность нести военную службу. Но закрепощая крестьян, государство одновременно прикрепляло к военной службе и служилое сословие. Сторонники «безуказной» теории не отрицали существования указов, прикреплявших крестьян к земле. Однако сами эти указы, по их мнению, были не причиной, а следствием уже сложившихся крепостнических отношений и лишь юридически оформляли их (В.Ключев­ский, М.Дьяконов).

В советской историографии вопрос о возникновении крепостного права в России решался с точки зрения классового подхода. По мнению советских историков, крепостничество было следствием обострения классовой борьбы в ХIV-ХVI вв. между крестьянами и феодалами-помещиками, интересы которых выражало «централизованное государство».

Смута начала XVII в.

О «смуте» начала ХVII в., ее причинах и последствиях писали уже современники. В качестве основной ее причины отмечалось насильственное «пресечение старой династии» и заточение связанных с этой династией бояр Романовых. Вина за все это возлагалась на Бориса Годунова. Смута рассматривалась как «божья кара» за все эти прегрешения, следствием чего стало самозванчество и нашествие иноземцев. Завершением Смуты они считали избрание на престол Михаила Романова.

Историки XVIII в. полагали, что Смута – эта «безумная распря шляхетских родов» – была следствием издания крепостнических законов (В.Татищев, М.Щербатов). В ХIХ в. С.Соловьев полагал, что причина Смуты кроется в общем «дурном состоянии нравственности» в стран. В Смуте он видел «борьбу между общественным и противообщественным элементом», относя к последним боярские верхи и казачество.

В историографии конца XIX – начала XX в. сложился взгляд на Смуту как на глубокий общественный кризис в стране. Историки выделяли три ее этапа – «династический», «социальный» и «националь­ный», в ходе которых в Смуту последовательно втягивались разные слои общества: вначале – боярство, затем – дворянство и, наконец, – народные низы (С.Платонов). В результате Смуты проиграли «верхи» и «низы» русского общества, победили «средние слои», что позволило восстановить российскую государственность.

Советские историки рассматривали события начала XVII в. с классовых позиций. Они отказались от термина «Смута», заменив его понятием «крестьянская война и польско-шведская интервенция». При такой характеристике исчезло понимание целостности событий в России. Акцент делался на социально-классовой и национально-освободи­тельной борьбе, а не менее важная, политическая сторона Смуты отодвигалась на второй план.

В современной отечественной историографии начался пересмотр этих представлений. В исследованиях последних лет показана неправомерность характеристики этих событий в качестве крестьянской войны (Р.Скрынникова, А.Станиславского, В.Кобрина, А.Юрганова). По мнению некоторых историков, Смута представляла собой первую в истории России гражданскую войну, происходившую в условиях иностранной интервенции. Смута, полагают они, являлась результатом глубокого кризиса в России, охватившего страну к концу XVI в., а по мере развертывания иноземного вмешательства социально-полити­чес­­кая борьба переросла в национально-освободительную.

Особенности политического режима

Значительное внимание в отечественной историографии уделялось истории политического строя России XVI–XVII вв. Особенно большая литература посвящена опричнине Ивана Грозного. С.Соловьев видел причину опричнины в противоречии между боярами, носителями старого родового начала, и дворянами, сторонниками нового государственного порядка. По мнению В.Ключевского, опричнина не имела какого-либо политического смысла и была вызвана исключительно мнительностью душевнобольного царя.

Дореволюционная историография осуждала опричный террор в России. На фоне этого резким диссонансом выглядит стремление советских историков сталинского времени оправдать действия царя, якобы руководствовавшегося высшими интересами государства.

В послесталинский период историки вновь заговорили о кровавом и ничем не оправданном опричном терроре. Однако направленность ее они раскрывали по-разному. Так, А.Зимин полагал, что опричнина была направлена против таких остатков старины, как Старицкое княжество, Новгород и самостоятельная церковь. Д.Альшиц видел в ней средство подготовки дальнейшего закрепощения крестьян. В.Кобрин и Р.Скрын­ников считали, что опричнина призвана была укрепить устои самодержавия. Но если В.Кобрин не разделял традиционной для русской историографии точки зрения об антибоярской направленности опричнины, то Р.Скрынников связывал ее со стремлением самодержавия конфисковать боярские вотчины.

Говоря о политическом устройстве России той эпохи, дореволюционные историки, как правило, подчеркивали существенную его особенность по сравнению с политическим строем западноевропейских государств. Так, славянофилы отрицали наличие в XVI–XVII вв. в России самодержавной власти и указывали на участие «земли» (земских соборов) в управлении страной. Напротив, Н.Павлов-Сильванский говорил о сходстве политического устройства России и западноевропейских стран. Это сходство он видел в существовании в России того времени сословной монархии, сменившейся затем петровским абсолютизмом.

Советские историки, разделяя мысль о принципиальной однотипности политического строя России и стран Запада, говорили о наличии сословно-представительной монархии в стране, которая при царе Алексее Михайловиче стала постепенно перерастать в абсолютизм.

В последние годы наметился пересмотр этой точки зрения. В работах последних лет отмечается, что в России, начиная с XVI в., утвердился самодержавный деспотический режим, при котором политическая роль земских соборов была незначительной, по крайней мере несравненно меньшей, чем роль соответствующих органов сословного представительства в странах Западной Европы (В.Кобрин, А.Юрга­нов).

Специфика «нового периода» русской истории

В историографии по-разному определялся хронологический рубеж между средневековой и новой Россией. До С.Соловьева началом «нового периода» считалась эпоха Петра I, когда произошло заметное сближение между русской и западной культурой, а сама страна прочно заняла свое место среди европейских держав. С.Соловьев, началом нового периода в истории России считал XVII в., когда, по его мнению, начали складываться предпосылки петровских преобразований.

В советской историографии начало «нового периода» русской истории также относили к XVII в., но важнейшими критериями его выделения считали развитие товарного производства, формирование всероссийского рынка, появление мануфактур.

Народные движения

Обширная отечественная литература посвящена крупнейшим народным движениям XVII–XVIII вв. и прежде всего восстанию под предводительством С.Разина.

В дореволюционной историографии господствовало, как правило, резко негативное отношение к этим движениям, к их участникам и предводителям, а сами движения оценивались как бунт разнузданной черни. По мнению С.Соловьева, восстание Разина – это бой, который казачество как антигосударственная (анархистская) сила дало государству.

В советской историографии, начиная с 30-х годов, народные движения рассматривались исключительно с классовых позиций, а восстания Болотникова, Разина, Булавина и Пугачева характеризовались как крестьянские войны.

В современной российская историография в качестве крестьянских войн признаются лишь восстания под предводительством Разина и Пугачева. При этом в них видят часто не только крестьянские, но гражданские войны, в которые втягивались различные сословия и народы российского общества (Р.Скрын­ников, А.Станиславский, Н.Павленко, В.Соловьев, С.А.Козлов).

 

4.2. Особенности Российской

(евразийской) цивилизации

 

Культура Московского царства – Византия и Россия – Восток и Россия – Государственность – Мобилизационный генотип – Россия и Запад – Иоанновский человек и человек прометеевский – Социоцентристское общество и общество антропоценристское

 

Культура Московского царства

У истоков Российской (евразийской) цивилизации стояло Московское государство, ставшее наследницей, но не преемницей Северо-Восточной Руси. Культура Московского царства, с явно выраженными чертами «азиатщины» и византийски утонченного деспотизма, внешне, казалось, была открытой и для Востока и для Запада, но на практике являлась дивергентной, ориентированной на самоизоляцию.

Экспансия Московского государства привела к ликвидации последнего очага Древнерусской цивилизации – Новгородской культуры, которая была конвергентной и внутренне открытой для диалога с Западом.

Москва и Новгород в то время представляли две цивилизационные альтернативы. Первая делала, с одной стороны, геополитическую возможность маргинализации России исторической реальностью, а с другой стороны, «обрекала» страну на мессианскую исключительность. Вторая альтернатива показывала путь вхождения России в общий мир христианской цивилизации, приобщения к «универсальным» европейским культурным ценностям. Однако эта цивилизационная альтернатива реализована не была. В конце ХV в. Новгород был насильно присоединен к Москве, а в ХVI в. уже при Иване Грозном были окончательно ликвидированы остатки самобытной культуры Новгородской земли. В результате в Московском царстве утвердился особый тип маргинальной культуры, утративший, с одной стороны, связь с западноевропейской христианской цивилизацией, но и не ставший, с другой стороны, восточным.

Уклад жизни Московского государства – восточно-бюрократи­ческий централизм, насилие как основной способ функционирования общественных структур, презрительное отношение ко всякой производительной деятельности, неприятие этической легитимизации торговли и купечества – создали тот особый тип культуры, который долгое время доминировал и сохранялся в России.

Победа иосифлян над нестяжателями утвердила в православной культуре Московского государства идеал повиновения и покаяния, вытеснив положительный идеал созидания Нила Сорского, рассматривавшего физический труд в качестве обязательной предпосылки «умного делания», и близкого в этом плане идеологическим постулатам западной ветви христианства с ее принципом – «молись и работай».

Главная ценность христианства – спасение души после смерти, – с одной стороны, и труд как ценность, с другой стороны, оказались в культуре Московского царства отделены и противопоставлены друг другу.

Эта культура базировалась на традиционном стиле мышления. Основным его догматом было представление о том, что все таково, каким оно есть и было всегда и, следовательно, по-другому быть не может. Главная задача мышления в этом случае – не спорить, а находить способы примирения с существующим положением вещей. Вот почему даже в самые мрачные века русского средневековья, в годы правления Ивана Грозного «безмолвствующее» большинство оставалось «безмолвствую­щим», а всякое обличение» воспринималось как юродство, хотя на самом деле «обличительство» было следствием подвига юродивого.

В культуре Московского царства преобладал не только традиционализм. В ней отчетливо просматривалась прежде всего «боязнь» западного, католического религиозного влияния и латинской образованности, основами которой были философия и наука. Культурный изоляционизм Москвы, порой принимавший откровенно ксенофобские формы, был направлен именно против Запада, но не против Востока. Восточное влияние в Московском государстве воспринималось как вполне «естественное». Особенно сильным это влияние было на политическую культуру аристократического слоя.

Византия и Россия

Вместе с тем надо отметить особое влияние на Россию в это время Византийской цивилизации. Исторический опыт России свидетельствует о том, что в переломные моменты ее бытия каждый раз неизбежно перед ней вставал вопрос об отношении к духовному наследию Византии.

Первоначально эта проблема имела практически-онтологи­ческое значение. Так было в Х в., когда киевский князь Владимир оказался на распутье, перед выбором веры. Так было во времена Василия II Темного, в период становления Московского государства, когда после Флорентийской унии (1439 г.), соглашения об объединении католической и православной церквей, русскому церковному и государственному руководству нужно было самому решать вопрос о том, куда идти дальше, и оно, отвергнув унию, в противовес Константинопольской Матери-Церкви оказалось верным византийскому наследию. В середине ХVII в. проблема отношения к этому наследству расколола русское общество: часть его, абсолютизировавшая национальный религиозный опыт и противопоставившая его опыту вселенской церкви, уклонилась в раскол.

После рационально-утилитаристской эпохи Петра I, крайне враждебной византинизму, проблема отношения России к Византии приобрела рефлексивно-аксиологическое звучание: с одной стороны, как потребность возвращения к традиционным духовным ценностям, с другой, – как необходимость окончательного разрыва с византийским духовным наследством.

Большое влияние «византинизм» оказал на Россию через христианство, которое в православной форме пришло на Русь из Византии в конце Х в. Византийское влияние проводилось церковью и было направлено на формирование прежде всего религиозно-нравственных ценностей. Поэтому оно, регулируя времяпрепровождение и семейные отношения, слабо отражалось в будничных привычках и понятиях русских людей, предоставляя во всем этом свободный простор самобытному эмоциональному творчеству, основанному на языческой экзальтации почвы и духа. Византийское влияние в большей степени обнаружилось в Московский период русской истории, в ХV-ХVI в., когда сама Византия уже пала под ударами турок. Поэтому византийское влияние на Россию шло прежде всего через культуру.

Давно замечено, что такая «культурная эстафета» становится возможной, если культура уже «подготовлена» ходом своего развития к восприятию, заимствованию элементов другого культурного опыта. Существует некий «горизонт ожиданий», благодаря которому люди «открывают» в чужих культурах свои духовные ценности. В этом плане, перенимая культурную эстафету у Византии, Древняя Русь, а затем Россия «ожидала» получить от нее такие ценности, которые удовлетворяли бы ее назревшим культурным потребностям.

Культурная эстафета возможна, если существуют такие «культурные ожидания», горизонт которых задается или областями культурного совпадения, или степенью соизмеримости (сопряженности) социокультурного опыта. Можно вести речь, в частности, о соизмеримости исторического опыта Византии и России в геополитическом плане. Византийская империя по своему территориально-географичес­кому и военно-политичес­кому положению долгое время выполняла роль «буфера» и посредника между Европой и Азией, свыше тысячи лет защищая европейские страны от арабо-мусульманской и тюркской внешнеполитической экспансии. Затем эта геополитическая роль перешла к России.

Обращает на себя внимание и совпадение стилей мышления в Византии и России. Исследователи подчеркивают высокий уровень образно-поэтического мировосприятия в Древней Руси, сложившийся еще в дописьменный период. Этот образно-художественный, иррациональный стиль восприятия мира оказался чрезвычайно близким по духу византийской культуре. Древнерусское «слово-образ» при соприкосновении с православием оказалось достаточно хорошим средством для выражения сложного мира новых идей.

В византийско-христианской культуре земное существование человека, рассматривавшееся как эпизод на пороге вечной жизни, не представляло самоценности. Поэтому основной жизненной задачей и ценностью была подготовка человека к смерти, которая представлялась как начало жизни вечной. Отсюда в православном культурном архетипе идет пренебрежение к земным благам, отношение к труду не как к средству созидания и творчества (поскольку земные блага ничтожны и скоротечны), а как «служению», способу самоуничижения и самодисциплины.

В византийской культуре в качестве смысла жизни, но не как руководство к практической деятельности, а как идеал, рассматривались духовные стремления к смирению и благочестию, ощущению собственной греховности, аскетизм.

Христианскому мировоззрению вообще свойственен традиционализм мышления, но в православии он оказался особенно сильным. В православии наблюдается преклонение перед знанием и игнорирование социальной практики, поэтому источником знаний провозглашается не опыт, а традиция, поскольку традиция, согласно византийским представлениям, восходит к сущности, в то время как опыт знакомит лишь с поверхностными явлениями земной жизни.

На основе противопоставления божественного (скрытого) и земного (доступного непосредственному восприятию) в византийской культуре особенно отчетливо обнаруживалось стремление к вскрытию истинного (мистического) смысла явлений. Из иллюзорного обладания истиной вытекала нетерпимость, закрепленная в православном культурном архетипе, ко всякого рода инакомыслию, которое трактовалось как ересь, как уклонение от благого пути.

Рассматривая свою культуру как высшую, византийцы сознательно ограждали себя от иноземных влияний, в том числе и культурных. Эта нормативно-ценностная автаркия на уровне «коллективного бессознательного» порождала в православном культурном архетипе черты мессианизма.

Православие, духовно организуя религиозно-нравственный быт русского народа, способствовало усвоению им такой системы духовных ценностей, которая, наложившись на языческую культурную среду, привела к формированию особого – иоанновского, мессианского – типа русского человека.

С православием на русскую почву были перенесены такие важные его элементы, как идея соборности, созерцательно-пантеистические идеалы духовного подвижничества и нравственного усовершенствования, а также традиции обрядоверия, то есть усиленной театральности религиозного переживания и поведения.

Под соборностью обычно подразумевается коллективное жизнетворчество и согласие, единодушное участие верующих в жизни мира и церкви. В этом смысле соборность противополагалась индивидуальному мудрствованию с его рассудочной, по православным представлениям, абстрактной спекуляцией. Соборное переживание и поведение ориентировалось скорее на ценности («движение сердца») и эмоции, чем на интеллект, но в то же самое время стремилось всегда к конкретности, осязательности религиозных актов, к их согласованию с обычаем, «исконными» привычками, а не с отвлеченными принципами.

Принцип соборности в значительной мере способствовал сохранению синкретичности бытия и мышления: религии и политики, философии и литературы, искусства и права. Восточно-христианской соборности и синкретичности, духовному синтезу («всеединству») соответствовала и своеобразная глобальная форма прагматизма, переживаемого как религиозный экстаз. Особенностью православной России в этом плане был прагматический подход к разного рода философским концепциям, в особенности к социальным доктринам: определенная теория обычно интересовала русского человека постольку, поскольку необходимым и возможным было ее практическое воплощение в жизнь.

Православная традиция соборной интеграции нашла выражение и в характерном для русской культуры сращивании понятий красоты и добра в слове «благолепие». Эту особенность православного миросозерцания С.Булгаков определил как «видение умной красоты духовного мира». (Синтез мудрости, добра и красоты.) В русско-православной духовной традиции сращенность эстетического и этического видения мира дополняется конкретно-практическим подходом ко всему сущему. Именно так понимаемая красота призвана, по мысли Ф.Достоевского, спасти мир. Поэтому в красоте (а не в истине) православие усматривает высший идеал человеческой жизни.

Византия считала себя наследницей «вечного города» – Рима, что давало империи, с точки зрения самих византийцев, право господство над миром. Но, будучи христианским царством, Византия рассматривалась в качестве земного образа царства божьего. Поэтому в Византии и вселенская империя, и вселенская церковь сливались в единое целое, и выразителем этого единства был император, «василевс ромеев» – живая икона Христа, его служитель и наместник на земле. А из этого вытекало, что любой, признающий себя рабом божьим, неизбежно должен признать покорность и божьему наместнику. Поэтому с точки зрения византийских идеологов крещение по восточному обряду означало признание имперского подданства.

Находясь в плену этой утопии, ромеи никогда не отказывались от надежды на ее практическое осуществление. И в отношении балканских и закавказских стран им это временами удавалось. Иное дело – Русь, находившаяся вне сферы непосредственного военного воздействия империи и располагавшая весьма эффективными средствами давления на империю (днепровская и тмутараканская торговля, русский контингенты в византийском войске и гвардии и т.д.). Поэтому идею прямой юрисдикции василевса над православным миром на Руси никогда не принимали всерьез. За ним признавали лишь религиозный авторитет, да и тот при некотором стечении обстоятельств мог быть поставлен под сомнение: настойчивые попытки византийской дипломатии втянуть Русь в орбиту имперской политики порождали в обществе довольно сильные антигреческие настроения.

Крещение по византийскому обряду привело Русь к религиозному обособлению от ближайших соседей. Поэтому очень рано русские стали осознавать свою исключительность как православного народа, заслуги которого в деле защиты истинной веры (как от «поганых», так и от «латинян») были ничуть не меньше, чем у их учителей-греков. Поэтому стремление отстоять свою самобытность и избавиться от обременительной опеки ромеев приняло форму идеи «богоизбранности Руси», высказанной впервые в ХI в., а окончательно сложившейся в годы ордынского ига. В ХIV–XV вв. и сами греки волей-неволей вынуждены были укреплять в русских их веру в свое особое предназначение. Едва сдерживая натиск турок, Византия должна была заискивать перед московскими князьями, от которых получала денежные субсидии. А Россия отвергла Флорентийскую унию, подписанную греками в надежде на организацию антитурецкого крестового похода. Это еще более укрепило ее репутацию последнего оплота православия. Поэтому, когда через 14 лет после этого Константинополь пал, ни у кого не оставалось сомнений, кто является законным правопреемником погибшей Византии. В 1492 г. митрополит Зосима впервые официально провозглашает Москву «Новым Градом Константина».

Свое наиболее полное выражение эта идея нашла в теории «Москва – Третий Рим», разработанной псковским монахом Филофеем в 1524–1547 гг. Согласно ее «Рим» – это христианское царство, которое пребывает под защитой Провидения, но лишь постольку, поскольку оно способствует осуществлению божественного замысла – человеческого спасения. Быть «Римом» – не привилегия, а тяжкий груз ответственности. Древний Рим не справился с нею, изменив православию. Поэтому достоинство «христианского царства» перешло на Константинополь – Новый Рим. Но и грекам эта ответственность оказалась не по плечу. Они пошли на соглашение с папой на Флорентийском соборе, за что были наказаны гибелью своего царства. Достоинство Рима наследуется Москвой: «Два Рима падоша, а третей стоит, а четвертому не быти!»

С течением времени теория «Москва – Третий Рим» приобрела огромную популярность в обществе, и в 1589 г. она была использована в качестве богословского обоснования учреждения патриаршества. В XVII в. она сохраняет свое влияние на общество, хотя в ее трактовке обнаруживаются серьезные изменения. С одной стороны, в достоинстве «Третьего Рима» теперь склонны были видеть не столько груз ответственности, сколько предмет гордости, что способствовало росту религиозного самомнения. С другой стороны, в связи с активизацией южного направления внешней политики, под миссией «Третьего Рима» стали понимать не только хранение истинной веры, но и освобождение единоверцев от турецкого ига. Этот мотив продолжал оказывать влияние на общественное сознание России не только в XVII в., но и в послепетровское время, когда сама теория «Третьего Рима» выходит из официального обихода. Он обнаруживается в «греческом проекте» Екатерины II – мечте об отвоевании Константинополя и переносе туда имперской столицы; и далее – в XIX, XX вв. убеждение в своем византийском первородстве существенно влияло на определение политического курса России, а каждая новая война с Турцией сопровождалась всплеском национальных и религиозных чувств.

Восток  и Россия

Цивилизационное влияние Востока на Россию в это время было иным. Оно непосредственно сказывалось прежде всего на образе государственной власти московских князей, а затем царей. Восточное влияние на политические институты России проявлялось в первую очередь в том, что Золотая Орда дала первый пример централизованной политической власти, с которой нельзя было входить в соглашение, и которой надо было подчиняться безусловно.

Вместе с тем многие политические принципы организации ханской власти и ее институты были заимствованы монголами у китайцев.

Русские князья переняли у монголов также и политическую философию, сводившую функции государства к взиманию дани и налогов, поддержанию порядка и охране безопасности. Вместе с тем эта философия была полностью лишена сознания ответственности за общественное благосостояние.

Таким образом, культурный мир зарождавшейся в эпоху московского царства Российской цивилизации можно сравнить со вселенной. Россия втягивалась то в одну вселенную, то в другую, примыкая то к одной, то к другой цивилизации. Московское самодержавие строилось по татарским образцам, заимствованным последними у китайцев, духовная культура Сергия Радонежского и Нила Сорского, Рублева и Дионисия уходит своими корнями в Византию; и вместе с тем «троица» Рублева, как показал Б.Раушенбах, строго следует всем постановлениям VII Вселенского собора. Как соединить в русской культуре степную волю и византийский канон, татарский деспотизм и европейский дух свободы? Ф.Достоевский писал, что в России только гению удается найти «приличную» для этого форму, а в Европе сложившаяся форма – достояние всякого коммивояжера».

Вместе с тем Российская цивилизация постепенно выстраивала собственную - евразийскую - линию своего развития. В эпоху Московского царства уже вполне оформились основные признаки этой цивилизации.

Государственность

 «Доминантной формой социальной интеграции» в ней становится государственность, задающая единый для российского общества нормативно-цен­ностный порядок. Этот порядок представлял собой генерируемые государственностью духовные принципы национального единства, или то, что получило название «национально-государственной идеи».

В целом государственность представляет собой определенную «государственно-организованную форму общества» на разных этапах его развития. Понять государственность можно через изучение государственно-правовых организаций и институтов и особенностей их функционирования, а также содержания национально-государственной идеи и практики ее реализации.

Специфика российской государственности заключается в том, что эти государственных организаций и институтов складывались в русле форсирования вначале «военно-националь­ного», «вотчинного», а затем «полицейского» государства. Эта специфика на разных этапах истории определялась также различным содержанием национально-государственной идее при сохранении одного и того же алгоритма ее реализации. Этот алгоритм включал в себя в контексте взаимодействия государства и общества - патернализм, государства и человека - этатизм, государства и природы - экстенсивизм, государства и мира - мессианизм).

Государственность в России постоянно стремилась к трансформации национально-исторического сознания и менталитета, пытаясь создать соответствующие структуры, оправдывающие ее деятельность. Такими структурами являются прежде всего патернализм и этатизм, которые со временем стали доминирующими и в известной степени универсальными в качестве культурных архетипов евразийского суперэтноса.

Патернализм как культурный архетип представляет собой установку на необходимость постоянного попечительства со стороны государственной власти и контроля за всеми сферами общественной жизни. В связи с чем возникает субъективная потребность в сильном социальном государстве, попечительно-заботливого к нуждам своих подданных, способного, с одной стороны, решать социальные задачи развития российского общества, а с другой, – навести в нем необходимый порядок.

Этатизм в качестве культурного архетипа ориентировал российское общество или на «подчинение» государственной власти, или на ее «ниспровержение», но только не на «диалог» человека и власти, не на создание механизмов по нахождению компромиссов и учета общественного мнения в процессе принятия государственно-политических решений. Любые решения в России принимались по одной и той же схеме – единолично или единогласно в узком кругу «дворцовых» фаворитов. Власть при этом не только не руководствовалась законами, но и не считала нужным, хотя бы ради приличия, как-то объяснять принятые решения.

Мобилизационный генотип

Для Российской цивилизации присущ иной, чем на Западе, генотип социального развития. Если западноевропейская цивилизация перешла от эволюционного пути развития к инновационному, то Россия пошла по мобилизационному пути, который осуществляется за счет сознательного и «насильственного» вмешательства государства в механизмы функционирования общества.

Такой тип развития представлял собой один из способов адаптации социально-экономической системы к реальностям изменяющегося мира, формирования «ответов» на «вызовы» внешнего мира и заключался в систематическом обращении в условиях стагнации или кризиса к чрезвычайным мерам для достижения экстраординарных целей, представлявших собой выраженные в крайних формах условия выживания общества и его институтов.

Особая роль внешних факторов в развитии России вынуждала ее правительство выбирать такие цели развития, которые постоянно опережали социально-экономические возможности страны. Поскольку эти цели не вырастали органическим образом из внутренних тенденций, то правительство для достижения «прогрессивных» результатов прибегало в институциональной сфере к политике «насаждения сверху» и к методам форсированного экономического и политического развития.

Перманентная потребность в обороне сопровождалась политикой внешнеполитической экспансии и внутренней централизации, которая обеспечивала территориально-государствен­ную целостность и блокировала тенденции к дезинтеграции за счет прежде всего авторитета власти и насилия, с помощью которых политический режим принуждал население принимать любые лишения при решении задач мобилизационного развития. Этот массированный потенциал насилия, которым обладала государственная власть в России, выдвигал политические факторы на первое место среди прочих источников этого развития.

Россия и Запад

Исходя из этого можно установить различия между Западноевропейской и Российской цивилизациями. Если принять точку зрения о том, Российская (евразийская) цивилизация зарождается в ХIV–XV вв., то и Западная Европа в это время оказалась на пороге важных цивилизационных сдвигов, которые охарактеризуют как «кризис христианского мира».

Этот кризис, а также поиски «ответов» на внешние «вызовы» привели к резкой трансформации универсального нормативно-ценностного порядка и к смене матрицы Западноевропейской цивилизации.

Эта трансформация произошла в связи с двумя процессами: «национализацией» церкви государством и религиозной реформацией (протестантско-католическим противоборством), которые привели к тому, что «единой и единственной матрицей европейской цивилизации» как результат социального компромисса стал либерализм. Изменилась матрица европейской цивилизации, но не ее роль и характер. Кроме того, что либерализм, создавая единое нормативно-ценностное пространство, оказался доминантной формой европейской интеграции, это пространство было, во-первых, универсальным для всей Европы, во-вторых, автономным по отношению и к возникшим национальным государствам, и к культурному европейскому многообразию.

Становление либерального нормативно-ценностного порядка сопровождалось возникновением новых противоречий и конфликтных ситуаций. Прежде всего это противоречие между универсальным либерализмом и национально-культурным локализмом, между политическим либерализмом и государственной властью.

Кроме того, цивилизационный сдвиг в Западной Европе в это время был связан с переходом на инновационный путь развития, который характеризовался сознательным вмешательством людей в общественные процессы путем культивирования таких интенсивных факторов этого развития, как наука и техника. Активизация этих факторов в условиях господства частной собственности, формирования гражданского общества привела к мощному технико-технологическому рывку западноевропейской цивилизации и возникновению в разных странах такой формы политического режима как либеральная демократия.

Основания Российской цивилизации были иные, чем на Западе. Здесь не было нормативно-ценностного универсума, независимого от государственности. Российская цивилизация с момента своего возникновения вобрала в себя огромное религиозное и культурное многообразие народов, нормативно-ценностное пространство бытия которых не способно было к самопроизвольному сращиванию, синтезу в универсальном для евразийского ареала единстве. Православие было духовной основой русской культуры, оно оказалось одним из факторов становления российской цивилизации, но не ее нормативно-ценностным основанием.

Таким основанием, «единой и единственной матрицей», доминантной формой социальной интеграции стала государственность. В силу чего в Российской цивилизации не было того нормативно-ценностного порядка, который оказался бы автономным по отношению к государственности.

Легитимность государственной власти в России поэтому опиралась не столько на идеологию (например, идею «Москва -третий Рим»), сколько обусловливалась этатистскими и патерналистскими представлениями о необходимости сохранения политического единства и социального порядка в качестве антитезы локализму и хаосу. И этот «этатистско-патерналистский» порядок был реальным основанием соединения разнородных национальных традиций и культур. Поэтому дуализм общественного бытия в России имел иную природу, чем на Западе. Он выражался прежде всего в таких конфликтных тенденциях, где одной из сторон всегда выступала универсальная и автономная государственность. Это – конфликт между государственностью как универсализмом и регионализмом как локализмом, между государственностью и национальными культурными традициями, между государственностью и социальными общностями.

С этой точки зрения характер российского общества в отличие от западноевропейского определялся не договором, соглашением граждан и власти об обоюдном соблюдении законов, а молчаливым сговором об обоюдной безнаказанности подданных и государства при нарушении закона. Поэтому в Российской цивилизации, где стороны перманентно нарушали закон, государство выступало не «примиряющим», а «усмиряющим» началом, а подданные – «безмолвствующим большинством» или «бунтарями».

Существенно отличались и конфликты в России: его участники не просто отрицали друг друга, а стремились стать единственной социальной целостностью, что приводило к глубокому социальному расколу в обществе. Этой раскол нельзя было «снять» путем компромисса, его можно было только подавить, уничтожая одну из противостоящих сторон.

Отсюда и своеобразная трактовка понятия свободы в российской ментальности, как признания только собственного права на выбор и отказа другим в таком праве. Свобода по-российски – это воля, как свобода для себя и подавление других.

Кроме того, следует учитывать и своеобразие сложившегося в эпоху Московского царства «вотчинного государства» и отсутствие в России многих феодальных институтов западноевропейского типа, что в значительной мере обусловило специфику политического развития Московского царства. Московские князья, а затем русские цари, обладавшие огромной властью и престижем, были убеждены, что вся земля принадлежит им, а страна является их «собственностью», ибо строилась она и создавалась по их повелению. Такое убеждение предполагало также, что все живущие в России являются «государевыми слугами», находящимися в прямой и безусловной зависимости от царя, и поэтому не имевшими права претендовать ни на собственность (в европейском смысле слова), ни на какие-либо неотъемлемые личные «права».

Московские государи обращались со своим царством примерно так же, как их предки обходились со своими вотчинами, поэтому идея государства в европейском смысле слова, как считает Р.Пайпс, вообще отсутствовала в России вплоть до середины ХVII в. А поскольку не было концепции государства, то не было и следствия ее – концепции общества: государство в России признало права различных сословий и социальных групп на юридический статус и на узаконенную сферу свободной деятельности лишь в царствование Екатерины II.

Так в Московском царстве сложилось особое мировоззрение на отношение власти и собственности, которое пронизав все институты политической власти, придало им характер «вотчинного государства», подобия которого было не сыскать в Европе.

Для российской цивилизации был присущ иной, чем в Западной Европе, - мобилизационный - генотип социального развития, осуществляемый за счет сознательного и «насильствен­ного» вмешательства государства в механизмы функционирования общества. Характерной чертой генотипа стала тотальная регламентация поведения всех подсистем российского общества с помощью властно-принудительных методов. В результате включались такие механизмы социально-экономической и политической организации и ориентации общества, которые перманентно превращали страну в некое подобие военизированного лагеря с централизованным управлением, жесткой социальной иерархией, строгой дисциплиной поведения, усилением контроля за различными аспектами деятельности, с сопутствующими всему этому бюрократизацией, «государственным единомыслием» как основными атрибутами мобилизации общества на борьбу за достижение чрезвычайных целей.

Поэтому одной из особенностей мобилизационного развития России было доминирование политических факторов и, как следствие, гипертрофированная роль государства в лице центральной власти. Это нашло выражение в том, что правительство, ставя определенные цели и решая проблемы развития, постоянно брало инициативу на себя, систематически используя при этом различные меры принуждения, опеки, контроля и прочих регламентаций.

Другая особенность состояла в том, что особая роль внешних факторов вынуждала правительство выбирать такие цели развития, которые постоянно опережали социально-экономи­чес­кие возможности страны. Поскольку эти цели не вырастали органическим образом из внутренних тенденций ее развития, то государство, действуя в рамках старых общественно-экономи­ческих укладов, для достижения «прогрессивных» результатов прибегало в институциональной сфере к политике «насаждения сверху» и к методам форсированного развития экономического и военного потенциала.

Третьей особенностью была тесная связь между мобилизационным типом развития России и потенциалом военной угрозы, которая оказывала огромное влияние на проведение государственных реформ в России, прежде всего в области управления, финансов и военного дела. Кроме того, внешняя опасность заставляла правительство постоянно сохранять высокий уровень затрат на военные нужды.

Иоанновский человек и человек прометеевский

Существенно стали различаться и культурные архетипы в России и Западной Европе, где сформировались два разных типа человека – иоанновский и прометеевский. Человек иоанновского типа обладает чутким различением добра и зла, он зорко подмечает несовершенство всех наших поступков, нравов и учреждений, никогда не удовлетворяясь ими и не переставая искать совершенного добра. Признавая святость высшей ценностью, иоанновский человек стремится к абсолютному добру, и поэтому земные ценности рассматривает как относительные и не возводит их в ранг «священных» принципов. Если иоанновский человек, который хочет действовать всегда во имя чего-то абсолютного усомниться в идеале, то он может дойти до крайнего охлократизма или равнодушия ко всему, и поэтому способен быстро пройти путь от невероятной терпимости и покорности до самого необузданного и безграничного бунта.

Стремясь к бесконечному, абсолюту, иоанновский человек чувствует себя призванным создать на земле высший божественный порядок, восстановить вокруг себя ту гармонию, которую он ощущает в себе. Иоанновского человека одухотворяет не жажда власти, но настроение примирения. Он не разделяет, чтобы властвовать, а ищет разобщенное, чтобы его воссоединить. Он видит в мире грубую материю, которую нужно осветить и освятить. В этом плане иоанновский – это мессианский тип человека.

Западный, прометеевский человек, напротив, видит мир в своей реальности как хаос, которой он должен оформить своей организующей силой. Прометевский человек – героический тип, он полон жажды власти, он все дальше удаляется от духа и все глубже уходит в мир вещей. Секуляризация – его судьба, героизм его жизненное чувство, трагика – его конец.

Поэтому если добродетелями России являются пассивность и терпимость, консерватизм и гармония, то добродетелями Запада – деятельность и интенсивность, мода и сенсация.

Иоанновский человек отличается от прометевского стилем мышления. Для западного человека характерен целерациональный стиль, ориентированный на конкретный результат деятельности и эффективность социальных технологий. Иоанновскому человеку присущ ценностно-рациональный стиль мышления, предполагающий высокую ценность человеческих отношений и как способ проявления этой ценности большую значимость работы на общее дело. Такой стиль мышления поэтому ориентирован не на результат и социальные технологии, а на стоящие за ними ценности. Такая ориентация на ценность делает человека способным отказываться от одних ценностей в пользу других, от индивидуальных планов в пользу общественных.

Иоанновский, мессианский и прометеевский, героический человек отличаются и характером доминантных человеческих стремлений. В ходе процесса социализации происходит формирование разных сущностных стремлений: «быть как все», «быть личностью», «быть другим».

Потребность «быть как все» является необходимой предпосылкой существования любого социума, поскольку это свойство человеческой сущности обеспечивает обществу стабильность путем сохранения традиций и взаимопонимания. Поэтому стремление «быть как все» в общественном плане находит свое выражение в таких доминантных формах социальной интеграции, как право и мораль, церковь и государство. В индивидуальном плане оно выражается в тех социальных формах, смыслом которых выступает «Мы», то есть способность идентифицировать индивидов по отношению друг к другу.

Социализация, однако, это – не только овладение системой норм, ценностей, стереотипов поведения, но и становление собственного «Я» как единичной, отдельной и особой сущности, то есть личности человека как самостоятельного субъекта бытия. Эту потребность в самореализации можно выделить в качестве другого человеческого стремления – «быть личностью».

Социоцентристское общество и общество антропоцентристское

В российском культурном архетипе преобладало стремление «быть как все», в западноевропейском – «быть личностью». Российское общество социоцентристское, исходным в нем является социальное целое, а не составляющие его люди. Соответственно этому у людей вырабатывается особый тип самосознания и стиль мышления. Человек в таком обществе поглощен социумом, что не означает, однако, наличия между индивидом и обществом непримиримого противоречия. В таком обществе существует особый тип социальных связей и мышления, при которых человек осознает себя не личностью, а частицей целого, и поэтому для каждого человека в этом обществе существует только одна социальная ниша, та, которую он занимает.

Человек социоцентристского общества скорее ощущает, чем осознает, что вне этого общества он попросту не может жить, что вне той социальной ниши, которую он занимает, ему нет места в этом мире. В таком обществе социум определяет социальную роль и неизменный социальный статус человека, который превращается в его функцию. Для людей социоцентристского общества чужды идеи изначального равенства и неотъемлемых прав человека или эти идеи принимают извращенный вид – равенства всех перед богом или государством.

Человек социоцентристского общества идентифицирует себя с социумом. При этом подразумевается, что у него нет иных желаний, кроме желания принадлежать к этому социуму и «быть как все», поскольку он не отделяет свои интересы от интересов общества, а интересы социума, к которому он принадлежит, делает своими. Поэтому единство такого общества, заключающееся в том, что у людей нет иного выбора, кроме как принадлежать этому обществу и выполнять предписанные им социальные роли, – это не принцип, провозглашенный, например государством, а социокультурная установка, нравственный императив.

Сформировавшееся в ходе цивилизационной трансформации в ХIV-ХVII вв. западноевропейское общество было антропоцентристким, основу которого составили либеральные ценностные ориентации. В фокусе либерального мироощущения находится человек, его неповторимая и уникальная судьба, частная «земная» жизнь. Идеалом либерализма выступает человек-личность, гражданин, который не только осознает, но и жить не может без гражданских прав и свобод, прежде всего права собственности и права индивидуального выбора, то есть права на самого себя.

В плане отношения к самому себе человек гражданского общества осознает возможность и постоянно испытывает потребность распоряжаться самим собой. В плане отношения к государству человек-личность ощущает себя не подданным, а гражданином, создателем государства, ибо рассматривает его как результат общественного договора. В плане отношения к другим – толерантность, свободу ответственного индивидуального выбора, приоритет «Я» перед «Мы», личностных ценностей перед коллективными. Либерализм – это ощущение личной свободы и личной ответственности, расчет на собственные действия и собственную судьбу.

Надо отметить, что стремление «быть личностью» являлось не только достоянием новоевропейской культуры, стержнем которой выступает радикальное понимание личности с присущей ей индивидуальной свободой и ответственностью. Стремление к личной самоопределенности было присуще и человеку социоцентриского общества, но это порождало в нем внутренний конфликт между предопределенностью и свободой. Формами разрешения этого конфликта в России становились «уход в пустынь» или «юродство в миру», рассматриваемое в русской православно-культурной традиции как «пребывание в подвиге».

 

 

4.3. Российская государственность

и менталитет в хiv-хvii вв.

 

Эволюция государственного строя России в XIV –X VII вв. – Национально-государственная идея и менталитет – Кризисы Российской государственности.

 

Эволюция государственного строя России в ХIV-ХVII вв.

Большое влияние на эволюцию государственного строя Руси оказало завоевание татаро-монголами Восточной Европы. Во второй половине ХIII в. из империи Чингисхана улус Золотая Орда выделился в самостоятельное исламское государство. Во главе этого государства стоял хан, который избирался куралтаем (съездом монгольской аристократии), но обладавший полномочиями диктатора. При хане было правительство, возглавляемое визирем. Высшими гражданскими должностными лицами в улусе были эмиры, а военными – бакоулы и темники.

Русские княжества находились в вассальной зависимости от Золотой Орды на положении данников. Они сохраняли свою государственность и религию, но признавали верховный сюзеренитет татарского хана. Управляли Русью специально назначаемые ханом чиновники – баскаки, имевшие в своем распоряжении военную силу. Ставка главного баскака находилась во Владимире. Он осуществлял надзор за деятельностью великого князя, обеспечивал сбор дани и проводил набор русских воинов в монгольскую армию. Вначале дань собирали баскаки, но затем, после восстания в Твери в 1327 г. против ордынцев, ее сбор стал поручаться ханом одному из русских князей, что закреплялось выдачей ханского ярлыка. Обладание этим символом давало князю как бы право на титул «великого» и обеспечивало ему военно-политическую поддержку Золотой Орды.

В ХIV в. основная борьба за ярлык на «великое княжение» шла между московскими и тверскими князьями. После подавления восстания в Твери этот ярлык и титул великого князя «всея Руси» получил Иван Данилович Калита (1325–1340). При нем же в Москву из Владимира переехал митрополит Феогносий. Москва стала не только политическим, но и церковным центром русских земель.

Взаимоотношения великого князя с удельными (местными) князьями, чьи земли входили в состав великого княжества, определялись договорными и жалованными грамотами. В них князья признавали великого князя «братом старейшим» и обязывались действовать «заодин» против внешних врагов. Во многих грамотах подчеркивалась территориальная неприкосновенность каждой из сторон и закреплялся феодальный иммунитет, т.е. право осуществления удельными князьями на своих землях некоторых государственных функций (суд, сбор налогов) без вмешательства великокняжеской администрации.

В ХIV в. началось политическое объединение русских земель вокруг Москвы, что сопровождалось созданием централизованного государственного аппарата и новой структуры власти в Московском государстве.

В ХV в. в силу внутренних и внешних причин (борьба за ханский трон, поражение в Куликовской битве 1380 г.) распадается Золотая Орда, однако лишь в 1480 г. Русь окончательно освобождается от вассальной зависимости от татар.

К концу ХV столетия на месте множества самостоятельных княжеств образуется единое российское государство, происходит резкое сокращение феодальных иммунитетов, бывшие великие князья сами становятся вассалами великого князя московского, складывается новая система придворных чинов, даваемых за службу (введенный боярин, окольничий, дворецкий, казначей, думный дворянин, думный дьяк и т.д.). Формируется принцип местничества, определяющий возможность занятия государственной должности на основе родовитости претендента. Великий князь все чаще стал называться царем по аналогии с ордынским ханом или византийским императором. Русь приняла от Византии атрибуты православной державы, государственную и религиозную символику. В ХV в. после падения Византийской империи митрополит стал назначаться на Руси без согласия византийского патриарха. В структуре государственной власти византийское и восточное влияния обусловили сильные деспотические тенденции. Постепенно стало формироваться понятие самодержавной власти, что означало ее абсолютную независимость и суверенность.

Большую роль при великом князе (с 1478 г. – «Государе всея Руси») играл феодальный совет, состоявший из нескольких наиболее знатных бояр. Феодальный совет вместе с князем осуществлял законодательные функции и верховное управление, был окончательной инстанцией суда.

В этом совете наиболее важные функции выполняли тысяцкий, окольничий и казначей. Должность тысяцкого, ведавшего городским ополчением и осуществлявшего судебный и финансовый надзор, препятствовала возрастанию власти великого князя, и поэтому в 1373 г. она была упразднена.

Должности окольничего и казначея, напротив, были тесно связаны с ростом власти и единодержавия великого князя московского. Окольничий являлся ближайшим советником и исполнителем поручений великого князя. Казначей был хранителем великокняжеской казны и архива (духовных, договорных грамот, ханских ярлыков и других документов). При казначее в середине ХV в. сложилось первое государственное учреждение – «Казна» (впоследствии Казенный двор). Являясь главой важнейшего ведомства, сложившегося ранее других, казначей помимо основных своих функций выполнял и некоторые другие общегосударственные задачи: ведал ямскими, поместными, холопьими и посольскими делами.

Важную роль в Московском государстве играла Боярская дума, аристократический и совещательный орган власти, действовавший на основе принципа местничества и опиравшийся на профессиональную (служилую) бюрократию.

Усиление власти великого князя (царя) проходило параллельно с формированием новой системы центрального государственного управления – приказно-воеводской, основу которой составляли принципы централизма и сословности.

Отраслевыми органами центрального управления стали приказы (Поместный, Казенный, Разбойный, Посольская изба и др.), совмещавшие административные и судебные функции.

Местное управление в ХV в. было несложным. В городах находились наместники, а в сельской местности (уездах и волостях) – волостели, назначаемые великим князем. Наместники и волостели выполняли административно-полицейские, судебные, военные функции, а также ведали служилыми людьми в городах.

Местное управление основывалось на системе кормлений. Наместники и волостели за управление жалованья не получали, а «кормились» за счет населения. В частности, приехавшего на «кормление» наместника население встречало «выезжим кормом». Два-три раза в год (на Рождество, Пасху и Петров день) население обязано было поставить наместнику основной «корм» в форме различных продуктов, фуража для лошадей и т.п. В пользу наместника поступала часть различных таможенных, судебных, брачных, полавочных (с торгов и лавок) пошлин. Назначение на «кормление» было средством вознаграждения князей, бояр и более мелких феодалов за службу великому князю.

В XVI в. происходит дальнейшее укрепление единого российского государства и самодержавной формы его правления. Формально это нашло выражение в том, что в 1547 г. при Иване IV Грозном глава государства стол носить официальный титул царя, государя и великого князя Московского, передаваемый по наследству.

При царе постоянно действовала Боярская дума, высший орган российского государства. (Боярская дума – литературное наименование государственного органа власти, который в ХVI в. назывался просто «дума» или «бояре»). Наряду с совещательными дума постепенно приобретает и законодательные функции. Так, ее были утверждены Судебники 1497 и 1550 гг. Боярская дума, являясь также центральным органом управления, осуществляла общее руководство приказами, надзирала за местным управлением, принимала решения по вопросам организации армии, земельным делам. Специальная «ответная комиссия» из членов думы вела переговоры с иностранными послами, итоги которых выносились на рассмотрение царя.

В середине XVI в. в составе Боярской думы была учреждена так называемая «комната» («ближняя дума», или «Избранная рада»), состоявшая из наиболее доверенных Ивану IV людей, с которыми он решал все проблемы внутренней и внешней политики и провел ряд важнейших государственных реформ (судебную, военную, земскую). Боярская дума была на время отстранена от разрешения важнейших вопросов законодательства и управления.

После смерти Ивана IV значение Боярской думы снова возросло. Особенно заметную роль играла она в отдельные периоды «смуты» начала XVII в. Так, после свержения царя Василия Шуйского в 1610 г. все государственное управление оказалось в руках семи наиболее влиятельных членов Боярской думы. У современников это боярское правление получило наименование «семибоярщины».

В ХVI в. в России окончательно складывается приказная система центрального управления. Эта система в своем развитии прошла ряд стадий: от «приказа» (в буквальном смысле слова) как разового поручения боярам или грамотным неродовитым чиновникам на осуществления отдельных государственных функций, до «приказа» как постоянно действующего государственного органа центральной власти с самостоятельными структурными подразделениями.

Одним из наиболее важных был Разрядный приказ, который ведал личным составом русской армии и государственного аппарата власти. Приказ занимался комплектованием армии, денежными и поместными окладами; назначал наместников и волостелей, воевод, послов, судей приказов; осуществлял суд над чиновниками, не оправдавшими доверия, разбирал местнические дела.

Оружейный приказ ведал изготовлением и хранением оружия. Главным артиллерийским управлением являлся Пушкарский приказ.

Поместный и Стрелецкие приказы занимались соответственно проблемами служилого дворянства и служилых людей (стрельцов). Челобитный приказ разбирал жалобы поместного дворянства на решения должностных лиц и государственных учреждений, поступавшие на имя царя.

Разбойный приказ утверждал в должности губных старост, целовальников и дьяков во всем государстве, санкционировал приговоры губных органов, являлся второй инстанцией для рассмотрения разбойных и «татиных» дел на территории всего государства, кроме Москвы и Московского уезда.

Посольский приказ (первоначально Посольская изба) занимался международными делами Российского государства.

После завоевания Казани в 60-х гг. XVI в. был учрежден первый территориальный приказ Казанского дворца.

Особое место в системе государственных органов власти с середины ХVI в. стали занимать Земские соборы («всерос­сийские совещания»), которые периодически созывались царями для обсуждения важнейших вопросов внутренней и внешней политики. Кроме Боярской думы и верхушки духовенства («освященный собор»), Земские соборы включали представителей поместного дворянства и посадских верхов. Присутствие в Соборах представителей трех основных сословий объясняется тем, что светская и духовная аристократия представляла элиту российского общества, и царь в решении важнейших вопросов не мог обойтись без их участия. Поместное дворянство было главным служилым сословием, основой царского войска и бюрократического аппарата власти. Верхушка посадского населения была основным источником денежных доходов для казны.

Все вопросы государственного строительства, законодательства, финансов, войны и мира обсуждались по палатам (сословиям), но решения принимались всем составом Земского собора. Противоречия, существовавшие на соборах между представителями различных сословий, позволяли самодержавию балансировать между ними, усиливая свою роль в политической жизни общества.

Появление Земских соборов свидетельствовало о складывании в Российской государственности органов сословно-представительной монархии. Их специфика состояла в том, что в отличие от аналогичных западноевропейских институтов (парламент в Англии, «генеральные штаты» во Франции, кортесы в Испании) Земские соборы в России не ограничивали, а укрепляли власть монарха. Кроме того, в их деятельности гораздо слабее, чем на Западе, была роль «третьего сословия». В противоположность Боярской думе, стремившейся время от времени ограничивать единодержавие царя, Земские соборы в России, наоборот, служили орудием укрепления самодержавия и часто созывались для легитимации (одобрения и поддержки) внутренней и внешней политики московских царей. В частности, в 1565 г. Земский собор дал согласие царю Ивану IV на введение опричнины.

Вместе с тем Земские соборы в России на отдельных этапах ее истории играли вполне самостоятельную, а порой и выдающуюся роль. Так, собравшийся после смерти царя Федора Ивановича в 1598 г. Земский собор по предложению патриарха «избрал на царство» ввиду прекращения династии Рюриковичей Бориса Годунова.

В 1610–1613 гг. Земские соборы в России являлись высшими законодательными и исполнительными органами власти. В 1613 г. после изгнания польских интервентов из Москвы собрался Земский собор, на котором присутствовали также представители стрельцов, казаков и черносошных крестьян. Большинством собора на русский престол царем был избран Михаил Романов, ставший основателем новой царской династии в России.

Большую роль Земские соборы играли в развитии правовой системы в России. В 1550 и 1551 гг. на них были приняты такие светские и церковные кодексы, как Судебник и «Стоглав».

Сословно-представительными органами власти на местах в середине ХVI в. стали земские и губные избы. Черносошные и дворцовые крестьяне в волостях, а также посадские люди в городах получили право выбирать из своей среды «излюбленных голов» (земских старост), и «лучших людей» (целовальников, или земских судей), которые возглавляли местные органы государственной власти – земские и губные избы, выполнявшие соответственно финансово-налоговые и полицейско-судебные функции. Деятельность изб контролировалась различными отралевыми приказами.

Эти местные органы власти ограничивали, а иногда и заменяли систему кормлений. Ограничение власти кормленщиков-наместников и волостелей являлось основной частью мероприятий, проводимых в Российском государстве с целях укрепления самодержавия и усиления политической централизации.

Таким образом, к началу XVII в. в России складывается целая система государственных учреждений как в центре, так и на местах, осуществлявшая основные задачи государственного управления в виде административных, военных, полицейских, судебных, финансовых и других функций. Процесс складывания этой системы государственных учреждений шел параллельно с процессом возрастания власти великого князя Московского и царя всея Руси.

Эти тенденции получили дальнейшее развитие. В XVII в., когда в России окончательно утвердилась самодержавная власть. «Соборное уложение» 1649 г., закрепившее социально-экономические и политические изменения в Российском государстве, отразило и возросшую власть самодержавного монарха. Вторая и третья главы первого свода российских законов устанавливали жестокую кару за преступления, направленные против личности царя, его чести и здоровья, а также за проступки, совершенные на территории царского двора. Все эти провинности отождествлялись с впервые вводимым в российское право понятием государственного преступления. За «злое умышление» против жизни и здоровья царя, а также за обнаружение умысла, направленного против царя и государства (восстание, измена, заговор) устанавливалась смертная казнь.

При царе был создан Приказ тайных дел (по существу, личная канцелярия), который занимался политическим сыском, разбирательством по государственным преступлениям, вел личную переписку царя, заведовал отдельными полками иноземного строя, царской благотворительностью и даже поиском полезных ископаемых.

Устанавливается также практика непосредственных докладов царю начальниками важнейших приказов. Так, в 1669 г. по понедельникам царю докладывали начальники Разрядного и Посольского приказов, по вторникам – Большой казны и Большого прихода, по средам – Казанского и Поместного приказов и т.д.

Другим важным мероприятием, направленным на дальнейшее укрепление самодержавия было создание центрального органа государственного финансового контроля. Крупные хищения государственных средств в России побудили царя учредить в 1655 г. Счетный приказ. Однако жесткий финансовый контроль вызвал недовольство приказной бюрократии, и Приказ в 1678 г. был упразднен.

С целью укрепления самодержавия согласно «Соборному уложению» 1649 г. был учрежден Монастырский приказ – государственной учреждение, суду которого были подчинены все монастыри и духовные лица, а также их крепостные.

Одним из препятствий укреплению самодержавной власти в Российском государстве в XVII в. было местничество, выражающееся в наследственном праве определенных родовитых боярских фамилий на то или иное «место» в иерархии служилых чинов на гражданской и военной службе. Возросшее значение в политической жизни служилого дворянства позволило правительству в 1682 г. упразднить местничество, как явление «враждотворное, братоненавистное».

Свидетельством возросшей власти царя было появление в законотворческой деятельности Российского государства во второй половине XVII в. понятия «именного указа», законодательного акта, составленного царем без участия Боярской думы.

Однако вплоть до эпохи Петра I эти указы носили в целом второстепенный характер, и Боярская дума оставалась важнейшим органом государственного управления, законодательства и суда, разделявшим вместе с царем прерогативы верховной власти. Царь, несмотря на наличие более узкой по составу «ближней думы» и личной канцелярии (Приказа тайных дел), по всем основным вопросам советовался с Думой; более мелкие вопросы Боярская дума обсуждала без царя.

В XVII в. существовала тесная связь личного состава Боярской думы с приказной системой: многие ее члены выполняли обязанности начальников (судей) приказов, воевод, находились на дипломатической службе. На заседаниях Боярской думы утверждались решения приказов (статейные списки).

Дума была высшей судебной инстанцией государства. Некоторые из судебных дел рассматривались в созданной при Думе Расправной палате (1681–1694).

Процесс бюрократизации государственного аппарата власти превращал Боярскую Думу из органа боярской аристократии в орган приказной бюрократии (судей приказов, воевод, дьяков). Все это не могло не ослаблять самостоятельности Боярской думы, роль которой в Российском государстве в последнее десятилетие ХVII в. упала, хотя основные законодательные акты этого времени все еще проходили через этот государственный орган власти.

Усиление самодержавия в России сопровождалось возрастанием роли государственного аппарата власти. Это нашло выражение в создании все новых и новых приказов, которые выполняли многочисленные функции и стремились контролировать самые разнообразные отношения в обществе.

В этом плане XVII век в Российском государстве был веком расцвета и падения приказной системы управления, важной особенностью которой являлась пестрота и неопределенность функций приказов. В России существовало более 90 центральных бюрократических учреждений, причем почти каждый приказ выполнял не только функции управления. В его ведении находились также определенные территории (волости, города, селения), налоги с которых поступали на содержание приказа и осуществление его задач.

Важную роль, как и прежде, играли военно-администра­тив­ные приказы. В течение XVII в. основу вооруженных сил Русского государства составляли дворянская конница и стрелецкие полки. Вспомогательное значение в пограничной охране и во время войн имели отряды казаков, татар и башкир. Со второй половины XVII в. появились полки «нового» («инозем­ного») строя с иностранными офицерами и русским рядовым составом: солдатские (пехота), рейтерские и гусарские (конница и драгуны могли действовать и в конном и пешем строю) полки. Войско имело крепостную, осадную и полевую артиллерию с медными, железными и чугунными пушками отечественного производства.

Личным составом служилых людей из дворян по-прежнему ведал Разрядный приказ. Все дела по службе, содержанию, управлению и суду стрельцов осуществлял Стрелецкий приказ, в ведении которого находилась и часть казаков. После стрелецкого бунта в 1697–1698 гг. началась ликвидация стрелецких войск. Стрелецкий приказ стал заниматься административно-хозяйственными делами, а затем в 1701 г. был преобразован в Приказ земских дел. Наиболее привилегированной частью казаков, находящихся на службе русского государства, ведал Казачий приказ (1613–1643 гг.). В 1624 г. был создан Иноземный приказ, который ведал делами службы не только иноземцев, но и русских людей в полках нового, «иноземного» строя.

Важнейшим приказом являлся Поместный, значение которого в ХVII в. еще более увеличилась в связи с возрастанием роли помещиков-дворян в армии и государственном аппарате власти, ростом поместного землевладения. Поместный приказ вел активную борьбу с побегами крепостных крестьян, посылая на места специальных сыщиков.

Сбором прямых и косвенных налогов ведал Приказ Большого прихода. Он же отдавал на откуп бани, лавки, гостиные дворы и погреба, взимал плату с клеймения товаров, мер, ведал таможенными, а иногда и ямскими сборами. В 1680 г. дела этого приказа передаются в Приказ Большой казны, который возник в 1622 г. и ведал сборами налогов с городского населения, занятого торговлей и ремеслом. По отношению к этому населению приказ выполнял не только финансовые, но и административные функции. В его ведении находился и Денежный двор, который распоряжался чеканкой монеты.

Общее руководство полицейской расправой по разбойным, татебным и приводным делам принадлежало существовавшему до 1701 г. Разбойному приказу.

Расширение территории Российского государства вызвало образование новых территориальных приказов. К середине века русские землепроходцы достигли Тихого океана. В 1637 г. управление Сибирью, находившееся в ведении Казанского приказа, обособилось в ведомство особого Сибирского приказа. Земли Литвы и Прибалтики управлялись приказами княжества Литовского (1655–1667 гг.) и Лифляндских дел (1660–1666 гг.). Присоединенные к России смоленские земли управлялись Приказом княжества Смоленского, созданным в 1637 г. и подчиненным в 1660 г. Посольскому приказу.

Сношение с Украиной осуществлял созданный в 1662 г. Малороссийский приказ, ему же подчинялись московские воеводы и русские отряды на Украине.

Значительно возрос аппарат Посольского приказа, в котором появились специализированные отделы, «повытья», три из которых ведали отношениями с Западной Европой, а два – с Азией.

Важнейшие вопросы внутренней и внешней политики Российского государства решались с помощью земских соборов, выполнявших в ХVII в. законосовещательные функции. Царь Михаил Романов, особенно в первые годы своего правления (1613–1622 гг.), постоянно опирался на решения Земских соборов, которые заседали почти непрерывно.

В 30-50 гг. ХVII в. Земские соборы созывались сравнительно редко, лишь по наиболее значительным вопросам внутренней и внешней политики. Так, при царе Алексее Михайловиче на Земском соборе в 1649 г. было принято «Соборное Уложение», первое «собрание законов» Российского государства. В 1653 г. Земский собор принял решение о принятии Украины в российское подданство. После 1653 г. земские соборы превратились по существу в совещания царя с представителями определенных сословий и в начале 80-х гг. прекратили свое существование.

Земский собор собирался в одной из кремлевских палат (Грановитой, Столовой и др.). Продолжительность земских соборов была различной: от нескольких часов (1645) и дней (1642) до нескольких месяцев (1648–1649) и даже лет (1613–1615, 1615–1619, 1620–1622). Земские соборы становились иногда ареной борьбы различных группировок, отдельных сословий. На ряде Земских соборов между помещиками и верхами посада устанавливалась своеобразная солидарность («едина­чество») на почве общего недовольства несовершенством законодательства и государственного аппарата, засильем бояр. Решения Земского собора оформлялись в соборный акт – протокол за печатями царя, патриарха, высших чинов и крестоцелованием чинов пониже.

В ХVII в. происходит реорганизация местного управления. Земские и губные избы стали подчиняться назначаемым из центра воеводам, принявшим на себя административные, полицейские и военные функции.

Национально-государственная идея и менталитет в ХIV-ХVII вв.

Национально-государственная идея и менталитет создают в обществе нормативно-символический универсум, определяющий базовые ценности и установки поведения людей и социальных групп.

Национально-государственная идея – это совокупность представлений о долговременных целях внутренней и внешней политики, а также принципов взаимодействия государства и общества, государства и индивида, государства и природы, государства и окружающего мира и т.п.

Национально-государственная идея, задавая «общее дело» для «нации-государства», выступает консолидирующим фактором нормативно-символического характера.

Формирование национально-государственной идеи в ХIV-ХVII вв. в России происходило в условиях, когда страна время от времени под воздействием внешних факторов попадала в чрезвычайные обстоятельства, и необходимость выживания общества вынуждала российское государство обращаться к чрезвычайным средствам. Эта черта российской истории обусловила возникновение на необозримых просторах между Востоком и Западом особого, «военно-национального», государства (П.Милюков).

Преобладание внешних факторов над внутренними определили специфику эволюции государственности в России, без уяснения которой трудно понять развитие других сторон российского общества, а также содержание национально-государ­ствен­ной идеи и особенности российского менталитета.

Движущей силой развития «военно-национального» государства была перманентная потребность в обороне и безопасности, которая сопровождалась политикой внутренней политической централизации и внешней экспансии.

Эта потребность в обороне и безопасности формировала то «общее дело», которое выступало мощным консолидирующим фактором российского общества на протяжении ХIV-ХVII вв.

В ХIII в. с Востока на Русь пришли монголы и, разорив русские княжества, превратили ее в «данницу» монгольских ханов. Поэтому основным содержанием национально-государ­ствен­ной идеи на Руси в ХIV-ХV вв. стало «собирание» русских земель с целью ликвидации вассальной зависимости от Золотой Орды. В конце ХV в. Московская Русь, выйдя из-под власти монгольских ханов, приобрела государственный суверенитет.

Огромные открытые пространства севера Евразии стали для России источником постоянной военной угрозы и безграничных природных ресурсов. Насущная потребность в установлении стабильных границ на Востоке была одной из причин внешнеполитической экспансии России в этом регионе. Во второй половине ХVI в., она была обусловлена военными потребностями ликвидации оставшихся очагов былого монгольского господства – Казанского, Астраханского, а затем Сибирского ханств. Затем наступил период мирной колонизации.

Определенную роль в той экспансии играли и экономические причины, в особенности высокоприбыльная торговля пушниной. Но главным побудительным мотивом продвижения России на Восток стала народная память о безжалостных всадниках с Дикого поля, несущих разорение и плен. Избавиться от этой угрозы можно было только путем установления контроля над Диким полем и территориями, к нему прилегающими.

Продвигаясь на Восток, Россия постепенно становится наследницей Монгольской империи в этом регионе, формируясь как евразийская цивилизация.

Постоянное давление испытывала Россия и со стороны Запада. Начиная с ХIII в. вначале Тевтонский, а затем Ливонский ордены постоянно стремились к захвату северо-западных русских земель. Затем в середине ХVI в. их сменила Швеция. На западных границах ХVI-ХVII вв. прошли под знаком непрерывной борьбы с Речь Посполитой. Ведя непрерывные войны с Речью Посполитой и Швецией, российская государственность ставила иногда непосильные для своего времени внешнеполитические задачи, например, овладения Прибалтикой в ходе Ливонской войны (1558–1583 гг.).

Под угрозой постоянного вторжения находилась Россия и со стороны крымских татар. Оборона южных границ отвлекала значительные материальные и людские ресурсы, заставляла предпринимать активные, иногда авантюрные походы в «степь». (Крым­ский поход воеводы Даниила Адашева в 1559 г.).

Основой национально-государственной идеи в России в конце ХV в., становится получившая широкое распространение в официальных государственных документах теория «Москва – третий Рим». Согласно этой теории преемницей «ветхого» христианского Рима, впавшего в грех католичества и посему погибшего, стала православная Византия («второй Рим»). После падения Византии в 1453 г. ее единственной наследницей становится Московская Русь («третий Рим»).

Под влиянием этой теории формировался особый менталитет русского общества. В нем Москва представлялась по существу последним «православным царством», «святой землей», где еще сохранилась истинная Вера. Московская Русь становится «Святой Русью», последним ее оплотом. Исходя из этого, перед Московской Русью впервые на уровне национально-государственной идеи была поставлена задача всемирно-исторической миссии спасения, возрождения и распространения по всему миру православия. Эта идея играла большую роль в консолидации русского общества на основе религиозной и этнической идентификации русских людей.

Большую роль в этом играла также мифологема, которую по аналогии иногда называют «Москва – второй Иерусалим», или «Святая Русь – новая Палестина». Эта мифологема не получила однозначного оформления в официальных документах, однако она явно прослеживается в становлении самого понятия «Святая Русь» прежде всего в народном сознании в процессе слияния признаков русской этничности и конфессиональной идентичности. В русской ментальности понятия «русский» и «православный» становятся синонимами. Русские люди начинают ощущать себя в роли «последних христиан» с осознанием своей особой миссии во всемирном возрождении православия. Широко стали распространятся мнения, что Христос был русским, что «святая земля» (царство Правды) находится где-то в России.

Признание особой миссии «Святой Руси» сопровождалось в XVI–XVII вв. культурным изоляционизмом, порой принимавшим откровенно ксенофобские формы и, прежде всего, по отношению к Западу. В основе этого лежал, в первую очередь, антагонизм между православием и католичеством, особенно после отторжения в 1596 г. Римским престолом западнорусской православной митрополии (Брестская уния). В то же время «Святая Русь» не чуралась общения с мусульманами и язычниками, преследуя цель обращения их в истинную веру, но отношения с христианами-католиками, отступниками от истинной веры, считались особенно греховными.

Большое влияние на формирование национально-государственной идеи в ХIV-ХVII вв. оказало формирование в России эпоху Московского царства так называемого «вотчинного государства».

Московские князья, а затем русские цари, обладавшие огромной властью и престижем, были убеждены, что Россия как страна является их «собственностью», ибо создавалась она и строилась по их повелению. Такое мнение предполагало, что все живущие в России подданные государства – слуги, находящиеся в прямой и безусловной зависимости от государя, и поэтому не имеющие права претендовать ни на собственность, ни на какие-либо неотъемлемые личные «права».

«Вотчинное государство» в России, особенно в условиях социально-экологического кризиса ХV столетия присвоило неограниченные права по отношению к обществу. В этих условиях сработало универсальное правило: если сами люди не могут остановить падение уровня и качества жизни, то общество делегирует государству право на проведение радикальных реформ. При этом предполагался и пересмотр если не всей системы культурных ценностей, то по крайней мере некоторых фундаментальных ее элементов.

Самостоятельность Российского государства оказалась максимальной из всех возможных вариантов тогдашнего состояния русского общества. Это в значительной степени предопределило и выбор пути социального развития, связанного с переходом общества в мобилизационное состояние, основу которого составляли внеэкономические факторы государственного хозяйствования, экстенсивное использование природных ресурсов, ставка на принудительный труд, внешнеполитическая экспансия и колонизация, ставшая, по выражению В.О.Ключев­ского, стержнем всей российской истории.

Московские государи обращались со своей страной («царством-государством») примерно так же, как их предки обходились со своими вотчинами, поэтому идея государства в европейском смысле слова, как считает Р.Пайпс, отсутствовала в России вплоть до середины ХVII в. Поскольку не было концепции государства, не было и концепции общества: государство в России признало права различных сословий и социальных групп на юридический статус и на узаконенную сферу свободной деятельности лишь во второй половине ХVIII в. в царствование Екатерины II.

Идейной основой «вотчинного государства» являлись провиденциалистские представлениях о природе государственной власти. Эти представления базировалась в первую очередь на принципе «служения государю», являвшимся обоснованием «самодержавства» (единоличной власти) в России.

Важную роль в этом обосновании играла легенда о «Мономаховом венце», оформленная в первой четверти XVI в. в «Сказании о князьях владимирских». В ней повествуется о происхождении русских князей от Августа-кесаря (римского императора Августа, «наместника бога на земле») и получении из Византии регалий русских государей, в том числе и «венца (шапки) Мономаха» – главного символа великокняжеской власти. Тем самым в «Сказании» подчеркивалась божественная природа власти, утверждалось высокое происхождение русских князей и древность владения им царским венцом. Эта легенда, получившая широкое распространение в официальных государственных документах и использовавшаяся в дипломатической переписке, служила основой «самооправдания» самодержавной власти в России.

Принцип «служения государю» как основа самодержавно-деспотической власти в России был сформулирован в более или менее законченном виде впервые Иваном IV. Он был убежден, что «служение государю» является нравственным христианским долгом его подданных-холопов, которых царь «волен казнить или жаловать» как своих рабов. Подданные же, по мнению царя, были даны ему в «работу» (рабство) самим богом.

Таким образом выстраивалась четкая схема «служения: царь служит богу, а подданные – «грозе-царь», который должен править единовластно, опираясь на «Правду-истину».

В качестве фактора легитимации «вотчинного государства» и самодержавно-деспотической власти в России широко использовался также популизм, основанный на демагогии. Например, Иван Грозный умело создавал впечатление, что террор в стране направлен только против «верхов», к которым низы, разумеется, не питали добрых чувств и социальных симпатий. Так, в обращении к московскому посаду при учреждении опричнины царь во всех бедах обвинил бояр, уличая их в многочисленных изменах. В массовом сознании гибель рядовых людей оставалась незамеченной, зато отдельные опальные фигуры из окружения царя кончали жизнь на плахе при огромном стечении народа. Такой политический прием позволял списать самые страшные злодеяния на дурных советников из окружения царя, которых массовое сознание превращало из слуг деспота в «изменников-злодеев».

Становление «военно-национального», а затем «вотчин­ного государства»; перманентная потребность в обороне, сопровождаемая политикой внешней экспансии и внутренней политической централизации; переход на мобилизационный тип социального развития, основанный прежде всего на авторитете власти и насилия, с помощью которых государство в России принуждало население принимать любые лишения при решении задач внешней и внутренней политики способствовало и становлению в ХIV-ХVII вв. особого российского менталитета.

Для этого менталитета характерным стал культ государственной власти, преклонение перед ней как воплощением силы и господства. Такая фетишизация власти порождала этатизм, причем не в западном, а в восточно-деспотическом смысле. Этатизм основывался на том, что Российское государство, наделявшееся сверхъестественными свойствами, иррационально воспринималась как главный стержень всей общественной жизни. Это восприятие складывалось на основе эксплуатации патриархальной идеи отношения человека и власти как отношения детей и родителей, подразумевающего «хорошее», «отеческое», и справедливое правление доброго «хозяина-отца». Поэтому в российской ментальности государство рассматривалось как большая семья. Отсюда вытекало понимание общенародного единства как духовного родства и стремление русского человека заменить бездушные правовые нормы нравственными ценностями. Российский менталитет в качестве идеала государственной власти санкционировал в первую очередь власть единоличную (ответственную), сильную (авторитетную) и справедливую (нравствен­ную).

С ХVI в. государственная власть в российском менталитете стала отождествляться с царем как обезличенной волей божьей: он – сама «правда» и «справедливость», противополагаемая живым реальным людям и в особенности греховным «богатинам», окружавшим трон. Поэтому для провиденциалистской ментальности принцип «служения государю», освященный «божественным замыслом», являлся одним из факторов легитимации самодержавной власти.

Царская власть представлялась также единой и неделимой, независимой от капризов толпы, и связанной с народом не бумажной казуистикой схоластической законности, а живым повседневным опытом соборного единения. Сила власти – не «в крике и суете, не в похвальбе и терроре», а «в ее способности звать не грозя и встречать верный отклик в народе».

В российском менталитете государственная власть поэтому ставилась выше закона, что формировало у русских людей такую установку, как неверие в закон в качестве воплощения справедливости и эффективного средства борьбы со злом.

«Образ» власти, который сформировался в российском менталитете в XVI в. был ориентирован в первую очередь на умеренный авторитарный идеал, который всегда сочетался с коллективным демократизмом охлократического толка. Поэтому в отношении к авторитету в российском менталитете сложилось две тенденции. С одной стороны, это – вера в авторитет, часто наделяемый харизматическими чертами и, соответственно, ожидание от него «чуда», сопровождаемое постоянной готовностью подчиняться авторитету. С другой стороны, это – представление о том, что авторитет сам должен служить «общему делу», национально-государственной идее. Отсюда направленность российского менталитета на постоянный контроль за деятельностью авторитета через постоянное соотнесение ее с «общим делом», которое сообща переживается людьми. Если эта деятельность начинает идти вразрез с этими переживаниями, то образ авторитета меркнет, и его, как правило, свергают, а иногда и жестоко с ним расправляются.

В эпоху Московского царства сложился особый уклад жизни, основанный на самодержавно-деспотическом централизме и насилии как основном способе государственного управления и взаимодействия различных социальных групп.

Еще накануне татаро-монгольского нашествия в Северо-Восточной Руси стал складываться особый тип социальных связей, министериально-подданнического характера. Министериалитет – это служба недоговорного характера, при которой слуга находится в прямой и безусловной зависимости от господина.

В победе министериального типа социальных связей в России большую роль сыграл татаро-монгольский фактор. С одной стороны, русские князья в условиях вассальной зависимости от Золотой Орды сохранили власть, свободу действий внутри страны. Но с другой, – великие князья назначались ордынскими ханами и должны были оказывать им такие внешние формы почтения, которые по русским меркам были просто унизительными. Отношения подданничества по линии «хан – великий князь» постепенно распространились и на всю систему социальных связей русского общества и стали господствующими в ХIV-ХV вв.

Утверждение министериального типа социальных связей в Московском государстве сопровождалось существенными изменениями в российском менталитете. Во-первых, на основе этих связей сложилось особое представление о поведении человека в обществе. Оно стало оцениваться и в общественной и в частной жизни с точки зрения выполнения им своего «чина», т.е. в соответствии с его местом в социальной иерархии. Во-вторых, возникла особая, холопская психология и нравственность, безответственно-пренебрежительная по отношению к своим подданным и рабски-уничижительная – к своему господину.

Перманентная военная угроза и потребность в обороне, сопровождаемые постоянными войнами на Западе, внешнеполитической экспансией и громадным расширением Российского государства на Востоке, формировали в менталитете русского общества такие установки, как воинственность и настойчивость в борьбе с врагами, но вместе с тем порождали и определенную беспечность, стремление решать все проблемы за счет большой территории и громадных богатств. Наряду с другими это явилось одной из причин захвата в начале ХVII в. поляками Москвы и, лишь после того, как «грянул гром», было создано народное ополчение и организован достойный отпор польским интервентам. (Аналогичная ситуация сложилась в России в 1812 г. и в СССР в 1941 г.)

Стремительное расширение территории Российского государства, сопровождаемое таким явлением как народная колонизация, обилие свободных земель, суровая природа евразийского континента с небольшим населением, разбросанным по его огромным просторам – все это также оказало влияние на характер российского менталитета. Под влиянием этих факторов в нем сформировались такие установки, как ориентация на экстенсивные формы деятельности и игра в удачу (надежда на «авось»). Особую ценность в российском менталитете приобрели кратковременные формы интенсивной коллективной деятельности («навалиться всем миром»).

Сформировавшееся в ХIV-ХVII вв. российское общество было социоцентричным. В таком обществе существует особый тип социальных связей и мышления, при которых человек полностью идентифицирует себя с социумом и не осознает себя личностью. Для каждого человека в этом обществе существует только одна социальная ниша и доминирует стремление «быть как все».

Индивид в таком обществе поглощен социумом, но это не означает, однако, что человек при этом испытывает дискомфортное состояние. У человека в социоцентристском обществе появляется постоянное стремление перекладывать ответственность за свою судьбу, за свою деятельность на государство или социум, с которыми он себя идентифицирует. Это приводит как бы к самозакрепощению, стремлению спрятаться за более глобальные структуры и фундаментальные в данный момент ценности и тем самым уйти от индивидуальной ответственности.

Поэтому особой ценностью в социоцентристком обществе являются совместные действия, обставляемые внешне всяческими коллективными ритуалами. Специфика социоцентристского общества в России заключалась в том, что втягиваясь в эти действия, русский человек, никогда не мог претендовать на то, чтобы его личное мнение и участие практически что-то да значило. Поэтому в российском социуме коллективизм во многом носит внешний, в значительной степени ритуальный характер, лишь имитирующий «групповую сплоченности». На практике эта «сплочен­ность» маскирует иной тип социальных связей и социального управления, основанных на властно-принудительной социальной организации общества. На его основе которой в российском менталитете появляется такая установка, как конформизм, и такая ценность, как терпение.

Это порождает сильные социально-адаптационные возможности, в полной мере проявившихся у русских людей в ХIV-ХVII вв., которые обнаружили удивительную способность молча приспосабливаться к самым невыносимым условиям существования, вызванным и татаро-монгольским нашествием и разгулом деспотизма во времена опричнины Ивана Грозного, и в период Смутного времени, и в эпоху беспрерывных войн ХVП столетия.

Социоцентристский характер российского общества определял и особенности отношения людей друг к другу. Основу этого отношения составляла антиличностная социальная установка («все как один»), которая блокировали всякую индивидуальность и «незапрограммированную» активность отдельного человека. Эта установка базировалась на принципе уравнительной справедливости, порождавшим неприязненное отношение к тем, кто «выше», и сострадание к тем, кто «ниже», и общее стремление сделать всех «одинаковыми».

Антиличностная установка порождала в российском менталитете такую ценность, как «воля» (свобода лишь для себя и отрицание права другого на свободу, вплоть до его подавления и уничтожения). «Воля» как ценность российского менталитета являлась одним из факторов перманентной конфликтогенной ситуации в России. Причем конфликты в российском обществе не разрешались путем консенсуса (согласования интересов), а завершались, как правило, подавлением одной из сторон. Поэтому конфликты в России не столько разрешались, сколько откладывались, для того чтобы вспыхнуть с новой силой, как только в обществе для этого складывались подходящие условия.

Такие установки и ценности российского менталитета позволяли людям относительно спокойно воспринимать до поры до времени тот массированный потенциал насилия, которым обладала государственная власть в России, перманентно превращавшая страну в некое подобие военизированного лагеря с централизованным управлением, жесткой социальной иерархией, строгой дисциплиной поведения, усилением контроля за различными аспектами деятельности с сопутствующими всему этому бюрократизацией, «государственным единомыслием» как основными атрибутами мобилизации общества на борьбу за достижение чрезвычайных целей.

Кризисы Российской государственности в ХVI–XVII вв.

Первый кризис Российской государственности, завершившийся ее развалом, произошел на рубеже ХVI–XVII вв. Этот кризис был вызван не только стихийными бедствиям и голодом, эпидемией чумы – они являлись частыми гостями в истории России. Он стал следствием реформ, опричного террора, длительных и неудачных войн в царствование Ивана Грозного, которые разорили страну и создали конфликтогенную ситуацию в обществе, завершившуюся «великой смутой».

На уровне менталитета русских людей того времени государственная власть перестала соответствовать своему «образу» (умеренно авторитарному идеалу) и не воспринималась уже как главный стержень всей общественной жизни. Государственная власть в России уже не была ни единолично-ответственной, ни авторитетно-сильной, ни справедливо-нравственной.

Другим фактором развала Российской государственности в начале ХVII в. стал кризис национально-государственной идеи, одним из оснований которой являлось провиденциалистское представление о природе государственной власти и «служении государю» как христианско-православном долге.

Осуществляя в 50-60-х гг. реформы в России, Иван Грозный заботился прежде всего об укреплении своей самодержавно-деспотической власти. Попытаясь создать в стране «царство-монастырь» во главе с «царем-игуменом», он внес в эту идею (вырванную из византийского контекста) свою необузданную «дикую» волю, и в конечном счете вышла опричнина.

Ставка на террор, на силу в годы опричнины, явилась симптомом кризиса легитимности государственной власти. Опричнина вместо укрепления самодержавия, на что надеялся царь, расшатала его основы. «Бесоподобные слуги», сознательно уподобляясь силам «кромешной тьмы» (черные одежды, метлы, собачьи головы), совершали зверские массовые погромы и грабежи населения. Первый в истории России царь своей политикой дискредитировал идею помазанника Божьего. Все это сопровождалось моральным разложением, которое «как наводнение разлилось в высших и низших слоях», в чем С.Соловьев, например, усматривал основную причину «Великой смуты» начала XVII века.

В результате царская власть в России оказалась десакрализированной: четкая схема «служения» богу была нарушена, поскольку на русском престоле оказались не «богом избранные» Борис Годунов, Василий Шуйский, не говоря уже о самозванцах. Отсутствие богоизбранности делало их не настоящими государями, а «самовластцами», повиноваться которым было безнравственным.

Вот почему при избрании Михаила Романова на русский престол в документах особо подчеркивалось восстановление богоизбранности царя формулой: «по изволению божию». Наряду с «богоизбранностью» и «наследственностью» в начале ХVII в. появляется и еще один фактор легитимации царской власти: «народоизбранность» («по избранию всех чинов людей»). Все эти три принципа легли в основу сформировавшегося в российском менталитете представления о непосредственной связи народа в целом и каждого подданного в отдельности со своим государем. Эта связь, носившая не столько религиозный, сколько светский характер, обусловила трактовку принципа «служения государю» уже не как христианский долг, а как обязанность перед царем.

Таким образом, деспотический режим, утвердившийся в России в эпоху Ивана Грозного, не пережил своего создателя. Российская государственность династии Романовых требовала новой морали, поэтому «благочестие» царей Михаила, Алексея и Федора резко контрастировало с поведением «Грозного царя». Преемники его, унаследовав необъятную власть, не решились сохранить ее при помощи террора: этот образ политических действий оказался скомпроментированным, против него протестовало нравственное чувство всех слоев российского общества.

Второй кризис Российской государственности, завершившийся реформами Петра I, обнаружился в конце ХVII столетия. Этот кризис был обусловлен в первую очередь делегитимацией государственной власти. Окончательное закрепощение крестьян, усиление мобилизационного характера развития общества, вызванного постоянными войнами России с Речью Посполитой и Швецией, Крымским ханством и Турцией, религиозный раскол создали в стране напряженную социальную ситуацию.

Церковная реформа, которая вводила культовые новшества, впервые проводилась не на основе решения поместного собора, а по личной инициативе патриарха Никона и вначале при поддержке царя Алексея Михайловича. Это наносило удар по соборности церкви, вело к установлению в ней единовластия, претендующего на подчинение государства церкви. Поэтому следствием этой реформы стал церковный раскол, вызвавший, с одной стороны, конфликт между церковью и государством, а с другой, – между государством и значительным социальным слоем старообрядцев.

Проводимая государственной властью внутренняя политика оказалась социально неэффективной. По стране прокатился «бунт Стеньки Разина» как агрессивная охлократическая реакция казачества, крестьянства, городского плебса и старообрядцев на эту политику.

Культурный изоляционизм, порой принимавший откровенно ксенофобские формы по отношению прежде всего к Западу, препятствовал распространению в России достижений науки, техники и образования.

Российская государственность, не предлагая российскому обществу определенного «общего дела», утратила к этому времени и национально-государственную идею.

Кризис Российской государственности в конце XVII в., с одной стороны, сделал, необходимой разработку новой национально-государ­ственной идеи; с другой, – обусловил кардинальное изменение целей и задач внутренней и внешней политики; с третьей, – вызвал трансформацию нормативно-ценностного пространства российского общества и менталитета «безмолвствующего большинства».

 

4.4. Россия в ХIV–ХVI вв.

 

Политическое объединение русских земель вокруг Москвы – Особенности образования Московского государства – Литовская Русь в ХIV-ХV вв. – Самодержавие и реформы – Геополитические интересы и внешняя политика России в ХVI в.

 

Политическое объединение русских земель вокруг Москвы

В начале ХIV в. большинство русских земель находилось под властью Золотой Орды. В Северо-Восточной Руси после смерти Александара Невского в 1263 г. начались кровавые усобицы, затеянные его сыновьями. Эти усобицы довершили крушение сильной великокняжеской власти, смирившейся перед татарской угрозой, и подготовили почву для торжества младших удельных князей – тверского и московского, между которыми развернулась ожесто­чен­ная борьба за великокняжеский стол. Род Александра Невского, которому принадлежала Москва, был ослаблен многочисленными разделами отчины и внутренними распрями. Напротив, тверская отчина, принадлежавшая его младшему брату, избежала дробления, что способствовало усилениею местной династии.

Непрекращающие набеги татар привели к тому, что население центральных (суздальских) ополий отхлынуло на тверскую окраину. Большие преимущества Твери давало ее расположение на волжских берегах, поскольку Волга являлась главной водной и торговой аретерией Северо-Восточной Руси. Об экономической мощи Твери свидетельствует тот факт, что она была первым русским городом, возобновившим у себя каменное строительство. С начала ХIV в., обладая ярлыком на великое княжение, тверские князья, используя ресурсы Великого княжества владимирского, стремились проводить по отношению к Золотой Орде более независимую политику, чем другие русские князья.

В это время Москва значительно отставала от Твери по своему потенциалу, и ее князья не могли одолеть своих тверских родственников, полагаясь только на свою силу. Главные надежды московские князья возлагали на интриги в Золотой Орде и на татарские рати. Это привело в конце концов к тому, что после 1328 г. великокняжеский владимирский стол окончательно перешел в руки московских князей. Однако, одолевая своих противников с помощью татар, Москва сама превратилась в орудие монгольских ханов.

Разгром Твери в 1327 г. нанес огромный ущерб общерусским интересам. Московский князь Иван I Данилович (1325–1340), приведший на Русь татар и подавивший восстание в Твери, получил ярлык на великое княжение и добился «великой тишины» – временного прекращения татрских набегов. Московское «замирение» надолго упрочило ордынское господство. Доверяя московскому князю, хан предоставил ему право собирать дань со всей Руси и доставлять ее в Орду. Дань стала мощным средством обогащения московской казны, с помощью которой московские князья, используя подкуп, обман, насилие, не щадя сил своих, приступили к расширению своих владений.

Московские князья, лишенные таланта и отличавшиеся устойчивой посредственностью, вели себя как мелкие хищники и скопидомы (В.Ключеский). Ожесточенная борьба между Москвой и Тверью ускорила распад Северо-Восточной Руси. Однако быстрое возвышение Московского княжества приостановило процесс ее дробления и явилось основой политического объединения русских земель вокруг Москвы.

В начале ХIV в. все большую роль в истории Восточной Европы начинает играть Великое княжество литовское, подчинившее себе Белую Русь. При князе Ольгерде (1345–1377) были захвачены земли исторического ядра Древнией Руси (Чернигов, Киев, Переяславь) и большей части Владимирско-Волынского княжества. В середине ХIV в. Литва превратилась в Русско-Литовское государство, в котором подавляющую часть населения составляли русские люди и государственным языком был русский. Это государство стало претендовать на то, чтобы объединить под своей властью все русские земли, что неизбежно сталкивало его с Москвой.

Такой ситуацией попыталась воспользоваться Тверь, стремясь в борьбе с Москвой вернуть себе былую политическую самостоятельность. При этом тверские князья пытались вовлечь в войну с Москвой не только литовцев, но и татар. В 60-70-х ХIV в. тверской князь Михаил в союзе с Ольгердом предприняли несколько походов на Москву. Откупившись от татар огромной суммой и заручившись их поддержкой, московскому князю Дмитрию Ивановичу (1359–1389) удалось заключить с Тверью выгодный для Москвы мир. Более того, как только в Орде начались междуусобицы и смута, Москва вступила в коалицию с Тверью, Рязанью и другими княжествами и предприняла попытку избавиться от татаро-монгольского господства. В 1378 г. московские и рязанские полки нанесли татарам поражение на реке Воже в пределах Рязанского княжества. В ответ на это эмир Золотой Орды Мамай двинул на Северо-Восточную Русь свои отряды.

Русь вступила в войну с Ордой в неблагоприятных условиях. Во-первых, на помощь Мамаю двинулся со своими литовско-русскими войсками великий литовский князь Ягайло. Во-вторых, к этому времени распалась антиордынская коалиция русских князей. Тверь и Нижний Новгород отказались от борьбы с татарами, Рязань вообще переметнулась на их сторону. Лишь два княжества – Ростовское и Ярославское – прислали на помощь Москве свои дружины. Князь Дмитрий Иванович в 1380 г. отправился в поход в ордынскую степь, чтобы сразиться с татарами до их соединения с Ягайло. Пройдя путь в 200 км от Коломны до Дона, русские дружины переправились через Дон и выстроились в боевом порядке между Доном и Непрядвой, где и состоялась знаменитая Куликовская битва, в ходе которой татарские отряды были разгромлены. Мамай, имевший в Орде серьезного противника в лице хана Тохтамыша, после поражения от русских войск не мог противостоять ему и бежал в Крым, где вскоре был убит генуэзцами.

Хан Тохтамыш, на время восстановивший единство Орды, почти два года в глубокой тайне готовил поход на Русь. Используя рознь между русскими князьями и заручившись поддержкой рязанского и нижегородского великих князей, Тохтамыш в 1382 г. с огромной ратью двинулся на Москву. Нашествие татар, как отмечали современники-летописцы, было подобно потопу. Сметая все на своем пути татарские отряды вскоре появились у стен Кремля. Татары осаждали крепость три дня, после чего хан Тохтамыш вступил в переговоры с москвичами, обещая не причинять вреда городу в случае их добровольной сдачи. Однако когда крепостные ворота оказались открытыми, татары учинили в Москве кровавую резню, а сам город сожгли.

Таким образом, Куликовская битва не привела к восстановлению государственной независимости Руси от Золотой Орды, господство которой продолжалось еще 100 лет. Победа на Куликовском поле сделала Москву признанным политическим центром всех русских земель. Однако победитель татар Дмитрий Иванович Донской в своей внутренней политике следовал тем принципам, которые способствовали не только сохранению, но и углублению политической раздробленности. Разделив отчину между пятью сыновьями, он подготовил почву для усобиц, грозивших навсегда подорвать могущество Московского княжества. Наследник Дмитрия Ивановича Донского великий московский князь Василий I (1389–1425) проводил политику покорности Орде и использовал ее поддержку для расширения московских владений.

В конце ХIV в. активизировал свою внешнеполитическую деятельность Великий литовский князь Ягайло, ставший в 1386 г. польским королем и сменивший православную веру на католическую. В 1404 г. Литва завоевала Смоленскую землю. В начале ХV в. Москва все сильнее стала втягиваться орбиту литовского влияния. В самой Москве смерть Василия I повлекла за собой ожесточенные распри в княжеской семье за великокняжеский ярлык, продолжавшиеся с переменным успехом более четверти века. В историю эта борьба внутри московского княжеского дома вошла под названием феодальной войны второй четверти ХV в., которая закончилась победой опиравшегося на поддержку татар Василия II Темного (1425–1462) и поражением его удельных соперников, которых отечественный историк А.Зимин назвал «романтиками», свободолюбивыми противниками московского деспотизма и татарского ига.

Московская смута, как назвал междуусобицу в княжеской семье А.Пресняков, подорвала удельно-вотчинный строй в Северо-Восточной Руси. Почти все удельные княжества в Великом княжестве московском были уничтожены. Наметилось крушение и старого порядка наследования престола, при котором княжество считалось отчиной всей княжеской семьи, и великий князь передавал власть не наследнику сыну, а братьям, и лишь после их смерти право на престол переходило непосредственно к наследнику.

После смерти Василия II Темного великорусский престол занял Иван III (1462–1505), в годы правления которого заметно усилились процессы политического объединения русских земель вокруг Москвы. В 70-х гг. ХV в. была ликвидирована независимость Великого Новгорода. Его жители были приведены к присяге на верность московскому князю, вечевой колокол увезен в Москву, выборные должности, вечевые порядки, древний суд упразднены.

Иван III вторым браком был женат на греческой царевне Софье Палеолог, которая являлась племянницей последнего византийского императора, убитого турками при взятии ими Константинополя в 1453 г. Заключению этого брака во многом способствовала Италия, которая надеялась на союз с Иваном III в борьбе с турками, грозившими Европе новыми завоеваниями. Стремясь склонить московского государя к участию в антиткрецкой лиге итальянские дипломаты сформулировали идею о том, что Москва благодаря этому браку является преемницей Византии. В 1473 г. сенат Венеции обратился к Ивану III со словами: «Восточная империя, захваченная аттоманом (турками), должна, за прекращением императорского рода в мужском колене, принадлежать вашей сиятельной власти в силу вашего благополучного брака».

Все это свидетельствовало о том, что Московское государство во второй половине ХV в. играло уже большую роль на международной арене. Но Московской Руси трудно было исполнять в полной мере эту роль, оставаясь данницей Золотой Орды, переживавшей в это время хаос и распад. На ее территории образовались Казанская, Астраханская, Сибирская, Ногайская и Крымская орды. Древний трон находился в руках Ахмат-хана из Большой орды. Укрепив свои позиции, Иван III в конце 70-х гг. отказался платить татарам дань, Ахмат-хан стал готовить новый поход на Москву.

Летом 1480 г. татарские войска подошли к границам Московской Руси, где в это время разразилась очередная смута. Удельные князья, братья Ивана III подняли против него мятеж и ушли к литовской границе. Польский король Казимир, обещая им покровительство, готов был в любой момент нанести удар по Москве с Запада. Войска Ливонского ордена напали на Псков. Иван III, возглавив московские и тверские полки, выдвинулся к Оке, ожидая татар, которые, однако, провели в полном бездействии более двух месяцев вблизи московских границ. Наконец, осенью 1480 г. татары, обойдя знаменитое Куликовское поле, вступили в пределы Литвы и подошли к русско-литовской границе, проходившей по реке Угре, где между татарами и русскими произошла ожесточенная стычка.

Бои на Угре продолжались четыре дня, но решающего сражения так и не произошло. Иван III, обеспокоенный мятежом своих братьев, не искал такого сражения. Ахмат-хан не мог ввести в боевые действия свою конницу, поскольку броды на реке Угре были узкими. Поэтому он согласился на переговоры, которые предложил ему Иван III, надеясь, что московский князь придет с повинной «к цареву стремени». Однако для Ивана III эти переговоры были не более чем политической уловкой, позволившей выиграть время и уладить отношения с удельными князьями, уступив домогательствам братьев и передав им несколько крепостей с уездами.

Кроме того, татары, имевшие всего не более 40 тыс. воинов, вероятно, опасались затевать крупное сражение с русскими, не имея помощи со стороны польского короля. Однако уже в октябре 1480 г. стало ясно, что Казимир не намерен выполнять своих союзнических обязательств. Не последнюю роль в этом сыграло вероломство татар, жестоко разграбивших литовскую «украину». Наступили морозы, и Ахмат-хан отдал приказ возвращаться на свои зимние кочевья. Распустив свои войска на зимовку, Ахмат-хан вскоре поплатился за эту оплошность головой. Его соперники ногайские князья напали на ханскую «вежу» и убили хана.

Золотая Орда исчезла в степях, а Московская Русь получила государственную самостоятельность. Продолжая политику политического объединения русских земель вокруг Москвы, Иван III мирно присоединил Тверь, сохранив за тверскими боярами, отъехавшими на службу к московскому князю, их земли и думные чины.

Заложив основы «военно-национального» российского государства, стоя у истоков деспотического самодержавия, Иван III шел к цели, не стеснясь в средствах. В конце своей жизни он не особенно соблюдал обычаи и законы, постоянно нарушал обещания и клятвы, неоднократно следовал советам сомнительных лиц. Все это привело к падению популярности Ивана III, к попыткам скомпрометировать Великого князя московского, государя всея Руси. Так, в неофициальной Софийской летописи того времени утверждалось, что победитель Ахмат-хана постоянно бегал от татар, предаваясь страху и нерешительности. Не пользовался Иван III и уважением духовенства, находясь постоянно в конфликте с митрополитом Геронтием. Более того, Великий московский царь был обвинен Иосифом Волоцким в пособничестве еретикам.

Все это привело к тому, что в конце ХV в. в Московском государстве разразился кризис политической власти. Современники усматривали причину этого кризиса в пагубном влиянии, которое оказывали на великого князя «греки», с которыми прибыла в Москву Софья Палеолог. Московская аристократия, постоянно пополнявшаяся знатными выходцами из Орды и Литвы, не воспринимала представителей византийской императорской фамилии при московском дворе по причине не только династического характера, но и в силу политических разногласий. Московская правящая элита и народ обвиняли «грекиню» прежде всего в нарушении традиционного порядка престолонаследия в Московском государстве, в стремлении ее сделать сопровителем Ивана III его взрослого сына Василия, передав ему в удел Новгородские земли.

Идея раздела Московского государства на удельные княжества между сопровителями не могла встретить поддержки прежде всего со стороны Боярской думы, представители которой понимали опасность повторения смуты, едва не погубившей Московское княжество во второй четверти ХV в. Кроме того, московская знать боялась в случае передачи Новгорода Василию потерять свою долю добычи после присоединения Новгородских земель к Москве.

Иван III все же передал Новгород своему старшему сыну Василию, стремясь вывести Новгородские земли из-под контроля Боярской думы, а спор между государем всея Руси и боярами разрешился кровью. Высшие представители думы были казнены или пострижены «в железах» и разосланы по монастырям в заточение.

Политическое объединение русских земель вокруг Москвы превратило Московское государство в могущественную военную державу. В давнем конфликте с Литвой перевес в конце ХV – начале ХVI в. оказался на стороне Москвы, которой удалось присоединить к Московскому государству целый ряд западнорусских земель (Брянск, Новгород-Северский, Чернигов и др.). Значительно расширились дипломатические связи Московского государства. Глава Священной Римской империи германской нации направил в Москву посла и предложил Ивану III принять королевский титул, стремясь заручиться союзом с ним для отпора турецкой агрессии на Балканах. Однако Москва отклонила это предложение.

В 1497 г. новым гербом Московского государства становится двуглавый орел. Н.Карамзин считал, что двуглавого орла частью византийского наследия, «принесенного» Софьей Палеолог. Однако некоторые современные исследователи полагают, что двуглавый орел был принят двумя десятилетиями ранее свадьбы Софьи и Ивана III по аналогии с габсбургским гербом Фридриха III. Согласно третьей версии двуглавый орел просто являлся символом единства восточных и западных русских земель.

Скромный церемониал московского двора уступает место пышным византийским ритуалам. Великий князь московский стал называться «самодержцем», что явилось дословным переводом одного из титулов византийских императоров – «автократор». В дипломатической переписке с Ливонским орденом и мелкими германскими княжествами стал употребляться титул «царь» или «кесарь».

Византийское культурное влияние способствовало окончательному закреплению за Московским государством наименования Россия вместо первоначального Русь, которое единственное было у нас в ходу до ХV в. Название Россия производно от византийского термина «Рос», который появляется в греческих источниках еще в V в., в качестве эпитета для обозначения нашествий грозных племен с севера, какого бы этнического происхождения они ни были.

В начале ХVI в. завершается процесс образования Московского государства.

Особенности образования Московского государства

После ликвидации к началу ХVI в. политической независимости ряда важнейших русских княжеств и республик и присоединения их земель к Москве произошло образование единой государственной территории Московского царства и началась перестройка его политической системы, завершившаяся установлением самодержавия в России.

Московское царство нельзя рассматривать в качестве наследника Киевской государства, оно стало преемником Северо-Восточной субцивилизационной периферии Древней Руси. Именно здесь еще до татаро-монгольского нашествия стал зарождаться тот тип государственности, который получил наиболее полное развитие в Московском царстве. Это – деспотическое самодержавие, опирающееся не на систему договорных социальных отношений (вассалитет), а на такую систему социальных отношения подданства и службы, которая получила название министериалитет. Большую роль в утверждении такого типа государственности и социальных связей сыграло длительное татаро-монгольское господство на Руси, поскольку отношения между русскими князьями и монгольскими ханами строились именно по типу подданства.

Образование Московского государства происходило почти одновременно с аналогичными процессами в Англии, Франции и Испании, но в России этот процесс имел целый ряд особенностей. Московское государство с самого начала формировалось как «военно-национальное», движущей силой развития которого была потребность в объединении русских земель, ликвидации татаро-монгольского господства и обороне.

В Европе образование единых государств шло двумя путями. Для первого характерно было то, что одновременно происходило политическое и экономическое объединение разрознененных земель. В рамках второго политическое объединение предшествовало экономическому. По первому пути шло образование государств там, где этот процесс совпадал с зарождением раннебуржуазных отношений, обострением противоречий между феодальной знатью и горожанами-бюргерами, социальной опорой центральной власти, стремящейся ликвидировать феодальные привилегии этой знати и объединить раздробленное социально-политическое пространство в единое целое.

Образование Московского государства шло по второму пути, когда политическая раздробленность преодолевалась сверху в ходе ожесточенной, порой принимавшей драматические формы борьбы между различными региональными центрами за великокняжеский престол, который давал заметные экономические и политические преимущества в деле «собирания» русских земель. Московские князья одержали победу в этой борьбе над своими политическими противниками благодаря прежде всего своим татарофильским действиям, коварству и вероломству. При этом «татарская стихия», как отмечал Г.Федотов, не извне, а изнутри овладела душой Руси. В этом отношении московские князья оказались самыми последовательными в «собирании» русских земель, которое совершалось «восточными методами»: насильственные захваты территорий, вероломные аресты князей-соперников при поддержке церковных угроз и интердиктов, увод населения в Москву и замена его пришлыми людьми, выкорчевывание местных традиций и обычаев.

Социальной опорой московских князей в процессе политического объединения русских земель выступало в первую очередь феодально-служилое сословие. Образование Московского государства сопровождалось дальнейшим развитием феодальных отношений, все более принимавших крепостническую форму, и жесткой регламентацией жизнедеятельности всех сословий общества, перманентно находившегося в мобилизационном состоянии.

В XIV–XV вв. происходила активная миграция населения в Северо-Восточную Русь из южных княжеств, что было обусловлено стремлением русского населения покинуть граничившие со степью опасные для жизни места. Крестьяне-«новоприход­цы», заселявшие в основном лесные «пустоши» (ничейные земли), первоначально были свободными людьми и жили вдали и от княжеской власти, и влияния церкви. Однако демографический рост, неблагоприятные климатическими условия, чрезмерная антропогенизация ландшафта – все это привело к кризису технологических основ подсечно-огневого земледелия. В Северо-Восточной Руси разразился социально-экологический кризис, Под влиянием этого кризиса крестьяне вынуждены были выйти из леса и, став сельскими, деревенскими, оказались социально вовлеченными в состав соседских общин, а экономически в систему феодальных отношений.

В XIV–XV вв. в складывающемся Московском государстве происходило развитие феодальных отношений «вширь» и «вглубь». С одной стороны, наблюдался рост феодального землевладения за счет свободных общинных земель, что и вело к распространению феодальных отношений «вширь». С другой стороны, в это время наряду с вотчинной возникла новая форма феодального землевладения – поместная. Первые сведения о поместьях относятся ко времени Ивана Калиты, а во времена Василия Темного практика раздачи поместий служилым людям стала одним из важных направлений внутренней социально-экономической политики.

Рост поместного, или условного феодального землевладения, был обусловлен теми социально-политическими процессами, которые происходили в это время в Московском княжестве. Московские князья в условиях борьбы со своими тверскими и литовскими соперниками за великокняжеский престол постоянно расширяли численность феодально-служилого сословия, наделяя его представителей землей на правах услов (временного) владения. Такой условный держатель земли (позже его стали называть помещиком) приобретал право на присвоение феодальной ренты, которое выражалось в том, что крестьяне, «сидевшие» на этой земле, обязаны были нести в его пользу разнообразные феодальные повинности (натуральный и денежный оброк, барщина).

Поскольку служилые люди были временными «владель­цами» земли, то феодальные повинности, которые несли в их пользу крестьяне, были значительно большими, чем у крестьян, живших на «вотчинных» землях. Это привело к тому, что крестьяне стали постоянно переходить от условных землевладельцев к вотчинникам или вообще на свободные земли, на окраины российского государства.

Развитие феодальных отношений «вглубь», связанное с ростом поместного землевладения, сопровождалось усилением противоречий между служилым сословием и боярами-вотчинниками. В основе этих противоречий лежали как социально-экономические интересы, связанные с борьбой за землю, так и разные политические устремления.

Укрепление Московского государства вело к тому, что вотчинники постепенно лишались своих привилегий как суверенных «государей» в своих владениях, в том числе и в отношении к подвластному населению, например, права суда над ними. Это вызывало трения между великокняжеской властью и феодальной знатью, в моменты обострения которых власть неоднократно прибегала к репрессиям.

Социально-политической опорой великокняжеской власти в процессе образования Московского государства стало служилое сословие. Во-первых, сильная государственная власть обеспечивала это сословие «поместными дачами», во-вторых, ограждала его произвола со стороны феодальной верхушки, в-третьих, в их интересах могла восприпятствовать переходу крестьян из поместий в вотчины. Ради всего этого служилые люди в Московском государстве не противились постепенному закрепощению их службой и превращению в царских холопов. бояр-вотчинников.

Процесс образования Московского государства поэтому сопровождался юридическим прикреплением крестьян к земле. Постепенно в XV в. сложилась практика, в соответствии с которой крестьянин мог уйти от феодала только в Юрьев день осенний (26 ноября), полностью рассчитавшись по своим долгам. В 1497 г. подобная практика нашла свое юридической закрепление в Судебнике Ивана III.

Важной особенностью образования Московского государства было формирование у московских князей восточного стиля политической деятельности. Московские князья по мере усиления своей власти и обретения политической самостоятельности все более ориентировались на такие два образца, как византийский Василевс и монгольский хан. Западные короли московской великокняжеской властью в расчет не принимались в силу того, что они не обладали настоящим государственным суверенитетом, являясь вассалами Римского императора. Следование византийскому и моногольскому образцам привело к формированию в Московском государстве самодержавно-деспотичес­кого стиля политической деятельности.

В Московском государстве утверждается также мобилизационный тип социального развития, осуществлявшийся за счет постоянного вмешательства государства в механизмы функционирования общества.

Литовская Русь в ХIV-ХV вв.

Политические катаклизмы XIII века круто изменили течение русской истории. Катастрофические последствия Батыева погрома усугублялись практически синхронной с ним агрессией западных соседей, среди которых особую опасность представляло молодое, но быстро набиравшее силу Литовское государство. Внезапность появления этой державы на исторической сцене поразила современников. Автор «Слова о погибели русской земли», с тоской вспоминая о недавнем времени могущества своей страны, отмечал, что тогда «Литва из болота на свет не выникуваху (не высовывалась». И в этом не было большого преувеличения.

Литовские племена составляли сравнительно малую долю в балтском этническом массиве, большая часть которого (от Немана до Припяти и Оки) вошла в состав Древнерусского государства и постепенно растворилась в восточнославянской среде. Племенные союзы ятвягов, аукштайтов и жемайтов избежали ассимиляции, но политическое и культурное влияние Руси здесь было весьма сильным. Выплата ими дани киевскому князю отражена в русских былинах и в исторической памяти самих литовцев (слово «владыка», «государь» в жемайтийском диалекте звучит как «valdymieras» – производное от имени князя Владимира).

Этнической и политической консолидации литовских племен содействовали внешние обстоятельства. С одной стороны, их побуждал к объединению печальный пример ближайших родичей – пруссов, покоренных Тевтонским орденом. Военная угроза способствовала повышению роли вождя и дружины, их постепенному высвобождению из-под контроля органов родового строя. С другой стороны, авторитет вождя возрастал благодаря набегам на русские земли приносившим немалую добычу. Эти нападения стали возможны из-за феодальных усобиц в Киевской Руси, приведших к общему снижению ее обороноспособности и, в частности, к полной утрате позиций не только в Литве, но и в Подвинье.

В начале XIII в. литовцы не только нападали на русские земли, но и активно участвовали во внутренних конфликтах на стороне волынских, полоцких и других князей. Под 1219 годом Ипатьевская летопись сообщает о договоре галицко-волынских князей с литовскими, среди которых летописец особо выделяет «старших». Примечательно и то, что название одной из земель Аукштайтии – Литвы – служит уже обозначением всего ареала племенных союзов аукштайтов, ятвягов и жемайтов. Из этого можно заключить, что к 1219 г. у балтских племен бассейна Немана уже сложилось протогосударственное объединение, возглавлявшееся литовскими («старшими») князьями. В дальнейшем (к 30-м гг. XIII в.) один из упоминавшихся в летописи князей – Миндовг – смог подчинить своей власти остальных и, по выражению той же летописи, «нача княжити один во всей земле Литовськой». С этого момента и ведется отсчет истории Великого княжества Литовского – государства, сыгравшего заметную роль в истории России и других стран Восточной Европы.

Уже при Миндовге литовцы переходят от тактики набегов на русские земли к их захвату. Первой была подчинена Черная Русь – земли в верхнем течении Немана с городами Гродно, Новогрудок, Слоним и др. Включение этих территорий в состав литовского государства в известной мере облегчалось наличием здесь многочисленного автохтонного балтского населения и давними военно-политическими связями местных князей с Литвой (Ипатьевская летопись упоминает о совместных военных действиях Миндовга и новогрудского князя Изяслава). С формально-юридической точки зрения подчинение Черной Руси Миндовгу выглядело, очевидно, как его приглашение на вакантное новогрудское княжение – правовой акт, вполне традиционный для Древней Руси. Именно опора на Черную Русь помогла Миндовгу окончательно утвердить свою власть в Аукштайтии и Жемайтии, и этот факт изначально повлиял на становление особой политической структуры нового государства, отраженной в его официальном названии: «Великое князство Литовское, Жомойтское и Руское» (позже – «Великое княжение Литовское и Руское»).

Вслед за Черной Русью литовцы закрепляются в землях по течению Припяти и Западной Двины, что совпало по времени с татаро-монгольским нашествием. Западные княжества избежали ужасов Батыева погрома, однако пример Северо-Восточной Руси заставлял относиться к литовцам, как к меньшему злу. В одних землях местные князья признавали себя вассалами литовских, в других – горожане и боярство заключали «ряд», т.е. договор с литовскими князьями и их дружинами. В этом случае русские земли сохраняли в рамках литовского государства весьма широкую автономию, а «приглашенные» князья и дружинники, как правило, принимали православие и постепенно ассимилировались.

С 60-х гг. XIII в. Великое княжество Литовское несколько ослабляет военно-политическое давление на русские земли из-за вспыхнувшей там усобицы. Длительная борьба за власть завершается с вокняжением Витеня (1293–1315), а при его брате Гедимне (1316–1341) это государство достигает своего расцвета. В годы его правления в состав Великого княжества Литовского вошли Турово-Пинское, Полоцкое, Витебское и часть Волынского княжеств. А при его сыне Ольгерде (1345–1377), с присоединением остальной части Волыни, Подолии, Киевского, Чернигово-Северского и Брянского княжеств, русские земли составляли примерно 9/10 государственной территории великого княжества. При этом они обладали особым политико-правовым статусом, зафиксированным еще на стадии вхождения в Литовское государство в «рядах» городов с великими князьями в виде обязательства последних «старины не рухати (не нарушать)».

В силу этих причин западнорусские земли, несмотря на потерю независимости, сохранились в качестве особой культурно-исторической целостности, в рамках которой традиции домонгольской эпохи трансформировались в направлении, отличном от того, которое возобладало в Северо-Восточной Руси.

Весьма наглядно проявляются черты преемственности в экономическом развитии Литовской Руси. В области сельского хозяйства прежние достижения были сохранены и преумножены: некоторому усовершенствованию подверглись орудия труда, неуклонно расширяется запашка, наблюдается общий объем аграрного производства, особенно заметный с 60-х гг. XIV в.

Примером устойчивости традиций домонгольской эпохи в области ремесла может служить тот факт, что керамика, производившаяся в западнорусских землях в XIV–XV вв., практически ничем не отличалась от образцов XI–XII вв.

Города Литовской Руси сохраняют и даже упрочивают свои позиции в транзитной торговле с Центральной Европой. Северо-Восточная Русь издавна была основным экспортером пушнины, пользовавшейся огромным спросом на западных рынках, и потребителем серебра из немецких и богемских рудников. Необходимость выплаты дани в Орду обострила традиционную для Руси нехватку (и как следствие – дороговизну) благородных металлов, что неизбежно повышало роль западнорусских городов как «золотого места» между нею и Европой. Обогащение городов повышало их политический вес в Литовско-Русском государстве, становясь одной из причин уступчивости по отношению к ним великокняжеской власти. «Ряды» городов и князей, трансформировавшиеся с течением времени в «привелеи», способствовали сохранению и даже расширению традиционных, унаследованных от домонгольской эпохи, вольностей – таких как представительство при наместнике или воеводе, участие в осуществляемом им судопроизводстве (да и сам наместник должен был назначаться князем лишь по согласованию с горожанами). В ряде городов вплоть до второй половины XV в. сохранялось вече («суйм»), на котором решался весьма широкий круг вопросов.

Важной гарантией автономии городов было обязательство князей не предпринимать насильственных переселений его жителей (со времен Ассирии депортации были эффективным рычагом «умиротворения» подданных, и эта мера широко применялась в Московском государстве). Таким образом, западнорусским городам удалось не только сохранить прежние традиции самоуправления, но и развить их в сторону сближения с аналогичными европейскими юридическими нормами. Эта тенденция увенчалась на рубеже XIV–XV вв. дарованием западнорусским городам Магдебургского права.

В сословной структуре и политическом строе Литовско-Русского государства также прослеживаются традиции домонгольской эпохи, которые с течением времени приобретали все большее сходство с классической системой вассалитета-сюзеренитета. Верхнюю ступеньку феодальной иерархии занимал великий князь из династии Гедиминовичей, который, хотя и величался «осподарем» или «самодержцем» (или, подобно Гедимину, «Rex Letwinorumet Ruthenorum»), никогда не имел неограниченной власти. С одной стороны, он вынужден был считаться с высшей знатью, представленной в «раде» (боярском совете) и княжеской администрации (тиунами и ключниками у литовских князей были «лучшие люди», а не холопы, как в Северо-Восточной Руси). С другой стороны, достаточно независимы в своих действиях (вплоть до чеканки своей монеты) были местные князья. Большинство их принадлежало к потомкам Гедимина, хотя кое-где у власти оставались русские князья – Рюриковичи. Матримониальные связи между двумя этими династиями постепенно превратили литовско-русских князей в единую корпорацию, связанную тесными узами кровного родства. К ней же принадлежали, хотя и стояли рангом ниже, «служебные» князья, владевшие землями не по династическому праву или «ряду», а в качестве «держания», получаемого от великих или местных князей. Следующую ступеньку феодальной иерархии занимало боярство, включавшее и утерявшие титул младшие ветви княжеских родов, и местные аристократические фамилии, и аноблированных («обоярившихся») выходцев из служилого военного сословия «земян», близкого к боярству, но более низкого по социальному статусу. Феодалы всех перечисленных званий обладали соразмерной своему положению возможностью влиять на великокняжескую власть, что в перспективе вело к формированию институтов сословного представительства.

Генетическая связь между Литовско-Русским государством и Киевской Русью особенно очевидно проявляется в сфере культуры. Многократно превосходившие коренную Литву по площади и численности населения, западнорусские земли безусловно доминировали и в культурном отношении. Русский язык был официальным языком делопроизводства, на нем велась дипломатическая переписка, составлялись летописи, непосредственно продолжавшие домонгольскую традицию, создавались юридические памятники, ориентированные на нормы Русской Правды. Этот язык был родным и для литовских князей, большей частью православных по вероисповеданию. Русское культурное влияние сказывалось и на коренной Литве. Значительную часть великокняжеской столицы Вильно составлял так называемый «русский город», и даже в XVI в. здесь, по свидетельству З.Герберштейна, православных храмов было больше, чем католических. О проникновении русского этнического элемента в коренную Литву свидетельствует один из актовых памятников XIV в., в котором среди земель в окрестностях Тракая упоминается «село Иваново, что Андрей держал Борисовичь».

Однако препятствием на пути к полной русификации Литвы было недоверие к христианству, ассоциировавшемуся в сознании литовцев с Тевтонским орденом, несшим новую веру на острие меча. Особенно сильна была приверженность язычеству в Жемайтии, несшей главное бремя в войне с Орденом. Великие князья осознавали необходимость достижения религиозной гомогенности общества, но именно опасность ослабления своих позиций на этом передовом рубеже противостояния германской агрессии заставляла их считаться с язычеством. Окружая себя русской знатью и будучи фактически русскими по языку и культуре, правители этого государства в русских землях выступали поборниками православия и даже, как Ольгерд или Витовт, принимали оглашение (степень приготовления к крещению), но для коренной Литвы – оставались почитателями старых богов.

Это противоречие в религиозной политике великих князей непосредственно отразилось на положении церкви и, опосредованно, на культуре Литовской Руси. Не будучи организацией общегосударственного масштаба и даже не имея долгое время собственной митрополичьей кафедры, церковь не могла здесь утвердить своего идеологического влияния столь же прочно, как в Московской Руси и была вынуждена воздействовать на общество лишь силой своего морального авторитета. Поэтому духовная атмосфера в Литовско-Русском государстве отличалась большей религиозной терпимостью и демократизмом, здесь быстрее давали о себе знать новые культурные веяния (например, портретная живопись – «парсуна» – зарождается здесь уже в XV в.).

Итак, историческое своеобразие Великого княжества Литовского и Русского заключалось в том, что несмотря на формально-юридическое верховенство литовского этноса, русские, преобладая в нем численно, доминировали в культурном и, de facto, в политическом отношении. Более того, именно в силу «договорного» характера вхождения западнорусских земель в состав Литовского государства, это общество сохранило черты традиционного уклада, политические институты и правовые установления даже в большей мере, чем Северо-Восточная Русь. И поэтому, когда в Восточной Европе разгорелась борьба за «киевское наследство», Литовско-Русское государство включилось в нее, попытавшись возглавить «собирание русских земель».

К началу XIV в. Великое княжество Литовское и Русское было наиболее значительным, но отнюдь не единственным центром политической консолидации восточного славянства. На юге России вплоть до 40-х гг. XIV в. сохраняло свое влияние Галицко-Волынское княжество, а на северо-востоке набирали силу Москва и Тверь, соперничество между которыми сразу же приобрело чрезвычайно острый характер. Борьба между этими княжествами за Владимирский стол – символ гегемонии в Залесской Руси – не могла оставить Литву безучастной. Происходит сближение между Вильно и Тверью, заинтересованность в котором была обоюдной. С одной стороны, Тверь, раньше других оправившаяся от Батыева погрома, обладала наибольшим военно-политическим потенциалом в Северо-Восточной Руси, а значит – имела больше всего шансов возглавить в будущем борьбу с Ордой. И в перспективе этого неизбежного столкновения Тверь хотела видеть в Литве гаранта безопасности своих западных рубежей, а по возможности – и участника антитатарской коалиции (это было вполне реально, т.к. к началу XIV в. между Сараем и Вильно возникли противоречия из-за Южного Поднепровья, переросшие впоследствии в открытое военное столкновение). С другой стороны, и Литва, с огромным напряжением сил сдерживавшая агрессию Тевтонского ордена, была заинтересована в мирных отношениях со своим восточным соседом. Кроме того, литовские князья стремились укрепить свое влияние в Новгороде, а для этого тоже необходим был союз с Тверью: «ахиллесовой пятой» Новгородской республики была ее зависимость от хлебного импорта по речному пути, проходившему через территорию Тверского княжества.

Свидетельством стратегического партнерства Твери и Вильно служат династические браки: литовский великий князь Ольгерд был женат на тверской княжне Ульяне Александровне, а его сестра была замужем за Дмитрием Михайловичем Грозные Очи, племянница – за Иваном Михайловичем, а внучка – за Василием Михайловичем. На литовской княжне был женат и последний правитель Твери – Михаил Борисович.

Эта же тенденция обнаруживается и в церковной сфере. Так, литовцем был тверской епископ Андрей, активно поддерживавший князя Михаила Ярославича в его борьбе за политическую и церковную гегемонию Твери. В свою очередь, когда литовский князь Ольгерд попытался учредить в своих землях независимую митрополию, его выбор пал на тверича Романа.

Усиление Твери и ее контакты с Литвой не могли не вызвать беспокойства ордынских ханов, старавшихся поддержать выгодный им баланс сил в Восточной Европе. Задавшись целью восстановить пошатнувшееся равновесие, они воспользовались услугами московских князей: в 1319 г. в Сарае по доносу Юрия Даниловича Московского был казнен великий князь Михаил Ярославич, а в 1327 г. Иван Данилович Калита, в связи с тем, что в Твери вспыхнуло антиордынское восстание, приводит туда татар и учиняет такой разгром, от которого Тверь не могла оправиться несколько десятилетий.

Следом хан Узбек решает преподать урок и самой Литве. В 1331 г. в подвластный ей Киев прибывают баскаки для сбора дани. Киевляне вынуждены были подчиниться.

В итоге, к 30-м гг. XIV в. на Руси сложилась новая расстановка политических сил: антагонизм Москвы и Твери, поддерживаемой Литвой, трансформировался в противостояние Литвы и Москвы, поддерживаемой Ордой. Так, когда в 30-х гг. смоленский князь Иван Александрович признает себя «младшим братом» Гедимина, Иван Калита и хан Узбек посылают против него карательные войска. В свою очередь, когда в 1344 г. преемник Гедимина Евнут был отстранен от власти своими братьями Ольгердом и Кейстутом, он находит приют именно в Москве.

Во второй половине XIV в. соперничество двух претендентов на древнерусское наследие переходит в военную плоскость. Ольгерду удается значительно продвинуть восточные рубежи своей державы. Стремительному росту его авторитета способствовала блестящая победа над татарами у Синих Вод в 1362 г. В 1368, 1371 и 1372 гг. Ольгерд предпринимает походы на Москву, однако они не привели к желаемому результату. Москва к этому времени уже окрепла настолько, что могла противостоять Литве даже без помощи Орды. Более того, теперь московские князья начинают тяготиться ролью сателлитов Орды и пытаются перехватить у Вильно инициативу в антитатарской борьбе. Запоздалая попытка Орды восстановить баланс сил, передав ярлык на Владимирское княжение Твери, привела к обратному результату. Дмитрий Иванович проявляет открытое неповиновение и организует в 1375 г. поход против Твери. В следующем году его войска совершают нападение на г.Булгар, а в 1378 г. – наносят крупное поражение татарам на р.Воже.

Это круто меняет расстановку сил в Восточной Европе. Великий князь литовский Ягайло (унаследовавший престол в 1377 г.) и правитель Орды Мамай заключают союз, направленный против Москвы, вовлекают в него Тверь, Рязань, Нижний Новгород и Новгород Великий. В то же время, ряд литовских князей, недовольных сменой политического курса, занимают промосковскую позицию. Эти сторонники общерусского единства активно поддерживали Дмитрия Ивановича накануне Куликовской битвы. Свои полки привели под знамена московского князя братья Андрей и Дмитрий Ольгердович; выдающуюся роль в сражении сыграл другой внук Гедимина – Дмитрий Боброк Волынский.

Победа на Куликовском поле сделала Дмитрия Донского бесспорным лидером общерусского объединительного движения и укрепила позиции его сторонников в Литовском государстве. В 1381 г. Ягайло был вынужден уступить великокняжеский престол своему дяде Кейстуту – стороннику литовско-московского сближения. Однако летом 1382 г. политическая ситуация вновь резко меняется. Ягайло с помощью Тевтонского ордена возвращает себе престол, а Тохтамыш наносит тяжелое поражение Московскому княжеству, что серьезно подорвало престиж Дмитрия Донского и ослабило позиции его сторонников в Литве.

В 1383–1384 гг. «московской партии» удалось восстановить свое влияние в Вильно, и ею даже инициируются переговоры о женитьбе Ягайло на дочери Дмитрия Донского с предварительным условием «креститися в православную веру и христианство свое объявити во все люди». Однако вскоре Ягайло получает более выгодное, с его точки зрения, предложение – руку польской королевны Ядвиги и корону Польши при условии крещения и провозглашения католичества государственной религией Литвы. В августе 1385 г. в г.Крево был подписан предварительный договор, а в январе 1386 г. в Кракове – официальный акт польско-литовской унии.

Эти соглашения способствовали резкому росту западного влияния в Литве и, следовательно, снижению шансов на воссоединение русских земель. Выполняя взятые на себя обязательства, Ягайло (в крещении – Владислав) вводит дискриминационное по отношению к православным законодательство и даже обещает папской курии, что все его подданные «будут приведены к католической вере и послушанию святой римской церкви».

Впрочем, в полном объеме Кревская уния не была осуществлена из-за противодействия сына Кейстуту Витовта, ставшего в 1392 г. великим князем литовским. В годы его правления возрождается политическая программа Ольгерда, нацеленная на объединение всех русских земель под эгидой Вильно. Для ее реализации Витовт стремился заручиться поддержкой как Ордена (признавшего его «королем литовским и русским»), так и Орды. С этой целью он решил поддержать хана Тохтамыша против ставленника Тимура Темир-Кутлука, однако в 1399 г. в битве на р.Ворскла потерпел сокрушительное поражение.

Несколько лет понадобилось Витовту, чтобы оправиться от этого удара и возобновить наступательные действия на востоке: в 1403 г. он захватывает Вязьму, а в 1404 г. – восстанавливает свою власть над Смоленском, в 1406–1408 гг. совершает рейды на территорию Московского княжества. Однако чрезмерное напряжение сил на востоке при одновременном усилении угрозы со стороны Тевтонского ордена вынудило Витовта вновь признать себя вассалом короля Владислава-Ягайло. В свою очередь, усиление польского влияния вызвало возмущение части литовской знати. В 1408 г. лидер этой группировки князь Свидригайло вместе со своими сторонниками переходит на службу к Василию Дмитриевичу Московскому.

Ценой значительных усилий и благодаря лаврам победителя крестоносцев при Грюнвальде (1410 г.) Витовту удается восстановить свое влияние в русских землях. Но чем больше сил тратил он на реализацию «общерусской программы», тем меньше возможностей оставалось у него для противодействия Польше. В итоге, в 1413 г. в г.Городло Витовт был вынужден подписать новый акт польско-литовской унии, условия которой были значительно жестче тех, что предусматривались Кревскими соглашениями.

Городельская уния обеспечивала условия для постепенного поглощения Великого княжества литовского и Русского Польским королевством: избрание великого князя впредь подлежало утверждению королем, органы власти и высшие должности преобразовывались в соответствии с польскими образцами, термин «бояре» заменялся на «бароны и нобили». Кроме того, уния вносила раскол в среду литовско-русской знати, противопоставляя католиков православным. Последние не имели права свободно распоряжаться своей собственностью, вступать в браки с католиками и занимать государственные должности. Тем самым князья и бояре принуждались к переходу в католичество, что в перспективе вело к их полонизации.

Подписание унии было для Витовта вынужденной мерой, и впоследствии он попытался ослабить свою зависимость от Ягайло, а к 20-м гг. – даже вступил в открытый конфликт с ним. И все же, городельские акты имели необратимые последствия. В соответствии с ними русское православное население Великого княжества Литовского низводилось до положения подданных второго сорта, а это лишало Витовта морального права быть выразителем идеи общерусского единства. В 20-е годы ему, казалось бы, вновь удалось перехватить у Москвы инициативу: заключены выгодные договоры с Псковом (1426), Тверью (1427), Новгородом (1428), Рязанью и Пронском (1430). Но это был всего лишь тактический успех. Со стороны этих нейтральных по отношению к Москве и Вильно земель сближение с Витовтом было не более чем политическим маневром, нацеленным против Василия Дмитриевича. Реальная перспектива «буферных» территорий обозначилась к тому моменту достаточно ясно: либо признание верховенства Москвы, либо лавирование между нею и Вильно. Поглощение этих земель (а тем более поражение и подчинение Москвы) было Литве уже не по силам. И подтверждением этого перелома в долгой борьбе двух претендентов на киевское наследство стал тот факт, что Василий Дмитриевич, умирая, не побоялся назначить Витовта одним из опекунов своего маленького сына.

Витовт умирает в 1430 г., так и не дождавшись задержанных поляками папских послов, везших ему королевскую корону. Самые влиятельные лица Восточной Европы, приглашенные в Тракай на коронацию литовского правителя, оказались участниками его похорон.

Преемником Витовта стал Свидригайло, известный своими связями в Московском княжестве и тесным родством с тверской династией. Возникла реальная перспектива сближения между Вильно и ведущими силами Северо-Восточной Руси, что подтолкнуло Польшу к прямому военному вторжению в Литву. В 1430 г. ею была захвачена Подолия, а в следующем году польские войска нанесли удар по Волыни. В 1432 г. поддерживаемая Польшей литовская знать во главе с братом Витовта Сигизмундом организовала покушение на Свидригайло, однако тому удалось спастись. Бежав в Полоцк, он призвал под свои знамена всех недовольных польским засилием в Литве. На помощь Свидригайло пришли тверские, московские и городецкие полки.

Обеспокоенный размахом движения, Сигизмунд пошел на некоторые уступки. Согласно его привилею 1434 г. православные князья и бояре были уравнены в правах с католиками во всем, кроме участия в высших государственных органах. Это внесло раскол в лагерь Свидригайло, поскольку часть его сторонников сочла полученные уступки вполне достаточными. Кроме того, многие отошли от движения, разочаровавшись в Свидригайло как в политическом и военном лидере. Все это обусловило поражение восставших. 1 сентября 1435 г. в битве на р.Свенте их основные силы были разгромлены войсками Сигизмунда.

После этого противники польско-литовской унии еще не раз пытались взять реванш за свое поражение. В марте 1440 г. заговорщиками во главе с А.Чарторыйским был убит великий князь Сигизмунд. В этом же году мстиславский князь Юрий Лугвеньевич попытался отложиться от Вильно и захватить Смоленск, Полоцк и Витебск. В 1442–1451 гг. в роли вождя православных и претендента на престол выступал Михаил Сигизмундович (Михайлушко). При помощи московских полков ему даже удалось захватить на некоторое время Брянск и Киев. В начале 80-х гг. противники польско-литовской унии объединились вокруг князя Семена Олельковича – двоюродного брата Ивана III и свояка его сына. Однако заговор был раскрыт, и его участники бежали в Москву.

Это положило начало оттоку аристократии из Литвы, ставшему в условиях усиливавшейся религиозной дискриминации единственной альтернативой окатоличиванию и полонизации. В 14871492 гг. на московскую службу переходят северские княжата – Белевские, Воротынские, Новосильские, Одоевские, Мезецкие; в 1492 г. – князья Вяземские; в 1500 г. – Трубецкие, Можайские (Стародубские) и Шемячичи. Массовый исход православных князей и бояр в Московское государство означал, что противники польско-литовской унии потерпели окончательное поражение и возможности мирного воссоединения Западной и Северо-Восточной Руси исчерпаны.

Самодержавие и реформы

Важнейшим итогом политического развития страны на рубеже XV–XVI вв. стало завершение «собирания» русских земель и упрочение власти московских великих князей. Присоединение Новгорода, Твери и Пскова, сопровождавшееся экспроприацией местной знати, позволило им сосредоточить в своих руках огромный земельный фонд, служивший для «испомещения» дворянства – социальной опоры московских государей. Это существенно ослабило зависимость великокняжеской власти от боярской аристократии. По свидетельству современников, Василий III не склонен был прислушиваться к ее мнению и многие государственные дела решал в обход Боярской думы, «сам-третей у постели», т.е. в узком кругу доверенных лиц. Подобным же образом он поступил осенью 1533 г., когда, будучи уже на смертном одре, призвал ближайших советников для решения вопроса о преемственности власти. Согласно составленному тогда завещанию трехлетний наследник престола Иван поручался заботам своей матери Елены Глинской и опекунского совета во главе с братом великого князя Андреем Старицким. Особую ответственность за жизнь и благополучие жены и княжича Василий III возложил на дядю Елены – Михаила Глинского, и именно в его руках сосредоточилась реальная власть после смерти великого князя. Однако летом 1534 г. вдове Василия III и ее фавориту князю И.Ф.Овчине-Телепневу-Оболенскому удалось изгнать М.Глинского из опекунского совета и заточить в темницу, возложив на него вину за смерть великого князя.

Второй опасный конкурент – Андрей Старицкий – был устранен ими тремя годами позже. В 1537 г., почувствовав неизбежность расправы, он решил опередить своих противников и призвал новгородских дворян помочь ему захватить великокняжеский престол. Но заговор был раскрыт. Сам Андрей был «уморен» в тюрьме, а его сообщники кончили жизнь на виселицах, расставленных по дороге от Москвы до Новгорода.

Однако всего через год неожиданно скончалась Елена Глинская (по одной из версий – была отравлена), и это послужило сигналом к свержению ненавистного временщика. И.Ф.Овчина разделил судьбу Андрея Старицкого и М.Глинского. Власть перешла к Боярской думе, внутри которой разгорелось соперничество между группировками Бельских и Шуйских, а после 1542 г. начинается возвышение Глинских – родственников Ивана IV по матери.

Все эти нескончаемые интриги, заговоры и казни, свидетелем которых был малолетний Иван, не могли не сказаться на его психике. В характере этого монарха, получившего впоследствии прозвище «Грозный», проявились такие черты, как подозрительность, нетерпимость и маниакальная жестокость, странным образом сочетавшиеся с шутовством и юродством.

Ожесточенная борьба за власть в годы малолетства Ивана IV не привела к ослаблению централизаторских тенденций. Политика всех группировок была направлена на укрепление государства. В эти годы проводится унификация монетной системы (1535 г.), разворачивается крепостное строительство, ликвидируются последние уделы, расширяется поместная система, формируются органы местного управления (так называемые «губные избы»). По инициативе Глинских в январе 1547 г. была осуществлена идеологическая акция огромного значения – венчание Ивана IV на царство. Впервые московский великий князь официально принимал титул, делавший его в глазах современников воспреемником славы византийских императоров.

В то же время противоборство боярских группировок способствовало ослаблению контроля за местными властями и в итоге вело к безнаказанности наместников. В обществе росло недовольство, временами выливавшееся в открытые выступления. Волнения вспыхивали в Гороховце, Опочке, Пскове и др. городах.

Летом 1547 г. разразилось восстание в Москве, прологом к которому стал пожар, уничтоживший большую часть города. Москвичи, «от великие скорби пожарные восколебашася», выплеснули свой гнев на Глинских – тех, в чьих руках находилась тогда реальная власть. Анну, бабку царя, едва удалось спасти от расправы, а его дядя, Юрий Глинский, был растерзан восставшими.

Хотя формально московское восстание не покончило с боярским правлением, а лишь привело к оттеснению Глинских Захарьиными (родственниками царицы), оно со всей очевидностью показало неизбежность радикальных перемен в политической жизни России. Размах восстания и бессилие правительства свидетельствовали о том, что московское дворянство было не на стороне власти. А с настроениями и чаяниями этого слоя, численность и политическое значение которого в ходе централизации неизмеримо выросли, уже нельзя было не считаться. События 1547 г. выдвинули на авансцену группировку, хотя и принадлежавшую к боярской аристократии, но более склонную к политике разумного компромисса.

Идея примирения сословий получила поддержку со стороны церкви в лице митрополита Макария и протопопа Благовещенского собора Сильвестра. Последнему удалось склонить царя к участию во всеобщих публичных покаяниях на освященном соборе, состоявшемся в 1547 г. Второй «собор примирения», состоявшийся через два года, традиционно считается первым Земским собором на том основании, что кроме духовенства на нем присутствовали члены Боярской думы и представители московского дворянства. На этом соборе было принято чрезвычайно важное для дворян решение о передаче их тяжб из ведения боярского суда в царский.

Осуществление судебной реформы положило начало радикальным преобразованиям, возложенным на группу талантливых администраторов и дипломатов во главе с земляком Захарьиных костромским дворянином Алексеем Адашевым. Вторым лицом в этом правительстве, названном впоследствии «Избранной радой», был уже известный нам Сильвестр.

Сразу же после Собора 1549 г. начинается работа над новым Судебником (принят в 1550 г.), в котором были закреплены результаты судебной реформы, а также – впервые определена ответственность наместников и дьяков за лихоимство и прочие злоупотребления. В то же время, Судебник усиливал зависимость крестьян от землевладельцев (ограничение права перехода, увеличение «пожилого»).

Параллельно правительство А.Адашева осуществляет коренную перестройку центральных и местных органов власти. Создается система приказов – учреждений, ведавших конкретными отраслями государственного управления. Сам Адашев возглавил Челобитный приказ, являвшийся одновременно личной канцелярией царя и высшим контрольным органом. Выдающийся дипломат И.Висковатый руководил Посольским приказом. Разрядный приказ ведал назначением дворян на службу, а Поместный – их земельным обеспечением. Одновременно с созданием стрелецкого войска – прообраза регулярной армии – организован был и соответствующий приказ.

Важной вехой в реформе местной администрации была отмена «кормлений» (самообеспечения наместников за счет собираемых пошлин), вместо которых вводился единый централизованный налог – «кормленный доход».

Широкомасштабная военная реформа призвана была упорядочить комплектование войска и его внутреннюю организацию. Так, было существенно ограничено «местничество» – принцип распределения должностей по «отечеству», т.е. по знатности и заслугам предков. С одной стороны, местнические споры были введены в относительно строгие рамки изданием «Государева родословца» (перечни родов, знатность которых позволяла местничать) и «Государева разряда» (официального реестра всех должностных назначений). С другой, – допускалось выдвижение вторых и третьих воевод по их способностям, а не по «месту».

Претенденты на самые ответственные посты (примерно 4 тыс. чел.) были внесены в так называемую «Дворовую тетрадь». Одновременно был составлен список «избранной тысячи» – дворян, пользовавшихся особым доверием центральной власти, которых должны были испоместить вблизи Москвы. Впрочем, план этот, очевидно, не был осуществлен.

Венчало военную реформу издание Уложения о службе, определявшее единые правила комплектования дворянского ополчения: 1 конный воин с каждых 150 десятин земли. Превышавшие квоту могли рассчитывать на дотацию, не выполнявшие ее – штрафовались.

Одновременно с государственными и военными реформами были осуществлены важные преобразования в церковной сфере. Этому был посвящен Собор 1551 г., который по числу глав в его уложении получил название Стоглавого. С целью повышения авторитета русской церкви собор канонизировал многих «местночтимых» святых, упорядочил обрядовую практику и ужесточил дисциплинарные требования к белому и черному духовенству. В то же время, митрополиту Макарию удалось воспрепятствовать секуляризаторским планам правительства и сохранить за церковью право собственного суда на принадлежащих ей землях.

Реформы Избранной рады ознаменовали стремительный рывок в политическом развитии России. За короткий срок была создана централизованная система государственного управления вместо архаических институтов эпохи раздробленности, нормализованы церковно-государственные отношения, внесены глубокие изменения в законодательство и судопроизводство, проведена широкомасштабная военная реформа. Внешнеполитические успехи 50-х гг. – покорение Казани и присоединение Астрахани – были прямым следствием реформ, осуществленных Избранной радой.

Однако к 1560 г. между царем и правительством Адашева назрели серьезные противоречия. Их подоплеку составило то, что, по выражению одного из исследователей, деятели рады «высадили в «цветочном горшке» политического компромисса зерно баобаба». Иными словами, чем больших успехов достигала политика, основанная на «примирении сословий», тем могущественней становилось государство, а значит – и его правитель. Но чем прочнее становилась власть царя, тем меньше он обнаруживал желание делить ее с теми, кому этим могуществом был обязан. Путь к дальнейшей концентрации власти лежал либо через дальнейшее совершенствование и централизацию государственного аппарата (а для этого требовалось немалое время), либо через террор. Иван IV, в силу своих личных качеств, выбрал последнее. И именно достигнутое благодаря реформам рады равновесие сил родовой знати и дворянства превратило царя в самостоятельную политическую величину, позволило осуществить беспощадное подавление обеих конкурирующих социальных групп и общества в целом.

В 1560 г. произошел окончательный разрыв Ивана IV с правительством Адашева и Сильвестра. Царь решил разом расквитаться за все подлинные или мнимые обиды: за то, что в 1553 г., во время его тяжелой болезни хотели признать наследником не малолетнего сына царя, а его брата – Владимира Старицкого; за то, что якобы не уберегли его любимую жену Анастасию; за то, что слишком часто перечили царю (в частности – настаивая на приоритетности юго-восточного направления внешней политики). В итоге А.Адашев был арестован, а Сильвестр – сослан на Соловки. Чувствуя явное приближение «царской грозы», в 1564 г. бежал в Литву близкий к лидерам Рады князь Андрей Курбский. Это совпало с крупными поражениями русских войск в Ливонии. Причину всех своих бед царь склонен был видеть в «боярской измене» и происках Владимира Старицкого.

Гроза разразилась в декабре 1564 г. Отбыв из Москвы якобы на богомолье, Иван повернул в Александровскую слободу, откуда в январе 1565 г. направил в столицу два послания. Первое извещало о гневе царя на бояр – за измену государю и насилия над народом, и на духовенство – за то, что оно изменников защищает. Поэтому-де царь вынужден отречься от престола. Во втором послании, адресованном горожанам, Иван IV заявлял, что на «черный люд» зла не держит. Этот тактический ход привел к запланированному царем результату: горожане, угрожая боярам и духовенству расправой, потребовали от них направить к Ивану посольство с просьбой вернуться на престол.

В качестве условия своего возвращения царь потребовал признания его полной свободы казнить изменников и учреждения «опричнины». Ранее под этим термином (от слова «опричь» – кроме) понималась часть владений, остававшихся в распоряжении вдовы. Иван же назвал так свой личный удел, обособленный от остальной части страны – «земщины».

Это было в полном смысле «государство в государстве» – со своим войском, набранным их «худородных», но преданных лично царю дворян, думой и приказами (Дворцовым, Разрядным и др.)

Возглавляли опричнину люди из ближайшего окружения царя – двоюродный брат его первой жены В.Юрьев, А.Басманов – воевода, отличившийся в Казанских походах, брат царицы Марии Темрюковны князь М.Черкасский.

В опричнину выделялись уезды, во-первых, важные в стратегическом отношении, во-вторых, наиболее доходные (районы развитого пашенного земледелия и черносошные волости Севера, дававшие львиную долю налоговых поступлений). При этом опричнина являлась сугубо экспроприаторской мерой, направленной против высшей аристократии: вотчины княжеских и боярских родов, внесенных в «дворовую тетрадь», были сосредоточены именно в тех уездах, которые подлежали отчуждению в опричнину.

Взамен конфискованных вотчин опальным вельможам выделялись на правах поместья весьма скромные по размерам земельные наделы в недавно завоеванном Казанском крае. Таким образом Иван Грозный превращал противников режима в его опору, поскольку оставлял их один-на-один с враждебно настроенным местным населением.

Впрочем, опричнина имела исключительно антибоярскую направленность лишь в первый год своего существования. Уже через год большинство опальных было прощено, а еще через год репрессии обрушились не только на знать, но и на служилых людей. Начался широкомасштабный террор, жертвами которого становились, казалось, все без разбору, не исключая и самих палачей. Однако бессмысленность террора была лишь видимостью. На самом же деле это был продуманный механизм упрочения личной власти царя: нанося сокрушительный удар по одной группировке, он следом подавлял тех, кто был орудием репрессий, тем самым приводя их к еще большей покорности. К тому же, кажущаяся непредсказуемость террора и поражающая воображение жестокость оказывала на общество деморализующее воздействие, превращая людей в послушных «агнцев на заклание». С помощью опричнины Ивану IV удалось нанести сокрушительные удары по всем тем силам, в которых он видел угрозу своему «вольному самодержавству».

Опричнина подорвала позиции бояр-вотчинников, но не усилила дворянство, развеяв их надежды на превращение поместий в частную собственность. В эти годы были искоренены еще остававшиеся зримыми напоминания об эпохе феодальной раздробленности: был ликвидирован последний удел Владимира Старицкого, а сам князь вместе с матерью, женой и дочерью умерщвлен по приказу царя. Серьезный удар был нанесен по позициям церкви. Митрополит Филипп (Колычев), несогласный с опричной политикой и пытавшийся отстаивать право церкви на моральную оценку действий правителя, был смещен с кафедры, а впоследствии – задушен.

Страшному разгрому подвергся Новгород, казавшийся царю гнездом все еще неискорененной крамолы. Воспользовавшись доносом о будто-бы готовящемся переходе новгородцев под руку польского короля, Иван Грозный организует осенью 1569 г. карательный поход опричного войска. В результате десятки сел были разграблены и сожжены, тысячи людей – уничтожены. В Новгороде грабеж длился полтора месяца.

После новгородского погрома наступил черед и самих создателей опричнины. А.Басманов, М.Черкасский и А.Вяземский были казнены, их место заняли Малюта Скуратов и Василий Грязной. Казни продолжались и в следующем – 1570 г.

Перелом в развитие событий был внесен внешними обстоятельствами. Летом 1571 г. опричное войско не смогло отразить набег крымского хана Девлет-Гирея. Москва едва не была взята татарами. Кремль удалось отстоять, но посад сгорел дотла. Поэтому на следующий год, в ожидании нового набега крымчаков, Иван Грозный вынужден был пойти на объединение опричного и земского войска под началом талантливого полководца князя М.Воротынского. Благодаря этому летом 1572 г. в битве близ с.Молоди была одержана победа, на многие годы обезопасившая русские земли от набегов Крымской орды.

Грозный понимал, что опричнина окончательно дискредитировала себя и вынужден был пойти на ее отмену. Но это не означало полной ликвидации царского удела. Он сохранился в виде «двора» с «дворовой думой» и особой личной гвардией. Продолжались после 1572 г. и казни, хотя они и не достигали уже прежнего размаха. Жертвами репрессий, как и раньше, становились те, кто с точки зрения царя, своим авторитетом в обществе мог угрожать его «самодержавству» (среди них – недавний победитель татар М.Воротынский). Вслед за земцами были посланы на плаху и деятели «дворового» правительства – боярин В.Умной, князь Б.Тулупов вместе с матерью и братьями и многие другие. Страх перед заговорами заставлял царя подозревать даже собственного сына. Этим, по одной из версий, объясняется принятое Иваном IV в 1575 г. решение отречься от престола в пользу касимовского хана Симеона Бекбулатовича, провозглашенное великим князем. За собой же царь оставил удел, включавший Ростов, Псков, Дмитров, Старицу, Зубцов, Ржев. Впрочем, «удельное правление» продолжалось всего год, после чего царь вернул себе престол, а Симеона Бекбулатовича посадил на «Великое княжение Тверское». Однако деление страны на «двор» и «земщину» сохранилось вплоть до смерти Ивана Грозного. Царь не мог пойти на полную ликвидацию созданного им репрессивного аппарата, сознавая, в сколь удручающем положении оставляет преемникам.

Опричная затея привела к невиданному разорению страны. Последствия террора усугублялись неурожаями и эпидемиями. Выход из кризиса правительство видело в ужесточении налогового гнета, для чего с 1581 г. стали вводиться так называемые «заповедные лета». Суть этой меры сводилась к временному запрету любых перемещений крестьян и горожан на период проведения переписей. В ситуации катастрофической нехватки рабочий рук помещики активно пользовались этим, чтобы задержать у себя крестьян, лишить их права перехода.

Эти меры, предпринимавшиеся в обескровленной донельзя стране, могли привести к мощному социальному взрыву. Понимая это, Иван Грозный всерьез опасался за будущее своей династии. Тем паче, что за два года до смерти он сам лишил себя достойного наследника, убив в приступе ярости старшего сына Ивана. Теперь трон должен был достаться Федору, неполноценному умственно и физически. В этих условиях последнюю надежду на сохранение созданного им режима царь связывал именно с «двором».

Однако это не помогло Федору, взошедшему на престол в 1584 г., отстоять «вольное самодержавство», утвержденное его отцом. Реальная власть сосредоточилась в руках царского шурина Бориса Годунова. И именно он окончательно демонтировал репрессивный аппарат, созданный Иваном Грозным, упразднив «двор» в 1587 г.

Среди других мер правительства Годунова, направленных на преодоление последствий опричнины, особо следует назвать учреждение патриаршества в 1589 г. Тем самым правительство стремилось поднять авторитет церкви и устранить раздор между нею и светской властью, возникший в годы царствования Ивана IV.

Финансовая политика Б.Годунова была всецело продворянской: с одной стороны, при нем перестали облагать налогами помещичьи пашни, с другой, – правительство взяло курс на постепенное узаконение практики прикрепления крестьян к земле, возникший после введения «заповедных лет». К началу 90-х гг. крестьяне уже фактически утеряли право перехода. В историографии даже высказывалось мнение, что в 1592 г. это было официально закреплено особым указом. Поводом к этому явилось существование закона 1597 г. об «урочных летах» – пятилетнем сыске беглых крестьян (т.е. срок отсчитывался от 1592 г.).

Данный поворот в политике имел и еще одну причину: в 1591 г. в Угличе погиб младший сын Ивана IV Дмитрий, и молва упорно обвиняла в этом Бориса. В создавшихся условиях Годунову особенно необходима была поддержка дворянства. А указ 1597 г., подводивший законодательную базу под закрепостительную политику правительства, еще больше упрочил позиции Бориса. Смерть бездетного царя Федора окончательно расчистила ему путь к трону. 17 февраля 1598 г. Земский собор избрал Бориса Годунова на царство.

Закрепощение крестьянства было той ценой, которую правительство и дворянство готовы были заплатить за выход страны из хозяйственного кризиса. Однако первые же позитивные сдвиги, бывшие следствием этой политики, оказались сведены на нет страшным неурожаем 1601 г. Вспыхнувший голод еще больше накалил обстановку. Ожесточение, десятилетиями копившееся в обществе, готово было прорваться наружу. Страна стояла на пороге Смуты.

Основные направления внешней политики России определялись целым рядом факторов, важнейшими из которых были отсутствие естественных границ, затрудненность внешних торговых связей и крайне неблагоприятные для хозяйственной деятельности почвенно-климатические условия.

Геополитические интересы и внешняя политика России в ХVI в.

Северо-восточные русские земли, составлявшие ядро Московского государства, были малопригодны для ведения сельского хозяйства из-за низкого плодородия почв и сурового климата, а освоению черноземов к югу от Оки препятствовало соседство татарских ханств – осколков Золотой Орды. Для России выход к Волге означал защиту от набегов татар, наносивших колоссальный урон материальным и людским ресурсам страны, укрепление на естественном географическом рубеже и контроль над важнейшим речным путем, связывавшем русские земли с Востоком.

Не меньшее значение для России имел выход и на западные рынки. Московское государство располагало ресурсами, которые в случае их выгодного экспорта в Европу могли составить львиную долю национального дохода. Но не имея выхода к Балтийскому морю, Россия вынуждена была торговать через посредников, в руках которых оседала большая часть прибыли из-за огромной разницы в курсе серебра в Европе и Московском государстве. Дело в том, что в России из-за отсутствия собственных ресурсов благородных металлов их стоимость всегда была выше, чем на Западе, а в XVI в. эти «ножницы» стали еще больше, т.к. приток золота и серебра из Нового Света привел к почти четырехкратному снижению их цены в европейских странах. Такая дешевизна основного платежного средства позволяла купцам-посредникам скупать предметы русского экспорта буквально за бесценок.

Это ставило перед Россией задачу выхода к Балтийскому морю, что неизбежно сталкивало ее со Швецией и Ливонским орденом, а также Польшей и Литвой, наживавшимися на неэквивалентном обмене с Россией, и потому незаинтересованными в ее доступе к европейским рынкам. Кроме того, Польша и Литва удерживали значительную часть исконных русских земель, что также делало неизбежным их противоборство с Московским государством, претендовавшим на роль воспреемника политического наследства Киевской державы.

Таким образом, во внешней политике России в XVI в. могут быть обозначены два основных направления: юго-восточное, нацеленное против Казанского, Астраханского и Крымского ханств, и северо-западное – против Польши, Литвы, Ливонии и Швеции.

Однако задачи, преследовавшиеся на этих направления, не могли быть решены изолировано. В Восточной Европе еще с XIV в. сложился неустойчивый баланс политических сил, при котором даже незначительное усиление одного государства с неизбежностью вело к объединению его противников. Поэтому любая активизация Москвы на западном или восточном направлении приводила к возникновению альянса Литвы с татарскими ханствами, и Россия оказывалась перед угрозой борьбы на два фронта.

В начале XVI в. внешнеполитическая обстановка была благоприятной для России, т.к. ее основные противники оказались серьезно ослаблены: татарские ханства были вовлечены в длительный конфликт, завершившийся разгромом Большой Орды крымским правителем Менгли-Гиреем; Литовское государство из-за обострения внутриполитической борьбы оказалось неспособным к отражению нападений татар и ливонских рыцарей. Ивану III удалось максимально использовать эти выгоды. В 1503 г. он заключил 6-летнее перемирие с Литвой, по которому к России отходили Чернигов, Новгород-Северский, Стародуб, Брянск и др. города. В том же году было заключено выгодное для Москвы перемирие с Ливонским орденом. Крымский хан являлся в эти годы союзником Ивана III, а казанский – его вассалом.

При Василии III были достигнуты новые успехи на западном направлении. В ходе русско-литовской войны 1507–1508 гг. удалось сохранить сделанные ранее территориальные приращения, что было закреплено заключением «вечного мира». В 1509 г. было подписано новое перемирие с Ливонским орденом. Крупную победу одержали русские войска в 1514 г., взяв после трехмесячной осады Смоленск, завоеванный Литвой еще в 1404 г. Дальнейшему продвижению России на Запад помешало, однако, резкое ухудшение ситуации на юго-восточных рубежах.

В 1521 г. крымскому хану Мухаммед-Гирею удалось свергнуть с казанского престола русского ставленника Шах-Али, заменив его своим братом Сагиб-Гиреем. Вскоре после этого он предпринял опустошительный набег на русские земли. Татар удалось остановить лишь в 15 км от Москвы, но опасность новых набегов сохранялась. Теперь на южных и восточных рубежах России противостояла коалиция татарских ханств, поддерживаемых Турцией. Поэтому восточное направление становится в 20-х гг. приоритетным во внешней политике Московского государства.

С конца 40-х гг. Россия переходит к более решительным действиям, направленным против Казанского ханства. Походы 1547-48 и 1549-50 гг. окончились неудачей, поэтому следующая кампания была подготовлена более основательно. Плацдармом для предстоящего наступления стала крепость Свияжск, построенная в мае 1551 г. в 30 верстах от Казани всего за месяц (ее основные детали были изготовлены заранее и сплавлены к месту строительства по реке). На осаду Казани, начавшуюся в августе 1552 г., было брошено 150-тысячное войско и 150 орудий с передвижными башнями. Город был взят 2 октября после того, как осаждающим удалось взорвать одну из крепостных стен. Казанский хан был пленен и перешел на русскую службу. Территория ханства вошла в состав России.

В 1556 г. пало, не оказав сопротивления русским войскам, Астраханское ханство. После этого и Ногайская орда, кочевавшая к востоку от Волги, признала свою зависимость от России.

Источником серьезной опасности для России оставалось Крымское ханство, для защиты от которого было предпринято строительство Тульской засечной черты – оборонительного рубежа из крепостей, острогов и лесных завалов («засек»). Наряду с этим в 1556–1559 гг. совершались разведывательные рейды вглубь территории Крымского ханства. Но на более решительные действия московское правительство не пошло, во-первых, из-за опасения обострить отношения с Турцией, а во-вторых, в связи с активизацией западного направления во внешней политике.

В 1557 г. Ливонский орден заключил с Литвой союз, направленный против России. Военный конфликт стал неизбежен. Иван IV решился на превентивный удар, использовав в качестве предлога невыплату Орденом дани за владение г.Дерптом (бывшая русская крепость Юрьев).

Ливонская война началась в январе 1558 г. и на первом этапе была весьма успешна для России. К 1559 г. была занята почти вся территория Ливонии, осаждены Рига и Ревель, магистр Ордена Фюрстенберг попал в плен. Эти военные поражения вынудили нового магистра Кетлера искать покровительства у Литвы. По договору 1561 г. Орден прекращал свое существование, а Кетлер становился вассалом Сигизмунда II Августа в качестве герцога Курляндского.

Одновременно Швеция предъявила претензии на северную часть Ливонии, а Дания – на остров Эзель. Соперничество этих двух государств на некоторое время отстрочило их столкновение с Россией. Поэтому первоначально единственным ее противником оставалась Литва.

В феврале 1563 г. русским войскам удалось взять Полоцк, но дальше их стали преследовать неудачи. Сказывалось истощение страны непрерывно ведшей войны с 1547 г. Начавшийся террор также повлиял на боевой дух армии. Положение осложнилось еще больше после того, как в 1569 г. Польша и Литва образовали единое государство – Речь Посполитую. Правда, внутренние распри, вызванные болезнью и смертью (1572 г.) Сигизмунда II Августа, на несколько лет отвлекли Польско-Литовское государство от ведения активных боевых действий. Они возобновились после избрания в 1576 г. королем Речи Посполитой Стефана Батория.

В 1577 г. русские войска попытались взять реванш за прошлые неудачи, но следующий год принес России крупные поражения, а в 1579 г. исход войны был уже предрешен: Баторий захватывает Полоцк и Великие Луки, а шведы вторгаются в Новгородскую землю. Только героическая оборона Пскова в 1581 г. вынудила Батория отказаться от дальнейшего наступления и пойти на переговоры с Россией. В 1582 г. в Запольском Яме было заключено перемирие, по которому Россия отказывалась от всех приобретений в Ливонии. В 1583 г. было подписано Плюсское перемирие со Швецией, в соответствии с которым Россия теряла Нарву, Ям, Копорье и Иван-город.

С завершением Ливонской войны Россия на долгие годы отказывается от активной политики на западном направлении, но продолжает свое продвижение на восток. В 1582 г. казачий атаман Ермак Тимофеевич, находившийся на службе у богатых солепромышленников Строгановых, во главе отряда из 600 человек пересек Уральский хребет и, спустившись вниз по Иртышу, захватил Кашлык – ставку сибирского хана Кучума.

В 1585 г. Ермак погиб, однако продвижение русских в Сибирь не было остановлено. В 1586 г. здесь основывается крепость Тюмень, в 1587 – Тобольск. К концу 90-х гг. вся территория Сибирского ханства была включена в состав России.

С присоединением Западной Сибири последним осколком Золотой Орды осталось Крымское ханство, однако к решению этой проблемы Россия смогла приступить лишь в конце XVII в.

 

4.5. Россия в XVII в.

 

Смутное время – Укрепление самодержавия – Внешняя политика

 

Смутное время

На рубеже XVI–XVII вв. Московское царство было поражено кризисом, который был вызван и развивался в результате сложного взаимодействия разнообразных противоречий во всех сферах жизни российского общества. В январе 1598 г. со смертью бездетного царя Федора Ивановича пресеклась многовековая династия Рюриковичей. После кратковременного правления патриарха и Боярской Думы и пострижения в монахини царицы Ирины, соперничества различных претендентов на Земском Соборе 18-21 февраля по инициативе патриарха Иова царем был избран брат царицы и фактический управитель России Борис Годунов. Избрание было абсолютно законным, но сам процесс становления авторитета нового царя у знати, приказных людей и широких слоев русского общества, легитимация династии требовали значительного времени.

Первоначально ситуация развивалась благоприятно для Бориса Годунова. Тяжелый хозяйственный кризис 60-80 гг. XVI столетия сменился частичной, но очевидной стабилизацией экономики в конце XVII в. Успешными оказались внешнеполитические акции царя (отвоевание в 1590–1593 гг. у Швеции городов на Прибалтийском побережье). Властная элита и дворянство в целом консолидировались вокруг монарха, оппозиционные боярские клики были разгромлены и нейтрализованы. Это позволило провести меры по смягчению карательной политики (амнистии, ограничение казней, уступки почти всем социальным слоям и т.п.)

Но в 1601–1603 гг. большую часть России поразили неурожаи, вызванные затяжными дождями, и невиданный голод, унесший сотни тысяч жизней. Следствием стал крах экономики и взрыв подсудно развивавшихся социальных и политических противоречий. Ответственность за бедствия, обрушившиеся на страну, в массовом сознании возлагались на царя и объяснялись божьим наказанием за его неправедность. Возобновились слухи о виновности Бориса Годунова в смерти младшего сына Ивана Грозного – царевича Дмитрия и сомнения в истинности соборного решения об избрании царя. Появившиеся сомнения в законности новой династии подрывали авторитет царской власти. Начинается борьба за власть между различными аристократическими и дворянскими группировками, что усугубляло кризис всей системы управления.

Он развивался в условиях обострения сословной и классовой борьбы. Крепостническое законодательство конца XVI в. (введение в 1581 г. «заповедных лет», а в 1597 г. «урочных лет» – 5-летнего сыска беглых) не только ухудшало положение крестьянства, но и переориентировало социальный протест с владельцев на непосредственно государственную власть. Тяжелый налоговый гнет и административный произвол вызывали недовольство горожан. Укрепление власти Москвы на окраинах России, стремление поставить под контроль действия донского казачества привели к резкому обострению отношений с ними.

В условиях крайней социальной и политической неустойчивости русского общества, растущих социальных противоречий, интриг папства, вмешательства в дела Московского царства католической Речи Посполитой, протестантской Швеции и мусульманского Крымского ханства стал назревать социальный взрыв, который вылился в Великую Смуту.

Отдельные «разбойные» выступления в конце XVII в. переросли летом 1603 г. в крупное восстание при участии боевых холопов под руководством Хлопка. Оно с трудом было подавлено московскими стрельцами во главе с И.Ф.Басмановым.

Обеспокоенный судьбой династии, Борис Годунов попытался подавить недовольство открытым террором и усилением политического сыска. Такая политика напоминала времена Ивана Грозного, страну захлестнуло доносительство и сведение личных счетов. Ни один социальный слой не имел правовых гарантий своей безопасности. К тому же по всей стране не прекращались нападения разбойных шаек.

В этих условиях появление самозванца, якобы чудом спасшегося царевича Дмитрия (вероятнее всего беглого монаха Григория Отрепьева – выходца из провинциального дворянского рода) подорвало, разрушило легитимность новой династии, и началась Смута – схватка за власть между различными слоями общества.

Лжедмитрий I, объявившийся в Речи Посполитой летом 1603 г., выступил с широкой демагогической программой, обещая удовлетворить все, зачастую взаимоисключающие требования недовольных политикой царя Бориса. Он обещал передать Польше западные русские территории и распространить в России католичество. Тайный переход Лжедмитрия в католичество способствовал признанию его царевичем, укрепил поддержку авантюры папством и обеспечил скрытую ее поддержку польским королем Сигизмундом III, а также участие в ней польских магнатов и шляхты.

Появление разношерстного войска самозванца, основу которого составляли донские и запорожские казаки, в русских приграничных районах повлекло переход на его сторону местного населения и сдачу южных крепостей и городов (Чернигов, Путивль, Рыльск и др.). Лжедмитрий создает параллельную систему власти (Боярская Дума, приказы, воеводы и др.).

Московские войска находились в состоянии растерянности, но после первых неудач в начале 1605 г. под Добрыничами разгромили под руководством князя Ф.И.Милославского отряды самозванца. Московские воеводы попытались внесудебным террором подавить измену целых регионов страны. Репрессии не знали разницы между полом и возрастом жертв, носили подчеркнуто мучительный характер и сочетались с церковными проклятиями. Но это только укрепляло у крестьян и горожан популярность Лжедмитрия, желание видеть в нем доброго и справедливого царя – избавителя.

Смерть Бориса Годунова привела к признанию самозванца ведущими боярскими родами и переходу на его сторону правительственных войск. Эмиссары Лжедмитрия в Москве смогли добиться сначала низложения царя Федора Борисовича, а затем его убийства, ссылки патриарха Иова и всей родни бывшего царя.

Летом 1605 г. восторженно встреченный Лжедмитрий вступает в Москву. Его позиции укрепились признанием матерью Дмитрия Марфой Нагой. И вскоре произошла коронация царя Дмитрия Ивановича в Успенском соборе, восстановившая «законную» династию. Не отказываясь открыто от своих обещаний, Лжедмитрий фактически ничего из них не выполнил за свое годичное царствование. Попытки Лжедмитрия I консолидировать русское общество и властную элиту путем компромиссов успеха не имели. Наглое и высокомерное поведение польских шляхтичей, особенно во время свадьбы Лжедмитрия с Мариной Мнишек, вызвало всеобщее возмущение москвичей и русской знати. На фоне роста антипольских настроений В.И.Шуйскому, поддержанному дворянами, удалось осуществить заговор, в ходе которого в мая 1606 г. был убит царь-самозванец, свергнут марионеточный патриарх грек Игнатий.

Весной 1606 г. царем был «выкрикнут» на Красной площади В.И.Шуйский, хотя, возможно, его избрание было санкционировано Земским собором, но представлявшим Москву, а не «все великие государства Российского царствия». В своей присяге Василий Шуйский ограничивал власть в пользу Боярской Думы. Бурные события расшатывали в массовом сознании сакральные, религиозные основы легитимации царской власти. Убийство Федора Годунова, Лжедмитрия подрывали веру в неподсудность монарха человеческому суду, усиливали правовой и духовно-нравственный кризис, что проявлялось в росте анархии, всеобщем насилии и моральном разложении, усилении в общественном сознании эсхатологических мотивов.

Юго-запад России отказался признать установление олигархического боярского правления во главе с Василием Шуйским. Слухи о новом чудесном спасении «царя Дмитрия» расшатывали легитимность власти Шуйского. Антиправительственные выступления приобрели массовый народный характер. Во главе движения от имени «истинного царя Дмитрия» встали князь Г.Шаховский, сосланный Шуйским на воеводство в Путивль и И.И.Болотников, бывший боевой холоп князя Телятевского. Восстание, называемое иногда крестьянской войной под руководством И.И.Болотникова (1606–1607 гг.) было апогеем гражданской войны в России. Восставшие, в состав которых входили крестьяне, рязанские и нижегородские дворяне, служилые люди по прибору, боевые холопы, одержав победы над войсками Шуйского под Кромами, Ельцом и с.Троицким, осенью 1606 г. начали осаду Москвы. Обе стороны были беспощадны к своим противникам, изменившим «законному» государю, прибегали не только к жестоким, но изощренным способам казней, символически должных привести к гибели души. Переход на сторону правительственных войск дворянских отрядов П.Ляпунова и И.Пашкова, обеспокоенных погромами дворянских поместий, привели в ноябре 1606 г. к поражению Болотникова и его отступлению к Калуге. Помощь Болотникову со стороны казачьих отрядов самозванца «царевича Петра» (Илейки из Мурома) позволила восставшим отразить натиск царских войск и отступить в Тулу. Летом 1607 г. город был осажден, и через 4 месяца восставшие сдались. Расправившись с предводителями восставших, Шуйский отказался от крупномасштабных репрессий и пытался в своих указах призвать все сословия к восстановлению законности, но страна находилась в состоянии хаоса, массового террора, голода и эпидемий.

В конце лета 1607 г. в г. Стародубе объявился Лжедмитрий II (личность которого не поддается установлению). Он объединил разбитые отряды Болотникова, усилил их польскими наемниками, казаками И.М.Заруцкого и, разбив царского брата воеводу князя Д.И.Шуйского, подошел к Москве, расположившись в Тушино (отсюда его прозвище – «Тушинский вор»). Вновь образовались две параллельные системы власти – в Москве и Тушино, контролировавшие разные регионы страны.

Оказавшись в сложном военном и финансовом положении, Василий Шуйский заключил мир со Швецией, который предусматривал предоставление России шведских наемников в обмен на крепость Корелу с округой. М.В.Скопин-Шуйский, опираясь на помощь шведов, к апрелю 1610 г. разгромил и отбросил от Москвы отряды Лжедмитрия II.

Но еще в сентябре 1609 г. под предлогом заключения Россией союза с врагом Польши протестантской Швецией польский король Сигизмунд III переходит к прямой агрессии – осаде Смоленска. Часть поляков оставила Лжедмитрия и ушла к своему королю. Сюда же приходят видные представители русских тушинцев (Салтыковы, князья Масальский, Хворостинин и др.), которые заключили в феврале 1610 г. договор о предварительном избрании русским царем королевича Владислава, сына польского короля (при условии сохранения самостоятельности Московского царства и православия). Появление третьего властного центра окончательно расшатывало российскую государственность. После поражения в июне 1610 г. царских войск от поляков Боярская Дума вынудила Василия Шуйского отречься от престола, а затем постричься в монахи. «Семибоярщина» не обладала реальной силой и, несмотря на возражения патриарха Гермогена, в августе 1610 г. призывает на русский престол Владислава. Сигизмунд, недовольный некоторыми статьями договора, не отпускает сына в Москву, но вводит в нее свои войска во главе с Гонсевским. Патриарх Гермоген, призывавший к изгнанию поляков, был заключен в Чудов монастырь, где и погиб. Зверства поляков на время укрепляют позиции Лжедмитрия. Шведы устанавливают контроль над Новгородом.

В декабре 1610 г. погибает Лжедмитрий II, но в Калуге под опекой войск Заруцкого находился родившийся «царевич Иван», сын самозванца и Марины Мнишек. Многие регионы не признали власть ни поляков, ни кого бы то ни было, но и не проявляли сепаратистских настроений. Русская государственность фактически распадалась.

Весной 1611 г. оформляется первое ополчение из разных концов земли. Его возглавили П.Ляпунов, Д.Трубецкой и Заруцкий. Внутренний конфликт общеземского ополчения с казаками, убийство последними Ляпунова и неудачное восстание в Москве привели к распаду ополчения.

В этой, казалось безвыходной ситуации, под влиянием грамот патриарха Гермогена и обращений монахов Троице-Сергиева монастыря в Нижнем Новгороде земской староста К.Минин и князь Дмитрий Пожарский осенью 1611 г. создают второе ополчение с целью освобождения Москвы и созыва Земского собора для избрания нового царя и восстановления национальной монархии.

В условиях безвластия второе ополчение берет на себя функции государственного управления, создает в Ярославле Совет всей земли, в который вошли выборные от духовенства, дворянства, служилых людей по прибору, горожан, дворцовых и черносошных крестьян, формируются приказы. В августе 1612 г. ополчение, поддержанное в критический момент казаками Трубецкого, взяло верх над армией гетмана К.Ходкевича, а в октябре вынудило сдаться польский гарнизон Москвы. Уже в ноябре Пожарский созвал грамотами представителей городов и сословных групп, включая казаков и черносошных крестьян, на Земский собор для избрания царя.

В январе-феврале 1613 г. состоялся один из самых представительных в истории России Земских соборов, на котором после длительных споров царем единогласно сословными делегациями был избран Михаил Романов. Попытка одного из польских отрядов захватить 16-летнего царя была сорвана в результате подвига Ивана Сусанина. Города принимали присягу на верность и подписывали крестоцеловальные записи еще до получения согласия Михаила.

Смута вступила в свою финальную фазу. По стране продолжали бродить шайки разбойников, вспыхивали отдельные крестьянские выступления. Наиболее серьезными были выступления казачества под руководством Заруцкого (1612–1614 гг.), пытавшегося посадить на русский престол «воренка» – малолетнего сына Лжедмитрия II, и восстание Баловня, отстаивавшего принципы вольного казачества (1615 г.). После уступок казачеству со стороны Боярской Думы, обещания не преследовать за прежние дела положение стабилизировалось. К 1617–1618 гг. Смута сходит на нет.

Укрепление самодержавия

Смута привела к полному развалу российской государственности, подрыву авторитета боярской и дворцовой знати. Тяжелые психологические последствия имел массовый террор. Экономика была разрушена, а страна обезлюдела. Предельно сложной оставалась геополитическая обстановка.

Династия Романовых не обладала реальными материальными, силовыми средствами и механизмами для утверждения власти, обретения легитимности и прочности. Как уже говорилось, Смута представляла не просто угрозу независимости, утраты территориальной целостности, но и потери православной самоидентификации русского народа. Поэтому возрождение самодержавия и восстановление государственности проходило на основах, приближенных к каноническим представлениям о государстве как «симфонии властей», двуединстве светской и духовной власти, автономно существующих, но в равной степени своими средствами обеспечивающими защиту и торжество православия.

Восстановление государственности на православных духовно-нравственных основах облегчалось тем, что патриарх Филарет (1619–1633 гг.) – в миру Федор Никитич Романов – был отцом царя. Ф.Романов был выдающимся боярином во времена царя Федора Ивановича и даже соперничал с Борисом Годуновым за власть, что завершилось для него поражением и пострижением в монахи. С его возвращением из польского плена после Деулинского перемирия и избрания патриархом собственно и начинается процесс возрождения России.

Колеблющаяся, неустойчивая политика Боярской Думы сменяется твердой властью. Царь и Патриарх в равной степени пользовались титулом «великий государь». Фактически власть сосредоточилась в руках патриарха Филарета, который энергично использовал ее как для укрепления государственной, так и духовной власти. В частности, он реорганизовал систему управления церковью, учредив патриаршие приказы, которыми заведовали не только монахи, но и светские начальники – патриаршие бояре с дьяками и подъячими. Это укрепило позиции церкви, сохранявшей высокий духовный авторитет и обладавшей огромной материальной и военной мощью, монастырями-крепостями в стратегически важных местах. Тем не менее канонические православные представления о природе власти исключали последовательные претензии русской православной церкви и ее иерархов на светскую власть, создание теократического государства.

Еще больше внимания Патриарх уделял строительству государственного управления. Оно опиралось не только на поддержку церкви, но и Земских соборов, роль которых в первой половине XVII в. значительно возросла. Складывавшийся мобилизационный тип развития и особенности «срединного» геополитического положения православной державы делали сословные отношения в России цивилизационно принципиально иными, чем на Западе. Сословное деление в России вырастало не столько из социально-экономического развития, сколько из потребностей государства, активно воздействовавшего на развитие общества, и было одновременно явлением духовно-нравственным, особой формой духовного служения. Выборные являлись на Земские соборы не только для того, чтобы информировать высшую власть о своих нуждах, но и найти место своего сословного разряда и территории в разрешении проблем всего государства, что и делало возможным принятие соборного, т.е. добровольного единогласного решения. Земский собор не отделим от власти царя и Боярской Думы, в принципе не мог быть оппозиционным органом (при всех расхождениях материальных интересов сословий). В этом смысле в чистом виде он не являлся законодательным или совещательным органом, иногда выполняя отдельные функции исполнительной власти. В этом также проявлялась цивилизационная особенность русской государственности, где представительные органы, обладая реальной властью, выступают не противовесом, а важнейшим условием укрепления власти царя.

В области центрального управления курс был взят на восстановление приказной системы. Она также развивалась исходя из функциональных потребностей и по мере расширения территории и усложнения государственной и хозяйственной жизни становилась все более громоздкой и запутанной. В XVII в. возникло более 90 приказов, правда, около половины из них создавались по частным потребностям и вскоре были ликвидированы. Приказная система строилась на основе принципа бюрократического централизма, ее бесконтрольность порождала волокиту, взяточничество и злоупотребления. Служилая бюрократия стала вытеснять или ассимилировать служилую аристократию в высшем и местном управлении, создавать свои сословные династии.

Усиление бюрократического начала сказывалось и на местном управлении. На всю страну распространилась воеводская форма управления, под контроль воевод ставится местное самоуправление (земские и губные избы).

К середине XVII в. самодержавие окрепло, были восстановлены механизмы государственного управления. Важнейшим индикатором этого стало принятие Земским собором 1649 г. Соборного Уложения. Не имеющий аналогов в то время по своему объему (около 1000 статей) – это последний общерусский кодекс, базирующийся на религиозно-православ­ном понимании политических и правовых процессов. Он свидетельствует о высоком профессионализме русских дьяков XVII в. В кодексе провозглашался принцип равного суда для всех чинов, защищалась любая личность, но с учетом ее сословного статуса. Уложение юридически оформило крепостное право, объявив бессрочный сыск беглых и прикрепило посадское население к городам, ликвидировав беломестные слободы, которые были освобождены от посадских повинностей.

К этому времени восстанавливается экономика страны. В хозяйственный оборот вновь включаются заброшенные в результате смуты земли, идет активная колонизация Поволжья, Сибири. В промышленности складывается мелкотоварное производство и появляются первые казенные и купеческие мануфактуры. Подъем экономики, хозяйственная специализация способствовали развитию рыночных связей между регионами страны. Началось формирование всероссийского национального рынка, накопление торговых капиталов. Его важными элементами становятся ярмарки (Московская, Макарьевская, Ирбитская и др.) – центры оптовой межрегиональной торговли.

Окрепшее самодержавие начинает все больше опираться на бюрократизирующуюся приказно-воеводскую систему управления, численность которой постоянно растет. После 1653 г. прекращаются созывы Земских соборов, на их место приходят совещания с отдельными сословиями, после которых царская власть, узнав мнение сословий, сама реализовывала их интересы в своей политике, но к концу XVII в. прекращается деятельность и этих совещаний. Несмотря на внешнюю устойчивость положения Боярской Думы в системе управления, ее состав меняется в пользу воевод, дьяков, что ослабляет ее самостоятельность. В 1682 г. было отменено местничество, что также свидетельствовало о падении роли аристократии.

В царствование царя Алексея Михайловича возникают противоречия между самодержавием и церковью. Стремление светской власти поставить под контроль хозяйственную деятельность церкви (создание в 1645–1666 гг. Монастырского приказа), ограничить рост монастырского землевладения, судебный, фискальный иммунитет монастырей и белого духовенства встречали сопротивление церковных иерархов, патриарха Никона, отстаивавшего «симфонию властей». Конфликт совпал с расколом церкви в результате реформы Никона по приведению богослужебных книг и обрядов русской православной церкви в соответствие с греческими оригиналами. Против реформы непримиримо выступили сторонники «древнего благочестия», одним из руководителей старообрядцев был протопоп Аввакум. Духовный раскол ослабил позиции церкви. Попытка Никона оказать давление на царя отказом от патриаршества завершилась лишением его сана церковным собором 1660 г., осуждением и ссылкой в Кирилло-Белозерский монастырь Вселенским собором 1666 г. Собор также поддержал церковную реформу и проклял ее противников, положил начало церковному расколу и жестокому преследованию старообрядцев. Церковь попадает в зависимость от государства. Самодержавие начинает эволюционировать в сторону абсолютной монархии. На этот процесс влияет и проникновение в Россию, особенно после присоединения Левобережной Украины, рационалистических европейских политических идей. Предпринимаются попытки реформировать и упорядочить приказную систему, создаются более крупные территориально-административные единицы – разряды.

Восстановление страны, системы государственного управления, зарождение абсолютной монархии, требовавших огромных финансовых и других материальных затрат, мобилизации ресурсов населения, проходило в условиях постоянных войн и стихийных бедствий. Следствием этого стало обострение социальных противоречий, приводивших к многочисленным народным выступлениям: Соляной (1648), Медный (1662) бунты, Соловецкое восстание старообрядцев (1668–1676), восстание казаков под руководством Степана Разина, переросшее в гражданскую войну (1669–1671), восстание стрельцов в 1687 и 1698 гг. Поэтому XVII век часто называют «бунташным веком». В свою очередь, эти выступления подталкивали процесс централизации управления, усиливали его репрессивные функции.

Внешняя политика

Несмотря на труднейшие внутренние проблемы, с которыми столкнулась Россия в XVII в., по мере восстановления государства активизируется и его внешняя политика на основных направлениях – западном, южном и восточном. Целью внешней политики было возвращение земель, утраченных в результате Смуты, продолжение борьбы с остатками Золотой Орды и выход к Балтийскому и Черному морям. Кроме того, необходимо было защитить собственное население и другие православные народы от работорговли, которая играла в экономике не только Крыма и Османской империи, но и многих европейских стран немаловажную роль. Для выкупа пленных-рабов в России собирались специальные «полоняничные деньги» с населения.

Первые акции внешней политики новой династии были направлены на борьбу с польско-шведскими интервентами. Героическая оборона Пскова вынудила шведского короля Густава-Адольфа заключить в феврале 1617 г. Столбовский мир: шведы вернули Новгородскую землю, но оставили за собой города в районе Финского залива (Ям, Копорье, Иван-город, Орешек). Россия утратила выход к Балтийскому морю.

Осенью 1618 г. под Москвой был разбит польский королевич Владислав, и в декабре подписано Деулинское перемирие: Речь Посполитая признала династию Романовых, но сохранила за собой Смоленские и Черниговские земли.

В дальнейшем на западном направлении внешняя политика России после окончания Смуты осуществлялась в условиях первой общеевропейской Тридцатилетней войны (1618–1648 гг.) между Католической лигой во главе с испанскими и австрийскими Габсбургами и Протестантской унией (Дания, Швеция, Нидерланды). По политическим мотивам Россия оказывала экономическую помощь протестантскому блоку, хотя не испытывала симпатии ни к тем, ни к другим.

После смерти короля Речи Посполитой Сигизмунда III Земский собор принял решение о начале войны с Польшей за возвращение Смоленских земель. Воевода М.Б.Шеин начал затянувшуюся осаду Смоленска, но в августе 1633 г. был деблокирован войсками нового польского короля Владислава. Набеги Крымского хана не позволили оказать помощь войскам Шеина. В 1634 г. он вынужден был подписать мир. Россия отказалась от занятых ею части смоленских земель.

Русская дипломатия стремилась установить союзные отношения с Османской империей, чтобы она сдерживала набеги крымских татар и кочевников на южные границы, но безрезультатно. В 1637 г. несколько тысяч донских казаков во главе с атаманом Михаилом Татариновым захватили пограничную турецкую крепость в устье Дона Азов. Началось знаменитое «Азовское сидение». Россия была не готова к войне с Османской империей. Поэтому Земский собор отклонил предложение казаков включить Азов в состав России и казакам, выдержавшим осаду 200 тыс. турецкого войска, пришлось в 1642 г. оставить крепость.

Многочисленные восстания на Украине, страдавшей от национально-религиозного и крепостного гнета, вылились в 1648 г. в народно-освободительную войну под руководством Богдана Хмельницкого. Не имея возможности самостоятельно добиться освобождения, украинский гетман неоднократно обращался за помощью к России. После колебаний, не желая ввязываться в тяжелую войну с Речью Посполитой, Земский собор в октябре 1653 г. принял решение о воссоединении Украины с Россией, а 8 января 1654 г. Переяславская Рада приняла присягу о подданстве русскому царю, сохраняя частичную автономию.

Война с Польшей (1654–1667 гг.) проходила с переменным успехом, казачья старшина после смерти Богдана Хмельницкого проявляла колебания, в ход войны вмешались Турция и Крым. Ценой огромных жертв военная мощь Речи Посполитой была сломлена. По Андрусовскому перемирию 1667 г. Польша вернула Смоленскую и Северскую земли, признала переход к России Левобережной Украины и временно Киева. Во время войны с Польшей Россия попыталась решить вопрос о выходе к Балтийскому морю. Несмотря на успешные действия против Швеции в 1656–1658 гг., Россия, не обладая необходимыми ресурсами для войны на два фронта, заключила Кардисский мир, по которому Балтийское побережье осталось за Швецией.

Вторжение на Украину в 1677 г. 200 тыс. турецкого войска переносит центр тяжести внешней политики России на южное направление. Русско-украинские войска отбросили превосходящие силы турок к Бугу. В 1681 г. первая русско-турецкая война закончилась Бахчисарайским миром, по которому устанавливалась граница по Днестру, Турция и Крым признавали переход к России Левобережной Украины и Киева.

С целью сдержать наступление Османской империи в Центральной и Восточной Европе создается «Священная Лига» Австрии, Польши и Венеции против Турции. При посредничестве Австрии Речь Посполитая после длительных переговоров вынуждена была подписать в 1686 г. «Вечный мир» с Россией, признав окончательный переход к ней Левобережной Украины и Киева. После этого Россия вступила в лигу и разорвала отношения с Турцией и Крымом. Многовековая конфронтация с Польшей и Литвой, с которыми Россия вела наиболее тяжелые и продолжительные войны, сменилась союзными отношениями, направленными против общего противника – экспансии исламских государств.

В 1684 и 1689 гг. русские войска под руководством князя В.В.Голицина в составе которых были запорожские и донские казаки, совершили при некоторых тактических успехах в целом безрезультатные походы в Крым. Но они способствовали победам союзников над турками, лишившимися поддержки Крыма. Кроме того, стратегическая инициатива в отношениях с Крымом начинает переходить к России, показавшей растущую военную мощь.

Активизация русской политики на юге, ее успехи укрепляли русско-кавказские отношения, особенно с Кабардой. Страдая от тяжелых нашествий Ирана, Турции и Крыма, кавказские владетели усиливают свою ориентацию на Россию, участвуют во всех ее походах против турок и Крыма. Продолжением этой политики были азовские походы Петра I в 1695 и 1696 гг., в ходе которых родился российский военно-морской флот, был взят Азов и основан Таганрог. Россия получила плацдарм для борьбы за выход к Черному морю.

Значительных успехов достигает Россия в продвижении в Сибирь и Дальний Восток. На площади около 8,5 тыс. километров жило множество малочисленных народов, принадлежавших к различным языковым группам: уральской, алтайской, палеоазиатской и др. – всего не более 200 тыс. человек. Они находились на стадии разложения родовых отношений, страдали от набегов соседних народов и непрекращающихся межродовых и межплеменных столкновений и войн. Это в значительной степени способствовало относительно мирному освоению столь значительной территории в течение одного столетия немногочисленными русскими отрядами и колонистами, несмотря на отдельные вооруженные столкновения с местным населением. Коренной принцип внешней политики Московского царства «а мы за вас стояти и от сторон беречи хотим» эффективно способствовал, как и в других регионах, расширению государственной территории, приносил народам внешний мир и большую внутреннюю стабильность. Существовала как правительственная колонизация, так и народная – казаче-крестьянская. Опорными пунктами колонизации становятся русские городки: Тюмень, Тобольск, Томск и др. Русские землепроходцы и мореходы (Ф.Попов, С.Дежнев, В.Атласов, Е.Хабаров и др.) к середине XVII в. выходят к берегам Тихого океана, а к концу века основывают крепость на Камчатке – Верхнекамчатск. Русские владения выходят к своим естественным природно-ландшафтным рубежам – Тихому и Ледовитому океанам, а на юге Сибири вступают в соприкосновение с Манчьжурией и Китаем, определение границ с которыми становится одной из задач внешней политики.

Для управления огромным краем в 1637 г. был создан Сибирский приказ. С местного взрослого мужского населения русская администрация собирала ежегодную подать мехами – ясак. Притеснения и насилие местной администрации, в т.ч. из местных князьков и сотников (несмотря на предупреждения правительства), становились поводом для восстаний местного населения и русских колонистов. В целом же русское и туземное население взаимообогащали друг друга хозяйственными и бытовыми навыками, что способствовало переходу местных народов к оседлости, земледелию.

Таким образом, к концу XVII в. Россия превращается в великую континентальную империю. Она занимает срединное положение между западно-христианской, исламской и дальневосточной цивилизациями, что само по себе превращает ее в субъект мировой политики, но не включенный активно в европейские противоречия.

 

4.6. Культура России в ХIV-ХVII вв.

 

Условия и тенденции развития культуры – Массовая культура – Образование – Исихазм и его роль в духовной жизни общества – Образование – Общественная мысль – Летописание и литература – Искусство – Градостроительство и архитектура – Искусство и музыка

 

Нашествие монголо-татар на Русские Земли и османов на Византийскую империю привели к политическому расчленению культурного пространства византийско-славянского мира. Древнерусская цивилизация понесла наиболее тяжелые потери: разгром и запустение многих культурных центров, гибель важнейших культурных памятников и деятелей культуры или угон в рабство на фоне демографической катастрофы и упадка общеэкономического потенциала. Южная и Юго-Западная Русь, выпав из единого прежде древнерусского культурного развития, были включены в политическую систему Польши, Литвы, Венгрии и втягивались, таким образом, хотя и в разной степени, в иную культурную и цивилизационную среду.

Условия и тенденции развития культуры

Сжатие русского культурного пространства вело к перестройке этнокультурной системы, полицентричность которой утрачивается. Первоначально интенсивность культурного развития сохраняла только Северо-Западная Русь (Новгород, Псков, Вятка), а с конца XIII в. постепенно начинала восстанавливать свой потенциал Северо-Восточная Русь (Владимир, Ростов, Тверь, Суздаль).

Северо-Восточная Русь постепенно становилась полем формирования новой этнической общности великороссов, новой этнокультурной целостности. Происходило становление великой континентальной Российской державы, включавшей в себя периферию многих других цивилизационных систем.

В XIV–XV вв. в развитии культуры сложилось двоецентрие – Новгород и Москва. В XVI–XVII вв. произошла централизация не только политической жизни, но и культуры, развитие которой стало моноцентричным в результате концентрации основного общерусского культурного потенциала в Москве.

Мощное расширение территории России приводило к усилению разрыва в уровне развития элитарной культуры в центре и культуры провинции, которая получала культурные инновации почти исключительно через Москву. Включение в состав России относительно развитых сегментов иных культурных систем (мусульманских государств и государственных образований Поволжья), а также генетически и духовно родственной Левобережной Украины дало толчок взаимной культурной ассимиляции. Постепенно этнокультурный конгломерат превращался в сложную, но целостную культуру Российской цивилизации.

Этногенез великороссов проходил в титанической борьбе за выживание с исламским и католическим мирами, поэтому ведущими этнообразующими факторами были православие и государственность. Понятия православный и русский становятся синонимами. Великое Московское княжество, а затем Московское царство складывалось и развивалось как православное государство, основанное на «симфонии властей», светской и духовной, двуединстве государства и церкви. Это, а также мобилизационный характер развития Московской Руси определяли в единстве ведущую и возрастающую роль государства и церкви в развитии образования и высокой культуры. Ими осуществлялся контроль за развитием общественной мысли, они обеспечивали подъем образования, развивали книгопечатание, вели борьбу с проявлением языческих пережитков. Государство и церковь выступали крупнейшими заказчиками, направляли деятельность строительных артелей и живописцев, приглашали иноземных мастеров и контролировали их творчество. Городов и монастыри, которые в немалом числе строились, были интегральными центрами культуры в провинции.

Государство выступало гарантом сохранения инокультурных анклавов, включавшихся в состав России. Вопросы развития культуры были предметом рассмотрения земских и церковных соборов. Особое значение для развития русской культуры имел Стоглавый собор 1551 г. Нерасчлененность сакрального и художественного в высокой культуре давала основание для постоянного вмешательства царей, иерархов в функционировании культуры, поощрение или пресечение культурных инноваций, включая участие в толковании эстетических канонов, создании произведений культуры (Иван Грозный, Иосиф Волоцкий, патриарх Никон и др.).

Несмотря на противоречивый характер взаимодействия русской традиционной культуры, тенденций обмирщения и европейских новаций, русское искусство в целом сохраняло свой сакрально-синтетический характер, пронизанный духом единой гармонии. Это единство раскрывалось, прежде всего, через богослужение в храме, и вне его не может быть понято. Соборный характер воздействия на человека всеми изобразительными средствами позволял достичь эффекта катарсиса.

Новые явления в русской культуре второй половины XVII в. свидетельствовали, с одной стороны, об элементах духовно-религиозного кризиса общества, проявившегося и в культуре, а с другой стороны, о создании почти во всех сферах культурной деятельности предпосылок для интеграции в российскую цивилизацию новых европейских светских форм.

Массовая культура

На данном этапе, как и в предыдущий период, не было четкой грани между элитарной и массовой русской культурой, они составляли неразрывную целостность и развивались, взаимообогащая друг друга. В народной культуре в наиболее полном виде выступал синтез христианской духовности со славянскими воззрениями на природные стихии, устойчивости которых способствовал образно-символический, преимущественно художественный тип мышления великороссов.

Былинный эпос перерабатывался на основе осмысления народом борьбы с Золотой Ордой, а затем с ее осколками – Казанским и Крымским ханствами. Этот процесс показывал достаточно глубокую религиозность народа, понимание борьбы с иноземными захватчиками, прежде всего, как защиты веры. Понятия «русский» и «православный», Русская Земля и Святая Русь становятся нераздельными. Эти мотивы звучали в духовных стихах и героических песнях о подвигах в войнах XVI–XVII вв.

Жизнь в экстремальных природных и геополитических условиях, часто на пределе материальных и духовных сил вела к формированию народных идеалов на уровне абсолютных ценностей – добра, правды, справедливости. Власть и закон, труд и собственность, семейные отношения оценивались прежде всего с нравственной стороны. Народные представления воспроизводились через устную речь – пословицы, поговорки, афоризмы, – а также через письменные источники.

В них утверждался образ идеального доброго и справедливого православного царя, в котором воплощались духовные ценности русского человека, который являлся символом, образом государства и народа. Все беды и несправедливости власти связывались в народном сознании не с царем, а с его окружением («Не царь грешит, а думцы наводят» и др.).

В массовой культуре отсутствовала характерная для западного человека фетишизация закона, но важное место отводилось представлениям о правде и справедливости. Это находило отражение в пословицах русского народа («Хотя бы все законы пропали, лишь бы люди правдой жили» и др.). Большое место в народном сознании занимали представления о стыде и совести. Совесть как глубокое внутреннее эмоциональное переживание в русских пословицах, как правило, сочетается со стыдом, т.е. нравственной ответственностью перед другими, перед миром («В ком стыд, в том и совесть»).

Православные нравственные основы ведения хозяйства, устройства домашнего быта и семейных отношений, своего рода «практическая духовность» русского народа были отражены, обобщены и регламентированы в знаменитом «Домострое» (первая половина XVI в.). В нем требования христианских добродетелей органично сочетались с далеко не аскетическим описанием домашнего быта и традиций. В популярных разбойных песнях воспевалась воля – абсолютная индивидуальная свобода, поэтизировалась разбойная удаль, но не как идеал, а как соблазн, всегда имеющий трагический конец.

Принимая в качестве идеала жизнь христианского подвижника, испытывая благоговение перед духовником, одновременно великороссы (в том числе и элита) любили яркие праздничные гуляния, веселье, сохраняя, несмотря на гонения, языческие празднества. Такие праздники постепенно теряли свой символический смысл. Государство и церковь боролись с пережитками язычества, но в то же время и были вынуждены учитывать особенности массового сознания в своей политике. Так, например, страх в народе перед «заложными» покойниками (умершими насильственной смертью, в т.ч. казненными преступниками), способными наводить различные бедствия, сдерживал государственную репрессивность, вынудил ввести в законодательство конца XVI – середины XVII вв. обязательное покаяние и отпущение грехов казнимым.

Своеобразным явлением была характерная для средневековья смеховая культура. Авторы устных смеховых сюжетов, перешедших в литературу, изображали себя дураками, делали нелепости, но они высмеивали не реально существующий мир, а человеческие пороки – жадность, лживость. Кроме того, они высмеивали все святое, благочестивое, почетное, создавая как бы карикатуру на существующие идеальные представления. Но созданная ими антикартина идеального мира не могла существовать без своего идеального прообраза. Небывальщина в конечном счете подчеркивала истинность и красоту идеала. Поэтому сатиры, на первый взгляд, антицерковные, антигосударственные, не только не запрещались, но и рекомендовались для чтения благочестивым людям.

Важную роль в народной культуре играли Христа ради юродивые – реальные, но чаще мнимые безумцы, скрывавшие за личиной глупости святость и мудрость. Своей наготой и убогостью они протестовали против конкретных злоупотреблений, обличали конкретных людей вплоть до царя с максималистских позиций, не признающих смягчающих обстоятельств отступления от христианской морали. С их речами не могли не считаться ни цари, ни патриархи. В отношении к нищим, получившим наказание преступникам проявлялась такая важная черта национального характера как сострадание, вызывавшее удивление иноземцев. В национальном самосознании отсутствовали расовые или этнические предрассудки, но постоянная борьба с другими социокультурными системами выработала недоверие к людям иных конфессий, особенно к католикам и мусульманам. Однако иностранец, перешедший в православие, не только избавлялся от какой-либо неприязни, но и пользовался подчеркнутым расположением.

Образование

Как показывают находки берестяных грамот, свидетельства летописей и житийной литературы, традиции письменности, грамотности были, несмотря на монгольское нашествие, сохранены. Центрами образования, по-прежнему, оставались церкви и монастыри, а учителями выступало духовенство. Образование носило элементарный характер: изучались чтение, письмо, церковное пение, счет. Основное внимание уделялось православному нравственному воспитанию. Училища существовали в основном в городах, а также в сельской местности. Целостной системы образования в XIV–XV вв. не существовало, уровень обучения был неодинаковым; нередко обучение осуществлялось с голоса, без освоения чтения.

Поэтому уже на рубеже XVI в. церковные иерархи обращаются к царю, «чтоб велел училища учинити». Стоглавый Собор 1551 г., откликаясь на растущую потребность церкви и государства в грамотных людях, принял решение о создании во всех городах училищ, где «добрые и благочестивые духовные священники» обучали бы детей грамоте, чтению, церковному пению. Постановление основывалось на сложившейся практике просвещения и фактически создавало общероссийскую (хотя далеко и не всеобщую) систему начального образования и воспитания, в которой приобретение знаний и нравственность были неразделимы.

В школах преподавались те же предметы, что и в начальных учебных заведениях Греции и Западной Европы. Образование в школах получали дети людей «всякого чина... и сана, славных и худородных, богатых и убогих, даже и до последних земледельцев». Важную роль в развитии просвещения и культуры сыграло начатое в середине XVI в. по инициативе церкви и государства книгопечатание. В развитии образования важную роль играли рукописные и печатные азбуковники, представлявшие собой руководства к чтению для детей, знающих основы грамотности, а также наставления по этике поведения дома, в церкви и общественных местах. Огромными по тем временам тиражами распространялись печатные и рукописные учебные пособия – Букварь Василия Бурцева, учебные Псалтыри, Часословы, «Грамматика» Мелетия Смотрицкого и др.

До середины XVII в. такая система начального образования и самообразования более или менее удовлетворяло интересы государства и церкви.

В России получили распространение книги, связанные с теологическим рационализмом, логикой, естественными науками: Диалектика Иоанна Дамаскина, «Логика Авиасафа» (фрагменты из произведений Аль-Газали), «Книга, глаголемая логика» Маймонида, биолого-медицинские сочинения и т.д. В Россию проникали и сведения о гелиоцентрической системе Николая Коперника. Эта литература была достоянием исключительно элитарной культуры.

Распространение научных знаний привело к появлению письменных руководств, в которых обобщался опыт прикладного использования знаний в различных сферах. «Книга сошного письма» содержала знания в области геометрии и рассматривала их применение в земледелии. Известны «Роспись, как зачать делать новая труба на новом месте» мастера Семена из Тотьмы, «Устав ратных, пушечных и других дел, касающихся до военной науки» О.Михайлова, в котором изложены основы многих естественных наук, а также многочисленные «Травники» и «Лечебники». Началось составление географических карт и описаний как России, так и зарубежных стран, особенно Азии. На рубеже XVI–XVII вв. была составлена карта России «Большой чертеж», а затем (1627 г.) комментарий к ней. Таким образом закладывались основы научных направлений, национально ориентированных по своим проблемам и подходам.

Книгопечатание, расширение грамотности населения, развитие научных знаний, очевидная потребность в них государства и церкви выдвигали задачу создания высшей школы. Это становилось важнейшей духовной и культурной проблемой России.

Попытки создать высшую школу в России или обучать русских людей за границей предпринимались со времен Бориса Годунова, но не имели успеха. Прототипом правильной высшей школы, выраставшей из образовательных тенденций в русской культуре и византизма явилась Славяно-греко-латинская Академия. Она была открыта в Москве в 1687 г. и возглавлялась братьями-иеромонахами Софронием и Ионникием Лихудами, одержавшими верх над «латинствующими» (С.Полоцкий, С.Медведев), которые хотели превратить Академию в нечто среднее между европейским университетом и инквизицией.

Академия была высшей богословской школой, но фактически готовила кадры не только высшего духовенства, но и для государственной службы Образование, получаемое в Академии, по своему объему приближалось к уровню западноевропейских университетов, но строилось не основе принципов и традиций православия. Несмотря на трудности и противоречия своего становления она становится оплотом православного богословия.

Исихазм и его роль в духовной жизни общества

Этногенез великороссов, становление этнического самосознания проходили в значительной степени под воздействием исихазма. Учение это возникло на заре монашества, было известно на Руси с XI в. в форме учения Симеона Нового Богослова о Богосозерцании. Но в XIV в. афонские монахи, Григорий Синаит и Григорий Палама в полемике с западноевропейскими богословами, во взглядах которых получили отражение идеи теологического рационализма и элементы гуманизма, разработали религиозно-философское учение, согласно которому путем философских рассуждений невозможно постичь сущность Божества и достичь озарения свыше. Сущность Бога непознаваема, но постоянным очищением души, аскетическим достижением безмолвия чувств и помыслов, «умным деланием» (умной молитвой) можно воспринять Фаворский свет – один из видов энергии, всегда исходящего от Господа и в результате синергии со Всевышним творцом достичь преображения человека.

Учение исихастов о Божественных энергиях было признано Вселенской Православной Церковью. Исихазм был антитезой гуманизму и рационализму, но как и они, знаменовал усиление индивидуалистического направления в христианстве. Но если в католическом миросозерцании все больше внимания уделялось удовлетворению материальных, физиологических и чувственных потребностей, то в православии созерцательный исихазм утверждал безусловный приоритет духовного над материальным, требовал ограничения материальных потребностей и сосредоточения самоосознания на самом себе. В результате углублялся раскол между восточным и западным христианством, западноевропейской и российской цивилизациями.

Исихазм получает в Московской Руси широкое распространение, его последователями были Сергий Радонежский, митрополит Алексий, заложившие духовные основы русского самосознания, а затем Нил Сорский, Иосиф Волоцкий и др. Исихазм соединялся с популярными на Руси культами Троицы и Богородицы и понимался уже не только как индивидуалистический, но и соборный путь к Богу на основе национального единения. Под идеальной целью понимался при этом не материальный или общественный прогресс, а преображение души. Общепринятым становилось понятие «Святая Русь», к защите которой призывало русское православное мессианство, проявляя свой охранительный характер. В XIV–XVI вв. исихазм пронизывал все сферы духовной и культурной жизни страны, а через них элитарное и массовое сознание. Опора на исихазм (при сохранении значения правительственных репрессий) позволила преодолеть упрощенно-рационалистические ереси стригольников, жидовствующих, Матвея Башкина и Феодосия Косого как отражение протестантских влияний. В результате России удалось избежать катастрофы религиозных войн, типичных для Европы в XVI–XVII вв.

Общественная мысль

На рубеже XV–XVI вв. Великое Московское княжество оставалось единственным независимым православным государством. В нем находили отклик идеи «Третьего Рима» – нового и последнего оплота христианства как истинной веры. Свое выражение эта идея находила в посланиях-пророчествах псковского игумена Филофея «Москва – Третий Рим», т.е. центр Вселенского православия, его последний оплот и « четвертому не быти».

В борьбе с ересями в русском богословии оформились течения нестяжателей (Нил Сорский) и иосифлян (Иосиф Волоцкий), которые предлагали различные пути укрепления авторитета церкви и государства. Нил Сорский делал упор на идеалах раннехристианских общин, а Иосиф Волоцкий развивал каноническое представление теории «симфонии властей» – божественной природы царской власти, но в союзе с церковью.

Расширение контактов с Европой, усиление влияния украинской богословской традиции в XVII в. приводило к использованию рационалистической аргументации, в том числе в критике папства и протестантизма. В работах Юрия Крижанича, Симеона Полоцкого она использовалось для обоснования идеи абсолютной монархии на основе «Общего блага».

Чтобы укрепить связь с остальным православным миром, патриарх Никон начал реформу по унификации богослужения и богослужебных книг на церковно-славянском языке. Массовое религиозное сознание имело во многом образно-символический характер, поэтому коррекция русского богослужения и священных книг по греческим образцам была воспринята многими прихожанами и частью клира как навязывание «новой веры». Символическое мышление не принимало рациональных аргументов о необходимости внесения уточнений по выверенным образцам. Изменения в обрядах разрушали веру в магическую значимость обряда и символики ритуалов и воспринимались как покушение на сущность, дух, истину православия, как дело Сатаны или Антихриста. Церковный раскол означал духовный раскол народа, он был отражением противоречивого взаимодействия образно-символического и постепенно распространяющегося рационалистического мышления.

Летописание продолжало играть важную роль в развитии этнического самосознания. Нашествие монголов привело летописание к упадку. В конце XIII в. оно возрождалось, продолжая носить чисто местный характер, но сохраняя тему необходимости единства Русских земель.

Летописание и литература

По мере превращения Москвы в центр объединения, московское летописание начинало приобретать общерусский характер. Первым общерусским сводом стала Троицкая летопись, составленная в начале XV в. (погибла в 1812 г.). В ней обосновывалась преемственность Москвы Киеву и Владимиру, т.е. преемственность истории Руси и необходимость объединения русских земель во главе с Москвой. Общерусские позиции, объединительные тенденции отражались, но с позиции местных интересов, в Новгородско-Софийском своде, Тверских сводах. В последствии это летописание было подвергнуто тенденциозной переработке московскими летописцами, в результате в государственном летописании, а затем в исторической литературе на долгое время утвердилась идея безальтернативности московского централизма. Ведущее место в летописях занимала также тема борьбы с ордынским игом и становление Московского государства. В XV–XVII вв. появились обзоры всемирной истории – «Хронографы». В них обосновывалось международное положение Российского государства и значение Москвы как центра Православия. В XVII в. летописание, как синтезированный тип сочинения, изживало себя (одной из последних летописей стал «Новый летописец» – около 1630 г.). Летописи заменялись сюжетными повестями, к ним примыкали Сибирские летописи о походах Ермака, «Сказания» о Смутном времени и др., в которых предпринимались попытки рационалистически осмыслить события.

Центральной темой литературы XIV–XV вв. была борьба против ордынского ига и других захватчиков (Повесть о Шевкале, цикл повестей о Куликовской битве, «О Московском взятии от царя Тохтамыша и о пленении земли Русской» и др.). Важнейшие сражения осмысливались не только в патриотическом, но и в универсальном смысле – как борьба не только за землю, но и за высшие духовные идеалы православия, с которыми отождествлялись почти все значимые для русского ценности. Победа русских над врагами связывается в этих произведениях не столько с их полководческими талантами, степенью организованности, военной мощью, но и с высоким духовно-нравственным обликом и благочестием князя и воевод, воинов. Облик идеального князя сближался в произведениях с обликом подвижника – аскета-исихаста. Епифаний Премудрый в «Житиях» Сергия Радонежского и Стефана Пермского рисовал образ, отличающийся от древнерусских и византийских подвижников активной деятельностью на благо людей, такими качествами как благотворительностью, просветительством, миротворчеством, реализовавшимся в борьбе за объединение Русских Земель. В «Житиях» раскрывался мирный характер миссионерской деятельности православных подвижников, столь не похожих на католических миссионеров. Так Стефан Пермский, говоря о волхве, отмечал, что Христос послал его не казнить и убивать, а «благовестити... и учити с кротостию и увещати с тихостью». Слава военного вождя и подвижника понималась книжниками и их читателями как знак истинности и добродетельности их жизни, возвышавших их над остальными людьми.

Митрополит Макарий, немало сделавший для начала книгопечатания в Москве, составил в середине XVI в. своего рода религиозно-нравственную энциклопедию «Великую Четьи-Минеи» (ежемесячные чтения) грандиозный свод (12 огромных томов) житий православных святых, исторических, поучительных и назидательных сочинений, подлежащих семейному чтению на соответствующие дни святых, праздники.

Расцвета русская духовная поэзия, в которой порой наивно, но трепетно и благоговейно передавалось стремление к святости, сердечной чистоте и духовному совершенству как национальному идеалу. «Святорусская земля» понималась в поэтических произведениях не узкогеографически, а трансцендентно, как таинство домостроительства человеческого спасения.

В XV–XVII вв. начался процесс секуляризации, т.е. усиления светского характера, литературы. Широкое развитие получила публицистика. В сочинениях Ивана Пересветова, полемике Ивана Грозного и Андрея Курбского, позднее в работах Юрия Крижанича, Симеона Полоцкого и др. теологически и рационально аргументировался поиск наилучшей формы правления для быстро растущего полиэтничного Русского государства.

В XVII в. появились первые записи произведений устного народного творчества – былин, пословиц, заговоров, песен. Возник новый жанр демократической сатиры (Повесть о Шемякине суде, Повесть о Ерше Ершовиче, Служба кабаку и др.), где высмеивались нравы и поведение приказных и служилых людей, церковников, не признававших идеальных нравственных требований. Сатирой осуждалось не традиционное русское общество, а абсурдный мир, который возникал, если основы общественного устройства искажались. Новаторским по форме, языку и индивидуальности стиля стало «Житие» одного из расколоучителей протопопа Аввакума.

Появление книгопечатания привело к широкому тиражированию книг, в первую очередь церковных и учебных, а также переводной литературы Запада и Востока светского содержания, что значительно расширяло информационное поле России.

Градостроительство и архитектура

Градостроительство в XIV–XVII вв. сохраняло сакральный смысл. В XVI в. в русском искусстве выработалось идеализированное условное изображения городов в виде иконописного символа, изображающего главный собор города. Само градостроительство отражало замысел создания образа Небесного града. Поэтому заслуживает внимания мысль М.Кудрявцева, что «в основу градостроительной композиции столицы заложена идея о том, что Москва – «Третий Рим». Иконописным символом Москвы стал образ «Небесного Иерусалима», отражавший сознательное устроение города по образу существовавших христианских вселенских столиц. Не случайно над планом Москвы на титульном листе Библии 1663 г. Алексея Михайловича помещен девиз из пророчества Исайи: «Восстани, восстани Иерусалиме и облецыся в крепость мышцы твоея». Став столицей, Москва вобрала в себя многообразие черт архитектуры присоединенных городов, включая перенос и повтор их топонимики и символических тем, таким образом, превратившись в градостроительный образ России. Возможно, именно понимание Москвы как вселенского духовного центра объясняет массовое приглашение зодчих со всех концов России и со всего света.

В этой же символике развивалась архитектура, для которой стал типичен шатровый стиль, восходящий к храму Гроба Господня (храм Покрова на Рву или Василия Блаженного современники называли Новым Иерусалимом).

В XVII в. в архитектуре усилилось стремление к нарядности и декоративности, что особенно проявилось в посадском, гражданском строительстве. В конце XVII в. знакомство с западноевропейской архитектурой, синтез ее идей с народными традициями привел к складыванию пышного и парадного стиля условно называемого московским или нарышкинским барокко.

Искусство и музыка

Первые пятьдесят лет после монгольского нашествия русское искусство даже в Новгороде, переживало шок, но затем начинается его возрождение сначала сразу в нескольких центрах – Новгороде, Пскове, Твери, Ростове Великом, а со времен Ивана Калиты и переноса митропольичьей кафедры – в Москве. Главенствующая роль Москвы в развитии русского искусства со временем окончательно закрепилась за Москвой, а все местные школы в большей или меньшей степени испытывали ее влияние.

XIV–XV вв. стали эталоном расцвета русской живописи. Слияние сложнейшего и утонченного учения исихастов и художественно-мистической практики иконописцев породило гениальное творчество Феофана Грека, Андрея Рублева и Дионисия, в котором наиболее адекватно отразилось русское духовное самовыражение. Феофан Грек как художник сформировался в Византии, но его новгородские росписи порождены русской действительностью и не имеют аналогий в византийской живописи. Феофан Грек, используя мощные световые потоки, блики, символизирующие Фаворский свет, в своем экспрессивном творчестве передавал идею глобальной греховности человека перед Богом. Противоположным по своей живописной культуре было прозрачное и светоносное творчество Андрея Рублева, выражавшего идею гармонии, добра, красоты, любви и человечности. Вершиной его творчества является «Троица», в которой воплощен идеальный образ человека и духовно объединенного народа. Живопись близкого к Иосифу Волоцкому Дионисия в меньшей степени является «умозрением в красках», для ее световой мистики характерна утонченная красота, лиризм, музыкальность, дополненная идеалом возвышенной женской красоты.

Отличительной чертой русской иконографии была тема соборности «Собор Богоматери», «Собор архангелов», «Собор всех святых» и др. раскрывали образ соборного идеала народной жизни, не подавляющего индивидуальность и сохраняющего иерархический порядок общественных связей. Новым явлением было появление на рубеже XIII–XIV вв. иконостасов.

В XVI в. усилилось стремление русской элиты к роскоши, увеселениям, что вело к расцвету декоративно-прикладных искусств, обмирщению культуры. В живописи происходило соединение иррационального и рационального начал. Усиление символизма, утонченность в прорисовке деталей вели к «заземлению» духовности времен Феофана Грека и Андрея Рублева, делали иконопись художников XVII в. (П.Чирин, Е.Москвитин и др.) сопоставимой с европейским маньеризмом. Усилилось стремление к новой сюжетике, в том числе апоколипсическим картинам (нату­ралис­тичес­кие сцены мучений грешников и т.п. Реалистические тенденции проявлялись в наивной прозападной форме в творчестве Симона Ушакова, в появлении парсунной (портретной) живописи.

В музыкальную культуру начали проникать западноевропейские инструменты (органы, клавикорды и др.) и формы музицирования. Музыке уделяют внимание как церковь, так и государство. Вопросы музыки рассматривал Стоглавый Собор. Иван Грозный сочинял песнопения в честь московских святых. Начались отступления от византийских канонов музицирования, появились авторские произведения. Особенностью было трехголосное пение и музыка, связанные с народной протяжной песней и символикой образа Троицы.

В XVII в., после реформ Никона, происходило становление нового стиля в рамках церковной музыки. Для него была характерна диалогичность любимого на Руси, но непривычного для европейского слуха, трехголосия и европейского партесного, гармоничного пения. В результате взаимодействия традиционной и новой европейской музыки в кратчайшие сроки рождались формы русского музыкального барокко, сочетавшие взаимообогащенные музыкальные культуры.

 

 

 

Литература

 

1. Алексеев Н. Русский народ и государство. М., 1998

2. Ахиезер А.С. Социокультурные проблемы развития России. М., 1992.

3. Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм, ХV-ХVIII вв. Т.1-3. М., 1987–1992.

4. Бушуев С.В., Миронов Г.Е. История государтсва российского. Историко-библиографические очерки. Кн. 1. М., 1991

5. Васильев Л.С. История Востока. Т.1. М., 1993.

6. Вернадский Г.В. Замечания о юридической природе крепостного права // Родина, 1993. № 3.

7. Всемирная история. М., 1997

8. Головатенко А. Два кризиса русской государственности: опричнина и смутное время // Преподавание истории в школе, 1993. № 2.

9. Гумилев Л.Н. Древняя Русь и великая степь. М., 1989.

10.Гумилев Л.Н. От Руси к России. Очерки этнической истории. М., 1992.

11.Гуревич А.Я. Проблемы феодализма в Западной Европе. М., 1970.

12.Гуревич А.Я. Средневековый мир: культура безмолвствующего большинства. М., 1990

13.Гуревич А.Я. Теория формаций и реальность истории//Вопросы философии, 1990. № 11.

14.Данилевский Н.Я. Россия и Европа. М., 1991.

15.Джаксон Т. Варяги – создатели Древней Руси // Родина, 1993. №3

16.Думин С.В., Турилов А.А. «Откуда есть пошла земля русская?» // История отечества: люди, идеи, решения. Очерки истории России IХ – начала ХХ в. М., 1991

17.Дьяконов И.М. Пути истории. М., 1994.

18.Дюби Ж. Европа в середине века. Смоленск, 1994.

19.Ерасов Б.С. Культура, религия и цивилизации на Востоке. М., 1990.

20.Ерасов Б.С. Цивилизация: слово – термин – смысл//Научный альманах «Цивилизации и культуры». Выпуск 2. «Россия и Восток: цивилизационные отношения». М., 1995

21.Запад и Восток. Традиции и современность. М., 1993.

22.Захарук С.Г. Восток–Запад: историко-психологический водороздел // Вопросы истории. 1998. №1

23.Земцов Б.Н. «Откуда есть пошла... российская цивилизация» // Общественные науки и современность. 1994. № 4.

24.Зимин А.А. Витязь на распутье. М., 1991.

25.Зимин А.А. Опричнина Ивана Грозного. М., 1969.

26.Зимин А.А. Россия на пороге нового времени. М., 1972.

27.Зимин А.А. Россия на рубеже XV–XVI вв. М., 1982.

28.Ионов И.Н. Теория цивилизаций и эволюция научного знания  // Общественные науки и современность. 1997. № 6.

29.Исаев И.А. История России. Традиции государственности. М., 1995.

30.История отечества: люди, идеи, решения. Очерки истории России IX – начала XX в. М., 1991.

31.История России (Россия в мировой цивилизации). М., 1997.

32.История России: народ и власть. СПб., 1997.

33.Как была крещена Русь. М., 1988.

34.Кандыба В.М., Золин П.М., Реальная история России. Хроника истоков русской духовности. СПб., 1997.

35.Кобрин В.Б. Смутное время – утраченные возможности // История отечества: люди, идеи, решения. Очерки истории России IX – начала ХХ в. М., 1991.

36.Кондаков И.В. Введение в историю русской культуры. М., 1997

37.Кристенсен С.О. История России ХVII в. М., 1989.

38.Кульпин Э.С. Социально-экономический кризис ХV века и становление российской цивилизации // Общественные науки и современность. 1995. № 1.

39.Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада. М., 1992.

40.Лубский А.В. Что такое цивилизация? // История в вопросах и ответах. Ростов-на-Дону, 1997.

41.Мельникова Е.А., Петрухина В.Я. Название «Русь» в этнокультурной истории Древнерусского государства // Вопросы истории. 1989. №8.

42.Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры. Т.1. М., 1993.

43.Мир России – Евразия: Антология. М., 1995.

44.Научный альманах «Цивилизации и культуры». Вып. 1-3. М.,1994–1996

45.Новосельцев А.П. Образование Древнерусского государства и первый его правитель // Вопросы истории, 1991, N2-3

46.Орлов А.С., Георгиев В.А., Георгиева Н.Г., Сивохина Т.А. История России с древнейших времен до наших дней. М., 1997

47.Платонов О.А. Русская цивилизация. М., 1992.

48.Попов А.И. Название народов СССР. М., 1973.

49.Прокофьев С.О. Духовные судьбы России и грядущие мистерии Святого Грааля. М., 1995.

50.Размышления о России и русских. Штрихи к истории русского национального характера. Вып. 1-2. М., 1996

51.Розановский В.А. К вопросу о влиянии монгольской культуры и монгольского права на русскую культуру и право // Вопросы истории. 1993. № 7.

52.Русское зарубежье в год тысячелетия крещения Руси. М., 1991.

53.Семенникова Л.И. Россия в мировом сообществе цивилизаций. М., 1994.

54.Скрынников Р.Г. Иван Грозный и его время. М., 1991.

55.Скрынников Р.Г. История Российская. IX–XVII вв. М., 1997.

56.Скрынников Р.Г. Россия накануне «Смутного времени». М., 1980.

57.Скрынников Р.Г. Царство террора. СПб., 1992.

58.Станиславский А.Л. Гражданская война в России ХVII в. М., 1990.

59.Тойнби А.Дж. Постижение истории. М., 1991.

60.Флиер А. Цивилизация и субцивилизации России // Общественные науки и современность. 1993. № 6.

61.Фонотов А.Г. Россия : от мобилизационного общества к инновационному. М., 1993.

62.Цивилизация. М., 1992.

63.Черняк Е.Б. Цивилиография. М., 1996

64.Шпенглер О. Закат Европы. Т.1. М.; Пг., 1923.

65.Юрганов А.Л. У истоков деспотизма // История отечества: люди, идеи, решения. Очерки истории России IX – начала ХХ в. М., 1991.

66.Яковец Ю.В. У истоков новой цивилизации. М., 1993.

67.Яковец Ю.В. История цивилизаций. М., 1997..

68.Ясперс К. Смысл и назначение истории. М., 1991.

 

---

Дата добавления: 2019-11-25; просмотров: 199; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!