Злоупотребления, допускаемые лицами, участвующими в деле, при реализации своих процессуальных прав

⇐ ПредыдущаяСтр 15 из 25Следующая ⇒

Конкретные процессуальные результаты могут быть достигнуты лицом только при наличии в его арсенале большего комплекса процессуальных прав. Без этого лица, участвующие в деле, не смогут получить полноценную защиту своих прав, свобод и охраняемых законом интересов. Закономерно, что наделение субъектов гражданского процессуального правоотношения большим объемом субъективных процессуальных прав создает повышенную вероятность злоупотребления данными правами. Для недопущения этого закон должен содержать комплекс мер, активно внедряемых судами в своей правоприменительной деятельности, направленных на нейтрализацию и устранение из процесса возможных злоупотреблений - правонарушений.

Все процессуальные права лиц, участвующих в деле, разбиваются на две большие группы: 1) распорядительные права сторон (непосредственно связаны с распоряжением предметом спора и оказывают серьезное влияние на ход гражданского процесса) и 2) общие права лиц, участвующих в деле (обеспечивают их активное участие в ходе судебного разбирательства путем представления доказательств, участия в их исследовании, заявления ходатайств, возражений и др.).

Реализация всех распорядительных прав, перечисленных в ч. 1 ст. 39 ГПК (за исключением изменения предмета или основания иска, а также увеличения или уменьшения суммы исковых требований), поставлена под контроль суда, который "не принимает отказ истца от иска, признание иска ответчиком и не утверждает мировое соглашение сторон, если это противоречит закону или нарушает права и законные интересы других лиц" (ч. 2 ст. 39 ГПК). В соответствии с абз. 3-4 ст. 220 ГПК прекращение производства по делу возможно в случае отказа истца от иска или заключения мирового соглашения, если отказ от иска принят судом и мировое соглашение утверждено судом. На основании ч. 4 ст. 173 ГПК в случае непринятия судом отказа истца от иска, признания иска ответчиком или неутверждения мирового соглашения сторон суд выносит об этом определение и продолжает рассмотрение дела по существу. Данные нормы играют важную роль в предотвращении злоупотреблений процессуальными правами, поскольку позволяют суду при квалификации поведения лица как злоупотребления правом отказать ему в принятии и применении последствий реализации распорядительных субъективных прав.

Важной мерой, направленной на предотвращение злоупотребления процессуальными правами, является проверка судом действительности волеизъявления сторон на совершение конкретных процессуальных действий. ГПК не устанавливает обязанности суда при закреплении последствий реализации распорядительных прав сторон проверить, не совершены ли отказ от иска, признание иска, изменение предмета или основания иска, увеличение или уменьшение размера исковых требований, мировое соглашение в целях сокрытия действительных обстоятельств дела либо под влиянием обмана, насилия, угрозы или добросовестного заблуждения. В дореволюционной литературе также указывалось, что "суд должен довольствоваться одним признанием, как бы сомнительным оно ему не представлялось".*(427) Уже в советское время В.К. Пучинский, в частности, писал, что "необходим критический подход советского суда к совершенному перед ним признанию. Правильность признания стороны проверяется судом на основе свободной оценки в совокупности с другими собранными по делу доказательствами".*(428) Или, как отмечали Б.С. Антимонов и С.Л. Герзон, "суд: вправе не принять признания того или иного факта стороною, если это признание извращает истину, если признание "создает" мнимые факты, которых в действительности не было".*(429)

Совершение распорядительных действий одной из сторон спора может быть вызвано обманом, допущенным оппонентом. Например, ответчик недобросовестно предлагает истцу заключить мировое соглашение, заведомо зная о том, что не сможет выполнить его условий. Если истец согласился с предложенными условиями и отказался от требований передачи индивидуально-определенной вещи, имевшейся у ответчика, взамен определенной денежной суммы, исполнение условий мирового соглашения может оказаться для него проблематичным. Или, например, отказ от иска совершается под влиянием недобросовестного ответчика, обещающего добровольно исполнить исковые требования. Истец, который принимает такое предложение, должен помнить, что с этого момента его право на получение с ответчика чего-либо оказывается лишенным принудительной исковой защиты и может быть реализовано только в зависимости от желания ответчика. В дальнейшем ссылка истца на свое заблуждение в отношении истинных мотивов поведения ответчика вряд ли может повлиять на отмену вынесенных судебных постановлений.

Обязанность проверки волеизъявления лица имеется у суда лишь в случае признания стороной фактов, на которых противоположная сторона основывает свои требования или возражения (ч. 3 ст. 68 ГПК). Но данное процессуальное действие по последствиям менее значимо, чем большинство распорядительных прав, поскольку не завершает гражданский процесс, а лишь освобождает одну из сторон от доказывания фактов, признанных противоположной стороной. До внесения изменений в ГПК суд не должен устраняться от выполнения такой обязанности, выводя ее из содержания ч. 2 ст. 39 ГПК либо применяя аналогию процессуального закона в силу ч. 4 ст. 1 ГПК.

Отказ истца от иска может выступать как злоупотребление процессуальным правом, когда он направлен на причинение вреда субъективным правам и охраняемым законом интересам других лиц. Обязанность истца воздерживаться от такого поведения и продолжать процесс вытекает из общей обязанности добросовестного пользования процессуальными правами. Злоупотреблением правом на отказ от иска является процессуальное действие истца, совершаемое не с целью действительного отказа от имущественных притязаний к ответчику, а с целью неправомерного освобождения последнего от имущественной ответственности перед другими лицами и с иными неправомерными целями.

На наш взгляд, гражданское процессуальное законодательство должно предусматривать норму, в соответствии с которой отказ от иска допустим только с согласия ответчика. Толкование Устава гражданского судопроизводства 1864 г., даваемое в решениях гражданского кассационного Департамента Сената, свидетельствовало о том, что "пока ответчик еще не получил повестки с копией прошения и документами, до тех пор истец вправе прекратить дело, взяв свое исковое прошение назад или обратясь к суду с ходатайством не давать делу хода (73 N 742),*(430) а затем может предъявить новый иск, тождественный с прежним или более или менее значительно отличающийся от него. Но как только ответчик получил уведомление о предъявленном к нему иске, положение изменяется. Ответчик уже потревожен иском; его юридическое положение подвергнуто сомнению; у него возникает интерес в том, чтобы раз и навсегда выяснить спорное отношение, по поводу которого возбуждено дело, и обеспечить себя от притязаний истца в будущем (79 N 388).*(431) Поэтому ответчик имеет право требовать рассмотрения дела по существу, и просьба истца о прекращении дела может быть удовлетворена судом только в случаях, когда от этого не пострадают интересы ответчика...".*(432) К таковым случаям были отнесены: ситуация согласия ответчика с прекращением дела, когда дело было прекращено по просьбе ответчика, а также ситуация, когда истец "прекращает дело навсегда, без права возобновления, ибо такое прекращение равносильно отказу в иске и вполне соответствует интересам ответчика (10 N 12)".*(433) Статья 2 ГПК РСФСР 1923 г. устанавливала, что "принятие отказа стороны от принадлежащих ей прав и судебной их защиты зависит от суда, причем принятие судом такого отказа лишает сторону права обратиться с иском, основанным на тех же основаниях".*(434) Таким образом, право стороны на отказ от иска давалось в контексте права не ответчика, а суда принять либо не принять такой отказ, руководствуясь не определенными законом основаниями, а лишь "общими началами советского законодательства и общей политикой Рабоче-крестьянского правительства" (ст. 4 ГПК РСФСР 1923 г.).*(435) Принципиально схожие положения можно найти в уголовно-процессуальном законодательстве. В соответствии с ч. 2 ст. 27 УПК РФ прекращение уголовного дела по основаниям, указанным в отдельных нормах закона, "не допускается, если обвиняемый против этого возражает. В таком случае производство по уголовному делу продолжается в обычном порядке".*(436) Очевидно, что речь идет о ситуациях, когда основания прекращения производства по делу носят не реабилитирующий характер, что может вызвать со стороны лица, считающего себя полностью невиновным, вполне обоснованную реакцию протеста и желание добиться справедливости.

Полагаем, что норма об обязании суда испрашивать согласие ответчика на принятие отказа истца от иска должна войти в закон, поскольку ответчик может быть заинтересован в разбирательстве спора по существу в целях выяснения действительного содержания своих прав и обязанностей по отношению к истцу. Отказ от иска и прекращение производства по делу создадут неопределенность в правовом статусе ответчика и в будущем способны породить взаимные притязания. Кроме того, у ответчика, "потревоженного" (по выражению Е.В. Васьковского) предъявленным к нему иском, может возникнуть желание получить определенное материальное удовлетворение от истца. Досрочное завершение гражданского процесса путем прекращения производства по делу может также помешать установлению определенных юридических фактов, имеющих значение для рассматриваемого спора, а также для последующих дел.

Вопрос о допустимости отказа истца от иска должен решаться в зависимости от момента совершения данных процессуальных действий. Целесообразно будет установить, что право на отказ от иска может быть реализовано только до начала судебного заседания на стадии подготовки дела к судебному разбирательству, а также в предварительном судебном заседании.

Таким образом, ч. 2 ст. 39 ГПК должна быть дополнена следующим положением: Суд не принимает отказ истца от иска, совершенный им в судебном заседании, и не прекращает производство по делу, если ответчик против этого возражает. В этом случае разбирательство дела продолжается по общим правилам.

Злоупотребления процессуальным правом встречаются при совершении ответчиком такого распорядительного действия, как признание иска. Последствием признания иска ответчиком служит вынесение решения об удовлетворении заявленных истцом требований (ч. 3 ст. 173 ГПК). Аналогично отказу от иска признание иска является субъективным правом ответчика, реализуемым в соответствии с его волеизъявлением. Однако ст. 99 ГПК устанавливает процессуальную ответственность в виде взыскания компенсации за потерю времени в пользу истца, если выяснится, что ответчик недобросовестно начал спор относительно иска. Не следует ли отсюда вывод, что на ответчике лежит обязанность признать иск в случае, если он убежден в его обоснованности, под страхом применения к нему мер гражданской процессуальной ответственности? Полагаем, что нет, поскольку ГПК ведет речь о недобросовестном заявлении неосновательного спора против иска. Ответчик не обязан признавать исковые требования, даже если он убежден в их обоснованности, однако он и не вправе препятствовать установлению истины по делу путем заявления неосновательного спора, т.е. спора, в котором он выдвигает заведомо несостоятельные аргументы. Если он защищается от предъявленного иска добросовестно, то нет оснований ставить вопрос о применении к нему мер процессуальной ответственности, закрепленных ст. 99 ГПК, а также нельзя говорить об обязанности ответчика ухудшить свое положение путем признания исковых требований.

Значительные возможности всякого рода злоупотреблений создает заключение сторонами мирового соглашения. Широкие права сторон при его заключении и юридическая сила данного соглашения, подкрепленная властью суда, дают возможность недобросовестным лицам злоупотреблять своими процессуальными правами.

Все злоупотребления, допускаемые при реализации распорядительных прав сторон, проистекают из общего для суда запрета санкционировать процессуальные действия сторон по отказу от иска, признанию иска и заключению мирового соглашения, если они противоречат закону, нарушают права или охраняемые законом интересы других лиц. Злоупотребления распорядительными процессуальными правами можно разделить на несколько групп по целям, которые преследует недобросовестный субъект, а также по способам, которые при этом используются.

1) Злоупотребления первой группы выражаются в реализации распорядительных прав с корыстной целью и направлены на неосновательное приобретение каких-либо выгод или преимуществ. Так, отказ от иска может быть совершен по сговору с ответчиком для освобождения последнего от имущественной ответственности перед третьими лицами. Распространенными являются ситуации, когда ответчик признает иск по предварительной договоренности с истцом (например, для освобождения имущества от ареста). Мировое соглашение может быть заключено в целях неосновательного приобретения прав на какое-либо имущество, когда при обычных условиях стороны не могли бы на него претендовать (например, истец и ответчик заключают мировое соглашение по поводу имущества, которое им не принадлежит). М.А. Рожкова пишет, что для недопущения подобных ситуаций "мировое соглашение, посредством которого истец (третье лицо с самостоятельными требованиями) распорядился субъективными правами, не указанными в исковом заявлении, не должно утверждаться арбитражным судом".*(437) Мировое соглашение также может преследовать цель "отсечь" права других кредиторов в отношении предмета спора.

2) Распорядительные действия сторон могут быть направлены на обход императивных требований правовых норм. Например, истица отказывается от иска о взыскании алиментов с ответчика, либо в результате ее частичного отказа от исковых требований размер алиментов становится меньше, чем предусмотрено законом; руководитель государственного или муниципального унитарного предприятия признает иск об истребовании недвижимого имущества из владения предприятия, чем нарушает запрет, установленный ч. 2 ст. 295 ГК РФ. Мировое соглашение также может быть совершено в обход императивных норм закона. Например, истец и ответчик заключают мировое соглашение по поводу имущества, находящегося под арестом, либо по делу, правовая природа которого исключает возможность мирного урегулирования спора (по делам о взыскании алиментов; по делам, возникающим из публичных правоотношений; по делам особого производства и т.п.).

3) Недобросовестная реализация распорядительных прав может быть направлена на причинение вреда правам и законным интересам других лиц. Так, отказ истца от иска может затрагивать права других лиц, как привлеченных, так и не привлеченных к участию в деле, но имеющих фактическую заинтересованность в исходе процесса. Например, собственник, предъявивший к ответчику иск об истребовании из его владения жилого дома, неофициально получает от ответчика "отступное" и отказывается от иска, тем самым затрагивая права других членов своей семьи, имеющих интерес в пользовании предметом спора. Такая заинтересованность может вытекать из преюдициальной связи фактов, устанавливаемых по разным делам. Если отказ истца от иска был мотивирован отсутствием фактов, составляющих основание иска, то другие лица, участвующие в процессе в качестве третьих лиц, уже не вправе впоследствии устанавливать данные факты иначе, чем они были установлены ранее. Для недопущения злоупотреблений правом на отказ от иска одним из соистцов, а также правом на признание иска одним из соответчиков или на заключение мирового соглашения несколькими соучастниками в ч. 3 ст. 40 ГПК следовало более четко прописать правило о том, что отказ от иска одного из соистцов, равно как признание иска одним из соответчиков либо заключение мирового соглашения несколькими соучастниками не лишает других права требовать рассмотрения дела по существу. Норма о самостоятельном выступлении каждого соучастника в контексте их права поручить ведение дела одному из соучастников способна дезориентировать правоприменительную практику, создав впечатление, что речь идет о самостоятельном личном "физическом" выступлении, безотносительно к автономии процессуальных распорядительных прав каждого из них.

Признание иска ответчиком или заключение мирового соглашения также может посягать на права и законные интересы других лиц. Например, управляющая акционерным обществом или обществом с ограниченной ответственностью компания признает иск акционера или участника общества (заключает с ним мировое соглашение), заведомо при этом допуская нарушение прав других акционеров или участников хозяйственного товарищества или общества; представитель органа государственной власти или органа местного самоуправления признает заведомо необоснованные требования истца или заявителя, нарушающие публичные интересы.

4) Стороны могут распоряжаться своими процессуальными правами с целью искажения действительных обстоятельств дела. Так, истец при отказе от иска не стремится к дальнейшему продолжению процесса вследствие нежелания исследовать доказательства и устанавливать факты, имеющие вполне законный характер, однако компрометирующие его каким-либо образом. При рассмотрении иска о взыскании крупной денежной суммы по договору займа ответчик, оспаривающий договор займа по безденежности, ставит на обсуждение суда вопрос об источниках появления у истца якобы переданных ему денежных средств. Однако, как следует из приложенной истцом к ходатайству об отсрочке уплаты государственной пошлины справки, его зарплата не дотягивает даже до прожиточного минимума. При взыскании с покупателя неуплаченной денежной суммы выясняется, что хозяйственная деятельность ответчика сопровождалась многочисленными нарушениями финансовой и налоговой дисциплины. Суд, разрешающий спор работодателя с работником, обнаруживает, что истец не заводил трудовых книжек на работников, выплачивал заработную плату "черным налом" и пр. Во всех перечисленных случаях выгоды от процесса, которые может получить истец при удовлетворении исковых требований, оказываются для него несопоставимыми с теми последствиями, которые возникнут после ознакомления соответствующих органов с информацией, изложенной в частном определении суда либо доведенной до сведения третьих лиц иным образом (публикация в прессе и т.д.). Признание иска также может преследовать цель сокрытия действительных обстоятельств дела. Признавая иск, ответчик не заинтересован в дальнейшем продолжении судебного разбирательства и установлении юридически значимых фактов. В основу признания ответчика могут быть положены факты, не имевшие места на самом деле. На наш взгляд, такое признание не должно удовлетворять суд. Не исключено, что в мировое соглашение стороны могут включить факты, не соответствующие действительности. В каждом случае, когда у суда имеются обоснованные сомнения в истинности фактов, на основе которых заключено мировое соглашение, он должен проверить данные обстоятельства и в зависимости от результатов проверки утвердить либо отказать в утверждении такого мирового соглашения.

ГПК должен конкретизировать основания отказа суда в принятии распорядительных действий, указав, что суд не принимает отказ истца от иска, признание иска ответчиком и не утверждает мировое соглашение сторон, если данные действия направлены на неосновательное приобретение права на чужое имущество, нарушение личных неимущественных прав других лиц, причинение вреда, сокрытие действительных обстоятельств дела. Суд в некоторых случаях должен выяснять мотивы совершения отдельных распорядительных действий.

В соответствии с ч. 1 ст. 39 ГПК истец вправе изменить основание или предмет иска. Целевым назначением данного субъективного права, весьма часто реализуемого истцами в ходе рассмотрения спора, является возможность корректировки своей позиции по делу в связи с изменившимися обстоятельствами дела, трансформацией правовых интересов истца, обнаружением бесперспективности требований, заявленных ранее и пр. По общему правилу мотивы изменения предмета или основания иска для суда являются безразличными, но отмечаются случаи, когда недобросовестные истцы допускают злоупотребления рассматриваемым субъективным процессуальным правом, что может выражаться в неоднократном (в рамках одного процесса) изменении предмета или основания исковых требований. Данное поведение обычно направлено на затягивание судебного разбирательства и на срыв судебного заседания. Истец может заявить об изменении предмета или основания иска, а затем вернуться к первоначальным исковым требованиям, сделав соответствующее заявление, поскольку ГПК не запрещает изменять элементы иска неоднократно. Закон не только не устанавливает каких-либо ограничений на такое недобросовестное поведение, но и фактически стимулирует его, устанавливая в ч. 3 ст. 39 ГПК начало течения срока рассмотрения дела со дня совершения соответствующего процессуального действия.

Дореволюционное гражданское процессуальное законодательство содержало более жесткие правила, устанавливая, что "истец может уменьшить свои требования, заявленные в исковом прошении, но не вправе увеличивать их, изменять по существу или предъявлять новые требования, разве бы они истекали непосредственно из заявленных в исковом прошении" (ст. 332 УГС).*(438) Статья 333 УГС уточняла, что "не считается увеличением или изменением требований по существу, когда истец выражает их определеннее, когда он присовокупляет к ним проценты и приращения, или, в случае отчуждения или утраты имущества, составляющего предмет дела, требует от ответчика возмещения ценности имущества". Из решений гражданского кассационного департамента Сената усматривалось, что истец не может изменять ни содержание, ни предмет, ни основание иска.*(439) Е.В. Васьковский указывает, что "ответчик получает право требовать не только разрешения иска по существу, но и разрешения его именно в том виде, как он заявлен".*(440) Целесообразность установления аналогичных правил в действующем законодательстве, помимо фактора исторической преемственности, обусловливается причинами, рассмотренными нами выше применительно к отказу истца от исковых требований. В частности, ответчик может быть заинтересован в установлении действительного содержания своих прав и обязанностей по первично заявленному исковому требованию; может потребовать проверки фактов, изложенных в исковом заявлении, без измененного предмета или основания. Ответчик может иметь встречные притязания, связываемые им с неизмененным предметом или основанием иска и невозможные для совместного рассмотрения с трансформированным исковым требованием, и т.д.

В ч. 2 ст. 29 ГПК должно быть включено положение о том, что суд не принимает изменения предмета или основания иска, совершенные в судебном заседании, если ответчик против этого возражает.

Закон дает истцу право увеличить или уменьшить размер своих исковых требований (ч. 1 ст. 39 ГПК). Мотивами уменьшения исковых требований могут быть частичное прощение долга ответчику, осознание бесперспективности требований в заявленном объеме и др. Увеличение исковых требований может быть продиктовано увеличением убытков истца в ходе рассмотрения дела, повышением курса валют, инфляцией и т.д. Мотивы уменьшения или увеличения исковых требований не имеют принципиального значения для суда, в отличие от оснований совершения данных действий, правомерность которых должен установить суд в ходе разбирательства дела. Суд не наделен правом оценки суммы заявляемых исковых требований: он не может диктовать истцу размер предъявляемых исковых требований.

Практика показывает, что истцы допускают злоупотребления рассматриваемым субъективным правом. Так, в период действия ГПК РСФСР нечеткость формулировки ст. 84 Кодекса позволяла недобросовестным истцам заявлять иск на незначительную сумму, составляющую примерно несколько процентов от реальной цены исковых требований, добиваясь уплаты госпошлины в гораздо меньшем размере, а затем в судебном заседании увеличивать цену иска до реальной суммы. По таким делам ответчик зачастую даже не являлся в судебное заседание, что не препятствовало рассмотрению дела по существу. В настоящее время ст. 92 ГПК требует от истца при увеличении исковых требований предоставить доказательства уплаты государственной пошлины или разрешения судом вопроса об отсрочке, рассрочке или уменьшении размера ее уплаты.*(441)

Увеличение размера исковых требований и изменение предмета или основания иска ведут к тому, что двухмесячный срок судебного разбирательства (месячный для мирового судьи) начинает течь заново (ч. 3 ст. 39 ГПК). Это позволяет недобросовестным истцам неограниченное количество раз увеличивать исковые требования, добиваясь восстановления срока судебного разбирательства. Если представить, что истец будет каждое судебное заседание увеличивать размер исковых требований за счет возросшего за промежуток между судебными заседаниями размера процентов или суммы убытков, и при этом срок рассмотрения дела будет каждый раз "обнуляться", то такой суд будет длиться бесконечно. В законе должно быть четко указано: увеличение размера исковых требований не ведет к тому, что начинает течь новый срок рассмотрения дела.

Общие процессуальные права лиц, участвующих в деле (ч. 1 ст. 35 ГПК), призваны обеспечить полноценное и эффективное участие субъектов в гражданском процессе. Осуществление названных прав в противоречии с их назначением является злоупотреблением субъективным процессуальным правом.

Для эффективного отстаивания своих нарушенных прав лица должны знать об аргументах друг друга. Знакомство с материалами дела может происходить не только путем их прочтения, но и путем совершения выписок, съемки, ксерокопирования и пр. Ответчик и третьи лица также могут требовать от истца передачи документов, которые у них отсутствуют.

Иногда недобросовестные участники процесса, желая затянуть судебное разбирательство, заявляют, что они не знакомы либо недостаточно хорошо знакомы с материалами дела, и просят отложить судебное заседание на более поздний срок. Такому поведению способствует отсутствие правовой регламентации срока и порядка осуществления права на ознакомление с материалами дела. В этом отношении более последовательным является Уголовный процессуальный кодекс РФ, не только устанавливающий обязанность следователя ознакомить обвиняемого с материалами уголовного дела и последствия неисполнения такой обязанности, но и регламентирующий случаи, когда обвиняемый и его защитник умышленно затягивают ознакомление с материалами дела. Суд, рассматривающий дело, также должен выяснить, когда обвиняемому были вручены копии обвинительного заключения.

Право личного присутствия и личного участия лица в судебном разбирательстве его дела является важнейшим компонентом права на судебную защиту, ограничение которого не допускается. Личное участие субъекта в процессе предполагает право высказаться, право донести до суда свою позицию по рассматриваемому спору. Закон устанавливает, что лица, участвующие в деле, имеют право заявлять ходатайства, давать объяснения, приводить доводы по всем возникающим в ходе судебного разбирательства вопросам, возражать против доводов и ходатайств других лиц (ч. 1 ст. 35 ГПК). Перечисленные права всегда разъясняются судом участникам процесса перед началом судебного заседания. Их реализация способствует организации гражданского процесса на основе принципа состязательности.

Иногда в целях затягивания судебного разбирательства недобросовестные участники процесса обращаются в суд с ходатайствами об истребовании доказательств, проведении экспертизы, вызове свидетеля, привлечению к участию в деле соответчика, третьего лица, замене ненадлежащего ответчика, отложении судебного разбирательства, объявлении перерыва, предоставлении времени для обращения за юридической помощью и т.д. Причем интерес лица состоит не в действительном достижении декларируемой им цели (получение доказательства, допрос свидетеля, реализация права на получение квалифицированной юридической помощи и т.д.), а в том, чтобы затянуть производство по делу, сокрыть действительные обстоятельства дела, ввести суд в заблуждение и пр. Недобросовестному лицу заведомо известно, что доказательство, о запросе которого он ходатайствует, не существует либо его содержание неспособно ничего прояснить в обстоятельствах дела; что вызываемый свидетель не располагает какой-либо полезной для дела информацией; что экспертиза представляется излишней, поскольку применение специальных познаний по обстоятельствам дела не требуется (например, в силу очевидности содержания доказательства), - т.е. все испрашиваемые лицом доказательства не отвечают требованиям относимости, допустимости или достоверности. Лицо, злоупотребляющее процессуальными правами, осознает, что привлечение к участию в деле какого-либо лица или организации бессмысленно, поскольку их права не затрагиваются в ходе гражданского процесса (т.е. ходатайство об их привлечении продиктовано ложной заботой о чужих правах и интересах); или, например, ходатайства об отложении судебного разбирательства либо о его перерыве мотивированы каким-то мнимым предлогом. Лицо имело достаточно времени для обращения за юридической помощью, однако умышленно не воспользовалось этим правом для затягивания процесса и пр. Если суд удовлетворяет заявленное ходатайство, то судебное заседание откладывается на более поздний срок. Полученная передышка как правило используется лицом для подготовки новых поводов к отложению дела либо в иных недобросовестных целях. Действия субъекта могут быть также направлены на искусственное изменение доказательственной базы: "работу" со свидетелями;*(442) подыскание новых "свидетелей"; "потерю" документов, имеющих значение для дела и пр. В итоге полученные доказательства не способны привнести что-то новое в судебное разбирательство; свидетель не может сообщить суду каких-либо полезных фактов; привлеченная к участию в деле организация возражает против своего привлечения либо ограничивается отзывом с просьбой разрешить дело в их отсутствие; недобросовестное лицо, ходатайствующее о предоставлении возможности обратиться за юридической помощью, так и не воспользовалось услугами адвоката либо вновь ходатайствует об отложении дела, но уже по мотиву занятости адвоката. Увы, приведенная ситуация нередко встречается в современном судопроизводстве; перечисленные приемы далеко не единственные в арсенале недобросовестных участников гражданского процесса.

Злоупотреблением правом является не только само содержание поведения лица, но также форма и последовательность совершения им процессуальных действий. Так, по одному из дел суд расценил как злоупотребление правом тройное заявление одного и того же ходатайства о проведении экспертизы со стороны ответчика.

Все лица, участвующие в деле, наделены правом давать объяснения суду в устной или письменной форме (ч. 1 ст. 35 ГПК). Объяснения сторон и третьих лиц являются одним из средств доказывания в гражданском процессе (ст. 68 ГПК). Лица, участвующие в деле, помимо дачи объяснений и участия в исследовании доказательств, могут выступать в судебных прениях с речами и репликами (ст. 190 ГПК). Принцип сочетания письменности и устности в гражданском процессе предоставляет лицам, участвующим в деле, широкие возможности донесения своей позиции до суда, рассматривающего дело.

Очевидно, что в своих объяснениях лица должны рассказать суду об обстоятельствах своей тяжбы. Ни гражданское процессуальное, ни уголовное законодательство не устанавливают какой-либо ответственности за дачу заведомо ложных объяснений (возражений), за уклонение или отказ от дачи объяснений (возражений) лицами, участвующими в деле, в отличие от экспертов, переводчиков и свидетелей, несущих уголовную ответственность за искажение сообщаемой суду доказательственной информации (ст. 162, 171, 176 ГПК; ст. 307, 308 УК РФ). Уже само по себе использование термина "объяснение" ("возражение") вместо термина "показание" предполагает его произвольный, необязательный и вроде бы ни к чему не обязывающий характер. Возникает вопрос: вправе ли лица, участвующие в деле, говорить суду неправду, имеют ли участники гражданского процесса право на ложь?

В каноническом процессе тот, кто выдвигает доводы, которым не верит сам, именовался "advocatus diaboli" ("адвокат дьявола").*(443) В начале XX в. Е.В. Васьковский писал, что "равным образом, стороны могут сообщать суду ложные фактические сведения и представлять фальшивые доказательства (поддельные документы, подкупленных свидетелей и пр.), извращать обстоятельства дела, сбивать суд юридическими и логическими софизмами и т.д. Некоторые виды этих действий, напр., подлог документов, предусмотрены Уложением о наказаниях (ст. 1690 и сл.) и подвергают виновных уголовной ответственности, но прочие уголовно ненаказуемы".*(444) Как отмечал Н. Розин, "некоторый элемент ненормальности, присущий этому явлению, издавна обращал на себя внимание юридической науки, но последняя не указала средств к его устранению".*(445)

В позапрошлом веке в немецкой правовой науке возникла дискуссия о допустимости недобросовестного поведения в гражданском процессе. Некоторые германские юристы говорили о "праве на ложь" в процессе, обосновывая его тем, что принцип состязательности требует безусловной свободы сторон; "малейшее стеснение их, самое ничтожное принуждение нарушает эту свободу, а следовательно и принцип состязательности".*(446) Такая позиция вызывала справедливые возражения: "Необходима ли здесь свобода тяжущихся, не знающая никаких границ, свобода, доходящая до разрешения делать зло, говорить ложь и прибегать к приемам, явно недобросовестным?".*(447)

В советский период в некоторых странах народной демократии были предусмотрены достаточно жесткие меры ответственности за совершение рассматриваемого злоупотребления правом. Так, согласно § 5 ГПК ВНР денежный штраф до 5000 форинтов мог быть наложен судом на сторону или ее представителя в случае, если, несмотря на наличие у нее правильных данных, она утверждает существование относящегося к делу факта, которого в действительности нет, либо отрицает существующий факт; умалчивает о факте, имеющем значение для разрешения дела, о котором должна была знать; с очевидной безосновательностью ссылается на какое-либо доказательство; с необоснованным опозданием делает какое-либо заявление или не делает его, несмотря на призывы к этому, и тем самым задерживает завершение процесса.*(448) В болгарском гражданском процессуальном праве требование говорить истину в процессе подразумевало также запрет умолчания известных лицу фактов (как выгодных, так и не выгодных ему).*(449) Встречались и иные подходы, которые, конечно, не оправдывали ложь в гражданском процессе, но и не возводили в абсолют установление истины по делу. Так, Г.Л. Осокина приводит слова известного процессуалиста В.Н. Щеглова, который говорил, что "ставить перед истцом или ответчиком задачу установления истины по делу - значит похоронить правосудие".*(450)

Действующий закон лишь в самой общей форме очерчивает пределы объяснений (возражений) лиц, участвующих в деле. В соответствии с ч. 1 ст. 68 ГПК "объяснения сторон и третьих лиц об известных им обстоятельствах, имеющих значение для правильного рассмотрения дела, подлежат проверке и оценке наряду с другими доказательствами". Далее говорится, что суд не принимает признание обстоятельств дела, совершенное с целью сокрытия действительных обстоятельств (ч. 3 ст. 68 ГПК). Следовательно, утверждение обстоятельств или заявление возражений с подобной целью вполне допустимо и не осуждаемо. Содержание выступлений лиц в прениях и содержание реплик вообще никак не регламентируется в ГПК.

В качестве паллиативной санкции за ложь в гражданском процессе можно рассматривать допустимость поворота исполнения решения суда по делу о взыскании алиментов в кассационном или апелляционном порядке, если отмененное решение было основано на сообщенных истцом ложных сведениях или представленных им подложных документах. Аналогичное правило установлено для суда надзорной инстанции при рассмотрении дел, возникающих из трудовых отношений, дел об авторских спорах, о взыскании алиментов, о возмещении вреда, причиненного увечьем или иным повреждением здоровья либо смертью кормильца (ч. 3 ст. 445 ГПК). Однако, учитывая узкую сферу применения данных положений и отсутствие каких-либо дополнительных обременений для правонарушителя, обязанного вернуть то, что ему не принадлежало, приведенные нормы вряд ли можно рассматривать в качестве эффективных санкций за ложь в гражданском процессе.

Уголовный кодекс РФ устанавливает ответственность за заведомо ложный донос в совершении преступления (ст. 306) и за фальсификацию доказательств по гражданскому делу лицом, участвующим в деле, или его представителем (п. 1 ст. 303 УК РФ). Не исключено, что заведомо ложный донос может быть совершен путем дачи объяснений лицами, участвующими в деле. Таким образом, говорить об ответственности за неправдивые объяснения можно только в том случае, если они сопряжены с обвинением другого лица в совершении преступных действий. При расширительном толковании п. 1 ст. 303 УК РФ можно говорить о фальсификации доказательственной информации в объяснениях сторон и третьих лиц (ст. 55 ГПК РФ); однако очевидно, что уголовный закон имеет в виду только письменные доказательства, к которым приложим термин "фальсификация".

Отсутствие юридической обязанности влечет за собой отсутствие ответственности при нарушении или неисполнении такой обязанности: если участники гражданского процесса не обязаны сообщать суду только правду, то за ложные объяснения или возражения они не несут юридической ответственности. Подобная ситуация выглядит не вполне логичной с точки зрения правовых норм и здравого смысла: если истцы и ответчики сплошь и рядом начнут утверждать несуществующие в действительности обстоятельства, это сделает невозможным нормальное отправление правосудия по гражданским делам.

Но, с другой стороны, гуманно ли и целесообразно ли с практической точки зрения заставлять истца сообщать обстоятельства, которые могут послужить основанием к отказу в иске, а ответчика - раскрывать изобличающие его факты, т.е. действовать исключительно во вред себе? "Nemo tenetur armare adversarium (suum) contra se" ("Никто не обязан вооружать своего противника против себя самого") или "Nemo tenetur prodere seipsum (seipsum prodere)" ("Никто не обязан предавать себя самого").*(451) В соответствии с ч. 1 ст. 51 Конституции РФ никто не обязан свидетельствовать против себя самого, своего супруга и близких родственников, круг которых определяется федеральным законом. Хотя речь идет здесь о показаниях свидетеля, а не об объяснениях лиц, участвующих в деле, общая направленность конституционно-правового регулирования ясна: не вменять в обязанность лицу самооговор и оговор близких людей, а также причинение вреда своими действиями себе и близким людям. Нормативное обязывание истца и ответчика сообщать правду суду означало бы примерно то же самое, что вменение в обязанность подозреваемому, обвиняемому или подсудимому признать свою вину, а за неисполнение этой обязанности привлекать их к ответственности.

Поддержание истцом предъявленного иска, защита ответчика против иска всеми процессуальными средствами и отказ от защиты - это неотъемлемые субъективные права сторон. Каждая норма права должна строиться с учетом социальной, психологической и личностной обусловленности ее применения. Даже если ответчик внутренне согласен с предъявленным к нему иском, странно думать, что он сразу же его признает. Большинство судебных разбирательств по гражданским делам как раз свидетельствуют о том, что ответчик всеми силами стремится отвести от себя исковое требование, прибегая при этом к законным или полузаконным способам. Ответчику, как и всем обычным людям, свойственна внутренняя убежденность в своей правоте, стремление к самооправданию. Кроме того, им может руководить чувство обиды, возмущения несправедливостью предъявленного к нему иска либо тем, что истец обратился в суд вместо того, чтобы попытаться урегулировать возникший спор миром.

Полагаем, что ложь в гражданском процессе - это нарушение общей обязанности лиц, участвующих в деле, добросовестно пользоваться всеми принадлежащими им процессуальными правами, поэтому сообщение ложных сведений и введение суда в заблуждение - это не что иное, как разновидность злоупотребления правом на дачу объяснений и заявления возражений в гражданском процессе.

Недобросовестный истец путем ложных утверждений пытается добиться удовлетворения своих исковых требований, которые в целом могут быть как правомерными, так и неправомерными. Недобросовестный ответчик желает путем запутывания обстоятельств дела (неосновательный спор против иска) избежать юридической ответственности перед истцом, добиться вынесения решения об отказе в иске. Третьи лица, давая не соответствующие действительности объяснения, также преследуют свои цели, обусловленные особенностями их правового положения в спорном материальном правоотношении.

При квалификации анализируемого правонарушения приоритетное значение имеет установление умысла стороны, сообщающей суду ложную информацию. Добросовестное заблуждение и ошибка лица относительно обстоятельств дела не могут рассматриваться в качестве правонарушения. Также следует определить степень осведомленности субъекта в отношении искомых фактов, уровень его грамотности и способности адекватного психического восприятия.

Суд обязан оценить степень искажения действительности в объяснениях лица. Неправильность излагаемых сведений должна быть очевидна, она должна носить явный характер. Например, по иску о взыскании алиментов ответчик высказывает возражения против выдачи судебного приказа, затем в исковом производстве отрицает факт своего отцовства, требует проведения экспертизы, запроса медицинской документации; между тем становится известно, что уже имеется вступившее в законную силу решение суда о признании его отцом ребенка.

Злоупотребление рассматриваемым субъективным правом может осуществляться как путем совершения активных действий, так и путем умолчания лица о достоверно известных ему обстоятельствах дела: "Aliud est tacere aliud celare" ("Одно дело - молчать, другое - умалчивать").*(452) Например, по одному из дел о выселении арендаторов из занимаемого нежилого помещения, возбужденному в арбитражном суде по иску арендодателя, представитель ответчика скрыл то обстоятельство, что данное помещение было незаконным способом переведено в собственность третьих лиц с непосредственным участием ответчика, имевшего в силу договора аренды доступ к этому помещению. Неведение суда и истца об указанных обстоятельствах повлекло за собой существенные процессуальные издержки для восстановления нарушенного права.

На наш взгляд, закон должен содержать более детальную характеристику негативных последствий злоупотребления процессуальными правами: Суд отказывает лицу в удовлетворении ходатайств об истребовании доказательств, об отложении судебного разбирательства, других заявлений и ходатайств, если имеются основания полагать, что поведение лица направлено на срыв судебного заседания или затягивание производства по делу. В норме, регламентирующей форму и порядок дачи объяснений лицами, участвующими в деле, должно быть предусмотрено, что искажение действительных обстоятельств дела лицом, участвующим в деле, влечет для таких лиц последствия, предусмотренные ст. 99 ГПК, а также наложение штрафа, взыскиваемого в доход государства в порядке и размерах, предусмотренных настоящим Кодексом. В ГПК также целесообразно закрепить, что ответчик вправе защищаться от предъявленного к нему иска, используя все предоставленные ему законом возможности.

Дата добавления: 2019-11-16; просмотров: 177; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

⇐ Предыдущая 10 11 12 13 141516 17 18 19 Следующая ⇒

Мы поможем в написании ваших работ!