Глава 1. Понятие и принципы реализации субъективных гражданских процессуальных прав

Злоупотребление процессуальными правами в гражданском судопроизводстве

 

Введение

 

Статья 1 Конституции Российской Федерации провозглашает Россию демократическим федеративным правовым государством. Неотъемлемым конституционным правом человека и гражданина является право на судебную защиту, закрепленное в ст. 46 Конституции нашего государства; гарантируется возможность обжалования в суд решений, действий (или бездействия) органов государственной власти, органов местного самоуправления, общественных объединений и должностных лиц (ч. 2 ст. 46 Конституции РФ). Право на судебную защиту закреплено в ряде международно-правовых норм. В соответствии со ст. 32 Декларации прав и свобод человека и гражданина каждому гарантируется судебная защита его прав и свобод.*(1)

Таким образом, немаловажное значение в конституционно-правовом статусе лица занимает его субъективное право на обращение в суд за защитой своих прав, свобод и охраняемых законом интересов. Государство и международное сообщество должны всемерно способствовать становлению данного права, развивая и совершенствуя политические, экономические, социальные, организационные и юридические гарантии его реализации, среди которых основополагающее значение придается последним. В национальном процессуальном законодательстве конкретизируются конституционные и международные нормы, посвященные праву на судебную защиту. Отдельные процессуальные нормы отраслевых кодексов придают общим конституционным положениям бульшую определенность. Так, в соответствии с п. 1 ст. 3 ГПК РФ заинтересованное лицо вправе в порядке, установленном законодательством о гражданском судопроизводстве, обратиться в суд за защитой нарушенных либо оспариваемых прав, свобод или законных интересов. Данной статье в первую очередь корреспондируют положения гл. 12 ГПК "Предъявление иска". В целом проблема доступности правосудия подвергается фундаментальному теоретико-практическому исследованию, постоянно привлекая к себе внимание ученых.*(2)

Вместе с тем право на судебную защиту не является самодостаточным, если рассматривать его вне цели, которую преследует лицо, обращающееся в суд. Автономное рассмотрение данного правомочия не может составить верное представление о функциональном назначении права на судебную защиту. В связи с этим основополагающий международно-правовой акт - Всеобщая декларация прав человека, принятая Генеральной Ассамблеей ООН 10 декабря 1948 г., - в ст. 8 предусматривает, что "каждый человек имеет право на эффективное восстановление в правах компетентными национальными судами в случае нарушения его основных прав, предоставленных ему Конституцией или законом".*(3) Рассматриваемое право подчинено такой социально-значимой цели, как защита прав, свобод и интересов личности.

Однако содержание субъективного права на судебную защиту имеет и другую сторону, которая как правило остается вне поля зрения исследователей. Если постановка вопроса о защите материальных прав (гражданских, избирательных, административных и пр.) является традиционной для отечественной юриспруденции, то проблема защиты процессуальных прав в настоящее время разработана слабо, что обусловлено рядом объективных и субъективных причин.

Проблема защиты процессуальных прав по своему характеру является многопрофильной и предполагает изучение целого комплекса вопросов. Сюда можно отнести состав гражданского процессуального правонарушения, гражданскую процессуальную ответственность, злоупотребление процессуальными правами и пр. На всем протяжении развития науки гражданского процессуального права эти вопросы оставались неизученными.*(4) В последнее время наблюдается заметное оживление интереса к данной тематике.*(5)

Если проблема злоупотребления правом уже становилась предметом пристального интереса в науке гражданского права, то в гражданском процессуальном и арбитражном процессуальном праве она практически не изучена. Можно обнаружить отдельные работы, так или иначе затрагивающие данные вопросы, однако не предлагающие комплексных путей ее решения. В настоящее время можно констатировать отсутствие определенной концепции по вопросу о злоупотреблении субъективными гражданскими процессуальными правами. В работах, посвященных процессуальному праву, проблема злоупотребления правами затрагивается фрагментарно, как правило, в связи с комментированием отдельных положений ГПК, АПК либо примеров из судебной практики.

Все изложенное предопределяет необходимость тщательного научного исследования указанных вопросов.

Наличие рассматриваемой проблемы признается как учеными, так и государственными должностными лицами. При обсуждении проекта ГПК РФ говорилось о том, что "необходимо оградить суд от злоупотребления правом" (М.С. Шакарян);*(6) указывалось, что суд сильно зависит от недобросовестных сторон (В.М. Жуйков).*(7) В выступлении заместителя Руководителя Администрации Президента РФ Д.Н. Козака на совещании председателей арбитражных судов 19 февраля 2003 г. отмечалось, что "несмотря на то, что всего несколько месяцев действует новый Арбитражный процессуальный кодекс, уже обнаружились проблемы: когда и участники гражданского процесса, и государство, и представители правосудия имеют возможность злоупотреблять процессуальными нормами для защиты своих интересов. Мы должны пресекать эти факты, но не на уровне договоренности друг с другом, а на законодательном уровне, т.е. устранять правовую основу для злоупотребления правом".*(8) Думается, что не менее остро данная проблема стоит и перед судами общей юрисдикции в гражданском процессе. "Судьи - представители самостоятельной ветви власти, но государственной власти, и недопустимо, чтобы они становились инструментом в руках недобросовестных лиц", - говорится в выступлении другого заместителя главы президентской Администрации В. Иванова.*(9)

В настоящее время суд сильно ограничен в возможностях влияния на недобросовестное поведение стороны, что позволяет заинтересованному лицу всячески затягивать разбирательство дела, препятствовать принятию неблагоприятного для себя решения и совершать иные противоправные действия.

Данная работа посвящена злоупотреблению именно процессуальными правами, которые допускаются отдельными участниками гражданского процесса. Рассматриваются вопросы о последствии таких злоупотреблений и об ответственности за их совершение. Смысл, содержание и внутренняя логика данных понятий до настоящего времени остаются неисследованными, несмотря на то что на интуитивном уровне практические работники примерно представляют себе ситуации, для которых были сформулированы нормы ст. 35, 99, 284 нового ГПК (соответственно ст. 30, 92, 261 прежнего ГПК РСФСР). Нельзя сказать, что правоприменительная практика выработала определенные критерии использования приведенных нормативных положений. Скорее наоборот, случаи применения ст. 92 ГПК РСФСР были единичны. Опубликованные примеры демонстрировали скорее не достижения, а промахи суда, необоснованно расценившего поведение лица как злоупотребление правом.

Таким образом, в целом практика демонстрирует настороженное отношение к данным понятиям, что связано с первую очередь с отсутствием концептуальных разработок понятия и признаков злоупотребления правом в гражданском и в арбитражном процессе, а также с отсутствием четких законодательных решений применения указанных процессуальных норм. Сложившаяся ситуация отражает общее отношение к понятию злоупотребления правом в теории права и в отраслевых (в основном гражданско-правовых) науках. В 1985 г. Н.В. Витрук писал, что "определение типичных случаев злоупотребления правами и свободами граждан является задачей отраслевых юридических наук".*(10)

Хотя многие законодательные акты используют данный термин, легитимность категории "злоупотребления правом" продолжает оставаться под вопросом. В основном исследователи указывают на внутреннюю противоречивость выражения "злоупотребления правом", полагая, что правом злоупотребить невозможно уже по определению.*(11)

Социальная опасность злоупотребления процессуальными правами заключается в том, что внешне действия лица протекают в рамках правового поля, а на самом деле ими причиняется вред интересам правосудия и интересам других участников гражданского процесса. Опасность такого деяния может быть в несколько раз выше, чем опасность "обычного" правонарушения: противоправные действия внешне облекаются в юридическую форму и способны причинить серьезный ущерб, поскольку базируются на широкой дозволенности, предоставляемой любым субъективным правом. Такие действия (бездействие) с трудом поддаются обнаружению и раскрытию. Они сложнодоказуемы и лицо, злоупотребившее правом, может для прикрытия своих противоправных действий использовать арсенал защиты, предоставленный лицу, добросовестно осуществляющему свои субъективные права. Недобросовестные участники процесса, желающие получить выгодное для себя решение либо добиться иных целей, могут быть весьма изобретательны. При этом особенно удручает беспомощность суда, не умеющего противостоять подобным проявлениям, а подчас и не имеющего правовой возможности сделать это.

С учетом изложенного определяются цели и содержание настоящей работы. Автор полагает, что требуется выработка понятия процессуального злоупотребления в гражданском судопроизводстве, описание его признаков, видов, установление ответственности за злоупотребление процессуальными правами. Нормы гражданского процессуального закона должны быть сформулированы таким образом, чтобы исключить возможные злоупотребления правами. Требуется разработка мер профилактики злоупотребления процессуальными правами. Исследование указанных проблем невозможно без анализа категории субъективного гражданского процессуального права, поскольку именно оно выступает в качестве способа совершения правонарушения. Требуется также рассмотреть основные принципы реализации субъективных гражданских процессуальных прав, среди которых ключевое место занимает принцип добросовестности осуществления процессуальных прав, выступающий как антипод злоупотреблению правом.

Борьба со злоупотреблениями процессуальными правами невозможна без анализа социально-психологических причин, побуждающих участников процесса совершать подобного рода действия. Путем влияния на целевые установки субъектов возможно предотвращение случаев злоупотребления правом с их стороны.

Отдельная глава работы посвящена последствиям, наступающим за злоупотребления правом, которые не сводятся к одним лишь мерам гражданской процессуальной ответственности, но охватывают также иные неблагоприятные последствия злоупотребления процессуальным правом.

В заключительной главе исследования анализируются формы злоупотреблений правом, встречающиеся в отдельных институтах и стадиях гражданского процесса. Предлагаются пути противодействия рассматриваемым недобросовестным проявлениям.

 

Глава 1. Понятие и принципы реализации субъективных гражданских процессуальных прав

 

1

 

Понятие "субъективное право" является одним из ключевых и основополагающих в юридической науке. Оно отражает возможность лица действовать определенным образом. При реализации субъективного права интересы и потребности субъекта переводятся из сферы желаемого в сферу действительного. Субъективное право подкрепляет целевые установки субъекта при помощи государственной воли, придает им определенность и стойкость.

Субъективное право расширяет возможности лица, повышает самоценность его личности. Субъект становится обладателем бульших юридических возможностей, чем прежде (объем его правоспособности существенно увеличивается).

Хотя теория субъективных прав разработана достаточно детально, говорить о большом количестве работ, посвященных данной теме, не приходится.*(12) Особенно это касается отраслевых юридических наук, где субъективные права участников правоотношений анализируются не как самостоятельная категория, а в контексте тех или иных правовых институтов той или иной отрасли.*(13) Такое положение ориентирует исследователей на углубленный поиск в данном направлении.

Разработка теории субъективных прав могла бы послужить решению многих частных вопросов, которые нередко пытаются решать в отрыве от общих базовых категорий юриспруденции.

Вопрос определения субъективного права неоднозначен. Многие исследователи усматривают в субъективном праве возможность, установленную и санкционированную государством, обеспеченную его принудительной силой. С.С. Алексеев писал, что субъективное право - это "принадлежащая управомоченному в целях удовлетворения его интересов мера дозволенного поведения, обеспеченная юридическими обязанностями других лиц".*(14) Однако большинство определений субъективного права движутся путем перечисления правомочий, входящих в его состав.

Исследование сущности субъективного права в целом и субъективного процессуального права в частности необходимо для понимания категории "злоупотребления правом", т.е. ситуации, когда право осуществляется в противоречии со своим назначением.

 

2

 

Объективное и субъективное право едины, их отдельное рассмотрение обедняет суть данных понятий. Так, лицо - адресат правовой нормы располагает субъективным правом, предоставленным ему нормой объективного права. Субъективное право невозможно без объективного; существование объективного права возможно без субъективного, но бессмысленно, поскольку вне своей реализации теряет всякое регулирующее значение и социальную эффективность.

Уяснению сущности понятия "субъективное право" будет способствовать его сопоставление с объективным правом. Разделение права на объективное и субъективное можно проводить по формальным и материальным признакам.

Обычно в основу разграничения двух рассматриваемых категорий кладется формальный критерий: объективное право связывается с нормой права, а субъективное - с правом конкретного субъекта. Как отмечает В.И. Матузов, "право как норма, закон, государственное установление и право как возможность или управомоченность субъектов действовать известным образом в рамках этих установлений - вот суть разграничения права на объективное и субъективное".*(15) Однако этим различия данных понятий не исчерпываются, поскольку формальный критерий отражает не содержательный, а лишь внешний аспект различения объективного и субъективного права.

По нашему мнению, материальные критерии вскрывают более существенные черты, органически присущие двум моделям правопонимания.

С этимологической точки зрения "объективный" - значит "соответствующий объекту, существующий вне нас и независимо от нас, реальный", а также "беспристрастный, спокойный, лишенный пристрастия и предвзятости".*(16) Под "субъективным" обычно понимается не только "свойственный, присущий данному лицу, субъекту", но и "лишенный объективности, пристрастный, предвзятый".*(17)

Наиболее контрастными, показывающими разницу между двумя смыслами понятий, являются их вторые значения, которые с учетом целей и задач, стоящих перед настоящим исследованием, показывают специфические особенности права в объективном и субъективном смысле.

В первом случае право "безжизненно"; оно выступает как некая общая норма, абстракция до тех пор, пока не соприкасается с реальными общественными отношениями. Оно "беспристрастно", так как представляет общий масштаб, общую меру поведения, безразличную к конкретным лицам и жизненным ситуациям. В этом заключаются его главная ценность, но одновременно и недостаток.

Право в объективном смысле задает требования, которые должны неукоснительно соблюдаться всеми, кому они адресованы. Право отличает свойство незыблемости; стабильность закона выступает необходимым условием обеспечения правопорядка и предотвращает возможные злоупотребления. По этому основанию право нередко подвергается критике, ему высказываются упреки в оторванности от жизни, формализме, "бездушии", невозможности учесть все жизненные обстоятельства, которыми как правило изобилует каждое конкретное юридическое дело. В контексте подобных рассуждений право очень часто противопоставляется справедливости, под которой подразумевается явление, антагонистичное праву и социально далекое от него. Такое отношение породило ироничные высказывания относительно суда "по закону" и "по справедливости".

Право в субъективном смысле уже строго индивидуализировано применительно к конкретному субъекту и конкретной жизненной ситуации. Когда мы говорим о том, что конкретный гражданин обладает определенным правом, это означает, что общее дозволение, закрепленное в норме объективного права, относится к индивидуальной правовой сфере отдельного лица, и не исключено, что такое лицо может распорядиться принадлежащим ему правом не по назначению.

"Пристрастный" или "предвзятый" - это выражения, напрямую увязывающие характеризуемый ими предмет с усмотрением, желаниями, эмоциями, иными проявлениями психической деятельности субъекта. Лицо реализует субъективное право в соответствии со своими желаниями, убеждениями, целями и установками, свободно оперируя в очерченных нормой права границах. Спектр правовых возможностей лица крайне широк, вплоть до отказа от реализации права. Это положение можно легко проиллюстрировать примерами распорядительных прав сторон в гражданском процессе. Однородное субъективное право может трансформироваться самыми разными способами (в каждом конкретном случае это во многом определяется позицией управомоченного лица).

Показанное соотношение права в объективном и субъективном смыслах проливает свет на источник возникновения такого явления, как злоупотребление правом.

Будучи по своей природе идеальным и справедливым, учитывающим в равной мере интересы всех лиц, право тем не менее подвергается всевозможным искажениям в процессе своей реализации. Субъективно-ошибочное понимание права порождает искажение социальной сущности права, превращая его из орудия "добра и справедливости" в нечто противоположное.

Когда субъективно-ошибочное понимание права носит предумышленный характер и приближается скорее к субъективистскому, можно вести речь о том, что лицо злоупотребляет принадлежащим ему правом или, в более общем смысле, о том, что лицо совершает правонарушение.

 

3

 

Субъективное право подразумевает определенную свободу управомоченного лица. Субъекту позволено самостоятельно решать "судьбу" принадлежащего ему права. Распоряжение правом - это исключительная прерогатива субъекта-правообладателя, действующего независимо от кого- или чего-либо. В литературе подчеркивалось, что субъективные права закрепляют свободу, инициативу и самостоятельность лиц - носителей права.*(18) Особенно важна личная инициатива в гражданском процессе, где на первое место выступает заинтересованность лиц в совершении или несовершении определенных процессуальных действий.

Свобода, неизбежно сопутствующая каждому субъективному праву, выступает одновременно в качестве конструктивного и деструктивного факторов. С одной стороны, не обладая всей полнотой прав, невозможно претендовать на то благо, на тот результат, которые обусловлены обладанием субъективным правом, а с другой стороны, ничем не связанная и не ограниченная свобода (в том числе в правообладании) быстро перерастает во вседозволенность со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Явление злоупотребления правом объясняется через имманентно присущие самому праву свойства. Иными словами, злоупотребление правом есть негативное сопутствующее свойство любого субъективного права. Субъективное право - это предоставляемая субъекту дозволенность, реализация которой может объективно причинить неудобства другим лицам. Как писал Р.И. Экимов, "устанавливая систему субъективных прав, государство, конечно, не может предвидеть всех вариантов их использования. Не исключено, что в отдельных случаях они могут быть обращены и против интересов общества, коллективов или отдельных граждан".*(19) О.А. Поротикова также совершенно обоснованно отделяет субъективное право от процесса его осуществления, отмечая, "что одна и та же возможность способна воплотиться в жизнь посредством различных способов и средств, безвредно или с ущербом для окружающих лиц и т.п.".*(20) Вседозволенность должна быть ограничена определенными пределами, предотвращающими нарушение прав других лиц. Если такие пределы отсутствуют либо выражены недостаточно четко, то предоставленная правом мера свободы может перерасти в злоупотребление. Однако известное изречение гласит: "Ab abusu ad usum valet consequetia" ("Злоупотребление при пользовании не довод против самого пользования").*(21)

Субъективное право подкреплено мерами государственного принуждения на случай его нарушения: когда под видом реализации права совершаются уже недозволенные действия, меры государственного принуждения обеспечивают защитой противоправное поведение. Следовательно, недобросовестному лицу выгодно действовать формально правомерно.

Злоупотребление правом есть тот негатив, тот неизбежный балласт, та "плата за свободу", которые сопровождают любое правонаделение. Причем, если делегирование конкретного права позволяет сразу почувствовать социально-полезный эффект такого приобретения, то негативные факторы проявляются не сразу и не в полной мере. Лишь длительное использование права может обнаружить конкретные формы и способы злоупотреблений, "таящихся" в диспозициях отдельных правовых норм.

В юридической литературе приоритет как правило отдается анализу правовых норм, составляющих сферу права в объективном смысле, а учет фактических отношений и проблемы реализации субъективных прав отодвигаются на второй план.

Все сказанное актуализирует задачу законодателя просчитывать при принятии нормативных правовых актов не только получаемые при реализации законопроекта "дивиденды", но и те отрицательные последствия, которые может повлечь за собой недобросовестное поведение управомоченных лиц. Недоучет фактических жизненных реалий в законотворческой деятельности (правовая недальновидность), приводит к появлению правовых норм, реализация которых либо просто невозможна, либо существенно затруднена. Требуется разработка таких правовых норм, которые исключали бы злоупотребление правами, в них заложенными. Эта задача достигается при помощи моделирования и практического прогнозирования законодателем возможных злоупотреблений субъективными правами, предоставленными той или иной нормой права. Возможны и последующие изменения правовых норм при обнаружении практикой недостатков нормативного материала, делающих возможными всякого рода злоупотребления. Противодействие им ведется при помощи закрепления в законе запретов и ограничений либо путем наделения другого субъекта правоотношений субъективными правами, способными блокировать злоупотребления правом.

 

4

 

Субъективное право опосредует интересы лиц-правообладателей. Как отмечал С.С. Алексеев, "субъективное право находится в глубоком единстве с интересами. Управомоченному предоставляется мера дозволенного поведения для удовлетворения его интересов. И, хотя интерес не входит в содержание субъективного права, момент интереса необходим для самого существования этого права".*(22) В противном случае обладание правом представляется бессмысленным, а само субъективное право становится беспредметным. Проблема интереса достаточно полно и подробно исследована в юридической (в том числе гражданской процессуальной) литературе.*(23)

Полагаем, что категория интереса может быть полезна при раскрытии понятия злоупотребления субъективным гражданским процессуальным правом. Недобросовестное поведение не только размывает границы субъективного права и искажает его назначение, но и подрывает интерес, лежащий в основе субъективного права. Так, например, право на предъявление иска предоставлено лицу, заинтересованному в защите своих нарушенных прав, свобод и охраняемых законом интересов. Использование данного права при действительном отсутствии интереса в защите либо с превышением имеющегося интереса означает совершение процессуального правонарушения.

Осуществление субъективного права без юридического, охраняемого законом интереса практически всегда означает злоупотребление таким правом.

 

5

 

Неотъемлемым свойством любого субъективного права является его гарантированность. Мало наделить лицо определенным субъективным правом; нужно создать гарантии его беспрепятственного осуществления. В этом отношении не составляет исключения и субъективное гражданское процессуальное право, хотя здесь имеется некоторая специфика.

Гражданские процессуальные нормы обеспечивают реализацию нарушенных или оспоренных субъективных материальных прав, но при этом игнорируется тот факт, что они сами зачастую нуждаются в правовой охране. Такая охрана осложняется некоторыми свойствами субъективных гражданских процессуальных прав.

1) Сама постановка вопроса "защита прав на защиту" или "защита охранительных прав" тавтологична: трудно представить, что охранительная отрасль сама нуждается в охране. "Quis custodied ipsos custodies?" ("Кто же будет сторожить самих сторожей?")*(24) - гласит латинское изречение. Сложно требовать от законодателя, чтобы он создал абсолютно неуязвимый для правонарушений порядок рассмотрения гражданских дел. Полагаем, что постановка такой задачи была бы абсолютно бессмысленной.

2) Производный характер процессуальных норм переносит "центр тяжести" разработки проблем защиты на материальное право. Это связано с тем, что долгое время вопрос об отраслевой самостоятельности гражданского процессуального права решался неоднозначно.*(25)

3) Меры уголовной, административной, гражданской ответственности и составы правонарушений, за которые они применяются, обладают серьезной видовой спецификой, позволяющей безошибочно выделять их из всех других видов правового принуждения. Правонарушения в сфере гражданского процесса и следующие за ними неблагоприятные последствия не столь "наглядны", как указанные разновидности правонарушений.

4) Вред, причиняемый процессуальными правонарушениями, не так ощутим, как вред от иных материальных правонарушений. Процессуальным правонарушениям свойственна высокая латентность. Так, например, если вследствие нарушения норм гражданского процессуального права суд выносит незаконное решение об отказе в иске, имевшем для истца большое значение, и если в результате этого истец понес серьезные имущественные потери, то фактический вред будет исчисляться в этих потерях, хотя непосредственным объектом посягательства были конкретные процессуальные отношения. В итоге понесенные истцом убытки находятся в причинно-следственной связи не столько с противоправными действиями ответчика, сколько с процессуальными нарушениями, допущенными судом.

5) Гражданское процессуальное право, как и другие отрасли права, отражает объективные закономерности общественного развития, но обладает в отличие от них определенной "искусственностью" или "юридизированностью". Многие регулируемые им отношения существуют не как модель реальных общественных отношений, "списанных" правом с окружающей действительности, а как изначально созданные законодателем. В литературе уже давно был сделан вывод, что "гражданские процессуальные отношения выступают всегда в правовой форме".*(26) Таким образом, если гражданское процессуальное право - это "право для права", то возможность совершения правонарушений в нем снижается. Если процессуальные отношения не сопряжены так тесно с общественными отношениями, как другие отрасли права, и функционируют в сугубо юридической сфере, то правонарушения в них невозможны уже по определению. На самом деле это не так. Если объективная действительность требует установления каких-то обязательных правил в определенной сфере общественных отношений - это уже сигнал ее уязвимости для различных посягательств.

6) Неразработанность рассматриваемой проблематики объясняется также динамичностью и скоротечностью реализации процессуальных прав. Каждое субъективное гражданское процессуальное право ограничено определенным процессуальным сроком, в течение которого возможно его осуществление. Например, право на изменение предмета и основания иска может быть реализовано истцом до принятия решения судом первой инстанции (ст. 39 ГПК), а отказ истца от иска возможен и при рассмотрении дела в кассационной инстанции (ст. 346 ГПК). Кроме того, субъективное процессуальное право может быть осуществлено только в ходе рассмотрения конкретного гражданского дела. Таким образом, возможность совершения процессуальных нарушений ограничивается определенным временным и пространственным отрезком (что позволяет отметить их ограниченность) в отличие от большинства других "стандартных" правонарушений.

7) Правовая регламентация средств защиты в процессуальном праве получила более развернутое регулирование именно в арбитражном процессе, что связано с особенностями субъектного состава двух процессов. От граждан, являющихся основными участниками гражданского процесса и не обладающих юридическими познаниями, сложно требовать знания правил судопроизводства, поэтому совершение большинства процессуальных действий с участием граждан предваряется разъяснительной работой суда. Лица, не знающие содержания норм гражданского процессуального права, не могут допустить их умышленного нарушения, тогда как в арбитражном процессе процессуальные правонарушения совершаются искушенными представителями сторон вполне осознанно и являются весьма изощренными, поэтому АПК более детально регламентирует средства защиты процессуальных норм.

8) Суд, рассматривающий и разрешающий гражданское дело, призван восстановить нарушенную законность в частных отношениях сторон искового производства или в сфере функционирования публичной власти в делах, возникающих из публичных правоотношений. Суд является инструментом восстановления нарушенных или оспоренных прав и свобод. За судебной защитой обращаются в поисках справедливости, поэтому понимание суда и правосудия изначально не связывается с понятием процессуальных правонарушений. Судебная власть, судя по количеству обращений к ней, пользуется доверием со стороны участников процесса; суд воспринимается как независимый арбитр, решению которого стороны готовы следовать. Граждане полагают, что "суд должен во всем разобраться". По их мнению, возможность противоправного (в процессуальном смысле) поведения участника процесса перед лицом суда исключается. Стороны не склонны "контролировать" действия суда, полагая, что он надлежащим образом защитит их интересы, в том числе не допустит совершения процессуальных деликтов. Между тем реализация процессуальных прав является исключительной прерогативой сторон, а не суда, который не может подменять истца или ответчика. Как известно, задача суда - это лишь "оказание содействия" и "создание условий" в реализации прав (ст. 12 ГПК). Гражданский процесс представляет собой противоборство, в котором не исключено недобросовестное поведение одной из сторон. Препятствовать этому должен не только суд, но и стороны; они должны обращать внимание суда на допущенные нарушения и ходатайствовать о применении "последствий", речь о которых идет в ч. 2 ст. 30 ГПК. Встречаются случаи, когда в роли "правонарушителя" выступает и сам судебный орган, игнорирующий те или иные требования процессуального закона.

 

6

 

Важной чертой, характеризующей субъективное гражданское процессуальное право, является его тесная органическая связь с процессуальными обязанностями правообладателей.*(27) Для надлежащего осуществления прав процессуальный закон устанавливает порядок, способы и пределы их реализации, возводя их тем самым в ранг процессуальных обязанностей.*(28) Л.А. Ванеева пишет о том, что каждому процессуальному праву соответствует обязанность по соблюдению порядка и пределов его реализации в гражданском процессе. Реализация прав зависит от исполнения обязанностей; исполнение обязанностей обеспечивается предоставлением необходимых для этого возможностей - прав.*(29)

Данный феномен объясняется тем, что гражданское процессуальное право как установленный государством порядок разрешения споров предусматривает особый порядок реализации принадлежащих лицам процессуальных прав. Закон наделяет участника процесса субъективным правом "под условием", т.е. осуществление этого права сопровождается целым рядом допущений, выраженных в виде юридических обязанностей.

Гражданский процессуальный закон придает важное значение форме осуществления процессуального права. Решающим при оценке действий лица является не то, какое право он реализует, а то, как он его реализует. Истоки такого подхода коренятся в строгом регламентировании процессуальной деятельности. Процессуальное действие представляет собой единство субъективного гражданского процессуального права и субъективной гражданской процессуальной обязанности. Первая составляющая образует содержание процессуального действия, а вторая - его форму.

Приведенную закономерность как нельзя лучше подтверждает диалектика соотношения всех субъективных гражданских процессуальных прав с общей обязанностью быть добросовестным в гражданском процессе.

Говоря об обязанности добросовестного пользования процессуальными правами, закрепленной в ст. 30 ГПК РСФСР, Л.А. Ванеева делала правильный вывод о неопределенном содержании данного предписания*(30) (этот недостаток не был устранен и новым кодексом). Однако мы не можем согласиться с мнением о том, что норма ст. 30 ГПК РСФСР не фиксировала обязанности, а содержала общий запрет недобросовестного поведения.*(31) Расплывчатый характер этого предписания не изменяет юридической сути данной обязанности, а лишь ориентирует юридическую науку и практику на поиск новых, оптимальных форм реализации норм ст. 32 ГПК.

 

7

 

Ученые, занимающиеся проблемой субъективных прав, в основном сходятся в вопросе о структуре субъективного права, рассматривая его в трех аспектах: 1) как право на собственные действия; 2) как право требовать определенного поведения от обязанного лица; 3) как право обращаться за защитой в органы государственной власти.

Обычно все определения субъективного права отражают содержание образующих его правомочий. Субъективное гражданское процессуальное право также определяется в литературе как "установленная и обеспеченная нормами гражданского процессуального законодательства и готовая к реализации возможность участника гражданского процесса действовать определенным образом и требовать определенных действий от суда и через суд от других участников процесса в своих собственных, общественных, государственных или других лиц интересах".*(32)

Триада правомочий, составляющих содержание субъективного права, специфическим образом проявляется в содержании субъективного гражданского процессуального права.

Содержание права на собственные действия сводится к возможности лица самому совершать юридически значимые активные действия, иными словами, в отличие от второго права, входящего в триаду, это право не на чужие, а на свои действия.*(33)

Специфика гражданского процессуального регулирования устанавливает жесткую зависимость между осуществлением лицом своего процессуального права и волеизъявлением суда. Любое принадлежащее лицу правомочие может быть реализовано только через суд и только посредством суда. Так, например, право представлять доказательства может быть реализовано только в том случае, если суд: а) предоставит лицу право заявить определенное ходатайство (например, о вызове свидетеля) и б) удовлетворит заявленное ходатайство.

Право на активные процессуальные действия не должно пониматься в буквальном смысле. Осуществление права может выражаться и в пассивном поведении лица. Так, например, право личного присутствия в судебном заседании осуществляется посредством фактического нахождения лица в зале судебного заседания; реализация данного права не требует заявления определенных ходатайств или других активных действий.

Именно рассматриваемое правомочие при недобросовестном поведении одной из сторон в процессе образует собою стержень, основу злоупотребления субъективным правом. Отсутствие четких границ реализации субъективного права приводит к необоснованно широкому пониманию и использованию права на собственные действия.

 

8

 

Право на собственные действия в гражданском процессе (используемое как добросовестно, так и недобросовестно) не имеет самостоятельного значения без права требовать определенного поведения от другого лица, так как сами по себе такие действия не влекут никаких юридических последствий.

Право требования состоит в возможности требовать исполнения или соблюдения юридической обязанности от других лиц.*(34) Процессуальные отношения в гражданском процессе складываются между судом, с одной стороны, и участником процесса - с другой. Это стало уже почти аксиомой. Подавляющим большинством исследователей отрицается наличие каких-либо процессуальных взаимодействий непосредственно между участниками процесса. Следовательно, управомоченное лицо обладает правом требования определенного поведения от суда. Возникает вопрос: как указанное правомочие осуществляется практически?

Анализ нормативного материала и наблюдение за реальным процессом рассмотрения и разрешения гражданских дел показывает, что участник процесса не вправе требовать от суда каких-либо объяснений, не вправе задавать суду вопросы, не вправе открыто выражать свое несогласие с действиями суда и пр.

На наш взгляд, каждый раз при осуществлении процессуального права лицо требует от суда санкции своего поведения. Если субъективные права иной (непроцессуальной) отраслевой принадлежности требуют реализации права требования определенного поведения только в случае возникновения помех в их осуществлении, то реализация субъективных процессуальных прав непременно сопровождается обращением к данному праву. Действительно, если собственник имущества хочет распорядиться им определенным образом и не спрашивает на это разрешения у лиц, противостоящих ему в абсолютном правоотношении собственности, то лицо, подавшее иск, нуждается в признании судом этого акта реализации права (вынесение определения о принятии искового заявления к производству суда).

Часть 2 ст. 12 ГПК устанавливает, что суд оказывает содействие лицам, участвующим в деле, в реализации их прав, создает условия для исследования доказательств, установления фактических обстоятельств и правильного применения законодательства. Полагаем, что в данных обязанностях суда и раскрывается содержание правомочия лица на "чужие действия". В ответ на реализацию лицом своих процессуальных прав суд должен поступать предписанным образом.

Участник процесса может претендовать на активные или пассивные процессуальные действия суда.

В первом случае для осуществления права лица на активные действия требуются такие же активные действия суда, рассматривающего дело. Например, когда суд разрешает заявленное истцом или ответчиком ходатайство об истребовании или приобщении к делу определенных доказательств, от него требуется проверка относимости, допустимости получаемых доказательств, а также принятие соответствующего определения.

Во втором случае для реализации прав участников гражданского процесса достаточно пассивных действий суда, его молчаливого согласия с поведением субъекта. Например, при допросе свидетеля не требуется одобрения суда относительно каждого задаваемого вопроса, но если суд сочтет поставленный вопрос некорректным или не относящимся к существу рассматриваемого дела, такой вопрос будет отведен.

 

9

 

Требуется также установить характер связи суда в правоотношении с участником процесса, когда суд выступает в качестве обязанного субъекта. Это необходимо для устранения видимого противоречия, сводящегося к тому, что в ответ на право требования определенного поведения (когда такое требование по своей правовой природе является знаком "превосходства" одного субъекта правоотношения над другим) суд также властно повелевает или разрешает субъекту действовать определенным образом. В итоге одно активное правомочие наталкивается на другое властное проявление и в механизме процессуального регулирования происходит сбой.

Полагаем, что решение данной коллизии сводится к оценке правовой сущности ответной реакции суда как санкционирования, или дозволения. Такой подход ни в коей мере не умаляет субъективных прав участников процесса, предоставленных им законом. Суд своей властью не посягает на процессуальные права лиц, участвующих в деле. Суть санкционирования (дозволения) состоит в том, что содержание принадлежащих лицам прав закреплено в ГПК в общем виде, а также поставлено в зависимость от множества факторов, координирующим началом для которых выступает судебный орган. Поэтому поспешно было бы ставить осуществление права на получение определенных процессуальных "благ" в зависимость только от волеизъявления участника гражданского процесса без предварительной конкретизации судом объема и содержания прав лица, закрепленных в законе. Когда суд убеждается в том, что данное лицо является носителем субъективного процессуального права и это право осуществляется им правомерно, то происходит санкционирование произведенных процессуальных действий в виде признания их юридических последствий. Суд не вправе отказать управомоченному лицу в санкционировании его правомерных процессуальных действий (бездействия).

Именно в силу связанности суда правом лица требовать от него определенного поведения злоупотребление одного из участников гражданского процесса своим процессуальным правом в первую очередь сказывается на интересах правосудия.

Таким образом, право на собственные действия неразрывно связано с правом требовать от суда их санкционирования и в отрыве от него теряет самостоятельное значение. Данный момент очень важен для анализа сущности злоупотребления правом, поскольку оно становится возможным только в результате санкционирования судом (активного или пассивного) действий (бездействия) управомоченного лица.

 

10

 

В контексте рассмотрения двух правомочий, образующих содержание субъективного права, также важно проследить, каким образом осуществление лицом, участвующим в деле, своего права влияет на правовое положение другого участника процесса, с которым правообладатель не находится в процессуальной юридической связи.

Как отмечается в литературе, "реализация другими участниками процесса процессуальных норм в форме их исполнения (использования) также ведет к возникновению правоотношений, но не непосредственно, а через действия суда, образуя вместе с последними так называемый юридический состав оснований возникновения правоотношений".*(35) Не вызывает сомнений, что спорящие стороны (а в ряде случаев и третьи лица) состоят друг с другом в материальных правоотношениях, спорность которых побудила истца обратиться в суд с иском. Во время рассмотрения дела данное правоотношение находится в неопределенном состоянии и как правило не получает дальнейшего развития (в том числе в силу принятых судом обеспечительных мер).

Объем гражданских процессуальных прав и обязанностей каждого участника процесса автономен и предопределяется требованиями норм ГПК. Однако объем процессуальных прав лица, которые могут быть им осуществлены, неодинаков в каждый момент производства по делу. Например, очевидно, что истец приобретает право возражать против совместного рассмотрения с первоначальным иском заявленного встречного иска только после того, как такой иск будет заявлен ответчиком. Следовательно, совершение лицом, участвующим в деле, определенного процессуального действия (бездействия) и принятие этого действия (бездействия) судом оказывает влияние на объем процессуальных прав и обязанностей всех других участников процесса, несмотря на то что стороны не находятся друг с другом в гражданских процессуальных отношениях.

Такое влияние может выражаться в непосредственном или косвенном воздействии на других лиц, участвующих в деле.

В первом случае суд, санкционируя осуществление субъективного права лица, оказывает прямое, непосредственное воздействие на его поведение (например, удовлетворяет ходатайство истца об истребовании доказательств, находящихся у другого участника процесса - ч. 1-2 ст. 57 ГПК). В целом суд не может по ходатайству одного участника процесса потребовать от другого лица совершения определенных процессуальных действий или воздержания от них без оценки того, насколько данное требование сообразуется с нормами закона и диктуется обстоятельствами дела. В противном случае недобросовестное лицо получает возможность требовать через суд определенного поведения другого участника процесса в своих корыстных целях.

Косвенное воздействие может выразиться в процессуальных и материально-правовых последствиях.

Процессуальные последствия сводятся к тому, что суд, обеспечивая реализацию процессуального субъективного права одного лица, невольно затрагивает правовую сферу других субъектов процесса. Так, удовлетворяя ходатайство ответчика о приостановлении производства по делу в связи с его нахождением в лечебном учреждении (абз. 2 ст. 218 ГПК), суд временно лишает истца права на дальнейшее продолжение процесса. При этом "отстранение" истца и других лиц от дела не является целью суда, однако защита прав ответчика косвенно подразумевает отложение защиты прав истца на неопределенный срок.

Материально-правовые последствия заключаются в умалении материально-правовой (прежде всего имущественной) сферы субъекта. Так, в приведенном выше примере каждый день отсрочки рассмотрения дела может увеличивать убытки истца вследствие неправомерного пользования ответчиком его имуществом. В целом вынесение любого судебного решения позитивно или негативно отражается на материальной сфере участника процесса.

Таким образом, вредоносность любого злоупотребления субъективным процессуальным правом заключается в том, что оно может нарушить не только сферу интересов суда, но и сферу интересов других участников гражданского процесса.

Дело в том, что суд, разрешая стороне действовать определенным образом, находится под влиянием неверных исходных посылок, сообщенных ему лицом. Первоначально суд как правило не имеет подлинного представления о содержании, наличии и объеме субъективного права, принадлежащего лицу, а также об излагаемых им фактах и обстоятельствах. Такая неопределенность создается лицом искусственно, и суд зачастую не имеет возможности сделать однозначный вывод о добросовестности лица, осуществляющего свое право. Под воздействием информации, проверка которой в данный момент разбирательства дела затруднена, суд санкционирует действия лица, на самом деле являющиеся недобросовестными проявлениями.

Конечно, в данном случае было бы неверно считать, что орган судебной власти является "сообщником" злоупотребляющего правом субъекта, поскольку какая-либо вина или ошибка суда здесь отсутствует. В дальнейшем, увидев действительную подоплеку действий лица, суд применяет к нему меры гражданского процессуального принуждения и по возможности восстанавливает нарушенную законность.

Однако возможны ситуации, когда злоупотребление правом предстает в слишком явной форме (например, лицо открыто в судебном заседании озвучивает недостойные мотивы, по которым оно предъявляет иск). В таких случаях суд должен решительно пресечь данное правонарушение.

 

11

 

Мы полагаем, что триада правомочий, составляющих содержание субъективного права, не в полной мере удовлетворяет нужды гражданского процессуального регулирования. Содержание субъективного гражданского процессуального права необходимо расширить за счет такого компонента, как право на результат или право на последствия совершенных процессуальных действий или бездействий. В.И. Матузов предложил рассматривать в качестве четвертого компонента субъективного права "возможность пользоваться определенным социальным благом", причем, по мнению автора, "не само благо (курсив В.И. Матузова. - А.Ю.) входит в содержание субъективного права, а юридическая и фактическая возможность пользования им".*(36) Такой подход наиболее верно отражает социальное предназначение и сущность субъективного процессуального права, поскольку само по себе право на активные действия и право требования не исчерпывают интереса управомоченного лица.

Право на активные действия имеет заявительный характер, оно лишь обозначает сферу притязаний субъекта, который ждет от суда ответной реакции. Очевидно, что участник гражданского процесса не заинтересован в обладании правом на заявление ходатайств как таковом; его цель - в получении результата, по поводу которого заявляется ходатайство (вызов свидетеля, приобщение доказательств, проведение экспертизы и т.д.) Главное отличие права на собственные действия от права на результат совершенных процессуальных действий заключается в том, что реализация второго невозможна без непосредственных действий (бездействия) судебного органа.

Право требования также имеет паллиативный, незаконченный характер, поскольку не приближает субъекта к желаемой цели, а юридически закрепляет правовое положение участников правоотношений. Субъективное право, рассматриваемое в отрыве от права на результат, обладает минимальной социальной эффективностью, поскольку не переводит возможности лица из разряда абстрактных в категорию конкретных. Суд, исполняя свои процессуальные обязанности перед управомоченным лицом, должен осознавать, что последнее имеет не только право действовать, но также право получить предмет своей деятельности и обладать им. В содержании права на последствия совершенных процессуальных действий важен момент принадлежности лицу - носителю субъективного права того результата, к которому он стремится в результате обладания правом.

Хронологически право на получение последствий процессуальных действий может осуществиться как после реализации права требования определенного поведения от суда, так и после реализации права на обжалование судебных постановлений.

В первом случае лицу не обязательно приходится прибегать к использованию права требовать совершения определенных действий, поскольку суд не препятствует субъекту в осуществлении его прав, но объективная связанность прав лиц и обязанностей суда в гражданском процессе вызывает необходимость санкционирования судом всякого процессуального действия, о чем уже говорилось выше. Здесь право на собственные действия и на получение их результата оказываются практически слитыми. Результат достигается непосредственно в ходе процессуальных действий суда. В случае, когда суд не способствует осуществлению субъективных прав участником процесса, субъект прибегает к праву требования должного поведения со стороны суда и в случае успеха опять же приобретает право на последствия собственных процессуальных действий.

Во втором случае право на результат процессуальных действий возникает вследствие удовлетворенного судом вышестоящей инстанции притязания субъекта, что может выражаться в форме непосредственной констатации принадлежности субъективного процессуального права лицу - участнику процесса либо в форме обязательных для нижестоящего суда указаний суда кассационной или надзорной инстанции.

Доказательством самостоятельного существования права требовать служит наличие такой возможности суда, как отказ в праве на результат или в праве на применение последствий реализации процессуальных прав. Например, истец имеет право на отказ от иска в любой момент рассмотрения дела, однако он не всегда располагает правом на получение последствий в виде прекращения производства по делу, так как суд может отказать в принятии отказа истца от иска и в применении последствий такого отказа в связи с тем, что они противоречат закону и нарушают права других лиц.

Если бы недобросовестное лицо не приобретало правомочий на результат своей деятельности, то явлению злоупотребления правом просто бы не нашлось места.

 

12

 

Право обращаться за защитой в органы государственной власти заключается в возможности привести в действие аппарат государственного принуждения против обязанного лица. Для появления этого права необходимо наличие дополнительных юридических фактов в виде неисполнения обязанности.*(37) М.А. Гурвич писал, что "состояние права на иск может характеризоваться как боевое, активное, ибо принуждение рассматривается в качестве применения государственной власти к неисправному должнику, а право на иск подобно пружине готово развернуться в исполнении обязанности помимо (т.е. независимо от) воли лица обязанного".*(38)

Специфика данного правомочия в гражданском процессе состоит в том, что обязанным лицом, не исполняющим должного, является орган государственной власти, против которого требуется привести в действие "аппарат государственного принуждения".

Проявлением рассматриваемого правомочия является возможность для лица, столкнувшегося с затруднениями в реализации своего права, обжаловать действия (бездействие) и решения судебного органа в суд вышестоящей инстанции.

Право притязания*(39) не всегда является обязательным компонентом субъективного гражданского процессуального права, его наличие может сопровождаться серьезными ограничениями. Так, исключается возможность оспаривания постановлений Президиума Верховного Суда Российской Федерации (ч. 1 ст. 376 ГПК). В соответствии со ст. 371 ГПК нельзя обжаловать определения суда первой инстанции, возможность оспаривания которых не предусмотрена ГПК, а также определения, которые не являются пресекательными, хотя возражения против таких определений могут быть включены в кассационную жалобу или представление.

Участник гражданского процесса, полагающий, что в действиях судьи, выразившихся, в частности, в нарушении процессуальных прав лица, содержатся признаки дисциплинарного проступка, может обратиться в квалификационную коллегию судей с соответствующим заявлением, что также надлежит рассматривать как форму реализации права обращаться за защитой в органы государственной власти несмотря на "непроцессуальный" характер данного права.

При злоупотреблении субъективным правом анализируемое правомочие может оказаться серьезным "оружием" в руках недобросовестного субъекта, так как оно сообщает всему субъективному праву, в том числе и осуществляемому недобросовестно, принудительную государственную поддержку.

Выше мы писали о том, что, несмотря на отсутствие гражданских процессуальных правоотношений между сторонами спора, осуществление прав одним участником гражданского процесса влияет на правовое положение другого участника. Такое влияние можно усмотреть и в праве обжаловать действия (бездействие) или постановления суда. Апелляционная, кассационная или надзорная жалоба (представление) обращены не только против обжалуемого постановления; фактически они могут оказать влияние на правовое положение всех участников процесса. Не случайно лица, участвующие в деле, имеют право выдвигать свои возражения против доводов жалобы (ч. 2 ст. 325, ст. 344 ГПК). Возражая против действий суда, нарушившего или не осуществившего субъективное право лица, участник процесса одновременно ставит под сомнение правомерность действий своего оппонента, сторону которого принял суд при рассмотрении дела. Например, указывая в кассационной или апелляционной жалобе на незаконность определения о приостановлении производства по делу, истец отмечает, что суд не истребовал дополнительных документов, подтверждающих факт нахождения ответчика в стационарном лечебном учреждении, поскольку представленные ответчиком документы вызывали сомнение в их подлинности.

 

13

 

Вопрос о принципах реализации субъективных гражданских процессуальных прав не изучен в науке гражданского процессуального права.

Большой вклад в развитие теории пределов реализации субъективных гражданских материальных прав внес В.П. Грибанов, который писал: "Как само субъективное право по своему содержанию, так и та свобода, которая гарантируется законом в целях реального осуществления права управомоченным лицом, не могут быть безграничными... Границы есть неотъемлемое свойство всякого субъективного права, ибо при отсутствии таких границ право превращается в свою противоположность - в произвол и тем самым вообще перестает быть правом".*(40) Ученый отмечал, что "право призвано также гарантировать и правовую защиту интересов всего общества в целом, прав и интересов других граждан и организаций, которые могут быть затронуты при осуществлении права управомоченным лицом. Одной из правовых форм обеспечения этих интересов является законодательное закрепление определенных границ осуществления субъективных гражданских прав, пределов их осуществления и установление обязанности каждого управомоченного лица осуществлять свои права надлежащим образом...".*(41)

Не менее важна разработка данной категории в гражданском процессуальном праве. Если в ГК РФ встречаются нормы, ограничивающие реализацию субъективных прав, то ГПК РФ устанавливает лишь общую обязанность лиц быть добросовестными. Недооценка таких норм сказывается на эффективности гражданского процессуального регулирования. В виде пределов реализации субъективных гражданских процессуальных прав суд и участники процесса получили бы нормативно закрепленный стандарт поведения субъектов гражданских процессуальных правоотношений.

В.П. Грибанов рассматривал принципы реализации субъективных гражданских прав как "основные требования, которые социалистическое общество и выражающее его интересы советское гражданское право предъявляют к управомоченному лицу и тем лицам, которые от его имени осуществляют принадлежащие управомоченному субъективные гражданские права".*(42) О.А. Поротикова определяет пределы осуществления прав как отраслевую разновидность "общеправовых сдерживающих стимулов поведенческой активности, призванных оказать внешнее упорядочивающее воздействие на мотивацию, способы, средства и характер использования заложенных в содержании субъективного гражданского права возможностей".*(43)

Само субъективное право уже включает в себя определенные пределы возможностей управомоченного лица, уже полагает некую ограниченность поведения субъекта. В отличие от органически присущих субъективному праву пределов, включаемых в состав самого субъективного права, пределы реализации права характеризуют динамический процесс его осуществления. По сравнению с определенно заданными пределами конкретного субъективного права пределы реализации субъективных прав имеют однородный характер для большой группы субъективных прав одинаковой отраслевой принадлежности. Пределы реализации субъективных гражданских процессуальных прав должны фиксироваться в нормах объективного права.

В используемом нами контексте термины "пределы" и "принципы" осуществления права могут быть употреблены как синонимы. Любой принцип осуществления права неизбежно будет означать предел его осуществления, а каждый предел одновременно может быть охарактеризован как принцип реализации права.

Однако принципы (пределы) реализации субъективных гражданских процессуальных прав следует отличать от принципов гражданского процессуального права, которые имеют более общий характер и распространяют свое действие на всю отрасль права в целом. Можно сказать, что принципы осуществления гражданских процессуальных прав подчинены принципам гражданского процесса и не должны противоречить им. Например, принцип добросовестной реализации процессуальных прав лежит в контексте такого общего принципа гражданского процесса, как законность.

 

14

 

Субъективные права, предоставленные лицам, должны использоваться в соответствии с их целевым назначением. Как писал Н.В. Витрук, "универсальным критерием определения пределов содержания права и его реализации служит указание на цели существования и реализации права. Цель - всеобщий момент формальной определенности всякого субъективного права".*(44) Однако необходимо учитывать, что "цели самостоятельно не регулируют поведение людей и их организаций ни сейчас, ни в будущем: Придание "нормам-задачам" значения самостоятельных регуляторов общественных отношений может привести к произволу или по крайней мере к субъективизму в поведении участников общественных отношений".*(45) Вместе с тем только через установление целевого назначения субъективного права можно определить принципы и пределы его осуществления, а также квалифицировать то или иное поведение в качестве злоупотребления правом.

Целевое назначение субъективного права не является обязательным формальным атрибутом каждого субъективного права. При изложении правовой нормы, наделяющей лиц определенными правами, законодатель в основном воздерживается от прямого указания на их целевое назначение, в противном случае нормативный правовой акт оказался бы перегруженным. Целевое назначение права можно вывести из общих целей и задач правового акта, приводимых как правило в преамбуле текста или в его общих положениях (например, ст. 2 ГПК). Универсальный характер целей и задач консолидированной группы норм позволяет распространить их на все положения отрасли права или правового института. Такой подход заслуживает всяческой поддержки, поскольку позволяет преодолеть излишний догматизм правового регулирования и поддерживает динамизм в воздействии права на общественные отношения.

В ряде случаев законодатель прямо оговаривает целевое назначение отдельного субъективного права, используя для этого либо прием позитивного описания, либо прием отрицания. Например, как следует из абз. 4 ст. 138 ГПК, встречный иск принимается для совместного рассмотрения с первоначальным в целях быстрого и правильного рассмотрения споров. Напротив, положения ч. 2 ст. 284 ГПК говорят о том, какой не должна быть цель обращения в суд с заявлением о признании лица недееспобным или ограниченно дееспособным; это заведомо необоснованное ограничение или лишение лица дееспособности.

Целевое назначение субъективного права может быть сформулировано как единственно возможное, хотя на самом деле оно является более широким. Так, из приведенной выше ситуации очевидно, что цель предъявления встречного иска - это не только быстрое и правильное рассмотрение спора, но и защита прав ответчика против предъявленного иска.

Приоритет в определении целевого назначения субъективного права принадлежит суду, который при рассмотрении конкретного гражданского дела обязан проверить, осуществлялось ли субъективное право в установленных для него пределах.

 

15

 

Можно выделить следующие пределы (принципы) реализации субъективных гражданских процессуальных прав: 1) принцип активного использования права; 2) принцип осуществления права в соответствии с его назначением; 3) принцип реального осуществления права; 4) принцип экономичности (рациональности); 5) принцип разумности; 6) принцип оперативности; 7) принцип добросовестности.

1) Принцип активного использования принадлежащего лицу субъективного гражданского процессуального права заключается в том, что процессуальное право предоставлено его носителю для решения вполне осязаемых, функциональных и динамичных задач. "Lex vigilantibus, non dormientibus (subvenit)" ("Закон для деятельных, а не для тех, кто дремлет").*(46)

Истоки данного принципа коренятся в диспозитивности и состязательности гражданского судопроизводства. Его главное содержание состоит в том, что лицо для защиты своих субъективных прав обязано активно использовать принадлежащее ему субъективное процессуальное право. При бездействии процессуальное право не исчезает, однако лишается возможности принести своему обладателю тот социально-полезный эффект, на который он рассчитывает.

Слово "обязано" употреблено нами со значительной долей условности; само по себе процессуальное бездействие в гражданском процессе юридически не осуждаемо, если в нем не содержатся признаки злоупотребления правом, рассматриваемые ниже.

Принцип активного использования процессуального права не исключает возможности лица вести себя пассивным образом, если это отвечает его правовой позиции по делу. Например, истец может воздержаться от дачи объяснений до тех пор, пока ему не будет известно содержание иных доказательств по делу.

2) Принцип осуществления субъективного гражданского процессуального права в соответствии с его назначением разрабатывался в общей теории права, а также в гражданско-правовой науке. Раскрывая содержание данного принципа, В.П. Грибанов писал: "Очень важно с точки зрения законодательной техники правильно установить соотношение между общим и конкретным назначением того или иного субъективного права, а с точки зрения практического применения закона - обеспечить строгое соответствие между назначением и осуществлением этого права".*(47)

Охранительный характер отрасли гражданского процессуального права обусловливает в целом охранительное назначение всех субъективных гражданских процессуальных прав. Каждое управомоченное лицо наделено субъективным процессуальным правом для отстаивания своих нарушенных или оспоренных прав и охраняемых законом интересов. В равной мере это положение относится также и к ответчику, который должен иметь возможность защищаться против предъявленного к нему иска. Назначение субъективных процессуальных прав выражается в удовлетворении действительных материальных и процессуальных интересов лиц, участвующих в деле.

Осуществление субъективных прав не должно разниться с их функциональным назначением. Правообладатель должен ясно представлять себе цель, которую он желает достигнуть с помощью реализации того или иного субъективного права. Так, например, нарушением рассматриваемого принципа будет ситуация, при которой истец подает иск с целью причинения вреда ответчику.

3) Принцип реального осуществления субъективных гражданских процессуальных прав показывает соответствие между содержанием закрепленного в законе субъективного права лица и его воплощением в реальной действительности. Гарантированность осуществления каждого субъективного права позволяет утверждать, что любое записанное в ГПК правомочие может быть осуществлено управомоченным лицом в ходе реального судебного процесса.

Данный принцип предполагает также точную реализацию субъективного права в соответствии с требованиями закона. Содержание нормы объективного права, управомочивающей лицо на определенные действия, не должно расходиться с ее претворением в гражданских процессуальных правоотношениях.

В гражданском процессе не допускаются различные симулятивные действия, лишь демонстрирующие видимость реального осуществления права. Например, заявление ходатайства об истребовании доказательства, заведомо не существующего для лица в реальной действительности, является отступлением от принципа реального осуществления права и должно квалифицироваться в качестве злоупотребления.

4) Принцип рационального осуществления субъективного гражданского процессуального права (принцип процессуальной экономии) означает минимизацию процессуальных затрат, связанных с осуществлением права управомоченным лицом. Любое субъективное право должно осуществляться самым оптимальным для конкретной ситуации способом. Затягивание, "утяжеление" процесса реализации субъективного права, избрание наиболее затратных форм его осуществления представляют собой нарушение данного принципа. Так, хотя ГПК и не ограничивает количество доказательств, которые могут быть представлены сторонами, очевидно, например, что ходатайство лица о допросе пятидесяти свидетелей, наблюдавших одно и то же событие, вряд ли будет удовлетворено судом.

Отдельные способы неэкономичного осуществления права специально запрещены законом. Например, несоблюдение претензионного порядка урегулирования спора служит основанием для возврата искового заявления (п. 1 ч. 1 ст. 135 ГПК).

5) Принцип разумности осуществления субъективных гражданских процессуальных прав отражает степень концентрации интеллектуально-волевых усилий субъекта, реализующего свое право. Разумность характеризует целесообразность и обоснованность поведенческого акта реализации субъективного права. Все принадлежащие участникам гражданского процесса субъективные права должны осуществляться разумно, т.е. исходя из объективно-заданных требований сложившейся процессуальной ситуации. Так, например, неоправданно высокие расходы на оплату услуг адвоката не будут компенсированы судом, поскольку они превышают разумные пределы такого возмещения (ч. 1 ст. 100 ГПК).

Водворению принципа разумности должен способствовать и суд, который разъясняет лицам, участвующим в деле, их права и обязанности (ч. 2 ст. 12 ГПК); назначает сроки совершения процессуальных действий с учетом принципа разумности (ч. 1 ст. 107 ГПК); устанавливает разумный срок для исправления недостатков поданного заявления (ч. 1 ст. 136 ГПК) и др.

Принцип разумности предполагает, что совершение процессуальных действий (бездействия) должно быть адекватно наступающим последствиям, предусмотренным в законе. В соответствии с ч. 2 ст. 12 ГПК суд предупреждает лиц о последствиях совершения или несовершения процессуальных действий. Характеризуя данные отношения, АПК РФ говорит о "риске" (ч. 2 ст. 9 АПК РФ), который несут лица, участвующие в деле, за совершение или не совершение ими процессуальных действий (что более точно и адекватно). Неразумность процессуальных действий лиц, участвующих в деле, может повлечь для них неблагоприятные последствия, предусмотренные законодательством.

6) Принцип оперативности осуществления субъективных гражданских процессуальных прав основывается на таком качестве субъективных процессуальных прав, как ограниченность возможности их реализации определенным сроком. В широком смысле - это период рассмотрения гражданского дела, по окончании которого лица утрачивают имевшийся у них процессуальный статус, а следовательно, и все процессуальные права и обязанности; в узком смысле - это время, установленное законом или назначенное судом, по истечении которого право на совершение процессуальных действий погашается (ч. 1 ст. 109 ГПК) и может быть восстановлено только при пропуске срока по уважительным причинам (ч. 1 ст. 112 ГПК) или в других случаях (ст. 111 ГПК).

Руководствуясь изложенным принципом, для избежания негативных последствий задержки в осуществлении субъективного права управомоченные лица обязаны оперативно и в установленные сроки осуществлять принадлежащие им процессуальные права.

7) Принцип добросовестности осуществления процессуальных прав имеет достаточно широкое юридическое и социальное содержание.

Общий принцип осуществления права сводится к тому, что такое осуществление не должно нарушать права и охраняемые законом интересы других лиц. Опасность такого нарушения связана с тем, что "права различных субъектов в обществе теснейшим образом переплетены и взаимосвязаны. Осуществляя свои права, субъект должен считаться с тем, что другие лица являются обладателями аналогичных или смежных прав, которые точно так же признаются и охраняются законом".*(48)

В гражданском процессе добросовестность может быть понята как принцип (предел) осуществления субъективного гражданского процессуального права; как принцип отрасли права; как требование, предъявляемое к участникам гражданского процесса; как гражданская процессуальная презумпция; как процессуальная обязанность лиц, участвующих в деле, а также как запрет злоупотребления правом.

В.П. Грибанов писал о добросовестности как об одном из принципов осуществления гражданских прав. Однако добросовестность может претендовать не только на роль принципа или предела осуществления права. Оправданной представляется позиция А.А. Малиновского, который считал, что "недопустимость злоупотребления субъективным правом необходимо рассматривать в качестве одного из принципов права".*(49) Понятие "добросовестности" используется также в качестве общеправовой презумпции. По мнению А. Сухининой, "общей основой данной презумпции является предположение с высокой степенью вероятности добросовестности каждого лица, которая до опровержения не должна и не может браться под сомнение - в этом суть моральной конституционной презумпции добросовестности граждан Российской Федерации".*(50)

Выявление содержания данного принципа сопряжено с установлением правового значения термина "добросовестность", широко употребляемого в законодательных актах материального и процессуального права (ст. 10, 303 ГК РФ, ч. 1 ст. 36 ГПК и др.). По мнению проф. И.Б. Новицкого, добрые нравы - "это вылившиеся вовне, объективизировавшиеся в практике данного общества представления этого общества о благе, порядочности, а также условные правила общественного благоприличия".*(51) Исследователи отмечают, что "принцип доброй совести обладает признаками объективного мерила и является известной "сдержкой" эгоизма в юридических отношениях. Добрая совесть, по этимологическому смыслу, таит в себе такие элементы, как: знание о другом, о его интересах; знание, связанное с известной доброжелательностью; элемент доверия, уверенность, что нравственные основы оборота принимаются во внимание, что из них исходит каждый в своем поведении: принцип добросовестности может рассматриваться как проявление принципа справедливости".*(52) Л.В. Щенникова полагает, что "за десятилетия советского периода как в теории гражданского права, так и в правоприменительной практике мы отвыкли от оценочных категорий" и характеризует новый облик гражданского права России, используя эпитет "нравственное".*(53)

Различные определения "доброй совести" моделируют содержание данного понятия через всевозможные категории, раскрывающие ту или иную сторону рассматриваемого явления. Однако это мало способствует уяснению юридического смысла анализируемого термина, так как предложенные значения сами имеют описательный характер и провоцируют новый виток спора. Это порождает нигилистическое отношение к дискуссиям на данную тему как в теории, так и на практике. Некоторые авторы отмечают, что "дефиниции в законе - вещь совершенно бесполезная"; "если имеются в виду категории нравственные: то в гражданском споре это, скорее, говорит о слабости позиции, чем о существенном элементе выстраиваемой защиты".*(54)

В.М. Семенов выделял принцип правдивости и добросовестного поведения участников дела в процессе, распространяя его действие не только на материально заинтересованных участников судопроизводства (сторон, третьих лиц), но также на прокурора, адвоката, представителей стороны, общественных организаций, коллективов трудящихся, свидетелей, экспертов, переводчиков.*(55) Ж. Сталев полагал, что "добросовестность присутствует тогда, когда процессуальное право применяется с убеждением, что оно существует".*(56) К сожалению, принцип добросовестности участников гражданского судопроизводства не был воспринят наукой гражданского процессуального права как самостоятельный принцип. Обычно на страницах учебной литературы он раскрывается через описание обязанностей субъектов гражданского процесса. Не разделяя применение понятия "добросовестность" к лицам, содействующим правосудию (за исключением представителя), поскольку с их стороны возможно только совершение "полновесных" гражданских процессуальных нарушений, полагаем, что рассматриваемый принцип должен быть выделен в числе прочих исходных начал гражданского процесса.

Э.М. Мурадьян относит процессуальную добросовестность как к презумпциям судебного права, так и к принципам процесса.*(57) По нашему мнению, в ГПК необходимо закрепить презумпцию гражданской процессуальной добросовестности лиц подобно тому, как это сделано в гражданском праве (ч. 3 ст. 10 ГК РФ), указав, что "добросовестность процессуальных действий (бездействия) лиц, участвующих в деле, предполагается". Это возложит на лицо, ссылающееся на злоупотребление правом, допущенное его оппонентом, обязанность обосновать свои доводы.

ГПК использует термин "добросовестность", имея в виду процессуальную обязанность лиц, участвующих в деле (ч. 1 ст. 35 ГПК).

Мнения авторов по поводу наличия в гражданском процессуальном праве каких-либо процессуальных обязанностей у сторон разделились. Так, Е.В. Васьковский полагал, что "тяжущиеся имеют только процессуальные права, но не несут никаких процессуальных обязанностей".*(58) М.А. Гурвич отмечал, что "лица, участвующие в деле, как общее правило, юридических обязанностей не несут".*(59) Возражая против такого подхода, М.С. Шакарян твердо стоит на позиции наличия у сторон процессуальных обязанностей, обосновывая это тем, что "правовая санкция не является обязательным атрибутом каждой правовой нормы, она может быть общей для совокупности норм. В любой отрасли права имеется много норм, непосредственно не имеющих санкции. Общую санкцию за нарушение общей процессуальной обязанности добросовестно пользоваться процессуальными правами устанавливает ст. 92 ГПК".*(60) Полностью присоединяясь к этой позиции, отметим, что провозглашенное отсутствие обязанностей участников гражданских процессуальных правоотношений вызвано неправильной расстановкой акцентов в соотношении прав и обязанностей участников судопроизводства, а также неверным определением удельного веса обязанностей в механизме гражданского процессуального регулирования.

Авторы игнорируют универсальный характер юридической обязанности быть добросовестным в гражданском процессе, которая распространяется практически на все субъективные права участников гражданского судопроизводства и в этом смысле является всеохватной.

Законодатель сконструировал нормы гражданского процессуального права таким образом, чтобы свести к минимуму возможность совершения процессуальных проступков. Закон постарался "обойти" ситуации, которые рождали бы почву для различных правонарушений. Однако широкая дозволенность привела к возникновению правонарушения, заключенного в самой природе субъективного права, - к злоупотреблению им. Поэтому обязанность быть добросовестным играет первоочередную роль в гражданском процессуальном регулировании.

Лицо обязано быть добросовестным перед судом, рассматривающим дело, который может потребовать от лица исполнения данного предписания. Как было показано выше, реализация управомоченным субъектом своего права может оказать только фактическое влияние на правовое положение других лиц, поэтому мы не можем констатировать, что стороны несут друг перед другом юридические обязанности добросовестного поведения.

Процессуальную добросовестность можно рассматривать в позитивном и негативном аспектах.

В позитивном понимании гражданская процессуальная добросовестность означает совокупность критериев, которым должно отвечать поведение участников гражданского процесса. В некоторых зарубежных странах требование добросовестности раскрывается через категории "лояльности", "честности", "справедливости" и "корректности".*(61) Определяющим фактором при оценке процессуальной добросовестности лица является субъективный фактор, отражающий внутреннее отношение лица к собственному поведению. Болгарский процессуалист Ж. Сталев полагал, что "добросовестность присутствует тогда, когда процессуальное право применяется с убеждением, что оно существует. Если речь идет о праве на иск, исполнении или обеспечении, убеждение в наличии процессуальных условий этого права должно предполагать и наличие нуждающегося в защите материального права".*(62) А.Ф. Закомлистов писал, что "добрая совесть заключается... в надлежащем пользовании правом, когда отсутствует негативное, разрушительное влияние на порядок судопроизводства".*(63)

Гражданская процессуальная добросовестность предполагает безупречность поведения лица с точки зрения нравственных норм, органически связанных с нормами юридическими. Добросовестность - это единство позитивных помыслов и устремлений лица с его поведением в гражданском процессе.

Поведение лица, которое честным путем добивается защиты своих действительных материальных прав, не прибегая к процессуальным ухищрениям, свидетельствует о его добросовестном поведении в гражданском процессе.

Категория гражданской процессуальной добросовестности не нуждается в специальном обосновании, поскольку предполагается, что любое лицо действует добросовестно до тех пор, пока суд не констатирует наличия в его процессуальных действиях (бездействии) признаков злоупотребления правом.

В негативном смысле гражданская процессуальная добросовестность означает запрет процессуальной недобросовестности в форме злоупотребления субъективными гражданскими процессуальными правами (как обеспеченное санкциями гражданских процессуальных норм императивное требование закона). При таком понимании добросовестным будет считаться поведение, которое не посягает на интересы правосудия и не нарушает субъективных прав других участников гражданского процесса.

В широком смысле процессуальная недобросовестность имеет место при совершении любого гражданского процессуального правонарушения, однако более точным является употребление данного термина в узком смысле, когда недобросовестность связывается со злоупотреблением лицом своим субъективным процессуальным правом.

Добросовестное правомерное поведение по отстаиванию своих действительно нарушенных субъективных прав путем обращений к судебной защите всегда необходимо отграничивать от недобросовестного процессуального поведения. Так, в печати рассказывается о владивостокском пенсионере О.Е. Кобзаре, на счету которого "десяток выигранных судебных процессов - у жилищно-коммунальных органов, администраций за незаконное увольнение, у энергетиков за незаконно начисленную плату, у АО "Формация" за бракованные билеты, у почты, возвратившей деньги за подписку с компенсацией морального вреда", которые "говорят о знании законов, своих прав и умении ими пользоваться".*(64) Газета пишет, что "когда Олега Евгеньевича спрашивают, не надоело ли ему судиться, он соглашается, что дело это хлопотное и долгое. Но игра стоит свеч, ну, говорит, не защитит никто простого человека, если он сам этого не сделает: "И правду искать можно, у меня же это получается".*(65) Описанное поведение нельзя рассматривать как проявление сутяжничества; наоборот, оно должно восприниматься как социально оправданное и поощряемое.

 

---

Дата добавления: 2019-11-16; просмотров: 653; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!