Снисходительность к другому и к самому себе
Увы, окружающие нас люди, родственники, коллеги, случайные встречные, дарят нам не только радости и удовольствия, но нередко вызывают своими поступками огорчения, досаду, раздражение. Обычно в таких случаях рекомендуют не высказывать прямо и резко свою отрицательную реакцию, но проявлять сдержанность. Стараться найти извинительные причины чужих раздражающих поступков и, как теперь говорят, «понять и простить». Впрочем, я уже писал о том, что простить значит «забыть о совершенном другим плохом поступке». Однако зачем же впадать в крайность? Может быть, не совсем забыть, но «не осуждать слишком строго»? Для такого поведения есть у нас и прекрасное обозначение – проявить снисходительность .
В русском языке есть целое гнездо словообразовательно связанных слов: снисходить – снисхождение – снисходительный . Очевидно, что во главе стоит глагол снисходить со значением «спускаться сверху вниз». Еще в пушкинские времена употреблялся глагол нисходить в значении «спускаться вниз» (…пастырь нисходит к веселым долинам, где мчится Арагва в тенистых брегах ). Этот же глагол с приставкой с ‑, усиливающей указание на движение сверху вниз (ср. спрыгнуть, свалиться и т. п.), нередко употреблялся в высоком стиле для обозначения воздействия на человека сил высших, небесных, снисходили ОБЫЧНО благодать, вразумление, благословение…
В современном языке снисхождение как отношение к другим людям характеризует обычно поведение «высших» по отношению к «низшим» (по социальному статусу, служебной лестнице, материальному положению и т. п.) и характеризуется либо покровительственным продвижением, либо чаще нестрогим отношением к проступкам. Это поведение оценивается, однако, со стороны «низших» не всегда позитивно, поскольку за ним просматривается некоторое пренебрежение, подчеркивание более низкого положения того, к кому снисходят . Таким образом, в современном прилагательном снисходительный совмещаются два значения. Одно – «отсутствие строгости, требовательности, взыскательности» и второе – «проявление высокомерия, желание подчеркнуть более низкое место другого человека». Такая противоречивость значений совершенно естественна. В ней отражается естественное желание каждого человека, с одной стороны, получить для себя разнообразные поблажки, льготы, скидки, преимущества, допущения, безнаказанность… А с другой стороны, столь же естественно желание всякого человека, чтобы с ним обращались как с достойным и равным, а не как с личностью, для которой заранее установлены пониженные требования в уверенности, что только таким она и может соответствовать.
|
|
|
Впрочем, «понижение требовательности» может быть рассмотрено и не только в отношениях одного человека к другому человеку, но и в рамках тех требований, которые каждый человек (группа людей) предъявляет к себе сам в процессе самооценки. И здесь мы очень часто встречаемся с проявлением снисходительности . Признавая ошибочность своих поступков, несовершенства выполненной нами работы, неправоту в своем отношении к другим людям и т. п., мы обычно ищем себе оправдания. Вспоминаем о тяжелых событиях в собственной жизни, ссылаемся на мелкие обстоятельства, повлекшие серьезные последствия, короче, ищем для себя снисхождения. Как со стороны других людей, так и у собственной совести, уже не думая о том, что проявление снисхождения сопряжено и с определенным унижением.
|
|
|
Более того. Явная или завуалированная просьба виноватого о снисхождении , адресованная самому себе или другим людям, как кажется, исключает искреннее покаяние, а следовательно, и готовность к ответу и настоящему исправлению. К сожалению, представители власти дают нам множество примеров снисходительного отношения к собственным, мягко говоря, ошибкам. Признавшие сталинский террор в отношении собственного народа коммунисты делают все, чтобы всячески преуменьшить размах этого террора, продолжать секретить злодеяния Сталина и его подручных, препятствовать увековечению имен невинных жертв, многие из которых – гордость нации. Не менее снисходительны к себе, например, и отцы приватизации, на словах признающие ее бесчестность, но, снисходительно оценивая свою роль в совершившемся грабеже, ничего конкретного даже и не пытающиеся предложить, чтобы хоть в какой‑то форме поправить положение, заставив грабителей поделиться с ограбленными.
|
|
|
К сожалению, у нас нет слова для обозначения человека (группы людей), признавшего свои ошибки, проступки, грехи, но относящегося к ним снисходительно. Имеющиеся в русском языке слова ханжа и лицемер , называющие человека, чьи неблагородные поступки полностью расходятся с проповедуемыми им самим божественными идеалами благородства и добродетели, обозначают несколько иное. Они не отражают именно рассмотренную выше ситуацию словесного признания своей неправоты с более или менее активным требованием снисходительного отношения к такому поведению. И это куда более изощренная тактика обмана, чем поведение ханжи или лицемера!
|
|
|
Зато в русском языке много крылатых выражений, противопоставляющих снисходительность к себе и требовательность к другим. От евангельского в чужом глазу соринку видит, а в своем – бревна не замечает , до призыва Александра Твардовского сурово спрашивать с себя – с других не так сурово.
Заяц в партере
Сегодня мы встанем на позицию пишущего или говорящего – когда есть некоторая реальность и требуется найти для ее обозначения наиболее подходящие слова.
Знакомая, наверное, каждому картина. Одновременно с третьим звонком в зрительный зал театра входит пара и устремляется к первым рядам партера. Но там, оказывается, все места заняты. Пришедшие начинают выяснять, совпадают ли места в их билетах с нумерацией рядов и кресел, и в конце концов другая пара поднимается и освобождает эти места. Малоприятный эпизод и для пришедших, и для ушедших, и для их соседей. А кто виноват? Конечно, первая мысль – обвинять тех, кто является на представление в последнюю минуту. Мол, приходить надо заранее. Но наши герои все же не опоздали: ведь их же пропустили в зрительный зал! Я думаю, что не правы те, кто занимает места, на которые у них нет билетов, в надежде на то, что эти места так и останутся незанятыми.
Однако как назвать этих людей? Если что‑то подобное происходит на транспорте, то перед нами – безбилетники, или зайцы . Но оба эти слова к нашей ситуации не подходят: ведь какие‑то билеты у сидящих не на своих местах были, и уж кем‑кем, а зайцами их никак не назовешь. Мне кажется, в русском языке просто нет слова для обозначения таких людей и таких ситуаций. И если я ошибаюсь, может быть, читатели знают (или придумают) соответствующие слова?
Нередко отсутствие исконных русских слов восполняется за счет заимствований из других, прежде всего европейских, языков. Однако описанная ситуация с англичанином, французом или немцем, например, практически маловероятна, чем и объясняется отсутствие соответствующих слов в этих языках. Значит, приходится надеяться на собственное языковое творчество. А его результаты представлены, пожалуй, лишь в слове самозахват . Оно не фиксируется большинством словарей литературного языка и явно неприменимо к нашей ситуации, поскольку употребляется обычно лишь в отношении земли и строений. Может быть, стоит задуматься о том, почему соответствующее слово отсутствует в русском языке.
Осмелюсь предположить, что такое отсутствие отражает определенный взгляд на мир. Согласно ему совершенно естественно воспользоваться тем, что никому не нужно, а тебе – нужно позарез (причем даже в случае, если это тебе не принадлежит). Вопрос спорный, насколько нравствен и эффективен такой взгляд на мир. Тем более на современный мир, в котором уничтожаются непроданные запасы продуктов и простаивают пустыми выстроенные дома, в то время как миллионы людей голодают и не имеют крыши над головой. Однако в любом случае такое отсутствие слова значимо, поскольку, видимо, оно отражает взгляд носителей русского языка на собственность. Чужую, свою и общую.
Кажется, нет у нас и слова, четко разделяющего объекты (такие, например, как участок, поле, огород, лес, дом, дача, квартира, баня и т. п.) на те, которые удовлетворяют собственные потребности, и те, которые используются для получения дохода. Кроме разве что явно устаревшего словосочетания доходный дом . Подобные наблюдения позволили бы полнее ответить на вопросы, кто мы и какие. А следовательно, в конце концов помочь лучше обустроить нашу жизнь. Не только языковую, но и экономическую.
Любой ценой
Словосочетание любой ценой означает, что некоторая цель, обычно высокая и нравственная, должна быть достигнута непременно и независимо от того, сколь большая плата за это потребуется. Само это словосочетание обладает положительными ассоциациями, связываясь с волей и мужеством, последовательностью и стойкостью.
Между тем в обычной, повседневной жизни гораздо чаще встречаются ситуации, когда поведение людей определяется именно ценой, которую требуется заплатить за то, что они желают приобрести или, наоборот, сохранить. Как же отражается в русском языке это противопоставление?
Слово цена в русском языке имеет два основных значения. Одно – сугубо материальное, и выражается оно обычно в деньгах, точнее, в конкретных денежных единицах, рублях и копейках, долларах и центах, фунтах и пенсах… Другое – не поддается строгой формализации, поскольку существует в виде человеческих усилий, физических и интеллектуальных. Цена во втором значении может включать еще и моральные «расходы», от бессонных ночей до потери добрых отношений с другими людьми, включая чувство недовольства собой и еще многое такое, что может сделать даже богача и победителя глубоко несчастным человеком.
При этом в русском языке существует немало средств для выражения именно второго значения в степени, крайне превышающей норму. Это и во что бы то ни стало , и мы за ценой не постоим , и до последней капли крови , и не щадя самой жизни … Во всех этих русских словосочетаниях – верховенство идейных жизненных принципов и готовность отстаивать их любой ценой (во втором значении). Добавлю, что человеческая жизнь занимает в этой иерархии подчиненное положение.
А как же быть с первым значением слова цена , соседями которого будут купить, дорого, дешево, этих денег (не) стоит, за любую цену (не любой ценой!). Погруженное в бытовую рыночную повседневность, это значение если и окружено какими‑либо ассоциациями, то скорее отрицательными. Их несут такие, например, слова, как экономить, скупой, скряга, жадничать. Цена, плата, тратить в соединении с «меньше нормы» – это по‑русски обычно «плохо». У нас хорошее может быть либо даровым, как в сказках, либо только дорогим. Мелочные расчеты при желании выгодно продать или дешево купить у нас никак не сопрягаются с человеческими добродетелями. В русском языке совсем не приживается максима Бенджамина Франклина «Пенс сэкономленный – это тот же самый пенс, что и пенс заработанный». Да и суворовская наука побеждать «не числом, а уменьем» тоже не среди наших главных ориентиров. Легко расстающийся с имуществом может быть и симпатичным нам: тогда он щедрый . А для экономного, бережливого и нам симпатичного едва ли найдется соответствующее слово. И расчетливым быть тоже не слишком хорошо. Можно, конечно, быть рачительным , но это слово и его производные рачитель, рачение малоупотребительны. А кроме того, они обозначают не столько «разумную бережливость», сколько «старательность и усердие». Михайло Ломоносов призывал своих младших современников «раченьем вашим показать, что может собственных Платонов и быстрых разумом Невтонов российская земля рождать».
А жизнь, не спрашивая нашей оценки, хорошо это или плохо, требует умения ресурсы именно экономить, а деньги – рационально тратить, эффективно вкладывать, разумно брать и давать в долг. Именно к этому призывал довольно неуклюжий по форме, но содержательно правильный и полезный советский лозунг «Экономика должна быть экономной».
Умение рационально использовать любые материальные ценности и положительное отношение к тем, кто это умение уже приобрел, – одно из непременных условий материального процветания Отечества. Однако отсутствие в языке соответствующих слов будет постоянно мешать росту материального благополучия. Как объяснить эту зависимость в разнообразных инстанциях, числящихся ответственными за русский язык?
Когда действительно нет слов
Язык следует непременно обогащать новыми словами с тем, чтобы ни одно явление, признак, состояние, событие не оставались неназванными. Причем весьма желательно, чтобы эти названия коррелировали с современными научными представлениями о мире.
В русском литературном языке слов для обозначения этих новых понятий и категорий недостаточно. Это очень печально. По подсчетам некоторых исследователей, в современном английском литературном языке около 400 тысяч слов, в немецком – 250 тысяч, в русском же около 150 тысяч. И хотя методика таких подсчетов – дело не бесспорное, очевидно, что темпы словарного обогащения русского языка в последние десятилетия сильно замедлились.
Язык непременно должен пополняться новыми словами. И речь идет вовсе не о галошах и мокроступах . А вот появилось, скажем, новое явление и как его назвать? Приведу, на мой взгляд, один яркий пример: это слово образованщина , которое придумал Александр Исаевич Солженицын. Знаменитое, совершенно замечательное слово, поскольку с его помощью удалось противопоставить людей, которые занимают вроде бы «интеллигентные» должности и отягощены документом о высшем образовании, но на самом деле не обременены ни знаниями, ни моральными качествами, связанными с ответственностью за свою деятельность и за судьбу Родины. Вот это противопоставление истинного и похожего Солженицыным блестяще было реализовано, когда он придумал это слово. Нужное нам слово? Нужное. А вот другой пример, из личного педагогического опыта. Я часто встречаю студентов, которые озабочены только тем, чтобы получить соответствующие отметки в зачетных книжках, больше их ничего не интересует. Как их назвать? Нет такого слова в русском языке, и очень жаль. Есть отличник, троечник, забрила, ботаник , даже хорошист, а вот именно того, которое мне нужно, нет. Один мой коллега упрекает меня в том, что я сам не проявляю креативности и не предлагаю собственное именование. Этот мой критик предлагает слово отбыватель. Думаю, что это неплохое предложение (ср. отбывать срок, отбывать наказание ), поскольку предполагает в таком учащемся лишь желание «провести время в бездействии». Однако от «придумывания» слова до его вхождения в живое употребление – дистанция огромного размера. Судьба рожденного всегда не предсказуема.
Например, прекрасное слово пофигизм ! Оно обозначает наплевательское, равнодушное отношение ко всему, причем не просто равнодушное, а демонстративно, подчеркнуто равнодушное, что не одно и то же. Или вот появилось недавно замечательное слово откат . Вообще хочу сказать, что сфера злоупотребления своим положением, сфера, связанная со взяточничеством, с языковой точки зрения абсолютно не разработана: только взятки, вымогательство да подкуп – и все, больше ничего нет. А на самом деле эта вещь гораздо более тонкая. А раз тонкая, значит, она нуждается в номинациях, и они должны откуда‑то произрасти. В первую очередь, конечно, от народа‑языкотворца. Нам нужна более тонкая словесная дифференциация касательно процесса мздоимства и взяточничества в мелких и особо крупных размерах. А ученые должны взвесить, посмотреть и более или менее оперативно внести это в состав слов литературного языка.
А у нас по‑прежнему одним из главных словарей является великая работа Даля – совершенно замечательная книга, которая может вызвать лишь благоговейное отношение. Но ведь это же середина XIX века: почти 200 лет прошло с тех пор и изменились не только материальные условия жизни нашего общества (я имею в виду те же галоши, дровни, керогазы и прочее), но и наше представление о мире, о людях. Это же должно пополняться! Язык – живая структура, «живой, как жизнь». В свое время Корней Иванович Чуковский высказался в пользу того, чтобы в литературном языке было закреплено слово показуха , потому что оно точно отражало весьма распространенное и бытующее по сей день явление. Мы нуждаемся в словах, которые бы обозначали все то, что нас окружает, а не втискивали бы в прокрустово ложе старых клишированных формул все многообразие жизни, которое мы наблюдаем. А у нас в школьном курсе нет таких заданий: вот такая‑то ситуация; назовите, объясните, выберите слова, объясните свой выбор – почему одно, а не другое; чем одно лучше другого или хуже; как вы будете изъясняться, рассказывая об этом эпизоде своим родителям или составляя, допустим, милицейский протокол. Все это просто отсутствует.
Известный российский биолог, академик РАН, профессор МГУ Владимир Петрович Скулачев утверждает, что ученый, обнаруживший какое‑то новое явление, обязательно должен это явление назвать. Отделив его таким образом от других уже известных. По мнению Скулачева, без этого этапа «называния» движение научной мысли абсолютно невозможно. То же самое относится и к социальным явлениям. Трудно рассчитывать на их глубокую оценку со стороны общества, если эти явления не имеют четкого именования и всякий раз требуют длинных многословных объяснений.
В XIX веке людей эффективно обогащала важными представлениями о жизни русская литература. Ноздрев и Обломов, Печорин и Скалозуб для говорящих по‑русски – не просто фамилии литературных персонажей. Они стали точными обозначениями беспардонного поведения и лени в решении бытовых вопросов, отсутствия жизненных целей у незаурядного человека и самодовольного солдафона.
Особое место среди таких «жизненных картин» и их именований занимают басни Ивана Андреевича Крылова. Свинья, подрывающая корни дуба, дающего ей желуди, обозначает «самоуверенное опасное невежество».
Очевидно, что описанная в басне ситуация очень похожа на ту, которая характеризует многие явления современной жизни. Например, борьбу с коррупцией, требование соблюдать экологическое законодательство или предотвращать насилие в семье. Во всех этих случаях словесное обличение соответствующих зол значительно превышает реальные эффективные действия. Следовательно, необходимо как‑то назвать саму такую ситуацию.
В 90‑х годах прошлого века для этого было придумано слово васькизм . На его авторство претендуют академик‑экономист Леонид Абалкин, поэт Евгений Евтушенко и писатель Сергей Есин. Каждый из них таким образом откликнулся на необходимость обозначить положение дел, при котором «имеющий власть, а следовательно, и право, и обязанность прекратить безобразие, много и громко говорит о недопустимости этих безобразий, а реальных действий для их прекращения не принимает». Очевидно, что говорящие по‑русски очень нуждаются в кратком и точном обозначении такого весьма распространенного явления.
К сожалению, опыт решения этой задачи оказался неудачным. Слово васькизм в русском языке не приживается: многие или вообще не понимают его значения, или ошибочно связывают с просторечным вась‑вась – «неофициальные, дружеские, доверительные отношения в бытовой сфере». Неудача со словом васькизм не отменяет самой задачи – найти соответствующее именование для ситуации. Для каждого из ее участников – обнаглевшего преступника и неадекватного стража порядка. Было бы хорошо иметь также возможность кратко и точно назвать также и причины их действий. До тех пор пока у нас не будет соответствующих кратких и точных именований, трудно будет бороться и с самими явлениями, и с их участниками.
Хотя в обозначении элементов обсуждаемой сферы есть новые удачные находки. Например, телефонное право или прикормленные чиновники (полицейские и т. п.). Однако этого очень мало. Особенно в сравнении с тем обогащением русского литературного языка, которое происходило в конце XVIII – первой половине XIX века.
Заключение
Дата добавления: 2019-09-13; просмотров: 190; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!