Обстоятельства, благоприятствовавшие возвышению Куско
Реконструкция этно-языковой истории Центральных Анд накануне инкского завоевания помогает лучше понять, почему правители Куско смогли выступить в роли создателей империи. Опыт показывает, что узко национальная идеология - ненадежная основа для наднациональных объединений, ибо здесь нужны политические символы, приемлемые для разных народов. Еще до начала великих завоеваний инки вступили на путь создания особой элитарной субкультуры. Для этого они своим вполне рядовым этническим традициям придали новые статус и форму. Из независимой племенной группы инки превратились в совокупность аристократических родов, господствующих над разноязычным населением долины Куско и до определенной степени представляющих его интересы. Признавая власть Куско, индейцы Центральных Анд подчинялись некоторой качественно новой, этнически почти нейтральной силе, без предубеждения относившейся к противникам и сравнительно безразличной к их культурным особенностям. В этом, видимо, и состояла пресловутая справедливость инков, подчеркиваемая отдельными хронистами. Привыкшие издавна жить в обстановке своего рода «этнического плюрализма», инки прилежно оберегали замкнутый мир собственной общины и в то же время умели достичь соглашения с самыми разными противниками. Выгоды, которые сулило местной знати сотрудничество с инками, неоднократно склоняли ее к добровольному подчинению.
|
|
|
Наиболее ожесточенной оказалась схватка инков с вторгнувшимися с запада чанка. Враг был отброшен, а затем частью истреблен, частью вытеснен со своей земли. Эти события, относимые к 1438 году, и положили начало эпохе завоеваний. Если бы инки дальше действовали только такими же методами, их ожидала бы, скорее всего, неудача. Однако следующие походы уже велись с целью не столько полностью сокрушить, сколько подчинить противника и ознаменовались переходом от грабежа к упорядоченной эксплуатации покоренных земель.
Судя по хроникам, в частности по словам одного из самых ранних, авторитетных и добросовестных авторов Педро де Сьеса де Леона, инки вполне сознательно играли на стремлении уставших от войн обитателей Анд к миру и порядку. Индейские информаторы Сьеса де Леона всячески подчеркивали, в каком безобразном положении находилась их страна столетием раньше. Нравы были жестоки, пороки цвели пышным цветом, шла война всех против всех. В этой картине несомненно сгущены краски, однако в главном она подтверждается материалами археологии. Поселения «позднего промежуточного периода» теснятся к вершинам гор, что имело единственное преимущество - удобство обороны. В истории древнего Перу периоды усиления военной активности случались и раньше. Один из них приходится на последние века до нашей эры, когда жизнь также стала неспокойной. Судя по находкам обглоданных человеческих костей в культурном слое поселений, в некоторых районах в те времена даже практиковалось людоедство (для прединкского периода археологических подтверждений каннибализма нет, а соответствующие указания в отдельных хрониках все, по-видимому, относятся к Эквадору и другим окраинным областям). Ожесточенные столкновения в ходе крупных передвижений племен происходили и на рубеже II и I тысячелетий до н. э. Археология свидетельствует, однако, что на протяжении нескольких веков, предшествовавших возвышению Куско, строительство крепостей и бегство населения в горные убежища достигли небывалого прежде размаха. Страна явно устала от нескончаемых войн и готова была подчиниться любой силе, способной установить мир. Для образования империи созрели, таким образом, подходящие условия.
|
|
|
Однако всех благоприятных политических обстоятельств оказалось бы недостаточно, если бы к началу инкской экспансии не сложилась хозяйственная база огромного государства. Нет ничего столь дорогостоящего, как империя, поэтому в Центральных Андах она смогла возникнуть лишь на основе блестящих достижений предшествующих эпох, при редкостном сочетании природных богатств, ставших доступными здесь людям каменного и бронзового века.
|
|
|
Глава II. На пути к империи
«Энергия и структура» Ричарда Адамса
Понятие «исторического прогресса», столь популярное в начале нашего века, оказалось в значительной степени дискредитировано к его концу. Опыт человечества за это время успел включить и практику нацизма, и сталинский геноцид, и угрозу экологической катастрофы в планетарном масштабе. Однако все, видимо, согласятся, что два фактора, описывающих состояние общества, все же обнаруживают явную тенденцию развиваться по восходящей. Во-первых, это технология, и прежде всего, способность людей использовать для собственных нужд все более значительные и все менее доступные источники энергии. Во-вторых, сложность политического устройства. Если не всегда из века в век, то по крайней мере от одного тысячелетия к другому возрастало обилие связей между людьми и коллективами, множилось разнообразие социальных позиций, источники и формы влияния одних людей на других, росли предельные размеры организованных коллективов. От мелких общин из нескольких десятков человек каждая, вступавших в регулярные контакты лишь с близкими соседями, - к мировому сообществу государств, меж- и надгосударственных организаций - вот пройденный человечеством за десять последних тысячелетий путь.
|
|
|
Технология и политика взаимосвязаны. Одна из самых успешных попыток описать их взаимодействие была предпринята в начале 70-х годов профессором социальной антропологии Техасского университета Р. Н. Адамсом. У нас его труды пока мало известны. Одним из первых обратил на них внимание Л. Е. Куббель. Оценив заслуги американского исследователя, его советский коллега все же не преминул подчеркнуть, что Адаме пытается «все объяснить и обосновать чисто технологическими причинами», упрощая «реальную сложность исторической эволюции». (Куббель, 1988. С. 17; Adams, 1975.)
Подобный упрек не вполне справедлив, хотя и понятен. Авторы, признававшие возможность и неизбежность коренных изменений в обществе и утверждения нового социального строя, естественно, стремились обнаружить революционную смену формаций также и в прошлом. Поскольку предполагаемые рубежи между формациями ознаменовывались не столько существенными сдвигами в развитии производительных сил, сколько изменением производственных отношений, именно эти отношения, а точнее - зачастую весьма произвольно выбранные их особенности, и оказались в центре внимания историков-марксистов. Два-три десятилетия назад вопрос о формационной принадлежности перуанского и сходных с ним древних обществ и об их хронологических границах тоже довольно горячо обсуждался. Подобные дискуссии оказались не слишком плодотворны, а порой заводили в откровенный схоластический тупик. Утверждения типа «феодальный общественно-экономический строй был несомненно большим шагом вперед по сравнению с молодым и неокрепшим рабовладельческим строем инкского государства» (Зубрицкий, 1979. С. 108.) не требуют сегодня пространных комментариев.
При традиционном марксистском подходе общества с догосударственным уровнем организации (первобытнообщинные) настолько же резко противопоставлялись классовым, насколько классовые - коммунистическому. Соответственно для описания тех и других требовались совершенно разные терминологические словари. Подобно тому как московский коллега нью-йоркского мусорщика именовался не иначе как работником треста очистки, точно так же первобытная община становилась сельской, протогород настоящим городом, а потестарные отношения (т. е. отношения по поводу власти в традиционном обществе без четких классовых делений) - политическими в зависимости от того, признавал ли историк за каким-либо древним объединением статус государства или нет.
Самоочевидно, что и община, и город, и отношения господства-подчинения меняли свой характер от эпохи к эпохе, но происходило это чаще всего весьма постепенно, скорее эволюционным, чем революционным путем. И если изучение одних исторических проблем определенно требует акцентирования различий, то есть и такие, где особенно важно не оставить незамеченным сходство. Примером служит хотя бы проведенное английским археологом Р. Флэтчером исследование хода урбанизации в эпоху первичных государств и в новейшее время. Оно обнаружило структурное сходство этих процессов и выявило тем самым закономерности такого высокого порядка, по отношению к которым известные ранее причинно-следственные механизмы оказываются всего лишь частными случаями. (Fletcher, 1986.)
Ричард Адамс, основываясь прежде всего на работах своих американских предшественников, начиная с Лесли Уайта, предложил понятийный аппарат, отвлеченный от реалий конкретного общества и годный для описания социальных процессов любого масштаба. Характеристики социального макромира американский ученый выводит из законов взаимодействия своего рода «элементарных частиц», составляющих любое общество, т. е. отдельных людей и коллективов, поставленных в известные условия. В применении к конкретным событиям подобная теория, конечно же, недостаточна для их всестороннего объяснения. Однако Адамс и не претендует на создание историософской концепции - типа тех, которые предлагают теория исторического материализма или христианские вероучения. Речь идет лишь об уточнении политических и технологических рамок человеческой деятельности, т. е. необходимых параметров, без знания которых историк и культуролог не в состоянии судить о достижениях отдельных обществ.
Согласно Адамсу, масштабы власти одного человека (или коллектива) над другими обусловлены тем, насколько первый контролирует (т. е. способен ими распорядиться практически) элементы окружающей среды, представляющие для остальных интерес. Человек как существо биологическое непосредственно зависит в своей жизни от внешнего притока энергии и веществ, необходимых для функционирования и обновления организма: Кроме того, как существо социальное, индивид не может обойтись без постоянных и разнообразных контактов с окружающими людьми. Соответственно возможность человека воздействовать на других, т. е. власть, которой он обладает, зависит от множества обстоятельств и факторов: от положения человека в административной или иной социальной структуре, от его знаний, навыков, владения орудиями и механизмами, вообще от любых небезразличных для окружающих физических и духовных качеств. Каждый человек, находясь в системе социальных отношений, имеет какую-то власть. Так, хотя древнеперуанский вождь и распоряжался судьбой работавшего в его хозяйстве ремесленника, последний тоже обладал известным влиянием на вождя, раз тот был заинтересован в золотых украшениях, для производства которых требовался труд специалиста. Власть в подобном социологическом смысле кончается, однако там, где человек относится к другому как к неразумному существу, к простому элементу внешней среды. Поэтому террорист, захвативший заложников, лишь использует их, стремясь повлиять на поведение третьих лиц; с самими жертвами он ни в какие человеческие отношения не вступает.
Пределы власти раздвигаются по мере увеличения контролируемого людьми потока энергии и вещества, но сама власть лежит в сфере не технологии, а культуры, имеет не физическую, а социально-психологическую природу. Люди передают свою власть другим путем простого волеизъявления. Эта передача власти - снизу вверх и сверху вниз по общественной лестнице, ее концентрация в руках одного лица или рассредоточение среди многих обеспечивает возможность появления сложно организованных коллективов, в том числе и государства.
Коллективы складываются для решения общих задач. В простейшем, наименее сплоченном коллективе каждый его член наделен лишь своей независимой властью. Хотя люди здесь и преследуют единые цели, они, однако, взаимно не координируют свои действия. Не осознающую себя как целое общность из независимых индивидуумов или бс5дее мелких коллективов, связанных одной лишь «общей адаптацией», Адамс называет агрегатной (т. е. не имеющей своей выраженной структуры). Такова совокупность больных в поликлинике или пассажиров в аэропорту. В эпоху первобытности агрегатные общности складывались в рамках больших природно-ландшафтных областей, одной из которых и была центрально- и южноандская. Населявшие в IV тыс. до н. э. эту обширную зону мелкие независимые общины охотников, собирателей и примитивных земледельцев мало знали друг о друге, хотя и решали сходные хозяйственные задачи. Обитатели областей с отличными от андских условиями, например индейцы лесов Амазонии, осваивали свою природную среду иным образом и составляли особые общности. Границы между общностями такого рода, разумеется, нечетки, едва намечены.
Первый шаг на пути интеграции коллектива - пробуждение его самосознания, т. е. осознания культурной близости и общности интересов. Индейцы обычно отличают пусть и враждебные, но сходные с ними по культуре племена от тех, чей образ жизни им совершенно чужд. Инки именовали обитателей лесов на восточных и южных границах государства «аука», т. е. «враги», «дикари». Сходные названия для чужаков, скорее всего, появились задолго до возникновения империи.
Следующая ступень к объединению - начало согласованных действий между членами общества, что предполагает передачу доли власти от одних людей и коллективов другим. На такой передаче основана любая неформальная группа, любой круг единомышленников. Это есть и наиболее ранняя мыслимая в человеческой истории ступень интеграции маленького коллектива. Предполагать существование еще более аморфной и примитивной формы общежития типа «первобытного стада» нет оснований. Классический пример общности, сплоченной лишь единством целей, самосознанием и символическим обменом ценностями, - совокупность общин, образующих первобытный этнос, или племя, которое еще не имеет вождя.
Дальнейшее развитие приводит к тому, что члены коллектива уполномачивают кого-нибудь одного, взять на себя принятие выгодных всем решений. В общине появляется лидер, вождь. Но сперва это слабый вождь, не обладающий собственной властью. Если соплеменники откажут ему в поддержке, он немедленно лишится всего. У нас немногим лучшее положение занимают сейчас организации с глобальными полномочиями типа ООН или Международного Суда в Гааге. Хороший пример перехода от предыдущей стадии развития к рассматриваемой дает история ацтекского государства. До третьей четверти XIV века городом Теночтитланом управляют собирающиеся на совет старейшины кальпулли (общин). Затем избирается первый тлатоани (правитель), но еще более полувека он играет в основном символическую и представительную роль (The Inca and Aztec states, 1982. P. 53, 66.). Пятый уровень интеграции связан с появлением у лидера своих независимых, хотя поначалу весьма ограниченных источников власти. Племя во главе с вождем, свободным в принятии решений, в этнографии принято именовать вождеством, причем если лидеру подчиняются не только главы мелких общин, но и племенные вожди более низкого ранга, вождество называется сложным. На той же ступени интеграции, но в гораздо более обширных пространственных и демографических рамках находится так называемое территориальное царство - сообщество городов-государств во главе с сильнейшим. Правитель подобного, царства способен покорить силой множество общин, но не в состоянии в дальнейшем вмешиваться во внутренние дела подчиненных центров, ограничиваясь сбором дани и пресечением явных попыток отколоться. Держава Саргона Древнего и государство ацтеков считаются лучшими примерами подобной организации. (Исторические судьбы американских индейцев, 1985. С. 52-64.)
И наконец, завершающая ступень. Теперь центр становится относительно независимой от поддержки «отдельных элементов» общества силой. В формировании социальных структур делегирование власти сверху вниз, от правителя - работникам специализированного управленческого, административного аппарата, становится важнее ее передачи снизу вверх, от рядовых членов общества - функционерам. Именно теперь формируются органы государственного управления, а в крупных государствах - и сложный бюрократический аппарат. Государство, объединившее все население в пределах большой природно-ландшафтной и культурно-хозяйственной области или даже нескольких областей, при этом лишившее подчиненные политические единицы не только независимости, но и реальной автономии, есть империя. Этого уровня в древней Америке достигли только инки.
Где же находят верховные органы управления столь необходимые им независимые источники власти? Во-первых, они обеспечивают себе самостоятельность, создавая своего рода «запас» переданной снизу власти, приобретая тем самым возможность маневра. Здесь и прямая концентрация разнообразных ресурсов, и прежде всего продовольствия (а в наши дни также топлива) на государственных складах, и создание подчиненных правительству профессиональных воинских отрядов, и, не в последнюю очередь, накопление авторитета, кредита доверия, которым пользуется правитель. Чем больше проходит времени между волеизъявлением членов общества и ответными действиями центра, тем труднее бывает определить конечный источник власти. И все же никакой кредит не бессрочен. Если вся сосредоточенная наверху власть образовалась в конечном итоге из тех ее «порций», которыми наделили центр тысячи и миллионы людей, непосредственно контролирующие среду, положение правителя не будет прочным. Он получает солидную опору лишь с появлением такого источника власти, который другим членам данного коллектива вообще недоступен. Монополизируя товарообмен с соседями, личность или группа у руля управления концентрирует в своих руках ценные и престижные изделия и материалы, распределяя их потом по своему усмотрению. Правитель удовлетворяет потребности подчиненных, успешно организуя оборону или агрессию. Не случайно появление новых политических образований от вождеств до империй так часто связано с международной торговлей и войной. Опять-таки хороший пример находим в ацтекской истории. В 1426 г. на трон Теночтитлана восходит Ицкоатль. В это время ацтеки участвуют в разгроме объединения тепанеков, в результате чего большие богатства впервые стекаются в город и оказываются в распоряжении правителя. Это меняет расстановку сил: «покупаемые» главы кальпулли становятся теперь более зависимыми от верховной власти, чем от рядовых общинников, кристаллизуется социально-иерархическая структура общества.
Любой централизованный коллектив, таким образом, есть непременно открытая система (т. е. обменивающаяся энергией с «внешней средой»), в которой руководство черпает часть власти извне, контролируя источники энергии, находящиеся за пределами среды обитания коллектива. Отсюда, кстати, следует оптимистический вывод: глобальная империя, всемирное правительство, лишающее свои «отдельные элементы» независимости и даже автономии, невозможны, ибо вся власть, которой центр в этом случае располагал бы, должна была бы оказаться получена «снизу». Социальные фантасты типа Дж. Оруэлла и А. А. Зиновьева это, кстати, учитывали: в их антиутопиях мир разделен на несколько враждующих тоталитарных государств. Лишь гипотетическая встреча с внеземной цивилизацией может принципиально изменить положение.
Говоря о зависимости жестко централизованных систем от независимых источников власти (т. е. не зависящих от влияния управляемых), важно отметить, что речь здесь идет не только о чисто материальных ресурсах (например, о той же концентрации в руках государства дефицитных зарубежных изделий). «Внешнюю» опору создает и сакрализация государственной власти идеологическими средствами: благодаря этому в сознании подданных она предстает как священная, раз и навсегда данная свыше, не нуждающаяся ни в согласии на нее людей, ни в каком-либо «общественном договоре». Сомнения в ее праве в этих условиях рассматриваются как кощунство, а само благополучное существование народа признается благодеянием государственной власти и ее неоценимой заслугой: так у инков, например, ритуальное руководство земледельческими работами как бы обеспечивало саму возможность получения людьми пропитания.
Не менее важна и возможность психологически обеспечить единство людей, противопоставляя всех членов данной общности неким внешним, чуждым и враждебным силам. Без «образа врага», без имитации «осадного положения», никакая простая, иерархически жестко построенная централизованная система долго не просуществует. Она либо (при редких благоприятных условиях) преобразуется в более сложно организованную, органически целостную, либо попросту распадется, раздирая социальными и этническими конфликтами.
Растущая интеграция - не единственная тенденция в развитии общества. Совершенствование технологии делает формы контроля человека над средой, а следовательно, и источники власти разнообразнее. Появляется все больше независимых «доменов» власти (термин Адамса), высокая позиция в одном из которых вовсе не гарантирует господства в других. Один и тот же человек может быть политическим деятелем и одновременно физиком или же писателем и знатоком бабочек, но в каждой своей ипостаси он создает разные, не связанные непосредственно одна с другой сферы влияния на людей. Общества с обилием независимых доменов власти не только сложнее, но и динамичнее тех, в которых рычаги воздействия одних людей на других однообразны и находятся в руках немногих. Они могут быстрее реагировать на изменения среды, изыскивать новые средства ее использования, новые ресурсы и, следовательно, более конкурентоспособны.
Освоение новых источников энергии и расширение производства само по себе привело в древности не к изменению социальных структур, а всего лишь к росту населения, увеличению его плотности вплоть до того максимума, который был возможен при данном типе хозяйства в данной среде. Впрочем, и в наше время глобальные последствия технологической революции точно такие же. И лишь после того, как много больше, чем раньше, людей оказывалось втянуто в регулярные контакты друг с другом, менялся сам характер контактов: возникала более сложная, нежели прежде, общественная иерархия, формировались более крупные и сложно организованные коллективы с разной степенью централизации. Этнологи и социологи много внимания уделяют изучению факторов, ускоряющих или замедляющих подобный процесс. Однако все эти факторы теряют значение, если оказывается невозможным существенно увеличить поток потребляемой энергии. Уровень развития отдельных обществ в конечном итоге определяется поэтому обширностью известных и доступных ресурсов, т. е. особенностями окружающей среды и развитостью технологии, а также интенсивностью связи и обмена с другими человеческими сообществами.
Дата добавления: 2019-09-13; просмотров: 209; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!