Я сплю. В моем сознании распускаются необыкновенные, неразгаданные, невиданные цветы. Сказочные аленькие цветочки.
Под каждый аккорд плачущей музыки, страдающей от материального бессилия своей нелогической красоты, от невозможности переделать собой мир, созданной словно и не грешным человеком, а самой неизвестной природой или разрывом чьего-то гениально-доброго сердца, под каждый аккорд этой музыки распускается в мозгу талантливый цветок с простыми скромными лепестками…
Гриан понимает, что с ним происходит нечто… необыкновенное! Если только применимо это слово к нему. Он осознает, что между ним и актером на сцене, читающим монолог, человеком, лица которого он даже не видит, установился сам собой… «раппорт»! Телепатогипнотическая связь! Тот, тот на сцене использует Гриана! Он вытягивает из мозга Гриана слова и фразы! И Гриан не в силах, не хочет сопротивляться…
– … Но отчего же так смертельно грустно? Призрачно-невнятно, почти узнаваемо, как это всегда бывает во сне, мелькают женские лица. Они обращены ко мне, всматриваются одним знакомым тоскливым взглядом, полным надежд на невозможное счастье, и исчезают, тают, пропадают навсегда, навсегда, растворяясь в распахнутых полах каких-то серых плащей, в мелькающей паутине желто-черных капроновых чулок, в звонком стуке каких-то коричневых каблучков-шпилек – цок-цок-цок, все дальше и дальше, затухающим эхом подземного перехода – стук-стук-стук…
И я понимаю так пророчески ясно, так отчетливо и мучительно-сердечно, что когда-то не осознал, не сделал, не сказал, не посочувствовал, не заметил, не пожалел. И еще тысячу «не», понятных лишь сейчас, лишь сейчас, лишь сейчас…
|
|
|
Но о чем щемяще-прединфарктно грустить? О давно прошедших бесплотных неизмеримых иллюзиях? Сгорают годы-секунды, тратятся на что-то какие-то деньги, рвутся модные тряпки, изнашивается и выбрасывается какая-то мебель, а что остается? Лишь память о тех наивных молодых бесценных иллюзиях, которые нельзя съесть, поставить в угол или еще как-нибудь потребить, но которые иллюзорны меньше, чем все остальное.
Как когда-то, давным-давно, уже звучавшая в призрачной душе величайшая музыка, так и не записанная прозаическими нотными знаками.
Но разве уже все?! Сейчас, сейчас, подожди! Ты ушла, и ты ушла, и ты, и ты. Как уходят молодость и друзья. Нет, нет, нет! Ты одна во всех и все в тебе! Ни имени, ни лица, ни знакомого жеста, лишь малый намек на бесконечно родное, лишь какая-то общая женская субстанция. И я кричу, молю, плачу – не уходи, не уходи, не уходи!!!
Но тебя давно нет, потому что никогда не было. В самых страстных и близких объятиях ты была не ты, не принадлежала мне, а я был не я, не твой, ничей.
Сжимая милое, горячее, молодое, но такое непрочное, истаивающее эфемерное тело, заслоняясь актом любви от страха смерти, от завывания бесконечной пустоты, от ухода в ничто, пытаясь разъять собственную трагическую оболочку одиночества и проникнуть навсегда в другое, дружеское и любимое н е ч т о, предчувствуя высшей интуицией то ли амебы, то ли Бога, что те, от нас и после нас, будут лучше и величественнее, не загадывая, мы словно творили человечество и будущее.
|
|
|
Кто ты? Глейра? Олжена? Лигрина? Песенная, загадочно-несбыточная Грита-Марита? Или леди Дабл Дилла? Это уже совсем неважно. Ты – женщина! Не уходи!!! Не исчезай!!!
Но никто не слышит. Как будто я уже старик-неведимка в толпе молодых лиц.
Остановись, остановись, остановись! – молю я с какой-то запредельной ясностью и четкостью осознавая, что молю то ли само Время, то ли разумную Вселенную. Я обращаюсь к чему-то бесконечному и вечному в себе, вся масса космоса во мне несуществующем. Нависла надо мной бесформенно, безглазо, равнодушно и умно, словно это я сам стою над извивающимся земляным червяком, которому прищимило хвост, и наблюдаю его непостижимое ничтожество.
Остановись, остановись, остановись Время! – умоляю я. Как горько, обидно и одиноко, и все уже было, и все уже прошло, и все осталось у других!
|
|
|
«Остается смотреть, как живут молодые, остается желать, не желая желать, остается жалеть свои годы былые, остается мечтать, о бессмертье мечтать, остается себя вспоминать…» – читаю никем еще не придуманные строки, слагающиеся из распускающихся прекрасных талантливых аленьких цветов под гениальную музыку, сотворенную чистым воздухом…
Гриан напряженно и пусто всматривается в темноту зала, словно из тысячелетнего анабиоза продираясь сквозь годы, разглядывая что-то дорогое-дорогое, близкое, но непоправимо утерянное или забытое. Гнусная тоска, тяжелее смерти, давит на него, как будто он нечаянно проспал всю жизнь или не может вспомнить то ли имя матери, то ли той девчонки – первой взрослой неповторимой любви-болезни…
Дата добавления: 2019-09-13; просмотров: 146; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!