III . Период собственно старости (через несколько лет после выхода на пенсию и до момента серьезного ухудшения здоровья),

Марина Ермолаева

 

Практическая психология старости

Введение

Проблема исследования психологичес­ких возможностей в старости является не только научно актуальной, но и жизненно значимой, поскольку традиционно старость воспринимают как возраст печали, потерь, тоски и страданий от боли, которая потен­циально таится в теле каждого старого че­ловека. В то же время социальная геронто­логия и геронтопсихология, рассматривая старость как возраст развития, указывают на значительные различия в проявлении ин­дивидуальных признаков старения, не по­зволяющие однозначно установить возрас­тную границу между зрелостью и старос­тью. Сам факт, что стареют все по-разному, указывает на то, что печаль и горе — не единственный удел старости, а угасание — не единственный путь изменения.

Этот возраст отличает особое предназна­чение, специфическая роль в системе жиз­ненного цикла человека: именно старость очерчивает общую перспективу развития личности, обеспечивает связь времен и по­колений. Только с позиции старости можно глубоко понять и объяснить жизнь как це­лое, ее сущность и смысл, ее обязательства перед предшествующими и последующими поколениями.

Важнейшие задачи, стоящие перед ста­ростью, не могли бы получить решение, если бы этот возраст характеризовался только с позиции недостатка, ущербности по срав­нению со зрелостью. В этом смысле на ста­рость можно экстраполировать закон мета­морфозы Л.С. Выготского (15), и тогда ста­рость следует характеризовать не столько угасающими способностями, но, прежде все­го, качественно отличной психикой, по­скольку развитие человека есть цепь каче­ственных изменений.

Старость (в психологии) — это заключи­тельный период человеческой жизни, ус­ловное начало которого связано с отходом человека от непосредственного участия в производительной жизни общества. Хроно­логическое определение границы, отделяю­щей старость от зрелого возраста, не всегда оправдано из-за огромных индивидуальных различий в появлении признаков старения. Эти признаки выражаются в постепенном снижении функциональных возможностей человеческого организма. Однако, помимо прогрессирующего ослабления здоровья, упадка физических сил, старость характе­ризуется собственно психологическими из­менениями, такими, как, например, интел­лектуальный и эмоциональный уход во внут­ренний мир, в переживания, связанные с оценкой и осмыслением прожитой жизни (67).

Как отмечает Д.И. Фельдштейн, именно сейчас ломаются прежние представления о старости. Все очевиднее становятся воз­можности удлинения человеческой жизни, в том числе и за счет внутреннего самораз­вития самого индивида. Более того, деяния пожилого человека могут направляться не

только на передачу опыта, эстафеты в буду­щее. Существует запредельный резерв раз­вития, когда человек, уходя по старости из жизни, оставляет свои мысли, дела незакон­ченными, неостановленными. Это тот резерв, который может и должен быть использован для развития человека на протяжении всей жизненной дистанции. В связи с этим ста­рость как период развития имеет будущее, что активно проявляется в тенденции гу­манного отношения к старости — не в снис­хождении, а в уважении и восхищении (55).

Этот возраст интересен тем, что нет той позиции, с которой можно было бы дать полную и исчерпывающую характеристику старости. Геронтологи считают, что ста­рость в первую очередь — это биологичес­кий феномен, который сопровождается се­рьезными психологическими изменениями. Многие исследователи рассматривают ее как совокупность потерь или утрат — экономи­ческих, социальных, индивидуальных, ко­торые могут означать потерю автономии в этот период жизни. В то же время отмечает­ся, что это своего рода кульминационный момент аккумуляции опыта и знаний, ин­теллекта и личностного потенциала пожи­лых людей, позволяющего приспособиться к возрастным изменениям (28).

Изменения при старении происходят на биологическом уровне, когда организм ста­новится более уязвим, возрастает вероят­ность смерти; на социальном уровне — че­ловек выходит на пенсию, меняется его со­циальный статус, социальные роли, паттерны поведения; наконец, на психологическом,

когда человек осознает происходящие из­менения и приспосабливается к ним. Это дает основание определить старение как ре­зультат ограничения механизмов саморегу­ляции, снижения их потенциальных воз­можностей при первичных изменениях в регулировании генетического аппарата. Та­ким образом, проблема старения — это про­блема гармоничного функционирования биологической системы, которая невозмож­на без соответствующего психологического отслеживания и соответствующей адапта­ции человека в окружающем его социаль­ном пространстве. Старение — это переход в систему новых социальных ролей, а зна­чит, и в новую систему групповых и меж­личностных отношений (28).

В настоящее время интерес к изучению старости, необходимость знаний об этом периоде жизни не вызывает сомнений, од­нако геронтопсихология — это самая моло­дая область современной психологии разви­тия. Возросший интерес психологии к про­блемам старости был обусловлен двумя группами причин. Во-первых, наука стала располагать данными о том, что старость не является процессом тотального угасания. Как отмечал Б.Г. Ананьев, геронтологи при­шли к выводу о том, что в старости, наряду с инволюционными процессами, существу­ют и другие процессы и факторы, противо­стоящие инволюционным силам. Так, ге­ронтология отбросила прежние представления о тотальном и одновременном старении всех жизненных функций и уделяет боль­шое влияние проблеме долголетия (5). На сегодняшний день геронтологи рассматри­вают старость как качественно своеобраз­ную перестройку организма, с сохранением особых приспособительных функций на фоне общего их спада. Более 30 лет назад В.В. Фролькисом была разработана адапта-ционно-регуляторная теория старения, со­гласно которой в позднем возрасте наряду с разрушительными процессами, сокращени­ем адаптивных возможностей организма су­ществуют процессы, направленные на под­держание его высокой жизнеспособности, на увеличение продолжительности жизни, которые были названы витауктом (vita — жизнь, auctum — увеличивать). Витаукт ста­билизирует жизнедеятельность организма, восстанавливает и компенсирует многие изменения, вызванные старением, способ­ствует возникновению новых приспособи­тельных механизмов (57).

В этом контексте большой интерес пред­ставляет теория И.В. Давыдовского, рас­сматривающая старость с позиций адапта­ции (20). Согласно этой теории старость подразумевает ограничение и самоограни­чение жизненных отправлений, т.е. гипобиоз. Но это — приспособительное самоограни­чение, по существу продиктованное жиз­ненным инстинктом самосохранения напо­добие анабиоза. Однако, в отличие от пос­леднего, старость не является сохранением структуры в афункциональном состоянии. Наоборот, старость — это как бы промежу­точное состояние, характеризующееся по­ниженной устойчивостью структур к внеш­ним воздействиям; это необратимое состояние,

невозможность сохранения или восстанов­ления той же функциональной напряжен­ности. Таким образом, И.В. Давыдовский рассматривает старость как специфичес­кую, возрастом обусловленную форму при­способления к внешней среде, как «стес­нённую в своей природе жизнь» (20).

Сравнение или отождествление старости с болезнью на указанной основе является чисто формальным, а по существу невер­ным. «Стеснение» в старости вызвано не болезнью, а особым физиологическим со­стоянием. Формальная общность в ряде со­циальных и функциональных проявлений болезни и старости не делает эти понятия равнозначными. Старость — это сигнал, ре­зультат возрастной инволюции. Болезнь безотносительна к возрасту. Старость неиз­бежна; болезнь не неизбежна, она лишь возможна, часто случайна. Старость необ­ратима и неуклонно прогрессирует; болезнь, в принципе, обратима. Со старостью, как и со смертью, в ее финале человек примиря­ется; с болезнью — никогда (20).

Сущность функциональных сдвигов в старости не сводится просто к количествен­ным показателям, как то: падение окисли­тельных и восстановительных процессов, отражающее падение активности фермен­тов, атрофию органов, снижение мышечной силы, возбудимости и т.д., — старость явля­ется одновременно перестройкой и сомати­ческих, и психоэмоциональных отправлений. Эта перестройка сопровождается выработ­кой принципиально новых адаптационных установок, отвечающих общей возрастной

инволюции организма. Речь идет, следова­тельно, о возникновении качественно но­вых физиологических корреляций, лежащих в основе реактивных, приспособительных и компенсаторных процессов, определяющих взаимосвязи организма и среды.

Новым у старого человека является са­мое содержание понятие гомеостаза. Пере­стройка жизненно важных процессов регу­ляции и адаптации в стареющем организме тесно связана с постепенным, а в ряде слу­чаев и довольно быстрым превращением «открытой» системы в «замкнутую» (20).

Таким образом, первая группа причин, определившая интерес возрастной психоло­гии к изучению старости, исходила из от­крытых геронтологией фактов сопротивле­ния тотальной инволюции в этом возрасте, обусловивших взгляд на старость как на возраст развития.

Вторая группа причин, связанных с ин­тересом к исследованию старости и интен­сивным развитием геронтологии, обуслов­лена социально-экономическими фактора­ми. Один из демографических признаков нашей планеты — это старение ее населе­ния (особенно в высокоразвитых странах мира). Оно определяется многими фактора­ми, основным из которых является отчет­ливая тенденция к сокращению рождаемости в развитых странах. Канули в Лету пред­ставления о возрасте 50—60 лет как о воз­расте старости. Смертность в этом возрасте сегодня, в XX веке, упала по сравнению с концом XVIII века в четыре раза; смерт­ность среди 70-летних в последнее время

уменьшилась вдвое. Для современного че­ловека после выхода на пенсию реальность прожить еще 15—20 лет вполне очевидна (17).

В современном российском обществе имеет место ускоренное по сравнению с про-мышленно развитыми странами Запада ста­рение населения, обусловленное во многом неблагоприятной социально-экономической ситуацией, сложившейся в условиях сис­темного кризиса. В этой ситуации особенно важным становится разработка научных подходов к решению проблем пожилых лю­дей, т.к. проблемы старения, психологичес­кого и социального самочувствия, а также смерти пожилых людей приобретают не столько личностный или семейный, сколь­ко значимый социальный характер, прямо или опосредованно затрагивая интересы всех членов общества, в том числе влияя на реализацию их экономических и социаль­ных интересов (38).

В настоящее время очевидна необходи­мость получения комплексного, объектив­ного знания о пожилых людях, их проблемах и способах решения этих проблем вследст­вие явной недостаточности предметного поля и научного инструментария лишь од­ной области научного знания (социальной геронтологии или геронтологической меди­цины). Системное комплексное исследова­ние проблем старения и старости в ши­рокой перспективе позволит наметить обо­снованные пути оптимизации процесса старения, как отдельного индивида, так и общества в целом, «раздвинуть» рамки ак­тивного трудоспособного возраста, повысить статус пожилых граждан в обществе, сделать жизнедеятельность пожилого чело­века благополучной, активной и полноцен­ной, предоставить ему возможности не только для достаточно долгой жизни, но и для даль­нейшего раскрытия собственного потенциа­ла и самореализации в этом возрасте (38).

Эти факторы обусловили выделение и интенсивное развитие в рамках общей ге­ронтологии (комплексной науки о старе­нии и старости) социальной геронтологии, рассматривающей феномен старения и ста­рости человека применительно к измене­нию его социальной позиции, его места в социальной структуре общества, способ­ности и характера взаимодействия с послед­ним. Именно здесь формируются наиболее острые ситуации и проблемы. На сегод­няшний день психология старости и старе­ния развивается как основная составляю­щая социальной геронтологии (28).

Очень важные открытия в этой области были сделаны американскими специалис­тами. На основе многолетних лонгитюдных исследований они показали, что старость — это взаимодействие многих биологических, психологических и социальных процессов, и это оказывает множественный эффект на развитие. В то время когда активность одних функций ухудшается, в других функциях могут иметь место процессы развития и компенсации (72, 126). Более того, может иметь место различие в объеме интра- и ин­териндивидуальных различий. Интраиндивидуальные различия означают, что человек может обнаружить стабильность какой-либо одной способности и снижение других. Интериндивидуальные различия относятся к вариациям среди людей в уровне и време­ни изменений. Это означает, что старость не является универсальным примером гло­бального снижения функционирования (гло­бального упадка).

Существует два подхода к проблеме воз­растного развития: первый выдвигал гипо­тезу о потенциале для последующего разви­тия в поздних возрастах; второй — гипотезу о потенциале для компенсации (70). Разви­тие способностей в поздних возрастах было продемонстрировано во многих исследова­ниях. Как мы видим, результаты этих ис­следований предполагают относительную пластичность интеллектуальных процессов в поздних возрастах.

Соответственно отличается способность старых людей компенсировать относитель­ное снижение способностей. П. Балтес ус­тановил, что старые люди способны под­держивать эффективность выполнения на определенном уровне вопреки некоторому снижению некоторых когнитивных способ­ностей, участвующих в выполнении дея­тельности. Это обеспечивается за счет под­ключения других когнитивных ресурсов и способностей, не затронутых процессом ста­рения. Балтес назвал этот процесс «селек­тивной оптимизацией с компенсацией» (70).

Возрастные изменения, старение чело­века — это реальный, но чрезвычайно слож­ный, стоящий перед обществом, человеком, наукой комплекс важных проблем. Это про­блема личности, нравственности, это проблема кадровой динамики, профессионализ­ма и преемственности поколений, это про­блема индивида и общества. И не случайно возраст взрослого человека, старение стали предметом изучения многих научных дис­циплин: социологии, этнографии, геронто­логии, медицины, психологии и др. Психо­логии в этом плане отводится особое место — изучить самого человека во всей сложности его взаимоотношений в обществе, измене­ние его состояния, взглядов и факторы, влияющие на старение и на отношение об­щества к этому явлению, того общества, ко­торое само становится «миром старых лю­дей». Знание обществом специфики проте­кания процесса старения, возможностей профессиональной деятельности, степени и характера включенности пожилых людей в общественные отношения, уровня их адапта­ции к изменяющемуся своему состоянию, положению и месту в обществе чрезвычай­но важно для обеспечения более легкого приспособления людей позднего возраста к своим возрастным изменениям, к возрасту «социальных потерь», поиска новых воз­можностей.

Современные представления геронтоло­гии базируются на следующих положениях:

• старение и старость являются закономерным процессом возрастных изменений, происходящих в ходе онтогенетического развития на всех уровнях жизнедеятельности;

• старение клеток, органов, функциональных систем и психических процессов

происходит неравномерно. Закон гетерохронности развития и инволюции универсален и действует как на межлич­ностном, так и на внутриличностном уровне. Межличностная гетерохронность выражается в том, что индивиды созре­вают и развиваются неравномерно, а разные аспекты и критерии зрелости имеют для них неодинаковое значение. Внутриличностная гетерохронность вы­ражается в несогласованности сроков биологического, социального и психи­ческого развития.

• процесс старения сопровождается ос­лаблением гомеостатических процессов и одновременно приспособлением всех систем организма к новому уровню жиз­недеятельности (28).

Психология пожилого возраста в целом разработана недостаточно (в психологии раз­вития 90% занимает психология детей). Меж­ду тем этот период — значимый этап онто­генеза человека, и без его обстоятельного исследования невозможно построение кон­цепции психического развития и, соответ­ственно, формирование образа «позитивно­го старения». Важность изучения и разра­ботки психологии старения как главной составляющей социальной геронтологии очевидна. Но кроме психологических воз­никает много еще не решенных проблем, в том числе в сфере теоретических объясне­ний, методологических подходов. Нарабо­танные в этом плане научные данные, схе-4 \м "1А.ъ -±

мы, концепции в зарубежной науке, безус­ловно, представляют большой интерес, но автоматическое перенесение их в наши ис­следования не дает полноценных результа­тов в связи с особенностями социальной ситуации в России (28).

Очень сложной является проблема вы­деления границ старости. Границы между периодом зрелости и началом старости труд­ноуловимы. Один из основоположников отечественной геронтологии — И.В. Давы­довский — категорически заявлял, что ни­каких календарных дат наступления старос­ти не существует. Обычно, когда говорят о старых людях, руководствуются возрастом выхода на пенсию, но последний далеко не одинаков в разных странах, для различных профессиональных групп, мужчин и жен­щин. По мнению ВОЗ (Всемирной органи­зации здравоохранения), более удобным представляется термин «стареющие», ука­зывающий на постепенный и непрерывный процесс, а не на определенную и всегда произвольно устанавливаемую возрастную границу (67).

Итак, в соответствии с классификацией Европейского регионального бюро ВОЗ по­жилой возраст длится у мужчин с 61 до 74 лет, у женщин — с 55 до 74 лет, с 75 лет на­ступает старость. Люди старше 90 лет счи­таются долгожителями, 65-летний рубеж нередко выделяется особо, так как во мно­гих странах это возраст выхода на пенсию.

Но это лишь градация биологического возраста. Все больше исследователей при­ходит к выводу, что сущность возраста не сводится лишь к длительности существова­ния, измеряемой количеством прожитых лет. Метрическое свойство времени указывает только на количественные показатели воз­раста, он очень приблизительно фиксирует физиологическое и социальное «качество» человека и его самочувствие. Календарный возраст служит основанием для запрещения или разрешения различных социальных ролей или поведения в соответствующем возрасте. Выполнением этих ролей в соот­ветствии с определенными общественными нормами и предписаниями определяется социальный возраст человека, часто не со­впадающий с календарным (28).

Биологический возраст не может рас­сматриваться как некая внешняя социаль­ному, но не сопряженная с ним параллель. Поэтому психологический аспект старения М.Д. Александрова рассматривает приме­нительно к сенсорно-перцептивной и ин­теллектуальной сферам, к характеристикам личности, динамике творческой продуктив­ности. Кроме того, по мнению других авто­ров, при определении пожилого возраста в качестве наиболее существенного признака служит социально-экономический «порог» — уход на пенсию, изменение источника до­хода, изменение социального статуса, суже­ние круга социальных ролей (2).

Старость является не статичным состоя­нием, а динамичным процессом. Она связа­на со специфичными изменениями условий жизни, многие из которых, к сожалению, имеют негативную окраску. К ним принад­лежат изменение физических возможностей, утрата общественного положения, свя­занная с выполнявшейся работой, измене­ние функций в семье, смерть или угроза ут­раты близких людей, ухудшение экономи­ческих условий жизни, необходимость приспосабливаться к быстрым культурным и бытовым изменениям. Более того, окон­чание профессиональной работы у многих людей вызывает радикальное изменение стиля жизни. У других дополнительно на­ступают изменения ближайшего окружения и форм поведения, например в результате помещения в дом для престарелых (53).

Существуют, разумеется, и позитивные стороны изменения жизненной ситуации: наличие большого количества свободного времени, возможность свободно занимать­ся любимым делом, посвящать себя развле­чениям или хобби, освобождение от необ­ходимости общественного соперничества и борьбы за свое положение.

Очень часто забывают о целой гамме об­щественных и психических факторов, свя­занных со старением, трактуя его исключи­тельно как биологический процесс. Утрата здоровья имеет значение не сама по себе, а как причина того, что человек, которому не всегда позволяют силы, должен нередко ра­дикально перестраивать жизнь. Неудивитель­но, что не каждому это удается. Обозначим аналогию между созреванием и приспособ­лением к старости. В обоих этих периодах происходят выраженные телесные измене­ния, но наиболее характерным для них яв­ляется то, что они представляют собой свое­образные «переходные фазы», связанные

с необходимостью изменения прежнего об­раза жизни, перестройкой существующего динамического стереотипа поведения, при­нятием на себя новой социальной роли, правильной реакцией на требования окру­жения, изменением самовосприятия. Ибо, кроме внешних изменений, наступают из­менения в представлении, которое было у человека в отношении самого себя. Новое видение самого себя может побудить к перестройке субъективной картины мира. Для человека, который считается сильным, важным и значимым, мир является чем-то безопасным, известным, позволяющим уп­равлять собой. Для того, кто чувствует бес­помощность, бесполезность и слабость, ок­ружение превращается в арену действия враж­дебных сил, источник угрозы и страха (53).

Эти представления весьма значительно обусловлены культурологически. Сравни­тельные исследования антропологов пока­зывают, что в так называемых примитив­ных культурах нет ни трудной молодежи, ни несчастных, одиноких, грустных и аг­рессивных стариков. Это связано с тем, что в этих культурах старые люди крепко впле­тены в группу, племя или род, их окружают общественное признание и уважение, они могут выполнять почетную и ответствен­ную функцию управления, распоряжения и совета благодаря возможности черпать из богатой сокровищницы собственного опыта.

В нашей культуре очень большое значе­ние приобретает умение найти замену про­фессиональной работе либо продолжать ее в целях сохранения активности и чувства общественной пользы. Многие современ­ные авторы подчеркивают значение соци­альных и психических факторов, а также фундаментальную роль, которую они игра­ют в способе приспособления к старости и функционирования в этот период жизни. Так, например, английский врач и писатель А. Комфорт пишет: «Мы можем сделать людей социально старыми, отправив их на пенсию, можем даже этим способом сде­лать старыми физически, ибо у человека психические, физические и общественные факторы влияют друг на друга в такой мере, которая будет постоянно удивлять нас, даже в эпоху психосоматической медици­ны» [цит. по (53)]. Большое количество и сложное воздействие этих изменяющихся факторов приводит к тому, что не сущест­вует единого, универсального способа при­способления к старости. Влияние имеют личность старого человека, его поведение, потребность в социальных контактах и лю­бимый стиль жизни и занятий. Так, для одних оптимальные условия возникают при со­вместном проживании с детьми и возмож­ности заботиться о внуках, для других — в самостоятельном, отдельном жилище, ко­торое дает ощущение свободы и независи­мости. Есть люди, с удовольствием привет­ствующие конец профессиональной работы, и те, для которых работа является незаме­нимым условием психической интеграции. Несколько различно происходит адапта­ция к старости у женщин и мужчин. Это связано с различиями в стиле жизни обоих полов, сильнейшей идентификацией некоторых мужчин с профессиональной ролью, у женщин — с домашней работой и семей­ными обязанностями. Хорошее или плохое приспособление к собственному старению зависит от общего жизненного баланса жен­щины, а также от ее актуальной жизненной ситуации. Если женщина свою ценность и жизненные успехи связывает с ролью жен­щины, тогда сознание старения и ограниче­ния этой роли она переживает как пораже­ние и конец своей жизненной карьеры. В то же время в случаях, когда женщина свои жизненные успехи связывает с ролью матери, жены, с профессиональной работой, вызы­вающей глубокий интерес, тогда ее психи­ческая ситуация значительно лучше (53).

При оценке значения старости как воз­раста жизни большое значение имеют соци­альные стереотипы. Как указывает Т.В. Карсаевская (22), в обществе к старым людям относятся двояко: негативно и позитивно. Первое имеет место при сравнении старос­ти с живой могилой, второе — при оценке старости как желанного возраста, периода опыта и мудрости. Негативные установки по отношению к старым людям, возникшие на ранних этапах прогресса общества в ус­ловиях скудости существования и сохраняю­щиеся в известной мере в западном созна­нии, оказывают существенное влияние на мотивы поведения, самочувствие и даже со­стояние здоровья пожилых людей, считающих себя лишними в обществе. Этим вызвана необходимость критики геронтофобных ус­тановок. С человеческой, гуманистической позиции большое значение приобретают признание общественной ценности старых людей как носителей традиций и культур­ного наследия наций, пропаганда совре­менных научных знаний о психологической наполненности и красоте поздних лет жиз­ни, о путях достижения «благополучного» старения (22).

Противоположные точки зрения на об­раз старого человека представляют собой социокультурный феномен, имеющий кор­ни в реальных противоречиях общества. Геронтофобные установки по отношению к старости и старым людям нуждаются в кри­тике, так как на уровне обыденного созна­ния их влияние еще нередко сохраняется. Повышение в общественном мнении «цен­ности» юности в западной культуре приве­ло и к эволюции представлений о старости: как пишет Ф. Ариес, старик «исчез». Слово «старость» выпало из разговорного языка, ибо понятие «старик» стало резать слух, при­обрело презрительный или покровительст­венный смысловой оттенок и сменилось подвижным — «очень хорошо сохранив­шиеся дамы и господа» [цит. по (22)]. Сте­реотипы отношения к старости, опреде­ляющие во многом стратегии адаптации к возрасту, обусловливаются многими факто­рами, в том числе культурно-исторически­ми особенностями развития общества. Та­кой выбор в значительной степени опреде­ляется, например, национальной традицией отношения к старости. В расширенных се­мьях на Востоке существуют такие отноше­ния, которые требуют от пожилых людей участия, интеграции, готовности к обще-

нию и дают ощущение надежности, эмоци­ональное тепло и защищенность. В странах Запада старость часто воспринимается не­гативно, и общество, отторгая пожилых лю­дей от участия в производительной жизни, лишает их многих социальных прав, а также социального интереса к ним и участия (26, 42).

Большое значение влияния социального стереотипа старости на выбор стратегии адап­тации к возрастному фактору в старости от­мечают В.И. Слободчиков и Е.И. Исаев (51). Они пишут, что в современном обществе получил распространение образ стариков как бесполезных и обременяющих общест­во людей. Такие стереотипы отрицательно влияют на самочувствие пожилых людей. Ощущение себя как ненужных людей, как обузы для своих детей — психологическая основа общественной и профессиональной пассивности пенсионеров. Быстрые инво­люционные процессы, обнаруживающиеся у людей в ранний постпенсионный пери­од, — результат их неспособности противо­стоять мощному влиянию социальных сте­реотипов. Их влияние приводит к негативным изменениям в еще совсем недавно актив­ных и здоровых людях.

Такие стереотипы приходят в противо­речие с объективным медицинским и пси­хологическим статусом пожилых людей. Пси­хологические исследования показывают, что большинство людей в пенсионном воз­расте сохраняют работоспособность, ком­петентность, интеллектуальный потенциал. В настоящее время люди, вышедшие на пен­сию, отстаивают свои права на активную жизнь в обществе, могут осваивать и новые профессии, совершенствоваться в сфере свое­го привычного дела. Некоторые из них же­лают получить новейшие знания в области своей или смежной профессии (51).

Проблема взаимосвязи социального сте­реотипа старости и личного выбора стратегии старения представлена в работе Л.И. Анцыферовой (6). Она выделяет два личностных типа старости, отличающихся друг от друга уровнем активности, стратегиями совладания с трудностями, отношением к миру и себе, удовлетворенностью жизнью. Пред­ставители первого типа мужественно, без особых эмоциональных нарушений пере­живают уход на пенсию. Они, как правило, заранее готовятся к этому событию, ведут поиск новых путей включения в общест­венную жизнь, планируют будущее свобод­ное время, предвидят негативные состояния и события в период отставки. Люди, плани­рующие свою жизнь на пенсии, нередко воспринимают отставку как освобождение от социальных ограничений, предписаний и стереотипов рабочего периода. Под влия­нием переживания свободы у человека выяв­ляются новые способности, реализующиеся в увлекательных занятиях. У многих старых людей выход на пенсию связан со стремле­нием передать профессиональный опыт ученикам. Они испытывают тягу к воспита­нию нового поколения, наставничеству. За­нятие другим интересным делом, установ­ление новых дружеских связей, сохранение способности контролировать свое окружение порождают удовлетворенность жизнью и увеличивают ее продолжительность.

Картина поведения представителей вто­рого типа людей, вышедших на пенсию, иная. Вместе с отходом от профессиональ­ной деятельности у них развивается пассив­ное отношение к жизни, они отчуждаются от окружения, сужается круг их интересов и снижаются показатели тестов интеллекта. Они теряют уважение к себе и переживают тягостное чувство ненужности. Эта драма­тическая ситуация — типичный пример по­тери личностной идентичности и неспособ­ности человека построить новую систему идентификации (6).

Б. Ливехуд также отмечает, что послед­ние годы переживаются по-разному. Одни старые люди отмечают, что снижение соци­альной активности помогло им понять са­мих себя и реально и глубоко ощутить слова «Христос во мне». Другие старые люди от­чаянно цепляются за жизнь, которая мед­ленно уходит от них [цит. по (51)].

Рассматривая вопрос о различии про­дуктивности субъекта жизни в зависимос­ти от уровня его личностного развития, Л.И. Анцыферова выделяет следующие кри­терии типов поступательного развития лич­ности в поздние годы:

1) лишился ли человек работы в эти го­ды, или он продолжает свою профессио­нальную деятельность;

2) на какие ценности ориентирована его активность в период поздней взрослости (7).

В этом случае, если индивид очутился в ситуации отставки, перед ним встает трудная задача — реализовать свои возможности в новых видах деятельности, нередко требу­ющих изменения образа жизни. Решению этой задачи поможет актуализация тех ран­них фрагментарных Я-образов, которые возникли как результат опробования чело­веком себя в разных жизненных ролях. Именно с этих позиций можно интерпрети­ровать описания Эриксоном жизни некото­рых старых людей.

Первый тип называется «прометеевым», и к нему относятся личности, для которых жизнь — непрерывное сражение. В поздние годы такие люди продолжают сражаться с новыми трудностями — возрастными бо­лезнями. При этом они стремятся не только сохранить, но расширить субъективное про­странство своего жизненного мира. Испы­тывая, в конце концов, необходимость в опоре на других, они принимают лишь ту помощь, которая завоевана ими. Это люди, сохранившие активность благодаря жизне­стойкости и упорству духа. Они — субъекты своей жизни. Заметив у себя нежелательные изменения, они изобретательно компенси­руют их, не снижая самооценки (7).

Другой тип, представители которого то­же отличаются активным отношением к жизни, носит название «продуктивно-авто­номный». Как в ранние, так и в поздние пе­риоды жизни личности такого типа ориен­тированы на высокие достижения, успех, который обеспечивается многообразными стратегиями. Они самостоятельны, крити­чески относятся к разным социальным сте­реотипам и общепринятым мнениям (7).

Люди, жизненный путь которых отлича­ется дерзанием, креативностью, успехом, конструктивно относятся и к спутникам ста­рости — ухудшению физического состоя­ния, появлению разных болезней (46).

Своеобразно протекает процесс старе­ния у выдающихся творческих личностей, имеющих возможность до глубокой старос­ти продолжать свою креативную жизнь. Во многих случаях жизненный путь таких лю­дей — это сплав счастья и страданий, чере­дование моментов потери и обретения но­вого смысла своей жизни.

К числу причин, вызывающих у них ост­рое чувство недовольства собой, относятся, в частности, исчерпанность намеченной ранее жизненной программы, расхождение между масштабностью творческого дара и весьма неполной его реализацией в резуль­татах деятельности.

Один их вариантов жизни на стадии позд­ней взрослости представлен в уникальном документе — психологической автобиогра­фии К. Роджерса. В ней выдающийся ученый особенно детально анализирует свою жизнь от 65 до 75 лет. Этот анализ — ценный вклад в акмеологию. Описываемое десятилетие характеризуется поразительной продуктив­ностью научной, научно-организационной, психотерапевтической и педагогической де­ятельности ученого [цит. по (46)].

В индивидуально-психологическом и социальном плане деятельность старых лю­дей может быть более богатой в духовном отношении, направленной на утверждение нравственных ценностей своей повседнев­ной, обыденной жизни.

По критерию ориентации на ценности добра, справедливости, истины можно вы­делить два типа старения людей:

1) реализующих себя путем утверждения нравственных ценностей и

2) не достигших высокого уровня мо­рального развития, часто преступающих в своих действиях нормы нравственности (46).

В работах Эриксона выявлены некото­рые условия формирования неполноцен­ных в нравственно-духовном отношении личностей. К этим условиям относятся: ра­но возникающее чувство безжалостности; недоверие к миру и отчуждение от окружа­ющих; неприятие даже близких людей; от­сутствие потребности заботиться о других и т.п. А. Эллис обнаружил сходный тип лю­дей. Обобщенное негативное отношение к миру выражается в характерных для них высказываниях, начинающихся словами: «Я ненавижу», «Я теперь не могу» и т.п.

Интегрируясь в поздние годы, эти пози­ции становятся преградой для поступатель­ного общения личности: человек относится с недоверием к любой новой информации, а также к ее источнику, он отчуждается от быстро меняющейся социальной действи­тельности. Иногда люди этого типа агрес­сивны, чаще же замыкаются, окружая себя плотным кольцом психологических защит. Несомненно, что эти проблемы связаны с нарушением когнитивного компонента Я-концепции. Социальные стереотипы, шаб­лоны воздействуют на субъективные отношения человека не только к социуму, но и к себе. Особенно они влияют на самовоспри­ятие пожилых людей, так как оценочный критерий в их Я-концепции был обозначен в других социальных условиях. Человечес­кое существование принимает форму исто­рического бытия, которое всегда включено в историческое пространство и неотделимо от системы знаков и отношений, лежащих в основе этого пространства (46).

Другой важный момент, который следу­ет учитывать в связи с анализом специфики Я-концепции пожилых людей в аспекте сте­реотипов старости, состоит в культивирова­нии в обществе шаблонов социального ста­туса этой возрастной группы. Результаты эм­пирических исследований показывают, что многие характерные черты пожилых обу­словлены распространенными в обществе негативными стереотипами восприятия ста­риков как людей бесполезных, интеллекту­ально деградирующих, беспомощных. И мно­гие пожилые интериоризируют эти стерео­типы, снижают собственную самооценку, боятся своим поведением подтвердить от­рицательные шаблоны. Я-концепция этих людей в большинстве случаев (в терминах К. Роджерса) не конгруэнтна их самости, она блокирует реальные возможности и пред­определяет негативную направленность в психологическом развитии (46).

Есть часть пожилых людей, которые концептуально не приемлют подобные «со­циальные интервенции» в своем психофи­зическом самосознании, однако не находят в себе ресурсов противостоять негативному

мнению. С другой стороны, испытывая тре­вогу и страх подтвердить своим поведением эти социальные штампы, они стараются по возможности изолироваться от общества (по их мнению, недружественного и агрес­сивного). Так выглядит достаточно харак­терный аргумент пожилых людей, еще сильных и здоровых физически, но в связи с бытовыми условиями не очень уверенных в своих возможностях (например, перейти улицу в гололед или войти в переполнен­ный транспорт). Они испытывают страх быть укоряемыми, услышать обидные реплики в свой адрес и откровенный антагонизм. Та­кие ситуации переживаются ими как «соци­альное падение» (причем более значитель­ное, если эти люди в молодости имели зна­чительный социальный статус и ощущали себя уверенно и свободно) (46).

В кратком введении мы попытались дать современное определение старости как воз­раста жизни с позиций геронтологии и пси­хологии, а также выделить те научно-иссле­довательские и социальные факторы, кото­рые способствовали тому, что старость стала разделом психологии развития. Особое внимание было уделено современным со­циальным стереотипам старости и их влия­нию на типы адаптации к старости и совладанию с нею.

Закончить введение следует описанием кризиса идентичности, разделяющего зре­лость и старость, образно говоря, открыва­ющего «врата старости». В.И. Слободчиков и Е.И. Исаев назвали его кризисом «откро­вения Инобытия» (51). По мнению авторов,

этот кризис протекает в 55—65 лет и сущ­ность его заключается в том, что взгляд че­ловека окончательно обращается вовнутрь. Кажется, что все ценностные ориентиры необходимо пережить заново. Человек на­чинает готовиться к иному бытию и прово­дит серьезную ревизию прожитой жизни. По мнению В.И. Слободчикова и Е.И. Иса­ева, этот кризис обостряется «истаиванием деятельностной формы бытия» (51).

Рано или поздно, но наступает период, когда человек уже с трудом может опериро­вать грузом предметного содержания своей деятельности, он «поглощается» предметом и «умирает» в предмете, воплощаясь и реа­лизуясь в нем. Так, мать и отец воплощаются в детях, как предмете своих родительских усилий в своей воспитательной деятельнос­ти, учитель — в ученике, как предмете об­разовательной деятельности и т.п. Этот груз предметного содержания, достаточно тяже­лый сам по себе, удесятеряется тем, что в непрерывном процессе развития жизни за­рождающееся новое содержание уже грозит отодвинуть его в прошлое, заменить своим, новейшим. Открытия устаревают; у детей рождаются свои дети (внуки), требующие другого воспитания в изменившихся усло­виях; бурно меняется технология, иной ста­новится предметная среда обитания челове­ка. Отменить прогресс нельзя. Но трудно спокойно смотреть на то, как устаревает, отходит на второй план, а затем в небытие то, что было сделано с таким трудом, ценой огромного напряжения. Все это может вы­звать не только «предметную смерть», как

логическое завершение деятельности чело­века в определенном предмете, но и грусть, кризис идентичности (51).

Истаивание деятельностной формы бы­тия человека неизбежно, ибо перед лицом разворачивающегося в истории прогресса общественной деятельности единичный че­ловек, как бы ни была внушительна его личность и ярка индивидуальность, бесси­лен. Он всегда будет моментом обществен­но-исторического процесса преобразования предметной сферы человеческой жизни. Как бы ни был значителен вклад отдельного че­ловека в этот процесс, как бы ни опредме-тился он в своей деятельности, сам факт исчерпанности отведенной именно ему воз­можности изменения предмета имеет все­общее значение. Нельзя ничего сделать «на­всегда» в этой жизни; все равно оно ока­жется моментом исторического развития рода человеческого, памятником этой исто­рии, свидетельством, оставленным буду­щим эпохам, но не венцом развития (51).

После 55 лет, когда накопленный опыт позволяет реалистичнее оценить соотноше­ние ожидаемого и достигнутого, человек начинает подводить итоги своей прошлой деятельности и своих свершений, задумы­ваться над смыслом жизни и ценностью сделанного. Заглядывая в будущее, человек вынужден пересматривать свои цели с уче­том своего профессионального статуса, фи­зического состояния и положения дел в семье. Доминирующим источником жиз­ненной удовлетворенности становятся ус­пехи детей. Кризис может быть преодолен

и преодолевается многими людьми, когда они понимают роль и место своей деятель­ности в историческом и общественном про­цессе и не только смиряются с необходи­мостью прогресса, обновления профессио­нальной деятельности, прихода новых людей, но и сами включаются в процесс созидания нового, используя все свое влияние обще­ственного и профессионального положения. В новой ситуации развития, оказавшись на вершине жизни и не имея сил подняться выше, человек может на основе самоанали­за восстановить тождественность в новых условиях, найти себе и своему Я место в этих условиях, выработать соответствующую фор­му поведения и способ деятельности (51).

Завершение кризиса связано с решени­ем вопроса об отходе от профессиональной деятельности, о том, чем заполнить свою жизнь за пределами активной включеннос­ти в производительную жизнь общества. Переход этой границы и есть вступление в старость как стадию жизни, но не состоя­ние души.

ГЛАВА 1

Старость: что считать началом отсчета?

Рассматривать старость как возраст раз­вития, утверждать уникальное место старос­ти в жизненном цикле человека, системно анализировать старость можно лишь с по­зиций учения Л.С.Выготского о возрасте. Возраст, по определению Л.С.Выготского, — это относительно замкнутый цикл, имею­щий свою структуру и динамику (16). Струк­тура возраста включает в себя характеристику социальной ситуации развития, ведущего типа деятельности и основных психологических новообразований. Понятие «социальная си­туация развития», введенное Л.С.Выгот­ским для обозначения главного компонента структуры возраста, понимается как место человека в системе общественных отноше­ний. Ведущая деятельность рассматрива­лась А.Н.Леонтьевым как деятельность, в которой дифференцируются другие виды деятельности, формируются и перестраива­ются частные психические процессы и раз­вивается личность (32,33). Очевидно, что понятия социальной ситуации развития и ведущей деятельности однозначно опреде­лялись авторами для детских возрастов, од­нако анализ поздних возрастов показал их значение для анализа жизненного цикла в целом. По нашему мнению, эти понятия име­ют не столько частнонаучный смысл, сколь­ко позволяют решать ряд взаимосвязанных методологических задач возрастной психо­логии, и прежде всего задачи создания чет­кой современной картины онтогенеза с уточнением ее специфических черт, расста­новкой акцентов при изучении механизмов развития и выявлением узловых моментов в системе теоретических концепций и эмпи­рических знаний. В связи с этим системный анализ старости как возраста развития це­лесообразно, по нашему мнению, начать с определения ее в системе этих важнейших психологических координат.

Социальная ситуация развития в старос­ти связана с отходом от активного участия в производительной жизни общества — с ухо­дом на пенсию. И именно выход на пенсию некоторые теории старости признают нача­лом этого возраста. Последнее не случайно: профессиональная деятельность при всех особенностях организации индивидуальной жизни обеспечивает человеку необходимые социальные связи (проблема может заклю­чаться лишь в области качества и объема этих связей).

Одной из теорий, пытающихся объяс­нить положение пожилых людей в общест­ве, является широко распространенная и принятая на Западе теория разобществле-ния, которую впервые обосновали Дж. Ро­зен и Б.Ньюгартен, а затем дополнили Е.Камминг и В.Генри. Разобществление —

это психосоциальное явление, объясняю­щееся как природными изменениями пси­хологии стареющей личности, так и воздей­ствием на нее социальной среды. Явление разобществления выражается в изменении мотивации, сосредоточении на своем внут­реннем мире и спаде коммуникативности. Формальное начало этого процесса связано с выходом на пенсию и обнаруживает субъ­ективное и объективное проявление. Объ­ективно разобществление находит свое вы­ражение в утрате прежних социальных ролей, ухудшении состояния здоровья, снижении дохода, утрате или отдалении близких лю­дей. Субъективно оно выступает в ощуще­нии своей ненужности, сужении круга инте­ресов — сосредоточении их на своем внут­реннем мире (28).

Суть теории заключается в том, что'Гс возрастом происходит удаление стареющего человека от общества, причем этот процесс биологически и психологически внутренне присущ и неизбежен. Разрыв между лич­ностью и обществом происходит уже после выхода на пенсию. По инерции пожилой человек продолжает поддерживать старые связи, интересуется тем, что происходит на работе. Затем эти связи становятся искусст­венными и постепенно прерываются. Ко­личество поступающей к человеку инфор­мации уменьшается, круг его интересов су­жается, падает активность, в связи с чем ускоряется процесс старения (28).

Важнейшим фактором разобществления является, по мнению В.Генри, незанятость

старых людей, которая усугубляется умень­шением их жизненной активности и энер­гии. Незанятость рассматривается как сово­купный процесс, психосоциальное явление, которое объясняется как психологией дан­ного индивидуума, так и воздействием на него общества, включающего или выключа­ющего его из социальной жизни. Общество может возложить на старого человека обя­занности. Но оказывается, что если обще­ство не накладывает на старого человека обязанностей, то он не может тем не менее освободиться от обязанностей по отноше­нию к самому себе. В связи с этим внешние социальные факторы поведения и его моти­вы у старого человека отходят на второй план, а на первый план выходят внутренние его потребности. Старый человек, таким образом, интровертируется и начинает бо­лее всего любить себя, остается привязан­ным к самому себе.

У старого человека, как рассуждает В.Генри, меняется мотивация трудовой де­ятельности. Человек стремится к труду в послепенсионные годы уже не с целью со­держать себя, а ради труда, который приоб­ретает эмоциональную окраску. Старый че­ловек анализирует свою работу только по отношению к самому себе, а не к общест­венной деятельности, как способность вы­полнять работу, как самооценку [цит. по (2)].

Разобществление проявляется в пред­пенсионном возрасте или сразу после выхо­да на пенсию. Кроме прекращения трудо­вой деятельности и вследствие этого ухуд шения материального состояния и падения социального престижа, человек на этой ста­дии жизненного пути теряет родных и близ­ких, отделяется от приобретших самостоя­тельность детей. Эта утрата прежних соци­альных ролей в совокупности с ухудшением состояния здоровья и спадом умственной деятельности ведет к нарушению сложив­шегося динамического стереотипа личнос­ти, к изменению ее мировоззрения и пове­дения.

Рассматривая с этой позиции современ­ную семью и систему взаимоотношений по­колений в ней, Д. Бромлей отмечает, что традиционная патриархальная семья распа­дается, что старики — отцы семейства уже не играют прежней роли, что молодое по­коление не нуждается в поддержке старого, а старое вовсе отходит от семьи, не выпол­няя роли дедушек и бабушек. Наряду с об­щей характеристикой возраста Д.Бромлей, подобно В.Генри, указывает на индивиду­альные различия в разобществлении. Неко­торые старые люди упрямо сопротивляются давлению, ограничивающему их жизненное пространство. Некоторые из них отказыва­ются уходить на пенсию до тех пор, пока их не заставляет это сделать плохое здоровье. Некоторые умирают такими, какими они жили, активными и деятельными. Некото­рые отказываются принять совет, даже ког­да он дается из лучших побуждений и со­гласуется с их собственными интересами, если этот совет означает отказ от деятель-

ности, которая занимает центральное место в их жизни [цит. по (2)].

Большое значение Д.Бромлей придает половым различиям в протекании старения человека, он указывает на специфику про­цесса разобществления у женщин и муж­чин. Д.Бромлей говорит, что у женщины разобществление тоже имеет место. Однако ее задача может быть проще, так как она, даже будучи одинокой, должна приспосаб­ливаться к неожиданному уходу на пенсию. Женщина в разное время выполняет роль дочери, матери, бабушки, жены или родст­венника. Ее положение существенно зави­сит от структуры семьи, для мужчины же более существенны перемены в положении на службе и финансовом обеспечении, в статусе и др. [цит. по (2)].

По мнению Д. Бромлей, отход, «отступ­ление» от жизни в цикле старения имеет три стадии: «удаление от дел» (65—70 лет), дряхлость, болезненная старость и смерть. Первая из этих стадий характеризуется по­вышением впечатлительности (восприим­чивости) к нарушениям жизненного стереоти­па и «психическим беспорядкам» в ближайшем окружении; увеличивающейся потребнос­тью в коммуникации, обострением чувства родства и привязанностей к близким лю­дям; освобождением от служебной роли и общественных дел или продолжением не­которого рода деятельности с целью под­держания авторитета и власти; адаптацией к новым условиям жизни без постоянных и

напряженных занятий; ухудшением физи­ческого и умственного состояния.

Старость характеризуется Д. Бромлей весьма лаконично: полная незанятость в об­ществе, отсутствие каких-либо ролей, кро­ме семейных, растущая социальная изоля­ция, постепенное сокращение круга близ­ких людей, особенно из среды сверстников, физическая и умственная недостаточность [цит. по (2)].

По мнению многих зарубежных и отече­ственных психологов, в связи с осознанием последствий, связанных с уходом человека из активной профессиональной и общест­венной жизни, период принятия решения завершить общественную и трудовую дея­тельность и сам выход на пенсию оказыва­ются наиболее трудными для стареющего че­ловека. Н.Ф. Шахматов писал, что к этому периоду для человека становится ясно, что его опыт и знания менее значимы для об­щества, чем перспективность и оператив­ность молодого работника, что общество не обнаруживает желания считаться с его ста­рыми привычками, стилем и образом жиз­ни. Старику остается только согласиться, что его былая роль активного участника об­щественной жизни перемещена ныне в об­ласть морально-нравственного примера (63).

В этой ситуации для всех пожилых лю­дей в большей или меньшей степени типичны нерешительность, тревожность и амбициоз­ность, а при принудительном или неожи­данном уходе на пенсию с большой вероят­ностью развиваются невротические расстрой-

ства и иные формы неадекватного поведе­ния (63) — это и есть «синдром отставки». Как указывают В.И.Слободчиков и Е.И.Иса­ев (51), уход на пенсию составляет цент­ральный момент ситуации развития в пери­од старости. В психологии говорят о «шоке отставки». Отставка (или выход на пенсию) означает отделение человека от референт­ной ему группы, от того дела, которому он посвятил долгие годы. Человек теряет важ­ную социальную роль и значимое место в обществе.

Потеря общественного и социально зна­чимого места сопряжена с потерей источ­ников социально-психологических стиму­ляций, с разрывом сложившихся професси­ональных и межличностных отношений. Сужается круг общения человека, что в свою очередь приводит к изменениям в его лич­ности.

Выход на пенсию для многих людей со­провождается значительным ухудшением материального положения. Это вынуждает их ограничивать себя в том, в чем раньше они себе никогда не отказывали. Матери­альная ограниченность или зависимость от своих детей вызывает целый ряд негатив­ных психологических переживаний (51).

Прекращение активной профессиональ­ной деятельности приводит к тому, что пси­хологические процессы (мышление, память, внимание и т.д.) не получают полноценной нагрузки, снижается уровень их функцио­нирования. При отсутствии ситуации пере­дачи профессиональных знаний другим сни-

жается и профессиональная компетент­ность. Авторы ссылаются на исследования Г. Томе, который зафиксировал зависимость психического состояния пожилого человека от состояния здоровья и его социального окружения. Ухудшение общего состояния здоровья было выявлено прежде всего у тех мужчин и женщин, семья которых по при­чине смерти родственника или переезда от детей стала меньше и тем самым сократи­лись возможности для личных контактов. Удалось также проследить связь между об­щим состоянием здоровья и теми формами и способами, в которых воспринималось ухудшение ситуации: лица, состояние кото­рых было оценено как благополучное, отве­чали на трудности по работе, в хозяйствен­ной или жилищной области скорее активно и конструктивно, а лица со значительным ухудшением здоровья, напротив, ждали ре­шения их проблем извне, особенно со сто­роны членов их семей.

Психическое и соматическое здоровье и благополучие пожилых людей зависит от отношения к будущему. Масштаб жизнен­ных планов, который является индикато­ром зрелой личности, значимо коррелирует с установленным врачами уровнем здоровья. Если окружающая среда продолжает по­буждать и стимулировать человека и осо­бенно если будущее еще открывает перед ним известные возможности, то можно ожи­дать высокую степень постоянства поведе­ния при выходе на пенсию(51).

Отечественные психологи отмечают, что

изменение социальной ситуации развития приводит к динамике ведущих мотивов по­жилого человека еще в период подготовки к выходу на пенсию (46). При этом приводят исследования Томпсона, который выявил, что влияние смены социальной ситуации на мотивационную сферу проходит три ста­дии:

1. Сбрасывание оборотов. Этот этап характеризуется желанием человека освободиться от ряда трудовых обязанностей и стремлением сузить сферу ответственности, чтобы избежать внезапного резкого спада активности при выходе на пенсию.

2. Перспективное планирование. Человек старается представить свою жизнь на пенсии, наметить некоторый план тех действий или занятий, которыми он будет заниматься в этот период времени.

3. Жизнь в ожидании пенсии. Людьми овладевают заботы о завершении работы и оформлении пенсии. Они практически живут уже теми целями и потребностями, которые будут побуждать их к действиям в оставшийся период жизни [цит. по (46)].

С выходом на пенсию положение и роль людей изменяются. Они приобретают новый социальный статус. Теперь из группы, ко­торую условно называют поколением руко­водителей, они переходят в так называемую группу людей «на заслуженном отдыхе», предполагающую снижение социальной ак­тивности. Для многих подобное изменение общественной роли оказывается одним из

самых значительных событий, происходя­щих в период поздней взрослости.

Каждый человек, ушедший на пенсию, по-разному переживает это событие. В свя­зи с тем, какое отношение формируется у него в процессе осознания данного факта, происходят соответствующие изменения в его мотивационно-потребностной сфере.

Одни воспринимают свой выход на пен­сию как сигнал конца своей полезности, безвозвратной потери главного смыслооб-разующего мотива всей жизни. Поэтому они изо всех сил стараются подольше ос­таться на своем рабочем месте и работать до тех пор, пока хватает сил. Для таких людей работа — это стремление к определенным целям: от обычного поддержания матери­ального благополучия до сохранения и при­умножения карьерных достижений, а также возможность перспективного планирова­ния, во многом определяющего их желания и потребности.

Отсутствие работы приводит человека к осознанию ослабления своей роли в обще­стве, а иногда и к ощущению ненужности и бесполезности. Иными словами, переход к жизни пенсионера служит для него сигналом «утраты власти, беспомощности и автоно­мии» (29). В этом случае человек сосредота­чивает свои усилия на поддержании социаль­ного интереса, выражающегося в целена­правленном поиске тех видов деятельности, которые дают ему ощущение своей полез­ности и сопричастности с жизнью общест­ва (46).

Все описанные выше исследования оте­чественных и зарубежных авторов обнару­живают, что изменение социальной ситуа­ции в связи с выходом на пенсию пережи­вается пожилыми людьми не одинаково, что обуславливает различие их стратегий адаптации к старости, совладания с ней.

Эта проблема заставляет задуматься над тем, насколько неизбежна, «фатальна» ста­рость как психологический возраст. Конеч­но, в плане биологического возраста «от старости лекарства нет», но психологичес­кий возраст — это иное. Человек переходит в иной возраст в связи с изменением соци­альной ситуации развития. А если она не меняется, то есть если человек не исключа­ется из системы социальных связей, то всту­пает ли он в возраст «психологической ста­рости»?

По нашему мнению, человек, уходя на пенсию, сталкивается с необходимостью важного, трудного и абсолютно самостоя­тельного выбора — между социальной и ин­дивидуальной жизнью. Возраст в полной мере заявляет о себе как адаптогенный фак­тор именно в тот момент, когда человек в связи с уходом на пенсию лишается обяза­тельной поддержки общества и системы оп­ределенных социальных связей, обуслов­ленных профессиональной деятельностью, занимаемым в обществе местом. Уходя на пенсию, человек не только теряет общест­венные связи; отчуждение от социально зна­чимой деятельности и соответствующее по­ложение одновременно «уравнивают» лю-

дей в их пенсионном (оторванном от про­изводительного труда) состоянии.

Социальные приобретения в прошлом, достигнутый за время работы материальный уровень жизни не избавляют человека от выбора стратегии старения. По сути, чело­век на пороге старости решает для себя во­прос: пытаться ли ему сохранять и форми­ровать новые сферы своих социальных свя­зей или перейти к жизни, ограниченной кругом своих житейских интересов и инте­ресов близких, то есть перейти к жизни в целом индивидуальной. Это решение опре­деляет две основные стратегии адаптации — сохранение себя как личности и сохранение себя как индивида.

Э. Эриксон оставлял за старостью аль­тернативу исхода, но альтернатива эта, по мнению автора, в целом определяется харак­тером прохождения предшествующих эта­пов жизни. Однако если рассматривать ста­рость как ступень развития, то следует при­нять за ней право и необходимость выбора смысла и цели жизни, а следовательно, воз­можности прогрессивного или регрессивного изменения личности. В целом свободный, хотя и трудный выбор позволяет характери­зовать старость как возраст развития, возраст потенциальных возможностей и дает шанс противостояния тотальному угасанию. Ито­говый выбор определяется решением зада­чи на смысл — смысл оставшейся жизни. В соответствии с этим выбором и, соответ­ственно, стратегией адаптации в старости ведущая деятельность в старости может быть направлена либо на сохранение лич-

ности человека (поддержание и развитие его социальных связей), либо на обособле­ние, индивидуализацию и «выживание» его как индивида на фоне постепенного угаса­ния физических, физиологических и психо­физиологических функций. Оба варианта старения подчиняются законам адаптации, но обеспечивают различное качество жизни и даже ее продолжительность. В литературе наиболее полно описан второй вариант ста­рения, при котором возрастные изменения проявляются в качественно своеобразной перестройке организма с сохранением осо­бых приспособительных функций на фоне общего их спада. Эта стратегия адаптации предполагает постепенную перестройку ос­новных жизненно важных процессов и в целом структуры регуляции функций в це­лях обеспечения сохранности индивида, поддержания или увеличения продолжи­тельности жизни. Эта стратегия адаптации предполагает превращение «открытой» сис­темы индивида в систему «замкнутую». В ли­тературе указывается, что относительная замкнутость в психологическом плане кон­тура регуляции в старости проявляется в общем снижении интересов и притязаний к внешнему миру, эгоцентризме, снижении эмоционального контроля, «заострении» некоторых личностных черт, а также в ни­велировании индивидуальных качеств лич­ности. Во многом эти личностные измене­ния обусловлены замкнутостью интересов старого человека на самом себе. Как отме­чают многие авторы, неспособность пожи­лого человека что-либо делать для других

вызывает у него чувство неполноценности, углубляемое раздражительностью и жела­нием спрятаться, чему способствует неосоз­наваемое чувство зависти и вины, которое впоследствии прорастает равнодушием к окружающим (1,18).

Очевидно, что в случае стратегии адап­тации к старости по принципу «замкнутого контура» этот возраст трудно было бы счи­тать возрастом развития. Возможна, однако, альтернативная стратегия адаптации, когда пожилой человек стремится сохранить себя как личность, что связано с поддержанием и развитием его связей с обществом. В этом случае в качестве ведущей деятельности в старости можно рассматривать структури­зацию и передачу опыта. Другими словами, позитивная революция в старости возмож­на в том случае, если пожилой человек най­дет возможность реализовать накопленный опыт в значимом для других деле и при этом вложит в это частицу своей индивидуаль­ности, своей души. Тиражирование своего опыта, плодов своей жизненной мудрости делает пожилого человека значимым для общества (хотя бы с его собственной точки зрения) и тем самым обеспечивает сохран­ность и его связей с обществом, и самого чувства социальной причастности общест­ву. Спектр таких социально значимых ви­дов деятельности может быть самым широ­ким: продолжение профессиональной дея­тельности, писание мемуаров, воспитание внуков и учеников, преподавание и многие другие дела, к которым всегда тянулась ду­ша. Главное здесь — момент творчества,

которое позволяет не только повысить каче­ство жизни, но и увеличить ее продолжи­тельность. Именно этот вид ведущей деятель­ности обеспечивает в старости внутреннюю интегрированность, необходимые социаль­ные связи, отвлекает от навязчивых мыслей о здоровье, укрепляет чувство собственного достоинства, позволяет поддерживать пре­имущественно хорошие и теплые отноше­ния с окружающими.

Сохранение себя как личности, реализа­ция потребности в систематизации и пере­даче своего опыта последующим поколени­ям связаны с работой осмысления своего существования — нынешнего и прошлого. Б.Г. Ананьев показал, что размышления над вопросами, связанными со смыслом жизни, оказывают принципиальное влияние на ха­рактеристику завершающих фаз жизненно­го пути (4,5). По мнению автора, парадокс завершения жизни заключается в том, что «умирание» форм человеческого существо­вания наступает раньше «физического од­ряхления» от старости и в условиях соци­альной изоляции происходит ломка, сужение смысла жизни, что приводит к деградации личности. Таким образом, сохранность лич­ности в старости связана с сопротивлением условиям, благоприятствующим такой изо­ляции. Многие исследователи возрастных аспектов осознания и переживания смысла жизни указывают на важность и самого фак­та, и результатов этого осознания для выбора пути старения. Так, В.Э. Чудновский (60,61), рассматривая смысл жизни как идею, со­держащую в себе цель жизни, как обобщен-

ное итоговое отношение к жизни, в котором отражена взаимосвязь настоящего, прошлого и будущего, указывает, что в старости убы­вающие силы направляют человека на поиск смысла жизни.

Вопрос о ведущей деятельности в ста­рости остается открытым для обсуждения и изучения. Существует точка зрения А.Г. Ли-дерса, согласно которой ведущей деятель­ностью пожилого человека является особая «внутренняя работа», направленная на при­нятие своего жизненного пути. Пожилой че­ловек осмысливает не только свою текущую жизнь, но и всю прожитую жизнь. Плодо­творная, здоровая старость связана с при­нятием своего жизненного пути. Для пожи­лого человека практически исчерпаны воз­можности серьезных реальных изменений в его жизненном пути, но он может беско­нечно много работать со своим жизненным путем в идеальном плане, внутренне (34).

Теоретически состоятельной и практи­чески плодотворной является попытка Н.С. Пряжникова рассмотреть проблему со­циальной ситуации развития и ведущей де­ятельности в старости в связи с проблемой периодизации этого возраста (44). В пред­ложенной им периодизации старости ак­цент был сделан не столько на хронологи­ческое развитие, сколько на социально-психологическую специфику каждого из выделенных периодов.

Психологические характеристики и осо­ бенности личностного самоопределения от­дельных периодов старости (по Н. С. Пряж- никову (44).

I . Пожилой, предпенсионный возраст (примерно с 55 лет до выхода на пенсию) —

это прежде всего ожидание, а в лучшем слу­чае — подготовка к пенсии. В целом период характеризуется:

1. Социальная ситуация развития:

в Ожидание пенсии: для кого-то пенсия воспринимается как возможность «по­скорее начать отдыхать», для кого-то — как прекращение активной трудовой жизни и неясность, что делать со своим опытом и еще немалой оставшейся энер­гией.

• Основные контакты еще носят больше производственный характер, когда, с одной стороны, коллеги могут ожидать, чтобы данный человек поскорее ушел с работы (а сам человек это чувствует), а с другой стороны, человека не хотят отпускать, и он сам втайне надеется, что пенсия для него наступит позже, чем для многих его сверстников.

• Отношения с родственниками, когда, с одной стороны, человек еще может в немалой степени обеспечивать свою семью, включая и внуков (и в этом смысле он «полезен» и «интересен»), а с другой стороны, предчувствие своей скорой «ненужности», когда он перестанет много зарабатывать и будет получать свою «жалкую пенсию».

• Стремление воспитать, подготовить себе «достойную замену» на работе.

2. Ведущая деятельность:

• Стремление «успеть» сделать то, что еще не успел (особенно в профессиональном плане), а также стремление оставить о себе «добрую память» на работе.

• Стремление передать свой опыт ученикам и последователям.

• При появлении внуков люди предпенсионного возраста как бы «разрываются» между работой, где они хотят максимально реализовать себя, и воспитанием своих внуков, которые для них не менее важны (это ведь тоже продолжение их рода).

• К концу предпенсионного периода (особенно если вероятность ухода с данной работы очень высокая) наблюдается стремление выбрать себе занятие на пенсии, как-то спланировать свою дальнейшую жизнь.

П. Период выхода на пенсию (первые годы после выхода на пенсию) — это прежде всего освоение новой социальной роли, но­вого статуса. В целом этот период характе­ризуется следующим:

1. Социальная ситуация развития:

• Старые контакты (с коллегами по работе) в первое время еще сохраняются, но в дальнейшем становятся все менее выраженными.

• В основном контакты с близкими людьми и родственниками (соответственно, со стороны родственников требуется

особая тактичность и внимание к еще «неопытным» пенсионерам).

• Постепенно появляются друзья-пенсионеры или даже другие, более молодые люди (в зависимости от того, чем будет заниматься пенсионер и с кем ему придется общаться, например, пенсионеры- общественники сразу же находят для себя новые сферы деятельности и быстро обзаводятся новыми «деловыми» контактами).

• Обычно родные и близкие стремятся к тому, чтобы пенсионер, «у которого и так много времени», больше занимался воспитанием внуков, поэтому общение с детьми и внуками также является важнейшей характеристикой социальной ситуации пенсионеров.

2. Ведущая деятельность:

• Прежде всего это «поиск себя» в новом качестве, это проба своих сил в самых разных видах деятельности (в воспитании внуков, в домашнем хозяйстве, в хобби, в новых отношениях, в общественной деятельности и т.п.) — это самоопределение методом «проб и ошибок»; фактически у пенсионера времени много, и он может себе позволить это (правда, все это происходит на фоне ощущения того, что «жизнь с каждым днем все уменьшается и уменьшается»).

• Для части пенсионеров первое время на пенсии — это продолжение работы по своей основной профессии (особенно

когда такой работник получает пенсию и основную зарплату вместе); в этом случае у работающего пенсионера зна­чительно повышается чувство собствен­ной значимости.

• Все более усиливающееся стремление «поучать» или даже «стыдить» людей более молодого возраста.

• Для части пенсионеров это может быть стремление спокойно осмыслить всю прожитую жизнь: кто-то даже пытается в этот период начать писать «мемуары», а кому-то непременно нужно поделиться своим опытом и переживаниями.

III . Период собственно старости (через несколько лет после выхода на пенсию и до момента серьезного ухудшения здоровья),

когда человек уже освоил новый для себя социальный статус, характеризуется при­мерно следующим:

I. Социальная ситуация:

• Общение в основном с такими же старцами.

• Общение с членами своей семьи, которые либо эксплуатируют свободное время старика, либо просто «опекают» его.

• Некоторые пенсионеры находят для себя новые контакты в общественной деятельности (или даже в продолжающейся профессиональной деятельности).

• Для части пенсионеров меняется значение отношений с другими людьми, например, некоторые авторы отмечают, что

многие ранее близкие для старика связи постепенно «теряют свою прежнюю ин­тимность и становятся более обобщен­ными».

2. Ведущая деятельность:

• Досуговое увлечение (нередко пенсионеры меняют одно увлечение за другим, что несколько опровергает представление об их «ригидности»: они по-прежнему продолжают искать себя, искать смыслы в разных деятельностях). Главная проблема такого поиска — «несоразмерность» всех этих деятельностей по сравнению с предыдущей («настоящей») работой.

• Стремление всяческими путями подтвердить свое чувство собственного достоинства согласно принципу: «Пока я делаю хоть что-то полезное для окружающих, я существую и требую к себе уважения».

• Для части стариков в этот период (даже когда здоровье еще достаточно хорошее и нет никаких причин «прощаться с жизнью») ведущей деятельностью может стать подготовка к смерти, что выражается в приобщении к религии, в частом хождении на кладбище, в разговорах с близкими о «завещании».

IV . Долгожительство в условиях резкого ухудшения состояния здоровья существенно отличается от старости без особых проблем со здоровьем. Поэтому есть смысл выде­лить особенности именно такого варианта старости.

1. Социальная ситуация:

• В основном общение с родными и близкими, а также с врачами и соседями по палате (если старец находится на стационарном лечении).

• Также это соседи по палате в домах престарелых (в основном старцев передают в такие дома, когда за ними нужен особый уход).

К сожалению, во многих домах такой уход фактически хуже, чем в домашних ус­ловиях. Например, даже в такой благопо­лучной стране, как Франция, 8% здоровых стариков умирают в первую неделю поступ­ления в дома престарелых, 29% — в первый месяц, 45% — в первые полгода. Государст­венные дома для престарелых «отличаются плохими санитарными условиями, большой скученностью, жестким режимом, плохо организованным досугом, неквалифициро­ванным обслуживанием. Многие старики просто спиваются» [цит. по (44)].

2. Ведущая деятельность:

• Лечение, стремление хоть как-то бороться с болезнями.

• Стремление осмыслить свою жизнь. Очень часто это стремление приукрасить свою жизнь, человек как бы «цепляется» за все лучшее, что было (и чего не было) в его жизни. В этом состоянии человек хочет оставить после себя что-то хорошее, значимое, достойное и этим как бы доказать себе и окружающим: «Я жил не зря». Или покаяться в чем-то недостойном.

V . Долгожительство при относительно хо­ рошем здоровье (примерно после 75—80 лет и старше) может характеризоваться:

1.Социальная ситуация:

• Общение с близкими и родными людьми, которые начинают даже гордиться, что в их семье живет настоящий долгожитель. В какой-то мере эта гордость эгоистична: родные считают, что в их роду хорошая наследственность и что они также долго проживут. В этом смысле долгожитель — символ будущей долгой жизни для других членов семьи.

• У здорового долгожителя могут появиться новые друзья и знакомые.

• Поскольку долгожитель — явление редкое, то пообщаться с таким старцем стремятся самые разные люди, включая представителей средств массовой информации, поэтому круг знакомых у долгожителя может даже несколько расшириться.

2. Ведущая деятельность:

• Она во многом зависит от наклонностей данного человека, но в любом случае это достаточно активная жизнь (иногда даже с излишествами, характерными для здорового зрелого человека). Вероятно, для сохранения здоровья важны не только предписания врача, но и само чувство здоровья (или «чувство жизни») (44).

Представляется необходимым завершить главу, посвященную социальной ситуации в старости описанием исследований О.В.Крас-

новой, председателя Региональной общест­венной организации «Центр Геронтолог», которая рассмотрела эту проблему в прак­тическом аспекте — социально-психологи­ческого улучшения жизни пожилых людей в современных условиях. Автор подчерки­вает, что процесс старения населения в России происходит на фоне резкого изме­нения социальной ситуации пожилых людей, формирования в общественном сознании новых ценностных ориентации и устано­вок. Значительное изменение мировоззре­ния и социального окружения нарушает идентичность пожилых людей, дестабили­зирует их психическое состояние, снижает уровень социально-психологической адап­тации. Картина общества, предстающая пе­ред человеком, не имеет стабильности, не­определенным видится не только будущее, но и прошлое. Это дезорганизует пожилых людей, усиливает у них напряженность, вы­званную неудовлетворительным самочувст­вием в связи с возрастными изменениями в организме и новым, непривычным стату­сом, обусловленным выходом на пенсию. В связи с этим для пожилых людей в усло­виях современной социальной ситуации на­шего общества более важной становится не высокая оценка всей прожитой жизни и цельности своей личности, а внешние по­казатели жизненного благополучия: нали­чие работы, роли в семье, оказание помощи семье.

Присвоение внешней социальной роли пожилых заставляет людей играть эту роль, т.е. считать, что они «прожили достойную

жизнь», что они «достойные» и в то же вре­мя «обездоленные», «ограбленные государ­ством», нуждающиеся в социальной защите люди. Налицо осознанная позитивная со­циальная идентичность пожилых. В то же время, по мнению автора, особенности не­гативной социальной идентичности заклю­чаются в том, что она не осознается боль­шинством пожилых. Они стараются ком­пенсировать ее за счет приписывания себе и своей группе (группе пожилых) положи­тельных индивидуальных и личностных ка­честв, и поэтому в структуре их личности существуют противоречия. При этом есть основания считать, что более молодые лю­ди также оценивают пожилых людей по внешним социальным ролям, т.е. принима­ют образ «обездоленных» государством по­жилых, признают их большой жизненный опыт, уважают и жалеют их, сочувствуют им (27).

На основании проведенного анализа О.В.Краснова делает вывод, что пожилые люди адаптировались к современной соци­альной ситуации путем включения защит­ных механизмов (27). Далее автор подводит некоторые итоги и определяет практичес­кие шаги решения проблемы адаптации по­жилых к новой социальной ситуации. При этом подчеркивается, что современная со­циальная ситуация как фактор адаптации пожилых людей характеризуется зарожде­нием новой конфигурации общества, в ко­тором разрушаются существовавшие осо­бенности социального поведения, система

социальной регуляции, отсутствуют цен-ноетно-ориентационные основы новой ре­гуляции, наблюдается кризис социальных ценностей и идеалов советского общества, в котором выросли и состарились нынеш­ние пожилые люди. Логика развития новой социальной ситуации в стране ведет к пере­оценке и изменению ценностей общества и пожилого человека в нем, переосмыслению жизни пожилыми людьми, что приобретает характер социальной адаптации. При этом социальная адаптация пожилых осущест­вляется за счет включения защитных меха­низмов:

— проявляется высокая степень позитивности личностной и социальной идентичности;

— осуществляется компенсация негативной социальной идентичности пожилых за счет приписывания себе положительных личностных качеств при игнорировании неблагоприятных данных о себе;

— появляется новый феномен — инкорпо- ризация пожилых, т.е. замыкание их интересов на проблемах узкого социального пространства.

Поэтому особое значение приобретает становление и развитие системы социаль­но-психологической поддержки пожилых людей. Общество должно реально взять на себя заботу о них. При этом не требуется, на­пример, перенимать их ценности или пы­таться изменить мировоззрение пожилых людей. Помощь пожилым людям должна быть

оказана на «внешнем» уровне — не только повышение пенсий, но и оказание уваже­ния, внимания, т.е. того, что помогает им чувствовать себя компетентными. Для этого необходима государственная программа обес­печения пожилых социальной и психологи­ческой помощью.

Во-первых, необходимо совершенство­вание информационного обеспечения: сред­ства массовой информации должны форми­ровать образ «позитивной старости».

Во-вторых, создание социальных клубов пожилых людей и геронтопсихологических центров должно помочь в решении проблем, стоящих перед стареющим человеком, снять психологическую напряженность, содейст­вовать выработке самоуважения, уверен­ности в собственных силах (27).

Проблеме психологической помощи по­жилым людям посвящена последняя глава книги. В первой главе сформулирован ос­новной критерий старости как психологи­ческого возраста — изменение социальной ситуации, связанной с отходом от активного участия в жизни общества. Психологически старость — это постепенное отступление, уход из общества. Если человек сохраняет свое место в обществе или изменяет его, но продолжает жить интересами общества, то психологически его возраст можно характе­ризовать как длящуюся зрелость.

ГЛАВА 2

Теории старения и старости

Исследование процесса старения, яв­ляющееся предметом изучения различных медико-биологических, психологических и социологических школ, показывает, что в течение жизни наступает определенный мо­мент, в котором процесс развития, то есть обогащения и усложнения функционирова­ния внутренних органов, а также соответст­вующего обеспечения организма, замедляется, а впоследствии переходит в стадию регрес­са, или инволюции, что получило название старения (28).

Понятия о сущности, причинах и меха­низмах старения со временем менялись. Это связывалось не только с развитием научных знаний, но и изменением особенностей ста­рения в обществе. Росла прежде всего сред­няя продолжительность жизни, последнее определялось изменением условий жизни и социального строя, успехами медицины и другими преимуществами прогресса и ци­вилизации (28).

В настоящее время мы располагаем био­логическими теориями старения и психоло­гическими подходами к определению сущ­ности старости и старения.

2.1. Биологические теории старения

По мнению исследователей в области биологии, старение и смерть являются ба­зовыми, сущностными биологическими свой­ствами, отражающими функционирование и эволюцию всех живых организмов, вклю­чая человека. Биологи исследуют организм, пытаясь измерить природу и предел возраст­ных изменений, понять, чем вызваны эти изменения, как их можно контролировать, корректировать, как можно смягчить пос­ледствия процесса старения. В этой связи биологическая наука располагает рядом тео­рий, непосредственно затрагивающих тема­тику процесса старения человека. Наиболее распространены в научном мире за рубе­жом две из них. Это теории «программиро­ванного старения» и «непрограммированного старения» (24).

2.1.1. «Программированное» старение

Представители теории «программирован­ного» старения исходят из того, что функ­ционирование живого организма запрограм­мировано природой лишь на период его ак­тивной жизнедеятельности, включающей в себя развитие, то есть рост организма, и способность к репродукции. Сторонники этой теории аргументируют свой вывод тем, что в природе всегда действовал и продол­жает действовать закон естественного отбо­ра, и поэтому старые особи в естественных

условиях встречаются крайне редко: прежде чем стать старыми, они либо погибают сами, либо их уничтожают свои же сороди­чи. В живой организм генетически заложена биологическая активность, распространяю­щаяся только на период его так называемой биологической «полезности». Некоторые теории старения, как, например, так назы­ваемые теории «часов», исходят из того, что изменения, связанные со старением, под­контрольны своего рода биологическому датчику, основная функция которого состо­ит в том, чтобы следить за «расписанием» развития биологического организма до тех пор, пока он не достигнет половой зрелости и способности размножения. После выпол­нения программы или в отсутствии таковой расстраивается деятельность гипоталамуса и эндокринной системы, что приводит ор­ганизм к снижению его физиологических функций (24).

27.2 «Непрограммированное» старение

Представители теории «программиро­ванного» старения исходят из положения, согласно которому к процессу старения под­ключены генетические механизмы и только благодаря их действию происходит эволю­ция живой природы. Однако в процессе из­менений, связанных со старением, могут действовать и другие механизмы, не вклю­ченные в генетическую программу, которые оказывают «непрограммированное» воздей­ствие на организм. Такое воздействие мо-

жет происходить в результате случайного повреждения клетки, необычного воздейст­вия на молекулы, которые в свою очередь изменяют структуру клетки, ее функцию и сам процесс метаболизма. Эти необычные изменения могут затронуть и молекулу ДНК, несущую в себе генетическую информацию.

В результате нормальных метаболичес­ких процессов в пределах клеток могут об­разовываться ядовитые побочные продукты типа свободных радикалов. Их вредному воздействию противостоят несколько меха­низмов защиты клеток. Однако свободные радикалы могут повредить мембрану клетки и вызвать сбой в передаче генетической ин­формации ДНК (24).

Обе эти биологические теории старения являются очень общими, слишком широко трактующими причины процессов инволю­ции, происходящих в старости. В рамках этих подходов находит место теория осно­воположника отечественной геронтологии А.А. Богомольца, который связывал старе­ние с дисгармонией физиологических про­цессов организма, и теория И.И.Мечнико­ва, рассматривавшего старение как процесс интоксикации (67).

Биологические теории старения являют­ся наиболее обоснованными и верифици­рованными (в плане психологических ис­следований старости мы будем говорить не о теориях, а лишь о подходах к проблеме). Однако биологические теории не учитыва­ют дифференциации двух аспектов старое-

ти — физиологического и психологическо­о—и роль психологического фактора в удлинении человеческой жизни (55).

2.2. Социально-психологические подходы к старению и старости

Исключительно биологическое или ис­ключительно социальное определение ста­рения — это узкий подход к самому процес­су старения. Дж. Биррен, проанализировав литературу по старению, пришел к следую­щему выводу: биологи обеспечивают опре­деление старения (старости) чаще, чем пси­хологи, а социологи никогда его не дают [цит. по (28)]. При этом и психологи, и биологи используют показатель протяжен­ности жизни как зависимую переменную. Однако первые значительно реже использу­ют ее, чем вторые, а чаще интересуются ас­пектами поведения только некоторых ком­понентов, которые могут быть отнесены к протяженности жизни. По этой причине определения старения, которые чаще пред­лагаются биологами, имеют ограничения для работы в психологии. Шрутц и Биррен предложили рассматривать старение как процесс, состоящий из трех компонентов. Процесс биологического старения, кото­рый ведет к возрастанию уязвимости орга­низма и высокой вероятности смерти, они определили как senescing (от senescence — старение). Наравне с ним происходят изме­нения в социальных ролях, что влечет за собой изменение паттернов поведения и

изменение социального статуса. Этот вид старения определен как eldering (от elder — старые люди, старшие). К этим двум про­цессам можно добавить психологическое старение, называемое geronting (от gerontol­ogy — учение о старости, геронтология). Этот процесс соответствует выбору адапта­ции к процессам старения, принятию реше­ний и стратегий справляться с трудностями (28). Однако еще раньше к такому же выво­ду пришел Б.Г. Ананьев (5): необходимо более многосторонне изучать комплексные критерии возрастной периодизации, вычле­нять в них биологические, психологические и социальные составляющие и устанавли­вать их взаимосвязи. По ходу исследования проблем психического старения отчетливо отмечаются проступающие связи последне­го с социальными изменениями, сопутству­ющими этому возрастному периоду. Биосо­циальная сущность человека дает основание рассматривать личностно-психологические изменения позднего возраста как совокуп­ность взаимовлияния биологического и со­циального в их генезисе (28).

В соответствии с этим Дж. Тернер и Д. Хелмс делят старение на три взаимосвя­занных и взаимоперекрывающихся процесса: психологическое старение — как инди­вид представляет себе свой процесс ста­рения (например, молодые люди могут чувствовать себя психологически более старыми); специфическое ощущение пси­хологической старости, которое облада­ет как объективными признаками (сни­жение интеллектуальных способностей,

сужение эмоциональной сферы), так и субъективными проявлениями. Ощуще­ние старости реализуется в специфике отношения индивида к процессу своего старения при сравнении с процессом старения других людей. Здесь можно го­ворить о психологической асимметрии своей и «чужой» старости, когда инди­виду представляется, что он стареет бы­стрее или медленнее, чем все остальные; биологическое старение — биологичес­кие изменения организма с возрастом (инволюция);

социальное старение — как индивид связывает старение с обществом; пове­дение и выполнение социальных ролей пожилыми (28).

По мнению К. Виктор, биологический подход также акцентирует внимание на фи­зиологической стороне старости, психоло­гический — на мыслительных и психичес­ких аспектах старения, социальный изучает старость в социальном контексте по трем направлениям:

индивидуальные переживания пожилого

человека;

место пожилого человека в обществе;

проблемы старости и их разрешение на

уровне социальной политики.

Таким образом, во всех этих подходах можно вычленить общие представления о вопросах, которые являются социально-психологическими: процесс старения личности как члена группы и переживание ста­рости в непосредственном социальном ок­ружении, место пожилой личности в общест­ве, отношение индивида к своему процессу старения, социальная адаптация к процессу старения, изменение социального статуса и социальных ролей, позиция общества по от­ношению к стареющим и старым людям, фактическое место стариков среди дру­гих возрастных групп, их функции в обще­стве (28).

2.3. Психологические подходы к старости

Определение феномена старости можно найти в экзистенциальной психологии в связи с важной для экзистенциализма про­блемой индивидуальной ответственности за свое существование. Экзистенциализм при­знает, что человеческое существование имеет основание — судьбу, но люди свободны со­здавать на этом основании многое, соответ­ственно своему выбору. Так, один из осно­воположников экзистенциализма К.Ясперс считал старость благоприятным и естест­венным периодом жизни. Он писал, что в старости способности угасают, но их заме­няют обширные богатства накопленного опыта; сдержанность, житейская упорядо­ченность, самообладание придают духовному существованию оттенок чего-то приглу­шенного, незыблемого (98). Поэтому ста­рости не нужно боятся, у нее есть свои пре-

имущества, и ослабление страха смерти, мучающего человека на протяжении жиз­ненных фаз, не главное из них. Старость может быть прекрасной. Человек физичес­ки слаб и не может, как прежде, предавать­ся радостям плоти, но он свободен от их диктата, а это поможет избавиться от суеты, в которой проходило его предыдущее суще­ствование. Старик скован телесно, но в то же время сободен от телесности, более ду­ховен. Если человек в старости достиг муд­рости — он добр, терпим и снисходителен к слабостям других, потому что уже ни с кем не соперничает, «насыщен жизнью». К.Яс-перс подчеркивал, что свойственные юнос­ти качества сменяются памятливостью зре­лого возраста и возможным катарсисом ста­рости (98). Понятия катарсиса старости переросло позднее в идею «последнего взгля­да», о котором писал Ясунари Кавабата: на­кануне расставания с миром глаза старого художника обретают духовную ясность, по­зволяющую видеть земную жизнь в печаль­ном, но умиротворенном, по-особенному красивом освещении, которое, вероятно, и является истинным [цит. по (62)].

Среди различных психологических школ и направлений наибольший вклад в рас­крытие понятия старости внес психоанали­тический подход.

Карл Юнг придавал большое значение изучению проблем, как он называл, «вто­рой половины жизни» человека. Для него середина жизни являлась критическим, по­воротным моментом, когда перед индивидом открывались новые возможности для саморазвития. Человеку уже не требовалось устанавливать столько внешних связей, ему не нужна форсированная социализация. В зрелом возрасте человек в основном по­глощен внутренней работой самопознания (самореализации), которую Юнг назвал «индивидуацией». Человек во второй поло­вине жизни может обрести новое полновес­ное развитие своей личности. Человек в этом возрасте способен принять в своем Я как «женское», так и «мужское» начало. Юнг придавал большое значение символическо­му и религиозному опыту в обретении со­стояния гармонии между индивидом и ок­ружающим его миром. По мнению К. Юнга, потребность выработать целостный взгляд на свою жизнь, обращенность внутрь себя, самосозерцание являются долгом и необхо­димостью в старости. Результатом этой психологической перестройки является по­явление новой жизненной позиции, рацио­нального взгляда на свое существование и вместе с тем созерцательного, устойчивого психического и нравственного равновесия. К. Юнг считал, что закат человеческой жиз­ни должен иметь собственное значение, а не быть жалким придатком к заре жизни. В связи с этим К. Юнг считал непоправи­мой ошибкой «проводить сумерки жизни в соответствии с программой ее зари», нести «в сумерки закон утра». Успешность, адап­тивность старения определяется тем, на­сколько человек оказывается подготовлен­ным к вступлению в новую фазу жизни, к

тем задачам, которые несет с собой позд­ний возраст. Поэтому, рассуждая об учаще­нии нервных срывов при старении, К. Юнг видел их причину в том, что во вторую по­ловину жизни люди вступают неподготов­ленными (100).

Альфред Адлер, изучая роль мотивации в поведении человека, считал, что основ­ной мотивационной силой в жизни челове­ка является чувство его собственной непол­ноценности. Любой индивид в той или иной степени испытывает это чувство. Осо­бенно остро неполноценность ощущается человеком в детском возрасте, ибо тогда властные жизненные позиции являются ис­ключительной привилегией взрослых. Не­которые люди испытывают это чувство бо­лее остро, чем другие, особенно когда речь идет о человеке с физическими недостатка­ми или о тех, с кем в детстве слишком стро­го обращались. Адлер считал, что на протя­жении всей своей жизни индивид стремит­ся в той или иной степени компенсировать это первичное чувство неполноценности. Это стремление может принять как пози­тивную направленность и выразиться в до­стижении больших успехов в жизни инди­вида, в преодолении его физических недо­статков, так и негативную окраску в виде демонстрации чрезмерной властности в от­ношениях с другими людьми. Сам Адлер полагал, что преодоление чувства неполно­ценности возможно через деятельное учас­тие в судьбе людей, через сопереживание,

сопричастность, формирование и развитие «социального интереса» (68).

Теория А. Адлера могла бы стать чрез­вычайно плодотворной для разработки пси­хологической проблемы старости. Ситуа­ция снижения физических и физиологичес­ких возможностей в старости приводит к неспособности вести прежний образ жизни, к необходимости от чего-то отказываться, что-то менять. К данной ситуации приме­ним принцип компенсации, предложенный А. Адлером, его «основной психологичес­кий закон» о диалектическом превращении органической недостаточности через субъ­ективное чувство неполноценности в пси­хическое стремление к компенсации и сверх­компенсации. Используя предложенный А. Адлером принцип (согласно которому препятствие вводит в развитие психики перспективу будущего, которая в свою оче­редь создает стимул для стремления и ком­пенсации), Л.С. Выготский отмечал, что стремление компенсировать дефект порож­дается не внутренними причинами, а внеш­ними факторами — социальной средой. Таким образом, речь идет о социальной компенсации дефекта, о «социальном про­тезе», который должен заменить работу ре­альных физиологических систем (14). Для пожилых и старых людей в качестве такого «социального протеза» может выступить система социальной помощи. Для ее рабо­ты идеи Адлера в решении проблем пожи­лого человека достаточно конструктивны. Он предлагает снимать чувство неполно-

ценности и сопутствующие неврозы, помо­гая индивиду найти смысл жизни в оказа­нии помощи другим людям, добиться тако­го состояния, когда ощущение принадлеж­ности к социальной общности не покидало бы старого человека (24,37).

Наибольший вклад в развитие геронто-психологии, собственно психологической кон­цепции старости внесла теория Эрика Эрик-сона о восьми стадиях развития личности. Для каждой стадии жизненного цикла ха­рактерна специфическая задача, которая выдвигается обществом, и каждая стадия имеет определенную цель в достижении того или иного социально-ценного качества (65).

Восьмая стадия жизненного пути — ста­рость — характеризуется достижением но­вой, завершенной формы эго-идентичности. Человек, который проявил заботу в отно­шении людей и приспособился к успехам и разочарованиям, неотъемлемым от жизни, в родителе детей и создателе вещей и идей обретает высший уровень целостности лич­ности. Э. Эриксон отмечает несколько со­ставляющих такого состояния души: это всё возрастающая личностная уверенность в своей приверженности к порядку и осмыс­ленности; это любовь человеческой лич­ности как переживание мирового порядка и дгуталтего лмыспз лулпжлтолу лкиаад ,«йаг-висимо от того, какой ценой они достига­ются; это принятие своего жизненного пути как единственно должного и не нуждающе­гося в замене; это новая, отличная от преж­ней, любовь к своим родителям; это прияз-

ненное отношение к принципам прошлых времен и различной деятельности в том ви­де, как они проявлялись в человеческой культуре. Задача человека пожилого возрас­та, по Эриксону, состоит в том, чтобы до­стичь целостности развития своего Я (Ego), уверенности в смысле жизни, а также гар­монии, понимаемой как сущностное каче­ство жизни отдельного индивида и всей Вселенной. Гармония противостоит дисгар­монии, воспринимаемой как нарушение целостности, которое ввергает человека в состояние отчаяния и уныния. Осуществле­ние этой задачи приводит человека к «ощу­щению чувства тождества с самим собой и длительности своего индивидуального су­ществования как некоей ценности, кото­рая, даже в случае необходимости, не долж­на быть подвергнута никаким изменениям». Отчаяние может иметь место лишь в случае осознания жизненной неудачи и отсутствия времени для исправления ошибок. Отчая­ние и недовольство самим собой у пожило­го человека часто проявляются через осуж­дение поступков других, особенно молодых людей. По Э. Эриксону, достижение чувства полноты жизни, исполненного долга, муд­рости возможно в старости лишь в случае позитивного прохождения предшествую­щих стадий, Ecjihl главнейшие задачи пред­шествующих возрастов не были реализова­ны, старость сопровождается разочарова­нием, отчаянием и страхом смерти (65).

Теория Э.Эриксона вызвала огромный интерес у психологов и позднее была рас-

ширена Р. Пеком(120). Р. Пек считал, что для достижения «успешной старости» чело­век должен решить три основные задачи, охватывающие три измерения его личности.

Во-первых, это дифференциация, это трансценденция против поглощенности роля­ми. В ходе профессиональной деятельности человек поглощен ролью, диктуемой про­фессией. Пожилые люди в связи с выходом на пенсию должны определить для себя целый набор значимых видов деятельности так, чтобы их время было целиком заполнено различными видами активности. Если люди определяют себя только в рамках своей ра­боты или семьи, то выход на пенсию, смена работы или уход детей из дома вызовут та­кой прилив отрицательных эмоций, с кото­рыми индивидуум может не справиться.

Во-вторых, это трансценденция тела против поглощенности телом — измерение, имеющее отношение к способности инди­видуума избегать чрезмерного сосредоточе­ния на все усиливающихся недомоганиях, болях и физических недугах, которыми со­провождается старение. По мнению Р. Пека, старые люди должны учиться справляться с ухудшением самочувствия, отвлекаться от болезненных ощущений и наслаждаться жизнью прежде всего через человеческие отношения. Это позволит им «шагнуть» за пределы поглощенности своим телом.

И, наконец, трансценденция эго против поглощенности эго — измерение, имеющее особое важное значение в старости. Старые люди должны понимать, что, хотя смерть

неизбежна и, возможно, не так уж далека, им будет легче, если они будут сознавать того, что они внесли вклад в будущее через воспитание детей, через свои дела и идеи. Люди не должны предаваться мыслям о смерти (или, как это формулирует Р. Пек, не должны погружаться в «ночь эго»). Со­гласно теории Э. Эриксона, люди, которые встречают старость без страха и отчаяния, переступают через близкую перспективу соб­ственной смерти благодаря участию в моло­дом поколении — наследие, которое их пере­живет (120).

Подобно стадиям Э. Эриксона, ни одно из измерений Р. Пека не ограничивается средним возрастом или старостью. Реше­ния, принятые в начале жизни, выступают в качестве строительных блоков, из кото­рых складываются все решения взрослого человека, а люди среднего возраста уже на­чинают разрешать проблемы грядущей ста­рости (29).

ГЛАВА 3

Характеристика личности в старости

Проблема изменения ядра личности в старости является одной из более дискусси­онных в геронтопсихологии. Ранние взгля­ды, основанные на теоретических представ­лениях и наблюдениях за стариками, отста­ивали нарастание негативных личностных характеристик в старости: раздражитель­ности, ригидности, проявления реакцион­ных социальных и политических установок.

Экспериментальные исследования лич­ности в старости стали осуществляться с начала тридцатых годов. В основе этих ис­следований лежал метод возрастных по­перечных срезов. Подробный обзор этих ранних работ приведен в работе Н.Ф.Шах­матова (63). Он описал исследования Э. Крепелина, в которых показано нараста­ние эгоцентризма, упрямства и подозри­тельности в старости как предвестников бу­дущих болезненных изменений в позднем возрасте в форме старческой деменции. Уп­рямство пожилых людей Э.Крепелин объ­яснял затруднением хода мыслей, «упадком энергии». Другие авторы объясняли потерю оригинальности, утрату индивидуальности в старости снижением уровня мышления в

этом возрасте. В работах того времени по­вторяются рассуждения о консерватизме стариков, замкнутости, пессимизме, недо­верчивости, подозрительности, иждивенче­стве и обидчивости (63).

Эти данные относятся к ранним психо­логическим исследованиям личности. Более поздние зарубежные исследования, осно­ванные на лонгитюдном методе, изменений ядра личности в старости не обнаружили (149). Так, в широкомасштабном сиэтлском лонгитюдном исследовании Шайи с соав­торами (133) не обнаружили значимого на­растания ригидности в старости ни в лич­ностной, ни в познавательной сфере.

Другие современные лонгитюдные ис­следования подвергли сомнению факт на­растания осторожности и неуверенности в себе в старости (81). Эти исследования по­казали, что осторожность стариков обуслов­лена не боязливостью или неуверенностью, а их высокими требованиями к точности собственных ответов. Оказалось, что изме­нение инструкции, побуждающее стариков смело и открыто выдвигать различные пред­положения, практически уравнивало про­явление осторожности у молодых и старых испытуемых (79, 117). Ботвиник (81) по­строил ситуацию исследования таким обра­зом, что решение, не предполагающее рис­ка, было вообще недостижимо (т.е. нельзя было не рисковать). В этой ситуации воз­растные различия в проявлении осторож­ности исчезали. В приведенном исследова­нии старых людей просили дать совет моло-

дым людям и сверстникам по поводу при­нятия решения в ситуации риска. Интерес­но, что при этом старые люди рекомендова­ли проявлять осторожность только моло­дым (81).

Новейшие психологические лонгитюд-ные исследования личности, использовав­шие процедуру факторного анализа для ис­следования вероятности сохранности ядра личности в старости, подтвердили гипотезу о стабильности личностных черт (88, 94, 96). Этот вывод был подтвержден генетически­ми исследованиями с использованием близ­нецового метода (146), которые доказали, что на проявление таких черт, как эмоцио­нальность, общительность и активность, значительно большее влияние оказывает ге­нетический фактор, и с возрастом они ока­зываются практически неизменными. Более того, старые люди способны также глубоко и полно переживать и понимать чувства, однако внешне эмоциональная экспрессия может быть меньше выражена (93).

В противовес экспериментальным пси­хологическим исследованиям классические теоретические модели взросления Э.Эрик-сона (65) и К. Юнга (100) основываются на качественном различии ведущих черт лич­ности на разных стадиях старения. Положе­ние Э.Эриксона, что старость характеризу­ется дихотомией черт «интегративность — отчаяние», в большей мере принято, чем лю­бые другие теоретические концепции и от­дельные экспериментальные исследования. Однако психологи понимают, что это упро-

щенная модель, принимая во внимание, что, по Э. Эриксону, поздний возраст очень велик — от 65 до 95 лет (149). Клиницисты вообще отвергают модель Э.Эриксона как основу для изучения успешной адаптации к старению. Мнение клиницистов по поводу изменения личности в старости отличается от мнения психологов, но, несомненно, за­служивает специального рассмотрения.

Выводы клиницистов в целом поддер­живают положение об общей дефицитар-ности старения и старости. Используя в ос­новном метод беседы или интервью (108), клиницисты утверждают, что нарастание ригидности в старости приводит к затруд­нению принятия решений и проблемам вза­имодействия пожилых с другими людьми. При этом отмечается, что нарушения лич­ностных черт очень трудно диагностиро­вать, прежде всего потому, что черты лич­ности связаны между собой в единой струк­туре и мы имеем дело не с изменением отдельных черт, а с изменением личности в целом. При этом если болезни личности (акцентуации) имели место в ранних воз­растах, то в старости они усугубляются. Речь идет об описанных в клинических исследо­ваниях «заострениях» личностных черт в старости. Последние были описаны еще Э.Крепелином: предполагается, что в ста­рости за счет собственно возрастных изме­нений происходит сдвиг в негативную сто­рону присущих ранее человеку черт харак­тера. Такие положительные качества, как бережливость, упорство, осторожность, при-

обретают новую форму в виде скупости, уп­рямства, трусливости. При этом некоторые клиницисты утверждают, что подобные не­гативные черты характера определяют пове­дение каждого пожилого человека, карди­нально меняя его психосоциальный статус, при этом они подчеркивают, что эти прояв­ления могут быть следствием начинающе­гося возрастно-органического процесса (63). Однако клинические исследования не дают однозначного ответа по поводу неизбеж­ности «заострения» личностных черт в ста­рости. В своем фундаментальном обзор­ном исследовании «Психическое старение» Н.Ф.Шахматов делает вывод о том, что в старости не происходит какого-либо изме­нения личностных характеристик — ни нрав­ственные, ни социальные качества личнос­ти не утрачиваются. Если же изменения происходят, то это свидетельствует о нали­чии возрастно-органического процесса, не­благоприятные проявления которого имеют отношение к центральной нервной системе. Различного рода заострения черт характера, так же как и впервые выявляющиеся нега­тивные изменения личности в старости, яв­ляются симптомами собственно возрастных психозов позднего возраста. Подобная симп­томатика выступает в качестве первого, ча­ще всего начального признака этих психо­зов. Однако она также может выявляться и на стадии развернутых проявлений этих форм неблагоприятного психического ста­рения. Вне этого все, что составляет инди­видуальность человека, его личную и соци-

альную ценность и значимость, не претер­певает в старости каких-либо изменений (63). Таким образом, ранние и поздние пси­хологические и клинические исследования, теоретические концепции, наблюдения не дают однозначного ответа по поводу того, происходит ли изменение ядра личности в старости. Большая сложность этой пробле­мы обусловлена тем, что в ряде случаев происходит смешение влияния болезни и собственно возрастного фактора на измене­ние личности. К тому же трудно дифферен­цировать эффекты, накапливаемые в тече­ние жизни, от влияния собственно старос­ти. В связи с этим в ряде исследований была сделана попытка не столько разре­шить проблему изменения — сохранности личности в старости, сколько снять ее. Эти исследования показали, что в старости ядро личности остается неизменным, но некото­рые частные диспозиции и установки могут меняться. К последним, в частности, отно­сятся способы совладания с трудностями, формы психологической защиты (77, 103). В целом анализ зарубежных исследований особенности личности в старости позволяет сделать следующий вывод: в настоящее вре­мя не получено убедительного эксперимен­тального доказательства изменения лич­ностных черт в старости. Все полученные данные подчеркивают большое влияние на изменение личности исторических и куль­турных факторов и сложность выделения собственно возрастного фактора в измене­нии личности. Таким образом, проблема сохранности личности в старости остается открытой.

В отечественной психологии эта пробле­ма рассматривается в контексте отношения людей к своему старению. Так, различные формы поведения пожилых людей в одно­типных ситуациях отражают особенности реагирования на собственное старение. Имен­но эта сторона психической жизни челове­ка определяет его отношение к личным по­терям, утрате прошлых возможностей, так же как и новое восприятие окружающего. Иными словами, перед каждым человеком в старости встает вопрос о выработке отно­шения к собственной старости. По данным отечественных геронтологов, ни хорошее здоровье, ни сохранение деятельного обра­за жизни, ни высокое общественное поло­жение, ни наличие супруги и детей не явля­ются залогом и гарантией осознания ста­рости как благоприятного периода жизни. При наличии этих признаков, каждого в от­дельности и вместе взятых, пожилой чело­век может считать себя ущербным и пол­ностью не принимать свое старение. И на­оборот, при плохом физическом здоровье, скромном материальном достатке, одино­честве пожилой человек может находиться в согласии со своим старением и будет в со­стоянии увидеть положительные стороны своего старческого бытия, испытывая ра­дость (63, 67). Как отмечал Н.Ф.Шахматов, отношение к собственному старению — ак­тивный элемент психической жизни в ста­рости. В оформлении этого чувства определяющими являются моменты осознания фак­та физических и психических возрастных изменений, признание естественности ощу­щений физического нездоровья. На после­дующих этапах старения отношение к про­должающим выявляться новым изменени­ям в физическом статусе находится уже под воздействием сформировавшейся новой жиз­ненной позиции, нового уровня самосозна­ния. Эта новая позиция формируется за счет установившихся новых отношений по­жилого человека с его окружением, но в большей степени зависит от него самого. Принятие собственной старости есть ре­зультат активной творческой работы по переосмыслению жизненных установок и позиций, переоценке жизненных ценнос­тей (63). При этом отсутствует депрессив­ная проекция на прошлое, нет ретроспек­тивного «разматывания» пережитых в про­шлом конкретных событий с идеями или намеком на идеи самообвинения. Отсутст­вуют попытки найти виноватого или ви­нить себя в неправильной (с сегодняшней точки зрения) прожитой жизни. Как из­вестно, депрессивные расстройства не вы­ходят из круга повторяющихся и застывших представлений о виновности, собственной бесчувственности и в целом характеризуют­ся пониженной психической энергетикой. У пожилых людей этой группы, напротив, идет активный мыслительный процесс, на­правленный на решение вопросов «позна­ния собственного существования», «позна­ния себя», т.е. вопросов, составляющих содержание жизни человека. Именно при этом варианте психического старения имеется полное согласие с самим собой, согласие с внешним миром, согласие с естественным ходом событий и, наконец, согласие с не­минуемостью завершения собственной жиз­ни. По мнению Н.Ф. Шахматова, такая по­зиция в отношении собственной старости в большей мере способствует сохранности личности в этом возрасте (63).

В то же время в отечественной геронтологической литературе описаны варианты неадекватных установок в отношении соб­ственной старости, вплоть до полного не­приятия ее. В качестве таких вариантов опи­сывают регрессию (возвращение к прошлым формам поведения, проявляющееся в фор­ме «детского» требования помощи, незави­симо от состояния здоровья), добровольную изоляцию от окружающих (пассивность и минимальное участие в общественной жиз­ни), бунт против процессов старения (отча­янные попытки сохранить уходящую зре­лость, выражающиеся в манере одеваться, сексуальном поведении, проведении досу­га) (67). При неадекватном отношении к старости у пожилых людей возникает ощу­щение неудовлетворенности жизнью, оску­дение чувств, что вместе с хроническим не­домоганием и прогрессирующей утратой интереса к окружающему провоцирует не­гативные изменения личности в форме «за­острения» личностных черт (63).

Проблема изменения — сохранности об­щего личностного профиля остается дискуссионной. Другой актуальной и обсуж­даемой проблемой является проблема со­хранности — изменения отдельных диспози­ций личности. Их исследования носят спо­радический, бессистемный характер. 'Так, изучая структуру потребностей пожилых людей, К.Рощак обнаружил, что сам ком­плекс потребностей не претерпевает прин­ципиальных изменений у пожилых по срав­нению с людьми зрелого возраста. Специ­фика изменений заключается в динамике их структуры: потребности пожилых сме­щены в определенном направлении. Такие потребности, как потребность в творчестве, любви, весьма значимые для людей зрелого возраста, имеют в структуре потребностей пожилых незначительный «удельный вес». На первое место в структуре потребностей пожилых выходят: потребность в избегании страданий, потребность в автономии и не­зависимости, потребность в проецировании других своих психических проявлений (по­требности приведены в порядке их значи­мости). Другая особенность потребностной сферы пожилых проявляется в появлении «сдвоенных» потребностей. Так, потреб­ность в избегании страданий выступает как «двойная», соединяя в себе потребность в избегании страданий и беспокойство, кото­рое тоже становится потребностью. Причи­ной появления «двойной» потребности яв­ляется чрезмерное усиление потребности в избегании страдания. Ее непомерное раз­растание приводит к возникновению свое­образного механизма ее реализации в виде потребности в беспокойстве. Общая картина состояния потребностей пожилого человека заключается в том, что возникает определен­ная дисгармония в проявлении потребнос­тей: они как бы расходятся по полюсам, «выпячивая» отдельные потребности, нару­шается «динамика равновесия» потребнос­тей, что затрудняет общий процесс саморе­гуляции. В этих условиях возникают «пери­ферические» механизмы, предназначенные для реализации отдельных потребностей. Так, стремление к шаблонизации выступает как средство осуществления потребности в постоянстве, проявление упрямства — как путь защиты собственной независимости. Таким образом, иерархия потребностей в старости преобразуется таким образом, что происходит как бы «децентрализация» ее отдельных звеньев (49).

К. Рощак обнаружил тендерные разли­чия в характеристике потребностной сферы у пожилых мужчин и женщин. Оказалось, что у женщин значительной силы достигает потребность в охране и заботе о других (преж­де всего родственников); женщины имеют достаточно стабильный, жесткий, с элемен­тами консерватизма взгляд на жизнь, у них больше выражена внутренняя интегриро-ванность. У мужчин выделяется потреб­ность в личной и материальной автономии, независимости; они в большей мере, чем женщины, склонны проецировать свой внут­ренний мир на других людей; у них ярче проявляется тенденция к авторитаризму и эгоцентризму (49).

Интересная модель динамики потреб­ностей была выделена В.В. Болтенко на ос­нове исследования пожилых людей, нахо­дящихся в домах-интернатах. Эта модель ассоциирована с иерархией потребностей Аб­рахама Маслоу, согласно которой нижний базовый уровень иерархии составляют фи­зиологические потребности, выше — по­требности в безопасности и самосохране­нии, третий уровень иерархии — потреб­ности в любви и признании, четвертый — в самоутверждении и высокой оценке и, на­конец, вершину иерархии образует потреб­ность в самоактуализации. Согласно утверж­дению В. В. Болтенко после выхода человека на пенсию происходит постепенное «свер­тывание» пирамиды потребностей, начиная с вершины (10).

Первый этап обусловлен теми обстоя­тельствами, что с момента выхода на пен­сию до поступления в дом-интернат преста­релые сохранили профессиональные уста­новки. В новой ситуации у них оживляется и доминирует потребность в самоутвержде­нии, что достигается благодаря участию в трудовых процессах и общественной дея­тельности. В целом у престарелых на этом этапе общение полноценное, так как в его основе лежит эмоциональное отношение друг к другу. Оно опосредует трудовую дея­тельность, которая является ведущей.

На первом этапе завышенная самооцен­ка социального значения прошлого и на­стоящего в качестве защитного механизма противопоставляется сознанию ослабевшей способности к труду. У стариков новые ценности не формируются, но приобретен­ные обладают побудительной силой. Такое явление представляется как «самоактуали­зация» ценностей.

Второй этап наблюдается у престарелых, не занятых систематическим трудом и не имеющих постоянных обязанностей. Мно­гие из них выполняют эпизодические не­сложные поручения. Преобладающая их ак­тивность выражается в основном в том или ином способе проведения досуга и в обще­нии. Круг интересов сужается, в общении преобладают разговоры на бытовые темы. В личности пожилого трудно распознать прежние профессиональные качества.

Одинаковые условия проживания, как бы уравнивающие разных людей между со­бой и грозящие нивелировке их индивиду­альности, актуализируют потребность в само­утверждении. Оживляется самопознание, обращенное в основном в прошлое. Отсюда частое непонимание других, неприятие но­вого, конфликты.

Таким образом, деятельностью на вто­ром этапе старения является общение, а движущей потребностью — стремление ут­вердить свою индивидуальность.

Своеобразие активности, которое состав­ляет третий этап старения, наблюдается у лиц с ограниченной подвижностью. Их ак­тивность выражается в основном в самооб­служивании. Отказ от полезной деятельности и отдельных несложных поручений объясняется плохим самочувствием или боязнью его ухудшения. Для престарелых характер­ны жалобы на плохое медицинское обслу­живание, неудовлетворительное питание. Они стараются избавлять себя от лишних нагрузок, не смотреть телевизор, не читать, не утомлять себя лишними разговорами. Общение их в целом не избирательное, ог­раничено в основном соседями по палате, выражается в ситуативных контактах (в сто­ловой, при встречах на лестнице) и реали­зуется в формальных эталонах. На этом фоне личностную значимость имеют только лица, оказывающие им помощь в обслужи­вании, и медицинский персонал. У старых людей этой группы актуальна потребность в заботе со стороны окружающих, поэтому принимается лишь тот объект общения, ко­торый может быть полезен, от которого можно ждать помощи. Фиксированные пере­живания, связанные с чувством неблагопо­лучия, упадка сил, тревога, вызванная из­менением состояния здоровья, становятся основным содержанием сознания.

На этом этапе здоровье выступает как единственная ценность, которая мотивиру­ет деятельность по сохранению и поддержа­нию физического состояния. Активность по сохранению себя как «индивидуума» де­терминируется изменившимися физически­ми возможностями при резком обеднении личности — внутренняя позиция эгоцент­ричная, пассивно-избирательная, ориенти­рованная на полезность объекта для себя.

На четвертом этапе старения престаре­лые нуждаются в обслуживании со стороны персонала. Для них характерно отсутствие какой бы то ни было целенаправленной де­ятельности, отсутствует эмоциональное от­ношение к чрезвычайным событиям своей жизни. Общение становится незначимым. Отгороженность, замкнутость, пассивное созерцание реальности характерны для этой группы. Вторая особенность состоит в по­ложительной оценке своего настоящего. Ос­нованием для этого служит удовлетворение элементарных базисных потребностей в пи­ще, тепле, чистоте.

Таким образом, на четвертом этапе смыс­лом жизни становится сохранение самой жизни, что обеспечивает выдвижение на первый план потребности в безопасности и самосохранении.

На пятом этапе происходит обнажение потребностей витального уровня (еда, по­кой, сон). Это касается сильно одряхлев­ших престарелых, нуждающихся в постоян­ном уходе. Эмоциональность и общение у них практически отсутствуют, они безучаст­ны и равнодушны к окружающему. Наблю­дается полное отстранение от своего Я, от­сутствие личностного отношения к прошло­му. Однако отдельные фрагменты, образы, в основном из раннего периода жизни, больные рассказывают оживленно, с эмо­циональной окраской, сообщая подробные детали случая. Из более поздних периодов жизни называются отдельные факты в фор­ме ответа на вопрос, что свидетельствует о

сохранности памяти и на более поздние со­бытия. Основное содержание их внутрен­ней жизни составляет багаж памяти, каким бы скудным он ни был. На последней пятой стадии личность разрушена. Активность фрагментивна, нецелесообразна. Сознание лишено ценностно-смысловой оси в ре­зультате угасания эмоций, разрушения сис­темы отношений, отсутствуют характерис­тики шкал самооценки (10).

В своем исследовании В.В.Болтенко по­казал, что описанные типы активности, расположенные по мере ее угасания, можно рассматривать как фазы единого нарастаю­щего процесса старения. Постепенное вы­холащивание предметности из мотивацион-ной сферы как психологический механизм лежит в основе смены этапов старения (10).

Многолетнее исследование, проведен­ное В.В. Болтенко в условиях дома-интер­ната, позволили охарактеризовать динами­ку изменения личности в старости не толь­ко со стороны иерархии мотивов. Автор показал, что в случае стратегии старения по типу «замкнутого контура» (единственно возможной в условиях домов-интернатов) происходит постепенное сужение самосо­знания. Тот факт, что самооценка в геронтогенезе в целом не снижается, объясняется, с одной стороны, нарастающей некритич­ностью вследствие нарастающего органи­ческого процесса, с другой стороны — пси­хологической защитой, не допускающей осознания своей малоценности и проник­новения в сознание признаков, угрожающих самооценке. Наличие психологической защиты, непременно предполагающей со­хранность положительного отношения к самому себе, свидетельствует о личностной реакции на происшедшие в себе измене­ния. Психологическая защита в старости строится на основе сохранных качеств, кото­рым придается большой личностный смысл, что способствует самоутверждению и по­зволяет сохранить высокую самооценку. Доминирующий смысл несет в себе насы­щенную эмоциональную окраску, напря­женное отношение. В процессе старения в условиях дома-интерната сужение системы ценностей происходит за счет актуализа­ции, а затем отмирания приобретенных со­циальных качеств. Первоначально труд це­нен для престарелых как средство реализа­ции своих способностей, затем становится ценной сама способность выполнять труд: трудовые процессы превращаются в демон­страцию и способ подтверждения сохран­ности этой способности. Труд становится нерегулярным, эпизодическим. Состояние здоровья, всегда выступавшее лишь как внутреннее условие для деятельности и не являющееся личностной характеристикой, вдруг становится центром самосознания и основным ориентиром в обедненной систе­ме ценностей. Начиная с этого момента личность утрачивает социальные качества, индивидуальность нивелируется, и человек не умирает, но уже перестает жить. Возврат к социальным ценностям, как правило, не

происходит, так как единственной ценнос­тью остается сама уходящая жизнь (10).

В целом надо отметить, что существует достаточно мало фундаментальных отечест­венных исследований личности пожилого человека. В настоящее время широко дек­ларируются идеи поступательного развития личности в течение всей жизни, продуктив­ного старения, возможности счастливой старости, которые могут быть обеспечены включением защитных, естественно образу­емых (при активном поиске смысла в новой жизни и включении в определенные соци­альные связи и виды деятельности) и спе­циально моделируемых компенсаторных механизмов. Однако последние оказываются в меньшей степени изученными и экспери­ментально исследованными. Здесь в качест­ве примера можно привести исследования К.А. Страшниковой и М.М. Тульчинского, утверждающих, что одним из проявлений процесса реституциализации в старости яв­ляется формирование мотива деятельности с эстетической направленностью. В другом исследовании утверждается, что социальная адаптация пожилых людей осуществляется за счет включения следующих защитных механизмов: проявления высокой степени позитивности личностной и социальной идентичности, приписывания положитель­ных личностных качеств при игнорирова­нии неблагоприятных данных о себе, замы­кания интересов на проблемах узкого соци­ального пространства [цит. по (40)].

Что касается особенностей Я-концепции в позднем возрасте, то имеющиеся ра­боты по данной проблеме содержат весь­ма противоречивые сведения. В одних вы­сказывается мнение о том, что с возрастом Я-концепция становится все более негатив­ной, самооценка снижается, растет число людей, не удовлетворенных своей жизнью, в других отмечаются противоположные фак­ты. Такая разнородность в результатах экс­периментальных исследований, вполне ве­роятно, обусловлена реальным, внутренне противоречивым характером психологичес­кого старения, который находит свое отра­жение, в частности, в Я-концепции челове­ка, обусловливая ее качественное своеобра­зие и разнонаправленные тенденции (40).

О.Н. Молчановой было показано, что с возрастом наряду с общим снижением цен­ности Я и отдельных его аспектов будет проявляться и другая тенденция, названная автором психологическим витауктом, которая представляет собой процессы, стабилизи­рующие деятельность субъекта, компенси­рующие нарастание негативных характерис­тик, уберегающих систему Я от разрушения. Проведенные О.Н. Молчановой исследова­ния показали, что люди старческого возрас­та по сравнению с представителями других возрастов обнаружили наивысшие оценки по шкале «социальные контакты» (методи­ка «Кто Я?»). Выявленный рост самооценок по шкале «удовлетворенность работой» (для работающих пенсионеров) и «участие в труде» (для неработающих) соответствует много­численным данным, устанавливающим факт повышения с возрастом удовлетворенности работой. Ориентация на труд, высокие оцен­ки своей трудовой деятельности не только не исчезают с прекращением работы, но да­же возрастают. Однако у лиц позднего воз­раста оценки, относящиеся к деловой сфе­ре, часто носят ретроспективный характер. Обращение к прошлому трудовому опыту может свидетельствовать не только о силе и устойчивости выработанных за прожитую жизнь стереотипов, но и о затруднениях в адаптации к условиям «незанятости», а так­же о желании сохранить, поддержать свой прежний статус, компетентность (40).

В целом О.Н. Молчанова выявила, что к позднему возрасту наряду с общим сниже­нием уровневых характеристик самооценки нарастают факторы компенсации, способ­ствующие длительному поддерживанию ста­бильности Я-концепции, которые можно назвать психологическим витауктом: а) на­личие у испытуемых позднего возраста вы­соких позиций реальной самооценки по ря­ду параметров; б) фиксация на позитивных чертах своего характера; в) снижение идеаль­ных и достижимых самооценок, а также их сближение с реальной самооценкой; г) от­носительно высокий уровень самоотноше­ния; д) признание своей позиции удовле­творительной (даже если она крайне низ­ка); е) ориентация на жизнь детей и внуков; ж) ретроспективный характер самооценки. И наконец, в позднем возрасте обнаружи­ваются резко выраженные индивидуальные вариации особенностей Я-концепции (40).

Последнее представляется нам особенно важным. Вероятно, недостаток надежных исследований в области изменений личнос­ти объясняется широким диапазоном инди­видуальных различий в проявлениях при­знаков старения, различными индивидуаль­ными стратегиями адаптации к старости.

В соответствии с высказанной нами вы­ше точкой зрения существует две стратегии адаптации к старости: сохранение себя как индивида и сохранение себя как личности. Они определяют факт и характер личност­ных изменений в старости.

В соответствии с первой стратегией адап­тации (сокращение социальных связей с миром) картина эмоциональных пережива­ний приобретает специфическую, старчес­кую окраску, характерную для сенсорной депривации. Постепенная утрата значимых глубоких социальных связей проявляется в двух важнейших особенностях психической жизни: снижении поведенческого контроля и «истощении» чувствительности. Созна­тельная регуляция поведения необходима лишь для социального бытия и осмыслена с точки зрения общения с другими. Ослабле­ние поведенческого контроля определяет нарастание эгоцентричности в старости, убеж­денности стариков в неоспоримой справед­ливости их позиции и, как следствие, амби­циозности, обидчивости и нетерпимости к возражениям, ригидности, догматизма, мни­тельности. Недооценка пожилыми людьми значимости сознательной регуляции своего поведения в отношении с окружающими

ведет к снижению эмоционального контро­ля и произвольности поведения и, как след­ствие, к постепенной утрате этих навыков. Снижение функций детерминации и само­регуляции закономерно приводит к «заост­рению» личностных черт: постепенному перерастанию осторожности в подозритель­ность, бережливости в скупость, а также появлению консерватизма стариков, их бе­зучастного отношения к настоящему и бу­дущему. Типичным для данной стратегии старения является стирание тендерного про­филя личности (129).

Однако «заострение» личностных черт является лишь постепенно проявляющимся следствием выбора стратегии адаптации по принципу «замкнутого контура». Централь­ным моментом психологической адаптации является направленное изменение семанти­ки информации, что проявляется в оценке самочувствия и настроения, а также фильт­рация информации на всех этапах ее движе­ния (включая ее подавление на сенсорном уровне и гамму мнестических процессов, где главную роль играет механизм забыва­ния). Эта система информационной защи­ты участвует в формировании концептуаль­ной модели реальной действительности, по которой и строится адаптационный про­цесс. Стратегия адаптации по «замкнутому контуру» предполагает несколько индиви­дуальных вариантов: согласно их концепту­альным моделям мир видится пожилым лю­дям как неясный, непредсказуемый, иногда угрожающий, гибельный. В любом из этих  вариантов концептуальной модели (даже в наиболее позитивном из них) пожилой че­ловек не «владеет» этим миром, социально не причастен ему, перспектива его собст­венной жизни не зависит от него самого, а стратегия его поведения наиболее полно описывается житейским понятием «дожи­вать свой век». В этом смысле суть иска­ний и притязаний пожилого человека в данной стратегии адаптации расценивается как стремление приспособиться к жизни, которую он не принимает, и одновременно желание по возможности отдалить конец своего существования. Характерный для стариков отлет сознания в прошлое имеет особое значение — в данном варианте ста­рения люди просто живут в прошлом, где все было ясно, потому что они сами стро­или свою жизнь и влияли на жизнь других. Пребывание в воспоминаниях помогает от­влечься от неясного настоящего и не думать о будущем, в котором они не видят ничего, кроме умножения физических страданий-, грядущей немощи, неизбежной смерти. За­метим, что в этой стратегии адаптации, на­правленной на сохранение себя как инди­вида, разрыв временной связи между про­шлым, настоящим и будущим выступает как защитный элемент стратегии, существен­ный компонент концептуальной модели ре­альной действительности. Эмоциональные переживания как субъективная сторона этой своеобразной концептуальной модели дей­ствительности направлены на защиту по­жилого человека от неуправляемой реальной жизни и на стабилизацию его психи­ческих состояний и функций. По мнению Г.С.Абрамовой, эгоистическая стагнация в старости характерна для тех стариков, кото­рые отказались от собственной экзистен­ции, от собственных проявлений духа и по­грузились не в глубины собственного Я, а замкнулись на плоскости прошлого и пре­рвали связь с настоящим (1).

У людей, избравших в старости цель со­хранения себя как личности, сохранения системы социальных связей, считающих не­обходимым для себя и важным для других передачу своего жизненного опыта, лич­ность в старости не претерпевает сущест­венных изменений. Принятие ими состоя­ния старости, открытие в нем нового смысла во многом обусловливает особую структуру эмоциональных переживаний этих пожи­лых людей, поскольку смысл жизни именно переживается как «причастность жизни и эти переживания относительно независимы от внешних и внутренних обстоятельств жизни» (56).

Сравнение эмоциональных переживаний пожилых людей, характеризующихся аль­тернативными стратегиями адаптации к ста­рости, показывает, что стратегия сохране­ния себя как индивида сопряжена со сбере­жением эмоциональных ресурсов, в то время как стратегия сохранения себя как личности предполагает относительно большие возмож­ности траты эмоциональных ресурсов. Как отмечает Р.М.Грановская, если порыв к продолжению социальной активности си лен, то он провоцирует отрыв от реальности даже в область возможности тратить эмоци­ональную энергию, и те, кто долго наслаж­дается жизнью в старости, — это активные личности, а не скупцы, малотратящие свои чувства и силы на действие (18).

Н.Ф.Шахматов, описывая подобную стра­тегию старения, отмечал, что сознание по­жилых людей в этом случае отличается ори­ентировкой на настоящее и отсутствием депрессивной проекции на прошедшее. Для личности этих пожилых людей характерна тенденция к пересмотру прошлых активных целевых установок, правил и убеждений. Подобное отношение к самому себе и окру­жающему представляет для пожилого чело­века новую ценностную жизненную уста­новку. Такая стратегия старения определяет качественную сохранность личности и со­гласованность отношений к прошлому, на­стоящему и будущему (63).

Обзор изменения личностных проявле­ний в старости делает чрезвычайно актуаль­ной для геронтопсихологии проблему типо­логии старения. Попыток описания типов старения было сделано очень много. Здесь будут приведены наиболее известные из них. В типологии Ф. Гизе выделяются три типа стариков и старости: 1) старик-негативист, отрицающий у себя какие-либо при­знаки старости; 2) старик-экстравертированный, признающий наступление старости через внешние влияния и наблюдение за изменениями (выросла молодежь, расхож­дение с нею во взглядах, смерть близких, изменение своего положения в семье, измене­ния-новшества в области техники, социаль­ной жизни и т.д.); 3) интровертированный тип, для которого характерно острое пере­живание процесса старения. Человек не про­являет интереса к новому, погружается в воспоминания о прошлом, малоподвижен, стремится к покою и т.п. [цит. по (17)].

И.С. Кон выделяет следующие социаль­но-психологические виды старости. Пер­вый тип — активная творческая старость, когда ветераны, уходя на заслуженный от­дых, продолжают участвовать в обществен­ной жизни, воспитании молодежи и т.д., живут полнокровной жизнью, не испыты­вая какой-либо ущербности. Второй тип старости характеризуется тем, что пенсио­неры занимаются делами, на которые рань­ше у них просто не было времени: самооб­разованием, отдыхом, развлечениями и т.п. То есть для этого типа стариков характерны тоже хорошая социальная и психологичес­кая приспособляемость, гибкость, адаптация, но энергия направлена главным образом на себя. Третий тип (это преимущественно женщины) находит главное приложение своих сил в семье. А поскольку домашняя работа неисчерпаема, то женщинам, зани­мающимся ею, просто некогда хандрить, скучать. Однако, отмечают психологи, удов­летворенность жизнью у этой группы лю­дей ниже, чем у первых двух. Четвертый тип — это люди, смыслом жизни которых становится забота о собственном здоровье. С этим связаны и разнообразные формы

активности, и моральное удовлетворение. Вместе с тем обнаруживается склонность (чаще у мужчин) к преувеличению своих действительных и мнимых болезней, повы­шенная тревожность [цит. по (17)].

Наряду с выделенными благополучны­ми типами старости И.С. Кон обращает внимание и на отрицательные типы разви­тия: а) агрессивные старые ворчуны, недо­вольные состоянием окружающего мира, кри­тикующие все, кроме самих себя, всех по­учающие и терроризирующие окружающих бесконечными претензиями; б) разочаро­ванные в себе и собственной жизни, одино­кие и грустные неудачники, постоянно об­виняющие себя за действительные и мни­мые упущенные возможности, делая себя тем самым глубоко несчастными.

Довольно широко в мировой психологи­ческой литературе поддерживается класси­фикация, которую предложила Д.Б. Бром-лей. Она выделяет пять видов приспособле­ния личности к старости [цит. по (17)]:

1) Конструктивное отношение человека к старости, при котором пожилые и старые люди внутренне уравновешенны, имеют хо­рошее настроение, удовлетворены эмоцио­нальными контактами с окружающими людь­ми. Они в меру критичны по отношению к себе и вместе с тем весьма терпимо отно­сятся к другим, к их возможным недостат­кам. Не драматизируют окончание профес­сиональной деятельности, оптимистически относятся к жизни, а возможность смерти трактуют как естественное событие, не вы-

зывающее печали и страха. Не пережив в прошлом слишком много травм и потрясе­ний, они не проявляют ни агрессии, ни по­давленности, имеют живые интересы и по­стоянные планы на будущее. Благодаря своему положительному жизненному ба­лансу они с уверенностью рассчитывают на помощь окружающих. Самооценка этой группы пожилых и старых людей довольно высока.

2) Отношение зависимости.Зависимая личность — это человек, подчиненный кому-либо, зависимый от супружеского партнера или от своего ребенка, не имеющий слишком высоких жизненных претензий и благодаря этому охотно уходящий из профессиональной среды. Семейная среда обеспечивает ему ощущение безопасности, помогает поддерживать внутреннюю гармонию, эмоциональное равновесие, не испытывать ни враждебности, ни страха.

3) Оборонительное отношение, для которого характерны преувеличенная эмоциональная сдержанность, некоторая прямолинейность в своих поступках и привычках, стремление к «самообеспеченности» и неохотному принятию помощи от других людей. Люди данного типа приспособления к старости избегают высказывать собственное мнение, с трудом делятся своими проблемами, сомнениями. Оборонительную позицию занимают иногда по отношению ко всей семье: если даже имеются какие-то претензии и жалобы в адрес семьи, они их не выражают. Защитным механизмом, который они используют против страха смер­ти и обездоленности, является их актив­ность «через силу», постоянная подпитка внешними действиями. Люди с оборони­тельным отношением к наступающей ста­рости с большой неохотой и только под давлением окружающих оставляют свою профессиональную работу.

4) Отношение враждебности к окружающим. Люди с таким отношением агрессивны, взрывчаты и подозрительны, стремятся «переложить» на других людей вину и ответственность за собственные неудачи, не совсем адекватно оценивают действительность. Недоверие и подозрительность заставляют их замыкаться в себе, избегать контактов с другими людьми. Они всячески отгоняют мысль о переходе на пенсию, т.к. используют механизм разрядки напряжения через активность. Их жизненный путь, как правило, сопровождался многочисленными стрессами и неудачами, многие из которых превратились в нервные заболевания. Люди, относящиеся к данному типу отношения к старости, склонны к острым реакциям страха, они не воспринимают свою старость, с отчаянием думают о прогрессирующей утрате сил. Все это соединяется еще и с враждебным отношением к молодым людям, иногда с переносом этого отношения на весь «новый, чужой мир». Такой своего рода бунт против собственной старости сочетается у этих людей с сильным страхом смерти.

5) Отношение враждебности человека к

самому себе. Люди такого типа избегают воспоминаний, потому что в их жизни было много неудач и трудностей. Они пассивны, не бунтуют против собственной старости, лишь безропотно принимают то, что посы­лает им судьба. Невозможность удовлетво­рить потребность в любви является причи­ной депрессий, претензий к себе и печали. С этими состояниями соединяются чувства одиночества и ненужности. Собственное старение оценивается достаточно реалис­тично: завершение жизни, смерть трактует­ся этими людьми как избавление от страда­ний [цит. по (17)].

К. Рощак (49) представил типологию старения, основываясь на эксперименталь­ном изучении потребностной сферы пожи­лых людей методом ГАТ и дополнительных исследованиях (анкеты, интервью, анализ биографических данных, экспертной оцен­ки, наблюдений) в домах-интернатах. Он выделил следующие типы старения.

Конструктивный тип

Этот тип характеризуется достаточно эффективной (конструктивной) стратегией приспособления пожилого человека к перио­ду старости. Для него характерны внутрен­няя интегрированность (нет показателей нервозных состояний и состояний страха, тревоги), сохраняется способность радо­ваться жизни, отношения с другими людь­ми преимущественно хорошие и характери­зуются теплыми чувствами. По нашим данным, это человек с чувством юмора, реа­листически оценивающий себя, свои дости­жения и ошибки, а также собственное буду­щее. Детство было хорошее, в течение своей зрелой жизни стрессовых ситуаций было немного, его отношение к работе характе­ризовала стабильность, в основном свобо­ден от материальных забот, супружество было благополучным, хотя может быть же­нат (замужем) не первый раз. История его жизни характеризуется постоянством и бес­прерывным развитием, нет в ней многих крутых поворотов и периодов застоя (стаг­нации). Его в принципе удовлетворяют соб­ственные достижения, уверен в себе, спосо­бен правильно выражать свои чувства, обычно не проявляет агрессии, затормо­женности, несдержанности. Толерантен по отношению к ошибкам, совершаемым дру­гими людьми. Внутренне согласился со своей ролью (пожилого человека), спокой­но и трезво относится к необходимости пре­кращения работы и ухода на пенсию, даже вероятность смерти воспринимает спокой­но, без особой тревоги. Имеет конструктив­ную, направленную на будущее жизненную установку. Продолжает планировать буду­щее, причем эти планы направлены как на осуществление собственных потребностей, так и потребностей близких. Справляется со своими проблемами без помощи других в рамках определенного состояния здоро­вья и условий, в которых живет. Умеет по­ступать согласно своим принципам и на их основе формулировать оценки и суждения. Проявляет ответственность за свои дейст-

вия и поступки, стремится осуществлять долговременные, перспективные цели, ради которых готов жертвовать мелкими удо­вольствиями, и спокойно относится к вре­менным трудностям и недостаткам. Спосо­бен радоваться вкусной еде, напиткам и развлечениям; может еще проявлять сексу­альную активность, по крайней мере спосо­бен радоваться присутствию представите­лей противоположного пола. На протяжении многих лет имеет увлечения. Интересуется политикой и общественной жизнью, а его политические взгляды довольно прогрес­сивны, хотя иногда присутствуют и элемен­ты консерватизма. Имеет много друзей, не испытывает ненависти и враждебности к людям, от которых ему пришлось страдать в своей жизни. Имеет довольно высокую само­оценку, что настраивает его оптимистично. Не потерял способности радоваться тому, что его еще ожидает в жизни, в будущем.

Защитный тип

Этот способ приспособления к старости является менее эффективным, некоторые особенности поведения похожи на легкое проявление невроза, встречающегося также у лиц более молодого возраста. Вместе с тем представители этого типа приспособляются к условиям жизни, хотя это требует боль­ших усилий как самого пожилого человека, так и его окружения. Хотя данная группа не является однородной, ее членов можно оха­рактеризовать как людей весьма сдержанных и чрезмерно скованных общеприняты­ми стандартами поведения, причем одно­временно они могут проявлять чрезмерную активность, что не приносит хороших ре­зультатов. В прошлом были хорошо при­способлены к выполнению профессиональ­ных обязанностей, занимались общественной работой. Накопили материальные средства на старость, и это, по нашим данным, был более значимый мотив их трудовой деятель­ности, нежели непосредственный интерес и удовольствие от труда. Они достаточно само­стоятельны и нередко отказываются от по­мощи других. Это связано с потребностью в укреплении чувства собственной независи­мости. Обычно высказывают общепринятые убеждения, считающиеся общепризнанны­ми и оцениваемые как полезные и правиль­ные с точки зрения общества. Не рискуют высказывать позиции личного плана. Пред­ставителей этой группы очень беспокоит перспектива оказаться в старости беспо­мощным и зависимым от других. Поэтому они отодвигают момент ухода с работы и так планируют день, чтобы не иметь време­ни думать о подобных проблемах. Более за­няты «внешней жизнью», чем размышле­ниями о собственных чувствах, мотивах по­ведения. Избегают анализа самооценки. Их взгляд на старость пессимистичный, не ви­дят в этом периоде ничего положительного и проявляют некоторую ревность по отно­шению к молодым людям. Возникающую и беспокоящую их мысль о старости стремят­ся заглушить постоянной активностью.

Агрессивно-активный тип

Представители этой группы испытуемых склонны всю вину за собственные ошибки, неудачи и трудности приписывать внешним факторам, другим людям. Они часто агрес­сивны, подозрительны, склонны к сопер­ничеству, недовольны характером своего об­щения с людьми. С этими болезненными чертами все-таки не связаны состояния деп­рессии. Подобно представителям предыду­щей группы, склонны к стереотипным мне­ниям, в своих установках и ценностях руко­водствуются общепринятыми стандартами. Малореалистичны в своем восприятии ок­ружающего мира и собственных возможнос­тей. Старость воспринимают как несчас­тье (этому способствует и снижение уровня жизни, сравнительно небольшие пенсии). Перспективу старения связывают исключи­тельно с ухудшением физических и умст­венных сил. Защита перед грустным буду­щим сводится (как и в предшествующей группе) к максимальному сосредоточению на любом виде активности, труда. Многие из них не относятся реалистически и кон­структивно к статусу пенсионера, к периоду снижения активности и ухудшения здоро­вья. Не анализируют собственных устано­вок, отталкивают любую мысль о бездейст­вии и зависимости от других, что может быть связано с их недоверчивостью. Разны­ми способами оправдывают свое отноше­ние к миру и неадекватное поведение. В от-

личие от выше представленных групп тру­довая биография «враждебных» не характе­ризовалась стабильностью и постоянством. С большим трудом они продвигались по служебной лестнице, нередко попадали в конфликтные ситуации с другими людьми, пытались противодействовать старости пу­тем увеличения собственной активности, работая без отдыха, соблюдая при этом ру­тинные способы действия и безукоснительно следуя приказам, подчиняясь дисципли­не. Свою нынешнюю ситуацию восприни­мают отрицательно, переживают резкие состояния страха, пессимизма. Не хотят рисковать, боятся совершить ошибку, поэ­тому избегают ситуаций, требующих про­верки своих возможностей. Плохо планиру­ют свои расходы, для них характерен дефицит реализма и целеустремленности. Недовер­чивы к людям, стремятся сохранить незави­симость. Воспитывались обычно в атмосфе­ре, лишенной семейной теплоты, и большой зависимости от отцовской власти. В зрелос­ти стали зависимыми от своих жен либо детей. Считают, что последние предъявля­ют завышенные требования к своим старым родителям. Характерные для них эмоции — смесь обиды и страха из-за угрожающего несчастья, трагедий (старость, смерть). За­видуют молодым людям и относятся к ним враждебно. Внутренне не согласны со своей старостью, в которой не видят никаких по­ложительных сторон.

Тип пассивного старения

От предыдущей группы отличаются на­правленностью агрессии. Свою враждеб­ность направляют не на окружающую сре­ду, а на самих себя. Критически относятся к истории собственной жизни, однако не выражают желания пережить ее иначе, бо­лее полноценно. Их жизнь — цепочка не­удач и несчастий, как объективно существу­ющих, так и субъективных, нереальных. Это люди пассивные, без инициативы, не спо­собные принять ответственность и обеспе­чить себе материальные средства. Не харак­теризуются целеустремленностью и в целом довольны уходом на пенсию, поскольку это означает для них освобождение от усилий и ответственности. Пассивность и присущее желание подчиняться приводят к тому, что в супружестве обычно занимают подчинен­ное положение. Жизненно непрактичны, опускают руки при первых признаках труд­ности. У них можно нередко наблюдать про­явления депрессии. Многие из них поздно создали семьи, при этом свои браки при­знают неудачными. Отношения с другими людьми у них затруднены, а если приходит­ся иметь с ними дело, то относятся к ним со смесью пассивной толерантности и по­дозрительности. Внутренне согласны с фак­том старости, но вместе с тем не способны выработать оптимистическую конструктив­ную установку, которая бы помогла более оптимально прожить этот период жизни. Характеризуются узкими интересами. Склон ны преувеличивать свои физические и пси­хические недостатки. Являются пессимис­тами, не верят, что человек может влиять на свою судьбу, на ход своей жизни. Воспри­нимают себя как жертву неблагополучного стечения обстоятельств, причем направля­ют агрессию исключительно на самого себя. Для этого типа личности характерно отсут­ствие социальной солидарности, сочувст­вия и сопереживания с другими людьми. Испытывают одиночество и ненужность. Жизнь воспринимают как нечто не связан­ное со счастьем, поэтому она не представ­ляет для них особой ценности. В их чувст­вах преобладает грусть, жалость к самому себе, депрессия. Смерть воспринимают как освобождение от груза несчастной экзис­тенции.

Среди вышеописанных типов отношения к жизни и старости находится много общих черт. Самым ярким проявлением является тот факт, что большинство испытуемых не­возможно было отнести только к одной из четырех перечисленных установок (49).

Представленные основные типы старос­ти не исчерпывают всего многообразия проявлений поведения, общения, деятель­ности стареющего человека, многообразия индивидуальностей. Классификации носят ориентировочный характер, с тем чтобы со­ставить некоторую базу для конкретной (исследовательской или практической) ра­боты с людьми пожилого и старческого воз­раста (17).

ГЛАВА 4

Эмоциональные переживания в старости

4.1. Переживания, связанные с мыслями о смерти

Эмоциональные переживания прибли­жения смерти достаточно обширно пред­ставлены в философской и психологичес­кой литературе благодаря классическим тру­дам 3. Фрейда, К. Юнга, М. Хайдеггера, а также современным исследованиям С. Гро-фа и Д. Хэлифакса, Э. Кюблер-Росс, Р. Моу-ди, Л. Уотсона и других, однако мало из­вестно об этой сфере эмоционального бы­тия, когда смерть еще не «на пороге», но уже «не за горами».

Особый вклад 3. Фрейда и К. Юнга в та­натологию состоит в доказательстве того, насколько обширно представлены в подсо­знании мотивы, связанные со смертью, и как глубоко укоренились в эмоциональной сфе­ре воплощающие их переживания. Соглас­но К. Юнгу в нормальных условиях озабо­ченность проблемой смерти возникает в бо­лее поздние десятилетия жизненного пути. Становление индивидуальности, описанное К. Юнгом, приводит к психологической полноценности личности и включает в себя разрешение проблемы смерти (100).

Вопрос смерти занимал важное место в теориях экзистенциалистов, особенно в фи­лософии М. Хайдеггера: в проведенном им анализе существования кончина играет ключевую роль. Сознание бренности жизни и близости смерти неуловимо присутствует в каждом миге человеческого существования: жизнь — это «бытие, обращенное к смер­ти». Осознание смерти является постоян­ным источником напряженности и экзис-тенциональной тревоги, но оно также обра­зует фон, на котором само бытие и время приобретают более глубокий смысл. М. Хай-деггер считал смерть более важным явлени­ем, чем жизнь, ибо она, смерть, и дела­ет жизнь — жизнью, персонифицирует ее [цит. по (19)].

Согласно Э. Кюблер-Росс умирающие обычно проходят через пять стадий (45).

Первая из них — отрицание. Слова: «Нет, не я!» — самая обычная и нормальная реакция человека на объявление ему смер­тельного диагноза. В зависимости от того, насколько человек способен взять события под свой контроль и насколько сильную поддержку ему оказывают окружающие, он преодолевает эту стадию легче или тяжелее.

Гнев, охватывающий больного при во­просе «Почему именно я?», характеризует вторую стадию. Умирающий изливает этот гнев на заботящихся о нем людей и вообще на всякого здорового человека. Для завер­шения этой стадии важно, чтобы умираю-

щий получил возможность излить свои чув­ства вовне.

Затем начинается стадия «торга»: боль­ной вступает в переговоры за продление своей жизни, обещая, например, быть по­слушным пациентом или примерным веру­ющим.

Перечисленные три фазы составляют период кризиса и развиваются в описанном порядке или с частыми возвращениями на­зад.

После разрешения этого кризиса уми­рающий вступает в фазу депрессии. Вопро­сов он больше не задает. Он просто говорит себе: «Да, на этот раз умереть предстоит именно мне». Он замыкается в себе и часто испытывает потребность плакать при мыс­ли о тех, кого он вынужден оставить. Это стадия подготовительной печали, на кото­рой умирающий отрекается от жизни и го­товится встретить смерть, принимая ее как свой жизненный последний этап.

Это принятие смерти составляет финаль­ный этап жизни умирающего, когда он, как правило, смиренно ждет своего конца (45).

Можно предположить, что эти стадии проходит человек, которого смерть настига­ет внезапно, когда он еще полон жизненных сил и не готов к ней. В связи с проблемой старости возникает вопрос об универсаль­ности этих стадий (столь часто цитируемых в литературе о смерти и умирании). Суще­ствует немало свидетельств тому, что если пожилой человек имел достаточно времени для того, чтобы примириться с неизбежностью смерти, то мысли о кончине не нару­шают его душевного покоя (31, 54).

В своей знаменитой энциклопедии жиз­ни Г. Крайг (29) приводит многочисленные исследования, согласно которым пожилые люди испытывают меньшую тревогу при мысли о смерти, чем относительно моло­дые, что люди, имеющие ясную цель в жиз­ни, меньше боятся умереть и что, по словам пожилых людей, они думают о смерти часто, но с поразительным спокойствием. Однако Г. Крайг указывает на неоднозначность этих выводов: хотя многие пожилые люди обычно утверждают, что смерть не вызыва­ет у них большой тревоги, не все разделяют это отношение к смерти. Индивидуальные различия в отношении к смерти у пожилых людей обусловлены их жизненными цен­ностями, адаптированностью к жизни, со­стоянием здоровья. Смерти боятся люди, не принявшие старость как возраст жизни, не адаптированные к ней, боятся смерти лю­ди, мучимые тяжкими недугами, боятся умирания как периода усиления страданий и беспомощности. Крайг приводит также немногочисленные данные о том, что по­жилых людей, физически здоровых, имею­щих планы на будущее и чувствующих себя хозяевами собственной жизни, смерть все же беспокоит. Однако большинство данных свидетельствует о том, что люди, психоло­гически хорошо адаптированные и достиг­шие целостности личности (в понимании Э. Эриксона), сообщают о низкой тревоге смерти (29).

Здесь уместно вспомнить высказывания самого Э. Эриксона по поводу возможнос­ти страха смерти. В своей книге «Детство и общество» он писал: «Только в том, кто не­которым образом заботится о делах и людях и адаптировался к победам и поражениям, неизбежным на пути человека... постепенно вызревает плод всех предшествующих семи стадий» (65, с. 376). Эриксон назвал его выс­шим уровнем эго-интеграции. Для обсуж­даемой здесь темы важно, что для достиже­ния высшего уровня эго-интеграции необ­ходимо сознание того, что жизнь есть лишь случайное совпадение одного жизненного единственного цикла с одним и только одним отрезком истории — при такой завершаю­щей консолидации смерть теряет свою му­чительность (мы назвали бы это экзистен-циональными переживаниями). Отсутствие или утрата этой накопленной интеграции эго выражается в страхе смерти: единствен­ный и неповторимый жизненный цикл не принимается как завершение жизни. Отчая­ние выражает сознание того, что времени осталось мало, слишком мало, чтобы попы­таться начать новую жизнь и испытать иные пути к целостности (65).

Это очень важная мысль находит все больше подтверждений в современной та­натологии. Работы С. Грофа и Р. Моуди подтверждают, что принятие жизни и смер­ти в целом не только снимает страх смерти, но и украшает поздние годы жизни, прида­ет им особый смысл, особые краски. При­няв неизбежность смерти, люди становятся более сосредоточены на состоянии своего разума, чем физического тела, в связи с чем они сами могут оказывать умиротворяющее воздействие на окружающих. Мысли о смер­ти вызывают у них стремление завершить незаконченные дела, позаботиться о близ­ких (41).

Большую роль в оттеснении и полной утрате страха смерти играет обзор собствен­ной жизни, подведение ее итогов, извлече­ние смысла (19, 45). Гроф указал на экзис­тенциальную важность подобного обзора и подчеркнул значимость того уникального взгляда на жизнь, к которому он приво­дит, — существование индивида становится завершенной структурой, что дает возмож­ность обрести или защитить те цели, кото­рые мыслились как главные. Ссылаясь на многих исследователей, Гроф показал, что жизненный обзор как экзистенциальное переживание может вылиться в чувство единства и связи с другими людьми, приро­дой, миром в целом, а также в чувство без­условной реальности высшего сознания и бесконечности существования души. Много­летние исследования диалектики жизни и смерти привели С. Грофа и мысли о том, что причина психологического значения смерти кроется не в осознании интеллектом факта бренности жизни и неизбежности кончины, а в существовании значимых хра­нилищ переживаний смерти в нашем под­сознании. Важно не осознание, а пережива­ние смерти, и это переживание не может быть только страхом, оно всемогуще значимо для жизни. В завершение известного труда «Человек перед лицом смерти» авто­ры приводят изречение Леонардо да Винчи. В час наступления кончины Леонардо под­вел итог своему отношению и той богатой и плодотворной жизни, которую он прожил, сказав: «Я думал, что я живу, но я только готовился умереть» (19, с. 239).

Жизнь всегда мыслится в соответствии со смертью, но человек способен это под­линно осознать лишь в старости. И у неко­торых стариков, которых можно назвать мудрыми, существование выходит на доста­точно широкую грань, отделяющую жизнь от смерти. Это совсем не то состояние, ко­торое наполнено заботой о хлебе насущном, о работе и отдыхе. Здесь заново оцениваются приоритеты жизни, теряют значение мелочи, возникает чувство освобождения от «нуж­ных» дел, усиливается сиюминутное ощу­щение жизни. Выход на эти экзистенциаль­ные переживания доступен немногим — П.Балтес выявил, что среди пожилых людей существует не более пяти процентов по-на­стоящему мудрых.

Среди отечественных ученых наиболее полно Н.Ф. Шахматов описал переживания стариков, связанные со смертью. На осно­вании обзора многочисленных эксперимен­тальных исследований он показал, что в ос­новной своей части пожилые люди не боят­ся и не избегают разговоров о собственной смерти (63). Беседа с пожилым человеком на эту тему не носит для него травмирую­щего характера (конечно, при условии соблюдения такта и осторожности). Пожилые люди внешне не проявляли интереса к во­просам смерти. Обычными их ответами на вопросы соответствующего рода были: «ста­раюсь не думать о смерти, какой в этом прок», «зачем думать о ней, какой в этом прок», «если буду чувствовать себя, как чув­ствую физически сейчас, готов жить сколь­ко угодно», «боюсь не смерти, а физических страданий, которые могут им сопутство­вать». В высказываниях, отражающих отно­шение старых людей к смерти, можно уви­деть личное решение основного вопроса, определяющего их жизненную позицию, — «живи, пока живется». «Несмотря на, каза­лось бы, наивный философский характер заключения, его значение не может быть преуменьшено, так как именно в этом мож­но увидеть итог жизненного личного Опыта. Малую актуальность мыслей о смерти или вообще отсутствие страха перед завершением жизни у пожилых людей отмечал Д. Мей-сон. Отношение к смерти находит свое вы­ражение в форме ожидания времени физи­ческого дискомфорта, боязни болезненных ощущений и предпочтения в данном случае смерти физическим страданиям. Какой-ли­бо прямой зависимости мыслей о смерти от соматических болезней в старости как буд­то бы не отмечается. Относительный харак­тер жизненных основных ценностей, по­стигаемый к концу жизни, распространяет­ся и на саму жизнь. Страх смерти, сама смерть в глубокой старости как бы теряют свое значение. От очень пожилых людей

нередко можно услышать заявления, что они устали жить, жизнь стала им безразлич­на. И.И Мечников приводит слова 93-лет­ней женщины, которая сказала ему: «Если ты доживешь до моего возраста, то увидишь, что смерть становится такой же потребнос­тью, как и сон». По-видимому, близко к этому стоит так называемое отвращение к жизни, которое, как отмечает С.Г. Жислин, в редких случаях может наблюдаться в глу­бокой старости. Подобное чувство, по мне­нию автора, не может рассматриваться как аффективное нарушение. Если указанные формы отношения к жизни и смерти со­ставляют крайние случаи, то общей оказы­вается тенденция к ослаблению силы в по­добных переживаниях на заключительных этапах психического старения» (63, с. 59).

В целом в своем известном труде «Пси­хическое старение» Н.Ф. Шахматов отразил переживание близости смерти в случаях нор­мального старения. Одним из психологи­ческих механизмов этого феномена являет­ся переживание «насыщения души жизнью» (удачная и красивая метафора К. Ясперса).

Как указывает С.А. Белоусов (8), крите­рий правильного устроения души, или, что одно и то же, духовной зрелости, — осознан­но принимать факт собственной конечности. Описанная выше двойственность — знание и отрицание знания, — столь свойственная человеческой натуре, должна быть преодо­лена. От двусмысленности человек призван прийти к простоте, ясности. Прислушав­шись к слову «простота», различим «рост».

Возрастание личности в духе приводит к простоте. Простота, собранность, трезве-ние, смирение — основополагающие поня­тия христианской духовности. Проникнув­шись ими, человек сможет жить осмысленно и уютно со знанием собственной смертнос­ти. Больше того, он получит право истин­ной свободы. Ведь для христианина свобо­да — это согласие с волей Божией, возмож­ность говорить Богу «да». Чтобы жить без страха, следует позволить Богу решить за нас прежде всего вопрос конца нашего зем­ного существования и с благодарностью принять Его «волю». Христианин верит в то, что его жизнь заканчивается в оптималь­ный для этого момент: самый благоприят­ный для спасения его души (8).

Человеку не следует спать в духовном смысле этого слова. Он должен быть от­крыт всему, что ждет его на пути. Психолог В.Франкл пишет о том, что без страдания и смерти жизнь не полна. Во всем необходи­мо обнаружить смысл. Как жить, так и уми­рать человек должен осмысленно. «В бесе­дах митрополита Антония Сурожского есть пронзительные слова: «Не важно — жив ты или мертв, важно, ради чего ты живешь или во имя чего ты умираешь». Но в чем же мы можем обнаружить смысл смерти? Во-пер­вых, она смиряет человека. Смирение есть единственная тональность речи для диалога с Богом. Творение осознает себя и свою по­требность во встрече с Творцом. Во-вторых, сознание смерти облагораживает жизнь, не позволяет человеку потерять себя в суете-.

В-третьих, смерть объединяет всех. Столк­нувшись со смертью, человек осознает свою причастность человечеству» (8, с. 60).

Итак, одним из значимых переживаний нормального старения является пережива­ние естественности смерти, ее значимости как неотъемлемой составляющей жизнен­ного процесса. Мудрого пожилого человека не страшат болезни и недужность, посколь­ку он постигает во внутреннем пережива­нии неизбежность ограничения существо­вания всего сущего, не впадая в уныние, не поддаваясь желанию остановить мгновения жизни. В поздних годах каждый человек об­ращается к вере: он начинает чаще ходить в церковь или вступает в непосредственный диалог с Богом через молитву. Возможно, эта вера не осознана и переживается как ощущение разлитости Бога в природе, как чувство, что жизнью руководит Разум, но не Хаос. Так или иначе, но в старости все переживают веру в бессмертие души (она переживаема, но не умопостигаема) и пото­му становятся мудрее. И это переживание во многом определяет другие характерные переживания позднего периода жизни.

4.2. Переживание горя утраты

Старость — это возраст потерь. Очевид­но, что люди позднего возраста больше подвержены риску переживания тяжелых утрат, чем молодые люди. Для пожилых ста­новится очевидным, что жизнь не беспредельна, ограниченна, времени остается ма­ло. Не все утраты и потери могут быть чем-то компенсированы.

Первой потерей может стать смерть одно­го из супругов и близких членов семьи или друзей. По исследованию Р. Калиша, на во­прос: «Сколько людей, которых Вы лично знали, умерли за последние два года?» 33% 60-летних и более пожилых людей назвали от четырех до семи человек, 22% — восемь и более человек. Пожилые вынуждены ми­риться с тем, что в их годы постоянно при­ходится иметь дело со смертью близких для них людей (21).

Кастенбаум описывает «чрезмерную на­грузку от тяжести утраты» при повторении или наложении нескольких потерь. Не успев оправиться от смерти близкого чело­века, пожилой снова теряет кого-то. Вос­станавливающая сила организма может оказаться недостаточной.

Глубокое, всестороннее исследование переживания горя пожилыми людьми по­зволили Р. Калишу сделать вывод о том, что, несмотря на увеличивание потерь и ис­точников горя в позднем возрасте, старики переживают горе менее жестоко, чем моло­дые или люди среднего возраста (21).

В связи с этим возникает проблема, осу­ществляется ли в этом случае в полной мере очищающая «работа горя». Для описания процесса скорости часто используется мо­дель Кюблер-Росс [цит. по (25)]. Она пред­полагает чередование стадий отрицания, озлобленности, компромисса, депрессии,

адаптации. Считается, что нормальная ре­акция скорби продолжается до года.

Сразу после смерти близкого человека возникает острая душевная боль.

На первом этапе эмоциональному шоку сопутствует попытка отрицать реальность ситуации. Шоковая реакция иногда прояв­ляется в неожиданном исчезновении чувств, «охлаждении», словно чувства провалива­ются куда-то вглубь. Это происходит, даже если смерть близкого человека не была вне­запной, а ожидалась долгое время. Отрица­ется сам факт смерти — «Он не умер (она не умерла)», «Этого не может быть», «Я не верю этому» и т.п. Об умершем нередко го­ворят в настоящем времени, он принимает­ся во внимание при планировании будущего.

В процессе скорби наступает озлоблен­ность. Понесший утрату человек стремится обвинить кого-то в случившемся. Вдова мо­жет обвинять умершего мужа за то, что он оставил ее, или Бога, который не внял ее молитвам. Обвиняются врачи и другие лю­ди, способные реально или только в вооб­ражении скорбящего не допустить создав­шейся ситуации. Речь идет о настоящей злости. Если она остается внутри человека, то «подпитывает» депрессию.

После первой реакции на смерть близ­кого человека — шока, отрицания, злобы — происходит осознание утраты и смирение с ней. В статье «Скорбь и меланхолия» 3. Фрейд назвал процесс адаптации к не­счастью «работой скорби». Современные исследователи «работу скорби» характери-

зуют как когнитивный процесс, включаю­щий изменение мыслей об умершем, горечь утраты, попытку отстраниться от утрачен­ного лица, поиск своего места в новых об­стоятельствах. Этот процесс не является какой-то неадекватной реакцией, от кото­рой надо уберечь человека, с гуманистичес­ких позиций он приемлем и необходим. Имеется в виду очень тяжелая психическая нагрузка, заставляющая страдать. Консуль­тант способен доставить облегчение, однако его вмешательство не всегда уместно. Скорбь нельзя приостанавливать, она должна про­должаться столько, сколько необходимо [цит. по (25)].

Типичное проявление скорби — тоска по умершему. Человек, переживший утрату, хочет вернуть утерянное. Обычно это ирра­циональное желание недостаточно осозна­ется, что делает его еще глубже. Навязчи­вые мысли и фантазии об умершем посто­янно лезут в голову. Его лицо видится в толпе; пропадает интерес к событиям, кото­рые прежде казались важными, к своей внешности. Места и ситуации, связанные с умершими, приобретают особую значи­мость. Поиск умершего не бесцелен — он явно направлен на воссоздание утраченно­го человека. Не надо противиться символи­ческим усилиям скорбящего, поскольку таким образом он старается преодолеть ут­рату. С другой стороны, реакция скорби бы­вает преувеличена, и тогда создается культ умершего. В случае патологической скорби нужна помощь психотерапевта.

В разные периоды жизни люди испыты­вают амбивалентные чувства друг к другу. После смерти близкого человека прежняя амбивалентность является источником чув­ства вины. «Работа скорби» обуславливает возврат к отношениям, которые прервала смерть. Предпринимается попытка понять их значение в перспективе времени. Поне­сший утрату постоянно задает себе вопросы: «Все ли я сделал для умершего?», «Доста­точно ли уделял ему внимания?». Вспоми­наются случаи несправедливого отношения к умершему, и страдающий человек заверя­ет себя в своем ином поведении, будь воз­можность все вернуть (25).

Согласно обзору, проведенному Г. Крайг (29), многие специалисты сомневаются в целесообразности выделения определенных фаз в процессе горевания, поскольку это может побуждать людей предаваться горю согласно предписанной схеме. Сторонники же выделения последовательности фаз го­ревания отмечают, что первоначальные ре­акции часто включают шок, оцепенение, отрицание и неверие. Фаза шока часто про­должается несколько дней, а иногда гораздо дольше. После внезапной смерти люди, ко­торые были ближе всего к покойному, мо­гут находиться в оглушенном состоянии и участвовать в церемонии погребения меха­нически, не полностью осознавая утрату. Во второй фазе они могут более активно пере­живать горе: плакать, причитать или прибе­гать к другим способам выражения скорби. Они могут мучиться и тосковать по умершему. У некоторых людей горе имеет физи­ческие симптомы, проявляясь чувством сла­бости или опустошенности, а также бессон­ницей и отсутствием аппетита. Часто они утрачивают интерес к своим обычным заня­тиям и постоянно думают о покойном. У не­которых могут проявляться все симптомы депрессии. Со временем близкие покойно­го начинают чувствовать себя лучше, посте­пенно приспосабливаясь к новым обстоя­тельствам жизни. Они «отпускают» умершего и начинают уделять время и силы новым отношениям. Они воссоздают заново свою идентичность, без той ее части, которую со­ставляли отношения с покойным (29).

Разумеется, паттерны горевания сущест­венно различаются в зависимости от лич­ности человека, его возраста, пола, куль­турных традиций и отношений с покой­ным. К тому же некоторые факторы могут способствовать восстановлению нормаль­ного состояния. Например, в случае про­должительной болезни пожилого человека его близкие имеют возможность подгото­вить себя к его смерти. Вполне вероятно, что они переживают антиципаторное горе. Возможно даже, что в такой ситуации чув­ства утраты, вины или упущенных возмож­ностей обсуждаются с умирающим. Анти­ципаторное горе, однако, не устраняет го­ревания после смерти близкого человека. Оно, возможно, даже не делает его слабее. Но все же в случае длительной болезни по­койного его смерть переносится окружаю­щими не так тяжело, потому что они имели

возможность подготовиться к ней, и им легче справиться со своим горем (29).

Пожилой человек часто долго болеет перед смертью, однако для его оставшейся жить «половины» смерть все равно предста­ет травматическим событием, потрясающим все основы прежней жизни. Пожилой вдо­вец (вдова) на время теряют интерес к жиз­ни и в душе постоянно остаются в прошлом. При этом для физических ощущений пожи­лых людей характерно ощущение нереаль­ности происходящего, сжатие в груди, не­достаток силы и нехватка дыхания. Смерть близкого порождает сомнение, рассеянность, попытки почувствовать смерть на себе, тре­вогу, ослабление чувства самосохранения. Однако для некоторых переживания горя и утраты в старости не сопровождаются потерей самоуважения, но могут привести к обо­стрению депрессии, чувства неудовлетво­ренности жизнью и частому обращению к мыслям о смерти (21).

Пожилой вдовец (вдова) стоит перед про­блемой строить свою жизнь в другом обще­стве, в другой социальной ситуации. Когда один из пожилых супругов умирает, проис­ходит ломка человеческих отношений, про­должавшихся десятилетиями, от которых остались многочисленные воспоминания и ассоциации. Смерть также напоминает вто­рому супругу о его уязвимости. Это обычно наносит тяжелый удар по повседневной жизни и чувствам овдовевшего.

Характерной чертой глубокого пережи­вания горя и утраты являются попытки всту-

пить в глубокую внутреннюю связь с умер­шим, что выражается в бесконечном внут­реннем диалоге с умершим. Отсутствие воз­можности выразить ему сочувствие, выска­зать благодарность за прошлое либо найти способ попрощаться приводят к тому, что оставшиеся в живых испытывают чувство неудовлетворенности, горечи и зачастую глубокой вины. Если же психотерапевт в состоянии включиться в существующие от­ношения и побудить возникновение эф­фективного эмоционального взаимного об­щения, процесс кончины и смерть могут стать событием, наполненным глубоким смыслом для всех, связанных с ним. Оно может привести к возникновению ощуще­ния соприкосновения с вечно действующи­ми силами Вселенной, которым подчиня­ются все живущие. При таких условиях люди почти не испытывают вины за челове­ческое страдание и смерть, отчего период горя и траура, видимо, значительно сокра­щается. Кроме того, участие в происходя­щем вместе с умирающим может повлиять на представления о смерти остающихся в живых, помочь им сформировать образ соб­ственной смерти, а также, возможно, благо­творно повлиять на их поведение, когда придет время последнего перехода (19).

Таким образом, переживания горя от ут­раты супруга (супруги) старым человеком не всегда проявляются во внешней острой реакции, но погружаются в более глубокие слои души, где «работа скорби» обогащает­ся обретением новых смыслов жизни — со-

хранения в памяти близкого человека для себя, сохранения памяти о нем для других и бессознательного обеспечения бессмертия покойного через его продолжение в других людях.

Сходный взгляд на переживания утраты как на обретение новых смыслов жизни в старости развивает Н.В. Хамитов (58). Он утверждает, что «мужчины тяжелее перено­сят утрату жены; женщины гораздо проще могут прийти в себя после смерти мужа — для того чтобы жить во имя детей. И вели­кодушная природа сделала так, что фено­мен вдовца значительно более редок, чем феномен вдовы. Вероятно, это является до­полнительным объяснением того, что во многих культурах ношение траура по умер­шему супругу обязательно только для жен­щин.

Как ни странно это звучит, но женщине привычно стать вдовой — такова логика развития вида «homo sapiens», где мужчины в среднем живут меньше женщин. Бытие женщины включает в себя мысль о вдовстве и бессознательную готовность к нему, бы­тие мужчины отгоняет эту мысль и готов­ность. Женщина значительно проще муж­чины смиряется со вдовством, соблюдая все его ритуалы, налагаемые родом. Вдовст­во мужчины находится по ту сторону разу­ма, вдовство женщины рационально.

Одиночество вдовца трагически уни­кально, одиночество вдовы — это одиноче­ство общности вдов. Дети никогда до конца не заменяют вдовцу их матери, вдова нахо дит в заботе о детях не только замену, но и завершение жизни с мужчиной. Она нахо­дит материю мужа в детях и успокаивается» (58, с. 124). Эти рассуждения подтверждены американскими исследователями, которые утверждают, что мужчины тяжелее перено­сят подобную утрату (29).

Если взаимная привязанность и любовь пожилых супругов была велика, подчерки­вает Н.В. Хамитов, то здесь приходится столк­нуться с «трагическим парадоксом. Чем глуб­же и истиннее любовь, тем в меньшей сте­пени вдовство может вызвать только боль и тоску. Любовь наполняет тоску по умерше­му светом, ибо, даруя любящим чувство бессмертия любви, дарует веру в возмож­ность соединения с любимым или любимой в новой жизни за пределами биологической смерти» (58, с 125).

Таким образом, эмоциональные пере­живания старого человека уникальны: пере­живания, связанные с мыслями о смерти, переживания утраты отличаются от пере­живаний молодого человека или человека зрелого. Переживание эти по сути и форме не аффект, а глубокая печаль и тоска, по­степенно отступающая в глубь души и про­растающая новым смыслом и готовностью принять в себя все положенное человеку и с достоинством до конца «нести свой крест».

Нельзя обойти вниманием переживание горя пожилым человеком, потерявшим свое­го ребенка. Здесь эмоциональный удар обыч­но очень велик. Потеря мечты, надежд, ка-

ких-то ожиданий для пожилого человека несравнимы с потерей детей. Это как бы оз­начает для него лишение права жить дальше. Хотя логическому объяснению такое мне­ние пожилого отца, перенесшего утрату ре­бенка, не поддается, оно всегда присутству­ет в его сознании. Старики, потерявшие детей, под тяжестью безысходности и утра­ты чувствуют себя обманутыми временем.

В ряде некоторых случаев пожилые лю­ди, проживающие отдельно от своих детей, ощущают эту потерю менее остро, однако только в том случае, если им удается пере­ключить внимание на других детей или вну­ков.

Горе от потери ребенка выражается и переживается острее, чем потеря спутника жизни, и позитивного итога в виде нового смысла (жить, чтобы помнить) не оставля­ет. Это горе может соединить пожилых ро­дителей, но может и навсегда их разлучить. Образ умершего ребенка будет бесконечно витать в сознании, вызывая тоску и жа­лость, горечь несбывшихся надежд на про­должение жизни в ребенке, чувство вины и отчаяния. Ни при каких обстоятельствах в первый период потери ребенка пожилой че­ловек не должен оставаться один, посколь­ку одиночество и связанные с ним пережи­вания — это особая внутренняя работа, ко­торая живет своими законами; оно — спутник старого человека, но не лекарь его.

4.3. Переживание одиночества в старости

Одиночество может переживаться в лю­бом возрасте у мужчин и у женщин. Пос­ледствия одиночества важны в отношении широкого многообразия эмоциональных, поведенческих и социальных проблем. Ши­роко распространено мнение, что одиноче­ство более выражено в старости. Однако многие исследования отвергают это общее мнение и обнаруживают, что в юности пере­живания одиночества острее. (121).

Несмотря на это, геронтологи настаивают, что одиночество является особенно травми­рующим фактором в старости, указываю­щим на хрупкость состояния физического и физиологического здоровья и др.

Теории одиночества

На основании образа современной литера­туры в области психологии одиночества Перл-ман и Пегого (122) описали ряд специфичес­ких теоретических подходов к одиночеству:

1. Психодинамических.

2. Феноменологических.

3. Экзистенциальных.

4. Социологических.

5. Интерактивных.

6. Когнитивных.

Психодинамический подход, основанный на фрейдовской концепции личности, в ос­новном разрабатывался клиницистами, ко-

торые работали с невротиками и другими патологиями. Этот подход рассматривает одиночество как ранний признак патоло­гии. Несмотря на тот факт, что причины одиночества в старости могут быть межлич­ностными, они фокусируют внимание на индивидуальных проблемах личности. Оди­ночество, согласно психодинамической тео­рии, может проявиться в форме нарциссиз­ма и враждебности.

Феноменологический подход к одиночест­ву очень близок психодинамическому. Раз­личия заключаются лишь в том, что соглас­но психодинамическому подходу истоки одиночества лежат в детстве, а согласно фе­номенологическому подходу — в текущем жизненном опыте.

Сторонники экзистенциального подхода утверждают, что одиночество является важ­ным условием нашего существования и формой системы защитных механизмов. Они считают, что нет необходимости в совлада-нии с одиночеством. Согласно этой точки зрения врач-психолог и социальный работ­ник должны помогать людям преодолевать страх одиночества и учить их использовать одиночество с пользой: оно экзистенциаль­но и привносит экзистенцию в человечес­кую жизнь.

Согласно социологическому подходу при­чины одиночества лежат вне индивида: в обществе, его традициях и истории. Здесь подчеркивают, что идеи единства, социаль­ный опыт помогают совладать с одиночест­вом (122).

Представители интерактивного подхода считают, что одиночество обусловлено как личностными, так и ситуативными факто­рами. Оно является продуктом их создания или взаимодействия. Интерактивный под­ход различает два основных типа одиноче­ства: эмоциональную изоляцию и социаль­ную изоляцию (145).

Когнитивный подход усматривает причи­ны одиночества в когнитивных способнос­тях индивидов, на которые оказывает влия­ние как исторический, так и текущий опыт. Человек начинает ощущать одиночество, когда он понимает несогласие между жела­емым и достигнутым уровнем социального контакта. Как и представители интерактив­ного подхода, сторонники когнитивной теории распространяют результаты своих исследований на «нормальных» индивидов, для которых их рекомендации очень полез­ны (122).

Многие авторы, которые изучали оди­ночество, стремились влить новое содержа­ние в это понятие. Так, например, К. Юнг писал, что он понимает одиночество как от­сутствие или переживание отсутствия удов­летворяющего социального окружения, сопро­вождаемое симптомами психологического дистресса (100). По мнению К. Роджерса, переживание одиночества порождается ин­дивидуальным восприятием диссонанса меж­ду истинным Я и тем, как видят Я дру­гие (124).

Существующие точки зрения можно до­полнить еще тремя:

1. «Одиночество вызывается не отсутствием социального окружения, но отсутствием значимого, необходимого отношения или системы отношений» (145).

2. «Одиночество — это неприятное переживание, когда человеческий опыт социальных отношений дефицитарен в любом смысле» (122).

3. «Одиночество — это различие между реальными и желаемыми отношениями с людьми, переживаемое очень остро, с которым нельзя согласиться, которое нельзя принять» (99).

Изучив большое количество мнений от­носительно одиночества, Д. Перлман и Л. Пепло (122) отметили, что во всех них присутствовали три идеи.

Первая: по определению одиночество является результатом дефицитарности че­ловеческих отношений.

Вторая: одиночество является внутрен­ним и субъективным психологическим пере­живанием и не может быть идентифициро­вано с фактической изоляцией.

Третья: большинство теорий (за исклю­чением экзистенциальной) определяют оди­ночество как неприятное переживание, со­стояние дистресса, от которого (по крайней мере поначалу) стремятся избавиться. Пси­ходинамический и феноменологический под­ходы считают, что переживания одиночест­ва патологичны. Напротив, интерактивный и когнитивный подходы считают это состо­яние нормальным.

В качестве психотерапевтического под-

хода психоанализ сосредотачивает внима­ние на поисках причин переживания оди­ночества в раннем и школьном детстве, а феноменологический подход исследует те­кущую (настоящую) ситуацию. Для экзис­тенциалистов одиночество является частью человеческой жизни и переживается в тече­ние всей человеческой жизни.

Таким образом, одиночество — это не­однозначное понятие для старости. Оно не связано с жизнью в затворничестве. По ре­зультатам американских исследователей (129), пожилые люди, способные обходиться без посторонней помощи в обиходе, более, чем молодые, приспособлены к тому, чтобы жить в одиночестве. Переживание одиночества связано с когнитивной оценкой качества и удовлетворенностью людьми своими соци­альными связями.

Как показали наши исследования, по­жилые люди, нашедшие для себя адекват­ный, интересующий их вид деятельности, оцененный ими как социально значимый, реже испытывают одиночество, поскольку через дело свое они общаются с семьей, группой людей и даже со всем человечест­вом (если речь идет о продолжении трудо­вой деятельности или написании мемуаров).

Пожилые люди, избравшие для себя стратегию совладания со старостью по типу «выживания» (адаптация к старости по типу «замкнутого контура»), чаще и острее пере­живают одиночество вне зависимости от того, живут они одни или в семье. При этом одиночество у них может быть обусловлено

изоляцией, то есть отсутствием заинтересо­ванности в них и опеки, а может быть свя­зано с преувеличенными ожиданиями и представлениями об интенсивности семей­ных и дружественных встреч. Их одиноче­ство может возникнуть из тоски, связанной с неумением самостоятельно организовы­вать свое время. Доказано, что одиночество сильнее ощущают пожилые люди с выра­женными чертами зависимости, желающие, чтобы ими интересовались и занимались, а также лица, желающие осуществлять над кем-либо контроль (53). Такие пожилые люди прежде всего теряют социальный контроль, в их поведении проявляются чер­ты бестактности, болтливости, они с трудом представляют или просто не задумываются о том, как видят и оценивают их окружаю­щие. Однако, понимая, что поведение их бывает неадекватным, они часто отказыва­ются от общения, все больше уходя в себя, и переживание одиночества перерастает у них в ощущение необъяснимого страха, от­чаяния, сильного беспокойства (50). Когда переживание одиночества у старых людей приобретает устойчивый характер, они склон­ны винить в этом себя, что увеличивает риск глубокой депрессии (50). Оценка свое­го поведения как не вполне адекватного и сопутствующее усиление беспокойства обу­славливают специфическое для одиноких пожилых людей восприятие окружающей действительности как непредсказуемой и не поддающейся контролю. Переживание снижения контроля в свою очередь приво-

дит к ощущению собственной беспомощ­ности и безнадежности. Интересно, что со­циальные контакты, которые пожилые лю­ди не могут сами регламентировать, не при­носят им удовлетворения, но порождают неприятное чувство зависимости (50). Пос­леднее переживание особенно остро. Ощу­щение зависимости, беспомощности, не­причастности к внешнему для них социаль­ному миру является тем эмоциональным аккомпанементом старости, которое позво­ляет самим пожилым людям оценивать этот возраст как несчастье и позор.

Следует подчеркнуть различие смыслов понятия «одиночество» — это особенно важно для старости. Одиночество может быть объективной изолированностью, мо­жет быть переживанием тяжкого разлада личности, господства дисгармонии, пере­живания кризиса Я (тогда усиление чувства достоинства может оказаться средством снижения одиночества). И, наконец, оди­ночество может быть добровольным уеди­нением, необходимым для созерцательнос­ти и экзистенциальных переживаний, а тому, кто стремится к одиночеству, не суждено его и испытывать (50).

Как указывал Н.Ф. Шахматов (63), наи­более существенным в старости (в отли­чие от молодости и зрелости) является не изоляция (отдельное переживание), а пси­хологические и эмоциональные аспекты, отражающие осознание одиночества как непонимания и безразличия со стороны ок­ружающих. Ограничение круга общения

определяется объективными внутренними и внешними факторами и составляет содер­жание старческого бытия. Тематика пере­живаний, связанных с обстоятельствами этого суженного круга общения, для старых людей составляет содержание их дум, раз­мышлений и жалоб. Некоторые авторы бо­лее высокие цифры депрессивных ощуще­ний у одиноких старых мужчин по сравнению с женщинами ставят в связь с различным отношением к церкви, которое устанавли­вается к старости у лиц разного пола. По­жилые женщины чаще посещают церковь, активнее ищут поддержки в религии, чем мужчины. Переживание одиночества само по себе не может считаться свидетельством патологического реагирования, хотя зачас­тую наблюдается в картине аффективных расстройств позднего возраста. Представля­ется существенным вопрос, насколько чув­ство одиночества и изолированности ока­зывается значимым в формировании всего строя психической жизни пожилого челове­ка, выработки им новой жизненной пози­ции. Н.Ф. Шахматов писал, что одиночест­во в старости обычно ставится в прямую связь со стрессовой ситуацией. Это выход на пенсию, разрыв с родственниками, поте­ря супруга. Первенствующее место среди травмирующих моментов, являющихся не­посредственной причиной одиночества в старости, занимает утрата близких. Реакция пожилых людей в условиях этой типичной неблагоприятной ситуации в старости ока­зывается сугубо индивидуальной и зависит

от многих дополнительных факторов. Счи­тается, что мужчины, оказавшиеся одино­кими в старости, переносят свое положение тяжелее женщин. Женщины легче перено­сят потерю супруга и лучше приспосабли­ваются к одинокой жизни. По данным ге­ронтологов Канзас-Сити в США, психичес­кий статус пожилых женщин, оказавшихся вдовами, даже улучшается. Пожилые жен­щины легко мирятся с проживанием взрос­лых детей отдельно и чаще, чем мужчины, навещают их. Наконец, у женщин в подоб­ной ситуации легче устанавливаются новые знакомства, завязываются дружеские отно­шения. Различное отношение к одинокой жизни у мужчин и женщин свидетельствует в пользу точки зрения, что переживание одиночества является сугубо индивидуаль­ным чувством, не выводимым непосредст­венно из внешних условий (63).

Неоднородность и сложность чувства одиночества в пожилом возрасте находят выражение в двойственном его характере. С одной стороны, это тягостное ощущение увеличивающегося разрыва с окружающи­ми, боязнь последствий одинокого образа жизни, с другой — это четкая тенденция от­городиться от окружающих, защитить свой мир и стабильность от вторжения посто­ронних. В подобной тенденции к изоляции в старости можно видеть единственно воз­можный путь для старого человека обеспе­чить себе независимость и комфортные ус­ловия. Зачастую эти противоположные тен­денции, а именно тягостное переживание

одиночества и стремление к изоляции, со­четаются, определяя сложные и противоре­чивые чувства пожилого человека. В герон-тологической литературе многие авторы об­ращаются к одному известному примеру, когда старая женщина, огородив свое жи­лище высоким забором и заведя злую соба­ку, горько жаловалась на свое одиночест­во (63).

Переживание одиночества находит раз­личную оценку со стороны самого пожило­го человека. Обычные жалобы в этом слу­чае — на непонимание со стороны окружа­ющих, отсутствие человека, который мог бы понять и разделить испытываемые чув­ства. В других случаях пожилой человек ищет конкретного виновника в создавшей­ся ситуации. В подобных переживаниях на­ходит отражение отношение к собственно­му старению, приятие или неприятие его.

Обсуждая вопрос о неприятии пожилым человеком одиночества и сочетании этого чувства со стремлением к изоляции, можно привести высказывания А. Шопенгауэра. Известный философ, состарившись, гово­рил, что чувство одиночества, так же как и чувство непонимания со стороны окружаю­щих, с которыми сталкивается человек, ти­пично для всех возрастов. С годами, по мне­нию философа, люди привыкают и легче мирятся с одиночеством, а в старости впер­вые начинают осознавать его преимущества («на шестом десятке влечение к нему дела­ется нормальным и даже инстинктивным» [цит. по (63)].

Позитивное значение одиночества (уеди­нения) в поздних возрастах отмечает Н.В. Ха­митов (58). Излагая свой необычный взгляд на природу и значение одиночества, он пи­шет, что одиночество почти всегда воспри­нимается нами как трагедия. И мы бежим с его вершины вниз, не в силах вынести об­щение с собственным Я.

Но бегство от одиночества есть бегство от самого себя. Ибо только в одиночестве мы можем понять свое существование как нечто нужное близким и заслуживающее небезразличия и общения. Только пройдя врата одиночества, человек становится лич­ностью, которая может заинтересовать мир. Лишь так женщина обретает достоинство женщины, а мужчина — достоинство муж­чины. Ибо одиночество — это ось, прони­зывающая нашу жизнь. Вокруг нее враща­ется детство, молодость, зрелость и ста­рость. По сути дела, человеческая жизнь есть бесконечное разрушение одиночества и уг­лубление в него...

Одиночество есть прозрение. В его без­жалостном свете замирает обыденность и проступает все самое главное в жизни. Оди­ночество останавливает время и обнажает нас.

«Бегство от одиночества есть бегство в одиночество — то самое одиночество в тол­пе, на работе, наедине с женой и детьми. Бегство от одиночества — это приближение к космическому одиночеству старости, по­скольку в старости уединение-одиночество способствует внутреннему повороту от ин-

тенсивности к подлинности» (58, с. 5). По мнению автора, одиночество-уединение в старости дает возможность человеку пере­жить мир как гармонию и себя как гармо­нию в гармонии. В уединении старость очи­щается от аффекта и суеты и дает чистое поле для мудрости (58). Очевидно, что такое переживание одиночества характерно для тех людей, которые в старости обрати­лись мыслью и душой к смысложизненным темам и обрели то, что Э.Эриксон называл высшем уровнем эго-инегрированности.

По данным зарубежных исследований, для людей пожилого возраста одинаково важны две потребности: потребность выжи­вания и потребность сохранения уважения к себе. Чувство собственного достоинства связано с личной и принятой в данной куль­туре оценкой независимости — с самостоя­тельностью и уверенностью в своих силах. В связи с этим создается парадоксальная ситуация: в старости возникает противоре­чие между потребностью выжить и сохра­нить достоинство. И каждый для себя дела­ет выбор, исходя из определяющей стратегии адаптации к старости. При этом возможна жертва одной из потребностей: так, слабею­щий старик, выбирая достоинство, отказы­вается от дома престарелых, но при этом переживает сокращение круга общения, что­бы скрыть свою беспомощность (23).

Важнейшим фактором, определяющим переживание одиночества в старости, явля­ется сохранность самоконтроля. Это озна­чает важность восприятия окружающей обстановки как предсказуемой и поддающей­ся контролю. Чувство самоконтроля может способствовать сокращению стрессовых мо­ментов. И наоборот, недостаток самокон­троля может привести к ощущению собст­венной беспомощности, безнадежности. Осознание контроля над социальным окру­жением имеет специфическое значение для старых людей. Доказано, что события, свя­занные со вступлением в определенный воз­раст (уход на пенсию, смерть друзей, ухуд­шение здоровья), могут ослабить чувство контроля. Было обнаружено, что повыше­ние личной ответственности за определен­ный выбор улучшает чувство социальной причастности и общее благополучие. Отме­чается важность степени утраты контроля при выборе соответствующих образцов по­ведения и степени направленности усилий на то, чтобы побыть одному, в то время как хотелось бы побыть в компании. Осознание самоконтроля объясняет, почему контакты с родственниками приносят меньше пользы для поднятия духа, чем дружба со сверстни­ками. Дружба возникает добровольно и ос­новывается на общности интересов и сти­лей жизни. Семейные контакты возникают из особенностей в отношениях друг с другом. Поэтому старики могут в большей степени контролировать отношения со сверстника­ми, чем с семьей. Дети сами контролируют свои контакты (их частоту и глубину) со старыми родителями, в связи с чем у пос­ледних возникает неприятное чувство зави­симости.

Осознание контроля важно для поддер­жания надежды стариков на улучшение своих отношений с окружающими. С возрастом события, которые приводят к одиночеству, становятся для стариков все более печаль­ ными и в меньшей степени осознаваемыми (расставание становится окончательным, окончание — безнадежным и неотвратимым; в то время как для молодых все можно по­вторить, вернуть, переиграть заново). Ста­рые люди всегда объясняют проблемы вли­янием неотвратимых факторов. Одиночество не всегда является обязательным спутни­ком старения, но убеждение в том, что оно неизбежно, может стать самосуществующим предсказанием. Однако стоит подчеркнуть, что в старости уединение имеет двоякий смысл: оно — символ независимости и авто­номии, но оно же и символ социального неприятия и одиночества. Совместное про­живание стариков с детьми также вызывает у первых двоякое чувство: эта жизнь ассо­циируется с любовью и заботой ближних, с одной стороны, и чувством зависимости, с другой стороны (9).

Если переживание одиночества стано­вится мучительным, а пожилой стареющий человек сознательно ищет помощи, чтобы избавиться от нее, то зарубежные психоло­ги строят психотерапевтическую работу с пожилыми одинокими пациентами с опо­рой на три фактора: социальное сравнение, повышение личностного самоконтроля и доступность доверенного лица.

Социальное сравнение помогает оценить одиночество свое и других, свои и чу­жие переживания по этому поводу. Лич­ностный самоконтроль повышает чувство собственного достоинства и уверенности в успешности предполагаемых контактов. На­личие и доступность контакта само по себе снижает переживание одиночества. И, на­конец, эффективнейшим средством ниве­лирования переживания одиночества явля­ется успешная коллективная деятельность, успешная, увлекательная и переживаемая как социально значимая.

4.4. Переживание привязанности к близким

В старости увеличивается зависимость от других людей, однако не только физи­ческая, но и эмоциональная. Человеческое общение важно и ценно в любом возрасте, но в старости эта ценность обретает особый смысл, поскольку для представителя любо­го другого возраста прошлое остается позади, а впереди разворачивается будущее. Старо­го человека окружает прошлое. Его будущее редко фиксируется в долгосрочных планах, чаще оно воплощается в будущем детей и внуков. Скорее, именно во внуках, посколь­ку отношение к ним стариков более теплое и менее эгоцентричное, чем к детям.

В старости сужается фокус внимания, круг интересов и круг привязанностей. Час­то все чаяния, надежды, вся нежность и любовь старика достается какому-либо одному его близкому — это характерно для возраста.

В старости возрастает ранимость и обид­чивость, что особенно ярко проявляется в контактах с близкими. Старики сильнее переживают негативные, чем позитивные аспекты общения. Печаль бывает связана с отказом от общения. В целом эмоции блек­нут, уменьшается их интенсивность. Близ­ким бывает трудно найти способ порадо­вать старика. Иногда снижается способность к эмоциональному сопереживанию, хотя у некоторых людей можно заметить усиление эмоциональной реактивности. Безразли­чие, проявляющееся у части людей старше­го возраста, можно трактовать как способ защиты от чувств, нарушающих привычный ход переживаний и вынуждающих затрачи­вать дополнительные усилия.

Существуют также различия в эмоцио­нальных переживаниях женщин и мужчин. Эмоциональность женщин богаче, но свя­зано это с перевесом эмоций негативного полюса (53).

В общении проявляет себя выраженная в старости потребность сознавать свою зна­чимость. Она может быть удовлетворена ощу­щениями того, что ты нужен семье, детям, внукам, и возможностью служения другим людям своим профессиональным и жиз­ненным опытом, а также сохранившимися способностями. Эта потребность в своем самом благородном варианте приобретает характер творческой потребности, называе­мой также потребностью в самореализации.

Творчески можно выполнять не только ар­тистические или общественные занятия, но и ежедневные действия, связанные с обя­занностями по ведению домашнего хозяй­ства, воспитанием внуков, занятием люби­мым делом. Такой способ подхода к своим занятиям дает человеку возможность посто­янно тренировать свои способности и со­хранять интеллектуальный уровень и, кро­ме того, является источником положитель­ных эмоциональных переживаний. Потеря смысла жизни может быть связана с невоз­можностью удовлетворения таких потреб­ностей. Каждый, кто должен лишиться лю­бимых занятий, у кого нет любимого дела, заполняющегося не только его время, но мысли и чувства, может потерять вкус к жизни.

Участие интереса к жизни проявляется в безучастности и некотором формализме в общении. Творчество в любых его проявле­ниях делает пожилого человека самодоста­точным, духовно и эмоционально незави­симым, интересным в общении. Отсутствие интереса к окружающему миру приводит к тому, что человек становится ненужным и неинтересным ни себе, ни другим. Деятель­ная жизнь выступает условием поступатель­ного развития личности в поздние годы: старые люди своими действиями способны планировать свое социальное окружение и справляться с трудностями общения (45).

Супружеские отношения сложны и не­однозначны в старости. По данным амери­канских психологов, в поздних возрастах

брак начинает в большей степени, чем рань­ше, определять круг общения супругов, на­правленность их деятельности, служить ис­точником утешения, поддержки и душевной близости. Супруги чаще оказывают помощь друг другу. При этом в выигрыше находятся оба партнера, потому что оба приобретают любовь, поддержку, статус, получают день­ги и информацию (29).

В преклонном возрасте люди не часто расходятся, понимая, насколько они нуж­даются друг в друге. Одиночество — пугаю­щая перспектива, которую пожилые люди редко выбирают добровольно. Обычно оно бывает связано с уходом близкого человека из жизни и сопровождается горем, чувст­вом утраты, а затем долгим периодом адап­тации, который может заканчиваться поис­ком нового партнера или жизнью в супру­жеском одиночестве (46).

С другой стороны, усиление амбициоз­ности, «заострения» личностных черт по­жилых людей и в целом ухудшения их ха­рактера и снижения социального контроля (как итог трудной жизни) усложняет обще­ние пожилых супругов. Их одинокая жизнь вдвоем, обедненная впечатлениями, лишен­ная совместных целей и забот, часто бывает омрачена взаимными обидами, претензия­ми друг к другу, разочарованием во взаим­ном отсутствии внимания и заботы. И тогда возможна ситуация, когда- вместе — невы­носимо, но врозь — невозможно.

Самой большой радостью для стариков являются внуки. У многих дедушек и бабушек возникают прочные дружеские отно­шения с внуками. Такие привязанности яв­ляются результатом регулярных контактов и лежат в основе близких, любящих отно­шений (49).

Бенгстон [цит. по (46)] предположил, что у дедушек и бабушек существуют четы­ре важные, пусть даже иногда чисто симво­лические роли, имеющие различную моти-вационную направленность:

1. Присутствие, которое обуславливает стремление бабушки и дедушки создать спокойную обстановку, особенно при наличии угрозы распада семьи или внешней катастрофы. Они хотят сохранить стабильность в семье, а иногда послужить сдерживающим фактором при распаде внутри нее.

2. Семейная «национальная гвардия». Некоторыми бабушками и дедушками движет желание принимать активное участие в жизни семьи и заботе о подрастающем поколении. В этой ситуации пожилые люди выходят далеко за рамки простого присутствия.

3. Арбитры. Действия бабушек и дедушек направляются стремлением сохранять семейные ценности, поддерживать нерушимость семьи, помогать сохранять связь между поколениями. Хотя у разных поколений бывают различные ценности, некоторые пожилые люди считают, что им легче уладить конфликты между своими взрослыми детьми и внуками, так как они имеют больше опыта и могут посмотреть на конфликт со стороны.

4. Сохранение семейной истории побуж-

дает бабушек и дедушек к различным дей­ствиям, поддерживающим преемственность между поколениями и передающим внукам семейное наследие и традиции.

Каждая из упомянутых ролей может быть реальной или символической (46).

Внуки растут, и отношение к ним со сто­роны пожилых людей меняется. Подростки отдаляются от своих дедушек и бабушек. К сожалению, оба поколения не понимают, как они близки. Подростковый возраст и старость объединяет то, что оба эти возрас­та кризисные. Для них обоих характерно противоречие, являющееся ядром любого кризиса, — противоречие между потребнос­тями и условиями жизни. Подростка, ощу­тившего «чувство взрослости», еще не «до­пускают» до настоящей «взрослой» жизни со всей мерой ее ответственности; старик уже «выделен» из нее (такова социальная ситуация развития этих возрастов).

Однако и подросток, и старик могут ощу­щать в себе силы для общей пользы, серьез­ных, ответственных дел, но обоим нет к ним доступа.

Старик сходен подростку в проявлении эгоцентризма, моратория на социальные роли; оба испытывают потребность в обще­нии и оба страдают от некомпетентности в нем (подросток еще не научился строить свои взаимоотношения, а старик постепен­но теряет социальный контроль). Д. Бромлей также отличает сходность старости с от­рочеством: для обоих возрастов характерны как глубокие биологические изменения, так и глубокие перемены в отношениях между индивидом и обществом [цит. по (2)]. Пе­чально, что подростки и старики не осозна­ют своей сходности и редко испытывают эмпатию в отношении друг к другу: старики любят огульно критиковать и поучать под­ростков, а последние часто равнодушны к старикам и просто их не замечают.

Как указывала Г. Крайг (29), в позднем возрасте многие люди сообщают о взрослой эмоциональной связи с братьями и сестра­ми. В тяжелые минуты они часто поселяют­ся вместе, утешают и поддерживают друг друга, ухаживают друг за другом во время болезни. В общении они оживляют общие воспоминания о детстве и юности — это да­рит им радость, утешает в периоды потерь. Однако часто эти отношения эмоциональ­но нестабильны, и для них характерны те же проблемы, что и для общения пожилых супругов.

P.M. Грановская отмечает, что в силу обостренной чувствительности к проявле­ниям внимания и заботы в старости может возрасти роль дружбы. Чувство покинутос­ти, углубленное утратой многих социальных ролей, может быть компенсировано дру­жеским участием с вниманием. В связи с этим повышенную болтливость стариков автор объясняет следствием недостаточнос­ти информационной нагрузки и социально­го общения. Последнее, однако, во многом удовлетворяется в дружбе (18). Дружеское общение подкреплено общностью интере­сов, социального положения, общей обра-

щенностью в прошлое и сходностью уровня общения, что не всегда удается добиться в контактах с членами семьи. Дружба в ста­рости может явиться полноценным эмоци­ональным отношением, возникшим либо в прошлой совместной деятельности, либо в течение длительного совместного прожива­ния и укрепленным общим стилем совлада-ния с тяготами старости, общностью судеб, сходным культурным уровнем. Однако об­щение неродственных старых людей не всегда можно назвать дружеским. Иногда оно носит эмоционально-поверхностный характер, преследует лишь одну цель — до­стижение эмпатии. Круг общения крайне сужается и приобретает эгоцентрический характер. При утрате избирательности об­щение может приобретать монологичный характер. Оно выражается в согласии парт­неров на роль слушателя и говорящего, что со стороны воспринимается как понимание и эмоциональное созвучие (10).

4.5. «Счастливая старость»

Возможно ли удовлетворение жизнью в старости? Если да, то какова природа это­го переживания? Глубже всего понятие «счастливой старости» раскрыто в работах Н.Ф. Шахматова (63, 64). Он считал, что счастливая старость — это случай психичес­кой жизни в старости, когда отношение че­ловека к своему старческому бытию по основ­ным линиям соответствует этим этическим

категориям. Понятие «счастье» многознач­но, в значительной степени условно и отно­сительно в любом из возрастных периодов. Оно непостоянно и может сочетаться с раз­личными моментами, его омрачающими. Отличие счастливых переживаний в старос­ти от подобных состояний в молодые и зре­лые годы состоит в том, что они не проеци­руются на будущее и полностью исчерпыва­ются переживаниями настоящего.

Понятие «счастливая старость» не сле­дует воспринимать так, что счастливые пере­живания могут быть только в конце жизни, исключая подобные состояния в другие, более ранние периоды жизни. Сравнение различных периодов жизни по этому при­знаку проводить бессмысленно.

Речь идет о счастливой старости как осо­бо благоприятной форме старения, находя­щейся в одном ряду с другими формами благоприятных и неблагоприятных вариантов возрастных изменений высших психичес­ких функций. Хорошее физическое здоро­вье, умеренный характер общих возрастных изменений, долгожительство, сохранение деятельного образа жизни, высокое обще­ственное положение, наличие супруга и де­тей, сегодняшний материальный достаток не являются залогом и гарантией осознания старости как благоприятного периода жиз­ни. И при наличии этих признаков, каждо­го в отдельности и вместе взятых, пожилой человек может считать себя ущербным и полностью не принимать свое старение. О счастливой старости правомерно гово-

рить, когда имеется удовлетворенность но­вой жизнью, своей ролью в этой жизни. Это та форма психического старения, когда долгая жизнь приносит новые положительные эмо­ции, которых человек не знал в прошлом. Самоудовлетворение — важный момент в благоприятной оценке своей жизни в ста­рости (63, с. 61—62).

Н.Ф. Шахматов отмечал, что счастливое старение ассоциировано с ориентацией по­жилых людей на настоящее. «Люди не об­наруживают какой-либо проекции на про­шедшее, но также нет и устойчивых планов деятельности жизни на будущее. Сегодняш­нее старческое существование принимается без каких-либо оговорок и планов к изме­нению в лучшую сторону. Для этих пожи­лых людей типична впервые появившаяся в позднем возрасте тенденция к пересмотру прошлых активных целевых установок, пра­вил и убеждений. Подобная мыслительная работа приводит к выработке новой, созер­цательной, спокойной и самодостаточной жизненной позиции. Спокойный и созерца­тельный образ настоящей жизни сам по себе исключает какой-либо вид борьбы или какие-либо устойчивые стремления. Окру­жающая жизнь, сегодняшнее состояние здо­ровья, физические недуги, быт восприни­маются терпимо, такими, какие они есть. Подобное отношение к самому себе и к окру­жающим представляет для пожилого челове­ка новую ценностную жизненную установ­ку. К этому времени обычно определяются и новые интересы, ранее не свойственные

данному человеку. Среди них особенно вы­деляются обращение к природе, укрепление различного рода морально-нравственных установок. Пожилые люди отмечают по­явившееся желание бескорыстно быть по­лезным окружающим, в первую очередь боль­ным и слабым, иногда впервые появляется любовь к животным. Часть из этих пожилых открывает для себя, что старость благотвор­но повлияла на их возможности творчески обработать накопленный опыт, и сознание этого способствует укреплению чувства удов­летворенности собой. Нам нередко прихо­дилось встречать пожилых людей, впервые обнаруживших у себя наклонности к стихо­сложению. Понятно, что качество стихов отвечало уровню каждого из них, но факт того, что стремление писать стихи появи­лось впервые в старости, говорит сам за себя. У пожилых людей этой группы можно выявить устойчивую мыслительную работу, отражающую стремление переосмыслить свой прошлый жизненный опыт, прошлую дея­тельность с позиции старого человека. Про­шлые успехи в накоплении знаний, почет­ные должности и звания теряют прошлую привлекательность и кажутся малознача­щими. Прочность и искренность семейных и родственных отношений представляются маловажными. Материальные ценности, при­обретенные в течение жизни, также оказы­ваются несущественными. Своя прошлая деятельность, прожитая жизнь оценивается как суетная, не имеющая смысла. Подобная коренная переоценка прошлых ценностей

лежит в основе утверждающегося в старос­ти спокойного и созерцательного взгляда на происходящие события и на саму сегод­няшнюю жизнь.

Подобная, казалось бы, пессимистич­ная установка, изменение всего психологи­ческого жизненного уклада, своеобразная «вторая жизнь» позволяют ставить вопрос о наличии измененной аффективности как причине подобного умозаключения и пос­ледующего за ним нового способа жизни» (63, с. 64-65).

Подводя итог своим рассуждениям, Н.Ф. Шахматов подчеркивал, что «созерца­тельный и спокойный взгляд на самого се­бя, на окружающее, появившийся впервые в старости, отражает по существу не пас­сивную, а активную позицию, так как имен­но она определяет характер и форму деятель­ности и поведения человека. Сформирован­ная в старости новая жизненная философская позиция, находящая свое краткое выраже­ние в житейском изречении «живи, пока живется», имеет все признаки личной твор­ческой работы. Она является пожилому че­ловеку как результат продолжения и завер­шения собственного жизненного опыта. Общечеловеческие значения и ценность этой позиции не могут быть преуменьше­ны» (63, с. 65—66).

Наши исследования и наблюдения по­казали, что люди в позднем возрасте редко характеризуют свою жизнь как счастливую, даже при всех признаках ее объективного благополучия. Поглощенность самим про­цессом жизни, способность радоваться каждому мгновению — это важный аспект эмо­циональной жизни пожилых людей, но ус­тойчивость этих переживаний обеспечива­ется ощущением «присутствия в жизни», ощущением подконтрольности своей жизни самому себе, а это в свою очередь связано с сохранением связи интересов пожилых лю­дей с интересами общества. В противном случае, если сфера интересов стариков зам­кнута на них самих, очарованность процессом жизни будет длиться лишь краткое мгнове­ние, вслед за которым последует оценка этой прекрасной жизни как внешней по от­ношению к ним самим, безразличной к ним, оттолкнувшей их.

Глобальная оценка качества и смысла жизни в старости, отражающаяся в эмоцио­нальном переживании, удовлетворенности жизнью является сложным и недостаточно изученным фактором. Анализ литературы и собственные исследования позволяют вы­двинуть предположение о том, что факто­ры, обуславливающие удовлетворенность жизнью в старости, отличны от факторов, обуславливающих неудовлетворение ею. Факторы первого рода связаны с оценкой пожилыми людьми смысла своей жизни для других, с наличием жизненной цели и вре­менной перспективы, связывающей их на­стоящее, прошлое и будущее. К этой группе факторов можно отнести большие и малые успехи в реализации жизненной цели, сис­тему интересов и рефлексию значимости своей жизни в глазах окружающих. Факто­ры второго рода связаны с оценкой внеш­них и внутренних условий жизни. Они обусловливают неудовлетворенность жизнью как суммарное переживание, складываю­щееся из озабоченности своим ухудшаю­щимся здоровьем, внешностью, нехваткой материальных средств, актуальным отсутст­вием физической и моральной поддержки, фактической изоляции. Эта группа факто­ров в меньшей степени воздействует на по­ложительную оценку качества: сам факт со­вместного проживания с детьми (со всеми вытекающими из этого последствиями), на­личие собеседника в лице врача, сиделки или внука, временное улучшение здоровья не делают стариков счастливыми и удовле­творенными в целом своей жизнью. Ориен­тация на те или иные стороны жизни опре­деляется выбором стратегии адаптации к старости. В связи с этим оценка значимости своей жизни для других, ориентация жиз­ненных планов на будущее обуславливают гамму положительных переживаний качест­ва жизни и отвлекают от болезненных ощу­щений немощности, слабости, от страха беспомощности и близости смерти. Важно отметить, что самые положительные пере­живания меняются по сути: они становятся менее интенсивными, но более глубокими. Вместе с жизненной мудростью, централь­ным психологическим новообразованием старости, является способность жить более глубокими слоями души, но это лишь воз­можность, которую человек сможет или не сможет реализовать. В целом положитель­ные достижения и ценности старости — это область возможного.

В зарубежной литературе редко встречаются понятия «счастливая старость», чаще используется термин «успешное старение» (129). Успешное старение предполагает каж­додневное приложение усилий (физических и ментальных) и обретение навыков совладания с внешними и внутренними условиями старения (130). Успешное старение включа­ет также сохранность идентичности — це­лостности личности, несмотря на все изме­нения, что обуславливает сопротивление желанию обвинять других людей за проис­ходящие изменения. Успешное старение включает также психологическую потреб­ность в воспоминаниях, размышлениях о прошлом, в «подведении итогов» (осозна­ние того, что удалось оставить после себя близким людям, людям вообще, жизни в целом). Однако успешное старение — это прежде всего каждодневные усилия. Даже Э. Эриксон, определяя эго-интеграцию как основную задачу поздней зрелости, считал, что для ее достижения пожилые люди долж­ны делать гораздо больше, чем просто раз­мышлять о своем прошлом. В своей книге «Жизненная вовлеченность в старости», ос­нованной на изучении историй многих людей в возрасте старше семидесяти лет, Эриксон пришел к выводу, что для сохранения це­лостности своего Я мотивационная система человека должна продолжать динамично развиваться. Если пожилой человек хочет сохранить жизнеспособность в старости, он должен активно участвовать в различных видах деятельности — в воспитании внуков, в политике, в работе общественных организаций, оздоровительных физкультурных программ и т.д. [цит. по (46)].

Однако последние исследования показа­ли, что у 70—80-летних людей с высшим образованием «мотив достижения» выра­жен так же, как и у 20-летних студентов. Различия же проявляются в направленнос­ти мотивации: молодые более ориентирова­ны на внешнюю сторону деятельности, а пожилые — на содержательную. Они про­должают принимать участие в ситуациях, в которых можно проявить свои способности и умения. Стараются нести личную ответст­венность за порученное дело, ставят перед собой реальные цели, адекватно соотнося свои желания я возможности. Стремятся к получению обратной связи о том, насколь­ко успешно они действовали, реагируя на эту конкретную обратную связь. Продолжа­ют строить планы на будущее.

Перспективное планирование является особым фактором, который имеет значение с точки зрения противостояния инволюции личности. Оно позволяет человеку ставить новые цели и побуждает к их выполнению. Чем разнообразнее эти цели, отражающие широту интересов пожилого человека, тем многообразнее и продуктивнее его жизнь, тем больше сохраняется желание человека жить дальше (46).

Немощность, ненужность старости пре­одолевается умудренностью. Противопо­ставить старению можно способность лю­бить, способность действовать, наслаждаться прекрасным во всех проявлениях и ощуще­нием свободы.

Освобождаясь от необходимых обяза­тельств перед обществом в связи с выходом на пенсию, человек вправе распорядиться своей свободой по своему усмотрению, и неисповедимыми нам кажутся области того смысла, которым наделяют свою жизнь по­жилые люди. Забота о здоровье может про­расти в ипохондрическую фиксацию на своих старческих недугах, а может высве­титься глубоким смыслом борьбы со старе­нием в плане создания положительной жиз­ненной перспективы для молодого поколе­ния. Так, признавая и принимая старость как неизбежное «отступление», пожилой человек видит смысл жизни в том, чтобы «отступать» медленно, отстаивая «каждую пядь» жизненного пространства, отведен­ного ему судьбой, и при этом по возмож­ности не стать обузой близким, — и тогда жизнь уже не кажется чередой безликих серых дней, но цепью маленьких побед и достижений, придающих остроту и краски каждому дню. Размышления о прошлом, характерные для стариков, тоже имеют раз­личный смысл: одни люди живут в про­шлом, прячась в нем от настоящего и буду­щего, а другие анализируют свое прошлое, извлекая из него опыт, имеющий смысл для настоящего и будущего. В повести Ю. На­гибина «Дорожное происшествие» описаны переживания старика, который жил памя­тью о своей умершей горячо любимой жене и верой в то, что, пока жив он сам, жива и его жена — образ ее остается среди людей. И эта уверенность вносила в его существо­вание смысл, порядок и покой. Действительно, именно эмоциональная, живая па­мять стариков обеспечивает связь между ушедшими и живущими поколениями, ведь юность и зрелость часто бывают равнодуш­ны к своим корням.

Одним из величайших парадоксов жиз­ни можно считать тот факт, что все важней­шие ее радости, все настоящие источники счастья — здоровье, способность любить и быть любимым, уверенность в завтрашнем дне — даются в начале жизни абсолютно безвозмездно и к тому же в том возрасте, когда человек не способен оценить их зна­чение. Когда же он начинает осознавать их как источники подлинного счастья, жизнь безжалостно все губит и уничтожает. Воз­можно, объяснение этого парадокса заклю­чается в том, что Природа не заинтересова­на в долгой жизни человека, ее забота за­ключается в смене поколений. Миновав возраст, наилучший с точки зрения продол­жения рода, человек лишается права на за­ведомые, безвозмездные жизненные дары, но обретает потенциальную возможность осознанного и целенаправленного сотворения своей духовной жизни со всеми присущими ей радостями и ценностями: творчеством, приверженностью порядку и осмысленнос­ти, глубокой привязанностью к близким, способностью переживать свой жизненный опыт как неповторимый и передавать его другим. И этот глубоко осознанный и нрав­ственно выстраданный путь не только обес­печивает духовное бессмертие человеку, но и продляет его индивидуальный путь, а глав­ное — наделяет этот путь жизнью.

ГЛАВА 5

Характеристика

познавательной

активности в старости

5.1. Общая характеристика интеллекта

Закономерные изменения мозга являют­ся частью нормального процесса старения (134), и, как следствие, должны логически ожидаться соответствующие изменения ин­теллектуальной активности. Однако, по дан­ным американских исследователей (систем­ных отечественных исследований в этой об­ласти очень мало), существуют разногласия по поводу снижения общей интеллектуаль­ной активности при нормальном старении. Дэвид Векслер (143), применивший свою шкалу интеллекта к представителям разных возрастов, сделал вывод о том, что поздняя зрелость характеризуется снижением общей интеллектуальной деятельности, обуслов­ленным закономерными процессами старе­ния. Однако в своих более поздних иссле­дованиях (144) он обнаружил, что вербаль­ные навыки (объем активного и пассивного словаря) поддерживаются на относительно хорошем уровне в поздних возрастах, в то время как результаты тестов на сообразительность оказались ниже, чем у представи­телей других возрастов.

Дж. Хорн (97) выдвинул предположение, что этот факт является результатом различ­ного вклада биологических возрастных из­менений в выполнение вербальных и не­вербальных тестов. Развивая эту мысль, Дж. Хорн сформулировал свою теорию текучего и кристаллизованного интеллекта. Текучий интеллект — это широкая область интел­лектуального функционирования, ассоции­руемая со способностями, с помощью кото­рых мы обретаем новые знания и навыки (к которым относится скорость и результа­тивность запоминания, индуктивное рас­суждение, оперирование пространственны­ми образами, восприятие новых связей и отношений, способность к абстрактному мышлению). Этот тип интеллекта, по мне­нию Дж. Хорна, отражающий возрастные особенности состояния нервной системы (ее работоспособность и интегративность), постепенно снижается на протяжении всего периода зрелости, что особенно заметно в поздней зрелости (97). В отличие от текуче­го, кристаллизованный интеллект ассоции­руется со способностями, которые прихо­дят с опытом и образованием, и включает вербальные навыки, осведомленность, а так­же весь объем знаний, накопленных в тече­ние жизни. Кристаллизованный интеллект включает также способность устанавливать отношения, формулировать суждения, ана­лизировать проблемы и использовать усво­енные стратегии для решения задач. В отличие от текучего интеллекта, кристаллизо­ванный интеллект часто улучшается в тече­ние всей жизни, пока люди способны полу­чать и сохранять информацию (97,116).

П. Балтес (70) и К. Шайи (131) подвер­гли критике гипотезу Хорна на том основа­нии, что данные, подтверждающие ее, были получены с помощью метода поперечных срезов. Определенный вклад в полученные этим методом результаты вносит когортный эффект. Как показали широкомасштабные лонгитюдные исследования (131), у людей с высоким образовательным уровнем многие интеллектуальные способности продолжа­ют нарастать с возрастом по крайней мере до семидесятилетнего возраста (особенно если они подвергаются систематической тренировке). Причем эти способности отно­сятся как к текучему, так и к кристаллизован­ному интеллекту. Анализируя полученные данные, К. Шайи (131) высказал предполо­жение, что изменения в поздних возрастах затрагивают не саму природу интеллекта, а его функцию. С наступлением пожилого возраста изменяется использование знаний: люди возвращаются к собственным ценнос­тям и установкам, их занимают не абстракт­ные рассуждения, а реальные вопросы, они способны мыслить абстрактно, но, в отли­чие от молодых людей, не склонны зани­маться решением задач ради них самих и могут противиться решению заданий типа тестов IQ.

Проблема дифференцированного изме­нения интеллектуальных функций в старости остается дискуссионной. Так, крупней­ший специалист в области возрастных из­менений интеллекта Пол Балтес (71) провел границу между теми аспектами интеллекта пожилого человека, которые ухудшаются в старости, и теми, которые обнаруживают не­которое улучшение. Он выделил «когнитив­ные» и «прагмативные» механизмы интеллек­та. «Когнитивные механизмы» интеллекта отражают нейрофизиологическую архитек­туру мозга, которая, по мнению П. Балтеса, изменяется на протяжении жизни. На опе­рациональном уровне «когнитивные меха­низмы» ответственны за скорость и точ­ность психических процессов, включающих восприятие информации, зрительную и мо­торную память, а также операции класси­фикации, сравнения и категоризации. Ухуд­шение этих операции, функций и механизмов с возрастом обусловлено сильным влияни­ем биологических факторов, а также состо­янием здоровья. В свою очередь «прагма­тивные механизмы» интеллекта представляют собой его культурно обусловленную область. На операциональном уровне «прагматив­ные механизмы» интеллекта обуславливают навыки чтения и письма, понимание речи, образовательный уровень, профессиональ­ные знания и навыки, знания о себе и жизни вообще, которые помогают человеку справ­ляться с различными жизненными труднос­тями. По мнению автора теории, именно совершенствование «прагмативных механиз­мов» интеллекта, их возможности в плане компенсации угасающих функций обеспечивают интеллектуальное развитие в ста­рости на фоне ухудшения отдельных функ­ций (71).

Анализ теорий общего интеллекта в ста­рости убедительно доказывают действенность явления «витаукта», открытого В.В.Фролькисом (57): интеллект адаптируется к возрас­тному адаптогенному фактору, ослабление одних функций способствует формирова­нию приспособительных функциональных систем, что позволяет компенсировать де­структивные явления когнитивного старе­ния. При этом, как указывает большинство теорий, центральным механизмом когни­тивной компенсации и развития в старости является вербальный интеллект. Этот фено­мен был отмечен Б.Г.Ананьевым (5), кото­рый подчеркивал, что речемыслительные функции противостоят общему процессу ста­рения и сами претерпевают инволюцион­ные сдвиги значительно позже всех других психофизиологических функций; эти важ­нейшие приобретения исторической при­роды человека становятся решающим фак­тором его онтогенетической эволюции.

Таким образом, позитивные адаптаци­онные изменения в старости направлены на актуализацию резервных возможностей, на­копленных на более ранних этапах онтоге­неза. Существуют отечественные данные (59), согласно которым в старости происходят сложные перестройки психической органи­зации, характеризующиеся в первую оче­редь сдвигами во всех звеньях саморегуля­ции. При этом проявление компенсаторных

механизмов, обеспечивающих возможность нормального познавательного функциони­рования на новых уровнях когнитивной адап­тации, обусловлено не только качественным изменением интеллекта (избирательным сни­жением или повышением определенных проявлений интеллектуальной активности), но и изменением особенности его структур­ной организации (обеспечением интеллек­туальной сохранности за счет механизмов понятийного мышления, которые компен­сируют нарастание дезинтегрированности отдельных познавательных функций, уси­ление полезависимости, ригидности и за­медленности развертывания ориентировоч­ной фазы интеллектуальной деятельности). Наиболее очевидно проявляют себя ме­ханизмы компенсации возрастных интел­лектуальных изменений при исследовании тех функций, которые обнаруживают оче­видное ухудшение с возрастом. Так, амери­канскими психологами (80, 91, 125) было убедительно показано, что скорость перера­ботки информации, скорость извлечения ин­формации из долговременной памяти, ско­рость оперирования образами, скорость всех умственных и физических операций одно­значно снижается в старости. При этом те интеллектуальные функции, которые силь­но зависят от скорости выполнения опера­ций, проявляют спад в старости. Однако у этой тенденции обнаружено много индиви­дуальных вариаций, обусловленных опытом. Так, в одном известном эксперименте (125) измерялась скорость работы пожилых и мо-

лодых машинисток. Значимых различий в скорости их работы обнаружено не было. При исследовании причин этого примеча­тельного факта было выявлено, что пожи­лые машинистки, компенсируя закономер­ное снижение времени реакции, научились заранее просматривать и удерживать в памя­ти текст, предназначенный для перепечат­ки. Когда исследователь ограничил количе­ство слов, которое может заранее прочесть машинистка, то скорость работы пожилых машинисток значительно снизилась. При­веденный опыт показал, что пожилые люди в условиях переработки информации спо­собны компенсировать снижение скорости реакции за счет антиципации последующей информации и в целом поддерживать уро­вень работоспособности, подключая опыт и вербальные навыки, которые практически не ухудшаются по мере старения. Выясни­лось, что высокая эффективность работы поддерживается пожилыми людьми в таких видах деятельности, как музыкальное ис­полнение и композиция, шахматы, бизнес, и это обеспечивается процессами компен­сации.

Компенсация снижения скорости реакции со стороны возрастающего опыта представ­ляет собой тот механизм, с помощью кото­рого пожилые люди поддерживают свои когнитивные функции в разных видах умст­венной деятельности, включая память и принятие решения (123). Последние иссле­дования доказали, что лабораторный экспе­римент дает очень грубые оценки индиви-

дуальных способностей пожилых людей по сравнению с реальными условиями. Иссле­дование памяти и принятия решения в ре­альных условиях располагают данными о значительно меньшем снижении когнитив­ных способностей в старости. Так, в неко­торых исследованиях (129) показано, что большинство тестов памяти и способности к принятию решений измеряют абстракт­ную и тривиальную деятельность, которая напоминает испытание на школьных экза­менах. В ней пожилые люди чувствуют себя непривычно. Отчасти тот факт, что резуль­таты стандартного тестирования у молодых лучше, чем у пожилых, может объясняться тем, что пожилые больше молодых ценят точность. При тестировании пожилые люди стараются правильно ответить на каждый вопрос и реже пытаются угадать нужный ответ. Кроме того, для них могут быть менее привычными некоторые типы заданий, ис­пользуемых в ситуации тестирования. На­пример, пожилых людей часто сравнивают со студентами по результатам тестов на за­поминание бессмысленных слогов. Студен­там, однако, приходится регулярно заучи­вать новые слова перед экзаменами. У по­жилых людей меньше практики такого рода. Поэтому некоторые из таких сравнений вы­глядят искусственными. Пожилые люди могут иногда действовать медленнее пото­му, что в последнее время не пользовались этим конкретным навыком.

5.2 Механизмы компенсации

возможного снижения

интеллектуальной деятельности

в старости

В исследованиях П. Балтеса (71,73) осо­бое внимание уделялось механизмам ком­пенсации тех структур интеллекта, которые наиболее уязвимы под влиянием возрастно­го фактора — скорость и точность интел­лектуальных процессов, логические опера­ции и другие. Эти исследования помогли структурно описать то понятие, которое обобщенно именуется «опыт» и разработать модель адаптационного механизма, поддер­живающего интеллектуальную активность в старости, которую П.Балтес назвал «селек­тивной оптимизацией с компенсацией» (71, с. 590).

Эта модель предполагает, что по мере того, как пожилые люди осознают потери своего интеллекта, у них происходит изме­нение их умственной деятельности в трех направлениях: 1) по линии селекции (отбо­ра) — снижение объема функционирования с возрастом побуждает пожилых людей от­бирать только те виды активности, с кото­рым они справляются наилучшим образом; 2) по линии оптимизации — она предпола­гает возможность поддержания уровня вы­полнения деятельности в некоторых облас­тях в результате увеличения объема практики, более тщательной подготовки к деятельнос­ти и использования новых технологий; 3) по линии компенсации — она становится не-

обходимой, когда задачи, которые возника­ют в ходе выполнения деятельности, значи­тельно превышают тот актуальный потен­циал, которым обладает старый человек, и возникает необходимость переструктуриро­вания ситуации в целом.

Для пояснения своей модели П.Балтес приводит следующий пример с пианистом А.Рубинштейном. Последний не скрывал, что продолжать свою исполнительскую дея­тельность в возрасте восьмидесяти лет ему по­могали следующие приемы: 1) во время кон­цертов он исполнял не весь свой репертуар, а лишь несколько относительно небольших пьес (пример селекции); 2) он проводил большее время за тренировкой исполнения, чем в молодости (пример оптимизации); 3) он использовал особую стратегию испол­нения: быстрые фрагменты он предварял медленными так, чтобы игра второго фраг­мента казалась более быстрой (пример ком­пенсации) (71).

П. Балтес (71,72) неоднократно подчер­кивал, что процесс селективной оптимиза­ции с компенсацией особенно эффективен тогда, когда человек прекращает участие в производительной жизни общества, что обу­славливает потерю важного компонента че­ловеческой жизни. В судьбе каждого старо­го человека потери неизбежны, хотя суще­ствует широкая вариация в природе потерь. Так, все пожилые люди вовлечены в какие-либо формы отбора, компенсации и опти­мизации, но специфическая форма адапта­ции будет зависеть от конкретной истории

жизни, интересов и ценностей, здоровья и навыков каждого конкретного человека.

В зарубежных исследованиях интеллек­туальной деятельности пожилых людей осо­бое внимание уделяется роли тренировки интеллектуальных функций для поддержа­ния общего уровня когнитивной активнос­ти. Практически все исследователи сходятся на том, что когнитивные навыки трениру­ются (90,146). Так, Уиллис (146) исследовал пространственную ориентировку и способ­ность к рассуждению у 4000 людей пожило­го возраста и выяснил, что 40 % из них в ре­зультате тренировок вернулись к уровню вы­полнения тестов, которые они имели 14 лет назад.

Очень интересны результаты семилетне­го лонгитюдного исследования (147), в ко­тором старых людей обучали стратегии ис­пользования правил и приемов, необходи­мых для эффективного принятия решения. Эти результаты показали, что семидесяти­летние и восьмидесятилетние обнаружили тот же уровень выполнения деятельности, что и десять лет назад. Авторы сделали вы­вод о том, что полученный результат обу­словлен тренировкой (которая моделирует использование правильных стратегий реше­ния задач), постоянной индивидуальной практикой и наличием обратной связи от­носительно правильности решения практи­ческих проблем. К тому же тренировка, по всей вероятности, увеличивает пластич­ность когнитивных механизмов (106).

Проведенные западными психологами

многочисленные исследования общей ин­теллектуальной функции в старости обна­ружили следующее. Эта функция значи­тельно ослабевает не столько под влиянием собственно возрастного фактора, сколько ввиду нетренированности, незадействованнос-ти интеллектуальных способностей в жизни и деятельности, а также под влиянием ухуд­шения здоровья. Однако на любом временном отрезке старости имеют место индивиду­альные различия во времени начала ухуд­шения интеллектуальных функций и скорос­ти этого процесса. В проводимых исследо­ваниях интеллекта в старости более резкое ухудшение интеллекта было зафиксировано методом возрастных поперечных срезов (лонгитюдные исследования позволяют на­блюдать более оптимистичную картину). Задания, которые вызывали наибольшие сложности у пожилых, как правило, вклю­чали необычные или незнакомые для опыта пожилых процедуры. Однако более развер­нутые исследования показали, что некото­рые из этих возрастных дефектов могут быть компенсированы тренировкой. Эти данные касаются психически здоровых индивидов. Данные, полученные П. Балтесом, пока­зали, что на общую картину динамики по­знавательных функций в старости большой отпечаток откладывает образование, здоро­вье, работа и когнитивная тренировка (129). Совместное изучение этих факторов указы­вает на необходимость принятия во внима­ние когортного эффекта при изучении ког­нитивной активности в старости (70).

Уровень образования пожилых людей положительно коррелирует с уровнем вы­полнения ими различных интеллектуаль­ных тестов (141). Причину этого исследова­тели искали в том, что люди с более высоким образовательным уровнем обнаруживают по­требность в продолжении обучения (в самых разных формах) уже после выхода на пен­сию (149). При этом в ходе обучения они стремятся лучше понять природу старости, чтобы эффективнее справиться с новыми социальными требованиями, остаться рабо­тоспособными после выхода на пенсию, чтобы в целом лучше приспособиться к ста­тусу пенсионера.

Опыт работы существенно влияет на ког­нитивную сохранность в старости, но прежде всего в том случае, если профессиональная деятельность в зрелости была когнитивно ориентирована. Этот факт, в частности, по­влиял на то, что у нынешнего поколения пожилых людей интеллектуальные функ­ции, исследованные в поздние годы, обна­ружили более высокие показатели, чем у предшествующего поколения (129).

Здоровье непосредственно и напрямую влияет на качество и способность к интел­лектуальной деятельности в старости. Речь идет не о старческих психических заболева­ниях (таких, как болезнь Альцгеймера, бо­лезнь Пика и др.), а о типичных соматических заболеваниях, вероятность которых в ста­рости увеличивается. Так, некоторые меди­цинские препараты, необходимые для лече­ния, ослабляют функцию памяти и приня-

тия решений. Глубокое исследование этой проблемы помогло некоторым авторам сде­лать вывод о том, что снижение интеллек­туальных функций в старости больше свя­зано с ухудшением здоровья, чем с возрас­том как таковым (138). Состояние здоровья американские исследователи во многом свя­зывают со способностью человека к физи­ческой активности. Так, многочисленные ис­следования обнаружили взаимосвязь между регулярными физическими упражнениями пожилых людей и их когнитивными спо­собностями в возрасте от 55 до 91 года. По­жилые люди, которые регулярно трениро­вались физически, лучше выполняли тесты на рассуждение, память, время реакции, чем пожилые люди, которые тренировались мало и нерегулярно (84,119). При этом все авторы отмечают, что начинать программу физических упражнений надо с тщательно­го медицинского обследования и наращи­вать объемы следует постепенно.

На функциональном уровне возраст­ные изменения не затрагивают выполнение знакомой деятельности. Компетентность выполнения многих видов сложной интел­лектуальной активности, включенной в по­вседневную жизнь пожилого человека, об­наруживает лишь незначительное снижение с возрастом (126). Возрастной фактор ста­новится все более очевидным, когда пожи­лой человек сталкивается с новыми или многочисленными испытаниями, особенно в возрасте старше 75 лет.

Накопленный опыт проявляется в том,

что поведение старого человека в большой степени зависит от зрелости его взглядов на жизнь. Насколько адаптивной, успешной будет жизнь человека в старости, определя­ется тем, как он строил свой путь на пред­шествующих этапах, насколько он обнару­жил и реализовал свой личностный потен­циал. Так, французский психиатр С. Пако отметил, что у более одаренных и реализо­вавших свою одаренность в молодости лю­дей разрушительное влияние старения на интеллектуальные способности выражено меньше, чем у людей, чья одаренность мень­ше проявила себя в молодости и зрелости [цит. по (149)].

Компенсаторные механизмы поддержа­ния уровня общей интеллектуальной актив­ности и отдельных высших психических функций получили частичное освещение в работах отечественных нейропсихологов. Так, было показано, что сужение объема психической деятельности, имеющееся при старении, создает когнитивный дефицит, и в качестве компенсаторного механизма вы­бирается стратегия опосредования как спо­соб саморегуляции. Полученные данные о динамике когнитивных стратегий и о фор­мировании новых способов опосредования психической активности при старении по­зволяют видеть в нем особую форму онто­генеза. Нейропсихологи отмечают, что даже при благоприятном протекании старости высшие психические функции характеризу­ются некоторой дефицитарностью. На этом основании были выделены три типа старе-

ния на основе наиболее дефицитарного зве­на в высших психических функциях в соот­ветствии с теорией А.Р.Лурия о трех блоках мозга. Первый — нейродинамический — тип старения связан с дефицитарностью бло­ка регуляции тонуса и бодрствования. Вто­рой — пространственный — тип старения высших психических функций связан с де­фицитарностью блока принятия, переработ­ки и хранения информации, с недостаточ­ностью анализа и синтеза. Отечественные нейропсихологи (Н.А.Загянская, Ю.В.Зуе­ва, Н.К.Корсакова) показали, что перера­ботка пространственных характеристик ин­формации обнаруживает высокую степень сенситивности в старости и даже при благо­получном старении с возрастом снижаются возможности пространственной ориенти­ровки, решения пространственных задач в различных модальностях, запоминания ло­кализации объекта, в результате чего стра­дает целостность, симультанность воспри­ятия пространственного, упорядоченного мира предметов и явлений. Третий — регу-ляторный — тип старения обусловлен де­фицитарностью блока программирования, регуляции и контроля психической деятель­ности. Компенсаторный процесс протекает, по предположению нейропсихологов, в на­правлении возрастных перестроек в перерас­пределении активности отдельных блоков мозга и, возможно, в перераспределении аспектов активности правого и левого полу­шарий мозга (135).

 

5.3 Характеристика отдельных познавательных функций

5.3.1. Восприятие

Сотрудники школы Р. Балтеса (75) по­дробно исследовали роль неизбежных сен­сорных потерь в старости. Они обнаружили, что острота зрительного и слухового вос­приятия связана с ослаблением интеллекту­альной деятельности (что особенно харак­терно для текучего интеллекта). Эта связь предполагает наличие общего механизма, посредством которого снижение мозговой активности влияет как на сенсорные спо­собности, так и на когнитивные процессы. Существует, однако, и альтернативное объ­яснение, согласно которому затруднение восприятия влечет за собой перегрузку про­цессов внимания и, как следствие, ухудше­ние выполнения различных когнитивных заданий. Однако независимо от природы механизма следует учитывать, что неизбеж­ное для старости ухудшение восприятия влияет на общую интеллектуальную актив­ность.

Н.Ф.Шахматов (64) отмечал, что вос­приятие в старости становится все менее чет­ким и пожилой человек вынужден прибе­гать к воображению, чтобы расшифровать искаженное и неадекватное восприятия, таким образом, по мере того как человек привыкает к неверному восприятию, воз­растает его «податливость» к обманам чувств, искаженная картина перестает его удивлять.

Более того, чем ограниченнее и туманнее становится поле восприятия, тем меньше пожилые люди осознают, сколь сильно на восприятие реальности влияют его чувства, страхи, желания и предубеждения. В связи с этим Э.Д. Смит (52) подчеркивает, что че­ловеку, еще только приближающемуся к выраженным возрастным изменениям, бы­ло бы полезно выработать у себя привычку относиться к своему восприятию критичес­ки, не полагаясь на него целиком, не про­верив его еще и еще.

Большое значение при расстройствах восприятия в старости имеет фактор так на­зываемой сенсорной депривации (ограни­чения количества и качества информации, поступающей в организм извне). Нормаль­ное функционирование нервной системы требует постоянной подачи чувствительных раздражителей. Длительная сенсорная деп-ривация, или продолжительное пребывание в монотонном окружении, может привести к серьезным психическим расстройствам.

Ухудшение сенсорных восприятий, ко­торое происходит в пожилом возрасте, уси­ленная социальной изоляцией из-за отстра­нения старых людей от активного участия в общественной деятельности, не обеспечи­вает старикам стимуляции от внешнего ми­ра, что так необходимо для их психического и физического здоровья. И.В.Давыдовский отмечал, что именно влияние сенсорной депривации приводит к изменению харак­тера адаптационных процессов в старости, к достаточно быстрому превращению «от-крытой» системы организма в систему «зам­кнутую». Относительная замкнутость нахо­дит свое выражение в факте общего сниже­ния интересов и притязаний к внешнему миру, что, как и некоторая скованность дви­гательных актов, недуги костно-суставного аппарата, приводит к сидячему образу жиз­ни, самоизоляции. По сути дела, речь идет о нарастающей утрате потоков стимулов и импульсов, об «истощении раздражимости» (20, с.24).

5.3.2. Внимание

Исследование внимания в старости ста­новится очень сложной проблемой ввиду того, что эта функция испытывает влияние очень многих, прежде всего органических факторов. Н.Ф. Шахматов (63) цитировал Э.Я. Штернберга, согласно которому ос­новное, что характеризует старение, — это снижение психической активности, выра­жающееся в сужении объема внимания, за­труднении сосредоточения и переключения внимания. При этом Н.Ф. Шахматов (63) описал целый ряд зарубежных исследова­ний, которые в качестве основного физио­логического механизма снижения функции внимания указывают на снижение силы и подвижности психических процессов внут­ренних свойств.

По мнению Э.Д. Смит (52), в процессе старения поле внимания становится уже и «затуманивается», периферия практически совсем ослабевает. Поэтому то, что находит-

ся в центре внимания, у пожилых людей все меньше связывается с другими впечатления­ми, мыслями и ощущениями, становится самодовлеющим и замкнутым. Э.Д. Смит (52) указывает, что типичным изменением функции внимания в старости является ос­лабление контроля за привычными, меха­ническими действиями, 'утрата «символов внимания», иначе говоря, внешних раздра­жителей, указывающих на необходимость учитывать окружающую обстановку. Ти­пичными символами внимания служат сиг­налы тревоги, обретенные в результате жиз­ненного опыта и указывающие на грозя­щую опасность. В юности мозг человека реагирует на сигналы тревоги немедленно. В затуманенном поле внимания пожилых лю­дей эти сигналы менее четки, их прохожде­ние замедлено, они хуже распознаются и вообще могут остаться незамеченными (52).

Возрастное изменение внимания к ок­ружающей обстановке снижает также под­сознательный контроль за последователь­ностью раздражителей, что лишает пожилых людей былой ловкости. Согласно данным, приведенным в работе Э.Д. Смит (52), за­медление сенсорно-моторных циклов у по­жилых лиц связано не с увеличением вре­мени на выполнение самих движений, а с затратой большего времени на инициирова­ние движений, на осуществление и кон­троль за ними из-за снижения работоспо­собности нервной системы.

Следствием ухудшения учета обстанов­ки при управлении своими действиями ста-

новится возрастающая с годами склонность путать последовательность действий и пере­скакивать с одной мысли на другую (52). Снижение функции внимания проявляется в еще одном распространенном явлении в старости — в рассеянности. Депрессия, эмо­циональные стрессы, волнение, беспокой­ство, характерные для пожилых людей, при­водят к тому, что мрачные мысли завладе­вают вниманием человека, и концентрация внимания становится невозможна.

Когда объект в фокусе внимания инте­ресен сам по себе, увлекателен, то ясность окружающей обстановки сильно ухудшает­ся, и пожилой человек становится целиком поглощенным данным объектом мысли, ис­ключающим в этом случае из внимания все остальное. Даже мощные внешние раздра­жители порой не способны привлечь его внимание (52).

5.3.3. Память

Память является наиболее изученным познавательным процессом в старости. Как отмечал Н.Ф. Шахматов (63), интерес к па­мяти обусловлен тем, что особое отноше­ние к прошлому составляет значительную часть жизни старого человека. В литературе широко обсуждается это явление. Отноше­ние к прошлому составляет основу субъек­тивных переживаний за счет того, что в этом возрасте настоящее и будущее менее кон­структивны, чем в прошлые годы. Воспо­минания занимают особое место в психическом статусе пожилого человека (63). По­ложительная эмоциональная окраска вос­поминаний прожитой жизни — это важней­ший момент аффективной жизни пожилых. Актуализация прошлого опыта, «уход в про­шлое» занимают отчетливое место в стар­ческой психике, как при благоприятных формах психического старения, так и при собственно возрастных психических рас­стройствах позднего возраста.

Резкое ухудшение памяти является по­казателем сенильных деменций. Однако здо­ровые старые люди, то есть люди без при­знаков деменций или других расстройств когнитивной сферы, также переживают из­менения в области памяти, хотя эти изме­нения более тонкие и менее опасные, чем в случае деменций. Концепции ухудшения памяти обычно опираются на клинические данные, и специалист должен различать мяг­кие изменения, характерные для нормаль­ного старения, и более грубые и обширные проблемы, связанные с деменциями.

Исследований изменения памяти в ста­рости много, но они сложны и противоре­чивы (149). По сравнению с исследованиями интеллекта (и особенно мудрости), которые учитывают жизненный контекст, исследо­вания памяти базируются в основном на лабораторных исследованиях. Эти традици­онные исследования, оценивающие возрас­тные изменения памяти, вызывают ряд воз­ражений. Во-первых, они уделяют мало вни­мания соотнесению эмпирических данных, полученных лабораторным путем, и фак­тов, отслеженных в реальной жизни. В связи с этим становится затруднительным оп­ределение того, какой вид памяти связан с возрастными изменениями (если какой-ли­бо вообще связан). Во-вторых, наибольшее количество фактов получено на основе ис­следования памяти методом возрастных по­перечных срезов. Таким образом, многие вопросы относительно объема, характера и этиологии возрастных ухудшений памяти могут быть отнесены отчасти за счет когортного эффекта.

В старости ухудшение может иметь мес­то в любом виде памяти. Информация мо­жет быть пропущена в сенсорном регистре, может оказаться непереработанной в рабо­чей памяти, может не достичь хранилища, может разложиться в хранилище или могут возникнуть проблемы с извлечением следов информации.

Дефицитарность в системе сенсорного запечатления (сенсорного следа) немного увеличивается с возрастом (142), однако функциональная значимость этого измене­ния минимальна. Сенсорное запечатление следует отличать от сенсорного функцио­нирования (ощущения и восприятия), ухуд­шение которого вносит существенный вклад в перестройку когнитивных функций в ста­рости. В частности, дефицитарность в об­ласти ощущений затрудняет обучение и за­поминание, поскольку информация не вос­принимается или неточно воспринимается на входе (149).

Что же касается кратковременной памя­ти, то возрастные изменения ее объема не были выявлены. Однако в случаях нормаль-

ного старения была обнаружена дефици­тарность в области оперативной (рабочей) памяти; эта дефицитарность коснулась про­блемы переработки информации (127). При этом при выполнении простого задания, которое требует минимального изменения материала (например, запоминание цифр), возрастных ухудшений не обнаружили. Ис­следования оперативной памяти рядом ав­торов (127,128) позволили сделать вывод о том, что серьезные возрастные изменения проявляют себя тогда, когда требуется зна­чительная переработка информации на вхо­де, когда пожилому человеку одномоментно предъявляется большой объем информа­ции, когда материал сложен и им необходи­мо манипулировать.

Самые существенные возрастные изме­нения были обнаружены в долговременной памяти. В классическом исследовании (135) сравнивались результаты тестирования ста­рых и молодых людей в задании запомина­ния серии слов в условиях: 1) воспроизве­дения; 2) узнавания (узнавание — как вы­бор правильного слова среди альтернатив). Результаты обнаружили возрастные разли­чия в воспроизведении, но не в узнавании. Авторы предположили, что старые люди имеют ухудшение не в утилизации новой информации, но в извлечении следов из долговременной памяти. Эти и последую­щие исследования (111) подтвердили тот факт, что у стариков остаются более сохран­ными процессы узнавания по сравнению с процессами воспроизведения. Полученные данные могут быть использованы при раз-

работке методов коррекции легких наруше­ний памяти у пожилых людей.

Различия в узнавании и воспроизведе­нии у старых людей являются важным сви­детельством того, что когнитивные ресурсы, необходимые для переработки информа­ции, снижаются с возрастом. Были получе­ны данные, согласно которым возрастные различия оказываются более выраженными при выполнении заданий, которые предпо­лагают меньше подсказок, намеков и дру­гой помощи извне (так называемой «под­держки среды») в процессе заучивания и извлечения следов из долговременной па­мяти. Задания на узнавание предполагают большие возможности внешней помощи, и старые люди выполняют их лучше (84). По­зитивное влияние внешней помощи обна­руживается и при заучивании серии слов и проявляется при этом в облегчении группи­ровки слов в категории. Вероятно, старые люди испытывают затруднения в использо­вании мнемотехники, группировки, орга­низации и осмыслении материала для пос­ледующего его запоминания, и им требова­лась для этого внешняя помощь. В то же время они лучше справляются с ситуация­ми, включающими автоматические процес­сы. Любое увеличение сложности запоми­наемого материала в первую очередь за­трудняет процессы долговременной памяти у стариков. Эти данные позволили исследо­вателям сделать вывод о том, что произ­вольное запоминание затруднительнее для стариков, чем непроизвольное (95).

Скорость переработки информации является другим важным источником возраст­ных различий. Старые люди справляются с заданием намного хуже, когда информация предъявляется быстрее или когда интервал времени, данный для воспроизведения, ко­роче (127). Если контролировать скорость предъявления материала или ослабить вре­менные лимиты для воспроизведения, воз­растные изменения в области памяти можно значительно нивелировать. Отвлечение вни­мания, волнение в процессе выполнения задания в большей мере оказывают влияние на стариков, чем на молодых.

Существует относительно мало исследо­ваний воспоминаний у старых людей, вос­произведения событий далекого прошлого. Старые люди воспроизводят исторические события так же хорошо или лучше, чем мо­лодые люди (81), возможно, потому, что в прошлом у них было больше времени для ознакомления с информацией. Исследова­тели изучали ответы на вопросы об извест­ных политиках и артистах. Старым и моло­дым людям задавали вопросы, касающиеся идентификации информации об этих зна­менитых людях. Если испытуемый не мог назвать имя, его спрашивали: «Может быть, ответ «крутится у вас на языке» (то есть, может быть, вы знаете ответ, но не можете его сейчас припомнить)?» Когда испытуе­мому казалось, что он знает ответ, испытуе­мый (старый или молодой) мог выбрать правильное имя из большого списка имен. Старые люди в большей степени, чем моло­дые, имели такие ответы (которые «крутят­ся на языке»), но они также имели больший

объем знаний, чем молодые. Авторы на ос­нове этих исследований (104) выдвинули предположение о том, что эффективность воспроизведения старой информации у по­жилых людей так же высока, как у моло­дых, принимая во внимание тот факт, что они дольше хранили эту информацию в па­мяти, а следовательно, имели больше вре­мени для ее сортировки.

Очень интересны данные о том, как ста­рые люди сами оценивают свои способности. Этот аспект памяти назван «метапамять» и включает в себя знания и оценку людьми памяти. Старые люди отмечают многие про­блемы, связанные с памятью (86). Но то, что люди говорят о своей памяти, может не быть надежным индикатором дефицитар-ности. У здоровых пожилых людей связь субъективной оценки памяти и реальной деятельности крайне незначительна. Но это было получено методом поперечных срезов, то есть старые люди, оценивавшие свою па­мять, делали сравнения с тем, какой она была в прошлом, а исследователь оценивал их ответы по тестам, проводимым в настоя­щее время.

Депрессии существенно влияют на то, как люди оценивают свою память. Депрес­сии обуславливают негативные оценки себя и своих способностей. Среди стариков и да­же молодых жалобы на снижение памяти обычно коррелировали с депрессией, а не с актуальной дефицитарностью в области па­мяти (86,149).

Вопрос о характере и величине возраст­ных изменений памяти может быть прояс-

нен при исследовании влияния тренировки на процессы памяти. Сам факт улучшения выполнения в результате тренировки по­зволяет предположить, что по крайней мере часть дефицитарности, наблюдаемой в ста­рости, обусловлена обратимыми фактора­ми. Были использованы и оценены разные стратегии тренировки памяти (например, разбивка списков слов на категории, стра­тегия использования зрительных ассоциа­ций — таких, как их подчеркивание или со­единение). Они дали очень хорошие резуль­таты (149). Сочетание обучения релаксации с обучением мнемотехнике является самой лучшей стратегией улучшения памяти по­жилых (149).

Наиболее интересные исследования по тренировке памяти были проведены Балте-сом с сотрудниками (70, 74, 139). Эти ис­следования использовали подход «testing the limits», который дает возможность ис­следовать величину пластичности или по­тенциала для улучшения памяти пожилых людей, а также лимиты, налагаемые про­цессом старения. Молодые и старые люди обучались использовать классическую мне­мотехнику, согласно которой новый мате­риал ассоциировался со знакомым местом или категорией. Затем их просили исполь­зовать мнемотехнику для запоминания спис­ка цифр или слов. Все (старые и молодые) испытуемые были способны выучить очень длинные списки слов. Если же условия за­поминания значительно затруднялись (на­пример, возрастала скорость предъявления новых единиц для запоминания), молодые

люди оказывались в значимом преимущест­ве по сравнению со стариками. Эти данные позволяют сделать следующие выводы: 1) спо­собность к запоминанию относительно плас­тична у стариков; 2) старость накладывает некоторые ограничения на выполнение за­дания в стрессовых условиях или в услови­ях помех.

В целом возрастные изменения памяти в старости естественны. И здоровые старые люди должны ожидать, что они могут не вспомнить слово или имя и что им потребу­ется больше времени на заучивание новой информации. Но старые люди могут успеш­но использовать целый набор практических способов улучшения памяти (например, ор­ганизацию заучиваемой информации, ис­пользование мнемотехник, профилактику отвлечения или стрессов при заучивании нового материала и отведение большего времени для заучивания или воспроизведе­ния материала) (149).

Наиболее полный и системный анализ исследований памяти пожилых людей был проведен Г. Крайг (29). Им мы закончим раздел о памяти.

Сенсорное хранилище

Сенсорное хранилище — это очень крат­ковременная зрительная или слуховая па­мять, удерживающая поступающую на вход сенсорную информацию в течение несколь­ких секунд до начала ее обработки. По-ви­димому, пожилые люди способны прини-

мать и удерживать все же чуть меньше ин­формации, чем молодые. В среднем их объем восприятия несколько меньше, особенно когда два события происходят одновремен­но. Причины этого еще не вполне ясны. Возможно, у пожилых людей хуже работают зрительная и слуховая системы. Может быть, у них снижается избирательность внимания или способность к распознаванию паттер­нов. А может быть, у них просто ниже мо­тивация, необходимая для успешного вы­полнения задач, требующих повышенной точности. В любом случае незначительная утрата сенсорной памяти, наблюдаемая в старости, вряд ли будет очень заметна в по­вседневной жизни. В жизни большинство предметов и явлений можно рассматривать дольше, чем в лабораторных эксперимен­тах, где на это отводятся доли секунды. Ис­ключение составляют дорожные знаки, рас­познавание которых может вызвать некото­рые сложности у пожилых водителей (29).

Первичная память (кратковременная память). Первичная память — хранилище с ограниченным объемом. В ней находится только то, что у человека в настоящий мо­мент «в мыслях». Большинство исследова­ний не обнаружило существенных различий между первичной памятью молодых и по­жилых людей (29).

Вторичная память (долговременная па­мять). По сравнению с сенсорной и первич­ной памятью, во вторичной памяти, как показывают исследования, наблюдаются оче­видные возрастные различия. Согласно работам, посвященным изучению процессов заучивания и воспроизведения, пожилые люди часто запоминают меньше слов из спис­ка и меньше деталей рисунка. Но что явля­ется причиной этих различий: уменьшение объемов памяти или изменение процессов запоминания и припоминания? В некото­рых исследованиях памяти указывается, что у пожилых людей, по-видимому, ниже эф­фективность организации, повторения и ко­дирования запоминаемого материала. Од­нако после тщательного инструктирования и небольшой практики они справляются с этими операциями существенно лучше. Да­же самые старые (те, кому около восьмиде­сяти) выигрывают от такой тренировки. Эффективность обучения, однако, не без­гранична. Даже после тренировки людям за семьдесят не всегда удается достичь уровня молодых взрослых. Согласно некоторым исследованиям, в которых сравнивалась па­мять старых и молодых людей, обучение на самом деле только увеличивает разрыв в ре­зультатах, потому что молодым обучение дает больше, чем старикам. Это позволяет заключить, что резервные возможности раз­вития у пожилых людей меньше, чем у мо­лодых взрослых, по крайней мере в том, что касается определенных навыков. Коро­че говоря, старые люди имеют меньше воз­можностей для совершенствования, или, по-другому, обладают меньшей пластич­ностью (29).

Третичная память. Третичная память, или память на отдельные события, по всей

видимости, сохраняется у пожилых людей практически полностью. В самом деле, со­гласно некоторым исследованиям, пожи­лые люди лучше припоминают подробнос­ти исторических событий, чем люди более молодые. Это особенно касается историчес­ких событий, в которых старики непосред­ственно участвовали, а молодые взрослые узнали о них только из вторых рук. Следует также отметить, что пожилые люди, как и все остальные, различаются по уровню мнемических способностей. Более образованные люди обычно лучше выполняют тесты па­мяти. А люди, активно занимающиеся ин­теллектуальным трудом, выполняют эти тес­ты лучше тех, кто им не занимается.

В общем, в таких видах памяти, как сен­сорная, первичная (кратковременная) и тре­тичная (на отдаленные события), сколько-нибудь существенных возрастных различий у взрослых людей не обнаружено. Такие различия обнаружены во вторичной (дол­говременной) памяти, но и они зависят от ряда факторов, не связанных с возрастом. Пожилые люди действительно могут пока­зать плохие результаты в тестах памяти, если для выполнения заданий требуется приме­нение непривычных приемов организации повторения запоминаемого материала. Боль­шинство из них, однако, улучшит свои ре­зультаты после обучения этим приемам. Кроме того, память пожилых людей изби­рательна: более интересный и значимый материал они запоминают легче (29).

Исследования изменений в поздней старости (70—90 лет) по типам памяти обнару­жили следующие закономерности: особен­но страдает механическое запечатление; луч­ше всего сохраняется логическая память; образная память ослабевает больше, чем смысловая, но при этом запоминание со­храняется лучше, чем при механическом запечатлении; основой прочности памяти в старческом возрасте являются внутренние смысловые связи; ведущим видом памяти становится логическая память (17).

5.3.4. Мудрость

Это загадочное качество является, пожа­луй, единственным неоспоримым преиму­ществом старости перед другими возраста­ми. Единства взглядов на этот феномен нет, однако наибольшим авторитетом в области исследования мудрости пользуется школа Пола Балтеса. Согласно определению, вы­двинутому этой школой, мудрость — это экспертная система знаний (то есть полу­ченная опытным путем), ориентированная на практическую сторону жизни и позво­ляющая выносить взвешенное суждение и давать полезные советы по жизненно важ­ным вопросам. Экспертные знания, кото­рые ассоциируются с мудростью, разделя­ются на пять категорий: фактуальные знания (позволяющие дать примеры возможных ситуаций, варианты выбора); процедурные знания (определяющие стратегии сбора ин­формации, принятия решений, анализ целей и средств); контекстуальные знания (знания возрастного, культурного и индивиду­ального контекстов для разных периодов и различных сфер жизни); знания, учитываю­щие относительность ценностей (различий личных и сторонних ценностей, культурно-исторический релятивизм, возрастную ди­намику ценностей); знания, учитывающие неопределенность (отсутствие идеального решения, оптимизации соотношения «при­обретения — потери» и т.п.) (29, 71).

Категории мудрости, выделенные П.Бал-тесом и его сотрудниками, достаточно аб­страктны и обобщенны. Их трудно понять, и, вероятно, требуется удачная метафора, которая хотя бы частично помогла за этими схематичными понятиями усмотреть фено­менологический смысл мудрости. В качест­ве такой метафоры уместно вспомнить при­тчу о завещании царя Давида, в котором дано описание мудрости как единства спра­ведливости, разумности, доброты, душев­ного покоя и бесстрашия. По завещанию царя Давида, справедлив тот человек, кото­рый свободен от власти чувств и поступает всегда так, как будто мир существует неза­висимо от него («Мир существует, а Я не существую»); разумен тот человек, который понимает относительность своих знаний о мире и ищет истины не в мире, а в самом себе («Существую Я, а мир не существует»); добр тот человек, который не стремится к господству, а действует сообразно порядку, существующему в мире («Мир существует, и Я существую, Я растворяюсь в мире»); счастлив тот, кто знает, что желания человеческие ненасыщаемы, кто понимает, что содержит весь мир внутри себя — ему не может чего-либо не хватать («Мир сущест­вует, и Я существую, весь мир растворен во мне»); бесстрашен тот, кто познал цену и радости, и печали и не боится ни смерти, ни бессмертия.

Пол Балтес и его коллеги много лет по­святили изучению такого сложного предме­та, как мудрость, чтобы построить модель ее развития и определить ее характеристи­ки. Согласно Балтесу, можно выделить пять основных свойств мудрости. Во-первых, мудрость связана главным образом с реше­нием важных и сложных вопросов. Часто эти вопросы касаются смысла жизни. Во-вторых, уровень знаний, суждений и сове­тов, отражаемый в мудрости, исключитель­но высок. В-третьих, знания, связанные с мудростью, необычайно широки, глубоки и сбалансированны и могут применяться в осо­бых ситуациях. В-четвертых, мудрость со­четает в себе ум и добродетель (характер) и используется как ради личного благополучия, так и для пользы человечества. В-пятых, хотя достичь мудрости нелегко, большинст­во людей распознает ее без труда (29).

В более поздних публикациях П. Балтес (139) указал, что только 5 % пожилых лю­дей были оценены им и его сотрудниками как мудрые, причем эти 5 % были равно­мерно распределены между различными пе­риодами поздней зрелости и старости.

Другими исследователями (82) был от­мечен еще один аспект мудрости — большая гибкость в трансформации и аккомода­ции жизненных целей к новым условиям и обстоятельствам. Пожилые люди легче сми­ряются с неизбежным и более, чем в моло­дости, предпочитают удовлетворительную жизнь иллюзорному счастью.

В отечественной литературе исследова­ния мудрости носят описательный харак­тер. Отмечают, что мудрость предполагает осмысление и принятие прожитой жизни, принятие старости как важного этапа жиз­ненного цикла. Отмечают, что мудрость предполагает не только сохранный интел­лект, но и твердый характер: мудрый ста­рец, давая совет по жизненно важным во­просам, способен взять на себя ответствен­ность за этот поступок. Это, вероятно, возможно за счет того, что в некоторых слу­чаях в старости возникает способность к обобщению чрезвычайно многостороннего, широко развертывающегося и все нараста­ющего опыта. Осмысленный, хорошо чле­ненный опыт укрепляет способность к сис­темному мышлению, к более всестороннему охвату сложных явлений и может вознести человека на такую высоту духа и такую вы­сокую точку обзора, где все обыденные про­блемы не достигают и слабого приближе­ния к дальним горизонтам жизни.

ГЛАВА 6

Наиболее характерные

психические состояния

в старости

В этой главе будет дана характеристика состояний, типичных в основном для ста­рости. Они не являются реакцией на кон­кретные неблагоприятные внешние факторы, которые накапливаются в процессе старе­ния. Эти психические состояния отражают глубокий уровень личностного реагирова­ния на само старение, на неуклонно разви­вающиеся изменения собственного Я. Это результат неприятия собственного старе­ния, несогласия со всем тем нежелатель­ным, что привносит старость в физический, психический и социальный статус человека (63). В связи с этим можно утверждать, что описанные ниже психические состояния ха­рактерны не для всех стариков, а лишь для тех, адаптация которых по возрастному фак­тору протекает по типу «замкнутого контура». Обзор литературы и наблюдения показыва­ют, что творческая, продуктивная старость не связана с каким-либо качественным из­менением характера и уровня психического реагирования. Иная картина психической жизни складывается при альтернативной стратегии адаптации. Эмоциональные пере-

живания в симптомокомплексе состояний, являясь важным компонентом общего адап­тационного синдрома, отражают личност-но-смысловой вектор поведения, направ­ленный в данной стратегии адаптации на защиту от действительности, на продление индивидуальной жизни путем купирования интенсивности жизненных проявлений и подавления активности личности. В связи с этим, по мнению ряда авторов, первым ха­рактерным психическим состоянием пожи­лых людей (характерным для стратегии адап­тации по типу «замкнутого контура») явля­ется выраженная озабоченность — не вполне осознанное, крайне генерализованное со­стояние (63). Она включает озабоченность собственным здоровьем, политическим и экономическим положением в стране (по отношению к перспективам собственной жизни), будущим детей и внуков — в целом всем понемногу. К. Рощак, как уже отмеча­лось, прямо указывает на адаптивный ха­рактер старческой озабоченности: по его мнению, потребность в беспокойстве и оза­боченности является своеобразным меха­низмом непомерно возросшей в старости потребности в избежании страдания (49).

Состояние озабоченности закономерно и обусловлено самой сущностью старения, которое сопровождается снижением психи­ческой силы, сужением объема психической жизни, экономным использованием психи­ческих ресурсов. Эти особенности старения делают пожилого человека не защищенным перед любыми неожиданными воздейст-

виями, возрастное нарушение внимания к окружающей обстановке снижает контроль за последовательностью раздражителей, ос­лабляет бдительность. Как указывалось выше, пожилые люди не способны перерабатывать информацию, поступающую по нескольким каналам, они могут быть поглощены только одним образцом. В том случае если этот единственный объект внимания в сознании пожилого человека аффективно окрашен, то возможно возникновение состояния сверх­озабоченности по этому поводу. Состояние сверхозабоченности может проявиться у че­ловека в любом возрасте, однако возраст­ное изменение функции внимания обуслав­ливает его частое и сильное проявление в старости (52). Примером озабоченности яв­ляется неодолимая привязанность стариков к мелочам. Если старческая озабоченность повторяется, что часто случается при вол­нующих пожилого человека обстоятельствах, она может стать хронической и возникать без видимых причин. Такая озабоченность принимает порой циклический характер, и человек вновь и вновь переживает свои страхи, воображаемый ущерб, разочарова­ние — что угодно.

Преувеличенное внимание к некоторым вещам собственного обихода — определен­ный раз и навсегда стул, место перед теле­визором, возможность вздремнуть в извест­ное время — может принять мягкую форму хронической озабоченности. И когда стари­ки лишаются этого, они становятся беспо­койными и ни о чем другом больше не мо-

гут думать. Их суженное мышление истол­ковывает это как ущемление их прав, и они обижаются (52).

Анализ озабоченности (беспокойства) по­жилых людей позволяет найти в этом состо­янии много общего с тревогой малой степе­ни. Существует мнение, что тревога обу­словлена угрозой актуализации социальной потребности (в то время как страх — биоло­гической) (109). Тревога основана на оцен­ке предвосхищаемой и неопределенной уг­розы (105, ПО). В.И. Медведев (36) отмеча­ет, что тревога возникает в тех случаях, когда ситуация оценивается как непредска­зуемая; при этом состояние тревоги на­правлено на поиск новой формы ответа, адекватной особенностям сложившейся си­туации. Таким образом, состояние тревоги активизирует адаптивную функцию, функ­цию приспособления к особенностям усло­вий жизни и деятельности. Разумеется, под хронической озабоченностью стариков мы понимаем лишь тревогу малой степени, адап­тивный смысл которой заключается в по­вышении бдительности старого человека по отношению к не совсем понятным, насто­раживающим факторам внешнего мира и ухудшению внутреннего состояния. По мне­нию 3. Фрейда, антиципация опасности, ха­рактеризующая тревогу, предупреждает страх. 3. Фрейд считал, что если сигнал не отне­сен к угрожающим, то человек не готов к активному ответу на него. При этом отсут­ствие тревоги может явиться причиной последующего непоправимого нарушения дея­тельности (ПО).

Хроническая озабоченность помогает старым людям выработать специфическую тактику сбережения усилий, способность за­ранее предвидеть и избежать возмущающе­го воздействия (или несколько деформиро­вать его, изменив к нему отношение) и тем самым избежать фрустрации с сопровожда­ющим ее сильным всплеском эмоциональ­ного возбуждения, которое является опас­ным для душевного покоя стариков и, как следствие, для их хрупкого внутреннего ба­ланса.

В западной литературе старческую озабо­ченность часто ассоциируют с тревожнос­тью. Отмечаю, что в случае ее обострения у старого человека возникают фобии, ощу­щение безнадежности (149). Тревожность в два раза чаще проявляется у пожилых жен­щин, чем у пожилых мужчин. В старости интенсивно нарастают соматические про­явления тревожности, такие, как учащение сердечного ритма, укорочение дыхательных фаз, головные боли, боли в груди, повыше­ние утомляемости. Крайние формы тревож­ности в старости включают страх смерти и умирания, страх мучений, связанных с бо­лезнями (149).

Однако при нормальном старении тре­вожность средней и крайней степени встре­чается значительно реже, чем «стертая» фор­ма тревожности — тревожность малой степе­ни, проявляющаяся в виде озабоченности и обеспокоенности. Обычно последняя сопряжена с фактом зависимости стариков ввиду выхода на пенсию, ограничения жиз­недеятельности, частичной утраты способ­ности к самообеспечению и самоопределе­нию. Отчасти озабоченность пожилых вы­звана увеличением потребности в заботе со стороны окружающих, но в то же время проявлением потребности в независимости, сопротивлением опеке. На фоне характерной для старости сенсорной депривации озабо­ченность пожилых обеспечивает им не только повышение бдительности по отно­шению к неожиданным факторам, но и не­которую аффективную живость (насколько этот термин вообще применим к пожилым). Можно отметить и еще один характерный факт в пользу адаптивной ценности стар­ческой озабоченности: мотивационная обу­словленность состояния тревоги сообщает эмоциональным переживаниям в структуре этого состояния яркую пристрастность (105, ПО). Эмоциональные переживания тревоги (в целом характеризуемые как неприятные) несовместимы с переживанием скуки и при­дают остроту субъективной картине окру­жающей действительности. Озабоченность по поводу своего здоровья часто проявляет­ся у стариков в форме ипохондрической фиксации (3, 39, 63). Так, в центре внимания, лишенном сдерживающего влияния его пе­риферии, может оказаться симптом какой-нибудь болезни, что приводит к чрезмерной мнительности, у человека возникают лож­ные, а в некоторых случаях и действитель­ные признаки недуга, наблюдаются психосоматические нарушения — мигрени, голо­вокружения, хроническое расстройство пи­щеварения (52). Ипохондрическая фиксация направлена как на переживание недомога­ния (утомляемости, слабости, неопределен­ных болей в разных частях тела), так и на внешние признаки позднего возраста (мор­щины, облысение, сутулость). Представле­ние о естественном и закономерном харак­тере этих недугов в старости уступает место убежденности в болезненной природе этих явлений. При этом надежды, связанные с установлением причин возникновения тя­гостных проявлений старения, возлагаются на медицину. Здесь своеобразной формой защиты является возникающее сверхценное отношение к отдельным медицинским пре­паратам и методам лечения (67).

Укрепляющаяся ипохондрическая фик­сация, сверхценные образования (в плане «идей защиты» от старения) отражают типич­ную в старости тенденцию к застреванию и малой подвижности нервных процессов (63). Однако довольно часто ипохондричес­кая фиксация побуждает развитие новых интересов и потребностей в обогащении ме­дицинскими занятиями в области лучших способов лечения и других форм борьбы со старческими недугами. Старики получают большое удовольствие от рассказов о своих болезнях, и при этом их не смущает, что ок­ружающими воспринимаются эти рассказы как навязчивые, — пожилые люди искрен­не не замечают этого, поскольку жизнь вне общества способствует снижению у них поведенческого контроля. Но разговоры о бо­лезнях, бесконечное лечение и самолече­ние — это процесс, это путь, а не конец пути. Интересно, что в рамках этой страте­гии адаптации озабоченность здоровьем близких распространяется в основном на самый ближайший круг родственников, от которых непосредственно зависит жизнь и благополучие самих старых людей.

Другим характерным эмоциональным состоянием пожилых людей в соответствии с данной стратегией адаптации является возрастно-ситуативная депрессия при отсутст­вии жалоб на это состояние. В целом стар­ческая депрессия проявляется в ослаблении аффективного тонуса, замедлении аффек­тивной живости, отставленности аффектив­ных реакций; при этом лицо старого чело­века ограничено в возможности передать ду­шевные эмоциональные движения (63, 129). Анализ этого состояния показывает, что ха­рактеризующие его эмоциональные пере­живания отражают смысл жизнедеятельнос­ти в условиях данного типа адаптации — уход от активного участия в жизни общест­ва, переосмысление его значения для себя, отказ от ценностей социального мира. По­жилые люди сообщают о чувстве пустоты окружающей жизни, ее суетности и ненуж­ности. Все происходящее перед их глазами кажется им малозначащим и неинтересным; интересной, полной смысла представляется лишь жизнь в прошлом, и она никогда не вернется. Но эти переживания воспринима­ются пожилыми людьми как обычные и не носят болезненного характера. Они являют­ся результатом переосмысления жизни, но­сителями новых смыслов и имеют адапта­ционную ценность, поскольку предохраня­ют человека от стремлений, борьбы и от сопряженного с ними волнения, которое край­не опасно для стариков. Существует немало исследований, доказывающих, что сильное волнение вызывает ослабление способности самоконтроля у старых людей и, как следст­вие, грубые конфабуляции, а также усили­вает страх, неуверенность в себе, чувство неполноценности и отчаяния (52). Сниже­ние аффективной живости, отражающее ра­зочарованность стариков в жизни, некото­рое обесценивание ее — это способ относи­тельно долговечного, спокойного и тихого существования, поскольку сильное волне­ние (даже радостное), прибавляя «жизни» к годам, сокращает эти годы. В геронтопсихологической литературе известна точка зрения, согласно которой безразличие ста­риков трактуется как способ защиты от чувств, вынуждающих затрачивать допол­нительные усилия и нарушающих привы­чный ход переживаний (53). Адаптацион­ная природа старческой депрессии в дан­ной стратегии старения сопряжена с тем, что, не видя в будущем ничего хорошего, пожилые люди перестают связывать с ним свои планы и тем самым страхуют себя от возможных разочарований. Исследования американских психологов показали, что тен­денция к необоснованному, не подкреплен­ному серьезными интересами и основания-

ми оптимизму имеет негативное влияние на продолжительность жизни в старости (101).

В американской геронтопсихологической литературе депрессию считают самой значимой характеристикой психической жиз­ни в старости (149), и это психическое со­стояние требует подробного описания, по­скольку психотерапевтические методы ра­боты с пожилыми людьми разработаны более тщательно для нивелирования именно это­го состояния.

Впервые о том, что в старости люди очень подвержены депрессии, заговорил Гален во II веке: он описал связь между меланхолией и старостью. Современная геронтопсихология и гериатрия признает, что депрессия яв­ляется самой важной и распространенной проблемой как нормального, так и патоло­гического старения (149).

Причин возникновения депрессии в старости несколько. В частности, она мо­жет быть следствием мозговых нарушений, может быть сопутствующим явлением пси­хиатрических заболеваний, однако эти случаи здесь рассматриваться не будут, поскольку они относятся к патологическому старению. При нормальном старении симптомы деп­рессии являются психологическими и часто возникают как реакция на соматическое за­болевание или снижение дееспособности. В ряде случаев проявляется так называемая «замаскированная депрессия», когда пожи­лые люди приходят к терапевту с жалобами на различные соматические недомогания. При этом «замаскированная депрессия» отличается от ипохондрической фиксации тем, что сознание пожилого человека занято депрессивными темами: безнадежностью, беспомощностью и потерей ценностей ок­ружающего мира (149).

Симптомы депрессии без мозговых на­рушений часто встречаются у пожилых жен­щин, но вдвое чаще у мужчин. В среднем в старости депрессия достигает наибольшего уровня в 65 лет. Переживание и проявление депрессии испытывают влияние когортного эффекта и социокультурных традиций. Так, в некоторых культурах для молодежи счита­ется престижным проявлять свое эмоцио­нальное состояние как депрессивное и де­монстрировать разочарованность жизнью, безразличие к ее радостям, меланхолию. Ны­нешнее поколение пожилых людей не склон­но жаловаться на депрессию, подчеркивать ее проявления, оно находит более приемле­мым жаловаться на психическую подавлен­ность косвенно или через жалобы на сома­тическую недужность (149).

Характерными чертами старческой деп­рессии является постоянно грустное и уг­рюмое настроение, внутреннюю жизнь по­жилых людей омрачает мысль, что жизнь прожита зря, а иногда чувство вины за то, что они мало пользы приносят близким. При сильной депрессии потеря вкуса к жизни снижает способность сопротивляться труд­ностям, делает пожилого человека еще бо­лее беспомощным, еще более замедляет двигательные акты и процессы мышления. В крайних формах депрессии пожилые люди отказываются от всякой активности, кро­ме элементарного самообслуживания. Вы­раженная депрессия влечет за собой сниже­ние самооценки и обостряет чувствитель­ность к любым внешним факторам: любая ссора с близкими свидетельствует о том, что пожилой человек не нужен и нелюбим.

Очень важно отметить, что депрессия во многом обуславливает тот факт, что пожилой человек занят только собой, своими про­блемами и болезнями. Это делает более вы­раженным эгоцентризм пожилых, их стрем­ление проецировать свой внутренний мир на окружающих. Депрессия искажает пони­мание прошлого, в связи с этим пожилому человеку начинает казаться, что в прошлом не было ничего хорошего, ценного, а это мешает позитивной для старости работе по осмыслению прожитой жизни.

Депрессия пожилых отличается от про­явления этого состояния у представителей других возрастных групп тем, что первые не ищут социальных контактов и отклоняются от них в этом состоянии. Влияние пережи­вания собственной ненужности другим и снижение самооценки отражается в том, что во всех поступках близких они находят про­явления нелюбви к себе. Пожилой человек, испытывая бессилие и безнадежность, по­степенно прекращает поиск связей с други­ми людьми, удаляется от них и смиряется со своим одиночеством.

Депрессивные пожилые люди пассивны, неразговорчивы, мнительны и чрезвычайно

зависимы от мнения других людей, особен­но близких (25). При этом пожилые люди в состоянии депрессии очень часто испыты­вают озлобленность (хотя она проявляется в «стертом» виде и часто неосознанна). Когда пожилой человек не осознает и открыто не выражает (или не осмеливается) выразить озлобленность, то она возрастает и прини­мает форму самообвинения. Так получается порочный круг, где переплетаются между собой депрессия и зависимость, самоуни­чижение и озлобленность (25).

В ряде исследований описан характер развития депрессии в старости (69, 108). В качестве триггера обычно выступают стрессогенные факторы (это, однако, не отно­сится к эндогенной депрессии). Причем та­кие значимые стрессогенные факторы, как уход на пенсию, потеря друзей и особенно смерть супруга, могут и не привести к деп­рессии, но обеспечить уязвимость к ней. Дальнейшее развитие этого состояния обу­словлено значением потери для человека, отсутствием социальной поддержки, дефи­цитом ресурсов совладания с потерей. Среди выраженных проявлений старческой депрес­сии называют сниженный уровень поведен­ческих реакций (92, 107), дефицит социальных контактов, повышенную чувствительность к неприятным объектам или ситуациям, фиксацию внимания на них (102).

Когнитивные модели депрессии связы­вают ее проявление у стариков с негатив­ными паттернами оценки действительности, при которых люди придерживаются преуве-

личенных отрицательных взглядов на себя, других людей и будущее (76). На проявле­ние депрессии в старости влияет степень, с которой осуществляется врастание негатив­ных культурных установок в «я-концепцию» пожилого человека, поскольку в массовом сознании старость традиционно ассоцииру­ется с различными негативными стереоти­пами и ожиданиями, а также с потерями и дефицитарностью (76). Интерперсональная теория ассоциирует старческую депрессию с феноменом «выученной беспомощнос­ти» (136).

Проблема депрессии тесно связана с проблемой суицида в старости. Имеются данные американских психологов, согласно которым пожилые люди совершают само­убийство чаще, чем представители других возрастных категорий. Так, в США средний по возрастам процент самоубийств состав­ляет 12,2 случая на 100 тысяч человек, но для пожилых людей эта цифра составляет 20,1 случая на 100 тысяч человек (87, 149). Увеличение числа самоубийств в старости обусловлено высоким уровнем их исключи­тельно среди мужчин — они обнаруживают повышение склонности к суициду в период до и после 60 лет, а также в районе 85 лет. У женщин пик самоубийств приходится на зрелый возраст — 40—45 лет. Впрочем, име­ются данные, согласно которым женщины в старости довольно часто совершают по­пытку суицида, которая не ведет к леталь­ному исходу. Методы, которыми пожилые мужчины совершают самоубийства, с большей вероятностью приводят к смерти (87, 149).

Наиболее частой причиной суицидов в старости является депрессия или сочетание депрессии с какими-либо соматическими заболеваниями (87). Существуют данные, свидетельствующие о том, что депрессия играет даже большую роль в суицидах по­жилых, нежели молодых людей (87). Вдов­цы и вдовы, а также разведенные мужчины чаще совершают самоубийства, чем жена­тые люди; также редки самоубийства у по­жилых людей, занятых посильной социаль­ной деятельностью (87, 149). Исследования суицида у пожилых приводят к заключению о том, что все обычные для старости потери (выход на пенсию, потеря спутника жизни, увеличение числа соматических заболева­ний) становятся причиной суицида опосре­дованно — через усиление депрессии. Труд­ности реабилитации пожилых людей со склонностью к суициду заключаются в том, что их первые суицидальные попытки ред­ко бывают неудачными, и о своих суици­дальных намерениях они не склонны рас­сказывать (87, 149). Однако доказано, что такие люди часто обращались к врачам, и эти визиты вызывали у них чувство безна­дежности и обостряли депрессию (149). Эти данные свидетельствуют в пользу необходи­мости мониторинга пожилых людей на пред­мет суицидальных мыслей, особенно отно­сящихся к «группе риска» — пожилых оди­ноких мужчин, страдающих депрессиями и соматическими хроническими заболеваниями. Также отмечается значительное количе­ство суицидов в домах-интернатах и других стационарах. И хотя в этих заведениях по­жилые люди располагают меньшими возмож­ностями для осуществления суицида, одна­ко пребывание в стационарах и даже сама антиципация перемещения в них резко по­вышает уровень депрессии у пожилых лю­дей с сохранными когнитивными функциями. В целом к суицидальным наклонностям стариков можно отнести многое из того, что известно про этот феномен в зрелом возрасте, в частности те три фактора, кото­рые сильно повышают риск при предраспо­ложенности к самоубийству: межличност­ные кризисы, падение уровня самооценки, утрата смысла жизни и перспективы (149). Эти факторы особенно усиливают свое дей­ствие в первые годы после выхода человека на пенсию. Среди людей творческих про­фессий, известных и даже знаменитых, су­ществует дополнительная причина для само­убийства в старости — гордость: творческо­му, пережившему славу человеку трудно смириться с угасанием не только своего та­ланта, но и разума. Традиция самоубийства от гордости восходит к философам анти­чности, но особенно обострилась в совре­менную эпоху культа молодости, продле­ваемой всеми возможными средствами (62).

ГЛАВА 7

Особенности психологического консультирования пожилых людей

В данной главе, как и во всей книге, речь идет о работе с проявлениями нормального старения, то есть о консультировании пси­хически здоровых, культурно продуктивных, способных к личностному росту пожилых людей. По мнению А.Г. Лидерса (34), осно­ваниями для психологической помощи им в форме консультирования может быть добро­вольное обращение к психологу и потреб­ность в психосоциальной помощи. Послед­няя означает психологическую помощь по социальным показаниям; к примеру, когда психолог оказывает помощь клиенту по за­просу специалиста в области социальной защиты пожилых.

В работе с пожилыми людьми важными и эффективными являются все основные направления психологического консульти­рования: возрастно-психологическое кон­сультирование, семейное психологическое консультирование, профориентационное пси­хологическое консультирование и индиви­дуальное психологическое консультирование, включая психологическое консульти­рование в особых ситуациях.

Предметом возрастно-психологического консультирования в старости, как и в любом возрасте, являются варианты прохождения субъектом нормальных возрастных кризи­сов (34). Понятие нормативного психологи­ческого кризиса было разработано Л.С.Вы­готским для анализа детских возрастов. В пожилом возрасте более или менее об­щепризнанным нормативным возрастным кризисом является период выхода на пенсию. Именно здесь создается ситуация, харак­терная для любого кризиса, — противоречие между обстоятельствами жизни (изменение социального статуса) и потребностями че­ловека (потребность продолжать социально значимую деятельность, потребность в со­хранении своего положения в семье и об­ществе). Содержание этого главного кризи­са позднего возраста заключается в измене­нии внутренней позиции по отношению жизни, принятии нового этапа своего жиз­ненного пути, переоценке ценностей. В про­цессе возрастно-психологического консуль­тирования пожилой человек должен обрести знания о содержании, задачах и индивиду­альных вариантах прохождения этого нор­мативного возрастного кризиса (другие кри­зисы старости можно считать индивидуаль­ными) и оказаться готовым к изменению образа жизни и внутренней позиции по от­ношению к жизни. Рассмотрим две эти ос­новные проблемы консультирования: по­мощь в подготовке к принятию «статуса пенсионера» и помощь в принятии своего жизненного пути и старости как таковой с неизбежными изменениями образа жизни, физической ненужностью, потерей многих социальных связей и т.п.

Субъективное отношение к выходу на пенсию — событию, кардинально меняю­щему образ жизни, — может служить при­мером отсутствия общего и единоличного способа реагирования на старение. Так, уход на пенсию переживается одними людьми как трагическая изоляция от обще­ства, а другими — как возможность занять­ся наконец тем, к чему всегда лежала душа.

Известное «поражение в социальных правах», связанное с выходом на пенсию, тоже может рассматриваться как благо — оно освобождает от обязательного ранее об­щения с нужными, но не всегда приятными и близкими по духу людьми, освобождает от обязанности «казаться» и дает неоспоримое право «быть самим собой». В целом свобод­ный, хотя и трудный выбор позволяет ха­рактеризовать старость как возраст разви­тия, возраст потенциальных возможностей и дает шанс противостояния тотальному угасанию. Итоговый выбор определяется решением задачи на смысл — смысл остав­шейся жизни. Это пример также и того, как отношение к событиям, происходящим в старости, определяется всем предшествую­щим ходом жизни, а также личностными особенностями индивидуума. Трудовая дея­тельность человека в течение жизни опре­деляет и знаменует многое. Это сознание

занимаемого места в обществе, степень пре­стижности, уровень благосостояния, удов­летворенность или неудовлетворенность своей деятельностью и, наконец, привычка к постоянной занятости. Личное отноше­ние к каждой из этих категорий в сопостав­лении с тем новым, что приобретается или теряется, и определяет характер реакции на сам факт прекращения работы и выхода на пенсию. Степень удовлетворенности новым положением и весь образ последующей жиз­ни находятся в прямой зависимости от это­го отношения (63).

Как отмечал Н.Ф. Шахматов, период принятия решения завершить обществен­ную и трудовую деятельность и сам выход на пенсию оказывается наиболее трудным периодом для стареющего человека. Тревож­ность в большей или меньшей степени типич­на для всех пожилых людей в этой ситуации. Однако вероятность динамики подобных переживаний и перехода их в невротичес­кие состояния или другие нервно-психи­ческие расстройства обычно преувеличива­ется. Невротические нарушения возникают лишь в том случае, когда выход на пенсию имеет принудительный для пожилого чело­века характер и происходит вопреки его личным установкам. Обычно неожиданная отставка вызывает тяжелую негативную ре­акцию у пожилого человека с последующим нарушением социопсихологической адап­тации. Пенсионные неврозы — состояния, возникающие в виде реакции в ответ на не­желательный или принудительный перевод

на пенсию или же неприемлемые условия для пенсионного обеспечения (63).

Н.Ф. Шахматов подчеркивал, что обыч­но основными мотивами задержки с выхо­дом на пенсию является не материальная сторона новой жизни, а боязнь потерять прежнее социальное положение, нежелание расстаться с привычным, а зачастую и лю­бимым делом. При этом удачные варианты жизненного устройства по выходе на пен­сию определяются не только положитель­ными внешними условиями, но и в боль­шей степени зависят от личных установок пожилого человека, его «умения строить свою жизнь» (63). В связи с этим основная задача консультанта в работе с человеком предпенсионного возраста или только вышед­шим на пенсию заключается в ориентации его на занятость определенным делом, ко­торое, с одной стороны, увлекало бы его, а с другой стороны, было социально значимо.

Приступая к решению этой важнейшей задачи возрастно-психологического кон­сультирования пожилых, психолог должен иметь в виду следующее. Чем раньше чело­век задумался над тем, чем он будет зани­маться в старости, тем легче осуществится его личностное самоопределение в пенси­онном возрасте. Начинать готовиться к ста­рости человек должен заранее, задолго до выхода на пенсию, тогда ему легче создать материальный «плацдарм» его будущих уси­лий: внести свою лепту в хорошее образова­ние внуков, создать свою «школу», чтобы через деятельность учеников вносить свой

вклад в производство и науку, наконец, приобрести дачный участок, если продол­жение профессиональной деятельности даже в частичной форме невозможно. Пси­холог должен показать, что любая форма деятельности пенсионера может стать зна­чимой для него. Например, воспитание внуков и работа на садовом участке чрезвы­чайно полезны для психологического бла­гополучия пожилого человека тем, что со­здают временную перспективу: ему захочется заглянуть в будущее, узнать, как взрослеет и развивается ребенок, как растет посажен­ный им сад.

Психологическое консультирование по вопросам адаптации и статусу пенсионера зависит от индивидуальных особенностей пожилых: лица с многогранными интереса­ми легче находят себя в новой жизни, в то время как узкие специалисты стараются все­ми возможными способами отдалить выход на пенсию и бывают не способны к приня­тию старости как возраста.

Пожилой человек, имеющий конкрет­ные планы использовать свободное время, легче принимает решение отказаться от преж­ней работы, чем лица, таких планов не имею­щие. Не откладывая время выхода на пен­сию, он увеличивает процент еще не старых, физически здоровых пенсионеров. Первич­но настороженное отношение к пенсионно­му образу жизни после работы с психологом уступает место согласию с новым положени­ем, в котором пожилые люди находят поло­жительные стороны. Как указывал Н.Ф.Шахматов, в том случае, когда жизнь в старости заполнена делами и интересами, значимы­ми для данного человека, т.е. «жизнь на­полнена жизнью», утрата прошлого привыч­ного стереотипа не представляется тягост­ной. Кроме того, жизнь в старости не является бездеятельной при условии, что сам человек сделает ее таковой (63).

Конкретно задача консультанта заклю­чается в том, чтобы помочь пожилому чело­веку обозреть и оценить свои интересы и жизненные ресурсы, самому выбрать для себя подходящее, увлекающее его дело, оценить его на жизненный для него самого и социальный смысл. Эта работа требует не одной встречи пожилого человека с психо­логом. Дело в том, что иногда этот выбор пожилой человек осуществляет методом проб и ошибок; тогда результаты каждой пробы требуют психологически профессионально­го обсуждения и оценки, и общение с пси­хологом может выполнять роль «обратной связи» для самоутверждения человека в вер­ности выбранного пути.

Проблема подготовки человека к выходу на пенсию достаточно хорошо разработана в американской практической психологии. Как отмечалось ранее, человек может прой­ти три этапа подготовки к пенсии: «сбрасы­вание оборотов», планирование будущей жизни на пенсии и «жизнь в ожидании пен­сии». Консультант, помогая клиенту прой­ти эти этапы, учитывает следующие специ­фические факторы: располагает ли человек предпенсионного возраста достаточным до-

ходом и сбережениями; есть ли у него место жительства; планирует ли он продолжить работать или чем-то заниматься после вы­хода на пенсию. Консультанты называют совокупность ответов на эти вопросы ин­дексом пенсионной зрелости — показате­лем того, насколько человек готов к выходу на пенсию. Доказано, что люди с более вы­соким индексом пенсионной зрелости бо­лее позитивно смотрят на будущее и легче адаптируются к статусу пенсионера (29).

Вторая важная задача возрастно-психологического консультирования — это по­мощь в совладании человека со старостью как заключительным этапом жизни, по­мощь в принятии старости и всей прошед­шей жизни в целом, в поиске новых смысло-жизненных ориентиров. Психолог в ходе консультирования пожилого человека дол­жен побуждать процесс его размышления над вопросами, связанными со смыслом жизни. Как уже отмечалось, Б.Г. Ананьев указывал на исключительную важность этих размышлений, их принципиальное влияние на благополучие протекания старости. На­правленность на поиски смысла жизни вы­ступает для пожилого человека как шанс обеспечить себе нормальное, достойное су­ществование в старости. Пожилой человек может и не воспользоваться этим шансом, отклониться от признания своего нового психофизиологического и социального ста­туса и от размышлений о смысле своей но­вой жизни. В связи с этим Г.А.Вайзер ука­зывает, что у стариков часто происходит сужение, угасание смысла жизни, который сводится к идее выживания; при этом они либо вообще стараются не думать о смысле жизни, либо осознают сам факт сужения смысла, что проявляется в репликах типа «Выжить бы...», «День прошел и ладно» (12). Однако, отмечает автор, есть и другая группа старых людей, эмоционально-потребностная сфера которых характеризует­ся расширением, обогащением новыми смыслами, углублением главного смысла.

В структуре смыслов жизни этих людей выделяются следующие главные смыслы: «служение Отечеству», «борьба за социальную справедливость», «забота о детях, их воспи­тание и развитие» и другие (12). Эти жиз­ненные смыслы могут найти свою реализа­цию в самых простых делах, но при этом они делают эти дела значимыми с точки зрения сохранения связей с обществом, реализа­ции своего жизненного опыта, сопротивле­ния постепенному угасанию. По мнению В. Франкла, активность сопротивления объ­ективным условиям и обстоятельствам жиз­ни при реализации смысла жизни является необходимым условием психического здо­ровья и сохранности личности (56). Важно подчеркнуть, что осознание нового жизнен­ного статуса в преддверии или самом стар­ческом возрасте, понимание смысла своей новой жизни как важного условия, обеспе­чивающего сохранность временной перспек­тивы (когда будущее признается моментом настоящего, а настоящее — моментом про­шлого и когда в связи с этим настоящее и

будущее перестают казаться смутными и пугающими), определяют целенаправлен­ность и свободу выбора стратегии адапта­ции к старости. Открытие смысла в новом своем состоянии во многом обусловливает структуру эмоциональных переживаний по­жилых людей, характеризующихся сохране­нием социальных связей в этом возрасте, поскольку смысл жизни именно пережива­ется как «причастность жизни», и эти пере­живания относительно независимы от внеш­них и внутренних обстоятельств жизни (56).

Процедура возрастно-психологического консультирования была разработана для потребностей психологического контроля за нормальным психологическим развитием детей (11). Особенностью здесь становится родитель (именно он обращается за помо­щью к психологу), а консультирование идет по поводу возрастно-психологических про­блем ребенка. Возрастно-психологическое консультирование пожилых предполагает возможность обращения членов семьи за помощью к психологу, но предметом кон­сультирования становятся проблемы пожи­лого человека(34).

Общение с членами семьи помогает кон­сультанту воссоздать жизненный путь по­жилого человека, что является необходимой процедурой возрастно-психологического консультирования. При этом собираются следующие сведения:

— анкетные данные и основные сведения о семье;

— особенности прохождения основных этапов жизни: успешность обучения в шко­ле, в среднем учебном заведении или вузе (если это имело место), этапы про­фессионального роста, случаи перемены мест работы;

— особенности личности, эмоциональных переживаний, типичные психические состояния;

— характер межличностных отношений с членами семьи, с друзьями и коллегами по работе (эти данные потом сличаются со сведениями, получаемыми от самого клиента. Консультант не должен пока­зать пожилому человеку, что он распо­лагает данными о нем, полученными от других людей);

— сведения о состоянии здоровья к момен­ту обследования и перенесенных заболеваниях, наличие травм и операций, хро­нических, частых, тяжких переживаний, случаи госпитализации, психических и психосоматических заболеваний, поста­новка на учет у психиатра и психоневро­лога (эти данные необходимо дополнить сведениями, полученными у лечащего врача пожилого пациента. К сведениям о состоянии здоровья, полученным у врача, следует относиться как к сугубо конфиденциальным, их не следует об­суждать с пожилым человеком).

В целом вопросы, касающиеся здоровья, желательно задавать клиенту в обобщенной форме (каково ваше самочувствие сегод­ня?) — пожилой человек вправе рассказать

психологу о своем здоровье ровно столько, сколько считает нужным. Так, некоторые пожилые люди из гордости стремятся скрыть свои тяжелые болезни, некоторые, напро­тив, движимые ипохондрической фикса­цией, готовы преувеличить тяжесть и объем своих недугов. Последним надо дать время высказаться (возможность обсудить с пси­хологом свои телесные ощущения подчас бывает первым подводом для обращения к нему). В общении с пожилыми людьми, ха­рактеризующимися ипохондрической фик­сацией, нельзя показывать неверие в тя­жесть их недугов, это сразу повлечет поте­рю контакта с ними. Фразы типа «Да вы еще нас всех переживете!» (если пациент жалуется на неизлечимую болезнь) или «Так ли уж плохо в себя чувствуете, если прекрасно выглядите?» являются грубой ошибкой при работе с пожилыми людьми (25). Психолог должен внимательно выслу­шать жалобы и в дальнейшей беседе под­черкнуть, что он понимает страдания паци­ента, но полагается на его внутреннюю силу и способность преодолеть недужность. Процедура возрастно-психологического консультирования должна быть построена с учетом особенности личности клиента и индивидуальных стратегий адаптации к воз­растному фактору. Так, очень часто встре­чаются пожилые люди молчаливые, замкну­тые, подчеркивающие свое недоверие к по­сторонней помощи в решении их проблем и работе психолога в частности. Скрытность для них является своего рода ширмой, за которой они прячут свою неуверенность и низкую самооценку. В работе с такими людь­ми следует быть предельно лаконичными, использовать простые и четкие тезисы, ре­альные, конкретные факты. Таким людям нравятся сильные личности, хотя они это скрывают. С ними пожилые люди бессозна­тельно надеются разделить ответственность за свою дальнейшую судьбу. Эти люди охот­но следуют советам и инструкциям, произ­несенным уверенным тоном, но не выходя­щим за рамки уважительного отношения к старости. Такая форма работы эффективна и с пациентами, для которых характерна старческая болтливость.

Большая сложность может возникнуть при работе с амбициозными пожилыми людь­ми, отличающимися неуравновешенным ха­рактером, склонными к импульсивным, аф­фективным реакциям. Между вспышками гнева они могут быть излишне предупреди­тельны, уступчивы. В работе с такими по­жилыми пациентами надо уметь переклю­чить их внимание, отвлечь от предмета воз­буждения и вернуться к его рациональному обсуждению только после нормализации состояния.

Среди пожилых пациентов нередко мож­но встретить тревожно-мнительных лю­дей. Многие из них не понимают значения работы с психологом (обращение к кон­сультанту в таких случаях происходит по настоянию родственников) и не придают серьезного значения психологическому кон­сультированию, поскольку в опыте их прежней жизни никто о профессиональной по­мощи не знал. В работе с такими людьми консультанту важно показать себя челове­ком волевым, уверенным в себе, своих сло­вах и поступках, способным передать эту уверенность другим. Мнительные пожи­лые люди очень хорошо воспринимают сло­ва, сказанные в спокойной авторитетной ма­нере.

Консультанту, работающему с пожилы­ми людьми, важно помнить, что в структуре потребностей последних большое значение получают потребность в независимости и потребность в проецировании на других своих психических проявлений. Старики крайне негативно относятся к попытке ру­ководить ими, давать им советы, к попытке конструировать их жизнь. Они часто быва­ют амбициозны, обидчивы, поэтому импе­ративный тон общения с ними неприемлем. В связи с этим консультант при работе с пожилыми людьми должен постоянно де­монстрировать безусловное уважение к ним, апеллировать к их жизненному опыту, сле­дить за созданием и поддержанием необхо­димого психологического климата, способ­ствующего обоюдному доверию и обсуждению значимых проблем, подчеркивать искрен­ний интерес к пожилым людям и подлин­ное желание помочь им, предоставлять мак­симальную возможность высказаться.

Речь консультанта должна быть простой и доступной для понимания, не следует ув­лекаться психологической терминологией. В процессе консультирования должны быть

переданы необходимые психологические знания пожилому человеку, но сообщения консультанта должны быть прозаичными и краткими. Следует помнить, что старому человеку трудно выдержать пятидесятими­нутный по времени контакт с консультан­том, его следует сократить до 25—30 минут. В процессе работы часто следует использо­вать приемы одобрения и успокаивания, отражения содержания, поскольку пожилой человек часто говорит длинно и запутанно, перескакивает с одной темы на другую (25). И, наконец, самое главное в консультиро­вании пожилого — создание корпоратив­ной формы психологической работы, отве­дение пожилому клиенту равноценной роли в консультативном процессе наряду с кон­сультантом, подчеркивание веры в богатый жизненный опыт, мудрость и внутреннюю способность самому определять свой жиз­ненный путь и нести ответственность за принятые решения.

Эффективным направлением в работе с пожилыми людьми является семейное психо­ логическое консультирование. Существует мнение, что это может быть системная се­мейная терапия, в которой разработаны представления о стадиях развития семьи (34). Одной из них является стадия «пустого гнезда» — момент, когда семью покидают последние дети, и двое супругов остаются одни перед лицом надвигающейся старос­ти. Другое направление работы с пожилыми в системе семейного психологического кон­сультирования основано на целостном под-

ходе к семье. Если в семью входят люди по­жилого возраста — бабушки и дедушки, — то системному семейному консультанту по­нятна их роль в стабилизации патологичес­ких паттернов семейного взаимодействия, и эти знания он передает другим членам семьи (34).

Конкретный опыт показывает, что в ра­боте с пожилыми людьми наиболее востре­бованным является психологическое кон­сультирование семей, в которых совместно проживают представители разных возрастов, в том числе и поздних. В последнее время возможности удовлетворения потребностей престарелых людей на основе внутрисемей­ного общения все более суживаются в связи с высокой занятостью трудоспособного на­селения, а также развивающимся процес­сом ослабления внутрисемейных связей, обособления младшего поколения от стар­шего.

Проблемы во взаимоотношениях со взрос­лыми детьми определяются характерологи­ческими особенностями самих старых лю­дей, стремлением некоторых к сохранению своего лидерства, к сохранению «детских» форм контроля над взрослыми детьми, же­ланием поучать, своеобразным отношением и нажитому за время трудовой деятельности (67). Даже в ряде случаев нормального ста­рения общение в семье со стариками порой отягощено уже упомянутыми особенностя­ми личности последних, такими, как тен­денция к резонерству, шаблонизации, эго­центризму, обидчивости и мнительности.

Старые люди испытывают чувство вины за свою бесполезность в семье, ощущают свою ненужность и замыкаются в себе, становят­ся малоконтактными. Общение их с родст­венниками часто обретает формальный ха­рактер.

Как отмечает P.M. Грановская, когда в качестве основной стратегии достижения источника радости старый человек целиком погружается в свое прошлое, то он теряет будущее, перестает развиваться как лич­ность, одновременно ослабляются его связи с современностью и современниками. Все труднее становится ему находить с ними общий язык, а это в свою очередь способст­вует дальнейшей утрате контактов с детьми, молодежью, жизнью. Тем самым старый че­ловек обрекает себя на одиночество в пери­од, когда ему совершенно необходимы дру­жеские и родственные связи. В том случае, когда он связывает свои радости с будущим своих детей, учеников или своего труда, он сохраняет перспективу своего развития как личности, а вместе с тем и духовную моло­дость. Поддерживая и укрепляя контакты с молодежью, сопереживая их поражениям и победам, он завоевывает их уважение и лю­бовь и вместе с тем завоевывает для себя активную жизнь (18).

Для того чтобы лучше понимать стари­ков, а следовательно, предвосхищать и пред­отвращать возможные конфликты с ними, взрослые и молодые члены семьи должны представлять себе диалектику старости. Так, на ранних этапах старости (сразу после вы-

хода на пенсию) общение стариков с окру­жающими (в частности, с членами семьи) полноценно, целью его является достиже­ние эмпатии, сопереживания, в нем реали­зуются социальные качества личности. Ес­ли в дальнейшем отношения складываются неблагоприятно, то деятельность общения стариков детерминируется желанием утвер­дить свою индивидуальность, а достигаемая эмпатия превращается в средство утвержде­ния. Далее, при ухудшении отношений в семье происходит отчуждение стариков от интересов семьи, а их общение с близкими побуждается эгоцентрическими установка­ми (10). В таких случаях в семье возможно активное отторжение, игнорирование ста­рого человека. Также мучительными для стариков становятся ситуации, когда даже в случае корректного отношения их воспри­нимают как объекты, а не субъекты семей­ных отношений: с ними не советуются по поводу семейных проблем, их мнением не интересуются. Последствием такого отно­шения для стариков является переживание своей ненужности, беспомощности, что иногда выражается в грубых и нелепых по­пытках обратить на себя внимание (67).

Семейное психологическое консульти­рование направлено на помощь семье, имею­щей пожилых людей, в создании внутрисе­мейного психологического климата. Зрелые и молодые члены семьи должны знать пси­хологические особенности старости и ста­рения и хорошо представлять себе, что вы­раженное ими раздражение или озлоблен-

ность в адрес стариков будут способство­вать увеличению тревожности и депрессии последних, которые в свою очередь повле­кут за собой грубые конфабуляции (вымыс­лы), бредоподобные идеи о притеснении, дальнейшее усиление проявлений «заостре­ний» черт характера. Таким образом, воз­никнет порочный круг, ухудшающий пси­хологический климат в семье. В то же время ласковое, внимательное отношение к ста­рикам, проявление любви и заботы со сторо­ны взрослых детей и внуков станет некоторой гарантией долгого сохранения психологи­ческого благополучия стариков, их лич­ностной сохранности. Проявление уваже­ния к мудрости стариков, апелляция к их богатому жизненному опыту обеспечат ту внутреннюю социальную ситуацию, кото­рая побудит стариков к поддержанию свое­го жизненного тонуса, готовности нести от­ветственность за данный совет, проявле­нию терпимости и согласию считаться с новыми условиями жизни и потребностями более молодого поколения.

Взрослые члены семей, проживающие со­вместно со стариками, должны помнить, что своим отношением к старым родителям они демонстрируют своим детям такой образец поведения, который будет присвоен их деть­ми и в будущем применен к ним самим. Та­ким образом, своим добрым и заботливым обращением со стариками их взрослые дети обеспечивают свое во многих отношениях благополучное будущее в поздних возрас­тах.

Психологическое семейное консульти­рование предполагает и работу с самими ста­риками. Им следует передать знание о зако­номерных психологических задачах и ново­образованиях разных возрастов, в том числе и старости. Осторожная, деликатная форма общения консультанта со старым челове­ком должна помочь последнему уяснить его роль в семье, его значение для стабилиза­ции семьи. Эта форма работы с пожилым человеком также должна начинаться в пред­пенсионный период (до появления харак­терных для старости возрастных измене­ний, установок и личностных черт) и вклю­чаться в общую систему психологической фасилитации адаптации к старости. В ходе консультативной работы должен быть вы­явлен и осознан тот факт, что характер вза­имоотношений в семье складывается задолго до того, когда старые люди становятся не­мощными и нуждающимися в уходе. Если раньше эти взаимоотношения не отлича­лись близостью, то с приходом старости они ухудшатся. В то же время при наличии ува­жения и терпимости у членов семьи, эле­ментарной психологической компетентнос­ти присутствие пожилых людей в семье может стать стабилизирующим и благотвор­ным фактором. Проживая вместе, старые родители и взрослые дети оказывают вза­имную помощь. Для родителей эта взаимо­помощь имеет эмоциональное значение как выражение любви и уважения, подчас как единственный вид социальных контактов.

Но, главное, семейное общение дает старикам ощущение нужности, значимости, со­причастности жизни. Очень часто помощь семье осмысливается стариками как социаль­но значимый вид деятельности. В дальней­шем налаженная, ставшая привычной семей­ная привязанность поколений во многом облегчит период совместной жизни, когда старики станут совсем беспомощными и неспособными к самообслуживанию.

Семейное психологическое консульти­рование в сфере работы с пожилыми и ос­новывается на знании объективных и субъ­ективных детерминант развертывания про­цесса старения человека в семье. К первым относятся конкретные условия жизни его в семье, его занятость в системе жизнеобес­печения семьи, участие в воспитании вну­ков, ко вторым — психологический уклад и климат в семье, способы общения между членами семьи, характер взаимоотношения пожилого человека с близкими. Консуль­танту важно выявить роль пожилого чело­века в семье, установки и ожидания по от­ношению к нему других членов семьи, стиль и стереотипы общения с ним (уважитель­ное отношение, снисходительное, грубое; опека, руководство им, формальное или не­формальное проявление подчинения по от­ношению к нему). В настоящее время экс­периментально не выявлены характерные типы таких стилей, установок и стереоти­пов отношения к пожилым в семье, в связи с этим конструктивные семейные отношения в ходе психологического семейного кон­сультирования могут быть построены при

активном участии самих членов семьи на основе конкретного анализа психологичес­кого климата и уклада семьи и специфичес­кой стратегии адаптации к старости пожи­лых ее членов.

Малоразработанным в нашей стране яв­ляется профориентационное психологическое консультирование пожилых — консультиро­вание по вопросам профессионального само­определения после выхода на пенсию. В то же время в США проблема психологичес­кого сопровождения профессиональной ка­рьеры человека в любом возрасте является актуальной (29). Считается, что выходящие на пенсию люди предпенсионного возраста необязательно должны полностью прекра­щать работать. Профориентационное кон­сультирование пожилых основано на доста­точно прагматических положениях о том, что в будущем катастрофически стареющее общество может столкнуться с нехваткой рабочей силы, и поэтому нерационально терять талантливых и продуктивных работ­ников. В то же время пенсионные програм­мы постоянно дорожают из-за увеличения числа неработающих пенсионеров. В связи с этим профориентационное консультиро­вание предлагает программы обучения пен­сионеров, программы неполной занятости или легкого труда для пожилых. Ряд таких программ имеет успех. Так, находящиеся на пенсии бизнесмены успешно занимались обучением своих менее опытных коллег. Еще одна успешная программа была посвя­щена обучению пожилых людей работе с

детьми-инвалидами (29). Следует обратить особое внимание на сам процесс обучения после выхода на пенсию. В США можно встретить в колледжах и университетах по­жилых людей на студенческой скамье. Для них обучение — это не только переподго­товка для обретения новой профессии, но и средство занять время и тренировать позна­вательные способности в целях отдаления периода интеллектуального угасания. В це­лом у старого человека меняется мотивация трудовой деятельности. У него стремление к труду имеет не столько материальный, сколько эмоциональный мотив. Для его самоутверждения важна неутраченная спо­собность к труду, а деньги выступают эта­лоном ее оценки (3).

Индивидуальное психологическое консуль­ тирование пожилых предполагает, по наше­му мнению, передачу им знаний о разных моделях старения и о значении образа жизни для процессов старения. Также это включа­ет психологическое консультирование в осо­бых ситуациях: в связи с потерями близких, в случае глубокой депрессии, в преддверии смерти.

В ходе индивидуального психологичес­кого консультирования пожилых чрезвы­чайно важно раскрыть понятие удовлетво­ренности жизни в старости (оно подробно раскрыто в предыдущих главах), условия его достижения, а также условность понятия «счастливая старость». Уместно объяснить, что в американской геронтопсихологии нет понятия «счастливая старость», но есть понятие «успешное старение». Как уже отме­чалось, «успешное старение», по мнению зарубежных психологов, предполагает по­стоянное приложение усилий для совладания с дефицитарностью, присущей этому процессу. Постоянная и разумная актив­ность, адекватные физические и умствен­ные тренировки обеспечивают пожилого человека необходимыми навыками совладания с недужностью старости, способству­ют решению основных задач возраста (они описаны Э. Эриксоном и Р. Пэком) и со­провождаются переживанием удовлетворе­ния жизнью в этом возрасте (129). В связи с этим Б.Л. Ньюгартен (116) ввел удачные термины: «молодые старики» и «старые ста­рики». Первые живут активно и независи­мо, их жизнь мало отличается от жизни бо­лее молодого поколения. Вторые представ­ляют себя зависимыми и нуждающимися в помощи, их жизнь безрадостна и лишена какой-либо перспективы. Среди «молодых стариков» больше образованных людей, они дольше сохраняют здоровье и психическую полноценность.

Активное, «успешное» старение делает пожилого человека более стрессоустойчи­вым, а стрессы очень опасны для старости. Дело в том, что в каждодневной жизни по­жилые люди достаточно долго не ощущают снижения своих интеллектуальных и физи­ческих возможностей. Эффект старения не проявляется в выполнении привычных дей­ствий, но влияет на уменьшение резервных возможностей человека, поэтому возраст-

ные ограничения проявляют себя особенно очевидно в стрессовой ситуации и в услови­ях жестких требований. Это относится как к интеллектуальным, так и к физическим способностям (74). Активность, готовность к преодолению немощности поддерживают потенциал развития в поздних возрастах и означают, что старые люди способны к раз­витию и личностному росту, а психологи­ческое консультирование и психотерапия могут опереться на процессы компенсации и даже развития в старости, а следователь­но, могут быть достаточно эффективными. Психологическое индивидуальное кон­сультирование в критических ситуациях должно учитывать особенности эмоциональ­ных переживаний в старости в случае утра­ты, в ожидании смерти (эти особенности описаны выше). Консультирование пожи­лых людей, перенесших утрату близкого, — это не такое тяжелое испытание для психо­лога, как работа с молодыми и зрелыми людьми в подобной ситуации, поскольку старики не так бурно проявляют свое горе и быстрее смиряются с ним. «Работа скорби» у стариков проходит более естественно и закономерно, и консультант может помочь этой работе в плане поиска новой идентич­ности. Старый человек в потере супруги (супруга) обретает новый смысл жизни в сохранении памяти о ней (нем). Далее он может жить мыслью о том, что, пока длится его жизнь, жив и ушедший, но оставшийся в его душе и памяти близкий и любимый человек. Работа консультанта может помочь

пожилому человеку облегчить чувство вины перед умершим, фиксируя его воспомина­ния на том хорошем, счастливом, что они пережили вместе. Здесь может оказаться эффективной работа с семьей пожилого че­ловека, перенесшего утрату: члены семьи должны знать, что его не следует оставлять одного, но и не надо «перегружать» опекой. Горюющему человеку нужны постоянные, но ненавязчивые слушатели. Роль такого слушателя очень эффективно может выпол­нять сам консультант, при этом он должен искренно сопереживать горю и адекватно выражать сопереживание. Не следует по­верхностно успокаивать скорбящего, глав­ные задачи консультанта — предоставить возможность клиенту выражать свои чувст­ва и помочь близким скорбящего правиль­но реагировать на его скорбь (25).

Психологическое консультирование по­жилого человека, переживающего тяжелую депрессию, всегда сочетается с активной психотерапевтической работой. Об этом пойдет речь в следующей главе. Здесь лишь следует отметить, что при работе с пожи­лым, погруженным в это состояние, кон­сультанту постоянно следует подчеркивать, что ответственность за состояние клиента он взять на себя не может, он может лишь помочь его самоопределению. Задачи кон­сультанта в работе с депрессивными пожи­лыми клиентами заключаются в том, чтобы показать, что их пессимистический взгляд на мир — это результат депрессивного со­стояния (его можно облегчить, и картина

мира улучшится), а также чтобы поддер­жать клиента и помочь ему в психологичес­ком объяснении его трудностей. При этом консультант должен активно расспраши­вать пожилого человека о его переживаниях и обстоятельствах его жизни. В этом случае встречи должны быть частыми (2—3 раза в неделю), с постепенным уменьшением час­тоты встреч в зависимости от состояния клиента. В процессе консультирования не­обходимо добиваться преодоления зависи­мости клиента и побуждать его к более ак­тивной роли с каждой последующей встре­чей (25).

Беседа с умирающим старым человеком в полном смысле слова не является психо­логическим консультированием. Как уже говорилось, в конце жизни человек обра­щается мыслями к вечному, к Богу. Подво­дя итог своей жизни, он ищет закон челове­ческого существования и находит его в вере. У старого человека вера может быть глубо­кой и искренней, и поэтому присутствие священника у постели умирающего сейчас не является редкостью. Церковный ритуал подготовки к смерти выверен многими со­тнями лет, он облегчает человеку переход в иной мир. Однако если потребности в об­щении со священником у умирающего че­ловека нет, то он остается один перед ли­цом смерти. Близкие, занятые своим горем, не могут оказать серьезную помощь умира­ющему. Это может сделать профессионал, но в настоящее время им редко становится пси­холог, скорее такую функцию может взять

на себя врач. Современной психологии из­вестны общие принципы общения с умира­ющим, некоторые из них могут быть ис­пользованы в общении с умирающим ста­рым человеком (25). Так, консультанту следует внимательно выслушать умирающе­го и помочь ему поделиться мыслями о смер­ти и о том, что он оставляет в этой жизни. При этом внимание умирающего следует осторожно направить на важные дела, за­вершенные им при жизни, и на его духов­ное и экзистенциальное наследие, которое обеспечит ему существование в этом мире после смерти (в памяти, мотивах, чувствах, делах других людей). Далее следует внима­тельно выслушать жалобы, чаяния и пос­ледние распоряжения умирающего, по воз­можности удовлетворить их или пообещать сделать все возможное. У умирающего ста­рого человека нередко появляется потреб­ность вспомнить свои ошибки, простить своих врагов, выразить сожаления о нане­сенных им самим обидах. Консультанту следует всем своим поведением и манерой активного слушания выразить важность это­го момента. Не следует чрезмерно выражать сочувствие умирающему, но и несправедли­во было бы недооценивать или отрицать значение умирания. Смерть — это торжест­венный момент жизни, такой же важный и неотъемлемый от нее, как и рождение. Поэ­тому, оставаясь в сознании, умирающий че­ловек нуждается в сохранении достоинства и права распоряжаться собой на последнем этапе жизненного пути. Консультант-пси­холог в этом может ему помочь.

ГЛАВА 8

Психотерапевтические

методы в работе с пожилыми людьми

В арсенале современной психотерапии существует достаточно мало методов, раз­работанных специально для работы с людь­ми пожилого возраста. Более известны и распространены методы, разработанные на модели более ранних возрастов, но адапти­рованные к психологическим особенностям возрастов поздних. Так, Б.Д. Карвасарский (47, 48) описывает комплекс психотерапев­тических средств, который может быть ус­пешно использован в геронтологической практике. Этот комплекс нацелен на вос­становление и активизацию телесных, пси­хических и социальных функций, навыков и возможностей, а также на решение кон­кретных проблемных ситуаций, с которыми пациент пожилого возраста не может спра­виться самостоятельно.

Использование психотерапевтических ме­тодов в геронтопсихологической практике связано с отходом в последний период от дефицитарной модели старения, согласно которой этот процесс является общим сни­жением интеллектуальных и эмоциональ­ных возможностей. В настоящее время пси-

хотерапевтическая практика исходит из по­ложения о том, что поведение человека по­жилого возраста определяется не столько объективными моментами ситуации, сколь­ко формой и характером их субъективного восприятия и переживания. Б.Д. Карвасар­ский отмечает, что при использовании пси­хотерапевтических программ необходим де­тальный анализ конкретной ситуации и ее когнитивного содержания, а также много­сторонняя ориентация мер вмешательства (медицинские, психологические, социаль­ные, экологические и др.). Специфичным в использовании психотерапевтических про­грамм является принцип активации и реак­тивации ресурсов пациента, так как невос­требованные функции угасают. При этом необходимо внимательно следить за мерой «напряжения» функций, поскольку равно опасно как их недостаточное напряжение, так и перенапряжение. Особенности лич­ности пожилого и его стратегия адаптации к возрастному фактору определяет характер психотерапевтического воздействия и кон­кретный выбор применяемых психотера­певтических методов и приемов (48).

Анализируя зарубежный опыт использо­вания психотерапевтических методов в ге­ронтологии, Б.Д. Карвасарский указывает, что наименее эффективным в работе с по­жилыми являются глубинно-психологичес­кие и психоаналитические методы психоте­рапии. В то же время в геронтологии активно развивается поддерживающая психотерапия пожилых и поведенческая психотерапия (48).

Поддерживающая психотерапия исполь­зуется для продолжения психотерапевти­ческой работы с пожилыми пациентами, переживающими депрессию, психотерапев­тические заболевания, сильную тревожность, другие заболевания нервно-психического происхождения. Этот вид психотерапии на­правлен на стабилизацию и поддержание удовлетворительного эмоционального со­стояния, помощь в разрешении имеющихся у пожилого человека трудностей, конфликт­ных ситуаций, в перестройке нарушенных отношений личности. В зависимости от особенностей личности пожилого, его от­ношения к собственной старости, от харак­тера складывающихся у него межличност­ных связей поддерживающая психотерапия пожилых людей может применять различ­ные психотерапевтические методы: рацио­нальную психотерапию, аутогенную трени­ровку, различные варианты поведенческой терапии, тренинг когнитивных навыков. Большое значение приобретает поддержи­вающая семейная психотерапия в рамках семейной психотерапии. Благополучие семьи, имеющей одного или нескольких беспомощ­ных (или считающих себя таковыми) стари­ков, часто бывает неустойчивым, особенно в случаях возникновения кризисных ситуа­ций, поэтому, по мнению Э.Г. Эйдемиллера (66), поддерживающая семейная терапия может оказать семье большую помощь. К то­му же при работе с пожилыми людьми пси­хотерапия и консультации родственников, обсуждение с ними проводимых и планируемых мероприятий повышают их эффек­тивность и делают более стабильными ре­зультаты психотерапевтических воздейст­вий (48).

В некоторых случаях проживания в семье или специальном заведении, где за старым человеком организован уход, у него может проявиться нежелательное поведение (как, например, социальное иждивенчество при самообслуживании, передвижении), в связи с чем снижается самостоятельность и растет зависимость старых людей. С целью пре­одоления этих явлений используется такой метод поведенческой психотерапии, как оперантное обусловливание. Его примене­ние предполагает поиск индивидуальных позитивных стимулов для пациента, опре­деление частных целей и поощрение их до­стижения (149). Оперантное обусловлива­ние предполагает управление результатами поведения пожилого человека для воздей­ствия на само поведение. Поэтому здесь важен первоначальный этап поведенческой диагностики. Этот этап предполагает опре­деление подкрепляющей значимости окру­жающих старого человека объектов, уста­новление иерархии их подкрепляющей силы. Это делается путем прямого наблюдения за поведением человека и установления связи между частотой проявления поведения и имеющимися в это время объектами и со­бытиями, происходящими в окружении. При этом важно выявить первый элемент, который с большей степенью вероятности направляет поведение в нужное русло. Для этого используется разнообразное варьи­рующее подкрепление (выражение уваже­ния, благодарности за помощь и др.)- По­лезными для стариков являются ежеднев­ные прогулки: они повышают жизненный тонус, улучшают обмен веществ, частично нивелируют сенсорную депривацию. Но старики часто не испытывают потребности в них и не видят смысла выходить из дома, если за ними осуществляется уход. Так, для формирования у старого человека привы­чки к каждодневным прогулкам его взрос­лые дети или обслуживающие его люди могут для начала увлечь его совместными выходами (с целью получения совета) в ближайший от дома магазин, торгующий ассортимен­том товаров, который еще может вызвать у старого человека некоторый интерес (149).

Элементарные обучающие процессы по­могают пациенту вести себя адекватно по­стоянно меняющимся требованиям окру­жающей среды. Часто способность старых людей к обучению недооценивается, тогда как в большинстве случаев в результате тре­нинга они не только восстанавливают утра­ченные функции и навыки, но и вырабаты­вают новые. Все тренинговые программы строятся с учетом еще имеющейся у паци­ента продуктивности (48). Это относится прежде всего, к широко распространенному на западе тренингу когнитивных навыков, который в случае нормального старения строится с учетом естественных для позд­них возрастов изменений познавательных функций, подробно описанных выше.

Э.Д. Смит (52) приводит отдельные фраг­менты тренинга когнитивных навыков, ко­торые просты, доступны любому старому че­ловеку и способствуют значительной ком­пенсации слабовыраженной когнитивной дефицитарности. Так, при снижении функ­ции внимания пожилому человеку реко­мендуется выработать правило проверять себя и сделать это привычкой. Например, в определенные моменты (положим, перед выходом из дому) регулярно задерживаться на пороге, чтобы проверить, погашен ли свет, выключен ли газ. Как уже отмечалось, возрастное нарушение внимания снижает подсознательный контроль за последова­тельностью раздражителей, в связи с чем пожилой человек путает последовательность действий, перескакивает с одной мысли на другую, проявляет рассеянность. Или во вре­мя писания, задумавшись над выражением мысли в момент, когда рука выводила бук­ву, которая должна присутствовать в следу­ющем слове, пожилой человек может неза­метно для себя объединить два слова. По этой причине людям в преклонном возрасте рекомендуется внимательно перечитывать написанное, и если раньше они никогда не пользовались ластиком и замазкой для ис­правления письма, теперь находят эти пред­меты в высшей степени полезными (52).

Тренинг когнитивных навыков позволя­ет успешно справляться со снижением эф­фективности памяти. Как указывает Э. Смит (52), пожилой человек может успешно из­бавиться от потери своих вещей, придумав для каждой свое место или кладя их только

туда, куда он наверняка догадается загля­нуть в течение дня; полезно будет также вы­работать себе правило брать на заметку место, куда кладешь свои вещи, и, наобо­рот, находясь вне дома, не выпускать из рук очки и кошелек. Разыскивая пропавший предмет (или припоминая давнее событие), полезно мысленно проследить шаг за ша­гом свои действия, а потом, с учетом своих привычек, внимательно осмотреть маршрут движения, по ходу которого могла быть ос­тавлена потерянная вещь.

У многих пожилых людей ослабление памяти мешает серьезному чтению. Э. Смит (52) в этом случае рекомендует заниматься чтением на свежую голову, а в некоторых случаях полезно делать заметки. Если на столе толстый роман, стоит выписать для памяти всех действующих в нем героев. От­ложив чтение на ночь и возобновляя его на следующий день, лучше вернуться на не­сколько абзацев назад, чтобы вспомнить связь с предыдущими событиями.

Во многих случаях пожилые люди любят перечитывать книги, полюбившиеся с юнос­ти; с одной стороны, их легче читать, а с другой — доставляет удовольствие сопоста­вить новое впечатление с тем, что сохрани­лось в памяти от прошлого знакомства с книгой. Стихи, к которым часто возвраща­ешься или, что еще лучше, которые зауче­ны наизусть, с годами нравятся еще больше из-за богатства ассоциаций и чувств, свя­занных с ними. Э. Смит (52) указывает: по­жилой человек способен себе помочь, при-

меняя какие-то свои приемы поддержки памяти, которые бывают двух видов. Пер­вый прием, помимо начатого с юности ве­дения дневника, заключается в составлении памятных записок, календарных заметок, записей денежных расходов и других поме­ток. Для этого полезно всегда держать под рукой — у телефона, на кухне и на рабочем столе — карандаш и листок бумаги, завести тетрадь для списка вещей, оставленных на даче, перечня того, что надо сделать по воз­вращении туда, или описания мест, где спря­таны ценные вещи. Поиск нужного слова при написании статьи или важного письма, что нередко в старости вырастает в боль­шую проблему, весьма облегчит вам сло­варь-тезаурус.

Другой способ помочь слабеющей памя­ти состоит в выработке привычки чем-ни­будь выделить или усилить вещь, которую надо запомнить. Такая потребность может возникнуть в местах, где невозможно или трудно сделать записи, например в церкви или в постели. В этом случае поможет со­ставление специальных выражений и много­кратное их повторение про себя или наме­ренное соединение этой вещи с предстоя­щим событием или лицом, при котором это может понадобиться (52).

Слабеющей памяти помогут дополни­тельные ассоциации, привлеченные к со­стоявшемуся событию или разговору, для чего какое-то время спустя надо постарать­ся припомнить не только все событие, но и что-то сопутствовавшее ему: место и время,

как светило солнце, кто при этом присутст­вовал и прочее. Привычка периодически обращаться к воспоминанию хорошо за­крепляет в памяти события, мысли, содер­жание разговора, стихи и многое другое. При этом первое воспоминание лучше осущест­вить по горячим следам и как можно раньше. Так, если хочется лучше запомнить увиден­ное в поездке, полезно через некоторое вре­мя еще раз обозреть приглянувшиеся места или понравившиеся произведения искусст­ва и сделать это аналитически, сравнивая свежие впечатления со старыми, потому что чем пристальнее мы вглядываемся и чем больше замечаем особенностей, тем проч­нее запоминаются образы и легче приходит на ум, когда это требуется. Очень полезно ночью или по пути домой перебрать в памя­ти все виденное и свои впечатления о нем, причем сделать это несколько раз. Такие приемы хорошо тренируют память, а па­мять, как всякая иная функция организма, чтобы не угаснуть, нуждается в постоянной работе и тренировке (52).

В большинстве случаев тренинг когни­тивных навыков охватывает восстановление не одной, а нескольких функций одновре­менно. Такие занятия, как разгадывание кроссвордов, пополнение знаний языков, истории или иной дисциплины путем чте­ния, посещения специальных лекториев или клубов, существующих при музеях, — осо­бенно эффективная форма обучения, под­держивающая функции внимания, памяти, логического мышления. При этом Э. Смит

(52) подчеркивает, что для того, чтобы изу­чить в пожилом возрасте какой-то предмет или приобрести определенные навыки, нуж­но, во-первых, с самого начала спланиро­вать свои действия и приступить к их осу­ществлению более тщательно и система­тически, чем это делалось в молодости; во-вторых, наметить для себя самое главное в предмете и сосредоточить на нем внима­ние; и, в-третьих, переходить к следующему разделу, только хорошо усвоив и закрепив в памяти предыдущий.

Следует отметить, что тренинг когни­тивных навыков считается одним из самых эффективных, распространенных и разви­тых методов психотерапии в работе с пожи­лыми. Выше шла речь о наиболее простых его приемах, используемых при легкой воз­растной дефицитарности пожилых. Однако следует отметить, что зарубежные геронто­логи успешно используют этот вид психоте­рапии в целях когнитивной стимуляции при глубокой дефицитарности и добивают­ся при этом более длительной ремиссии. Так, известная программа RO (Reality orien­tation — «Ориентировка в реальности») пред­полагает обеспечение стариков информа­цией относительно тех вопросов, в которых они чаще всего делают ошибки в ходе ис­следования их ментального статуса. Это ка­сается информации о датах и времени года, расположении объектов (комнат, предме­тов) в их реальном окружении (151).

Чем глубже дефицитарность, тем более сложные программы тренинга когнитивных

навыков используют геронтологи. Так, ког­нитивный прием «ориентации в календаре» дополняют такими стимулами для запоми­нания, как значимые эмоциональные вос­поминания, сохранившиеся у старого чело­века (83, 149). Этот подход, соединивший в себе приемы тренинга когнитивных навы­ков и оперантного обусловливания, способ­ствует не только когнитивной стимуляции пациентов, но и улучшению их эмоцио­нального состояния (83, 149). Необходи­мость подключения приемов оперантного обусловливания определено тем, что у ста­рых людей страдает не столько способность вспоминать (эта способность легче всего поддается компенсации), а произвольность всей системы процессов памяти (потреб­ность улучшения памяти, желание вспоми­нать что-либо, используя для этого внеш­ние стимулы), в связи с этим пожилые люди в ходе когнитивной тренировки пролисты­вают календарь автоматически, не осозна­вая цели этого занятия. С нарушением про­извольности познавательных процессов до­полнение тренинга когнитивных навыков приемами оперантного обусловливания счи­тается эффективным и необходимым (83).

Б.Д. Карвасарский отмечает, что психо­терапия в работе с пожилыми людьми долж­на включать как общетерапевтические подхо­ды, так и специальные методы психотерапии. К первым относятся: создание терапевти­ческой среды, атмосферы любви и доверия (если пожилой человек живет в семье), со­трудничества с обслуживающим персона-

лом (в случае пребывания в специальном заведении для пожилых), выработка поло­жительных установок к методам лечения и непосредственному окружению, повы­шение психической и социальной актив­ности (48).

Психотерапия средой означает исполь­зование терапевтического потенциала взаи­модействия пациента с окружением. При этом под средой понимают все, что окружа­ет человека (вещи, люди, процессы, события). Обычно этот вид психотерапии использует­ся в условиях стационара, но его возмож­ности могли быть использованы шире: в различных полустационарных и нестацио­нарных формах социального обслуживания пожилых, в ходе поддерживающей психоте­рапии в семье. Создатели метода психотера­пии средой исходили из положения, что приспособление к среде является основным принципом жизни; оно требует от каждого индивида постоянной мобилизации всех сил и способностей. При излишне щадя­щем режиме ослабленные, но все же имею­щиеся у пациента силы бездействуют, что приводит к их дальнейшему ослаблению и патологической адаптации. Основная цель психотерапии средой — максимализация адаптивных возможностей человека. С этой целью используются прежде всего приемы оптимизации складывающихся у пациента взаимоотношений с окружающими (демо­кратизация способов общения, участие па­циентов в психотерапевтическом процессе, формирование у них новых социальных ро­лей) (47).

К организации среды некоторые авторы относят также меры, возвращающие или стимулирующие чувствительность: визуаль­ные (цветовое оформление помещений, частая смена настенных украшений), акус­тические (музыкальные программы, само­деятельность), меры, направленные на ожив­ление обоняния и вкуса. Сама смена про­странственной среды может способствовать возрастающей стимуляции в психофизичес­кой и социальных сферах (48).

По данным, приведенным Б.Д. Карвасарским (48), изучение отношения боль­ного к терапевтической среде, проводив­шееся в течение нескольких лет в клини­ке гериатрической психиатрии Института им. В.М. Бехтерева, показало, что отноше­ния с персоналом и в целом возможность лечения в условиях клиники реабилитаци­онного профиля оцениваются больными положительно. Показательно, что из мно­гих личных и профессиональных характе­ристик врача и медицинской сестры боль­ные отдают предпочтение их эмпатическим качествам, то есть привлекательности, спо­собности к сопереживанию, сочувствию. От­ношение пожилых больных к разного рода восстановительным (психо- и социокорригирующим и активирующим) методам, при­емам и к лекарственной терапии оказывается различным. У многих больных при общем положительном отношении к проводив­шимся восстановительным мероприятиям

все же преобладает установка на лекарст­венные препараты, что, по-видимому, зави­сит от пассивной позиции и укоренившего­ся традиционного представления пожилых людей о лечении. Как правило, больные, находясь в стационаре, высоко оценивают возможности широких внебольничных со­циальных контактов и развлекательных ме­роприятий (частые свидания с родственни­ками и друзьями, клубные встречи с выпи­санными больными, домашние отпуска, посещения кинотеатра, экскурсии по горо­ду, участие в сеансах музыкотерапии, в ли­тературных вечерах, коллективных про­смотрах слайдов и т. д. (48).

В гериатрических клиниках и специаль­ных заведениях для пожилых людей (домах престарелых, дневных стационарах, клубах пожилых) применяются также групповые психотерапевтические методы. Целью груп­повой психотерапии лиц пожилого возраста является привлечение их к социальному взаимодействию, повышение самооценки, усиление независимости, ориентация на ре­альность и постоянно меняющуюся дейст­вительность. Используются различные груп­повые техники: групповая дискуссия, музы­кальная терапия, психогимнастика и др. (48). При работе с пожилыми включаются не все, но некоторые механизмы лечебного действия групповой психотерапии:

1. Сообщение информации: получение пациентом в ходе групповой психотерапии разнообразных сведений об особенностях человеческого поведения, межличностного

взаимодействия, конфликтов, нервно-пси­хического здоровья и пр.; выяснение при­чин возникновения и развития нарушений; информация о сущности психотерапии и ходе психотерапевтического процесса; ин­формационный обмен между участниками группы. Подобная информация поступает не столько дидактически, сколько в про­цессе общения с другими и знакомства с их проблемами.

2. Внушение надежды: появление надежды на успех лечения под влиянием улучшения состояния других пациентов и собственных достижений. Успешные, продвинутые в психотерапии пациенты служат осталь­ным в качестве позитивной модели, открывая им оптимистические перспективы. Наибо­лее сильно этот фактор действует в открытых психотерапевтических группах.

3. Универсальность страданий: пережи­вание и понимание пациентом того, что он не одинок, что другие члены группы также имеют проблемы, конфликты, переживания, симптомы. Такое понимание способствует преодолению эгоцентрической позиции и появлению чувства общности и солидарности с другими, а также повышает самооценку.

4. Альтруизм: возможность в процессе групповой психотерапии помогать друг другу, делать что-то для другого. Помогая другим, пациент становится более уверенным в себе, он ощущает себя способным быть полезным и нужным, начинает уважать себя и верить в собственные возможности. Особенно важны такие переживания для паци­ентов с низкой самооценкой.

5. Имитационное поведение: пациент может обучаться более конструктивным способам поведения за счет подражания психотерапевту и другим успешным членам группы. Очевидно, что в большей степени образцом для подражания является психо­терапевт, и это накладывает определенные ограничения на его поведение, предъявляет особые требования к его самоконтролю и саморегуляции (148).

В то же время зарубежные психотера­певты рекомендуют крайне осторожно ис­пользовать групповые психотерапевтичес­кие методы в работе с пожилыми людьми. Основной механизм этой системы методов (создание эффективной обратной связи, позволяющей пациенту адекватнее и глуб­же понять себя, увидеть собственные неаде­кватные отношения и установки) ввиду особенностей изменения личности в позд­них возрастах может создать ситуацию, провоцирующую повышение уровня тре­вожности, озабоченности пожилых людей, углубление депрессии.

В связи с этим среди противопоказаний к использованию групповых техник в работе с пожилыми людьми специалисты отмечают выраженные «заострения» личностных черт пациентов, сильные депрессивные симпто­мы, снижение слуха, затрудняющее участие в групповых дискуссиях. В то же время групповые занятия могут быть полезны, когда пожилые люди объединены общими заботами и интересами, разделяют пробле­мы друг друга, могут использовать группу для получения информации и организации поддержки. Примером может служить роль группы для людей с хроническими болезня­ми или недееспособностью.

В настоящее время в отечественной пси­хотерапии незаслуженно мало внимания уделяется разработке специальных методов психотерапии пожилых. В зарубежной прак­тике в этой области наметился очевидный прогресс. При этом наиболее разработан­ными являются методы психотерапии стар­ческой депрессии. При этом также имеется в виду адаптация психотерапевтических под­ходов, стратегий и приемов, разработанных для более ранних возрастов, для примене­ния в геронтологической практике. Ниже будут описаны основные направления пси­хотерапии депрессии, адаптированные спе­циально для работы с пожилыми.

Бихевиоральная психотерапия депрессии

Все исследования в этом направлении основаны на классических работах Питера Левинсона (107), которые были впоследст­вии адаптированы для терапии депрессии у пожилых (108, 149, 150). В основе этого подхода лежат следующие утверждения: ос­новной предпосылкой для формирования депрессивного состояния является низкая степень позитивного подкрепления поведе­ния. В ходе консультирования психотерапевт устанавливает, какие именно поступ­ки, акты поведения совершают и не совер­шают депрессивные люди. П. Левинсон ус­тановил, что депрессивные люди использу­ют меньше паттернов поведения (особенно приятных или подкрепляемых), чем недеп­рессивные. Таким образом, низкий уровень подкрепляемого поведения ведет к снижению настроения, которое в свою очередь снижа­ет уровень поведения так, что в результате создает порочный круг. Исследование про­ходило следующим образом: сто шестьдесят пунктов, содержащихся в «Плане приятных событий» и оцененных пациентом как наи­более приятные, были введены в план дей­ствий этого пациента. Далее в течение меся­ца он должен был ежедневно перечислять действия, которые совершил. Так, П. Ле­винсон выявил связь между настроением и приятной (подкрепляемой) деятельностью. Ориентация данного подхода на психотера­пию депрессии у пожилых пациентов пред­полагает обязательное использование семи основных принципов (150):

— Пациенты как активные участники психотерапевтического процесса. Психотера­певты, работающие с пожилыми людьми, знают по опыту, что прямой совет им изме­нить свое поведение не является успеш­ным.

Психотерапевт, взаимодействующий с пожилым пациентом, должен выступать как его помощник, развивая отношения сотруд­ничества, поддержки и вдохновляя пациен­та на активное участие в процессе. Психо терапевт отводит себе роль эксперта в об­ласти методов психотерапии и подчеркива­ет, что сам пациент является экспертом в области своих собственных переживаний и навыков. Такой подход позволяет отчасти преодолеть общую психологическую не­компетентность, упрямство и инертность, присущую многим пожилым людям, и вклю­чает психообучающий эффект, который ориентирует пожилых пациентов относи­тельно их проблем, техники метода и про­цесса позитивного изменения.

Психотерапия начинается с выяснения принципов и рациональности подхода: те­рапевт объясняет пациенту, что его настро­ение связано с каждодневной активностью. Вовлечение в те виды деятельности, которые являются наиболее приятными и поощряе­мыми, способствует улучшению настро­ения, и, напротив, снижение частоты таких паттернов поведения приводит к ухудше­нию настроения. Пассивность, бездеятель­ность являются прямой причиной депрес­сии.

— Взаимодействие с пациентом. Работа с пожилым пациентом предполагает боль­шую долю здравого смысла и отсутствие (по возможности) специфической психоло­гической терминологии в рассуждениях пси­хотерапевта. Проведение длительного опро­са, тестирования может снизить интерес пожилых людей к процессу психотерапии, поэтому терапевт должен уделять особое внимание в ходе идентификации подкреп­ляющих стимулов визуальной диагностике

(наблюдению в естественной и моделируе­мой обстановке) и сократить психотерапев­тический сеанс по времени. Сам процесс психотерапии заключается в том, чтобы на­метить вместе с пациентом программу раз­личных подкрепляемых заданий в целях раз­рыва порочного круга пассивности и безде­ятельности. Однако в работе с пожилыми людьми следует помнить, что вдохновение депрессивных пациентов на позитивную активность далеко не всегда приводит их к реальным действиям. Ключевым моментом бихевиоральной психотерапии пожилых лю­дей является установление таких эмпатических отношений с ними, которые рожда­ют желание пациентов что-либо сделать хотя бы ради сохранения этих отношений. В контексте эмпатических отношений пси­хотерапевт, получив первый положитель­ный эффект (совершенное подкрепляемое действие и установление его связи с улуч­шением настроения), далее может работать с пациентами по развитию индивидуальных планов последовательности действий и по­лучению согласия пациентов действительно предпринять эти шаги. В работе с пожилыми пациентами должен неукоснительно соблю­даться коллаборативный подход, уважитель­ное отношение к мудрости пациента, его ответственности за собственное поведение. — Использование последовательных и спе­ циальных заданий. Это ключевое условие ус­пешности бихевиорального подхода к тера­пии депрессии. Исходные задания должны планироваться особенно тщательно (они должны всецело учитывать возможности пожилых пациентов). При этом важно до­стигнуть согласия, выполнить первое зада­ние и обязательно получить первоначаль­ный, хотя бы малый успех. Если пациент успешно выполнит первое задание, психо­терапевту будет легче ввести следующую часть плана терапии.

Задания должны быть последовательны­ми, то есть терапия должна начинаться с простых шагов, которые с большей вероят­ностью будут успешными, и далее посте­пенно переходить к более сложному и есте­ственному поведению. Например, с пожилым человеком для начала можно договориться о том, что он будет делать простые физи­ческие упражнения ежедневно в течение большего времени. Очень важно подчерк­нуть, что первые задания для пожилых кли­ентов должны быть специфическими, то есть учитывающими уклад их жизни, очень конкретными и рассчитанными на опреде­ленное время и место. Далее психотерапевт вместе с пациентом разрабатывает тщатель­ный, детализированный и последователь­ный план действий. Следует помнить, что обобщенные, неконкретные, непонятные пациентам задания ведут к неуспеху.

— Саморегуляция настроения и самоуп­ равление поведением. Пациенты учатся кон­тролировать свое настроение и управлять им. Для этого психотерапевт постоянно по­буждает их осознавать связь между тем, что они делают, и своими эмоциональными переживаниями. Во время встреч с психотерапевтом они подробно (по дням) описыва­ют свои ощущения и переживания (лучше предложить им для этого вести краткий дневник) и отмечают свой актуальный эмо­циональный статус на шкале депрессии (это обычная шкала настроения, которая выполняет роль обратной связи). Далее па­циенты описывают (также по дням) паттер­ны своего поведения, оценивая каждый из них: принятый или непринятый.

— Увеличение количества приятных собы­ тий (актов адаптивного поведения).

В процессе первой встречи с психотера­певтом пожилой пациент определяет, какие события своей жизни он считает приятны­ми. Этот подход существенно отличается от простого совета быть более активным или императивного навязывания пациенту се­рии заданий, хотя преследует ту же цель — побудить человека к выбору адаптивного поведения. Можно предоставить пациенту список событий или действий и предло­жить ему отметить те, которые он считает приятными (150).

Далее в ходе беседы психотерапевт по­лучает от пациента информацию о том, на­сколько часто он совершает поступки, ко­торые считает приятными событиями своей жизни. Обычно этот исходный рейтинг у депрессивных пациентов оказывается низ­ким (при этом терапевт подчеркивает связь между низким рейтингом и плохим настро­ением пациента). Далее психотерапевт вмес­те с пациентом разрабатывают конкретный план увеличения количества приятных со бытии. Этот план для пожилых пациентов должен быть обязательно представлен в письменной форме, расписан конкретно по времени и месту действия. В этом плане па­циент впоследствии отмечает выполненные задания.

Критическим моментом психотерапии является установление и осознание пациен­том связи между эффективностью выполне­ния заданий и улучшением настроения. Это обычно происходит в ходе психотерапевти­ческого сеанса, но в некоторых случаях по­жилые люди в силу присущего им упрямст­ва могут отрицать эту связь. Здесь прямые убеждения не имеют силы, но большую по­мощь может оказать краткий дневник с описанием динамики настроения пациента и результаты тестирования по шкале деп­рессии. Пациент и психотерапевт внима­тельно анализируют все имеющиеся дан­ные, чтобы убедиться в связи между тем, что человек делает, и тем, что он ощущает. В результате пациент должен сделать само­стоятельный вывод об эффективности из­бранного пути.

— Уменьшение неприятных событий (актов неадаптивного поведения).

Депрессивные люди имеют большую склонность оценивать многие события сво­ей жизни как неприятные или стрессогенные, поскольку не имеют навыков совладания с ними. В ходе психотерапии пациенты под руководством психотерапевта создают свою шкалу этих неприятных событий. При этом события оцениваются как неприятные только на основе их субъективного воспри­ятия самими пациентами (без какого-либо обыкновенного оценивания их со стороны психотерапевта). Психотерапия, направлен­ная на уменьшение количества неприятных событий, также должна начинаться с по­пытки решения простых проблем, которые пациент хорошо контролирует. Например, пожилой пациент хочет иметь больше вес­ких аргументов в спорах со взрослой доче­рью, которая его очень тревожит. Однако это очень сложная цель, которую с первого раза трудно достичь. Поэтому лучше пред­ложить пациенту начать с простых заданий, выполнение которых зависит от самого па­циента (например, ограничить время убор­ки квартиры, чтобы заняться другими делами).

— Обретение когнитивных и социальных навыков.

В ходе бихевиоральной психотерапии депрессии пациент обретает навыки совла-дания с жизненными трудностями, изменя­ет свои социальные установки, становится более уверенным в себе, активным, дости­гает высокого уровня адаптивного поведе­ния применительно к условиям своей жиз­ни (149). В целом благодаря этому подходу пожилые люди обретают тот образ жизни, который в американской психологии назы­вается «успешным старением» (129). Ос­новной принцип поведенческого подхода в психотерапии пожилых пациентов заклю­чается в том, что человек обретает способ ность что-либо менять в своем поведении, именно это придает ему уверенность в себе самом и в завтрашнем дне (149).

Когнитивно-бихевиоральная психотерапия депрессии

В целом когнитивно-бихевиоральная пси­хотерапия, или моделирование поведения, базируется на внутренних переработках ин­формации и является обучающим процессом, обеспечивающим пациента новым опытом. Несмотря на обилие общих черт с бихевиоральной психотерапией, когнитивно-бихе­виоральная терапия отличается признанием примата именно когнитивной модели в ре­шении проблемы улучшения настроения у депрессивных клиентов.

В соответствии с классической форму­лировкой Аарона Бека (76), депрессивные люди склонны интерпретировать события своей жизни в исключительно негативной форме и преувеличивать значимость и час­тоту негативных событий. У них пессимис­тический взгляд на самих себя, на других людей, на будущее. Депрессивные пациен­ты считают себя менее способными, чем другие люди, в связи с такими когнитивными ошибками, как «сверхобобщение», прин­цип «все или ничего», минимализация по­зитивных событий.

Модификация когнитивно-бихевиоральной терапии для пожилых (150) предполага­ет значительное изменение процедуры пси-

хотерапии, традиционно включающей про­ведение функционального поведенческого анализа, изменение представлений о себе, коррекцию дезадаптивных форм поведения и иррациональных установок и развитие компетентности в социальном функциони­ровании. В работе с пожилыми сеанс пси­хотерапии должен обязательно проводиться в комфортном темпе. Необходимо также проверить, нет ли у пожилого пациента не­гативных установок относительно психоте­рапии. Фокус психотерапии должен быть смещен с принципа «здесь и сейчас» на анализ жизненного пути. Желательно под­держивать связь с лечащим врачом пожило­го пациента в случае глубокой депрессии и использовать помощь и подкрепляющее влияние родственников.

Психотерапия начинается с объяснения рациональности метода: психотерапевт объ­ясняет пациенту, что характер интерпрета­ции людьми событий их жизни определяет их актуальные переживания и настроение. При этом психотерапевт может использо­вать обобщенные примеры или примеры из опыта своих пациентов.

Например, пожилая женщина, нанимаясь на новую работу, прошла собеседование, но в дальнейшем не получила никакого ответа с места предполагаемой работы. Она сделала вывод о том, что компания предпочла нанять молодую женщину на это место и что она вообще больше никогда не получит работы. Психотерапевт убедил ее проверить свои пред­ положения, позвонив в эту компанию. Выяс нилосъ, что с ней собирались вскоре связаться для прохождения следующего собеседования. Этот пример показывает, как неверные предположения приводят к «сверхобобщени­ ям», катастрофической интерпретации со­бытий и, соответственно, углублению деп­ рессивных переживаний (149).

Далее, когнитивно-бихевиоральная пси­хотерапия осуществляет обзор и анализ те­кущего поведения и всех видов деятельности пациента. Анализируя самоотчет пациента, психотерапевт отмечает поведенческие ус­тановки и относящиеся к жизни ожидания, планы и нормы пациента (все когнитивные аспекты в настоящем, прошлом и буду­щем), наблюдает моторные (вербальные и невербальные), эмоциональные и когни­тивные (мысли, образы) признаки, оцени­вает последствия поведения.

Важный шаг терапии — побуждение па­циента к активности в плане решения на­сущных задач. Это необходимо по двум при­чинам. Увеличение активности депрессив­ного пациента является хорошим способом безотлагательного разрыва круга бездеятель­ности, которая сопровождает депрессию. К тому же этот поступок можно анализиро­вать вместе с пациентом с точки зрения ти­пичного образца его личностной интерпре­тации событий и его интерперсональных установок.

Обсудив предполагаемое действие с са­мим пациентом и получив его согласие вы­полнить это действие, психотерапевт может предложить пациенту сначала выполнить

его мысленно. При этом психотерапевт вы­ясняет у клиента, какие причины могут по­мешать ему выполнить это действие. Пре­пятствия должны быть осознаны пациентом. Далее можно выработать план преодоления этих препятствий с тем, чтобы заданное действие было обязательно выполнено.

Основной акцент когнитивно-бихевиоральной психотерапии приходится на выде­ление специфических паттернов мышле­ния, способов оценки пациентами событий своей жизни. У депрессивных людей пат­терны мышления характеризуются логичес­кими ошибками, что приводит к иррацио­нальным установкам, неверным заключе­ниям и, соответственно, к депрессивным переживаниям. Депрессивный клиент мо­жет сосредоточиться на негативных момен­тах прошлого опыта и игнорировать пози­тивные события (150).

Другой типичный паттерн мышления депрессивных клиентов заключается в не­верном выводе о намерениях окружающих его людей или в преувеличении негативных последствий какого-либо события. Рас­смотрим описанный выше пример с опы­том устройства пожилой женщины на рабо­ту. Он демонстрирует пример иррациональной установки (ей предпочли более молодую работницу), которая возникает неосознан­но, быстро и спонтанно в момент оценки пациентом сложившейся ситуации. Психо­терапевт предлагает пациенту вести краткие записи случившихся с ним событий, своих

оценок этих событий и своих переживаний по этому поводу.

Когда нерациональные паттерны мыш­ления выявлены, терапевт и пациент со­вместно разрабатывают план выявления тех установок, которые за ними стоят. Много времени отводится проверке тех допуще­ний, которые делает клиент, и поиску пози­тивных альтернатив. При этом находятся реальные основания поступков окружаю­щих людей, иррациональные установки по­степенно замещаются рациональными. В ка­честве подкрепления используется реальная проверка фактов. Следующий диалог между терапевтом и пожилой пациенткой иллю­стрирует использование этих технологий (149):

Пациентка. Мой сын и его жена игно­ рируют меня. Поэтому они не пригласили ме­ ня, когда ездили в Массачусетс забрать мое­ го внука из колледжа на каникулы.

Терапевт. Может быть, вы видите какие-либо другие причины, почему они так поступили?

Пациентка. Нет, я думаю, что им просто неприятно быть со мной.

Терапевт. А не могли бы они считать, что такое длительное путешествие может быть пагубным для вашего здоровья ? А мо­ жет быть, у них возникли семейные пробле­ мы, и они хотели бы их обсудить?

Пациентка. Я никогда не думала об этом. У них, вероятно, могли быть другие причины (149).

Поиск альтернатив успешен только в том случае, если психотерапевт не оспаривает доводы пациента, а лишь использует вопросы для сбора информации, которую впоследствии анализирует вместе с пациен­том. Анализ всей информации помогает па­циенту изменить отношение к ситуации, а также выработать позитивные функцио­нальные установки относительно себя, от­ношения к себе окружающих и общего хода своей жизни. Приведем пример негативного «сверхобобщения» в оценке ситуации по­жилой пациенткой, а также использования психотерапевтом приема доказательств и выработки у пациентки более позитивной установки на всю жизнь (149):

Пациентка. Мой муж оставил меня ради молодой женщины. У нас нет детей, и некому заботиться обо мне. Я абсолютно оди­ нока в этом мире.

Терапевт. Кто же обычно навещает вас?

Пациентка. Мои соседи по дому, но у них много своих проблем.

Тер an евт. Видитесь ли вы с кем-нибудь из родственников ?

Пациентка. Раз в неделю я общаюсь со своим братом, и моя племянница приходит навестить меня. Но у них свои семьи и свои заботы.

Тер ап евт. Общаетесь ли вы с какими-либо общественными организациями?

Пациентка. Я хочу стать членом Об­ щества старших горожан, но пока не вошла в их число. Когда хорошая погода, я хожу в цер­ковь.

Терапевт. Исходя из ваших слов, вы одиноки, так как живете без мужа. Но если вы взглянете на свою каждодневную жизнь, то окажется, что вы общаетесь со многими людьми.

Пациентка. Да, пожалуй, я не абсо­ лютно одинока, но просто живу одна.

В этом примере психотерапевт, прове­ряя доказательства крайнего утверждения пациентки (о том, что она абсолютно оди­нока), показал неточность этого утвержде­ния. При этом он не спорил с пациенткой, а лишь собрал информацию, подвергающую сомнению «сверхобобщения» пациентки относительно катастрофичности ее жизнен­ной ситуации.

Прогресс в терапии депрессии проявля­ется в том, что пациенты учатся осознавать свои иррациональные установки, выдвигать альтернативные объяснения ситуаций, с ко­торыми им приходится сталкиваться, и про­верять эти альтернативы. Психотерапевти­ческая работа с пожилыми людьми ослож­няется тем фактом, что их иррациональные установки, обусловленные депрессивным состоянием, накладываются на социальные стереотипы восприятия, характерные для старости (149). Например, пожилая паци­ентка может утверждать, что она слишком стара, чтобы измениться, и все ее несчастья обусловлены ее частичной недееспособнос­тью. Психотерапевт с малым опытом рабо­ты с пожилыми людьми может принять это заключение как справедливое и не подле­жащее сомнению и тем самым поддержать иррациональные установки пациентки, что

приведет к углублению ее депрессивных переживаний. На самом деле проверка ут­верждений подобного рода приводит к за­ключению, что они представляют собой ва­риант «сверхобобщения» в оценке ситуации и что пациент при всех обстоятельствах имеет альтернативы, которые он игнорировал.

Когнитивно-бихевиоральная терапия депрессии пожилых людей предполагает тщательную организацию самой психотера­певтической процедуры. Первые встречи психотерапевта и пациента посвящены ус­тановлению доверительных отношений со­трудничества, предупреждению или устра­нению у пациента установки на осуждение метода работы и действий психотерапевта (76). По мере того как фокус психотерапии смещается на анализ установок пациента, психотерапевт должен исключить момент спора в общении. Он также не должен по­ощрять проявления чрезмерной зависимос­ти у пациента. Пожилого пациента следует обязательно подготовить к возможности ре­цидивов и помочь ему овладеть способами совладания с ними. Во время итоговых встреч психотерапевт обычно дает характеристику метода психотерапии и его эффекта, обоб­щает поставленные проблемы и наиболее успешные технологии, предположительно очерчивает круг будущих проблем. Предла­гает пациенту возобновить общение, если произойдет что-либо непредвиденное. Пси­хотерапевт должен показать пациенту, что тенденция преувеличивать негативные со­бытия у него потенциально существует и

может проявить себя в неожиданной ситуа­ции, однако проведенный курс психотера­пии обеспечивает пациента необходимыми навыками совладания с возможными реци­дивами.

Интерперсональная психотерапия депрессии

Этот метод психотерапии депрессии сфокусирован на анализе межличностных проблем пациента как наиболее значимого источника депрессий. Первоначально ин­терперсональный психотерапевтический под­ход к лечению депрессии предназначался для терапии молодых людей (102), но позд­нее был адаптирован для работы с пожилы­ми людьми (112).

Центральным моментом этого метода психотерапии в работе с пожилыми людьми является установление характера взаимоот­ношений, которые складываются у пациен­та с его ближайшим социальным окружением: с супругом (супругой), детьми, внуками, друзьями, соседями. Определяются возмож­ные трудности знакомства с новыми людь­ми и проблемы построения взаимоотноше­ний. Некоторые пожилые люди жалуются на одиночество, но при этом действуют в ситуации общения таким образом, что ок­ружающие начинают их избегать.

Психотерапия начинается с попытки идентифицировать депрессивный синдром и его источники. При этом психологичес­кая экспертиза включает анализ прошлых и

настоящих (текущих) взаимоотношений с окружающими. Психотерапевт определяет наиболее значимые для пациента личности в его окружении, конфликтные или про­блемные взаимоотношения в прошлом и настоящем и, наконец, конкретные эпизо­ды текущих взаимоотношений, связанные с актуальными депрессивными переживаниями.

Этот анализ предваряет беседа психоте­рапевта с пациентом, в которой раскрыва­ется содержание и рациональность данного психотерапевтического метода и устанавли­ваются доверительные отношения сотруд­ничества.

Авторы интерперсонального подхода к психотерапии депрессии у пожилых людей (112) придерживаются предположения, что в развитии этого состояния критическими являются следующие четыре фактора: горе, вызванное утратой близкого человека; сме­на социальной роли (в связи с выходом на пенсию); дефицит общения; межличност­ные споры. В ходе психологической экс­пертизы психотерапевт определяет, какие именно из этих четырех факторов реально вовлечены в развитие депрессии у его паци­ента. Обсуждая вклад каждого из факторов, психотерапевт побуждает пациента к разви­тию более адаптивного поведения для раз­решения этих проблем и в условиях приня­тия этой стратегии пациентом обучает его необходимым механизмам совладания и при­емам адаптивного поведения. В случае пере­живания утраты психотерапевт раскрывает смысл и значение процесса скорби («работы скорби»), по окончании «работы скор­би» помогает адаптироваться к реальности несчастья и наметить новые смысложизненные ориентиры. В процессе работы с пожилыми пациентами психотерапевт по­стоянно остается активным, обеспечивая пациенту поддержку и укрепляя его уверен­ность в себе.

Цель этого метода психотерапии заклю­чается в помощи пациенту в улучшении его взаимоотношений с окружающими. Основ­ной акцент ставится на текущие проблемы во взаимоотношениях, однако в работе с пожилыми людьми необходимо осознавать значение всего жизненного пути для акту­альных проблем и влияние опыта прошлых лет на взаимоотношения в настоящем вре­мени. Также следует учитывать, что пожи­лые люди имеют крайне ограниченные воз­можности замещения проблемных взаимо­отношений, в связи с чем психотерапевт скорее должен побуждать их к решению проблем, чем к прерыванию не удовлетво­ряющих его взаимоотношений. При этом психотерапевт в работе с пожилыми людь­ми может использовать метод обыгрывания ролей в целях развития навыков общения.

Описанные выше методы психотерапии депрессии (бихевиоральной, когнитивно-бихевиоральной и интерперсональной) яв­ляются достаточно эффективными для ра­боты с пожилыми людьми (76). Учитывая возраст пациентов, психотерапевт в каждом из этих методов должен сократить время психотерапевтического сеанса, ограничить

весь период психотерапии в среднем 12—20-недельной сессией (112). Все три метода содержат скрытый психотерапевтический компонент — обучение клиента адаптивному поведению, выработку у него рациональ­ных установок и механизмов управления собственным состоянием. Пациентам по­могают разорвать порочный круг депрессии путем изменения поведения и характера мышления, путем построения более благо­получной внутренней картины окружающе­го мира.

Специфический характер работы с по­жилыми людьми предполагает несколько более медленный темп терапии, обязатель­ную запись всех назначений и заданий (компенсирующую проблемы памяти), под­держание доверительного, коллаборативного характера общения с пациентом, выражение уважения к его жизненному опыту и здра­вому смыслу. Также в работе с пожилыми эффектно дополнять бихевиоральную и когнитивно-бихевиоральную терапию библио­терапией и аутогенной тренировкой (149).

Как уже отмечалось выше, депрессивные переживания являются не единственными негативными эмоциональными пережива­ниями пожилых людей, и психотерапевту приходится учитывать в своей работе це­лостную картину эмоциональной жизни па­циента во всем ее многообразии. По нашему мнению, наиболее эффективным методом регуляции самых разнообразных негатив­ных эмоциональных переживаний пожилых людей является метод «управляемого вооб ражения» (в более точном переводе метод «управляемого порождения образов» — «Guided Imagery»). В настоящее время этот метод широко распространен в Соединенных Шта­тах Америки, Канаде и Швеции (114, 118, 137, 140). В целом метод адресован самому широкому контингенту лиц, он помогает ни­велировать неблагоприятные психические состояния (сильную тревогу, стресс, фру­страцию, депрессию), способствует повыше­нию уровня бодрствования, позитивному настроению на предстоящую деятельность. По мнению авторов метода, его системати­ческое использование влияет на структури­рование опыта пациентов, выработку у них полезных навыков и привычек, способству­ет повышению самооценки, когнитивной реконструкции и даже излечению от многих хронических заболеваний (114). В наших исследованиях метод использовался только в целях регуляции эмоциональных пережи­ваний.

Метод «управляемого воображения», помимо средств активации самого процесса целенаправленного порождения образов, побуждения механизмов воссоздающего во­ображения, включает упражнения на рас­слабление, концентрацию внимания, а также дыхательные упражнения. В наших иссле­дованиях были использованы известные в США тексты Б. Напарстек (114), которые были переведены, адаптированы и полнос­тью переработаны («пересказаны») нами для поздних возрастов. По мнению Б. На­парстек, метод «управляемого воображения»

оказывает сильное психотерапевтическое дей­ствие, помогая пациенту контролировать себя, снимая страхи и депрессии, облегчая психические последствия терапевтических воздействий и психические последствия ряда соматических заболеваний. Аргументируя действенность метода, автор утверждает, что центральным моментом психотерапев­тического эффекта является формирование у пациента особого («измененного») состо­яния, в котором релаксация, способствую­щая повышению способности к внушению и самовнушению, сочетается с высоким уровнем концентрации на самом процессе порождения образов (114).

Выбор нами этого метода в качестве наи­более эффективного средства регуляции эмо­циональных переживаний людей пожилого возраста обусловлен изначальной адресо-ванностью метода «управляемого воображе­ния» людям, характеризуемым дефицитар-ностью и искаженностью сферы эмоцио­нальных переживании. Так, по мнению Б. Напарстек, метод эффективно помогает людям: 1) движимым паттерном самозащит­ного поведения; 2) отношения которых с окружающими являются источниками хро­нического стресса; 3) которые, несмотря на постоянное одиночество, отказываются от духовной близости с другими людьми; 4) ко­торые страдают хроническим беспокойст­вом; 5) которые не способны на сочувствие, сопереживание, переживание прекрасного; 6) которые духовно и физически ослаблены хроническим соматическим недугом; 7) ко-

торые не удовлетворены качеством своей жизни, ищут новые источники радости, вдох­новения, новые жизненные ориентиры (114).

Использование метода «управляемого во­ображения» способствует, по нашему мне­нию, решению многих задач психорегуля­ции эмоциональных переживаний старых людей, важнейшими из которых является компенсация сенсорной депривации, обо­гащение ощущениями о внутреннем состоя­нии организма, формирование положитель­ных эмоциональных переживаний, связанных с телесными ощущениями, энергетизация организма (дозированное повышение уров­ня бодрствования), оживление, обновление «красок окружающего мира». Указанные задачи являются актуальными и оператив­ными, в их решении психорегуляция может добиться достаточно быстрых результатов, а в дальнейшей перспективе достигнутый эф­фект может проявиться в частичном ниве­лировании специфической старческой ок­раски приспособительных механизмов в ходе адаптации к возрастному фактору. В то же время указанный метод способен участво­вать в решении более сложных и долго­срочных задач, связанных с обновлением Я-концепции, обусловленной психологи­ческими и социальными возрастными из­менениями, частичной компенсацией стар­ческого эгоцентризма, облегчением бремени старческого одиночества, потерь, характер­ных для этого возраста.

Ниже мы подробно опишем некоторые технологии метода «управляемого вообра-

жения» и приведем отрывки тех текстов, которые оказались наиболее эффективными для решения перечисленных задач. Отме­тим, что метод очень сложен в применении, требует специального обучения и длитель­ной практики, а также соблюдения специ­альных условий проведения сеансов психо­регуляции, многих правил и ограничений. Названия используемых текстов мы приво­дим в подстрочном переводе, в то время как сами тексты нами были существенно адап­тированы и изменены по сравнению с ори­гиналом автора. Все тексты можно условно разделить на две группы. Тексты первой группы способствуют обогащению внутрен­них, телесных ощущений и переживаний, обусловленных отражением окружающего мира. Практика показала, что использова­ние этих текстов дает быстрый эффект, ме­ханизмом которого, возможно, является некоторая компенсация сенсорной депри­вации. Тексты второй группы направлены на регуляцию эмоциональных пережива­ний, обусловленных отношениями старого человека с другими людьми (одиночества, отчуждения, горя, связанного с потерями), а также его самооценки и уровня притяза­ний. Эти тексты вызывают у старых людей искренний интерес, глубоко трогают их и вдохновляют, но в силу сложности постав­ленных задач дают отсроченный результат. Среди первой группы текстов наиболее эффективными и быстродействующими яв­ляются тексты: «Воображение движения энер­гии», «Воображение в процессе ходьбы» и «Кардиоваскулярной визуализации». Они открывают новые источники энергии, что оказывается очень важным в связи с асте-низацией, характерной для старческого воз­раста, способствует повышению аффектив­ной живости, эмоционально «окрашивают» окружающую действительность. Подобно всем текстам метода «управляемого вообра­жения» они длятся 15—20 минут и начина­ются с дыхательных упражнений. Приведем наиболее выразительные отрывки из этих текстов, позволяющие уловить механизмы воздействия и семантику используемых об­разов.

«Вообразите, что на вдохе вы вбираете в себя необходимый запас исцеляющей энер­ гии... возможно, вы даже видите сверкающие микрочастицы света... или цвет энергии... или, возможно, вы слышите легкий шум по мере того, как энергия свободно распростра­ няется в вашем теле... или переживаете внут­ реннее ощущение проходящего сквозь вас энер­ гетического потока... А теперь ощутите, как на выдохе энергия проходит по всему ва­ шему телу, заряжая каждую клетку, каждое уплотненное место, которое кажется забло­ кированным».

«Сосредоточьтесь на ваших ощущениях в процессе ходьбы. Каждый шаг тесно соприка сает вас с землей... это вам приятно... при­ ятно ощущать, как земля поддерживает вас... А теперь... осознайте возрастающую обостренность своего восприятия... почувст­ вуйте, как краски вокруг вас становятся все более яркими и отчетливыми... как чувства

ваши оживают и обновляются благодаря этому мудрому осознанию».

«А теперь мягко обратите свое внимание внутрь себя... настройтесь на мгновенье... почувствуйте, что ощущает ваше тело... на­ стройтесь на неуловимые ощущения вашей крови, струящейся по сосудам... возможно, вы ощутите устойчивое тепло, циркулирую­ щее внутри вас... может быть, вы уловите вибрацию и гудение по ходу циркуляции кро­ ви... или вообразите уникальный запутанный узор артерий и вен... широко и мощно распро­ страняющийся от центра тела...»

Следующие три текста («Воображение для снижения болевых ощущений в теле», «Воображение для уменьшения головной боли», «Воображение для укрепления по­тенциала здоровья»), также принадлежащие к первой группе текстов, эффективны с точки зрения ослабления ипохондрической фиксации, снижения тревоги и озабочен­ности собственным здоровьем, перестрой­ки системы эмоциональных переживаний, отображающих характерное для некоторых старых людей купирование интенсивности жизненных проявлений и «уход в себя». Интересным является тот факт, что автор не рекомендует текст, предназначенный для снижения телесной боли, применять в слу­чаях головной боли, при этом общая эмо­циональная атмосфера и семантика образов в обоих текстах абсолютно различны. Во втором случае воображение сопровождает­ся несложными физическими упражнения­ми, задействующими мышцы воротниковой области. Во всех трех методах основной ак­цент делается на дыхательные упражнения, которые не просто сопровождают порожде­ния образов, но создают необходимые ощу­щения, участвующие в процессе воображе­ния. Ниже представлены фрагменты этих текстов.

«Позвольте своему сознанию углубиться в вашем теле... заполнить все его внутреннее пространство... распространиться вдоль все­ го тела до кончиков пальцев рук и ног... Про­ должайте дышать легко и глубоко... полно обживая свое тело... все более и более ощущая радость обладания и управления своим те­ лом.... А теперь, если можете... переместите фокус своего сознания и ощутите воздух во­ круг вас... ощутите, как он касается вашей кожи.... Ощутите вибрирующую массу энер­ гий вокруг вас... окружающую и защищаю­щую вас...»

«Теперь проследите все свои ощущения в области головы... отметьте любое напряже­ ние в голове... может быть, вы отметите смешение мыслей и тревогу.... Освободитесь от всего этого на выдохе... легко и полно... и снова... как бы со стороны осознайте любое напряжение в голове... на поверхности или внутри... ощутите, как это напряжение на­ чинает смягчаться и исчезать с выдохом... отметьте, как с каждым выдохом тяжелые мысли покидают вас... смягчаются напря­ женные мышцы... открываются кровеносные сосуды».

«Продолжайте дышать глубоко и легко... почувствуйте внутри себя добрую и нежную

мягкость... сострадание к любой и всякой бо­ ли, которая таится в вашем теле... почувст­вуйте любовь к себе... и благодарность за свое твердое мужество... и глубокое удовлетворе­ ние от того, что вы спокойны и уверены в себе даже в этих непростых условиях... со­средоточенны и контролируете свои ощуще­ния...».

Следует отметить, что все вариации ме­тода «управляемого воображения» характе­ризуются выраженным суггестивным эф­фектом. Этому способствует и сама проце­дура использования метода: дыхательные упражнения обеспечивали релаксацию, ко­торую мы иногда усиливали, используя при­емы психорегулирующей тренировки перед озвучиванием текста для усиления суггес­тивного эффекта. Однако в полной мере этот эффект проявлял себя при использова­нии текстов второй группы, направленных на регуляцию эмоциональных пережива­ний, обусловленных социальными связями и отношениями старых людей. Дело в том, что указанный эффект был предусмотрен особой структурой этих текстов — все они начинались с приема, условно названного «заветное место». Каждый из указанных текстов начинался с дыхательных упражне­ний, а далее следовал фрагмент, смысл ко­торого заключался в том, что пациенту предлагалось представить себя в приятном, «заветном» месте, где ему легко и приятно, где исчезают и растворяются в прошлом все заботы; предлагаются различные варианты «заветного места»: лесная чаща, берег моря,

уступ скалы, близость пылающего камина. При этом предлагалось воспроизвести в своем воображении не только зрительный ряд образов, но услышать звуки, почувство­вать запахи, температуру, влажность или сухость воздуха, текстуру почвы или опоры. По мнению автора, прием «заветного места» формирует у пациента особое состо­яние, сочетающее релаксацию и концент­рацию внимания на своих ощущениях, т.е. состояние, в котором процесс порождения образов может быть пережит и прочувство­ван с наибольшей полнотой.

В эту вторую группу вошли очень разно­родные по смыслу и направленности текс­ты. Текст «Воображение для увеличения эмпатии» способствует некоторому нивели­рованию старческого эгоцентризма, посколь­ку помогает почувствовать себя на месте другого человека, пережить всю гамму его ощущений и чувств, понять и простить это­го человека. Текст «Воображение духовного руководства» направлен на облегчение пере­живания одиночества, когда старый чело­век (даже в том случае, если он живет в семье) чувствует себя обделенным внима­нием, интересом к его личности. Интерес­но, что практика использования этого текста обнаружила облегчение переживания бес­помощности и безнадежности у старых лю­дей. Текст «Воображение в депрессивном состоянии» отражает характерные для этого состояния переживания тоски, «тяжести на сердце», «холода в груди», «утомленности чувств» и обращает сознание старого чело-

века к тому позитивному социальному опы­ту, который дает жизнь и останется с ним навсегда. Наконец, наиболее сложный (с некоторым философским контекстом) и литературно оформленный текст «Вообра­жения для облегчения горя» призван по­мочь старому человек справиться с тяжес­тью утраты близкого человека. Ненавязчиво и красиво в нем прослеживается мысль о том, что на самом деле близкого человека потерять нельзя — он остается в памяти, в душе, в желаниях и поступках близких. Все тексты этой группы чрезвычайно образны и выразительны, но смысл их передается не сразу (не при первом чтении). Ниже мы приводим краткие отрывки этих текстов в указанной последовательности.

«Почувствуйте, что творится в душе этого человека... как бьется его сердце... как напряжены мускулы его спины и шеи... от­ кройте для себя всю его внутреннюю жизнь...

А теперь посмотрите кругом его глаза­ ми... удивитесь тому, как видится ему этот мир, открывается по мере того, как вы ды­шите его дыханием... чувствуйте его чувст­ вами...».

«Ощутите, как ваше сердце открывается теплому прикосновению близкой души... как оно проникает в вашу грудь... мягко и легко... пронизывает все ваше тело... достигает самых отдаленных уголков вашей памяти... памяти о том, кем вы являетесь на самом деле... и кем вы были всегда ...и всегда буде­ те... Оно достигает вашей уникальной веч­ ной души... Вы открываетесь навстречу это му сладкому прикосновению... окунаетесь в этот мягкий свет... растекающийся и пере­ливающийся внутри вас...»

«И внезапно... всем своим сердцем... всем своим существом вы понимаете, что исцеля­ етесь... что тяжесть, затаившаяся в груди, будет легчать... и туман, в котором вы блуж­ дали, будет рассеиваться в ярком, живитель­ ном свете... Вы запоминаете это чудесное ощущение жизни... которую ощущаете глубо­ ко внутри... Вы чувствуете, как скука и от­ чаяние покидают вас... Вы ощущаете, что свершилось что-то необыкновенное... произо­шли большие изменения... и продолжают про­исходить в силу вашей мудрости... вашего ак­ тивного сознания... вашего уникального опы­ та...»

«А теперь ощутите... все свое тело цели­ ком... наполненное исцеляющей энергией... пусть слезы растопят броню вокруг вашего сердца. ... Осознайте, как много вы страда­ ли... пусть слезы растопят холодный камень одиночества в вашей груди... безмолвную, бес­ конечно тянущуюся боль... горькие сожале­ ния.... Пусть слезы растопят разочарование обманутых надежд... несбывшейся мечты... Сейчас вы понимаете... что в этом месте... вашем заветном месте... ничего не потеря­ но... здесь все ваши надежды... ваша любовь... жива и живет в свободном пространстве ва­ шего открытого сердца... безграничная... и всегда готовая поддержать вас...»

Эмпирические данные, а также резуль­таты экспериментальных исследований под-

твердили эффективность метода «управляе­мого воображения» для психологической регуляции эмоциональных переживаний по­жилых людей. В курсовых и дипломных ра­ботах, выполненных под нашим руководст­вом на базе Московского психолого-соци­ального института, были получены данные о снижении уровня тревожности, повыше­нии эмоционального тонуса, уменьшении количества жалоб на здоровье, а также на покинутость всеми, ненужность и одиноче­ство у старых людей, повышении их само­оценки и уровня притязаний. Наши паци­енты сразу после проведения сеансов пси­хорегуляции утверждали, что улучшилось их самочувствие, появился интерес к улуч­шению здоровья за счет соблюдения правил здорового образа жизни. В некоторых слу­чаях близкие люди наших пациентов отме­чали все те же позитивные изменения со­стояния их пожилых родственников, но также и увеличение их толерантности к из­менениям условий жизни (что обычно ост­ро переживается в указанном возрасте), по­явление ощутимых признаков терпимости с их стороны, большего интереса к вечным истинам.

Психотерапевтическая работа и психо­логическая поддержка необходима людям не только при патологическом и нормальном, но при оптимальном старении. Раскрытие сущности стратегии адаптации к старости в плане сохранения себя как личности обу­славливает новые перспективы психологи-

ческой помощи старым людям. Можно со­гласиться с Н..С. Пряжниковым (44), пола­гающим, что центральным моментом пси­хологической поддержки пожилых и старых людей является помощь им в личностном самоопределении, сущность которого за­ключается в поиске смысла в определенной деятельности (шире — всей жизнедеятель­ности). По мнению автора, на разных ста­диях старческого возраста пожилые, а затем старые люди должны осознать себя в новой роли пенсионера и в новом психофункцио­нальном статусе, в результате осмысления своих возможностей и перспектив сформи­ровать у себя чувство целостности и гармо­ничности своей настоящей и будущей жиз­ни, найти подходящую социально значимую деятельность, насытить ее личностными смыслами, а в дальнейшем черпать в ней основания для укрепления чувства собст­венного достоинства, чувства своей «вос­требованности» и «нужности» и чувство своей сопричастности миру, культуре, об­ществу, человечеству, когда человек, понимая конечность своего существования, хочет хоть в чем-то приобщиться к бесконечному. Психологическую помощь автор видит в созданий в обществе особой атмосферы ува­жения к старикам, к их опыту, к их стара­ниям в поиске своего счастья и в постро­ении счастья окружающих людей (44).

Многие специалисты в области психо­логической помощи пожилым и старым лю­дям сходятся во мнении о том, что целью

психорегуляции и психотерапии в указан­ном возрасте является стимуляция активных творческих процессов, расширение опыта и масштабов работы старого человека после выхода на пенсию, что в свою очередь тре­нирует его волю к труду и укрепляет чувст­во собственного достоинства (3,20). Пос­леднее нам представляется особенно важ­ным. Использование различных средств и приемов укрепления чувства собственного достоинства, повышения самооценки с опо­рой на реальные достижения является не­обходимым условием переструктурирова­ния системы жизненных смыслов, поиска жизненных ориентиров и сохранения соци­альных связей стариков с обществом, по­скольку старые люди, не видящие перспек­тивы своей дальнейшей производственной деятельности, не видящие в целом альтер­нативы унылому угасанию, слабеют духом и допускают (и даже оправдывают) духовное обнищание с перспективой деградации лич­ности. По нашему мнению, неизбывной, до конца не разработанной ценностью в плане насыщения жизни новыми смыслами, перестройки системы жизненных ориенти­ров остается учение В. Франкла о стремле­нии к смыслу (56). Оно позволяет обобщить возможные пути, посредством которых ста­рый человек может сделать свою жизнь ос­мысленной: во-первых, с ориентацией на то, что он может дать жизни (в смысле твор­ческой работы); во-вторых, с ориентацией на то, что он способен взять от жизни (в

смысле переживания ценностей), и, в-тре­тьих, посредством позиции, которую он за­нимает по отношению к старости как объ­ективной данности, как закономерному итогу жизни. Не следует забывать, что лич­ностное самоопределение — это трудное решение, требующее огромного напряже­ния воли, всех сущностных сил старого че­ловека. Момент выбора стратегии старения и дальнейший процесс насыщения смыслами избранной социально значимой деятель­ности предполагают необходимость психо­логической поддержки, оказываемой старо­му человеку со стороны общества, посколь­ку старый человек может потерпеть фиаско в своей новой деятельности, новой соци­альной жизни. Такая психологическая под­держка должна быть постоянной и вклю­чать различные средства укрепления у старых людей чувства собственной значимости, уверенности в себе и в своем завтрашнем дне. Эффективным средством укрепления уверенности в себе, в своей способности к активной деятельности является модифика­ция метода «управляемого воображения», разработанная американскими психолога­ми для развития таких значимых качеств пожилых людей, как целеполагание, уве­ренность в себе, смелость, настойчивость, терпение, а также некоторых познаватель­ных функций (внимание и мышление) (78).

Ниже приведены фрагменты из текстов «Целеполагание» и «Уверенность в себе».

«А теперь, в свете своего решения... как

итог своих размышлений ощутите силу внут­ ри себя.... Ощутите, что вы движетесь впе­ред и ничто не может остановить вас. Нич­ то не может вывести вас из себя. ... Ваша цель генерирует энергию внутри вас... Ваши желания, ваши стремления генерируют энер­ гию. Вы стремитесь к цели с энтузиазмом и силой... Ваша цель подтверждена вашим опы­ том и вашей мудростью...»

«Вы ощущаете огромную уверенность в себе... чувство безусловного доверия к себе... ощущаете это как радость... Повторите себе: «Я знаю, что я многое могу»... Окуни­тесь в переживание смысла этих слов. «Я мо­гу не все, но многое из того, что я могу, не­доступно молодости... Утвердитесь в этом чувстве.... Позвольте этим словам прорасти в вас...» (78)

Помощь пожилым людям в личностном самоопределении является сложной и ком­плексной работой. Некоторые психотера­певты считают важным формирование у па­циента возможности избежать «экзистенци­альной неуверенности», которая могла у него сформироваться в течение раннего периода жизни рядом со стареющими род­ственниками (47). Средствами снятия «эк­зистенциальной неуверенности» считается приобщение к урегулированной, соответст­вующей образованному уровню и состоянию здоровья деятельности или к вере. Глубокая и искренняя вера дает пожилому человеку беспрецедентную возможность, которую он не в состоянии найти где-либо еще: возможность укрепиться, утвердиться в транс­цендентном, в абсолютном. По мнению К. Юнга и других психоаналитиков, это яв­ляется необходимым условием благополуч­ного старения, спокойной подготовки к инобытию. В любом возрасте (и особенно в старости) человеческое бытие стремится за пределы самого себя, устремляется к выс­шему смыслу. Психотерапия рассматривает феномен веры как феномен поиска и на­хождения этого смысла (47).

Заключение

О старости много написано, но мало из­вестно. Осталась нераскрытой величайшая тайна старости, которая заключается в том, что хронологические ровесники этого возрас­та могут относиться к различным психоло­гическим возрастам: один пожилой человек переживает любовь — он вернулся в период юности; другой продолжает свою творчес­кую профессиональную деятельность — он пребывает в зрелом возрасте; третий посвя­тил свою жизнь заботам о собственном уга­сающем здоровье (его удел — разговоры о докторах и лекарствах) — это действитель­но старость.

Анализ литературы о психологии ста­рости и старения, анализ биографий и авто­биографий творческих людей, доживших до преклонных лет, показал, что старость как психологический возраст может и не насту­пить в жизни человека. Условием длящейся или нарастающей зрелости является твор­чество во всех его проявлениях, включая творчество собственной жизни, каждого его дня. Замена старения нарастающей зрелос­тью — нравственный долг перед собой (58). Переживание продления собственной жиз­ни в детях, незавершенных делах, пережи­вание социального бессмертия — это уело-

вия преодоления старения как увядания и деградации. Порыв к жизни и творческие силы побеждают старость как психологи­ческий возраст и «снимают» его с траекто­рии жизненного пути. Доказательства это­му известны, некоторые из них приведены в книге А.Н. Рубакина.

МИКЕЛАНДЖЕЛО БУОНАРРОТИ, скульптор, живописец (1475-1564 гг.), — 89 лет.

ТИЦИАН, живописец (1477-1576 гг.), — 99 лет.

ИОГАНН ВОЛЬФГАНГ ГЁТЕ, писатель (1749-1832 гг.), — 83 года.

ДЖУЗЕППЕ ВЕРДИ, композитор (1813-1901 гг.), — 88 лет.

И. П. ПАВЛОВ, физиолог (1849-1936 гг.), —- 87лет.

БЕРНАРД ШОУ, писатель (1856-1950 гг.), — 94 года.

ЭТЕЛЬ ВОЙНИЧ, писательница (1864-1960 гг.), - 96лет.

А. А. ЯБЛОЧКИНА, актриса (1866-1964 гг.), — 98 лет.

БЕРТРАН РАССЕЛ, математик, философ (1872-1970 гг.), - 98лет.

СОМЕРСЕТ МОЭМ, писатель (1874-1965 гг.), — 91 год.

С. Т. КОНЕНКОВ, скульптор (1874-1971 гг.), — 97лет.

АЛЬБЕРТ ШВЕЙЦЕР, мыслитель, врач, музыкант (1875-1965 гг.),— 90 лет.

МАРТИРОС САРЬЯН, художник (1880-1972 гг.), — 92 года.

ПАБЛО ПИКАССО, художник (1881-1973 гг.), — 92 года.

Эти люди занимались активной творчес­кой деятельностью до конца своей долгой жизни.

В старости происходит насыщение внешней жизнью, но возможно погружение в более глубокие слои собственной души, осмысление и даже обновление внутренней жизни. Внешне старость ассоциируется с тишиной, но в ней есть внутреннее звуча­ние, и оно гармонично.

Душевная гармония старости — это очи­щение от аффекта, взвешенность мысли, глу­бина чувства. Если бы жизнь завершалась старостью-катастрофой, старостью-дегра­дацией, то она не имела бы смысла. Жизнь может и должна завершиться старостью-гармонией, старостью-мудростью, и для это­го стоит жить.

Литература

1. Абрамова Г.С. Возрастная психология. М.: Академия, 1997.

2. Александрова М.Д. Проблемы социальной и психологической геронтологии. Л.: Изд-во ЛГУ, 1974.

3. Альперович В. Социальная геронтология. Ростов-на-Дону: Феникс, 1997.

4. Ананьев Б.Г. Избранные психологические труды. В 2 т. М.: Педагогика, 1980. Т.1.

5. Ананьев Б.Г. Психология и проблемы человекознания. М. — Воронеж: МПСИ, 1996.

6. Анцыферова Л.И. Новые стадии поздней жизни: время теплой осени или суровой зимы? // Психологический журнал, 1994, т. 15, №3, с. 99 - 105.

7. Анцыферова Л.И. Поздний период жизни человека: типы старения и возможности поступательного старения личности. // Психологический журнал, 1996, т. 17, №6, с. 60 — 71.

8. Белоусов С.А. Духовная зрелость личности и отношение к смерти. // Психология зрелости и старения, 1998, №4, с. 47—64.

9. Биксон Т.К., Перло Л.Н., Рук К.С., Гудчайлдс Ж.Р. Жизнь старого и одинокого человека. // Лабиринты одиночества. М.: Прогресс, 1989, с. 512—551.

10. Болтенко В.В. Изменение личности у престарелых, проживающих в домах-интернатах. — Автореф. дисс. канд. психол. наук. М.: Изд-во МГУ, 1980.

11. Бурменская Г. В., Карабанова О. А., Лидере А.Г. Возрастно-психологическое консультирование. М.: Изд-во МГУ, 1990.

12. Вайзер Г.А. Смысл жизни и возраст. // Психолого-педагогические и философские ас-

пекты проблемы смысла жизни. М.: ПИРАО, 1997, с. 91—109.

13. Выготский Л.С. Избранные психологические исследования. М.: Изд-во АПН РСФСР, 1956. Т.2.

14. Выготский Л.С. Дефект и компенсация. Собр. соч. в 6 т. М.: Педагогика, 1983. Т. 5.

15. Выготский Л.С. Соб. соч. в 6 т. М.: Педагогика, 1984. Т. 1.

16. Выготский Л.С. Проблема возраста / Хрестоматия по детской психологии. М: ИПП, 1996, с. 4-20.

17. Гамезо М.В., Герасимова B. C., Горелова Г.Г., Орлова Л.М. Возрастная психология. М.: Издательский дом «Ноосфера», 1999.

18. Грановская P. M. Элементы практической психологии. СПб.: Свет, 1997.

19. Гроф С, Хэлифакс Д. Человек перед лицом смерти. М.: Изд-во Трансперсонального института, 1996.

20. Давыдовский И.В. Что значит стареть. М.: Знание, 1967.

21. Калиш Р. Пожилые люди и горе. // Психология зрелости и старения, 1997, №3, с. 38— 42.

22. Карсаевская Т.В. Этапы жизненного цикла человека. // Психология зрелости и старения, 1997, №3, с. 8-12.

23. Кларк М., Гэллатин Б. Одиночество в старости // Лабиринты одиночества. М.: Прогресс, с. 453—485.

24. Козлов А.А. Старость: социальная разобщенность или целостность? // Мир психологии, 1999, №2, с. 80-96.

25. Кочюнас Р. Основы психологического консультирования. М.: Академический проект, 1999.

26. Красальская Т.В., Шаталов А.Т. Философские проблемы геронтологии. М.: Наука, 1978.

27. Краснова О.В. Исследование идентификации пожилых людей. // Психология зрелос­ти и старения, 1997, №3, с. 68—84.

28. Краснова О.В. Социальная психология старения как основная составляющая социальной геронтологии. // Мир психологии, 1999, №2, с. 96-106.

29. Крайг Г. Психология развития. СПб: Питер, 2000.

30. Лабиринты одиночества. // Под ред. Н.Е. Покровского. М.: Прогресс, 1989.

31. Лаврин А.П. Что такое смерть. // Психология смерти и умирания. Минск: Харвест, 1998, с.135—181.

32. Леонтьев А.Н. Проблемы деятельности в психологии. // Вопросы философии, 1972, №9, с. 95—108.

33. Леонтьев А.Н. К теории развития психики ребенка. // Хрестоматия по детской психологии. М.: ИПП, 1996, с. 20—27.

34. Лидере А.Г. Возрастно-психологические особенности консультирования пожилых людей. // Психология зрелости и старения, 1998, №4, с. 13—22.

 

35. Материалы 1-й Международной конференции памяти А.Р. Лурия. // Психология зрелости и старения, 1997, №4, с. 115—116.

36. Медведев В.И. О проблеме адаптации. // Компоненты адаптационного процесса. Л.: Наука, 1984, с. 3-16.

37. Медведева Г.П. Роль психологической компетентности социального работника в организации социального обслуживания пожилых людей. // Мир психологии, 1999, №2, с. 164—168.

38. Медведева Г.П. Введение в социальную геронтологию. М.: МПСИ НПО «МОДЭК», 2000.

39. Милентьев А.С., Гасилин B. C., Гусев Е.И., Мартынов И.В., Рылова А.К. Гериатрические аспекты внутренних болезней. М.: Med: Net, 1996.

40. Молчанова О.Н. Специфика Я-концепции в

позднем возрасте и проблема психологичес­кого витаукта. // Мир психологии, 1999, №2, с. 133-141.

41. Моуди Р. Жизнь после жизни. // По ту сторону смерти. М., 1994, с. 70—76.

42. Пезешкиан Н. Психоматика и позитивная психотерапия. М.: Медицина, 1996.

43. Пепло Л.Н., Мицели М., Мораш Б. Одиночество и самооценка. // Лабиринты одиночества. М.: Прогресс, 1989, с. 169—191.

44. Пряжников Н.С. Личностное самоопределение в преклонном возрасте. // Мир психологии, 1999, №2, с.111-123.

 

45. Психология смерти и умирания. Минск: Харвест, 1998.

46. Психология человека от рождения до смерти / Под ред. А.Н. Реана. СПб: Прайм-Еврознак, 2001.

47. Психотерапевтическая энциклопедия / Под ред. Б.Д. Карвасарского. СПб: Питер, 1998.

48. Психотерапия / Под ред. Б.Д. Карвасарского. СПб: Питер, 2000.

49. Рощак К. Психологические особенности личности в пожилом возрасте. Автореф. дисс. канд. психол. наук, М., 1990.

50. Рук К.С., Пепло Л.Н. Перспектива помощи одиноким людям. // Лабиринты одиночества. М.: Прогресс, 1989, с. 512—551.

51. Слободчиков В.И., Исаев Е.И. Психология развития человека. М.: «Школьная пресса», 2000.

52. Смит Э. Д. Стареть можно красиво. М.: Кром- Пресс, 1995.

53. Старость. Справочник. Пер. с польского/ Под ред. Л.И. Петровской. М., 1966.

54. Уотсон Л. Ошибка Ромео. // Жизнь земная и последующая. М., 1991, с. 209—356.

55. Фельдштейн Д.И. Психология взросления. М.: МПСИ, «Флинта», 1999.

56. Франкл В. Человек в поисках смысла. М.: Прогресс, 1990.

57. Фролькис В.В. Системный подход, саморегуляция и механизмы старения. // Геронтология и гериатрия. Киев, 1985, с. 12—23.

58. Хамитов Н.В. Философия и психология пола. Киев: Ника-Центр, 2001.

59. Холодная М.А., Маньковский Н.Б., Бачин- ская Н.Ю., Лозовская Е.А., Демченко В.Н. Своеобразие уровневых, структурных и стилевых характеристик интеллекта в пожилом возрасте. // Психология зрелости и старения, 1998, №3, с.5—13.

60. Чудновский В.Э. Смысл жизни и судьба человека. // Психолого-педагогические и философские аспекты проблемы смысла жизни. М.: ПИРАО, 1997, с. 57-71.

61. Чудновский В.Э. К проблеме адекватности смысла жизни. // Мир психологии, 1992, №2, с. 74—80.

62. Чхартишвили Г.Ш. Писатель и самоубийство. М: Новое литературное обозрение, 1999.

63. Шахматов Н.Ф. Психическое старение. М.: Медицина, 1996.

64. Шахматов Н.Ф. Старение — время личного познания вечных вопросов и истинных ценностей. // Психология зрелости и старения, 1998, №2, с. 14 - 20.

65. Эриксон Э.Г. Детство и общество. СПб.: Ле- нато,1996.

66. Эйдемиллер Э.Г., Юстицкис В.В. Психология и психотерапия семьи. СПб.: Питер, 1999.

67. Яцемирская Р.С., Беленькая И.Г. Социальная геронтология. М.:Владос, 1999.

 

---

Дата добавления: 2019-09-13; просмотров: 67; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!