Пока Аляска спит или Проклятие Чёрного города

Путь в чистые небеса

Книга третья

Пролог

Я думал, что мы с отцом будем сидеть и разговаривать до самого рассвета, наслаждаясь каждой минутой после долгих лет расставания. Но папа уделил мне не больше часа. Он бросил все свои бумаги и посвятил меня в курс последних дел, как будто бы мы с ним не виделись всего неделю. Почти ничего обо мне, почти ничего о нём и совсем ничего о маме. Я даже не знал, жива ли она. Но папа был так спокоен и сдержан, что у меня шел мороз по коже. Может, всё дело в том, что мой отец - глава преступной группировки? Или я просто не мог привыкнуть, что нахожусь рядом с ним, будто бы он уже совсем чужой… В общем, точно не знаю почему, но я робел задавать вопросы. Куда проще мне было на них отвечать и слушать те редкие и умные вещи, что говорил отец.

А потом он рассказал мне правду. Всю правду о тех приключениях, в которые я и мои друзья окунулись с головой, и моя жизнь перевернулась. За час разговора у меня обрушилось больше стереотипов, чем за весь подростковый возраст. С фразы: «Ну, раз уж ты с нами, то слушай», - у меня открылись глаза на события, начавшиеся в Номе больше месяца назад. Это был совершенно иной взгляд на ситуацию, который расставил все точки над «i». Отец прошелся по верхам этой запутанной и мрачной истории, но этого было достаточно, чтобы, будто мой друг ***, полночи провести в раздумьях, не сомкнув глаз.

Я видел, что отец очень хотел поговорить со мной по-другому, но он просто не был готов к нашей встрече. Он нервно курил, выдыхая дым в чёрное окно, буквально вдолбленное в стену пещеры, и во мраке ему отвечал шум морского прибоя. Только в его ответах не было решений и подсказок, и, видимо, поэтому папа отправил меня на ночлег. Отцу нужно было подумать и решить, как быть дальше и что завтра делать, а мне - осознать происходящее и разложить всё по полочкам. На это у нас была целая ночь в холодной, но уютной пещере, которую каждый провёл в своей комнатушке наедине только с мыслями, что еще долго не давали уснуть.

***

Утром меня разбудил стук в дверь. Тяжело поднявшись с кровати, я нащупал фонарик, и маленькая комнатушка наполнилась холодным белым светом. Меня немного знобило, но я всё же подошел к двери и увидел перед собой очередного незнакомца.

- Вставай, отец вызывает, - вяло произнес он и ушел в небытие.

Я взглянул на часы. Шесть утра. На улице, небось, уже рассвело, не то что в моей комнатушке-пещерке, в которой поместились только моя кровать и маленький столик, на который я вывалил вчера часть своих вещей из рюкзака. Впрочем, пускай всё так и валяется. Кому всё это надо? Теперь уже точно не мне.

Я отправился в отцовский «кабинет». В него лился свет через то самое маленькое оконце в скалистой стене, но папы в комнате не было. Он находился на балконе, дверь на который была распахнута настежь. Я вышел к отцу, и глазам моим предстал чудесный пейзаж… ***, наверное, любовался бы им минут десять, ну а я смотрел только на папу.

***

Стил курил сигарету, облокотившись на самодельные перила балкона. Он был весь в раздумьях о сыне и обо всём, что стряслось. Его душа уносилась вслед за сигаретным пеплом и с ним же разбивалась о прибрежные скалы. Лететь отсюда ей было высоко, и от камней даже в воде ей не найти спасения. Как ни роняй – разобьется. Но и наверху душе мужчины не было покоя. Который день он стоит на этом самом балконе и смотрит вдаль, а всё без толку. Напротив него огромный полуостров с высоченной горой посередине. Справа – узкая коса, соединяющая полуостров с материком, а вокруг – только море, скалы да множество задач без ответов.

И вот, вопросов Стилу прибавилось, а он всё так же смотрит на волны и нервно курит, ища во всём этом спасение или хотя бы смысл. Но больше всего на свете он мечтал об искуплении. Только вот Стил считал, что у него нет права на такую роскошь. Всё, что было нужно для этого - вернуть себе последние пятнадцать лет жизни, чтобы провести их рядом с сыном. За другие грехи Стил готов был гореть в аду, но только этого он простить себе не мог. И не мог ничего поделать со своей судьбой, и оттого безысходность пожирала мужчину изо дня в день.

От всего этого Стил очень устал, но не искал покоя. За делами он забывался на время, но потом наступали длинные бессонные ночи, и всё начиналось сначала. Бремя совсем его придавило, а тут еще так всё завертелось… И сегодня на Стила вдруг набросили хомут, который он сам прятал от этого мира всю свою жизнь.

Стил был несчастен. Лишить себя общения с сыном ради его спасения было трудным решением, но сильный мужчина справился с ним. Он так и думал до этого самого дня. А сегодня ему очень хотелось плакать. Плакать оттого, что за эти пятнадцать лет его сын не подвергся той самой опасности, которую хотел предупредить его отец. Нет, ни в коем случае Стил не хотел зла своему сыну, да и нельзя сказать наверняка, что сея предосторожность оказалась напрасной, но тень сомнения в этом закралась у Стила в его мыслях.

Пятнадцать лет. Пятнадцать. Самые лучшие годы для ребенка, и самые интересные для его родителей пролетели у них врознь. С трех лет Газ остался без мамы и папы. Но было ли это ему во благо? Стоила ли игра свеч? Ответа не было ни у Стила, ни у моря, ни у их тандема. Зато была боль, которую уже ничем не унять. Стилу оставалось только нервно курить, сдерживаясь перед сыном, и решать, что делать дальше.

***

- Что привело тебя ко мне, сын? – спросил папа после очередной тугой затяжки. Курил он красиво, вдумчиво и брутально, преисполняясь неким вселенским спокойствием и умиротворением.

- Ты ведь позвал меня?

- Я тебя не звал, Газ. Не звал и тогда, в Номе. Не звал и потом. Только сегодня ты не оставил мне выбора… наконец-то, - отец улыбнулся и снова уставился на скалы, полуостров и высокие волны. – И вот ты пришел, сам. Будто сама Судьба позвала тебя сюда. А Судьба в нашей жизни она, знаешь, играет большую роль.

- Уж не думал, что ты фаталист, пап, - усмехнулся я.

- Ох уж этот юношеский максимализм! – вздохнул отец. – Всё воспринимаешь на полную, а если делаешь, то радикально… а еще зубоскалишь, м-м-м! – занес кулак папа у меня над головой. Я, было, прикрыл глаза и дернулся, но только еще больше рассмеялся, потому как уже чувствовал - отец меня не ударит. – А в нашем мире нет ничего однозначного, сына. Нет и не может быть. Есть только путь, и он кривее, чем дорога в горах… И всё же почему ты пришел ко мне?

Я растерялся. Отец задавал какой-то странный вопрос, ответ на который казался мне очевидным, но дать его я почему-то не решался.

- Вот видишь, здесь уже и ты со своим максимализмом не можешь дать однозначного ответа. А его и нет. Ответ этот многогранен, как и весь этот мир, как и мы с тобой. А пока что ты молод и горяч, и ты будешь делать всё куда бездумнее, чем кажется. Главное – не наворотить делов за всё это время, чтобы не пришлось потом исправлять их годами.

Отец сделал последнюю затяжку и отправил свой бычок в пепельницу. Он не стал кидать его в море, но почему – я не понимал. Я пока многого в нём не понимал.

- Когда-нибудь и твои радикальные стремления развеются, и ты поймешь, что нельзя просто сделать, как отрезать, и быть точно правым. Тогда ты, быть может, сможешь простить меня, Газ.

- Я не держу на тебя зла, отец, о чём ты!?

- Когда-нибудь сам поймешь… А пока – пойдем. Еще много чего впереди, ведь день только еще зачинается…

Глава 21

О снах и сказках

1.

***

Я снова в своём заброшенном доме. И как только я здесь оказался?! Меня нашли и принесли сюда? Или я всё-таки умер? И почему так темно и кружится голова?

Море вопросов и все без ответов, и только мне не привыкать. Я просто лежал на пыльном полу своей старой избушки и не мог понять, что со мной происходит. Только вот выжидать я почему-то не стал, а сразу поднялся и осмотрелся.

Ничего не поменялось с тех пор, как я был тут в последний раз. Разве что наши с Газом следы исчезли. И сколько я, выходит, тут пролежал? Ох, не важно. Чего уж решать – надо действовать, тем более я пока совсем не понимал, что происходит вокруг.

За окном стояла непроглядная темень, но в помещении, почему-то, было светло. Даже луна не заглядывала в окно в этот раз, как было в том самом сне, только я, отчего-то, всё вокруг видел. Не знаю, что дёрнуло меня, но я первым делом полез в свою прикроватную тумбочку. Снова.

И снова документы, бумаги. То, за чем все так гонялись. Но что же это – новая папка! Чёрная, будто покрытая лаком. А что же в ней?

Открыв папку с файлами, я увидел в ней фотографию Алу. С улыбкой на лице, с сумочкой в руках, она шла по городскому порту в солнечных очках и вся светилась от радости. Только кроме фотографии здесь было её досье. Странно. Я открыл следующий файл и там увидел досье и фотографию Андрея. Потом Коди. Потом Сабы, Динго, Кионы. Столько фотографий, и не только наших с ребятами. И, наконец, я остановился на своём фото. Я не помнил, чтобы фотографировался на этом месте. Видимо, кто-то проследил за мной и сфотографировал меня рядом с Фоксером в парке еще на первое сентября. И на этом фото прямо на моём пальто стояла красная печать «Убить».

И вдруг! Снова на моё плечо опустилась чья-то рука, но в этот раз я не проснулся. Это был Газ. Друг присел на корточки рядом со мной:

- Ну что, нашёл что-то? Давай, забирай, потом посмотришь, Балто просил поторопиться… чего ты так на меня уставился?

Всё было как тогда, когда мы с Газом пришли ко мне домой. Те же слова, то же место, только… смысл другой.

Я снова посмотрел на бумаги у себя в руках. В конце папки лежали те самые наши детские фотографии, которые я нашел спустя десять лет в прикроватной тумбочке. А после я решился-таки открыть те самые документы…

- А что это мы тут читаем? – поинтересовался голос Газа над самым моим ухом, прямо как тогда, на болоте. Я вздрогнул и тут же обернулся на друга. Вместо него там стоял Стил, держа пистолет у моего виска. Он не стал ничего говорить, а просто широко улыбнулся, так, что лицо его разрезал звериный оскал. А после прозвучал выстрел…

***

Чернота наполняла всё вокруг. Казалось, она пожирает пространство, и время от мглы потеряло свою текучесть. Оно просто остановилось, и часы навсегда решили бить двенадцать в моей голове. Каждую секунду удар раздавался в моих висках и разливался по всему колоколу. Скверно. От этого звона и боли я терял сознание снова. Неужели это от выстрела Стила? Может, меня оглушило, не убило? Что это со мной такое!?

Но это было еще не всё! Тут же раздались глухие удары бубна и звон колокольчиков. Среди них я слышал утробные песнопения народов севера, и всё это окончательно лишило меня рассудка.

- А-а-а-а! – закричал я от боли в висках и во всём теле. Я схватился за голову и в отчаянии выкрикнул: - Балто просил поторопиться…

Я будто надеялся, что это имя остановит тех, кто издевается надо мною, и повторил фразу за Газом, но тщетно. От боли мой разум совсем помутился, и я его потерял, толи крича, толи плача, толи еще на что-то надеясь.

***

Алу. Такая красивая, но грустная, она была озадачена чем-то, глядя, казалось, мне в самую душу. Я стоял на коленях перед ней, а она лишь присела передо мной. Мы глядели друг на друга, и мне так хотелось протянуть к ней руки, но что-то их удерживало. Вернее, кто-то. Я почувствовал цепкие пальцы у себя на запястьях, но какая мне была разница, чьи они! Моя любимая подруга смотрела прямо мне в глаза и будто теряла надежду, и от этого моя душа разрывалась на части. Алу не позвала меня, не окликнула, не заплакала. Она просто встала и пошла прочь от меня. Неужели я стал ей безразличен? Неужели она оставляет меня навсегда? Нет! Не может быть!

- Алу! Алу, стой! Не бросай меня! – я кричал изо всех сил, но их не было. Я оглянулся. Меня держали преступники, и я не мог вырваться из их мерзких лап. Цепкие пальцы негодяев сжимали мне горло, и я хрипел. Они держали мне руки, и я был обездвижен. Они давили мне на грудь, и мне нечем было дышать. – Алу! – на последнем выдохе смог выкрикнуть я, и вновь чернота. Только лишь силуэт моей уходящей подруги мигал у меня перед глазами на фоне беспроглядной мглы, что смыкалась вокруг меня… Опять темнота.

***

- Эная! Эная! Не Нанук, Кавак!

Низкий, чуть хриплый голос продолжал говорить что-то на непонятном мне языке.

- Ты здесь, наконец-то! Смотри, как он болен. Я нашел его в лесу…

Слова прорезывались сквозь боль в моей голове, но и она была не одна. Всё тело горело, а ноги и руки знобило. Болели мои боевые раны. Кости ломило.

Но что же это, глаза мои прозревают! Неужто я всё же могу их открыть, когда захочу?!

- Сейчас тебе! – произнёс в голове голос Газа, но через него, я уверен, говорил со мной Стил.

И да, глаза мои не прозрели. Я почувствовал, как приоткрыл их, но передо мною стояла одна пелена. Сквозь нее я увидел коричневый фон и мелькающий белый силуэт надо мной, но что это было? Бог ли, ангелы? Или я просто медленно погружаюсь в ад? Неясно, но точно куда-то погружаюсь…

***

На внутреннем дворе у дяди так ярко и тепло, но всё вверх дном. Все бегают, суетятся и готовятся к празднику, в том числе мои папа и мама. Такие веселые и жизнерадостные, они сидят в окружении всей семьи Балто, которая готовится угощать их вкусностями и интересными разговорами. Дакота настраивает гитары, девочки и миссис выносят еду к столу. Коди и Динго готовят шашлык, печеные яблоки, гренки, и всё, что только можно приготовить на углях. Родители мои тоже не теряются, за разговорами помогают дяде накрывать на стол.

И я здесь со всеми. Чувствую аромат жареного мяса и сосисок, ловлю на себе улыбчивые взгляды друзей, радуюсь вместе с ними.

- Ой! – это Саба с подносом пробегает мимо меня. Мы чуть не врезались, но подруга лишь подмигнула мне, улыбнулась своей харизматичной улыбкой и побежала дальше к столу.

- Эй, не стой как истукан! – скомандовал мне Дакота и протянул гитару. Я взял инструмент в руки. – Дай «Ми».

Наверное, я всё-таки умер. Если это не рай, то что же? Разве на земле еще может быть так хорошо? А ведь оно было так, когда я только приехал в городок на самом краю света. Всего-то полтора месяца прошло, а сколько всего случилось…

Да и какая теперь разница, ведь я уже здесь, со всеми, а значит, всё уже закончилось!

- Не закончилось! – произнёс в моей голове нежный, но низкий женский голос. Он был не то чтобы пожилым, но уже и не очень молодым. – Тебе еще столько всего предстоит, мой мальчик!

- Нет! Не хочу! – встал я, отложив гитару. Все вокруг обернулись на меня, и я стал объектом внимания друзей и родителей. – Не хочу никуда уходить!

- Тебя никто и не прогоняет! – неловко усмехнулся непонимающий Балто.

- Возвращайся к нам, дитя моё! – продолжал голос. Я осмотрелся, но никого не увидел, кроме моих друзей, что таращились на меня, как на сумасшедшего. – Туда ты еще успеешь…

- Но я не хочу возвращаться, постойте! – закричал я, наблюдая, как картинка перед глазами наполняется белым туманом.

- У тебя доброе сердце, здесь ты нужнее.

– Не-е-ет! – закричал я, опять оказавшись в глухой темноте. – Я снова всё потерял! Я и так уже всё потерял!

- А мы не хотим терять тебя, - прошептал мне на ухо голос, и я опять погрузился во тьму, провалившись в неё без оглядки.

2.

Я снова открыл глаза. Передо мной красовался деревянный потолок, на котором были натянуты веревки. На них висели разноцветные сухие травы, какие-то корешки и сушеные грибы. Но всё это мало волновало меня. Я прислушивался к своим ощущениям и понимал, что голова всё еще болит, но уже не так сильно. Она, скорее, была как чугунная, а еще жутко мокрая, и от этого холодного пота мне стало совсем неприятно.

 Совладав с собой, я зажмурился и попробовал повернуть голову влево. Подушка тоже была вся мокрая, и от поворота на ней по моей спине пробежался холодок. Меня всего перетряхнуло, но я снова открыл глаза и огляделся.

У моей кровати стоял небольшой столик на березовых ножках. Что на нём лежало – мне было не видно, зато чуть поодаль я разглядел большущую белёную печку. На ней было постелено, но никого ни наверху, ни в помещении не было. Только в дальнем углу висело множество шкурок мелкого пушного зверя, а больше ничто не привлекало моего внимания. Да и вообще, стоило ли его на чём-то заострять, когда ещё было не ясно, сон это, или уже нет. Ладно, будем ждать чего-нибудь необычного.

Однако прошло минут десять, а вокруг ничего не поменялось. Никогда не видел снов с такой скудной динамикой. Да и боль казалась естественной, и запах кислых щей и трав, и холод, который пробирал до костей. За это время я присмотрел много мелочей в доме. В первую очередь – большой ковёр, что висел на стене у моей правой руки, подсвечники и канделябр на тумбочке у печки, чугунок на загнетке и выход из дому, как раз у меня в ногах. Именно из-за этой двери в мою комнату лился яркий зеленоватый свет, и мне так сильно хотелось увидеть его поближе, что я позволил себе подняться.

Присев на мокрой от моего пота постели, я ощутил резкий прилив головной боли. Виски сжало невидимыми тисками, а в глазах всё поплыло и закружилось. Я притормозил. Старая кровать робко скрипнула подо мной, и после этого в комнате вновь воцарилась тишина. Только лишь ветер что-то качал и ударял во дворе, но я не спешил туда. Я хотел, но понял, что пока не могу. Слабость атаковала исподтишка, и жизненные приоритеты вмиг расставил инстинкт самосохранения.

Боль перешла из головы в пробитые ладонь, плечо и бок, а затем в вечно ноющие ноги. Эта боль была такой естественной, что на сон это всё уже совсем не похоже. Тогда где же я? И что с моими ранами?

Я посмотрел на свою ладонь. Она была наглухо перебинтована окровавленной белой тряпкой, впрочем, как и мой бок. Тугие повязки шли через раненное плечо и живот, но красными стали только в местах ранения. Мне так хотелось посмотреть, что там творится, но повязка была наложена слишком усердно, и я поберёг её в знак благодарности хозяину. Кстати, а кто это и где он?

Но хозяин так и не появился, даже когда я попытался окликнуть его. В ответ шумел только ветер снаружи, да стук калитки, что раскачивалась, похоже, где-то неподалёку.

Наконец, я собрал свои силы в кулак и пошёл к выходу. Ноги стали как каменные и отказывались идти, но я был настойчивее. Очень скоро я добрался до двери и вытолкнул её, буквально вывалившись с нею из дома.

В лицо мне ударил ярчайший белый свет, которым солнце напоило зеленую лужайку возле дома. Здесь было так красиво! Всё вокруг цвело и пахло, птицы пели свои серенады, а вокруг только глухой лес и неразлучное эхо. Я сделал недоверчивый и робкий шаг на зеленую траву. Босые ноги обдало холодной росой, отчего меня вновь зазнобило. Однако кроме нижнего белья, повязок и крестика на мне ничего не было. Разве что я увидел свои болотники, что в развернутом виде сушились на самодельной лавочке.

Участок перед домом казался небольшим. От выхода тянулась скромная тропинка к калитке, которая была настежь открыта и периодически ударялась о столб под порывами ветра. Крючок на деревянной двёрке звенел от удара и вновь улетал вслед за дверью. Именно он издавал те пронзительные звуки, от которых ещё больше стучало в голове. Забор был совсем небольшим, а дом, из которого я вышел, стоял на пригорке, поэтому я мог видеть, как за забором, далеко-далеко, расстилается зеленая лесная чаща. И ни намека на цивилизацию, как, впрочем, и на океан. Зелень была повсюду, разве что вдоль тропинки сидели разноцветные горные цветы. Даже сам забор был весь в повители, и вьюнки, порой, плелись прямо по гладко выкошенному придворному лугу.

Не встретив ничего живого, я отправился на задний двор, который уже, как раз-то, оказался солидным. Здесь я заприметил много всевозможных построек и грядок с различными овощами. Кроме них во дворе были кустарники с малиной и смородиной, яблони и различные хозяйственные безделушки. Моё белье сушилось на веревке здесь же, на заднем дворе, в компании окровавленных тряпок и полотенец. Видать, недаром так сильно болят мои пулевые ранения. Наверное, я всё-таки жив. Разве может быть мёртвым так больно? А ещё и так голодно. Придерживая рану пробитой рукой, я поскрёбся обратно к дому, сорвав по пути горсть черной смородины. Мне было стыдно перед хозяином, но я не мог удержать свою булимию. Очень уж кушать хотелось.

Однако мой путь до двери прошёл нелегко. Голову снова схватила боль, всё вокруг закружилось, и я, дойдя до порога, медленно съехал по косяку на пол. Что-то совсем закружило. Что-то…

3.

- Ох… - открыл я глаза и тут же схватился за голову. Она всё еще болела, перед глазами стоял белёсый туман, но я, кое-как проморгавшись, развеял пелену и огляделся.

Я опять лежал на той же кровати, только уже на сухой. Из-за двери теперь лился не свет, а чёрные мглистые волны в щелях между досками, отчего мне показалось, что сейчас меня снова окутает тьма, и я провалюсь в беспамятство. Но сон не наступал. Напротив – спать совсем не хотелось, да и как можно было уснуть, когда кто-то орудовал возле печки!

- Проснулся! – вскричал некто в меховой куртке, сшитой, похоже, из таких же шкурок, что висели в углу. – На месте будь!

Незнакомец чиркнул огнивом у соломы, что лежала на загнетке, и чепелой заправил яркий огонёк вместе с дровами в печь. Опосля он почти бегом выскочил из дому и вернулся уже с охапкой дров, вывалив её у печи. Осмотрев бегло комнату, незнакомец, видимо, решил, что выходить больше не придется. Он снял свою шубу и повесил у печи, представ передо мной в бежевом шерстяном свитере и широких серых штанах.

- Зря ты вставать, рано вставать! – погрозил он пальцем, объясняя мне, будто маленькому ребёнку. – Твой рана еще не зажил!

- Спасибо, - сказал я хриплым голосом и откашлялся.

Незнакомец улыбнулся мне и сел рядом на маленькую табуретку. Передо мной сидел толи алеут, толи эскимос, в общем – инуит, как они себя называли. Мужчина был уже преклонных лет, но выглядел он довольно бодро. Да и лицо его не было покрыто бросающимися в глаза морщинами, так что я дал бы ему лет шестьдесят навскидку. Мелкие, едва заметные чёрные усы и щетина проглядывались на широком лице мужчины, черты которого слабо были различимы в мелькающих и тусклых бликах огня.

- Твоя совсем бы замёрз, если б не шаман Кавак. – указал мужчина на себя. – Кавак твой стрелять услышал, тебя в лес нашел и домой приволочь. Как тебя звать? – продолжал говорить мужчина, выдерживая паузы, видимо, чтобы вспомнить слова.

- ***. Спасибо большое, Кавак.

- О, ***, не я тебя лечить. Снег лечить. Без него ты бы не выжить. Только его нет здесь теперь.

Странные вещи говорил мне Кавак, но я толерантно отнёсся к его незнанию языка и просто одобрительно кивал в ответ, ничего не понимая. Какой снег? Ну, прошёл он тут, и чего? Хотя я, если честно, думал, что это были мои галлюцинации. Впрочем, ладно.

- А как давно был снег? – спросил я.

- А, так пару дней назад, как ты в лесу лежать.

- Что? – удивился я. – Я провалялся здесь два дня?

- Три. Бред у *** сильный был. Крепкий был, не отпускал. Мы думать, что *** умереть пару раз, но он жить. Ему теперь лежать надо, чтобы жар не пошел.

- Ох, Господи! – в сердцах выдохнул я и, закрыв лицо руками, погрузился в свои мысли.

Я выжил – это хорошо. Это замечательно! Только я потерял уйму времени и сил. Я и сам чувствую, что не могу ни вставать, ни ходить, ни, тем более, бегать по лесам в одиночестве. Жуть-то какая! И как мне спасать Газа, как помогать Алу и Балто, если я и сам себе не могу помочь?! Скверно.

- Снег сказал, твой рука во всём виной, - заметил эскимос и указал на мою пробитую ладонь. – От него жар идить, от него кровь заболеть, *** с духами говорить и чуть с ними не остаться. А еще вона чё – указал Кавак на мой пробитый живот и плечо. – Больно тебе, и силы на это много потратил. Чуть не ушел от нас совсем.

- А что с животом у меня там? – поинтересовался я.

- Эмм… - Кавак задумался и не смог подобрать слов. Вместо этого он показал мне палец и, засвистев, изобразил, как он летит к животу.

- Пуля?

- О, свинец, вспомнил! – обрадовался шаман и, проигнорировав моё уточнение, продолжил. – Свинец вот так вот лететь, - показал Кавак, как его палец, ну, то есть пуля, вскользь коснулась его ладони, то бишь моего живота.

- Понял. Пуля вскользь прошла?

- Да. Она живот не совсем пробить, внутрянку не задевать, но две дырка всё равно быть. А Снег их зашивать и лечить. Только Снег их умеет.

Теперь я совсем запутался. Выходит, Снег – это кто-то одушевленный?

- А вот с плечом хуже было, - покачал головой эскимос. – Свинец внутрь застрял, я ты держал, а Снег его вынимал. Вот. Потом опять шил. Сидел с *** целый день и ночь, смотрел, как ты жить, дышать, говорить. Потом сказал, когда повязка тебе менять, и ушёл.

- А когда Снег теперь придёт? – полюбопытствовал я.

- Не скоро. Снег на север пошёл, надолго совсем. Но это Снег тебя спасать. Он так лечить умеет, как шаман не знает. Он ножом по-особому резать, и рука, и живот, и плечо твой шить потом. А уж в травах понимать и как жар лечить - шаман и сам знает, Кавак тут справится вместе со Снег.

- Эх, ясно, но Вам тоже спасибо, Кавак. Не знаю, чем я могу Вас отблагодарить даже.

- У, тугныгак! Все вы такой, и ваш народ такой! Нельзя ничего за спасать предлагать! Спасать цена не имеет, жизнь цена не имеет! А ваш народ всему цена давать! Глупый вы!

Да и нечего мне было предложить шаману, чего уж греха таить. Да и прав он был. Жизнь – она ведь вообще бесценная штука, и сейчас, побывав на волосок от смерти, ко мне ещё больше приходит осознание этого.

Интересно всё это, загадочно. Да и спасение моё загадочным вышло, и Снег этот… Жаль только, что я не мог поблагодарить таинственного незнакомца или незнакомку. У шамана и так каша во рту, да он еще и язык наш плохо знает, так что про Снег я совсем ничего не понял. Впрочем, пускай. Главное, что всё хорошо закончилось.

4.

Около получаса я просто лежал и смотрел в потолок, пока шаман разогревал ужин. Когда я пытался с ним заговорить, он быстро терялся, потому как подбирать слова и одновременно орудовать у плиты, видимо, казалось ему сложным. Однако вскоре ужин был готов, и я позволил себе дойти до стола.

Меня уже совсем не качало, и голова почти не болела. Я чувствовал только сильную слабость и боль в своих ранах. Бок прожигало огнём при каждом движении. Я сел за стол и так и остался сидеть, согнувшись вправо, на сторону раны. Рука так и вовсе была не моя. Она дёргала, пульсировала и была вся распухшая. Про боль я и вовсе молчу. Как они меня тут «оперировали» без анестезии и антибиотиков и не убили – история вообще умалчивает. Хотя какие там операции – шаман сказал, что органы не задеты. Перитонит я, вроде как, не получил, значит, видать, мне просто промыли раны и наложили швы. Разве что пуля застряла в плече, вот где напасть. Но и с этим, говорят, они справились. А там кто уж их знает. Главное – жив остался.

- Ты быстро не ешь, - остерёг меня шаман и поставил передо мной полтарелки кислых щей. – Ты давно уже не ешь, больно будет, животу тяжело.

Я отхлебнул постных, но всё-таки щей, и в животе заурчало на весь дом.

- Прости, суп совсем не на чем варить. Весь день охота ходил – ничего не нашёл! – развёл руками Кавак и, улыбаясь, начал смотреть, как я ем. Он даже не притронулся к своей тарелке, всё смотрел за мной, а я не мог остановиться. Щи были такие ароматные, горячие, да ещё и с голодухи… Я разве что, старался не есть на обгон, чтобы не показаться невежливым, да не угробить себе пищеварение. Но сдерживаться, признаться, было сложно.

- Спасибо большое, Кавак. Без вас бы мне совсем пришлось туго.

- Ничего, ***. Мне в лесу торопиться некуда, время ты мой не много отнять, - начал шаман хлебать у себя из тарелки. – Главное – чтобы твоя поправлялся. Извини, что полтарелка налить. Не надо тебе сейчас много. Тем более, вона, три часа ночь твой часы кажут, - кивнул на край стола шаман. И действительно – там лежали мои часы, патроны и… револьвер. Кавак поймал мой взгляд на оружии и сказал: - Только не говори, что себя стрелять хотел. Себя нельзя стрелять. Наши духи не любить это, и ваш Бог не разрешать тоже. Слабый себя только убивать, а ты - вона какой сильный!

- Да уж, - кивнул я на свои повязки. – Сильный!

Мы посмеялись, и я ушел от ответа. А ведь и вправду, чего я хотел в ту ночь? Умереть? Или я просто жалел себя, ища сострадания? Сопереживать мне было некому, так, может… Ай, да какая теперь разница!

Повисло молчание, но оно ни сколь не напрягало. Напротив – Всё вокруг казалось успокаивающим и тихим. Даже калитку, похоже, хозяин закрыл, и она больше не колыхалась на ветру. Да и ветра, судя по всему, на улице не было. Всё успокоилось и ушло на ночлег, а в доме было просто тепло от жаркой печи, и от этого очень уютно и душевно. Давно я не ночевал под крышей, с горячими харчами, одеялом, и, самое главное, с приятными людьми. А без этого никакая атмосфера не бывает доброй. И уж она-то сегодня располагала к себе, прямо как дома у моего дяди… Только собираться нужно при других обстоятельствах, да и боль не давала мне покоя.

- Ладно, ***. Я спать идти. Завтра утром тебя разбудить – ты всё мне и рассказать. А пока – отдых нужен. Сил набираться надо.

- Спасибо за ужин, - поблагодарил я хозяина дома и вновь приготовился ко сну. Благо, что от супа меня разморило, и спать опять захотелось. А то кто его знает, когда мне ещё предвидится так отдохнуть.

5.

На рассвете я и папа собрались в путь. Ночь для меня оказалась бессонной от боли в пробитой руке и дурных мыслей, поэтому утром я чувствовала себя разбитой. Когда заболело вывихнутое плечо, мне захотелось уже выть от отчаяния, но я сдерживалась при папе как могла. А путь был не близкий.

Как назло, кругом был один только лес, и ничего интересного, кроме разного цвета, формы и размера грибов не было. Да и папа молчал всю дорогу. Он наоборот, будто бы любовался всем этим, шёл улыбчивый и оптимистичный. Даже заря поднималась солнечная, как лицо папы. От этого, вроде как, становилось тепло на душе, спокойнее, да и на улице было жарко, но моя боль снова и снова вырывала меня в реальность насущной картины.

Но я должна была терпеть не для того, чтобы помнить. Помнить мне не хотелось, я желала наоборот – забыться и топать, пока события вновь не прижмут за хвост. Мне нужно было доказать папе, что я не буду обузой, что я уже не ребёнок. Он должен понимать, что мой выбор, мои решения тоже имеют место в нашей судьбе. Папа такой же упрямый, как и я, и чтобы его в чём-то убедить – нужно стараться, и не один раз. Поэтому я кряхтела, щурилась от боли, пока папа не видит, но молчала в трубочку.

Наконец, на поляне папа остановился, порылся в рюкзаке и сказал:

- Хватит мучиться, съешь таблетку, - протянул мне отец анальгетик. Я повиновалась, и, запив таблетку освежающей холодной водой, опять пошла следом за Балто. Не я первая, не я последняя. Под его предводительством даже почётно ходить, но так думали горожане Нома. Для меня же это был родной папа, и мне всё равно на его взгляды, на его подвиги и достижения, характер и всё то, за что хвалят тебя незнакомцы. Я любила его таким, какой он есть, и сегодня я, наконец, прониклась отцовскими тайнами, чем-то сокровенным и значимым для него. Не это ли доказывает, что его отношение ко мне изменилось? Неужели я в его глазах всё-таки стала взрослой? Да какая я взрослая, если терпела пару часов и не просила таблетки. Хах, вот это ребячество…

6.

Утром я проснулся около шести от какого-то шума. Это Кавак орудовал у печки и громко звенел кастрюлями, видать, с непривычки, что у него гости. Но я на него не сердился. Всё равно мой сон был очень чуток и тревожен, что неудивительно после трёх дней отключки. Однако виду я не подавал и смирно лежал в постели. Я только сейчас решил подумать о сложившейся ситуации.

С одной стороны, этот человек и некто с ним спасли меня. А с другой… Незнакомец ушёл куда-то в неизвестном направлении, зная, что я здесь в лежачем состоянии. Шаман и вовсе мог остаться «приглядывать» за мной, чтобы я не улизнул. Работают ли они на Стила – тут уж как знать. Здесь много кто на него работает. И что мне теперь делать? Довериться и молиться, чтобы этот или эта «Снег» не привёл сюда нужных людей, которые захотят закончить своё дело? Или же рвать когти отсюда, пока я хоть как-то могу передвигать ноги? Не знаю. В любом случае, всё решит наша с шаманом беседа, только вот чем мне с ним поделиться, а чем нет? О чем рассказать, а о чём и… приврать от греха. Приврать от греха, хм, забавно звучит.

- А, ***, уже проснулся! – заметил шаман.

- Доброго утречка, - ответил я.

- Как спал? Как твой болезни?

- Ничего, по-тихому, - привычно ответил я, но, заметив на лице шамана вопрос, пояснил: - Всё хорошо. Лучше.

- Нет, просто я помнить, как этот фраза другой человек любить говорить. На тебя очень похож. Отец твой?

- Не знаю. Но он тоже жил здесь какое-то время, - ответил я, заинтересовавшись.

- Точно отец твой быть. Да. Лет пятнадцать назад. Шаман Кавак с ним ходить, даже у него учиться много чему. Он вместе с Балто всегда приходить.

Я аж обомлел. Ну точно – папа!

- С ними еще пёс иногда быть. Чёрный, белый.

- Чёрно-белый? – спросил я, думая на Стила. Хотя с чего бы это вдруг…

- Да. Но давно это случаться, давно совсем. Не помнить я как звать их. Только Балто помнить, и то, потому что он…

- Не Стилом пса звали? – решил спросить я напрямую.

- Не, Стил – злой, говорят. Стил здесь страх на всех наводить. Все его боятся, что он их кров и еда заберет. А тот не должен был быть, не. Тот, вроде, добрый был.

- Спасибо, - задумался я и спросил про имя отца у шамана.

- Да, точно! Он быль. Он быть вместе с Балто и пёс у Кавак. А ты, слушай, а ты местный, местных знаешь, а что, Стил тебя не наказать? Ты платить деньги Стил? Или это он тебя так?

Шаман ставил вопрос ребром и ждал прямого ответа. Только вот… ну не верилось мне, что он врет и темнит. Слишком уж он открыт душой. Думаю, если бы он работал на Стила – я бы заметил.

- Не он, его люди. А откуда Вы знаете про Стила?

- Э-э-э, я хоть и в глуши сидеть, а народ знать. Раз в месяц в народ ходить, там друзей знать, много слышать. Только не видеть я Стил совсем. Может и видеть когда – не думал.

Имя Стил, видимо, было у него на слуху, только в глаза его никто не видел. Немудрено. Хотя я очень сомневаюсь, что все, кто на Стила работает, знают имя своего босса. А шаман раз в месяц появляется в какой-то деревеньке – и на тебе. Хм, странно…

- А чего ты так далеко пошел в лес? Что случилось? Откуда идти?

- Иду я из Нома, хочу помочь своим друзьям…

- Из Нома?! – удивился эскимос. – Очень далеко ты ходить! И Балто там жить, в Ном.

- Знаю, - замялся я, но, отбросив последние сомнения, решился: - Я ему и помогаю. Я его крестник.

- Она как! – ахнул шаман. – А что такой «крестник»? А, ладно, - отмахнулся шаман. – Скажи лучше, а Балто в беде?

- Не знаю, - с грустью ответил я. – Он со своей дочкой отправился во всём разобраться. Но я точно знаю, что один мой друг в беде. Мы с ним начинали этот путь, но его поймали.

- Да-а-а, дела…

Повисло молчание.

- А как далеко мы сейчас от того места, где Вы меня нашли? Как мне лучше продолжить путь на север?

- А я не сказать тебе сегодня! – взмахнул рукой Кавак - Ты побежать сейчас же, по глазам видеть! А тебе лежать надо, еще сегодня точно, так Снег сказал. Я Снег всегда слушать.

Я вздохнул и расстроился. Хотя с другой стороны я понимал, что шаман прав. Не дойду я такой. Отлежаться надо. Только сколько лежать, неделю, две? Так можно надолго тут застрять, а у меня совершенно нет времени. Ладно, буду смотреть по обстоятельствам.

- Давай теперь отвар пей. Снег сказал, он лучше тебе делать. После твой повязка поменяем. А потом я охота в лес ходить. Там дела. Хозяином за меня будешь.

7.

За весь день пути мы не повстречали ни одной речушки, ни одного озерца или высокого пика. Ничего, кроме сплошного леса и редких полянок. И только отец знал, куда идти. В густом лесу, без ориентиров и даже без компаса, папа находил верный для него путь, и я шла следом, повинуясь. Он будто бы знал этот лес, будто бы был тут только вчера, хотя наверняка я сказать не могла. Кто знает, какие у папы ещё есть секреты. Но я бы на его месте хоть раз бы достала компас, чтобы свериться с точностью маршрута. Разве что нынче было довольно солнечно, и папа мог ориентироваться по светилу. А, впрочем, не важно. Куда больше меня сегодня беспокоили мои боевые раны и неудобно подвешенная вывихнутая рука, из-за которой у меня возникала куча проблем. Однако и проблемы эти были довольно житейские, поэтому от них оставалось, скорее, одно название. Ведь, как говорит папа, всегда есть, куда хуже.

За время нашего путешествия мы сделали только один привал. Дорога была ровной и беспрепятственной, поэтому мы шли довольно быстро и не уставали. Однако и для болтавни не было времени и тем. Разговоры почти не шли, как это часто бывает в лесу, и мы просто шагали в надежде прибыть на место уже сегодня. Так оно и вышло.

Уже стемнело, и даже сумерки начали покидать этот лес, превращаясь в черноту, но отец упрямо шёл вперёд.

- Пап, уже ничего не видно, может, лучше заночевать здесь?

- Не волнуйся, осталось не больше километра.

- Ты уверен? Так ведь можно совсем заблудиться.

- Ох… вся в мать, - устало выдохнул папа и звучно перепрыгнул через большое бревно. Я томно перевалилась через него со своей зафиксированной рукой, и говорить мне больше ничего не хотелось. – Скоро на поле выйдем.

И верно – поле было совсем недалеко. Просвет будто бы искрился последними солнечными лучами, и когда мы вышли из леса – сразу стало ясно, что ещё не так уж и поздно. Да и папа оказался прав в своих расчетах.

А вокруг-то какая красота! Поле это было гладко выкошено и прибрано. То тут, то там стояли копны с ровно уложенным сеном. Поле уходило по левую руку, сливаясь там с остатками заката, и по правую, подходя, судя по отблескам, к самой речке. В последних багрово-синих лучах ещё пестрела крупная роса, но и её блеск уже переманивала луна, которая как раз вышла из облаков. И всё это в вечернем птичьем распеве казалось волшебным.

Поле подковой окружало небольшой клочок леса как раз напротив. Он был довольно большой, а деревья в нём высокие, но редкие. И средь этого скромного лесочка виднелись крыши каких-то построек.

Отец глубоко-глубоко вздохнул. Он почуял запах свежескошенных трав и речки, прелость леса и хвои, влажность тумана, но этого было мало. Он учуял запахи родного дома.

- Ну, вот мы и добрались, - загадочно произнёс папа и, улыбнувшись, шагнул вперёд в сторону просеки.

8.

Весь оставшийся день я провёл в одиночестве. Кавак ушёл на свой промысел, а я, разве что, осилил сбор смородины у него во дворе и растопку печки к ужину. Несмотря на слабость, я не мог просто лежать и смотреть в потолок. Мне всегда нужно что-либо делать, но, честно признаться, даже сидя под кустом на табуретке, я испытывал постоянные боль и дискомфорт в своих ранах и в организме в целом. Одно я чувствовал – силы потихоньку приходят ко мне, и скоро прежний *** должен вновь выйти на тропу войны со Стилом.

К вечеру я уже свободно ходил по двору, попивая приготовленный мне отвар, и не чувствовал серьёзных препятствий. Но и работа, которую я себе придумал, была не сложной. Я сидел и перебирал смородину под свечами, готовил параллельно ужин и ждал хозяина. Только вот шаман всё не приходил домой, и я начал придумывать себе в голове дурные мысли. А с ними, как известно, приходят и плохие воспоминания.

Прокручивая в голове все события, начиная от драки в Номе и заканчивая сегодняшним днём, я пытался найти разгадки, но понимал, что еще больше запутываюсь. И волнуюсь. Жизнь и так уже дала мне очень много шансов отступить, а я вот упёрся как баран и лезу на рожон. Страшно всё это, всё то, что со мной происходит, а я и дальше ползу по следам каких-то теней из прошлого. Зачем… Для чего я бегу вперёд, как оглашенный, и только еще больше подливаю масла в огонь… Так чего же я жду? Вернулся в Ном, поехал домой и дело с концом! И никаких рисков, только вот как я могу вернуться?! Разве что с друзьями и дядей, не иначе! А кто во всём этом виноват? Я, оказавшись последним «предателем» для Алу? Она сама, из-за того, что не справилась с нервами и побежала искать ответы? Балто, что не уследил за ситуацией и упустил что-то много лет назад? Или всё это из-за Стила, который безжалостно выдернул нас с ребятами из беспечной молодой жизни? Наверное, только теперь я пришёл к выводу, что хороши все. Наверное, всем нам и придется отвечать. Мне так уже пришлось, а что на счёт Стила? Ох, лишь бы с Алу и Балто всё было в порядке. Уж кто-кто, а Алу, наверное, меньше всех из нас заслуживает наказания. Она просто искала ответы. Оставшись совсем одна, Алу решилась на отчаянный поступок, а я не оказался с ней рядом. Это было ужасно. Но… откуда же я знал, что она задумала? И всё же… Хм, даже сейчас, понимая, что я вру сам себе, я всё равно стараюсь найти для Алу и себя оправдание. А ведь именно мы с ней заигрались. Как оказалось, в опасные игры. Но чего уж теперь… А теперь мы уже нашли ответы, только залезли слишком далеко, и нам всё мало. И ничем хорошим, как мне кажется, всё это не кончится. Это тебе, хех, не смородина. Разве что и тут ягод много и все разные, и уж если испорченных наберется побольше, то и всему варенью придёт конец.

Я как раз закончил перебирать смородину, как вернулся Кавак. Он был уставший, но с добычей – за плечами его болталась парочка зайцев. Увидав меня за работой и горячими чугунами, эскимос обрадовался и с облегчением выдохнул, приземлившись около стола:

- Зачем делал за меня работа мой?

- Так и Вам легче, и мне хоть занятие.

- Спасибо тебе, ***. Пойду умываться и будем твой повязки менять.

Кавак отнёс трофей в сарай, а потом ушёл за печь к рукомойнику, а я разложил похлебку с зайчатиной по тарелкам, чтобы остывала. Я нарезал самодельного хлеба и почистил пару головок красного лука, и теперь оставалось только дождаться, когда суп остынет.

Как раз это время можно уделить перевязкам. Кавак помог мне снять повязки с живота и плеча, и я, наконец, хорошенько осмотрел свои раны. На животе лежало несколько швов, спереди и сзади. Кожа над ними была воспалена и отёчна, отчего она побагровела. Но и кровь, которая уже не так сильно сочилась сквозь белые ткани, добавляла ей красноты. Плечо же казалось страшнее. Несмотря на то, что стреляли сзади, разрез был заметен даже спереди. Видно было, что плечо раскурочили инструментами, и кровоточило оно, к тому же, сильнее. И швов на нём было больше, и они выглядели грубее, так что шрам останется явно брутальный. Ладонь я раскручивал сам. Эти мероприятия были болезненны, но с рукой – особенно. Рана всё еще была гнойной. Повязка на ладони знатно протекала, и гной с кровью раскрашивали белые тряпки в грязный противный цвет. Ладонь всю дёргало, пробирая до самого локтя, однако зловонного запаха, к счастью, пока не наблюдалось. Но всё равно теперь я понимал, почему таинственный друг шамана сразу сказал, что всё дело в пробитой ладони.

Кавак объясни мне, как я сам могу справиться с перевязками, и показал, какие травы нужно брать для отвара и растирок. Он дал мне скромный букетик про запас, и мы, закончив с повязками, уселись есть.

- Ох, вкусно! – заметил Кавак, когда мы помыли руки и сели за стол.

- Спасибо, - мне было лестно слышать это от бывалого лесного жителя. Всё же я редко готовил еду в печи.

- Твои рана уже лучше. Хорошо Снег тебе сделать, однако!

- Знал бы я, кто это, и как мне его отблагодарить.

- Ну, глядишь, еще встретитесь. Тем более твоя, видно, опять на север пойдёт.

- Да, пойду. Можете показать мне по карте, где мы сейчас?

Кавак как-то недоверчиво на меня поглядел и ушёл от ответа:

- Потом так дорога показать. Кавак пешком направить. Но до мертвых только пойдём.

- До мертвых?

- Да. И мой покойный жена там тоже спать с духами. Их идолы оберегать, темно там живым ходить.

- Звучит жутко.

- Не знать как есть. Туда дойдем, и ты потом в обход иди. Нельзя там мертвых тревожить. Они злиться, и духи злиться.

- Хорошо, завтра и покажете.

- Как завтра?! – удивился Кавак. – *** уже идти?

- Да. Я и без того много времени потерял. Да и сколько я у вас на шее-то сидеть могу.

- За это, за это не переживайть. Кавак не трудно, Кавак весело с кем-то. Он тут совсем один остался, как жена его погиб.

- Ох, мои соболезнования… Что случилось?

- Убили его, жена мой.

- Как?! Кто?! – аж опешил я. Только шаман нахмурился и приказал мне ложиться спать.

Я не стал навязываться с вопросами к бедняге шаману, попил своего отвару и отправился на боковую. Ничего, идти-то я уж точно могу, а там как-нибудь дойду куда мне надо. А куда мне надо? А я и сам уже не знаю. Главное – дойти.

9.

Мы с папой перешли поле и вошли в лесок напротив. Кругом были тропинки и какие-то постройки. В сараях стояла скотина, о чём говорили блеяние, мычание и прочие звуки. Кругом всё было ухожено, однако то тут, то там лежали какие-то инструменты, вилы, грабли, косы, непонятные мне механизмы. С каждым шагом мне всё громче слышалось бурление воды, но ночь скрывала от меня его источники. Луна спрятолась, и пришлось топать совсем на ощупь, пока, наконец, мы не вышли к реке. Вода в ней еле-еле блестела и журчала от биения о дерево. Она упиралась в плотину, у которой, я не поверила своим глазам, была воздвигнута небольшая, но всё-таки мельница! Удивительно красиво! Высотой метра четыре, колесо водяной мельницы стояло у самого берега, а у него, конечно, была и пристройка, в которой мололи муку. Но мы пошли дальше.

С каждым шагом отец преисполнялся ностальгическим чувством, а я – восторгом и удивлением. Неужели папа посмел от нас всё это скрывать? И как такое возможно? И… почему?

Но ответы, как мне казалось, были так близко, что я вся затрепетала от волнения. Каждая новая секунда приближала меня к открытию тайн, и я топала за папой, стараясь лишь сдержаться и не обогнать его. А отец… Он светился таким искренним счастьем, которого, как мне казалось, я не видела у него никогда. Разве только рядом с мамой, когда он по молодости ездил по командировкам и приезжал домой после долгого отсутствия. Но тут было совсем другое, еще более живое и трепетное. Что-то… родное.

Наконец, перед нами возник огромный дом. В темноте я не могла рассмотреть его, но сейчас это было не важно. Куда важнее то, что он скрывал в себе.

Мы с папой поднялись на широкую террасу по высокому крыльцу. Под нами предательски заскрипели половицы, но отца это не смутило, особенно когда он увидел маленький огонёк в одном из окон. Остановившись у двери, папа вдохнул запах родного дома и, занеся кулак, будто бы передумал. Он на секунду задумался о чём-то, лучезарнейше улыбаясь, и только потом постучал.

Послышались шаги. За дверью возникло небольшое свечение, которое просачивалось сквозь щели на террасу. Казалось, что свет этот заперли в клетке, а отец пришел освободить его и насладиться этими жизнерадостными лучами. Никто даже не поинтересовался, кто идёт. Дверь просто отворилась, и в блеске туманных плясок свечи показался силуэт.

- Балто? – произнёс женский голос.

- Грейс! – воскликнул папа, и две родные души слились в счастливом плаче и объятьях. И пускай я не знала, кто это, но я и сама была растрогана радостью папы, будто бы весь наш долгий и трудный путь был сведен к этой тихой, но радостной ночи.

10.

Утром мы с Каваком решили выдвигаться, но не сразу на мой маршрут, а на болото, где рос цветок, который мог помочь мне подлечиться. Шаман угостил меня вяленым мясом, отдав большущий кусок мне с собой в дорогу. Я забрал подаренные сушёные травы и грибы, получил указание продолжать пить отвар из них и провёл себе перевязки. Самому делать их оказалось неловко, но вполне возможно, да и в придачу к моим бинтам инуит одолжил мне тряпок из своих запасов. Благо еще, что я взял с собой много антисептика, а вот с антибиотиками была беда. Я лишь надеялся, что в этом отваре, быть может, будет чего полезного для моего восстановления. Впрочем, а на что мне ещё было надеяться?

Наконец, мы двинулись в путь. Эскимос не замолкал ни на минуту, и акцент его от этого становился совсем неразборчивым. Оно и понятно – Кавак снова останется в одиночестве на долгие недели. Однако полезного в наших разговорах было мало. Мы говорили обо всём, что попадалось нам на глаза, а значит, о природе. Так мы прошли километров десять, пока не дошли до заветной заболоченной полянки.

- Такой вот цветок ищи, - показал мне шаман красный пятилистник. Я таких цветков никогда не видел, а уж тем более не знал его названия. – С корень вынай его, корень чистить от грязь и мне давай.

Побродив по болоту с полчаса, мы добыли достаточно корня. Ходить тут было хорошо, не топко, и выше колена я ни разу не провалился. Разве что цветок этот разглядеть было трудно. Поэтому пришлось постараться.

- Молодец, ***, - сказал мне Кавак, когда я вышел к нему на сухую землю с целым пучком растений. – Смотри, вот так нужно, - показал мне шаман, как правильно обрезать корень. – Когда совсем будет болеть рана, надрезай, сок наливай и пей. Только с крышку на твой бутылка, - указал Кавак на мою поясную флягу. – Не можно больше, совсем нет. Боль пройдёт, легче станет. Но часто не пей – плохо.

- Понял, спасибо! – поблагодарил я шамана и мы двинулись дальше.

- А теперь к мёртвый пойдем. Говорить я с ними не буду, ты сам мимо пойти. Не громко пойти, назад не глядеть, с духами не говорить. Ты не умеешь говорить с мёртвый.

- А что это за место, куда мы идём?

- У нас здесь живут мёртвый. Как кладбище ваший, только у нас не хоронить, у нас мёртвый наоборот – ближе к небу лежит.

- Интересно. А как это? – любознательно спросил я.

- Сам увидеть мёртвый. Не боишься их?

- Не особо… вроде.

- Боишься – сразу умереть с мёртвый. Много инуиты, алеуты так находить с ними.

Мне стало совсем не по себе, однако я понимал, что всё это байки, чтобы никто не разворовывал эскимосские кладбища. Только вот затронутая тема отчего-то не давала мне покоя.

- А… Что случилось с Вашей женой, Кавак? – наверное, бестактно спросил я, однако моё привычное любопытство не давало мне покоя.

Шаман помолчал, помолчал немного, но всё же раскололся, тем более путь был ещё не близкий.

- Давно это был. Мой жена хороший был, и мой друга тоже добрый был, вот. Друг мой любить Ила, как и я любить, пока мы не муж и жена стать с Ила. Друг Нанук сказать мне, что очень любить Ила, а я любить и Нанук и Ила. Я сказать, что Пусть Ила выбирает, кто ей муж – Нанук или Кавак. Она я выбрал. И Нанук тогда её убить.

- Ужас какой, - удивился я. – Но почему?

- Настоящий инуит даёт свой жена другу, чтобы тот с ним жить, помогать, делать дети и их растить, - пояснил мне удивительные вещи Кавак. – Когда чей-то жена носить дети, болеть, ухаживать за тем, кто болеть, другой инуит может отпустить свой жена с ним. У нас принято так, мои родители жить так, мои братья так жить. Но ваш народ был очень близок Нанук. Его мать не инуит. Даже Кавак осесть и жить в свой постоянный дом, как вы. А Нанук – совсем как вы жить. Как вы расти и учиться, так же мир видеть. Поэтому, когда Ила меня в муж выбрать, ничто не утешить Нанук.

- Но как можно оправдать убийство? – недоумевал я. – И у нас, и, наверное, у вас оно ужасно! Так почему же Нанук так поступил?

- Нанук сказать, чтобы дружба наш не ломать. А там Кавак не знает. Может Нанук завидовать, может злиться. А может и правда говорить. Но я не простить Нанук. Он дружба наш разрушил страшно. Он сломал жизнь Ила и Кавак. Он пойти против наши обычаи. А сейчас…

- Что? – хотел я узнать побыстрее.

- Я понял, что всё это зря был. Не знаю, что Нанук хотел, но он сломать дружба наш. И если Нанук месть делал, то и сам ни с чем оставаться. Несчастный, выходит, он.

- Так и… что с ним случилось?

- Ничего. Он как я жить, на другой сторона от мёртвых. Только я с Нанук тридцать и почти три года не говорить. Завтра как раз день, как Ила умереть. Поэтому сегодня мне нельзя к мёртвый ходить. Мне завтра надо ходить. И Нанук тоже придти к Ила. Мы каждый год приходить.

- А… - я подумал, сказать или нет, но решился: - А Вы не простили друга?

- Я думал простить Нанук. Он один, и я один. Ему тоже тяжело. Может…

Шаман молчал с минуту, и я уже начал было думать о своём, но он продолжил:

- Может, простить мне свой старый друг? – спросил у меня вдруг Кавак. Я очень удивился, но, выдержав паузу и подумав, ответил:

- Тогда его поступок хоть какой-то обретёт смысл. Его ведь последствия он уже испытал, и Вы их ему доказали. Так, может, и он сможет доказать свою дружбу, которую стремился сохранить?

Шаман замолчал и больше ничего не говорил до нашего с ним прощания. Когда же мы подошли к очередной из лесных опушек, Кавак молвил:

- Пришли, ***. Дальше мне с тобою нельзя. Смотри, береги свой дружба, ***, чтобы не быть, как у нас с Нанук. Ты хороший друг, ***, не как я.

- Почему?

- Ты, видно, умеешь прощать.

Я мысленно пожал плечами, но ничего не ответил. Мы обнялись с Каваком, и только тогда я сказал:

- Вы ещё можете многое исправить, Кавак. Не всё, но многое. Мы с друзьями и сами этим занимаемся. Я и сейчас пытаюсь исправить, возможно, чужие ошибки. Но мы верим в результат. И я тоже в него верю. Верю, что то, чего не сделал кто-то до нас, сможем сделать мы, и это поможет нам всем. Так, может, и Вам стоит исправить не только свои ошибки, но и помочь их исправить другим?

Кавак задумался, и я продолжил:

- Простите Нанука, и, может быть, Вы и сами не пожалеете.

- Ты хороший человек, ***. Удивительно, что жизнь тебя не сломил, - ответил мне шаман, держа меня за руку и положив свою левую руку мне на плечо. – Может быть, ты много не понимат, но я так не думать. Я верить в твой дух и слово, ***. Да будет так!

Мы с Каваком ещё раз обнялись на прощание.

- Спасибо за всё, Кавак! – произнёс я и отправился в путь. Не люблю я долгих прощаний.

- И тебе спасибо, ***, - едва слышно произнёс Кавак и, проводив меня взглядом, двинулся восвояси, но потом вдруг остановился и крикнул мне вслед: - А если чего случится – тебе поможет Снег! Снег всегда помогать, когда трудно! Вы похожи со Снег.

Я оглянулся и увидел, как Кавак улыбался и отчего-то плакал. Он махал мне вслед, и я, махнув в ответ, продолжил свой путь. Я так и не узнал, чем именно я похож на Снег, но только надеялся, что чем-то хорошим. А коли так, значит, Снег спас меня не зря. И это значит, что я снова иду навстречу приключениям.

Глава 22

Пока Аляска спит или Проклятие Чёрного города

1.

Город. И снова черные улицы, снова грязь отношений и циничность людская. Снова дрожь, снова печаль, снова грусть. Этот город умер, как умерла и людская любовь к нам, антропоморфам. Этот город мёртв, как и много других городов, что к югу отсюда. Но только здесь мы искали помощи, потому что больше нам ничего не осталось.

Именно в этом скверном местечке, которое мне даже не хочется называть, жил мой знакомый хирург. Нас свели с ним рабочие связи, так что я не знал, на что мне рассчитывать, но ближе и доступнее никого было не найти. Он был одним из тех, кто мог подпольно проводить операции, и криминальный мир Аляски этим пользовался. Ни один доллар, юань или рубль не будет лишним для этого человека, ведь он – обычный доктор, чьи будни – людская боль, смерти и страдания. И пускай здесь врачам платят много, но ребятам вроде него всегда мало. Винсент по прозвищу «Пила». Этот тип имеет несколько подпольных операционных, в которых он творит со всей виртуозностью своего дела. Пули, гранатные осколки, размозженные головы – почти все они ложатся под нож Пилы, и лишь немногие попадают в городскую больницу. Во всём штате не найти никого круче и профессиональнее него, и именно к Винсенту мы ехали за помощью. Ох, только бы он был дома…

Желтый седан мчался по мрачным улицам забытого Богом городишка. По крыше душераздирающе били крупные плотные капли дождя. Окна запотевали, обдув не работал, но я давил на педаль и ехал почти что вслепую. Я пойду на любые риски, только бы успеть.

Саба так и не пришла в себя. Моя дорогая бедняжка… Она натерпелась, она почти справилась, но нужно было подождать ещё немного. Скоро уже закончится эта ненормальная ночь, и всё будет как раньше. Боже, как я сам хотел в это верить…

Но вместо надежды в моё окно затекали капли, а за стеклом разветвлялись улицы серого города. Я ненавидел его всей душой. Это место скверно и отвратно. Этот город умер, и все, кто в нём остался – это живые мертвецы, такие же холодные и смрадные. Они никогда не помогут, они никогда не простят. Они не сочувствуют. Только у приезжих здесь можно искать помощи, но и она – случайность…

Криминальная столица Аляски и то выглядит приветливее и законнее. Во всяком случае, там действуют хоть какие-то законы, но не здесь. А ведь именно сюда я попал, когда уехал из дома на заработки…

***

Город. Такой прекрасный и большой, с чистыми улицами и приветливыми лицами. Город светился чем-то новым и неизвестным, затаив для меня надежду на светлое будущее.

Я приехал сюда еще совсем пацанёнком, который не ведал бед и печали. Автобус шёл на полом ходу, поднимая пыль и оставляя за собой огромное рыжее облако. Погодка была солнечной и приветливой, и я, едва окончив школу, надеялся привезти домой свой первый заработок…

Наконец, автобус остановился, и паренёк из глубинки сошёл на улице светлого города. Кругом кипела жизнь, и, в отличие от моей деревушки, здесь было всё! Магазины, прилавки, бары и игровые автоматы можно было отыскать, особо не напрягаясь. Но я шёл по указанному адресу, страстно глазея на пёстрые витрины. Они блестели на солнце, и в них отражалась моя улыбка. Даже котята, брошенные хозяевами, играли на тротуаре и вызывали не сострадание, а умиление. А местные подростки ни разу не обозвали меня «блохастым» или «псиной». В общем – красота!

Наконец, я пришел к трёхэтажному дому и ахнул. Какая красота! Неужели мне здесь работать?! Дом расположился на краю городка рядом с другими коттеджами, но ни один из них не мог похвастаться такой же красотой и величием! Особняк стоял на холме и имел в себе будто бы башню со шпилем, отчего походил на высоченный замок или крепость. Зеленые стены, очевидно, регулярно подкрашивались, а бурая черепица блестела на солнце, будто отполированная. Перед домом росли чудесно остриженные кустарники и цветы, которые выплетали на гладком газоне красивые узоры. Здесь же было высоченное крыльцо, лавочка и мощёная дорога на задний двор, сокрытый забором и гаражом. В общем – невероятно красиво! И… дорого.

Весь преисполненный волнением, я прошёл к входной двери и, поставив у неё свой багаж, позвонил. Спустя где-то минуту мне открыл пожилой худощавый человек. У мужчины был болезненный вид и большая лысина на голове, окруженная проседью. Синяки под глазами и морщины выдавали его возраст, однако, увидев меня, он сменил свой угрюмый взгляд на счастливую улыбку.

- Мистер Сайленс? – робко спросил я.

- О, Вы, Хьюго, полагаю? Проходите!

Мы вошли в дом, и я открыл рот от восхищения! Кругом было так красиво! Столько предметов, украшений и дорогой мебели, что и не сосчитать! И все это – только огромный, с два этажа высотой зал, в который я вошёл с улицы. А сколько всего еще ждёт меня в других комнатах – уму непостижимо!

- Хьюго! – спустилась по лестнице, будто королева, пожилая шатенка. Несмотря на морщины, женщина выглядела довольно роскошно для своих лет. Особенно её деловой синий костюм, вычищенный до блеска.

- Миссис Сайленс? Здравствуйте! – галантно поцеловал я ей руку, но та только лишь рассмеялась.

- Ох, мой мальчик! Добро пожаловать!

- У тебя так мало багажа? Удивительно! – воскликнул мистер Сайленс, глядя на мой чемодан и рюкзак.

- О да. Раз уж я приехал на заработки, значит, наверное, должен сам нажить себе немного добра.

- Звучит наивно, но верно! Тем более это я могу тебе гарантировать! – подмигнул мне мужчина и повёл меня по лестнице наверх. Миссис Сайленс только крикнула ему вслед:

- Дорогой, я на работу. Буду поздно!

- Хорошо, Лори!

Поднявшись на третий этаж, хозяин подвел меня к моей комнате.

- Располагайся здесь, - сказал человек и открыл мне двери в светлую комнатушку с косой из-за крыши стеной. Комнатка была небольшая, но уютная, хоть на одной из кремовых стен и красовалась огромная трещина.

Я поставил свои чемоданы и рюкзак на пол, но мистер Сайленс не позволил мне обустроиться.

- Сразу к делу, - произнёс он и жестом позвал меня обратно в коридор. Хозяин выдал мне ключ от комнаты, и я, заперев её, отправился за ним следом. - В доме двадцать две комнаты, - начал мистер Сайленс. – И поддерживать в них постоянный порядок довольно трудно. Кроме того гаражи, сад, газон, сауна – за всем этим необходимо следить. Поэтому вы и здесь.

Мистер Боб Сайленс показал мне все комнаты, параллельно рассказывая о моих обязанностях, часах уборки, и прочих мелочах, о которых мне нужно было знать. Местный зажиточный гражданин имел за собой немалый бизнес и пакет каких-то акций, поэтому мог позволить себе гораздо больше, чем просто этот домик.

- В общем, можешь приступать уже сегодня. Оплата понедельная, питание за наш счёт. И я надеюсь, что мы поладим, - улыбнулся мистер Сайленс и пожал мне руку. Я улыбнулся ему в ответ, но со стороны кухни в полном кухарском обмундировании появилась невысокая, но красивая девушка-енот. У неё были маленькие зеленые глаза на лице-масочке, которым могли похвастаться еноты. На левый бок свисала модная чёлка, а макияж казался даже немного броским, как и требовательный вид, с которым она появилась перед нами. Однако она-то уж точно была в своей тарелке и не боялась босса, а потому незамедлительно обратилась к хозяину дома немного низким для девушки голосом:

- Мистер Сайленс, у нас опять течет кран на кухне!

- О, а это наш повар Катрин. Вот и приступай к работе под её началом, идет?

- Конечно! – ответил я и с энтузиазмом пошел проверять кран.

Как-никак, это были мои первые часы на рабочем месте, и искренние порывы овладели моим юным сердцем. Вот и я уже вырос и улетел из отчего дома. Вот и я уже работаю и жду своей первой крупной получки. А ведь мне ещё было только шестнадцать…

2.

Я заехал во дворы и остановился. Делать это у дома Пилы было совсем неразумно, поэтому до хирурга придётся топать пешочком, а это – тоже большой риск. Я был весь в крови. И лицо, и одежда, и руки алели багряными красками, но идти всё равно должен был я.

Кодиак был сам не свой. Он всю дорогу молчал и смотрел за сестрой, оберегая её раны на кочках и тоже пачкаясь кровью. Парня трясло от нервов и холода, и из всегда жизнерадостного оптимиста он превратился в кого-то совсем другого. Да и к тому же Коди не знал Винсента лично. Мне будет проще вести диалог, только бы не попасться никому на пути. За такими людьми, как Пила, постоянно ведётся слежка. Они висят на волоске до первого случая, а после него их перевешивают на крючок к копам. Хотят они или нет, они будут позволять им следить за собой, будут сдавать им друзей с потрохами, будут держаться на стороже, отбрасывая минимальные риски. И это было страшно. Когда таких людей прижимают, они становятся как лисица, которой наступили на хвост. Они теряют самообладание, нравственность и секреты, теряют всё человеческое, только бы вырваться из лап закона и остаться на свободе. Но у меня нет времени думать об этом. Поздно было сомневаться.

Осмотревшись хорошенько и убедившись, что за машиной, вроде как, не следят, я вышел из неё на сильный ливень. Зашумело несколько громче, чем казалось за окнами автомобиля, но это не могло остановить меня. Несмотря на плащ-палатку, капли засекали и больно били по носу. Но я шел вперёд, мелькая под фонарями и наблюдая, как с моего носа кроме воды стекает кровь моей девушки. Я лишь опустил капюшон пониже и засунул руки в карманы поглубже, чтобы не было видно крови, и продолжил свой путь по черным переулкам проклятого городка.

Наконец, я дошёл до нужного дома и, зайдя с чёрного хода, собрал все силы в кулак. От этого зависело сейчас всё. Оглядевшись, я постучал, и мне тут же приоткрыл дверь на цепочке полноватый сгорбившийся мужчина лет пятидесяти. Небритый, в широких штанах и белой запачканной маслом майке, он выглядел крайне неопрятно и противно. Светлые волосы клочьями торчали из головы, а поросячьи глазки, упрятанные за очки с толстой оправой, жадно сверкали, видя вместо моего убитого горем лица доллары.

- Что, - даже не спросил, а просто дерзко произнёс он, будто бы не был со мною знаком.

- Нужна ваша помощь, сэр, - ответил я, и голос мой был не наигранно жалок. Я очень боялся за Сабу.

- О-о-ой, - выдохнул мужчина и, закрыв дверь, снял её с цепочки. – Проходи.

Я вошёл в приятный тёплый дом с белоснежно белыми стенами. Только Пила не пригласил меня дальше. Он запер за мною дверь и тут же стал в проходе, мешая мне пройти. Сама вежливость.

- Что? – раздраженно спросил мужчина, разглядывая меня с ног до головы. – И ничего не трогай своими кровяными лапами!

- Антропоморф-пёс. Пулевое ранение, - отчеканил я. – Висок и ухо.

Мужчина задумался, почесал подбородок и посмотрел на меня.

- Ты ведь поможешь мне, Винсент?

- Твой босс мне ни черта не звонил, - заметил Пила и с прищуром продолжал смотреть в мою душу.

- И не должен был, - твёрдо ответил я. – К тебе я приехал, не он.

- Это будет стоить дороже, - буквально выплюнул эту фразу мерзкий рот с жёлтыми зубами. Как же чесались кулаки их выбить!

- Я знаю.

Винсент достал из комода бумажку и карандаш и начал что-то писать.

- Сколько есть на руках? – спросил он.

- Три куска, но, может, раздобуду еще.

Пила остановился, взглянул исподлобья на меня, минуя свои огромные очки и, протянув мне бумажку, сказал:

- Ладно. Позвонишь по этому номеру, спросишь, сколько преднизолона принять, тебе скажут время. Через это время подъедешь сам знаешь куда.

- Понял…

- С ценой…, - перебил меня Пила. - …вопрос открытый. Будет зависеть от расходников.

- Спасибо, принял, - ответил я и потянулся за листочком.

- Но, - одёрнул Пила свою руку с бумажкой. – Тебе только как проверенному доверяю, а вздумаешь меня кинуть…

- Нет, Винс…

- Я из-за решётки тебя достану, сам знаешь.

- Знаю.

- Поэтому…

- Поэтому поторопимся - теперь уже я перебил нахала и добавил ему на радость: - Время – деньги.

- В точку! – подтвердил Винсент и протянул мне бумажку. Взяв листочек с номером, я поскорее отправился прочь от этого мерзкого типа.

Всё в этом городе было противным. Люди, отношения, антропоморфы. Эти стены, эти грязные тротуары и помойки в переулках. И только раньше я всё видел иначе. Иначе было проще, но не значит – лучше. И поэтому я ни о чём не жалею…

***

Прошла неделя, и я получил свои первые карманные деньги. Как оказалось, работать в доме было не очень уж просто, и, порой, я возвращался в свою комнату и падал на диван в беспамятстве. Однако пыхтел на этом участке не я один. Тут было ещё много охранников-людей и вислоухий старый пёс-автомеханик, который приходил, однако, всего-то два раза. Еще тут был лис-садовник, доберман-водитель и ещё какие-то антропоморфы. Однако остальная работа вся ложилась на меня, начиная от подметания дорожек и заканчивая уборкой ванной комнаты. Но за эти деньги можно было пахать и побольше, и поэтому я и не жаловался.

Катрин, прознав, что в доме появился рукастый парень, постоянно просила у меня помощи, и я любезно ей помогал. Однако только в подвале хозяин дома иногда зависал и ни разу не просил меня там прибраться. Но это меня ни сколь не тревожило, скорее наоборот, ибо работы было и так выше крыши.

Купив себе с первой получки новые джинсы и солнечные очки, я довольный пришёл вечером в свою комнату и приготовился ко сну. Летом до заката оставалось ещё много времени, а рабочий день мой уже завершился, но предаться Морфею мне не позволили. Мистер Сайленс ворвался в мою комнату как ураган, а с ним – один из его охранников.

- Хью, давай дуй за мной! – запыхавшись, позвал он меня. Я, не задумываясь, пошёл следом, ибо знал хорошо, что мистер Сайленс выплатит мне сверхурочные.

- Что-то случилось? – поинтересовался я, искренне волнуясь за босса.

- Ну, не то чтобы да… - ответил мне он, спускаясь по лестнице. – Но всё же случилось. Нужна твоя рабочая помощь. Захвати швабру, моющее и тряпки и дуй за мной в подвал.

Я без лишних разговоров побежал в кладовую за моющим набором.

- Что-то случилось, Хьюго? – взволнованно спросила Катрин, возникшая из неоткуда.

- Не знаю, Боб зовёт…

- Хьюго! – прикрикнул на меня босс из подвала.

- Иду!

И я, как сайгак, опять попрыгал вниз по ступенькам и, спустившись в тёмный подвал, остановился, не зная, куда же мне топать.

- Я здесь! – воскликнул из дальней комнаты Боб и дверь туда открылась. Один из телохранителей Сайленса вышел встретить меня, и когда я вошёл, он запер за мною дверь. И я, взглянув на комнату, обомлел.

В помещении с белым кафелем, холодным, как февральский снег, всё было в крови. Да, быть может, не всё, а только угол, но в нём пол, стены и даже потолок были выпачканы чьим-то красным содержимым.

- Что это? – наивно спросил я, не понимая даже, зачем. – Это кровь?

- Да, мой мальчик. Надо бы здесь хорошенько прибраться.

Я увидел, что прямо в луже крови на полу лежат наручники, прикованные к цепи, накрепко вбитой в стену. Картинка походила на фильм про маньяка-убийцу, и я впал в ступор. Однако мистер Сайленс меня из него вывел:

- Ты ведь любишь рагу, которое так вкусно готовит наша Катрин? – спросил он, болтая в руке какой-то кулончик на цепочке. На кулончике была гравировка «For J.D.», но что она означала – не имело значения. Как, впрочем, и остальные мелочи, что часто вгрызаются в наши воспоминания о ярких моментах из прошлого.

- Да, шеф, - проглотил я нервный комок, но он встал у меня поперек гора и завис там. Особенно ему мешал продвинуться высокий мордоворот, что стоял у входа в комнату прямо за моей спиной.

- Так вот, это не свинина. Это - кабонятина. – похлопал меня по плечу мистер Сайленс и убрал кулончик в карман. – Один мой хороший товарищ доставляет мне кабанчиков. Он выращивает их у себя, а потом продаёт. Я держу их здесь, а затем… Ну, ты понимаешь. Но ведь и не на дворе же это делать, верно? Мы ведь распугаем всех соседей и всё перемажем кровью! А тут – вона как ловко всё выходит! Приберёшься здесь, что скажешь? А завтра я попрошу Катрин, чтобы она сделала нам свежего заливного, идёт?

- Не вопрос, мистер Сайленс, - выдавил я из себя улыбку.

- И да, одень вот фартук, - указал на вешалку хозяин дома. – И всю свою спецодежду оставляй здесь, а то будет пахнуть. Катрин её завтра постирает, а ты одевай тогда новую.

- Хорошо.

- Ладно, Хью, трудись, а я пойду отдохну.

- Спокойной ночи, мистер Сайленс.

Но начальник уже вышел из комнаты и отправился наверх, оставив для чего-то со мною охранника.

За час я расправился с кровью и, освободившись от зоркого «плена» охраны босса, вышел во двор. Сев на лавочку и оглядевшись, я закурил дорогую сигарету, балдея от того, какой я крутой и на кого я работаю.

Незаметно кто-то сел рядом со мною на лавочку, и я вздрогнул, уронив от неожиданности на себя кучу пепла. Это была Катрин.

- Можно? – спросила она.

- Конечно, присаживайся.

- Угостишь сигаретой?

Я, горделиво достав дорогую пачку, протянул её даме.

- Спасибо, - произнесла Катрин и затянулась. – Не рановато ты начал?

- А сама-то? – улыбнулся я в ответ.

- Мне-то уже восемнадцать, а тебе?

- Мне тоже, - соврал я.

- Молодец. Только врать надо уметь, малой. Тут уж либо учиться, либо нет.

- Да ладно, правда ведь! – пытался я оправдаться, вгоняясь в краску.

- Ох, не смеши! Мистер Сайленс сам говорил, что тебе шестнадцать!

Я смутился еще больше и замолчал.

- Ладно, впредь давай будем на чистоту, идёт? – протянула мне енот свою изящную руку.

- Идёт, - согласился я и укрепил договор рукопожатием. – Давно ты здесь?

- Месяц. Тут почему-то подолгу никто не задерживается.

- Странно. Работка ведь, вроде, не пыльная.

- Действительно? Что же ты делал сейчас в подвале?

Я замолчал. Мистер Сайленс надеялся на меня, а вдруг это был его секрет?

- Ладно, можешь не отвечать, - увидев моё смятение, спасла меня Катрин. – Только много тут чего нечистого, братец. Да и вообще интересно тут всё у него, не находишь? Как только Лори улетает в свой Сан-Франциско, Боб сразу же начинает метаться, куда-то ездить и сутками торчит у себя в подвале. И вообще он тёмный какой-то. И ты заметил, что он таких как мы с тобой нанимает? – толкнула меня в плечо девушка. – Из домашней прислуги одни пушистики. Не похоже на человека, не правда ли? А вот телохранители у него – только люди.

- И что с того?

- А-а-ай, - махнула рукой Катрин и бросила бычок в урну. – Мал ты ещё, не поймёшь. И бросай курить, а точнее – не начинай. Я вот недавно начала – все мозги себе скурила. А ты ведь совсем малой ещё… Будь здоров!

- Спокойной ночи! – пожелал я Катрине.

- Ага, спокойной! – крикнула она уже из дома. А я всё сидел на лавочке и думал. И вправду, как-то странно с этой кровью вышло. А я так сразу ему и поверил, так ведь было легче. И волосы мне в крови попадались какие-то… не кабаньи, что ли. А вдруг это чьи-то волосы?

- Да ну… бред какой-то, - подумал я вслух и, бросив сигарету в урну, отправился спать. Завтра ведь будет очередной трудный день.

3.

Подойдя к машине, я обомлел. Кодиак стоял, упёршись руками в крышу, а вокруг тачки шарили полицейские. В фуражках, в синей форме, поверх которой были накинуты плащи, они тут же вызвали у меня невольную дрожь. Один из копов обыскивал Коди, а другой светил фонариком через боковое стекло, равнодушно глядя на умирающую Сабу. Сволочи. В этом городе копы тоже были мерзкими, и сейчас я особенно чутко проникся этим смрадом их чести.

- Оп-па, ещё один! – произнёс парень с фонариком, который он тут же направил мне в лицо. Я, было, чуть не дёрнулся бежать, но вовремя остановился. Саба ведь была в машине, да и Кодиака бросать никак было нельзя.

- Стоять! – прикрикнул другой. – Руки за голову!

Я молча повиновался. Испарина проступила у меня на лбу, только вот понимание ужасного никак меня не отпускало. У меня ведь пушки. У меня раненая девушка в тачке. У меня всё в кровище. Чего делать?

Наконец, луч фонаря ускользнул в сторону, и я, проморгавшись, увидал перед собой обыкновенного парня с жевательной резинкой во рту. Видать, только что из учебки, может, мой ровесник, а уже такой крутой. Фонариком машет. Тьфу! Второй же вечно прятал лицо. Он всё ещё был рядом с Коди и контролировал, чтобы тот не наделал глупостей. А глупости надо было делать мне.

- Ребят, - робко решил попробовать я. – Вы ведь видите – в машине моя девушка.

- И моя сестра, я ведь им говорю! – возникал Коди, но его высокий тон приглушили ударом по затылку. – Ай! Больно!

- А где доказательства? – встал передо мною коп со жвачкой.

- Разве что посмотрите на них, - кивнул я на Коди и Сабу. – Они ведь как две капли воды.

- А ещё? – улыбался парень.

- И ещё пару бумажек с доказательствами найдется… на каждого, – сам не веря, что это говорю, пролепетал я. Но другого выхода просто не оставалось. Надо было цепляться за спасение. А если нет… Успею ли я выхватить из-под плаща пистолет Мексиканца?

- Нам бы по сотне доказательств, и мы поверим, - будто бы по-доброму продолжил «полицейский». – Только машину осмотрим.

- У Вас есть на это право?

Парень нахмурился, но достал из своей рабочей сумочки какую-то бумажку.

- Вы ведь к Пиле приехали. Нам разрешено всех досматривать. Вот вам и ксива.

Я посмотрел документ. Всё верно. Чёрт!

- А за три сотни стоит ли оно того? – нагло спросил я, понимая, что всё равно всё идёт к этому.

- Не. По пятихатке аргументов, и мы будем убеждены, что вы – просто тут остановились передохнуть. А мы просто шли мимо. И больше вас не видели. Совсем. Да, Патрик?

- Угу, - кивнул второй и уткнулся в салон автомобиля, стараясь наскрести улик на ещё хоть какую-то «прибавку к жалованию».

Твою ж мать! А чем с Винсентом расплачиваться? Эх, ладно! Решу по мере поступления проблем…

- По рукам. Последние.

Достав бумажник, я отдал взятки мерзким недополицейским. Такие «охранники правопорядка» были не лучше этого города. Они сами по себе казались его воплощением, но я был рад этому. Копы подарили нам шанс, который так был нужен. И не дай Бог на их бы месте были нормальные полицейские… тогда б нам сразу пришел конец. В каталажку и на разборки. Еще бы взятку в дело повесили.

Копы не успели скрыться за углом, как мы уже сидели в машине. Коди, не успевший даже кофту накинуть, был насквозь мокрый и продрогший. От стресса и холода его трясло не на шутку, но всё, что я мог сделать, это завести мотор и включить печку. Только ехать я не спешил. Хоть от копов мы пока откупились, я понимал одно – мы в дерьме.

Я молча достал мобильник и набрал указанный Пилой номер.

- Алло? – послышался женский голос.

- Алло, здравствуйте. Я был сегодня на приёме, Вы мне преднизолон назначили, но не сказали, сколько…

- Тридцать миллиграмм. Вы ведь сегодня начинаете принимать?

- Да-да, конечно! Поспешу с лечением.

- Хорошо, до свидания!

Я положил трубку и достал из бардачка спички и пачку сигарет.

- Через полчаса я должен быть на месте. Рассказывай, что случилось? – спросил я, доставая сигарету.

- Они пришли сразу за тобой, - пояснил Коди. – Неужели ты их не встретил? Из-за твоего угла выходили.

- Угу… видимо, они меня заметили и поняли, что я иду к Пиле… Они знали, что я – хороший способ поживиться, и решили проверить машины… Во-о-от т-т-тва-а-ари! – возмущался я вслух, чиркая спичками. Зажигалка давно была потеряна, но скромный коробок пришёл-таки ко мне на помощь.

Коди молчал и грелся, а я думал, выкуривая сигарету. Я понимал, что эти копы тоже не дураки. Мы – лучший след для того, чтобы прижать Пилу. И как только мы отъедем, я уверен, за авто начнется слежка… Но… Только за авто ведь?

- Нам надо разделиться.

- Почему? – не понимал Коди.

- Водить умеешь?

- Только прав нет… И как я тогда сяду за руль, да ещё в городе? Я ведь никогда в городе не водил!

- Придётся научиться. Времени нет, и выхода тоже. Тем более не переживай – сейчас ночь, никого нет на дорогах.

- Но… в чём дело?

- Они номера смотрели? – продолжал спрашивать я, игнорируя вопросы беспокойного Кодиака.

- Естественно.

- Так вот. Мы только выедем – они начнут слежку и будут ждать, куда и когда мы повезём Сабу. Тебе надо увести их от нас и дать мне время доставить Сабу куда надо.

- Как? Пешком?

- Понесу её на руках. Или у тебя есть идея получше?

Коди промолчал.

- Ещё одна беда, - заметил я, выкуривая уже вторую подряд сигарету. – Я сказал доктору, что у меня на лапах три штуки бакинских. Но и этого, поверь, будет мало. А этот косарь я отдал копам, чтоб их. У тебя есть деньги?

- Жесть! – воскликнул Коди и уткнулся в окно. Он уже согрелся, но его всё ещё трясло. – Сумма немалая.

- Копы дорогие пошли, - заметил я. – Но ты прав – я сейчас потерял большие деньги. Но это было нужно. Копы – не так страшны, как человек, к которому мы обратились за помощью. И если мы приведём легавых к нему – нам не поздоровится.

- Ох, Боже! Тогда зачем мы вообще сюда приехали?! – возмутился Коди.

- Так у тебя есть бабки, дружище?

- Ху-у-ух… На карте у меня вся получка и часть отпускных… И некоторые сбережения.

- Сколько?

- Примерно девятка.

- Уже хорошо, хоть что-то. Давай мне карточку.

Коди достал банковскую карту и назвал мне пароль. Несмотря на прошлые обиды, теперь он мне доверял.

- Я не знаю, куда, но ты должен их увести отсюда. Хотя бы какое-то время побудь в городе, чтобы они не поняли, что мы скинули Сабу. Несколько часов точно. И постарайся не покидать тачку, чтобы никто не увидел, что Сабы там нет.

Я посмотрел на подругу. Она была без чувств и очень тяжело дышала. Времени совсем не было.

- А теперь я пошёл!

- А куда мне возвращаться? И как?

- Не знаю, Коди. Я вообще не представляю, что делать. Есть наличка на телефонный автомат?

- Да.

- Значит, мы уже на связи. У меня в мобильном хватит зарядки.

- Хорошо, созвонимся, - подтвердил коллега, и мы вышли из машины. Я сообщил Коди адрес Пилы на крайний случай, а сам огляделся очень внимательно, прежде чем достать Сабу. Она, вся обмякшая, лежала как плед у меня на руках. Коди бережно укрыл сестру своей кофтой и снова затрясся. Он сел за руль и отправился в путь, а я лишь увидел из тёмного переулка, как полицейская машина помчалась следом. Значит я был прав… Это хорошо. Теперь всё зависит от меня, но я тебя не подведу, моя родная Саба! Больше никогда не подведу!

***

Следующим утром я, тяжело встав с постели, сразу же пустился в работу, однако на обед было обещанное вкуснейшее рагу с макаронами, и тарелка с добавкой окончательно отбила у меня желание что-либо делать. Благо, что мистер Сайленс в отсутствии своей супруги куда-то уехал, и я, выполнив всё, что покамест мне было назначено, отправился в город.

Прикупив маме и папе хороший подарок в честь моей самостоятельности, я продолжил путешествие по городку просто так. Мне совсем не хотелось возвращаться к работе, однако встреченная на рынке Катрина невольно привлекла меня к ней. Девушка как раз закупала продукты для хозяев, и я, ловко вызвавшись носильщиком сумок, тут же получил легальное право погулять и развеяться.

Кроме того, Катрин мне очень нравилась. Она была простой и открытой, но при этом не в пример мудрой для её возраста. Её советы и выводы, пускай всего лишь в выборе покупки, до сих пор остались в моём руководстве по выживанию в городе. Девушка-енот всегда говорила по делу. В её эмоциях как-то ярко выделялась жизнь и работа, и если рассказы о первой сопровождались буйством красок и жестов, то о кухне и делах она рассказывала с заметной усталостью. Впрочем, винить её не стоило, ведь на Катрин, как оказалось, лежала ещё стирка, глажка и химчистка.

- Ну что, нагулялся? – спросила она под конец рабочего дня, лучезарно улыбнувшись. Её пушистые щёчки аж искрились в розовом свете заходящего солнца. – Как раз мы с тобой целый день и убили.

- Я бы и дальше гулял, если честно, - признался я.

- Ну, можно прогуляться после работы, только немного, - предложила Катрина, и я, сдерживаясь, чтобы не запрыгать от счастья, ответил:

- Конечно-конечно! Погода ведь прекрасная, в кои-то веки для Аляски!

- Да-а-а, тут тебе не Майами!

Мы хихикнули и отправились дальше по улицам к дому. Забросив сумки на кухню, мы застали хозяина в каком-то недобром расположении духа, и он, не задумываясь, отпустил нас с Катриной пораньше. Разве что его лицо казалось таким хмурым, что было сложно понять, против он нашей отлучки, или нет. Но Катрин настояла, босс разрешил, и мы с моей новой знакомой отправились бродить по ночному городу, пока бескрайняя Аляска спит.

Тогда я впервые шёл под руку с девушкой, тем более Катрин была старше меня, и я жутко этим гордился. Но куда больше я получал удовольствия от нашего с нею общения.

- Мои предки тоже с боем отпустили меня на заработки, ну, ты сам все это знаешь, - улыбнулась мне Катрина. – Но что я могла сделать, когда поступить в этом году уже не было шансов! Просто вместо подготовки к поступлению, я ухаживала за больной бабушкой, а как она умерла…

- Ох, я сочувствую, - перебил я девушку.

- Спасибо, - отрезала она и продолжила. – А потом мне было не до того, сам понимаешь…

- Ну да, ну да…

- Но я точно знаю, что когда я подготовлюсь, я поступлю. И родители знают. Я ведь отличница!

- Правда? Молодец! А я вот так… ну, как могу, в общем. - Катрина хихикнула, и я улыбнулся. – Вот поработаю немного, а там будет видно. Может, тоже поступлю куда. Но я не хочу, - признался я. – Работать хочу. Это ж вон сколько можно зарабатывать! И у родаков не буду сидеть на шее! Только меня все равно заставят учиться. Это ж престижно, это же нужно. Так что по моему не выйдет…

- А почему? – грустно спросила Катрин.

- Моя мама из зажиточной интеллигентной семьи. Она настаивает на моём обучении. А папа хоть и простой, но его «титул» тоже требует от меня продолжения мощи династии. Просто он… - задумался я, говорить или нет. – В общем, он участник экспедиции, что спасла Ном…

- Уа-а-а-ау! – ахнула енот и сложила руки в замочек от восторга. – Не, а вот мои все академики да учёные. Поэтому я и учусь хорошо, наверное.

- Наверное, - улыбнулся я. – А я батрачу неплохо.

Мы с Катрин опять засмеялись, но тут я, остановившись у фонарного столба, прервался.

- Что такое? – не поняла девушка.

А я смотрел на фотографию юной особы и немного робел. На плакате «Пропала девушка» висела цветная фотография юной девчонки-человека, наших с Катрин лет. У неё были длинные белокурые волосы, полосатый топик и много колец на пальцах. Она радостно и искренне улыбалась фотографу, придерживая рукой кулончик, что висел у неё на шее. И на нём была надпись:

- Для Джей Ди… - прочитал я в задумчивости и похолодел.

- Что такое? – не понимала Катрин. – Ты её знаешь?

- Не… Ничего, - ответил я и пошёл дальше к дому Сайленсов сам не свой.

Катрина продолжала лепетать мне что-то прекрасное, как она сама, но я уже не мог сосредоточиться на этом. Я думал о мистере Сайленсе, о кровяном полу и этом кулончике, ставшем когда-то именным. И меня забирала паника.

Наконец, дойдя до дома, Катрин встревожилась:

- Я неинтересно рассказываю? – спросила она.

- Нет, что ты, очень интересно! – проснулся я. – Просто я устал… вот.

- Я же говорю тебе, раз не умеешь врать, то и нечего браться, - немного обиделась девушка и уставилась на меня снизу вверх. – А то плохо закончится. Тут уж либо…

- Либо учиться, либо нет, я всё помню, - бестактно перебил я, но Катрин вежливо не заметила моего тона. – Прости. Иди домой, а мне надо сделать ещё один звонок, ты не против?

- Нет, конечно! – улыбнулась задумчиво девушка, будто осознав для себя нечто важное.

- Спокойной ночи, Катрина!

- Споки-ноки, Хьюго! – помахала мне ручкой енот и пошла к себе в комнату в дом к Сайленсам.

А я побежал к телефонному автомату, надеясь только побыстрее разобраться во всём и решить эту проблему, которая могла возникнуть. А может, и не могла вовсе. Просто лучше сделать всё возможное, чтобы предотвратить беду. Но каким образом? И будет ли беда, если я просто обо всём промолчу и замну это дело? Я был очень растерян. С одной стороны, я мог промолчать, и всё осталось бы как прежде, но кто его знает, так ли это. Всё ведь могло быть не случайно. Этот кулончик, кровь, одежда, от которой мой босс ловко избавился, приказав мне оставить её якобы на стирку. Я ведь больше её и не видел…Может, я – следующая жертва «убийцы» Бобби Сайленса. Или Катрина. Или кто-то ещё. Но с другой стороны, как только я сообщу что-то копам, я тут же становлюсь на пути у риска и мести. А эти ребята очень любят встречать тебя на твоей дороге, особенно когда ты кого-нибудь сдаёшь. Но ведь если не сдать, то кто-нибудь ещё попадётся на уловку старикашки?!

Ох, что же было делать бедняжке Хью? Как быть? Тогда я не думал, что Сайленс сразу поймёт, кто его сдал. Конечно, ведь Боб тут же припомнит, кто убирал кровь в подвале. Я даже представить себе не мог, что полиция может ничего на него не найти. Одно я знал точно – нужно уже как-то поступить.

- Алло?! Алло, полиция?! – спросил я, оглядываясь по сторонам.

- Офицер Граймс, я вас слушаю.

- У моего работодателя, возможно, совершено убийство в доме.

- Обоснуйте, пожалуйста, - равнодушно ответили мне.

- Видел на столбе плакат о пропавшей девушке… Светловолосая такая, с кулончиком, человек.

- Вас понял, и что?

- Так вот, на её фотографии именной кулончик, и вчера я видел его в руках моего босса, Боба Сайленса. Вчера ночью я убирал кровь в подвале его дома, и…

- Высылаем отряд, не волнуйтесь…

- Но…

- Адрес? – настойчиво спросил офицер. – Не беспокойтесь, в случае чего мы предоставим вам неприкосновенность.

Эти слова успокоили меня, и я, сдав Сайленса с потрохами, нагло пошёл к нему в дом. Меня мучила совесть, ведь мой работодатель был так добр ко мне. Он платил мне довольно большие для школьника деньги. Он дал мне кров, жильё и пропитание, а я так поступил с ним.

Но родители всегда говорили мне, что если я вдруг стану свидетелем беззакония – я должен позвонить в полицию. Тогда ведь я не знал, что всё это говорилось мне с раннего детства, только чтобы предотвратить встречу со Стилом и его «шайкой». Чтобы они не могли так просто подлезть ко мне и не получить сдачи. Но встречи этой было не миновать, и обстоятельства её оказались совершенно иными, чем представляли себе родители…

4.

И как только Динго посмел так поступить со мной, со своей мамой?! Это ужасно, просто ужасно! Да ещё и при гостях! Да чего они только подумают!

- Дженна, что стряслось? – подошла ко мне Сара. – Кто это? Куда они уехали?

Хух! Благо, что они, похоже, не услышали всего нашего разговора. Или Сара только делает вид из вежливости…

- Дакота и Коди умчались невесть куда. На отцовской машине… - не сдержалась я и пустила слезу. – Да у них даже прав нет!

- Ёлки-палки! – воскликнул Калтаг и, похлопав меня по спине, направил в сторону дома. – Пошли, Дженн. Дома всё обсудим.

Я удержала слёзы. И без того в последнее время их было больше, чем за последние десять лет. И меня уже просто трясло от всего этого!

- Да слышал я! – воскликнул полушепотом мистер Смит, стараясь, чтобы я не услышала. Он разговаривал с Ники. – Но я понятия не имею, что на него нашло! Это прямо не Динго вовсе! Не мог он так, Ники, не мог!

- Но смог, - отчеканил пёс. – Но я не говорю о нём, о Дженне, Балто и воспитании их детей. Я к тому, что довело Динго до этого. Неспроста ведь.

- Именно! – ответила им Марианна. – Тихо, Дженна идёт! Сейчас всё и узнаем!

Сара и Калтаг привели меня на кухню, куда уже вернулись остальные гости.

- Дженни, что стряслось? – осторожно спросила Сьюзен.

- Динго… Как он вообще мог! Я… я ударила его!

- Не беспокойся, Дженна, - начал Ники. – Лучше подумай, почему он сделал это.

- Я не знаю, - ответила я и села за стол. Те, кто стоял, последовали моему примеру. – Дакота и Коди угнали отцовскую машину и уехали. Динго ничего не объяснил.

Ники, было, хотел открыть рот, но Калтаг, работавший с ним в паре и знавший друга как свои пять пальцев, тут же перебил его мысль:

- Нет, Ники. Ломиться к нему в комнату сейчас не вариант.

- Правильно, - согласилась Сара. – Лучше подождать. А вот кто там был вместе с ними? Их было трое, так ведь?

- Не знаю, какой-то Гарри.

- Гарри? – переспросил мистер Смит и все на него оглянулись. – Ну конечно! Тогда всё сходится!

- К делу, - отчеканила Марианна.

- Скорее всего, это мой работник с почты. Он участвовал в той драке, как я полагаю, ибо пришёл на работу с фингалом на следующий день, когда всё началось. Так. Но неужели он работает на Стила? И вообще они все?

- Э-э-э, - помотал головой Ники. – Так, давай, не путай нас теперь! Ближе к делу!

- В ту ночь, когда случилась та драка, Алу прибежала ко мне за аптечкой.

- Так, это мы знаем, ну? – всё равно перебивал Ники.

- Наутро мои ребята пришли побитые. Киона говорит, что всё началось с драки, но вы уверены, что это они хотели узнать у вас про документы? Я так понял из ваших рассказов, что они просто были участниками драки и не более? Или вы всё же знаете преступников в лицо?

- Да, - ответила Киона. – Преступники - именно они, ваши работники. Мы ведь столько раз с ними боролись! И в городе, и в лесу… - Киона явно проговорилась.

- Я не поняла, - посмотрела я на дочь. – Это как это вы с ними боролись?

- Мама, - цыкнула на меня Киона. – Неужели не ясно, что всего я вам не сказала? – улыбнулась дочка.

- Почему? – улыбнулся Калтаг Кионе.

- Да мы бы потом из дома не вышли. Нас бы просто не выпустили! Я ведь маму-то знаю!

- Хорошо, - подумав, решила предложить я. – Может, тогда расскажешь всё дяде Калтагу? Я обещаю, что ничего не сделаю тебе, а он, думаю, пообещает держать ненужные подробности за зубами, идёт?

Киона посмотрела на меня и на дядю, а Калтаг, удивившись, тем не менее, согласился.

- Решено, - сказал златошёрстный. – Пойдём, Киона. Пускай они тут базарятся, а мы с тобой о своём потолкуем.

Киона кивнула, и они с Калтом вышли на внутренний двор. Мы же продолжали беседу.

- Ладно, если даже это тот самый Гарри, что работает у вас в подчинении, - рассуждала вслух я. – То, быть может, нам стоит отправиться к нему домой и узнать, что да как?

- Верите, - смутился мистер Смит. – Я даже не знаю его адреса! Разве что он живёт не один, с другими ребятами. Да и они все тут не местные, скорее всего, снимают комнату где-то в городе.

- Отлично, пока Гарри нет дома, можно потолковать с кем-то ещё, но как мы будем их искать? – не понимала Сьюзен.

- Я, конечно, схожу на работу и проверю их дела, - сказал мистер Смит. – Но теперь, зная, чем они занимаются… Я уверен, что ничего правдивого там не найду.

- А я могу доскочить до босса и взять ключи от офиса, - предложила Марианна. - Босс не спит допоздна, думаю, еще успею. А там я смогу пробить адреса всех, кто сдаёт комнаты в городе. А заодно отели и прочее.

- Ладно, не будем тогда тянуть, - утвердил Ники. – Поехали, я вас подброшу, - обратился он к жене и мистеру Смиту. – А вы пока успокойтесь и дайте Калтагу поговорить с Кионой. Глядишь, чего нового нароете.

Ребята покинули кухню в один миг, а я, Сара и Сьюзен остались одни.

- Ладно, Сью, пойдёмте вас обустраивать! Где ваши сумки? – спросила неунывающая Сара, и мы с девочками отправились в коридор за поклажей. Всё равно надо было чем-то занять это время.

5.

Я шёл ночными переулками с девушкой на руках, но мне не было от этого приятно. Были совсем другие обстоятельства. Я выглядывал за угол, боясь встретить прохожих; я шёл и спотыкался даже на ровном месте; мне было тяжело и больно. Жуть. Сплошь и рядом она окружила меня вместе с болью и отчаянием, и благо, что последнее ещё не довело меня до точки не возврата. Иначе всему конец. Но, с другой стороны, не могло быть иначе. Всё случилось из-за меня. И я сие расхлёбываю, но при этом понимаю, что не могу вернуть всё, как было. Я только цепляюсь за прошлое всеми силами и пытаюсь остановить этот снежный ком событий. Но не выходит. И мне больно.

Зло всё глубже опутало наши судьбы и не хочет их отпускать. Оно заманило меня однажды, и теперь я превратился в его марионетку. И все что мне остается – выбирать меньшее из зол, но и оно всегда чревато.

Я шел под ливнем, и он скрывал мои слёзы. Саба вся промокла, и я спешил, чтобы она не простыла. Если только моя радость останется в живых. Что будет сегодня – её день рождения или день… смерти? Кто знает. Мне оставалось только молиться кому-то, молиться хоть как-то, но только о ней, о моей красавице. О зайке моей, моём солнышке, моём золотце. О пламени, в котором я сгорал день и ночь, и сейчас рисковал потушить его навсегда. И, понимая всё это, я быстрее бежал и надеялся на чудо, которое всегда может случиться.

Чудесам есть место в нашей жизни – я убеждался ни раз. Главное верить в них, как сейчас верю я, а достаточно этого или нет – я не знаю. Остальное, как мне кажется, решается независимо от нас, но определяется нашими поступками. Некая карма, что ли, ставится на весы событий и даёт нам результат, который и проигрывают наши судьбы. От нас зависят только наши поступки, а их результат – дело чего-то другого. Это моё мнение, и я не знаю, разделяла ли Саба его, или нет, но то, что случилось с ней – наказание именно мне. Я поставил свою работу выше жизненных принципов. Я рискнул своей любовью, и теперь рискую потерять её навсегда. И только дождь саркастично плачет о нас, ухмыляясь и поливая наши тела холодной водой. Он всё понимает, он всё о нас знает и издевается, смеётся над моей безответственностью. И я не могу найти в его глазах оправдания, как не могу найти его и в своей душе. Именно поэтому я всё быстрее и быстрее бежал, стараясь скрыться от этого сверлящего взгляда и безграничного стыда, который мне уже не искупить никогда.

Я бежал, и переулки кусались своей неизвестностью. Каждый шаг приближал меня к цели и уносил далеко моё самообладание. Я терял его, как терял Сабу, но путь мой повышал наши шансы. И вот, наконец, широкая улица, огибающая город ровно по краю. Частные дома вдоль дороги стояли мёртвыми истуканами, и в них нигде не было света. Я лишь глядел из переулка, как по дороге проезжают редкие машины, и искал глазами нужный дом. А вот и он, серый двухэтажный коттедж с большим гаражом и подвалом, о котором никак было не узнать обычным людям.

Я огляделся снова, в тысячный раз за эту бессонную ночь, и, проигнорировав далеко идущие автомобили, побежал через дорогу. Ждать отсутствия машин и прятаться от них было некогда, поэтому я, пролетев по асфальту, пулей заскочил в промежуток меж высокими заборами. Обойдя дом по грунтовке, я подошёл к нему со стороны рощи и нажал носом на кнопку у железной двери.

За высоким забором из красного кирпича послышались шаги. Не было ни «Кто там?», ни чего-то еще. Мне сразу же открыла робкая женщина-человек, и, проглотив наш жалкий вид, тут же впустила нас с Сабой внутрь. Благо она не задавала лишних вопросов. У меня и вовсе не было сил говорить. Мои руки затекли и отнимались, и я просто торопился вниз, в подвал дома, игнорируя приглашения и окружающую меня обстановку. Всё равно ничего не поменялось с той далёкой поры, разве что роль моя в разыгравшейся драме была куда более значимой.

Внизу я встретил Винсента, который был одет куда культурнее, чем при предыдущей нашей встрече. Пила надавил на стену подвала, и та, как ни странно, поддалась. Моему взору открылась скромная предоперационная, куда я тут же без спросу зашёл с Сабой и положил её на кушетку. Я почувствовал почти мёртвые продрогшие руки, и мои побледневшие ладони начали наливаться краской. Но всё это только для того, чтобы продолжать работать, выкраивая судьбоносные секунды для моей любимой.

Я без лишних команд начал снимать мокрую одежду с девушки, оставив её лишь в нижнем белье. Я вытирал её насухо, накрывая сухим полотенцем и согревая ей руки. Всё это время Пила переодевался и готовился к операции. Рядом находилась только его ассистентка – та самая женщина, что открыла мне двери и говорила со мной по телефону. Она помогала мне, она успокаивала, и её слова были так нежны и утешительны, что очень скоро меня перестало трясти, несмотря на мертвецкий холод. Разве что руки никак не могли поймать статику и прыгали то вверх, то вниз в своём треморном вальсе. Как и моё сердце, впрочем.

И только Саба была спокойной и по-прежнему красивой. Разве что перевязанные висок и прижатая рана в ухе делали её вид печальным. Но ни тряски, ни дрожи, ни угрюмой гримасы не было. Девушка лежала спокойно, её лицо не имело эмоций, мышцы полностью расслабились, и лишь редкое, едва заметное дыхание выдавало в ней жизнь. Лишь бы только та не сдалась теперь с потрохами, но чтобы сие предотвратить я и принёс сюда мою радость.

Сестра поставила Сабе капельницу и начала колоть в неё лекарства шприцами. После она выдала мне халат, маску, бахилы и шапку и мы зашли в операционную. Переложив Сабу на стол, я вышел, а сестра, поорудовав шприцами, тоже отправилась переодеваться.

Я остался в одиночестве, глядя из предоперационной на Сабу. Моя бедняжка лежала на операционном столе, на котором бывали только рецидивисты, уголовники и отморозки. А тут её красота украсила собою холодные мрачные стены подвала, и всё, что было вокруг. Но этого оказалось недостаточно. Разве что если бы Саба встала со стола и осветила всё своими эмоциями. Но девушка лежала, погрузившись в беспробудный сон, и от ожидания и давящей тишины мне стало не по себе.

Я сел на кушетку и продолжал смотреть на любимую. Только вот в голове, как и вокруг, было пусто, и тишина, казалось, задавила меня вместе с белыми стенами. И я не мог больше терпеть её.

- Саба, - робко произнёс я. – Саба… Я знаю, ты не слышишь меня, но мне жаль. Мне так жаль, что всё так вышло… Ох, что же я наделал, Господи! – воскликнул я, ударив по кушетке кулаками, но, остыв, продолжил: - Я ведь знал, знал, что Мексиканцу нельзя доверять. Я ведь знал, что есть риск и… всё равно втянул тебя в это. Я думал, что смогу найти ответы для тебя. Мне они не нужны, мне нужно только, чтобы ты была рядом, и чтобы ты была в безопасности... Я думал, что узнаю, из-за чего началась вся эта чехарда, на кого работает этот латинос и что вообще происходит! Тогда мы бы могли решить твою проблему, Саба, всей моей бандой! И я был бы первый, кто сделал бы это, чтобы только тебя оставили в покое! Но всё… всё пошло как всегда, и я… - я начал, было, молча плакать, но, выпустив пару скупых слёз, сдержался. – Я не прощу себе, если с тобой что-нибудь случится. Я и всего, что случилось, себе не прощу. Но… Ничего ведь не слу́чится, так ведь? Ничего… Мы поставим тебя на ноги, свяжемся с Гарри, а там, глядишь, он чего-нибудь нарыл. И я всем им глотки перегрызу, слышишь? – снова бросил я взгляд на Сабу, но та не обращала на меня никакого внимания, оставаясь в забвении. – И тогда мы все уйдём на покой, - улыбнулся я. – Я куплю нам домик на берегу озера. А ребята будут приезжать к нам в гости целыми семьями. И мы будем пить до утра, есть от пуза и смеяться над врединой Динго! Да… заживём!

Но тут в комнату вошли Пила и его ассистентка.

- Иди наверх и жди вместе с Дворецким. Если что – тебя позовут.

Врачи зашли в операционную и заперли дверь. Запикало сердцебиение, зашумели лампы и вентиляция. Началась операция.

- Пройдёмте, сэр, - произнёс низким голосом очередной подельник Пилы по прозвищу «Дворецкий». Его задачей было уводить копов, стоять на стрёме и искать всевозможные законодательные уловки, мешающие полиции узнать об операции. Во всяком случае, это то немногое, что я о нём знал, а кроме низкого роста хлюпенького пожилого мужчины я в нём ничего не мог разглядеть. Как, впрочем, и копы на протяжении многих лет.

- Пойдёмте, Дворецкий, - ответил я и вышел. Я лишь оглянулся и посмотрел, как захлопнулась стена за мною, и Саба осталась в руках кровожадного и просто жадного человека, который принялся кромсать её нежное тело. И я уже ничего не мог с этим поделать. Оставалось только ждать.

***

Всю ночь в доме Сайленсов были обыски. Меня, Катрин и нескольких других рабочих дома взяли как свидетелей, но ничего противозаконного там так и не нашли. Подвал был отполирован мною же, а что происходило в других его комнатах, я не мог знать. Полицейские спускались туда без меня вместе с Бобом, и от этого мне становилось совсем неуютно. Кто знает, какие взятки он им там предлагает, наедине-то?

Но узнать этого мне было не суждено. Они просто вышли к нам, огорчённые всей этой ночной чехардой, и разошлись, как в море корабли. Копы оставили нас, работников Сайленса, наедине с хозяином дома, и мне стало страшно. И только Боб, показав свой усталый вид, совершенно спокойно отправил нас по своим комнатам, попросил прощения и разрешил всем нам выспаться. Но я не мог уснуть почти до утра. Я переживал, что же будет дальше, но дальше ничего не было. Совсем.

Прошёл день, два, три и всё стало как прежде. Мы работали в том же режиме, Боб занимался своими рабочими делами, был со всеми приветлив и отзывчив, и подозрений по его душу у меня больше не возникало. Мы снова гуляли по ночам с Катриной, отчего я окончательно успокоился и начал работать с энтузиазмом.

Пока однажды ночью в мою спальню не постучали.

- Да-да? – сонно ответил я.

- Вставай, босс вызывает, - ответил мне голос одного из охранников Боба.

Я встрепенулся, но, переодевшись, вышел из комнаты.

- Пойдём, - приказал мне лысый накачанный мужчина, и воспротивиться ему я уже не мог, да и не хотел. До тех самых пор, пока мы не начали спускаться в подвал.

Проглотив комок в горле, я ступил похолодевшими от страха ногами на последнюю ступеньку. Свет снова горел в белой комнате с кафелем, но я лишь надеялся, что меня в очередной раз попросят убраться там.

Войдя внутрь, я увидел на полу в крови тушу огромного дикого кабана, которую свежевал один из работников Сайленса. Хозяин дома стоял рядом и жадно наблюдал за кровавым процессом.

- Вот видишь, Хьюго, я не врал тебе, - сказал Боб. – Очередной кабан, очередной кусок мяса… Жаль только, что теперь без рагу…

Я не понял, к чему он заговорил про рагу Катрины, но я ещё больше напрягся.

- Пойдём ко мне в кабинет, побеседовать нужно.

Я молча повиновался. Однако это был не привычный мне кабинет, а комната, которая находилась в подвале. Тут стояло много какого-то съёмочного оборудования, видеокассеты, огромный стол, за который собирался сесть Сайленс. Но вдруг из угла комнаты раздался стон, и я, обернувшись, увидел стоящую на коленях с кляпом во рту Катрину. В тот же миг дверь за мной захлопнулась, и мне прямо в нос прилетело от стоящего у входа охранника. Я не успел даже пикнуть, как принял такое же положение, как и Катрина, на коленях, со связанными руками и зловонной тряпкой во рту.

- Итак, Хьюго, - начал Боб. – Кажется, ты мне не верил. А ведь стоило бы, - заметил Сайленс и, как ни в чём не бывало, сел за свой огромный стол.

Господи, что происходит? Чего он хочет от меня? Я всего лишь школьник, какого лешего? Ох, что же мне теперь делать! И причём здесь Катрина?

- Но всё это фигня, Хью, и я тебя понимаю. Я бы тоже сразу же побежал в полицию на твоём месте, и за это я тебя не виню, - смотрел мне в глаза Сайленс, но как только я попытался отвернуться, мне ударили по лицу и вновь заставили смотреть на босса плачущими от ужаса глазами. – Другое дело, Хьюго, что мне пришлось отвалить немалую сумму денег, чтобы один хитрожопый полицейский отдал мне кассету с моим фильмом, - начал кричать Боб, и от этого Катрин ещё больше завизжала в свой кляп. Я же стоял на коленях как вкопанный. – Чтобы он, мать его, не забрал мою кассету как вещественное доказательство для легавых. И теперь мне кто-то задолжал огромную сумму денег. Кто это? Не знаешь, Хьюго?

А что я мог сделать? Я весь трясся и плакал, как это делала и Катрина. Она, в своём милом зеленом пиджаке с широким воротом, с зачёсанной набок челочкой и размазанной по всему лицу тушью, походила на размалёванную клоунессу. Лицо у енотов само по себе пёстрое, а тут такое… Только вот смеху мало. Разве что над моей глупостью.

- Или, быть может, ты хочешь с Катриной сняться в моём фильме? – усмехнулся Сайленс и, вальяжно открыв ящик стола, извлёк оттуда пистолет и глушитель. Катрина опять завизжала и заплакала. – А что, хорошая идея! – заметил Боб, накручивая глушитель на ствол своей беретты. – М, что скажешь, Хью?

Охранники засмеялись. Боб кивнул, и нам вынули кляпы изо рта.

- Да что ты хочешь от нас?! – завопил я.

- Своих денег, Хьюго! – удивился моему вопросу босс. – Ну что, снимешься для меня в паре фильмов?

- Какие фильмы? Не буду я нигде сниматься! Что ты городишь?! – плакал я и ничего не мог понять толком.

- Ну, тебя я понял, ты долг возвращать не хочешь. Может, твоя ненаглядная подруга захочет снова вступиться за тебя?

- И при чём здесь Катрина?! – не понимал я.

- Она твою задницу спасала! – закричал мистер Сайленс. - Она копам кассету подбросила из моего тайника, потому что знала, что с уликами от меня так просто не отстанут! Меня бы задержали, а вас двоих никто бы и тронуть не успел, верно я говорю? – посмотрел Боб на Катрину.

- Да, - дрожащим голосом произнесла она. Боб кивнул, и один из охранников развернул большой белый пакет. Он натянул его позади меня и Катрины вместе со своим коллегой. – Потому что кто мог бы быть следующей, я? – заревела от отчаяния Катрина. – Или Хьюго?

- Вы можете сейчас мне помочь отмыть эти деньги своим потом, ребята.

- Да пошёл ты к чёрту! – взревела Катрин с дикой и искренней ненавистью. – Ненавижу тебя, тварь!

- Ответ неверный, - произнёс Сайленс и, взметнув пистолет вверх, нажал на спусковой крючок. Раздался писк глушителя, и Катрин дёрнулась. Позади неё на белом пакете появилась дырка и красные капли. Они тут же начали стекать вниз, а вслед за ними потекло на пол бездыханное тело девушки. Охранник ловко поймал её и закутал в тот самый белый пакет. Лицо девушки-енота в последний раз посмотрело на меня. Оно было раньше красивым, а тут стало каким-то страшным и жутким. Его исказила гримаса ненависти и красная дырка под самым глазом, из-за чего последний налился кровью и чуть ли не вываливался из орбиты. Красивые зелёные глаза смотрели в никуда и стали страшными, как вся наша жизнь, которая издевается над нами для чего-то. А для чего? Как ни отвечай, всё равно: «Ответ неверный». И эту фразу я запомнил на всю оставшуюся жизнь.

6.

Киона рассказала дяде всё. Про то, как *** получил по голове и его ещё долго латали в пещере; про то, как он с Кионой лазал в администрацию; про то, как ребята подслушивали за преступниками, как схватили Коди и про беготню в порту. В общем, девушка не умолчала ни о чём. Она была чиста, и даже обещалась показать дяде копии тех писем, что они с ребятами добыли. А дядя Калтаг был так же искренен с Кионой. Он, конечно же, не рассказал ничего своим друзьям, но понял лишь, что они не ошибались. А ещё то, что ситуация действительно вышла из-под контроля. Ребята заигрались, а преступники обозлились. Но врать Кионе и Дженне Калтаг не стал бы, поэтому оставил все свои догадки при себе, а с ними и немного тайн и откровений.

***

Мы с девчатами обустроили Калта и Сьюзен в зале, а сами пошли варить кофе для всей компании. Он нам еще пригодится, а Сара как раз готовит чудеснейший кофе, уж в этом-то она спец!

Наконец, послышался скрип дверей, и из ночной тишины раздались шаги Кионы и Калтага.

- Спасибо, дядя! – обняла Калтага Киона. – Спасибо что выслушал!

- Ничего. И не волнуйся, мы своих не продаём! – улыбнулся моей дочке Калтаг и после добавил: - А теперь иди, проверь Динго, как он там. Попробуй выманить его из комнаты, может, он нам, наконец, объяснит, что у них там стряслось.

Киона отправилась наверх, а Калтаг, тяжело вздохнув, пошёл к столу наливать себе кофе.

- Ну что там? – спросила я, затаив дыхание.

- Плохо, Дженна.

- В смысле? – забеспокоилась я.

- Не боись, ничего запредельного, вроде наших с вами проделок, они не сотворили. Так, мелочи. Я бы даже сказал, что они молодцы, - успокаивал меня Калтаг, однако при этом даже не улыбнулся. – А вот ребятки Стила совсем уже нюх потеряли. Не к добру это, ох не к добру!

- Обнадежил, - отчеканила Сара, стоя у стены, сложа руки на груди. Кажется, я даже знаю, от кого у Сабы такая же привычка…

- И да, судя по всему, подчинённые мистера Смита и вправду работают на Стила. Кстати, какие новости с почты?

- Мистер Смит звонил, - отозвалась Сьюзен. – Во всех делах стоят левые адреса. Через Марианну проверили.

- А у неё там что? – спросил Калтаг.

- Ничего, ждём её звонка.

- Мам, - прискакала сверху Киона. – Динго исчез из комнаты.

- Как исчез? – встрепенулась я, и жар испуга разошёлся по моему телу.

- Похоже, уже давно. Видимо, проскользнул через задний двор еще до темноты.

- Как же так… - отчаялась, было, я, но тут зазвонил телефон, и я ответила. – Алло?

- Дженна, я, кажется, нашла их! – это была Марианна.

- Молодец! – воскликнула я, поставив телефон на громкую связь. – Диктуй!

Сьюзен записала адрес на листочке, и, кивнув, положила его на столе.

- Дженн, проверьте, что по этому адресу творится. Ники уже выехал за Калтагом.

- Хорошо, спасибо!

- Да не за что! – послышалось из трубки. – Буду сидеть здесь до посинения, пока не найду хоть что-то ещё. Если что – позвоню Ники.

- Принято, давай! – ответила я и положила трубку.

- Значит, едем? – спросил у меня разрешения Калтаг.

- Конечно.

- Только мы поедем вдвоём, а вы останьтесь дома. Вдруг кто-то из детей появится, а я пока наберу Хьюго, может он что-то знает.

Мы проводили Калтага и остались на кухне. Дело шло к утру, а кроме Кионы никого из детей не было дома, даже Динго. И это тревожило меня больше всего. Ох, и почему всё катится к чертям…

7.

- Выньте пулю из стены, - приказал Боб. – Завтра кто-нибудь дырку замажет.

- А с этим что делать? – спросил про меня лысый охранник у своего босса. И делал он это с хладнокровной обыденностью.

- Ну не впихнёте же вы их обоих в багажник! – взревел Сайленс. – Говорил я вам купить тачку попрактичнее! Идиоты! Везите так, кончайте его на месте.

- Будет сделано, босс, - ответил мордоворот и подхватил меня за руки.

- Что вы наделали?! – заревел я, глядя на мёртвую Катрину. Я будто бы проснулся и понял, что всё-таки произошло. – Как вы могли, твари?! Что вы собрались сделать со мной, что…

Но договорить я не успел. Мне в рот снова запихнули тряпку, и, схватив под обе руки, вынесли из комнаты. Я лишь успел увидеть раздраженное лицо Сайленса и ещё двоих охранников, которые паковали тело Катрины в чёрный целлофановый пакет.

По чёрному коридору подвала меня, бьющегося и упирающегося, понесли напрямую в подземный гараж. Влепив мне по затылку, преступники вырубили меня минут на пятнадцать и посадили в машину, а за это время, видимо, успели погрузить тело бедной девушки в багажник.

Очнулся я уже от тряски на дороге. Где я, что происходит? Вспомнив всё, что случилось, меня опять охватил ужас. Я покрылся холодной испариной и затрясся, как осиновый лист. Голова гудела и кружилась, но на меня не обращали внимания. Преступники сидели на передних сидениях джипа и разговаривали о чём-то своём, а я лишь заприметил, что моя дверь не была заперта.

Я постарался справиться с волнением. Мне надо было спасаться, а иначе всё, смерть! И я решился освободить себя сам и выпрыгнуть из автомобиля. Падать на ходу из машины на асфальт будет очень и очень больно, но это – мой единственный шанс на спасение.

Наконец, решившись, я начал медленно поворачиваться спиною к двери. Мои руки были связаны сзади, и открывать путь к свободе мне будет очень неудобно. Ещё неудобнее – падать. Но надо, надо! А иначе никак! И без того сам факт, что я решился на это, будучи шестнадцатилетней мямлей, казался мне чудом.

Наконец, нащупав ручку и дождавшись очередного поворота, я дёрнул пальцами холодный металл. Дверь отворилась, и меня на повороте вышвырнуло из машины. Почти вниз головой, я полетел об асфальт, и, кувырнувшись через голову, замер, прислушиваясь к возникающей адской боли. Спина, я уверен, мигом налилась краской. Она защипала и зарезала, как и руки, с которых, судя по ощущениям, с мясом содрало кожу. В груди что-то заболело, а голова закружилась ещё больше, но мне надо было бежать, бежать быстро и без оглядки.

Кое-как вскочив на ноги, я двинулся по пустынной улице подальше от поворота, на котором я выскочил. Звук тормозов тут же разрезал ночную тишину, и уже очень скоро я услышал две пары кроссовок, шуршащих по асфальту. Я пытался бежать, но сил не было. Не было и возможности, ибо меня качало из стороны в сторону, и я, как пьяный, скорее, быстро брёл по дороге, чем убегал.

Я подумал, что мне надо закричать. Тогда на меня обратят внимание местные жители, и я буду спасён. Увидев группу людей, что шли по дороге навстречу, я крикнул, но вместо этого из меня раздался, скорее, какой-то неразборчивый рев. Но люди, увидев меня, только ушли в переулок, чтобы не связываться с чужими проблемами.

- Помоги-и-и-ите! – крикнул я, задыхаясь, но тут же раздался выстрел, и я почувствовал боль в ноге. – А-а-аргх!

Преступники и сами не хотели шуметь, но я закричал и помешал им с. Они стреляли мне по ногам, надеясь успеть схватить меня и увезти, куда и хотели. Но было поздно, было громко. И теперь им некогда было со мною возиться. Если их спалят с раненым и трупом в машине – им крышка. Поэтому я тут же услышал второй выстрел, и почувствовал резкую боль чуть выше и левее поясницы. Я упал. Вот и всё.

Преступники подбежали ко мне. Им надо было добить меня как свидетеля и сваливать с моим трупом в лес, чтобы избавиться от двух тел сразу. Один из них перевернул меня ногой, и только было собрался выстрелить мне в лоб, как сам получил туда пулю и дёрнулся. Уже знакомый звук пистолетного глушителя разрезал воздух неподалёку. Преступник приземлился на дорогу и замер. Его сотоварищ трижды дёрнулся следом, и в таком же отрывистом танце упал на асфальт рядом со мной. А я начал плыть от свербящей боли в животе и всём теле сразу. Но я чётко видел, как черный пёс с окраской хаски в коричневом плаще держал пистолет на вытянутой руке. Из глушителя шёл дымок, а мужчина всё подходил и подходил ко мне, осматриваясь.

Наконец, он присел на колено рядом со мной и грубым голосом спросил:

- Ты как, дружок?

- Помогите, - прошептал я в ответ, и пёс без всяких лишних вопросов взял меня на руки и побежал со мной в переулок.

Каждое движение отдавалось мне адской болью в животе. Нога вся была мокрой от крови, как и спина. Голова кружилась и стучала неистовой колокольней. Я отключался.

Однако пёс усадил меня в машину и я, замерев на месте, почувствовал облегчение.

- Что случилось, парень? – обеспокоенно, но хладнокровно сдержанно спросил мой спаситель.

- Сайленс, - только и пролепетал я.

- А, этот престарелый извращенец - завёл машину мужчина, и мы сдвинулись с места. - Он крупный бизнесмен и аферист, а ещё накручивает огромные деньги на порнографии. Что ты ему сделал, сынок? – взглянул на меня пёс через зеркало. Но я не мог уже говорить. На ходу в машине было очень-очень больно, и я только и мог, что скрипеть зубами от этой боли. – Извини. Держись там давай. Сейчас отвезу тебя к Пиле, он тебя подлатает, и к тебе не возникнет никаких вопросов со стороны полиции, так что не переживай.

Так я попал на стол к Пиле. В тот самый дом, такой знакомый и страшный, куда я принёс Сабу. А когда-то именно Стил притащил меня в этот подвал на руках, и так же бережно и ответственно положил на эту самую каталку.

 После произошедшего я провалялся на каких-то квартирах пару недель, думая о том, что случилось. Стил убил охранников Сайленса, но он спасал меня, поэтому я не видел повода бояться его. Куда больше моя голова была занята воспоминаниями. Я постоянно думал о Катрин. Она так хотела жить, поступить в университет, радоваться каждому дню… Катрина была такой хорошенькой, а умерла из-за меня. Она хотела меня спасти, и у неё это вышло. Но я ничего не смог сделать для неё, ничего. Меня мучили жалость, совесть и тоска по погибшей. Катрин многое пережила, и не успела толком переступить совершеннолетие, как оборвалась её жизнь, из-за того, что я поступил неверно. А как было верно? Шут его знает…

Каждый день меня навещали, приносили мне еду и лекарства, книги и свежие газеты, в которых рассказывали о жестоких убийствах посреди города, о трупе бедной девушки, найденной в машине с левыми номерами, и о загадочном исчезновении с места преступления пса, чья кровь была найдена на асфальте рядом с трупами. Это была моя кровь. И с этим так же помог мне разобраться Стил, заверяя, что никто под меня копать уже не будет. Он-то понимал, что Бобби сейчас заляжет на дно и будет тише воды и ниже травы. Однако это не значит, что мне стоило оставаться в этом проклятом городе.

Несмотря на то, что ко мне чаще всего приходили какие-то незнакомые люди, Стил и сам иногда навещал меня, и, с интересом выслушав мой рассказ о Сайленсе, всё думал и думал, что с этим делать. Однако решать этот вопрос Стил и не собирался. Ему это уж точно было не нужно, но он хорошо делал вид, что его заботит вся эта история.

А потом закончился мой первый «рабочий» месяц. Мне нужно было возвращаться домой, к родителям, по мнению которых я всё это время продолжал спокойно работать на богатого дядю и получать с него денежку. А я лишь лежал на кровати в каком-то притоне у телевизора, весь в бинтах и мазях и не знал, что мне делать. И как раз в этот день ко мне пришёл Стил поговорить по душам.

Узнав о том, кто мои родители, он несколько изменился в лице. Однако тогда я даже предположить не мог, что Стил с моим папой вместе ходили в экспедицию. Отец никогда про неё не рассказывал, и хотел, чтобы и я держал язык за зубами. Кто ж знал, что я должен был скрывать это именно от Стила. Однако он, услышав имя отца, и так всё понял, и придумал, наконец, что со мной делать.

- Хьюго, не посчитай меня скупердяем или кем-то в роде Сайленса, - завёл тогда разговор Стил. – Но твоё лечение обошлось мне в крупную копеечку.

- Я всё верну, - заверил, было, я, но, остепенившись, задумался и спросил: - А сколько там вышло?

- Много, Хью. Очень много.

Холодок пробежал у меня по спине. Что, опять?!

- Но я предлагаю тебе выплатить долг проще. Как на счёт того, чтобы на меня поработать? – улыбнулся мне Стил, сидя у моей кровати. Я аж весь сжался.

- Смотря каким образом.

- Ничего особенного, мой мальчик. Всё даже лучше, чем ты думаешь. Ты не будешь работать бесплатно. Я устрою тебя на обычную нормальную работу. На почте в городе Ном, что скажешь?

Я промолчал.

- Ты можешь работать там вместе с моими ребятами, они тебя всему научат. Будешь получать тысячи три-четыре.

- И как я верну вам долг? – напрямую спросил я.

- Очень просто, - улыбнулся мне Стил. – Будешь всячески помогать ребятам, делать, что они говорят, и только тогда, когда это будет нужно. Ничего особенного. Когда – погрузить мои товары, продукты. Иногда – что-то починить, где-то кому-то помочь. Но главное – смотреть за всем, что твориться в городе. Ты будешь моими глазами и ушами, и, если понадобиться, - наклонился к моему уху Стил. – Проследишь за некоторыми кадрами. Идёт?

- Хм, звучит заманчиво. И не совсем законно.

- Ох, мой мальчик! – улыбнулся Стил и похлопал меня по плечу. – В нашем мире очень много беззакония, и ты не понаслышке это знаешь. То, что предлагаю тебе я, не так караемо и страшно как то, с чем тебе пришлось столкнуться. Да и, как я сказал, без работы ведь ты не останешься. Выйдет не меньше, чем ты получал у Сайленсов, да ещё и долг твой будет постепенно покидать тебя.

- И как долго? – спросил я, проглотив ком волнения. Что-то важное решалось сейчас в моей жизни. – Сколько мне нужно работать, чтобы погасить долг?

- Мои ребята получают за это всё хорошие деньги. Поэтому может годик, может другой, а там будет видно, как ты себя проявишь. Глядишь, тебе понравится, и ты останешься на подработке. Потом я тебе за эту небольшую халтурку тоже начну платить, да и на почте, может, повышение будет. Будешь зарабатывать хорошие деньги. Всё же лучше, чем сидеть у родителей на шее, верно?

- Да, - согласился я.

- Тем более, старина Калтаг будет не в восторге, когда узнает, сколько и кому ты задолжал.

От последних слов Стила мне стало не по себе. Я тогда и понял, что он знал отца, но мне это ни о чём не говорило. Однако на тот момент предложение Стила было, пожалуй, лучшим выходом из сложившейся ситуации, и я решился.

- Что ж… - я прямо при Стиле набрал отцу. – Алло? Привет, пап… Как дела? Как мама? Слушай, тут такое дело… в общем, меня берут на хорошую работу. Да, пап, я не вру! Я всё равно не хочу поступать, ты же знаешь. Где? В Номе… На почте… Ладно, давай я тебе позже расскажу, что там да как, а то я разговариваю по этому поводу… Хорошо, будь здоров!

Я положил трубку, и Стил поднялся с моей постели.

- А ты быстро решился!

- Надеюсь, что не опрометчиво, - усмехнулся я.

- Думаю, не в этом случае. А в другом всё может быть иначе… - задумчиво сказал Стил и добавил: - Больше не делай так.

- Не буду, - пообещал я. – Я уже наступал на эти грабли…

- Ладно, - отвёл от меня грустные воспоминания Стил. - Ты уже можешь ходить? Дорогу перенесёшь?

- Да.

- Тогда в путь! Поедешь в Ном, а там всё будет видно.

***

Воспоминания, наконец, отпустили меня. Я сидел с Дворецким и нервно глотал крепкий кофе. Мужчина с уже проступающей проседью угощал им бесплатно, в отличие от своего подельника Винсента, который был готов удавиться за каждую копейку. Но Пила сейчас трудился, он оперировал Сабу, а Дворецкий спокойно сидел со мной у камина, накрывшись пледом и рассуждая о погоде и политике. Как знать, кто из них был прав. Однако невозмутимость Дворецкого меня, наоборот, ещё больше драконила, и я периодически подскакивал с кресла и начинал блуждать по комнате.

В очередной раз не найдя себе места, я попросился выйти из дома. Пила пришил бы меня за такой риск и нарушение конспирации, но Дворецкий, зная мою натуру и меня самого, разрешил мне выйти. Разве что он пересмотрел все камеры, которыми были напичканы стены по периметру, а потом, нажав на кнопку, открыл для меня заднюю дверь.

Я отправился к ближайшему банкомату и, сняв последние деньги с карты Коди, задумался. И чем же я буду отдавать оставшийся долг? Сколько сдерет с нас Винсент? Ведь если мы не отдадим всё в срок… никакой Пила потом не зашьёт. Или же он поставит нас на счётчик под нормальный процент, и тогда до скончания века мы окажемся в рабстве. Конечно, я понимал, что я преувеличиваю, но всё же вопрос был серьёзный. И решать его следовало незамедлительно.

Только вот не зная цены вопроса, я не мог обратиться к тому, кто в первую очередь мог бы нам помочь. К Стилу. Поэтому всё, на что я мог надеяться сейчас, это на тонкую работу Винса и самообладание Коди, которое последний терял с каждой минутой. Но я продолжал верить, что у него всё будет хорошо…

***

Прикинув, что к чему, я решил поездить немного кругами. Было жутко впервые гонять по большому городу, в «потоке» машин и без водительских прав. Конечно, ночью на дорогах никого и не было толком, но меня трясло от каждого встречного автомобиля. И еще больше от того самого, что плёлся за мной по пятам.

Копы старались не отставать, и когда я сделал первый круг, я понял, что очень скоро им всё станет ясно. Я начал петлять по дворам и заезжать на всё новые улицы. Страшнее было то, что меня могла остановить патрульная служба, и тогда я точно приплыл.

От нервов меня начало колотить. Я пару раз чуть было не нарушил правила дорожного движения со страху, но вовремя находил выход из ситуации. Я понимал, что эти полицейские следили за Пилой, но кто знает, подведомственно ли им остановить меня за нарушение ПДД. Им ведь только дай повод, и всё, я раскрыт. И пускай я отделаюсь штрафами и лёгким испугом, зато они, заприметив, что Саба исчезла из машины, прямиком позвонят своему начальству и начнут искать Пилу в его домах и операционных. А кто их знает, вдруг рано или поздно найдут? И что тогда? Даже думать не хочется.

Чувствуя, что мои бездумные круги по городу вот-вот спровоцируют что-нибудь недоброе, я решил совершить хоть какое-то действие и поужинать. Или уже позавтракать? Впрочем, не важно. Копы держали меня на расстоянии, и я успел подъехать к окошку с выдачей прямо к машине. И пускай расстояние между мной и этими молодыми неопытными полицейскими было сокращено, я, по всей видимости, не дал им повода усомниться в том, что езда за мной принесёт им пользу. Казалось, что они бездумнейше следуют за мной, но при этом и сами не могут придумать способа, как остановить меня. Даже я сочинил их уже штук десять, продолжая накручивать себя и волноваться. Однако им, похоже, было нужно, чтобы я привёл их к Пиле, дабы его можно было поймать с поличным. Но пока всё тихо – я всё равно не буду подавать вида.

Желая показать всю свою невозмутимую мощь, я решил остановиться у этого кафе и деловито перекусить, не дав копам шанса подсмотреть, что у меня да как. Мало того – я выигрывал время на раздумья, и единственным вариантом, походящим на выход, было путешествие в частный сектор. Да, в нём можно заблудиться и попасть в тупик, а там уже и копам на крючок. Да, там ужасная дорога, но всё это, как мне казалось, могло стать хорошей попыткой снять с себя хвост, и я окончательно решился. Боже… Что же я делаю… Мама, если ты узнаешь – ты самолично меня прибьёшь, и копов никаких не надо!

Допив свой кофе с булочкой, я шумно выдохнул и, надавив на педаль акселератора, отправился в бездну частной застройки. Копы, хоть и нырнули следом, очень быстро отстали и, гоняя со мной по параллельным улицам, пытались загнать меня в ловушку. Но тут уже я нарушал правила, как мог, ускоряясь даже там, где это, казалось, было невозможно. Седан нервно подёргивался, но слушался и выдерживал пытки неумелым водителем. Для меня это был знак свыше, и я, вкладывая все оставшиеся нервы в это трудное дело, заезжал всё глубже в частный сектор, увеличивая отрыв от полицейских. И мои молитвы были услышаны - именно тут, затесавшись в трущобах домов, я и сбросил копов с хвоста.

Осуществив свой коварный план и перестав замечать полицейских, я рванул побыстрее в большой город, и, убедившись, что на выезде меня никто не ждёт, поехал поближе к тому месту, что указал мне Хьюго.

Да уж, ну и друг называется! Во что ты втянул мою сестру и меня? И вообще всю нашу семью? А ради чего? Узнать правду? Да кому она нужна такой ценой! Без правды можно жить, как мы жили раньше, как живут и обычные граждане, включающие новости по утрам. Какая разница, что нам льют в уши, правды ведь всё равно там нет. А в нашем деле она ничего не даёт, кроме бед. Ведь, как говориться, меньше знаешь – крепче спишь. Но теперь уже было поздно ругаться с Хьюго. Потом, всё потом, и кто его знает, может, он в чём-то сможет меня переубедить.

Проехав немного и удостоверившись, что за мной нет погони, я остановился у телефонного автомата. Достав мелочь, я погрузил её в приёмник и набрал Хьюго:

- Хью, я оторвался, подъезжаю…

***

- … Где мне встать?

Коди, слава Богу! Хоть этот парень меня не подвёл! Ладно бы сам не попался, а там кто его знает, привёл ли он хвост… Ну ничего – поглядим.

Я назначил коллеге место встречи, и мы пересеклись. Коди оставил машину в назначенном переулке, и я, только лишь внимательно осмотрев всё вокруг, подошёл к автомобилю. Я открыл водительскую дверь, а Коди, казалось, так и сидел и рулил в никуда, прилипший к рулю руками. Его всего колотило, но он справился, а значит, всё было не зря.

Поведав мне историю своего «побега», Коди храбрился, но был всё-таки сдержан. Его сестра лежала на операционном столе, и Кодиаку было не до гордостей. Разве что и не до конспирации, так что за дорогой и возможными преследователями следил только я. Однако всё прошло как по маслу. Хвоста Коди и впрямь не привёл, поэтому я осмелился притащить самого Коди в операционную к Винсенту. Дворецкий разве что спросил:

- Кто?

- Я, и её брат, - ответил я, стараясь не распыляться в подробностях, и дверь отворилась.

Просидев минут пятнадцать с Дворецким, мы не увидели никаких признаков наблюдения и спустились с Коди в подвал. Мы даже ничего не говорили, а просто молча сидели у дверей и слушали биение сердца Сабы на аппарате. Оно хорошо звучало за стеной, однако человеческое ухо могло этого не услышать. Видимо, конспиролог из Пилы всё же плохой, раз мы, антропоморфы, смогли услышать пиканье аппарата. Он стучал и стучал раз за разом, пока вдруг не слился в один сплошной визг. Это означало только одно – сердце Сабы остановилось.

8.

Гарри даже не отошёл от рации, а закурил прямо за столом, как всегда положив на него ноги и издевательски глядя на наши недоумевающие морды.

- Да, Газ – родной сын Стила. Но что в этом такого? – не понимал Гарри. А мы с Дакотой продолжали охать и ахать.

Сие откровение было ужасным. Оно ошарашило нас, перевернуло отношение к Газу и к миру. Неужели всё это было обманом? Неужели Газ всегда следил за нами и был на стороне отца? Неужели всё это так?

- Оф-ф-фигеть! Просто! Что за ночка!? – хватался за голову Дакота.

- Да я умаляю, - усмехнулся Гарри и стукнул по сигарете над пепельницей. – То ли ещё будет!

- И он всё это время был с нами… - заметил я, не зная, что вообще сказать, а сказать что-нибудь было надо.

- Ну и что. Он ведь не работал на своего папашу.

- В смысле? – не понял я.

- Хм, в прямом! – пожал плечами Гарри, и, осознав что-то, запнулся. – В общем, не забивайте себе этим голову, так было надо, и Газ ни в чём не виноват. И он вас нигде не подставлял, а если бы даже и хотел, то…

В дверь постучали. Гарри убрал ноги со стола и весь напрягся. Он передвинул пистолет за поясом поудобнее и прошёл в коридор. Мы с Дакотой переглянулись и затихли, ожидая, что будет дальше.

Скрипнула дверь, а затем упёрлась в цепочку, неласково стукнув. Уверен, что Гарри держал в этот момент свою руку на рукояти оружия.

- Ты Гарри? – послышалось из коридора.

- Ну да, а в чём дело? – ответил хозяин квартиры.

- Мы войдём?

- Может, сперва скажете, чего вы от меня хотите?

- Это ты и так узнаешь, другой вопрос, захочешь ли ты обсуждать твои дела со Стилом посреди улицы?

В ответ повисло недолгое молчание, и Гарри, отстегнув цепочку с дверей, произнёс:

- Проходите.

Свет горел только в зале, где мы сидели, и на этот свет, будто мотыльки, вышли две тени, одна высокая, а другая жилистая и коренастая.

- Дядя Ники? Дядя Калтаг? – удивился я, аж встав с дивана.

- Ребята? Вот так номер! – воскликнул Калтаг и снял свою любимую шляпу с полями, однако плащ он снимать не стал. Калтаг сел на табурет, и Ники последовал его примеру, так же не сняв обувь и кожаную куртку. И только Гарри стоял, не шевелясь, в проходе. Может, надеялся убежать, если что-то пойдет не так? Посмотрим. Лишь бы стрелять не начал. – Я, конечно, не эксперт, но, по-моему вам светят огромные люли от матери, - улыбнулся златошёрстный пёс, и от его улыбки мне почему-то хотелось прятаться. А может, это просто от стыда за то, что я им наговорил сегодня.

- Мы знаем, - смело вступил в разговор Дакота. – Но что мы можем поделать, когда… - Дакота посмотрел на меня, ища в моих глазах опору, но, не найдя её, всё равно решился: - …когда судьба нашей сестры на кону.

Калтаг напрягся.

- Так, значит, теперь вопросы к Вам, Гарри? – спросил Ники, повернувшись на стуле в сторону преступника. – Что скажете на этот счёт?

- М…Мексиканец, - только и выпалил Гарри.

- Да ладно?! Гонишь?! – воскликнул Калтаг, да такими жаргонными словечками, коих я от него не ожидал. Но ещё больше я не ожидал, что Калтаг знал, кто такой Мексиканец.

- Отвечаю, - заверил Гарри, всё ещё не знавший, как себя вести. Он и сейчас сильно запереживал, когда ляпнул по случайности про Мексиканца. А вдруг перед ним были его подельники? И я, прочитав всё это в лице человека, заверил:

- Это свои, Гарри, расслабься.

- Сядь, - приказал Калтаг, но всё же сбавил обороты своей брутальности и, по велению мягкого сердца, добавил: - Мы участники экспедиции и друзья Балто. Мы ни с кем не подельничаем.

- Уж вас-то я знаю! Не подельники они… - пробубнил Гарри, который, может, и вправду знал, кто сидит перед ним? Может, он просто был озадачен их появлением? Не знаю, посмотрим.

- Вы ещё здесь? – прикрикнул на нас дядя Ники, посмотрев мне прямо в душу. – Живо домой! Мать места себе не находит!

- Пускай посидят, - спокойно умерил пыл друга Калтаг. – А то ещё куда пропадут, пока дотопают. А ты, Гарри, всё же поясни, что это Мексиканец вдруг от вас захотел?

- Так, давайте тогда в машину, - встал Ники и приказал нам с Дакотой собираться. – Закрою вас там, как малолеток. И только рыпнетесь мне!

Я, конечно, знал, что у дяди Ники характер не сахар, но никогда впредь я не видел его таким. Он был зол и взволнован одновременно, и не повиноваться ему было глупо. Даже Дакота притих, хотя ему и так нормально. Брат всё равно был привыкши к таким вещам, не то что я. А мне было совсем не по себе от всего, что происходило, и поэтому я почти буквально трясся, ожидая, когда за нами с Дакотой придут. Даже в комфортном гелентвагене дяди Ники я чувствовал себя неуютно.

- Как думаешь, сильно влетит от мамки? – усмехнулся брат, спокойно глядя за окно джипа.

- Ты до сих пор думаешь только о себе? – возмутился я, глядя на неунывающего Дакоту. Братец явно уже отошел и успокоился.

- Если бы я думал только о себе, я бы спал сейчас дома.

- Не убедительно, - сложил я руки на груди и уставился в противоположное окно.

- Братец, чего ты от меня хочешь? – завёлся Дакота. – Раскаяния? За что?

- За то, что так говоришь о маме.

- А сам-то что, мало ей наговорил? – Дакота не знал, как я повёл себя сегодня при всех, но попал в самую точку. Мою болевую точку.

- Вот и не наступай на мои грабли, Дакота, - умно сказал я, понимая, как много ужасного натворил в последнее время.

- Спасибо, не буду, - ответил брат после задумчивой паузы. – Извини.

- Хорошо, - ответил я, и тут же услышал шаги за окном. Дядя Калтаг и дядя Ники быстро топали к автомобилю.

Пикнула сигнализация, и тут же открылись передние двери.

- Где отцовская машина? – спросил дядя Калтаг.

- В переулке за углом, - ответил Дакота.

- Ключи, - протянул лапу Калтаг и, выхватив прошенное из рук моего брата, скрылся в переулке.

 Дядя Ники сел в машину, и мы тронулись в сторону моего дома. Пёс был мрачнее тучи, и за недолгую дорогу по дворам только бросал в окна нервные взгляды. А я нервно молчал, не решаясь заводить диалога и задавать вопросы.

Наконец, мы остановились у дома. Калтаг тут же подъехал за нами, выскочил из машины и пошёл к крыльцу. Я ничего не слышал, а только наблюдал, как в рассветных лучах к нему вышла жена, как он обнял её и что-то начал ей говорить. Потом вышла мама и тётя Сара. Калтаг продолжал им что-то объяснять, и те задёргались и занервничали. Сара разводила руками, мама лишь прикрывала ладонью рот, а тётя Сьюзен просто жалобно смотрела на уходящего к машине мужа.

- Ох, и натворили же вы делов! – попрекнул нас с Дакотой Ники, всё это время сидевший за рулём тарахтевшей машины. – Все мы… - добавил он, но тут же открылась моя правая задняя дверь.

- Выходите, - произнёс дядя Калтаг, опёршись одной рукой на крышу авто, а другой держа двери. – И попроси прощения у матери, Динго, - обратился он ко мне. - Мы-то теперь что-то понимаем, а она – нет. И прошу, - посмотрел Калтаг на Дакоту. – Не рассказывайте ей ничего, идёт?

- Лады, - прокряхтел Дакота, выпрыгивая из автомобиля. Я просто кивнул и молча вышел, пока Калтаг садился на переднее сидение.

- Берегите себя, - произнёс он напоследок, и гелентваген умчался куда-то в пустоту ещё спящего города.

9.

Мы с Коди вскочили с кушетки. Казалось, что сердцебиение Сабы, которое было слышно раньше, всё слилось с моим, и моё сердце застучало в два раза быстрее. Уверен, тоже самое случилось и с Коди. Он ломанулся, было, в операционную, но я остановил его. Я и сам бы хотел ворваться туда, сломя голову, но меня останавливала рациональность. Каждая ведь секунда на счету, и мешать докторам нельзя. Протяжный монотонный писк наполнял всё вокруг. Мне казалось, что звенят стены, предметы и даже электрические провода, что вели к люстре. И от этого меня только больше колотило.

Я читал в глазах Коидиака вопрос: «Что делать? Что нам делать, Хью?». Только вот ответов не было. Не было, но и они, как оказалось, были ни к чему.

Спустя минуту сердечко моей любимой затрепетало, и вновь за стеной послышалось громкое и чёткое «Пип-пип-пип».

- Что это, Хью? – трясся Коди. – Что это?

- Всё хорошо, дружище, всё хорошо! – сказал я другу и крепко обнял его. Мне некуда было девать свои жуткие эмоции, и я только хлопал Коди по спине и ждал, что всё это скоро закончится.

Наконец, мы успокоились и сели. В моих окоченевших от ужаса руках дрожал телефон, с которого я всё пытался дозвониться до Гарри. Но это было тщетно – мой коллега всё ещё находился вне зоны доступа. Еще и за них приходилось волноваться. Что там стряслось? Как они справились? Не поймали ли их?

Но ответ не заставил себя долго ждать. Гарри появился в сети и тут же набрал мне на сотовый.

- Алло? – судорожно поднял я трубку, вскочив на ноги. – Гарри?! Вы как?

- Всё хорошо, вы там как?

- Ох, Боже! – не знал, с чего начать я. – Мы добрались до врача, её сейчас оперируют, - говорил я без имён и названий, чтобы не нарушать конспирацию.

- Уже прооперировали, - произнёс голос Пилы у меня за спиной. Я и не услышал, как дверь операционной открылось.

- Иди, у нас всё нормально, - видимо, услышал слова врача Гарри. Я положил трубку.

- Док, как она? – молящим взглядом глядел Коди на Пилу. Но тот будто бы игнорировал бурошёрстного и обратился сразу ко мне.

- Жить будет, - коротко произнёс Винсент и продолжил. - Она просто потеряла много крови, плюс стресс и, возможно, сотряс, поэтому её вырубало. Еще бы чуть-чуть и… - выдержал Пила демонстративную паузу, хотя по глазам было видно, что на самом-то деле ему всё равно.

Коди шёл за Пилой по пятам, и я заметил, как сие раздражало Винсента. Поэтому старик, сняв с себя окровавленный халат и прочие прибамбасы, позвал меня к себе в кабинет. Перед этим он тщательно проследил, чтобы на нём не было крови и любых других улик, и вальяжно продолжил свой путь на второй этаж. Коди же откровенно изнемогал. Я изнемогал так же, но в отличие от друга я знал, что Пилу не стоит торопить и дразнить. Я лишь цыкал на Коди, и всячески одёргивал его, пока Пила молча и упрямо двигался к себе.

- Стой здесь, - шепнул я, наконец, Кодиаку, и тот остановился. Ну как же было не понять, что Пила ему не доверяет!?

Мы вошли к Винсенту в кабинет. Он был совершенно обычным, и он мало меня волновал сегодня. Куда важнее было услышать, что скажет доктор.

Пила сел за свой стол, закурил сигару и начал:

- Значит так, - почесал он висок. – Рану я зашил, сосуды восстановил. Повторно ничего делать не надо. Еще хотя бы пару часов она побудет у меня, пока придёт в себя, пока мы её прокапаем, поколем и посмотрим за состоянием.

Пел Винсент сладко, но я-то знал, к чему всё это идёт. Было дело…

- После того, как уедете – будете вот это ей давать и колоть, - протянул мне Пила список с рекомендациями, лекарствами и дозами. – В аптеках вам без рецептов ничего не продадут, так что советую сразу всё закупить у меня.

Хитрый ты, Пила. Очень хитрый. Но когда же ты озвучишь мне сумму?

- Хорошо, - ответил я. – Что по режиму?

- Покой. Всегда нужен покой, сам это знаешь. Так что желательно залечь на дно где-нить в глуши и не рыпаться.

Хм, а то я не знаю! Показывает тут своё наигранное беспокойство! Ага, как же!

- Так, а что по оплате? – задал прямой вопрос я.

- По старой дружбе отдавай сейчас то, что есть на руках. Хрен с тобой, - сделал мне одолжение Винсент и начал записывать свои расчеты на листок, оглашая их содержимое. – Учитывая то, что нам пришлось вытаскивать её с того света, учитывая риск, расходники, лекарства, электроэнергию…

Пила продолжал ещё где-то минуту, складывая цифры, а потом как отрезал:

- Сто пятьдесят.

Холодок пробежался по телу, а ком в горле застрял и преградил путь к дыханию. Я долго держался, но всё же поперхнулся.

- Сроки? – спросил я.

- Как всегда неделя. Я и без того тебе столько поблажек сделал! – попрекал меня Пила.

- Хорошо, Винсент. Я найду деньги.

- Хм, - усмехнулся мужик. – Куда же ты денешься! А теперь иди тусить с Дворецким и своим корешем. Из дома не выходить. Ваша цаца очнётся, тогда и валите на все четыре стороны!

- А ты как всегда гостеприимен, - натянуто улыбнулся я, из последних сил сдерживая нервы и кулаки.

- А что я тебе должен, в ножки поклониться?!

- Я твой хлеб, Пила.

- Ты мой раб, Хьюго! – улыбнулся «доктор» и, затушив сигару, повторил, погрозив пальцем: - Неделя!

11.

Уставший от всего этого недоразумения, я спустился вниз к Коди и позвал его пошептаться. Красношёрсный быстро смекнул, что по чём, и подошёл со мною к самому дальнему окну.

- Он хочет за всю работу сто пятьдесят кусков, и мы в расчете.

- Сколько? – ошарашено переспросил Коди.

- Я отдал ему десятку предоплаты, плюс купил все нужные лекарства, так что с нас сто сорок тонн бакинских за неделю.

- И где нам их добыть? – возмущался Коди.

- Вот и я о том же, - нервно улыбнулся я. - В теории может помочь твой батя.

- Может, конечно. В теории. Но как ты себе это представляешь? Да и не будет у него такой суммы, я думаю. И вообще, как я могу выйти на связь с ним, если он не пойми где.

- В пролёте, - подытожил я рассуждения Кодиака.

- Может, занять у кого? Кредит взять?

- Не знаю, Коди. У меня есть только один действующий вариант.

- Какой?

- Стил.

Коди молча вытаращился на меня, но тут нас позвала медсестра:

- Идёмте! Ваша подруга приходит в себя!

Коди лишь пробуравил меня осуждающим взглядом, но вот я другого выхода не видел. Я всё думал о сложившейся ситуации, но на ум приходило только попросить Стила о помощи. Тем более он, как оказалось из рассказа Коди, был заинтересован в этом. Очень надеюсь, что Стил снова поможет мне. Ведь так уже было. Всё повторилось вновь. Снова я дома у Пилы, снова кто-то лежит на операционном столе, снова из-за меня страдает ни в чём не повинная девушка.

Когда я смотрел на приходящую в себя Сабу, я видел в ней Катрин. Мне так хотелось верить, что и она, когда я скрылся с места преступления, вдруг ожила и пошла к себе домой, как ни в чём не бывало. Но Катрин гнила в земле, оставив в горе любимых родителей и всю свою семью. Может, разве что, её приведение отправилось домой, став последним добрым существом в этом проклятом городе.

Я смотрел, как сердцебиение Сабы нормализуется. Глаза задёргались под веками, ещё сохранившими остатки размазанной туши, как когда-то на лице у Катрины. Саба уже вот-вот очнётся, но всё ещё витает где-то в небытии. И в этом небытии я представлял себе призрак Катрины, который стоял сейчас рядом и помогал моей девушке прийти в себя.

В тот раз Катрина пожертвовала собой, спасая друга-подростка. А ведь сама же мне говорила, что Сайленс опасен, а значит, она знала, на что идёт. Но всё равно она рискнула, ведь у неё было доброе сердце. У Сабы тоже доброе сердце, которое она скрывает от окружающих. Только единицы видят его в поступках Сабы и в её отношении к миру. Она так же, как и Катрина, достойна жизни. Но Катрина мертва, а Саба была на волосок от смерти. И если Катрина рискнула ради меня, то Сабу откровенно подставил я, рискнув ею. Я не рискнул собой, как та девушка-енот. Я снова спрятался под уверенную женскую юбку. Я подставил их своею ошибкой. А эти девушки… Они такие сильные! И как мне научиться у них этой силе – я не представляю.

Мне казалось, что всё повторяется. Нет, теперь я знаю, всё иначе. Саба будет жить и процветать, а я всё же буду считать, что чему-то научен. Все мы вольны совершать ошибки, но когда они забирают у нас самое ценное, мы часто перестаём видеть наши провалы. Мы смотрим на то, что у нас забрали, и забываем предотвратить подобное вновь. Но теперь я не позволю так просто испортить мне жизнь. Теперь я готов воевать с этой нечистью и бороться за жизнь тех, кто мне дорог. Цена уже ведь заплачена, и если мы узнаем от Гарри что-то большее, чем просто о предательстве Мексиканца, то это уже не зря. Не зря, потому что безопасность моей девушки – это безопасность моей семьи. И я буду защищать нашу семью до последнего!

Но вдруг передо мной возник образ Катрины. Она стояла будто бы рядом с Сабой в своём зеленом пиджачке с широким отвисающим воротником, с синим поясом под её штаны и сумочку. Девушка смотрела на меня улыбчиво и неунывающе, и мне казалось, что я начинаю четко видеть её. Будто сейчас она появится здесь и поддержит, как и несколько лет назад. Но она пропала, испарившись перед моими заплывшими от усталости глазами, но осталась навсегда рядом со мной, чтобы поддержать вновь, когда это будет так необходимо.

Я и не заметил, что Коди уже держит сестру за руку, а Саба всё это время смотрит на меня, искренне и с любовью, и этот взгляд пробивал мою душу сквозь пелену из призраков прошлого. Эти призраки останутся со мной, чтобы я помнил и больше не ошибался, а взгляд Сабы – будет рядом, чтобы напоминать мне, для чего мне всё это.

P.S.

В тёмном кабинете мелькала только точка горящей сигары. Боб Сайленс любил сидеть в тишине и думать о своих планах, различая лишь едкий дым в чёрной комнате. Но тишину его кабинета разорвал телефонный звонок. Он был противен и громок, и раздражённый старик поскорей поднял трубку.

- Да.

- Босс, объявился наш старый знакомый.

- Кто?

- Хьюго. Он у Пилы. Следим за ними.

- Продолжайте, - ответил Боб в темноту трубки и, широченно улыбнувшись после затяжки, добавил: - А я что-нибудь придумаю…

 

 

---

Дата добавления: 2019-09-08; просмотров: 63; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!