Сутта о плодах отшельничества 2 страница



25. “Однажды, господин, я приблизился к Пакудхе Каччаяне. Приблизившись, я обменялся с Пакудхой Каччаяной дружескими, дружелюбными словами и почтительным приветствием и сел в стороне. И сев в стороне, я, господин, так сказал Пакудхе Каччаяне: “Существуют ведь, досточтимый Каччаяна, занятые в различных отраслях ремесел, а именно: сведущие в уходе за слонами, сведущие в коневодстве, колесничие, лучники, знаменосцы, распорядители в войске, распределяющие провиант, благородные воины, искушенные в набегах, не уступающие большому слону, герои, воители в кожаном панцире, дети рабов, повара, брадобреи, банщики, изготовители сладостей, плетельщики венков, красильщики, ткачи, плетельщики корзин, гончары, вычисляющие, считающие по пальцам, а также и занятые в других различных отраслях ремесел подобного рода — и они живут в этом зримом мире зримым плодом (своего) ремесла, им они радуют и удовлетворяют самих себя, радуют и удовлетворяют мать и отца, радуют и удовлетворяют ребенка и жену, радуют и удовлетворяют друга и товарища, доставляют отшельникам и брахманам благодатные подношения, связанные с небом, несущие счастье, ведущие на небеса. Можно ли, досточтимый Каччаяна, указать таким же образом зримый плод отшельничества в этом зримом мире?”

26. Когда так было сказано, господин, Пакудха Каччаяна так сказал мне: “Великий царь, эти семь элементов не созданы, и их не побуждали создать, не сотворены, и их не побуждали сотворить; они бесплодны, стоят как на вершине, установлены прочно как столп. Они не движутся, не изменяются, не вредят друг другу, не причиняют друг другу счастья или несчастья, или счастья и несчастья. Каковы же эти семеро? Элемент земли, элемент воды, элемент огня, элемент воздуха, счастье, несчастье и седьмой — жизнь. Эти семь элементов не созданы, их не побуждали создать, не сотворены, их не побуждали сотворить, они бесплодны, стоят как вершина, установлены прочно, как столп. Они не движутся, не изменяются, не вредят друг другу, не причиняют друг другу счастья или несчастья, или счастье и несчастье. Нет здесь убивающего, или побуждающего убивать, слушающего или побуждающего слушать, сознающего или побуждающего сознавать. И когда кто-нибудь рассекает острым мечом голову, то никто никого не лишает жизни — просто меч проникает в промежуток между семью элементами”.

27. Так, господин, Пакудха Каччаяна, будучи спрошенным о зримом плоде отшельничества ответил мне о другом и по-другому. Подобно тому, господин, как спрошенный о манго, стал бы отвечать о хлебном дереве, или спрошенный о хлебном дереве, стал бы отвечать о манго, так же точно, господин, и, Пакудха Каччаяна, будучи спрошен о зримом плоде отшельничества, ответил о другом и по-другому. Тогда, господин, я сказал себе так: “Как может подобный мне даже подумать о том, чтобы осудить отшельника или брахмана, живущего в царстве?” И вот, господин, я не высказал Пакудхе Каччаяне ни одобрения, ни порицания; ни одобряя, ни порицая, я, будучи недовольным, не произнес недовольных слов и пожалел об этой речи, не возмущаясь, поднялся с сиденья и удалился.

28. “Однажды, господин, я приблизился к Нигантхе Натапутте. Приблизившись, я обменялся с Нигантхой Натапуттой дружескими, дружелюбными словами и почтительным приветствием и сел в стороне. И сев в стороне, я, господин, так сказал Нигантхе Натапутте: “Существуют ведь, досточтимый Аггивессана, занятые в различных отраслях ремесел — а именно: сведущие в уходе за слонами, сведущие в коневодстве, колесничие, лучники, знаменосцы, распорядители в войске, распределяющие провиант, благородные воины, искушенные в набегах, не уступающие большому слону, герои, воители в кожаном панцире, дети рабов, повара, брадобреи, банщики, изготовители сладостей, плетельщики венков, красильщики, ткачи, плетельщики корзин, гончары, вычисляющие, считающие по пальцам, а также и занятые в других различных отраслях ремесел подобного рода — и они живут в этом зримом мире зримым плодом (своего) ремесла, им они радуют и удовлетворяют самих себя, радуют и удовлетворяют мать и отца, радуют и удовлетворяют ребенка и жену, радуют и удовлетворяют друга и товарища, доставляют отшельникам и брахманам благодатные подношения, связанные с небом, несущие счастье, ведущие на небеса. Можно ли, досточтимый Аггивессана, указать таким же образом зримый плод отшельничества в этом зримом мире?”

29. Когда так было сказано, господин, Нигантха Натапутта так сказал мне: “Великий царь, вот Нигантха сдержан воздержанием четырехчастной узды. Как же великий царь, Нигантха сдержан воздержанием четырехчастной узды? Великий царь, Нигантха воздерживается от всякой воды, и наделен всякою водою. И так, великий царь, Нигантха сдержан воздержанием четырехчастной узды. И поскольку, великий царь, Нигантха сдержан так воздержанием четырехчастной узды, он великий царь, зовется Нигантхой, чье “я” достигло цели, и чье “я” обуздано, и чье “я” стойко.

30. Так, господин, Нигантха Натапутта, будучи спрошенным о зримом плоде отшельничества, ответил мне о воздержании четырехчастной узды. Подобно тому, господин, как спрошенный о манго, стал бы отвечать о хлебном дереве, или спрошенный о хлебном дереве, стал бы отвечать о манго, так же точно, господин, и, Нигантха Натапутта, будучи спрошен о зримом плоде отшельничества, ответил о воздержании четырехчастной узды. Тогда, господин, я сказал себе так: “Как может подобный мне даже подумать о том, чтобы осудить отшельника или брахмана, живущего в царстве?” И вот, господин, я не высказал, Нигантхе Натапутте ни одобрения, ни порицания; ни одобряя, ни порицая, я, будучи недовольным, не произнес недовольных слов и пожалел об этой речи, не возмущаясь, поднялся с сиденья и удалился.

31. Однажды, господин, я приблизился к Санджае Беллаттхипутте. Приблизившись, я обменялся с Санджаей Беллаттхипуттой дружескими, дружелюбными словами и почтительным приветствием и сел в стороне. И сев в стороне, я, господин, так сказал Санджае Беллаттхипутте: “Существуют ведь, досточтимый Санджая, занятые в различных отраслях ремесел, а именно: сведущие в уходе за слонами, сведущие в коневодстве, колесничие, лучники, знаменосцы, распорядители в войске, распределяющие провиант, благородные воины, искушенные в набегах, не уступающие большому слону, герои, воители в кожаном панцире, дети рабов, повара, брадобреи, банщики, изготовители сладостей, плетельщики венков, красильщики, ткачи, плетельщики корзин, гончары, вычисляющие, считающие по пальцам, а также и занятые в других различных отраслях ремесел подобного рода — и они живут в этом зримом мире зримым плодом (своего) ремесла, им они радуют и удовлетворяют самих себя, радуют и удовлетворяют мать и отца, радуют и удовлетворяют ребенка и жену, радуют и удовлетворяют друга и товарища, доставляют отшельникам и брахманам благодатные подношения, связанные с небом, несущие счастье, ведущие на небеса. Можно ли, досточтимый Санджая, указать таким же образом зримый плод отшельничества в этом зримом мире?”

32. Когда так было сказано, господин, Санджая Беллаттхипутта так сказал мне: “Если бы ты спросил меня: “Другой мир существует?” и я считал бы, что другой мир существует, то я объяснил бы, что другой мир существует. Но я не считаю этого. Я не считаю так. Я не считаю иначе. Я не считаю, что нет. Я не считаю, что неверно, что нет. Если бы ты спросил: “Другой мир не существует?”, и я считал бы, что другой мир не существует, то я объяснил бы, что другой мир не существует. Но я не считаю этого. Я не считаю так. Я не считаю иначе. Я не считаю, что нет. Я не считаю, что неверно, что нет. Если бы ты спросил меня: “Другой мир и существует и не существует?”, и я считал бы, что другой мир и существует, и не существует, то я объяснил бы, что другой мир и существует, и не существует. Но я не считаю этого. Я не считаю так. Я не считаю иначе. Я не считаю, что нет. Я не считаю, что неверно, что нет. Если бы ты спросил меня: “Другой мир ни существует, ни не существует?”, и я считал бы, что другой мир ни существует, ни не существует, то я объяснил бы, что другой мир ни существует, ни не существует. Но я не считаю этого. Я не считаю так. Я не считаю иначе. Я не считаю, что нет. Я не считаю, что неверно, что нет. Если бы ты спросил меня: “Самопроизвольно родившиеся существуют?”, и я считал бы, что самопроизвольно родившиеся существуют, то я объяснил бы, что самопроизвольно родившиеся существуют. Но я не считаю этого. Я не считаю так. Я не считаю иначе. Я не считаю, что нет. Я не считаю, что неверно, что нет. Если бы ты спросил меня: “Самопроизвольно родившиеся не существуют?”, и я считал бы, что самопроизвольно родившиеся не существуют, то я объяснил бы, что самопроизвольно родившиеся не существуют. Но я не считаю этого. Я не считаю так. Я не считаю иначе. Я не считаю, что нет. Я не считаю, что неверно, что нет. Если бы ты спросил меня: “Самопроизвольно родившиеся и существуют, и не существуют?”, и я считал бы, что самовольно родившиеся и существуют, и не существуют, то я объяснил бы, что самовольно родившиеся и существуют, и не существуют. Но я не считаю этого. Я не считаю так. Я не считаю иначе. Я не считаю, что нет. Я не считаю, что неверно, что нет. Если бы ты спросил меня: “Самопроизвольно родившиеся ни существуют, ни не существуют?”, и я считал бы, что самопроизвольно родившиеся не существуют, ни не существуют, то я объяснил бы, что самопроизвольно родившиеся ни существуют, ни не существуют. Но я не считаю этого. Я не считаю так. Я не считаю иначе. Я не считаю, что нет. Я не считаю, что неверно, что нет. Если бы ты спросил меня: “Созревший плод добрых и злых действий существует?”, и я считал бы, что созревший плод добрых и злых действий существует, то я объяснил бы, что созревший плод добрых и злых действий существует. Но я не считаю этого. Я не считаю так. Я не считаю иначе. Я не считаю, что нет. Я не считаю, что неверно, что нет. Если бы ты спросил меня: “Созревший плод добрых и злых действий не существует?”, и я считал бы, что созревший плод добрых и злых действий не существует, то я объяснил бы, что созревший плод добрых и злых действий не существует. Но я не считаю этого. Я не считаю так. Я не считаю иначе. Я не считаю, что нет. Я не считаю, что неверно, что нет. Если бы ты спросил меня: “Созревший плод добрых и злых действий и существует, и не существует?”, и я считал бы, что созревший плод добрых и злых действий и существует, и не существует, то я объяснил бы, что созревший плод добрых и злых действий и существует, и не существует. Но я не считаю этого. Я не считаю так. Я не считаю иначе. Я не считаю, что нет. Я не считаю, что неверно, что нет. Если бы ты спросил меня: “Созревший плод добрых и злых действий ни существует, ни не существует?”, и я считал бы, что созревший плод добрых и злых действий ни существует, ни не существует, то я объяснил бы, что созревший плод добрых и злых действий ни существует, ни не существует. Но я не считаю этого. Я не считаю так. Я не считаю иначе. Я не считаю, что нет. Я не считаю, что неверно, что нет. Если бы ты спросил меня: “Татхагата существует после смерти?”, и я считал бы, что Татхагата существует после смерти, то я объяснил бы, что Татхагата существует после смерти. Но я не считаю этого. Я не считаю так. Я не считаю иначе. Я не считаю, что нет. Я не считаю, что неверно, что нет. Если бы ты спросил меня: “Татхагата не существует после смерти?”, и я считал бы, что Татхагата не существует после смерти, то я объяснил бы, что Татхагата не существует после смерти. Но я не считаю этого. Я не считаю так. Я не считаю иначе. Я не считаю, что нет. Я не считаю, что неверно, что нет. Если бы ты спросил меня: “Татхагата и существует и не существует после смерти?”, и я считал бы, что Татхагата и существует и не существует после смерти, то я объяснил бы, что Татхагата и существует, и не существует после смерти. Но я не считаю этого. Я не считаю так. Я не считаю иначе. Я не считаю, что нет. Я не считаю, что неверно, что нет. Если бы ты спросил меня: “Татхагата ни существует, ни не существует после смерти?”, и я считал бы, что Татхагата ни существует, ни не существует после смерти, то я объяснил бы, что Татхагата ни существует, ни не существует после смерти. Но я не считаю этого. Я не считаю так. Я не считаю иначе. Я не считаю, что нет. Я не считаю, что неверно, что нет.

33. Так, господин, Санджая Белаттхипутта, будучи спрошенным о зримом плоде отшельничества, ответил мне уклончиво. Подобно тому, господин, как спрошенный о манго, стал бы отвечать о хлебном дереве, или спрошенный о хлебном дереве, стал бы отвечать о манго, так же точно, господин, и, Санджая Белаттхипутта, будучи спрошен о зримом плоде отшельничества, ответил мне уклончиво. Тогда, господин, я сказал себе так: “Как может подобный мне даже подумать о том, чтобы осудить отшельника или брахмана, живущего в царстве?” И вот, господин, я не высказал, Санджае Белаттхипутте ни одобрения, ни порицания; ни одобряя, ни порицая, я, будучи недовольным, не произнес недовольных слов и пожалел об этой речи, не возмущаясь, поднялся с сиденья и удалился.

34. И вот, господин, я спрашиваю Блаженного: “Существуют ведь, господин, занятые в различных отраслях ремесел, а именно: сведущие в уходе за слонами, сведущие в коневодстве, колесничие, лучники, знаменосцы, распорядители в войске, распределяющие провиант, благородные воины, искушенные в набегах, не уступающие большому слону, герои, воители в кожаном панцире, дети рабов, повара, брадобреи, банщики, изготовители сладостей, плетельщики венков, красильщики, ткачи, плетельщики корзин, гончары, вычисляющие, считающие по пальцам, а также и занятые в других различных отраслях ремесел подобного рода — и они живут в этом зримом мире зримым плодом (своего) ремесла, им они радуют и удовлетворяют самих себя, радуют и удовлетворяют мать и отца, радуют и удовлетворяют ребенка и жену, радуют и удовлетворяют друга и товарища, доставляют отшельникам и брахманам благодатные подношения, связанные с небом, несущие счастье, ведущие на небеса. Можно ли, господин, указать таким же образом зримый плод отшельничества в этом зримом мире?”

— “Можно, великий царь. Только я в таком случае задам тебе встречный вопрос, чтобы ты ответил на него так, как сочтешь нужным.

35. Как ты думаешь, великий царь? Вот был бы у тебя слуга, раб, исполняющий работу, рано встающий и поздно ложащийся, послушно выполняющий все, приятно ведущий себя, сладкоречивый, не спускающий с тебя глаз. И он бы сказал себе: “Сколь чудесны, сколь необычны пути заслуг и созревание плодов заслуг! Ведь этот царь Магадхи Аджатасатту Ведехипутта — человек, и я — человек. Ведь этот царь Магадхи Аджатасатту Ведехипутта будучи наделен и снабжен пятью признаками чувственности, услаждается и я сказал бы, словно бог, — я же — его раб, исполняющий работу, рано встающий, поздно ложащийся, послушно выполняющий все, приятно ведущий себя, сладкоречивый, не спускающий с тебя глаз. Право, и я мог бы совершить его заслуги. Ведь я мог бы сбрить волосы и бороду, надеть желтые одеяния и, оставив дом, странствовать бездомным”. И со временем он может сбрить волосы и бороду, надеть желтые одеяния и, оставив дом, странствовать бездомным. Так, будучи странником, он станет жить, обуздывая тело, станет жить, обуздывая речь, станет жить, обуздывая разум, довольствуясь самым ничтожным пропитанием и рубищем, радуясь уединению. И люди смогли бы так сказать тебе о нем: “Угодно ли узнать тебе, божественный, что тот, твой слуга, раб, исполняющий работу, рано встающий и поздно ложащийся, послушно выполняющий все, приятно ведущий себя, сладкоречивый, не спускающий с тебя глаз — он, божественный, сбрил волосы и бороду, надел желтые одеяния и, оставив дом, стал странствовать бездомным. Так, будучи странником, он живет, обуздывая тело, живет, обуздывая речь, живет, обуздывая разум, довольствуясь самим ничтожным пропитанием и рубищем, радуясь уединению”. Сказал ли бы ты тогда так: “Пусть этот слуга придет ко мне, пусть снова будет рабом, исполняющим работу, рано встающим и поздно ложащимся, послушно выполняющим все, приятно ведущим себя, сладкоречивым, следящим за моим лицом”?

36. “Совсем нет, господин. Мы напротив, приветствовали бы его, поднялись бы навстречу, предложили сиденье, усадили, доставили ему все необходимое — монашескую одежду, чашу для милостыни, обитель, лекарства для помощи больным, а также подобающую ему охрану, ограду и защиту”.

“Как ты думаешь, великий царь? Если так, является ли это зримым плодом отшельничества или нет?”

“Конечно, господин, если так, это является зримым плодом отшельничества”.

“Вот, великий царь, тебе указан мною первый зримый плод отшельничества в этом зримом мире?”

37. “А можно ли, господин, указать таким же образом еще другой зримый плод отшельничества в этом зримом мире?”

— “Можно, великий царь. Только я в таком случае задам тебе встречный вопрос, чтобы ты ответил на него так, как тебе больше подходит. Как ты думаешь, великий царь? Вот был бы у тебя слуга, земледелец, домоправитель, уплачивающий подать, умножающий твои богатства. И он бы сказал себе: “Сколь чудесны, сколь необычайны пути заслуг и созревание плодов заслуг. Ведь этот царь Магадхи Аджатасатту Ведехипутта — человек, и я человек. Ведь этот царь Магадхи Аджатасатту Ведехипутта будучи наделен и снабжен пятью признаками чувственности, услаждается, я сказал бы, словно бог, — я же еще земледелец, домоправитель, уплачивающий подати, умножающий его богатства. Право, и я мог бы совершить его заслуги. Ведь я мог бы обрить волосы и бороду, надеть желтые одеяния и, оставив дом, странствовать бездомным”. И со временем, отказавшись от малого достатка или отказавшись от большого достатка, отказавшись от малого круга родственников или отказавшись от большого круга родственников, он может обрить волосы и бороду, надеть желтые одеяния, и, оставив дом, странствовать бездомным. Так, будучи странником, он станет жить, обуздывая тело, станет жить, обуздывая речь, станет жить, обуздывая разум, довольствуясь самим ничтожным пропитанием и рубищем, радуясь уединению. И люди смогли бы так сказать тебе о нем: “Угодно ли узнать тебе, божественный, что тот твой слуга, земледелец, домоправитель, уплачивающий подати, умножающий твое богатство — он, божественный, сбрил волосы и бороду, надел желтые одеяния и, оставив дом, стал странствовать бездомным. Так, будучи странником, он живет обуздывая тало, живет, обуздывая речь, живет, обуздывая разум, довольствуясь своим ничтожным пропитанием и рубящем, радуясь уединению”. Сказал ли бы тогда так: “Пусть этот слуга придет ко мне, пусть снова будет землевладельцем, домохозяином, уплачивающим подати, умножающим мое богатство?”

38. “Совсем нет, господин. Мы напротив, приветствовали бы его, поднялись бы навстречу, предложили сиденье, усадили, доставили ему все необходимое — монашескую одежду, чашу для милостыни, обитель, лекарства для помощи больным, а также подобающую ему охрану, ограду и защиту”

“Как ты думаешь, великий царь? Если так, является ли это зримым плодом отшельничества или нет?”

“Конечно, господин, если так, это является зримым плодом отшельничества”.

“Вот, великий царь, тебе указан мною второй зримый плод отшельничества в этом зримом мире”.

39. “А можно ли, господин, указать таким же образом еще другой зримый плод отшельничества в этом зримом мире — и прекраснее, и возвышеннее этих зримых плодов отшельничества?”

“Можно, великий царь. В таком случае, великий царь, слушай тщательно и внимай тому, что я скажу”.

“Хорошо, господин”, — согласился с Блаженным царь Магадхи Аджатасатту Ведехипутта. Блаженный сказал так:

40. “Вот, великий царь, в мир приходит Татхагата — архат, всецело просветленный, наделенный знанием и добродетелью, счастливый, знаток мира, несравненный вожатый людей, нуждающихся в узде, учитель богов и людей, Будда, Блаженный. Он возглашает об этом мироздании с мирами богов, Мары, Брахмы, с миром отшельников и брахманов, с богами и людьми, познав и увидев их собственными глазами. Он проповедует истину — превосходную в начале, превосходную в середине, превосходную в конце, — в ее духе и букве, наставляет в единственно совершенном, чистом целомудрии.


Дата добавления: 2019-09-02; просмотров: 97; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!