Восток и Запад: встреча на Днепре 4 страница



Мир между Византией и скандинавами продержался недолго. В 859 году норманнские пираты впервые прошли Гибралтарский пролив. Через год другая флотилия спустилась по Днепру, пересекла Черное море, проникла в Босфор и атаковала столицу могучей империи. Как и в случае набега на Линдисфарн, нам известна точная дата этого события: 18 июня 860 года. Царьград застали врасплох. Император Михаил командовал армией в Малой Азии, а его флот оборонял Эгейское и Средиземное моря не только от арабов, но и новых врагов – викингов. Никто не ждал их еще и с севера.

Нападавшие не привезли осадной техники и не могли пробить городские стены, поэтому ограничились грабежом предместий. Они разоряли и жгли церкви, дворцы, дома, наводили ужас на византийцев, закалывая или бросая в воду всех, кто посмел им сопротивляться. Затем норманны прошли через Босфор в Мраморное море и обрушились на Принцевы острова. Патриарх Фотий, первый по рангу сановник столицы, на литургиях молил Бога о заступничестве. В одной из проповедей (гомилий) он рисует картину беспомощности мирных жителей перед нашествием: “…Когда мимо города проплывали они, неся и являя плывущих на них с протянутыми мечами и словно грозя городу смертью от меча; когда иссякла у людей всякая надежда человеческая и город устремился к единственному божественному прибежищу”[13]. Норманны ушли не позже 4 августа – того дня, когда Фотий приписал чудесное спасение Константинополя покровительству Богородицы. Вероятно, именно так возникла легенда, которая легла в основу православного праздника Покрова. По иронии судьбы, он не прижился у греков, зато стал одним из наиболее любимых народами Украины, Белоруссии и России – тех стран, откуда язычники-норманны отправились в 860 году в поход на юг.

 

О варварах, что предали огню и мечу окрестности Царьграда летом 860 года, патриарху и его современникам хоть что-нибудь наверняка уже было известно. Две гомилии Фотия озаглавлены “На нашествие росов” (впрочем, в текстах этого слова нет, а заглавия могли появиться позднее). Видимо, так же – Ῥῶς – в Византии называли и членов вышеупомянутого посольства 838 года. Из текста можно вывести даже то, что это подданные взбунтовались против императора, но историки вынуждены ломать голову над точным смыслом патриаршего красноречия. Так кем же были росы, или русь? Споры об этом тянутся уже два с половиной столетия, если не дольше. Большинство ученых сходится на том, что слово “русь” скандинавского происхождения. Греческие авторы IX и позднейших веков, очевидно, заимствовали его у славян, а те в свою очередь – у финнов. Финское слово ruotsi (и однокоренные в родственных языках) обозначает шведов и происходит, видимо, от скандинавского со значением “грести”. Норманны и вправду много гребли: пересекали Балтийское море и Финский залив, входили в устье Невы, затем плыли через Ладожское озеро, Ильмень и Белое озеро – к верховьям Волги. Эта река, символ России, служила основной частью торгового пути “из варяг в арабы”. Таким образом северяне достигали Каспийского моря и лежавших за ним богатых стран.

Конгломерат, известный под именем руси, сложился из шведских, норвежских и, возможно, финских викингов и на север Восточной Европы проник прежде всего ради торговли, а не завоеваний. Но эти леса не сулили обильной добычи. Золотое дно находилось на Среднем Востоке, оставалось лишь добраться туда без особых потерь. Впрочем, судя по нашим сведениям о руси, они никогда строго не разграничивали торговлю, грабеж и войну. Им приходилось прокладывать дорогу через огромные пространства, где туземцы далеко не всегда встречали их любезно. И торговля не могла обойтись без насилия, ведь рабов покупали с той же охотой, что меха, мед или воск. Чтобы раздобыть невольников, руси пришлось так или иначе установить контроль над местными племенами и собирать с них натурой ту дань, которую можно было сбыть на хазарском и других рынках. Товар продавали за арабские серебряные дирхемы – археологи обнаружили эти монеты во множестве кладов, которыми усеян весь торговый путь от Скандинавии до Каспийского моря.

Однако викинги не стали тут первооткрывателями. Еще раньше до такой комбинации додумались хазары, что контролировали торговые пути по Волге и Дону и облагали данью многие племена на соседних землях. Поддерживала каганат и Византия. Некоторые историки подозревают, что русь напала на Константинополь в отместку за помощь, оказанную при возведении стен Саркела (Белой Вежи). Саркел, расположенный на левом берегу Дона, закрепил господство хазар на Нижнем Дону и в Азовском море. Гипотеза Омеляна Прицака приписывает им форпост и в Киеве, на Днепровском торговом пути. В любом случае на лежащие западнее дебри их власть не распространялась, да и в Киеве они не могли бы держаться долго.

“Повесть временных лет”, источник большинства наших знаний о том периоде, датирует 882 годом борьбу за Киев между двумя группами норманнов. Двоих вождей, Аскольда и Дира (Аскольдова могила в Киеве не забыта до сих пор), убил Хельги – Вещий Олег. Он захватил город якобы от имени династии Рёрика (Рюрика в летописи), которая уже правила какое-то время в Ладоге или Великом Новгороде. Хотя в этой истории многое вызывает обоснованные сомнения, в том числе ненадежная хронология – автор текста рассчитывал ее, опираясь главным образом на византийские источники, – легенда, видимо, отражает процесс концентрации власти в руках одной группы руси в северной и центральной Восточной Европе, от Приильменья до Среднего Поднепровья.

В исторической литературе торговую ось, пронзавшую эту территорию с севера на юг, традиционно называют путем из варяг в греки, но в ряде исследований утверждается, что такая артерия могла возникнуть не ранее середины X века, и даже тогда не на всех отрезках. Некоторые предпочитают говорить лишь о пути по Днепру в Черное море. На этом более коротком маршруте викингов тоже не стоит венчать лаврами первопроходцев, однако они явно оживили его, поскольку на Волжском пути дела у них шли все хуже. Причиной тому служили и внутренние неурядицы, от которых давно уже страдал Хазарский каганат. В Средиземноморье же арабские завоевания подорвали византийскую торговлю с Южной Европой. Хазары попытались с выгодой для себя обеспечить империи безопасное сообщение с Востоком посредством Черного и Азовского морей. Эти моря и Понтийские степи за ними впервые приобрели для жителей Малой Азии более или менее то же значение, что и во времена Геродота. Везли оттуда на берега Босфора уже не зерно, а рабов, меха, мед и воск. Добывали их викинги в лесах Восточной Европы, а менять предпочитали на византийские шелка (паволоки). Русь закрепила свои привилегии на царьградском рынке двумя договорами с державой ромеев: 911 и 944 годов.

Вскоре после этого, около 950 года, Константин VII Багрянородный (Порфирогенит) написал книгу, которую принято называть “Об управлении империей”. В ней он объясняет сыну среди прочего, что вышеперечисленные товары русь получала от славянских племен, которые пребывали под ее протекторатом. “Когда наступит ноябрь месяц, тотчас их архонты выходят со всеми росами из Киава и отправляются в полюдия, что именуется «кружением», а именно – в Славинии вервианов, другувитов, кривичей, севериев и прочих славян, которые являются пактиотами росов”[14]. Не все туземцы оказались одинаково покорны. Древляне, обитатели правобережья Днепра и бывшие господа Киева, платили руси “по черной кунице”. Но аппетиты завоевателей росли, и древляне в итоге не выдержали.

 

Рассказ “Повести временных лет” о восстании древлян и его подавлении дает нам возможность представить мир Киева и окрестностей, пришельцев и местных жителей, в эпоху, что преимущественно покрыта для нас туманом времени, – в середине X века.

Согласно тексту, мятежные славяне схватили и убили Ингвара (Игоря), наследника Хельги. Летописец объясняет их мотивы так: “Древляне же, услышав, что идет снова, держали совет с князем своим Малом и сказали: «Если повадится волк к овцам, то выносит все стадо, пока не убьют его; так и этот: если не убьем его, то всех нас погубит»”.

Убив хищника, как было задумано, древляне решились на более дерзкий поступок. Князь Мал, глава заговорщиков, предложил руку вдове – княгине Хельге, которую, учитывая ее значение для восточнославянской культурной традиции, мы далее будем именовать Ольгой. Летописец раскрывает коварный замысел древлянина: превратить фактически в заложника, если не убить при случае, наследника Ингвара – юного Святослава.

Повествование дает понять, что дружины руси и славянская племенная верхушка конфликтовали не только из-за дани. На кону стояли торговля и нарождавшееся государство в целом. Мал, набиваясь Ольге в мужья, очевидно, метил на престол Ингвара. Ольга же обманула его, пригласив древлянскую знать в Киев. Там гостей то хоронили заживо в ладье, то рубили, напоив допьяна, то жгли оригинальным образом. “Когда же древляне пришли, Ольга приказала приготовить баню, и вошли в нее древляне и стали мыться; и заперли за ними баню, и повелела Ольга зажечь ее от дверей, и тут сгорели все”. Послы, видимо, плохо представляли, чем может обернуться для них скандинавская сауна.

Роль как ладьи, так и бани в этой легенде намекает на ее норманнскую подоплеку: в Скандинавии и тому и другому придавали важнейшее значение (оттуда русь принесла обряд сожжения покойника в ладье). С другой стороны, заметно, насколько шатким было положение Ольги в Киеве. Видимо, княгине перед расправой над сватами Мала следовало заручиться поддержкой киевлян. По ее совету гости отказались идти пешком или ехать верхом в Ольгин замок и потребовали, чтоб их несли в ладье, унизив таким образом хозяев. Согласно летописи, киевляне горевали: “Нам неволя”. Итак, прежде чем выйти в поход на “Деревскую землю”, Ольга коварно погубила три группы ее лучших мужей. Но и после этого она не могла просто разбить врагов и взять их столицу штурмом. Искоростень сожгли при помощи новой уловки. Во всем этом не возникло бы нужды, располагай русская княгиня тысячами воинов.

 

Святослав, сын Игоря и Ольги, стал первым киевским князем, чей облик известен нам из более-менее надежного источника. Летописец расхваливал его мать – “добра лицемъ и смыслена велми”, – но и только. Лев Диакон, византийский хронист, возможно, видел русина своими глазами и оставил нам в “Истории” его словесный портрет: “Умеренного роста, не слишком высокого и не очень низкого, с мохнатыми бровями и светло-синими глазами, курносый, безбородый, с густыми, чрезмерно длинными волосами над верхней губой. Голова у него была совершенно голая, но с одной стороны ее свисал клок волос – признак знатности рода; крепкий затылок, широкая грудь и все другие части тела вполне соразмерные, но выглядел он угрюмым и диким. В одно ухо у него была вдета золотая серьга; она была украшена карбункулом, обрамленным двумя жемчужинами. Одеяние его было белым…”[15] Речь идет об июле 971 года, когда Лев сопровождал императора Иоанна Цимисхия, под началом которого византийцы сражались в Болгарии.

Встреча Святослава с василевсом вовсе не стала вершиной его полководческой биографии, начало которой положил еще поход Ольги на древлян. Когда пришло время битвы с мятежными славянами, воеводы доверили юному князу символический первый ход. Летопись гласит: “Когда сошлись оба войска для схватки, Святослав метнул копье в древлян, и копье пролетело между ушей коня и ударило коня по ногам, ибо был Святослав еще совсем мал. И сказали Свенельд и Асмуд: «Князь уже начал; последуем, дружина, за князем»”. Мальчик вырос и стал витязем, делил с дружиной тяготы походной жизни, спал на седле вместо подушки. Лев Диакон отметил, что князь сидел на веслах наравне со своими людьми, одеяние же “отличалось от одежды его приближенных только чистотой”.

Недолгое княжение Святослава – фактически он правил с начала 960-х, а в 972 году погиб в бою, лет тридцати от роду, – ознаменовано несколькими громкими победами. Как полагают некоторые ученые, во второй половине X века русь предпочитала коммерции завоевательные походы, возмещая таким образом потери от истощения серебряных рудников в Центральной Азии. Полноводный поток дирхемов вдруг иссяк, и торговля мусульманских стран с Восточной Европой потеряла былое значение. Начал Святослав с нападения на те славянские племена, что все еще платили дань хазарам. Это были вятичи, обитатели бассейна Оки, в том числе немалой части современной Московской области. Князь управился с ними и обратил оружие против самого Каганата. Совершив ряд походов, он захватил Саркел и превратил эту хазарскую твердыню в свой форпост на Дону. Затем русь пошла на Волгу, разорила Итиль, столицу противника, и разбила волжских булгар, еще одних хазарских вассалов. Могучее некогда государство лежало в руинах. Стремление норманнов вырвать из рук хазар контроль над восточными славянами окончилось почти полным успехом. Все племена теперь признавали верховенство Киева.

Но Святослав у себя в тереме появлялся редко. Он вообще вздумал перенести столицу в Переяславец на Дунае. Эта идея у него возникла в конце 960-х годов, когда русь воевала на Балканах против Болгарии, а после – Византии. Летопись объясняет это желание князя, вкладывая в его уста такие слова: “Ибо там середина земли моей, туда стекаются все блага”. В его планы входил, видимо, не простой захват новых земель, а установление контроля над одной из главных транспортных артерий. Два предшественника Святослава на киевском престоле, Хельги и Ингвар, добились для купцов с Руси привилегий на богатых византийских рынках. По преданию, Хельги даже сумел приколотить щит на воротах Царьграда. Городом он не завладел, но василевсу пришлось пойти на серьезные уступки по торговой части.

Святослав отправился на Балканы как наемник императора Никифора II, который предпочел чужими руками разгромить дунайских булгар. Добившись победы, князь оккупировал значительную часть нижнего Подунавья. Однако уступать эту территорию византийцам он не спешил. Тогда те подкупили уже печенегов, очередных тюркских пришельцев в Понтийских степях. Святослав умчался в Киев – без его дружины столица Руси едва смогла отразить нападение кочевников. Но в том же 969 году он успел вернуться на Дунай, а на следующий осадил Адрианополь (современный Эдирне) в каких-то двухстах километрах от имперской столицы. Двор охватила паника, а Иоанн Цимисхий послал для спасения города одного из лучших военачальников. Вскоре в Болгарию выступил во главе армии и сам император. Поредевшая рать едва не попала в окружение, и Святославу пришлось отойти.

Лев Диакон, вероятно, присутствовал при переговорах Святослава и Цимисхия – их единственной встрече. Дав обязательство не вести более войн против Византии, покинуть Болгарию и отказаться от претензий на южные берега Тавриды, князь и его люди получили гарантию безопасного возвращения домой. Эта кампания оказалась для русина роковой. По пути в Киев Святослав высадился на берег Днепра, чтобы протащить ладьи мимо одного из порогов – те служили помехой плаванию, пока их не затопили при строительстве Днепрогэса в 1930-х годах. Другого выхода у князя просто не было. За два десятка лет до гибели Святослава Константин VII описывал трудности, что подстерегали русь на пути в Черное море или обратно: “Когда росы с ладьями приходят к речным порогам и не могут миновать их иначе, чем вытащив свои ладьи из реки и переправив, неся на плечах, нападают тогда на них люди этого народа пачинакитов и легко – не могут же росы двум трудам противостоять – побеждают и устраивают резню”.

Высадка из ладей у днепровской стремнины дала степным пиратам удобный случай налететь на русь и сразить ее князя. Из черепа хан Куря велел якобы сделать чашу. По слухам, Иоанн Цимисхий печенегов известил, а то и прямо натравил на Святослава. Впрочем, его гибель в низовьях Днепра лишь подчеркнула проблему, перед которой киевские князья оказались бессильны: несмотря на покорение огромных лесных просторов к северу от столицы и на собранную в ней мощь, они не могли не только завоевать степи, но даже обезопасить Днепровский торговый путь. Неспособность утвердиться на берегах Черного моря означала, что пользоваться экономическими и культурными благами средиземноморского мира Русь будет ограниченно. Разгром хазар не дал ей выхода к морю.

Святослава называют иногда “последним викингом” на киевском престоле. Его дерзкие походы, идея перенести столицу ради контроля над маршрутом между Босфором и Дарданеллами и Центральной Европой говорят о том, что ему скучно было править государством, основанным его предками, – хотя он и сам расширял его пределы. Убийство Святослава положило конец эпохе викингов на территории Украины. Хотя варяжским дружинам в Киевской Руси и далее будет отведена важная роль, его наследники не захотят зависеть от иноземных воинов. Приоритетом для них станет не завоевание далеких земель, а удержание власти над собственными.

 

Глава 4

Северная Византия

 

Уже самые древние известия о руси на Днепре позволяют оценить, насколько ее князьям не терпелось пробиться в империю ромеев, известную сегодня под именем Византии. Готов и гуннов манило в Рим то же, что норманнских разбойников-торговцев в Новый Рим: золото, могущество, престиж. Северяне никогда не пытались разгромить Византию, но подбирались к ее метрополии так близко, как только могли.

Гибель Святослава в 972 году завершает эпоху не только в истории Руси, но и в ее отношениях с империей. У преемников князя далекая южная столица все так же не выходила из головы, но они, не бросая торговли, научились ценить и нематериальный капитал, от искусства управления до высокой культуры. Оставив мечты Хельги с Ингваром о захвате Константинополя на берегах Боспора, они задумали построить его копию на берегах Борисфена. Этот поворот в отношениях с греками произошел при Владимире и Ярославе, сыне и внуке Святослава. Правление обоих князей продолжалось более полувека. Именно благодаря им, как многие полагают, Русь превратилась в полноценное средневековое государство – с более-менее определенными границами, системой управления и, что не менее важно, идеологией. Последнюю строили главным образом из ромейских кирпичей.

Владимир, заняв киевский престол, не последовал примеру отца и в дальние походы не рвался, однако превзошел его достижения. Когда Святослава сразили на берегу Днепра, Владимир был еще подростком. Его благополучию угрожали падкие до власти старшие братья, однако новая волна норманнских искателей приключений пришла ему на помощь. Перед началом успешной войны за киевский престол Владимир провел пять с лишним лет на родине предков – в Скандинавии – и вернулся на Русь во главе наемного войска. Летопись рассказывает о варягах так: “После всего этого сказали варяги Владимиру: «Это наш город, мы его захватили, – хотим взять выкуп с горожан по две гривны с человека». И сказал им Владимир: «Подождите с месяц, пока соберут вам куны». И ждали они месяц, и не дал им Владимир выкупа, и сказали варяги: «Обманул нас, так отпусти в Греческую землю». Он же ответил им: «Идите». И выбрал из них мужей добрых, умных и храбрых и роздал им города; остальные же отправились в Царьград к грекам”. Князь принял меры для того, чтоб дерзкие гости не захватили какой-либо из его городов и не вернулись назад из Византии.

Владимир не мог обойтись без варяжских дружин и после захвата власти, но приведенный эпизод “Повести временных лет” показывает, насколько непросто складывались их взаимоотношения. Второе пришествие норманнов встретило совсем иной прием. Теперь им досталась роль не торговцев, не правителей, а наемников на службе монарха, которого с ними объединяло лишь скандинавское происхождение. Родной для князя была уже страна восточных славян. Владимир не грезил переносом столицы на Дунай – ему вполне хватало и Киева. Одним из результатов его политики станет избавление от тех невидимых нитей, которыми владыку Руси опутывали бояре – старшая дружина и туземная племенная знать. В противовес им Владимир назначал сыновей и других родичей правителями тех или иных областей своего государства. Таким образом он положил начало сети княжеств под эгидой великого князя киевского.


Дата добавления: 2019-09-02; просмотров: 101; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!