Конец Чарльза Огастеса Милвертона 5 страница
– По-моему, да.
Холмс загадочно улыбнулся.
– Ну, – сказал он, – идемте. Случай не в вашем вкусе, Уотсон, – тут нужно не действовать, а думать. Ладно, идемте, если хотите. Мистер Сомс, я к вашим услугам.
Низкое окно гостиной нашего друга, длинное, с частым свинцовым переплетом, выходило в поросший лишайником старинный дворик колледжа. За готической дверью начиналась каменная лестница с истертыми ступенями. На первом этаже помещались комнаты преподавателя. На верхних этажах жили три студента; их комнаты находились одна над другой. Когда мы подошли, уже смеркалось. Холмс остановился и внимательно посмотрел на окно. Затем приблизился к нему вплотную, встал на цыпочки и, вытянув шею, заглянул в комнату.
– Очевидно, он вошел в дверь. Окно не открывается, только маленькая форточка, – сообщил наш ученый гид.
– Вот как! – отозвался Холмс и, непонятно улыбнувшись, взглянул на нашего спутника. – Что же, если здесь ничего не узнаешь, пойдемте в дом.
Хозяин отпер дверь и провел нас в комнату. Мы остановились на пороге, а Холмс принялся внимательно осматривать ковер.
– К сожалению, никаких следов, – сказал он. – Да в сухую погоду их и не может быть. Слуга ваш, наверно, уже пришел в себя. Вы думаете, он так и остался в кресле, когда вы уходили? А в каком именно?
– Вон там, у окна.
– Понятно. Возле того столика. Теперь входите и вы. Я окончил осматривать ковер. Примемся теперь за столик. Нетрудно догадаться, что здесь произошло. Кто-то вошел в комнату и стал лист за листом переносить гранки с письменного стола на маленький столик к окну – оттуда он мог следить за двором, на случай, если вы появитесь, и таким образом в нужную минуту скрыться.
|
|
|
– Меня он увидеть не мог, – вставил Сомс, – я пришел через калитку.
– Ага, превосходно! Но как бы то ни было, он устроился с гранками возле окна с этой целью. Покажите мне все три полосы. Отпечатков пальцев нет, ни одного! Так, сначала он перенес сюда первую и переписал ее. Сколько на это нужно времени, если сокращать слова? Четверть часа, не меньше. Потом он бросил эту полосу и схватил следующую. Дошел до середины, но тут вернулись вы, и ему пришлось немедленно убираться прочь; он так торопился, что не успел даже положить на место бумаги и уничтожить следы. Когда вы входили с лестницы, вы, случайно, не слышали поспешно удаляющихся шагов?
– Как будто нет.
– Итак, неизвестный лихорадочно переписывал у окна гранки, сломал карандаш и вынужден был, как видите, чинить его заново. Это весьма интересно, Уотсон. Карандаш был не совсем обычный. Очень толстый, с мягким грифелем, темно-синего цвета снаружи, фамилия фабриканта вытиснена на нем серебряными буквами, и оставшаяся часть не длиннее полутора дюймов. Найдите такой точно карандаш, мистер Сомс, и преступник в ваших руках. Если я добавлю, что у него большой и тупой перочинный нож, то у вас появится еще одна улика.
|
|
|
Мистера Сомса несколько ошеломил этот поток сведений.
– Я понимаю ход ваших мыслей, – сказал он, – но как вы догадались о длине карандаша?..
Холмс протянул ему маленький кусочек дерева с буквами «НН», над которыми облупилась краска.
– Теперь ясно?
– Нет, боюсь, и теперь не совсем…
– Вижу, что я всегда был несправедлив к вам, Уотсон. Оказывается, вы не единственный в своем роде. Что означают эти буквы «НН»? Как известно, чаще всего встречаются карандаши Иоганна Фабера. Значит, «НН» – это окончание имени фабриканта.
Он наклонил столик так, чтобы на него падал электрический свет.
– Если писать на тонкой бумаге, на полированном дереве останутся следы. Нет, ничего не видно. Теперь письменный стол. Этот комок, очевидно, и есть та темная глина, о которой вы говорили. Формой напоминает полую пирамидку; в глине, как вы и сказали, заметны опилки. Так, так, очень интересно! Теперь порез на столе – кожа, попросту говоря, вспорота. Ясно. Начинается с тонкой царапины и кончается дырой с рваными краями. Весьма вам признателен за этот интересный случай, мистер Сомс. Куда ведет эта дверь?
|
|
|
– Ко мне в спальню.
– Вы заходили туда после того, как обнаружили посягательство на экзаменационный текст?
– Нет, я сразу бросился к вам.
– Позвольте мне заглянуть в спальню… Какая милая старомодная комната. Будьте любезны, подождите немного: я осмотрю пол. Нет, ничего интересного. А что это за портьера? Так, за ней висит одежда. Случись кому-нибудь прятаться в этой комнате, он забрался бы сюда: кровать слишком низкая, а гардероб – узкий. Здесь, конечно, никого нет?
Холмс взялся за портьеру, и по его слегка напряженной и даже настороженной позе было видно, что он готов к любой неожиданности. Он отдернул портьеру, но там мы не увидели ничего, кроме нескольких костюмов. Холмс обернулся и внезапно наклонился над полом.
– Ну-ка, а это что? – воскликнул он. На полу лежала точно такая же пирамидка из темной вязкой массы, как и на письменном столе. Холмс на ладони поднес ее к лампе.
– Ваш гость, как видите, оставил следы не только в гостиной, но и в спальне, мистер Сомс.
– Что ему было здесь нужно?
– По-моему, это вполне очевидно. Вы пришли не с той стороны, откуда он вас ждал, и он услыхал ваши шаги, когда вы уже были у самой двери. Что ему оставалось? Он схватил свои вещи и бросился к вам в спальню.
|
|
|
– Господи боже мой, мистер Холмс, значит, все время, пока я разговаривал с Бэннистером, негодяй сидел в спальне, как в ловушке, а мы об этом и не подозревали?
– Похоже, что так.
– Но, возможно, все было иначе, мистер Холмс. Не знаю, обратили ли вы внимание на окно в спальне.
– Мелкие стекла, свинцовый переплет, три рамы, одна на петлях и достаточно велика, чтобы пропустить человека.
– Совершенно верно. И выходит это окно в угол двора, так что со двора одна его часть не видна совсем. Преступник мог залезть в спальню, оставить за шторой следы, пройти оттуда в гостиную и, наконец обнаружив, что дверь не заперта, бежать через нее.
Холмс нетерпеливо покачал головой.
– Давайте рассуждать здраво, – сказал он. – Как я понял из ваших слов, этой лестницей пользуются три студента, и они обычно проходят мимо вашей двери.
– Да, их трое.
– И все они будут держать этот экзамен?
– Да.
– У вас есть причины подозревать кого-то одного больше других?
Сомс ответил не сразу.
– Вопрос весьма щекотливый, – проговорил он. – Не хочется высказывать подозрения, когда нет доказательств.
– И все-таки у вас есть подозрения. Расскажите их нам, а о доказательствах позабочусь я.
– Тогда я расскажу вам в нескольких словах о всех троих. Сразу надо мной живет Гилкрист, способный студент, отличный спортсмен, играет за колледж в регби и крикет и завоевал первые места в барьерном беге и прыжках в длину. Вполне достойный молодой человек. Его отец – печальной известности сэр Джейбс Гилкрист – разорился на скачках. Сыну не осталось ни гроша, но это трудолюбивый и прилежный юноша. Он многого добьется.
На третьем этаже живет Даулат Рас, индус. Спокойный, замкнутый, как большинство индусов. Он успешно занимается, хотя греческий – его слабое место. Работает упорно и методично.
На самом верху комната Майлса Макларена. Когда он возьмется за дело, то добивается исключительных успехов. Это один из самых одаренных наших студентов, но он своенравен, беспутен и лишен всяких принципов. На первом курсе его чуть не исключили за какую-то темную историю с картами. Весь семестр он бездельничал и, должно быть, очень боится этого экзамена.
– Значит, вы подозреваете его?
– Не берусь утверждать. Но из всех троих за него, пожалуй, я поручусь меньше всего.
– Понимаю. А теперь, мистер Сомс, познакомьте нас с Бэннистером.
Слуга был невысокий человек лет пятидесяти, с сильной проседью, бледный, гладко выбритый. Он не совсем еще оправился от неожиданного потрясения, нарушившего мирный ход его жизни. Пухлое лицо его подергивала нервная судорога, руки дрожали.
– Мы пытаемся разобраться в этой неприятной истории, Бэннистер, – обратился к нему хозяин.
– Понимаю, сэр.
– Если не ошибаюсь, вы оставили в двери ключ? – сказал Холмс.
– Да, сэр.
– Как странно, что его случилось с вами в тот самый день, когда в комнате были столь важные бумаги.
– Да, сэр, очень неприятно. Но я забывал ключ и раньше.
– Когда вы вошли в комнату?
– Около половины пятого. В это время я обычно подаю мистеру Сомсу чай.
– Сколько вы здесь пробыли?
– Я увидел, что его нет, и сейчас же вышел.
– Вы заглядывали в бумаги на столе?
– Нет, сэр, как, можно!
– Почему вы оставили ключ в двери?
– У меня в руках был поднос. Я хотел потом вернуться за ключом. И забыл.
– В двери есть пружинный замок?
– Нет, сэр.
– Значит, она стояла открытой все время?
– Да, сэр.
– И выйти из комнаты было просто?
– Да, сэр.
– Вы очень разволновались, когда мистер Сомс вернулся и позвал вас?
– Да, сэр. Такого не случалось ни разу за все годы моей службы. Я чуть сознания не лишился, сэр.
– Это легко понять, А где вы были, когда вам стало плохо?
– Где, сэр? Да вот тут, около дверей.
– Странно, ведь вы сели на кресло там, в углу. Почему вы выбрали дальнее кресло?
– Не знаю, сэр, мне было все равно, куда сесть.
– По-моему, он не совсем ясно помнит, что происходило, мистер Холмс. Вид у него бил ужасный – побледнел как смерть.
– Сколько, вы здесь пробыли по уходе хозяина?
– С минуту, не больше. Потом я запер дверь и пошел к себе.
– Кого вы подозреваете?
– Сэр, я не берусь сказать. Не думаю, что во всем университете найдется хоть один джентльмен, способный ради выгоды на такой поступок. Нет, сэр, в это я поверить не могу.
– Благодарю вас, это все, – заключил Холмс. – Да, еще один вопрос. Кому-нибудь из трех джентльменов, у которых, вы служите, вы упоминали об этой неприятности?
– Нет, сэр, никому.
– А видели кого-нибудь из них?
– Нет, сэр, никого.
– Прекрасно. Теперь, мистер Сомс, с вашего позволения осмотрим двор.
Три желтых квадрата светились над нами в сгущавшихся сумерках.
– Все три пташки у себя в гнездышках, – сказал Холмс, взглянув наверх. – Эге, а это что такое? Один из них, кажется, не находит себе места.
Он говорил об индусе, чей темный силуэт вдруг появился на фоне спущенной шторы. Студент быстро шагал взад и вперед во комнате.
– Мне бы хотелось на них взглянуть, – сказал Холмс. – Это можно устроить?
– Нет ничего проще, – ответил Сомс. – Наши комнаты – самые старинные в колледже, и неудивительно, что здесь бывает много посетителей, желающих на них посмотреть. Пойдемте, я сам вас проведу.
– Пожалуйста, не называйте ничьих фамилий! – попросил Холмс, когда мы стучались к Гилкристу.
Нам открыл высокий и стройный светловолосый юноша и, услышав о цели нашего посещения, пригласил войти.
Комната действительно представляла собой любопытный образец средневекового интерьера. Холмса так пленила одна деталь, что он решил тут же зарисовать ее в блокнот, сломал карандаш и был вынужден попросить другой у хозяина, а кончил тем, что попросил у него еще и перочинный нож. Такая же любопытная история приключилась и в комнатах у индуса – молчаливого, низкорослого человека с крючковатым носом. Он поглядывал на нас с подозрением и явно обрадовался, когда архитектурные исследования Холмса пришли к концу. Незаметно было, чтобы во время этих визитов Холмс нашел улику, которую искал. У третьего студента нас ждала неудача. Когда мы постучали, он не пожелал нам открыть и вдобавок разразился потоком брани.
– А мне плевать, кто вы! Убирайтесь ко всем чертям! – донесся из-за двери сердитый голос. – Завтра экзамен, и я не позволю, чтоб меня отрывали от дела.
Наш гид покраснел от негодования.
– Грубиян! – возмущался он, когда мы спускались по лестнице. – Конечно, он не мог знать, что это стучу я. Но все-таки его поведение в высшей степени невежливо, а в данных обстоятельствах и подозрительно.
Реакция Холмса была довольно необычной.
– Вы не можете мне точно сказать, какого он роста? – спросил Холмс.
– По правде говоря, мистер Холмс, не берусь. Он выше индуса, но не такой высокий, как Гилкрист. Что-нибудь около пяти футов и шести дюймов.
– Это очень важно, – сказал Холмс. – А теперь, мистер Сомс, разрешите пожелать вам спокойной ночи.
Наш гид вскричал в смятении и испуге:
– Боже праведный, мистер Холмс, неужели вы оставите меня в такую минуту! Вы, кажется, не совсем понимаете, как обстоит дело. Завтра экзамен. Я обязан принять самые решительные меры сегодня же вечером. Я не могу допустить, чтобы экзамен состоялся, если кому-то известен материал. Надо выходить из этого положения.
– Оставьте все, как есть. Я загляну завтра поутру, и мы все обсудим. Кто знает, быть может, к тому времени у меня появятся какие-то дельные предложения. А пока ничего не предпринимайте, решительно ничего.
– Хорошо, мистер Холмс.
– И будьте совершенно спокойны. Мы непременно что-нибудь придумаем. Я возьму с собой этот комок черной глины, а также карандашные стружки. До свидания.
Когда мы вышли в темноту двора, то снова взглянули на окна. Индус все шагал по комнате. Других не было видно.
– Ну, Уотсон, что вы об этом думаете? – спросил Холмс на улице. – Совсем как игра, которой развлекаются на досуге, – вроде фокуса с тремя картами, правда? Вот вам трое. Нужен один из них. Выбирайте. Кто по-вашему?
– Сквернослов с последнего этажа. И репутация у него самая дурная. Но индус тоже весьма подозрителен. Что это он все время расхаживает взад и вперед?
– Ну, это ни о чем не говорит. Многие ходят взад и вперед, когда учат что-нибудь наизусть.
– Он очень неприязненно поглядывал на нас.
– Вы бы поглядывали точно так же, если бы накануне трудного экзамена к вам ворвалась толпа ищущих развлечения бездельников. В этом как раз нет ничего особенного. И карандаши, и ножи у всех тоже в порядке. Нет, мои мысли занимает совсем другой человек.
– Кто?
– Бэннистер, слуга. Он каким-то образом причастен к этой истории.
– Мне он показался безукоризненно честным человеком.
– И мне. Это как раз и удивительно. Зачем безукоризненно честному человеку… Ага, вот и большой писчебумажный магазин. Начнем поиски отсюда.
В городе было всего четыре мало-мальски приличных писчебумажных магазина, и в каждом Холмс показывал карандашные стружки и спрашивал, есть ли в магазине такие карандаши. Всюду отвечали, что такой карандаш можно выписать, но размера он необычного и в продаже бывает редко. Моего друга, по-видимому, не особенно огорчила неудача; он только пожал плечами с шутливой покорностью.
– Не вышло, мой дорогой Уотсон. Самая надежная и решающая улика не привела ни к чему. Но, по правде говоря, я уверен, что мы и без нее сумеем во всем разобраться. Господи! Ведь уже около девяти, мой друг, а хозяйка, помнится мне, говорила что-то насчет зеленого горошка в половине восьмого. Смотрите, Уотсон, как бы вам из-за вашего пристрастия к табаку и дурной привычки вечно опаздывать к обеду не отказали от квартиры, а заодно, чего доброго, и мне. Это, право, было бы неприятно, во всяком случае сейчас, пока мы не решили странную историю с нервным преподавателем, рассеянным слугой и тремя усердными студентами.
Холмс больше не возвращался в тот день к этому делу, хотя после нашего запоздалого обеда он долго сидел в глубокой задумчивости. В восемь утра, когда я только что закончил свой туалет, он пришел ко мне в комнату.
– Ну, Уотсон, – сказал он, – пора отправляться в колледж святого Луки. Вы можете один раз обойтись без завтрака?
– Конечно.
– Сомс до нашего прихода будет как на иголках.
– А у вас есть для него добрые вести?
– Кажется, есть.
– Вы решили эту задачу?
– Да, мой дорогой Уотсон, решил.
– Неужели вам удалось найти какие-то новые улики?
– Представьте себе, да! Я сегодня поднялся чуть свет, в шесть утра был уже на ногах, и не зря. Два часа рыскал по окрестности, отмерил, наверно, не менее пяти миль – и вот, смотрите!
Он протянул мне руку. На ладони лежали три пирамидки вязкой темной глины.
– Послушайте, Холмс, но вчера у вас было только две.
– Третья прибавилась сегодня утром. Понятно, что первая и вторая пирамидки того же происхождения, что и третья. Не так ли, Уотсон? Ну, пошли, надо положить конец страданиям нашего друга Сомса.
И, действительно, мы застали несчастного преподавателя в самом плачевном состоянии. Через несколько часов начинался экзамен, а он все еще не знал, как ему поступить – предать ли свершившееся гласности или позволить виновному участвовать в экзамене на столь высокую стипендию. Он места себе не находил от волнения и с протянутыми руками бросился к Холмсу.
– Какое счастье, что вы пришли! А я боялся, вдруг вы отчаялись и решили отказаться от этого дела. Ну, как мне быть? Начинать экзамен?
– Непременно.
– А негодяй…
– Он не будет участвовать.
– Так вы знаете, кто он?
– Кажется, знаю. А чтобы история эта не вышла наружу, устроим своими силами нечто вроде небольшого полевого суда. Сядьте, пожалуйста, вон там, Сомс! Уотсон, вы здесь! А я займу кресло посредине. Я думаю, у нас сейчас достаточно внушительный вид, и мы заставим трепетать преступника. Позвоните, пожалуйста, слуге.
Вошел Бэннистер и, увидев грозное судилище, отпрянул в изумлении и страхе.
– Закройте дверь, Бэннистер, – сказал Холмс. – А теперь расскажите всю правду о вчерашнем.
Слуга переменился в лице.
– Я все рассказал вам, сэр.
– Вам нечего добавить?
– Нечего, сэр.
– Что ж, тогда я должен буду высказать кое-какие свои предположения. Садясь вчера в это кресло, вы хотели скрыть какой-то предмет, который мог бы разоблачить незваного гостя?
Бэннистер побледнел как полотно.
– Нет, нет, сэр, ничего подобного.
– Это всего лишь только предположение, – вкрадчиво проговорил Холмс.
– Признаюсь откровенно, я не сумею этого доказать. Но предположение это вполне вероятно: ведь стоило мистеру Сомсу скрыться за дверью, как вы тут же выпустили человека, который прятался в спальне.
Бэннистер облизал пересохшие губы.
– Там никого не было, сэр.
– Мне прискорбно это слышать, Бэннистер. До сих пор вы еще, пожалуй, говорили правду, но сейчас, безусловно, солгали.
Лицо слуги приняло выражение мрачного упрямства.
– Там никого не было, сэр.
– Так ли это, Бэннистер?
– Да, сэр, никого.
– Значит, вы не можете сообщить нам ничего нового. Не выходите, пожалуйста, из комнаты. Станьте вон там, у дверей спальни. А теперь, Сомс, я хочу просить вас об одном одолжении. Будьте любезны, поднимитесь к Гилкристу и попросите его сюда.
Спустя минуту преподаватель вернулся вместе со своим студентом. Это был великолепно сложенный молодой человек, высокий, гибкий и подвижный, с пружинистой походкой и приятным открытым лицом. Тревожный взгляд его голубых глаз скользнул по каждому из нас и наконец остановился с выражением неприкрытого страха на Бэннистере, сидевшем в углу.
– Закройте дверь, – сказал Холмс. – Так вот, мистер Гилкрист, нас пятеро, никого больше нет, и никто никогда не услышит о том, что сейчас здесь будет сказано. Мы можем быть предельно откровенными друг с другом. Объясните, мистер Гилкрист, как вы, будучи человеком честным, могли совершить вчерашний поступок?
Злосчастный юноша отшатнулся и с укором взглянул на Бэннистера.
– О нет, мистер Гилкрист, я никому не сказал ни слова, ни единого слова! – вскричал слуга.
Дата добавления: 2019-08-30; просмотров: 97; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!