РУКОВОДЯЩИЕ НАПУТСТВИЯ ПРИСЯЖНЫМ. 7 страница
Но не одни только приведенные обстоятельства дела развертывались перед судом, так сказать, в сыром виде, без выводов и обобщений. Они подвергались анализу, который, по смыслу своему, соответствовал возбуждению вопроса о свойстве вменяемости обвиняемой. Не только защитник был допущен допрашивать врача Руковича, вызванного в качестве эксперта, о психическом состоянии подсудимой во время совершения ею преступления, причем последним высказано, что Палем страдает крайнею возбужденностью нервной системы и резко выраженною неврастенией, но и Рукович, в свою очередь, получил разрешение допрашивать доктора Зельгейма о душевном состоянии подсудимой вслед за убийством Довнара. Из удостоверенных судом замечаний на протокол видно, что на требование научных выражений и на желание знать, было ли психическое состояние Палем, описываемое Зельгеймом, «психозом» или «неврозом», Зельгейм «ничто же сумняшеся» отрезал Руковичу, что «всякое убийство есть психоз».
Ввиду этих данных нельзя утверждать, чтобы вопрос о душевной нормальности вовсе не возникал и не был затронут на судебном следствии. Он возникал ясно и вразумительно, и притом по поводу состояния, указанного именно 96 статьей Уложения и IV к нему приложением, а также ст. 355 1 Устава уголовного судопроизводства. Закон говорит именно о припадках болезни , доводящих до умоисступления и беспамятства. Если на обязанности суда не могло и не должно было лежать точное и окончательное определение, суть ли несомненные и удостоверенные на суде свидетелями истерические припадки Палем, названные Руковичем резко выраженною неврастенией, результаты той именно болезни, о которой говорит 96 статья Уложения, то еще менее суд имел основание принимать на себя окончательное разрешение такого специального невропатологического вопроса и решать, что резкая неврастения не может быть болезнью, приводящею в исступление.
|
|
|
Суд, безусловно, должен обладать полнотою юридических сведений, но желательно , чтобы в действиях его сказывалось и знакомство с сопредельными с юриспруденцией) знаниями, с широкою областью судебной медицины, хотя бы настолько, чтобы установлять границу, до которой идет усмотрение судьи и за которою начинается разъяснение специалиста, сведущего человека. С этой точки зрения надо заметить, что с тех пор, как истерию перестали считать капризом и принадлежностью сварливых женщин, а увидели в ней серьезную болезнь, бывающую и у мужчин, и с тех пор, как известный Бирд начертил мастерскою рукою картину неврастении, стоящей часто на самой опушке сумасшествия, достаточно развернуть серьезное руководство по судебной психопатологии, чтобы найти ценные и подробные указания на «быстротечное помешательство на почве неврастении», так называемое furore morboso, на «истерический невропсихоз» и на скоропреходящее душевное расстройство у истерических больных, между прочим, выражающееся в меланхолическом порыве – raptus melancholicus hystericus. Разъяснений специалиста не должны чуждаться или опасаться ни суд, ни обвинительная власть. Не имеющее юридической обязательной силы, проверяемое на суде указаниями здравого смысла, житейского опыта и логикою фактов, сопоставляемое с другими, мнение это, почерпнутое притом из специального наблюдения, никакой опасности для правосудия не представляет и если несколько усложняет процесс, то зато уменьшает вероятность роковой ошибки в тех случаях, когда за устранением надлежащей экспертизы каждому присяжному приходилось бы делаться психиатром «на свой счет и страх» или прислушиваться к случайным мнениям какого‑нибудь самозванного знатока. Если суд не соглашается с объяснениями эксперта, если обвинитель спорит против них, у всех, следящих за отправлением правосудия, остается сознание, что все‑таки сведущий человек имел возможность предстать пред судом, что он сказал ему и сторонам классическое «Бей! Но выслушай» и что житейская правда дела, к которой всемерно должен стремиться суд, освещена со всех сторон. Эта правда учит нас, что в каждом человеке, несмотря на духовное развитие его, сидит зверь, стремящийся, при раздражении или возбуждении, растерзать, истребить, удовлетворить свою похоть, и т. д. Когда человек владеет этим сидящим в нем зверем – он нормален в своих отношениях к людям и обществу; когда он сознательно дает зверю возобладать в себе и не хочет с ним бороться – он впадает в грех, он совершает преступление; но когда он бессилен бороться сознательно – тогда он больной. Призовите первого в судьи, покарайте второго, но не наказывайте, а лечите третьего, и если есть повод к сомнению, кто стоит пред вами – второй или третий, – призовите на помощь науку и не стесняйтесь потерею времени и труда. Исследование истины стоит этой потери!
|
|
|
|
|
|
Поводы к возбуждению сомнения возникли притом не внезапно, ибо еще во время приготовительных к суду распоряжений защита ходатайствовала о вызове экспертов‑психиатров, и еще в первый.день пятидневного заседания эксперт Рукович, допрошенный по предмету повреждений, причиненных выстрелом, был по ходатайству защиты и старшины присяжных оставлен в зале заседаний, из чего видно, что уже тогда признавалось необходимым выслушать мнение сведущего по врачебной части лица и притом не только о телесных повреждениях Довнара. Это сомнение ясно выразилось в ходатайстве присяжных. Его нельзя было оставить неразрешенным надлежащим, указанным в законе, порядком или считать, что оно разъяснено коренным образом и бесповоротно двумя выслушанными присяжными диаметрально противоположными мнениями – доктора Руковича о том, что припадки резко выраженной неврастении не имеют ничего общего с психическими болезнями, и доктора Зельгейма о том, что всякое убийство – психоз.
|
|
|
Вот почему суду надлежало отнестись с глубоким вниманием к ходатайству присяжных и, вместо бесплодной процедуры совещания о постановке не могущего быть поставленным вопроса, обратиться к законному исходу, указанному 549 статьей Устава уголовного судопроизводства и решением Сената по делу Сергеева 1892 года № 20, которым признаны правильными действия суда, усмотревшего в заявлении защитника и объяснениях подсудимого повод к предположению о страдании последнего болезнью, приводящею в умоисступление, и представившего о том судебной палате для разрешения ею, не представляется ли необходимым освидетельствование подсудимого по 353–355 статьям Устава уголовного судопроизводства. Сомнение присяжных , выраженное согласно 762 статье Устава уголовного судопроизводства, конечно, имеет еще больший вес и значение, чем заявление стороны или слова подсудимого, и составляет доказательство возникновения в деле нового обстоятельства, не бывшего в виду или упущенного из виду обвинительною камерою, на разрешение которой и должно быть о том представлено на основании 549 статьи Устава уголовного судопроизводства. Это был единственный правильный исход из дела. Многодневный труд суда и присяжных не мог бы при этом считаться потерянным, ибо результатом его явилась необходимость осветить одну из важнейших сторон дела, да и, наконец, что значит потеря труда пред таким шагом, который обеспечивает получение, в пределах человеческой возможности, правосудного решения? Вследствие этих соображений приговор суда и решение присяжных заседателей над Палем не могут быть оставляемы в силе за нарушением 762, 812 и 549 статей Устава уголовного судопроизводства.
Всестороннее рассмотрение дела не было бы, однако, исчерпано, если бы ограничиться только что приведенным выводом. Он не объемлет всех нарушений, допущенных по делу. Решение присяжных не может считаться состоявшимся в нормальных условиях и тогда, когда сущность дела затемнена и усложнена нагромождением излишнего, не относящегося к исследуемому преступлению материала и когда судебное расследование далеко переходит за границы, определяемые сущностью отношений обвиняемого к преступному событию, и вторгается в беспредельную область житейских обстоятельств, разворачиваемых не для выяснения судимого преступления, а по поводу этого преступления. Чрезмерное расширение области судебного исследования, внося в дело массу сведений, быть может, иногда и очень занимательных в бытовом отношении, создает, однако, пред присяжными пеструю и нестройную картину, в которой существенное перемешано со случайным, нужное с только интересным, серьезное со щекочущим праздное или болезненное любопытство. Этим путем невольно и неизбежно создается извращение уголовной перспективы, благодаря которому на первый план вместо печального общественного явления, называемого преступлением, выступают сокровенные подробности частной жизни людей, к этому преступлению не прикосновенных. При этом самый виновник всего дела постепенно окутывается туманом, отходит на задний план и стушевывается, уступая, незаметным образом, свое место на скамье подсудимых одному из тех отвлеченных обвиняемых, которые под именем слабого характера, страсти, темперамента, увлечения, общественной среды, бытовых неустройств и т. п. дают удобный повод высказаться свойственной у нас многим жестокой чувствительности у жестокой к пострадавшему или обиженному и чувствительной к виновнику мрачного или злобного деяния.
Жалоба гражданского истца с подробностью перечисляет не относящиеся, по его мнению, к делу обстоятельства, исследование которых было допущено при производстве следствия о Палем. Допущение судом их рассмотрения давало бы основание к усмотрению неправильности в действиях суда по охранению задачи исследования при признании, что суд имел право и законные способы для полного устранения такого рассмотрения. Право это, однако, как то разъяснено решением 1878 года, № 34, суд имеет во всей полноте лишь по отношению к письменным доказательствам и свидетельским показаниям, впервые предъявляемым или даваемым на судебном следствии. Но право это существенно ограничено касательно тех доказательств, которые добыты предварительным следствием, были в виду обвинительной камеры и подлежат на суде лишь проверке – по отношению к свидетелям, на основании 521, 538, 574, 718, 722 и 726 статей, а по отношению к вещественным доказательствам и к письменным актам предварительного следствия – на основании 687 и 697 статей Устава уголовного судопроизводства, в силу коих протоколы осмотров, освидетельствований, обысков и выемок по требованию сторон безусловно подлежат прочтению, а вещественные доказательства подлежат осмотру и оглашению. Точно так же прочно установлена в законе и в кассационной практике безусловная, под угрозою отмены решения, обязанность суда вызывать , по требованию сторон, допрошенных при предварительном следствии свидетелей. Несомненно, что в силу 611 статьи Устава уголовного судопроизводства и на основании решения Сената 1887 года, № 11, по делу Маслова, председатель имеет право устранить из показания свидетеля, допрашиваемого на суде, рассказ об обстоятельствах, не идущих к делу, но применение это может быть связано с такими практическими затруднениями, которые весьма смягчают значение допущенного в этом отношении бездействия. Свидетель был вызван к следователю иногда издалека, провел томительные часы в ожидании допроса; по расспросе его следователь признал, что то, о чем он может свидетельствовать, относится к делу; занес все это в протокол, им подписанный, заявил ему, что все сказанное и записанное он должен подтвердить присягою… но наступил день заседания по делу и этому же свидетелю, явившемуся по повестке чрез полицию, сделавшему, быть может, большой путь, оставившему свои занятия или уволенному от них начальством, снова проведшему тревожные часы и даже дни в ожидании допроса, принявшему затем торжественно присягу, выслушавшему увещания председателя и угрозы карою за лжесвидетельство, приходится сказать: «Идите, вы не нужны, известное нам, но не присяжным , показание ваше к делу не относится». Но свидетель может с изумлением, даже со справедливым негодованием спросить себя: «Зачем же меня тревожили?» и принять затем все происшедшее к сведению уже и на тот случай, когда он со своим показанием действительно будет относиться к делу. Да и на одном ли свидетеле может отразиться такое применение 611 статьи? Решите‑ли дела – присяжные заседатели, и у них может родиться всегда вредное для правосудного исхода дела подозрение, что от них что‑то скрывают, о чем‑то пред ними стараются умолчать, и притом о таком, что, однако, уже было исследовано самою же судебною властью. Это «что‑то», записанное там, в деле, лежащем на судебном столе, о чем не позволяют говорить свидетелю, несмотря на отобранную присягу показать правду, должно смущать совесть присяжных и вести их к произвольным догадкам, порождающим и произвольное решение. Наконец, как это нередко, к сожалению, случается, не относящиеся в сущности к делу показания внесены в обвинительный акт и уже выслушаны присяжными. Идя последовательно, надо признать и обвинительный акт в надлежащих частях не относящимся к делу, но на это ни председатель, на основании 611 статьи, ни весь суд права не имеют, ибо обвинительный акт утвержден судебною палатою, которая признала его соответствующим закону и одобрила список вызываемых по нему свидетелей. Поэтому центр тяжести нарушения, приводящего к извращению уголовной перспективы, лежит не в судебном, а в предварительном следствии и в деятельности лиц и учреждения, наблюдающих за правильностью и законностью его производства. Отсюда вытекает необходимость и по делу Палем обратиться к периоду, предшествовавшему преданию ее суду. Этим определится и то звено дела, на котором может сосредоточиться отмена приговора.
По закону, изображенному в 531 и 534 статьях Устава уголовного судопроизводства, судебная палата, в качестве обвинительной камеры, выслушав словесный доклад о поводе, по которому возникло дело, и о всех следственных действиях, причем обращается ее внимание на соблюдение установленных форм и обрядов судопроизводства и прочитываются в подлиннике существенные протоколы, постановляет определение о предании суду, лишь признав следствие достаточно полным и произведенным без нарушения существенных форм и обрядов, так как в противном случае она должна обратить следствие к дополнению или законному направлению. Таким образом, на палате лежат две обязанности: оценка следствия по существу и надзор за законностью его производства. Оценка полноты следствия, по свойству всякого преступления вообще, должна быть направлена на разрешение вопросов о том, есть ли основание считать событие преступления совершившимся? есть ли основание к обращению заподозренного или привлеченного к делу обвиняемого в подсудимого? и выяснены ли все данные его личности в отношении общественном (права состояния), судебном (судимость), физическом (возраст) и психическом (вменяемость)? Из последних данных – самые важные, самые чреватые последствиями для правосудия, без сомнения, те, которые касаются психического состояния обвиняемого, ибо только сознательная воля обращает противозаконное нарушение общественных и личных прав в преступление, а не в несчастие.
Обращаясь к рассмотрению того, исполнена ли судебною палатою ст. 534 Устава уголовного судопроизводства в надлежащем ее объеме, необходимо заметить, что хотя по общему, практически установившемуся, правилу Сенат в кассационном порядке не входит в существо и способы производства предварительного следствия, но из этого им же самим, в интересах поддержания судебного порядка, установлен ряд исключений. Сенат в ряде решений признал, что и нарушения при предварительном следствии подлежат его обсуждению, а именно в тех случаях, когда они, во‑первых, такого рода, что не могли быть исправлены на суде, во‑вторых , когда они могли иметь влияние на решение присяжных и, в‑третьих , когда они не могли быть своевременно обжалованы. К этому последнему виду нарушений необходимо с полным основанием и последовательностью отнести и те случаи, когда эти нарушения не могли вообще быть фактически обжалованы, потому что обжалованию не подлежали , или когда, несмотря на очевидность их, не было жалобщика , т. е. лица, которое заступалось бы за нарушенные свои права. Такие случаи касаются преимущественно свидетелей, право и спокойствие которых могут быть грубо нарушаемы напрасным призывом и требованием ненужных, а иногда и очень тягостных разоблачений. Свидетели, по смыслу 492 статьи Устава уголовного судопроизводства, могут жаловаться лишь на притеснения и взыскания, которым они подверглись при следствии. Речь идет, очевидно, не о привлечении их к допросу, да притом следственное производство не открыто свидетелю, как обвиняемому, он не может поэтому жаловаться уже в силу того, что не знает , почему его допрашивают. Сюда же относится и случай, когда потерпевшего нет, как, например, в настоящем деле, в живых или когда обвиняемый находится в таком состоянии, что в его померкшем сознании нет понимания значения ни производимых действий, ни своих интересов, и где обвинительная' власть действует односторонне. Во всех этих случаях прежде всего страдает начало правосудия, которому может прийтись, вследствие предвзятого взгляда следователя на дело, пережить оскорбительные минуты, если в его положение не войдет судебная палата или при ее бездействии Сенат. Решение 1869 года, за № 724, окончательно устанавливающее начало кассационного обжалования определений судебных палат о предании суду, доказывает, что Сенат не считает возможным умывать руки относительно деятельности судебной палаты, да это было бы и невозможно, ибо на основании решения 1867 года, № 204, суд не вправе входить в обсуждение правильности и полноты следствия, по которому состоялось определение палаты, а, между тем, судебное следствие по материалу своему есть повторение следствия предварительного. Там, где палата не исполнила своих обязанностей по 534 статье Устава уголовного судопроизводства и где суд обязан ей безусловно подчиняться, Сенат должен войти в оценку ее действий и, следовательно, в рассмотрение тех нарушений и пробелов следствия, по коему она не предписала доследования или не дала делу законного направления. Не сделать этого при указаниях кассационных жалоб, значило бы поставить во всех случаях бездействия палаты по 534 статье Устава уголовного судопроизводства уголовное дело в такое положение, что Сенат может исправлять его, в смысле устранения нарушений, ограниченно и только сверху вниз – до палаты, а следователь и прокуратура зато могут почти безнаказанно портить его снизу вверх, тоже до палаты. Не было ли бы это похоже на заявление авторитетного технического учреждения, что оно может ремонтировать и укрепить грозящее падением здание только от крыши до бельэтажа, а колеблющееся основание здания должно оставить без прикосновения?! Строго держась кассационной роли, Сенат, по возможности, чтобы не сказать слишком, воздержался от рассмотрения действий палат по 534 статье Устава уголовного судопроизводства; но практика его в этом отношении должна быть расширена. Этого требуют интересы правосудия, это вызывается и практическими требованиями судебного дела. В нашей следственной части проявляются болезненные припадки, грозящие обратиться в хронический недуг. Эти припадки надо лечить местными судебными средствами, а при бездействии местной судеб‑но‑врачебной инстанции нужно прибегнуть к средствам кассации и надзора. В следствии, производимом односторонне, без ясного и твердо очерченного, основанного на смысле и духе уголовного закона, плана, утрачиваются строгие деловые контуры его анатомического строения, преподанные Судебными уставами, оно извращается, одни его части атрофируются, другие вздуваются и опухают. Неполное, с одной стороны, и чрезмерно обремененное.–‑с другой, оно всегда грозит недоумениями и осложнениями на суде, а следователь, между тем, без руководящей идеи о производимом им деле, стоит беспомощно пред морем житейских фактов и подбирает без разбора все, что оно приносит с песком, илом и грязью к ногам…
Дата добавления: 2019-09-02; просмотров: 343; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!