Дезертирство в Русской армии с начала войны по 1 августа 1917 г.
Общее число … Среднее в месяц
С начала войны до Февральской революции … 195 130 … 6346
После Февральской революции
До 15/28 мая 1917 года … 85 921 … 34 270
С 15/28 мая по 1/14 июня … 16 342 … 32 684
С 1/14 июня по 15/28 июня … 11213 … 22 426
С 15/28 июня по 1/14 июля … 19 294 … 38 588
С 1/14 июля по 15/28 июля … 23 432 … 46864
С 15/28 июля по 1/14 августа … 13 805 … 27 610
_____________
Всего … 365 137
Первое, что бросается в глаза при рассмотрении приведенной таблицы, это громадное повышение дезертирства с началом революции. До революции в среднем в месяц дезертировали 6300 человек; после революции — 30 900, т.е. в пять раз больше. Но вместе с тем эта таблица вовсе не подтверждает того колоссального дезертирства, о котором говорят министры и о котором пишет Б. Энгельгардт.
Генерал В.И. Гурко, исполнявший осенью 1916 года должность начальника Штаба Верховного главнокомандующего вместо заболевшего генерала М.В. Алексеева, отмечает в своих воспоминаниях{133}:
«Я должен упомянуть здесь, что в общественных и правительственных кругах упорно циркулируют слухи о том, что число дезертиров, прячущихся в деревнях, достигает громадной цифры — от одного до двух миллионов. Сопоставление числа призванных людей с наличным составом Действующей армии показывает, что это число, во всяком случае, преувеличено. Конечно, число солдат, приезжающих из армии и живущих в стране или едущих по железным дорогам, бывает временами громадным; с 1915 года от 2 до 5 процентов штатного состава солдат отпускается в отпуск. Бывает время, когда в отпуску до 500 000. Если прибавить к этому выздоровевших раненых, которым разрешается поехать к себе в деревню до нового вступления в ряды, и прибавить также большое количество командированных в тыл за снабжением, то получится колоссальное число людей, живущих в тылу и разъезжающих по железным дорогам. Неудивительно поэтому, что родилась и распространяется легенда о миллионах дезертиров».
|
|
|
Попытаемся сделать указываемый генералом В.И. Гурко подсчет к 31 декабря 1916 года:
Общее число призванных на военную службу достигает к тому моменту — 14 700 000
Это число призванных распределяется:
Убитые — 1 200 000
Не возвратившиеся раненые и больные — 1 710 000
Пленные — 2 150 000
Зарегистрированные дезертиры — 180 000
Налицо в Действующей армии — 6 900 000
В запасных войсках во внутренних военных округах — 2 200 000
В управлениях, учреждениях и частях, подчиненных военному министру — 350 000
________
14 690 000
На основании только что сделанного расчета мы можем вместе с генералом Гурко утверждать, что слухи о 2 000 000 дезертиров из армии, распространившиеся в конце 1916 г. в общественных и даже в правительственных кругах, являлись плодом пессимистического настроения, предшествовавшего революции. Этого пессимистического настроения не избежал и член Государственной думы Б.А. Энгельгардт, выдержку из монографии которого мы цитировали выше. Вместе со многими другими он придал неверную интерпретацию данным, сообщенным Военным министерством и помещенным в записке 28 членов Особого совещания. В этой записке упоминается о том, что из нашего людского запаса нужно вычесть 2 миллиона людей. Но эти два миллиона не представляли собой дезертиров из армии, а лиц, «сошедших с учета», ибо эти два миллиона составлялись из: военнообязанных, оставшихся в занятых неприятелем областях, из эмигрантов и из уклонившихся от призыва. При этом нужно иметь в виду, что самая цифра в два миллиона являлась весьма гадательной, так как основывалась не на точном учете, а на весьма неточных предположениях.
|
|
|
Сделаем теперь подсчет, аналогичный сделанному нами к другим двум моментам войны: к 31 декабря 1915 г. и к 1 ноября 1917г. Сведем полученные итоги вместе с данными на 31 декабря 1916 г. в нижеследующую таблицу:
Баланс прихода и расхода призванных на военную службу людей (в тысячах)
| К 31 дек. 1915 г. | К 31 дек. 1916 г. | К 1 ноября 1917 г. | |||
| ПРИХОД:
| |||||
| Призвано с начала войны | 11600 | 14 700 | 15 500 | ||
| РАСХОД: | |||||
| Убитые | 700 | 1200 | 1300 | ||
| Законно не возвратившиеся раненые и больные | 1000 | 1710 | 2150 | ||
| Пленные | 1800 | 2150 | 2417 | ||
| Зарегистрированные дезертиры | 110 | 180 | 365 | ||
| Уволено от военной службы солдат, достигших предельного возраста (постановление Временного правительства от 1 (14) апреля 1917 г.) | — | — | 350 | ||
| ИТОГО: | 3616 | 5240 | 6582 | ||
| НАЛИЦО: | |||||
| В Действующей армии (по строевому учету) | 5650 | 6900 | 5900 | ||
| В запасных войсках во внутренних военных округах | 2000 | 2200 | 1100 | ||
| В управлениях, учреждениях и частях, подчиненных воен. министру | 300 | 350 | 400 | ||
| ИТОГО: | 7950 | 9450 | 7400 | ||
| ОСТАТОК: | 34 | 10 | 1518 | ||
Из только что приведенной таблицы мы видим, что «остатки» от сопоставления числа призванных на военную службу людей с расходом и наличностью их к 31 декабря 1915 г. и к 31 декабря
1916 г. настолько ничтожны, что можно этим расхождением в итогах пренебречь и признать, что установленное нами распределение верно с точностью до 50 000.
Не то мы видим к концу войны; к этому времени интересующий нас остаток достигает полутора миллионов. И эти полтора миллиона составляют численность незарегистрированных дезертиров. Если прибавить к этому числу еще 365 000 «зарегистрированных» дезертиров, мы получим, что к концу войны общий итог дезертиров доходит до 1 900 000. Но и эта колоссальная цифра все-таки не обнимает собою всего числа призванных на военную службу лиц, уклонившихся к концу войны от исполнения своего военного долга перед Родиной. По мере развития революции образовался путь к особому, прикрытому революционными лозунгами дезертирству. Это было избрание делегатами в различного вида солдатские комитеты и советы. Этот путь, начиная с июня 1917 г., превратился в широкую торную дорогу, по которой уходили с фронта десятки и тысячи солдат. Учесть, сколько дезертировало этим путем, не представляется никакой возможности. Для того чтобы дать хотя бы некоторое представление об этих количествах, мы приведем выдержку из воспоминаний генерала Нокса{134}, относящуюся только к одному из пяти русских фронтов, а именно — к Юго-западному фронту.
|
|
|
Вот численность членов различного рода выборных организаций (комитетов, советов и т.п.) Юго-западного фронта, т.е. количество бойцов, занятых болтовней:
| Солдат | Офицеров | Чиновников и врачей | |
| В армиях | 63 690 | 7055 | 1162 |
| в запасных частях | 1769 | 228 | 19 |
| в тыловых учреждениях | 9568 | 911 | 546 |
| Всего | 75 027 | 8194 | 1727 |
| Общий итог | 84 948 | ||
Многочисленный гарнизон Петрограда, состоявший из запасных частей гвардии, под предлогом «защиты революции» выговаривает себе право не идти сражаться.
Мы будем близки к истине, если скажем, что к 1 ноября 1917 г. число явных и «скрытых» дезертиров должно исчисляться цифрой более чем в 2 миллиона.
Таким образом, к концу войны на каждые три чина Действующей армии приходилось не менее одного дезертира.
И это повальное дезертирство происходит после начала революции. По существу дела, это была стихийно начавшаяся демобилизация. Массы русского народа устали от войны и продолжать ее не хотели. Большевики это поняли и воспользовались, как козырем, которым они и побили карту Керенского.
Глава седьмая.
ПОТРЕБНОСТИ РУССКОЙ АРМИИ В ВООРУЖЕНИИ И В РАЗНОГО РОДА БОЕВОМ ТЕХНИЧЕСКОМ СНАБЖЕНИИ
Кризис в боевом снабжении. — Винтовки. — Пулеметы. — Ружейные патроны. — Артиллерия. — Артиллерийские огнеприпасы. — Военно-техническое снабжение. — Автомобили. — Авиация. — Квалифицированные рабочие. — Отсутствие единства в организации работы тыла. — Особые совещания. — Мобилизация промышленности. — Бессилие правительства. — Революция. — Насколько повысился уровень военно-технического оснащения Русской армии к 1917 году?
КРИЗИС В БОЕВОМ СНАБЖЕНИИ
Кризис, который переживался Россией в течение войны в области боевого снабжения, хорошо всем известен. Причины этого кризиса двух родов.
Одни лежат в области объективных условий российской действительности, о которых мы говорили в первой книге.
Другие должны быть отнесены к неумению «предвидеть» и «организовать» наших руководящих кругов.
Дать исчерпывающую картину снабжения нашей армии всеми видами боевого снабжения не представляется возможным. Ни рамки предпринятого нами труда, ни сохранившиеся исторические материалы этого не позволяют. Но дать общее представление все-таки можно. Это-то мы и попытаемся сделать.
Уже через четыре месяца после начала войны Русская армия стояла перед катастрофой. «Размер потребностей, — пишет бывший генерал-квартирмейстер Ставки генерал Данилов{135}, — превзошел все самые широкие предположения, и потому удовлетворение их встречало все возраставшие затруднения. Тыл не поспевал за фронтом, и армия с каждым днем уменьшалась в своем составе, как равно уменьшалась степень ее обеспеченности. Мы стояли перед безусловной необходимостью коренного обновления нашей вооруженной силы».
«Наш мобилизационный отдел, — пишет несколько дальше тот же автор, — много поработал над тем, чтобы усовершенствовать систему приведения войск на военное положение… но вопросы о поддержании армии в дальнейшем на уровне боевых требований, а тем более о последовательном развитии ее мощи в период самой войны остались почти незатронутыми. Между тем именно в этой работе и лежало реальное воплощение идеи вооруженной нации и всенародной войны, идеи, которая должна была быть положена в основу военной подготовки всякого современного государства, желающего обеспечить себе военный успех»{136}.
ВИНТОВКИ
Первым по времени своего обнаружения кризисом был кризис в снабжении винтовками.
Согласно мобилизационному плану, предполагалось:
а) иметь к началу войны в войсках и запасах 4 500 000 винтовок в готовом виде;
б) развить в течение войны производительность казенных заводов до 700 000 винтовок в год.
В действительности же потребовалось:
а) на вооружение армии по окончании ее мобилизационного развертывания около 5 000 000 винтовок;
б) для последующих призывов — около 5 500 000 винтовок;
в) для пополнения убыли, считая по 200 000 в месяц, в течение 3 лет войны — около 7 200 000 винтовок.
Следовательно, согласно мобилизационному предположению, было бы достаточно иметь: 4 500 000 + (700 000 х 3) = 6 600 000.
Оказалось же нужным: 5 000 000 + 5 500 000 + 7 200 000 = 17 700 000 винтовок{137}.
Таким образом, действительные потребности армии превзошли мобилизационные расчеты более чем на 150%. 11 миллионов винтовок не хватало, и их откуда-то нужно было получить.
В нижеприводимой таблице указано, в какой мере и откуда это требование армии было выполнено.
Снабжение армии винтовками{138} (в тысячах)
| 1914 г. | 1915 г. | 1916 г. | 1917 г. | Итого | |
| Состояло к началу войны | 4562 | — | — | — | 4652 |
| Поступило с отечественных заводов | 278 | 860 1321 | 1120 | 1120 | 3579 |
| Куплено за границей | по годам не известно | 2434 | |||
| Взято у неприятеля | по годам не известно | около 700 | |||
| Итого | 11365 | ||||
Из этой таблицы мы видим, что 35% потребности в винтовках так и не было покрыто.
Недохват в винтовках тормозил укомплектование пехоты. «Вследствие отсутствия винтовок, — пишет генерал Данилов, — войсковые части, имея огромный некомплект, в то же время не могли впитывать в себя людей, прибывавших с тыла, где, таким образом, люди без пользы накапливались в запасных частях, затрудняя своим присутствием обучение дальнейших очередей. К концу ноября (1914 г.), например, в запасных войсках имелся обученный в большей своей части контингент в 800 000 человек, в то время как Действующая армия страдала от ужасающего некомплекта. Бывали такие случаи, что прибывавшие на укомплектование люди должны были оставаться в войсковых частях при обозах вследствие невозможности поставить их в ряды по отсутствию винтовок»{139}.
В 1915 г. это явление приобретает характер катастрофы. Насколько велика была эта катастрофа, можно судить из прилагаемой к этой главе копии донесения британского военного агента своему правительству. Это свидетельство одного из представителей наших союзников очень показательно. Составитель упоминаемого донесения приходит к выводу, что во всей Русской армии, растянувшейся от Ревеля до Черновиц, в начале октября 1915 г. имелось только 650 000 действующих ружей[76].
Трудно на словах передать всю драматичность того положения, в котором оказалась Русская армия в кампанию 1915 г. Только часть бойцов, находящихся на фронте, была вооружена, а остальные ждали смерти своего товарища, чтобы, в свою очередь, взять в руки винтовку. Высшие штабы изощрялись в изобретениях, подчас очень неудачных, только бы как-нибудь выкрутиться из катастрофы. Так, например, в бытность мою генерал-квартирмейстером 9-й армии я помню полученную в августе 1915 г. телеграмму штаба Юго-западного фронта о вооружении части пехотных рот топорами, насаженными на длинные рукоятки; предполагалось, что эти роты могут быть употребляемы как прикрытие для артиллерии. Фантастичность этого распоряжения, данного из глубокого тыла, была настолько очевидна, что мой командующий, генерал Лечицкий, глубокий знаток солдата, запретил давать дальнейший ход этому распоряжению, считая, что оно лишь подорвет авторитет начальства. Я привожу эту почти анекдотическую попытку ввести «алебардистов» только для того, чтобы охарактеризовать ту атмосферу почти отчаяния, в которой находилась Русская армия в кампанию 1915 года.
Трагические последствия недостатка в винтовках увеличивались еще тем, что Военное министерство Сухомлинова долго не хотело внять голосам, исходившим с фронта. Приученное в мирное время к чисто бюрократическим приемам, оно, конечно, не могло найти в себе мужества прямо смотреть в глаза надвигавшейся катастрофе. Характерным примером этого отсутствия «живого» отношения к делу может служить следующий пример.
Мобилизационным планом не была предусмотрена организация достаточно мощных мастерских для капитального ремонта винтовок. Когда этот вопрос обрисовался во всю свою величину, то Военное министерство не нашло ничего лучше, как взвалить капитальный ремонт оружия, который не мог быть выполнен средствами самих войск и местных (окружных) мастерских, на ружейные заводы. Эти заводы (Тульский, Ижевский и Сестрорецкий) как раз в это время переживали крайне трудное положение: они должны были развертывать свое производство новых винтовок в размерах обрисовавшейся потребности армии. «Заводы, конечно, протестовали против такой работы, так как, занимаясь приготовлением лишь новых винтовок и направив на усиление выпуска их все без остатка свои средства, как механические, так и личного состава, они только в явный ущерб для своего основного дела, особенно в фазе столь трудного его развертывания, могли бы, что называется, “выжать” у себя часть помещений, станков и мастеровых для подкинутого им детища. Но их заставили это сделать вместо того, чтобы сразу же в широком масштабе поставить капитальный ремонт ручного оружия в ружейных мастерских окружных артиллерийских складов, а кроме того, устроить несколько специальных мастерских в районах военных действий. Все это и было сделано впоследствии, но, к сожалению, с немалым запозданием, отчего заводы не избегли получения этих нарядов, сильно затормозивших их главную работу»{140}.
Нежелание Военного министерства своевременно увидеть надвигающуюся катастрофу вредно отразилось и на своевременности покупки винтовок за границей. Уже в сентябре 1914 г. Главное артиллерийское управление, убедившись в невозможности удовлетворить потребности армии в винтовках при помощи своих ружейных заводов, приступило к розыску в союзных и нейтральных государствах каких-либо винтовок, хотя бы и не новейших систем и даже не под свой патрон (но в последнем случае, конечно, обеспеченных патронами). Но начавшиеся уже переговоры по приобретению за границей готовых ружей были приостановлены по приказанию военного министра генерала Сухомлинова под предлогом, что будто бы невозможно допустить на одном театре военных действий нескольких калибров винтовок{141}. Только после телеграммы 15/28 декабря начальника Штаба Верховного главнокомандующего, в коей передавалось повеление покупать винтовки за границей, не стесняясь калибром, было наконец приступлено к покупкам. Но три месяца было потеряно, причем с января 1915 г. заграничные рынки были уже заняты нашими союзниками и нашими врагами.
Не лишено интереса отметить здесь то, что высшие штабы, и в особенности наше Военное министерство, в очень мрачных красках рисуют небрежное отношение русского солдата к находящейся в его руках материальной части.
«В мирное время, — пишет генерал Данилов{142}, — мы настойчиво учили солдата беречь винтовку. Мы говорили ему, что в бою, почувствовав себя раненым, он, прежде чем отправиться на перевязочный пункт, обязан сдать свою винтовку и патроны на сбережение ближайшему начальнику или просто соседу. Войсковые части различными положениями обязывались вести строгий учет вооружению, а сбор оружия и предметов боевого снабжения на полях сражения входил в непременные обязанности хозяйственных органов различных инстанций. К сожалению, все эти мудрые правила с выходом армии на войну были основательно забыты, и можно было бы привести ряд вопиющих примеров легкомысленного отношения к вопросу о сбережении предметов вооружения и снаряжения. Утеря, порча и оставление оружия не преследовались или преследовались недостаточно. Припоминается, например, рассказ одного начальника дивизии, которому удалось легко собрать несколько сот брошенных винтовок при обыске селений по пути следования частей дивизии. Установлению столь пагубного отношения к предметам огромнейшей военной ценности, между прочим, содействовало правило, согласно которому, роты пополнения должны были прибывать из запасных частей в войска в полном вооружении и походном снаряжении. Таким образом, части оказались непосредственно не заинтересованными в сборе и сохранении винтовок и предметов снаряжения. Вскоре, однако, Военное министерство, в ведении которого оставались главнейшие заготовки для нужд армии, было вынуждено отказаться от этого правила за полным истощением имевшегося запаса винтовок и ввиду затруднений, возникших в вопросе о его пополнении…»
Чем дальше в тылу сидит критик, тем строже бичует он строевой состав армии за его небрежность и тем мрачнее рисует он картину. Нам предстоит еще возвратиться к этому вопросу в дальнейшем, здесь же мы считаем нужным остановиться на рассмотрении его существа. Несомненно, что русский солдат вследствие его меньшей культурности относился менее бережно к находящейся на его руках материальной части, нежели солдат французский, британский, американский или немецкий. Малой сознательности его в политической жизни соответствовало непонимание громадного государственного значения проявления каждым бойцом величайшей заботы к своему вооружению, так как в современных массовых армиях каждый случай отсутствия бережливости множится на миллионы. В этом отношении малое распространение образования среди толщи населения России тяжело отражалось на боевой силе нашей армии, но эта отрицательная особенность нашей армии должна была быть учтена руководящими верхами. Между тем именно этого и не было сделано. Из второй половины приведенной выше выдержки из книги генерала Данилова мы видим, что сам автор уже переносит часть своего обвинения со строевого состава на Военное министерство, не сумевшее «предусмотреть», а потому установившее несоответствующий порядок (посылка маршевых рот с полным числом ружей).
Пишущему эти строки пришлось близко видеть работу строевого состава Русской армии в течение всей войны. Мы считаем себя вправе утверждать, что нападки на недостаточное внимание строевого начальства к вопросам о сохранении вооружения, как правило, несправедливы. Полки делали все, что было в их возможности, но беда в том, что высшие штабы не учитывали всей ограниченности этих возможностей и не помогали делом, а только писали и требовали. В течение 1915 и 1916 гг. автор этой книги, будучи генерал-квартирмейстером IX армии, а затем начальником Штаба VII армии, организовал ряд армейских летучих команд по сбору оружия, ряд передвижных и ряд местных оружейных мастерских для того, чтобы оказать реальную помощь войсковым частям. Деятельность этих организаций, нашими положениями не предусмотренная, разгрузила работу войсковых частей и сразу же изменила бывшую до того картину беспорядка; VII и IX армии ставились в пример прочим и, думаю, в отношении заботливости о сохранности оружия и прочей материальной части не уступали армиям наших союзников и врагов. Вопрос заключался, таким образом, прежде всего в умении сверху «организовать порядок», а не только писать выговоры и приказания, подчас неисполнимые.
Не было и послабления со стороны строевого начальства, о котором упоминает генерал Данилов. Во многих корпусах был отдан приказ отказывать в перевязке легкораненым в тех случаях, когда они являлись на перевязочные пункты, бросив свое оружие. Кажется, что дальше некуда было идти. Несомненно, что степень внимательного отношения к своему оружию с началом войны сильно упала. Но ведь с мобилизацией кадровый солдатский состав быстро потонул в миллионах запасных, по большей части утративших солдатский облик и представлявших собой забывших военное воспитание мужиков. Когда же по мере убыли в пехоте начали прибывать наскоро обученные укомплектования, положение дела изменилось еще к худшему. При не продуманном Военным министерством устройстве запасных частей в нашу пехоту вливался солдатский состав без всякого военного воспитания, не только не приученный к порядку, но часто считавший беспорядок нормальным положением вещей. Кто, как не наше Военное министерство, должно было учесть в мирное время слабую сторону наших народных масс, требовавших более долгого военного обучения, нежели более культурный западноевропейский солдат? Кто, как не Военное министерство, должно было обеспечить нашу армию более многочисленным унтер-офицерским составом, дабы око ближайшего начальника солдата все время за ним следило? Мы имели случай указывать, с каким невниманием относилось в мирное время к этому вопросу наше Военное министерство. С объявлением же войны это отношение приобретает уже характер государственного преступления.
«Нашими мобилизационными расписаниями, — пишет генерал Данилов, — срочно служившие унтер-офицеры запаса не были взяты на особый учет, и потому вместо того, чтобы при мобилизации быть выделенными в особые запасные части для прохождения повторных унтер-офицерских курсов, они поступали на укомплектование войсковых частей наравне с рядовыми. В результате в начале войны в ротах оказался переизбыток людей унтер-офицерского звания, которые, оставаясь на должностях рядовых, несли двойные потери и, таким образом, были использованы нерасчетливо. Что касается подготовки нового унтер-офицерского состава в запасных частях, то попытка эта дала совершенно неудовлетворительные результаты. Люди прибывали в части без должного опыта, знания, воспитания и авторитета, почему оказывались для назначения на вакантные унтер-офицерские должности непригодными»{143}.
Автору лично известен случай, когда при мобилизации в строю роты в числе рядовых стояли семнадцать унтер-офицеров. Каждый, хоть немного знающий быт Русской армии, понимает, что всякий прибывший из запаса унтер-офицер должен был бы расцениваться на вес золота. Все эти люди, столь нужные именно для нашей армии с ее малокультурным солдатским составом, были выбиты в первых же боях. Вот где лежит истинное объяснение вышеприведенных слов генерала Данилова, в которых он, обвиняя наши войска в небрежном отношении к оружию, говорит: «К сожалению, все эти мудрые правила с выходом армии на войну были основательно забыты…»
ПУЛЕМЕТЫ
Согласно мобилизационному заданию, в Действующей армии и в ее тыловых запасах должно было состоять 4990 пулеметов. В действительности же в июле 1914 г. не хватало для удовлетворения плановой потребности 883 пулеметов. Ввиду этого Главное артиллерийское управление предписало начальнику Тульского оружейного завода, в составе которого имелся единственный на всю Россию пулеметный отдел, усилить до крайней степени всю производительность с тем, чтобы к 1 января 1915 г. недостающее число пулеметов было бы закончено и сдано. Это и было выполнено.
В первых же боевых столкновениях даже каждый рядовой боец мог убедиться в до крайности возросшем значении пулеметного огня, поэтому достойно удивления блаженное спокойствие, в котором пребывали генерал Сухомлинов и его ближайшие сотрудники в вопросе о снабжении армии пулеметами. В действительности же было, о чем беспокоиться. Предусмотренных по плану 4990 пулеметов, из которых 454 составляли 10-процентный запас, для 3 000 000 Действующей армии было немного. На самом же деле ко дню объявления войны имелось налицо в войсках и в запасе 4152 пулемета. Ежегодное же производство пулеметов было предусмотрено нашим мобилизационным планом лишь в размере возобновления 10-процентного запаса, т.е. 454 пулемета в год.
Между тем пулеметное производство являлось одним из самых сложных и вместе с этим долго устанавливаемых производств. Оно являлось гораздо более сложным, нежели ружейное; так, требуемая в нем предельная точность достигала 0,0005 дюйма, в то время как в ружейном эта точность равнялась 0,001; некоторые же части пулеметного замка не терпели никакого допуска и должны были пригоняться «впритирку», т.е. должны были изготовляться с точностью лекал. Отсюда понятно, какое огромное значение имело заблаговременное предвидение потребности в пулеметах, так как постановка пулеметного производства требовала не месяцев, а полтора-два года. Но Военное министерство Сухомлинова упорно молчало в течение всего первого года войны и не давало своему довольствующему органу, Главному артиллерийскому управлению, никаких указаний ни относительно ожидаемой общей (единовременной) потребности в пулеметах, ни по вопросу об увеличении норм ежемесячного снабжения.
Только со вступлением в должность военного министра генерала Поливанова Военное министерство очнулось от своего летаргического сна и в сентябре 1915 г. заявило требование к Главному артиллерийскому управлению на 12 039 пулеметов. Через три недели это требование было увеличено и доведено до 31 170 пулеметов. Для выполнения этого требования давался 15-месячный срок, что приводило к заданию ежемесячно доставлять в армию 2078 пулеметов.
К счастью, Главное артиллерийское управление по собственной инициативе с начала войны приняло ряд энергичных мер для расширения своего пулеметного производства и довело его в 1915 г. до средней — 350 пулеметов в месяц, подготовляя увеличение этой месячной нормы в 1916 г. до 1000 пулеметов.
Но этого увеличения производства оказывалось уже недостаточно. Пришлось обратиться к заграничным заказам. К этому же времени вся производительность, не только нормальная, но и повышенная, всех заграничных пулеметных заводов была уже занята нашими союзниками и нашими врагами. Приходилось принимать исключительные меры, дабы как-нибудь проталкивать наши заказы.
А тем временем требования на пулеметы все росли и росли.
В нижеследующей таблице указано то число пулеметов, которое в действительности Русская армия получила.
Дата добавления: 2019-07-17; просмотров: 323; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!