Глава IX. Общие знакономерности развития отношения к природе 29 страница

⇐ ПредыдущаяСтр 30 из 44Следующая ⇒

Человек, наблюдая за миром природы, делая какие-то выводы, подмечая определенные закономерности, вдруг начинает понимать «язык» природы: он становится способным видеть взаимосвязи, ускользающие от «нетренированного взгляда», ему открываются тончайшие механизмы экологической приспособляемости животных и растений, он даже может прогнозировать развитие той или иной живой системы и испытывать истинную радость познания, когда его прогноз подтверждается и т.д.

В этом смысле, как подчеркивал в начале века А.П.Семенов-Тян-Шанский, «свободная природа во всех своих нетронутых человеком участках есть великий синтетический музей, необходимый для нашего дальнейшего просвещения и умственного развития... и мы жадно читаем в этом громадном музее великую книгу бытия всего живого, вынося из этого чтения и дальнейшее свое умственное и моральное развитие, и опыт, и знания, широко прилагаемые к строительству нашей собственной жизни» (1997, с. 55—57).

К мотивации «наблюдения природы» относится и возможность эстетического наслаждения миром природы. Как подчеркивает Д.Лукач: «Досуг является предпосылкой переживания природы» (с. 303). Развитие способности к эмоционально насыщенному наблюдению, по мнению О.Леопольда, единственная истинно творческая сторона отдыха на природе. Человек, вступающий в мир природы, превращает ее «чистейшую суть» в свою собственную. По-настоящему развивать природные ресурсы для активного отдыха — значит развивать у людей восприятие природы (с. 243).

В работе В.И.Талиева, опубликованной в 1914 году, говорится: «Природа имеет высокое воспитательное значение. То наслаждение природой, которое испытывает почти каждый, соприкасаясь с ней, есть результат очень сложной совокупности ощущений. Современного развитого человека девственный лес, нераспаханная целина, прогулка в горы манят не только чистым воздухом, простором и свободой от условностей обыденной жизни. Они являются, вместе с тем, источником сознательных и бессознательных переживаний высшего порядка. Они говорят нам! Старый вековой дуб, полоска целины с серебрящимся ковылем, одиноко стоящий курган на степи, серый валун, лежащий в поле, говорят нам о потоке жизни, окружающем нас, о прошлых веках и тысячелетиях, из глубины которых сложился настоящий мир. Для нашего мировоззрения природа не есть только нечто, лежащее вне нас, она образует с нами одно целое; мы сами являемся лишь маленькой частицей одного великого организма природы. Научиться проникаться этим единством, чувствовать вокруг себя биение общего пульса жизни — это значит создать благотворный фундамент для душевного развития, вложить в формирующуюся душу могущественный противовес узко-практическому, безыдейному служению собственному “я”, развивать художественно-эстетическую восприимчивость» (1997, с. 13).

А.М.Рыбникова подчеркивает, что «достигнуть понимания природы в натуре и в книге — это значит стать вдвое богаче. Всякий источник счастья и наслаждения может исчезнуть, не уходит от нас лишь природа. Тот, кто любовно отмечает новый тон зелени в весеннюю или осеннюю пору, кому каждое время года дарит свое новое очарование, кто умеет любоваться цветами, кто останавливает глаз на линиях ветвей, для кого мир полон звуков, красок, для кого он прекрасен и многозвучен, — тот только может быть назван воистину живущим, воистину зрячим» (1997, с. 194—195).

Писатель Владимир Солоухин подчеркивает, что эстетическое освоение мира природы, любование природой — это специфический вид человеческой деятельности, особая психологическая технология, требующая, в частности, длительного сосредоточения внимания на соответствующем объекте.

«Так вот — любование. В этом весь секрет постижения красоты. Согласитесь, что если человека привезти на берег моря, показать ему катящиеся валы прибоя, а через минуту увезти от моря подальше — это одно. Если же человек просидит на берегу несколько часов или проживет несколько дней, то это, согласитесь, совсем другое. Все сходятся на том, что на море можно смотреть часами, равно, как на огонь или на водопад. Весь комплекс моря с его синевой, запахом, шелестением или грохотом волн, игрой красок, шуршанием гальки, с необъятным простором, с корабликами, проплывающими вдали, с чайками и облаками — все это наполнит вас, очистит, облагородит, останется навсегда, чего не произойдет, разумеется, если взглянуть и тотчас уйти или увидеть из окна поезда.

Каждый раз, когда я видел что-нибудь очень красивое в природе: цветущее дерево, цветочную поляну, светлый быстрый ручей, уголок леса с ландышами в еловом сумраке, закатное небо с красивыми облаками, россыпь брусники вокруг старого пня, ночную фиалку среди берез, каждый раз, когда я видел что-нибудь красивое в природе, у меня появлялось чувство, похожее на досаду. “Господи, — говорил я, — такое мне дано, но ведь с этим же что-то делать надо!” А в это время идешь куда-нибудь по делу, хотя бы по грибы или на рыбную ловлю и проходишь мимо красоты с чувством неудовлетворенности и досады: что-то надо было с этим делать, раз оно тебе дано, а ты прошел мимо, не зная, что делать.

Потом я понял, что нужно: остановиться и смотреть. Любоваться. Созерцать. Остановиться не на двадцать минут (которые тоже можно считать продолжительным временем), потому что если остановишься на двадцать минут — не избавишься от зуда движения, так тебя и будет подмывать двинуться дальше, нет, остановиться перед красотой надо, не думая о времени, отключившись от времени, остановиться не меньше, чем на два часа. Только тогда красота как бы пригласит тебя в собеседники, только тогда возможен с ней глубокий духовный контакт, а значит, и радость удовлетворения» (1978, с. 102).

И, наконец, пятая мотивация — ощущение деятельного соприкосновения с природой.

Так, например, для многих земледельцев ощущение деятельностного соприкосновения с землей в процессе выращивания урожая может быть не менее ценным, чем сам урожай. И в деле охраны природы те, кто занимаются благоустройством среды — сажают деревья, выпускают мальков в водоемы, подкармливают животных, устраивают искусственные гнездовья и т.д., испытывают это особое чувство.

В качестве примера натуралистической деятельности в условиях естественной природной среды рассмотрим один из наиболее массовых видов отдыха, основанных на взаимодействии человека с природой, — «рекреационное рыболовство». «В настоящее время на одного человека, пришедшего на водоем собственно из-за возможности поймать рыбу, приходится несколько человек, для которых главное в рыбалке — отдых и развлечение. И именно из-за этих качеств любительское рыболовство становится все более популярным» (Камшилин, 1987, с. 56).

Отмечается, что в развитых странах рекреационное рыболовство приобрело в последние десятилетия общенациональный характер. Например, в Швеции насчитывается более 7 млн. рыболовов-любителей в возрасте от 15 до 67 лет. Отмечается, что около 52% шведских семей имеет, по крайней мере, одного рыболова. В США любительское рыболовство по массовости уступает только плаванию, ряды его поклонников составляют до 90 млн. человек.

Исследования, проводившиеся в странах Европы, Австралии и Северной Америки, показывают, что рыбалка — самый эффективный способ восстановления «физических сил и нервно-психической энергии». В Гетеборге изучалось терапевтическое воздействие рыбалки на конкретные заболевания (в том числе и на алкоголизм); исследователями были получены положительные результаты. Анализ мотивов выезда на рыбалку показал, что среди них доминирует терапевтический эффект и формирование положительных интересов у детей. Голландские социологи также отмечают рост популярности семейных поездок на рыбалку, причем, по их данным, подавляющее большинство жен считают рыбалку наиболее подходящим отдыхом для своих мужей.

Исследования мотивов, обусловливающих выезд на рыбалку, проводившиеся в США, показали, что любительское рыболовство носит «созерцательный», непрагматический характер: наблюдение за природой, отдых на воздухе, бегство от городской суеты. Такие факторы, как удобные, уединенные, красивые места, качество воды, оказываются для рыболовов более значимыми, чем сам улов. Пожилые рыболовы больше всего ценят возможность общения на водоеме, а молодые — возможность посоревноваться в борьбе за лучший трофей.

При этом качественный аспект имеет большую ценность, чем количественный. По данным опросов, большинство рыболовов предпочли бы поймать одну крупную рыбу, чем десять мелких. Характерно, что миллионы рыболовов-любителей Западной Европы и Северной Америки участвуют в движении, призывающем выпускать только что пойманную рыбу, и выпускают до 90% своего улова.

По данным специалистов, увлечение рекреационным рыболовством повышает даже общеобразовательный и культурный уровень, а также служит физическому развитию, снижению заболеваемости, увеличению продолжительности жизни и трудоспособного возраста, общего качества жизни (Камшилин, 1987).

Учитывая воспитательный эффект любительского рыболовства, в ряде школ г.Эрфурт (Германия) введен учебный предмет «любительское рыболовство». Такого рода школы возникают и в России: при школе-гимназии №67 г.Москвы организована рыболовная секция, а в г.Саратове по решению областного общества охотников и рыболовов создана детско-юношеская школа рыболовного спорта. Школьники изучают биологию и экологию рыб, учатся искусству их ловли.

Однако, рекреационное рыболовство, прекрасно удовлетворяя ряд человеческих потребностей, обостряет и соответствующую эколого-этическую проблему.

«Почему животные должны погибать ради забавы лишенных сердца бездельников?» — задает справедливый вопрос Д.Андреев (1997), демонстрируя «гнусность» охоты и рыбной ловли. «Да, и рыбной ловли. Той самой рыбной ловли, которой мы так любим предаваться на поэтическом фоне летних зорь и закатов, умиляясь и отдыхая душой среди окружающей идилии, а пальцами ухватывая извивающегося червяка, прокалывая его тельце крючком и в ребяческом недомыслии не понимая, что он испытывает теперь то же, что испытывали бы мы, если бы чудовище величиной с гору ухватило нас за ногу, проткнуло наш живот железным бревном и бросило в море, навстречу подплывающей акуле.

“Хорошо, — скажут, — но ведь ловить рыбу можно и не на червяка, — на хлеб, на блесну и т.п.”. — Да, можно. И для пойманной рыбы, безусловно, великим утешением послужит мысль, что она гибнет, одураченная не червяком, а блестящей жестянкой...

Белые ризы поэтического созерцания, которыми мы облекаемся в буколические часы сидения с удочкой — не забрызгиваются ли они до омерзения кровью, слизью, внутренностями живых существ, тех самых, которые резвились в прозрачной воде и могли бы жить и дальше, если бы не наша, с позволения сказать, любовь к природе» (с. 149).

С этической точки зрения, нельзя оправдать даже рыбную ловлю на блесну с последующим отпусканием «трофея». В процессе «борьбы» с попавшейся на крючки рыбой рыболов испытывает наслаждение и самоутверждается, в то время как рыба испытывает болевой шок и стресс (что экспериментально установлено наукой), а также ужас приближения смерти (что позволим себе предположить на основе идентификации). Тем не менее, статистически установлено, что ряд параметров субъективного отношения к природе (в том числе его интенсивность) выше у школьников-рыболовов, чем у их сверстников, не увлекающихся рыбалкой (Семенов, 1994). Автору известно также несколько примеров, когда выдающиеся деятели охраны природы в молодости были страстными рыболовами, но с возрастом их мотивация взаимодействия с природой кардинально изменялась, и они больше не брали в руки удочки.

По мнению О.Леопольда, известная научная формула: онтогенез повторяет филогенез — применима и к развитию мотивации отдыха на природе. Охотник за трофеями (тот же рыболов-любитель) — это пещерный человек; охота за трофеями — это прерогатива юности (как родовой, так и личной). Но, к сожалению, современный охотник за трофеями часто так и не «взрослеет», не испытывает потребности в уединенности среди природы, наблюдении за ее жизнью и деятельном соприкосновении с ней. «Низшие» формы активного отдыха на природе, уничтожая природные объекты (потенциальные трофеи), уничтожают и саму возможность такого отдыха в дальнейшем.

Действительно, большинство ставших всемирно известными натуралистов, по их воспоминаниям, в юности увлекались коллекционированием природных объектов. Известно, что Ч.Дарвин начинал с коллекционирования жуков, затем увлекся наблюдением птиц, а в зрелом возрасте посвятил себя анализу наиболее общих процессов и взаимосвязей в мире природы. Подобный «онтогенез» прошел и Дж.Даррелл, зоолог, чье имя стало символом экологической активности, борьбы за охрану природы, а также большинство других выдающихся деятелей экологического движения.

В этом отношении показателен рассказ «Черноголовка» известного писателя-натуралиста В.Бианки. В нем старый художник вспоминает, как гимназистом собирал для своей коллекции птичьи яйца.

«Жадные детские глаза пленились маленькими живописными чудами — яичками певчих птиц. Хрупкие живые самоцветы, совершенные по форме, теплейших цветов и оттенков.

Старался сохранить для себя эту красоту: “остановись, мгновенье, — ты прекрасно!” Глупая затея: чтобы сохранить яйца, приходилось их выдувать, а от этого они теряли свою неуловимую живую прелесть. Оставались скорлупки — холодные, мертвые.

Зимой часто открывал заветные коробки — полюбоваться своим тонким богатством. И всегда щемило сердце: не то! Нет, не то!

Неужели, чтобы сохранить прекрасное, надо убить в нем душу-жизнь?

Собирал, сушил цветы. Мертвый гербарий раздражал еще хуже.

Живопись разрешала мучительный вопрос: не убивая, переносила живую душу в краски, создавала образы красоты» (1992, с. 103).

Далее, в зрелые годы, художник пытается философски осмыслить «суть природы», а в старости пишет свою главную картину: «Природа без человека». Действие рассказа происходит уже в это время. Оно разворачивается вокруг того, что старик-художник пытается выкормить птенцов черноголовки, которую съел его собственный кот.

«Экологический онтогенез» художника — это путь от коллекционирования трофеев до «природоохранной активности», к которой он органично приходит лишь в пожилом возрасте.

Таким образом, онтогенетическое развитие мотивации рекреационных контактов человека с природой — это движение от конкретно-предметного к абстрактному, от материального к духовному; это путь от натуралистического коллекционирования к осмыслению взаимосвязей в природе и наслаждению открывающейся при этом гармонией. Природоохранная деятельность становится личностно значимой и необходимой для человека лишь на вершине такой «мотивационной пирамиды», когда в ней проявляется позиция личности, т.е. внешняя реализация уже сформированного отношения к природе. Такая деятельность может принимать вновь предметно-материальный характер, но меняется направление вектора «мотив — цель». Если натуралистическое коллекционирование можно охарактеризовать словом «взять», то природоохранную деятельность — словом «дать».

Характерно, что как в философской, так и в педагогической литературе речь обычно идет о природе «вообще» («восприятие природы», «отношение к природе», «общение с природой»), без отдельного рассмотрения психологических контактов человека с природой как окружающей средой и контактов с миром природы (см. ч. I, 1.2.). Это может также свидетельствовать о господствующем в экологическом сознании объектном характере восприятия природы, об объектной сущности образа природы в картине мира, так как, по замечанию М.С.Кагана, «различие между объектами принципиального значения не имеет, а различие между субъектами заключено в фундаменте человеческой деятельности» (1988, с. 131).

При этом психологическое взаимодействие, «общение» человека с миром природы (в первую очередь, с животными) можно считать онтогенетически более ранним и в то же время решающим звеном в процессе формирования субъектно-этического типа отношения не только к этим живым существам, но и к природе «вообще».

12.3. Мотивы содержания животных и растений в жилище человека

Наряду с использованием животных и растений в своей хозяйственной деятельности, люди во все времена стремились содержать их в своем жилище с непрагматическими целями. Очевидно, что в этом случае природные объекты призваны способствовать решению уже не материальных, а психологических проблем человека.

Наблюдения за индейцами племени акурио из Суринама позволяют проследить истоки отношения человека к ручным животным. Развитие индейцев акурио соответствует каменному веку, когда люди еще недалеко ушли от животного образа жизни. Они, например, не умеют разводить огонь, весь день проводят в поисках пищи и тотчас съедают добытое, в том числе и детенышей убитых ими животных. А вот индейцы племени трио вайяна, которых помимо охоты кормит еще и земледелие, как правило, берут на себя попечение о детенышах убитых животных. В селении, где люди не голодают, можно встретить всевозможных зверьков, за которыми ухаживают дети и женщины. Но если срывается охота и рыбная ловля, то эти любимцы закалываются и съедаются (Линблад, 1983).

Обычай держать в доме животных очень древний. В деревнях это спасало молодняк от морозов. Животных держали в доме, чтобы, как тогда считалось, они быстрее научились понимать, что от них нужно людям, т.е. одомашнились, а также для того, чтобы было легче отбирать более доверчивых к людям особей. Л.А.Китаев-Смык (1989) приводит данные этнографического изучения жителей высокогорного Кавказа — сванов. В каменном сванском доме вдоль стен стоит длинный «шкаф» с рядом окошек, разукрашенных резным орнаментом. Через эти окошки в дом смотрят многочисленные коровы, быки, лошади, живущие всю зиму в этом своеобразном стойле-шкафу. У сванов существует обычай в определенный день года совершать ритуальные действия, разыгрывая в комнате, на виду у животных, сцены из их жизни, как бы показывая животным, что они должны делать, чтобы угодить своим хозяевам. Это пример пришедшего из древности сосуществования людей и животных в одном жилище.

Известно, что в Древнем Китае примерно 3,5 тыс. лет на-зад (правление династии Инь-Шанг) разводились золотые рыбки. С ними велась селекционная работа, существовали письменные руководства по разведению, такие рыбки в изящных фарфоровых вазах преподносились как драгоценный подарок. В легендарных вавилонских висячих садах ассирийской царицы Семирамиды (конец IX в. до н.э.) устраивались специальные прудики с рыбками и другими водными животными и растениями (Кочетов, 1991). В индейских государствах Центральной и Южной Америки ХV в. во внутренних дворах горожан размещались декоративные садики. На каналах и озерах делались плавучие цветники на специальных плотах. Король ацтеков Монтесума II содержал большой вольер с диковинными птицами, привезенными со всего континента (Турдиев, Седых, Эрихман, 1974).

Характерно, что в Европе создание ботанических садов, а также содержание декоративных растений и животных в жилище, начинается с ХVI в. — эпохи географических открытий, когда европейцы начинают активно контактировать с культурами Востока и Америки. К ХVIII в. спрос на экзотические растения и животных достигает в Европе таких масштабов, что стимулирует организацию множества специальных, прекрасно оснащенных экспедиций в джунгли Cтарого и Нового света (Герасимов, Журавлев, 1988).

В настоящее время популярность содержания животных и растений в своих квартирах ради психологических контактов с ними с каждым годом возрастает. А.М.Кочетов (1991) называет число аквариумистов на территории бывшего СССР — 20 млн. Тех же, у кого в доме живет собака или кошка, намного больше, а комнатные растения можно встретить практически на каждом подоконнике, причем не только в квартирах, но и в офисах, на производстве, в общественных местах.

Дата добавления: 2019-07-17; просмотров: 114; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

⇐ Предыдущая 25 26 27 28 293031 32 33 34 Следующая ⇒

Мы поможем в написании ваших работ!